Исчезновение

Кристалл и магия

Полуденное солнце, просачивающееся, подобно расплавленному золоту, сквозь листву и ветви окаймляющих дорожку деревьев, яркими пятнами лежало на асфальте. Амос Баррик, страдающий ревматизмом, торопливо ковылял в сторону небольшой рыночной площади, к которой вела дорожка. Он расстегнул свой поношенный синий пиджак, а его черная когда-то шляпа, теперь выгоревшая и бесформенная, была сдвинута на затылок, открывая неопрятные космы седых волос.

В сонной тишине парка звучало многозвучное щебетание птиц, и время от времени из ближайших деревьев доносилось хлопанье крыльев. Где-то вдалеке жужжала электрическая газонокосилка, и слышались приглушенные визги играющих детей. Свежий ветерок, остро приправленный смешанным запахом травы и цветов, то мягко, то порывисто колыхал теплый воздух. Окружающая листва с ноткой протеста шелестела на ветру, будто выражала недовольство тем, что ее потревожили.

Баррик близоруко прищурил свои поблекшие карие глаза, подойдя к площади. В ее центре гранитный Линкольн, сосредоточенный и задумчивый, восседал на своем гранитном стуле. Статуя возвышалась на цементном постаменте, с четырех сторон которого стояли деревянные скамейки. Никто не сидел на двух скамейках, видимых Баррику. Он забеспокоился, пришел ли сегодня Джон Тен Эйк в парк.

В душу Баррика закралось дурное предчувствие, похожее на мучительные опасения ребенка, которого вот-вот могут лишить его любимой игрушки. На мгновенье то старое чувство невыразимого одиночества накрыло его с головой. Он провел много приятных часов в компании Джона Тена Эйка, и ждал сегодняшнего дня с особым, острым нетерпением.

Баррик поспешил вперед, чтобы увидеть две другие стороны пьедестала. Он знал, что если Джон Тен Эйк вообще пришел в парк, то наверняка будет здесь, ибо, как и Баррик, больше всего любил именно эту часть парка. И хотя Тен Эйк был новичком в парке, это про него Баррик уже успел понять.

Именно на одной из скамеек вокруг пьедестала Баррик познакомился с Теном Эйком. Сам Баррик был частым гостем в парке по той простой причине, что ему больше некуда было пойти. Дома он мешался под ногами, как слишком часто и громко заявляла ему жена его сына. Вдовец, он переехал жить к сыну несколько лет назад. Плата за стол и кров из скудных сбережений поначалу обеспечила ему радушный прием, но теперь, когда деньги закончились, он жил из милости и на взятое взаймы время.

Вопрос благотворительности не волновал его, ибо он считал, что это моральный долг сына перед ним. Вопрос взятого взаймы времени беспокоил, но он научился не думать об этом слишком часто. Что было по-настоящему обидно, так это тот факт, что ему не с кем поговорить. Сын слишком занят для общения с ним, а невестка слишком раздражена его бесприбыльным присутствием, чтобы проявлять дружелюбие. Да и дети уже достигли того возраста, когда им неинтересно со стариками. Пожилой человек обычно словоохотлив и любит компанию, а Амос Баррик в этом смысле был типичнее большинства.

Баррик замедлил шаг, приблизившись к статуе. Зайдя за угол пьедестала, он увидел сидящего на скамейке старика, который читал газету в очках с золотыми дужками, низко посаженными на круглый красный нос.

Баррик не спеша подошел.

— Здравствуйте, мистер Тен Эйк, — сказал он.

Тен Эйк вгляделся поверх очков и улыбнулся.

— А, это минхер Баррик. — Он приглашающим жестом указал на свою скамейку.

— Славный денек, мистер Тен Эйк, славный денек.

Тен Эйк снял очки и огляделся вокруг, словно впервые.

— Это так, — согласился он. — Почти как в моей родной Пенсильвании. — Седые волосы густой бахромой опоясывали нижнюю часть его головы. Макушка была лысой, а херувимоподобное лицо чисто выбритым. Его короткое туловище наводило на мысль о катающемся в масле сыре, а ухоженная внешность и хорошая одежда создавали разительный контраст с неопрятностью Амоса Баррика.

Сам Баррик, однако, не замечал этой разницы. Единственное, что имело для него значение, это возможность с кем-нибудь поговорить.

— Вы уже нашли своего родственника? — поинтересовался Баррик.

— Моего кузена Вильгельма? — Тен Эйк уныло покачал головой. — Нет, хотя я все утро посвятил расспросам. Мне сказали, что Вильгельм приехал сюда, в этот город.

— Город большой, — заметил Баррик.

— Это да. Но это было давно, и Вильгельм уже мог уехать. — На розовощекой физиономии Тена Эйка отразилось беспокойство. — Не знаю, что буду делать, если не найду Вильгельма. Он был последним из семьи. Мне не так много осталось, а кристалл должен быть передан.

— Кристалл, — многозначительно повторил Баррик. Он взглянул на Тена Эйка с неожиданной хитрецой. — Мне все же как-то не верится, что он может проделывать все те штуки, о которых вы рассказывали третьего дня.

Тен Эйк улыбнулся ангелоподобной доверительной улыбкой.

— Вы не верите, что он способен с помощью магии отправить вас в прошлое? Но я обещал показать вам это, не так ли? Чтобы вы увидели все собственными глазами.

— Несомненно, я бы хотел это увидеть, — с готовностью подтвердил Баррик. Он вел к этому, и теперь протянул руку за своей шляпой, пока Тен Эйк не передумал.

— Тогда идемте. Моя гостиница тут недалеко. — Тен Эйк аккуратно положил свои очки в кожаный футляр и поднялся. Баррик пошел за ним, с трудом сдержавшись, чтоб не вскрикнуть от боли в ревматических ногах.

Тен Эйк жил на деловой улице прямо напротив парка, в маленькой третьеразрядной гостинице, которая отражала характерное для его голландской натуры чувство бережливости. Клерк за конторкой почти не обратил внимания ни на Баррика, ни на Тена Эйка, вручая последнему ключ.

Лифта не имелось. Баррик с Теном Эйком поднялись по лестнице на второй этаж. Номер Тена Эйка был в конце узкого темного коридора. Он жестом пригласил Баррика войти и тщательно запер дверь.

— Я рискую, живя здесь, — сказал он Баррику, — но в других местах слишком дорого. — Он пожал пухлыми плечами и подвел Баррика к стулу рядом с видавшим виды письменным столом. Потом вытащил из-под кровати раздутый чемодан и стал быстро копаться в его содержимом. Наконец, он выпрямился, держа в руке маленькую деревянную коробочку дюйма три шириной. Несколько мгновений молча постоял, хмуро взирая на коробочку в глубокой задумчивости.

— Кристалл принадлежит моей семье много поколений, — вымолвил он, в конце концов. — Всегда передавался по наследству от отца к сыну… до сих пор. У меня нет детей, и Вильгельм единственный оставшийся член семьи. — Снова немного помолчав, он продолжил задумчивым тоном. — Сколько лет кристаллу, я не знаю. Он был привезен из Индии одним из моих предков, морским капитаном, в то время, когда голландский флот прокладывал торговые пути по всему миру. И уже тогда кристалл был очень старым.

Под пристальным взглядом Баррика Тен Эйк открыл шкатулку и с обитого бархатом дна достал сверкающий восьмиугольный кристалл, который положил перед Барриком на письменный стол.

Баррик воззрился на кристалл с внезапным благоговением. Он сиял радужным великолепием словно некий огромный драгоценный камень. Его свет, похоже, не отражался, но был как бы частью себя самого, как будто наполненный изнутри призменным сиянием. Вглядевшись в него, Баррик внезапно обнаружил, что внутренний свет льется не ровно, как свет от электрической лампочки. Он ритмично то тускнел, то делался ярче с быстротой пульсации взволнованного сердца. И с каждым биением великое множество его удивительных цветов вспыхивало и менялось в нескончаемой игре ярких оттенков. Пульсирующее пламя с его бесконечной хроматической трансформацией гипнотически удерживало взгляд.

Все вокруг, казалось, померкло и куда-то отдалилось, пока Баррик, затаив дыхание, заворожено вглядывался в таинственные глубины кристалла. Он услышал, что Тен Эйк снова что-то сказал, но его голос доносился как будто издалека.

— Когда смотришь на кристалл, то попадаешь под действие его чар и вновь проживаешь свою жизнь. Сон ли это, вызванный какой-то непонятной силой кристалла, или же ты действительно попадаешь в свою прошлую жизнь, сие мне неведомо. Но оно, прошлое, кажется реальным — таким же реальным, как и настоящее.

Баррик не шевелился, застыл, словно прирос к стулу. Комната исчезла. Был только свет в восьмиугольнике, пульсирующий, все время меняющийся, ошеломляющий в своем чистейшем калейдоскопическом великолепии. Сквозь последнюю тонкую щель в закрывающейся двери его сознания он слышал голос — призрачный звук, который мог доноситься из какого-нибудь дальнего конца вселенной.

— Но смотреть на кристалл опасно. Он пьет твою силу. Словно использует энергию тела и разума, чтобы вызывать грезы. Надо быть осторожным, чтобы не…

Дверь закрылась. Голос умолк. Баррик колыхался на теплых волнах пульсирующего моря радужных красок. Он ощущал какую-то невесомость, бесконечный покой. Время остановилось. Сама жизнь как будто замерла.

Затем пульсирующий мир цвета побледнел и померк. Пришла серость. Сквозь серость, где-то далеко, но приближаясь, послышались звуки. Нечеткие и неразличимые вначале, но через мгновение Баррик смог разобрать грохот винтовок и рев артиллерии.

Звуки казались мучительно знакомыми. Он силился найти их место в своей памяти. Внезапно воспоминание пришло к нему.

Серость резко развеялась. Он сидит на корточках, один из длинной шеренги мужчин в испачканной в бою солдатской форме за редкими кустиками на склоне длинного холма. Штыковая винтовка у него в руках горячая от постоянных выстрелов. Плечо горит в том месте, где его задела пуля.

Они ждут, он знает, просто дают время врагу, окопавшемуся на холме, подумать, и ждут… Потом приходит долгожданный сигнал. Внезапно до них доносится стук лошадиных копыт, и слева от него показывается кавалерийский отряд с развевающимся над головами знаменем.

Даже на расстоянии он узнает «Звезды и Полосы». Он забывает про свою нестерпимую жажду и про боль в уставших мышцах. Его охватывает бурная, трепетная радость. Он крепче сжимает винтовку и с нетерпением устремляет взгляд на вершину холма.

Грохот лошадиных копыт сотрясает землю. Низенький коренастый всадник во главе отряда скачет к склону, и солнце поблескивает на его пенсне и вскинутой шпаге. Душу Баррика наполняет бурный восторг. Это Тедди там, впереди, как всегда.

— Огонь!

Команда перекрывает грохот боя. В ответ раздается рев возбужденных голосов.

Подобно разрушительной волне, кавалерия неслась вверх по склону холма к его вершине. Баррик бежал следом в удушающей пыли, оступаясь, соскальзывая вниз, крича как ненормальный. И вот он уже на вершине, задыхающийся, но переполненный бурлящей радостью от сознания того, что одержана решительная победа.

Битва за Сан-Хуан-Хилл и еще желторотый рядовой Баррик в испано-американской волне.

Он пережил все это заново. События были яркими и реальными, как будто происходили здесь и сейчас, а не в далеком полузабытом прошлом.

Один за другим, воссоздавались события золотой эры его молодости. Поход в Манилу… возвращение в Штаты… парады и музыка… Все было таким острым и ярким, словно и не было всех последовавших за этим лет.

А потом серость вернулась. В него пришли цвет и пульсация. Он снова был в радужном море — но оно блекло, исчезало.

Баррик открыл глаза. Несколько долгих мгновений он оглядывался вокруг, ничего не понимая. Затем осознание окружающего накрыло его холодной отрезвляющей волной. Он вновь был всего лишь убогий старик в убогом гостиничном номере. Всего лишь убогий старик без цели и надежды. Осознавать это было тяжело и горько.

Он выпрямился на стуле. Для этого потребовалось немало усилий, ибо он чувствовал себя странно вялым и слабым. Его силы, казалось, убыли, пока он находился во власти чар кристалла.

Комната утопала в вечерних тенях. Тен Эйк терпеливо стоял у окна, попыхивая большой изогнутой трубкой. Он повернулся, когда звуки пробуждения Баррика нарушили тишину номера.

— Ну, минхер Баррик, теперь вы убедились?

Баррик слабо кивнул.

— Этот кристалл — дьявольская штуковина.

— Но это было реально?

— Может, даже слишком реально. — Баррик с отвращением оглядел свои костлявые морщинистые руки и поношенную одежду. — В сравнении с магией, это как дурной сон.

Тен Эйк мягко усмехнулся, затем посерьезнел. Несколько секунд он внимательно наблюдал за Барриком. Потом спросил:

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Как побитая собака, — ответил Баррик.

— Это кристалл так действует, — сказал Тен Эйк. — Как я уже объяснял, он использует силы человека, чтоб вызвать магию.

Баррик вновь слабо кивнул и взглянул в окно. В душе зашевелилось дурное предчувствие, когда он вдруг заметил, что уже вечер.

— Мне пора идти, мистер Тен Эйк. Уже время ужина, и Алма — это моя невестка — устроит мне головомойку за то, что опоздал. Вы будете завтра в парке?

Тен Эйк кивнул.

— Я пробуду в городе еще несколько дней. Я не могу отказаться от поисков Уильяма, пока не удостоверюсь окончательно, что его здесь нет.

Баррик в беспокойстве поспешил домой. Как он и ожидал, Алма рвала и метала из-за его опоздания.

— Ты старый бездельник, — вопила она. — Только и знаешь, что есть, спать да болтаться где ни попадя. Если уж не в состоянии ничего полезного по дому делать, так, видит бог, мог бы, по крайней мере, хотя бы приходить вовремя к ужину.

В довершение всего, Том не вступился за него, как он обычно делал. Конечно, помощь Тома была довольно вялой, в лучшем случае, но, по крайней мере, это все же было лучше, чем выносить бурю обвинений Алмы в одиночку.

Алма, однако, не была напрочь лишена сочувствия. Спустя некоторое время, немного успокоившись, она разогрела Баррику остатки ужина, ворча при этом, что ей приходится нянчиться с бесполезным стариком. Спеша сбежать от брюзжащей невестки, Баррик быстро глотал свой ужин. Он понимал, почему его сына Тома так часто не бывает дома. Том говорит, что просто у него такая работа, но эта отговорка ничем не хуже других.

Вскоре закончив, Баррик поднялся в свою комнату в мансарде. Он разделся, облачился в залатанную ночную рубашку и лег на твердую койку, которая служила ему постелью. Ему хотелось бы немного послушать радио, но это бы вызвало у Алмы очередной приступ ярости. Слишком хорошо он знал, что у нее есть сказать на тему бестолковых ленивых стариков, которые слушают радио.

В темноте Баррик пожал своими костлявыми плечами. Он решил, что может обойтись без радио, если придется. Интересно, подумал он, удастся ли выпросить утром у Тома на билет в кино. Том имеет со своей зарплаты только то, что Алма выделяет ему, но время от времени ему удается незаметно сунуть отцу немного мелочи.

Баррик почувствовал прилив жалости к себе. Хорошенькая жизнь для старика! Никто с ним не разговаривает, радио слушать нельзя, денег на кино нет. Как бы ему хотелось снова быть молодым. Тогда бы он работал и делал, что хочется.

Вдруг он подумал о кристалле Тена Эйка. Вот это вещь! Лучше, чем кино. Даже лучше, чем кто-то, с кем можно поговорить. По сути, это почти так же хорошо, как снова стать молодым. Он с жаром уцепился за мысль о кристалле.

На следующий день Баррик поспешил в парк. Однако, Тена Эйка все не было, и он появился возле статуи на площади только под вечер.

Они некоторое время поговорили. Тен Эйк признался, что пока еще не добился успеха в поисках Вильгельма. Баррик ловко подвел разговор к кристаллу.

— Я бы очень хотел еще раз увидеть его, — сказал он Тену Эйку. — В мои молодые годы было так много всего, что я хотел бы пережить заново.

— А вы уверены, что хорошо себя чувствуете? — поинтересовался Тен Эйк. — Так скоро после вчерашнего может быть не слишком желательно.

— Я чувствую себя прекрасно, — настаивал Баррик. — Прекрасно, как никогда, в сущности.

Тен Эйк неохотно кивнул.

— Ну, ладно. Я покажу вам кристалл еще раз.

— Сегодня? — спросил Баррик. — Сейчас я пойду домой ужинать, но потом выскользну потихоньку.

— Сегодня, — ответил Тен Эйк. — Я буду ждать в гостинице.

Тем вечером Баррик снова сидел за письменным столом Тена Эйка, восторженно вглядываясь в мерцающие глубины кристалла. В этот раз он вернулся в те дни, когда ухаживал за Мартой, которая, в конце концов, стала его женой. У него тогда была хорошая работа, спортивная одежда, лошадь и кабриолет, на зависть своих друзей. Из всех воспоминаний Баррика воспоминания об этом периоде его молодости были лучшими. Добрые старые деньки, затерявшиеся на жизненном пути, но возрожденные магией кристалла. Вновь вместе с Мартой он ездил на долгие конные прогулки под летней луной и посещал незабываемые танцы, пикники и вечеринки. Все это было настолько реальным, что когда сознание, наконец, вернулось, Баррик сильнее, чем когда-либо, почувствовал это, скорее, как дурной сон, чем как пробуждение.

Несмотря на полное изнеможение после недолгого пребывания под чарами кристалла, Баррик мог думать только об одном: он снова должен увидеть кристалл. Это желание было таким же всепоглощающим и непреодолимым, как пристрастие наркомана к наркотикам.

— Я должен снова увидеть кристалл, — сказал он Тену Эйку. — Можно мне прийти завтра?

— Но опасность! — запротестовал Тен Эйк. — Я же говорил вам, что кристалл, когда вы смотрите в него, выкачивает из вас силы. Тело, к счастью, имеет шестое чувство, что-то вроде будильника, который разрушает чары, когда отток сил становится слишком серьезным. Но если смотреть в кристалл слишком часто, это предостерегающее ощущение притупляется, и чары затягивают так глубоко, что человек уже не может из них вырваться и не просыпается.

— Я попросту должен еще раз увидеть кристалл! — настаивал Баррик. — К завтрашнему дню я приду в норму.

На лице Тена Эйка было написано сомнение.

— Это риск. Но если вы так хотите… — Он резко пожал плечами. — Завтра так завтра.

Обессиленный, но торжествующий, Баррик вернулся домой. Было уже поздно, и Алма не преминула язвительно указать ему на сей факт. Но сейчас, когда у него появилась цель. Баррик почти не обратил внимания на ее укоры. Он пробормотал невнятное извинение и сразу же отправился в мансарду на свою койку, где погрузился в тяжелый сон.

Под чарами кристалла на следующий день Баррик заново переживал моменты своего детства. Он снова удирал из дома, чтобы поплавать в заброшенном каменном карьере за городом, ходил в воскресные походы в горы и крал яблоки из сада на ферме Сима Крокета. Как и все остальное, что он переживал под магическим воздействием кристалла, эти события были яркими и реальными. Он прямо-таки ощущал вкус яблок, чувствовал прикосновение воды к коже, вдыхал смолянистый запах горящих сосновых веток и свежести вечернего воздуха.

Когда Баррик пришел в себя — изнуренный в этот раз больше прежнего — он уже настолько подпал под власть чар кристалла, что стал умолять Тена Эйка позволить ему прийти на следующий день. Но Тен Эйк был непреклонен. И только после слезных увещеваний и уговоров Баррику удалось добиться согласия Тена Эйка на возвращение послезавтра.

— И это будет в последний раз, — сказал Тен Эйк. — Я уже почти убежден, что Вильгельма в городе нет, но даю себе еще два дня на поиски. А потом возвращаюсь в Пенсильванию.

Баррик окаменел от отчаяния.

— Вы хотите сказать, что заберете кристалл с собой, и я больше никогда не смогу его увидеть?

— Но естественно, — ответил Тен Эйк.

— Вы не можете… не должны! — взвыл Баррик от мучительного чувства потери. Кристалл стал значить для него все: дружеское общение, которого у него не было, радио, которое он не мог слушать, кино, которое не мог себе позволить. Это был ключ, который отпирал золотую дверцу в прошлое, чтобы придать жизни новую яркость и значение. И теперь у него собираются это отнять.

Баррик не сознавал, что его эмоции основаны на психологических принципах. Старики живут прошлым. В настоящем у них только болезни и одиночество, серая монотонность существования, которую никак не назовешь жизнью. В будущем — только смерть. Поэтому прошлое, с его славными воспоминаниями молодости имеет неотразимую привлекательность и очарование.

Кристалл обеспечивал Баррика средством воссоздания прошлого со всей яркой видимостью действительности. В каком-то смысле, это было сродни способности возвращаться и проживать свою жизнь заново. Это было самой заветной мечтой Баррика, как это часто случается у стариков. И теперь, когда возможность сделать это была так близко, мысль о том, чтобы лишиться ее, приводила его в ужас.

Баррик умоляюще схватил Тена Эйка за руки.

— Пожалуйста, мистер Тен Эйк, не уезжайте так скоро. Останьтесь еще на несколько дней. Кристалл… я должен увидеть его еще.

Тен Эйк твердо покачал головой.

— Я уезжаю, это уже решено. Мне больше незачем тут оставаться.

— Тогда… тогда почему бы не оставить кристалл у меня? — внезапно предложил Баррик. — Я мог бы отослать его вам позже.

Тен Эйк опять покачал головой, на этот раз решительнее.

— Извините, минхер Баррик, но этого я не могу сделать. Кристалл должен оставаться в семье. Есть определенные старые истории… — Тен Эйк резко осекся. Его голубые глаза омрачились, а черты красноватого лица напряглись. — То, о чем вы просите, невозможно. Я должен вернуться домой, и кристалл поедет со мной. Послезавтра вы увидите его в последний раз.

Увидев застывшие черты Тена Эйка, Баррик понял, что умолять дальше бесполезно. Полный мрачных мыслей о том, что придется вернуться к своему безрадостному существованию, он ушел.

С трудом ковыляя домой, он все больше и больше восставал против такой несправедливости судьбы. В душе его разгоралось пламя негодования на такую черствость Тена Эйка. И внезапно он поймал себя на том, что ненавидит его лютой ненавистью. У Тена Эйка есть деньги, свобода — все. Почему же он так скупится в том, что касается этого кристалла? Разве он не понимает, что тот заменяет Баррику все, чего у него нет и никогда не будет?

Эти мрачные мысли продолжали бродить в голове Баррика до тех пор, пока к следующему дню его ненависть к Тену Эйку не вылилась в план убийства. Убив Тена Эйка, он завладеет кристаллом. Кристалл будет принадлежать ему, и он сможет возвращаться в золотые дни прошлого в любое время, когда только пожелает. От скучного, несчастливого настоящего не останется и следа.

План Баррика был очень прост. Когда он в следующий раз нанесет визит Тену Эйку, то дождется подходящей возможности и разделается с ним как-нибудь так, чтоб не поднять тревоги. Потом заберет кристалл и уйдет. Служащий за конторкой почти не обращал на него внимания, будучи знаком с жалкими стариками вроде него, и в лучшем случае, сможет дать полиции только неопределенное описание. В этой части города его не знают, поэтому можно не бояться, что какой-нибудь знакомый случайно увидит его выходящим из гостиницы. Это дело было только между ним и Теном Эйком, и когда Тен Эйк исчезнет, ему не о чем будет беспокоиться.

Что до того, как это дело провернуть, Баррик уже все решил. Пистолет наделал бы слишком много шума — даже если б он у него был. Ножа, если взять его из дома, хватятся. Он остановился на куске ржавой свинцовой трубы, которую нашел в куче мусора в углу подвала. Труба на одном конце имела коленчатый сгиб, и из нее могла получиться отличная дубинка.

Баррик был настроен вполне решительно. И все же, когда он в последний раз появился в убогом гостиничном номере Тена Эйка, сердце его колотилось как безумное, а живот свело от напряжения. Он подумал, что Тен Эйк обязательно заметит его нервозность и насторожится.

Но Тен Эйк не заметил. Мысли его, явно, были заняты подробностями отъезда. Он рассеянно кивнул Баррику, указал на стул перед письменным столом и отвернулся, чтобы вытащить из-под кровати чемодан, в котором держал кристалл.

Это был именно тот момент, в который Баррик решил действовать. Из правого рукава своего поношенного пиджака он вытащил кусок свинцовой трубы. Она выглядела как какая-то варварская гротескная дубина, когда он стиснул ее в своей потной ладони. Дышать стало трудно, словно он дышал сквозь несколько слоев ткани. От возбуждения кровь ревела в ушах.

Тен Эйк достал из чемодана знакомую деревянную коробочку и начал выпрямляться. Баррик подкрался к нему сзади на нетвердых ногах, высоко подняв руку со свинцовой трубой. Ужас того, что он собирается сделать, тянул Баррика вперед, словно он находился в трансе. Широко открытые и немигающие, глаза его были прикованы к голове Тена Эйка.

Словно почувствовав Баррика сзади себя, тот резко обернулся, еще до конца не выпрямившись. Его ангелоподобные черты исказились в бледной маске ужаса, когда он увидел вскинутую дубинку.

Баррик действовал на чистом испуге, что был обнаружен. Мышцы руки конвульсивно сжались, и труба опустилась вниз в неуклюжем рубящем ударе. Тену Эйку удалось лихорадочно дернуться в сторону как раз в нужный момент, и труба лишь слегка задела его по голове.

Потеряв равновесие от инстинктивного взмаха руки, Баррик столкнулся со стоящим на коленях Теном Эйком и полетел через него на кровать. Тен Эйк вцепился в ноги Баррика мертвой хваткой и попытался подняться на ноги. В панике Баррик дергал ногами, силясь освободиться, но преуспел лишь в том, что не дал Тену Эйку встать с колен. Мыча от страха, Тен Эйк в отчаянии не выпускал ног Баррика.

Вывернувшись на кровати, Баррику удалось-таки принять сидячее положение. И вновь Тен Эйк пытался подняться. Обезумев вдруг от страха при мысли о провале, Баррик стал бить Тена Эйка по голове. Это казалось нереальным, фантастичным, как какой-нибудь жуткий кошмар. Это всхлипывающее хрипящее нечто, продолжающее бесчувственно стискивать его ноги… труба, взлетающая вверх и опускающаяся вниз, взлетающая и опускающаяся снова и снова, снова и снова… застрявшее в горле дыхание, кровь, стучащая и грохочущая в ушах.

Баррик почти обезумел от отчаяния. Сколько же еще ему бить? Неужели Тен Эйк никогда не умрет?

И лишь спустя несколько долгих мгновений до него, наконец, дошло, что руки, стискивающие его ноги в неистовой хватке, расслабились. Тен Эйк был мертв.

Баррик с трудом поднялся. Заметив, что его брюки забрызганы кровью, он быстро вытер их уголком смятого покрывала. Потом, подхватив деревянную шкатулку с потертого ковра, куда она упала, Баррик покинул номер.

Очевидно, их борьба не привлекла ничьего внимания. В гостинице было тихо. Двигаясь медленно, невероятным усилием воли, Баррик спустился по лестнице и прошел через вестибюль. Клерк за конторкой читал журнал. Он не поднял головы, когда старик вышел в двери.

Когда Баррик пришел домой, там никого не было. Алма и дети ушли в кино. Он поднялся к себе в мансарду и лег на койку. От нервного истощения он чувствовал себя почти больным.

Через некоторое время Баррик успокоился. Дело было сделано, он успешно с ним справился. Кристалл теперь его. При этой мысли душу его наполнило торжество и бурная радость. Сила и Цель стремительно возвращались к нему.

Баррик включил свет и с нетерпением вынул кристалл из шкатулки. Он восхитительно засиял у него в руках. Подтащив сундук, который служил ему столом, он положил на него кристалл и сел на кровать. Потом устремил жадный взгляд в глубины кристалла, спеша скрыться в его магических чарах от яркого воспоминания о том, что он только что сотворил.

Пульсирующее радужное море медленно растеклось вокруг него. Он с благодарностью погрузился в его теплые объятия. Пришла серость… растворилась. Он сидит на комковатой кровати в обветшалом гостиничном номере. Какое-то хнычущее существо держит его ноги мертвой хваткой, он лупит его по голове куском трубы снова и снова, еще и еще, а оно никак не желает умирать. Труба летает вверх-вниз, вверх-вниз, снова и снова, а оно всхлипывает, стонет и не умирает. Легкие его горят от нехватки воздуха, кровь бешено стучит в ушах. Неописуемый ужас придает безумной силы его ударяющей руке. Вновь и вновь, еще и еще. Неужели это никогда не кончится? Неужели эта тварь никогда не сдохнет?

Снова и снова, еще и еще, вверх-вниз, вверх-вниз…

А потом он вытирает брюки, заставляет себя медленно выйти из гостиницы. Забирается на свою койку в мансарде и ждет, когда силы и спокойствие вернутся к нему. Подтаскивает поближе сундук, смотрит в кристалл…

Баррик очнулся, слабый, оцепенелый от ужаса. Он смотрел на кристалл так, словно тот воплощал в себе все известные ему страхи. Какая-то огромная холодная рука, казалось, смыкалась вокруг него. Что произошло? Почему кристалл больше не возрождает счастливые воспоминания его молодости?

Внезапно Баррик припомнил настойчивые уверения Тен Эйка, что кристалл должен оставаться в семье, и тень испуга, промелькнувшую на его лице, когда он упомянул о каких-то «старых историях». Неужели то, что кристаллом теперь владеет кто-то другой, а не члены семейства Эйков, привело к этому пугающему извращению его магической силы? Судя по тому, что испытал Баррик под влиянием его чар, так оно, похоже, и есть.

Баррик воззрился на кристалл с неожиданным отвращением. Если ему придется переживать повторение своего убийства Тена Эйка всякий раз, когда он будет смотреть на него, значит, его надо уничтожить.

И немедленно. Пока Алма и Том не пришли домой.

Стараясь не смотреть прямо на него. Баррик взял кристалл и поспешил в подвал. Он положил его на деревянную чурку, затем взял большой молоток из шкафа для инструментов и разбил кристалл на мелкие осколки. Метлой тщательно собрал их на лопату и выбросил в бочку для золы.

Баррик вздохнул с облегчением. Вот и все. Теперь никто никогда не свяжет с ним смерть Тена Эйка. Он вернулся в мансарду. Когда сел на койку, приготовившись снять башмаки, то краем глаза заметил что-то яркое. Озадаченный, он поискал это глазами. И нашел. Сердце его едва не выскочило из груди.

На сундуке, пульсируя, светясь призматическим великолепием, лежал кристалл!

Баррик уставился на него. И, не успев воспротивиться, погрузился в колышущееся радужное море. И снова он был в обшарпанном гостиничном номере, сидел на кровати, а какое-то хнычущее существо держало его ноги мертвой хваткой. Он бил его по голове вновь и вновь, еще и еще, а оно отказывалось умирать. Рука, стискивающая кусок трубы, летала вверх-вниз, вверх-вниз, снова и снова…

Баррик открыл глаза. Он весь взмок от пота. Словно некий тугой обруч сжимался вокруг груди, отчего было трудно дышать. Сердце билось как-то странно прерывисто. Очертания мансарды безумно мерцали.

Вспышка внезапного страха побудила его к действию. Кристалл! Он должен избавиться от него. Баррик протянул к нему руку, избегая его предательской красоты. Встал, покачнулся, повалился назад на койку. И ужаснулся тому, как ослабел.

Он должен избавиться от кристалла. Эта мысль настойчиво билась у него в голове. Взгляд его остановился на окнах в задней части мансарды. Точно! Окна открыты. Он зашвырнет кристалл подальше в темноту.

Баррик заставил себя подняться на ноги. Шатаясь и спотыкаясь как пьяный, он кое-как добрел до окон. Собрав последние остатки сил, он выбросил кристалл в окно. Потом медленно, с трудом, вернулся к себе на кровать.

С усталым безразличием Баррик начал стаскивать пиджак. Что-то яркое привлекло его взгляд. Он посмотрел… и все вокруг завертелось в бешеном калейдоскопе.

На сундуке, пульсируя и светясь призматическим великолепием, лежал кристалл!

Он сопротивлялся его чарам, сопротивлялся отчаянно, но был слишком слаб, чтобы устоять. И вновь он сидел на кровати в обшарпанном гостиничном номере, а какое-то хнычущее существо вцепилось ему в ноги отчаянной мертвой хваткой. И он бил его по голове вновь и вновь, еще и еще, а оно никак не умирало. Рука, сжимающая кусок свинцовой трубы, летала вверх-вниз, вверх-вниз, еще и еще…

И в этот раз последние запасы его жизненных сил вытекли из него, и больше не было пробуждения. Была лишь сплошная холодная чернота, которая пришла и уже больше не уходила.