20

Сначала он поработал над фермером с Восточных рифов. Сол так никогда и не узнал его имени. Он сидел в клетке в компании уродов, сделанных вивисектором и слышал их попискивания, щелчки, стрекотание и прочие, иногда очень человеческие звуки, от котоых становилось не по себе. Так, человекожук время от времени вздыхал. Сол тихнько бился головой об стену, сражаясь с болью. Пуля грызла его с упорством живого существа.

То, во что превратили фермера, ввезли на каталке бионы и сложили в клетку напротив. Оно было без сознания, и Сол молился Пророку, чтобы оно скорее издохло от мук. Но через несколько часов груда искромсанной плоти, перехваченная бинтами и лубками, стала жевелиться и постанывать. Словно вымпел над ней поднялся длинный сегментированный хвост и скорпионье жало. Сол старался не смотреть на чудище, но и не в силах был отвести от него глаза.

Из груды бинтов выпросталась рука с клешней. Показалась вторая. Потом между ними зашевелился нарост, которому полагалось быть головой. Нарост был плотно забинтован.

Сол закрыл глаза и постарался сосредоточиться на своей боли. Представил, что боль — это черная пульсиирующая точка. Затем усилием воли он заставил эту точку уменьшиться. Вот она съежилась, снова увеличилась. Она пульсировала некоторое время, но вот, постепенно, она стала уменьшаться.

Сол открыл глаза. Сон не шел. Он посмотрел на изуродованного фермера с Восточных рифов. Тот не шевелился. Хвост с жалом лежал на полу. Сол заметил, что дверь его клетки приоткрыта. Поначалу ему показалось, будто это оптический обман. Он сильно поморгал и растер глаза. Посидел минуту-другую с закрытыми, и снова открыл их.

Дверь была открыта.

Медленно, очень тихо Сол подполз к ней и выглянул в пещеру. Существа в клетках негромко копошились, занятые каждый своим делом. Кто-то спал. Сол таращился на открытую дверь, пытаясь сообразить, что происходит. Сколько времени прошо с момента его побега? Наверно, Фаста уже доложился Китчаму, и тот вне себя от ярости.

Несомненно, это ловушка.

Неужели вивисектор рассчитывает, что Сол на это купится?

Купится, конечно. Любое живое существо стремится к свободе.

Сол заметил, что замок оплавлен как свеча после горения. Вероятно, на запорный механизм попала какая-то едкая жидкость, вроде кислоты.

Сол открыл дверь шире и скользнул наружу. Поначалу уроды не обращали на него внимание. Сол прокрался к выходу и замер возле самой двери. Она-то конечно заперта. Так оно и было. Тут он обернулся и наткнулся на взгляд одного из существ, что находился в клетке чуть ближе к выходу. Существо имело человеческое тело — кроме головы, которая была муравьиной. Этот инсект сидел на полу, срестив ноги и шевелил в воздухе пальцами, словно ощупывал что-то невидимое. Его полностью обнаженное тело отливало неестесственной для человека, синюшной белизной. Муравьиная же глова была багрово-коричневого цвета. Сол сглотнул. Это тупик. Похоже, ему придется возвращаться назад. Вдруг инсект сделал вполне человеческий жест — сложил ладони вместе, словно просил о чем-то.

— Чего тебе? — прошептал тот.

Инсект ткнул себя в грудь несколько раз и сжал руки в кулаки. Потом провел ребром ладони по горлу. Смысл жеста не вызывал сомнения.

— Я не могу убить тебя, — прошептал Сол.

Инсект пошевелил усиками. Неожиданно все уроды очнулись от спячки и заверещали вразнобой. Сол попятился и наткнулся спиной на что-то твердое и продолговатое. Это оказались всего лишь прутья решетки от входа. Сол вгляделся вглубь коридора. Пусто. Его взгляд заскользил по пещере и уперся в квадратное отверстие, забранное мелкой сеткой. Он подобрался к ней, глянул вниз. Темнота. Куда вел шлюз, неизвестно. Видимо, это был вентиляционный ход. Сол дернул решетку раз, другой. На третий она подалась, и удалось сдвинуть ее вбок. Из отверстия несло холодом, сыростью и чем-то еще, смутно знакомым. Сол протиснулся в ход и аккуратно поставил решетку на место. Здесь, внутри, вдоль стены тянулась лесенка. Сол стал спускаться.

Спуск продолжался несколько минут, и чем дальше спускался Сол, тем становилось прохладнее. В конце концов, он оказался у такой же решетки и выбил ее ударом ноги, а затем спрыгнул сам. Он очутился в просторном, хорошо освещенном помещении, уставленном массивными шкафами с дисками и книгами. Сол пошел вдоль шкафов, читая таблички с названиями. Некоторые названия интриговали: «Большое потрясение. Биосфера», «Терраформирование, 3 век. Последствия», «Основы вивисекции, канон». Были таблицы с совсем уж странными названиями. Например, «Основы авиастроения» или «Авиационная техника». Что еще за техника такая?

Сол вышел из помещения и оказался в широком коридоре с панорамными окнами и уймой дверей в другие комнаты. Похоже, он заблудился. Подойдя к панорамному окну, он увидел внутри большой зал, наполненный людьми и громадный экран, на котором транслировался фильм. Сюжет фильма был фантастическим — перед зрителями разворачивалась панорама долины и узкая полоска воды, через которую переходили какие-то массивные, похожие на шергов и фроу, существа — такая же чешуя, желтоватые, неподвижные глаза, шипы, торчавшие из спины и усеявшие массивные хвосты. Возникла надпись: «Меловой период. Перед коллапсом». Существа неторопливо брели вброд. Сол пошел дальше в поисках выхода.

Одна из дверей, мимо которых он проходил, была открыта. Внутри какой-то сеятель стоял за кафедрой и вещал перед аудиторией:

— …что и привело к стимулированию гигантизма насекомых. Именно с этого поворотного пункта, с этого момента отряды насекомых получили возможность размножаться и вытеснять другие виды живых существ, уничтожая их в ходе сильной конкуренции. Ведь всем вам известно, что если вид сможет быстрее других приспособиться к изменившейся среде, это эволюционное преимущество дает виду колоссальные возможности для распространения ареала своего обитания. Именно так и получилось у древних инсектов. Геологические потрясения, которые привели к образованию островов и затоплению обширных материков, сыграли им на руку. Благоприятный климат, атмосфера, насыщенная кислородом, возможность питаться — все это и привело к столь широкому разнообразию совремнных видов инсектов.

— Да, но как смогли выжить среди них другие виды? — задали вопрос из зала.

Лектор усмехнулся:

— Механизм отбора одинаков везде, в любой системе. Думаете, если бы на планете доминировали ящеры или теплокровные, они не были бы гигантами? Если бы не большое потрясение, предки шергов вполне смогли бы выжить и развиться до колоссальных размеров. Более того, они могли бы встать на задние лапы и развиться в мега-ящеров. И это вовсе не значит, что насекомые погибли бы.

— Но тогда как в этой агрессивной среде появился человек?

— А вот это Большая загадка, над которой мы бьемся уже много лет. Например, археологические раскопки на Коркоране показывают, что самые древние следы человека относятся к периоду в триста тысяч лет назад — ничтожный срок. И при этом обнаруженные кости в два а то и три раза больше наших. Что это значит? Это значит, что наши предки были великанами. Отсюда напрашивается вывод….

Сол с трудом оторвался. Надо было уходить. Сеятели определенно владели колоссальным объемом знаний, но держали все это при себе. Похоже, у них имелись ответы на очень многие вопросы.

— Эй ты, — негромко позвал кто-то.

Сол оглянулся и увидел, как прямо на него смотрит мужчина-сеятель. Рядом стояла женщина. Мужчина был одет в угловатые зеленые одежды, на голове у него волосы имели форму квадрата. Он держал в руках массивные коробки. Женщина стояла в надменной позе. Сол впервые видел женщин-сеятелей так близко. У нее была странная, шарообразная стрижка и ослепительно белая одежда с узором из зеленых квадратов и треугольников.

— Подойди, — приказал мужчина.

Сол понял, что его приняли за обычного биона. Повезло. Сол легко сделал бесстрастное лицо, от маски которого еще не успел окончательно отвыкнуть и подошел к сеятелям.

— Ты чей? Почему бродишь один?

Сол сказал:

— Я принадлежу мастеру Лионелю. Он отправил меня на поверхность.

— Ясно, — мужчина скинул свою ношу на Сола; тот едва устоял под грузом. — Помоги-ка мне донести это до моей лаборатории. Думаю, твой мастер не обидится.

Сеятели тут же потеряли к Солу интерес и пошли по коридорам, степенно переговариваясь. Сол тащил груз и внимательно смотрел по сторонам, стараясь не выдать себя. Тем временем между сеятелями продолжилась беседа.

— …не хочет говорить подробности. Будто и так не понятно, что задействован в «Векторе».

Это мужчина.

— Большой гонорар? — спросила женщина.

— Десятикратная премия, — сказал мужчина. — Контракт. Джаханы не скупятся, когда речь заходит об их интересах.

— Это любопытно, — пропела женщина. — А почему выбрали именно его?

— Эстевеса? Ну, как тебе сказать… потому что он беспринципный. Ты же знаешь отношение нашего Совета к программе «Вектор». Пока дальше лабораторных опытов и теоретических исследований не заходило, всех все устраивало. А как нарисовались джаханы и эти их выскочки-ученые…

Женщина презрительно фыркнула.

— …со своими барышами, — продолжал ее спутник, — так тут же появились препоны. Думаю, джаханы купили еще не всех в Совете.

— И что Эстевес? Уплыл?

— Да. На линкоре джаханов. В то самое место — магнитно-резонансный полюс, где расположена Аномалия предтеч. Перед отплытием ляпнул мне, что таких на планете шесть, и все равноудалены друг от друга, и что джаханы решились на дестабилизацию.

Женщина остановилась. Сол чуть не налетел на нее, ему хватило ума отступить на почтительное расстояние. Женщина глянула на Сола и шепотом переспросила:

— Дестабилизацию?

Сеятели снова двинулись вперед.

— Теперь понимаешь?

— Они вообще соображают, что делают?

— Эстевес уверял, что да. Что совершено великое открытие и адепты «Вектора» работают над Аномалиями предтеч. Что это ускорит программу Восьми шагов кратно.

— Безумие, — сказала женщина. — Безумие чистой воды.

— Даже за десятикратную премию? — попытался обратить все в шутку мужчина, но она оказалась слишком потрясена услышанным.

— Брось, Рино. Будто неясно, к каким последствиям это может привести. Малейший просчет и они спровоцируют планетарную катастрофу.

— Какая разница? — махнул рукой мужчина. — Джаханам теперь никто не указ. Почуяли силу.

Сеятели подошли к округлой площадке, где пересекалось несколько коридоров. Оттуда прошли еще немного и встали у двери. Мужчина приказал Солу занести ношу и сложить на столе. Сол выполнил указание. Мужчина словно впервые увидел Сола и стал с любопытством разглядывать.

— Что за лохмотья на тебе?

— Старая одежда, — соврал Сол. — Так сказал одеться Лионель.

— Почему?

— Я не знаю.

Мужчина хмыкнул. Иногда удобно быть автоматом — от тебя не требуют слишком многого.

— Ладно, иди.

Сол не сделал и двух шагов, как мужчина окликнул его:

— У тебя на спине паук.

Сол продолжал идти.

— Зачем ты? — спросила женщина.

— Так, показалось. Надо будет спросить у Лионеля, на кой ему такие уродцы в прислуге…

Голоса удалялись по мере того, как Сол шел по коридору прочь. Разумеется, никакого паука не было, и сеятель хотел спровоцировать естественную человеческую реакцию. Сол на уловку не поддался.

В коридоре показался человек. Сол замер, потом зашагал снова. Это была женщина, сеятель. Сол решил, что стоит рискнуть.

— Не подскажите… дело в том, что я ищу самый короткий выход с этого уровня, — сказал он как можно увереннее.

Сеятельница указала за спину:

— До конца коридора, потом налево. Там лифт.

Сол поблагодарил ее и отправился в заданном направлении, гадая, что такое лифт. Послушно достигнув конца коридора и свернув, он наткнулся на раздвижные двери без ручек. Сол догадался: дверь автоматическая. Он постоял так несколько минут, пока рядом не встал сеятель и не нажал скрытую кнопку. Загорелся огонек. Двери разъехались, сеятель вошел внутрь.

— Едешь? — спросил он.

Сол кивнул и тоже зашел. В нем по-прежнему видят биона. Этот камуфляж надо использовать.

— Какой этаж?

— Мне нужно наверх, — сказал он.

Сеятель нажал две кнопки и замер. Он вышел первым, но вместо него зашло еще несколько человек. Все они тоже нажали свои кнопки.

Прежде, чем лифт достиг нужного Солу уровня, он услышал, как один сеятель тихонько спросил другого:

— Ты уверен? Здесь не может быть ошибки?

— Нет, мы перепроверяли, это данные со всех пяти городов и станций, что еще в строю.

— Но повышение уровня зыби на пять сантиметров…

— Тихо ты! — шикнул на коллегу сеятель. Оба оглянулись, но Сол сделал вид, что ничего не слышит. Вскоре двери лифта разъехались снова.

— Твой этаж? — спросили у Сола.

Он кивнул и протиснулся к выходу. Лифт привез его в атриум — тот самый, с колодцем. Правда, палаток торговцев здесь не было, и стены атриума отличались расцветкой, хотя в остальном все совпадало. По внутреннему двору прогуливались сеятели и беседовали о чем-то друг с другом. На Сола никто не обращал внимания.

Сол осторожно зашагал к выходу.

— А вот и ты, моя прелесть!

Тут сердце его упало. Навстречу шел Лионель. Вивисектор улыбнулся; его сопровождал зеленый богомол. Сол замер, соображая, что делать.

— Ну как, подышал воздухом? — любезно поинтересовался Лионель. — А теперь нам пора возвращаться.

Лионель проворно ухватил Сола за плечо и потянул за собой. У Сола перехватило дыхание.

— Отпусти меня, — сказал Сол. — Я закричу.

— Никто тебе не поможет, — промурлыкал Лионель. — Ори хоть до посинения.

Остальные люди даже не повернулись в их сторону. Сол не стал кричать. Он рванулся; потная рука выскользнула из хватки вивисектора. Сол пробежал всего пару шагов, как что-то тяжелое обрушилось ему на голову. Под черепом словно грянул взрыв. Ноги подкосились. Последнее, что он видел, было идиотское лицо-морда богомола. Из края рта урода висела нитка слюны.

— Осторожнее, скотина! — рявкнул Лионель.

Сола подхватили, не дав ему упасть. Предметы потеряли четкость, превратившись в кружащиеся пятна. Сол хватался за них, отчаянно цеплялся за ускользающую реальность. Безуспешно. Тело подвело его.

Он падал, падал в пропасть.

Потом понял, что не падает, а взлетает, вверх, в небо. В холодное, бесстрастное небо, полное звезд, безразличных ко всему. В черное, безвоздушное пространство, где нет места ничему живому. Древнее, вневременное, абсолютное ничто.

Ничто рвется ровно по горизонтали, и ослепительный свет проливается извне.

Свет поглощает тьму и становится миром.

Он вглядывается в мир и видит комнату. Это другое место, не покои вивисектора, не Мендоза и не «Пиявка». Эта комната… Узоры на стенах, декор мебели, цвета, украшения кажутся ему знакомыми. Он подбирает искалеченным разумом слова-кубики к этому ребусу. Он сидит на стуле. Кто-то стоит за спиной, держит его за плечи и говорит — долго, патетически, наслаждаясь своей речью. Слов пока не разобрать, Сол или то, что было Солом, внимательно ковыряется в памяти в поисках необходимого термина, каким обозначается узор на стоящей на широком столике вазе.

Ваза пузатая и выполнена из глины, она красиво расписана круглящимися узорами — у горлышка и основания. Этот узор называется «шелдарская вязь», по названию острова Шелдар, что примыкает к архипелагу Коркорана, вотчины джаханов. Посередине вазы изображены бытовые сюжеты. Девушка с цветком. Дерево в саду. Сад. Разум хватается за это слово-якорь. Сад — это место, где растет очень много растений. Растений в Катуме мало, они растут только в самых благоприятных местах, или их специально разводят богачи. Ваза белая, расписана золотом, несмотря на объем, горлышко очень узкое, туда едва ли просунуть палец. Сол понимает, что умственный вывих выправлен по тому, как глаза сообщают информацию о предмеах, а мозг услужливо подсказывает их названия.

Ковер. Мозаика на окнах. Блюдо с фруктами. Бокалы чистейшей воды. Бутыль с розовым вином. Статуэтка из черного камня. Ритуальная молитва на стене, обращенная к Светлейшей матери. Наконец начинает приходить понимание от произносимых слов. Речь подходит к концу, этот голос Солу знаком, он принадлежит молодой женщине, и она говорит:

— …официальное заявление на форматирование должно быть основано на публичном приговоре, но учитывая специфику ситуации, мы не стали придавать инциденту огласку. А Орден работает только по официальным актам. Вот почему я обращаюсь к вашим услугам. Вы — старейший член Ордена, и хотя ушли на покой, все еще владеете мастерством внушения. Прошу войти в мое положение. За ценой мы не постоим.

Напротив Сола кресло, а в кресле сидит другая женщина — маленькая и старая. Она лсан, и похожа на смерть, если бы у той было живое воплощение. Т-кристалл окончательно превратил ее в живого покойника. Такая же белая, сухая, как выгоревшая ветка, с белесыми глазами без зрачков, с пухом белоснежных волос, окутавших голову. Кожа натянута на кости черепа. Вены синими нитками испещряют лицо и дряблую шею. Женщина облачена в серую хламиду. Ее руки сложены на животе. Она кажется тысячелетней мумией, но если присмотреться, грудь чуть заметно вздымается и опадает. Ее нангаан близок.

Речь закончена. Руки еще сильнее сжимают плечи Сола — как лапы хищной птицы жертву, не желая выпускать ни за что. Женщина хочет сказать что-то еще, но удерживается. Ей не терпится покончить со всем, происходящее не доставляет ей удовольствия, ею движет суровая необходимость. Старушка произносит тихим, слабым голосом:

— Ты так и не назвала причину.

— Я же говорю. Это наказание за преступление. Мерзавка пыталась убить меня, прямо в спальне.

Старуха молчит целую минуту.

— Тогда пусть твоя обидчица скажет, почему это сделала.

— Она немая, — говорит женщина.

Это ложь. Сол не может говорить, потому что рот ему замотали тряпкой, а руки связали за спиной. Более того, его искололи транквилизаторами, чтобы подавить сопротивление. В этом отупевшем, покорном состоянии его и притащили сюда, словно скотину на убой. Женщина как гвозди вколачивает слова в воздух:

— Она сделала это потому что решила, будто я совратила ее жениха, конюха ездовых муравьев. Дура.

Женщина усмехнулась. Сол понимает, что это заранее заготовленная легенда. На самом деле никакого покушения не было, как не было и жениха. Но что было? При мысли об этом возникает тупая боль и боль ширится, распространяется по всей голове.

Старуха молчит еще одну минуту. Женщина вздыхает и бормочет что-то оскорбительное себе под нос.

— Ты лжешь, — говорит старуха.

— Но это правда! — упрямится женщина и начинает по второму кругу произносить свою пламенную речь. Однако на этот раз быстро заканчивавет, потому что понимает: здесь ей уже ничего не светит.

— Значит, вы отказываетесь сделать это для меня? — грозно спрашивает женщина.

— Да.

— Ты пожалеешь об этом, старая. Ты смеешь дерзить самой госпоже Красс, из Старшего колена Детей. Думаешь, если ты лсан, это сойдет тебе с рук? Как бы не так. Вставай! Пошли отсюда.

Сола грубо вздергивают. Вдруг старуха говорит:

— Преступница среди вас есть. Но это не девочка.

Женщина шипит:

— Твои дни сочтены, колдунья. Я об этом позабочусь.

Прежде чем женщина выволакивает Сола из комнаты, ему кажется, что старуха улыбается. Его госпожа выводит его на улицу, прочь из дома старухи-лсана. Сол наконец имеет возможность рассмотреть свою хозяйку. Молодая, холеная, с резкими чертами лица, с повелительно искривленными губами. Богато одета, в украшениях — явно принадлежит к высшей касте. На лице татуировки ее рода. Женщина ловит его взгляд.

— Что вытаращилась, сучка?

Звонкая пощечина.

— Смотри в пол.

Правая щека пылает. Внезапно два фрагмента картинки соединяются, и Сол понимает: та, что пытала его обезвоживанием и эта — одно лицо. Парень по имени Малик называл ее… Зирана? Зарина?

— Госпожа Зердана? — раздается гнусавый голос.

Точно.

— Чего тебе? — бросает женщина подошедшему. Рядом с ними возник худощавый человечек, покрытый бородавками, в смешной шапочке и пестром халате ремесленника. Человечек кланяется Зердане в пояс и совершает знак уважения, какие обычно предназначены для Детей Матери всех колен.

— Простите, что потревожил… Я всего лишь хотел бы вам помочь.

— Мне ничего не нужно. Свои безделушки можешь впаривать другим. Убирайся, — Зердана делает брезгливый жест рукой.

— О нет, госпожа, я вовсе не торговец…. — человечек смотрит на Сола и хихикает. — Я вроде как помогаю людям, разным людям решать их проблемы.

Зердана холодно пепелит его глазами. Ее губы все сильнее кривятся от отвращения. Она грубо дергает Сола за веревку, которая привязана к его рукам, и ведет за собой, к повозке со скарабеем. Они подходят к экипажу, и Зердана приказывает Солу забираться первым. Человечек не отстает:

— Госпожа, я смиренно хочу предложить вам помощь. Прошу, не отказывайте.

— Откуда тебе известно мое имя?

— Меня прислала ваша матушка, Майра.

Зердана каменеет. На мгновение на ее лице появляется выражение бспомощности и растерянности, затем они быстро пропадают, и снова возникает маска надменной злобы.

— Передай ей, что я не нуждаюсь в чьей-либо помощи, — она проворно вскакивает в повозку и делает знак кучеру, чтобы трогал.

— Прошу! — пищит человечек с таким отчаянием, словно от этого зависит его жизнь. — Умоляю!

Он хватается за поводья и не дает кучеру править. Пока тот пытается вырвать поводья, он тараторит:

— Есть человек, который все сделает в лучшем виде, и он возьмет вдвое дешевле, чем старуха.

Зердана наклоняется вперед:

— Кто?

— Его зовут Барб, он живет здесь неподалеку, в квартале Красных кирпичей. Я покажу, следуйте за мной.

Зердана мрачно кивает. Человечек трусцой бежит по оживленной улице, и повозка со скарабеем следует за ней. Сол украдкой поглядывает на хозяйку и прислушивается к ощущениям. Он понимает, что еще не лишен своего естества, что он — девочка, почти девушка лет четырнадцати, только вступающая в пору расцвета. Он одет в рубище, на коже тут и там ноют ссадины и синяки. Лысую голову холодит ветерок, задувающий с моря зыби. Очень хочется пить и есть; он сильно ослаб. Видимо, его долго держали взаперти, чтобы не хватило сил сбежать.

Вскоре повозка утыкается в стену белого трехэтажного дома с округлым оранжевым куполом. Человечек исчезает в дверях, но очень быстро возвращается и делает знак заходить. Зердана выталкивает Сола и спрыгивает на землю сама. В доме царит тьма, глаза долго не могут привыкнуть после ослепительной желтизны внешнего мира. Они проходят мимо каких-то людей, рассевшихся прямо на полу и занятых рукоделием. Люди даже не смотрят на них. Они поднимаются на второй этаж, на третий и оказываются в мансарде с узким стрельчатым окном, роняющим копье света на противоположную стену. На свету кружатся целые вихри пылинок. Здесь нет мебели. Только очень большой ковер с витиеватым узором. На дальнем конце ковра сидит мужчина и обстоятельно курит кальян.

— Вы Барб? — сразу переходит к делу Зердана.

— Это верно, — говорит мужчина, у него глубокий и зычный голос. — Прошу вас, садитесь.

— Почему я должна доверять вам? — Зердана и не думает выполнять просьбу; она властно возвышается посреди комнаты, источая густой запах благовоний.

Барб выпускает мощную струю дыма и улыбается. Он облачен в просторные красные шаровары и желтый жилет без рукавов.

— А я и не прошу доверия, — говорит он. — Меня не интересует ничего, кроме дела. Кажется, вас тоже?

Она кивает.

— Замечательно. Тогда приступим?

Зердана неохотно садится на ковер. Сол тоже. Человечек-проводник куда-то исчезает. С минуту заказчик и исполнитель разглядывают друг друга. Потом Зердана нарушает тишину:

— Надеюсь, моя матушка не зашла так далеко, что сама все оплатила?

Барб отрицательно качает головой. У него мощный квадратный подбородок и странноватая треугольная прическа, причем вершина треугольника вздымается над макушкой. Глаза у него неопределенного цвета, а кожа — черная.

— Вы не лсан, — продолжает Зердана. — Вы издеваетесь надо мной? Только лсаны могут провести форматирование!

Барб поднимает ладонь, призывая женщину к терпению. Потом раздвигает борта желтого жилета так, что становится виден торс под ним. Точно посередине солнечного сплетения находится Т-кристалл, запустивший свои щупальца в тело.

— Вода Пророка… — шепчет Зердана. — Впервые вижу такое.

— Можете подойти и потрогать, если есть сомнения.

— Благодарю, мне и так все понятно.

— Теперь вы мне верите?

— Нет, — уже не так уверенно говорит Зердана.

— И правильно. В этом мире верить нельзя никому, даже себе. Но теперь у нас хотя бы есть определенность, кто я…

— Нет у нас определенности, — упрямится Зердана. — Кто вы такой?

Барб вздыхает.

— Раз вы так настаиваете на этом спектакле, пожалуйста. Вы когда-нибудь слышали про пси-шаманов Восточного полушария? Про магов-мистиков, способных поднимать зыбь усилием мысли и придавать ей любую форму? Нет? А я видел их своими глазами. Ну уж про Южные атоллы вы наверняка знаете. Это моя родина, госпожа. И на некоторых островах моей родины есть месторождения Т-кристаллов. Вот и все. Довольны?

— С Орденом лсанов вы явно не в ладах, — хмыкает Зердана.

— Следовательно, я не задам вам лишних вопросов, — кивает Барб. — Это не в моих интересах.

— Мне все понятно.

— А что насчет вас? — спрашивает Барб. — Та ли вы, за кого себя выдаете?

— Разве не видно? Я из Старшего колена…

— Дорогая, здесь эти фокусы бесполезны, — повышает голос Барб. — В нашем ремесле следует проявлять осторожность. Я с вами предельно честен. И требую такой же честности. Мне нужны факты. Факты.

Он требовательно выставляет ладонь.

— Хорошо. — Зердана задирает правый рукав блузы до локтя и показывает Барбу генетическую татуировку — отметину всех истинных детей Матери. Татуировка имеет характерную пигментацию и форму, которую невозможно скопировать. Отдаленно она напоминает языки пламени, обвивающие руку, но только сложнее и мельче — эти языки извиваются и ветвятся на другие, которые тоже вьются и распадаются на еще более мелкие. В центре столба пламени пролегает определенная последовательность точек и кругов — принаждлежность к колену и роду.

— Прекрасно. Теперь третий из нас. Пусть девочка подойдет, — просит Барб.

Зердана колеблется. Она не хочет отпускать Сола от себя, но ей нужно завершить то, что задумано.

— Иди, — кивает она Солу.

Тот послушно поднимается и идет к Барбу, садится перед ним. От Барба исходит приятный, гораздо более нежный запах восточных цветков. Он спокойно срывает с Сола рубище и раздевает его до пояса. Развязывает веревки. Снимает повязку со рта. Потом аккуратно берет правую руку Сола и подносит к свету. Осмотр занимает несколько секунд. Барб не удивлен.

— Кобра кусает питона, — говорит он задумчиво.

— Что? — не понимает Зердана.

— Просто идиома.

— Идиома?

— Неважно, — говорит Барб. — Итак, что вы хотите?

— Отформатируйте ее, — говорит Зердана. — Полностью.

Сол чувствует, как горячие слезы текут по его щекам. Ему — девочке в теле которой он находится, — страшно.

— Не надо, — шепчет Сол.

Барб не смотрит на него.

— Это обойдется вам в серьезную сумму, даже с учетом моих скидок.

Зердана надменно смеется и щелкает пальцем.

— Я заплачу любую цену. Крассы всегда платят и воздают всем по их заслугам.

— Превосходно, — урчит Барб. — Теперь уточним задачу. Что значит отформатировать полностью? Что вы хотите убрать из ее памяти?

— Все! — Зердана хлопает в ладоши и дует в них. — Чтоб ее голова была чиста как пустыня Хаким.

— Тогда вы получите идиота, человеческий овощ, — пожимает плечами Барб. — Вы хотите избавиться от нее? Проще нанять вольных акифов и…

— Нет, в том-то и дело, понимаете? — голос Зерданы звенит. — Она должна жить. Жить! Нужно полностью стереть ее личность, изгнать из этого тела все, что было в нем, оставить пустую оболочку. Я говорю не только о фактической памяти из жизни, но об эйдетической и сенсорной памяти — чтобы она забыла все свои навыки, умения, все, с чем имела дело. Чтобы ничто в ее словах, жестах, ужимках не напоминало о ней прежней. Мне нужен автомат, вроде биона.

Барб заинтересованно щурится, потирая подбородок пальцем. Он делает несколько затяжек из кальяна и окутывает себя душистым облаком дыма. Когда завеса рассеивается, он говорит:

— Кажется, я понял, госпожа. Но учтите, что определенные участки коры головного мозга невозможно очистить без повреждений.

— Сделайте все, что можно, — устало говорит Зердана. — Я хочу, чтобы она смотрела на меня пустыми глазами автомата. Мне нужна человеческая оболочка.

— Это сделать можно.

— Барб, мне нужна гарантия. Я готова выдать вам премию, но чтобы все было сделано по высшему классу.

Барб меняется в лице. Ехидство и благодушие исчезают с него, уступая место серьезности.

— Вы получите автомат. Приходите завтра в это же время. Девочка будет здесь.

— Замечательно. Она ваша. — Зердана встает, делает движение к выходу, но поворачивается и подходит к Солу. Присаживается на корточки, долго, внимательно смотрит в его заплаканные глаза.

— Скоро ты умрешь. Не физически, а ментально. Но разницы почти никакой. Ничего не хочешь мне сказать?

Сол молчит. Зердана довольно улыбается.

— Мы уничтожили твой род и всю твою семью. Мы стерли все упоминания о вашем отродье из Детских хроник. Твой дом принадлежит другим. Все твои вещи сожжены. У тебя не осталось ничего, кроме памяти. Но скоро исчезнет и она. Исчезнешь ты. Ты забудешь свое имя, свою жизнь, саму себя. Ты станешь вещью. Моей вещью, сучка. Ну что? Ничего не хочешь сказать мне на прощание?

Девочка, в теле которой пребывает Сол, топит лицо в ладонях, ее душат слезы, ей страшно, страшно и одиноко, потому что она понимает, осознает свою участь.

— Жаль. Я думала, в тебе есть хоть капля крови Матери. Прощай, ничтожество.

Зердана кивает Барбу, встает и уходит. За ней тянется густой шлейф благовоний. Кто-то отнимает руки от лица Сола. Это Барб. Он больно сжимает ее руку и поднимает.

— Пойдем.

— Прошу вас… — шепчет Сол, — Прошу. Не надо. Они убили, убили всех…

Барб тащит ее, словно безмозглую домашнюю скотину в другую комнату. Эта каморка меньше, здесь царит розовый полумрак. На полу постелено что-то вроде топчана. В углу торчит кадка с дымящимися палочками. Барб бросает Сола на топчан.

— Прошу… не лишайте меня памяти… — слабость не позволяет девочке кричать, и она тоненько стонет.

— Не сейчас, — обещает Барб. — Этим мы займемся позже.

Он снимает с себя жилет и начинает расстегивать пояс на штанах. Девочка, в теле которой пребывает Сол, с ужасом наблюдает за его манипуляциями. Догадка запускает холодное щупальце в мозг, кровь бежит быстрее по жилам. Барб снимает пояс и отбрасывает его. Шаровары падают на пол. Под ними нет ничего. Сол из последних сил пытается бежать, и ползет к выходу. Барб хватает ее за шею и отвешивает мощную пощечину.

— У нас впереди весь день и вся ночь, — пыхтит он. — Пока я не устану.

— Нет, нет, нет, прошу вас…

— Это последнее, что ты запомнишь, — обещает Барб.

Загрузка...