- Вставай кусок крысиного говна! – пнул командир одного из оставшихся в живых бойцов, который поздно ночью стоял в карауле. – Мне плевать, что ты делал, командир легиона объявил общий сбор в центре лагеря!
- Но!..
- Ты, чо, совсем тупой нахрен?! – приподнял за грудки ночной рубашки своего бойца десятник. – Сказано, командир легиона строит весь легион в центре лагеря!
- Да зачем?! – отбился боец от своего обнаглевшего в последнее время командира, рухнув обратно на мягкую подбивку спального мешка.
- Какое-то важное объявление, - положил руку на свой клинок десятник, чтобы показать, что он не будет терпеть таких выходок. – У тебя есть три минуты привести себя в порядок. Построение нашей сотни через десять минут. Кто не явится, ту десятку казнят.
Эти слова заставили бойца буквально подорваться. Его десятка была для него всем. Он был сиротой, был никому не нужным оборванцем, но, когда ещё был жив отец нынешнего Императора, был издан указ, который позволил всем, не только достойным, попасть в состав учебных легионов. Конечно, такие бойцы дальше десятников никогда не продвигались, да и то это было в лучшем случае, но они часто возвращались домой с деньгами, почестями. Домой. В свой дом. И черёд Патрика, бойца двадцать третьего экспедиционного легиона одиннадцатой сотни второй десятки, уже был близко, буквально оставалось прожить несколько месяцев и всё, ему был положен свой надел, своя земля. Но всё равно, никого роднее десятки, состав которой благодаря их высокой слаженности не менялся больше десяти лет, у него не было. И он не хотел подставлять свою настоящую, проверенную потом, слезами и кровью родню.
Уже через две с половиной минуты Патрик стоял в шеренге своей десятки, слушая, как кого-то костерит их командир. Они уже привыкли пропускать всю брань мимо ушей, просто… просто она была для них чем-то обыденным, тем, на что можно не обращать внимания. И чтобы не говорил десятник, как бы не ругал он их в повседневной деятельности, в бою его команды выполнялись чётко и строго. Он мог командовать, он умел командовать, он знал, как можно спасти жизнь бойцам. А иногда и целой сотне.
- Значит, так, - встал перед всем ними десятник. – Что именно будет говорить командир легиона, никто не знает. Но мы стоим рядом с двумя другими легионами, у них тоже срочные построения. И, честно вам скажу, мне это нихера не нравится. Война войной, но на ней не должны разом строится три легиона на одной опорной точке. Словно нас хотят… перебросить. Ладно, хватит трепаться. За мной шагом марш!
По лагерю курсировало много таких десяток, кто шёл в колонну по двое, кто по одному. Какие-то были в полном составе, как десятка Патрика, какие-то были почти полностью разбиты: два, три человека. Иногда встречались и просто в одиночку бредущие воины, на лицах которых ничего, кроме страха, боли и печали, не было.
Добравшись до своей сотни, которая уже давно перестала быть сотней, где-то человек шестьдесят, не больше, бойцы заняли свои места. Они были явно не в лучшем виде, все они были уставшие, измотанные этой войной. Сражаться против демонов - это не тоже, что сражаться против себе подобных или против других разумных этого мира. Их можно прочитать, их можно угадать, ведь все так похожи. А эти… они желали только убивать.
- Демоны же могут ударить, - по строю гулял шепот, легионеры нервничали, они не понимали, что не так, не знали, что происходит. Но это напряжение висело не первый день. Последние месяцы каждый житель этого мира чувствовал чуждость, неествественность, неправильность. Словно сам мир начал медленно сходить с ума.
- А если они нападут в этот момент?
- Говорят, многие легионы начали отступать в Империю…
- Слушай, а там не земли наших союзников, что сейчас ушли вглубь вражеской территории?
- Вроде да… думаешь, мы ударим нашим друзьям в спину?
- Всё возможно…
- Да не может этого быть…
- А если демоны уже давно прорвались, а мы просто тут воюем с тенью?
- Я хочу домой… надоело…
- Заткнись! Все хотят домой!
- Надо продержаться, мы обязательно вернёмся!
- Скажи это Алистеру! Он тоже так думал! А потом его сожрали демоны!
- А ну все заткнулись! – прокатился громогласный голос сотника.
Прошла минута. Две. Три. Никто не смел нарушить тишину, никто не хотел спорить со свирепым и жестоким человеком. Он повидал множество воин, он видел множество смертей. Но всё равно шёл вперёд, всё равно рубил врагов. И сейчас… на его лице тоже было недопонимание, тоже был страх. Но не за себя, а за всех, кто был вокруг него.
- Товарищи! – в центре, где был выставлен пьедестал, появилась фигура в ослепляющем от света факелов доспехах, лицо его было усеяно шрамами, один глаз отсутствовал, а его пышная, но короткая борода уже местами поседела. – Сегодня свершилось самое неслыханное! Все вы знаете, что мы сражаемся за народ, за нашу Империю, за Императора! Но что есть Империя без своего Властителя? Что есть стая без вожака? Лишь лёгкая добыча! И враг уже окружает нас, наше государство! Пока мы с вами воевали на передовой, наши так называемые союзники воспользовались нашей добротой, нашей заботой… и ударили нам в спину! Сегодня рано утром была совершена атака на главный лагерь. Почти весь Имперский легион был вырезан. Тысячи сильнейших воинов умерли, защищая того, кто вдохновлял нас, кто шёл всегда впереди! Но не смогли!
- О чём это он? – бойцы продолжали шептаться, на что сотник просто помотал головой, ибо это уже было не остановить.
- Кто смог это сделать? Они же были сильнее всех архимагов! Они сражались с ними в тренировочных боях и побеждали!
- И Император был похищен! – тем временем продолжал командир Легиона.
- Это просто невозможно! Нас обманывают! – шёпот нарастал, кто-то уже не стесняла подавать голос.
- Они считают нас тупыми…
- Наш лидер, наша надежда теперь неизвестно где, мы должны его спасти! – с истинной верой продолжал вещать старый командир.
- Мы для них овцы! Говорю вам, Император не вожак, он - пастух!
- Надо просто дослушать… может… мы ошибаемся?
- И это сделали ящеры, твари из так называемого Итуленса! – ударил командир легиона по перилам подиума.
- Слишком всё мутно… я слышал, что наши союзники за много километров от нас громят предателей.
- Да! Они это просто не могли сделать! У них даже нет такой сильной армии!
- Это ложь! – не выдержал Патрик, и первый выкрикнул в полный голос эту фразу. – Где доказательства?!
- Как ты смеешь, смерд?! – тут же взревел один из личных охранников командующего. – Перед тобой выступает сам Трибий Максимус! А ты смеешь подавать свой жалкий голос?!
- Мой голос не жалок! – начал возражать Патрик, а вокруг него образовался вакуум, все от него отступились, но в глазах его товарищей читалась поддержка. Его выделили среди равных, негласно дали право говорить за всех. – Мой голос – это голос всего легиона! Мы не верим ни единому вашему слову! Ваш новый враг - наш союзник, который ударил по предателям, не мог переместиться через линию фронта, просто это невозможно! По воздуху они тоже не пролетали! Где доказательства?! Где истинная причина пропажи Императора?! Где?!
- Убейте его, - прошептал отряду личных лучников командующий, а сам, как ни в чём не бывало, просто сошёл с подиума и направился на выход с площади.
Первая стрела сорвалась почти молниеносно. Патрик сразу понял, что он не жилец. Он понял свою роль сегодня. И ему было не жаль. Он не хотел погибать за чьи-то глупые и ведущие в пустоту идеалы. Он хотел воевать за народ, который сам способен выбирать свое будущее. Он умирал не как раб, не как чей-то подчиненный, склонивший голову. Он умирал как свободный человек, как символ той искры надежды, что могла зажечь огромное неумолимое пламя.
Следом за первой уже летела вторая, когда ведущая ещё не достигла цели. Но прошло пару мгновений, и плечо бойца оказалось пробито. Затем легкое, затем шея. И, наконец, стрела угодила в центр груди, обрывая жизнь несчастного. Он не хотел умирать, он хотел жить. Но судьба иногда решает иначе.
- Вы не имели право! – взревел десятник отряда Патрика, и первый обнажил клинок, ринувшись в сторону личного отряда командующего.
Следом за ним обнажила клинки и десятка. За ней сотня, а там все больше и больше бойцов. Были и согласные с командующим, но они просто отступили, не все, кто-то решил начать сражаться. Но последних было меньшинство. Личный отряд пал за несколько минут. До командира легиона добрались ещё за минуту. А там… его просто прибили.
Но это был только один легион. Из сотен, что были в Империи. Он один решил почти целиком отринуть старые догматы, решил показать всем, что Империя ошибается. Но они были каплей в море. Во многих легионах воля бойцов была сломлена, они не знали, что делать, тупо и слепо подчинялись приказам. Как овцы. А командиры были их козлами-провокаторами, что вели стадо на бойню.
И всё же обвинить тех, кто физически не мог похитить Императора, это сверх понимания. Это просто понять невозможно. Нужен был только повод. Его надумали, раздули. Даже было доподлинно неизвестно, где именно был Император, его никто, кроме самих Командующих, на этой войне не видел. Зато он был каким-то символом.
- Символом неумолимой трусости! – фыркнул сотник, стягивая со своего копья стяг. – Он ни разу не появился на передовой! Срать на Империю. Срать на её власть! Мы должны вернуть свободу Нашим народам! Мы должны стать теми, кем были наши предки!
- Но мы одни! – возразил один из десятников. – Нас просто сметут остальные легионы!
- Зато они получат наш дух свободы! – стукнул себя в грудь сотник. – Они сделают нашу работу после нас. Если нам суждено погибнуть, то я лучше погибну в бою, либо, как Патрик, вдохновив всех на борьбу с несправедливостью и наглой ложью!
- А если они, и правда, ударят по стране нашего союзника? – подал голос какой-то боец. – Что тогда? Мы будем ему помогать?!
- Мы туда и направимся, - кивнул медленно сотник. – По крайней мере, я сегодня подниму этот вопрос среди остальных равных мне по рангу. Пока структура командования не изменится. Решим вопрос, примкнём к Итуленсу, поможем им в борьбе, а потом вдохновим остальные народы на борьбу! За свободу!
- За свободу! – повторили за сотником почти все, кто его услышал. – Смерть Империи! Смерть лжи!
- Надо спешить… - пробубнил себе под нос командир сотни и отправил посыльного к остальным равным себе, чтобы созвать совет и начать быструю перегруппировку.
Война никогда не изменится. Нравы людей всегда останутся прежними.