Искатель, 2001 №12

Следом за коридорным Эрни вошел в тесный номер отеля «Хейс». Ему показали маленькую ванную с треснувшей раковиной, черно-белый телевизор с рябью помех. Коридорный, прыщавый юноша, улыбался и ждал. Эрни дал ему доллар — нормальные чаевые, учитывая, что кроме саквояжа, который он нес сам, других вещей при нем не было. Коридорный фыркнул и отбыл.

Щелкнула «собачка» замка, и в комнате воцарилась тишина. Эрни сел на краешек кровати, а его уши отфильтровывали слабые звуки, доносившиеся снаружи: мерное гудение городского транспорта, очень далекая сирена или клаксон, металлическое уханье лифтовых тросов в чреве здания. Наверху уронили что-то тяжелое. Мимо номера Эрни горничная прокатила тележку с бельем, одно ее колесо поскрипывало. Он наклонил голову, стиснул щеки руками и уставился в истертый светло-синий ковер. Потом закрыл глаза, чтобы обрести в темноте хоть временное, но спокойствие.

Удача определенно повернулась к нему спиной. Дело дошло до того, что он не мог смотреть на себя в зеркало. Пусть росточка он был небольшого, пять футов четыре дюйма в ботинках на высоком каблуке, зато всегда одевался с иголочки. Так что теперь его тошнило от дешевого, с распродажи, коричневого костюма, грязной белой рубашки и нелепого красного галстука-бабочки. Весь привычный гардероб пришлось оставить в отеле, где он остановился ранее, чтобы расплатиться по счету. Лицом Эрни более всего напоминал что-то вынюхивающего хорька, особенно розоватыми слезящимися глазами и длинным висячим носом. Об обманчивости внешности в данном случае речь не шла. Эрни постоянно что-то вынюхивал, с тем чтобы обратить полученную информацию себе на пользу.

Большую часть своих сорока лет он провел в беднейшем районе города, где и родился. Пожалуй, он не был самым умным из тех, кто жил по соседству, но его хитрость и умение с выгодой для себя использовать сложившиеся обстоятельства помогали идти по жизни. Инстинкт, интуиция, как ни назови, иной раз помогали ему ставить на победителя и находить за карточным столом правильную стратегию. Иной раз. Так или иначе, он держался на плаву. Держаться на плаву — в этом он видел смысл жизни, и ему это более или менее удавалось. Он числил себя не в удачливых, а в выживающих. Но находились люди, которые ставили ему это в укор.

К ним относился и Карл Этуотер. При мысли о Карле Эрни открыл глаза, поднялся с продавленной кровати. В саквояже лежала початая бутылка ржаного виски, и он пошел в ванную за стаканом, который видел на раковине. Он старался не думать о Карле и тысяче долларов, которые проиграл тому в карты, когда последний раз приезжал в родной город. Налив себе виски, он сел у стола и вновь оглядел крохотный номер.

Дыра, даже по меркам Эрни. Он привык к лучшим условиям. Далеко не всегда он заявлялся тайком и вселялся в дешевый, кишащий клопами и блохами отель. Если бы не насущная необходимость приехать в город и занять денег у сестры (не тысячу для Карла, пару сотен на проезд до Майами), он бы здесь, конечно же, не сидел, глядя на выползающих из-за кровати тараканов и прикидывая, с кем бы поспорить, какой первым доберется до потолка.

Он улыбнулся. Как отреагировала бы Юнис, узнав, что он готов ставить деньги на тараканов? Не удивилась бы, это точно. Она давно сказала ему, что пристрастие к азартным играм — болезнь. Может, она все делала правильно, убеждая его отказаться от них. Но тогда бы он никогда не сорвал куш на Пимлико[1]. И не получил бы третью даму в добавление к двум другим и двум королям. И не…

К черту. Эрни достал из кармана пиджака две колоды. Всмотрелся в них, затем убрал меченую. Эрни всегда носил ее с собой. Один скользкий тип в Рено показал ему, как ставить метки, чтобы распознать их мог только эксперт, да еще при ближайшем рассмотрении. Сорвал обертку с другой колоды, сдал карты, решив сыграть партию в солитер. С собой он всегда играл честно.

Проиграв три партии подряд, отодвинул карты, потер уставшие глаза.

И тут кто-то постучал в дверь.

Эрни замер, из страха не столько перед Карлом Этуотером, сколько перед другим, самым страшным врагом всех игроков — непредвиденным. Непредвиденное заставляет кость перевернуться лишний раз, приводит к тому, что лошадь-фаворит спотыкается на последнем повороте, шлет хорошие карты новичкам, только осваивающим покер. Вот и на этот раз непредвиденное обернулось для Эрни крупными неприятностями: явилось в виде двух ну очень крупных мужчин. У них был ключ, поэтому, не дождавшись ответа на стук, они сами открыли дверь и вошли.

Природа и так не обделила их габаритами, но в маленьком пространстве номера они выглядели просто гигантами. Тот, что побольше, с квадратной челюстью, переломанным носом боксера и холодными синими глазами, улыбнулся Эрни. Не той нежной улыбкой, от которой тают сердца. Его напарник, темноволосый, со шрамом во всю ще — ку, стоял с каменным лицом. Разговор начал улыбчивый.

— Полагаю, ты знаешь, что нас послал Карл Этуотер. — Грубый бас как нельзя лучше соответствовал его шкафоподобной внешности.

Эрни проглотил, нет, не слюну, пригоршню камешков, сердце его билось, как отбойный молоток.

— Но… как вы узнали, что я здесь? Я только что приехал.

— Карл знает портье во всех отелях города, — ответил улыбчивый. — Как только ты заполнил регистрационную карточку, нам стало об этом известно, и Карл решил, что тебя стоит навестить. — Улыбка стала шире, он похрустел пальцами. Хруст этот в крохотном номере больше походил на взрывы петард. — И не валяй с нами дурака, Эрни. Ты знаешь, что означает наш приход.

Эрни поднялся, стул отлетел назад.

— Эй, подождите. Мы с Карлом — давние друзья, да и должен я ему всего лишь тысячу баксов. Я хочу сказать, вы ошиблись адресом. Справьтесь у Карла, уж сделайте мне одолжение.

— Мы здесь именно потому, что ты должен тысячу долларов, — подал голос черноволосый. — Слишком многие задолжали Карлу маленькие суммы, такие шакалы, как ты. Тебе предстоит стать наглядным примером для остальных. Плохим примером. Им не захочется составить тебе компанию. Они предпочтут заплатить, и в итоге сумма набежит приличная.

— Хорошего способа умереть нет, — добавил улыбчивый, — но некоторые куда как хуже других.

Оба мужчины двинулись к Эрни, без лишней спешки, словно хотели, чтобы он до конца прочувствовал ужас своего положения. Эрни глянул на дверь. Слишком далеко.

— Переговорите с Карлом! Пожалуйста! — молил он, отступая на ватных ногах. Он дрожал всем телом. Костоломы надвигались. Окно находилось за спиной Эрни, да только от тротуара его отделяли двенадцать этажей. Система кондиционирования в этой блошиной норе отсутствовала, поэтому окно было открыто на шесть дюймов. Каждый, кто хоть раз загонял крысу в угол, знает, что она инстинктивно бросается туда, где ей грозит меньшая опасность. Эрни развернулся и прыгнул к окну. Зацепился ногтем за выцветшую тюлевую занавеску, когда открывал окно, почувствовал, как ломается ноготь. Улыбчивый что-то прорычал и попытался «го схватить, но Эрни с невероятной быстротой успел выскользнуть на карниз.

Огромная рука высунулась из открытого окна. Эрни двинулся по карнизу, подальше от нее, прижимаясь спиной к кирпичной стене, подняв глаза к черному ночному небу, позволяя летнему ветерку играть полами расстегнутого пиджака.

Улыбчивый выглянул из окна. Оценил узость карниза, на котором балансировал Эрни, посмотрел на улицу двенадцатью этажами ниже. Продемонстрировал полную пасть кривых зубов и загоготал. В смехе этом веселье отсутствовало напрочь.

— Я же говорил тебе, что одни способы умереть хуже других, — прорычал он. — Ты — червь, а не птица.

Он убрал голову и захлопнул окно. Эрни увидел, как похожие на сосиски пальцы задвигают защелку.

«Успокойся, — приказал он себе, — успокойся».

Да, он на карнизе, в ловушке, но ситуация значительно улучшилась в сравнении с тем, что было несколько минут тому назад.

Вот тут он начал анализировать положение, в котором оказался. Бетонный карниз шириной всего в шесть дюймов — не самое удобное место для прогулок в модельных туфлях с высокими кожаными каблуками. В четырех футах справа карниз обрывался углом здания. Окна на этом участке фасада отсутствовали. Слева, за закрытым окном его номера, окна были, да только из первого торчал кондиционер. Наружная его часть, покрытая ржавчиной, выступала на три фута вперед. Само окно, естественно, плотно закрыто, а перебраться через ржавую железяку к следующему не представлялось возможным.

Эрни посмотрел наверх. Голая стена, путь закрыт.

Тогда он посмотрел вниз.

Закружилась голова. Двенадцать этажей показались ему двенадцатью милями. Он видел маленькие троллейбусы, игрушечные автомобили, поворачивающие на перекрестке. Его охватил ужас. Карниз, на котором он стоял, словно сузился, ушел в стену. Ноги задрожали, туфли вдруг зажили собственной жизнью, превратились в злобные существа, стремящиеся соскользнуть с карниза, предать его, отправить на встречу со смертью. Ему казалось, что он уже летит. Эрни закрыл глаза. Не позволил себе представить, а что произойдет с его телом, после падения на мостовую с двенадцатого этажа.

Прижавшись спиной к стене, опустил руки, ногти царапали грубый кирпич. Эта стена стала ему матерью, любовницей, самой крупной картой в игре. Кроме стены у него ничего не осталось. Обратиться к Богу наглости ему все-таки не хватало.

Но ужас не желал отступать, проникал во все поры, наполнял душу и мозг. Тысяча баксов, паршивая тысяча баксов! Он мог бы пойти к ростовщику, мог бы что-то украсть и заложить, мог бы просить милостыню. Мог бы…

Но ему предстояло заняться другим делом. Здесь и сейчас! Задача перед ним стояла одна — выжить.

Глядя прямо перед собой, только не вниз, он передвинулся влево, поближе к окну, изо всех сил цепляясь подушечками пальцев за кирпичи, жалея о том, что они не подаются. А потом ему вдруг привиделось, что стена вовсе не из кирпича, а из глины, она не держит его, и вот он уже летит в ночи по широкой дуге. Он постарался не думать о стене, не думать ни о чем. Потому что страх проникал в каждую мысль.

Еще шажок. Второй, третий. Эрни кривился всякий раз, когда кожаные каблуки скребли о бетон карниза. Материал дешевого костюма рвался на спине, заднице, брючинах. Однажды левая нога поскользнулась на чем-то маленьком и круглом, наверное, камешке, и он чуть не сверзился вниз. Паника прокатилась по нему холодной, черной волной, но на карнизе он удержался.

Наконец он добрался до окна. Контролируя каждое движение, в страхе, что порыв ветра сбросит его вниз, Эрни изогнул шею и заглянул в комнату.

Пусто. Костоломы ушли. Дешевая мебель, кровать, истертый ковер, как же ему хотелось вновь оказаться в их компании. Эрни осторожно приподнял одну руку. Добрался до рамы, гладкого стекла. Видел и задвинутую защелку.

Постучал по стеклу. Отдача привела к тому, что спина оторвалась от стены. Воздух с силой вырвался из легких, он подался назад, даже стукнулся о кирпичи затылком. На долгую минуту замер, превратившись в статую.

На щеках он почувствовал прохладу: ветерок высушивал слезы. Теперь он знал, что разбить стекло не удастся: сильный удар отправит его в свободный полет навстречу смерти.

Костоломы Карла, решил он, сейчас где-нибудь пьют пиво, считая его покойником. И в этом правы. Они — профессионалы, знающие о смерти все. Нижняя губа Эрни задрожала. Человек-то он неплохой. Никому не причинял вреда и такого отношения не заслужил. Никто такого отношения не заслужил!

А не привлечь ли к себе внимание? Кричать! Может, кто-нибудь — постояльцы, горничная, коридорный — услышат его.

— Помогите! Помогите!

И чуть не рассмеялся. Да кто услышит эти сдавленные крики, уносимые ветром, растворяющиеся в ночи. Он сам едва их слышал.

Отчаяние поднималось из глубин подсознания, сковывало мысли, парализовало движения. Эрни выругал и себя, и всех своих предков за то, что довели его до такой жизни. Досталось и удаче. Но он не мог позволить себе сдаться. Инстинкт выживания был слишком силен. Надежда умирала последней.

Карманы! Что у него в карманах? Нет ли там чего такого, чем можно разбить стекло?

Первой он достал засаленную расческу. Покрутил в руках, чуть не нырнул за ней, когда она выскользнула из пальцев. Уже наклонил голову, чтобы проследить за ее полетом, вовремя вспомнил, что произошло, когда он в последний раз посмотрел вниз. Вновь прижался затылком к кирпичам. Мир качало из стороны в сторону.

Бумажник. Эрни осторожно достал его из кармана брюк, крепко сжимая пальцами, словно боялся, что пролетающая птица выхватит его из руки. На ощупь исследовал его содержимое, не решаясь посмотреть вниз. Несколько купюр, кредитная карточка, водительское удостоверение, пара старых расписок, которые он бросил в темноту. Кредитную карточку решил оставить, с бумажником — расстаться. Может, кто-нибудь заметит, как он будет падать, посмотрит вверх и увидит хозяина бумажника. А если кто-то найдет бумажник, сунет его в карман и уйдет? Эрни уже начал доставать из бумажника купюры, одну десятку и две — по доллару, подумал, что овчинка не стоит выделки и бросил бумажник. На карнизе деньги ничем не могли ему помочь.

Между верхней и нижней половинками окна была маленькая щель. Эрни попытался вставить в нее кредитную карточку, молясь о том, чтобы она вошла.

Вошла! Шанс на спасение! Он получил шанс на спасение! Может, остальное — дело техники?

Повернув голову, он повел кредитную карточку вдоль щели, к защелке. Почувствовал, как более теплый воздух комнаты выходит из щели, лаская пальцы. Он находился так близко от другой стороны гладкого, тонкого стекла, так близко от спасения.

Защелка чуть подалась, он мог в этом не сомневаться! Надавил сильнее, чувствуя, как край пластиковой карточки врезается в пальцы. Но не ощутил, не увидел никакого движения. В отчаянии начал водить карточкой взад-вперед. Его руки стали скользкими от пота.

Защелка двинулась вновь!

Эрни чуть не вскрикнул от радости. Он выкарабкается! Через минуту или две он сдвинет защелку, сможет поднять нижнюю половинку окна, влезет в номер, расцелует истертый ковер. Он уже улыбался, поудобнее перехватывая пальцами кредитную карточку.

Но внезапно карточка исчезла. Он ухнул, начал лихорадочно ее искать, ухватил за самый краешек, но она проскользнула в щелку. Эрни увидел, как она падает на подоконник, отскакивает от него, летит на ковер. Увидел ее и на ковре. Там, где проку от нее не было никакого.

Эрни зарыдал. Его начала сотрясать крупная дрожь. Он испугался, что просто стряхнет себя с карниза. Попытался успокоиться, сказав себе, что отчаяние до добра не доведет. Не без усилий, но он взял себя в руки. Дрожь прекратилась, он вновь замер на карнизе.

Не оставалось ничего другого, как думать, думать, думать!

Что еще в карманах?

Ключ от номера!

Эрни вытащил ключ, уставился на него. Ни цепочки, ни бирки, один только латунный ключ. Попытался вставить его в щель, но ключ шириной значительно превосходил кредитную карточку, так что ничего у Эрни не вышло.

И тут у него возникла идея. Замазка, которая удерживала стекло в раме, за долгие годы высохла и потрескалась.

Эрни начал выковыривать ее острием ключа. Кусочки замазки отколупывались и падали вниз. Но ему предстояло пройти весь периметр, а это требовало и времени, и концентрации. Эрни знал, что сумеет это сделать, потому что другого способа покинуть карниз не было, потому что он впервые понял, как сильно любит жизнь. Чуть согнув колени, прижимаясь спиной к кирпичам, он продолжал выколупывать высохшую замазку.

Прошло, наверное, уже больше часа, когда возникла новая проблема. Он очистил уже половину периметра, но тут по ногам пошли судороги. И колени дрожали, уже не столько от страха, сколько от усталости. Эрни выпрямился, чтобы дать отдых мышцам голеней.

Вновь принялся за работу, но уже через несколько минут судороги возобновились с новой силой. Он выпрямился, чувствуя, как уходит боль. Не оставалось ничего другого, как чередовать работу с перерывами. А боль придется потерпеть, потому что деваться некуда. Он не позволил себе задуматься о том, что произойдет, если ноги откажутся ему служить до того, как он отковырнет всю замазку. Осторожно согнув их в коленях, он опять принялся за дело.

Наконец, вся замазка перекочевала из окна на карниз или на тротуар.

Эрни провел рукой по тому месту, где стекло соприкасалось с рамой, и чуть не вскрикнул от острой боли: зазубрина резанула палец. Эрни отдернул руку, посмотрел на темную кровь. Боль в пальце пульсировала в одном ритме с сердцем.

Теперь предстояло убрать стекло. Вытолкнуть его внутрь Эрни не мог: оно упиралось в дерево. Оставалось только одно: вытащить наружу и сбросить вниз.

Эрни попытался вставить ключ в зазор между стеклом и рамой. Ключ не лез — слишком широкий.

Он прижался спиной к кирпичной стене и снова заплакал. Ноги стали ватными, все тело болело, то одну, то другую мышцу сводило судорогой. Он знал, что слабеет. Уже не оставалось сил на то, чтобы удержаться на узком карнизе. «Будь у меня кредитная карточка, — думал Эрни, — я смог бы подцепить ею стекло, сбросил бы его вниз и без труда вернулся бы в номер». Но если бы он удержал в руке кредитную карточку, то смог бы открыть ею защелку. Ветер усилился, начал трепать одежду, угрожал превратить полы пиджака в паруса и унести Эрни с карниза.

И тут он вспомнил. В кармане пиджака! Во внутреннем кармане пиджака лежала колода меченых карт. Его козырной туз!

Он вытащил коробочку, достал карты, коробочку бросил вниз. Снял верхнюю карту, сунул ее в щель между стеклом и рамой, чуть искривил, надавил на карту, как на рычаг. Стекло подалось.

А потом карта сложилась пополам. Она уже ничего не могла сдвинуть.

Эрни отправил ее вслед за коробкой, взял вторую карту. Она тоже чуть сдвинула стекло. Настроение у Эрни заметно улучшилось. Ситуация определенно складывалась в его пользу. У него оставалось еще пятьдесят карт.

Десятая карта, король бубен, довершила дело. Стекло полетело вниз, чтобы на тротуаре разлететься на тысячи осколков.

Едва контролируя дрожь в ногах, Эрни приблизился к окну, ухватился за раму, откинулся назад, просунув голову в окно.

И тут каблуки соскользнули с карниза. Какие-то мгновения он качался на раме, ноги — снаружи, голова — внутри, но, к счастью, голова перевесила.

Он упал в комнату, крепко приложился затылком об пол и, со вздохом облегчения, лишился чувств.

Очнулся он в ужасе. Понял, что лежит на спине на истертом ковре, постеленном на твердом полу его номера, и ужас ушел.

Но лишь на мгновение.

Потому что сверху вниз на него смотрели Карт Этуотер и двое его костоломов.

Эрни попытался встать, вновь повалился на спину, приподнялся на локте. Внимательно вгляделся в лица стоящих над ним мужчин, отметил расслабленную улыбку, гуляющую на губах Карла, подчеркнутое безразличие его громил.

— Послушай, насчет этой тысячи долларов… — Он попытался воспользоваться благодушным настроением Карла.

— Эрни, старина, о них можешь не волноваться. — Карл наклонился, протянул руку.

Эрни ухватился за сильные, ухоженные пальцы, и Карл помог ему встать. Ноги еще не держали его, так что ему пришлось привалиться к столу. Трое мужчин не сводили с него глаз.

— Ты мне больше ничего не должен, — добавил Карл.

Эрни изумился. Он знал Карла, они жили по одним, пусть и неписаным законам.

— Ты хочешь сказать, что прощаешь мне долг?

— Я никогда не прощаю долгов, — отчеканил Карл, скрестив руки на груди и все еще улыбаясь. — Скажем так, ты свой долг отработал. Узнав, что ты поселился в отеле «Хейс», мы сразу приехали сюда. Вошли в дом на другой стороне улицы через десять минут после того, как тебя привели в этот номер.

— Ты хочешь сказать, что вы трое…

— Четверо, — поправил Карл.

Вот тут Эрни все понял. Два костолома, настоящие профессионалы, никогда не дали бы ему уйти, даже временно, через окно. Они выпустили его на карниз. Все шло по заранее намеченному плану. А закрыв окно, костоломы вернулись к своему боссу, в дом на другой стороне улицы. И Эрни знал, кто был четвертым зрителем.

— Ты мне больше ничего не должен, — подтвердил его догадку Карл, — потому что я поставил тысячу долларов на то, что ты сумеешь выбраться с карниза живым. — В его улыбке Эрни увидел искренне восхищение, смешанное с презрением. — Я верил в тебя, Эрни, потому что знаю и тебя, и таких, как ты. Ты нацелен на выживание в любых условиях. Ты — крыса, которая находит возможность выбраться с тонущего корабля. Или с высокого карниза.

Эрни вновь начала бить дрожь, на этот раз от ярости.

— Вы наблюдали за мной с другой стороны улицы. Вы трое и тот, с кем ты спорил… Все это время вы наблюдали за мной, чтобы увидеть, как я свалюсь.

— Я ни на секунду не сомневался в тебе, Эрни, — заверил его Карл.

Колени Эрни грозили подогнуться в любой момент. Но он доковылял до кровати. Тяжело плюхнулся на нее. От смерти его отделяло совсем ничего. Карл едва не расстался со второй тысячью.

— Больше я ставок не делаю, — пробормотал он. — Ни на лошадь, ни на футбольный матч, ни в рулетке, ни в выборах… ни на что! Я излечился, клянусь!

Карл рассмеялся.

— Эрни, я же говорил, что знаю тебя. Лучше, чем ты думаешь. Я слышал, как такие, как ты, сотни раз произносили те же самые слова. И снова начинали играть, потому что в этом их жизнь. Они снова начинали играть, потому что игра для них — жизнь. Они должны верить, удача в картах, на ипподроме, где угодно может все для них изменить, иначе им не останется ничего другого, как покончить с собой. И ты такой же, как они, Эрни. Рано или поздно я увижу тебя и увижу твои денежки.

Карл повернулся к двери, которую уже открывал для него громила со шрамом на щеке. Ни один из костоломов больше не обращал на Эрни ни малейшего внимания. Для них он просто не существовал.

— Береги себя, Эрни, — уже в дверях посоветовал Карл.

После их ухода Эрни долго смотрел в пол. Вспоминал, каково ему было на карнизе. Он не сомневался, что случившееся кардинально изменило его. Прочистило ему мозги. Карл ошибался, думая, что он, Эрни, не завяжет с азартными играми. Эрни-то знал, что стал другим человеком и его решение — не пустые слова. Насчет него Карл ошибся. Эрни в этом не сомневался.

Он мог поставить на это хоть тысячу долларов.