Уэнди вышла, пошатываясь, из раскаленного «Брэдли» на большую открытую парковку. Посмотрела, щурясь, на пасмурное небо. Горячий воздух мгновенно высушил пот на лице и охладил кожу, отчего она почувствовала, будто вылезла из печи. Она сделала глубокий вдох, но тут же закашлялась. Тяжелый воздух имел острый химический запах гари.
Перед ней раскинулось большое здание, на котором висела вывеска «Заправка, завтраки и мойка машин». Сбоку к зданию примыкали два топливных островка под навесами, один с бензином для легких автомобилей, другой — с дизелем для тяжелых грузовиков. Без электричества здание выглядело темным и заброшенным. Люди давно покинули это место. Пустые парковки были усеяны мусором, перекатывавшимся при каждом порыве ветра.
На мгновение она представила себе, как водители заправляют здесь свои грузовики во время долгих рейсов, потом направляются в забегаловку, чтобы выпить кофе и отлить. Потом видение исчезло. Она знала, что в эти дни люди могут видеть призраков. Они повсюду, если знаешь, куда смотреть. Все, что тебе нужно, это вспомнить прошлое. Вызвать в воображении воспоминания об умершем мире.
Она хватала ртом пахнущий дымом воздух. Сама атмосфера здесь была какая-то выгоревшая. Здесь пахло раком легких. Невероятно, но маленькие серые снежинки мягко опускались на пустынный пейзаж. Для его изможденного разума потребовалось несколько минут, чтобы понять, что эти снежинки ничто иное, как горячая зола. На самом деле, это были кремированные останки Питтсбурга, унесенные в атмосферу мощными конвекционными потоками, и рассеянные повсюду ветром. Два кружащихся кусочка золы опустились ей на плечо, и она рассеянно попыталась стряхнуть их, оставив серое пятно.
Питтсбург все еще горел. Уэнди повернулась на восток и уставилась на огромную стену дыма, поднимающегося над руинами города.
— Все, что я знала, было в этом городе, — хрипло сказала она. Горло першило от жары и саднило от крика. — Все и всех, кого я знала в этом мире.
Место, где она родилась и где выросла. Дом, где она впервые покурила «травку», и дом, где потеряла девственность. Школа, где ее научили основам, и школа, где ее научили быть копом. Участок, где она работала, и все окрестности, которые она патрулировала, торговый центр, где одевалась, супермаркет, где покупала продукты, бары, где выпивала пару пива в конце недели. Кинотеатр рядом с домом, где она посмотрела с дюжину фильмов с разными друзьями в разное время, хоспис, где умерли ее родители, госпиталь, где родилась ее племянница, ресторан, где она влюбилась в Дейва Картера, патрульная машина, ставшая для нее вторым домом.
Эти места, и люди, наполнявшие их, и сыгравшие в ее жизни большие и маленькие роли, все сгорели дотла. Все пропало в огне. И все ее прошлое тоже пропало. Слишком многое, чтобы понять. Страшно даже представить.
— Не верю, что этого больше нет, — сказала она, с трудом сглотнув.
Она повернулась, чтобы посмотреть, слушает ли ее кто-нибудь, но рядом никого не было. Все остальные выжившие, бродившие в полубессознательном состоянии по пустой парковке, вдруг остановились, будто удерживаемые невидимым поводком, связывающим их с машиной. Они все отошли как можно дальше друг от друга, и, тем не менее, не могли побыть в полном одиночестве. Ей захотелось отойти еще дальше.
Похлопав по висящему на бедре «Глоку», чтобы ощутить его обнадеживающую тяжесть, Уэнди направилась к шоссе.
Этан очнулся на теплом асфальте. Голова раскалывалась. Он чувствовал себя, как цыпленок, которого забыли достать из духовки. Он открыл один глаз и тут же зажмурил, когда свинцовое небо болезненно ослепило его. Моргая, он снова попытался открыть слезящиеся глаза. Медленно привыкнув к свету, он стал различать фигуры на широкой парковке перед простым прямоугольным зданием. Стоянка грузовиков, подумал он. За ней лес и холмы. Они не только покинули госпиталь, они вообще ушли из Питтсбурга. Что же случилось прошлой ночью?
Последнее, что он помнил, это резкий укол в предплечье.
Он попытался сфокусировать взгляд на темных фигурах. Очков не было, а на расстоянии он видел с трудом. В расплывчатых фигурах он постепенно различил других выживших. Энн была в «Брэдли» и разбирала вещи. Солдаты перенесли совсем ослабшего водителя под тент одной из заправок. По их поведению ему показалось, что они инфицированы. Инстинктивно он решил притвориться мертвым. Он закрыл глаза и попытался проигнорировать боль в мочевом пузыре.
— Куда мы сейчас пойдем? — спросил кто-то. — Где-нибудь сейчас безопасно?
Этан узнал голос; это был Пол. Он пережил внезапное ощущение дежа вю, один из бесконечных кошмаров, которые снились ему прошлой ночью. Опять это странное чувство дезориентации, незнание того, кто он и почему он здесь. По крайней мере, теперь он знает, что остальные не заражены. Инфицированные не разговаривают. Он открыл глаза и попытался сесть. Горячий воздух с запахом дыма жег глаза. Его рубашка была покрыта какой-то красной коркой. Не кровь. Рвота. Кислотный запах снова вызвал рвотные рефлексы. Он застонал, поднявшись на четвереньки. Зрение затуманилось от слез. Он вытер глаза и заметил, что другие выжившие смотрят на него.
— Воды, — прохрипел он. Звук его голоса показался ему чужим. Язык онемел.
Энн вышла из «Брэдли» и бросила на землю коробку. Она порвалась, и из нее на асфальт выкатились банки. Она вытащила пистолет и направилась к нему. Другие выжившие подтянулись поближе.
— Можно мне немного воды? — сказал он.
Энн ударила его ногой в грудь, отшвырнув на теплую жесткую землю.
— Ублюдок, — сказала она.
От внезапного стресса у него снова перехватило желудок. Он корчился в саже, задыхаясь и исторгая рвоту.
Энн присела рядом с ним, схватила за волосы, вдавив дуло пистолета в щеку. Небо потемнело с порывом ветра.
— На нас напали, — прошипела она ему прямо в ухо. — На нас напали, а ты был не с нами. Нам пришлось выносить тебя оттуда. Нам пришлось нести тебя на руках. Ты подвел нас, Этан.
— Не делай это, Энн, — сказал Пол суровым, приказным тоном.
Справившись со своим желудком, Этан перевел дыхание и уставился на Энн.
— Да, сделай это, — сказал он.
Энн удивленно отшатнулась.
— Ты хочешь умереть? Так?
— Мне уже все равно.
— Ты хочешь, чтобы это сделала я, потому что не можешь сделать это сам. Ты трус. Я сделаю хуже. Я оставлю тебя здесь им.
Он не знал что ответить, понимая, что она права. Он уже не надеялся найти свою семью, а без семьи у него вообще не осталось надежды. Но он не знал, как умереть.
— Мне жаль, что я повел вас, — сказал он. — Если хотите сделать из меня козла отпущения, хорошо. Мне уже все равно. Делайте, что хотите.
— Он знает, что не прав, Энн, — сказал Пол. — Что сделано, то сделано.
— Кто-то ему доверяет? — спросила Энн, глядя на других выживших. — Кто-то здесь ему доверяет? Дело не в справедливости, дело в нашей безопасности.
— Мы все здесь знаем, что поставлено на карту. Думаешь, мы не знаем?
— Оставь его, — сказал Тодд пронзительным, надломленным голосом.
— Это мог быть любой из нас, — добавил Пол.
Он встал рядом с Этаном, держа дробовик. Этан понимал, что эти люди не его друзья, и что он совсем их не знает.
— Ты хочешь жить или нет, парень? — спросил его Пол.
— Я хочу жить, — сквозь зубы ответил Этан. — Но выживать я устал.
— Это не ответ, — сказал ему Пол. — Мы должны знать, можно на тебя рассчитывать, или Энн права, что мы должны расстаться прямо сейчас. Итак, простой вопрос. Можем мы на тебя рассчитывать?
— Да, — сказал Этан.
— Он мой, — прогремел командирский голос.
Сквозь кольцо выживших протиснулся Сержант. Он был без каски, в правой руке сжимал автомат. Солдат посмотрел на него сверху вниз.
— Ты пойдешь со мной, — сказал он.
Энн вернула пистолет в кожаную наплечную кобуру и направилась обратно к «Брэдли». Припасы, которые она оставила на земле, уже покрылись серым слоем сажи, приобретя унылый вид. Она испытывала непреодолимое желание продолжить путь. Пол внезапно преградил ей дорогу, прижимая к груди дробовик, и посмотрел на нее сверху вниз. Этот взгляд мог бы напугать любого, но только не ее. Она обошла Пола и снова двинулась к машине.
— Нам нужно поговорить, Энн, — сказал он. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
Но она, не обращая на него внимания, стала рыться в ящиках, пока не нашла побитую кепку «Филлиз», красную бандану «Пейсли», и бутылку воды. Надев кепку на голову, она открыла бутылку и намочила бандану, прежде чем повязать ее на лицо, чтобы прикрыть рот.
— Мы все смотрим на тебя, — сказал Пол. — Если дела идут очень плохо, мы все смотрим, что ты скажешь. Даже в том случае, если думаем, что ты не права. Потому что мы тебе верим.
Энн пристегнула свою фляжку на ремень.
Тодд пристально посмотрел на нее. — Куда ты собираешься, Энн?
Пол сказал, — Есть вещи, которые ты не в праве решать. Например, кому оставаться и кому идти. Ты не в праве принимать такое решение. Это от тебя не зависит.
Тодд добавил, — Почему бы нам не выбраться из этой сажи и не составить план? Нам нужен план.
Энн, прищурившись, смерила Пола взглядом.
— Я хочу прогуляться, — сказала она, поднимая свое ружье с прицелом. — Ты остаешься за главного.
Она двинулась в сторону дальних деревьев.
— На твоем месте я бы этого не делал, — сказал Пол.
— Ты не я, — ответила она.
— Когда вернешься? — нервничая, спросил Тодд.
Энн не ответила. Целенаправленным шагом она вышла на шоссе. Вдали виднелись крошечные фигурки, бредущие вдоль дороги. Из машин тут были лишь брошенные остовы, с распахнутыми настежь дверями. В ушах по-прежнему звенело от крика атаковавшего их монстра.
Ей требовалось какое-то время побыть одной. Она наслаждалось внезапным ощущением пространства.
С каждым днем они все сходили с ума, и все они — каждый в свое время — ломались от стресса. И она это знала. Это может происходить по-разному. И если кто-то из них ломается, он подвергает других риску. Этан, например. Он пережил какой-то срыв, и всех подверг опасности. У этого человека уже есть дурная привычка палить из ружья с закрытыми глазами. Он просто не так крут в бою, как другие. Энн не хотела обращать на это внимание, так как Этан обладал хорошим чутьем и предупреждал их об опасности, как в случае с танком и двуглавым червем. Коктейли Молотова тоже были его идеей. Он сделал реальный вклад, но если он сломается, то станет для всех обузой. Он будет занимать место в «Брэдли», потреблять дефицитные ресурсы. И что хуже всего, он не прикроет им спину.
Поэтому, как группа, они должны сделать непростой выбор. Энн не хотела бы, чтобы кто-то погиб, пока этот выбор не сделан. Если бы это зависело от нее, она оставила бы этого человека здесь, как они оставили госпиталь прошлой ночью. Это было бы печально, но необходимо.
Пройдя по дороге примерно с милю, она заметила густой черный дым, видимо валящий от горящей посреди шоссе машины. Она посмотрела в оптический прицел и увидела пару автомобилей оливкового цвета, одним из которых был «Хаммер» с включенными фарами, а другим — военный бортовой грузовик с объятой огнем кабиной, из которого и валил дым. Энн прищурилась, стараясь рассмотреть получше, но из-за пепла ничего не было видно. Видимость постоянно ухудшалась. На землю облаками черных снежинок продолжали опускаться тонны пепла, быстро превращающиеся в какую-то адскую вьюгу, кружившую вокруг деревьев и заволакивающую небо.
Энн повесила ружье на плечо, сунула руки в карманы и двинулась на запад.
Она знала, что Сержант, Пол, и другие выжившие становятся сентиментальными. Хотят узнать друг друга получше, и даже становятся друзьями. Они забывают, что сентиментальность сейчас непозволительная роскошь. Они забывают, что имеют эту роскошь лишь потому, что стали максимально жесткими. Потому что не щадят себя.
У нее было чувство, что другие бросили ее. Но они не двинулись вперед. Они сделали шаг назад. Они становились теми, кем были до конца света.
Энн же не могла возвращаться.
Приблизившись к «Хаммеру», она сняла ружье с плеча и стала двигаться осторожнее, держа оружие наготове.
Она чуть не споткнулась о первое тело. На земле среди сломанного оружия и россыпей гильз лежали четыре мертвых солдата, покрытые слоем золы. Головы у всех отсутствовали. Нечто обезглавило их, бросив останки на съедение птицам.
Из рации в кабине «Хаммера» наперебой звучали разные голоса, из которых в эфире постепенно остался только один, настойчивый женский, — Патриот 3–2, Патриот 3–2, это Патриот, как поняли меня, прием? Десять секунд белого шума, потом обращение повторилось.
Что-то захрустело в деревьях, издавая вздохи.
Уэнди словно в оцепенении брела по усыпанной пеплом дороге, изучая адский серый пейзаж, колеблющийся от потоков горячего воздуха. Над руинами Питтсбурга, словно далекая буря, продолжала подниматься гигантская стена дыма. Тяжелые частицы устремлялись в небо, подхватываемые раскаленным воздухом. Шоссе простиралось на восток длинной прямой линией, растворявшейся в дымной мгле. Вдалеке брели какие-то фигуры — возможно, беженцы, спасающиеся из ада. Сквозь падающий пепел мерцали крошечные огоньки фар. Ей захотелось лечь на теплую сажу в овраге за дорожным ограждением и слиться с землей. Она помнила, что так сделал Филипп. Он был тертый калач, но однажды увидел старый номер «Уолл-стрит джорнал» и сел в золу его почитать. Он был в таком же состоянии, как она сейчас. Он не мог смотреть, как его мир умирает. Когда ты понимаешь, что завидуешь мертвым, ты уже не держишься за него.
Она знала, что остановка в госпитале была ошибкой. Они доверили ему свои надежды, поверили, что нашли безопасное место. Но это не тот мир, где они жили раньше. Все эти надежды — на жизнь, а не жалкое выживание, на хоть какое-то будущее после конца эпидемии, на новые мечты — были слепо и безжалостно разбиты. В этом мире были заброшенные дома, населенные гигантскими безликими существами и враждебные бронированные машины в темноте. В этом мире целые города выгорают дотла и все, что ты когда-либо знал и любил, превращается в тонны пыли, парящие в верхних слоях атмосферы. В этом мире умирают дети. В этом мире лучше ни на что не надеяться. Лучше продолжать двигаться и не останавливаться.
Единственное, что давало ей силы, так это тот краткий момент близости между ней и Сержантом прошлой ночью. Это воспоминание все еще грело ей душу. Она зашла к нему в комнату с намерением дать ему намек, а может быть, немножко пофлиртовать. Я вижу тебя. Она хотела дать ему понять. Ты видишь меня, а я вижу тебя. Она поняла, что целует его, и впала в блаженное небытие. Она сказала себе, что мир умирает, а любви так не хватает, поэтому нужно ловить ее везде, и когда только можно. Уэнди думала, что они с Сержантом сделаны из одного теста. Вот что влекло ее к нему. Он — солдат без армии, центурион, продолжающий сражаться даже когда весь его легион пал. Она — коп в стране беззакония. Когда она спала коротким сном в его объятьях, она чувствовала себя в большей безопасности, чем когда-либо. Ее удивляло, как какой-то простой мужчина смог дать ей чувство защищенности в этом опасном мире.
На пути Уэнди попалась группа беженцев, в основном молодые мужчины и женщины. Одни шли, завернувшись в одеяла, другие несли рюкзаки и зонтики, некоторые в защитных очках и респираторах. Все вооружены ножами, ломами, бейсбольными битами, и даже самодельными копьями. Сажа заскрипела у нее на зубах. Она сплюнула и пожалела, что не взяла фляжку.
— Привет, — сказала она, глядя на них с любопытством. — С вами все в порядке?
Люди не обращали на нее внимания и словно в оцепенении проходили мимо. Их волосы и плечи покрывал светло серый пепел.
— Вы идете не в том направлении, — сказал какой-то мужчина, обнажив серые зубы.
Одна женщина обратила внимание на ее бейдж и ремень, и спросила, не коп ли она.
— Куда мы должны идти? — спросила она.
Уэнди выплюнула жвачку, уже хрустящую от пыли. Женщина с тоской посмотрела, как та упала в золу.
— Советую идти на запад, — сказала ей Уэнди. — И держитесь от Питтсбурга как можно подальше.
— Имеете в виду, что на этой дороге нет спасательной станции?
Мужчина с кровоточащим ухом закричал, — ВЫ ИЗ ЛАГЕРЯ ФАПЧС?
— Я не знаю никакого лагеря ФАПЧС, сэр.
— ЧТО?
— Если он не на этой дороге, то где? — с нарастающей паникой в голосе спросила женщина.
Вокруг собралась небольшая толпа. Люди смотрели на Уэнди с надеждой, негодованием и шоком, подрагивая от жары. Кричавший человек замолчал, ненадолго сбитый с толку, а потом снова закричал, — ВПЕРЕДИ НЕТ ПОМОЩИ? ТО ЕСТЬ МЫ САМИ ПО СЕБЕ?
— Я не знаю ни о какой спасательной станции ни о лагере ФАПЧС. И я здесь не в официальной должности. Я тоже ушла из города после пожара с другой группой людей.
— Мы потеряли все, — заплакала женщина. — У нас нет еды. Какие-то парни с ружьями на дороге отобрали у меня последнюю воду. Куда я должна идти?
— Где были вы, копы, когда эти монстры разорвали мою семью на куски? — сказала женщина с лихорадочно блестящими глазами. Брови и почти все волосы у нее сгорели, правую часть лица покрывала большая грязная повязка. — Вот, что я хочу знать. Я звонила в 911, и никто не пришел. Никто не пришел, и теперь мой Эдвард мертв. Эдвард, Билли, Зои, и меленький Пол. А теперь вы появляетесь и пытаетесь сказать, что нам делать? Где вы были, леди, черт вас дери?
Разгневанная толпа напирала. Их зыбкие надежды рухнули, негодование захлестывало их.
— Мне очень жаль, — сказала Уэнди. Она хотела объяснить ситуацию, что ее участок был захвачен, что она сейчас сама по себе и не может им помочь, но этим людям было все равно. Для них она была символом. Они смотрели на нее голодными, дикими глазами из-под складок тряпья, намотанного на головы. Они громко кашляли в кулаки, мучаясь от недостатка воздуха.
— Дайте мне что-нибудь, — прошипела женщина, протягивая руки к лицу Уэнди.
Уэнди сделала шаг назад и положила руку на баллончик со слезоточивым газом. Она чувствовала, что подходит к опасной черте, и знала, что собирается ее переступить. Толпа напирала, что-то бормоча.
Какой-то мужчина с тростью в руках, проходя мимо, закричал, — Эй, что вы пристали к девушке? Помощи не будет, и полиции больше нет. Она уже не коп. Отстаньте от нее.
Уэнди рассвирепела, но прежде чем она успела что-то сказать, в дымной мгле раздались отголоски выстрелов. Все, вздрогнув, повернулись на шум. Еще минуту назад они угрожали ей, а на самом деле они были напуганы и измотаны.
— Вам нужно туда, офицер, — сказал мужчина, не сбавляя шаг. — Там пара парней на грузовике грабят людей и убивают всех, кто оказывает сопротивление. Хотите быть копом? Сделайте с этим что-нибудь.
Этан прошел за Сержантом мимо «Брэдли» и остановился, открыв от изумления рот. Машина выглядела так, будто попала под кирпичный град. Сваренная алюминиевая броня была покрыта вмятинами и царапинами. Несколько листов с боку отсутствовало.
Сержант повернулся и увидел, что Этан отстал.
— С тобой точно все в порядке?
— Мне нужно глоток воды.
— Я дам тебе воды, когда мы сделаем одно дело, окей?
— Окей.
— Энн немного перегнула палку.
— Мне все равно, — ответил Этан. Его тело будто полностью онемело. Он не чувствовал боли. Не чувствовал ничего. — Что случилось с вашим танком?
— Те листы это активно-реактивная броня, — сказал ему Сержант. Она защищает машину, взрываясь наружу при попадании в нее поражающего элемента, снижая его пробивную способность.
Что же ударило в «Брэдли» с такой силой?
— Что случилось прошлой ночью? — спросил Этан.
— Был пожар, — сказал ему Сержант. Видишь золу, оседающую на нас? Это все, что осталось от Питтсбурга — во всяком случае, к западу от Мононгахелы и Огайо.
— А что случилось с машиной?
— Врата ада открылись. Если бы мы не выбрались из дыма, нас бы здесь не было. Та тварь выбила из моей машины все дерьмо. Пошли.
Этан в изумлении покачал головой. Сержант сказал «Та тварь». Это не обычные Инфицированные, и не червь. Похоже, командир не знал, с кем сражался в темноте. Этан предположил, что у Инфекции есть и другие дети, возможно целое семейство чудовищ. Если есть нечто, способное бросить вызов американскому бронетранспортеру, человечеству, похоже, придется отказаться от своих претензий на планету.
Он часто размышлял, что же могло вызвать пандемию. Как образованный человек, он отказывался верить в сверхъестественную причину. Инфекция распространялась через вирус, но вирус не объясняет эти странные мутации. В первые дни эпидемии, ученые выдвинули предположение об утечке из лаборатории нанотехнологического оружия. Могла ли нанотехнология породить таких монстров?
Этан снова поймал себя на том, что рассматривает теорию инопланетной колонизации. Некая инопланетная раса из глубин космоса размножается по всей галактике. Вместо космических кораблей, она посылает в космос «саженцы», которые, в конечном счете, попадают на Землю и поражают ДНК местных обитателей, вызывая их мутацию и адаптируя к инопланетной экологии. Вначале эти существа слабы, потому что еще не адаптировались к экологии Земли. Они едят мертвых, но все равно голодают, потому что их пищеварительная система пока не способна принимать такую пищу. Обратив доминирующий вид против себя через Инфекцию, они зарылись в самые темные уголки заброшенных зданий, где адаптировались и размножались. Спустя время они окрепли и стали истреблять доминирующий вид, и завоеванию земли вошло в заключительную фазу. Этан понимал, что в этом есть какой-то смысл. Иначе, зачем они стремятся уничтожить наших детей?
А может, инопланетяне действительно летят к нам на кораблях, и подготавливают планету к своему прибытию, постепенно истребляя местных обитателей. Значит, человечество сражается не с инопланетянами, а с их фауной. Эти твари отвратительны, но они не злые в том смысле, что наносят вред человеку из злых побуждений. Они охотятся за людьми для пропитания. В каком-то смысле, они как миллионы голодных львов, бродящих по улицам, охотящихся и поедающих людей просто чтобы выжить.
Похоже, большая часть человечества так и не узнает, что же их убило.
Его семья нуждалась в нем больше, чем когда-либо. Он будет продолжать их искать. Потому ли он так спокоен, что тешит себя иллюзией, что они еще живы? Он не знал.
Я буду продолжать тебя искать, Мэри. Никогда не перестану искать.
Они подошли к фигуре, сидящей, прислонившись к заправочной колонке. Человек был бледен, худ, со впалыми щеками и синяками под темными глазами. Он сидел, безвольно свесив руки. Этан внезапно узнал в нем водителя — точнее, то, что от него осталось. Стрелок присел рядом с ним и попытался дать ему воды.
— Сержант сказал, — Ты сообразительный, Этан. Уверен, что ты знаешь, как ему помочь.
Даки Джонс потерял тридцать фунтов, с тех пор как Этан видел его в последний раз. Этот человек буквально увядал у него на глазах, слабо покашливая. Его дыхание было учащенное и слабое. Он бросил на Этана осмысленный взгляд, в котором читались страх и надежда. Он все еще оставался человеком.
Этан выдержал на себе этот взгляд несколько секунд, потом посмотрел на отвратительную штуку, выступающую из его бедра.
Тодд осторожно вошел в здание стоянки, нарушив главное правило Энн никогда не ходить никуда в одиночку. При любой атаке он был бы сейчас уязвим. Однако сегодня правила Энн волновали его меньше всего. Прошлой ночью тот монстр изменил правила игры. Разве они смогут выжить, если на них охотятся такие чудовища? Как и большинство жертв хулиганов, Тодд был крайне чувствителен к ощущениям других людей, и лучшим определением настроения всей группы для него было сейчас слово «безумие». Безумие, тьма, грубость и злоба. Другими словами, моральный дух подорван. Они становились людьми, которым на все наплевать, людьми, теряющими надежду, которым нечего терять, которые утратили свои способности.
Они были готовы сдаться.
Войдя в фойе, он оказался перед выбором — ресторан, магазин и общественный туалет. Поскольку ему хотелось посидеть на нормальном унитазе, в общественный туалет он не пошел. Его заинтересовал магазин. Полки были разграблены, но кто бы это не сделал, большую часть товара он все же оставил. Он мог найти здесь неплохую добычу. Он вспомнил, что Уэнди хотела ножницы для ногтей.
Его не покидало гнетущее чувство, что группа разваливается. Энн и Уэнди разбрелись неизвестно куда, Пол вывалил содержимое «Брэдли» прямо в сажу под предлогом наведения порядка в припасах, а водитель умирал у заправочной колонки. Энн чуть не вышибла Этану мозги. А что Тодд? Никто не хочет его слушать. Видимо они считают его ребенком. Но он не бросит группу. Он испытывал к ней очень сильную преданность. Однажды Гручо Маркс съязвил, что он никогда не хотел бы быть членом клуба, который считал бы его своим членом. Тодд всем сердцем хотел быть членом клуба, потому что ему предложили членство. Америка представлялась далекой мечтой. Это крошечное племя было сейчас его народом. Эти люди не просто инструменты для добывания пищи и охраны его сна. Они гораздо большее. Они были для него вместо семьи.
На самом деле, хоть он и доверял другим выжившим и чувствовал себя с ними комфортно, он почти не знал их как людей, даже после того, что ему пришлось вместе с ними пережить. Все, о чем они говорил, это то, как они планируют выживать ближайшие десять минут. Они не рассказывали о своих хобби, где провели прошлогодний отпуск, или какой у них любимый сорт мороженного. У них были сильны воспоминания, но они никогда не рассказывали о своем прошлом. Сейчас прошлое казалось менее реальным, чем тот монстр, атаковавший их прошлой ночью. И о прошлом было слишком болезненно вспоминать, слишком многое было потеряно. Тодду нравились другие выжившие, но его взаимоотношения с ними были преимущественно поверхностными. Он чувствовал сильнейшую связь с самой группой. Он действительно чувствовал себя в полной безопасности, общаясь с другими через группу, как через медиума.
Но если группы больше нет, к кому или чему тогда испытывать преданность?
Когда он вошел в магазин, звякнул колокольчик, от чего сердце у него бешено заколотилось. Запах был затхлый. Воздух неподвижный и какой-то мертвый. Он случайно задел ногой двухлитровую бутылку «Маунтин дью» и она покатилась по полу. Он вздрогнул от шума, поднял ружье и осмотрелся, отступая к ближайшей стене.
— Может, заходить сюда одному, была не самая лучшая идея, — подумал он, ловя ртом воздух. — Еще один подобный испуг, и я умру от разрыва сердца.
Прилавки при ближайшем рассмотрении вызвали еще большее разочарование. Большинство товара все еще лежало на полках или висело на крючках, но не было ни еды, ни воды, ни лекарств. В основном здесь были товары, предназначавшиеся дальнобойщикам, живущим в дороге не меньше месяца. Фильмы и аудио-книги, радиооборудование, плакаты «Хазмат», схемы выезда со стоянки грузовиков, дорожные атласы, электрические сковороды, тостеры, адаптеры постоянного тока, кофеварки и видеосистемы.
Тодд не понимал, зачем водителю кофеварка, но потом понял, увидев на коробке, что они работают от адаптеров постоянного тока. А эти адаптеры позволяют работать приборам с переменным током. Внезапно у него наступило прозрение. Большинство техники больше не работало, потому что ей был нужен переменный ток, и он знал единственный способ получить его при неработающей сети. Это аварийный генератор, работающий на дизельном топливе, пропане, или природном газе.
Он мог запустить все это от автомобильных аккумуляторов, которых здесь было в избытке, потому как их хозяева были либо инфицированы, либо мертвы.
— Как хорошо быть в чем-то спецом, — сказал Тодд сам себе. Он медленно стал осознавать, что только что сорвал большой куш, или вроде того.
Уэнди решительно шагала сквозь дымную мглу. Расстегнутая кобура с «Глоком» покачивалась на боку. Она офицер полиции, она все еще на дежурстве и все еще защищает жизнь и собственность. Возможно, последний коп Питтсбурга. Возможно, последний государственный служащий, все еще делающий хоть что-то. Когда она ушла, толпа, поспорив, двинулась за ней, посмотреть, чем можно будет поживиться, но со временем отстала и продолжила свой долгий путь на запад. Вероятно, им не очень верилось, что она сможет остановить бандитов и вернуть их припасы. Стоянка грузовиков осталась далеко позади, в миле от нее, если не больше. Химический туман окружал ее со всех сторон, видимость была менее пятидесяти ярдов. Впереди, в нарастающих волнах горячего воздуха, маячили фары большого автомобиля.
Она услышала выстрелы, вздрогнув, а потом сделала суровое выражение лица.
Однако абсурдность ситуации беспокоила ее. Что она собирается делать? Арестовать тех людей? А что потом? Судов больше нет, судей тоже. Нет ни тюрем, ни надзирателей. Вся правовая система рухнула. Есть лишь самосуд — закон ружья, когда правосудие вершится с помощью пуль. Как тогда? Она должна убить их? Даже у шерифов на диком западе были судьи, суды и община, на которую они могли рассчитывать.
В горле запершило. Она прокашлялась, а потом стала обдумывать свой следующий шаг.
Наверное, она должна крикнуть «Стоять, полиция!», прежде чем стрелять, подумала она, горько усмехнувшись. Зачитать им права, прежде чем открыть огонь, а потом хладнокровно прикончить за то, что они могли совершить что-то противозаконное, когда еще были законы и правительство.
Она уже не коп, сказал тот мужчина.
Внезапно Уэнди остановилась, открыв рот, и вернула «Глок» в кобуру. Уже не коп, сказал он. И он был прав.
От осознания этого простого факта у нее защемило в груди.
Я сделала все возможное, подумала она, пытаясь вспомнить павших, которых она считала своим племенем, но не могла представить их лиц. Даже Дейв Картер был каким-то смазанным пятном. В голове пульсировала боль, она чувствовала легкое головокружение. Ей нужно принести воды.
Тогда пора возвращаться.
Уэнди медленно сняла свой бейдж, погладила его большим пальцем, и убрала в карман. Решено. Она развернулась и зашагала обратно к стоянке грузовиков.
В стране слепых, одноглазый не король. Не король, потому что никто не узнает в нем короля. Другие даже не подозревают о его существовании.
Уэнди долго и тяжело кашляла от дыма и копоти. Легкие горели огнем. Когда она прокашлялась, ее лицо озарила улыбка. — Если ты все еще жива, после того, как часть тебя умерла, — подумала она философски, — значит все равно, что возродилась. Она переживет это.
Стрельба позади усилилась. Фары грузовика задрожали и мигнули. Через несколько мгновений до Уэнди донеслись отголоски первых криков. Вокруг сгущалась мгла.
Уэнди бросилась бежать, вздрогнув от внезапного осознания того, что ее решение перестать быть копом, возможно, спасло ей жизнь.
Энн осторожно ступала между деревьев, держа ружье наготове. Она сморгнула каплю пота, просочившуюся из-под насквозь промокшей кепки. Палец подрагивал у спускового крючка. Она делала каждый шаг осторожно, сначала одна нога, потом другая. Сейчас она охотник. Она еще не знала, на кого охотится. Зверь где-то рядом, но какой, не известно.
Чей-то вздох за деревьями. Теперь она слышала их утробное клокотание. Их речь напоминала какой-то древний язык. Они общались бездумно, как спаривающиеся насекомые. Твари игриво носились в кустах, запрыгивая на деревья. Их скачки поднимали в воздух облака сажи, от чего твари повизгивали и чихали.
— Прямо как дети, — подумала она, и прогнала от себя эту болезненную мысль. В отличие от других выживших, Энн не задавалась вопросом, почему она здесь. Не сопоставляла постоянно себя, окружающий мир и то, что она делала раньше, до конца света. Энн была все еще жива, потому что полностью закрылась от своего прошлого. Ей не нужно вспоминать его, чтобы постоянно искупать. Она научилась жить здесь и сейчас.
Зола покрывала верхушки деревьев и летала в воздухе, застилая всю зелень и создавая искусственные сумерки. Энн на мгновение закрыла глаза, и когда открыла, увидела мерцающие во мгле глаза. Дюжины внимательных красных глаз, горящих во мраке леса. Она сделала еще один шаг вперед.
Листва задрожала, когда существа заметались среди деревьев. Воздух наполнился утробным клокотанием и визгами. Даже их визги напоминали язык. Они знали, что она здесь. Из охотника она превратилась в наблюдателя. Их слишком много, и рисковать было нельзя.
Энн медленно подняла ружье и уставилась в оптический прицел. Медленно осмотрелась, пока не остановилась на небольшой группе, собравшейся у подножия огромного дуба. Перекрестие прицела замерло на маленькой обезьяньей мордочке, что-то жующей испачканным ртом. Как будто почувствовав на себе взгляд, существо оскалило окровавленные зубы и уставилось на нее злобным, бессмысленным взглядом. Она переместила прицел и посмотрела на других, засовывающих себе в рот куски какого-то мохнатого животного.
Она заплакала, глаза наполнились горячими слезами. Она упала на колени, содрогаясь от рыданий.
Лес внезапно ожил от воя и визгов.
— Это же собака, — сказала она. — Чья-то старая собака.
Энн сдержала следующий всхлип, громко шмыгая носом и вытирая слезы тыльной стороной ладони. Вскоре она восстановила дыхание. Она ненавидела этих тварей всеми фибрами души. Она подняла ружье, прицелилась в чью-то скалящуюся морду и спустила курок.
Ружье громко выстрелило, грохот выстрела эхом прокатился по лесу. Существа с воем и визгами бросились напролом через подлесок, собираясь в кучу для атаки. Воздух наполнился едким запахом кордида.
Уперев ружье в плечо, она выстрелила снова. Перед тем, как прицел заволокло дымом, она заметила, как взорвался чей-то череп.
— Я убью вас! — закричала она изо всех сил. Ее голос зазвенел среди деревьев. — Слышите, маленькие уродливые ублюдки?
У ее пса был почти сверхъестественный дар ловить тарелки.
Существа попытались собраться снова. Энн застрелила еще одного и остальные ускакали за деревья. Похоже, они были сбиты с толку расстоянием, с которого она уничтожала их по одиночке. Маленькие твари прыгали вокруг, рыча, скаля зубы и раздувая маленькие бочкообразные груди. Они указывали в ее сторону и бросались в нее своим дерьмом. Она выстрелила снова. И снова. Группа выскочила из леса, прыгая на комичных кузнечьих ножках. Она продолжала отстреливать их. Стреляла, пока в ружье не кончились патроны. Они заметили ее заминку. С неимоверным воем, дети Инфекции бросились на нее всем скопом. Она бросила ружье.
— Будьте вы прокляты, — всхлипнула она, чувствуя во рту соль и сажу. Твари быстро приближались к ней большими скачками. — Будьте прокляты за то, что вы сделали.
Энн подняла обе руки с пистолетами и обрушила на них град смертоносных пуль.
Пол вытащил из «Брэдли» большой мешок и громко выругался, когда тот лопнул в его руках, и на асфальт посыпались банки, пакеты с рисом, бутылки с водой, медицинская клейкая лента, дезинфицирующее средство для рук, тампоны, спрей от комаров и нож для резки картона. Все было выпачкано в саже. Он чувствовал, что пепел покрывает его голову и плечи, пробирается под рубашку, смешивается с потом и превращается в какую-то грязную пасту. Этак он превратится в язычника. Сортировка припасов походила на греческий миф, в котором боги обычно жестоки к тем, кто им поклоняется.
Он снова залез в горячее, темное нутро «Брэдли». Спина болела от ходьбы в полусогнутом виде. Порылся в трех аккуратно свернутых костюмах индивидуальной защиты, которые нашел накануне. Такие носили солдаты в правительственном убежище, у них есть респираторы. Он нашел один, с уже подсоединенным фильтром и натянул на голову. В респираторе пахло как в мужской раздевалке, и воздух поступал слабо, но в целом, он вроде работал. Легкие уже так не саднило. Он задрал маску вверх, сел, закурил сигарету, бросил спичку на пол, и закашлялся.
Где же ты, Бог?
Пол не молился уже несколько недель, с тех пор как Сара пришла к нему, протягивая скрюченные руки. В своих беседах с Богом он всегда находил путь к внутреннему спокойствию и решению проблем.
Почему же ты оставил нас?
Может быть, это какое-то испытание для человечества и лично для него? Если так, то это не справедливое испытание. Представьте себе школу, где ученики на экзамене должны гадать, какой будет вопрос, прежде чем дать ответ.
Боже милостивый, позволь мне остаться твоим слугой. Я лишь хочу служить тебе и восхвалять тебя через добрые дела, распространяя благую весть о твоем воскресшем сыне.
Он размышлял. Что он сделал, чтобы помочь, кроме бесконечной борьбы с дробовиком в руках? Ждут ли его еще в царствии небесном? Похоже, учения Иисуса не работали при этом холокосте. Те, кто следовал Божьему запрету на убийство, гибли первыми.
Он был готов уже сдаться. Он помнил, как стоял у стены в правительственном убежище, когда эвакуировали других беженцев. Люди толпились у дверей, пока Пол делал вид, что молится над рядами мешков с телами, аккуратно разложенными вдоль стены. Он решил остаться, когда другие уйдут. Он захотел остаться, потому что собирался залезть в один из этих мешков и лежать там, притворившись мертвым, пока Бог не придет за ним.
А вместо этого, Энн научила его воевать.
Бог уже положил конец этой нечестивой эпохе, обрушив на землю великий потоп. Потом вода отступила и Ной, выйдя из своего ковчега, увидел руины городов, покрытые водорослями, и тысячи, десятки тысяч раздутых трупов, наполовину погребенных в иле.
Ной был испытан. И все же Бог разговаривал с Ноем.
Поговори с нами, Господи. Скажи нам, что ты хочешь.
Он наступил на сигарету и с горечью подумал, что Ной где-то строит свою крепость для праведников, а Пол там просто оказался лишний.
Он не Ной, и он знал это. Однако, он чувствовал, что имеет много общего с Иовом.
Бог спросил Сатану, что тот думает о Иове, воистину благочестивом человеке. Сатана ответил, что Иов любит Бога лишь потому, что Бог осчастливил его богатством, здоровьем и семьей. Бог разрешил Сатане испытать Иова. Сперва, было уничтожено все его имущество. Затем ветер убил его детей. Иов продолжал восхвалять Бога, лишь сетуя, дескать, Бог дал, Бог взял. Затем Сатана поразил его фурункулами. Сидя на пепелище, Иов горевал, но не винил в этом Бога.
Наконец, не выдержав, он проклял тот день, когда родился. Он понял, что его жизнь лишена смысла, и что ему остается лишь умереть. Он не понимал, почему Бог заставляет человека страдать.
Это хорошая история, и Пол имел к ней непосредственное отношение.
Бог пришел к Иову с вихрем и сказал ему, что тот не вправе вопрошать Бога, потому как Бог — царь вселенной, не отвечает ни в чем перед своими творениями и не нуждается в их одобрении.
Пол всегда думал, что это какая-то отговорка. Бог дал Иову страшный ответ, который сводился к одному: Я — Бог, а ты никто, поэтому не проси меня оправдываться перед тобой.
Тем не менее, ответ был таким.
Поговори с нами, Господи. Если ты не развариваешь с нами даже в такое темное и горькое время, почему мы должны хранить тебе верность?
Евреи боролись с холокостом более шестидесяти лет, пытаясь вернуть веру в справедливого и милосердного Бога. Миллионы их были отравлены в газовых камерах, расстреляны, сожжены в печах лагерей смерти. Пол не знал, что человечество сделает с Богом, когда и если закончится эта чума. Если же Бог не нуждается в людском одобрении, то сможет пожертвовать им.
Старозаветный бог наградил Человека за такое своенравие мором и убийствами. Но как Иов, по сути, сказал, что еще ты можешь сделать со мной, чего не делал?
Пол надел респиратор и вышел в ранние сумерки. Гигантские клубы дыма ползли по небу, извиваясь, словно в муках. Он несколько минут стоял и наблюдал, как зеленый ландшафт медленно превращается в серую пустыню. Он думал о других выживших, бродящих в пустыне, одиноких и лишенных надежды. Это то место, где люди смотрят в лицо самим себе и узнают, кто они на самом деле. В войне и невзгодах мы узнаем свою истинную натуру. На смертном одре, наше проклятие как земных существ в том, что мы смотрим в зеркало нашей обнаженной души, и видим, кто мы есть на самом деле.
Хрустнув коленями, он присел и стал смахивать золу с припасов. Ему нужно было рассортировать их и загрузить обратно в «Брэдли». Фонари, печка Колмана, баллоны с пропаном, масло для чистки винтовочных стволов и машинное масло, аптечка, клейкая лента, жгут, бечевка, рулон пластиковой ленты, мешки с солью, витамины, туалетное ведро, известка, кофейник, алюминиевая фольга, мыло, лапша быстрого приготовления, бобы, водонепроницаемые спички, болторезы, энергетические батончики, спальники, карманные фонарики, его потрепанный томик библии.
Господи, разрушил бы ты Содом, окажись я там?
Авраам просил Бога пощадить Содом и Гоморру, ведь так он уничтожит невинных вместе с нечестивцами. Он спросил Бога, разрушит ли он город, если в нем живет всего если в нем живет всего лишь пятьдесят невинных, но Бог не послушал его. пятьдесят невинных, и Бог сказал, что нет. Он спросил Бога, разрушит ли он город, если в нем живет всего если в нем живет всего лишь пятьдесят невинных, но Бог не послушал его. сорок пять невинных, и Бог сказал, что нет. И так он торговался с Богом, сорок, тридцать, двадцать. В конце концов, остановился на десяти. Пол всегда хотел знать, почему Авраам не просил милосердия, даже если бы один невинный человек жил в этом городе.
Пол решить стать праведником, чтобы спасти мир от Божьего гнева, но не знал как. Это мир, где праведники гибнут первыми.
Он просил у Бога совета, но тот не отвечал.
— О, господи, — сказал Этан.
Он помнил сюжеты в новостях про бедных детей из развивающихся стран, которых доставляли в госпитали Соединенных Штатов, где у них удаляли гигантские доброкачественные опухоли. Эти причудливые существа носили на лице по двадцать футов плоти. Опухоли представляли собой большие массы ткани, сформировавшиеся в результате аномально быстрого воспроизведения раковых клеток.
У Даки на бедре росло нечто похожее, но это не обычная опухоль. Это было обезьяноподобное существо. Свернувшееся в позу эмбриона оно дышало, и, по-видимому, спало. Этан увидел, что водитель разрезал себе брюки, чтобы освободить постоянно растущую тварь. Теперь он понимал, почему солдаты унесли водителя сюда, подальше от других выживших. Они не хотели, чтобы другие видели Даки в таком состоянии.
Сержант спросил водителя, как тот себя чувствует. Даки перевел взгляд на Сержанта, но выражение его не изменилось.
Стрелок покачал головой. — Он дышит-то уже еле-еле, — сказал он.
Сержант многозначительно посмотрел на Этана. — Итак. Ты же сообразительный. Что думаешь?
Этан осмотрел штуку, растущую из бедра Даки, стараясь ее не трогать. Похоже на рак, но это не рак, это паразит. Он не верил своим глазам. Видимо, все тело этого человека полностью превратилось в донора этой растущего существа. Похоже, что тварь перестроила внутренние органы Даки, и, давя на мочевой пузырь, заставляла его почти непрерывно мочиться какой-то мерзкой, вонючей розовой жидкостью.
С чисто научной точки зрения, зрелище было захватывающее, почти сверхъестественное, но с человеческой — ужасное и омерзительное.
— У нас мало времени, — сказал стрелок.
— Что скажешь, док? — спросил Сержант. — Сможешь его починить?
— Я не понимаю, что именно вы от меня ждете.
Сержант протянул Этану нож.
— Сможешь его починить?
Этан едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Сержант не тот человек, которому можно смеяться в лицо, когда один из его людей умирает.
Сержант добавил, — Я стерилизовал его. Он чистый. Алкоголя и марли у нас полно.
— Он может не пережить операцию.
— Даки крепкий сукин сын, — Он слабо улыбнулся водителю. — Мы накачаем тебя как следует, Даки. Ты ничего не почувствуешь.
— Сержант, мне жаль вашего парня, — осторожно сказал Этан. — Но ему уже ничем не поможешь.
— Значит, я ошибся, вытаскивая твою задницу из госпиталя?
— Сержант, вы не правильно меня поняли. Подобная процедура потребует команду настоящих врачей и примерно полдня в настоящем госпитале. Я школьный учитель математики. И у меня хватает ума понимать, что я могу лишь убить этого парня. Посмотрите на эту маленькую кровоточащую ранку. Похоже, он пытался сам вырезать себе опухоль еще в «Брэдли», но от боли не закончил. Думаю, что в какой-то момент паразит отделится. Видите, тут у него уже формируются ноги, но сейчас его снабжает кровью вся кровеносная система. Если я вскрою опухоль, то если Даки не погибнет от болевого шока, то от потери крови точно…
— Срань господня, — прошептал Стив. Он отшатнулся от водителя и шлепнулся на задницу.
Глаза паразита открылись, и он стал изучающее разглядывать всех. Голова, соединяющаяся с телом тонкой пленкой прозрачной слизи, зашевелилась. Мужчин передернуло от отвращения. Даки смотрел на тварь широко раскрытыми, полными беспомощного ужаса глазами.
Существо начало осознавать происходящее вокруг. Оно буквально рождалось у них на глазах.
— Спокойно, Даки, — сказал Сержант неуверенным голосом. — Даже не смотри туда.
Этан указал на морду твари и сказал, — Видите, что она может двигаться, а Даки нет. Паразит сейчас сильнее своего хозяина, и он…
Он вскочил на ноги и с криком бросился бежать.
Сержант гнался за Этаном под темнеющим небом, зовя того по имени, кашляя от дыма и пепла, из-за которого почти ничего не было видно. Крошечная зеленая фигурка мерцала как пламя свечи в пятидесяти футах от него. Крики разносились во все стороны.
Внезапно Этан, задыхаясь, рухнул на колени. Солдат подбежал и тяжело опустился на одно колено рядом с ним, все еще кашляя.
— Дай посмотреть, — сказал он.
Этан стонал и дрожал, прижимая к себе окровавленную руку.
Пол с Тоддом подбежали и удивленно уставились на него.
— У него шок? — спросил Пол.
— Нет, — ответил Сержант. — Во всяком случае, не физический.
— Тебе нужна помощь?
— Что с ним стряслось? — спросил Тодд, хлопая глазами.
Сержант наклонился к уху Этана.
— С тобой все в порядке, — тихо и спокойно сказал он. — Теперь дай посмотреть.
Он все еще сомневался в увиденном, пока Этан медленно не раскрыл трясущуюся руку и не показал окровавленную культю, на месте которой раньше был указательный палец. Этот уродец откусил мне его. Сожрал с хрустом. Его маленькие черные глазки блестели от ненависти.
Этан с бледным и удивленным лицом смотрел на свою руку.
— Кто-нибудь, дайте аптечку, — сказал Сержант.
— Я принесу, — сказал Пол, и побежал к «Брэдли».
— И побольше воды, Преподобный, — крикнул Сержант ему в след. Он оторвал полосу ткани от рубашки учителя и крепко перевязал руку. — Мы позаботимся об этом, — сказал он Этану. — С тобой все будет в порядке. Сейчас сделаем компресс, окей? Потом как следует прочистим, и я зашью рану.
Тодд опустился рядом с Этаном на одно колено и сказал, — Ты жив, мужик. Ты жив.
— Все в порядке, — сказал Сержант. — Ничего страшного.
Этан что-то прошептал. Сержант наклонился поближе.
— Убей. Его.
— Да ну брось!
Этан поморщился и зажмурил глаза от боли.
— Это не убийство, а милосердие. Быстрее, пока…
На заправке раздался выстрел ружья Стива. Потом второй.
— Позаботься о нем, — рявкнул Сержант.
— Сержант? — воскликнул Тодд.
Сержант вскочил на ноги и бросился назад через парковку. — Нет, черт побери, нет!
Он обнаружил Стива, стоящего с дымящимся ружьем над трупом Даки. Глаза у него были дикие.
— Что случилось? — спросил Сержант.
— Та тварь, — сказал Стив, дрожа от отвращения и ярости. — Та гребаная тварь.
Сержант присмотрелся получше, но увидел лишь тело Даки, лежащее на земле, как пустая оболочка, и распростертое рядом тельце существа.
Еще он заметил, что паразит съел кусок ноги Даки.
Уэнди вернулась как раз в тот момент, когда Сержант нес обмякшее, завернутое в одеяло тело Даки. Он нес его легко, как ребенка, на небольшую возвышенность неподалеку, окруженную дубовыми деревьями. Там, рядом с выкопанной ямой, уже собрались Пол, Тодд и стрелок. Они спросили ее, где Энн. Уэнди покачала головой, в ужасе уставившись в пустую яму, чувствуя исходящий оттуда холод смерти. Она сказала, что Инфицированные близко. Все замолчали, опасаясь, что с Энн случилось худшее.
Сержант со Стивом осторожно опустили тело в яму.
— Он знал, что умирает, и все же продолжал делать свою работу до самого конца, спасая наши жизни, — сказал Сержант. — Когда та тварь атаковала нас, Даки продолжал вести машину. Ему было ужасно больно и одиноко, и все же он продолжал вести машину. Ради нас. За это, Даки, прими наши благодарности. Благодаря тебе, мы все еще здесь, и мы будем помнить тебя.
Он кивнул Полу, и тот стал читать нараспев, — Дни человека — как трава; как цвет полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его, и место его уже не узнает его. Милость же Господня от века и до века к боящимся Его. Аминь.
Аминь, — пробормотали выжившие.
Пол опустил на лицо респиратор, а другие натянули на рты мокрые банданы. Стив облил яму бензином и Сержант поджог ее. Все отпрянули от взметнувшегося яркого пламени. Это Сержант настоял на сожжении. Он сказал, что так ничто не сможет выкопать и сожрать его.
Времени на оплакивание не было. Сержант знал, что горе в это время непозволительная роскошь. Они должны найти Энн на дороге, если смогут. Спустя несколько минут выжившие побрели со склона обратно к «Брэдли», уже полностью укомплектованному и подготовленному в путь. В любой другой день они могли бы любоваться видом с этого холма, но только не сегодня. Не этой пустыней, где вдалеке маячили крошечные фигурки. Сержант заметил, что на стоянку грузовиков ворвалась группа беженцев, ищущих еду, воду, оружие и укрытие. «Брэдли» спрятан, но они должны вернуться на дорогу немедленно. Днем появится еще больше беженцев, еще сильнее отчаявшихся, а за ними придет Инфекция.
Энн ждала их у «Брэдли», держа руки на бедрах. Ее голова и плечи были обернуты тряпьем, покрытым опавшей золой. Рубашка забрызгана свежей кровью. Она стянула с головы тряпье и бандану, обнажив улыбающееся лицо. Они раньше не видели ее улыбки и сочли ее нелепой и в то же время какой-то странно жизнерадостной. Что-то подсказало им, что это не надолго. Все пройдут через это. Они живы, и смогут выживать дальше.
— Не оставляйте надежду, — сказала Энн.
«Брэдли» двигался вдоль Пенн Линкольн Парквэй по открытой, холмистой местности, мимо брошенных машин и колонн усталых пеших беженцев, несущих ружья, рюкзаки и детей. Группы беженцев держались на расстоянии друг от друга, никто не махал и не приближался к «Брэдли». Они шли на запад. Израненная, покрытая пеплом пустыня, которая когда-то была Питтсбургом, осталась позади. Пейзаж здесь был ярко зеленого цвета, внешне нетронутый.
Внезапно машина свернула с шоссе, миновав еще один заброшенный блокпост, и выехала на залитую солнцем двухполосную проселочную дорогу. Они двигались мимо телеграфных столбов, стоявших на равном расстоянии друг от друга, почтовых ящиков, ограничителей скорости, и знаков остановки школьного автобуса. С холмов открывался вид на дорогу справа, вдоль которой густо росли клены, буки и кизил. Вдали, по открытым зеленым полям шагали темные фигуры, кто по одиночке, кто маленькими группами. Воздух был влажный и чистый, его переполняли щебетание птиц и стрекот насекомых.
Через несколько миль «Брэдли» сбавил скорость, миновав вывеску «Ферма вечнозеленых растений Бьюкэнен» и помеченные рождественские елки, а потом свернул на длинную покрытую щебнем дорогу. Там он увеличил скорость и двинулся к видневшемуся вдалеке фермерскому дому, подняв огромное облако пыли. На полу в гостиной они обнаружили высохшие трупы большой семьи. Они улыбались посиневшими губами и обнимали друг друга, а вокруг валялись пустые пузырьки из-под таблеток. Выжившие вынесли тела и сожгли их на заднем дворе, откашливая сажу из легких и наслаждаясь зеленью и ленивым пением птиц. Энн хотела уйти от Питтсбурга подальше, но Сержант сказал, что они останутся на ночь здесь. Пол рассматривал свежие могилы, потом семейные фотографии на стенах, с которых на него смотрели поколения людей, владевших этой землей до Инфекции, и понимал, что мир медленно становится призрачным. А может, призраки это мы, и даже не знаем, что умерли. В конечном счете, выживание стало своего рода чистилищем между миром живых и миром мертвых. Энн вернула Этану его очки, которые она захватила в госпитале, а потом про них забыла, и чистую футболку. Она ничего ему не сказала, но Этан, испытывающий приятное онемение от обезболивающего, понял, что снова принят в команду. Пока Энн разбирала вещи в «Брэдли», он безрезультатно искал свой рюкзак с фотографиями жены и дочери, понимая, что без этих вещей ничего не будет напоминать ему об их существовании. Как и другие, он не имел ни дома, ни даже напоминаний о своей прошлой жизни. Тодд, почувствовавший себя в безопасности, с улыбкой на лице наблюдал за перемещениями других выживших и коротал время, отпуская остроумные шутки. Уэнди почистила свой «Глок», обменялась долгим взглядом с Сержантом, потом поднялась наверх, так как подошла ее очередь мыться в антикварной ванне. Солдаты укрепили дом и, вздыхая, сели в кресла в гостиной. Другие же установили печь, сварили кофе, а потом медленно пили его в тишине, чувствуя себя в безопасности впервые с того времени, как они покинули госпиталь.
Пробили часы в гостиной.
Энн рассказала про лагерь беженцев.
Солдаты, которых она видела на шоссе, были приписаны к Федеральному агентству по чрезвычайным ситуациям. Они пришли из лагеря. Она поговорила с офицером из лагеря по рации в «Хаммере». Лагерь всего в нескольких часах езды отсюда, в Огайо, в местечке Кэштаун.
Убежище. Место, где они, наконец, обретут покой. По настоящему безопасное место.
Выжившие удивленно уставились на нее, не зная, как реагировать на эту новость. После всего случившегося, они были просто счастливы, что живы, вымыты и накормлены в этом доме. Они не могли переварить идею, что их путешествие может скоро закончиться.
После нескольких мгновений напряженного молчания Пол сказал, — Что ж, аминь.
Другие выжившие рассмеялись и эхом повторили, — Аминь.
Ночь прошла без кошмаров.
На следующее утро Энн исчезла.