Стоп, а я ведь только своих мужиков при найме опрашивал, кто что умет и знает, а среди посохи о том, слова молвлено не было. А ну как есть кто среди них с рудным делом знакомый? С одной стороны конечно еще дед Ивана Васильевича немцев приглашал, чтобы медь на Цильме искать, но с другой стороны не все так просто. Достаточно вспомнить, как те же сиволапые мужики находили месторождения и железа и меди в XVIII веке, причем началось это еще как помню до Петра I. Оно и понятно, сейчас они перед государевыми дьяками норовят сказаться ни в чем не сведущими, чтобы тягло новое на свой же хребет не схлопотать, а я-то живой деньгой буду платить и щедро.
Решив не откладывать этот вопрос, я закончил с угольщиками и направился в сторону плотины. По дороге зашел на лесопилку, проверил, готовы ли доски для ульев, конструкцию которых прикинул еще до отъезда в Нижний Новгород. Оказалось что, мой заказ выполнен, так что я немного задержался и совместно с плотниками собрал один экземпляр для образца. Улей получился достаточно массивный, потому как тонких досок у нас пока не вышло, минимум, который удалось получить на нашей лесопилке — один вершок, при более частой установке полотен бычий привод уже не тянул. Впрочем, как помню, мой сосед пчеловод делал ульи со стенками всего лишь чуть-чуть тоньше.
Рамки пришлось делать из квадратного бруска такого же размера, распиливая пакет из досок повторно. После обработки рубанком их размер стал на одну восьмую вершка меньше, так что в итоге вес улья вышел два пуда и десять фунтов, а с учетом меда, который может поместиться на десяти рамках, к осени все это хозяйство может потянуть пудов на пять-семь. Посему, чтобы не усложнять жизнь будущим пчеловодам сразу приделали ручки для переноски. Проблема оставалась с покраской, но пока время терпит и можно подумать над этим позже.
Тут же ладили каркас для двух плавучих пасек, узких и длинных плоскодонок, с заранее просчитанной осадкой. Других вариантов обеспечить переправку пчелосемей к очередному месту взятка просто не было: пока вокруг сплошные леса и передвигаться можно только по рекам. Тем более что именно по их берегам в основном и расположены основные массивы цветоносов. Чертежи набора я закончил еще на прошлой неделе, и с изготовлением проблем не было, учитывая, что большая часть шпангоутов была однотипной.
Сложности возникли с креплением утепляющих щитов, без которых обойтись было невозможно в принципе: если по Железнице спуститься до Выксы проблем не составит, то гонять пасеку на Велетьму и обратно удовольствие то еще. Так что предполагалось их полностью автономное существование в течение всего срока службы, а доставку меда и воска можно и небольшими лодками обеспечить. На решение проблемы с утеплением у меня ушло более часа, после чего я двинулся к берегу Железницы, где посошные собирали расшиву и укреплений для самарской крепости.
…
Конструкцию расшивы я в свое время продумывал довольно долго. Основная проблема была в малой осадке судна и большом водоизмещении. В моем детстве, когда еще не были построен каскад плотин на Волге, имелось приличное количество мелей, а в нынешнее время еще и реки мелководнее, так что полутора аршина — максимум, и то при полной загрузке. Поэтому пришлось делать расшиву широкой и практически плоскодонной, если не считать выступающего на 5 вершков киля, изготовленного из массивного дубового бруса.
Кроме него имелось еще два боковых, на расстоянии двух аршин от основного. Жестко соединенные часто расположенными шпангоутами, они формировали, скелет жесткости судна. Обшивать все это планировалось в два слоя диагональной обшивкой из вершковой сосновой доски, причем, поверх основной обшивки толщиной три вершка, сделанной встык и скрепленной со шпангоутами железными болтами. Суммарная толщина борта в пять вершков вполне достаточная защита от стрел, а с учетом того, что высота борта по миделю почти три сажени, взять судно на абордаж, используя лодки, довольно непросто. Внизу трюм, над ним первая палуба, а сверху — вторая, орудийная, прикрытая двухвершковыми досками. Верхняя палуба с ограждением из тонкого бруса, с надстройкой по центру.
По сути, получалось очень похоже на корейский кобуксон, с той лишь разницей, что вместо гребцов приводить в движение все планировалось двумя дюжинами быков, расположенных на первой палубе, в центральной стойловой галерее шириной две сажени. По бокам от нее выделено место для полукают, с открытым проходом вдоль борта. На протяжении двенадцати саженей через каждый аршин — ружейные бойницы. То есть суммарный бортовой вес залпа одной только первой палубы тянет на тридцать шесть стволов, а если к этому добавить еще и четырнадцать бойниц орудийной палубы, то получается очень серьезно. Беда в том, что для полноценного вооружения нужно хотя бы полсотни револьверных ружей на одну расшиву, а у нас пока собрано только две трети от этого количества.
Впрочем, это оказалось не самой основной проблемой, куда сложнее было скомпоновать силовую часть, и в первую очередь удаление отходов жизнедеятельности. Две дюжины волов это в сутки как минимум пятнадцать пудов мочи и сорок пять навоза. И все это нужно как-то убирать с расшивы, причем выкидывать за борт, не вариант. Не подымается у меня рука, мало того, что Волгу загаживать, так еще и столько удобрения терять. К тому же будет чем занять тех, кто больше всех накосячит за предыдущий день.
Эту проблему я решил комплексно, защитив трюм от протекания глиняной подушкой уложенной на настил, и уложенными поверх нее половинками выдолбленного бревна, по одному на каждую сторону галереи. От каждого стойла в них шел сток, отдельным лотком, так же защищенным глиняной прослойкой. Валы для передачи вращательного момента пришлось вынести за пределы галереи, впрочем, ночью мы все одно двигаться не будем, по причине отсутствия освещения, так что скрежет под рундуком отдыхающих не побеспокоит.
Гребные колеса разместил по бортам, в центре судна. Габаритные размеры в данном случае естественно вырастали по сравнению с кормовым вариантом, но ради маневренности этим стоило пожертвовать. Зато при необходимости мои деревянные "мониторы" смогут развернуться практически на месте, за счет реверса направления вращения колес. К тому же решается проблема с выгрузкой отходов жизнедеятельности — достаточно было подтянуть "навозные" подчалки вплотную к корме и все накопленное за день перегрузить в них. Точно так же можно загрузить в расшиву сено для быков и провиант для экипажа.
Проблемы, как я и предполагал, возникли с обгонными муфтами. Все остальные узлы привода успели отработать еще на лесопилке. На данный момент пришлось использовать вываренные в льняном масле ролики из дуба, сделанные на недавно построенном токарном станке с воловьим приводом. Остальные детали для муфты были из аналогичного материала, тратить на них бронзу было бы слишком расточительно. Как ни странно и такие обгонные механизмы в целом работали нормально, но вот по поводу их долговечности оставались сомнения, но тут ничего не поделать — клена поблизости нет вообще, а сухую березу всю извели на уголь. Дуб же, к сожалению, имеет небольшую кислотность и для масла это отнюдь не полезно. Так что на случай поломки мы сделали по три запасных комплекта, тем более что возможность вывести шестерни передачи из зацепления позволяет осуществлять ремонт на ходу.
А вот что касается реверса, тут все куда как проще: две дубовых шестерни на подвижной оси, одна из которых, входя в зацепление с перпендикулярно расположенной шестерней гребного колеса обеспечивает вращение по часовой стрелке, а другая — против часовой. Вместо зубьев вполне для нынешнего времени традиционные круглые штыри вбитые в обод, имеющие то преимущество, что их замена не составляет большого труда, да и запас можно сделать такой, что хватит и на год и на два.
Артиллерийское вооружение изначально предполагалось разместить на крытой верхней палубе, по шесть пушек на каждый борт, позже я планировал уменьшить их число на два орудия, при этом, одновременно сохраняя суммарный вес бортового залпа, для чего по одному орудию нужно было поставить на нос и корму, на вращающейся платформе. Однако отработать ее конструкцию мы явно не успеем.
В дороге было время подумать, так что мне пришел в голову другой вариант: увеличить количество орудийных портов и станков до шестнадцати, а в случае атаки с одной стороны снять пушки с другого борта, и установить их на угрожаемом направлении. Решение в свое время опробованное и себя оправдавшее. Правда, там порой использовались даже рельсы, потому как пушки были тяжелые, мне же это без надобности. Расчету перенести ствол орудия вполне по силам и вручную — вес единорогов без лафета получился всего около пяти с половиной пудов. Таким образом, вместо двенадцати орудий на судно можно ограничиться всего восемью или десятью, при этом, не снизив, а напротив, увеличив мощь картечного залпа.
Остальной металл пойдет на пороховую мельницу и трехфунтовые десантные единороги. В реальности таких орудий не выпускали, не было для них ниши в военной тактике ни в XVIII веке, ни веком позже. Да и в моем же случае это вынужденный компромисс: поставить на чайки десятифунтовые орудия конечно можно, они тяжелее всего два пуда, но придется дополнительно укреплять набор, что прилично утяжелит само судно, а вот этого бы как раз не хотелось.
Проверяя, как идут работы, я поинтересовался у посошных мужиков, нет ли среди них сведущих в рудном деле. Как и следовало ожидать, таковых не оказалось, все-таки они из Рязани, а там с рудами не особо.
…
Ласкирев с воинством вернулся поздно вечером, впрочем, я его ждал, велев заранее топить баню и готовить ужин. Пятница день постный, но по несказанной мудрости того кто придумал считать начало нового дня с первой звезды, нормально перекусить нам это точно не помешает, как впрочем и выпить. Тем более что, кроме больших бочонков со спиртным было заложено несколько малых, в которых нет нужды в трехлетней выдержке. Качество конечно чуть хуже, зато в зависимости от объема срок сокращается до года, а то и до шести месяцев.
Поприветствовав стрелецкого голову, я кивнул на виселицу и спросил:
— Допрыгались?
— Истинно говоришь, тот ирод, что волосом черен, как есть, с ножом прыгнул, — Михайло Дмитриевич, распахнул малиновую ферязь, явив моему взору рассеченные пластинки бехтерца, и продолжил — Не надень доспех, чаю не говорил бы с тобой.
Присмотревшись, я внезапно понял — удар то знакомый, поставленный, такой убивает сразу, ежели на человеке кольчуги нет или паче того доспеха. И те двое черемис были так же убиты, теперь уж и не узнать, за что и почему. Впрочем, не велика беда, проживу и без этого. Более спрашивать ничего не стал, просто пригласив Ласкирева в баню, попариться, да отдохнуть с дороги.
Под горячим веником Михайло Дмитриевич немного отошел, а после, в предбаннике, за узким потемневшим столом, уставленным нехитрым угощением, хряпнув чарочку старки под соленые грибочки, сомлел до кондиции. Если по поводу произошедшего задавать вопросы я смысла более не видел, но другую проблему решать стоило незамедлительно. Несмотря на хорошие отношения со стрелецким головой, стрельцы мне тут более ни коем разе не надобны. Тем более что и просил то я их у государя на время. А задержались они тут лишку ни много ни мало, а на целых полгода.
Учитывая характер Ласкирева, зашел я издалека. Мол, дескать, через пару месяцев идти нам в ногайскую сторону, крепостицу строить, да промышлять, чем земля та богата, а буде повезет, так и городок там ставить. Здесь, на месте Котовы приглядят, Еремей за делами, а Матвей за порядком, а кому там смотреть? А ведь некому будет. Мне, покуда посоха государем урок положенный строит, потребно далее с казаками идти, чуть не до самой Астрахани, за солью, али еще куда. К тому же часть казаков придется оставить на строительстве, а за ними глаз да глаз, а ну как озоровать начнут, без пригляда? Кто их в чувство приведет? Кроме как стрелецкому голове почитай и некому.
Слово за слово, чарка за чаркой, уговорил я Михайло Дмитриевича тряхнуть стариной. Не последним из аргументов было и то, что принимать работу посошных "выпускников" будет Иван Васильевич Шереметьев Большой, с которым тот успел сдружиться.
…
С тех пор как на лещадь домны были загружены дрова, и началась просушка, прошло уже около шести недель. В понедельник вода в пруду, благодаря обильному паводку, уже достигла той минимальной отметки, при которой можно не беспокоиться о нормальной работе водяного колеса, приводящего в действие улитку вентилятора. Горн домны раскалился докрасна, а прогреваемая кладка успела окончательно просохнуть до самого верху, и можно было приступать…
По моей команде мужики начали чистить длинными загнутыми металлическими прутами лещадь, после чего поставили порог и замазали щель глиной. Затем домну набили древесным углем до самого распара, забив предварительно пространство между порогом и распаром угольным мусором пополам с землей. Когда засыпанный уголь разгорелся и начал оседать, угля добавили до двух третей и стали ждать покуда огонь не выйдет наверх, после чего засыпали пару колош угля вперемешку с легкоплавким шлаком от домницы, а сверху добавили несколько колош угля же, но уже с рудой постепенно увеличивая количество оной. После заполнения всей домны открыли фурмы и, дождавшись появления первых капель шлака, установили фурмы и начали легкое дутье, постепенно его увеличивая.
Тумай и пара его соплеменников стояла рядом и внимательно слушала мои пояснения. К сожалению не все можно было показать вот так сразу, кое-что пришлось просто рассказывать, например как контролировать температуру домны. С одной стороны дело нехитрое, если знаешь: надобно разогреть домну — засыпь несколько колош чистого угля, остудить потребуется — добавь побольше руды, а если идет нормальный ход, знай себе соблюдай установленную пропорцию.
А дальше следи, как поднимется чугун со шлаком до уровня фурм — останавливай дутье, отбивай заделку темпеля, да шуруй рабочим ломом по лещади, отбивай приставшие жуковины, да спускай шлак по пологу, через порог. После чего надобно, заделав набойку порога, пустить дутье еще минут на десять-двенадцать, а потом пробить нижнюю заделку и выпустить чугун через летку. Тут важно хорошо прогреть лещадь, иначе первый чугун может застыть и тогда балдой его не расшевелить — придется работать соколом и есть риск расшатать кладку. Впрочем, нас эта беда миновала, потому как, зная о возможной опасности, я предпочел перестраховаться. В крайнем случае, пусть мы потеряем на долговечности кладки, чем угробим домну в самом начале.
Первый чугун мы получили ближе к утру. Решив поначалу не рисковать, я начал с ядер, хотя формы были готовы не только для них, но и для более важных отливок: пары щековых дробилок и трех комплектов барабанов для проката картечи, а также для прокатных валков под пруток. Но сначала отлили нескольких якорей-лягушек и полдюжины чугунных единорогов весом по восемнадцать с половиной пудов. Длину ствола при этом увеличили почти вдвое, чтобы можно было полноценно использовать местный порох. Отливали их в первую очередь потому, что стволы еще предстояло подвергнуть томлению в закрытых коробах с песком при температуре порядка девяти сотен градусов. С термометрами у нас пока было глухо, но тут в них нужды не было — при топке дровами без принудительного дутья это предельная температура. Сильнее разогреть, как не крути, не выйдет. Тут важнее равномерность нагрева, а вот это как раз решается за счет массы печи и загруженных материалов, в частности песка.
Несколько суток я спал, выкраивая время между плавками, которые шли с промежутком в шестнадцать часов. После того как испытали ядра, и оценили качество чугуна отлили долгожданные щековые дробилки, барабаны и валки для проката заготовок под картечь. Шлак тоже без дела не пропадал — шел на плиты для защиты второй очереди плотины. Ее все равно придется строить, если я хочу иметь возможность катать листовую сталь и жесть. Даже примерные прикидки показывали, что даже для самого скромного двухвалкового стана с шириной проката в аршин потребует больше мощности чем может дать нынешний пруд, да и то при условии снижения скорости проката до минимума.
Впрочем, пока говорить обо всем этом было рано: потребное количество рабочих рук, необходимых, чтобы возвести все за один сезон, приближалось к четырем тысячам человек. Пока не только нанять такую ораву не на что, и даже дай мне Иван Васильевич столько посохи, мне их не прокормить никоим образом. Раньше, чем соберем урожай, да государь рассчитается со мной за ядра и думать нечего.
Тем более что мне сейчас приходится разрываться на части и параллельно контролировать работу по очистке серы и подготовку форм для отливки деталей пороховой мельницы. Хорошо хоть через три дня Тумай настолько хорошо разобрался во всех тонкостях рабочего хода домны, что смог подменить меня в натаскивании в этой премудрости Тингая и Кичая, и я смог заняться тем, что без меня все одно никто не сделает.
…
За три дня я успел собрать и отладить еще дюжину ружей, время от времени отрываясь, чтобы глянуть, как там дела с домной. Селитра и сера для пороха уже были приготовлены, уголь запасен заранее, мельницы для приготовления двойной смеси тоже были готовы, так что после сборки бегунов можно было приступать к его изготовлению. Барабаны для картечи пока шлифовали, параллельно собирая саму конструкцию. А щековые дробилки уже работали во всю, к немалой радости мужиков, дробивших раньше руду вручную, молотами.
К обеду пятницы прискакал Заболоцкий. Обоз, по его словам, застрял на Тёше, что было не самой главной бедой — часть казаков, из тех, что прибыли в Нижний из Новгородчины слегли с лихоманкой. Все бы ничего, но те симптомы, которые описал Сенька, меня сильно насторожили, поэтому я велел татарам седлать коней и через час мы выехали. По дороге заставил вспомнить толмача все подробности: кто и когда занемог, на что жаловался, и так далее. По всему вырисовывалась очень знакомая мне по двадцатым годам картина заболевания. Жар, немного спадающий днем, ломота в мышцах, бессонница, отечность. Сыпи пока ни у кого вроде не было, но лиха беда начало, через пару дней, если я не ошибаюсь, она должна появиться.
На следующий день, прибыв на место, мы подтянули плот, на котором переправлялся Заболоцкий, повыше по течению и перебрались на другой берег Тёши, после чего я осмотрел заболевших казаков и гультяев. У троих уже явно выраженные "кроличьи глаза" и ярко красные губы. Сухая горячая кожа почитай у всех кто слег, печень и селезенка тоже увеличена. У двоих уже развился тифозный статус: возбужденная бессвязная речь, помрачение сознания, агрессивность. Потрогал затылочные мышцы, так и есть — вполне отчетливая оцепенелость, а так же обильная и многообразная сыпь, та самая, когда часть пятнышек при надавливании исчезает, а часть — нет. Этот возможно заболел первым.
Вопрос, как и где? Инкубационный период две-три недели, плюс порядка пяти дней до появления сыпи и еще максимум девять пока она не пропадет. Итого заразиться он должен был тридцать пять дней назад, или менее. Если же Сенька не ошибся насчет сыпи, то вообще меньше тридцати. Сегодня десятое, выехали из Нижнего мы двадцать седьмого марта, а нанимали казаков за день до этого, так что заразились они точно не в Новгороде, оттуда за шестнадцать дней не добраться. Возможно, был с ними кто-то еще, заразившийся раньше, а потом заразивший остальных либо контактно, либо через платяных вшей. Либо среди них есть кто-то к заразе перенесший болезнь бессимптомно и являющийся до сих пор носителем. Такое тоже бывает.
Впрочем, наличие последнего легко выяснить. Хотя пока в этом нет особой нужды — все равно всех больных и контактировавших с ними придется в карантин на два месяца законопатить, как раз до отъезда на Самарскую Луку. Пустующие землянки у нас есть, как раз на отшибе. Их еще в том году для углежогов строили, теперь пустуют, потому как лес что валили под боком, весь закончился, а новую печь ближе к домне заложили, да и остальные там же будут стоять, только уже ретортные и более высокопроизводительные.
Вот только чтобы теперь перебраться на другой берег голову поломать придется. Тёша разлилась широко, мост навести нереально, а переправлять всех на одном плоте, что срубили мужики для Сеньки, замаешься. Нас двоих с лошадьми он кое-как выдержал, но в обозе дюжина телег с грузом и две сотни человек. Час в одну сторону потратили, а все переправить, сотню рейсов туда и обратно как минимум потребуется. На все про все больше двух недель потратим, если даже с утра до вечера этим заниматься. Проблема, однако!
Можно было бы больше плотов настроить, но как назло почти весь инструмент в Нижнем Новгороде распродали, осталось с дюжину топоров у возниц, да и лес тут мелковат, для Сенькиного плота его чуть не полдня таскали с той стороны холма. В довершение всего хлеб кончается, хотя и брали с запасом, но я рассчитывал только полсотни человек набрать, а их втрое больше. Хотя не начнись паводок так рано, уже бы были на месте.
С другой стороны, хорошо, что первые симптомы появились до приезда в Выксу, можно сказать в чем-то даже повезло, потому как неизвестно, сколько бы народа успело заразиться. Но на данный момент ситуация попахивает полной катастрофой. Ладно, хоть не чума, которая легочным путем передается, сыпной тиф только через вшей или при контакте. Но подозреваю, что и этого хватит — если сейчас не ввести карантин, то через неделю тут каждый второй болен будет. Но пока большая часть народа еще работоспособна, значит, шансы обойтись малой кровью еще есть.
Из двух с полтиной сотен человек, десятка три уже не работники, а еще семеро — кандидаты на отпевание. Первым делом, пока остальные не слегли, строим землянки, человек на двадцать-тридцать каждая, благо дерева на них много не нужно. Вентиляцию делаем на совесть, потому время от времени придется делать полную прожарку от насекомых — полы все-таки земляные. Топоров всего дюжина, значит, тридцать шесть человек на рубку леса, чтоб друг друга подменяли, по мере усталости. Лопат двадцать две штуки, соответственно сорок человек, с двумя десятками лопат посылаем срезать дерн, а еще сорок из него стены выкладывать будут. Верховодки тут хватает, да и морозов особо не ожидается, значит, заглублять землянки и делать их стены слишком уж толстыми, смысла нет.
Остальных делим на три группы, одна из которых дерет березовую кору на деготь, чтобы землянки окуривать, вторая займется заготовкой елового лапника для лежанок, и молодых ивовых веток для отвара. Третью берем с собой и, прихватив пару лопат, идем искать, нет ли где поблизости девясила. Уксус у нас еще есть, тут без него разве что хлеб едят, а в мясо и в рыбу завсегда добавляют. Проварим с кислотой рубленые корневища и получим фруктозный сироп, пусть и не очищенный, а на горячем сладком отваре, несколько дней народ протянет, к тому же к утру можно из ивовых веток сплести "морды" для рыбы — ее тут навалом. А татар я отошлю в Выксу, тут им повезло — с больными они контактировать не могли в принципе, потому как команды переправляться не было. Заодно передадут ватажникам, чтобы пригнали струг с рожью и вяленой рыбой.
…
Несмотря на полученный в прошлой жизни иммунитет, после тифа перенесенного в двадцатые годы, возвращаться в Выксу я сразу не рискнул, а провел на берегу Тёши месте с остальными еще месяц. За это время мы потеряли человек сорок казаков, троих из погорельцев и одного из моих возниц, правда, в последнем случае дело было не в болезни, просто не повезло — медведь-шатун задрал во время рыбной ловли. Большая часть народа поправилась, но пока о возвращении не могло быть и речи. Карантин два с половиной месяца никто не отменял, да и нет им смысла теперь до нашего поселка идти. Чтобы народ не маялся бездельем, после того как первоочередные работы закончились, отправил всех, кто еще не заболел, или хотя бы нормально на ногах держаться на сбор девясила.
Сейчас это единственный имеющийся под рукой источник сахара, если не считать мед. Но меда как раз не так много, да и не будешь его переводить на твердое ракетное топливо, тем более что он жидкий. А девясила в этих местах оказалось на удивление много, несмотря на то, что я велел брать лишь тот, что с крупными корнями, по пять-шесть сотен пудов корневищ с десятины выходило. За две недели, собрали урожай как минимум с шестнадцати десятин, да накрепко запомнили место. После прибытия плотов с досками для стругов на сборе пришлось оставить на сборе сырья только мужиков и возничих, а казаков отправить на постройку стругов.
Вместе с лесом пришло известие от Ласкирева, что среди пленных черемисов нашлось двое, ранее работавших на плавке меди в Казанском крае, как раз у того мурзы, что так удачно переметнулся в стан противника благодаря нашим с Ласкиревым уговорам. Причем нашел их Еремей Котов, который присутствовал при моем разговоре с посохой, он же, уговорил их помочь в поиске руды в обмен на переправку всех пленных домой, потому как, помнил мои попытки сбагрить их с глаз долой еще до начала зимы. Тогда они совершено не горели желанием мерзнуть и голодать по дороге, да и сейчас добраться самим им точно не светило, русские воеводы жгли деревни, вешали непокорных бунтовщиков и опустошали их земли. Так что без моей защиты черемисы сами бы не рискнули добираться домой. А нам как раз по пути, впрочем, дома у них нет — их деревеньки царские воеводы пожгли еще в год взятия Казани, и есть шанс, что они согласятся обосноваться там, где мне нужно. Все-таки лучше иметь под боком тех, кто уже давно с тобой сотрудничает, пусть изначально и не по доброй воле, чем неизвестно кого.
Кроме всего прочего Михайло Дмитриевич переслал и письмо от государя, с указом о выделении погорельцам землицы, правда, не на тех условиях, что в моей грамотке: обельный срок Иван Васильевич им все же урезал до десяти лет. Выбор места был оставлен на мое усмотрение, выразившись в гибкой формулировке"…где для заводского дела будет пригоже", так что над этим предстояло еще подумать. За что особо спасибо: основную головную боль царь таки с меня снял — теперь я мог по своему усмотрению "сажать на землю" всех кто"…из иных краев по скудости аль недороду пришед и челом бьет".
…
В Выксу я вернулся в четверг, пятого мая, на двадцать седьмой день после первого контакта с больными. К этому времени, плотники возвели для меня в стороне от основных строений, небольшую избу с пристройкой для кузни, и перенесли туда часть инструмента, куда мы с Сенькой и переселились. Наши контакты с остальными я сократил до минимума еще на месяц, так, что распространение заразы удалось предотвратить. Заодно собрал оставшиеся револьверные винтовки, исключая установку деревянных деталей, потому как для дезинфекции приходилось их выдерживать несколько часов в остывающей печи, при температуре в полторы сотни градусов.
Параллельно я работал над пороховой мельницей и отдельными узлами агрегата для проката чугунной картечи. Формирующие барабаны шлифовать уже заканчивали, так что была надежда, что как минимум по полсотни зарядов к каждому единорогу мы сделать успеем. А возможно и больше, пусть и не очень скоростной агрегат выходит, все-таки мощность привода от водяного колеса маловата, но дюжину картечных пуль в минуту производить должен. А это не много не мало — шесть зарядов, по сто двадцать пуль в каждом, всего за час, или более тысячи за неделю.
Агрегат для дальней картечи вышел еще менее шустрым, но ее много и не нужно, уж слишком расточительно такой стрелять. Потому как вместо ста двадцати картечин, там всего тридцать шесть, да и количество попаданий, на расстоянии трех сотен саженей, не впечатляет. В щит высотой в сажень и в пять длинной попадает едва шестая часть. А вот на двухстах — треть, но там и ближняя картечь еще достаточно убойна. Сможем освоить жестяные поддоны, тогда можно рассчитывать на большее, а пока в качестве полумеры будут кожаные с пропиткой маслом с серой и последующим прогревом для полимеризации. Жесткость у них пониже, но и то хлеб, потому как, в отличие от первых, деревянных, хоть часть пуль на дальних расстояниях в цель попадает[47].
Первую расшиву к этому времени уже начали собирать в рабочем варианте, в тихом затоне на Оке, недалеко от устья Железницы. В качестве прикрытия от возможного нападения лихих людишек или казанских мятежников, вместе с материалами и оборудованием я отправил дюжину татар и восемь орудий с полностью укомплектованными расчетами. Перестраховка, конечно, но лишней она не будет, тем более что орудия так и так потом на суда ставить. Для чаек, которые уже были закончены, оставалось только купить парусины, благо деньги, вырученные при продаже товара в Нижнем Новгороде, это позволяли.
По поводу пушек для чаек я все больше склонялся к тому, что от трехфунтового единорога толку будет мало, картечное действие у него откровенно слабовато, а вес не намного меньше чем у пятифунтового. В итоге, взвесив остатки пушечной бронзы, и тщательно посчитав, сколько ее потребуется на отливку единорогов обоих видов, я принял решение ограничиться двумя пятифунтовыми — по одному на каждую чайку, с тем, чтобы довести количество десятифунтовых единорогов на расшивах до двух полных дюжин. Вес легких единорогов вышел порядка трех с половиной пудов и, несмотря на чуть более слабое картечное действие, выявленное при испытаниях, они вполне себя оправдывали за счет вдвое меньшей отдачи.
Вдобавок к ним для каждой чайки из чугуна отлили по восемь коротких дробовых стволов, да по две дюжины для расшив и столько же для крепости. Специально делать картечные пули для них не стали, остановившись на уже освоенной ближней картечи весом в двенадцать золотников, скомпоновав ее по дюжине штук в берестяном картузе. Калибр пришлось увеличить с изначально планируемых трех четвертей вершка, до вершка с четвертью, а заряд пороха усилить до восьми золотников нашего пороха или двадцати четырех местного. Особой дальностью эти недомерки похвастать не могли, едва обеспечивая поражение противника на дальности полета стрелы, но для отражения внезапного налета конницы, при швартовке у берега, или нападения на воде, с лодок, они вполне годились. Что же касается будущей крепости, то тут они особой роли не играли, на ее вооружение пойдут чугунные единороги. Остальная часть чугуна от плавок последней недели пошла на более мирные цели: несколько дюжин станин разных размеров, для будущих станков, которые потребуются нам через год-полтора. Этого времени как раз хватит для естественного старения отливок.
…
В пятницу, десятого июня, перед самым отправлением на Самарскую Луку, я выкроил время, чтобы проконтролировать высадку картофеля в открытый грунт. Первые ростки появились уже во второй половине марта, и за это время основная масса рассады вымахала вершков на семь-восемь, а некоторые экземпляры и более. Возни с ней было не меряно: сначала приходилось проветривать раз в день посаженные семена, открывая крышки плошек, а когда они проклюнулись и немного подросли, пересаживать в небольшие берестяные туеса, а за полмесяца до посадки выносить всю эту ораву из теплицы на закаливание. Предвидя эти хлопоты, я с самого начала выделил часть народа для работ в тепличном хозяйстве, причем прикомандировал к ним временно несколько человек посошных. Пусть учатся, через пару лет будут рядом с укрепленными городками на Южном направлении картошку сажать.
Основную массу высадили часто, с расстоянием между растениями в пять вершков, а самые крупные стебли рассады приберегли для наиболее плодородной и хорошо удобренной земли, посадив их, на расстоянии аршина друг от друга. Если с погодой повезет, то немного картофеля на еду и в этом году получим. Остальную мелочь посадим на следующий год. Причем всю выкапывать не будем, там, где земля лучше, оставим каждый третий куст, да укроем от мороза как следует, а в следующем году получим ранний урожай. Этот способ я у соседа по даче подглядел. Правда он сажал нормальный семенной картофель в положенные сроки, а часть оставлял, чтобы в апреле-мае полакомится свеженьким.
Остальную часть огорода засадили капустой, огурцами и разной зеленью, а отдельную делянку, весьма приличных размеров, отвели под посадку девясила, выбрав самые крупные корневища. Растущего в лесу, в виде дикоросов, нам очень скоро будет не хватать, а так можно быть уверенным, что в ближайшие три года проблема сахаром в какой-то мере решиться. Быстрого результата тут ждать не стоит, но других вариантов просто нет: сахарный тростник у нас не вырастет, а сахарная свекла на данный момент таковой может называться лишь условно, потому как в ней сейчас чуть больше одного процента сахара, поэтому и придется использовать, то, что под рукой.
В остальном все шло своим чередом: первая чугунная печь для выжигания угля вступила в строй, домна исправно выдавала металл, из которого тут же лили ядра и пушки. Разве что попытка использовать чугун для легких единорогов бесславно провалилась. Несмотря на увеличение веса с пяти с половиной пудов, до девяти, первое орудие разорвало после седьмого выстрела удвоенным зарядом, второе — после девятого, притом, что бронзовые, с куда как меньшей толщиной стенки, выдержали даже выстрелы с трехкратным количеством пороха. Пришлось увеличить толщину стенок, доведя вес ствола до двадцати пяти пудов, при длине в десять калибров, потому как использовать подобную артиллерию совместно с конницей все одно было уже нереально: отставать будет, хоть восьмерку лошадей впрягай. Так что пока орудия пойдут на усиление обороны Выксы и крепости на Самарской Луке. К мобильному варианту вернемся, когда будет первая сталь.
…
В путь мы отправились аккурат утром, в воскресенье. Впереди шли ертаульные чайки, за ними расшивы с гроздью подчалков на буксире. Замыкали караван стрелецкие струги. Шли резво, хотя когда подул свежий боковой ветерок, и на чайках подняли паруса, остальные суда моментально начали отставать. Я ехидно посмотрел на Ласкирева и спросил:
— Зришь, аки борзо грядут?
— Гораздо! — ответил стрелецкий голова и, помолчав, добавил: — Егда рек еси, аз мыслил еда блазнил еси.
Что ж признать свою ошибку, лучше поздно, чем никогда, хотя, сколько же времени в пути мы потеряли раньше из-за нежелания Михайло Дмитриевича переделывать парусное вооружение. Да и сейчас струги идут на веслах, потому как от прямых парусов при таком ветре толку мало.
В Муром мы заходить не стали, нужды в том не было, да и прошли мы его буквально через три часа после отплытия, остановились только у устья Тёши, где нас ждали казаки и прочий гулящий люд. Один из подчалков с провиантом им отдали, да высадили черемисов что должны были идти вместе с ними до устья Тоймы. На третий день и стрельцы, и казаки, отстали из-за встречного ветра, мы уже к обеду причалили в Нижнем, они же туда добрались только затемно. Так что я успел пройтись по торгу, глянуть товар, а под конец дня зашел к Строганову. Самого Григория Аникеевича на месте не было: уехал по делам дня три назад, но его приказчик насчет нашего железного товара указания получил загодя. Предыдущую партию он уже успел распродать, так что взял сразу рублей на пятнадцать, сокрушаясь, что более денег пока нет.
Тут я ему ничем помочь не мог, тем более что самое интересное продавать в одни руки намерений не имел. А товар был знатный — чугунные котлы разных размеров. Видано ли: котел в пуд весом всего двадцать пять алтын, самый завалящий медный втрое дороже, да и кованный не сильно дешевле, потому как в конечной цене от стоимости материала едва не шестая часть, а все остальное работа. У меня же реальная себестоимость изделий из литого чугуна порядка двух-трех алтын за пуд веса. Натуральная золотая жила! Но времени, чтобы распродать тут в розницу хотя бы десятую часть, у нас точно нет. Потому пришлось пойти на хитрость: провести демонстрацию товара, с приготовлением пельменей разом в шестнадцати котлах. В итоге не только накормил своих людей, но и нашел нескольких купцов готовых, со скидкой пять алтын с пуда, взять в сумме рублей на двенадцать.
…
На следующий день вышли с рассветом. До Казани я планировал дойти чуть менее чем за четыре дня, небольшой запас времени был, так что решил проверить режим экономичного хода, удлинив при этом ходовой день в полтора раза. Хитрость в том, что галерей воловьего привода у нас было по четыре секции — две носовых и две кормовых, каждая на шесть стойл. Любую секцию, работающую на свой вал, при необходимости можно отключать от гребного колеса, что дает возможность отдохнуть волам, в то время как другие работают. Первые пару дней мы шли по четыре часа утром и вечером, делая остановки в середине дня для отдыха.
После движения в течение дня в новом режиме стало ясно, что с половинной мощностью скорость расшивы с шести узлов падает до четырех и двух третьих, естественно без учета скорости течения. Однако за счет удлинения ходового дня с восьми часов до двенадцати, пройденный путь напротив, вырастает с девяноста восьми верст, до ста двадцати двух. Таким образом, уже к концу третьего дня мы должны будем почти до самого устья Казанки. В сумме же весь путь до слияния Ахтубы с Волгой по моим расчетам займет на шесть дней меньше, так что при отсутствии форс-мажорных обстоятельств нам хватит времени, чтобы добраться от Камского устья до места впадения в нее Тоймы и потратить несколько дней на разведку медной руды.
Впрочем, в первую очередь интересен левый берег Камы в частности Мензеля, приток реки Ик. Где именно по ее течению расположен будущий Ахметьевский рудник неизвестно, но поискать стоит. Из ста пудов его руды выходило тридцать пудов меди, для меня это просто подарок, пусть той руды до конца года добыть выйдет совсем немного. Сейчас даже три тысячи пудов вполне решат большинство моих проблем, как-никак это почти тысяча пудов меди. А завод там и позже можно построить, сырья хватит, благо вся Камская сторона на сплошной полосе медистых песчаников лежит.
…
Форс-мажор нарисовался на следующий день ближе к полудню, в виде нескольких десятков челнов вынырнувших из устья Ветлуги и направившихся в нашу сторону с явно недружелюбными целями. Сидевшие на носу лодок более чем демонстративно держали в руках изготовленные к стрельбе луки. Расстояние до противника, подходившего к нам с левого борта, не превышало три сотни саженей, так что я велел заряжать пушки ближней картечью, а носовую — ядром, а сам вызвал на верхнюю палубу своих парней и пару пленных черемисов в качестве переводчиков. Была у меня надежда обойтись малой кровью, но переключить передние галереи, на улитки вытяжных вентиляторов, я на всякий случай велел, и как оказалось — не зря.
Договорится, увы, не вышло, похоже, нападающие воспринимали нас как добычу и не более. Атаку они продолжили, налегая на весла со всей дури. Когда расстояние сократилось до двухсот сорока саженей, а мои ребята заняли свои места у стрелковых амбразур, я скомандовал зарядить носовую пушку ядром и открыть огонь. Столб воды поднялся в двух саженях от борта передового челна, но прыти у гребцов от этого не убавилось, видимо противник не оценил серьезность наших намерений. Требование остановиться, озвученное переводчиком только подхлестнуло нападающих, и тогда я отдал команду "Огонь всем бортом". Расшива отчетливо вздрогнула, а вентиляционные трубы, расположенные по центру корпуса, внезапно выбросили клубы порохового дыма, придав нашему кораблю вид заправского парохода.
Однако оценить это впечатляющее зрелище кроме меня было некому, зато противник в полной мере "оценил" действие нашей картечи. Из семисот двадцати картечных пуль покинувших стволы шести орудий левого борта в цель попала едва лишь шестая часть, но и этого оказалось достаточно — пара передних челнов с перебитыми веслами и выбитыми гребцами отвернула в сторону, остальные сбавили ход. А через минуту ударили еще четыре пушки, которые обслуга успела перетащить и установить на свободные станки. Один из челнов практически разорвало на две части, видимо впопыхах расчет по ошибке зарядил орудие дальней картечью. Остальным тоже досталось изрядно.
Перезаряжать орудия я не счел нужным, противник и так оказался деморализован и обратился в бегство. Однако грохот стрельбы разбудил Ласкирева, отдыхавшего на второй расшиве, который спросонья не разобрался в чем дело и велел тамошним пушкарям стрелять. Залп дальней картечи перебил весла и разломал борта еще у трех лодок, а четвертую переломил пополам. После такой демонстрации силы самые сообразительные стали прыгать в воду, сообразив, что шанс быть разорванным в клочья там куда как меньше. Покинутые лодки понесло вниз по течению, а часть медленно затонула.
Дальше все пошло наперекосяк: перед залпом Михайло Дмитриевич естественно позабыл отдать команду на включение вентиляции, а после, кашляющий от дыма механик, переключил только рычаг левого борта, оставив на правом колесе полную мощность. Естественно судно начало разворачиваться, не сбавляя при этом хода и пока там сообразили, в чем дело, вторая расшива вылетела с фарватера и пошла в направлении правого берега. Механик с перепуга остановил колеса совсем, хотя рулевой уже начал разворот на прежний курс. Естественно потеря хода самым плачевным образом сказалась на радиусе циркуляции и не успев довернуть совсем чуть-чуть эти охламоны сели на мель у самого берега. В это время ертаульная чайка, позорно прохлопавшая засаду черемисов, вернулась назад и стала преследовать противника, пытающегося добраться до берега.
Глядя на этот цирк, я только смог произнести: "Вот же Титаник, твою мать!" Больно уж похоже с курсом получилось, прям как в той статье в журнале "Техника молодежи", разве что вместо айсберга подвернулась отмель, что тоже особо не обрадовало: судя по скрежету сели серьезно. Подозреваю, что как минимум весь остаток дня уйдет на разгрузку, а значит, в Казань придем на день позже. Впрочем, сейчас важнее не это — пора остановить раздухарившийся экипаж чайки: эдак они всех перетопят, а мне пленные нужны. Не полон, конечно — этого добра и так хватает, едва нашел способ как от прежних пленников избавиться. А вот поговорить с этими "флибустьерами речных просторов" стоит и очень внятно, так чтобы и сами запомнили, и другим передали, что на мои караваны нападать шибко больно и обидно.
Велел спустить на воду две лодки, специально предназначенные для таких случаев. Не шлюпки конечно, просто долбленка с наращенным в одну доску бортом, но на дюжину человек каждая, не считая сорока пудов груза. Меньше чем с четвертью сотней стрелков я на берег не полезу, чай не дурной. Черемисы тут на своей земле, откуда прилетит — поди угадай. Значит безопасность по максимуму, как и огневая мощь. Сам тоже прихватил оружие: шашку и пояс с парой револьверов калибром в две седьмых вершка и шестью запасными барабанами.
Дальность у них поменьше, чем у ружей, все-таки ствол не в аршин длиной, а всего шесть вершков, но с пятидесяти шагов, да со станка, восемь из десяти пуль в пятивершковый круг укладывают. Жаль, что пока такие на поток поставить нереально — стволы отбирал самые лучшие, да еще и хонинговал с особой тщательностью. Каждая пуля оклеена вощеной бумагой, чтобы освинцовку ствола к минимуму свести, порох тоже отборный, причем не простой дымарь, а смесевый, с добавкой толики пироксилина. В общем, товар штучный цены немалой, но для себя не жалко, другим — если только в подарок, да и то, если человек шибко нужный будет. Кстати, два экземпляра как раз для Шереметьева и припасены, правда, там ствол хуже, можно сказать рядовой, но кто ж сравнивать-то будет? А вот один, самый лучший, я оставил для подарка другому Иван Васильевичу, тому самому, который еще пока не Грозный.
…
Стрелять однако, не пришлось, сопротивление никто толком не смог оказать, тех кто избежал смерти от картечи или от удара веслом по голове, выловили и связав, побросали на дно чайки. Кое-кто успел добраться до отмели на противоположном берегу, куда их снесло течением, но там их по большей части изловили касимовские татары, что шли берегом. Унесли ноги только те, кто первыми повернули свои челны после первого залпа, ну да бог с ними, теперь время тратить на погоню нет смысла — среди пленных оказались шудовуй[48] и пара его сыновей, так что разговаривать было с кем. Остальные напуганы, а эти держаться гордо, хотя их тоже колотит от адреналина. Оно и понятно — время суровое, слово гуманизм, поди, и в Европе не везде слышали, зато по части пыток, казней и прочих развлечений победителей — полное раздолье.
Впрочем, мне их пытать ни к чему, все что нужно и так узнать можно. Отправил дюжину своих ребят в темпе пробежаться по берегу, найти место, где эти ухари швартовались, перед тем как вступить на сколькую стезю изменчивой пиратской удачи. Сам же остался на месте, велев казакам с ертаульной чайки, принести веревки и соорудить из ближайших деревьев несколько глаголей, а остальным нести караул. Черемисы, глядя на это дело, сильно приуныли, хотя до попыток взывать к милости победителей не дошло.
Вскоре подошла и вторая чайка, так что на берегу стало весьма людно. Прикинув, что полсотни человек все-таки будет маловато в случае внезапного нападения, отправил часть вновь прибывших забрать с расшивы полдюжины пушек на полевых лафетах с обслугой, да человек сорок стрельцов. Через полчаса вернулась моя разведка, обнаружившая не только место стоянки, но и тропинку, ведущую к деревеньке. Чуть раньше прибыли стрельцы и пушки и теперь можно было говорить предметно. Михайло Дмитриевич, как я убедился, на расправу скор, посему желательно решить вопрос мирно, покуда он занят.
Шудовуй оказался человеком сообразительным и поэтому колебался недолго. Стоило мне намекнуть, что если мы не договоримся, пока воевода закончит со стрельцами снимать судно с мели, то нянчиться с ним никто не будет. Всех бунтовщиков ждет петля, а деревню государево воинство непременно спалит, чтоб впредь никто в этих местах грабежом да разбоем не промышлял. А вот ежели покаяться, да присягнуть Москве, то напротив, можно надеяться на милость и щедрые подарки. Коли повоевать охота, так и за этим не станет, но против тех на кого государь пошлет.
Однако все оказалось не так просто. Стрелецкий голова, едва прибыв, хмуро посмотрев на потенциальных висельников, заявил, что им надобно непременно ехать в Москву, прихватив приличные дары и аманатов, дабы там уже присягнуть на верность непосредственно пред лицом государя. Я предложил подкинуть их до Казани и свалить это дело на тамошних воевод. Но Михайло Дмитриевич хотел непременно сам сопровождать новых подданных в Москву, и отговорить его от этого удалось лишь с большим трудом. Пришлось даже пообещать написать государю письмо, чтобы не дай бог, казанские воеводы не присвоили сей подвиг себе.
…
В Казани мы с Ласкиревым задержались на сутки в ожидании Шереметьева, который не усидел на месте и отправился с отрядом усмирять очередных бунтовщиков. Строительство шло полным ходом: одних только псковских каменщиков во главе с Ивашкой Ширяем было две сотни, а стенщиков и ломцев вообще без счету. От старой Казани, по правде говоря, после штурма осталось немного: ханская мечеть, ханский дворец да еще три каменных здания. Заправлял строительством Постник Яковлев, тот самый что через год должен начать строить в Москве Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву.
Пока было время, написал очередное письмо государю, расписав в лучшем виде деяния стрелецкого головы. Заодно намекнул, что для быстрейшего усмирения мятежа луговых черемисов неплохо бы давать всем прекратившим бунтовать и присягнувшим на верность, освобождение от налогов лет на пять, потому, как взять с них особо нечего, а гонять по лесам выйдет в разы дороже. Вместе с письмом отправил еще и отдельную челобитную на постройку медеплавильного завода в Казани.
По ранее данной грамоте искать руды я мог и по Каме, и вниз по Волге от Камского Устья. Но ставить завод на месте будущей Елабуги, или где еще, будет накладно из-за большого количества охраны, потребной для бережения от ворогов и татей. Охранять придется не только рудник, но и сам завод, и лесорубов с угольщиками. Выгоднее поначалу выгрести богатую руду с Ахметьевского рудника, а медь выплавить под защитой казанских стен. Заодно там и работных людей проще найти, либо с Нижнего Новгорода завербовать. Добычу же на месте проще организовать силами казаков, да и местных к этому делу привлечь стоит. Им дополнительный заработок хорошим подспорьем будет, особенно через три года, когда за Волгой весь хлеб погибнет от дождей.
Обельный срок я испрашивал по максимуму, упирая на то, что возить руду придется с разных мест, потому как где сыщем и сколько, пока неведом. А буде завод без сырья год простоит али два подряд, а ну как опосля сызнова такая беда случиться, да не раз и не два, то и проку не выйдет с сего дела, токмо сплошной убыток. А вот ежели обельные лета до двадцати продлить, то и новые руды искать мочно и дело надолго не встанет. Инде сказывали черемисы, что в полон взяты: закопушек и дудок брошенных, в том краю несметно, да шибко малы. Посему мыслю: есть там медные руды, но сыскивать их потребно неустанно.
Что интересно, завод на самом деле строить даже не нужно, медеплавильные печи есть в районе Северо-Восточной башни старого Казанского Кремля, правда их сначала раскопать нужно из-под обломков и пепла. Так что потакать мздоимству и вводить псковских каменщиков в искушение не придется, и так полностью каменные стены тут только в следующем веке возводить закончат.
…
В четверг, дождавшись Шереметьева, мы отправились в путь. Взять весь отряд на борт и речи не было — под рукой воеводы в поход шло ни много, ни мало, две с половиной тысячи человек. Впрочем, это лишь малая часть сил отправленных на завоевание ханства. Остальные на Самарской Луке только отдохнуть остановятся, а потом пойдут берегом до Переволоки, там, где Волга ближе всего к Дону, и на Астрахань — сажать Дервиш-Али, ногайского протеже, на ханский трон. По мне так дурость очевидная, это и в Казани ничем хорошим не заканчивалось, и тут не выйдет, потому как, править он будет между трех огней: с одной стороны Крым, с другой — Москва, да еще и ногаи под боком. А уж при таких раскладах на его верность рассчитывать, по меньшей мере, наивно.
Впрочем, меня больше занимали не военные дела, а то, как долго будет стоять войско там, где я буду строить крепость. Вопрос не праздный, каждая лошадка это минимум полпуда навоза в сутки, так что лишний день постоя даже одного передового полка под командой Ивана Васильевича, это ни много, ни мало — около четырех тысяч пудов дефицитного в тех местах удобрения. В следующем году, когда будет семенной картофель, это будет кстати. Озимую рожь, кстати, посеем еще этой, осенью, пару старых плугов я захватил, но для ржи вопрос с удобрениями в первый год не особо актуален. Да и не столько она для урожая, как для улучшения почвы — корневая система у нее глубокая и тянет питательные вещества с глубины более двух метров, а заодно сорняки неплохо глушит. Донник посадить тоже желательно, он и как сидерат хорош и как сырье для селитры и компоста.
Но это все вторично, важнее другое: научить как бы невзначай новым для XVI века методам агротехники почти две сотни человек, которые в свою очередь будут учить тех, кого начнут селить вдоль южной окраине Московского государства. Вроде мелочи, но в сумме мои нововведения дадут несоизмеримый затратам результат. Одно только протравливание семян и использование "зеленых удобрений" чего стоит, не говоря уже про картошку. Пшеницу или рожь во время набега запросто сжечь можно, а вот попробуй то же самое проделать с картофельным полем.
…
— Добрые самопалы! — сказал Иван Васильевич, поменял барабаны и отдал одному из моих стрелков, на перезарядку.
Вообще-то на поясе, который шел в комплекте с револьверами, было еще восемь запасных барабанов, но как раз все это добро Шереметьев впопыхах оставил на судне: уж больно хотел испытать подарок. Едва лишь мы достигли Камского Устья и пристали к берегу, воевода, не дожидаясь пока разобьют лагерь, отправился пострелять. Расположился он под раскидистым дубом, рядом с которым и велел разбить свой шатер. Я же прихватил сумку с двумя дюжинами зарядов и теперь наблюдал, как тает ее содержимое, и прикидывал дальнейшие планы.
Потеря нескольких дней была не сильно критична, так что я склонялся к тому, чтобы отправится на двух чайках, вверх по Каме, до устьев Тоймы и Мензели. Казачьи струги от нас вновь отстали. Куда плыть они знают, но вверх по течению им подниматься дня на два дольше, так что у меня в запасе чуть ли не неделя, чтобы дойти до места и провести разведку местности. Особой надежды на знания рудного дела тех двух пленных черемис нет, поспрашивал я их на досуге, те еще "рудознатцы" — лучше глянуть самому, раз уж такой случай подвернулся.
Для моих планов медь тоже важна, однако сера и соль пока на первом месте, как и возведение крепости на Самарской Луке. С этим, правда, посошные и сами справятся, я их так натаскал в строительстве укреплений, что уже и объяснять не нужно, что и как делать. Вписать в рельеф местности тоже смогут, недаром я с самого начала отобрал самых толковых и назначил десятниками, а позже их учил особо. До Вобана большинству из них еще пока далеко, но лет через десять не удивлюсь, если некоторые из них станут ничуть не хуже хваленого маркиза, была бы практика, особенно по части черчения. Одна беда — бумага нужна. Не дело на бересте чертежи карябать: что там можно сложнее землянки начертить?
Решено! Как только казна рассчитается со мной за ядра, отправлю людей в новгородские пятины закупать коноплю для бумаги, заодно и льна прикупят для парусины, и ткачей поищут да сманят сколько выйдет. Что бумага, что паруса и канаты рано или поздно пригодятся, при этом мне потребуется самое наилучшее качество, которое кустарные промыслы стабильно обеспечить, не способны в принципе. Оборудование для бумажного производства мне немного знакомо, что же касается ткацких станков, тут уж придется смотреть на те, какими местные пользуются. Улучшить имеющуюся конструкцию, мне как инженеру, куда как проще чем с нуля придумывать.
…
Утром, в субботу наш караван разделился: обе расшивы пошли дальше, вниз по Волге, а я со своими ребятами на чайках — вверх по Каме. Кроме восьми десятков воспитанников, прихватил с собой только тех двоих черемисов, что имели дело с выплавкой меди, два десятка стрельцов из числа самых надежных, да Сеньку. Боезапас взяли по максимуму, как к ружьям, так и к нашей малой корабельной артиллерии. Риск конечно был, но не испытай я моих стрелков в боевой обстановке сейчас, это как пить дать аукнется позже, в том же Выборге. И последствия могут быть куда как серьезнее.
Расстояние до устья реки Ик, в которую сейчас впадает Мензеля, порядка двухсот пятидесяти верст, так что на чайках как раз поспеем туда за пару дней, а если ветер будет попутный, так и быстрее. Актазицкий рудник пока подождет, первым делом разведаем Ахметьевский, тем более что особой протяженностью Мензеля не отличается — она длиной всего сто пятнадцать, максимум сто двадцать верст. Три дня туда, четыре на поиски, пара дней, чтобы добраться до Камского устья, да еще три-четыре — до Самарской Луки. То есть всего восемь ночей для тренировочных вылазок, чтобы в условиях приближенных к боевым, хотя, если честно, какие уж тут "условия приближенные к боевым": обычный ночной марш-бросок и наблюдение — максимум что им светит.
Языков брать нам тут не резон, диверсии устраивать тоже — портить отношения со здешним населением я не хочу. Официально эти места конечно в состоянии войны с Московским государством, но по факту войска сюда Иван Васильевич пока не посылал, за исключением войск, посланных для разрушения крепости на Каме, в устье реки Меши, построенной марийским князем Мамич-Берды в прошлом году. Так что кровь здесь не льется, ни с той, ни с другой стороны и не нам это начинать. Не то что мои ребята к серьезной работе не готовы, как никак уже более полугода тренирую, в Абвере столько времени разве что разведчиков глубокого тыла натаскивали и то не всегда, а на обычных диверсантов больше двух месяцев не тратили, да и у нас со сроками похоже было. Но тогда война была, а у меня пока спешки особой нет, немец к Москве не рвется, можно готовить качественно, по максимуму и без компромиссов. Тем более что большая часть программы подготовки диверсанта-разведчика на данный момент не актуальна.
Картография пока в зародыше, радиодело за отсутствием оборудования тоже отпадает, прыжки с парашютом и вождение транспорта, в том числе потенциального противника изучать не требуется — авиации нет совсем, а все разнообразие средств передвижения ограничено лошадьми и волами. Хотя если сравнивать с теми же татарами, по поводу верховой езды пока все достаточно скромно, но со временем, когда будут свои лошади, это можно будет наверстать. Знание оружия вероятного противника тоже пока касается лишь вооружения местных черемисов, и тут как раз все в порядке: ножом и луком моя мордва владеет с детства. Марийскому языку я их тоже немного натаскал, в том числе и на пленных, хотя особой нужды в его знании и не было, но по себе знаю, что каждый новый изученный язык дается легче предыдущего, так что это задел на будущее. В общем, объем изучаемых знаний пока в разы меньше чем у диверсанта моего времени, так что можно сосредоточиться на углубленном изучении того, что реально нужно именно здесь и сейчас.
…
Первые две группы ушли едва начало темнеть. Задачу поставил простую: разведать дислокацию деревень противника вверх по течению Камы на пять верст от самой реки в глубину. На какое расстояние вверх по реке нужно пройти не уточнял, предоставив решать сами, тем более что нужно успеть вернуться к реке до рассвета, устроить там укрытие, после чего ждать пока не подойдут чайки. Первая группа пошла по левому берегу, вторая — по правому. Для разведки моего времени задача плевая, особенно учитывая то, что никакого противодействия контрразведки противника не предполагается за отсутствием оной. Но попробуйте все тоже выполнить без часов, без компаса и карты.
По опыту предыдущих марш-бросков знаю, что верст десять в час с такой нагрузкой мои ребята могут держать несколько часов подряд. Тридцать верст, они несколько раз преодолевали и менее чем за пару часов, но на территории противника рискованно, устанут до почти полной потери боеспособности. Так что оптимален первый вариант. Пока не стемнеет, часа три-четыре у них есть, к тому же сегодня полнолуние и небо ясное, так что до сорока верст они пройти успеют. Возможно, чуть больше, хотя на их месте я все остальное время потратил бы на создание временной замаскированной базы, но тут уже им решать: время учебы закончилось, пора сдавать экзамен. Причем, по второй части задания его будут принимать те две группы, что остались со мной, это для них тоже своего рода тест, только уже на поиск укрытия "условного противника".
…
Сколько провожал своих подопечных за линию фронта в прошлой жизни, и всякий раз самое тяжелое в моем деле было — ждать возвращения. Как бы не готовил ребят, а случиться может все что угодно. Чтобы не изводить себя понапрасну всегда старался в такой период загрузить себя работой, по возможности с полным напряжением сил, чтобы некогда было думать… Вот и сейчас решил использовать проверенный метод, тем более что много чего нужно решить, и желательно не торопясь.
Основная проблема, которая встанет у нас в ближайшее время — станки. Получить приемлемую сталь из чугуна с помощью малого бессемеровского процесса особых сложностей не составит. Объемы, конечно, будут невелики, но с поправкой на мое время, а для нынешнего века это очень серьезно. Уже построенная малая домна дает разовую плавку под восемьдесят пудов. С учетом потерь при конвертерном процессе на выходе получим больше шестидесяти, то есть ни много ни мало — тонну стали. Вот только та пара станков, что у нас сейчас в наличии, для серьезной обработки стальных деталей не годятся. Уж больно у них точность невелика, в основном за счет слабости сочленений деревянных элементов — даже станины там из дубовых колод, да и общая масса станка явно недостаточна, чтобы качественно гасить вибрации при обработке крупных деталей.
Станины для новых станков отольем из чугуна, вдобавок к тем, что уже успели отлить и заложить на естественное старение, а вот со шлифовкой направляющих придется повозиться. Особенно для высокоточных, по понятиям нынешнего времени, станков. Хотя как решить самую сложную проблему я знаю, но для этого нужно строить новую стекловаренную и отжиговую печи, да закупить в Москве олова. Тогда сможем отлить из стекла плиты для шлифовального устройства. Хорошо хоть абразивы у нас есть, но пополнением их запаса тоже стоит озаботиться. Но с этим пока не все просто, на той же Самарской Луке есть и точильный камень и жерновой, причем последний аж в трех местах. Вот только, места где шла добыча, я знаю по названию деревенек Сызранского уезда конца девятнадцатого века, а их-то пока и нет вовсе.
Есть, конечно, Брусяные горы, одна на реке Соплессе, вторая на Вое, но это уже Печора, отроги Урала, а туда пока ход заказан по понятным причинам, хотя камень там хорош, спору нет. Опять же и под Москвой этого добра хватает, и тоже в нескольких местах, причем подозреваю, что кое-где его уже добывают. Строго говоря, желательно иметь как можно более богатый ассортимент материалов. Для серьезной обработки нужны и твердые и мягкие, причем с разным размером зерна, и разной его твердостью, так что даже на Самарской Луке желательно провести полноценный поиск, а заодно поднатаскать моих ребят в азах геологии.
В целом вопрос с абразивами решаем, так что пора перейти к кинематической схеме станков. С учетом того, что в окончательном варианте привод у нас предполагается от тромпы, первая ступень будет достаточно скоростной, так что, с учетом имеющихся на данный момент технологических возможностей, червячный привод — это наиболее подходящий вариант. Все детали, естественно, из бронзы, качество стального или чугунного литья поначалу может подвести, это не ядра, тут точность совсем иная нужна, да и с обработкой у нас пока туго. Для этих целей собственно станки и делаем.
Причем первая ступень понижающей передачи оптимально сделать внешней, в отдельном корпусе, снаружи, потому как ее в отличие от станков менять не придется. Дальше несколько понижающих зубчатых передач и механизм Нортона, правда, несколько модифицированный. Хотя вряд ли тут так будут называть многоскоростную передачу с помощью накидного зубчатого колеса на подвижной рамке. Впрочем, это решение исключительно для резьбонарезного станка. На остальные токарных, предназначенных для массовой обработки ходовых деталей, не требующих особой точности, можно обойтись трехскоростным механизмом с многовенцовым блоком зубчатых колес.
На вертикально-сверлильных станках, вообще обойдемся ременной передачей от общего понижающего привода, тем более что особой мощности для них не требуется — крупные отверстия пока проще сразу закладывать при расчете формы для отливки. На серьезные шлифовальные и фрезерные станки, с высоким качеством обработки пока замахиваться рано, хватит и простейших. И так в сумме тут работы года на два, но если среди тех парнишек, что я дал Тумаю в обучение, удастся хотя бы пару ему подобных самородков найти, то дело пойдет куда быстрее. Все одно, по лесам бегать с оружием, они пока маловаты, да и физическую форму еще не набрали.
…
Первую разведгруппу мы забрали ближе к полудню. Ушли они недалеко, верст на тридцать, зато замаскировались изрядно. Когда часовые поиски не дали результата, я посчитал экзамен завершенным и сошел на берег сам. Но даже мне потребовалось минут семь, чтобы обнаружить замаскированную базу, расположенную как ни странно всего в сотне шагов от условленного знака — креста размером в пару саженей, выложенного из поручного материала на берегу Камы. Ребята толково использовали местные условия, в частности упавшую, по-видимому, в начале половодья, из-за подмытых корней иву, и теперь лежавшую чуть наискось течения реки. Обильно осевшая поверх ветвей тина и прочий мусор, нанесенный паводком, создали неплохое естественное убежище.
Впрочем, помня мой наказ делать все основательно, с возможностью как минимум месячного пребывания, экзаменуемые не поленившись прокопаться вглубь, установить нары из жердей, и натаскать лапника. Вот на нем-то они и прокололись, впрочем, случайно оброненную еловую веточку, размером чуть меньше ладони, просмотреть немудрено. Плюс к этому их выдал свежевыкопанный суглинок склона, который они, помня мои уроки, относили на плащ-палатках подальше и топили в реке. С этой стороны нареканий не было, сделали все толково, а вот про то, что прилипает к подошвам, они умудрились забыть, и это их тоже выдало. Вблизи, правда, заметить такой мизер просто нереально, но я то смотрел издалека, и с такого расстояния дорожка следов вдоль берега была вполне отчетливой. Дальше дело техники. К тому же это дерево в первую очередь привлекло мое внимание — уж больно подходящее место по всем параметрам. Слишком! На таком обычно и сыплются…
После того как мои подопечные вышли из схрона, устроил разбор полетов. Сначала порадовал, тем, что поисковая группа не смогла их найти, затем огорчил, объяснив по каким признакам, удалось обнаружить так тщательно обустроенную базу. Под конец вновь порадовал — вряд ли кто еще смог бы их обнаружить кроме меня, но, тем, не менее, отметил, что допущенные ошибки стоит учесть на будущее. Под конец попенял, на то что, не смотря на мои уроки, они не сделали запасной выход.
И вот тут ребята меня удивили. Выход они таки сделали и толковый: прокопали в углу ухоронки суглинок до дернового слоя и подперли его толстыми жердями с учетом того, чтобы если кто будет проходить сверху, не провалился и не обнаружил укрытие. При необходимости же подпорки можно выбить, а заранее подрезанный по краям квадрат — выдавить наружу и оперативно покинуть убежище. Про вентиляцию помещения, кстати, тоже не позабыли, что пошло им в моих глазах сильно в плюс. Причем сделали ее достаточно грамотно, с отводом через сердцевину трухлявого пня. Для летней базы в принципе нормально, хотя зимой дым от печки будет демаскировать, но придираться не стал, потому, как экзамен в целом они выдержали.
Вторая группа, высаженная на противоположном берегу ушла на дюжину верст дальше. Укрытие что они устроили для долгого пребывания совершенно не пригодное. К тому же при обнаружении способа унести ноги фактически не оставалось. С точки зрения текущего момента вариант идеальный — на развилке огромного дуба, на высоте четырех с половиной саженей от земли. Одному, двоим, на край группе из четырех-пяти человек отсидеться можно, но только сутки, не более, а что потом? Да и по большому счету найти их по следу, используя собак можно было бы запросто. Любая толковая ягдкоманда взяла бы их за жабры в течение пары часов, даже без четвероногих помощников. А уж выкурить с верхотуры — элементарно.
Впрочем, тут я излишне строг: пока что такой тактикой поиска диверсантов не владеет никто, но опять-таки стоит предвидеть возможность ее появления, пусть даже и не сразу. Пара лет интенсивного применения на территории противника диверсионных отрядов и почти с гарантией найдется тот, кто сможет дать адекватный ответ — не стоит недооценивать предков, толковые люди встречаются во все времена. В любом случае второй группа экзамен, на мой взгляд, провалила.
…
К тому времени как мы добрались до места устья Мензели, впадавшей ныне не в Каму, а в реку Ик, каждая группа успела сделать по две ходки. Проколы, конечно, были, но в целом я был доволен. Местность, в которой предстоит работать, группы теперь знают, и следующее, более сложное задание, надеюсь, выполнят. Впрочем, все это уже на обратном пути, пока же задача иная — геологоразведка. Теорию, как мог я им дал еще зимой, но, увы, без наглядных пособий, в виде образцов минералов, за отсутствием оных, тут им полевая практика нужна. Хотя особых надежд в этом плане я не испытываю, слишком мало времени отведено на все про все, да и геология бассейна Камы не чета тем же Кареле, Коле и Мурману.
Тем не менее, удача улыбнулась нам почти сразу! Чуть выше устья Мензели, на одном из поворотов русла паводок подмыл берег и обнажил то, что примерно полмиллиарда лет назад было деревом, представший ныне довольно редкое минеральное образование, своего рода образец псевдоморфоза древесного ствола. Сей минерал, найденный обер-гиттенфервальтером Волковым, был впервые описан в 1830 году и получил название волконскоита в честь Светлейшего князя, Петра Михайловича Волконского[49].
Основная прелесть найденного минерала — в наличии окиси хрома, в пределах от двенадцати до тридцати процентов. Ближайшие известные мне, и относительно доступные в данный момент, месторождения этого металла находятся в Карелии, причем значительная часть из них довольно мелкие по запасам. Да и разработка под боком у шведов забава еще та. Так что порадовали меня ребята этой находкой, нет слов.
В течение пары часов мы осмотрели местность вокруг находки и изрыли весь берег, добыв в сумме примерно чуть более двухсот десяти пудов волконскоита. В чистом виде, с учетом потерь, это от двадцати до пятидесяти с лишним пудов хрома. Такого количества нам хватит не только для хромирования стволов, но и для изготовления кой какого инструмента, в том числе и медицинского. Кроме того, сам по себе оксид хрома — основной компонент знаменитой пасты ГОИ, которой нам тоже потребуется немало.
К сожалению, за весь остаток дня больше найти ничего не удалось, так что на следующее утро мы двинулись дальше. Две группы шли по берегу, остальные остались на чайках. Веслами работать ребятам много не пришлось — ветерок уверенно нес нас к верховьям Мензели. Из графика мы пока не выбивались, так что на месте все проверим тщательно и чувством, а ну как еще какие находки подкинет госпожа удача?
…
Мои ожидания оправдались: добравшись до места, нашли то, что искали и даже больше. Пройти мимо было бы сложно — обвалившиеся и заплывшие землей ямы, оставшиеся от более ранних выработок красноречивы донельзя. О том, что тут велась добыча, смекнет любой, а я еще и знал, сколько здесь еще осталось медной руды. Нужно только копнуть чуть глубже. Как помню, даже после своего восстановления, через десять лет по окончании Северной войны, работал этот рудник аж до конца века, добывая по большей части по тысяче пудов чистой меди в год. Причем численность рабочих была менее полусотни. Используя современные методы, можно немного повысить выход металла, но и без этого можно смело рассчитывать на семьдесят тысяч пудов. Важнее другое: заменив ручные толчеи на дробилку с водяным приводом и применив промышленную взрывчатку для вскрытия пласта можно на порядок увеличить годовую добычу.
Пара пробных дудок порадовали — основной пласт руды толщиной от четверти до половины аршина находился всего в двух и в трех саженях от поверхности соответственно. Оконтурить рудное тело мы сейчас конечно не сможем, нет у нас установки для пробного бурения, а копать вручную несколько десятков шурфов просто некогда. Но свою задачу ребята выполнили. Первая извлеченная из недр русская медная руда под пламенем плавильной трубки дала пробный королек весом в осьмушку золотника. Рудный камень представлял собой мягкий шифер, смешенный с крепкою галькою, так что вручную тут возни будет прилично и моя мысль насчет использования взрывчатки очень кстати. Но с этим придется подождать, то, что есть у нас собой — просто слезы по промышленным меркам, да и извлекать это из готовых изделий я и сам не рискну и ребятам не позволю.
Пока придется казакам и черемисам долбить пласт кирками и ломами, тем более что большие объемы меди нам пока не к чему, а продавать её я не планирую, хватит и той трети, что по условиям грамоты выкупит казна. Есть и еще один резон выработать месторождение максимально быстро: через десять лет казенную долю придется отдавать задарма, в качестве налога, если конечно государь не расщедрится и не удвоит обельный срок. В любом случае если и нет, то к тому времени основную часть сливок мы снимем, и будет не так обидно, да и заводик можно продать, хоть тем же Строгановым. Сами же будем ладить новый. Кстати, у самих солепромышленников под боком есть приличное по запасам меди месторождение, которое откроют, но уже в следующем веке. Содержание меди там примерно впятеро меньше, но, тем не менее, это втрое выше порога рентабельности при плавке меди методами нынешнего времени.
Поговорю ка я осенью с Григорием, с моей грамоткой можно начать разработку Григоровой горы на шестьдесят лет раньше. Рудознатцев опять же дам, впрочем, их еще поднатаскать нужно, но там и задача куда как проще. Коли точное место указано, любо-дорого искать. Самому же мне хватит и других месторождений — взять те же Палыгорский и Забабкинский рудники, которые обеспечивали Аннинский завод, выдававший, кстати, меди за год почти вшестеро супротив Саралинского. Сейчас туда соваться пока рановато, да и руду до завода доставлять будет слишком опасно, но лет через десять самое время настанет.
…
Обратный путь для моих ребят был труден и тернист — каждое утро одна из них уходила на задание, в полдень ее подбирали, и затем вместо нее шла другая и так по кругу. Местность разведана, так что особых проблем с местными не возникло, а вот с остальным было невесело: темп задавали ходкие чайки, которые на веслах, проходили по течению до пятнадцати верст за час. Так что к месту стоянки мои воспитанники добирались совершенно вымотанные. Первое время приходилось иной раз ждать очередную группу по часу и более, но к тому времени, как мы дошли до устья Камы, результат таких экстремальных тренировок можно было уже считать удовлетворительным: появился опыт, научились держать правильный темп.
Тем не менее, из восьми десятков человек, как минимум два десятка в основной фазе Выборгской операции я решил не использовать. Ребята работали фактически на пределе сил, так что разумнее не рисковать и использовать их в качестве расчетов моей "реактивной артиллерии", тем более что поручать это кому другому тоже не стоит. До Камского устья мы добрались тридцатого июня, однако пришлось задержаться на сутки, в ожидании стругов с нанятыми казаками, чтобы передать им черемисов-рудознатцев. Дальше шли с ветерком и на четвертый день пристали у места впадения реки Сок в Волгу.
Строительство толком еще не началось, если не считать наскоро возведенных крытых ячеек для стрелков и небольших раскатов для пушек, сложенных из пластов дерна, для прочности пробитых насквозь кольями под встречными углами. Оно и понятно, нужды спешно стоить те же землянки или собирать избы не было — одна из расшив сразу ушла дальше, за солью, вторая осталась на разгрузке, и места в ней хватало для всех. Отряд же Шереметьева раскинул походные шатры поблизости. К моему сожалению, стоянка обещала быть недолгой: предполагалось, что поместная конница под командой Иван Васильевича тоже примет участие в военных действиях против Астраханского ханства.
Рассказ Ласкирева о стычке с черемисами и особенно о действии единорогов так зацепил Ивана Васильевича, что тот непременно хотел самолично посмотреть, так ли хороши новые пушки. Но тут уперся Михайло Дмитриевич, которому я строго наказал заряды без нужды не тратить. А откуда взяться нужде, если окрестные башкиры и ногайцы при виде русского войска откочевали, куда подальше от греха? Вот и пришлось боярину ждать моего возвращения. Впрочем, задержка оказалась не велика: с момента начала швартовки каравана в устье реки Сок прошло всего пять дней. Тем не менее, насколько я помню, в моей истории русские войска миновали переволоку между Волгой и Доном двадцать девятого июня, а уже второго июля были под Астраханью, которую взяли практически сразу. Так что Шереметьев туда если и поспеет, то лишь к шапочному разбору. Впрочем, оно и к лучшему — не нужно ему лишней эйфории в организме от легкой победы, потому как в следующем году у него противник будет серьезный — сам Девлет Гирей с войском.
Наскоро перекусив, я просмотрел план крепости, что коллективно сочинили выборные десятники от посохи и в целом его одобрил. Царев курган в качестве центра обороны подходил как нельзя лучше, с высоты в тридцать с лишним саженей, из легких десантных единорогов отлично простреливались все окрестности и даже часть Волги, отделенной от крепости двумя полосками земли, между которыми протекала небольшая речушка. Саму же Волгу разделял надвое остров шириной в триста саженей и длиной порядка двух верст.
Если там построить две каланчи с пушками, то получим полный контроль над судоходством вверх по течению, мышь не проскользнет, расстояние до берегов всего ничего: четыреста саженей до западного и триста — до восточного. Тут даже картечью достать можно, если дальней. Чуть ниже по течению расположено самое узкое место Самарской Луки — Жигулевские Ворота. Но там ширина реки саженей семьсот и более, тут нужно единороги на обоих берегах ставить, или использовать дальнобойные. Иначе на таком расстояние можно достать только ядрами, что не особо эффективно из-за невысокой точности гладкоствольных орудий. Шрапнели же у меня пока нет, хотя сами снаряды и шрапнельные пули не проблема, а вот дистанционные трубки, так сразу, сделать не выйдет. На отработку конструкции и эксперименты с подбором состава потребуется немало времени, причем моего личного.
Впрочем, это планы на будущее, а сначала нужно дождаться весны и оценить уровень паводка, а потом уже смотреть, где и что строить. Пока же планы иные: выше по реке Сок, как помню, расположено месторождение, на котором в будущем возникнет Серный городок. Мне по большому счету хватит той добычи, что пойдет с Серной горы, но не стоит вводить Ивана Васильевича в искушение, пусть у него будет свой источник серы для выделки пороха. А то подмахнет, как-нибудь под настроение указ об изъятии столь потребного предприятия в казну. Если сам не додумается, так найдутся среди бояр и дьяков "добрые люди" — насоветуют, за этим дело не станет. Тут нужно работать на упреждение, предотвращая проблемы до их появления.
Просто указать место не выйдет, могут и не найти, так что придется самолично показать Ласкиреву, где и что расположено, раз уж он назначен воеводой Сокского острога — ему и распоряжаться тут всеми делами. Моя же задача минимальна: прикинуть возможные объемы добычи, ее трудоемкость и потребную численность работников. Пока же наведаемся туда налегке, в компании Шереметьева и его конницы, захватив с собой полдюжины медных единорогов с расшивы, благо лафеты у нас есть. За этим задержки не будет — можно отправляться хоть завтра. Своих бойцов тоже возьму, лишняя тренировка им только на пользу.
Есть и еще одна причина для похода — выше по течению от будущего Серного городка, есть небольшая речушка, приток реки Сок, которая в мое время звалась Камышла. Именно там, в октябре 1768 года, Оренбургская физическая экспедиция, во главе с профессором Берлинского университета Петром Палласом обнаружила редкое явление природы — нефтяной ключ. Впрочем, о том, что "на реке Сок нашли много нефти и медной руды", писалось еще в январе 1703 года, на страницах первого номера газеты "Ведомости". Так что район однозначно перспективный, хотя и довольно опасный по нынешним временам. Как помню, некоторые ногайские мурзы: "… до Казани докочевали"… на Ике реке от Камы…" летовали. Даже спустя почти век посадские того же Лаишева косили сено на другом берегу, лишь в те годы, когда"… ногайские и крымские люди не приходят".
Нефть мне нужна, не сказать, чтобы позарез, но лишней точно не будет. Много у нее есть применений, тут и смазочные масла, которые заменить просто не чем, и топливо, и даже взрывчатка. Работать с толом куда как спокойнее, чем с шимозой, хотя она и мощнее и делать ее проще. Впрочем, промышленный метод изготовления тринитротолуола мне не потянуть, но есть и более простой, единственная беда — выход готового продукта там куда как скромнее. На промышленные масштабы добычи "черного золота" замахиваться рано, но не отщипнуть свою толику, оттого что лежит буквально под ногами, просто грех. Для начала и полсотни бочек хватит, тем более что больше мы с собой не взяли, да и те, что есть, пока еще с содержимым. Освободить их дело не хитрое, особенно те, что с пивом, стрельцам только дай команду — за неделю опустошат!
…
Ногайцы наскочили внезапно, обрушившись на передовую сотню из поросшей ивняком неглубокой старицы, зажатой между двух холмов правого берега. Наши силы в этот момент растянулся вдоль берега на добрую версту, так что момент с их стороны был выбран крайне удачно: стрельцы и пушки с прислугой тащились позади. Основная же часть конницы, под командой Шереметьева, как раз оказалась на линии огня. Наши чайки противник, по-видимому, не воспринял в серьез, поэтому и не подумал отступать, когда они направились к берегу, где кипел бой. На первый взгляд преимущество было на стороне нападавших: их было чуть больше полутысячи, против конной сотни и двух суденышек.
Но буквально через минуту ситуация кардинально поменялась: наша сотня развернула коней и на рысях рванула назад, под прикрытие основных сил. Преследовать их ногайцы благоразумно не решились, переключившись на подходящие к берегу чайки. Расстояние было еще великовато — саженей двести, может чуть более, так что пришлось подпустить противника чуть ближе и только тогда скомандовать "Огонь!". Картечь двух пятифунтовых единорогов пришлась противнику не по вкусу, но, не смотря на два десятка выбитых из седел всадников и несколько бьющихся в агонии коней, атаку она не остановила. Особо нетерпеливые уже схватились за луки и первые стрелы начали падать почти рядом с бортом, когда мои ребята, перезарядив орудия, дали еще один залп, а затем добавили из бортовых дробовиков.
На этот раз нападавшие потеряли ранеными и убитыми почти вдвое больше. И тут же по моей команде в дело вступили стрелки — менее чем за пару секунд восемь десятков стволов выпустили четыре сотни пуль и многие из них нашли свою цель. Практика у ребят была отменная, зарядов я не жалел, как и времени на обучение. А вдоль реки нам на помощь во весь опор неслась Шереметьевская конница. Правда, ей предстояло преодолеть почти полверсты до места стычки, но ждать ногайцы не стали, и повернули вспять. Но в этот момент по ним вновь ударили картечью оба единорога, а затем начали свою кровавую жатву успевшие перезарядится стрелки. Причем валили толково — целя в тех, кто вырвался вперед, что только добавило паники. К тому же задним всадникам пришлось отворачивать в сторону, чтобы объехать павших лошадей и раненых.
К тому моменту, когда Шереметьев достиг места событий, бой, по сути, кончился. Тех, кому посчастливилось уйти, было немного, едва ли треть, остальные остались на земле. Раздосадованный своим опозданием к месту сшибки, воевода велел преследовать противника, что, на мой взгляд, было почти бессмысленно. Таки и вышло — добравшись до оставленного в глубине старицы коша, ногайцы пересели на свежих коней и легко оторвались от погони. Однако толк от сего предприятия был: всадников было немного, и уходили они в спешке, так что приличная часть лошадок досталось преследователям.
Я же со своими бойцами занялся ранеными и убитыми и заодно послал подоспевших касимовских татар ловить лошадей оставшихся без всадников. Убитых оказалось около трети, но и большая часть раненых шансов выжить не имели: на таком расстоянии картечная пуля весом в двенадцать золотников творит страшные вещи, даже при попадании в конечности. Да и свинцовые пули из револьверных винтовок особой гуманностью не отличались, они, будучи, хотя и легче на семь золотников, начальную скорость имели в полтора раза большую.
Сначала оказали помощь тем, у кого еще были шансы. Хирургию поля боя я давал в минимальном объеме: обработать рану, наложить жгут, самый край — экстренная ампутация конечностей. Этим собственно и пришлось заниматься. Закончив с медициной, ребята сноровисто обшарили тела, собрали оружие, доспехи и все прочее. Материальная ценность сама по себе была вторична, важнее тренинг моральной устойчивости в реальных условиях. Одно дело обыскивать муляж, пусть и с настоящими кровью и кишками недавно убитого кролика и совсем другое — настоящий человек, буквально несколько минут назад еще бывший живым. Некоторые побледнели, двоих стошнило, но поставленную задачу выполнили все. Очередной экзамен был сдан и сдан неплохо!
После возвращения отряда отправленного на преследование противника, мы с Шереметьевым и Ласкиревым подвели итоги сражения. Было заметно, что Иван Васильевич весьма заинтересовался моими ружьями и особенно нашей малой артиллерией, однако старается этого не показывать. Думаю, разговор в любом случае состоится, но явно не сегодня и не завтра, не любит боярин спешки в таких делах.
Наши потери были не велики, из моих так вообще никто не пострадал, а среди поместной конницы оказалось десятка три раненых да четверо убитых. Однако я был разочарован — показать Иван Васильевичу десятифунтовые единороги в деле по большому счету не удалось. В какой-то мере эту горечь скрасила добыча: доспехи и оружие мне были без надобности, и я обменял их на три сотни лошадей, в дополнение к тем, что удалось выловить нам самим на поле боя. Обмен, конечно, был неравноценный, иные доспехи были бухарской работы, да и сабли булатные попадались, а кони были в основном ногайские от трех до шести рублей, не дороже, но торговаться смысла не было, то, что мне нужно я получил. К тому же времени, чтобы торговаться с каждым из помещиков за его долю, просто не было, так что поменяли баш на баш. А уж там они пусть сами делят, кому что достанется. Оставшиеся вещи упаковали в тюки и погрузили на чайки.
Мера не лишняя, поместные у меня доверия не вызывают в принципе. Хотя после боя, прежнее, весьма пренебрежительное отношение к "инородцам" сменилось на сдержанное уважение и откровенное опасение такой запредельной смертоносности моих бойцов. Тем не менее, тащить все, что плохо лежит у служилых, похоже, заложено генетически. Войной живут, добычей и ясырем, поместья же у большинства мелкие, да и оклад государь большинству не великий платит, лишь бы ноги не протянули. Вотчинные те, куда еще не шло, по большей части справные, но насчет добычи тоже не промах, это у них в крови, и не в первом поколении. Вся беда опричнины в том, что именно из этих людей Иван Васильевич и стал позднее создавать замену прежней военной аристократии.
…
Рано поутру, когда все еще спали, посмотрел самое интересное, из числа снятого с одного из убитых. У этого ногайца доспехи и оружие были из числа наиболее дорогих, а конь так вообще загляденье — гнедой кабардинец лет десяти, к сожалению, мерин. Что, в общем-то, понятно, хотя и обидно.[50] Стоит он не сильно дешевле моего текинца, хотя продавать на сторону совершенно не хочется. Беда в том, что это не мой личный трофей, его мои сорванцы умудрились отловить, причем не давался он им долго, но от мертвого хозяина не отходил.
Впрочем, это подождет, сейчас же главное та грамотка, что обнаружили в седельной сумке. Документ оказался весьма примечательным. Бумага явно та же, что у моей жалованной грамоты — даже водяные знаки совпадают, мало того чернила такие же и что уже совсем неожиданно, так это то, что некоторые особенности почерка писавшего смутно похожи. Язык, правда, персидский, но в то же время, положив рядом оба текста, я не мог отделаться от ощущения, что их писала одна и та же рука. Однако ощущения это одно, а доказательства совсем другое, хотя если поделиться своими догадками с Висковатым, то вопросы греку буду задавать совсем не я, и уж точно не на свежем воздухе. Но, что если я ошибаюсь и подведу человека под пытки без особых на то оснований?
Полноценный перевод документа мне пока не под силу, потому как если разговорный фарси я более-менее знаю, то читаю уже не особо хорошо, как-то не выдалось времени для практики. Тем не менее, суть содержимого примерно ясна: автор документа, в числе прочего, сообщал ногайцам о походе русских на Астрахань, и что немаловажно о численности направленных туда сил. Вот только каким боком тут замешан грек? Хоть убей, не вижу я для него интереса в отправке такого послания. Риск есть и немалый, а выгода? Непонятно…
…
На пятый день мы прошли больше половины пути, и я в полной мере получил возможность оценить эффективность передвижения по реке. Не связывай нас хвост, в виде поместной конницы, проходившей не больше чем по две дюжины верст в день, мы уже были бы на месте, потому как ветер дул исключительно добрый. Но тут уж ничего не поделать, основная задача не добраться как можно быстрее до конечной цели, а показать путь стрелецкому голове.
Как я понял из бесед с Шереметьевым, который мы вели на привале, еще одной проблемой поместной конницы было снабжение. Обоз сковывал движение, как минимум вдвое ограничивая дневной переход, а отказаться от его использования означало резко снизить оперативный радиус действий. Впрочем, и обоз не был панацеей, чем дольше длительность похода, тем больше провианта требовалась, в том числе и самим обозным лошадям. Тут было над чем поработать, взять хотя бы те же телеги или сани, если речь шла о зиме. Если оптимизировать конструкцию и в первую очередь размеры колес, добавить рессоры, заменить упряжь, а полозья саней оковать листовой сталью — результат будет поразительный.
Пока же максимум оперативной дальности для поместного войска по таким глухим местам невелик: без обоза — примерно дней пять, максимум неделя, потом нужно или как-то пополнять запасы или поворачивать обратно к базам снабжения. С обозом пара месяцев, самый край — три, но это путь в одну сторону, на обратной дороге лошадкам придется обойтись одной травой, если она к тому времени будет. Парой лет ранее, во время последнего, победоносного казанского похода, полки Мстиславского шли по чувашским землям, прикрывая от нападения ногайских людей выдвижение царской рати к Казани. Хлеба им хватило дней на девять, и выручило их лишь то, что места те были богаты рыбой. А вот добыть иного провианта не всегда получалось. Государь тогда настрого запретил грабить чувашей, а возможность купить, за отсутствием тех, кто мог бы продать, выдавалась не всегда.
При таких раскладах любой поход на значительные расстояния, к примеру, до крымских улусов, рисковал превратиться в полную катастрофу. Вариантов решения было масса, но даже самые простые упирались в кучу мелких проблем. Взять тот же консервированный хлеб, что в свое время активно использовал вермахт. Выпекать то его не сложно, проблема в упаковке, качество нынешней бумаги и ее дороговизну я уже успел оценить. Полевые кухни, достаточно легкие чтобы поспевать за войском, мне пока тоже не потянуть — нужен листовой прокат, потому как ежели вручную ковать, то цена запредельной будет. Для пехоты можно было бы сделать и сборные, из чугунного литья, вот только много ли той пехоты? Московских стрельцов если с десяток статей будет, и то хорошо. Даже не десятая часть войска, да и толку от них на южных рубежах не много — там война идет мобильная, крымцы свое преимущество в подвижности и выбор места удара основных сил используют на все сто.
Есть, конечно, и другие способы долго хранить продукты питания. Взять тот же казахский курт или башкирский курут. Приходилось мне им частенько перекусывать еще в детстве, как-никак бабушка по материнской линии башкирка. И как его делать тоже знаю. Но тут беда иная: не так много у меня коровенок, чтобы обеспечить хотя бы на пару месяцев даже нынешний отряд Шереметьева, а под Судбищами у него людей втрое больше будет, даже после того как он часть с добычей отошлет на Русь.
Скотины, положим, прикупить не проблема, но тут опять-таки все упирается в людей. Не могу я столько народа оторвать от заводских дел, по большому счету наоборот еще бы людей нанять. Да вот не просто это, как оказалось. Гультяев, вроде тех казаков ко всякому делу не приставишь, за ними глаз да глаз нужен, а крестьян сманивать чревато, да и не откуда особо. Разве что опять Иван Васильевичу писать, чтобы отвел мне удел на той же Вологодчине, да деревеньками пожаловал. Он наверняка выгоду для войска оценит, но недоброжелателей среди бояр я наживу точно.
Пусть даже и земли и крестьяне государевы, тем не менее, некоторые за сам факт начнут ненавидеть да козни строить, а как иначе — будут шептаться, мол, иноземец царя охмурил, не иначе! К тому же технологию желательно заранее отработать, оборудование сладить, какое потребно. Если все вручную делать, то народа потребуется немало, а откуда его в тех краях столько взять, да и кормить всех придется. А желательно наоборот, чтобы не десятки работников, как сейчас, одного служилого кормили, а один-два, край — три.
Кстати, стоит подумать и насчет оборудования для производства макарон, урожай у нас по всем приметам будет немалый, овины для просушки и амбары для хранения хоть и построены, но как бы их мало не оказалось. Когда сеяли я больше чем на сам-пять не рассчитывал, на край сам-восемь в тех местах, где пойменные земли. Кое-где примерно так и будет, а вот вдоль реки, там, где донник рос, рожь стеной стоит — как минимум сам-сорок возьмем, если с погодой повезет. Жаль, что такой урожай можно получить только в течении двух-трех лет, после чего земля начнет истощаться, но нам и этого хватит. Осенью, после уборки урожая засеем поля вновь, а на третий год, весной, посадим овес, после чего вновь настанет черед донника.
Впрочем, особых проблем с площадями под зерновые не предвидится — к концу года у нас освободится немало земли: леса на уголь нужно много, а в тех местах, что уйдут под воду, его практически не осталось, к концу лета вырубим все. Для новой домны топлива нужно в пять-шесть раз больше, а строить ее придется в любом случае, старая едва справляется с государевым заказом, на свои нужды едва хватает. К тому же есть у меня предчувствие, что того количества ядер, которые мы поставим к зиме, Иван Васильевичу после начала войны со шведами покажется мало, да и те же чугунные котлы и сковороды рвут с руками, а уж если цену снизить вдвое, то купцы в очередь встанут.
Но тут другая проблема, себестоимость чугуна у нас и так не высока, а вот литейщиков на такую прорву продукции у меня пока не хватает, особенно толковых — это ведь не ядра, тут масса тонкостей, как в прямом, так и в переносном смысле. Набрать бы людей, да обучить, но в том же Муроме или в Нижнем Новгороде свободного народу не шибко много. В последний раз в основном такие ухари попались, что не к любому делу приставить можно. Да что там говорить! Если посчитать, сколько нужно рабочих рук, для реализации всех моих планов в ближайшие пару лет, то и тысяча человек проблемы не решат.
Взять ту же постройку второй очереди плотины: там объем работ в двадцать с лишним раз больше чем у первой, и чтобы управится за один сезон нужно три с полтиной тысячи человек. А не будет плотины, не будет привода для нормального прокатного стана, в результате чего большую часть моих планов реализовать не выйдет. Те же плуги, сеялки и прочая сельхозтехника с использованием ковки требует куда больше трудозатрат, а уж про консервированные продукты без листового проката можно сразу будет забыть. Сейчас они интересны только в военном плане, да в качестве резерва на случай неурожаев. Если в последнем случае как-то еще можно выкрутится с использованием стеклянной тары, то в поход такое везти слишком рискованно.
Не будет решена проблема со снабжением, нечего и думать об освоении земель между Доном и Окой. Что в свою очередь ставит крест на попытках как-то сгладить последствия изменения климата. А они будут предельно катастрофическими и Ливонская война тут особо ни при чем. Как помню, к 1574 году, в том же Муроме, из семи с лишним сотен дворов жилыми останутся чуть более сотни[51]. Местами и похлеще будет. Единственный способ не допустить голода и последующего мора — обеспечить центральные и северные районы зерном за счет новых земель на юге. Если не получится, то все пойдет по накатанной колее, как это было в моей реальности.
Картофель в какой-то мере может облегчить положение, но его распространение дело не быстрое, да и не хранится он долго в отличие от зерна, к тому же на подбор сортов уйдет время, потому как при выращивании из семян единообразия не будет. Впрочем, по первому времени можно с подбором сортов не заморачиваться, а сажать сразу несколько и уже на месте смотреть, какие из них дают наибольший урожай. Но тут все упирается в наличие людей знающих как выращивать эту культуру, а их в избытке пока не наблюдается. К тому же если вспомнить, сколько времени ушло на то, чтобы крестьяне начали сажать картофель добровольно, жуть берет. Так что к этому вопросу стоит подойти максимально осторожно, чтобы не спровоцировать картофельного бунта.
…
Пятнадцатого июля мы уже были у цели и что примечательно, за всю дорогу дольше не случилось ни одной стычки с ногайцами или кем нибудь еще, хотя говорить об отсутствии противника поблизости, не приходилось. Небольшие группы всадников на протяжении всего пути следовали в приличном отдалении, однако попыток приблизится к нашему отряду, не делали. Похоже, первое столкновение произвело на них неизгладимое впечатление. Тем не менее, я велел расчетам орудий зарядить единороги картечью и для сбережения от сырости укрыть орудия заранее подготовленными кожаными чехлами.
Запах сероводорода мы почувствовали еще до того как добрались до места. Серное озеро оказалось невелико в размере, его площадь составляла меньше десятины. Слой сине-зеленых водорослей, пурпурных и зеленых бактерий на дне придавал воде бирюзовый цвет. Вода в него поступала из четырех серных источников, изливаясь в виде небольшой речки в реку Сургут, которая в свою очередь впадала в реку Сок. Дно озера было покрыто грязью вперемешку с выделившейся в чистом виде серой. Слой был весьма внушительным.
Пока остальные разбивали лагерь, прихватив своих ребят, обследовал серные источники. Замерил у каждого из них площадь сечения русла, прикинул скорость течения, проследив за брошенной в воду щепкой. Точность без секундомера конечно приблизительная, но по предварительным прикидкам суммарный суточный дебет получается в пределах от трех до шести тысяч кубометров[52]. Судя по количеству сероводорода в воде, годовой объем поступающей в озеро серы может оказаться от пяти сотен до полутора тысяч пудов, возможно и больше[53]. То есть примерно столько же сколько, сколько добывали в лучшие годы на Серной горе, причем тут штольни бить не нужно.
Если учесть слой, что залегает на дне, в первые годы можно взять и в разы больше, но народа потребуется немало, плюс ко всему необходима охрана. Производительность нынешних методов добычи серы не шибко впечатляет, так что нужно как минимум пять сотен душ, чтобы обеспечить требуемый объем добычи, да стрельцов для охраны хотя бы пару сотен. Но лучше количество рабочих рук удвоить или даже утроить, чтобы на пятерых работающих по два охраняющих не приходилось. Потому как каждый служилый будет получать не только корм из государевых житниц, но и жалование из казны, и себестоимость получаемой серы в пересчете на пуд вырастет.
К вечеру предварительные расчеты я закончил, но разговор с Ласкиревым на эту тему решил отложить: завтра вечером или край послезавтра сделаем пробную выплавку серы, благо глиняные горшки у нас есть. Лишь бы дождя не было, иначе можно не надеяться, что несколько пудов ила, взятые из озера на пробу, как следует просохнут.
…
Дождя я опасался совершенно зря: весь следующий день на небе не появилось ни тучки. Припекало так, что уже через пару часов послеобеденного отдыха мы приступили к пробной выплавке серы. Первым делом окончательно просушили сырье в припасенных горшках на малом огне, затем, накрыли их крышками и обмазали глиной смешанной с мелкой глиняной крошкой полученной из кусков заранее обожженной глины. В дальнейшем вместо нее можно будет использовать осколки горшков, которых при таком методе выработки серы всегда в избытке. Во времена Петра I, не особо мудрствуя, для заделки использовали чистую глину, но она и сохнет дольше и частенько дает трещины, через которые часть серы улетучивается. Так что шамотная добавка будет нелишней.
К утру проверили, как идет процесс, разбив один из горшков: результаты обнадежили, серы на стенке горшка осело достаточно много. Проблема в том, что одноразовое использование горшков потребует немало работников для их выделки, не даром Петр I пригнал сюда столько народу. Времени же на то чтобы оптимизировать процесс и тем более изготовить соответствующее оборудование, у меня пока нет. Нам и на Серной горе пока придется подобным способом добывать, но там хоть какое-то количество крупных кристаллов серы имеется. Так что поначалу можно сливки снять, а дальше видно будет.
По уму нужно строить печь постоянного действия, с подачей сырья в область нагрева, например шнеком. Одна беда — железо тут не годится, разогретая сера его прожигает быстро, да и нет у нас возможности изготовить что-то подобное. На изделия такие габаритов наши судовые кузни не рассчитаны. Так что пока других вариантов пока нет, так что придется использовать самый примитивный способ добычи стратегического сырья.
Разговор с Ласкиревым состоялся вечером, в шатре Шереметьева. Сошлись на том, что закладку серного завода придется отложить как минимум до следующего года: пока нет нужного количества работников, да и не поспеть собрать их до осени. Кроме того, требуется доставить провиант и инструмент, построить укрепления, а это возможно не ранее следующей весны. Посему решили не тратить время и утром отправляться в обратный путь. После чего разговор свернул на дела военные.
— Эко с двух малых пушек да пищалей твои вои с три сотни ногаев побили, остальные ж едва утекли! — сказал Иван Васильевич, и добавил: — Токмо не пойму, чем твои пушки добры, и малы и коротки, а вот поди ж…
— Сие так, малы да легки, чтоб за войском поспеть, — ответил я, — А порох по иному делан, да пули не камены, а чугунные, да уложены в туеса кожаные, в масле вареные. Оттого и бьют злее и дальше.
— А супротив доброй крепости сии пушки негожи! — заметил Михайло Дмитриевич. — Хоть неделю пали, каменной стене убытку не будет.
— Деревянному тыну, однако ж, не устоять, особливо ежели ядрами бить! — заметил Шереметьев.
— Можно и ядрами, но сии пушки не для осады, тут иные потребны, зато в этих и шести пудов веса нет.
— Однако ж палят они люто! — согласился стрелецкий голова. — Пищаль стрелецкую заряжать почитай втрое дольше, а тут эвон как…
— То пищаль, сначала порох отмерь да засыпь, затем пыж клади, да пулю прибей, да на полку засыпь, — усмехнулся я, — А тут заряд с дробом в едином куле разом в ствол прибил, да запал вставил и стреляй. Покуда крымцы али ногаи на полет стрелы доскакать успеют, два раза, а то и три железного гостинца отведают.
— А скажи-ка, сколь велики у них ядра? — поинтересовался воевода, — Мнится мне, шибко сии пушки легки, дабы добрым ядром бить.
— Ядро гривенок десять, а коли легким дробом снаряжать, по двенадцать золотников пуля, то десять дюжин, а тот, что в тридцать шесть золотников весом — три дюжины надобно. Заряд же в две трети гривенки, ежели порох нашей выделки, а коли с Муромской зелейной избы, то втрое более.
— С сотней бы таких пушек, да крымцев в следующем году встретить! — заметил Шереметьев, — Года три набегов можно не ждать.
— Коли государь меди и олова к осени пришлет, к весне успеем и более. Однако пороха много за зиму не выделать, да и ямчуга почитай совсем чуть, серы тож.
— О том не печалуйся, егда в Сокольский острог вернемся, отпишу государю, еще в этом годе все, что потребно пришлет, — ответил Иван Васильевич, — Ямчуги и серы, олова и меди сколь надобно будет, людишек попрошу, дабы ты их пушкарской премудрости учил. Сотню, по числу пушек!
— Сотни мало, сие не ваши пушки, где один пушкарь учен, а остальные с посада взяты и окромя как принеси-подай, от них никто ино и не ждет. У меня при пушках все учены, и свое дело ведают исправно, да не только палить могут да припас готовить, а буде надобность, так и новиков всем премудростям обучить сподобятся.
— Ты реки сколько потребно, — сказал воевода, — Коли надобно, государь со всех ближних весей посоху пришлет, али посадских. В пушкарский чин много желающих, опять же их иной год платьем али сукном жалуют, и жалование платят доброе.
— Мыслю так: коли расчет на пушку четверо, то на сто — четыре сотни надобно. Однако ж, а ну как более сладить успеем до весны, или кто из пушкарей божьей милостью помре?
— Сотен пять надобно просить, — сказал Ласкирев. — Мнится мне, не все сию науку одолеть смогут.
— Тогда уж сразу тыщу! — решительно рубанул Шереметьев. — А кто в учении усердия не явит, поедет сюда, городок Серный строить, да серу плавить. И пусть до скончания века тут живут!
— Сие уж как государь повелит, — заметил стрелецкий голова. — А вони здесь изрядные, и премерзкие, аки в аду.
…
Шереметьев отбыл утром следующего дня, мы же с Ласкиревым остались еще на сутки: нужно было выбрать место для острога, а заодно более подробно картографировать местность. Время у меня было, первая расшива с солью придет с Баскунчака еще не скоро, поэтому собираться в обратный путь пока еще рано. Касимовских татар и пушки мы отправили вместе с воеводой, а сами пошли вверх по течению. Основной целью наших поисков были месторождений серы, нефти и медной руды открытые экспедицией Палласа.
Нельзя сказать, что места тут были совсем уж необжитыми: то там, то тут на берегах виднелись небольшие деревушки. Таковые и прежде встречались нам по пути, но мурзы и тарханы, хозяева местных владений при виде нашего отряда предпочитали не попадаться на глаза, поскольку противопоставить такой силе при всем желании ничего не могли, а мирных жителей, как формальных подданных русского царя, Шереметьев заповедал трогать строго настрого. Даже провиант и еду велел не отнимать силой, как это привыкла делать поместная рать, а покупать за справедливую цену. Но теперь, после отъезда воеводы ситуация изменилась.
По крайней мере, так решил для себя Михайло Дмитриевич, начавший подбивать меня дать ему людей, чтобы вкупе со стрельцами согнать несколько сотен местных, и определить их на строительство Серного острога и тамошние промыслы. То, что своих сил может и не хватить, он таки понимал: полсотни стрельцов это вроде и много, но случись чего, они не спасут. Эти поползновения Ласкирева я пресек на корню — не хватало нам еще бунта и последующей раздачи плюх от государя! За то, что стрелецкий голова заводик в этом году строить не начал, царь слова в укор не скажет, потому как нет людей и все тут, а вот за дурные известия в сердцах и опалу наложить может. Взвесив за и против, новоиспеченный воевода Сокского острога, согласился со мной, что от добра, добра не ищут!
Однако ограничить контакты с местным населением не вышло, в устье одного из притоков, воды которого были подернутые отчетливой нефтяной пленкой, располагалась татарская деревня. В отличие от остальных мелкопоместных феодалов, здешний тархан напротив сам пошел с нами на контакт. Как оказалось неспроста, интерес у него имелся: земли эти были получены его прадедом от казанского хана Магмед-Аминьня еще в 1505 году. Позднее, его дед получил тархан и от представителя другой ханской династии, казанского хана Сафа-Гирея. Впрочем, с падением Казани толку от этих бумаг было не особо и теперь же ушлому татарину требовалось подтверждение прав на землю уже от русского царя.
А права были даже мне на удивление: и сам основатель рода и его дети с внуками, по словам татарина, получили освобождение от налога в любой форме, за исключением необходимости выставлять в поход оговоренное количество всадников. Даже если Габдулла Хусейнов и не соврал, наивно ждать такой же щедрости от Ивана Васильевича, тем более что предок татарина, получил сие пожалование за участие в боевых действиях Казанского Ханства против Москвы, при Иване III, деда нынешнего государя. Но у меня тут свой интерес есть, и если договоримся, могу и поспособствовать, черкнуть пару слов в очередном письме, а там уж как повезет — будет царь в добр да весел, может и повезет. В ответ на это татарин понимающе закивал.
На вопрос же, что интересует меня, я ответил одним словом, причем по башкирски: "ер майы". Как называли нефть в это время татары, мне было неведомо, а вот про башкир точно знал что "земляное масло" им знакомо еще со времен Чингисхана, войска которого они и снабдили зажигательными снарядами. И снабдили, видимо в достаточном количестве, потому как те в течение трех дней сломили сопротивление защитников Бухары. Кроме нефти, насколько помню, там использовались еще деготь и живица. Не удивлюсь, если и селитру добавляли, не тогда, так позже…
К моему удивлению татарин сразу понял, что меня интересует, и порадовал тем, что ему известен не только нефтяной ключ, что расположен неподалеку от деревни, но и еще один выше по течению речки, в устье которой мы остановились. Однако нефти эти ключи давали совсем мало, ее едва хватало на смазку тележных осей, да лечение различных хворей у местного населения. Как ни крути, а без бурения нам не обойтись, но при таких раскладах выгоднее организовать добычу на Самарской Луке, там и с доставкой проблем меньше и само месторождение крупнее.
В итоге пришли к полюбовному соглашению, устраивающему обе стороны. Хусейновы люди будут собирать "земляное масло" в оставленные мною бочки, а сам он поедет со мной до Сокского острога, а позже в Москву, причем не просителем, нет. Таких там хватает, со всех концов державы едут. А вот службу государю сослужить — совсем иное дело! И не только службу сослужить, а и самому мошну набить. Сморю, заинтересовался! Что ж, будем ковать пока горячо. Вынул жалованную государеву грамоту, счел ему место, где расписано, про поиск руд, да про мое право заводы ставить, где потребно.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ