Искатель. 1980. Выпуск №5

Хаджиакбар Шайхов Яшим Абдуллаев Память предков

В прошлый четверг меня здорово шарахнуло током. Конечно, приятного мало, когда неведомая сила вдруг подбрасывает тебя в воздух и швыряет на пол. Но… Но все же я благодарен собственной неосторожности. Она помогла мне стать участником невероятных событий, память о которых я сохраню навсегда. Впрочем, все по порядку. Итак, в четверг…

В нашей лаборатории заканчивали работу над заказом комбината тугоплавких и жаропрочных материалов. Последний месяц мы практически не отдыхали. Я как руководитель группы приходил в лабораторию первым и уходил последним. Но дело спорилось. «Малютка», вобравшая в себя последние достижения электронной техники, была в срок подготовлена к испытаниям.

В четверг мы собирались сделать пробное включение. Какова же была наша досада, когда оказалось, что какой-то растяпа установил источник питания с пробитой обмоткой. Ехать на базу за новым источником было уже поздно. Я отправил ребят по домам, а сам остался в лаборатории. Хотелось посидеть немного в кресле, покурить, посмотреть на «Малютку».

Панель «Малютки» была снята, и я видел внутренности установки — переплетение проводов, бесчисленные диоды, сопротивления, микросхемы… Постепенно я успокоился. Работа сделана, думал я. Полтора года не прошли даром. Завтра привезем с базы источник питания п запустим нашу «Малютку» в работу. Что такое еще один день ожидания по сравнению с месяцами поиска, с десятками бессонных ночей? Работа сделана — это главное.

Внезапно дверь лаборатории скрипнула. Я обернулся: на пороге стоял аккуратный старичок — наш вахтер.

— Бог в помощь, сынок!

— Спасибо, — хотел ответить я, но в глаза мне ударил свет ярчайшей лампы, укрепленной над входом. Кто притащил в лабораторию этот прожектор? Всегда режет глаза. Сколько раз я говорил ребятам, чтобы заменили лампу на менее мощную!

— Задерживаетесь, хотите еще поработать? — спросил между тем вахтер, разглядывая «Малютку».

Его вопрос почему-то вызвал у меня раздражение. Живо вспомнилась неудача с пробным включением установки. Да еще эта лампа… И вообще, что нужно здесь человеку, не знающему даже, чем отличается анод от катода?

— Да, задерживаюсь, — ответил я холодно, — а в чем дело?

Он пожал сутулыми плечами:

— Так просто… Поговорить захотелось с живой душой.

Он в некотором смущении осмотрел лабораторию и спросил:

— Послушай, сынок, что за блестящую коробку привезли к вам на прошлой неделе? Чуть не уронили тогда на лестнице. Тяжелая, наверное? — И он указал па вакуумное. устройство.

— Это, отец, такая штука… — начал было я в популярной форме, и тут меня осенило. Черт возьми! Как же мы могли упустить это из виду, шляпы несчастные! Ведь в вакуумном устройстве есть автономный источник питания! Кусок проволоки, и «Малютку» можно включить немедленно!

Старичок незаметно ретировался…

Я обшарил все столы и шкафы. Где бы найти подходящий провод? Вот уж правда, по словам старой пословицы, бедняка даже на верблюде собака кусает. Наконец на глаза мне попалась катушка с красноватой проволокой небольшого сечения. Не совсем то, что нужно, но все-таки…

Через пятнадцать минут источник вакуумного устройства был подключен к «Малютке»… Должно быть, я не вполне понимал, что делаю. От нервного возбуждения все во мне дрожало, и я вдруг решительно нажал на четырехугольную кнопку с надписью «Пуск».

Послышался сухой треск. Провод, оборвавшись, вдруг прыгнул в мою сторону и обвился вокруг тела… Отскочить я не успел… Последнее, что мне запомнилось, — яркая лампа над входом.

Она вдруг стремительно начала расти, превращаясь в ослепительный диск. Диск пылал в моей голове, плавил мозг, испуская огненные кольца. Падения я уже не ощутил.

Солнца не было видно. Казалось, оно сияет там высоко в небе, скрытое от меня сплошным зеленым ковром из густой листвы, ветвей и переплетенных лиан. Однако каждой своей клеточкой я чувствовал солнечный свет. Казалось, лучи прожгли мою кожу. У меня возник необоримый животный страх — страх перед светилом.

Вдруг меня обожгла мысль. Какое солнце? Где оно? Ведь его не видно. Что это за зелень?! Откуда здесь деревья?! Где я?! Я пытался приподнять голову, руку, но не мог пошевелить даже мизинцем. Я не владел своим телом! Тут мне вспомнилась «Малютка», возня с источником, вахтер, лампа, сильный удар. Быть может, я нахожусь на операционном столе под наркозом и этот тропический лес грезится мне во сне?

Внезапно мое тело — помимо моей воли! — поднялось с земли… Не буду описывать растерянности, изумления, отчаяния, охвативших меня при этом. Я увидел свое тело. Мускулистое, обнаженное, оно было покрыто густой бурой шерсткой. Ступни ног были узкими, я едва сдерживал равновесие. Собственно, это были не ноги, а косматые лапы с плоскими загнутыми когтями.

Я (или, скорее, то, что было мною) стоял на обрывистом берегу какой-то быстрой речушки. Вокруг росли высокие сочные стебли, кусты, похожие на огромные папоротники, красные и желтые цветы величиною с зонтик. Почва была покрыта густой и жесткой травой. Повсюду бегали какие-то мохнатые жуки, по сравнению с которыми скорпионы показались бы божьими коровками. И на всем лежала тень — густая, плотная тень от зеленого ковра наверху, сквозь который проникали страшные невидимые лучи…

Медленно я побрел вдоль берега реки, где тень была как бы гуще.

…Нет, слова «я побрел» не совсем верные. Побрела обезьяна, а я был всего лишь свидетелем ее передвижения.

«Итак, мой мозг помещен в череп обезьяны, — лихорадочно думал я. — Предположительно первобытной обезьяны, которая жила своей жизнью». Между моим сознанием и ее дремучим неповоротливым мозгом существовала односторонняя связь — я чувствовал то же, что и она: боль, жару, страх, влагу, голод. Я воспринимал каждое ее движение, любое побуждение. Она же и не догадывалась о моем присутствии. Напряги я всю свою волю, я не смог бы заставить ее даже почесаться. Я был только зрителем, зрителем какой-то непонятной мне картины.

Поэтому продолжать повествование скорее всего следует от третьего лица, то есть от обезьяны… И только когда потребуется что-либо объяснить, в разговор буду вмешиваться я.

Итак, обезьяна. шла вдоль берега реки. Движения ее были неуверенными и робкими. Ее тяготил страх, как мне казалось, страх оказаться на освещенном солнцем пространстве.

Вдруг она замерла, напряженно склонив набок узколобую голову. В кустах послышался легкий шорох, а потом показалась страшная звериная морда с небольшими ушами и двумя длинными — чуть не до земли — клыками, похожими на костяные сабли. У зверя были красные глаза, густая жесткая шерсть. Пригибаясь к траве, зверь выбрался из засады — огромный, с могучими полосатыми лапами.

Обезьяна пронзительно закричала и, выронив плод, бросилась бежать по берегу той же реки. Страх гнал ее в неизвестном направлении…

Бежала обезьяна неимоверно быстро, но зверь (наверное, это был саблезубый тигр) не отставал. Более того, расстояние сокращалось. Нет, не в беге было спасение обезьяны. Ей бы добраться до рощицы и там, цепляясь за ветки, прыгать с дерева на дерево. Но вокруг были либо сочные ломкие стебли, либо тонкие и гибкие кусты.

Вдруг впереди показалась группа деревьев, похожих на развесистые орешины. Вот наше спасенье! Чтобы добраться до них, нужно было всего-навсего пересечь неширокую ярко-зеленую поляну, щедро залитую солнцем.

К моему удивлению, перед самой поляной обезьяна остановилась как вкопанная. Новый страх, гораздо более сильный, чем страх оказаться в лапах хищника, овладел ею. И это был страх перед Солнцем!

Я воспринимал это состояние, но ничего не понимал. Солнце светило жарко, однако вполне терпимо. Выдайся такой денек в моих родных местах, я не упустил бы возможности позагорать.

Остановился и хищник, терзаемый тем же страхом. Он тоскливо завыл, скребя когтями землю. Сейчас я хорошенько рассмотрел его. Это был поджарый зверь величиной с молодого бычка. Вид у него был такой свирепый, что тигр нашего времени показался бы рядом с ним котенком. Под полосатой шкурой тугими буграми перекатывались мышцы.

Саблезуб снова стал приближаться к обезьяне, правда, осторожно и нерешительно. Та завизжала, заметалась, не смея пи бежать, ни защищаться. Хищник был уже близко.

И тогда отчаявшаяся обезьяна, окончательно потеряв над собой контроль, решилась на невероятный шаг — выбежала на поляну, жмурясь от солнца. Теперь ужас обуял уже хищника. Повернувшись, он исчез в траве.

«Уф!» — мог бы сказать я. Но не моя обезьяна. Едва хищник исчез, она словно опомнилась и с визгом бросилась назад, туда, в спасительную тень, к реке. В одном месте берег был более пологим, в красной глине виднелись небольшие вымоины — пещерки. Не прекращая визжать, обезьяна спускалась к воде. Но ее когтистые лапы не удержались на влажной глине, и, поскользнувшись, она мгновенно съехала вниз, вновь оказавшись на солнце.

Теперь я тоже боялся Его. Лучи светила били по голове, как тяжелый молот, красный диск пылал, словно раскаленная сковородка. И снова все померкло в моих глазах.

Сознание медленно возвращалось ко мне. Ныло все тело. Наверное, я стонал. Голова словно налилась металлом, но постепенно глаза обретали способность видеть.

Я… лежал в лаборатории на полу. Рядом с моей правой рукой валялся оборвавшийся провод. Он свился наподобие пружины.

С трудом поднявшись, я принялся наводить порядок. Отключил источник. Скорее, скорее прочь эти чертовы провода! Мельком глянув на часы, я с удивлением обнаружил, что мое обморочное состояние продолжалось менее 15 минут. Ну конечно, со мною был обморок! Однако как объяснить видения и чувства, которые я испытал в эти четверть часа? Даже сейчас, находясь в своей лаборатории, я не сомневался в реальности пережитой только что погони. Тропический лес, обезьяна, саблезуб, непонятный страх перед солнцем — я в жизни не думал о таких вещах. Отчего же они так ясно пригрезились мне? У меня не было никакого, даже самого абсурдного, объяснения. Никогда не был я так ошарашен, сбит с толку, как в эти минуты.

И тут мой рассеянный взгляд упал на «Малютку». Я увидел несколько перегоревших и почерневших узлов. Короткое замыкание? Этого только недоставало. Первым моим побуждением было заменить вышедшие из строя детали. Увы! Все наши запчасти и инструменты хранились в большом металлическом шкафу, ключ от которого имел только заведующий лабораторией Аброрака. Значит, завтра, когда ребята придут на работу… Что я им скажу? У меня перехватило дыхание.

Усталость, удар током, невероятный сон, авария «Малютки» — все это разом обрушилось на меня. Оцепенев, стоял я посредине лаборатории.

И вдруг огненные кольца снова поплыли перед моими глазами. Я почувствовал, что проваливаюсь в адскую пропасть, на дне которой пылал ослепительный диск.

Не могу передать свой ужас, когда мне стало ясно, что я вновь пробудился в теле обезьяны. Можно было строить любые предположения по поводу первого эпизода, но оказаться в доисторическом лесу вторично… Нет!

И все-таки я снова в первобытном лесу. Но этот лес был уже иным. Не стебли и кустарники окружали меня, а стволы мощных деревьев. Они уходили высоко в небо, раскинув там широкие кроны. Мягкую болотистую землю покрывал влажный мох. Среди болезненно-светлой зелени виднелись маленькие желтые цветы. При каждом шаге почва чавкала, словно горестно вздыхая.

Лес был полон животных. Но странным было их поведение. Словно неведомая болезнь поразила обитателей леса. Животные передвигались вяло, пригнув голову к земле, стараясь укрыться в тени. Они явно сторонились светила.

Да, лес вокруг был иным. И обезьяна, тело которой стало моим телом, тоже была другой. Это был крупный самец, покрытый короткой шерстью. Длинные передние лапы почти достигали коленей. Лапы ли? Я увидел хорошо развитую гибкую ладонь, подвижные пальцы с плоскими, хотя и острыми, когтями. Нет, это уже не лапа. Это рука.

Ступни ног трансформировались менее заметно, хотя и стали шире. Во всяком случае, теперь животное гораздо легче сохраняло равновесие, передвигаясь на двух конечностях.

Кто же это существо? Еще не человек, но уже не животное.

Постепенно отчаяние вновь овладело мною. Это не сон и не бред, говорил я себе. Но что произошло? Какой волной унесло меня из XX века на миллионы лет назад? Причем унесло только мой разум. Я лихорадочно перебирал самые смелые гипотезы моего времени и даже… сюжеты фантастических романов, но ответа не находил.

Между тем обезьяночеловек шел вдоль быстрого ручья, который огибал горную гряду. Я заметил, что он старательно обходит освещенные солнцем места. И еще я понял, что ему нездоровится. Он не был серьезно болен, но его организм, упорно сопротивляющийся какому-то резкому недомоганию, уже ослабевал в этой борьбе.

Внезапно у него закружилась голова, он устало опустился на землю, тяжело дыша и бессмысленно глядя перед собой.

На той стороне ручья в скале виднелась расщелина, вернее, узкий вход в пещеру. Оттуда веяло прохладой. Бесчисленное количество раз проходил обезьяночеловек мимо этого места, не обращая никакого внимания па пещеру. Он и сейчас равнодушно прошел бы мимо, если бы не этот острый приступ слабости. Взгляд его задержался на входе в пещеру. Видимо, в его дремучем сознании мелькнула какая-то мысль.

С трудом поднявшись, он вброд перешел ручей и несмело влез в пещеру. Пещерка была небольшая, сухая и хорошо проветривалась. Хрипло дыша, существо растянулось на полу.

Не знаю, сколько прошло времени — может, двадцать минут, может, полчаса, но вдруг я с удивлением обнаружил, что состояние обезьяночеловека заметно улучшилось. Исчезла ноющая головная боль, болезненная вялость. Я стал догадываться, что это связано каким-то образом с тем, что пещера надежно оградила обезьяночеловека от действия солнечных лучей. Неужели в те времена солнце таило в себе такую опасность? Однако поразмыслить над этим явлением я не успел,

Обезьяночеловек захрапел. Как это ни странно, вместе с ним уснул и я.

Пробуждение мое было медленным и болезненным, словно я выплывал из небытия. Где я окажусь теперь? В доисторическом лесу? В моем XX веке?

Я открыл глаза (если только в данном случае это выражение приемлемо) и с горечью убедился, что по-прежнему нахожусь в чужом теле. Но это было уже другое тело — тело Молодого Охотника эпохи Зари Человечества.

«Что ж! — сказал я себе. — Надо набраться мужества и ждать… В конце концов все должно объясниться… А пока… пока пусть все идет своим чередом».

Молодой Охотник был мускулист и кряжист, с грубой красноватой кожей. У него был низкий треугольный лоб, сильные надбровные дуги и тяжелый свинцовый взгляд, хотя по натуре он, кажется, был добрым малым. На квадратные плечи он накинул старую оленью шкуру, всю в прорехах и проплешинах.

Сейчас Молодой Охотник стоял в толпе своих соплеменников у подножия Священной скалы. Первобытные люди сбились в плотное полукольцо. У большинства был изможденный вид. Старики и старухи (им едва перевалило за тридцать) еле держались на ногах.

Странное чувство охватило меня при виде этих существ с лицами, словно наспех вытесанными из пористого камня. Даже обезьяна с ее звериными повадками произвела на меня менее тягостное впечатление, чем эти карикатурные творения, как бы пародирующие род человеческий.

Впрочем, детеныши первобытных людей были даже милы. В их черных глазенках светилось любопытство, они готовы были без устали возиться в пыли. Малыши искали какие-то стебли, выковыривали из земли белые хрустящие корни и совали их в рот.

Молодой Охотник то и дело поглядывал на Быстроногую. Она почти не сутулилась, золотистая шерстка покрывала только ее плечи и ноги. Сквозь грубые черты ее лица, такие же грубые, как и у других, пробивалось тем не менее нечто светлое и нежное… Да-да, не смейтесь, пожалуйста, на земле зарождалась красота…

И, поняв это, я преисполнился если не симпатии, то сочувствия по отношению ко всему племени.

Между тем первобытные люди обсуждали вопрос, право на который история признает лишь за их далекими потомками: «Быть или не быть?»

Внутри полукруга друг против друга стояли Вождь и Вещунья — тощая высокая старуха с жесткими белыми волосами, делающими ее голову похожей на большой одуванчик.

Вещунья проговорила лающим хриплым голосом, раскачиваясь из стороны в сторону и полузакрыв глаза:

— Охотники опять вернулись ни с чем. Уже много дней мы не ели мяса. Завтра нужно идти на охоту в Нижний Лес.

— Идти в Нижний Лес, — бессмысленно повторила за ней вся толпа.

Должен оговориться, что речь людей была примитивной, даже убогой. И если здесь я вкладываю в их уста грамматически правильные фразы, то делаю это только для ясности и точной передачи смысла сказанного.

— Но в Нижнем Лесу охотятся Рыжеволосые, — набычившись, отвечал Вождь — очень крупный и сильный, с широким сплюснутым носом и большим ртом, почти пастью. Чувствовалось, что Вождь и Вещунья — враги.

— Нужно выгнать Рыжеволосых из Нижнего Леса и овладеть их пещерой. — Старуха запрокинула кверху уродливое лицо, не лишенное, однако, выразительности.

— Выгнать Рыжеволосых, — вторили остальные, и первобытный ужас оживил их маленькие глазки.

— Мы не можем выгнать Рыжеволосых. Они сильнее. У нас мало мужчин. Очень многие не вернулись с охоты. — Вождь был тверд.

— Духи Солнца помогут нам стать сильнее! — вдруг пронзительно закричала Вещунья. — Надо просить духов, и они помогут нам.

— А нельзя ли попросить духов помочь нам на охоте?

— Не оскорбляй духов, ты поплатишься за это, — угрожающе произнесла Вещунья. Затем повернулась лицом к Священной скале и вознесла руки к небу, что-то напевая. — Станьте пылью, люди племени Само! Просите у духов помощи!

Все племя упало на землю, распластавшись в пыли. Мужчины, женщины, старики, дети извивались всем телом, катались на земле, натыкаясь друг на друга, и выли на одной ноте низкими грубыми голосами. Так продолжалось довольно долго.

Внезапно старуха обернулась, ее всклокоченные седые волосы походили на ореол.

— Духи Солнца услышали нас! — закричала она. — Радуйся, племя Само! Духи услышали нас!

Раздался восторженный вопль, который по знаку Вещуньи сменился абсолютной тишиной. Старуха обвела толпу безумным взглядом.

— Духи требуют жертву, — сказала она, — они будут ждать до завтрашнего вечера. Если мы их не задобрим, нас ждет страшная беда.

— Завтра я сам поведу охотников! — воскликнул Вождь.

Итак, вопрос был решен. Вещунья осталась у скалы, чтобы продолжить беседу с духами, а остальные вслед за Вождем побрели к своей пещере. Чем дальше удалялось племя от скалы, тем увереннее становился Вождь. Здесь, в пещере, его власть была неограниченной.

Каждому нашлось дело.

Хранительницы Огня по приказу Вождя отправились за хворостом для костра, что день и ночь — годы подряд — горел в пещере. Кормилицы занялись маленькими детьми. Старухи принялись толочь в больших каменных ступах собранное днем зерно и коренья — единственную пищу племени в последние дни. Старики и детишки чинили шкуры, убирали пещеру.

Что же касается молодых здоровых мужчин, то те занялись приготовлением к завтрашней охоте. На плоских шершавых камнях они правили кремниевые ножи и скребки для снятия шкур, точили копья — простые, подчас корявые заостренные палки.

Пещера представляла собой продолговатый подземный зал с входом, защищенным от нападения диких зверей кольями и камнями. У каждого члена племени Само в пещере было свое, строго определенное место, менять которое можно было только с разрешения Вождя. Мужчины-охотники занимали самый лучший угол пещеры, теплый и сухой.

Невесело было сегодня в пещере. В последнее время неудачи последовали племя Само. Недавно зарос илом Ближний Ручей. Из-за этого пересохло Теплое Озеро, куда звери ходили на водопой. Ушел зверь, ушла рыба. Хорошая охота была в Нижнем Лесу, но Рыжеволосые не пускали туда охотников племени Само, рычали при их появлении, грозили копьями. Приближалась зима, а припасов не было. К тому же несколько охотников утонули недавно в болоте. Вот почему так недовольны люди, вот почему с жадностью слушали они Вещунью…

Наконец поспел скудный ужин. Вождь разрешил приступать к еде. На большие зеленые листы горкой наложили массу, напоминающую жидкое тесто. Первую порцию взял себе Вождь, вторую, как и всегда, одна из девушек отнесла Вещунье в пещеру духов у Священной скалы.

Охотники ели досыта, чтобы набрать силу. Последними накормили стариков…

Ранним утром охотники вышли в путь. На этот раз Вождь повел их вдоль подножия горного хребта в сторону болота. Место там было опасное, зато дичь встречалась чаще.

Всего охотников было двенадцать. Вождь разделил их на группы по два-три человека, и они разбрелись по лесу. У каждого было копье, на поясе висел очень острый кремниевый нож длиной в полторы ладони. На каждую группу пришлось по каменному топору.

Молодой Охотник шел рядом с Вождем. Всякий раз, когда он выходил на охоту, его охватывало упоительное чувство борьбы, желание доказать свою силу и храбрость. Как хотелось ему именно сегодня выследить дичь! Он думал о том, какими глазами посмотрит на него Быстроногая, вернись он с добычей. Словно зверь, рыскал он по сторонам в поисках следа.

Но в лесу было пусто. Тогда Молодой Охотник, набравшись смелости, заговорил с Вождем о том, что давно уже не давало ему покоя:

— Быть может, в Синих Горах охота лучше? — Он указал рукой на вершины, что вздымались над лесом.

— Наши отцы и деды никогда не охотились в Синих Горах.

— Нам нельзя нарушать их обычаи, иначе духи покарают нас, — спокойно ответил Вождь.

Юноша смущенно опустил голову.

Вдруг впереди между стволами мелькнуло что-то серое. Мелькнуло и остановилось.

Охотники тоже остановились, узнав леопарда. Их тела напряглись, узловатые пальцы крепче сжали копья. Хищник был крупным, сильным зверем. Он зарычал, открыв при этом огненно-красную пасть. Но люди, хотя и были настороже, панического страха не испытывали, ибо в природе уже наступил великий перелом — человек стал сильнее зверя. Эту силу придали ему не только копья, нож и каменный топор, но главным образом способность людей к общению, чувство коллективизма. Обезьяны при виде хищника с криками бросались врассыпную, зверь догонял одну из них и задирал. Человек же, подвергшийся нападению дикого животного, звал на помощь, и соплеменники общими усилиями вызволяли его, хотя рисковали при этом жизнями. Но иначе было нельзя. Иначе человек и не стал бы хозяином леса.

Наверное, леопарду уже приходилось сталкиваться с людьми, и он запомнил, что от этих странных двуногих лучше держаться подальше. Он вдруг попятился и исчез в чаще.

Эта встреча показалась охотникам добрым предзнаменованием.

Они уверовали, что охота сегодня будет удачной, встретится им и другая добыча.

Вдруг Вождь взял Молодого Охотника за руку и замер на месте. Оба прислушались, втянув воздух широкими ноздрями. В лесу слышался шорох, пахло кровью. Прячась за стволы деревьев, люди осторожно двинулись вперед. Возле зарослей багрово-темных кустов огромный бурый медведь терзал остатки лани.

На некотором отдалении в надежде поживиться остатками трапезы застыли большие черные птицы.

Мне часто приходилось видеть медведей: в зоопарке, в цирке. И всегда они казались мне добродушными, симпатичными существами. Я даже удивлялся — ну какие же они хищники, эти косолапые!

Но медведь, пожирающий лань, был свиреп и страшен. В нем чувствовалась безжалостная сила. Резкие движения говорили о мгновенной реакции Пасть напоминала акулью — мощные челюсти, смертельная хватка. Однако Вождь и Молодой Охотник не обращали внимания на перепачканную кровью морду хищника, на его длинные когти: они грезили о груде вкусного мяса, заключенного в эту бурую шкуру.

Участь зверя была решена. Вождь сделал знак Молодому Охотнику, а сам бесшумно двинулся к зверю. Тот, занятый добычей, ничего не замечал.

Наконец Вождь подкрался достаточно близко, чтобы начать охоту. Приготовив к броску копье, он пронзительно закричал.

Медведь от неожиданности оставил добычу и, поднявшись на задние лапы, яростно заревел.

И тут Вождь метнул копье. Как опытный охотник, он должен был попасть в глотку. Это лучший способ хорошо закончить охоту. Вождь считался лучшим охотником в племени. Именно за это его и выбрали вождем.

Но сейчас он промахнулся. Наверное, дрогнула рука. Копье слегка задело зверя, не причинив ему особого вреда.

Подобные промахи не прощались. Сгорая от стыда, Вождь выхватил из-за кожаного пояса кремниевый нож и бросился на медведя.

Где-то неподалеку слышались крики других охотников, спешивших на помощь. Бросился на помощь и Молодой Охотник, крепко сжимая свое копье обеими руками и готовясь вонзить его в узкую белую полоску, что виднелась на животе медведя.

Наверное, хищник попросту успел насытиться и оттого ему было не жаль расстаться с добычей. Молниеносно повернувшись, он ринулся в чащу. Было слышно, как там с хрустом ломаются ветки и шуршит потревоженная листва.

Несколько часов охотники преследовали ускользающую добычу. След вывел их к горам, но среди камней и валунов они его потеряли.

После этого удача отвернулась от людей. Даже мышонок не встретился им на пути. Медленно, понурив головы, брели они к стоянке, с трепетом ожидая, когда духи Солнца призовут их к ответу. Вождь был угрюм. Его пошатнувшейся власти приходил конец. Смущенным и растерянным выглядел Молодой Охотник.

Вождь промахнулся на охоте! Значит, духи и в самом деле отвернулись от него?

Все племя вышло им навстречу. Оказалось, и первая группа вернулась ни с чем. Ужас вселился в сердца людей. Молодой Охотник увидел печальное лицо Быстроногой, и внезапно его пронзило страстное желание укрыть, защитить, заслонить ее от надвигающейся беды.

Люди расступились. От Священной скалы шла Вещунья. В руке она держала длинную палку с острым концом. На нее обычно накалывались лучшие куски мяса, которые относили на вершину скалы по вырубленным в ней ступенькам.

Вещунья молча протянула палку Вождю и запрокинула голову.

Вождь сделал отрицательный жест. Старуха издала истошный вопль:

— Ты обманул духов! Они не простят! Горе нам! Горе нам, люди племени Само!

Люди так же, как и вчера, распластались «в пыль». Слышались плач, рыдания, проклятья… Вещунья продолжала наступать на Вождя:

— Ты должен держать ответ перед духами! Они сами решат твою судьбу! — И она указала рукой на Священную скалу.

Страшными были слова Вещуньи. Даже такой мужественный человек, как Вождь, побледнел и как-то съежился.

— Иди! Духи будут говорить с тобой! — вновь прокричала Вещунья.

Вождь повиновался.

Священная скала представляла собой огромный вросший в землю валун. В более пологом склоне были вырублены ступеньки. На острых камнях под скалой белели кости животных, высыхали остатки шкур. Видимо, здесь регулярно совершались жертвоприношения. Площадка вокруг скалы была лишена какой бы то ни было растительности, плотным слоем лежала мелкая красноватая пыль.

Словом, Священная скала была самой обыкновенной скалой с ровной площадкой наверху. Подъем на эту скалу не грозил никакими осложнениями. Мне был понятен страх людей, чувства Вождя, искренне верившего в духов. Но никакой реальной опасности для него я не видел.

Вождь поднимался все выше по крутым щербатым ступеням. Его волосатые колени дрожали, он что-то тихо шептал толстыми губами.

Люди племени Само провожали его взглядами, полными ужаса. Духов нельзя обманывать. А раз нет обещанной жертвы, то что же произойдет?

Наконец вождь достиг вершины и замер на ней в напряженной позе, вобрав голову в плечи, словно ожидая удара.

— Встань у края на белый камень. Жди ответа духов, — с угрозой произнесла старуха.

Вождь повиновался. Люди замерли, ожидая, как поступят великие духи Солнца, которые могут все: дарить удачу на охоте, хороший урожай кореньев и плодов, наполнять реки и озера рыбой. А еще духи умеют наказывать: приносить смерть, голод, холодные зимы, болезни.

Вдруг Вождь вскрикнул, как-то нелепо согнулся и начал клониться в сторону обрыва. Секунда, и он беззвучно рухнул вниз на острые камни. Послышался сухой треск, будто раскололи большой орех.

Раздался вопль ужаса, племя рухнуло на колени. Духи всесильны, духи могучи. Они карают, если им не приносить даров. Да еще обещанных. Люди извивались в пыли, умоляя духов сжалиться и простить их. Громче всех вопила Вещунья, которая рвала на себе волосы.

Признаться, я был озадачен таким поворотом событий. Потом, несколько поразмыслив, я пришел к выводу, что произошедшее каким-то образом связано с белым камнем, на который встал вождь перед своей гибелью.

Первобытные люди с ужасом смотрели на распростертое тело того, кому еще недавно они беспрекословно повиновались. Наверное, каждый видел небольшую, похожую на репей шарообразную колючку, торчащую из его подвернутой левой пятки. Никто не придал ей ни малейшего значения, ибо подобные колючки ежедневно десятками цеплялись к телам людей и к шкурам, в которые они одевались.

Меня же эта колючка навела на мысль. Видимо, в белом камне на Священной скале было несколько лунок, в которые Вещунья положила эти колючки, заблаговременно пропитанные каким-то ядом сильного паралитического действия. Скорее всего на белый камень можно было встать лишь так, что одна из колючек обязательно впивалась в ногу.

Вот и все, вздохнул я. Единоборство Вождя и Вещуньи за власть над племенем закончилось в пользу последней. Грустные мысли навевала эта победа. Хотя Вождь и был сторонником традиционного уклада жизни, его здравый смысл не раз спасал племя от голодного вымирания и других опасностей. Теперь же безраздельная власть над людьми перешла в руки выжившей из ума старухи, считавшей, что единственный верный путь — это борьба с соседним племенем Рыжеволосых, более сильным н многочисленным.

Кстати говоря, старуха, несмотря на все свое коварство, искренне верила в духов Солнца. Она была убеждена, что все ее поступки заранее одобрены духами и подсказаны ими. И хотя она сама подстроила гибель Вождя, однако была уверена, что ее руками духи Солнца осуществляли свою месть.

Наконец старуха сделала знак, и обессиленные люди поднялись с земли. Вещунья велела всем идти в пещеру и готовиться к завтрашнему нападению на Рыжеволосых. Женщинам предстояло приготовить сытный ужин из последних припасов, мужчинам — привести в порядок оружие. Сама же старуха поднялась на вершину Священной скалы, чтобы побеседовать с духами и попросить их о помощи. И когда она, стоя там, вознесла к небу свои худые руки, а ветер растрепал ее длинные седые волосы, казалось, и в самом деле невидимые духи вступили с нею в тайную беседу.

Ранним утром, еще до восхода солнца начался этот бессмысленный и дикий поход. Перед выступлением Вещунья прокричала охрипшим на ветру голосом, что духи обещали свое покровительство мужчинам племени Само. Пусть мужчины смело идут к пещере Рыжеволосых, а она, Вещунья, вновь поднимется на Священную скалу и будет неустанно просить духов о победе.

После этого своеобразного напутствия мужчины — около сорока человек — двинулись в путь. Шли они нестройной толпой, время от времени испуская воинственные крики и потрясая копьями, будто подбадривая себя. Мало-помалу люди пришли в возбуждение, крики стали громче.

Следом за мужчинами — метрах в трехстах — молча шли два десятка молодых женщин и девушек. Зачем? Воодушевлять своих соплеменников? Врачевать раненых? Оплакивать и погребать тех кому суждено погибнуть? Этого я так и не узнал.

Среди них была Быстроногая. Молодому Охотнику очень хотелось, чтобы она заметила его, поэтому он кричал громче всех, выше всех поднимал копье, грозя невидимому врагу, напрягая свои и без того могучие мышцы.

Мужчины спустились по ярко-зеленому лугу, поросшему цветами и густой травой, к ручью, перешли его вброд и поднялись па невысокое каменистое плато.

С плато открывался необозримый вид. Виднелась большая долина, окруженная кольцом зубчатых гор. Ближние горы были пестры, как туркменский ковер, более отдаленные стояли синие, фиолетовые, еще дальше голубые, словно подернутые туманом. В долине привольно раскинулся Нижний Лес. В ослепительно голубом небе парили невиданных размеров птицы. Жизнь была всюду: за каждым деревом, под каждым камнем суетились какие-то жучки, ящерки, мелкие твари. В лесу слышались крики зверей.

Сердце мое наполнилось болью и обидой. Я думал об огромной территории с неисчислимыми богатствами, которые могли бы прокормить тысячи, десятки тысяч людей, а не то что два немногочисленных племени. По какой парадокс! Вместо того чтобы объединиться и совместными усилиями познавать этот беспредельный для первобытного существа мир, два племени готовы кинуться друг на друга с копьями и кремниевыми ножами.

Из леса вышли трое охотников. Это были Рыжеволосые. Если не считать светлой окраски волос, внешне они мало чем отличались от людей племени Само.

Завидев неприятеля, нападающие испустили яростный вопль и бросились со склона вниз.

Рыжеволосые некоторое время смотрели на них с недоумением, затем повернули и скрылись в чаще.

Мужчины Само пустились по их следу. Лес в этом месте был гуще, пышнее. Упругие ветви хлестали по телам, острые травинки и листья ранили кожу, тугой воздух рвал легкие, по возбужденные предстоящей схваткой люди не ощущали ни болп, ни усталости.

Неожиданно заросли кончились. Глазам охотников открылась большая поляна, упирающаяся в невысокую горную гряду.

На пологом склоне гряды тесной толпой стояли Рыжеволосые, вооруженные копьями и каменными топорами. При виде Само они оскалили зубы, как хищные звери, и зарычали.

Запыхавшиеся Само замедлили шаг и остановились как бы в нерешительности. Инстинкт подсказывал им, что Рыжеволосые гораздо сильнее.

В небе пылало жаркое тропическое солнце. Оно било людям Само в глаза, слепило их. Люди щурились, обменивались бестолковыми взглядами. Им казалось, что духи Солнца подают им какой-то знак, но какой, определить без Вещуньи они не могли.

Некоторое время обе группы первобытных людей поочередно издавали яростные вопли, грозно потрясая оружием. Казалось, два этих племени собрались на поляне лишь для того, чтобы накричаться вволю и попугать друг друга, а затем спокойно разойтись по пещерам.

Воинственный пыл людей Само шел на убыль. Во-первых, их было вдвое меньше, во-вторых, начала сказываться усталость: слишком много энергии было затрачено на дорогу сюда.

Но все большее возбуждение охватывало Рыжеволосых. Своими криками они оглушили самих себя, а вид более слабого противника привел их наконец в неукротимую ярость. Я видел их налившиеся кровью глаза, набухшие мышцы, пену, выступившую на губах.

В этот момент один из людей Само неловко задел острым концом копья своего соплеменника по плечу. Брызнула кровь, вид которой опьянил Рыжеволосых. Дело было решено.

Страшные, озверевшие, ринулись они со склона па Само. Люди Само не выдержали напряжения и бросились бежать. Вслед им полетели копья и камни. Послышался треск, хруст, кто-то завопил по-звериному.

Достигнув леса, мужчины Само столкнулись со своими соплеменницами. Те стояли, сбившись в кучку, растерянные, ничего не понимающие. Молодой Охотник увидел Быстроногую. Она стояла у дерева, прикрывая лицо тоненькой зеленой веточкой, словно надеясь защититься этой веточкой от опасности. Из-за зеленых листочков мерцали ее черные, расширенные от ужаса глаза. Молодой Охотник снова ощутил неодолимое желание прикрыть Быстроногую своей грудью. Это желание наполнило его радостью. Не той первобытной радостью, которую дает предвкушение сытного обеда, а радостью повой, непонятной, щемящей. Под напором этой радости отступил инстинкт самосохранения. Молодой Охотник готов был умереть яа Быстроногую.

В этот момент Рыжеволосые настигли всю группу. Сражение развернулось на небольшом пятачке между густыми деревьями. Здесь копья и топоры стали почти бесполезными, ибо цеплялись за ветви и лианы. В ход пошли кремниевые ножи, кулаки и зубы. То тут, то там слышался визг, тяжелое дыхание или протяжный вопль. Полуобнаженные, лохматые, в звериных шкурах люди катались по земле, норовя вцепиться дург другу зубами в горло.

Молодой Охотник дрался как пещерный лев. Уже двое Рыжеволосых с раздробленными челюстями валялись у его ног.

Он считал, что защищает Быстроногую. Но Быстроногой давно уже не было за его спиной…

Мощный удар камнем в руку заставил Молодого Охотника зашататься. Второй удар — в голову — сбил его с ног. Словно сквозь сон доносились до него звуки утихающей битвы. Затем он почувствовал, что его связывают лианами и куда-то тащат. Страшно болела голова и обе руки.

Сколько прошло времени, Молодой Охотник не знал, но постепенно силы стали возвращаться к нему. Он даже сумел распутать лианы, которыми были связаны его ноги.

Он лежал на поляне неподалеку от того места, где происходило сражение. Рядом с ним были другие мужчины Само. Они негромко стонали. Чуть в стороне неподвижно сидели на траве несколько их соплеменниц. У Молодого Охотника помутилось в глазах — Быстроногой среди них не было.

Поблизости расхаживали несколько Рыжеволосых. Они свирепо поглядывали на пленников, то и дело поднимая к плечам каменные топоры.

В лесу послышался какой-то шум, словно сквозь чащу продиралась большая толпа. Шум становился все явственней. Наконец на поляну вышли другие Рыжеволосые. Они привели с собой всех людей племени Само — женщин, стариков, детей. Здесь была и Вещунья. Рыжеволосые относились к ней почтительно. Видимо, они решили, что с теми, кто служит духам, лучше не ссориться, чтобы не накликать на свою голову беды. Быстроногой не было и среди вновь прибывших.

Тем временем на поляну высыпало все племя Рыжеволосых. Окружив Само плотным кольцом, победители в упор рассматривали побежденных. Детишки смеялись, строили гримасы и кувыркались в траве, выискивая на стеблях жучков, которых между делом отправляли себе в рот.

Вперед вышел вожак Рыжеволосых — косматый, дикого вида и дикой силы человек, похожий из-за вросшей в плечи головы на вепря. Начал вершиться скорый первобытный суд.

Настала тишина. Рыжеволосые умолкли в предвкушении редкостного зрелища и с любопытством смотрели на пленников. Даже малыши, забыв на время о подножном корме, замерли, вцепившись в шкуры своих матерей.

Прежде всего вожак спросил у Вещуньи, будет ли просить она своих духов, чтобы те помогали Рыжеволосым. За это он обещал сытно кормить мясом и ее, и духов. Старуха согласилась, поставив одно условие: Рыжеволосые должны уважать духов Солнца и слушать их советы. Этим ответом вожак остался доволен. Он велел увести Вещунью в пещеру и хорошенько накормить ее.

Потом он осмотрел девушек и женщин Само, выбрав из них самых молодых и крепких. Отныне они будут женами Рыжеволосых, сказал он. И дети от них будут Рыжеволосыми.

Точно так же поступил он с детьми, отобрав среди них всех здоровых и сильных.

Оставшихся, по большей части стариков и старух, а также слабых детей, Вожак велел увести подальше в лес и оставить там. Охотиться они все равно не смогут и в конце концов умрут от голода или же станут добычей хищников.

Оставалось решить судьбу пленных мужчин — семерых сильных, здоровых мужчин. Вожак стоял возле них в раздумье. На его узком треугольном лбу обозначились глубокие складки.

— Этих людей нужно убить, — сказал он наконец. — Если их оставить в племени, они будут мстить Рыжеволосым, если бросить в лесу, будут охотиться на зверей, которые принадлежат Рыжеволосым. — Вожак поднял руку вверх, а затем резко опустил ее вниз.

В центр круга вошли трое Рыжеволосых с узкими каменными топорами, приблизились к несчастным пленникам. Топоры поднялись и опустились, трава и песок под ними заалели. Забилась в агонии вторая жертва.

И тут инстинкт самосохранения взял свое. Молодой Охотник вскочил на ноги, освободился от распутанных ранее лиан и помчался вперед, к спасительной чаще. Все произошло так быстро, что Рыжеволосые не успели организовать погони.

А когда пришли в себя, беглец был уже далеко. Не оглядываясь, продирался он сквозь заросли, бежал через лес, через плато к своей пещере, единственному месту на планете, которое знал. Он не думал о погоне, о боли, о будущем, он вообще ни о чем не думал. Одна страсть гнала его вперед — во что бы то ни стало добраться до пещеры.

В пещере было темно и пусто. Рыжеволосые увели с собой людей и погасили огонь, который поддерживался изо дня в день в течение многих лет, унесли шкуры, ступы, припасы, ножи — весь нехитрый скарб маленького племени.

Молодой Охотник сел на большой плоский камень в центре пещеры и бессильно уронил голову на грудь. Цели он достиг, но что делать дальше? Что делать одинокому раненому человеку в неоглядном враждебном мире?

Вдруг в дальнем углу пещеры послышался тихий шорох. Охотник вскочил, готовый к худшему.

Глаза его уже привыкли к мраку, царившему здесь. Охотник увидел… Из глубины пещеры к нему шла Быстроногая. Шла осторожно, робко, точно боясь поранить ногу. Остановилась рядом и погладила жесткой красноватой ладонью его плечо.

— Тебя не убили? — спросил он, не смея шелохнуться.

— Я убежала, — ответила она и потрогала его руку. — Очень больно?

— Нет, совсем не больно. — Ему как будто и в самом деле стало гораздо легче.

— Я вылечу тебя, — пообещала она. — Старуха показала мне травы. — И Быстроногая неожиданно заплакала.

— Почему ты плачешь? — спросил Молодой Охотник, впервые притрагиваясь к ней. В нем вновь пробудилось чувство, испытанное в лесу перед схваткой с Рыжеволосыми.

— Что с нами будет? — всхлипнула она. — Рыжеволосые придут и убьют нас.

— Мы спрячемся.

— У нас нет ни огня, ни пищи.

— Мы будем охотиться. А огонь я сумею развести. Мы уйдем отсюда через горы и найдем новую пещеру. — Он становился увереннее с каждым словом.

— Разве у нас хватит на это сил?

— Хватит! — тряхнул он головой. — Я сильный, ты сильная. А потом у нас родится сын, а потом еще много сыновей и дочерей. У нас будет новое племя. — И Молодой Охотник осторожно сжал ее мускулистую, поросшую золотистой шерсткой руку.

Тут моя голова странно закружилась. Сознание затуманилось, словно отделяясь от тела Молодого Охотника. «Приключения продолжаются», — только и успел подумать я, проваливаясь в никуда.

Очнулся я на обыкновенной металлической больничной койке. Приподнял голову и с превеликой радостью убедился, что это мое тело! Лишь перебинтованная рука внушала некоторое беспокойство.

Однако где я ее поранил? Уж не в схватке ли с племенем Рыжеволосых? Должен сказать, что первобытная эпоха теперь казалась мне более реальной, чем последние события в лаборатории.

В моей комнате было небольшое окно, задернутое белой занавесочкой. Однако занавеску задернули не до конца, и, приглядевшись, я понял, что за окном город, большой, шумный, родной мой город.

Итак, я в больнице. Что же все-таки со мной было? Тогда в лаборатории я упал, получил сильный ушиб. Все это похоже на сон, по сон не может обладать такой логикой и реальностью.

А что, если сработала моя генетическая память?..

Через месяц меня выписали из больницы. Переломы срослись, но воспоминания о пережитом не покидали меня. Я обратился к известному ученому-генетику Петру Павловичу Никольскому, решившись подробно рассказать ему о своих «перевоплощениях».

Когда я закончил свой рассказ, я почувствовал, как его охватило возбуждение исследователя, нащупавшего интересную проблему:

— С вами действительно, как вы и предполагаете, произошел в общем-то нередкий, но ярко выраженный случай — пробуждение генетической памяти. Вы, вероятно, слышали, что человеческий мозг — это, по сути дела, склад, небоскреб, этажи которого заполняются информацией по мере развития индивидуума. Нижние этажи этого склада уже заняты информацией, накопленной всеми предыдущими поколениями. Эта информация поступает в наш мозг через гены. Она закодирована, и расшифровывать ее человек еще не научился.

— Выходит, я каким-то образом расшифровал ее?

— Вот именно, каким-то образом… На какое-то время вы отключились от внешнего мира, а потом ваше сознание «ошиблось дверью» и «попало не на тот этаж». И вы прочитали три эпизода из многих миллионов, хранящихся в вашей памяти, прежде чем снова подняться наверх,

— Науке известны подобные случаи?

— Я не располагаю статистикой. Но думаю, многие оказывались в подобном положении, однако не придавали этому значения. Считали прочтенную на «нижних этажах» информацию бредом, галлюцинацией, сном. К тому же случайная расшифровка носит, как правило, отрывочный характер. У вас получилось иначе.

— Значит, Молодой Охотник существовал в действительности?

— Скорее всего он и Быстроногая — одни из самых отдаленных ваших предков. — Петр Павлович усмехнулся.

— Интересно, где, в каком лесу охотились мои?

— Что же с ними стало потом?

— Скорее всего ушли в горы. Просуществовать в ту эпоху вдвоем они вряд ли сумели бы. Вероятно, в горах они встретили другое, более миролюбивее племя, которое приняло их в свою пещеру.

— Как вы думаете, доктор, — осторожно спросил я, — моя эпопея имеет какую-нибудь научную ценность?

— Громадную! — Петр Павлович вскочил со стула и заходил по палате маленькими быстрыми шагами. — Особенно интересно ваше первое воспоминание.

— Первое? Но ведь там не было ничего особенного!.. Обезьяна убегала от хищника, погона… страх… непонятный страх перед Солнцем…

— Вот! — Петр Павлович резко поднял кверху указательный палец. — Страх перед Солнцем! — Он потрогал бороду и, сощурившись, спросил: — Насколько вы знакомы с теорией Дарвина?

— В общих чертах…

— Что значит «в общих чертах»?

— Знаю, что человек произошел от обезьяны,

— А задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему этот процесс не продолжается?

— То есть?

— Почему в нашу историческую эпоху обезьяны не преображаются в человека?

— Наука пока бессильна ответить на этот вопрос.

— Не скажите. Вы знаете, что такое геомагнитные инверсии Земли?

— Смена магнитных полюсов Земли?

— Вот именно. Через определенные промежутки времени — раз в несколько тысяч лет — наша старушка Земля меняет свои магнитные полюса, то есть северный становится южным и наоборот. В обычном состоянии земля как бы окружена магнитным полем. Оно-то предохраняет планету от космической радиации. Но это в обычном состоянии…

— Начинаю понимать. В какой-то момент инверсии наступает нейтральное состояние. Земля остается без магнитного прикрытия, так?

— Верно. И радиация достигает поверхности планеты, воздействуя на генетическую систему живых организмов. Менее приспособляемые виды погибают, остальные претерпевают мутации.

— То есть скачкообразный процесс эволюции с изменением некоторых свойств и признаков вида?

— Да. Это, по-видимому, и произошло миллионы лет назад с обезьянами. Во всяком случае, я так считаю. Геомагнитные инверсии привели к мутации — появлению человека. Хотя, возможно, человеческий род прошел через несколько таких мутаций, каждый раз преобразуясь. И после каждой мутации последовательно появлялись дриопитек, австралопитек, питекантроп неандерталец и, наконец, Гомо Сапиенс — человек разумный. Во всяком случае, периоды геомагнитных инверсий Земли в точности совпадают с узловыми моментами эволюционного становления человека. Кстати, с помощью облучения были созданы искусственные мутанты, например растения…

— Так вот оно какое, Солнце!

— Разумеется, все это только гипотеза. А теперь вы, сами того не ведая, дали основательные свидетельства в ее пользу. И этот ваш обезьяночеловек… Существо, которое первым догадалось войти и поселиться в пещере. Ведь это, если угодно., Эйнштейн своего времени!

— Значит, я был свидетелем инверсии?

— Одной из инверсий, последствия которой породили инстинктивный страх перед Солнцем. Магнитные полюса заняли надлежащие им места, а этот страх, ставший культом светила, остался. Солнца боялись, и ваша Вещунья играла на этом страхе. Так зарождалась религия. Вы видели жестокость, насилие, смерть. Но тогда же появлялись и другие ростки — любовь, чувство коллективизма, привычка к труду. Они развивались, эти ростки, и делали человека сильнее и лучше…

— Знаете, мне даже как-то жаль, что я их никогда болыше не увижу, Молодого Охотника и Быстроногую.

— Погодите горевать. Рано или поздно наука научится расшифровывать генетический код, и тогда каждый человек сможет побывать в любой эпохе по собственному усмотрению…

Авторизованный перевод с узбекского Валерия Нечипоренко