Человек — существо потрясающе наивное. Его легко удивить карточными фокусами, но при этом он почти не интересуется величайшей тайной на свете: что собой представляет его собственное «Я»?
Знающие люди уверяют, что в Москве имеется несколько таинственных зданий, внутри которых случаются поразительные истории и проводятся удивительные исследования, заслуживающие мистического телесериала вроде знаменитых «Секретных материалов». Так, неподалеку от станции метро «Гуляй-поле» расположено целое поместье, представляющее собой комплекс из трех зданий, окруженных высокой и неприступной металлической оградой, украшенной любимыми символами недавней эпохи — пятиконечными звездами в центре скрещенных знамен. Фасад центрального здания, обращенный на проезжую часть, создан в странном стиле «советской античности»: четыре колонны поддерживают портик, на котором высечен барельеф в виде того же самого символа — крупной звезды и скрещенных знамен. По обеим сторонам центрального особняка расположены два больших флигеля, никак — во всяком случае, на поверхности — с ним не сообщающихся.
Самое странное, что никто из жителей близлежащих домов не может припомнить, чтобы на территорию въезжали машины или чтобы там ходили какие-то люди. Более того, по периметру ограды вообще нет никаких проходных! Впечатление полной необитаемости дополняется тем обстоятельством, что никто и никогда не видел хотя бы одно из окон открытым, и это при том, что иногда в городе царит жара за тридцать градусов! Кстати, по ночам в этих окнах не горит свет. Однако здания не ветшают, не идут трещинами и не облупливаются, словно бы над ними не властно время.
Все это таинственное поместье настолько напоминает собой некий земной аналог «Летучего Голландца», что по сравнению с ним даже зловеще-знаменитое здание на Лубянке кажется оживленным торговым центром.
Однажды летом во дворе соседнего жилого дома, рядом со старым, давно засохшим и захламленным фонтаном, куда, как сказал бы классик, «простой народ уже натаскал всякой дряни», произошло зверское убийство молодой женщины…
— …Препарирована, как лягушка на уроке анатомии, — морщась от ужаса, констатировал молодой сыщик по имени Александр, осторожно накрывая найденное тело. Вытекшая из него кровь уже впиталась в сухую, давно не видавшую дождей землю. — У меня такое ощущение, словно Джек Потрошитель-отец хотел показать Джеку Потрошителю-сыну, «что там у нее внутри».
— Или же понять, где находится душа, — заметил его непосредственный начальник, полковник Николай Александрович Гунин, подъехавший на место убийства несколько минут назад. — Ты уже выяснил у эксперта время наступления смерти?
— Примерно в три — полчетвертого ночи.
— Самое глухое время, когда до рассвета остается совсем немного и разбредаются спать даже самые поздние гуляки, — констатировал полковник. — И никто ничего не слышал?
— У нее были перерезаны голосовые связки…
— О черт! — глухо выругался Гунин, непроизвольно проводя рукой по собственному горлу. — Ты в этом уверен?
— Хотите убедиться сами?
— Нет, ни в коем случае. Я и так уже изрядно насмотрелся на это женское тело, обнаженное чуть ли не до скелета. На сегодня мне бессонница гарантирована.
— Мне тоже, — кивнул Александр, вставая рядом с шефом и доставая из куртки блокнот. — Кстати, установить ее личность было несложно — в сумочке нашлись документы.
— Ну и?
— Шнуркова Александра Антоновна, двадцати пяти лет, уроженка города Козельска. В Москву переехала несколько лет назад ухаживать за родной бабушкой, которая умерла в прошлом году и завещала ей квартиру. Работала ответственным секретарем в частном издательстве «Акадерьмический проект», хотя в свое время закончила провинциальный пединститут. Не замужем, по словам соседей, вела себя достаточно скромно, во всяком случае, никаких оргий не устраивала…
— Что-нибудь еще? — поинтересовался полковник, почувствовав заминку в словах своего помощника.
— Славная была девушка! — только и вздохнул Александр. — Ненавижу, когда убивают таких — молодых и симпатичных, пусть даже в кино!
— А ты бы предпочел заниматься расследованием убийств старух? — без тени улыбки поинтересовался шеф. — Но с чего ты взял, что она симпатичная? Насколько я заметил, лицо конопатое, нос короткий, губы узкие…
— Хотите взглянуть на фотографию в паспорте?
— Да нет, зачем лишний раз расстраиваться? Кроме того, о вкусах не спорят… В квартире побывали?
— Я ничего примечательного не нашел, но сейчас там работают наши ребята.
— Понятно. Ну и каковы первые версии? Ограбление, изнасилование?
— Почти уверен, что ни то, ни другое, — покачал головой Александр. — Квартира у нее небогатая, получала она не слишком много. Кошелька я, правда, не нашел, но два кольца, сережки и браслет остались на трупе. Кстати, все украшения достаточно скромные, на много не потянут. Ну, а по поводу второго… Знаете, если этот монстр с таким упоением и старанием работал над трупом, то мне трудно представить, как он сначала насилует живое тело.
— Почему? — возразил Гунин. — В истории криминалистики известны маньяки, которые сначала насиловали, а потом даже съедали свои жертвы.
— Да, но они всячески уродовали тела, например, потрошили животы, вырывали внутренности или отрезали конечности. Наша же лягу… то есть девушка, была тщательно препарирована!
— Действовал профессионал?
— И высокого класса!
— Значит, в этом направлении и работаем в первую очередь, — подытожил Гунин и тут же добавил: — Разумеется, параллельно с разработкой поклонников и рабочих связей. А что кинолог?
— Собака провела всего метров двадцать… Пойдемте, Николай Александрович, я вам покажу. Вот здесь стояла машина, у которой явно подтекал масляный шланг. Видите, на канализационном люке масляные пятна? Судя по всему, убийца уехал именно на ней.
Оба сыщика подошли к бордюру дороги, по одну сторону которой находился заросший кустами двор, где произошло убийство, а по другую тянулась высокая и остроконечная металлическая ограда.
— А что это там за здание? — неожиданно заинтересовался полковник, указывая на торцовую сторону четырехэтажного особняка самого «казенного» вида.
Но помощник лишь недоуменно пожал плечами.
— Ну, как дела? — спросил Николай Александрович Гунин день спустя. — Ты разобрался с ее окружением?
— Стерва была еще та! — неожиданно заявил Александр. — Встречалась только с одним джентльменом из числа сотрудников своего же издательства, и, по его словам, от нее всегда можно было ожидать любой подлости или измены. Впрочем, для дам определенного типа в таком поведении нет ничего необычного. Короче говоря, за исключением внешних данных, ничего примечательного.
— С учетом того, почему мы ею занимаемся, этого более чем достаточно.
Удивленный этим черным юмором, Александр вскинул глаза на шефа.
— Оставь все это и собирайся, — проговорил Гунин.
— Куда?
— Звонили из местного отделения милиции и сообщили, что поймали убийцу.
— Как — уже?
— Когда я задал им этот же вопрос, они с гордостью сообщили, что благодаря своим блестящим производственным показателям их отделение не сходит со страниц ведомственной газеты «На боевом посту». Как бы там ни было, нам стоит взглянуть на задержанного…
К удивлению обоих сыщиков, задержанный оказался классическим бомжем лет пятидесяти — невысоким, морщинистым и седовласым, — который, несмотря на предъявленное ему страшное обвинение, до их приезда мирно храпел в «обезьяннике». Разбуженный дежурным сержантом и доставленный на допрос в кабинет, он вяло протирал сонные глаза и имел крайне недовольный вид.
Гунин переглянулся с Александром, и тот едва заметно пожал плечами. Однако владелец кабинета — лейтенант Ивченко — вел себя довольно самоуверенно.
— Вот, товарищ полковник, — напористо доложил он, — этот самый гражданин, не имеющий при себе никаких документов, был задержан охранниками на территории режимного предприятия в пьяном виде и передан нашим сотрудникам. На вопрос, как и зачем он проник на территорию, не отвечает…
— Почему не отвечаю? — хрипло удивился бомж. — Я ж говорил — отоспаться хотел, чтоб никто не мешал.
— Кроме того, — продолжал лейтенант, — на рукавах его куртки при визуальном осмотре были обнаружены многочисленные пятна крови. Алиби на вчерашнюю ночь не имеет.
— Почему не имею? — вновь прохрипел бомж. — Спал на скамейке, в сквере у магазина…
— Молчи, сурок хренов! — грозно прикрикнул на него Ивченко. — Отвечать будешь, когда тебя спросят.
— А вы отправили эти пятна на анализ? — поинтересовался у него Гунин.
— Ха! — снова встрял в разговор неугомонный бомж. — Да эти гниды мне полрукава отрезали. — И он вскинул правую руку, показывая огромную прореху в своей драной синей куртке с надписью «U. S. A. AIR FORCES».
— Результаты должны быть готовы через два дня, — показывая ему кулак, сообщил Ивченко.
— Вам раньше случалось задерживать этого гражданина? — снова спросил Николай Александрович.
— Нет, сегодня впервые.
Получив этот ответ, полковник переключил все внимание на бомжа.
— Как вас прикажете называть?
— Ха! — довольный вежливым тоном Гунина заулыбался бомж. — Димоном меня кличут…
— А полностью?
— Вадим Кондратьевич Симонов.
— Как вы попали на территорию закрытого ведомственного учреждения?
— Через канализацию.
— Что? Вот так просто? — удивился Гунин.
— А чего сложного? — в свою очередь удивился бомж. — Да под Москвой такая система канализации, что при желании даже в Кремль попасть можно!
— А откуда у вас кровь на рукаве?
— Да там в чем хочешь испачкаться можно, начиная от дерьма и кончая… — Тут Димон зачем-то живописно взмахнул рукой, и из его лохмотьев выскочила и тяжело покатилась по полу какая-то монета. Первым ее подобрал лейтенант Ивченко.
— Ого! — удивился он. — Кажись, золото, да еще старинное. Ты ее что, в дерьме откопал?
— У крысы отобрал, — то ли в шутку, то ли всерьез ответил бомж, — в зубах тащила, гадина.
Монета перешла в руки Гунина, а затем и Александра, который внимательно приглядевшись к изображению какого-то царя в высокой шапке и со скипетром в руках, неуверенно предположил, что это не кто иной, как сам Иван Грозный.
— Отдайте, — неуверенно попросил бомж, — это же я ее нашел…
— Где? — немедленно поинтересовались сыщики.
— Да все там же — в канализации.
— Ведите нас туда! — решительно потребовал Гунин.
— Может, сначала переоденемся? — неуверенно спросил Александр, красноречиво оглядывая свои новенькие, светло-голубые джинсы, но шеф был неумолим:
— Если не хочешь, можешь оставаться.
Через десять минут все четверо, сопровождаемые сержантом с автоматом и милиционером-водителем, уже подходили к знакомому канализационному люку, находившемуся на проезжей части.
— Ну вот, а ты говоришь, убийца на машине уехал! — укоризненно заметил Гунин своему помощнику и распорядился: — Поднимайте люк.
Оба милиционера и лейтенант Ивченко, кряхтя и стыдливо проглатывая ввиду присутствия полковника непечатные выражения, кое-как поддели люк и сдвинули его в сторону.
— Позвольте, я первый, — вызвался Александр, поскольку милиционеры стояли не двигаясь и не выказывая ни малейшего желания лезть под землю.
— А как же твои джинсы? — усмехнулся шеф.
— Найду такую же монету Ивана Грозного — куплю еще сто пар, — сдержанно парировал Александр, начиная спускаться.
Как только он полностью скрылся, все остальные столпились на краю люка, с любопытством заглядывая внутрь.
— Что дальше? — глухо прозвучал снизу голос Александра.
— Тут впереди длинный тоннель с множеством ответвлений.
— Теперь давайте вы, — скомандовал полковник бомжу, — затем пойду я, а за мной лейтенант Ивченко. Вы двое, — обратился он к милиционерам, — останетесь снаружи и будете охранять люк.
Через пару минут Димон не слишком охотно полез вниз, Гунин последовал за ним. Тоннель освещался весьма тускло — загаженные лампы в проволочных сетках висели примерно через каждые пять метров.
— Мне идти вперед, Николай Александрович? — спросил Александр откуда-то издалека.
— Валяй, — согласился шеф и коснулся рукой стоявшего впереди бомжа, — а вы подсказывайте куда нужно свернуть, чтобы попасть на ту территорию, где вас вчера задержали.
Кстати, заодно постарайтесь вспомнить, где вы испачкались в крови и нашли свою монету.
— Хрен ли тут вспоминать, — недовольно буркнул Димон. — Это все рядом, минут десять пройти… Там еще дверь такая была странная — с эмблемой. Налево надо брать после пятого фонаря.
Вся процессия молча двинулась вперед, стараясь не ступать в многочисленные зловонные лужи и не пачкаться о стены,/ вдоль которых тянулись какие-то трубы. Идти действительно пришлось недолго; вскоре Александр по знаку бомжа резко свернул влево, и почти сразу из-за поворота послышался его голос:
— Николай Александрович!
Гунин и шедший вслед за ним Ивченко тоже свернули в это ответвление тоннеля и увидели явно обрадованного Димона, который указывал на стальную дверь, преграждавшую дальнейший проход.
— Вот она, эта дверь. За ней есть лестница, под которой та монета валялась. Я, кстати, о ее перила в крови и запачкался. Дальше там есть еще один люк, через который можно вылезти наверх. Только сейчас дверь почему-то заперта, а намедни была открыта…
— Ну и что будем теперь делать? — нетерпеливо спросил Александр после нескольких попыток выбить дверь плечом.
— А что вы там говорили про эмблему? — вдруг спросил Гунин, обращаясь к Мишуку.
— Так она же с другой стороны!
— Это понятно, но что за эмблема?
— Два глаза, причем один черный, а другой белый.
— Как это?
— Ну, один черный на белом фоне, а другой белый — на черном.
— А не врешь? — встрял в разговор Ивченко.
— На хрена мне это нужно? — искренне удивился бомж.
Шестнадцатый день эксперимента.
«…Подвал, коридор, дверь, эмблема — два глаза на черно-белом фоне, тоннель, осклизлые стены, тусклый свет, ведущая наверх лестница.
Необходимость приложить тяжелое усилие. Люк отодвинут в сторону, выход на поверхность открыт. Люк временно задвинут обратно.
Темнота, теплый воздух, тишина. Густые кусты, спокойствие, долгое ожидание. Постепенно гаснущие окна близлежащих домов.
Звонкий стук каблуков по асфальту, одинокая женская фигура в светлой одежде. Объект проходит мимо.
Быстрое приближение, объект оглядывается, испуганный вскрик, попытка бежать.
Догнать, свалить, подавить попытку к сопротивлению. Во избежание шума лишить объект возможности подавать звуковые сигналы.
Объект благополучно обездвижен, сопротивления больше не оказывает. Начинается основная часть операции — изучение внутреннего строения объекта.
Вскрытие прошло успешно — надрез глубокий, широкий, позволяющий свободно наблюдать внутренние органы. Кровь быстро выливается наружу и растекается по поверхности земли. Сердце слегка трепещет, на ощупь — гладкое, скользкое и горячее. Расположение и внешний вид остальных внутренних органов полностью соответствует анатомическому атласу. Ни малейших признаков одухотворяющей силы не обнаружено…
Сигнал к преждевременному прекращению операции. Оставление объекта и отход тем же путем. Тяжелое усилие, люк отодвигается в сторону. Лестница вниз, люк задвинут назад, тоннель.
Осклизлые стены, тусклый свет, дверь, эмблема — два глаза на черно-белом фоне, коридор, подвал…»
Предводителем московских диггеров оказался худощавый и весьма разговорчивый парень лет тридцати с мертвенно-бледным — разумеется, а каким же еще! — лицом и длинными черными волосами, заплетенными в небольшую косичку. Звали его Сергеем, хотя, представляясь обоим сыщикам, он назвал и свою «диггеровекую» кличку — Гробовщик.
— Подземная Москва, пожалуй, больше наземной, — увлеченно рассказывал он, — здесь есть ходы, вырытые еще во времена татарского нашествия и позднего средневековья, хотя, разумеется, лучше всего сохранились сталинские подземелья, поскольку именно тогда началось строительство метро и бомбоубежищ и стали бетонировать своды. Тот, кто хорошо ориентируется под землей — как я, например, поскольку уже много лет занимаюсь диггерством, — может войти с одного конца города, а выйти в другом конце. Правда, для этого местами придется идти метротоннелями, что возможно лишь в разгар ночи, — и все равно опасно. Вдруг зазеваешься и пропустишь время, когда включают ток…
Вообще, среди нас народу гибнет не меньше, чем у шахтеров! — с нескрываемой гордостью за собственное бесстрашие добавил он. — Сколько нашей братвы оказалось засыпано в древних штольнях, сколько замуровано в сталинских бункерах: войти сумели, а выйти нет. А еще ядовитые укусы тварей-мутантов, ядовитые газы, ядовитая канализация, в которой есть такие жидкости, что прожигают руку до кости.
Но зато сколько всего интересного можно найти по пути! В районе Замоскворечья, например, хорошо сохранились два лежащие обнявшись скелета мужской и женский. По остаткам вещей, валявшихся рядом с ними, мы определили, что эти любовники спустились в подземелье, спасаясь от пожара Москвы 1812-го года, но, видимо, заблудились и не смогли выбраться обратно. В другом месте сразу у входа начинается целая пещера, где лежит скелет лошади, которую, судя по всему, еще в девятнадцатом веке съели бродяги. Вообще, скелетов там полно…
— Так вас больше всего скелеты интересуют? А как насчет привидений и мутантов? — с нескрываемой иронией поинтересовался Александр.
Гробовщик имел определенное сходство с гоголевским Ноздревым, поскольку мгновенно и охотно поддерживал любую, даже самую фантастическую версию.
— Сколько угодно! — мгновенно откликнулся он. — И вы напрасно усмехаетесь — их видели многие мои товарищи. Если вас интересуют призраки, то среди них особенно знаменито привидение комсомольца-метростроевца, который погиб в результате несчастного случая при прокладке первой линии метро. Начальство побоялось ответственности и приказало замуровать его тело в бетон на перегоне между «Сокольниками» и «Красносельской.» Но, вообще-то, призраки чаще встречаются в древних подземельях, а в сталинских больше мутантов.
— Каких еще мутантов?
— Ну, про диковинных крыс, тараканов и собако-кошек даже говорить скучно — в подземельях их тьма-тьмущая. Кстати, крысами и собако-кошками мы их условно называем — поди, разберись, что это за чудища. Но то, что в районе Таганки живет подземный человек, который никогда в жизни не выходил на поверхность, за это я головой ручаюсь!
— А дьявола вы там не видели? — усмехнулся Александр, на что Гробовщик лишь укоризненно покачал головой.
— Ладно, ладно, — вступил в разговор полковник Гунин, который пригласил диггера на беседу по предложению своего неугомонного помощника и теперь явно начинал жалеть о потраченном времени, — а как насчет кладов?
— Сам-то я их не находил, за исключением отдельных ценных вещей, — несколько замялся Гробовщик, явно опасаясь уточняющих вопросов, — но среди нашей братвы ходит немало разных слухов…
— Например?
— Например, что где-то в районе Тверской находится клад генерал-губернатора Москвы Растопчина, который он зарыл перед приходом французов. Сам я почти уверен, что в районе Кремля может находиться и золото партии, которое КПСС в свое время якобы переправило за границу. Но зачем переправлять, если можно спрятать прямо под ногами, да еще так, что никто не найдет? Вообще-то, кладами больше интересуется КГБ, то есть теперь ФСБ, а с ними нам стремно конкурировать. Есть слух, что именно они в свое время нашли большой клад времен Ивана Грозного и теперь тратят его на личные утехи, при этом официально жалуясь на недофинансирование со стороны государства.
Гунин и Александр удивленно переглянулись, сразу вспомнив о золотой монете бомжа.
— А что вы можете сказать про одно из зданий в районе «Гуляй-поля»? — спросил полковник и подробно описал его местонахождение.
— Так это же одна из вотчин КГБ, — мгновенно откликнулся Гробовщик, — таких в городе всего три: вторая на шоссе Энтузиастов, а третья на Полянке. Кстати, именно возле них по канализации чаще всего и бродят всякие монстры. Возможно, что один из них и освежевал вашу красотку. Ведь вы меня ради этого дела вызвали, не так ли? — проницательно добавил он.
— А чем занимаются в этих вотчинах? — вопросом на вопрос ответил Александр.
— А черт его знает! Эксперименты какие-то ставят. Мы туда стараемся не соваться, а то еще поймают и запрут в какую-нибудь подземную лабораторию для своих опытов, и ни одна живая душа не сыщет. Или просто запретят наше движение и начнут гонять каким-нибудь подземным ОМОНом.
— Ты где-нибудь видел эмблему в виде двух глаз — черного на белом фоне и белого на черном?
— Нет, не видел, — покачал головой Гробовщик, — а что за эмблема?
— Сам не знаю, — честно признался Александр. — Ну ладно, как говорится, спасибо за интервью.
— Ну и много ты извлек из этих диггеровских страшилок? — поинтересовался полковник, как только посетитель, громко стуча коваными каблуками, покинул кабинет.
— Много — не много, зато теперь мы знаем главное: нам надо проникнуть в это здание с обыском! Тем более что именно туда ведут следы убийства мадемуазель Шнурковой.
— Ну, во-первых, насчет следов — это вопрос спорный, во-вторых, я сомневаюсь, что нам это удастся, — покачал головой Гунин.
— Тогда давайте попробуем еще раз забраться через подземный ход, — азартно предложил Александр. — Ведь бывают же такие случаи, когда эта стальная дверь оказывается открытой? Или — еще лучше! — устроим возле люка постоянную ночную засаду на мутанта.
— Еще чего выдумал! Впрочем, пожалуй, я все же попытаюсь кое-что разузнать…
— Вот это забавно! — весело восхитилась молодая женщина по имени Ольга, сняв телефонную трубку и услышав в ней голос Александра. — Два месяца не звонил, но стоило моему мужу уехать в командировку, и он тут как тут! Как, интересно, ты об этом узнал?
— Интуиция подсказала, — самодовольно усмехнулся молодой сыщик, который давно и тщетно ухаживал за этой двадцатишестилетней красавицей с длинными каштановыми волосами и томными зелеными глазами. — У влюбленных, знаешь ли, очень развито это чувство…
— А ты в меня все еще влюблен? — кокетливо поинтересовалась Ольга.
— И все еще надеюсь, что ты разведешься!
— «Увы, мой друг, твои надежды тщетны…», — пропела она, но тут же, словно не желая портить собеседнику настроение, лукаво поинтересовалась: — А чего позвонил? Какое-нибудь интересное дело?
— И даже очень! — немедленно заверил Александр. — Но расскажу только за ужином. Ресторан «Тамада» рядом с метро «Гуляй-поле» знаешь?
— Вам что, в милиции зарплату повысили или ты начал брать взятки?
— О нет, я всего лишь выиграл в одной из телевизионных игр, сумев ответить на вопрос, как звали первого президента России Бориса Николаевича Ельцина…
Через несколько часов они уже сидели друг напротив друга за скромно накрытым столиком. Широко распахнув изумрудные глаза и даже забыв пользоваться вилкой, которую она очень изящно держала своими наманикюренными пальчиками, Ольга внимательно выслушала рассказ Александра.
— Как видишь, история почти как в «Секретных материалах», — многозначительно заключил он. — Таинственные исследования на государственном уровне и вырвавшийся на волю чудовищный мутант.
— Ну да, — очнувшись от задумчивости, насмешливо прокомментировала она, — а ты, как агенты Малдер и Скалли, готов идти на нечистую силу с кольтом сорок пятого калибра в руке. Вам что там, на Петровке, делать нечего? Чем преследовать неведомых чудовищ, лучше занялись бы собственными мутантами.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Александр.
— Ты в каком звании?
— Старший лейтенант, а что?
— А у тебя есть «Гранд-чероки» двухтысячного года выпуска?
— С ума сошла? Он же стоит не меньше пятидесяти штук баксов!
— Правильно! А знаешь, почему у тебя его нет? Не мучайся, сама отвечу — потому, что ты нормальный человек. А вот некоторые из ваших мутантов, пребывая в таких же званиях, преспокойно разъезжают на подобных тачках. Представляешь, сегодня прочла в газете: «Разыскивается пропавший без вести сотрудник РОВД, старший лейтенант такой-то. Три дня назад он уехал на работу на «Гранд-чероки» двухтысячного года выпуска, и с тех пор никто его не видел». Не слабо, да?
— В семье не без мутанта, — невесело пошутил Александр. — Кстати, ты знаешь, почему я привел тебя именно в этот ресторан?
— Потому, что тот, что находится через дорогу, в два раза дороже? — улыбаясь, предположила Ольга.
— Нет, не только… Просто убийство произошло во дворе этого самого дома, где мы сейчас находимся, а забор той загадочной конторы, о которой я тебе рассказывал, начинается в пятидесяти метрах отсюда.
— Ты серьезно?
— А что тебя так удивляет?
— То, что меня удивляет, сейчас удивит и тебя, — загадочно пообещала Ольга, быстро отпивая глоток из своего бокала. — Недавно у меня был один клиент, который пришел в наше сыскное агентство с довольно нелепой просьбой…
— Ну и что?
— А то, что несколько дней назад мы случайно проезжали по этой улице. — Она указала пальцем в окно. — И он вдруг заявил: «А вот здесь я работаю» — и показал на то здание, о котором ты говорил!
— Прекрасно! — обрадовался Александр, неосторожно роняя свой бокал на скатерть. — Мне надо обязательно с ним познакомиться!
— Ты сменил ориентацию или я тебя больше не интересую? — лукаво поинтересовалась Ольга.
— Ни то, ни другое, — тем же тоном ответил Александр и, глядя ей в глаза нахально добавил: — И могу доказать это сразу после ужина!
— Верю на слово. — Молодая женщина явно забавлялась собственным кокетством. — Но учти, этот тип — весьма странная личность.
— Чем именно?
— Сейчас расскажу…
Этот странный маленький, но жилистый человечек с некрасивым и неприятным личиком, всеми своими повадками и ужимками напоминавший дрессированного шимпанзе, явился в офис частного сыскного агентства «Мартис» с весьма необычной просьбой, выяснить, не завела ли себе нового поклонника его бывшая жена.
— Зачем вам это нужно? — поинтересовалась Ольга перед заключением договора.
Такой, достаточно невинный, на ее взгляд вопрос поставил клиента в совершенный тупик. Он смутился и начал было бормотать что-то невнятное, но затем вдруг остановился и зло спросил:
— А какая вам, собственно, разница? Неужели я обязан объяснять причину?
— Вообще-то нет, но вдруг вы потом захотите… Как бы это помягче выразиться… навредить своей бывшей супруге.
— Проще говоря, вы боитесь, что я приревную ее к какому-нибудь ничтожеству и пойду на убийство?
Ольга не ответила, продолжая внимательно наблюдать за клиентом, который упорно не поднимал на нее глаз.
— Не бойтесь, — наконец усмехнулся он. — Я для этого слишком умен.
— Но тогда зачем…
— Это не важно!
Впрочем, она уже и так поняла причину. Очевидно, жена бросила этого озлобленного на весь мир бедолагу, и теперь ему было очень плохо и одиноко. Не в силах утешиться ничем иным, он, видимо, решил, что ему станет легче, если окажется, что бывшая жена так же несчастна и одинока, как и он сам.
Однако в результате недолгой слежки за этой худенькой, скромно одетой и довольно невзрачной женщиной, Ольга поняла, что ничем не сможет порадовать своего клиента. Более того, у него даже будет повод для еще большей озлобленности!
Наблюдая и периодически фотографируя из окна машины его бывшую жену, гулявшую под руку с каким-то невысоким, округлым джентльменом с солидными очками на не менее солидном носу, Ольга мучительно пыталась вспомнить, где она могла его видеть? Разгадка пришла в тот же вечер, когда после выпуска новостей на одном из телеканалов появился этот самый джентльмен и, разводя руками, как начинающий пловец, над картой циклонов и антициклонов, принялся рассказывать о погоде и одновременно о достоинствах какой-то охранной системы сигнализации!
Когда Ольга рассказала клиенту о результатах проведенного расследования и выложила перед ним на стол фотографии, он побледнел и задрожал так, что на него стало жалко смотреть. Более того, из глаз закапали слезы, после чего он глухо извинился и полез за носовым платком, но так и не смог его найти, а потому принялся вытирать глаза рукавом изрядно поношенного пиджака.
Зрелище было настолько душераздирающим, что Ольга невольно почувствовала жалость к этому маленькому, но так глубоко страдающему человечку.
— Послушайте, Аркадий Сергеевич, — как можно мягче сказала она, доставая из вскрытой упаковки бумажный носовой платок и протягивая его через стол, — право же, не стоит так убиваться. Я где-то читала интервью с этим метеорологом, в котором рассказывалось, что он давно женат и имеет уже взрослых детей…
Однако это утешение оказалось крайне неудачным, поскольку человечек взвыл еще сильнее, и тогда Ольга решила попробовать другое, более радикальное средство.
— Знаете, что я вам посоветую? — сказала она и, дождавшись заинтересованной паузы в рыданиях, продолжила: — Чтобы хоть немного утешиться, вам надо, как это говорилось в старинных романах, погрузиться в пучину разврата. Да-да, и вы зря так удивленно на меня смотрите. Есть такой старый закон диалектики — переход количества в качество. Проще говоря, рано или поздно наступит такой момент, когда вы оглянетесь назад и, вспомнив множество очаровательных, веселых и легкодоступных женщин, которые побывали в ваших объятиях и которым вы жаловались на свое «разбитое сердце», поймете, что не променяли бы эти воспоминания на любовь, которая связала бы вас цепями брака и лишила знакомства со всеми этими прелестницами.
— Я где-то читал, что совет кардиналов римско-католической церкви собрался однажды, чтобы решить вопрос о том, есть ли у женщин душа, — всхлипывая и болезненно морщась, быстро заговорил человечек.
— Ну и что они решили? — заинтересовалась Ольга.
— Они голосовали, и с небольшим перевесом победила точка зрения, что душа все-таки есть. Но поскольку перевес голосов был незначительным, то окончательное решение оказалось таковым: да, душа есть, но очень маленькая.
«Ну что ж, — подумала она про себя, — если тебя утешит этот анекдот, то ради Бога…»
— И вот из-за этой маленькой, дрянной и жалкой душонки происходят огромнейшие несчастья!
— Аркадий Сергеевич! — упрекнула Ольга. — Вы забываете, что я все-таки тоже женщина.
— Извините, но в данном случае я не имел в виду присутствующих, — поправился он, — тем более что вы очень красивы…
— Спасибо.
— Но меня удивляет другое. Почему-то принято считать, что женщины — это существа, более тонко, чем мужчины, чувствующие, и именно поэтому они так часто любят гениев, пусть даже таких уродливых и безобразных, как Сократ или Паганини. Ложь все это! — Последнее восклицание прозвучало негромко, но весьма категорично. — Больше всего женщины любят не гениев, а кумиров, то есть ту серую посредственность, которая у всех на слуху. Да разве пример моей бывшей супруги, изменившей мне с этим синоптиком, не показателен? Именно кумиры из кожи вон лезут, чтобы где-то постоянно мелькать, светиться, суетиться, в то время как подлинные гении не любят суеты, предпочитая покой и уединение… Ну и как женщины смогут узнать об этих гениях, чтобы оценить их и полюбить? Как, я вас спрашиваю?
«Ну и тип! — решила Ольга. — Однако с ним все ясно — типичный случай из практики фрейдизма. Гремучая смесь из неудовлетворенной сексуальности и мании величия. Интересно, чем это он занимается, что считает себя непризнанным гением? Графоманствует, пишет трактаты об устройстве мироздания или носится с проектом вечного двигателя? Впрочем, не все ли мне равно? Как бы от него поскорее избавиться, а то еще начнутся бесконечные душеизлияния…»
— Знаете что, — предложила она, вставая со своего места, — мой рабочий день уже закончен, поэтому давайте я отвезу вас домой. Вы где живете?
— Набережная Прибоева-Новикова, — удивленно отвечал Аркадий Сергеевич.
— Ну вот и отлично, мне как раз надо в Залихватское, — солгала Ольга. — Поехали, а по дороге вы мне расскажете., чем занимаетесь и где работаете…
— А почему это вас интересует? — с неожиданной подозрительностью спросил собеседник.
— Да потому, что вы интересный человек, и мне было очень любопытно с вами беседовать.
— Правда?
— Даже не сомневайтесь, — заверила Ольга. Повесив на плечо сумку и взяв собеседника под локоть, она слегка подтолкнула его к двери. — Вы, наверное, писатель или ученый?
— Ученый.
— А в какой области?
— Я занимаюсь междисциплинарными исследованиями на стыке психологии, нейрофизиологии и кибернетики.
— И что именно изучаете?
— Проблемы разума и самосознания.
«Ну конечно, такого интроверта, как ты, интересует лишь собственное «Я»!»
Разговаривая, они вышли из здания и приблизились к машине Ольги — новенькой «Ладе» темно-коричневого цвета. Она села первой и открыла ему дверцу.
— Садитесь, Аркадий Сергеевич, и не забудьте пристегнуть ремень.
Через минуту «Лада» тронулась с места, выехала на улицу и влилась в поток машин. Ольга молчала, чувствуя на себе недоуменные взгляды собеседника, который явно не понимал, почему она прекратила свои расспросы. Наконец, не выдержав, он заговорил сам:
— В данный момент я провожу интереснейшие опыты по созданию самосознающего сверхразума или, если хотите, суперинтеллекта.
— Я так понимаю, что речь идет об искусственном интеллекте? — исключительно ради поддержания разговора спросила Ольга, внимательно следя за дорогой.
— Не совсем искусственном, но и не совсем естественном, — немедленно откликнулся непризнанный гений, — здесь все гораздо сложнее… Вот, кстати, сейчас мы проезжаем мимо моей работы.
Ольга небрежно глянула в окно и увидела особняк сталинской эпохи, стоявший между двух флигелей в глубине двора, огороженного высокой металлической оградой. Притормозив у светофора, она бессознательно сделала привычное движение — немного подтянула узкую в бедрах юбку, чтобы легче было управляться с педалями. И тут произошло нечто забавно-неожиданное: стыдливо скользнув похотливым взглядом по ее красивым, загорелым бедрам, Аркадий Сергеевич заелозил в кресле и вдруг предложил:
— Если хотите, я как-нибудь смогу провести вас в свою лабораторию, чтобы показать нечто необычное, чего вы никогда и нигде не видели.
— Мне это было бы очень интересно, — незаметно усмехнувшись, отозвалась Ольга, от которой, разумеется, не ускользнули как перемена настроения собеседника, так и вызвавшая ее причина.
— Более того, — понизив тон до таинственного шепота, пообещал Аркадий Сергеевич, — я даже покажу вам будущего носителя суперинтеллекта!
«Надеюсь, что это он не себя имеет в виду…»
Верный своему слову, Николай Александрович Гунин действительно попытался выяснить, что же на самом деле происходит в этом таинственном здании и к какому ведомству оно вообще относится. Однако все это оказалось очень сложным делом. Обращение в Федеральную службу безопасности было унизительно-бесполезным; там традиционно не любили «продажных ментов», а потому, внимательно выслушав полковника, отказались давать какие-то справки, сославшись на «государственную тайну».
Тогда Гунин оформил официальный запрос на имя руководства МУРа: «Прошу оформить допуск на территорию находящегося по указанному адресу учреждения на предмет выяснения некоторых подозрительных обстоятельств, относящихся к проводимому мною расследованию убийства».
Как ни странно, но официальный ответ пришел не откуда-нибудь, а из секретариата Совета безопасности. Он был вежлив, но категоричен и, в сущности, сводился к ехидному замечанию: «Куда лезешь, мент, не твоего это ума дело». Особенно убедительно выглядела ссылка на то, что «деятельность данного учреждения курируется секретарем Совета безопасности при президенте Российской Федерации».
Раздосадованный полковник решил прибегнуть к последнему средству и попытался хоть что-нибудь разузнать через своего старого знакомого, работавшего в одной из самых засекреченных властных структур. Но и здесь его ждала неудача: по словам этого человека, о существовании данного учреждения он впервые узнал из уст самого Гунина.
Поняв, что шеф зашел в тупик, Александр твердо решил действовать самостоятельно. Дождавшись позднего вечера, он медленно побрел вдоль металлической ограды, огибая кусты и пытаясь найти хоть какую-то лазейку. Порой ему даже приходила в голову мысль воспользоваться альпинистским снаряжением, закинуть крюк и перемахнуть через ограду в каком-нибудь укромном месте.
Примерно час ушел на то, чтобы не спеша обойти всю территорию по наружному периметру. Теперь диспозиция стала окончательно ясна: спереди проходила оживленная улица, а с левого бока — дорога, по другую сторону которой находился тот самый жилой дом, возле которого произошло убийство. Справа все было засажено кустами, за которыми высилась многоэтажная башня еще одного жилого дома. Наконец, с задней стороны простирался замусоренный пустырь, от которого начинался забор какой-то строительной фирмы. Как ни фантастично это выглядело, но не то чтобы ворот — ни малейшей калитки в ограде не было!
Александр был крайне заинтригован и озадачен этим невероятным обстоятельством. Вдобавок ни в одном из окон основного здания или флигелей не горел свет.
— Что за чертовщина! — пробормотал молодой сыщик, закончив свой обходной маршрут и вновь оказавшись неподалеку от места убийства, рядом с какой-то каменной будкой примерно того же возраста, что и все близлежащие строения.
«Можно подумать, что сотрудники этой конторы такие худенькие, что проходят сквозь прутья ограды! Или же пользуются какими-то подземными ходами, вроде того, что ведет из канализации… Но ведь это же бред! Каждый день ходить на работу по подземному ходу… Впрочем, почему каждый день? Может, там налажена система… нечто вроде вахтового метода — заходят туда, месяц живут и работают, а затем их сменяют другие… Но нет, это все маловероятно!»
Расхаживая по дороге, Александр настолько погрузился в размышления, что перестал обращать внимание на окружающее, и именно это помешало ему заметить одно многозначительное обстоятельство — он сам уже давно стал объектом наблюдения…
И тут ему вспомнился один из голливудских боевиков, в котором грабили банк. «Ага! — сказал он себе. — Да ведь это же почти идеальная система охраны! Вся огороженная территория поставлена под контроль специальной системы сигнализации, реагирующей на изменение объема. Таким образом, в случае проникновения человека — например, перелезшего через ограду, — он будет немедленно обнаружен. А контролировать подземные ходы гораздо проще, чем наземную территорию… Да, но как же туда проник этот чертов бомж… как там его… Димон? Сигнализация оказалась отключенной, а подземная дверь открытой? Возвращавшийся с прогулки монстр забыл запереть ее за собой? Ну и чертовщина!»
Александр тяжело вздохнул и покачал головой.
«В любом случае, единственно логичное решение состоит в том, что должен быть какой-то подземный ход, и явно не из вонючей канализации, куда мне снова лезть очень даже не хочется… Но тогда откуда он может идти? Из близлежащих домов?.. Но это обычные жилые здания, там даже нет никаких контор, кроме ресторана, в котором я был с Ольгой. Неужели прямо из метро? Но как это возможно? Кроме того, эта станция была построена лишь в семидесятые годы…»
Услышав тяжелые шаги, он вскинул голову и увидел приближающегося человека. Это был коренастый, почти лысый мужик с едва заметным «ежиком» по бокам головы и неприятным выражением «типичного лица» боксера — плотно прижатые уши, низкий лоб, широкий приплюснутый нос, оттопыренные губы.
— Закурить не найдется? — спросил он таким тоном, что Александру тут же пришла мысль: похоже, лысому от него не сигарета нужна. Эту мысль немедленно сменила вторая — а вдруг это и есть тот самый монстр, тем более что именно с такой внешностью играют в кино роли киллеров!
Однако старая привычка взяла свое, и он машинально полез в карман за сигаретами. Не обнаружив пачки, Александр виновато улыбнулся и пожал плечами.
— Кончились…
Лысый молча двинулся дальше и через несколько минут свернул за угол. После недолгого колебания Александр последовал за ним, постепенно убыстряя шаг, однако когда он выскочил на улицу, лысого уже нигде не было видно. Чертыхнувшись, молодой сыщик решил перейти на другую сторону, чтобы купить сигарет в ночном магазине. Пройдя вдоль газона и свернув к «зебре», он стал нетерпеливо ждать зеленого сигнала светофора.
В следующую минуту его спасло то ли чудо, то ли хорошо развитая интуиция! Как бы то ни было, но когда он случайно оглянулся, то увидел что к нему бежит невесть откуда взявшийся лысый — наверное, до этого момента он прятался за остановкой — с явным намерением «пристроить» его под ближайшую машину.
Однако не этой, уже разогнавшейся туше, было состязаться в быстроте реакции с молодым и проворным сыщиком. Александр ловко уклонился от прямого контакта, в результате чего лысый с разбега уперся обеими ладонями в борт отчаянно взвизгнувшего тормозами «рафика», с трудом сохранил равновесие и тут же побежал через дорогу, уворачиваясь от встречных машин. Не обращая внимания на бешено-матерные вопли водителя «рафика», Александр уже хотел было погнаться за своим не-состоявшимся убийцей, но тут же понял, что это бесполезно. Добежав до противоположной стороны улицы, лысый проворно сел в стоявший у бровки черный джип, и машина тут же рванула с места.
— Вы, чудаки, во что вы тут играете? — продолжал возмущаться водитель.
— Все нормально, мужик, езжай дальше, — рассеянно махнул ему Александр и, забыв о сигаретах, быстро пошел назад— к тому самому месту, где он впервые столкнулся с лысым. Его подгоняло смутное ощущение, что все это было неспроста…
Он еще только подходил к будке с задней стороны, когда вдруг услышал, как негромко стукнула металлическая дверь. Двумя прыжками Александр оказался перед ней и, вцепившись в ручку, потянул на себя. Разумеется, дверь не поддалась, но Александр был готов поклясться чем угодно: только что туда кто-то вошел. На двери имелся кодовый замок.
И тут его в очередной раз осенило. Александр сошел с тротуара на дорогу и медленно двинулся вдоль ограды, внимательно всматриваясь в темные окна таинственного особняка. Как только в одном из окон ненадолго вспыхнул свет, он даже вскрикнул от радости.
Впрочем, радоваться было рано — прямо на него неслась машина с включенными фарами. Александр метнулся в сторону и спрятался за бетонным столбом уличного фонаря. Машина затормозила, и из нее тут же выскочили два милиционера с автоматами наперевес.
— Стоять! — грозно закричал один из них. — А ну, подними руки!
Александр послушно выполнил приказание. Через мгновение его за шиворот подтащили к машине и заставили лечь грудью на капот.
— Спокойно, мужики, я свой, — негромко сказал он, — мое удостоверение во внутреннем кармане куртки.
— Какой еще, к черту, свой, — злобно огрызнулся один из милиционеров, в котором Александр узнал сержанта из местного отделения. Он видел его в тот день, когда они вместе с шефом и бомжем осматривали канализацию.
— Я хорошо знаю вашего оперативника Ивченко, — спокойно продолжал Александр, — мы с ним ведем совместное расследование убийства Александры Антоновны Шнурковой. Ну, успокоились, наконец?
Услышав знакомые фамилии, сержант кивнул своему напарнику, и тот поднял Александра с капота.
— Покажите удостоверение, — явно смягчившись, попросил он, а когда Александр выполнил эту просьбу, сдержанно извинился: — Простите, товарищ старший лейтенант, но нам поступил сигнал от жителей близлежащего дома о подозрительном человеке, который уже час бродит по двору.
— Мужчина звонил или женщина? — поинтересовался Александр, убирая удостоверение.
— Мужчина… А что?
— Нет, ничего, — ответил сыщик, подумав про себя, что наверняка знает этого неизвестного заявителя.
Как только милицейский «газик» отъехал, Александр снова метнулся к ограде и впился взглядом в здание, но окно уже погасло.
В этот момент у него в кармане затренькал мобильник. Удивленный столь поздним звонком — а шел уже первый час ночи, — Александр поднес трубку к уху.
— Алло.
— Ты еще не спишь? — послышался голос Ольги.
— Нет, — усмехнулся он, — совершаю вечерний моцион.
— В таком случае, я не буду извиняться за поздний звонок, а сразу тебя обрадую…
— Все понял, уже еду!
— Дурак! — засмеялась Ольга. — Я тебе приеду! Короче, я сумела обольстить своего клиента, о котором уже рассказывала, и теперь он горит желанием устроить мне экскурсию по своей лаборатории.
— Вот и славно! — обрадовался Александр. — Надеюсь, ты не сказала ему, что экскурсия будет групповой? И, кстати, я уже, кажется, знаю, откуда она начнется…
— Здравствуйте, милая Ольга, очень рад вас видеть, — залебезил маленький человечек, открывая металлическую дверь и впуская девушку внутрь. — Осторожно, здесь начинаются ступеньки, которые ведут вниз.
— Ничего, ничего, я вижу, — отозвалась она, с любопытством оглядывая пустое помещение, единственной достопримечательностью которого была довольно широкая и массивная лестница, сооруженная прямо в центре цементного пола. — Куда вы меня ведете, Аркадий Сергеевич, в подземный бункер?
— О нет, это всего лишь подземный ход, через который можно попасть на территорию. Извините, что предлагаю вам этот путь. Он хотя и не самый презентабельный, зато самый короткий. Извольте следовать за мной.
— Охотно, — откликнулась Ольга и, цокая каблуками, спустилась вниз, где находился достаточно просторный, но самый заурядный коридор, освещенный лампами дневного света.
— Главное, что в конце этого коридора нам не нужно будет подниматься пешком, поскольку там есть эскалатор, — пояснил Аркадий Сергеевич, идя рядом с девушкой, которая была выше его примерно на полголовы.
— А там, куда вы меня ведете, еще кто-нибудь будет? — самым невинным тоном поинтересовалась она.
— Нет, практически нет, — после недолгой заминки ответил собеседник. — А вы чего-нибудь опасаетесь?
— Ну, что вы. — И она сопроводила свой ответ самой обворожительной улыбкой, которая не осталась без внимания — человечек явно приободрился, а в его движениях и тоне голоса даже появилась некая самоуверенность.
Через несколько минут они действительно оказались у подножия небольшого эскалатора. Аркадий Сергеевич нажал кнопку, вделанную прямо в стену, и они плавно вознеслись наверх, на небольшую площадку, перегороженную еще одной стальной дверью.
— Извините, — пробормотал человечек, становясь так, чтобы загородить от девушки свои манипуляции с кодовым замком довольно сложной системы. Ольга успела заметить, что, помимо обычного кодового ключа, Аркадий Сергеевич на несколько секунд положил свою ладонь на гладкую, темную поверхность. Как только она осветилась, дверь тихо загудела и медленно поползла в сторону.
Ольга первой вошла в небольшой «предбанник», где находился стол с телефоном, пультом, монитором и несколькими стенными шкафами, после чего тут же повернулась и ласково позвала:
— Аркадий Сергеевич!
— Что? — обернулся было ее спутник, намеревавшийся закрыть дверь.
— А вот что! — И прямо в его утиный нос зашипела тонкая, но сильная струя аэрозоля.
Как только ученый потерял сознание, Ольга подхватила его под мышки и осторожно уложила на пол. Затем, действуя четко отлаженными движениями, достала из сумки моток бечевки и скотч. После трехминутный возни человек стал похож на туго спеленатого младенца. К тому моменту он уже успел очухаться и теперь следил за Ольгой со все возрастающим недоумением.
— Ребята, вперед! — коротко скомандовала она по мобильному телефону и склонилась над пультом. — Надеюсь, я нажала нужную кнопку?
— Порядок, — ответил голос Александра, — через пять минут мы у тебя.
Пока она покуривала тонкую ментоловую сигарету и успокаивала своего «младенца», сквозь приоткрытую дверь в помещение проникли оба сыщика.
— Ох, друзья мои, — тяжело вздохнул полковник Гунин, увидев на полу Аркадия Сергеевича, — в какую жуткую авантюру вы меня втянули! Он хоть не простудится?
— Ничего с ним не будет. — Александр ловко поднял человечка, развязал ему ноги и отлепил скотч.
— Кто вы такие и что вам надо? — испуганно взвизгнул Аркадий Сергеевич.
— Московский уголовный розыск. — Николай Александрович не стал затруднять себя предъявлением удостоверения. — Мы с моим помощником занимаемся расследованием одного зверского убийства, совершенного в тридцати метрах от ограды вашего заведения. Следы преступника ведут на его территорию, поэтому мы и решили все осмотреть.
— Что за чушь! — фыркнул человечек. — А почему нельзя было действовать законными методами? Есть же такая вещь, как ордер…
— Долго рассказывать, — коротко ответил полковник, — лучше проводите нас в свою лабораторию. Тем более что девушка, — и он кивнул на Ольгу, — пришла сюда именно за этим. Итак, вы согласны?
— А куда я денусь? — криво усмехнулся Аркадий Сергеевич, бросив злой взгляд в сторону Ольги. — Только руки развяжите, а то с непривычки очень уж мучительно…
— Пожалуйста, — кивнул Александру Гунин.
Аркадий Сергеевич быстро размял затекшие кисти, после чего подошел ко второй двери, открыл ее и жестом пригласил всех войти.
Трое «мучителей» последовали за ним и, пройдя недлинный коридор, оказались в лаборатории, которая, судя по отсутствию окон, находилась в подвале основного здания.
Оборудование этой большой комнаты напоминало фантастические фильмы Голливуда: стерильная белизна, множество приборов, какие-то странные отсеки и непонятные датчики.
«Чтобы понять, чем же на самом деле занимается эта лаборатория, нужно иметь звание не ниже члена-корреспондента Академии наук», — разочарованно подумал Гунин.
Тут он заметил странную капсулу, по форме напоминавшую барокамеру, сбоку которой имелось затемненное окно. Сначала Николай Александрович попытался было заглянуть внутрь, потом понял, что ничего не увидит, и поискал какой-нибудь выключатель. Найдя его, он нажал кнопку, но как только внутри капсулы вспыхнул свет, полковник невольно отшатнулся, а затем подозвал своих спутников.
В капсуле лежал обнаженный молодой человек не старше двадцати лет с белой повязкой на голове! Лицо было повернуто в сторону наблюдателей, глаза полуприкрыты. Труп? Пожалуй, нет. Слишком живым и свежим он выглядел… Спящий? Но разве можно спать в такой мертвенной неподвижности? Замороженное тело?
Последнее было наиболее вероятно, поскольку в капсуле имелся термометр, показывавший температуру всего около пяти градусов по Цельсию. Застыв у окна, Гунин озабоченно всматривался в красивое лицо лежащего юноши и терялся в догадках. Перед ним была ТАЙНА, но тайна, выходившая далеко за рамки всех тех «сыскных» дел, которыми он занимался прежде. Ольга и Александр, краем глаза стороживший исследователя, были изумлены не меньше полковника.
— Ну-с, — обратился он к человечку, который явно наслаждался произведенным эффектом, — вас не затруднит дать нам некоторые объяснения?
— Разумеется, — кивнул тот, снова взглянув на Ольгу, правда, на этот раз победным взглядом.
— Кто этот обнаженный красавец?
— Подопытный экземпляр. Точнее, то, что от него осталось.
— Поподробнее, пожалуйста! — потребовал Гунин.
— Этот юноша попал в автомобильную катастрофу, в результате которой получил необратимые повреждения отдельных участков головного мозга, несовместимые с его функционированием как человеческого существа. Проще говоря, он мог бы прожить несколько лет прикованным к специальной аппаратуре, но не проявляя ни малейших признаков сознания. Таких еще называют «трупами с бьющимся сердцем». Однако на первом этапе эксперимента мне удалось сделать почти невозможное: я вживил в его мозг несколько биоэлектронных плат, благодаря которым он смог обходиться без всякой аппаратуры!
— И что дальше? — зачарованно произнесла Ольга.
— А дальше мне предстояло решить вопрос, как снова сделать из него сознательное существо. Эксперимент должен был проводиться в три этапа и занять не один день. На первом этапе я предполагал ввести в мозг двойника биографические данные, чтобы он был в состоянии отвечать на вопросы типа «кто ты?» Введение информации должно было осуществляться разными путями — зрительные образы, тактильные ощущения, звуковые сигналы. Но главным способ, на который я возлагал особые надежды, было облучение мозга особыми микроволнами, несущими закодированную информацию. После внедрения в его мозг значительного количества информации я предполагал перейти к самому главному — введению механизма саморефлексии, в результате которого он уже должен был не просто что-то знать, но и знать, что он знает, обладать самосознанием. Если бы все прошло именно так, как планировалось, то именно этот момент можно было бы считать моментом пробуждения феномена «Я». Вот только что это будет за самосознание, я не знал.
— Что же у вас получилось?
— Увы, уже после первой стадии объект стал проявлять смутное беспокойство, постоянно бродил по комнате е широко раскрытыми, но ничего не выражающими глазами, не реагировал ни на какие вопросы и всячески стремился избежать новых сеансов обучения. Приходилось даже привязывать его к столу, чтобы иметь возможность воздействовать на него хотя бы одним из вышеперечисленных способов.
Так и не добившись никакой реакции на самые элементарные вопросы, я все-таки перешел ко второму этапу. Но тут юноша впал в тихое бешенство — стал срывать с себя любые датчики, пытался грызть первые попавшиеся предметы и даже катался по полу в приступах чего-то похожего на эпилепсию. Я замедлил темп обучения, и он немного успокоился, хотя по-прежнему стремился уклониться от новых потоков информации, особенно той, которая поступала с помощью звука и микроволн. Чтобы привести его в бешенство, достаточно было включить запись членораздельной речи. Он тут же начинал метаться по комнате в поисках источника звука. Зато целыми днями мог просиживать перед экраном, с явным удовольствием созерцая самые незатейливые картинки до тех пор, пока не засыпал. Нравились ему и тактильные ощущения.
Я никак не ожидал такой решительной неудачи! — признался Аркадий Сергеевич, — юноша вел себя не как ребенок и даже не как животное, а, скорее, как олигоцефал, то есть полностью лишенное разума существо, которое ввиду органических изъянов не способно развить даже малейшие зачатки сознания. Решающая стадия эксперимента закончилась, едва успев начаться. Я включил микроволновое излучение, запрограммированное на механизм рефлексии, но тут он вздрогнул, резко соскочил с места и, подбежав к стене, одним ударом разбил себе голову. То, что вы видите перед собой, фактически уже труп.
— Но тогда почему вы не держите его при минусовой температуре, как это делается в морге? — спросил полковник.
— Провожу очередной эксперимент, — пояснил ученый. — Капсула заполнена специальным газовым консервантом, который позволяет избежать полного замораживания. Еще вопросы есть?
— А давно он находится в таком состоянии? — спросил Александр, кивая на неподвижное тело.
— Свыше двух недель.
Оба сыщика быстро переглянулись, но Аркадий Сергеевич успел это заметить и криво усмехнулся:
— Разочарованы, что не удастся навесить на него ваше убийство? Но тут я ничем не могу вам помочь. Да и не хочу, если честно признаться… — И он выключил свет в капсуле, снова погрузив лежащее там тело во тьму.
И тут у полковника Гунина возникла неожиданная мысль.
— Проводите-ка нас к выходу, — попросил он, — но не к тому, через который мы пришли, а к тому, который ведет в систему канализации.
— Здесь множество выходов в канализацию, — на удивление спокойно отозвался Аркадий Сергеевич, — какое именно место вас интересует?
— Меня интересует тот выход, в который можно проникнуть через люк на проезжей части дороги.
— Пожалуйста, — с деланным безразличием пожал плечами ученый и направился к одной из дверей.
— Ты знаешь, — шепотом призналась Ольга стоявшему рядом с ней Александру, — а мне показалось, что он все-таки жив и даже наблюдает за нами!
— В таком случае можно только удивляться, как ему не холодно, — усмехнулся Александр и вдруг, быстро наклонив голову, поцеловал Ольгу в шею. — Ух, какие чудные духи! Это жасмин?
— Еще один такой поцелуйчик, — строго заметила она, — и понюхаешь тех же «духов», что и Аркадий Сергеевич!
Они последовали за полковником и ученым и вскоре оказались в очередном полуподвальном коридоре, который заканчивался массивной дверью с той самой эмблемой, о которой рассказывал бомж, — черный глаз на белом фоне, белый глаз — на черном.
— А что это означает? — спросил Гунин, тыча в нее пальцем.
— Символ нарушения четвертой симметрии, — ответил Аркадий Петрович, оглядываясь назад в поисках Ольги и сердито покусывая губы.
— Что за симметрия?
— Знаете, господин полковник, на сегодня с меня уже хватит бесплатного лектория! Потрудитесь забрать своих спутников и выйти вон, пока я не включил сигнализацию!
Двадцать первый день эксперимента.
Тишина. Покой. Неподвижность. Оцепенение. Полная невозмутимость и отсутствие всяких внешних раздражителей. Пустота сознания.
Темнота. Полное отсутствие ощущений. Полное отсутствие мыслей. Полное отсутствие настроения, даже ожидания сна.
Идеальное состояние с точки зрения потенциала — безграничные возможности для дальнейших действий, наблюдений, осмыслений.
Яркий свет. Внешняя реакция, сопровождаемая сужением зрачков. Тишина сохраняется, но покой нарушен четырьмя объектами, появившимися снаружи.
Взаимное наблюдение. Явная заинтересованность с их стороны. Объект заинтересованности находится внутри освещенного пространства. Но внутри этого пространства находится лишь… Объект заинтересованности — это Я?
Причина заинтересованности неясна. Взаимное наблюдение продолжается. Один из четырех объектов по своим внешним характеристикам сильно отличается от остальных. Исследование памяти в целях его идентификации с аналогичными объектами.
Воспоминание из ячейки «Шестнадцатый день эксперимента»: «подвал, коридор, дверь, эмблема…»
Возникновение эмоции — идентификация успешно осуществлена. В процессе прошлого изучения аналогичного объекта он был разрушен.
Четкое воспоминание — внутреннее строение аналогичного объекта. Вывод: объект, который находится снаружи, имеет аналогичное внутреннее строение.
Еще один вывод: если аналогичный объект был разрушен другим объектом, который находится внутри освещенного пространства, а внутри этого пространства нахожусь Я, то аналогичный объект был разрушен мной.
Еще один вывод: если Я — это объект, способный разрушать другие объекты, то и сам могу подвергнуться разрушению со стороны других объектов. Я… Сам… Меня… Что это? Я САМ — это объект, который находится внутри освещенного пространства, а снаружи находятся иные объекты, которые тоже полагают себя Я САМ?
Но если я сознаю внешние объекты и сознаю себя как аналогичный объект под именем Я, то отсюда следует вывод: имеются две реальности — та, что обозначается Я, и та, что обозначается не-Я. И еще один вывод: реальность Я для меня гораздо важнее реальности не-Я…
— Что-то здесь не так! — в сердцах воскликнул полковник Гунин, который до этого момента спокойно сидел на своем рабочем месте и задумчиво смотрел в окно.
— Это вы о чем? — мгновенно отреагировал Александр.
Ввиду неугомонности своей натуры, он, как обычно, медленно прохаживался между двумя рабочими столами — своим и шефа.
— Да обо всем этом дьявольском деле! Тебе не показалось, что этот пресловутый Аркадий Сергеевич вел себя как-то подозрительно?
— От начала и до конца, — подтвердил помощник.
— А еще эта проклятая эмблема нарушения четвертой симметрии. Что, интересно, он имел в виду? И как симметрия может быть четвертой? Насколько я помню физику, она классифицируется по другим признакам — зеркальная, спиральная и какая-то там еще…
— Так это в физике, а в математике виды симметрии различаются как раз по номерам. Но, странно, — оказывается, вот что вас больше всего зацепило! — искренне удивился Александр. — Признаться, я размышлял совсем о другом.
— О чем же?
— О проблемах изучения сознания. Когда-то давно я прочитал одну занятную статейку, кажется, в журнале «Знание — сила»… Там рассказывалось о знаменитом английском физиологе, сэре Чарльзе Шеррингтоне. Оказывается, в свое время они с академиком Павловым получили одну Нобелевскую премию на двоих за исследования головного мозга и сознания. Однако после этого произошла удивительная вещь — наш Павлов продолжал изучать и то и другое исключительно научными методами, а вот Шеррингтон вдруг ударился в религию и мистику. Пользуясь своим научным авторитетом, он стал на всех научных конференциях доказывать, что человеческое сознание — это вещь идеальная, совершенно неуловимая, а потому и неподдающаяся научному изучению. Проще говоря, экспериментальным способом душу не познать, а потому нечего и стараться!
— Ну и к чему ты об этом?
— Да к тому, что весь научный мир был весьма озадачен подобной метаморфозой Шеррингтона: физиолог и вдруг начал говорить о душе в религиозных терминах! Никто не мог понять, что на него нашло, поэтому высказывались самые различные предположения: например, Шеррингтон испугался того, к чему может привести изучение человеческого сознания и последующее создание некоего сознания иного типа — надчеловеческого. Ведь иное сознание создаст иную цивилизацию, и найдется ли в ней место цивилизации человеческой — никому не известно. Вот Шеррингтон и попытался по мере сил притормозить подобные исследования. Кстати, если бы в свое время так поступили физики-ядерщики, то атомной бомбы могло и не быть!
— Все это очень любопытно, но я никак не улавливаю связи с нашим делом…
— А чем занимается наш маленький ученый? По его собственным словам, пытается внедрить сознание в фактически искусственный биокомпьютерный мозг!
— Точнее сказать, пытался, — уточнил дотошный Гунин, — ты забываешь, что его подопечный уже мертв.
— Вы в этом так уверены? — многозначительно спросил Александр и тут же схватил трубку зазвонившего телефона. — Алло?
Внимательно выслушав сообщение, он еще более многозначительно посмотрел на шефа.
— Ну, что там еще? — сердито поинтересовался тот. — Хватит разглядывать меня и делать умные глаза. Говори просто и без прикрас.
— Звонил лейтенант Ивченко из местного отделения милиции. Говорит, им удалось поймать убийцу!
— Как, опять?
— Да, причем он уверяет, что на этот раз ошибки быть не может — тот был схвачен практически на месте преступления.
— Опять убийство?
— Нет, на этот раз обошлось. Девушка оказалась спортсменкой и сумела убежать, крича на весь квартал, а патруль был тут как тут.
— Ладно, поехали!
Сыщики уже покидали свой кабинет, когда телефон зазвонил снова. Полковник остался в дверях, а Александр снова вернулся к телефону.
— Александр? Кажется, я все-таки была права! — раздался голос Ольги.
— В чем?
— А в том, что этот юноша… ну тот, в капсуле… вполне мог быть жив!
— То есть как это?
— А вот так! Знаешь, как йоги ухитряются совершать свои чудеса — ну, этот знаменитый трюк, когда они останавливают сердце и дыхание, их закапывают в могилу, а через несколько дней выкапывают, и они оживают?
— Ну и как?
— За счет так называемого портального сердца.
— Какого, какого, портативного?
— Портального, осел ты милицейский! Так в медицине называют печень. Оказывается, при полной остановке сердца она способна брать на себя его функции и, таким образом, кровообращение и обмен веществ все-таки продолжаются, хотя и в очень замедленном режиме. Мне это сегодня один знакомый медик рассказал…
— Молодой и красивый?
— Болван!
— Я или медик? Извини, я просто тороплюсь, а потому немного нервничаю. Нам только что позвонили из местного отделения милиции и сообщили о задержании убийцы. Так что мы с шефом немедленно летим туда…
— Я тоже приеду!
— О’кей, — обрадовался Александр. — Тогда я не прощаюсь…
Пока они ехали в сторону «Гуляй-поля», он вкратце пересказал Гунину сообщение Ольги.
— И ты ожидаешь, что задержанным окажется этот голый «морж» из капсулы? — недоверчиво хмыкнул полковник. — Которому не страшна атмосфера в пять градусов тепла?
— А вы чего ожидаете?
— Не будем гадать, посмотрим…
Через полчаса оба сыщика уже входили в знакомый кабинет. Едва обменявшись рукопожатиями с лейтенантом Ивченко, они с плохо скрываемым нетерпением попросили его привести задержанного.
— Только учтите, товарищ полковник, — предупредил оперативник, сделав необходимые распоряжения, — по-моему, он явно не в себе.
— Что это значит?
— Чушь какую-то порет, руками размахивает, пена изо рта идет… Впрочем, может, он специально психа из себя корчит, чтобы за невменяемого сойти. Или просто свихнулся мужик на сексуальной почве, вот и гонялся по улицам за девчонками с ножом в руке.
— Мужик? — переспросил Александр.
— Ну да, ему уже далеко за сороковник, — подтвердил Ивченко, — да вот, сами посмотрите…
И глазам сыщиков предстал всклокоченный Аркадий Сергеевич с закованными в наручники руками.
— Ха! Старые знакомые! — непонятно чему обрадовался ученый, сразу узнав обоих. — А поздно, голубчики, поздно… Опоздали, знаете ли, голубок улетел… — И он зашелся каким-то неприятным, дребезжащим хихиканьем. — Меня-To вы поймали, а он улетел, улетел, улетел!
— Что вы имеете в виду, Аркадий Сергеевич? — мягко спросил Гунин. — Кто улетел?
— А тот, кого вы разыскивали… Вы и ваша шалава, которая вас с собой притащила! Кстати, а где она? — Он злобно огляделся по сторонам. — Прячется, сучка? Меня, что ли, боится? И правильно делает!
— Сядьте и успокойтесь, — строго приказал Ивченко, однако лучше бы он этого не говорил.
В глазах Аркадия Сергеевича мелькнула столь явная искра безумия, что внимательно наблюдавший за ним Александр содрогнулся. Ученый опустил голову вниз, уткнулся подбородком в кулаки, и вдруг началось яростное, но довольно монотонное бормотание, обращенное не столько к окружающим, сколько к самому себе:
— Мой разум бессильно стучал в скорлупу открытия и мучился оттого, что был не в силах извлечь оттуда сверкающее ядро истины. Мудрецы прошлых веков уже не могли дать никаких советов, ну а современники еще не знали о происходящем эксперименте. Впрочем, их реакцию было нетрудно представить! «Нельзя создавать гомункулуса и наделять его душой— результат будет чудовищным!» «Нельзя экспериментировать со святая святых — человеческим «Я»!» «Какое чудовищное научное кощунство — ставить себя на место Господа Бога и пытаться воскресить мертвых!» Но ведь если Бога нет, то почему бы не поставить себя на его место, а? Я вас спрашиваю? — И он вскинул замутненный взор, но ему никто не ответил.
— Ну что? — спросил Ивченко, подходя к обоим сыщикам. — Что нам с ним теперь делать? Отправить на психиатрическую экспертизу?
— Это само собой, — задумчиво согласился полковник. — Но он действительно был один? У него не было сообщника?
— Нет, — не слишком решительно покачал головой лейтенант, — во всяком случае ребята из патрульной машины никого больше не видели. А что, мог быть сообщник?
— Пока не знаю.
— Николай Александрович! Вы сейчас думаете о том, пуста ли капсула? — догадался Александр, легко трогая шефа за рукав.
— А ты сам в это веришь?
— Честно говоря, даже не знаю, что и думать…
— Если не знаешь, что думать, надо действовать. Снова добраться до капсулы, чтобы проверить ее содержимое, нам уже вряд ли удастся, а потому остается только одно — провести обыск на квартире этого свихнувшегося гения… Нет, но что же это все-таки за симметрия такая, а?
Начало эксперимента. Исходная постановка проблемы.
Человек — существо поразительно наивное. Его легко удивить карточными фокусами, но при этом он почти не интересуется величайшей тайной на свете: что представляет собой его собственное «Я»? И самая величайшая проблема здесь — это выяснить, как и для чего возник феномен само-осознания?
Для ответа на этот вопрос можно исходить из самой основной и универсальной закономерности — три основных события наблюдаемого нами мира произошли в результате трех случаев нарушения симметрии. Вселенная возникла в результате нарушения принципа четности в слабых взаимодействиях, жизнь — в результате нарушения симметрии правых и левых белков в пользу последних, человеческое сознание — как асимметрия двух полушарий головного мозга. Именно благодаря этой асимметрии зародилось такое замечательное свойство сознания, как способность переводить понятия в образы и обратно. Поскольку, как говорил Фрейд, «большинство абстрактных слов являются потускневшими конкретными», постольку для этого можно воспользоваться их первоначальным конкретным значением. Например, обладание можно представить, как сидение на чем-то; а абстрактная мысль о необходимости усовершенствовать свой труд может породить сон о строгании куска дерева.
По-видимому, для возникновения суперили надчеловеческого разума, состоящего уже не из живых нейронов, а из искусственных элементов (Примечание. На первом этапе, поскольку роботы пока еще слишком неповоротливы, а степень их автономности весьма низка, возможно био-электронное сознание, то есть вживление в мозг человека электронных плат, заменяющих отдельные участки мозга и обладающих долговременным автономным питанием.), необходимо четвертое нарушение симметрии — между информацией о собственном теле и информацией об окружающем мире, — разумеется, в пользу первой.
Лишь в тот момент, когда объект эксперимента перестанет относиться к обоим видам информации, как к равноценным, и начнет противопоставлять первый вид информации (Я), как главный, второму (не-Я), как второстепенному, можно будет говорить о возникновении сознания и самосознания. Но как осуществить это нарушение симметрии искусственным путем, если в обществе это происходит благодаря воспитанию, овладению языком и социальному общению?
В процессе развития ребенка в правом полушарии его мозга накапливается информация для идентификации собственной индивидуальности — то, что в психологии называется «схемой тела» или «первоначальным чувством бытия». Это можно назвать смыслом ОНО — то есть каким-то смутным представлением о самом себе с точки зрения телесности. С другой стороны, в левом полушарии интериоризируется определенное количество социальных навыков (сверх-Я), важнейшими из которых являются язык и речь. В тот момент, когда неопределенный смысл ОНО находит свое выражение в слове «Я», когда смысловой образ ОНО отождествляется с понятием «Я» и становится содержанием этого понятия, можно говорить о возникновении самосознания!
Сделаем небольшое отступление. В принципе, нечеловеческий разум (если понимать под разумом позволяющую ориентироваться в окружающем мире и собственных ощущениях способность ставить и решать проблемы) уже существует — это разум животных и так называемый «искусственный интеллект». Однако, перейдя на стадию идеального (или духовного) развития, человеческое сознание достигло таких высот, когда копия не может быть менее совершенна, чем оригинал. Каким же может оказаться новое, надчеловеческое сознание?
Ответить на этот вопрос так же трудно, как и на вопрос о том, что чувствовала бы и как мыслила бы голова профессора Доуэля, отделенная от тела и тем самым лишенная одной из важнейших составляющих сознания и чувства «Я» — «схемы тела». Вполне возможно, что именно «схема тела» является основной подпоркой или «становым хребтом» феномена Я. Одно можно сказать наверняка: суперразум или сверх-сознание — это мозг, наделенный колоссальными возможностями компьютера с точки зрения быстродействия и количества производимых операций, плюс феномен Я, или самосознание. Но самое главное состоит в возникновении идеальной способности оперировать не информацией, а ее смыслом! Разница в том, что информация закодирована в материальных носителях, поэтому каждое ее «прочтение» будет осуществляться одинаково (пока не наступит материальный износ носителя!), в то время как смысловое понимание информации зависит от сиюминутно меняющегося контекста или настроения понимающего! Смысл неуловим, сиюминутен, идеален и не кодируется никакими материальными носителями!
А теперь вернемся к нашей главной проблеме — проблеме нарушения симметрии между Я и не-Я в пользу первого. Поскольку главное отличие человеческого сознания от всех остальных состоит в огромной эмоциональной составляющей (в любом языке огромное количество слов несет эмоциональный заряд или какую-то моральную оценку!), постольку вполне разумно предположить следующее: для нарушения этой четвертой симметрии необходим сильнейший стресс, способный породить эмоции, вместе с тем позволить «схеме тела» осознать себя чувствующим Я и тем самым выделиться из окружающего, бесчувственного мира…»
— Ну вот, теперь ты прочла самое главное, — нетерпеливо заявил Александр, отбирая у Ольги дневник эксперимента, найденный во время обыска на квартире Аркадия Сергеевича. На обложке дневника рукой самого ученого была нарисована знакомая эмблема — черный глаз на белом фоне и белый на черном. — Все остальное уже детали. Наш клиент всячески пытался подтвердить свою догадку о том, что четвертое нарушение симметрии возможно благодаря сильнейшей эмоциональной встряске, а для этого ставил себя на место своего подопечного и даже записи порой вел как бы от его лица…
— То есть именно он совершил это жуткое убийство?
— Да, и теперь это уже доказано. Возомнил себя монстром, обладающим сверх-сознанием, и решил действовать, так сказать, от его имени. На этом и рехнулся… Это убийство настолько его потрясло, что он еле добрался до лаборатории, забыв даже закрыть за собой дверь.
— Ты знаешь, — задумчиво протянула Ольга, — а мне кажется, что дело здесь не только в его научных идеях, но и в элементарной психологической подоплеке — несчастный, брошенный женой человечек, возненавидевший всех женщин на свете… Иначе почему бы он убил одну молодую женщину да еще пытался убить вторую?
— Возможно, ты и права, — согласился Александр, — хотя, по-моему, с мужчиной он просто не справился бы.
— Да, но ты не сказал мне самого главного! — спохватилась Ольга. — Что стало с этим бедным юношей?
— Это опять какая-то мистика! — развел руками Александр. — За день до того, как моему шефу все-таки удалось добиться разрешения на осмотр лаборатории, исследования которой, кстати сказать, курировало ФСБ, во всем районе отключилось электричество! А поскольку Аркадий Сергеевич в это время сидел в палате института имени Сербского, никто не спохватился вовремя включить запасной генератор…
— Ты хочешь сказать, что этот юноша погиб?
— Увы, увы… Понимаешь, при минимальном обмене веществ, возможном лишь при температуре в пять градусов Цельсия, воздуха в капсуле ему было более чем достаточно. Но когда морозильные агрегаты остановились, температура в капсуле стала повышаться, обмен веществ усилился…
— И тогда он просто задохнулся? — ужаснулась Ольга, на что Александр мрачно кивнул головой. — И теперь уже никто не узнает, обладал ли он хоть каким-то сознанием или нет? А вдруг у него действительно возникли зачатки сверхсознания? Знаешь, у меня такое ощущение, словно бы какие-то потусторонние силы или высший разум…
— Что, в принципе, одно и тоже, — заметил Александр.
— …не допустили создания сверхчеловеческого сознания, — закончила Ольга. — Эй, ты что делаешь? — вскричала она минуту спустя, почувствовав, как руки Александра обвились вокруг ее стройной талии.
— Пытаюсь доказать тебе свою сверхчеловеческую любовь, — пробормотал он, зарываясь лицом в ее пышные волосы.
— А не боишься испытать на себе силу моего женского возмущения? Забыл, что я замужняя женщина?
— Надолго ли? — нехотя отстраняясь, вздохнул Александр и был немедленно удостоен лукавого ответа:
— Вплоть до нарушения четвертой симметрии!