Инженер страны Советов

Глава 6 Дорога дальняя, казенный дом

За мной пришли на следующий день после моего дня рождения. По документам, выданным здесь, мне исполнилось 26 лет. И вот 10 мая у ворот остановился автомобиль и двое в форме НКВД в сопровождении Николая вошли в дом.

– Здравствуйте, товарищ Шершнев, – поздоровался старший из вошедших. – Вам необходимо поехать с нами. Собирайтесь.

На мой немой вопрос ответил Николай:

– Тебя, Михаил, вызывают в Москву.

Стоящая рядом Татьяна всхлипнула.

– Успокойся, моя хорошая, – обнял я супругу. – Так и должно было быть. Надеюсь, я скоро заберу тебя к себе в Москву. Это же не арест, я надеюсь.

Последнее слово я чуть слышно буркнул себе под нос, но все же был услышан.

– Не беспокойтесь, товарищ Шершнев, это не арест. С вами хочет лично познакомиться товарищ Берия. И у нас приказ вывезти отсюда образцы техники и всю документацию. Вы должны решить, сколько вагонов для этого потребуется, а товарищ Сазонов обеспечит охрану для сопровождения груза в пути до Уфы.

Ну хорошо, что товарищ, а не гражданин. Это хоть немного успокаивает, а там как кривая вывезет. Собраться мне недолго. Проводив Чкалова в Москву, я сразу занялся разборкой и упаковыванием в транспортировочные ящики, изготовленные все в той же артели, двух наших вертолетов и подготовкой всей документации. Так что на сегодняшний день осталось только погрузить все в два узкоколейных вагона и в путь.

Спустя сутки наш маленький состав, состоящий из двух крытых вагонов и одного вагон-салона, без лишних разговоров экспроприированного у директора металлургического завода, медленно тронулся от станции Нура, оставляя позади то и дело вытирающую слезы платком Татьяну.

Наш путь лежал до станции Запрудовка (г. Катав-Ивановск), где предстояло загрузиться уже в вагоны широкой колеи и далее ехать без пересадок до самой Москвы. Целый день наш маленький состав кружил по горным серпантинам, проезжая красивейшие места, по сравнению с которыми любая Швейцария покажется унылым и серым захолустьем.

В Запрудовке переместили груз в один багажный вагон широкой колеи, где разместились втроем в небольшом купе. Еще трое сазоновских парней расположились непосредственно с грузом, поочередно неся караул в тамбуре.

Так доехали до Уфы, где сменилась охрана груза, и после недолгой стоянки продолжили путь. Если честно, то я думал, что в Москву меня доставят самолетом, но, видимо, не такая я уж и большая шишка, так что обойдусь и железнодорожным транспортом.

Следующие двое суток прошли под аккомпанемент перестука колес. Ехать с молчаливыми попутчиками было, мягко говоря, скучновато. Их ведомственная принадлежность явно не располагала к пустой дорожной болтовне, поэтому я какое-то время рассматривал проплывающие за окном пейзажи, а потом просто завалился спать, просыпаясь лишь на прием пищи, благо съестным в дорогу меня Таня обеспечила так, что хоть в Магадан езжай (тьфу-тьфу-тьфу). Вот что-что, а спать в поездах я мог и любил. В свое время довелось покататься по командировкам по необъятным просторам России-матушки и ближнего зарубежья.

В Москву приехали после обеда, когда майское солнце вовсю грело уставшую от морозов землю своими лучами. Вагон загнали в какой-то тупик, где меня встречал улыбающийся Чкалов, приехавший на черном «Паккарде». Вот тут напряжение, буквально державшее меня за горло эту пару дней, сошло на нет. Уж Валеру точно не пошлют меня арестовывать.

Чкалов крепко пожал мне руку, сопровождавшим лишь сдержанно кивнул, а затем сказал:

– Поехали, Лаврентий Павлович ждет тебя. Теперь все будет по-другому… – Думаю, лишь мы с ним поняли весь смысл последней фразы.

И вот я стою перед дверью кабинета, за которой меня ждет один из самых могущественных людей Советского Союза. И выйти отсюда я могу в любом качестве, вплоть до зэка.

– Откуда у вас эти сведения?

Хозяин кабинета кивнул на лежащую перед ним знакомую мне папку. Вот так, ни здрасьте тебе, ни предложения присесть. Хотя именно присесть в этом кабинете можно конкретно и надолго.

Взгляд за стеклами пенсне, казалось, просвечивал насквозь не хуже рентгена. Странно, но именно в этот самый момент меня охватило чувство спокойствия и уверенности. Наверное, я все же еще не совсем до конца ассоциировал себя с этим временем, хотя и прожил здесь почти год, и тот же Берия, сидящий напротив, был в моем понимании давно умершим персонажем.

– Японцы начали боевые действия на Халхин-Голе? – вопросом на вопрос ответил я.

– Начали, – бросил Берия, – и именно так, как вы здесь изложили. И я повторяю свой вопрос: откуда у вас эти сведения?

– Наверное, отсюда, – я постучал пальцем себе по виску.

– Предсказатель? – спросил Берия тоном, будто выплюнул это слово.

– Предсказатель видит будущее, а я вспоминаю прошлое. Вам же товарищ Чкалов должен был рассказать обо мне.

– Он рассказал, но я ему не до конца поверил. Да и сейчас ни ему, ни вам я не верю. Все это может быть тонко спланированной провокацией. Ведь у вас нет никаких материальных доказательств, кроме ваших слов.

– Спланировать можно многое, но нельзя спланировать землетрясение, о котором я писал. Однако до него ждать еще достаточно долго, а вот кто сможет спланировать наши и японские потери в самолетах, которые будут в период с 22-го по 24 мая? За два дня боев наш авиаполк потеряет пятнадцать истребителей, сбив при этом лишь один японский. К сожалению, наши летчики недооценивают японские армейские истребители Ki-27, ошибочно считая их устаревшими.

– Мы проверим эту информацию, тем более что до этих событий осталась всего неделя, – Берия несколько смягчился, – а вы пока погостите здесь и, может быть, что-нибудь еще вспомните. – Последнее слово он произнес с некоторым сарказмом.

– Я постараюсь вспомнить как можно больше. Запишу это и передам вам для ознакомления. – Я сделал вид, что не заметил сарказма в голосе Берии. – А что касается материальных доказательств, то я могу предъявить лишь свои часы, которые были на мне в момент переноса сюда. Покажите их специалистам, и пусть они установят, хотя бы приблизительно, когда эти часы были изготовлены. И я надеюсь, что часы мне впоследствии вернут. Они дороги мне как память и как подарок на юбилей. – С этими словами я отстегнул браслет и положил часы на стол.

Разместили меня даже с комфортом, правда, в том же здании на Лубянке. Оказывается, здесь было что-то вроде гостиницы. Довольно просторная комната, туалет, ванная комната и вполне приличная спальня. Все обставлено мебелью даже со вкусом, так что жить можно. Вот только выходить из комнаты мне не рекомендовали.

Я попросил бумагу и писчие принадлежности. Все доставили буквально молниеносно. Бумагу, кстати, принесли отличного качества, белоснежную. Поинтересовались, не нужна ли мне печатная машинка. Подумав, отказался. Ну ее нафиг. Еще в Белорецке как-то попробовал печатать на такой, так все пальцы отбил с непривычки. Это вам не клавиатура компьютера, так что писать буду от руки, благо перьевой ручкой пользоваться в конце концов научился. Еще принесли с десяток уже заточенных карандашей и линейку, а вот нож для заточки не принесли. Видимо, не положено здесь иметь постояльцам остро заточенные предметы. Я только хмыкнул на это.

Едва я сел за стол и положил перед собой девственно чистый лист, как раздался стук в дверь. В мой номер, толкая перед собой никелированную тележечку с судочками, тарелками и небольшим чайничком, вошла миловидная девушка в белоснежном передничке и накрахмаленном чепчике.

– Добрый день! – Милое создание лучезарно улыбнулось. – Ваш обед.

Не успел я и слова в ответ произнести, как стоящий посередине комнаты стол был накрыт. Надо сказать, что пахло от выставленных на нем блюд просто одуряюще. И хотя есть особо не хотелось, но от этих ароматов слюна сама собой начала выделяться просто в немыслимых количествах.

– Приятного аппетита! – все так же улыбаясь, проворковала фея местного общепита (хотя на 150 процентов уверен, что у этой феи есть специальное звание НКВД). – Как покушаете, оставьте все на столе, я заберу, – сказав это, девушка буквально испарилась.

Ну что сказать, кормят здесь, в «Госужасе»[22], вполне даже неплохо. Сам не заметил, как опустошил все тарелки. Пришло время и поработать.

Удивительно, но следующие две недели меня не трогали. Я изложил на бумаге все, что смог вспомнить о ходе и результатах войны с Финляндией, о присоединении Прибалтики. Конечно же, особое место уделил началу Великой Отечественной войны. Написал о неисполненных директивах, о преступных приказах, о героизме защитников Брестской крепости и пограничников. Прекрасно понимая, что, скорее всего, наживу себе, мягко говоря, недоброжелателя в лице того же Берии, достаточно подробно описал отступление Красной Армии до стен Москвы, блокаду Ленинграда.

Ох, как я в эти дни благодарил форумы альтернативной истории, на которых до потемнения в глазах спорили о ходе тех или иных военных операций в годы войны, анализировали просчеты, строили предположения. А еще там были любители «строить» альтернативную военную технику. Да и я этим грешил, было дело. И все это я переносил на бумагу. Эскизы и рисунки бронетехники на основе выпускаемых сейчас танков серии БТ, Т-28, Т-26. Вместо громоздкого КВ-2 – что-то, напоминающее «объект 268». Легкие САУ, РСЗО[23] и БТР на основе шасси так и не пошедшего в серию четырехосного грузовика ЯГ-12. Ну и, конечно, мои любимые вертолеты.

А еще я попросил принести мне карту СССР, на которой отметил примерные районы, в которых в будущем найдут большие запасы нефти и газа. В том же Нижневартовске довелось побывать пару раз, а там до Самотлорского месторождения, что называется, рукой подать, а откроют его, если мне не изменяет память, только в середине 1960-х годов.

В моей родной Башкирии нефть добывают с начала 1930-х годов, но пока не открыто еще Туймазинское и Чекмагушевское месторождения нефти. А ведь есть еще месторождения, о которых я просто не помню. Не помнил я и координат города Мирный, где было открыто месторождение алмазов. Примерно на карте очертил район и написал пояснение: «Алмазы». В эти минуты мне хотелось буквально расцеловать свою учительницу по географии, которая заставляла нас, оболтусов, чертить контурные карты, отмечать на них полезные ископаемые и перечерчивать раз за разом, если находила неточности.

Раз в день под вечер в мой номер заходил молчаливый сотрудник НКВД и забирал написанное мной. И не просто так забирал, а ставил на стол что-то вроде металлического кейса с замком и выходил за дверь. Я открывал кейс (буду так его называть, потому что мне привычнее) своим ключом, перекладывал туда написанное мной за день, закрывал замок и передавал с рук на руки ожидавшему за дверью сотруднику. Так мы договорились с Берией. Второй ключ был у него.

И вот спустя две недели моего достаточно комфортного заточения в дверь вошел сам глава НКВД. Он оглядел мои хоромы и произнес:

– А неплохо вы устроились, товарищ Шершнев. Можно сказать, номер люкс в гостинице с полным пансионом, и все это за государственный счет. Тоже, что ли, попросить, чтобы так же закрыли хотя бы на пару дней и не тревожили?.. – Берия рассмеялся своей шутке.

Я же сидел вполоборота к нему, ожидая, что будет дальше. Вставать я и не подумал. Уже одно то, что Берия сам пришел и обратился ко мне «товарищ», а не «гражданин» говорило о многом. Похоже, он мне поверил.

Берия тем временем резко прекратил смеяться и обратился ко мне:

– Собирайтесь, Михаил Андреевич. Поедем знакомиться кое с кем.

У меня невольно перехватило дыхание. Похоже, я знаю, кто такой этот самый «кое-кто».

Кабинет Сталина почти не отличался от того, как его показывали в фильмах. Сам хозяин кабинета сидел за рабочим столом и с интересом рассматривал меня. Я выступил на полшага вперед зашедшего со мной Берии и произнес:

– Здравствуйте, товарищ Сталин. – Голос слегка дрогнул от волнения. Все же, что бы там ни писали либералы в будущем, передо мной была ЛИЧНОСТЬ.

– Здравствуйте, товарищ Шершнев. – Сталин заметил мое волнение и слегка усмехнулся. – Проходите, присаживайтесь. И не надо бояться товарища Сталина. Товарищ Сталин не такой уж и страшный.

Я сел за стол, а Сталин с Берией расположились напротив.

– Так вот вы какой, пришелец из будущего… – Сталин пристально смотрел на меня.

– Выходит, мне поверили?

– Слишком много совпадений с вашими предсказаниями. – Сталин встал и прошел к своему рабочему столу. Вернулся он с какой-то папкой, которую положил передо мной. – Это доклад о действиях наших ВВС на Халхин-Голе и о потерях сторон. Все, что вы написали, полностью подтвердилось. А это, – Сталин протянул несколько листов с машинописным текстом, – заключение экспертов по вашим часам. На некоторых деталях удалось обнаружить маркировку, которая указывала на дату изготовления. Кроме того, некоторые технические решения оказались нашим экспертам, а это очень компетентные люди, совершенно неизвестны. Да, кстати, вот ваши часы, в целости и сохранности. Единственное, что заменили, это заднюю крышку с гравировкой. Ваша родная теперь находится с спецхранилище, как важный артефакт.

Я застегнул на руке браслет с часами. Сразу стало как-то спокойнее. Все же, как-никак, родная вещь, пришедшая со мной из другого времени.

– Ну а теперь расскажите о себе, товарищ Шершнев. Кто вы и откуда. – Сталин раскурил свою знаменитую трубку и приготовился слушать.

– Я, Шершнев Михаил Андреевич, родился в городе Белорецке в 1970 году. Там же окончил десять классов школы, отслужил в армии два года в частях Комитета государственной безопасности по охране особо важных объектов. После армии поступил в Магнитогорский государственный технический университет, который через пять лет окончил по специальности «Машины и технологии обработки металлов давлением». Так что я дипломированный инженер и заодно капитан запаса. В университете была военная кафедра, да и позднее несколько раз отправляли на военные сборы, где я получил офицерское звание.

– Офицерское? – вскинулся Берия.

– Да, именно так, – ответил я. – В 1943 году, в самый разгар войны, были вновь введены погоны, командиры стали офицерами, а бойцы – солдатами.

– Об этом мы еще поговорим, – Сталин слегка взмахнул рукой с трубкой. – Продолжайте, товарищ Шершнев. Расскажите, как вы оказались в нашем времени.

– Это мне и самому непонятно, товарищ Сталин. Сидели на лодочной станции, которую в нашем времени превратили в кафе-шашлычную, отмечали юбилей коллеги. Я перебрал спиртного и решил идти домой. Сам не помню, как ночью оказался возле городского пляжа и решил искупаться. Отплыл от берега, где меня накрыло каким-то туманом, и я потерял ориентировку. Долго плавал в тумане, пока не начал тонуть. Уже погрузившись под воду, почувствовал сильную боль во всем теле и какой-то гул и вибрацию в толще воды. Собрался с силами и рванул к поверхности, где ударился головой о понтон и потерял сознание. Очнулся уже в этом времени. Меня спас сторож лодочной станции, который приютил у себя и сообщил обо мне своему племяннику, сотруднику НКВД, – я перевел дух. – Ну а потом был арест. Нас, сторожа, его племянника и меня, повезли расстреливать, но вмешалась опергруппа из Уфы, приехавшая арестовывать начальника районного управления НКВД. В итоге в самый последний момент нас успели спасти.