5

«Гордость Маккенны», линкор класса «Маккенна»

Армада Исхода

Глубокая Периферия

15 июля 2785 года

Несмотря на решимость Андрея, прошло более двух недель, пока он набрался смелости нанести визит своему отцу. Сначала он пытался рационально обосновать эту отсрочку. Он уговорил себя, что сначала нужно найти Джес и поговорить с ней. Выяснить, в самом ли деле она злоупотребила моим доверием или это все можно объяснить стечением обстоятельств. В это он вообще-то совершенно не верил, однако цеплялся за надежду, как утопающий за соломинку.

За лихорадочными поисками Джес, за надеждой её, наконец, отыскать, поговорить с ней, быстро миновала неделя. Конечно же, много времени занимали и ежедневные обязанности на борту корабля. Словно ночные воры, крали они у Андрея столь нужные ему часы. Занятому на курсах техников и в кадетских классах, ему слишком часто приходилось урывать время между двумя сменами, отведенное на сон. Даже после столь длительного пребывания на борту организм требовал нормального ритма смены дня и ночи. Если не обращать на это внимания, можно было впасть в состояние, похожее на своеобразную зимнюю спячку.

Этим утром Андрей проснулся и встряхнулся, словно мокрый пёс, который пытается вытрясти воду из шерсти. Вода кошмара, темная и таящая угрозу…

Магнитные подошвы разносили по коридору кликающее эхо. Сейчас, когда он наконец-то направился к офису своего отца, Андрей больше не мог отрицать очевидное. Я не хочу показываться отцу на глаза. Как я ему объясню, что произошло?

Андрею было ясно, что генерал уже знал о том, что случилось на «Гермесе» – так же, как и Николай. «Информация бывает важнее, чем полк мехов. Информация делает полк сильнее бригады. Без неё целый корпус может оказаться в одно мгновение уничтоженным».

Андрей всегда осознавал значение отцовского афоризма. Генерал постоянно получал подробнейшую информацию о том, что творилось на флоте. Но тогда почему он ничего не знал о надвигающейся буре? Понимает ли он вообще, насколько близко, угрожающе близко адмирал Николлс – и, наверное, другие – подошли к тому, чтобы начать восстание?

Тишина, разлившаяся в мыслях Андрея, родилась из того же источника, что и решение не избегать более конфронтации с отцом. Почему они меня не забрали и не допросили? Похоже, отцу не требовалось присутствие его отпрыска. Андрей несколько раз обсуждал этот вопрос с Уиндхэмом и Раймондом – вот и ещё одна порочащая связь, которая за последние дни укрепилась между ними – но оба были так же сбиты с толку, как и он сам. Николай вообще не появлялся на глаза (не то, чтобы он от этого сильно огорчался), но Андрей рассчитывал быть доставленным к генералу немедленно после возвращения с «Гермеса» – вполне возможно, что и под конвоем. Почему на него столько времени не обращают внимания? В этом не было никакого смысла.

Проклятье, куда к чертовой бабушке могла запропаститься Джес?

Эти мысли кружились в его голове, словно стервятник над трупом. Разум Андрея разбивался на части – как если бы этот самый стервятник тянул внутренности своей жертвы ввысь, желая сварить их на солнце. Но и в ином смысле его невесёлые думы были сходны с этой картинкой: отвратительные, распухшие и все время торчащие перед внутренним взором кишки-обрывки мыслей. Джес не только сыграла с ним явно подлую шутку. Она ещё и попросту сбежала после этого.

Он дошел даже до того, что связался с «Гермесом», но не узнал ничего нового. На каждом из кораблей находилось несколько тысяч человек, так что Джес не составило труда скрыться, словно той самой иголке в стогу сена. Но почему? Зачем ей прятаться от меня – это же смешно! Или настоящее восстание началось только теперь, а Джес исчезла, потому что ей была отведена в нем иная роль?

Андрея прошиб холодный пот.

Он достиг входа в офис отца, громко постучал – выругался, ссадив костяшки пальцев о металлическую поверхность. Через мгновение дверь открылась и Андрей оказался перед генералом. Великим генералом.

Перед своим отцом.

Спокойные голубые глаза встретили нервный взгляд Андрея. Он нырнул на миг в их глубину, однако не нашел в ней ничего. Генерал учил его читать в душах других людей, но к нему самому эту технику применить Андрею никогда не удавалось. То же самое относилось и к Николаю. Наверное, он слишком похож; на нашего отца.

– Андрей. Я уже задавался вопросом, когда же ты изволишь пожаловать, – генерал указал на стул, обошел письменный стол и занял свое место за ним. Стол был завален бесчисленными распечатками, прижатыми к столешнице маленькими микростатическими грузиками, чтобы при малейшем прикосновении они не стали болтаться туда-сюда по воздуху. Андрей знал, что использование отцом этой устаревшей формы документации – не говоря уже о горах бумаг, накопившихся здесь с течением времени – имело свои причины. Отец предпочитает держать доклады в руках.

Два тихо гудящих компьютерных терминала завершали интерьер рабочего места. На заднем плане можно было услышать негромкую классическую музыку, которая должна была обеспечить приятный климат во время работы.

Никакой торопливости, никакой спешки. Только не мой отец.

– Я постою, сэр.

– Как пожелаешь, – генерал повернулся к мониторам и один за другим отключил их. Успокаивающее гуденье умолкло, словно музыкант оторвал губы от своей флейты – механические инструменты, которые, казалось, лишь ждут того момента, когда их хозяин вновь включится в концерт.

– Похоже, в последнее время ты был сильно занят.

– Я в самом деле думал, что могу помочь, – Андрей мигнул. Это звучало смехотворно. Он столько времени потратил на то, чтобы подобрать какие-то оправдания, а теперь вот не смог выдавить из себя ничего лучшего. Андрей уставился прямо перед собой – он не мог глядеть генералу в глаза.

– Я знаю.

Андрей почувствовал, что генерал хотел ещё что-то добавить. Так, словно бы последнее слово фразы он проглотил. Сынок? Он сжался.

Он – мой отец.

Но только не сейчас. Это не семейный разговор. Сейчас в кабинете присутствуют только генерал и лейтенант, превысивший свои полномочия.

– К сожалению, это ничего не меняет в происходящем. Ситуация от этого не изменилась.

Озабоченное пожатие плеч едва не заставило Андрея оторвать глаза от стены за спиной у генерала, но он пересилил этот импульс. Достаточно тяжело было заставить себя просто прийти сюда. Андрей не был уверен в том, что его ожидало. Он не смог бы вынести встречу с обвиняющим взглядом или, ещё хуже, увидеть разочарование в отцовских глазах.

– Что происходит?

– Ничего слишком уж драматичного, насколько я могу судить, – можно было услышать тихий шелест бумаги, когда генерал стал рыться в распечатках. Он взял в руки несколько докладов. – После встречи адмирал Николлс предпринял несколько структурных перемен. Офицеры на некоторое время были переведены на половинный рацион, чтобы немного уменьшить проблемы гражданских на борту его корабля.

Андрей инстинктом понимал, что именно думает его отец о встрече. Он сам был такого же мнения. Это собрание было ничем иным, как инсценировкой, призванной оказать поддержку планам адмирала. Но восстание? Этого попросту не могло быть.

– Почему, сэр?

– Почему? Хм, и в самом деле – почему бы? «Действительность есть продукт избирательного восприятия».

Мысленно Андрей попытался молниеносно пролистать список любимых цитат своего отца. Это не дало никаких результатов. Как он это ненавидел – вот Николай, казалось, помнил все эти знаменитые изречения наизусть. Как Андрей ни старался, этой фразы он вспомнить не мог. Так что ему ничего не оставалось, как и далее буравить взглядом дыры в стене каюты и готовиться к неминуемым поучениям.

– Впрочем, в данном случае я не верю в то, что адмирал работает на свой страх и риск. Он встретился с несколькими другими командирами и я подозреваю, что они – из тех капитанов, что дергают за ниточки. Один из них координирует весь спектакль.

Удивленный отсутствием мягкого укора в отношении своего знания истории, Андрей взглянул на генерала. Тот, однако, как раз углубился в очередной доклад. Андрей прокашлялся, неуверенный – раздумывал ли генерал вслух или ожидал от него ответа.

– Но, сэр, – начал он осторожно. Он вознамерился, несмотря на те манипуляции, которым его подверг адмирал, выложить отцу проблемы людей на кораблях. До какого-то определенного момента он даже понимал гражданских. Он видел, как они живут в труднейших условиях, мог частично понять их раздражение. Андрей снова уставился в стенку за генеральской спиной. Общение с нею казалось ему более простым делом.

– Я был там, сэр. Я видел условия, в которых они существуют. Их опасения оправданы.

– Конечно же, оправданы.

– Что? – И снова Андрей не выдержал и посмотрел на генерала.

– Ясное дело, оправданы, – генерал медленно провел рукой по униформе, одновременно с осторожностью возвращая доклад обратно на стол. Он откинулся в кресле.

– У них у всех – куча проблем, – продолжил он и указал на ворох бумаг на столешнице. – «Гермес» – не единичный случай. Все корабли борются с проблемами. Мы стараемся свершить то, что до нас никто даже не пытался сделать. И похоже, наше сообщество проявляет признаки развала.

Генерал покачал головой и взял новый лист бумаги.

– «Ностальгия» докладывает о забастовке некоторых техников. Они недовольны бесконечными сверхурочными, которые им приходится отрабатывать, чтобы удержать на ходу систему жизнеобеспечения.

И снова – очередной лист.

– «Рыцарский герб» сообщает, что многие гражданские отлынивают от обучения – а также о том, что там отмечено необычно большое количество самоубийств.

Этот листок ещё не до конца улегся на стол, а генерал уже схватил следующий.

– «Джеймстаун Вояджер» вынужден бороться с граффити и проявлениями вандализма. Они докладывают даже о случае явного саботажа.

Генерал поднял глаза на Андрея.

– Иногда мне кажется, что мы будем вот так вот носиться в пустоте ещё тысячи лет.

Отчаяние Андрея возрастало с каждым новым сообщением. Он сообразил, что, учитывая высоту бумажных завалов на столе, ему привелось увидеть лишь верхушку айсберга. В одно мгновение он представил себе количество проблем, которое на них свалилось. Впервые он почувствовал неимоверно тяжкий груз шести миллионов судеб, давивший на этот кабинет. На генерала.

На моего отца.

Их взгляды встретились и генерал задумчиво кивнул.

– Теперь ты начал это понимать, Андрей. Всё, что только может, все больше и больше выходит из колеи. И я не знаю, что мне с этим со всем делать.

Андрей потерял дар речи. Он мешком свалился на предложенный ему стул – хуже, пожалуй, и быть не могло. В конце концов он смог выговорить:

– Если все так плохо, почему ты им ничего не сказал?

– А что я им должен был сказать? – ответил его отец – вот теперь опять его отец – после того, как они ненадолго отставили в сторону разницу в воинских званиях. – Что корабли на ладан дышат? Что нам, тем не менее, все равно придется ещё много месяцев провести в космосе? Что сумасшествие и самоубийства настигают все большее количество жертв? Что весь флот стоит на грани развала?

– Нет, – Андрей потряс головой в попытке отыскать выход. Хоть какой-нибудь выход. Он знал – его отец был провидцем, каким ему никогда не стать. Если мой отец не видит выхода, как я могу знать, что делать дальше?

– Нет. В самом деле нет.

– А что, если… – начал Андрей. Он не имел ни малейшего понятия, как завершить фразу, наклонился вперед и оперся о столешницу. Прикосновение простой гладкой поверхности помогло ему не показать, что за буря бушевала у него внутри.

– Что? Мне следовало всем рассказать, как все замечательно у нас идет? «Чем хуже врежешься, тем крепче станешь»?

– Николас Камерон, – выпалил Андрей, как из пистолета, словно его разум ждал лишь возможности отыграться за недавний конфуз.

На лице генерала отразилась усталая, но довольная улыбка.

– В истории Звёздной Лиги ты всегда отличался замечательной успеваемостью. Только…

– Только в русской истории я не силен, я знаю, – неловкая пауза возникла прежде, чем Андрей заговорил вновь. Ему казалось, что он должен подождать, пока не развеется дым. Словно ему надо было дать время, чтобы неприятное ощущение от неудобной темы рассосалось. – Но что ты можешь ещё предпринять?

– То, что в моих силах. Одна из причин, почему мы начали ротацию персонала и затеяли курсы обучения для гражданских – это необходимость дать понять каждому – особенно гражданским – что у любого корабля есть свои проблемы. Мы хотели дать людям чувство общности, которое позволило бы нам выдержать все это.

– А что же насчет боевых судов? Люди на «Гордости Маккенны» живут гораздо лучше, чем на том же «Гермесе».

– Я знаю, сынок. Я последовал советам некоторых офицеров, которые полагают, что генерал должен всегда находиться несколько выше тех, кем командует. Что нужно выглядеть вождем, чтобы быть им. В этот имидж входит и необходимость держать на флагмане чуть поменьше гражданского населения.

Отец медленно покачивал головой из стороны в сторону, словно сожалел об этом решении, каким бы оно ни было необходимым.

– Русский мужик всегда задним умом силен. Я приказал с первого августа изменить тот порядок, который существовал до сих пор.

В помещении разлилась тишина, пронизанная ощущением предстоящих решений и их возможных последствий. Судьбы миллионов людей висели над ними, как дамоклов меч. Больше всего Андрею хотелось бросить всё на самотёк, но он понимал, что выбора у него нет.

– И что же с этой встречей, на которой я побывал?

– Этого я не знаю, сынок.

Андрей все время старался прочесть хоть что-то в глазах своего отца. На этот раз он физически ощутил недосказанность:

– Боюсь, папа, что я не могу тебе поверить.

Лицо его отца сначала выразило возмущение, одно мгновение на нем отражался гнев, но сразу же появилась кривая улыбка.

– Мне кажется, время от времени даже мои сыновья в состоянии видеть меня насквозь.

– Правду, папа.

– Правду… что ты под этим понимаешь?

Вот такой у меня отец. Всегда близок к людям. Даже если дело заходит так далеко, как сейчас. Андрей задумался о встрече и о бесчисленных вопросах без ответов, которые вились с тех пор в его голове. Он попытался оценить размах тех личных донесений, что лежали на столе. С преподанной его отцом систематичностью он начал сортировать в уме новые сведения, полученные сегодня. Перед его внутренним взором развернулись несколько сценариев возможного развития событий. И он вынужден был признаться сам себе, что в большинстве вариантов конечный итог всего был до боли легко предсказуем.

Восстание.

– Катализ.

– Да, Андрей. Мне очень жаль, но твое выступление, скорее всего, послужило катализатором восстания, – больше в глазах отца не было ничего недосказанного.

Однако слова приносили боль сильнее, чем любое разочарование, которого до сих пор опасался Андрей.

Загрузка...