Представьте себе такую картину: вы шествуете по улице большого города, и вдруг к вам подходит решительный, но вежливый господин с мерной лентой в руках.
— Прошу прощения, сэр, — говорит он. — Я произвожу важные измерения, и мне необходима помощь. Это займет всего минуту.
С этими словами он сует вам конец рулетки, а сам проворно исчезает за углом. Там он ловит такого же, как вы, прохожего, вешает ему на уши ту же лапшу, вручает другой конец мерной ленты и с поклоном исчезает, после чего незаметно садится за столик ближайшего кафе и, давясь от смеха, наблюдает за двумя чудаками, играющими в эту странную рулетку на углу дома.
Минут через пять или десять оба одураченных начинают злиться и идут на сближение. Нетрудно вообразить себе ваше удивление, когда, обогнув угол, вы видите за ним не солидного господина, обратившегося к вам за помощью, а совсем другого человека, такого же сердитого и готового к решительным действиям! И вам далеко не сразу становится понятно, что какой-то шутник просто решил позабавиться.
Но это еще что! Британский аристократ Орас Кол, родившийся в 1881 году, воевавший в Африке с бурами, учившийся в Кембридже и известный всему Лондону, имел в своем неисчерпаемом репертуаре приколов куда менее безобидные номера. Оттого и бывал неоднократно бит, а однажды даже ранен в ногу из револьвера — видать, чувство меры изменило Колу, и он довел одну из своих многочисленных жертв до самых крутых мер.
Однако и это происшествие не образумило короля прикола, и он всю жизнь занимался только тем, что доводил соотечественников то до приступов гомерического хохота, то до белого каления.
Поступив в Кембридж, Орас задумал и осуществил свой первый грандиозный розыгрыш — вполне бескорыстный, как и все последующие. Чопорный, напыщенный декан колледжа был одержим манией дружбы со знаменитости — ми. Его-то и избрал Кол мишенью. Вместе с приятелем, Адрианом Стивеном, Орас дождался приезда в Англию султана Занзибара (был 1905 год, и в Британию едва ли не ежедневно наезжали правители карликовых государств), после чего друзья подобрали небольшую теплую компанию, рассказали им о замысле, а потом отправились в костюмерную кембриджского театра, где щедро заплатили гримеру. На подготовку ушло три дня, а на четвертый декан колледжа получил правительственную телеграмму, извещавшую его о намерении дядюшки занзибарского султана посетить Кембриджский университет. Телеграмма была подписана именем Люкас, и все знали, что так именует себя видный чиновник Министерства колоний, заведующий протокольным отделом, на котором и лежит обязанность принимать в Англии высоких гостей из всех уголков Британской империи.
В должное время на вокзал Кембриджа прибыл специальный поезд, и на перрон важно ступила «занзибарская делегация». Сам Орас был загримирован под «дядюшку султана». Его сотоварищи торжественно усадили в автомобиль — большую редкость по тем временам — и доставили в ратушу, где в честь гостей был устроен роскошный прием. Получив уйму ценных подарков, «дядюшка» пожелал посетить университетский городок. Там он отправился в студенческий магазин и, отчаянно торгуясь с помощью «толмача», приобрел несколько весьма дорогих вещиц, за которые расплатился чеками «занзибарского банка Британии», которого, понятное дело, не существовало. Затем ему приспичило смотреть общежитие. Там «дядюшка» поинтересовался, почему одна из дверей заперта. Ему ответили: это комната самого непутевого из наших студентов, да еще и неряхи, некоего Кола, который сейчас прогуливает занятия. Наконец, одарив ученых мужей стопой своих фотографий, надписанных толмачом, «дядюшка султана» все на том же единственном в Кембридже автомобиле отбыл восвояси.
На другой день Орас подробно и со смаком поведал об этом приключении газетчикам. Декан и мэр Кембриджа стали всеобщим посмешищем. Одно время Кола даже хотели исключить из университета, но в конце концов в декане взяло верх английское чувство юмора и он смилостивился над шутником.
Кол был состоятельным человеком и не нуждался в карьере, поэтому, окончив учение, принялся вести жизнь светского льва и разыгрывать знакомых, а порой и незнакомых. Его боялись как чумы. Если человек в присутствии Кола упоминал о своем умении играть на пианино, наутро у дверей его дома останавливалось с десяток фургонов, которые «привезли заказанный вами рояль». Если кто-то казался Орасу слишком жизнерадостным, в тот же день в дом этого человека присылали венок от гробовщика «для скоропостижно скончавшегося». А если человек венчался, то мог сразу же после церемонии встретить на церковной паперти смазливую девицу, которая заявляла, что счастливый молодожен — отец ее ребенка.
Орас подтрунивал над всеми без разбора. Когда один его друг купил дом в Лондоне, Кол дал объявление: продается особняк, просьба звонить по такому-то номеру с двух до четырех ночи. В другой раз шутник поспорил с одним парламентарием, похвалявшимся своей спортивностью и прекрасным здоровьем, что обгонит его в забеге от Вестминстера до Ватерлоо. Перед стартом Орас тихонько опустил в карман политика свои золотые часы, а когда парламентарий, как и следовало ожидать, сразу же вырвался вперед, Кол закричал: «Держи вора!»
Парламентария тотчас скрутили прохожие и дюжие полицейские, и ему пришлось провести несколько часов в участке, прежде чем его хитрый соперник наконец сжалился и снял обвинение в краже.
Кол много путешествовал и не упускал случая утереть нос представителям других народов. Во время поездки во Францию он поспорил с парижанином, что полчаса пролежит на площади Оперы в самый час «пик». В условленное время на площадь въехал здоровенный грузовик, мотор которого вдруг зачихал и заглох. Из кабины вылез невозмутимый Кол в рабочей спецовке, залез под грузовик и спокойно пролежал там полчаса, изредка тыкая отверткой в какую-нибудь деталь, после чего выбрался из-под машины и укатил.
Едва ли не самым знаменитым и злым розыгрышем, устроенным Колом, была мистификация, превратившаяся в одну из позорных страниц истории знаменитого британского флота. На сей раз жертвой стал адмирал Уильям Мэй, командующий Ламаншской эскадрой. Он страдал той же слабостью, что и кембриджский декан: любил прихвастнуть дружбой с великими мира сего. Утром 7 февраля 1910 года Мэй получил от министра иностранных дел Британии телеграмму, в которой сообщалось, что приехавший в гости к королю Георгу император Абиссинии хотел бы посетить базу ВМС в Уэйнмуте.
Поскольку телеграмму послал Кол, нетрудно представить себе, что произошло потом. Посетив известнейшего театрального гримера, Орас и его друзья, разодетые в пух и прах, явились на флагманский корабль адмирала. В этой веселой компании были знаменитая писательница Вирджиния Вульф, ее брат Лесли, не менее известный публицист, художник Данкен Грант, впоследствии признанный гениальным, и лучший на ту пору английский футболист Энтони Бакстон. Сам Кол взял на себя роль заместителя министра внутренних дел. Когда «император» и его свита в роскошных лимузинах прибыли в Уэйнмут, их встретил почетный караул. Затем гостей под звуки марша провели в кают-компанию флагмана, к ломившемуся от яств столу. «Абиссинский император» Бакстон принялся молоть какую-то тарабарщину, а «толмач» Адриан Стивен угодливо переводил ее на язык Шекспира. Вирджиния Вульф в тюрбане и с приклеенной бородкой была великолепна в роли брата императора. А сам Кол, во фраке и цилиндре, прекрасно справился с амплуа заместителя министра, тем более что был похож на него внешне.
Проведя на флагмане 4 часа, получив ценные дары, «император» с помпой отбыл в столицу, где Кол тотчас же отправился в редакцию «Таймс», и наутро все англичане до колик потешались над незадачливым адмиралом. Но вскоре к Колу явился некий морской офицер. Неизвестно, как протекала их беседа, однако после этого Орас две недели не высовывал нос из дома и не принимал гостей. Если учесть, что означенный офицер был чемпионом британских ВМС по боксу, временное затворничество шутника вряд ли кого-то удивит. Розыгрыш обошелся Колу в 4 тысячи фунтов стерлингов, но зато его тщеславие было полностью удовлетворено. Однако еще дороже ему пришлось заплатить за «корку» с продажей «хорватской короны».
После первой мировой войны небольшие европейские государства оказались в долгах, и многие монархи охотно продавали свои громкие, но бесполезные титулы и всевозможные регалии. Покупателями были напыщенные толстосумы из «простолюдинов», желавшие приобщиться к дворянскому сословию. Чтобы разыграть одного из них, Кол снял фешенебельный особняк в Лондоне и устроил в нем посольство «Хорватского царства», которого, понятное дело, никогда на свете не было. Толстосум явился в посольство и провел переговоры с важными чиновниками. Наконец его приняли сам «посол» и «специальный посланник Хорватского двора». Толстосум выписал чек на огромную сумму (деньги ему, разумеется, вернули, ибо Кол никогда не брал ни у кого ни пенни) и был торжественно увенчан «короной Хорватии». Посла сыграл сам Кол, а вельмож — двое беглых белогвардейских офицеров, которые говорили по-русски, справедливо считая, что толстосум — не полиглот и едва ли обнаружит обман.
Однажды Орас, крепко недолюбливавший премьер-министра Макдональда, загримировался под него и прибыл на митинг лейбористской партии. Там он выступил с такой дурацкой речью, что возмущенные и разочарованные сторонники едва не избили его. «Министр» спасся лишь потому, что сумел проворно нырнуть в такси и громко крикнуть водителю: «Резиденция премьера, да побыстрее!»
Увы, пристрастие к мистификациям — дорогое удовольствие. От Кола ушла первая жена, не выдержавшая бесконечной череды приколов. Впоследствии она вышла замуж за человека по имени Уинтерботтом. Прослышав о готовящейся свадьбе, Кол разослал приглашения на нее нескольким десяткам людей, чьи фамилии заканчивались на «боттом». И когда бывшая благоверная с новым благоверным прибыла в роскошный ресторан, выяснилось, что гостей на банкете втрое больше, чем она рассчитывала, и все хотят есть.
Второй брак Ораса Кола оказался удачным: он встретил родственную душу. На склоне лет знаменитый приколист часто говорил друзьям, что пишет воспоминания. Но после его смерти в 1936 году в бумагах покойного не нашлось ни единой страницы мемуаров. Он снова всех надул.