Игры Эн Ро Гримм

Глава 22. ПОРВАННАЯ СТРУНА

На секунду перехватило дыхание.

«Простите», – хотел сказать Джек, но промолчал усилием воли.

– Прежний план в силе? – произнёс он вместо этого спокойно.

– Угу, – кивнула Ширла. – Но с небольшими изменениями. Внимай… и ешь давай, силы тебе понадобится.

Пока Джек расправлялся с ужином, она вкратце рассказала, что произошло за последние сутки. Начала с хороших новостей: ловушку им всё же удалось закончить в срок. Ещё до рассвета, рискуя столкнуться с великаном или напороться на стаю нэнов, Ширла вернулась к яме и углубила её, а потом спустилась на верёвке вниз и высадила на дне семена ползучих силков.

– Ну а потом я немного ускорила их рост, – добавила она. И поморщилась, словно вспомнив что-то неприятное: – Вообще есть два способа провернуть нечто подобное. Первый – это быть…

– Фейри-дедом? – подсказал Сирил вежливым, нейтральным голосом, глядя исключительно в собственную чашку.

«Готов спорить, он это делает, чтобы отвлечь Ширлу и рассмешить», – подумал Джек.

– Типа того, – Ширла и правда улыбнулась. И расслабилась немого, хотя по-прежнему выглядела измождённой. – Ну или прекрасной фейри-девой, ну, из тех, что ступают по земле, а из их следов вырастают цветы… Я, как вы догадываетесь, умники, ни то, ни другое. И не такая могущественная колдунья, как моя мама, – вздохнула она и чуть поёрзала на месте, машинально стягивая плащ на груди, словно от озноба. – Так что остаётся второй способ: пожертвовать земле и семенам кусочек себя, ну, буквально. Поэтому я окропила свежие посадки своей кровью, прочитала доброе напутствие, а потом Фредди с Эшлинг вытянули меня наверх на верёвке. Проще, чем приготовить яичницу.

– Неправда, – нахмурилась Эшлинг. – Ты потеряла много крови, побледнела и лишилась чувств. Это было сложное дело.

Ширла только отмахнулась.

– Ну, если честно, яичницу я тоже готовлю с трудом… Ну, главное, что оно позади. А вы меня подстраховали, ребятки, даже без доброго парня Джека, и вытащили, за что спасибо вам пребольшое. Короче, силкам кровь колдуньи пришлась по вкусу, они рванули в рост как на стероидах. Если б Фредди потянул за верёвку чуть позже, то меня бы уже сожрали… Чего такие грустные рожи? Радуйтесь! – извернулась она и, опираясь на руку, дотянулась сперва до Альфреда Росса, потом до Эшлинг и ткнула их по очереди пальцем. Сирила попыталась достать тоже, но он уклонился с изяществом кота-мизантропа. – Мы же этого и хотели!

Не вдаваясь в подробности, она рассказала, как потом почти весь день они таскали силкам «подачки» – живое ещё зверьё. Рыбу, крыс, птиц – кого сумели поймать. На щедрых подношениях – не без помощи колдовства – силки продолжали расти, и к вечеру заполонили уже треть ямы.

– А потом я разбросала кругом приманку – тряпки, которыми вытирала твою кровь, – оскалилась Ширла. – И, думаю, кто-то купился и свалился в яму, потому что к рассвету силки подросли ещё. И там даже видно несколько ловчих коконов – такие штуки, похожие на куколок из паутины, которые делает паук. А внутри что-то типа мухи… только побольше.

– Нэны? – спросил Джек, просто чтобы поддержать разговор.

Отчего-то ему стало неприятно от мысли, что его кровь использовалась для ловушки, хотя решение было вполне логичным – может, он бы и сам предложил нечто подобное, если б не валялся без сознания.

– Ну да, или ещё какие-то местные твари, типа тех гончих, которые тебя покусали, – вздохнула Ширла. – Эх, жаль, что не спригган, это бы всё сильно упростило… О чём задумался? – и она пихнула Джека в бок. – О том, где раздобыть вакцину от бешенства? Надо спросить у Неблагого, прививал ли он своих призрачных гончих, ха-ха!

Ширла засмеялась, но никто не улыбнулся даже; она закашлялась и неловко умолкла. Эшлинг сидела мрачная и торжественная, словно мысленно готовилась к жестокой схватке, возможно, последней в своей жизни. Альфред Росс выглядел откровенно усталым – и растерянным, он почти не слушал разговор и иногда принимался что-то бормотать себе под нос, хмурясь.

– Мне тоже начинать бояться? – осведомился Сирил тем самым своим изумительным ровным тоном «я-ни-в-коем-случае-не-шучу». – Я ведь тоже пострадал от укуса одного дикого лиса. Одичавшего.

– Эй! – возмутился Джек искренне. – Вообще-то я тебе жизнь спасал! Сколько ты собираешься припоминать мне эту маленькую оплошность?

– До тех пор, пока не исчезнет шрам у меня на спине? – невинно откликнулся Сирил. Краешки губ у него были приподняты; в глазах тоже читалась улыбка, точнее, то особенное расслабленно-весёлое выражение, которое бывает у людей, после долгих лет дискомфорта обнаруживших себя в правильном месте, в правильное время, в приятной компании. – Впрочем, учитывая все твои прошлые грехи – ничего нового. Ты просто снова виновен, – и он с той же очаровательной полуулыбкой провёл себе пальцем по шее, чуть запрокидывая подбородок.

Джек невольно сглотнул. Ширла рассмеялась снова, на сей раз уже действительно непринуждённо.

– Слушай, отдай ему уже свою голову. Покончите со всеми своими недоразумениями раз и навсегда, – фыркнула она. – Так, ладно, пошутили и хватит. К делу. Как там твоя нога?

Вопрос был не из тех, от которых можно отмахнуться или ответить формально. Джек отложил миску, встал и прошёлся, прислушиваясь к себе. Если полностью перенести вес на травмированную ногу, то она начинала предательски ныть – не настолько сильно, чтобы начать прихрамывать снова, но ощутимо.

– Справлюсь, – наконец вздохнул он, снова подсаживаясь к костру. – Ничего критичного. Ну, то есть на двух ногах я бы не рискнул участвовать в забеге, но на четырёх лапах и в лисьей шкуре – почему нет?

– Мне бы твою уверенность, – пробормотала Ширла. И продолжила решительно, подняв взгляд: – Ладно, на чудо я и не надеялась. Короче, из твоих ночных приключений я сделала главный вывод: нельзя всё ставить на одну лошадку. Ну, на одного лиса. Тем более сейчас, когда ты вымотан, истощён, а колено в любой момент может подвести.

Джек ощутил укол совести.

«Если бы я был внимательнее, когда бежал…»

– Слушай, я уже практически в порядке, и…

Наверное, это был не совсем правильный выбор слова, потому что Ширла практически взорвалась.

– В порядке! У-у-у! – взвыла она, вскочив, словно хотела ему врезать. Но удержалась усилием воли и просто ткнула в него пальцем: – Посмотри на себя! Ты бледный! Ты тощий, как псина! У тебя щёки ввалились, а щетина похожа на плесень!

Джек машинально вскинул руку и ощупал клочковатую поросль на лице.

– Эй! Неправда! И вообще, критиковать чужую внешность…

– Правда, – заметил Сирил негромко, и желание спорить как-то сдулось. – И сядь уже.

– Я не… – начал было Джек и тут понял, что он и впрямь успел когда-то встать, а теперь нависал над Ширлой, похожей на маленького злобного цыплёнка. – Окей, окей, мир. Если что, я не хотел на тебя давить. Прости.

– Принято, дылда, – буркнула она и тоже села. – Ты тоже меня прости, хотя орать на тебя я хотела. И сейчас хочу. Но смысла не вижу… Короче, оправился ты или нет, но я не пущу тебя бегать в одиночку по пустошам в поисках великана. Во-первых, ты сто процентов устанешь ещё до того, как найдёшь его. Не от бега, так от постоянного напряжения. Во-вторых, что ему мешает напасть на нас, пока ты где-то там бегаешь?

– Вы можете спрятаться в пещере или даже спуститься поглубже, – возразил Джек.

Ширла закатила глаза:

– Гениальная мысль, умник. А кто тебя будет прикрывать, если арфа всё-таки вылезет сегодня, а не завтра? Предлагаешь повесить тебе на шею колокольчик Сирила? Или мой фонарь дать в зубы?

Джек хотел сказать: «Почему бы и нет?» – но почти сразу сообразил, что колокольчик с шеи может соскользнуть.

– Учитывая, что я буквально меняю свои габариты на бегу, может получиться нехорошо, – согласился он неохотно. – И тащить твой тяжеленный фонарь в зубах можно, когда ты размером с лошадь, а вот обычной лисице это неудобно… И что ты предлагаешь?

– Выманить сприггана в то место, которое будет удобно нам, а не ему, – ответила Ширла и оскалилась. – Думаю, ты и сам догадываешься, как можно привлечь его внимание издалека.

Невольно Джек перевёл взгляд на Сирила.

– Правильно мыслишь, – ровно откликнулся тот. – Звук скрипки может быть очень громким, в диапазоне от восьмидесяти до ста десяти децибел. Чтоб ты понимал, рок-концерт – это примерно сто пятнадцать децибел… Так что великан меня заметит, я гарантирую. Проблема в том, что убежать я не смогу. Я, э-э… слишком увлекаюсь.

– Он ничего не видит и не слышит вокруг, когда играет, – наябедничала Ширла. – Ну и вообще у него физическая форма похуже твоей, Джек. Без обид, Сирил… Короче, я раздумывала над другими вариантами. Ну там запалить костёр в определённом месте и так далее, но это менее надёжно: если ветер будет дуть в другую сторону, то спригган может и не почуять дым. А мы не можем себе позволить караулить его всю ночь. Если б у нас был, например, охотничий рожок…

– Ничего бы не изменилось, – сказала Эшлинг веско. – От этого чудовища способен убежать только Джек.

«Получается, ответственность всё равно на мне».

– Ощущаю давление, – пробормотал он. И улыбнулся: – Шучу. И что ты предлагаешь?

Ширла интригующе наклонилась к нему, скрестив руки под грудью, и двинула бровями:

– У меня есть гениальная идея. Посадить Сирила тебе на шею, вернее, на спину. Он будет пилить свою скрипку, а ты – внимательно смотреть по сторонам. Увидишь сприггана – беги со всех лап и уноси Сирила.

– А он не свалится? – с сомнением протянул Джек. – Погоди, это звучит, как будто я уже согласился, но…

Она сощурилась:

– Ты согласишься. А что до Сирила, то у нас есть замечательная длинная верёвка. Я с ней поговорю, и она охотно скрепит ваши узы. Боевые узы, я имею в виду, – хохотнула Ширла. – А когда Сирил попросит – сама развяжется. Ничего сложного, я так для рыбаков уговаривала леску распутаться. Ну, или запутаться – смотря по их поведению.

…План не предполагал, что Джек будет таскать на спине Сирила всё время – надо было донести его только до контрольной точки примерно через пятьсот метров. Там была удобная пещера с несколькими ответвлениями. Альфред Росс и Эшлинг собирались отвлечь сприггана, чтобы позволить Сирилу спуститься на землю и потом спрятаться в подземном туннеле.

– Ну а потом ты чихнёшь в него огнём, в великана, я имею в виду, он снова рванёт за тобой – прямиком к ловушке, – азартно излагала план Ширла. – Фредди с Эшлинг тоже спрячутся, на всякий случай. А ты заманишь сприггана к яме с силками, и вуаля, дело сделано! Да, до ямы от контрольной точки тоже метров пятьсот-шестьсот, и примерно на полпути я буду прятаться и подстраховывать тебя. Даже если эта чёртова арфа вылезет не вовремя, я тебя прикрою. Ну, а Сирил прикроет остальных своим серебряным колокольчиком. Как тебе план?

– Ужасный, – честно ответил Джек. – Могу поспорить на золотую монету, что обязательно где-то что-то пойдёт не так.

– О, ну это обязательно, – согласилась Ширла охотно. – Но попробовать стоит. Тем более что лично я ничего лучше уже не придумаю… Твоя нога точно в порядке?

«Беспокоится за меня».

– Достаточно в порядке, чтобы я справился, – хмыкнул он как можно более беззаботно. – Если что, случайно падать в яму с силками и трагически помирать я не собираюсь. У меня большие планы на эту жизнь, знаешь ли.

– Смотри не сглазь, – добродушно поддел его Альфред Росс. – Мой Чарли тоже говорил про большие планы на жизнь, когда сел на этот чёртов байк и… – и он вдруг осёкся, бледнея.

По пещере словно холодок пронёсся, вызывая мурашки по спине.

«Он вспомнил сына? – подумал Джек; у него тянуло под ложечкой, как если взглянуть вниз с большой высоты. – Преодолел чары Неблагого и вспомнил?»

– Чего там с байком, а, Фредди? – спросила Ширла, искоса глянув на него.

Вид у неё тоже был напряжённый; похоже, что не только Джек подумал о том, что память к Альфреду вернулась… Но, так или иначе, Альфред успел овладеть собой. Лицо у него по-прежнему было окаменевшее, словно не живое, однако когда он заговорил, то голос его звучал вполне обычно.

– Да неважно. И если так подумать, то нисколько Джек на моего Чарли не похож, – добавил он тихо, невпопад. – Ты-то весь душа нараспашку, хотя секретов у тебя на самом деле хватает… А Чарли был нелюдимый, сердитый, на язык злой. Только мы с Молли и знали, что он-то домашний мальчик, добрый, маму с папой любит… Хоть он и злился, когда Молли его обнимала. На тебя, пожалуй, похож, – обернулся он к Сирилу.

– Значит, мне повезло, что мать меня никогда не обнимала, – елейным голосом ответил тот. – А то мало ли что я бы сказал своим злым языком.

– Не язви, – хмыкнула Ширла, поднимаясь. – Надо быть дружными и поддерживать друг друга в критической ситуации, всё такое. Ну, за работу? У нас есть пара часов до заката, как раз успеем отрепетировать.

Посуду после трапезы никто мыть не стал.

Как философски заметил Альфред, если всё пройдёт удачно, то отчистить её можно и потом. А если неудачно – посуда им больше не понадобится. Джек не спорил, но пока все собирались, отлучился всё-таки побриться и заодно ополоснул чашки, просто так, на удачу. Одна треснула; как назло, он не мог сообразить, чья эта.

– Пусть будет моя, – пробормотал он, выставляя чашки у костра. – Я-то справлюсь, даже если что-то пойдёт не так… Так что если что и случится, то пусть со мной.

Утешало его то, что в полумраке трещина выглядела почти незаметной.

Ширла провела за эти сутки действительно впечатляющую работу.

Ползучие силки выглядели отвратительно. Они, вероятно, побаивались солнечного света, а потому сбились в кучу в той части ямы, куда не попадали прямые солнечные лучи. Верней, сейчас уже косые, ржаво-тёплые: солнце изрядно наклонилось к горизонту, и то ныряло в розовато-оранжевые облака, то снова появлялось, но уже ниже. Жирные, маслянисто блестящие лианы и впрямь напоминали щупальца; они были сизого цвета, но с разных углов выглядели то синеватыми, то зеленоватыми, то трупно-серыми. Кроме самих лиан – «ловчих лоз» – росли ещё прямые жёсткие побеги с широкими, больше мужской ладони, гладкими листьями чуть вытянутой формы, тоже сизыми. По словам Ширлы, листья давали тень, так необходимую силкам.

– Говорят, тут, на землях Эн Ро Гримм, есть целый лес – целиком из этой мерзости, – рассказывала она чуть нараспев, как старую легенду, глядя вниз, на беспокойно шевелящиеся лозы, похожие на червей или змей. Глаза у неё сейчас выглядели тёмными, но одновременно сияли, как у настоящей древней колдуньи. – Буквально лес! Там побеги мощные и разветвлённые, как старые дубы; кроны сплетаются, образуя сплошной покров, и ни один лучик солнца не пробивается сквозь него. Ловчие лозы там хитрые и наглые – их не отпугнёшь каким-то там обычным факелом, нужен колдовской огонь… или рябиновый дым – он получается, когда горит масло, настоянное на ягодах рябины. Или рябиновые благовония… Видишь, как лианы блестят? Это сок. Он ядовит. Сначала немного жжётся, а потом парализует. Дыхание замедляется, мысли тоже… но думать ты продолжаешь, увы. И всё чувствуешь – как тебя пеленают лозы, как смыкаются они в кокон, и сока становится больше. Как побеги прорастают сквозь тебя, хотя ты ещё жив; как ты превращаешься в пищу для них… Иногда, после обильной трапезы, силки расцветают – прекрасные соцветия-грозди цвета индиго, похожие на глицинию. Очень редко вызревают семена. Если хочешь выжить врага из дома – подсади к нему в сад силки и жди, – ухмыльнулась Ширла. – С этой целью обычно семена и покупают. Ну, а я отобрала их у дебила, который решил, что одинокая девушка – лёгкая добыча, – закончила она уже обычным голосом, без напевности и сказочности.

– Соболезную ему, но не сочувствую, – откликнулся Джек, глянув ещё раз в яму. – Бр-р… А они не разрастутся тут по округе? Ну, силки.

– Вряд ли, им здесь нечего жрать, – Ширла присела на корточки у края, подоткнув плащ, и скинула вниз камешек. Лозы потянулись к нему, на звук, но быстро сообразили, что съедобным там не пахнет – и с шелестом втянулись обратно в тень. – Им нужно живое, лучше разумное. Чем больше страха, горя – тем лучше… Ну и я там на стенках и на дне вырезала обережные знаки. За пределы ямы силки не вылезут, а потом, если всё пройдёт удачно, и мы нейтрализуем арфу – вернусь сюда с рябиновым маслом и просто выжгу всё к чёртовой матери. Жюли поддержит, думаю.

Поверх ямы они выложили несколько жердей – близ болотца, на которое наткнулась вчера Ширла с компанией, рос орешник. Сверху накидали веток и травы. Маскировка вышла так себе, если честно, только таблички не хватало: «Внимание, коварная ловушка». Но потом Ширла пошептала над ямой – и она стала выглядеть точь-в-точь как окружающие пустоши с редкой и скудной растительностью.

– Халтура, конечно, если присмотреться – морок исчезнет, – недовольно нахмурилась она. – Но на бегу и ночью сойдёт. Главное, сам не свались.

Джек покосился на яму, где, невидимые сейчас, копошились силки, и искренне пообещал быть очень внимательным.

До заката они успели многое. Ширла в сопровождении Эшлинг обследовала все пещеры, которые собиралась использовать в качестве убежища на промежуточных точках маршрута, и исписала их колдовскими знаками – на удачу, для укромности, отводящими зло… Действовала она с такой экспрессией, что это больше походило на акт вандализма. Джек даже спросил, не рисовала ли она раньше граффити; Ширла сначала сердито зыркнула из-под капюшона, но потом призналась, что было дело.

– У нас маленький городок, но не самый благополучный, – сообщила она неохотно, отворачиваясь и поглубже напяливая капюшон. – А я была маленькая дура. Поднабралась колдовских знаний и решила нести добро. Убегала по ночам и разрисовывала стены, опоры мостов, таскалась в промышленные кварталы и к заброшкам… Искореняла зло. Расписывала всё, до чего дотягивалась, символами, сулящими благополучие. Сажала цветы там, где были пустыри… В итоге довела себя до истощения, но так ничего не изменила. Что такое одна школьница-изгой против мирового зла?

– А ты была изгоем? – без задней мысли спросил Джек, присаживаясь на камень. В голову лезли мысли о собственном детстве – и о времени, которое он провёл в университете. Как сейчас казалось, бездарно. – Ты выглядишь харизматичным лидером, а не аутсайдером.

– Типичные слова популярного мальчика, – с ехидцей откликнулась Ширла. – Нет, Джек, лидером я не была. Меня дразнили жирухой, а ещё я херово училась. И была слишком мало похожа на женщину, которую называла своей матерью.

– Не сочти за домогательства, но у тебя отличная фигура.

– И снова типичные слова популярного мальчика, без обид, – фыркнула она. Но всё-таки покраснела немного; похоже, что комплимент был ей приятен. – До «отличной фигуры» по меркам занюханной провинциальной школы я должна похудеть размера на три, а лучше четыре, чего делать, естественно, не собираюсь. Пошли они в жопу… У меня не то чтобы совсем не было друзей, – смягчилась она и встала на цыпочки, вырисовывая угольком какую-то хитрую закорючку на стыке потолка и стены. – Просто я часто привлекала внимание девочек такого типа, знаешь, которым нужна страшненькая подруга.

Это звучало как шутка, над которой стоит посмеяться, но лицо у Ширлы стало напряжённое, а движения – скованными.

«Она ведь и впрямь ещё подросток, школьница, – подумал Джек рассеянно. – Сколько ей? Шестнадцать? Семнадцать? Восемнадцать?»

Сам себя он ощущал старше на целую жизнь, хотя и отдавал себе отчёт, что в чём-то Ширла даже взрослее его, и судьба её отнюдь не баловала.

– Если ты ещё раз скажешь, что ты страшненькая, я буду осыпать тебя комплиментами, пока не затошнит, – пригрозил он с улыбкой. – Для «страшненькой подруги» у тебя слишком красивые запястья.

– Режим плейбоя? Ну-ну, – хмыкнула Ширла. – Не бери в голову, обычно я кровопийц и манипуляторш отсекала на подлёте, что мне не добавляло хорошей репутации, но с одной вляпалась прямо крупно. Она была такая умная, драматичная, злобная, но с вайбом типа «мы с тобой две стервы, а эти добренькие тупые котятки ничего не понимают». Выслушивала меня, всегда понимала… А потом я вдруг поймала себя на том, что хоть мы типа на одной волне, но постепенно она меня спихивает в какую-то яму, – вздохнула Ширла, опуская руки. И застыла, чуть сгорбившись. – Пока я читала те же книги, что она, и болела за ту же бейсбольную команду, всё было окей. Но если мне не нравился трек, который она скидывала, то начиналось вот это блеянье трагическим голосом: «Тебе не обязательно разделять мои вкусы, я понимаю». И я себя ощущала дохрена виноватой. Если я вставала в девять утра, а она в полдень, мне нельзя было про это упоминать, потому что её это демотивирует; если моё сочинение похвалили, то хвастаться этим нельзя было тоже, ну ты понял. Короче, когда я поняла, что мы обсуждаем только её и её дела, я психанула, и мы поссорились. Мой психолог говорил, что я зря держу в себе гнев, и надо его выпустить, – весело добавила Ширла. – Он не знал, бедненький, что для колдуньи дать волю ярости – это проклясть обидчика. Мама, кстати, разрешила.

– А ты?

– Ну, я попросила перевести меня в другую школу. Очень трусливо, да?

– Ты спрашиваешь это у человека, который буквально сбежал от проблем.

Ширла неестественно, скрипуче рассмеялась, а потом вытолкала его из пещеры, чтоб не мешал работать. Выглядела она при этом как человек, который рад был возможности выговориться… но ужасно смущён собственной откровенностью.

Репетируя свою роль, Джек не меньше дюжины раз пробежался по маршруту, пока не выучил каждый поворот, каждый камешек на пути. Сирил в это время музицировал в стороне, но на удивление тихо: он что-то прицепил к скрипке, и звук сделался приглушённым. Вообще это больше походило на медитацию, чем на подготовку, но Джек не совался к нему, рассудив, что крепкие нервы во время такой авантюрной операции – едва ли не основной залог успеха… Эшлинг, видимо, тоже больше для собственного успокоения, сопровождала Ширлу. Только Альфреду Россу делать было, кажется, особенно нечего, и он просто сидел на верхушке покатого валуна и наблюдал за тем, как садится солнце.

Наконец основные приготовления были завершены.

– Ну, если кто-то хочет передумать и слиться, то у вас последний шанс, – весело заявила Ширла, когда они собрались у валуна перекусить остатками лепёшек из запасов Сирила и холодным травяным чаем. – Потому что в процессе дезертиров я лично буду отстреливать… Шучу. Итак, у нас тут закат в разгаре, – она с прищуром оглянулась на запад; солнце и впрямь уже коснулось краешком горизонта – и с каждым мгновением проваливалось всё глубже. – Осталось усадить Сирила на ездового лиса, примотать верёвкой и разойтись по позициям. Все готовы?

– Готова отдать жизнь, если понадобится, – откликнулась Эшлинг серьёзно, прижав руку к груди.

– Вот только без пафоса, пожалуйста, у меня на него аллергия, – скривилась Ширла. – Так, давай сюда свой меч. Я уже наложила днём чары, но сейчас перепроверю… Помнишь, что надо делать?

– Указать мечом на врага и сказать «рази», а дальше он сам.

– Бинго. Хорошая девочка…

Перепроверив снаряжение у Альфреда Росса и у Эшлинг, Ширла отослала их на позиции, а потом занялась верёвкой. Трудность состояла в том, чтобы примотать Сирила надёжно, но не слишком туго, чтобы не стеснять движения во время бега. Пока она бормотала над верёвкой, Джек кувырнулся вбок, обращаясь в лиса, и потоптался на месте, выгибая спину, чтобы подрасти.

Сирил наблюдал за ним так внимательно, что это даже смущало.

«Не боишься?» – хотел спросить Джек, но получилось только наклонить голову и фыркнуть: лисий облик не слишком подходил для задушевных бесед. Впрочем, Сирил откликнулся, словно понял его:

– Если ты собирался сейчас меня напугать, то у тебя ничего не вышло, – произнёс он насмешливо. И добавил с обескураживающей прямотой: – И этот цвет глаз больше идёт тебе-чудовищу, чем тебе-человеку, кстати. Медовый янтарь… оранжевый, – произнёс он тише, словно голос вдруг сел. – И зелёные искры. Красиво.

От неожиданности Джек застыл, чуть припав на передние лапы… и потом ощутил прикосновение маленькой человеческой ладони к собственному носу.

Сирил теперь – с точки зрения лиса-переростка – выглядел чересчур тонким в этом своём дурацком жилете со шнуровкой, слишком бледным и хрупким. Под глазами залегли синяки от усталости и тревоги; тёмные губы побледнели и потрескались.

«И всё-таки меня он не боится», – пронеслась мысль.

Она была приятной.

– Получилось! Йей! – завопила Ширла внезапно и подпрыгнула на месте. А потом обернулась, потрясая верёвкой: – Мы с этой девочкой наконец поняли друг друга и договорились. Ну как, испытаем? А то время поджимает.

Джек послушно лёг, прижимаясь пузом к земле, чтобы удобнее было на него взбираться. У Сирила это вышло не с первой попытки; пришлось убрать скрипку в заплечную суму, чтобы не мешалась. Он карабкался, смешно сопя, и цеплялся за рыжую шесть так отчаянно, что не выдрал клок лишь чудом; взобравшись на спину, долго елозил, соображая, как лучше умоститься, едва не сверзился вниз – и только потом догадался развести ноги пошире и согнуть в коленях. Когда он более-менее обрёл равновесие, Джек медленно, плавно поднялся.

– Чёрт! – выдохнул Сирил, цепляясь за рыжую шерсть, как за поводья. Сердцебиение у него участилось; ноги дрогнули, сжимая лисьи бока. – Чтоб я ещё хоть раз… Ширла, привязывай меня, пока я не передумал.

Она хрипло расхохоталась – и выпустила верёвку.

С подобием сбруи Сирил держался увереннее, хотя и ворчал, что надо было садиться ближе к шее, как делают погонщики слонов. Ширла сыпала шутками про «сел на шею и ножки свесил», но в целом, кажется, нервничала больше, чем все остальные вместе взятые… Приноровившись к грузу у себя на спине, Джек сперва прошёлся, а затем и пробежался до ямы и обратно. Сирил ёрзал, прерывисто выдыхал во время прыжков, но не жаловался, а когда они вернулись к исходной точке, спокойно заявил:

– Мы готовы.

– Тогда я иду к своей контрольной точке… И удачи, мальчики, – добавила Ширла и широким жестом начертала в воздухе светящийся, быстро гаснущий знак. – Считайте, я вас благословила.

Она развернулась и быстро пошла, не оглядываясь.

Аккурат в это время солнце опустилось за горизонт.

– Пора, – шепнул Сирил – и поднял скрипку к плечу.

…первая нота была резкой, визгливой, ошеломляющей. От неё заныли зубы, а со скалы вспорхнула стая дроздов; птицы бестолково заметались, осыпались со склона мелкие камни, а потом в отдалении взвыл пёсий хор.

Реакции Сирила на всё это безобразие Джек не видел, но готов был поспорить, что тот улыбается.

Будоражащий, резкий звук завибрировал, становясь ещё противнее, хотя сначала это представлялось невозможным. Потом он словно распался на короткие, отрывистые фрагменты, словно воздух рассекал кожаный хлыст. Быстро, ритмично… И вдруг Джек поймал себя на абсурдном желании не то притопывать, не то подвывать в такт.

Это был марш в какой-то невообразимой панк-рок обработке – и очень знакомый марш.

«"Поступь Империи" из "Млечного пути", что ли? – пронеслось в голове. – Чёрт, а ведь точно? Так Сирил любит научно-фантастическое старьё?»

Старьё, если честно, Джек очень любил и сам, и потому сейчас его накрыло тепло узнавания. После «Поступи Империи» в двух вариациях Сирил исполнил государственный гимн, ускорив его в несколько раз, потом затянул что-то смутно узнаваемое, романтичное, надрывное… У них стали появляться зрители, вернее, слушатели. На соседних скалах виднелись силуэты горгулий-нэнов, но атаковать никто не спешил – видимо, типичная любовь фейри к музыке пока перевешивала агрессию. Небо расчистилось; сияли яркие звёзды, лучше различимые к восточному краю, а на западе тонущие в оранжевом мареве вдоль по горизонту.

А затем Джек ощутил дрожь земли – и напрягся.

«Великан, – подумал он, чуть припадая на передние лапы, и рефлекторно повёл носом из стороны в сторону. Сирил чуть сбился с ритма, но быстро оправился и продолжил играть. – Идёт сюда… Хоть бы он явился с другого конца и провалился в яму сам!»

Но так повезти им, конечно, просто не могло – несмотря на все колдовские знаки и обереги Ширлы.

На сей раз Джек внутренне был готов и очень внимательно следил за округой, а потому заметил сприггана издалека. Верней, сперва уловил движение – чересчур густую, чёрную тень, ползущую по скале. Выглядела она так, словно кто-то снизу подсвечивал сгорбленного карлика мощным софитом, но – парадокс – света-то на самом деле и не было. А вот тень была, силуэт, который с каждым шагом набухал, набирал объём, пока не оформился в привычную уже великанью фигуру.

«Ах, вот как он это делает… ну да, Ширла же говорила, что спригганы – коротышки, которые умеют наводить мороки».

Менее опасным, однако, спригган в свете этого знания не выглядел, а его дубинка волочилась по земле прямо как настоящая.

Джек коротко тявкнул смешным голосом, которого сам от себя не ожидал. На удивление, Сирил не только обратил внимание на предупреждение, но и правильно истолковал его: сжал коленями лисьи бока чуть сильнее, выдал несколько резких, хаотических нот и убрал скрипку в суму.

И вовремя – великан как раз выглянул из-за поворота и уставился на них.

Лупоглазый; бородавчатый; сутулый. Сладковатой старой бумагой воняло даже сильнее, чем раньше, до свербежа в носу, до дрожи в лапах.

Джек пялился на него секунды три, а потом развернулся – и драпанул к первой контрольной точке.

И вовремя – спригган заверещал и коротко замахнулся.

Брызнули осколки камней.

«Из чего сделана его чёртова дубинка?!»

Маршрут, такой короткий во время репетиций, казался теперь раз в шесть длиннее. Каждый прыжок давался с натугой, как в кошмаре; лапы скользили и двигались слишком медленно. Зато спригган двигался резво и молотил дубинкой как попало, во все стороны. Летели камни и комья земли; от визга закладывало уши.

«А если с засадой ничего не получится? Если не выйдет его отвлечь?»

Джек не был уверен, что сумеет перескочить яму-ловушку с ношей на спине.

Лапу что-то кольнуло – это на маршруте, изученном вдоль и поперёк – и шерсть встала дыбом… но тут наконец сбоку промелькнула светящаяся отметка, а секунду спустя спригган повалился на землю с таким грохотом, словно сошли с путей вагонетки: кнут, зачарованный Ширлой, натянулся, как миленький, подсекая его в прыжке.

Порвался, конечно, но своё подлое дело сделал.

– Рази! – заорала Эшлинг, приказывая мечу.

Альфред пальнул, кажется, одновременно из пистолета и из ружья.

От обиженного воя Джек на мгновение оглох – но успел сориентироваться и затормозить в правильном месте, загребая лапами мелкие камни. А потом скорее угадал, чем услышал, как Сирил произносит:

– Отпусти!

Верёвка опала на землю.

Сирил скатился по крутому лисьему боку, неудачно приземлился – на бедро; вскрикнул, но почти сразу же поднялся и, припадая на ногу, побежал к входу в пещеру. Там же должны были спрятаться и Эшлинг с Альфредом – сразу после того, как Джек отвлечёт сприггана, который успел уже выдраться из пут и теперь поднимался.

«Мой ход».

Он развернулся и, примерившись, чихнул огнём.

По замыслу Ширлы, теперь великан должен был переключиться с Альфреда и Эшлинг обратно на Джека – и побежать за ним, прямиком к ловушке… Но что-то пошло не так.

Клуб огня оказался слишком мощным.

Он не просто слегка опалил сприггана, нет. Отчётливо потянуло вонью палёной плоти, горелой щетины. Вой, и без того вибрирующий и жуткий, сделался отчётливо тонким и жалобным… а потом над быстро угасающим рыжим заревом вздыбилась чёрная тень – и спригган выпрямился, ещё более огромный и страшный, чем прежде.

Морда у него была похожа на спёкшуюся лепёшку.

От непреодолимого, ужасного предчувствия Джек застыл, окаменел – и, словно в замедленной съёмке, увидел, как раскручивается дубина и врезается в скалу.

Аккурат над тем местом, где пряталась под уступом Эшлинг.

Джек рванулся на помощь, не рассуждая, даже раньше, чем различил короткий вскрик.

Часть скалы обрушилась, осыпалась; Эшлинг пыталась убежать, но её придавило – не то только плащ, не то правую руку и плечо. Валун был большим; для Джека в его нынешнем обличье, конечно, ерунда, как мяч, но для обычного человека это стало смертельной ловушкой.

«Я сейчас! – хотел крикнуть он. – Держись, я иду!»

Но не тут-то было.

Спригган вращал дубиной, как полоумный. Джек пытался поднырнуть под неё, обойти… тщетно. Страшней всего было, что великан оступится и попросту раздавит Эшлинг, наступит на неё. Или размозжит дубиной, замахнувшись на Джека.

Джек тявкнул на него; зарычал, выманивая.

Великан страшным, технически невозможным прыжком извернулся – и скакнул на него, замахиваясь дубинкой. Посыпались камни…

«Сирил, – осознал Джек, обмирая. – Он попал по тому месту, где был вход в пещеру».

Теперь путь к спасению был отрезан – для Эшлинг и Альфреда. И даже если Сирилу повезло, и он остался замурованным – один, в темноте, счастье ещё, если не заваленный камнями, и…

«Стоп, – усилием воли Джек запретил себе думать об этом. – Не сейчас».

Важнее сейчас была Эшлинг – спасти её, ещё живую, и заманить великана к ловушке, и…

Альфред, отчаянно рискуя, выскочил из-за защищающего его валуна – и принялся палить из ружья. Бесполезно: пули сприггану почти не вредили, зато злили его. Он замахнулся дубиной, сослепу промазал…

– Джек! – заорал Альфред. – Я его отвлеку! Спаси женщину! Убери камень!

«Я стараюсь! – хотел крикнуть Джек. – Именно это я и делаю! Беги, дурень! Не лезь!»

Но из пасти вырвался только рык.

Спригган извернулся – и саданул дубиной теперь уже по Джеку, лишь чудом промазав на полметра.

– Уходите, – простонала Эшлинг. От неё несло кровью, страхом, отчаянием; похоже, что либо валун серьёзно повредил ей руку, либо она была ранена уже раньше. – Уходите, я… я всё! Я бесполезная, вы… это ваша Игра! А я просто… просто…

Вместо ответа Альфред отбросил ружьё – и прицелился в сприггана из арбалета.

Болт свистнул – и с чавканьем вошёл в зеленоватую бугристую плоть; спригган взвыл – и наугад шарахнул дубиной, Джек рванулся наперерез, наплевав уже на возможные травмы, чтобы хоть Альфреда заслонить… и не успел.

Попало и по нему тоже, чиркнуло по загривку вскользь; ещё что-то жутковато чавкнуло, хлюпнуло… Альфред куда-то подевался, скорее всего, спрятался обратно за валун. Или нет; или по нему попали. Спригган вращал дубиной как бешеный и визжал. Сирил был неизвестно где и как; Эшлинг сквозь слёзы кричала, чтобы Джек оставил её и спасался сам, потому что от неё пользы нет, и нет никакого смысла, и…

…и тут Джеку стало страшно.

«Что мне делать? – подумал он холодея. – Что я вообще сделать могу?»

Он и правда не знал.

Осыпавшиеся камни, колючие, острые, скользили под лапами. Воняло горелой плотью – и свежей кровью, чьей, сприггана, Альфреда, его собственной? Мир превратился в какофонию, хаос, вязкий ночной кошмар. В ушах звенело от великаньих воплей; надрывно рыдала Эшлинг, совершенно обессиленная, и повторяла:

– Беги… беги, будь ты проклят, будь ты…

«Мы не справились, – пронеслось у Джека в голове. – Я не справился, и теперь мы все умрём».

…а потом что-то сверкнуло вдруг, яркое, бело-золотое, как звезда, упавшая на землю, как луч солнца.

Тёплое.

Живое.

– Этому не бывать! – крикнула Ширла ясно и громко. Она светилась, вся, целиком, словно окутанная пламенем, но особенно ярко полыхал фонарь у неё в руке, и развевался плащ, и искры трещали в волосах. Колдунья из сказаний; спасительная надежда. – Эшлинг! Мы спасём тебя! Не потому, что ты полезна. А потому что ценна любая жизнь! И твоя тоже! Ты! Очень! Важна! – рявкнула она – и шваркнула фонарь об землю.

Поднялась стена света – до небес.

И спригган застыл, ошеломлённый.

«Это мой шанс».

Джек больше не колебался.

Он метнулся к Эшлинг и откатил камень, поддев его носом. Камень был в крови, но пострадала, кажется, только рука.

«Что ж, без руки можно жить».

Спригган ещё почти не двигался, оглушённый и обескураженный. Джек сиганул ему за спину, успев заметить, как Ширла укрывает Эшлинг своим плащом и потихоньку, осторожно оттаскивает в сторону… а потом со всей силы вцепился в здоровенную зелёную лапу, сжимающую дубину.

В пасть хлынула вонючая кровь – а потом что-то хрупнуло.

«Надеюсь, это не мои зубы».

Мгновение – и спригган выронил дубину, а потом заверещал. Джек боднул его в спину лбом, клацнул челюстями, рявкнул…

«Ну же!»

…и наконец спригган испугался.

Испугался – и побежал вперёд, понукаемый рычанием и клубами огня. Дальше, дальше; по бесконечной извилистой тропе; мимо второй контрольной точки, где должна была их подстраховывать Ширла, раньше, по первоначальному плану, пока всё не покатилось под откос.

Дальше, и дальше, и дальше…

До ловушки они добрались неожиданно. Просто великан вдруг ухнул вниз – и заверещал ещё громче. Джек едва успел остановиться на краю – затормозил всеми четырьмя лапами, перекувырнулся через голову и едва не свалился, остановился в самый последний момент, упираясь ботинками в камень.

Стало будто бы чуть светлее; окрестности, посеревшие с наступлением ночи, обрели цвет.

Силки внизу сыто копошились – сплошная колеблющаяся масса, сизые жирные лозы, гладкие листья. Изредка показывалась то скрюченная лапа, то часть башки с торчащим ухом, то вывернутая челюсть… Гневный рёв сприггана перешёл в жалобные всхлипы.

– Сам виноват, – выдохнул Джек устало. – Кто тебя просил за нами охотиться?

И, с трудом поднявшись на ноги, медленно побрёл назад, прихрамывая.

Обратная дорога казалась бесконечной. Когда он разглядел впереди Ширлу и Эшлинг, сидевшую на камне и укутанную в два плаща, то скулёж сприггана почти стих. Место сражения выглядело устрашающе – проход между скалами расширился едва ли не в полтора раза, всё было засыпано осколками валунов и мелкими камнями; мелкие деревца ударами дубины раздавило в щепу, часть склонов обрушилась… Но пугало другое. Бесстрашная, стойкая Ширла стояла на коленях у какой-то груды… кучи…

«Это ведь человек?» – с замиранием сердца подумал Джек и осознал, что они находятся аккурат в том месте, где был вход в пещеру – до того, как великан попал по ней.

– Он мёртв, – глухо произнесла Ширла, не оборачиваясь. – Погиб на месте. Один удар – и конец. Всмятку.

«Сирил?»

Грудь пронзила мучительная, тянущая боль. Джек сбился с шага… а потом сообразил запоздало, что цвет плаща другой, да и габариты тоже.

– Это… Альфред? – спросил он, ощущая чудовищный стыд за то, что на мгновение почувствовал облегчение, узнав, что погиб не Сирил.

Ширла скупо кивнула.

– Да. Спригган попал прямо по нему… Если бы я успела раньше, – прошептала она и закусила губу.

Стало очень тихо. Джек хотел шагнуть к ней и обнять, но потом заметил, что тени на земле стали очень чёткими – и тёмными. И дело было не в магических спецэффектах.

«Луна», – дошло до него.

И впрямь, луна поднялась над горизонтом, огромная, круглая, сливочно-жёлтая. Тревожный свет заливал всё вокруг; тональность стонов сприггана изменилась, словно бы стала…

…музыкальной?

Ширла, и без того бледная от переутомления, сделалась белой как мел.

– Арфа, – выдохнула она. – Всё-таки пробудилась сегодня… Это очень, очень плохо. Звуки боя распугали нэнов и гончих, но если арфа начнёт играть, то они осмелеют… И, что хуже, мы тоже вряд ли перед ней устоим.

Вдали стало разгораться слабое розоватое сияние. Примерно там, где Ширла и предполагала, может, немного в стороне; арфа действительно пробуждалась.

– Так, погоди, – осознал Джек сказанное. – Мы вряд ли устоим? Почему?

Ширла обернулась к нему почти зло:

– Потому что я грохнула свой фонарь, отводящий зло, вот почему. А Сирил погребён заживо… если вообще жив, и серебряный колокольчик похоронен вместе с ним. Я могу попытаться начертать знаки… или проще проколоть барабанные перепонки? – хохотнула она нервно и согнулась пополам, дыша часто и мелко. – Погоди, я… сейчас… что-то придумаю… я…

Джек помог ей сесть – и поднялся, растерянный.

«Может, я успею откопать Сирила, если превращусь в лиса? – подумал он, тупо глядя на собственные ладони. Представить их лапами отчего-то не получалось; может, от усталости. – Или правда проколоть себе перепонки? Или вставить затычки из воска… у меня был воск?»

Мысли путались; розовое сияние разгоралось всё ярче, и с ним нарастала, делалась громче мелодия, чарующая, но несовершенная. И это несовершенство точно делало музыку притягательнее, заставляло вслушиваться. Ширла снова согнулась, зажимая уши руками; Эшлинг задрожала, как в ознобе.

«Я не успеваю сделать ничего», – обмирая, подумал Джек.

…а потом услышал звук скрипки – совершенно отчётливо.

Близко.

Сверху.

– Сирил, – пробормотал он, задирая голову. – Не может быть.

Но это и правда был Сирил.

Он стоял на уступе скалы, залитый лунным светом, точно посеребрённый. Невообразимо тонкий и хрупкий, со скрипкой, поднятой к плечу. Веки его были сомкнуты; лицо – расслаблено, как во сне.

Скрипка пела.

Это было похоже на битву.

…Арфа обещала покой, сладостное недеяние. Ласкала, как майский благоуханный полдень, одурманивала, словно аромат жасмина на пике цветения. Она была как солнечный жар; как обещание долгого лета, когда в лесах довольно добычи, а урожай изобилен.

Скрипка врывалась – как майская гроза, безжалостная, яростная. И хлестали струи дождя, избавляя от сладкого дурмана; и нагретый солнечным жаром камень остывал, и переполнялись реки, выходя из берегов. Ветер завывал и гнул верхушки деревьев, грохотал гром, и ливень омывал измученное тело с ног до головы, и разум становился ясным.

– Они соревнуются, – пробормотала Ширла. Она всё ещё выглядела оглушённой, но уже хотя бы могла стоять. И мыслить, не впадая в оцепенение и панику, что важнее. – Волшебная арфа и Сирил. И Сирил, что… побеждает?

Джек поймал себя на том, что встаёт на цыпочки, чтобы стать к нему чуть ближе.

– Похоже на то.

…Мелодия арфы была как сладкое, пьянящее вино. Она навевала дивные сны, обещала блаженство: только пригуби дивный яд, преклони голову, и все наслаждения мира станут твоими. Она была как нежнейший шёлк, ласкающий обнажённую кожу; как невесомые поцелуи; как пряные благовония, как цветы и мёд в полной чаше.

Скрипка врывалась колючей вьюгой. И сыпал снег; и ветер был таким, что резал не хуже клинка. На поверхности вина появлялась корочка льда, лёд сковывал и цветущий сад, и фонтаны. Иней, искристый и жёсткий, выстилал любовное ложе – горе тому, кто прикоснётся к нему, кто возляжет на сияющие шелка!

Скрипка несла боль, и эта боль отрезвляла.

Сирил стоял на самом краю, наклонив голову; глаза его были закрыты, и рука, сжимающая смычок, словно действовала по своей собственной воле. Лунный свет обволакивал его, как драгоценные одежды, как изморозь, как кружева смешливых дев Белой Госпожи.

«Он справится? – подумал Джек, чувствуя, как болит в груди. – Он сильный, но… он ведь всего лишь человек. Просто человек против колдовства фейри».

…арфа пела – теперь о любви. О том, как по-особенному греет домашний очаг. Как сладко питьё в чаше, разделённой на двоих. Пела о прикосновениях, то робких, то страстных; о жгучем огне, что зарождается в чреслах, о поцелуях, которые не утоляют жажду, а лишь распаляют её, о сплетении тел и о том, сколько силы дарует взор, полный любви.

Сирил, кажется, усмехнулся – и глянул искоса вниз, на Джека и Ширлу.

И скрипка ответила.

Она пела тихо – о том, что есть любовь, которая не жаждет; которая щедра на дары, но ничего не просит взамен. О том, как мать смотрит на ребёнка в колыбели; о том, как крепко держатся за руки сёстры, когда идут через тёмный лес. О том, как мастер с улыбкой глядит на свою работу, и дело спорится у него в руках.

О том, как придерживают дверь, чтобы следующему человеку было проще пройти.

О том, как с улицы домой берут ничейного щенка, и он становится свой.

О том, как старик сажает яблоню в саду, зная, что не успеет попробовать с неё плодов.

О той любви, что течёт, но не иссякает, как свет; о той любви, что исцеляет раны; о той, что дарует покой, без которой страсть – лишь похоть, а узы – лишь обязательство.

…о той любви, которая доброта.

Арфа вывела высокую ноту, пытаясь вклиниться, перебить, исказить мелодию – а потом вдруг с отчётливым и звонким звуком лопнула струна.

И песня захлебнулась; сияние арфы померкло, и с глухим стуком она упала на камни.

Сирил неторопливо убрал скрипку в заплечный мешок, перевесил его на грудь, обнял покрепче – и по-простому съехал с осыпавшегося склона на заднице. Встал, отряхнулся пижонистым жестом и неспеша приблизился, на ходу откидывая с лица отросшие пряди волос.

– Ну как? – деловито осведомился он. И улыбнулся криво: – Признайте, что я хорош.

Ширла стояла на месте секунды три – а потом завизжала и бросилась ему на шею. Обняла крепко-крепко – кажется, хрустнули кости, а потом Джека, и снова Сирила, и их обоих одновременно, приговаривая:

– Хорош, хорош, засранец, оба вы молодцы, мои мальчики, мои герои… и я тоже герой, и мы все.

– Ты – самая главная героиня, – прошептал Сирил, обнимая её в ответ и прижимаясь исцарапанной щекой – к виску. – Куда бы мы без тебя… Эй, Джек, – позвал он, глядя поверх плеча Ширлы. И добавил лукаво: – А где моя награда за то, что я всех спас? М-м?

Джек отвёл взгляд, машинально убирая руки в карманы.

– Мог бы колокольчиком воспользоваться, позёр… Хотя ладно, признаю, получилось эффектно, – ухмыльнулся он. И вдруг нащупал в кармане что-то маленькое, круглое… Когда сообразил, что именно, то ухмылка у него сама собой стала ещё шире. – Впрочем, ты правда заслуживаешь награды. Держи конфетку.

И – сунул ему карамель, ту самую, «со вкусом обычной карамели», которую перед всей этой авантюрой отдала ему Грейс.

На удачу.

– Ого. Контрабанда с той стороны? – выгнул бровь Сирил. – Что ж, для начала сойдёт, – и, развернув фантик, сунул конфету в рот.

Только тогда Джек заметил, как у него дрожали руки.

«Мы выжили, – пронеслось в голове. – Выжили. Наверное, чудом».

И, словно откликаясь на его мысли, внезапно раздался громкий треск. По небосводу наметился разлом, углубляясь, углубляясь, трещина достигла земли… и затем словно раскололся невидимый купол.

А когда осколки осыпались окончательно, с шелестом и звоном, то часть каменного леса исчезла.

Показалась широкая, утоптанная тропа.

Путь назад был открыт.