Игра ва-банк

Глава 11

— Ты видел убийство?!

— А что? — насторожился оборотень.

Тарелку я разбила «удачно». Осколки разлетелись по всей кухне. Я взялась за совок и веник.

— Убитый был из моей родни.

Малыш почесал затылок.

— Вроде у него была другая фамилия. Правда, я ее совсем не помню.

— Он женат на моей кузине. Так что там было? Рассказывай!

Оборотень сразу засобирался домой.

— Ой, как поздно-то! — Он встал из-за стола. — Мне еще ехать и ехать. Если что, выход я сам найду.

Выбросив последние осколки, я выпрямилась.

— Во-первых, сам ты отсюда не выйдешь — имей уважение, это все-таки ведьмовской дом. А во-вторых, я могу все узнать у тетушки Элспет. Видел, как она умеет? Вот то-то же. Просто хочу услышать эту историю от тебя.

Перестав мельтешить по кухне, Виргиний оседлал стул.

— Только учти, к инквизиторам не пойду. И вообще от всего отопрусь.

— И не надо. — Я серьезно посмотрела ему в глаза. — Информация только для нашей семьи.

— Тогда ладно. Хотя рассказывать особо нечего.

— Чего тогда ломался? — Я замахнулась на него тряпкой, которой протирала стол.

Паренек увернулся.

— Эй! Сейчас вообще ничего не расскажу!

— Ладно-ладно, прости. Я больше так не буду.

— Вообще-то это мы с ребятами тело той ночью нашли. Я сразу просек, что парень ласты склеил, еще когда к тачке только подошел, и не захотел связываться. Но Череп, кореш мой — он у нас главный, предложил колеса с машины снять. Мол, они мужику все равно теперь без надобности.

— Вот дураки! Кто ж с мокрухой связывается, — презрительно бросила бабушка, переступая порог кухни. — Вы бы еще бардачок в машине почистили, чтоб инквизиторы уж точно на вас дело повесили.

Малыш заерзал на стуле. Я передала инициативу Ба, приготовившись наблюдать за допросом со стороны.

— Что дальше-то было? — требовательно спросила бабушка, присаживаясь напротив.

Недолго помявшись, оборотень все-таки ответил:

— Сигналка сработала. Зверь! Ее даже Али отключить не смог, а он у нас в профмагучилище на третьем курсе. Только орала все громче. Перебудила полквартала. Тут охранник, дежуривший в супермаркете, прочухался, полицию вызвал. Мы, конечно, сразу ноги в руки, типа нас тут и не было.

Ба в задумчивости тяжело оперлась на трость.

— Да, интересная история.

Меня другое заинтересовало:

— Ты мне вот что скажи, инквизиторы тут каким боком приписались? Если полицию вызывали? Уууй! Ну Ба!

Бабушка, чьей тростью мне попало по голени, возмутилась:

— Так и знала, что ты дрыхнешь без зазрения совести, когда я тебя зову «Чрезвычайные происшествия» вместе посмотреть! А то «Бабулечка, я зрение берегу, можно кресло подальше отодвинуть».

— Вовсе я не сплю! — Я предательски покраснела.

— Если бы не спала, то знала бы, что Трибунал уже как пару месяцев за каждой опергруппой штатного инквизитора закрепил. Импозантные мужчины в длинных черных пальто в пол и белых воротничках церковников — таких трудно не заметить. Еще это их постоянное в камеру «Ubi pus, ibi incisio»[4]…

Позёры, одним словом. Так что инквизитор теперь с судмедэкспертом парочкой ходят — человек в белом, человек в черном. Классика. Практически фреска Симона Мемми «Domini canes»[5].

— Ну прикорнула пару раз, с кем не бывает…

— С тем, кто уважает старших, — наставительно сказала Ба и продолжила допрос оборотня: — Вы на месте ничего интересного не находили? Что-нибудь такое… необычное?

Взлохматив волосы, Малыш задумался.

— Ну… Череп нашел на полу машины золотой портсигар… Ой-ой!

Потирая ушибленное колено, он обиженно поинтересовался:

— За что?

— За все хорошее. Все-таки полезли в машину, балбесы, — вздохнула бабушка, снова опираясь на трость, и без всякого перехода продолжала: — Что за портсигар? Куда дели?

— Золотой такой. Для тонких сигареточек, все забываю, как они называются. Вишней от него пахло. Больше ничего про запах не помню, я от табака расчихался.

Ба подалась вперед:

— Знаки какие-нибудь? Гравировка? Куда дели, спрашиваю!

— Да я ничего толком и не разглядел — глаза слезились.

Там был какой-то рисунок. Вроде змея розу оплетала. Но если честно, я не уверен. К тому же Череп его еще на той неделе толкнул кому-то.

— Не знал, не видел, не привлекался, — хмыкнула бабушка.

Змея и роза вместе. Казалось бы, чепуха какая-то. Оплетая розу, змея поранится об ее шипы, но вместе с тем она погубит цветок, сломав тому стебель. Убийственный союз. И запечатывающее клеймо, которое в Инквизиции ставят «пожирателям страсти» — инкубам и суккубам.

Вы хотите сказать, что никогда прежде не слышали об этих созданиях? Представления не имеете, кто это и чем они живут? Охотно поверила бы в вашу святость, да здоровый скептицизм не позволяет. Впрочем, я сама до прошлого года особо не интересовалась вышеупомянутым явлением, о котором не принято разговаривать вслух в приличном обществе. Только шепотом, краснея и заменяя безыскусные, но крайне физиологические определения красивыми эвфемизмами. Но бабушка пригрозила, что если мое упорствование затянется, она сведет меня к инкубу, так что пришлось взяться за спецлитературу.

Признайтесь, проглядывали объявления на последней странице газеты: фото полуобнаженной красотки или красавца с алчущим взглядом, а внизу скромная подпись типа «Салон мадам Никареты: массаж и прочие удовольствия».

Так вот, там их практически не встречается. Иногда в подобных заведениях работали низшие «пожиратели», не способные самостоятельно найти влиятельного покровителя. Остальные устраивались куда как лучше. Но каждый из них находился под патронажем какой-либо епархии, обеспечивающей строгий надзор и своевременное клеймение подопечных.

Несмотря на общую природу, пути «змеи»-инкуба и «розы»-суккуба почти не пересекаются — такой союз будет смертельным и закончится взаимным истощением. Но они все-таки сходятся один раз в жизни (а жизнь у них совсем не короткая, поверьте мне и «Большой энциклопедии магических существ»), для продолжения рода, перед этим знаменательным событием «залюбив до смерти» некоторое количество человек.

При действующей печати такой номер не проходит.

Хотите знать, почему не клеймят потенциально опасных для людей оборотней, вампиров и других существ? Худо-бедно те могут себя контролировать, а суккубы и инкубы — нет.

— Значит, мне не показалось, — пробормотала я. — Все-таки суккуб. Суккуб…

— Что суккуб? — Слух у Малыша был острый.

— … без клейма подлежит уничтожению на месте, — закончила я мысль и очнулась. — А?.. Что?..

Бабушка постучала тростью об пол, привлекая наше внимание.

— Вот что, детки, поздно уже. Давайте-ка по домам. Эла, проводи гостя.

— Да я и сам могу… — Паренек встал из-за стола.

— Сам ты дома под одеялом, — сказала Ба. — А в Спэрроу-хилл изволь слушать и выполнять то, что говорит тебе ведьма рода.

— Ты куда? — спросил парень, наблюдая, как я надеваю старенькое пальто и сую голые ноги в растоптанные бабушкины ботинки.

— Тебя провожать.

Оборотень не обрадовался нагрянувшему счастью.

— Да я могу сам… — Тут он, видимо, вспомнил скабрезный бабушкин комментарий, покраснел и умолк.

Длинный мамин шарф пришлось намотать вокруг шеи три раза, прежде чем его концы стали свисать только ниже колен. Довершила образ драная широкополая шляпа — в ней тетушка обычно прополкой огорода занимается.

— Не можешь. Если повезет, до забора еще дойдешь, а в роще точно заплутаешь.

— Чего там плутать! — обиделся Малыш. — Едешь по дороге да едешь.

— Это пока светло.

— Я ночью вижу еще лучше, чем днем!

— Тише! Не ори как оглашенный. — Я отпихнула его в сторону, обыскивая прихожую на предмет заговоренного фонаря, — Ты у ведьм в гостях или как? Сказано, не пройдешь, значит, не пройдешь.

Фонарь нашелся под тумбочкой для обуви. Кое-как я выкатила его из дальнего угла. Паутина свисала с решетки клочьями. Давненько мне ночами провожать никого не доводилось. Клиентура пошла нынче респектабельная, приезжают больше днем, да на личном автотранспорте.

— Хотя… — Вытирая подолом пальто фонарь, я сделала вид, что задумалась. — Нам бы не помешал сторожевой оборотень. Только тебя же брэг прокормишь!

Малыш достал из кармана штанов резинку и опять завязал волосы в хвост.

— Я сам себя прокормлю!

— Нет, друг любезный, так ты нас последней клиентуры лишишь. Посему лучше пошли — выведу тебя от нашего разорения подальше.

И я толкнула входную дверь.

За порогом улеглась октябрьская ночь, чье сытое брюхо усыпали звезды. От месяца уже мало что осталось. Совсем скоро новолуние, а значит и Самхайн. А там и до моего дня рождения рукой подать.

Окна жилых комнат выходили на другую сторону, поэтому, несмотря на тусклую лампу над дверью, во дворе была тьма египетская.

Пока я возилась с фонарем, Малыш прикатил откуда-то со стороны гаража свой мопед. Пальцы у меня совсем замерзли, но возвращаться за перчатками все равно не хотелось.

— Да работай уже! — Я в сердцах тряхнула вредную жестянку.

Она сжалилась и заработала. Точно в бутылку с чернилами плеснули воды и хорошенько взболтали. В радиусе двадцати футов вокруг меня ночь выцвела до предрассветного хмурого утра.

— Что это за штука? — поинтересовался оборотень.

— Заговоренный фонарь.

— Но он же не светит. — Паренек наклонился ниже и удивленно воскликнул: — Там даже лампочки нет!

— А она и не нужна. Тот, кто несет фонарь, и так видит все, как оно есть на самом деле. — Подкрутив яркость, я пошла к калитке.

— Ух, здорово! — восхитился в очередной раз за вечер Малыш, с усилием толкая вслед за мной мопед.

— Мама смастерила, — гордо заметила я.

Калитка была не заперта, поэтому копаться с замком не пришлось, и мы беспрепятственно вышли за ограду.

Роща ночью совсем не такая, как днем. И дело здесь не только в темноте, которая в глазах неискушенного путника любой лесок превращает в непролазную чащу. Ночью деревья оживают. Могут бродить с места на место, пряча дорогу. Могут морок напустить. А могут и долбануть суком по голове. Тут уж как кому повезет.

Лет четыреста назад, когда отношения с Инквизицией у ведьм были несколько напряженными, а крестьяне — легко бросающимися из крайности в крайность, роща наш род весьма выручала. По нынешним временам пользы от нее куда как меньше. Это дополнительный налог ежегодно, выплата компенсаций случайным пострадавшим и такие вот ночные променады с припозднившимися гостями.

— У тебя мопед двоих выдержит? — У меня даже нос замерз — быстрее бы домой.

— Если второй будет такой же тощий, как ты, то без проблем.

На себя бы посмотрел, доходяга.

— Поедешь туда, куда я скажу, даже если тебе будет казаться, что там глубокий овраг. И никуда не сворачивать без моего разрешения! Станет совсем страшно — можешь закрыть глаза.

Малыш презрительно фыркнул и оседлал мопед. Тот завелся с первого раза. Покрепче перехватив фонарь, я устроилась позади оборотня, свободной рукой вцепившись ему в плечо.

— Прямо. И не гони.

— Знаю, — огрызнулся Малыш.

— Налево.

— Там кусты непролазные!

— Налево!

Мопед повернул налево, чудом не врезавшись в дерево.

— Но как?..

— Потом. Прямо.

Паренек больше не пререкался, а молча повиновался моим указаниям. А может, и правда закрыл глаза.

— Стоп.

Мы остановились на вершине холма. Огоньки Давкаута были так близко, что не верилось, что до него почти две мили.

— Занятный у вас лесочек.

— С характером. И ночью по нему лучше без сопровождения не гулять. — Мне хотелось побыстрее распрощаться. — Минут через пятнадцать пойдет последняя электричка. Поезжай, как раз успеешь. Только прежде загляни к смотрителю. Скажи дяде Патрику, что его Эла попросила за мопедом приглядеть. Потом твой транспорт Фред заберет, когда за машиной приедет.

— Да ну, — отмахнулся Малыш. — Я лучше своим ходом.

— Ну смотри, дороги ночью не безопасны.

— Я в общем-то тоже… — Он зевнул, прикрывая рот рукой, которая на глазах трансформировалась в здоровую мохнатую лапищу.

— Тогда пока. — Я повернулась и потопала в сторону дома, широко размахивая руками и поскрипывая фонарем.

— А поцелуй? — донеслось до меня.

— А в лоб?

— Можно и в лоб.

— Обойдешься!

Он нагнал меня у рощи, вырастая впереди точно из-под земли.

— Ну что?

— Можно я приеду еще? Завтра или послезавтра.

Вопрос меня озадачил. Давать опрометчивых обещаний не хотелось. Впрочем, объясняться тоже.

— Послезавтра я дежурю на работе допоздна.

— А завтра, завтра мне можно приехать? — не сдавался оборотень.

Трудных подростков только не хватало.

— Ну… приезжай.

С криком «йехууу!», чем-то походившим на волчий вой, Малыш высоко подпрыгнул и помчался обратно к оставленному мопеду. Заурчал мотор, и паренек скрылся за холмом.

Всю обратную дорогу через рощу за моей спиной раздавались тяжелые скрипучие шаги. Зловеще трещали ветки. А в глубине леса раздавались душераздирающие завывания.

— Бабушке пожалуюсь, — бросила я через плечо. — Все будут, как путевые, а ты пенек пеньком.

Позади меня сипло вздохнули, и дальше я уже пошла без мрачного звукового сопровождения, раздумывая о том, что бедный Малыш еще не знает, на что подписался. Завтра «ВеликиЭ» приспособят его к хозяйственным работам безо всякого стеснения.

Гостем у ведьмы бывают только единожды. Во второй раз она уже знает, как сможет вас использовать.

В холле горел свет. Прямо в центре комнаты, на самом видном месте, а точнее на столе, стоял чемодан, для верности перевязанный бечевкой. Кожа на его раздутых боках потрескалась еще в те времена, когда юная Эсме первый и последний раз полетела в столицу искусства и моды. Последний, потому что одного рейса маме хватило, чтобы понять: метла — это единственный летный аппарат, на котором ее не укачивает.

Если мне не изменяет память, последние лет двадцать в этом чемодане хранили старую посуду, которую жалко выбросить, а вдруг пригодится. Кто спустил «старичка» с чердака, объяснять необходимости не было — поблизости от чемодана расположились все обитатели Спэрроу-хилл. Живые, разумеется. Неупокоенных родственников в расчет не берем.

— Еще раз доброго вечера. — Я сделала вид, что никакие чемоданы посреди холла меня нисколечко не интересуют, иду своей дорогой (на кухню согреться чаем после вечерней прогулки), никого не трогаю, и вообще мне завтра на работу.

— Эла…

— Что, Ба?

— Присядь-ка, поговорить надобно.

Я оглянулась в поисках, куда бы пристроить свое усталое за этот долгий, очень долгий день тело.

Обстановка холла мало располагала к задушевным разговорам. Стены помещения, которое из-за его внушительных размеров редко удавалось толком протопить, увешивали портреты славных предков. Практически каждый из них внес свою лепту в копилку семейных проклятий. Видите вон ту эффектную рыжую даму в сиреневом? От нее третий портрет слева — востроносая тетка с кудельками цвета свежесваренной морковки и недовольно поджатыми губами. Элен Спэрроу. Ох, и склочная была женщина. Ей принадлежит абсолютный рекорд приобретенных проклятий — пятнадцать штук. Правда, тринадцать из них сняли, оставшиеся два благополучно выдохлись сами.

Из других достопримечательностей холла можно назвать камин в мой рост высотой, люстру, место которой в театре, и стол на тридцать персон. Выдвинув из-за него стул, я наконец дала отдых ногам.

«ВеликиЭ» традиционно заняли места напротив меня.

— Элеонора, нам нужно серьезно с тобой поговорить, — торжественно произнесла тетушка, сдвигая чемодан в сторону.

Если тетя называет меня по имени, да еще полному — это действительно серьезно.

— О чем?

— Ты теперь замужняя женщина. И у нас есть к тебе очень важный разговор. Ну… об этом… — Тетя сделала неопределенный жест, пытаясь подобрать слова.

Я попыталась перевести разговор в шутку:

— Про это вы со мной разговаривали, когда мне исполнилось тринадцать. Потом для наглядности еще показали соседей Буллоксов в процессе исполнения супружеского долга. До сих пор им в глаза смотреть не могу, когда доведется в Давкауте встретить.

Бабушка пристукнула кулаком по столешнице:

— Элка, прекрати!

— Дочка, это действительно важно. Сейчас не до шуток. Будь посерьезнее.

И мама туда же. Что это с ними?

— Никуда не полечу, — поставила их перед фактом я, устало положив голову на сложенные на столе руки. — Сил никаких сегодня больше нет. И второго прогула подряд мне на работе не простят.

Мои дамы старательно прятали глаза. Наконец Ба подняла на меня тяжелый взгляд и сказала:

— Лететь не придется. Поедешь на такси.