Искатель. 1988. Выпуск №3

Герд Прокоп МОЙ УБИЙЦА РЕДКО ПРИХОДИТ ОДИН Фантастический рассказ

Он был единственным, кто сошел в Чинтало Хальтс: небритый, сгорбленный мужчина в выцветших джинсах и вытертой вельветовой куртке — типичный провинциал, направляющийся в какое-то жалкое захолустье в горах. Никто не обратил на него внимания. Автобус тронулся, а Фил остался один в темноте!. Он с трудом надел рюкзак и поплелся по обочине.

Ему пришлось сделать довольно большой крюк, прежде чем выйти на тропу, которая вела на юг; Через две мили он увидел щит: «Опасно! Запретная зона! Смертельно!»

Начался таинственный путь в безмолвной ночи. Ни щебета птиц, ни кваканья лягушек, ли стрекота кузнечиков. Он ориентировался легко, несмотря на то, что не бывал здесь почти двадцать лет, и за час до восхода солнца добрался до озера. Тихо ругаясь, укрылся в густом кустарнике.

Казалось, он захватил с собой все необходимое: спецодежду, продукты и воду, кипятильник, радио, палатку, даже водолазную маску, на случай, если опрокинется лодка, но о противогазе не позаботился.

Над водой стоял густой туман. Рассеялся он лишь к полудню. Было бы безумием теперь спустить лодку на воду — в любой момент мог появиться паром. Матросы выдадут полиции любого, кто осмелится плыть по озеру. Значит, ему необходимо дождаться вечерних сумерек.

Тишину нарушил звук проплывающего парома. Если они его ищут, то могли бы это делать и с помощью геликоптеров!

Он успокоил себя: вряд ли кому-либо придет в голову искать его именно здесь. Он приложил немало стараний, чтобы хитроумными финтами и маскировкой сбить преследователей с пути. Теперь главное — не попасть на глаза воздушной инспекции и патрулям.

Хотелось бы надеяться, что Ханк получил письмо и ничто не помешает ему прийти сюда.

Раньше озеро было для рыбаков райским местом; сюда разрешалось входить только шлюпкам, транспортные суда должны были идти кружным путем через Гемпширский канал. Для приобретения участка земли требовались бешеные деньги — за узкую полоску у озера отцу Ханка предлагали полмиллиона, но тот не соглашался. Такое место, говорил он, я не променяю ни за какие деньги. Со времени происшедшей шесть лет назад катастрофы невозможно было получить и цента за квадратный метр земли.

При последних отблесках заходящего солнца он сделал необходимые приготовления, надел защитный костюм и маску, спустил лодку на воду.

Стояла звездная ночь, так что Фил без труда отыскал нужный остров. Он втянул лодку на берег и, протащив ее вверх по косогору, прислонил к стволу дерева, снял костюм, повесил его на сук. Приняв две таблетки адрефобина, перенес поклажу под развесистую карию, установил палатку под низко свисающими ветвями. Рядом вырыл яму, где расположил котелок. Он должен, был непременно сделать хотя бы глоток чаю. Потом уселся с кружкой на косогоре и стал вслушиваться в темноту.

Ханк появился незадолго до полуночи. Фил с трудом разглядел приближающийся к острову силуэт человека в лодке. Фил двинулся ему навстречу; подождал, пока силуэт превратится в Ханка; а потом они заключили друг друга в объятия.

— Дай на тебя посмотреть, Фил, — произнес Ханк. — Как долго мы с тобой не виделись?

— Восемь лет. Я боялся, что ты не придешь.

— Могло случиться и так. Твое послание было хорошо зашифровано. Бумпо недвусмысленно соответствовал Чингачгуку; я сразу вспомнил и закодированное нами слово, предвещающее опасность, — УиНиКиАиС, и мне стало ясно, что под Ночью Кролика ты мог иметь в виду только полнолуние; но что должен был означать остров с двумя хвостами? Сперва мне пришлось раздобыть томик «Кожаного Чулка». Когда я начал читать «Зверобоя», у меня уже не возникало никаких сомнений: животное с двумя хвостами — это Слоновый остров.

— Так я исключил информацию, — сказал Фил, — Она могла быть искажена в пути. Как ты сюда добирался?

— На автомобиле, как же иначе?

— Тебя никто не видел?

— Не имею понятия. Впрочем, даже если и видел, вряд ли это могло вызвать подозрение, ведь земельный участок все еще принадлежит мне.

— На это я и рассчитывал. Я долго обдумывал, где и как мы могли бы встретиться. Я не хочу тебя подвергать опасности, Ханк, но ты единственный, кто может мне помочь. Если вообще мне кто-либо может помочь.

— Что случилось, Фил? Почему ты из всего делаешь тайну? Почему местом встречи выбрал это богом проклятое место?

— Сначала я приготовлю чай. У нас ведь есть время, не так ли?

— Сколько угодно.

Когда чай был готов, Ханк сказал:

— Ну, выкладывай, Фил, я сгораю от любопытства.

— Я буду убит, — произнес Фил.

— Убит? — Ханк с удивлением посмотрел на него.

— Каждую ночь я бываю убит: отравлен, задушен, застрелен, повешен. В последнюю ночь они пришли втроем. На них были длинные белые балахоны с капюшонами, как у куклуксклановцев. Мой убийца набросил мне на шею веревку. Позавчера их было четверо. Трое мужчин подвесили меня к столбу, потом один из них начал расстреливать меня из пистолета-пулемета. Сначала он целился в ступни ног, затем выше; вероятно, я громко кричал, у меня появились ужасные боли, когда пули разорвали в клочья мой живот; он медленно поднимал ствол выше, и я от страха чуть не умер. Я боялся того момента, когда пули попадут мне в сердце. Я должен был бы уже привыкнуть к тому, что буду убит, и поэтому жаждал, чтобы это происходило как можно быстрее — каждый раз моя смерть была избавлением! Каждую ночь, Ханк. Это кошмарно! Позавчера он велел привязать меня к лошадям и четвертовать, а за день до этого, нет, за два, он пришел с толпой индейцев. Они привязали меня к столбу для телесных наказаний и располосовали ножами на части, прежде чем он оказался настолько любезен, чтобы убить меня окончательно. — Фил печально рассмеялся. — Мой убийца редко приходит один.

Он налил себе чаю.

— Когда это началось? — спросил Ханк.

— Шестьдесят три дня назад. Я был убит уже шестьдесят три раза…

— Тебе это грезилось, — сказал Ханк.

— Нет, я это пережил! — Фил поднял руку: — Для меня не существует никакой разницы, было ли это в действительности или происходило в моей голове: всякий раз я переживаю это Как реальность. Во всех деталях. Каждую ночь. Перпетуум-мобиле ужаса. Скажи, в твоей практике встречалось что-либо подобное?

— Навязчивые идеи зачастую возникают у…

— Ненормальных, — воскликнул Фил.

— Больных, — поправил Ханк. — Я боюсь, Фил, что ты болен.

— Я здоров, — возразил Фил. — Моим сознанием умело манипулировали.

— Кто?

— Это я тебе скажу немного позднее. Прежде объясни мне, можно ли запрограммировать человека, чтобы он каждую ночь видел такие сны?

— Это мне неизвестно… Скажи, был ли ты у врача?

— Да. Я ему сказал, что мне снятся кошмары. Он дал мне таблетки, но они не помогли. Ничто не помогает. Я напивался, курил марихуану, даже пробовал кокаин и героин — все это только возбуждает фантазию… Я чувствую себя совершенно разбитым. — Фил засмеялся. — Однажды он приказал колесовать меня.

— Кто он?

— Мой убийца.

— Он всегда один и тот же?

— Да, и это ужасно: он похож на моего отца.

— На твоего отца? Это интересно! Как ты относился к отцу? Я что-то не припомню, чтобы ты о нем говорил.

— Он оставил мать, когда мне было шесть лет.

— Ты его, наверное, ненавидел?

— Поначалу. Позднее я по нему тосковал. Он стал для меня своего рода пределом мечтаний. Я мечтал о том, чтобы удрать к нему. Я непрестанно думал, что он отнесется ко. мне с сочувствием и пониманием.

— Значит, можно сказать, что ты его любил украдкой?

Фил кивнул.

— Когда я узнал, что он умер, то плакал по нему ночами, и тайком от матери.

— Тебе не кажется, что сны длятся одинаковое время?

— Они все кажутся мне бесконечными.

— Сны повторялись?

— Нет. Каждую ночь я умирал по-разному.

— Снилось ли тебе то, о чем ты думал днем?

— Очень часто. Днем я думал о том, как буду умирать в предстоящую ночь. В голове беспрестанно возникали мысли о всевозможных способах умерщвления человека.

— Тебе не приходило в голову, что мыслями о будущем ты сам программируешь свои сны?

— И с помощью «друзей»! — выкрикнул Фил. — Мне посылают книги: «Антология преступлений», «Зверские убийства Средневековья», «История пыток», «Убийства, потрясшие мир» — это лишь часть названий. Мне стоило немалых усилий, чтобы больше не читать эти книги.

— Они тебя, если так можно выразиться, притягивали?

— Да, это происходило именно так.

— И ночью ты переживал одно из описанных в книге убийств?

— Как только я это понял, то перестал вскрывать пакет с книгами. С тех пор я начал получать письма с проспектами и газетными вырезками.

— И они все еще находятся у тебя!

— Ты в этом сомневаешься?

— Ты не должен превратно понимать мои слова, Фил. Пациенты часто рассказывают мне невероятные истории…

— Я мог бы тебе их показать, Ханк. Это убедило бы тебя?

— Для психиатра наличие таких материалов еще не доказательство, — сказал Ханк, — даже если он сам станет свидетелем, как почтальон вручит их пациенту. Больные часто отправляют сами себе письма. И не отдают себе в этом отчета.

— Они манипулируют также и с телевидением?

Ханк с удивлением взглянул на Фила.

— Это случалось дважды. Телевизор я больше не включаю. Во время передачи об исследовании звезд в программу был вставлен эпизод, как какому-то человеку надели на ноги бетонные колодки и утопили в море. В другой раз я смотрел избрание «Мисс Вселенная». Неожиданно на экране появился стол — в таких когда-то в Азии зажимали живых обезьян, чтобы затем есть из трепанированного черепа их мозг. Естественно, в следующую ночь я пережил ощущение, будто меня закрепили в подобном столе и пожирали мой мозг. Постепенно убывали мои воспоминания, разум — Ханк, право, это был самый ужасный из всех снов!

— Ты утверждаешь, что в телепрограммы вводят кадры ужасов, чтобы воздействовать на твою психику? — Ханк смотрел на него с легкой усмешкой.

— А ты полагаешь, что это игра воображения, не так ли?

— Когда-то у меня был пациент, который после того, как ему ампутировали пальцы, был уверен, что они у него все еще существуют. Он сжимал предметы ладонями… В последние месяцы тебе приходилось много работать?

— Да, дел у меня хватало, — вспылил Фил, — но я не спятил от напряженной работы. Хочу тебе предложить, Ханк: прими, хотя бы как рабочую гипотезу, что все обстоит именно так, как я тебе сказал, о’кэй?

— О’кэй. Не страдаешь ли ты головными болями, бессонницей или отсутствием аппетита?

— Ничего подобного. Я работаю, читаю лекции, ем, пью, как обычно; все нормально, пока дело не доходит до ночных убийств. Скажи, Ханк, можно ли программировать сны?

— При определенных обстоятельствах… — Ханк достал из кармана пачку сигарет.

— Не кури, пожалуйста, — попросил Фил.

Ханк задумчиво посмотрел на него и молча спрятал сигареты.

— Теоретически это возможно, — произнес он, — своего рода гипнопедия. Но маловероятно. Для этого требуются химические препараты, к которым редко кто имеет доступ, для их приготовления требуется высокий профессионализм. Им же обладают немногие специалисты. Кроме того, ты должен дать себя загипнотизировать.

— Зубной врач! — воскликнул Фил.

— Ты хочешь сказать, что тебя подготовил твой одонтолог? — Ханк с состраданием взглянул на него.

— Это был единственный раз, когда я позволил себя загипнотизировать, Ханк. Спустя два дня начались сновидения. Я должен был пройти курс лечения; врач сказал, что будет очень больно, и вместо обезболивающего укола предложил гипноз.

— Как долго длилось лечение?

— Больше часа! Потом он долго извинялся, что все так затянулось; он не мог, почему — для него это осталось загадкой — сразу вывести меня из гипнотического сна.

— Интересно! А не появился ли у тебя после этого странный привкус во рту?

— Да! Горький, своеобразный привкус, будто попробовал миндаль, смешанный с миртом. Он не проходил даже от полоскания. Скажи, теперь ты мне веришь?

— Тебе, видимо, известно еще что-то или ты о чем-то догадываешься? — в свою очередь спросил Ханк. — Иначе отыскал бы меня в клинике, и мне незачем было бы ехать на этот остров.

— Можешь ты мне помочь, Ханк? Можешь ли прервать действие гипноза?

— Кто стоит за всем этим, Фил?..

— Пожалуй, тебе, Ханк, я должен открыться: тайная полиция.

— Тайная полиция? Ради всего святого, что им от тебя нужно?

— Я сделал открытие, которое они хотят заполучить. Я был уверен, что об этом никто даже и не догадывается, однако они смогли узнать. Я подозреваю, что разговаривал, во сне и что Мауд…

Ханк недоверчиво покачал головой.

— Не могла же Мауд продать тебя тайной полиции!

— Любому, кто хорошо заплатит. — Фил злорадно засмеялся. — Речь может идти только о ней. Мы расстались Четыре месяца назад. Теперь она живет на широкую ногу… Откуда у неё деньги?

— Этому может быть много объяснений — другой мужчина, например… Ты ее вышвырнул?

— Нет, она ушла сама. С коварной усмешечкой. Я, мол, ее еще не раз вспомню. Никто, кроме Мауд, не знал о моих бумагах.

— Если тайная полиция действительно интересуется открытием, то она знает и о всех твоих документах!

— Никто ни о чем не знал. Идея пришла мне случайно, и я ни с кем о ней не говорил. Я начал работать дома по ночам. Все — даже самую крошечную бумажку! — тут же уничтожал или запирал в сейф. Очевидно, Мауд проявила любопытство к моим ночным бдеяниям или услышала, о чем я говорил во сне. Когда Мауд отправилась в тайную полицию, я обнаружил, что Она рылась в моих записях. Через четырнадцать дней она возвратилась. Я полагаю, чтобы переснять документы. Состоялась трогательная встреча. После бурно проведенной ночи она снова ушла, а я заметил, что бумаги в сейфе лежат в непривычном для меня порядке. Хорошо, что накануне, найдя решение, я уничтожил все документы.

Ханк дружелюбно положил руку ему на плечо.

— В чем состоит твое открытие?

— Этим я не поделюсь ни с одним человеком. — Он постучал себя по лбу. — Оно должно быть похоронено здесь навсегда.

— А если это открытие сделает кто-то другой?..

— Да, я знаю, но, возможно, это произойдет через несколько лет или десятилетий, а такая отсрочка может иметь колоссальное значение!

— Для кого, Фил?

— Для человечества! Для этой маленькой, невзрачной планеты, на которой мы приютились.

— Ну хорошо, — сказал Ханк, — ты сделал какое-то сенсационное открытие, а тайная полиция хочет им завладеть, хотя она толком и не знает, о чем идет речь, — правильно?

— Ты мне все еще не веришь, не так ли?

— Я не могу, Фил, все принимать на веру. Я ученый и всегда сужу по фактам и доказательствам.

— А я не могу представить ни фактов, ни доказательств, — тихо произнес Фил, — ничего, кроме моих объяснений.

— Тогда скажи мне, пожалуйста, каким образом ты мог видеть по телевидению сцены ужасов? Я тоже смотрел упомянутые тобой выборы «Мисс Вселенная», но ничего, о чем ты говоришь, не наблюдал.

— Это совсем просто. В нашем квартале кабельное телевидение. Большого умения не требуется, чтобы подключиться и показать для меня несколько кадров. Обрати внимание, Ханк, они меня дважды навещали дома, а не в институте, где их могли увидеть. Они подозревали, о чем идет речь; они должны были принять во внимание слова Мауд, кроме того, для них не было тайной, что я когда-то занимался гравитацией. В порыве гнева я бросил им в лицо, что они ничего никогда не узнают. Это убедило их, что у меня действительно есть, что скрыть.

— Если бы это для них было важно, они могли бы тебя арестовать и выудить информацию, которой ты располагаешь.

— Это не так просто сделать! И институт и университет подняли бы шум — я все-таки важная птица. Им пришлось бы привести на суде веские доказательства. Или доказать, что я сумасшедший. Скажи, если бы я с этой историей обратился к психиатру…

— Я — психиатр.

— Но ты и мой друг. А вот другой психиатр, направил бы он меня в клинику?

— Пожалуй, да.

— Они мне заявили, что сначала хотели бы попытаться обойтись без физического воздействия, но не отступятся, пока я не образумлюсь. Было бы безумством открыть тайну, а я не безумец, сказал я им. Еще нет: сказали они, усмехаясь. Смогу ли я им быть полезным, если стану сумасшедшим, спросил я. В этом-то и состоит проблема, ответили они; с одной стороны, для таких типов, как вы, психологический нажим всегда является лучшим средством, с другой же — мы озабочены вашим душевным состоянием; мы заинтересованы, чтобы вы продолжили свою работу по проблеме пермутации. Они мне, Ханк, предложили создать собственный институт, предоставили неограниченные средства и сотрудников по моему выбору, однако прежде они хотели иметь другое.

Ханк вытащил сигареты.

— Пожалуйста, не надо, — сказал Фил. — Я предпринял все для того, чтобы исключить любую случайность раскрытия нашего места встречи, но тем не менее не хочу идти ни на какой риск. Они сказали, что не станут за мной следить. К тому же без их согласия я все равно не мог бы покинуть страну. Я не имею права никому другому открыть свою тайну — ведь ее тут же передадут им. Вам известен хотя бы один человек, сказали они, в котором вы можете не сомневаться, что он не работает на нас? — Фил горько рассмеялся. — Я перебрал всех моих знакомых, Ханк. И действительно не смог обнаружить никого, в ком мог бы быть полностью уверен.

— Ну а что касается меня?

— Я решил тебе довериться. У меня не осталось иного выбора. Если ты на них не работаешь, тогда поможешь мне. Если, конечно, сможешь. Но, приняв это решение, тебе я тоже не открою мою тайну.

— А я ее вовсе и не хочу знать. И будь спокоен, я не работаю на тайную полицию.

— Это все утверждают! — выпалил Фил.

— Их должно беспокоить, что ты можешь наложить на себя руки, — задумчиво произнес Ханк.

— О, они меня хорошо изучили! Они прекрасно знают, что я привязан к жизни, что мечтаю решить проблему пермутации — и еще какую-то, не менее важную. Когда я заявил, что покончу с собой, они только посмеялись. Вы не сделаете этого, сказали они, мы уверены, что вы боитесь смерти. Но, возможно, мы сами покончим с вами?.. И спустя неделю все началось. Сначала я подумал, что это кошмарные сны; начал вспоминать, что ел, какие принимал таблетки. В конце концов я позвонил им по телефону — они оставили мне номер на случай, если я передумаю. Вы ведь предпочли умереть, сказали они. Теперь вы и умираете. Каждую ночь. Это будет продолжаться сто, тысячу раз, пока вы не начнете нас умолять, чтобы мы спасли вас. И только мы можем избавить вас от этого кошмара. «А если я сойду с ума?» — спросил я. Не беспокойтесь, сказали они, так скоро вы не свихнетесь; мы полагаем, что нашли для вас правильную методу. Но прежде вы придете к нам. Приходите, у нас есть психиатрическая больница… Только когда я совершенно помешаюсь, сказал я: вы действительно хотите подвергнуть меня риску? При столь высокой ставке, ответили они, следует пойти на риск. Мы рискуем лишь тем, что не удастся выяснить, в чем состоит ваша тайна, вы же рискуете своим рассудком. Признайте себя побежденным. Что вам себя без пользы мучить?

Фил схватил Ханка за плечи и начал трясти.

— Я не хочу сойти с ума. Я не хочу умереть. И я не хочу выдать тайну. Помоги мне, Ханк! Я умоляю тебя: помоги!

— Это не так просто, Фил.

— Но теперь-то ты веришь, что меня запрограммировали?

— Скажем так: это можно допустить. В особых случаях мы применяем подобную методу. Сознание пациента блокируется с помощью кодового слова. Блокировка — это своего рода защита, препятствующая случайному стиранию программы. Нам с тобою неизвестно твое кодовое слово.

— Значит, я и дальше каждую ночь буду вынужден умирать?

— Если тебя запрограммировали — то да. Однако ты должен некоторое время пробыть в моей клинике, прежде чем я смогу сказать тебе что-то определенное.

— В психушке? Добровольно — никогда!

— Я позабочусь, чтобы с тобой ничего не произошло, Фил.

— Можешь ли ты гарантировать, что тебя не освободит от должности и потом кто-то другой будет решать, как со мной поступить?

— Нет, этого я не могу обещать.

Ханк поднялся.

— Ты ведь поможешь мне, не правда ли?! — воскликнул Фил.

Ханк пожал плечами.

— Но этого же быть не может! — чуть ли не завопил Фил. — Ты ведь не должен спокойно наблюдать, как я медленно схожу с ума. Здесь, на этом острове, мы побратались и поклялись — ты это позабыл — всегда и навечно, при любой опасности!..

— Я этого не забыл! — вскричал в ответ Ханк. — То, что я ночью, в туман отважился приплыть по отравленной воде на этот проклятый остров, могло бы служить тебе доказательством… Почему ты им не откроешь свою тайну?

— Есть определенные границы, — ответил Фил, — и люди не могут их переступить без последствий. Такой границей было расщепление атомного ядра. Оно все изменило. Мне не надо тебе это объяснять, Ханк. Раскрытие моей тайны снова привело бы человечество к некой границе, поставило бы перед решением, для которого оно еще не созрело. Более того: я бы дал этим свиньям безграничную власть, средство, чтобы шантажировать весь мир; теперь ты меня понимаешь? Существует еще одна граница, которую я не хочу перейти: она между ответственностью и преступлением. Каким бы я был ученым, если бы… Что за противоестественная ситуация, — с горечью заметил Фил после небольшой паузы. — Я сделал одно из величайших открытий, открытие века, и должен его от всех скрывать, если не хочу превратиться в негодяя. Представь себе, что такое произошло бы с Ньютоном или с Эйнштейном! Никто никогда не узнает, что я первым сделал это открытие. Я должен быть нем как рыба. Может, ты дашь мне по крайней мере что-нибудь, чтобы я мог спокойно уйти в иной мир?

— Прежде поспи.

— Как я могу теперь уснуть?

Ханк пошарил в кармане и выудил две таблетки.

— Прими это. Приляг и не произноси ни слова; я тебе, как в былые времена, буду о чем-нибудь рассказывать.

— Мы уже не дети, Ханк.

— Тем не менее давай попробуем. Есть ли у тебя какое-нибудь пожелание?

— Хорошо: как луна проглотила звезды.

Ханк не успел закончить старую индейскую сказку, как Фил заснул. Время от времени Ханк курил сигарету. Через три часа Фил начал задыхаться во сне, его пальцы судорожно цеплялись за плед.

— Нет, — стонал он, — нет, отец, не дай мне умереть. Пожалуйста, даруй мне жизнь Нет, не в воду. Ты же знаешь, как я боюсь воды На помощь. Помогите.

На губах Фила появилась пена Ханк начал толкать его, бить по щекам. Фил открыл глаза до смерти испуганный взгляд.

— Все в порядке, — ласково произнес Ханк и погладил его по голове — Все уже у тебя позади Ты жив, Фил! — Он поднес ко рту Фила чашку с водой — Хочешь мне рассказать, что было на этот раз.

— Он меня утопил как шелудивую кошку. А его ухмылка, дьявольская ухмылка.

— Я тебе помогу, — сказал Ханк.

— Ты нашел путь, чтобы изменить программу?

— Нет. Это могут сделать только они. Тебе придется на две или три недели лечь в мою клинику, Фил.

— Что ты хочешь предпринять.

— Я могу вживить в твой мозг зонды, соединив таким образом два участка мозга.

— Тогда мне больше не придется испытывать, как меня убивают.

— К сожалению, это сохранится. Но ты избавишься от страха. Когда у тебя снова будут возникать сновидения, потенциал раздражения передастся на центр веселости, и ты будешь испытывать наслаждение. Понимаешь, твоя боязнь смерти трансформируется в удовольствие.

— Но это же противоестественно Ханк.

— Да, это так. Но это менее противоестественно, чем твоя ситуация, не так ли. Это единственное решение, которое я могу предложить. Конечно, тебе следовало бы побыстрее перебраться за границу, пока им не пришло в голову что-то другое.

Фил долго размышлял, а потом произнес:

— О’кэй. Сможешь ли ты меня сейчас же взять с собой? Пока никто не знает, где я нахожусь. Я мог бы спрятаться в багажнике твоего автомобиля.

— Об этом я тоже подумал.

Фил в упор посмотрел на него.

— А если ты теперь?

— Ты боишься, что я все-таки работаю на них?

Фил кивнул.

— Да, — сказал Ханк, — тут ты рискуешь. Твое право принять решение. Мне также сложно тебе доказать, что я не работаю на тайную полицию, как тебе, что ты не совсем сумасшедший. Подумай, что ты хочешь делать. У нас еще есть полчаса, чтобы отправиться в путь, во всяком случае, у меня.

Он опустился на траву, скрестил ноги. Сложа руки, сидел неподвижно в мертвенном свете луны, как когда-то Чингачгук, оплакивающий смерть последнего из могикан.