Полиция прибыла в исторический музей полчаса спустя. В считаные секунды большую площадь перед зданием заполонили патрульные машины с включенными мигалками, подъехал фургон бригады судебных экспертов.
– Зачастили, – мрачно перешептывались охранники, дежурившие у главного входа в здание.
Музей быстро оцепили до выяснения всех обстоятельств. Персонал и практикантов попросили собраться в одном зале, чтобы расспросить о случившемся, но никто не мог сообщить ничего, что пролило бы хоть какой-то свет на случившееся.
Вопросы задавали следователи Юрий Карамзин и Андрей Чехлыстов, и всем студентам сразу стало понятно, кто здесь «плохой» полицейский, а кто – «хороший». Карамзин и Чехлыстов, сами того не желая, соответствовали знаменитым штампам из современных детективных фильмов на все сто процентов. Карамзин вел себя жестко и требовательно, Чехлыстов старался всячески сгладить острые углы.
Юрий Карамзин служил в полиции больше десяти лет, но в этот город перевелся лишь недавно. Андрея Чехлыстова назначили ему в напарники, чтобы оказывать поддержку на новом месте, и они неплохо сработались, хотя по характеру были совершенно разными. Карамзин вечно хмурился и на всех смотрел как на подозреваемых. Улыбка редко освещала его лицо. Андрей был более открытым и добродушным, умел ладить с людьми, но при этом считался настоящим профессионалом своего дела. За годы службы в полиции он раскрыл больше преступлений, чем кто-либо другой из его коллег. И вот сейчас они пытались выяснить причины и обстоятельства смерти Константина Аркадьевича Перелозова.
Единственным свидетелем происшедшего оказался практикант Степан Бузулуцкий, об этом следователям сказали все, кто выбежал на служебную лестницу сразу после падения Перелозова. Поэтому Степану было уделено особое внимание. Его отвели в отдельный кабинет и практически засыпали вопросами, пока он сидел перед следователями, опустив голову и заметно робея.
– Мне уже шепнули, что ты недавно сильно повздорил с погибшим, – без долгих предисловий заявил Карамзин, пока Чехлыстов с любопытством разглядывал необычные татуировки, украшающие правый бицепс и предплечье студента. – Не расскажешь, по какому поводу ругались с Перелозовым?
– А почему вы меня об этом спрашиваете? – поднял голову Степан. – Если вам об этом шепнули, так и обо всем остальном должны были сообщить.
– Мы хотим услышать твою версию.
– Меня что, подозревают в чем-то? – напрягся Бузулуцкий.
– Это уж мне решать, – начал терять терпение следователь. – Так из-за чего поругались?
– Мы не ругались. Просто ему не нравятся… не нравились, – подумав, уточнил Степан, – мои татуировки. Он вообще всегда косо на меня смотрел, когда приходил читать лекции в наш университет.
– Он вел у вас какие-то занятия? – удивился Андрей Чехлыстов.
– Да, пару месяцев назад. А потом мы к нему попали на практику.
– В университете он выражал недовольство твоими наколками? – сухо осведомился Карамзин.
– Он вообще всегда был чем-то недоволен. Вечно к чему-то придирался. Но в универе было много студентов, поэтому он распределял свое недовольство на всех. А здесь, в музее, он почему-то на мне одном сосредоточился.
– Так что же случилось? – спросил Чехлыстов, делая пометки в блокноте.
– Я уже рассказывал обо всем вашим коллегам…
– Но нам проще у тебя узнать, чем играть в испорченный телефон! – вскипел Карамзин.
Студент чуть заметно вздрогнул:
– Он пригласил меня для разговора, я поднимался по лестнице… И увидел его… Константин Аркадьевич выбежал на лестничную площадку, громко что-то крича.
– И что он кричал? – задал вопрос Чехлыстов.
– Это были не слова, – чуть слышно ответил студент. – Он просто вопил. Ну, будто бы сильно чего-то испугался.
– Об этом и другие говорили, – шепнул Андрей напарнику.
– Он был там один? – тут же спросил Карамзин.
– Да, – и глазом не моргнул Степан. – Больше я никого не видел. И он бросился через перила у меня на глазах.
– Значит, самоубийство? Но по какой причине?
– Откуда мне знать? – пожал плечами студент.
Вскоре один из членов криминалистической группы позвонил Андрею Чехлыстову и сообщил, что на видеозаписях камер слежения никого постороннего не видно.
«Он бежит по залу, затем выскакивает на лестничную площадку. И через какое-то время его будто швыряет через перила», – раздалось из динамика, когда Андрей включил на телефоне громкую связь.
– Швыряет? – хмурясь, переспросил Юрий Карамзин. – Как это?
– Прыжок на видео выглядит как-то странно. Но рядом точно никого нет, только непонятные тени по стенам скользят. Наверное, от веток деревьев, там же крыша стеклянная.
– Я должен сам это увидеть. А что свидетель? – спросил Юрий, буравя притихшего Степана тяжелым взглядом.
– На записи видно, как он поднимается по лестнице парой этажей ниже. А потом он уже вне зоны видимости. Но когда на лестницу выбегают люди, он стоит этажом ниже места прыжка погибшего.
– Проверим, – кивнул Карамзин. Андрей выключил связь, и Юрий пристально взглянул на Степана. – Ладно, пока можешь быть свободен. Если появятся вопросы, мы тебя отыщем.
Андрей записал номер телефона практиканта, а затем следователи отправились осматривать место происшествия.
– Жуть, – выдохнул Егор Кукушкин, когда Степан вышел в коридор. – Они так допрашивают, будто в чем-то тебя подозревают. Я уже отцу позвонил, он сейчас сюда приедет.
– Зачем? – не понял Степан.
– Ну он же сам бывший следак. Может, в его присутствии они не станут так сильно до нас докапываться.
– Что-то я в этом сомневаюсь, – невесело произнес Бузулуцкий.
Окутанное тьмой бледное лицо незнакомки, сбросившей Константина Аркадьевича с лестницы, все еще стояло у него перед глазами. И еще та странная темноволосая девица, возникшая словно из ниоткуда, а затем куда-то пропавшая. Но Степан уже и сам не был уверен, видел он все это на самом деле или нет. Вот и камеры слежения ничего не зафиксировали. А обе дамы будто растворились в воздухе.
Начни он рассказывать об этом следователям, только получит лишние проблемы. С полицией у Степана были связаны не самые приятные воспоминания, поэтому он старался держаться от них подальше. Перелозов мертв, и этого не изменить. Но по крайней мере теперь никто не будет портить ему жизнь до окончания студенческой практики.
Было и еще кое-что, о чем Степан не рассказал никому, даже Егору Кукушкину. Парень, укравший венец Марголеаны во время ограбления, назвал его Бузей… А так Степана называли лишь несколько человек. Все это были люди из далекого прошлого, и он искренне надеялся, что там они все и останутся. О том, что его с ними связывало, Бузулуцкий даже вспоминать не хотел.