Искатель, 1996 №2

— Это было давным-давно, когда в Америке победил коммунизм. Выручать Штаты позвали меня.

Дед стал прикуривать свою ферцингорейскую трубку, память о сражениях с элдуйскими князьями. Раз сто он уже рассказывал, как в одиночку сокрушил империю планеты Таргар, но об Америке мы с пацанами слышали впервые.

Эх, на вечер мы хотели отпроситься в Париж и накостылять тамошним гаврошам, но сперва в Лицее задержали, дома я бабкино блюдо разбил, у матери пирог подгорел — пришлось остаться. А насчет Америки дед никого не удивил. Четырнадцать лет у меня за плечами, кое-что видел и привык — вечно ее кто-нибудь спасает. Хлипкая она, Америка.

Дед пыхнул ферцингорейкой. И начал рассказ.

— Я тогда собирался на звездную систему Гром Альпан — вернуть должок таргонским сатрапам, когда стоп, пожалуйте в Мировое Жюри. Как был при полном боевом параде, так и отправился. Меня, российского косагра, помню, еще гвардейцы пускать не хотели.

Ха!

Вызвал я «скорую», оказал гвардии первую помощь, захожу, смотрю на этот интеллектуальный цвет человечества, и что я вижу? Лица бледные, глазки бегают, волосы дыбом — только из-под столов выглядывают. Натурально, они никогда не видели вблизи бойца первого отряда при полном космическом вооружении. Но, ничего, подтянули они свои галстучки и давай тараторить, мол, на выборах в Америке победили коммунисты и через месяц там состоится референдум по первейшей коммунистической поправке к американской конституции: «Властям закон не писан». А после принятия красной поправки гибель Штатов неизбежна.

Американская культура… Гм, такую потерю человечеству в здравом уме мудрено заметить, но время-то было аховое. Как назло, Япония завершила исторический цикл, закрыла границы и только компьютеры вышвыривала, Атлантида по новой утоп-ла, и что самое страшное: падение Америки грозило Кубе — этому оплоту свободного предпринимательства в западном полушарии. Доигрались…

Всегда так, пацаны, сперва эти умники провалят выборы, сядут в лужу, со страху напакостят, а потом бросаются к нам, бойцам в космической форме. МЖ, одним словом. Напоследок президент Мирового Жюри торжественно вручил мне билет до Нью-Йорка и кипу бумаг.

— Это рекомендации по спасению Америки. Подготовлены самыми гениальными аналитиками Земли, самыми блистательными мозгами человечества! К ознакомлению обязательны.

Я культурный человек — бумаги опустил в мусорный бак, выйдя на улицу. Голова на плечах, сотый калибр на бедре, чего еще для спасения Америки?

Кто-то дышал за моей спиной…

Когда «кто-то» выбрался из-под обломков витрины, я с трудом узнал его физиономию. Резервный отряд, зовут Васькес. У русских с кубинцами давняя дружба.

— Ох, здравствуй, Ванья! — Бедолага пытался улыбнуться. Ничего, не будет подкрадываться к бойцу первого отряда. — Я только хотел сообщить, что лечу с тобой, Ванья. Вот мандат Мирового Жюри.

Обрывки полетели на обломки.

— Зачем ты так, Ванья?

— Я работаю один.

— Знаю. К чему тебе напарник? Но эти янки-коммунисты у нас, кубинцев, в печенках сидят. Возьми, а? Ведь и я был косагром…

Так вот почему у южанина глаза больной собаки.

Косагр умирает дважды. Первая смерть — отставка, и для нее есть только две уважительные причины: провал задания или…

— Да, Ванья, я женился.

— Вот как? Поздравляю.

Все-таки виной свадьба, эта первая смерть настоящего мужчины. Я отвел взгляд от глупца, махнувшего все дороги галактики на юбку. Жалкое зрелище.

— Так возьмешь, Ванья?

Русскую совесть давно терзает историческая вина перед кубинцами за перехваченный под самым их носом штатовский рынок автомобилей. И не по-русски — добивать мертвяка. Я протянул южанину руку.

В порту Васькес бодро двинулся к нью-йоркскому аэропрыгу. У кубинца были явные нелады с математикой. Да, мы летим вышибать коммунистическую дурь из голов янки, но их миллиард. Миллиард! За месяц я просто не успею физически обработать каждую красную американскую морду. Хмыкнув, я повернул к «Рюриковичу», пятизвездочному космическому крейсеру. Прививку от коммунизма нам могли дать только звезды.

Поднимаясь по трапу крейсера, я в мыслях не держал, что ничтожное задание Мирового Жюри смертельно. Заяви мне такую глупость сам Создатель, да я бы расхохотался в лицо и Создателю.

Разобраться с таргонскими сатрапами. Уничтожить иерархов планеты Зерок. Разгромить банды Лыс из астероидного леса. Добыть крылья бога-дракона Ван-Вейша. Грандиозные планы бередили душу. А всего пуще неподъемный даже для космических агрессоров прошлого подвиг — пройти Дальние Миры. Сбросить с плеч ярмо тысячелетий, исполнить мечту всей моей жизни и таки проломить невиданный путь. Дальние Миры…

Дед замолчал, уставился куда-то невидящим взглядом. Будто в догорающий камин засмотрелся.

Неужели мой великий дед не справился с дохлым американским коммунизмом? Неужто одолели его эти краснокожие янки? Мы с пацанами готовы были лопнуть от вопросов, но на лужайке перед домом звенела тишина. Вон, у нашего соседа, чемпиона по боксу, до сих пор щека дергается, как поплавок. Почему? А ты не хмыкай, когда дедушка о Дальних Мирах вспоминает.

Камин потух.

Васькес заволновался, когда «Рюрикович» вынырнул в Плеядах.

— Я думал: наше задание в Нью-Йорке.

— Ты не ошибся.

— А что мы делаем в космосе?

— Мог бы догадаться — ищем планету победившего коммунизма.

— Божье мой! Неужели такая есть во вселенной?

Пришлось поведать побледневшему до синевы креолу древнюю легенду о «Флаурмее».

Тыщу лет тому назад, когда мир узнал безжалостную напасть русской конкуренции, отряд калифорнийцев отчалил к звездам, дабы навеки избегнуть дьявольского изобретения и там, в неведомых мирах, воссоздать земной рай. Назывался их корабль «Флаурмей». С той поры и бродят по галактике легенды о чудной планете, где построен стопроцентный американский коммунизм.

— Hatna задача — отыскать эту планетку. Понял, Васькес?

Напарник кивнул, но в глазах Васькеса надолго остекленел вопрос: на хрена мне, кубинцу, еще и калифорнийский коммунизм? Ничего, пусть подумает.

За три недели мы пропахали весь треугольник Электра-Астеропа-Майя, где, по слухам, скрывалась красная планета. Коммунизм по дороге не попадался. «Косагр не может не выполнить задание». Чеканная строка боевого устава все чаще гремела в голове. Нервничал и ничего не понимающий напарник. Пришлось обратиться к тонкостям теории.

— Что есть коммунизм, Васькес? Это заразная социальная чумка! И прививку от нее мы сыщем только в зараженном организме. Конечно, ты скажешь, и теоретически будешь прав, что проще уничтожить Америку, но…

Теорию прервал возопивший благим матом кубинец:

— Божье мой, Ванья, взгляни на экран! Вот он, комьюнизм!

Точно. Планета была в форме куба.

Отправляясь в земной рай, я взял самый большой калибр. И еще кое-что.

Пахло на планете неважно. Но ни заводов, ни дорог, только стальные пирамиды были видны по горизонту. И маленький городок, красневший крышами в долине. Один на всю планету.

Где же коммунизм?

Лишь увидев первого колониста, я смог перевести дух. Это был ковбой без лошади. В черной шляпе, стройный, он палил из кольта по бутылкам, мальчишка.

Следом попался рыбак. Удил он в оранжевой реке.

— Как улов, браток?

Заржав, мужик посмотрел на меня в восхищении. Гм. При коммунизме прослыть остряком — раз плюнуть.

— Ты даешь! Хлебни-ка, детина, — протянул бутылку рыбак, — сам гнал!

— Спасибо.

— Как знаешь. Да хранит тебя робог!

И он показал почему-то под землю.

Мне некогда было точить лясы с безумным мужиком. Задание торопило, и… тут я увидел ее.

Пацаны, когда-нибудь вы поймете меня, это была настоящая женщина, а не нынешний суповой набор в брючках. Повернувшись спиной, она малевала на пригорке картину. Я не мог разглядеть цвет ее волос — столь крут был подъем.

— Превосходно!

Дама не испугалась. Здесь люди не боялись людей.

— Вам нравится?

— Очень.

— Я имею в виду картину.

Пришлось отвести взгляд от ослепительной блондинки. Гм. Нежная мазня. Зубастая челюсть горизонта сияла на холсте радугой.

— Как вам сказать…

Блондинка подсказала улыбкой: мне простится дежурный комплимент.

— Для женщины — гениально.

— Понятно, — она могла не только улыбаться, — вы заурядный женоненавистник!

— Не припоминаю, чтобы обо мне так мог сказать хоть один человек. Из носящих юбку.

— Тогда в чем дело?

— Видите ли, в женщине, занимающейся искусством, всегда есть что-то жалкое.

Фыркнув, она собралась, вырвала у меня мольберт и обожгла взглядом. Он обещал реванш. И меня аж в жар бросило от предвкушения этого реванша. Надо ли говорить, с какой грацией блондинка спустилась с холмика. Задуманное ей удалось вполне. Убедившись: я гляжу вслед — свистнула.

— Бегу, Джейн!

Измывающийся над бутылками дурачок сорвался с места. Улыбался щенком. Она же старательно не смотрела в мою сторону, феминистка…

Дед замолчал — опять в свой камин уставился. Только посасывал давно потухшую ферцингорейку.

Распахнулась дверь. Выскочившая на крыльцо бабка принялась лупить скалкой по диффузной пси-антенне. Бабушка обожала сериал «Похищение белокурой арверонки».

— Неделю прошу отремонтировать, но в этом доме нет мужчин!

В мою сторону не смотрела — взрослый человек, а всерьез дуется из-за какой-то древней, трехсотлетней посудины.

Очередной удар чуть не снес бетонное основание пси-диффузки. Дверь захлопнулась.

Первым перестал изображать поваленную статую Колька, самый смелый из нас.

— А что такое феминизм, дедушка?

— Феминизм, Колька, это социализм дурнушек — самая страшная американская зараза.

Дед осмотрел свой кулак, габаритами с коробку от видеокуба.

— Русским дамочкам иногда удается вправить иммунитет, но не американкам. Тут чистая медицина начинается. Маниакальное воспаление мозжечка и все такое. Жуть. А я, честно скажу, не силен в медицине.

Дедушка раскочегарил трубку, а в моей голове искрой проскочила удивительная догадка: вовсе не по американским коммунистам скорбел сегодня дед! Пока я поражался собственному уму, мой старик продолжил.

— Дурацкая, доложу вам, попалась планетка. Деревья пластмассовые, трава из капрона, а где газон износился — каблуки звенели по металлу. В городке ни банка, ни тюрьмы, ни аптеки, ни телефонов. В общем, рай. Вывеску нашел одну-единственную «Салун «Мэрия»». Конечно, никто и никогда не сыщет в галактике города без мэрии и салуна. Но чтобы совместить городское управление с кабаком? Не силен я в американском самоуправлении, но здесь явно была его высшая точка.

К вечеру все там и собрались. Джейн колонисты называли мэром. Она хлопотала за стойкой. Белокурые волосы, клетчатая мужская рубашка, как на мраморной Венере, плотно сидящая юбка. Красавица! Она и не думала играть в незамечалки. Усадила рядом, поднесла стаканчик, улыбнулась. От ее удивительной улыбки, как от хорошей музыки, становилось почему-то жалко себя.

Вдруг на глаза попался сидящий в кресле старик. У него были явные нелады с ногами. То, что надо! Я включил все лампы, взял у Джейн клетчатый плед и задрапировал больного ниже пояса. Тот не возражал. Здесь никто не умел спорить. Почти.

Старик и поведал мне историю превращения планеты в аквариум. Началось все с умника, давшего роботам мозги. Колонисты попервах торжествовали — пусть железные чурки строят нам коммунизм, а мы не будем ни пахать, ни сеять, а лишь срывать плоды с щедрого кибернетического древа. Взвалим обузу на стальные плечи! И роботы делали все. Пока не изобрели механизм воспроизводства, и не заполнили недра планеты, не перестроили ее в куб, и не засадили своих создателей в аквариум. Так они стали для людей робогами.

Запомните, мальчишки, никогда и никому не отдавайте нашу тяжкую мужскую ношу работы и воспроизводства!

В молодости мне не нужны были слова, хватало разворота плеч.

— Не думай, Ваня, есть вещь, которую мы делаем своими руками. Мы пошли против самих робогов! — Проницательный старик заулыбался. — Поначалу робоги ломали наши изделия, но мы их собирали снова и снова.

Я оглянулся. За спиной теснился весь городок — физиономии, что чайники.

— И мы победили, Ваня. Смотри!

Старик распахнул шкаф.

Побери меня Большая Комиссия! Никогда не видел такого разнообразия унитазных бачков. Инкрустированные, под малахит, из чистого золота. Проклинал бы себя всю жизнь, не вырази я в тот миг полного восхищения.

— Уверен, в будущем робоги нам позволят делать и унитазы! Только не дожить мне до великого дня…

По небритой щеке сверкнула слеза.

— Увы, Ванечка, недолго мне любоваться этой красотой. Вывих ноги — при коммунизме это смертельно.

Старик поник. Остальные потупились.

— Раньше у нас хоть были специальные учреждения, где человека готовили к встрече со смертью, где каждый мог спокойно умереть. Больницами назывались. А теперь больных просто…

Запахло машинным маслом. Стена с лязгом откатилась в сторону. Повалил кирпичный дым. Пол задрожал под грохочущими шагами. Гремя ржавыми крыльями, из провала выскочила хваткая парочка робогов, под четыре метра каждый. Ухватили крючьями кресло и поволокли жертву в механическую преисподнюю. Старик закатил очи горе. Остальные глаза опустили. Я поднялся от стойки.

— Ваня, не надо! — закричала Джейн, но мы уже сцепились. Первый развалился сразу, зато второй робог от души махнул правой, снес колонну левой. Напряженным мускулам пришлось объяснить: рыбка ему попалась не по зубам, а если по зубам, то кастетом.

Робог рухнул. Я вышвырнул металлолом, задвинул стену, вправил старику ногу, а Джейн, раскрасневшаяся, строгая, наладила тем временем выход на улицу. Как ловко ока управлялась с этими баранами! Я не мог налюбоваться. С тройкой напавших робогов разобрался машинально. Шустрые. Но сотый калибр удивительное оружие.

На организацию бучи против господства робогов оставались секунды. Планета уже получила сигнал — в ее аквариуме завелась чересчур боевая рыбка. И для революции здесь было лишь одно подходящее место.

Рука на сканфере, унитазный бачок за спиной — к патриотической речи все готово. Но чем пронять сердца американцев?

Воздел бумажку в миллиард долларов. Ноль эмоций. Напомнил: ваши славные предки делали лучшие в мире автомобили, компьютеры и унитазные бачки. Они продавали хлеб самой России. Ничего.

— Проснись, американец! За тебя работает масломазый. Тобой помыкает баба. За мной, и мы перекуем куб на шар!

Никто не расправил плечи.

Я смело бросился в историю.

— Мужики, вспомним великую дату — Четвертое июля!

Клоун на кладбище — так я выглядел. Только рыжий заухмылялся.

— Эй, рыжий, в твоей душе не погибла гордость за славный день?

— Ты скажешь, Ваня.

— Это был знатный денек.

— Еще какой! — Рыжий расплылся до ушей и зашептал мне в ухо: — Не пойму, Вань, как ты узнал, что четвертого июля я попробовал сразу с тремя… ну, ты понимаешь. — И рыжий начал расписывать свои грязные штучки.

Да-а, такой он, коммунизм. По молодости у вашего деда тоже всяко бывало, гулял, заглядывал на знаменитую планетку Бледная Ляжна, но рыжий переплюнул все. Слушал с отвращением его мерзости, а сам наблюдал, как батальон рогатых робогов надвигался на городок.

Оставалось взять последний аккорд.

— Эй, ты, сопляк! — ткнул я пальцем в ковбоя. — Быстро ко мне!

Красавчик сделал пару шагов и остановился. В нем еще плескались ошметки мужской гордости. Тогда, отстегнув сканфер, я стал обзывать парня последними словами. Ковбой был великолепен. Точеная фигурка, пальцы играют по бедру, скрип зубов. Только губы дрожат. До чего пал американский герой — он не мог пристрелить безоружного человека. Пришлось выложить каре.

— Гляди, Джейн, чего стоит твой сосунок.

Выпад змеи, блеск молнии — все слилось в одно движение. Мастерский выстрел — я успел сместиться всего-то метров на пять, зато с каким грохотом, в плеске воды, в брызгах осколков, посыпался унитазный бачок!

Все. Какой там бунт супротив робогов? Под коммунизмом здешние мужики выродились в ничто. Потенции поступка у них имелось не больше, чем у губика короткоперого.

Провожала меня Джейн.

С неба нас атаковали стальнокрылы. Бешено кидались шести крышники. Я палил от души. На углы горизонта выдвигались боевые машины робогов.

— Осторожно, Ваня!

Сбоку бодро налетел паровик-кулачник.

— Ого-го, хомо вульгарис! Сейчас я раскваш твой физиономий!

Поршнем с фонарный столб кулачник попытался меня проткнуть, молотом послать в нокаут. Любимая забава — робогенок-паровичок лишь свистнул в моих бронированных лапах. А по капрону травы уже катили огнепалы. Металл с нарастающей силой гудел под ногами. Планета бралась за дело всерьез.

Мы взбежали на пригорок, за которым был спрятан космический бот. Светило закатилось за левый угол горизонта, и сразу стемнело. Мне лететь, а я все не мог налюбоваться ладной, крепкой фигуркой Джейн. Нет, такая не для калифорнийских большевиков.

— Джейн, милая, — расстреляв тройку титанозавров, я ткнул дымящимся стволом в знакомую звездочку, — этот огонек Солнце. Это самая прекрасная звезда галактики, Джейн! Там твоя планета и твоя родина. Другого такого шанса не будет — полетели вместе.

На голову свалился огнедышащий семикрыл, шныряли механизмы самого свирепого вида.

— Я боюсь. Ваня. Мне так спокойно живется при коммунизме. Здесь так хорошо мечтать, писать картины…

Ревели шестикрышники, бесновались и швырялись плазмой огнепалы, а я все пытался докричаться:

— Ты живая женщина, Джейн! Брось свои пейзажики, это вымороченный, фантастический мир. Счастье женщины на Земле. Там желтые поля, зеленый луга, голубые реки. Там настоящая жизнь и работа. Там есть больницы, Джейн! Летим…

Башенник прыгнул. Я вскинул ствол, и огненная дуга зашипела у наших ног.

— Джейн, решайся!

— А замуж возьмешь?

Ого! Быстрота реакции моя.

— Это исключено. Женитьба погубит мою карьеру.

— Тогда, Ваня, лети-ка на Землю сам.

— Джейн!

— Ваня!

Она зарыдала. Белокурые волосы разметались по моему плечу. И тут я впервые в жизни вздрогнул. Звезды стали гаснуть. Конструкция планетарных масштабов поднялась над горизонтом и сворачивала небо в трубочку. Планету затрясло от напряжения — аквариум накрывался. Но затрясся я от шепота милой Джейн:

— Весь мир мне не нужен без тебя, Ваня.

— Ну не могу я жениться!

— Тогда прощай.

Планетарная челюсть захлопывалась. Скатывались последние песчинки судьбы. А я смотрел в сверкающие звездами глаза Джейн и терзался выбором. Весь мир, с его славой, дорогами и подвигами, или лучшая женщина этого мира? Дальние Миры или пеленки? Быть или жениться на американке? А враги наседают! И нет ни секунды на раздумья! Ну почему человек никогда не готов к такому выбору?

Джейн прижалась к моей груди изо всех сил — так прощаются навек. Улыбнулась сквозь слезы удивительной улыбкой. Но я уже сделал свой выбор. Когда планета дожевывала последние звезды, бот таки выскочил на орбиту.

Мы с пацанами переглянулись и дружно уставились на деда. Хоть бы хны. Чистит веточкой ферцингорейку да знай себе в усы ухмыляется. Уж не рехнулся ли? Рассказ закончить и то толком не сумел. Странно. Не похоже на деда. Он у меня ничего, крепенький. А с годами даже умней становится. Вообще я заметил, что за последнее время все мои предки здорово прибавили в интеллекте. Кроме отца, конечно.

— Дед, и ты не смог победить коммунизм?

На этот раз Колька переборщил — дедушка багровел на глазах.

— Не болтай чепуху. Лучше запомни раз и навсегда: российский косагр не может не выполнить задания!

— А Штаты?

— Ха! Штаты! Я не зря зажигал все лампочки. На обратном пути мы с Васькесом смонтировали шикарный фильм. Когда миллионы янки увидели ковбоя, крушащего из кольта унитазный бачок, — тронулись все сейсмографы мира. Америка хохотала, как сумасшедшая. С коммунизмом в ней было покончено навсегда.

— А Джейн ты взял на Землю?

Кольке, к его смелости, еще бы кое-чего добавить.

— Хватит вам лясы точить, ужинать бегом!

На крыльце показалась белая как лунь бабушка Женя и подмигнула любимому внуку. Это мне! Простила? И тут я все-все понял. Словно в голове лампочка зажглась. И вскакивая с травы, настоящей, не капроновой, и взлетая на крыльцо, я точно-преточно знал: самый любимый человек сейчас обнимет меня и улыбнется своей удивительной, волшебной улыбкой. Улыбкой ценой в мир!

Последним поднялся дед.

В следующем выпуске читайте

остросюжетные детективные повести:

Игорь КОЗЛОВ — «СЛЕДСТВИЕ В «ГАРЕМЕ»,

Александр ЧЕРНОБРОВКИН — «ПОСЛЕДНЕМУ — КОСТЬ»,

а также фантастические рассказы:

Джек УИЛЬЯМСОН —

«САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕ»,

Владимир ГУСЕВ — «БУДЕТЛЯНКА»