Идеальный капитан

14

Когда-то раньше я на долгие выходные ездил домой, в Данбург, но чем дальше, тем реже. Очень уж лень переться через пустыню, и отпугивает даже не столько жара – хотя у нас какой-то рекорд фиксировали, – сколько скука и однообразный пейзаж.

Конечно, есть ещё поезд, там можно всю дорогу с книжкой проваляться, но он тащится настолько медленно и таким кругом по краю пустыни, что это невозможно терпеть. Все эти разговоры… Конечно, я специально надеваю гражданское, но всё равно догадываются. Да ясно, если заходишь на нашей остановке – значит, работаешь в части, тут больше вариантов нет. Ну, или это у меня звание уже на морде написано.

Женщины сразу делятся на два лагеря. Одни стреляют глазами и просят помочь им донести чуть ли не дамскую сумочку: «Она такая тяжёлая, а вы такой сильный…». Другие ударяются в политику: «А почему при штурме в Балибо застрелили гражданского? Я понимаю, что это не лично вы, но это же ваши, военные! Сначала стреляете, а потом думаете! А ещё маршал такой-то очень негуманно высказался в последнем интервью, так ведь нельзя! Что вы об этом думаете?». Да ни хрена я не думаю! Мне работы на работе хватает, чтобы ещё в поездах пресс-конференции проводить.

Мужики сначала держатся в стороне, но потом и их пробирает: «А вот я когда служил, нам патронов на стрельбы давали так мало, не то что сейчас, а прапор подошёл и ка-ак дал подзатыльник, так что у меня фингал от прицела остался, и говорит – куда ты целишься, облепиха нахохленная!» Ну, и понеслась – как там в стародавние времена упражнялись в красноречии какие-то неведомые прапоры. Звание это уже сто лет как отменили, я только в учебке на первом курсе прапорщиков застал, но в народной памяти они живее всех живых.

Как итог, я предпочитаю долгие выходные проводить в части. Иногда, под настроение, даже работаю все четыре дня, но конкретно в то утро у меня был другой план – отоспаться и к девочкам. Взять им две бутылки шоколадного ликёра, себе – побольше рома, снять номер на весь день и как следует наиграться в пиратов.

Однако только я направился к выходу из корпуса – в столовую, на завтрак, – расслабленное состояние как рукой сняло.

Слишком много людей. Откуда они взялись, если накануне все разъехались на выходные? Значит, что-то случилось – очень приметное и, скорее всего, хреновое. Не дойдя до выхода, я на всём ходу развернул обратно, к кабинету Главного. Мне кажется, или на меня косятся?

Стоило потянуться к ручке кабинета, как дверь распахнулась, и Сикорски выскочил прямо на меня – в парадном мундире с орденами. Гаркнув:

– За мной! – он рванул по коридору в сторону лестницы.

Я последовал за ним – неторопливым шагом, чтобы ненароком не обогнать запыхавшееся начальство. Главный очень переживает, если к нему относятся без должного почтения, особенно в подобных ситуациях – когда требуется парадный китель и ордена на груди, – так что ходить рядом с ним нужно медленно, а смотреть почтительно. И если вам кажется, что это не так уж сложно, то просто попробуйте почтительно смотреть на человека, который ниже вас на тридцать сантиметров. Дело осложняется тем, что с высоты моего роста прекрасно видно лысеющую макушку генерала, насчёт которой он комплексует, поэтому смотреть надо исключительно в глаза.

Между пролётами лестницы Сикорски притормозил, зажал меня в угол и принялся грозно шипеть:

– Не вздумай выкинуть какой-нибудь херни, Блэйк! Сиди и кивай. Понял?!

Угу. Тут я, конечно, догадался. Эрик – всё ещё мой подчинённый, да и никто ж особо не в курсе, что он передумал работать помощником. Наверное, Главный, как и все прочие, считал, что сейчас, выписавшись из больницы, Эрик вернётся на должность.

Поскольку я знал, что искать, то присутствие Эрика почувствовал ещё перед дверью. Тяжёлое чёрное облако.

В Парадный зал, где проходят преимущественно награждения и изредка трибуналы, мы зашли чинно, благородно, как и положено руководству. Народу – полный зал. Быстро сбежались. На обвиняемого, сидящего на боковой скамье у окна, я не смотрел – и так всё понятно, не стоит одному мутанту бросаться к другому, будто курица-наседка, это не порадует обычных людей, – просто занял своё место в первом ряду перед столом трибунала.

Но когда дошли до обвинения, я не выдержал и покосился на Эрика, который в этот момент неожиданно сильно закашлялся. Рехнуться можно, шесть человек! Нет, ну я понимаю – одного убить случайно, ну двоих, можно не рассчитать силы, особенно если ты мутант. Но переломать все кости шестерым – это нужно умудриться.

Вспомнил нашу с ним первую вылазку, когда я трясся за него, как за малыша с погремушкой вместо пулемёта. Да уж, знал бы я тогда вот это всё – то, что сейчас зачитывают в обвинении… Конечно, потом, во время наших драк в спортзале, я понял, что он далеко не слабак и может за себя постоять. Но «постоять» – вообще не равно «вырвать сослуживцу сердце и сожрать», что это за больная херня?! Да уж… Очевидно, что я облажался, раз всё это время жалел бедного-несчастного Эрика – который на самом деле оказался вовсе не таким ягнёночком, каким выглядит. Точнее, в этот момент он выглядел как вообще чёрт знает что, с головы до ног перемазанное в крови, – я даже со своего места чувствовал этот концентрированно-железистый запах. И почему он так и продолжает кашлять? Кровь не в то горло попала?

Свидетелей нет, камер тоже нет – ни в спальне, ни в смежном с ней душе. На записи из коридора видно, как мой помощник заходит в помещение, вскоре за ним – те самые шестеро, известная компашка, на каждые выходные вляпывались в неприятности, – а через некоторое время выходит один Эрик, с головы до ног покрытый кровью. Судя по тому, что сейчас его лицо было чистым, а китель на груди мокрым, после «инцидента» Эрик умылся, но растрёпанные белые волосы до сих пор имели бордовый оттенок и местами склеились.

А потом, вместо того, чтобы сбежать, он пошёл и сдался.

Очевидно, официальная версия такова: долбаный мутант съехал с катушек, чего ещё от них ожидать? Неофициально, само собой, не один я понимаю, что существуют такие явления как расовая дискриминация и неуставные отношения – настолько постыдные, что в нашей образцовой части их нет. Впрочем, внезапный съезд с катушек тоже не стоит сбрасывать со счетов. Может, я был прав с самого начала – насчёт того, что он психопат и просто очень хорошо умеет притворяться.

Однако в обвинении не упомянуто, что Эрик пил их кровь. Странно, это как раз больше бы вписалось в образ кровожадного – во всех смыслах – мутанта. Может, Главный решил замять этот момент – то ли чтоб на меня не косились, то ли в целом не хочет затрагивать щекотливую тему…

Или в самом деле не пил? А почему? И почему он продолжает кашлять, если ничего не пил?

Ладно, хватит думать о второстепенной ерунде, что делать-то? Просто промолчать и забить на ситуацию, лишь бы у меня самого не было проблем, – не мой стиль. Но и что делать – неясно, я же не могу посреди трибунала пойти к обвиняемому и начать с ним шушукаться, выясняя, псих он или как. А когда объявят приговор, будет уже поздно.

Поразмыслив, я вдруг сообразил, что генномодифицированные способны не только чувствовать сознание друг друга – как присутствие в целом, – но и буквально разговаривать мысленно, словами. Не все и не с каждым, это как повезёт, к тому же я в принципе не особо чувствительный. Но ведь сильные эмоции Эрика я замечаю, а значит, конкретно между нами телепатическая связь есть. Конечно, я давно ни с кем не разговаривал таким образом – да и то в основном лишь с родными, а это гораздо проще, чем с посторонними, – и не факт, что получится с ходу, нужна тренировка. Однако лучше сделать хоть что-то, чем вообще ничего.

Я мысленно позвал помощника. Ощущение отчаяния колыхнулось – значит, услышал, – но больше ничего. Ишь, какой упорный, решил сдохнуть молча и пафосно.

Ладно, сделаем по-другому: не обращая внимания на речь Главного, я полностью сконцентрировался на сознании Эрика. Да, самовольно влезать человеку в голову невежливо, нужно спросить разрешения и дождаться, чтобы тебя впустили, но раз такая ситуация, то тут уже не до этикета.

Я было сосредоточился до предела, настроился прилагать усилия, чтобы попасть в его сознание, – не просто чувствовать со стороны, а попасть вглубь этого облака, – однако всё получилось неожиданно легко. Словно я приготовился ломиться через бетонную стену, а она оказалась тонкой стенкой мыльного пузыря – и я буквально провалился внутрь. Отчаяние Эрика ворвалось в моё сознание, как цунами, сметая мои собственные эмоции. Страх, ожидание смерти, тоскливое чувство одиночества… Даже удивительно, что под оболочкой сидящего неподвижно человека скрывается такая буря.

А вот в следующее мгновение моя собранность пригодилась – потому что Эрик опомнился от неожиданности и попытался выпихнуть меня из своей головы. Появилось ощущение, что мы сцепились: я напираю, чтобы пролезть глубже, а он выталкивает.

«Прекрати, – на пробу сказал я словами. – Покажи, что случилось».

«Отвали, – раздался в моём сознании на удивление чёткий голос Эрика. Непривычно холодный, словно сталь. – Тебя это не касается».

Фигасе, разошёлся лейтёха! Вообще уже берега попутал. Но ладно, сейчас я был готов закрыть глаза даже на хамство, всё-таки ситуация неординарная. Главное – что контакт установлен.

А дальше – я нажал со всей силы, агрессивно и безапелляционно, и уже в следующую секунду как-то сам собой оказался внутри некоего воспоминания Эрика. Я плохо перемещаюсь в чужих сознаниях, да и навыка такого нет, как-то в жизни не нужно было. Некоторые мутанты умеют делать это деликатно, некоторые – даже незаметно, а я ломлюсь, как медведь в посудной лавке, и не понимаю, как выбрать нужное воспоминание, – тем более в голове, в которой я оказался впервые. Видимо, поэтому и попал совершенно не туда, куда надо.

Потому что в следующую секунду я оказался под водой: картинка перед глазами характерно плывёт, горло сжало спазмом, лёгкие заполнило водой, а в сознании бьётся единственное ощущение – страх, что ты умираешь. Потому что тонешь.

Блин, это явно не то воспоминание, которое мне нужно. Нужно найти верное. Время утекает. Но как это сделать? Я попытался осмотреть там, куда попал, привыкая к ощущениям внутри чужого сознания и стараясь нащупать какой-то путь, возможность, тропинку в другие воспоминания, среди которых мне нужно найти правильное. Получалось не очень. Во всяком случае, я не видел способа, как перемещаться в сознании Эрика, – так, чтобы ничего не повредить своим неумело-бесцеремонным напором.

Сильная боль от удара вспыхнула в рёбрах Эрика – и отдалась в моих. Там, в этом воспоминании, рядом с ним кто-то ещё. Значит, это происходит не под водой. Я присмотрелся к размытой картинке: белый фон и какие-то тёмные пятна. Это лица, высоко наверху. Какие-то люди стоят над ним. Много. Человек пять… или шесть.

Дальше я сам не понял, что сделал, но картинка стала чётче – и я вдруг узнал этих людей. Да это же они! Ну, парни, которых он убил. А может… Может, это как раз верное воспоминание?

«Я сказал, вали отсюда!» – раздался раздражённый голос Эрика.

Воспоминание стало нечётким и тусклым, словно таяло, потому что Эрик снова взялся выпихивать меня из своей головы. Однако было такое чувство, что он тоже не очень-то умеет взаимодействовать телепатически, поэтому действует больше грубой силой. А по части грубой силы я всем фору дам, так что я вцепился в его воспоминание и вновь полез глубже.

Картинка вернулась во всей яркости ощущений. Теперь уже шестерых человек, стоящих над Эриком, было видно чётко. А ещё стало ясно, что белое пространство вокруг – это душевая. Большое помещение, выложенное белым кафелем, которое соседствует со спальней.

Но там нет бассейна, тонуть негде…

А в следующий миг я понял всё. Почему Эрик кашляет. Почему у него мокрый китель. И почему он сделал то, что сделал. И как только я понял – немедленно провалился в полноту этого воспоминания. Боль от ударов стала сильной, словно я сам её испытываю. Спазм горла оказался вовсе не внутренней реакцией организма, нет, он оказался ремнём, перетягивающим шею. А вода оказалась вовсе не глубиной бассейна, а потоком из душевого шланга, который затолкали ему в горло.

Сквозь моё сознание пронеслись яркие вспышки эмоций, сменяющих друг друга. Поначалу – растерянность, сомнение, поиск нейтрального решения. Страх смерти, всё больше нарастающий и всё больше переплетающийся со злостью. Ярость – и окончательное решение отпустить себя. Наслаждение – от собственной силы, от сладости мести. Удовольствие от запаха крови, его хочется всё больше и больше. Заполняющий до краёв восторг – когда руки погружаются в тёплые, истекающие кровью внутренности и, вцепившись в скользкий кусок плоти, вырывают его из тела. О да, какое знакомое и приятное чувство… В воспоминании Эрика всё вокруг – и в первую очередь его руки – покрыто густо-красной кровью, и это выглядит как предел мечты, и пахнет настолько вкусно, что мне хочется облизнуться…

В следующий миг меня буквально вышвырнуло из сознания Эрика – видимо, он воспользовался тем, что я невольно отвлёкся на вкусный соблазн крови и ослабил напор, – и я обнаружил себя снова в Парадном зале. Перевёл дыхание. Уф, копаться в чужой голове – своеобразный опыт.

Но главное – теперь нужно решить, что делать с полученными сведениями.

Сознание у Эрика ясное – вполне вменяем. И то, что он сделал, он сделал в ответ на их действия, а не по собственной прихоти.

Память тут же напомнила о годах в учебке. У нас тоже не было расовой дискриминации, ни в коем случае! Нельзя было даже заикнуться о подобном – иначе руководству будет проще выкинуть одного тебя, чем всех тех, кому ты не нравишься. И потому я тоже когда-то прошёл этот путь. Хотя, между нами говоря, я прошёл его гораздо более скрытно. Да, я знаю, что меня считают импульсивным и открытым нараспашку, этим и воспользовался: никому не пришло в голову, что я умею терпеть и планировать. Но дело в том, что если я чего-то хочу – а я очень хотел попасть в армию, – то я это получаю.

Поэтому с моей репутацией всё в порядке, и сейчас я сижу в почётном первом ряду.

А на скамье подсудимых – мой помощник. Исполнительный, ответственный, умный. Двадцать один год, жизнь только началась. И именно я притащил его в нашу часть, наобещав, что здесь полный порядок, никакой дедовщины и вообще мечта.

Я понимаю, шесть человек… И я знаю Эрика не так уж хорошо, это, может, даже имя не настоящее… И проработали мы вместе меньше года… Достаточно этого, чтобы доверять человеку?

Я решил, что достаточно.

И вот представьте. Парадный зал. Главный в красивом мундире: весь в серебре, увешан орденами так, что на груди еле места хватает. Все спокойны, всё ровно катится к смертному приговору. И тут поднимаюсь я и громко говорю:

– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого.

Ох, нет, эту прекрасную сцену даже вообразить нельзя, это нужно было видеть! Все посмотрели на меня. Даже птицы за окном остановили свой полёт и уставились на меня, повиснув в воздухе. Отчаяние Эрика лопнуло в моём сознании, как чёрный мыльный пузырь, оставив лишь полное недоумение. Глаза генерала в буквальном смысле полезли на лоб.

Повернув голову к секретарю, глядящему на меня с открытым ртом, я чётко повторил:

– Я принимаю на себя ответственность за преступление обвиняемого. Внесите в протокол.

Секретарь вопросительно хлопнул глазами на Главного. Тот посмотрел на него, на меня, прочистил горло и, вопреки всем правилам, спросил:

– Капитан-майор Блэйк, вы подтверждаете, что принимаете на себя ответственность за убийство шести человек?

При этом он страшно пучил глаза и отрицательно качал головой в рамках той миллиметровой амплитуды, которая дозволена ему уставом.

И, глядя прямо в эти его ошалевшие глаза, я ответил:

– Да, подтверждаю. Готов выслушать приговор.

На красной морде Главного очень чётко и по буквам отразились все нецензурные слова, которые ему захотелось выдать в мой адрес. Но, раз нельзя, он замолчал, видимо, решив произнести их хотя бы мысленно, чтобы не взорваться от возмущения.

Зато в моей голове раздался голос Эрика:

«Что ты делаешь?..»

Я мысленно фыркнул:

«Проверяю, насколько хватит моих заслуг перед отечеством».

Дело в том, что приговор должен быть равнозначен для всех обвиняемых, а Сикорски не даст высшую меру нам двоим. Мне не даст. Побоится скандала. Если бы я промолчал и всё послушно подписал, вопросов к казни Эрика не было бы. Но теперь ситуация изменилась. Если пойдут разговоры, что один мутант подвергся нападению на почве расовой дискриминации, оказал законное сопротивление – ну, слегка переборщив в состоянии аффекта, – второй мутант встал на его защиту ценой собственной жизни— при этом у меня орденов на груди тоже хватает, – и их обоих казнили, то правозащитники поднимут вой, а журналисты раздуют из этой истории такой скандал, что любо-дорого смотреть. И прощай, репутация нашей части. Вся многолетняя борьба с неуставными отношениями мгновенно вылетит в трубу.

Естественно, Главный это тоже прекрасно понимал. Поиграв в гляделки ещё немного, он перевёл взгляд в свои бумаги, пожевал губу и встал. Все тоже поднялись. Ну и хорошо, а то что это я один стою посреди этого цирка?

Генерал Сикорски имеет множество достоинств, но иногда мне кажется, что главное среди них – его громовой голос. Он легко и непринуждённо орёт на весь плац, доводя новобранцев до ужаса, а уж наш небольшой Парадный зал, кажется, и вовсе способен обрушить своими децибелами. И несмотря на то, что за много лет я привык к генеральским воплям, тут даже у меня печень упала в пятки. Мало ли… Вдруг всё-таки даст высшую…

Продолжая сверлить меня негодующим взглядом, Главный взревел:

– Приговор! Капитан-майор Блэйк разжалован в младшие капитаны. Оба обвиняемых, – он ядовито подчеркнул это «оба», – лишаются выслуги, всех боевых наград, дополнительных выплат и возможности получить их в течение пяти лет с этого момента. Обоим обвиняемым, – было ощущение, что на каждом слове «обоим» морда Главного становилась всё более красной, – запрещено покидать территорию части и предписано носить электронный отслеживающий браслет на весь период испытательного срока. Испытательный срок – год. Если в течение этого времени любым из обвиняемых будет совершено нарушение, подлежащее рассмотрению трибунала, обвиняемые подлежат казни без права обжалования.

На последнем слове Главный стукнул судейским молотком с таким смаком, словно представил, что бьёт не по подставке, а по моей морде.

Я не выдержал и широко улыбнулся. Чёрт с ней, с выслугой – обидно, конечно, снова скатиться на базовый оклад, вдвойне обидно лишиться наград, – но зато Эрика не казнят. Он, конечно, придурок, что сорвался вот так на виду у всех. Мог бы, как я, дождаться какой-нибудь удобной планеты, полной ядовитых змей, которые заползают вот просто везде, в том числе в сапоги к сослуживцам. Однако Эрик не заслужил смерти – уж точно не за этих мразей, пытавшихся его утопить. Те, кому однажды пришло в голову убить мутанта, на этом не остановятся, так что он, считай, сделал мир чище.

А ещё Главный оставил Эрика в офицерах. Мог бы скинуть до рядового без права получить повышение – и без шанса вернуться на должность моего помощника. А Главный оставил мне его. Я же говорил, Сикорски – мировой мужик. Понимает, что действительно важно.

Тут же на месте нам надели электронные браслеты, и это было слегка позорно, однако из Парадного зала я всё равно выходил победителем. Радовался так, словно меня наградили, и, когда впервые за сегодняшний день посмотрел в глаза своему помощнику, даже подмигнул. Эрик же в ответ глянул на меня как на психа. Да и чёрт с ним! Сейчас у него шок, а вот позже дойдёт, как офигенно я его спас.

Однако теперь нужно было решать, что делать дальше и как всё это начинание «в течение года не допускай ни малейшей ошибки подчинённого» осуществить на практике.

Во всех коридорах нас с Эриком преследовало внимание. Люди останавливались и провожали нас взглядами, переглядываясь между собой, а то и перешёптываясь. Многие – с опаской, многие – с явной неприязнью. А зато нас не казнили! Хорошо иметь привилегированное положение, даже если оно основано на том, что ты представитель неоднозначно воспринимаемой – то есть многими ненавидимой и презираемой – расы.

Сначала сходили в общую спальню, забрали вещи Эрика. Там как раз отмывали стены, и я вам доложу, что нет ничего более отвратительного, чем запах крови, смешанный с запахом чистящих средств. Брызги до потолка и в спальне, и в душе я оценил. Выглядит как декорация к фильму ужасов. Рядовые, занятые уборкой, при виде нас аж затряслись – наверное, ожидали, что сейчас им тоже вырвут сердца всем по очереди, – но я сделал индифферентную морду, будто ничего не замечаю. Да, мы, мутанты – опасные ребята, именно поэтому есть секретное распоряжение заманивать генномодифицированных в армию всеми силами. И именно поэтому мы с Эриком такие особенные. Я самодовольно усмехнулся себе под нос.

В своей комнате я выдал Эрику свежий комплект мыльно-рыльного и отправил его в душ – отмываться от крови, – а сам прошёлся по другим делам.

Вернувшись в свою комнату, забрал помытого Эрика и повёл на другой этаж.

Перед дверью с номером 637 остановился и протянул ему ключ. Он открыл. Мы с трудом впихнулись внутрь. Да, комната микроскопическая, места буквально только на узкую койку, к тому же нет окон. Но это всё же отдельная комната. Даже закрывается изнутри.

– С этого момента в общую спальню – ни ногой. Из корпуса без лишней надобности не выходишь. Паёк будут носить сюда. И, само собой, возвращаешься на должность моего помощника.

Конечно, официально это необходимо для того, чтобы держать Эрика под присмотром. Но не только.

Когда я побывал у него в голове, то понял, что мы похожи гораздо больше, чем можно было подумать. Эмоции Эрика казались моими собственными, настолько они были понятны и узнаваемы. Эти бабочки в животе – от запаха крови, от ощущения собственной силы, от сладкого предвкушения, как вот-вот свернёшь шею очередному уроду… Каков шанс на другом конце галактики найти мутанта – которого там вообще не должно было быть, – способного, как и я, вырвать сердце голыми руками? Да это же чистый восторг! Я словно встретил своего потерянного в детстве брата-близнеца.

И теперь уж он не отвертится! Будет моим помощником и всё. По крайней мере, этот год, а дальше посмотрим.

Посмотрел я на Эрика, ожидая его реакции – радостной, конечно, благодарной, – а он опять стоит как истукан. Изучает своим фирменным аутичным взглядом стены комнаты.

– Ты меня слышал?

– Да. – Прозвучало настолько равнодушно, что это аж бесит.

Да ё-моё, я тут за него жизнью рисковал, а ему пофиг, вот спасибо!

Словно в ответ на мои мысли Эрик наконец-то перевёл взгляд на меня:

– Не надо было этого делать.

И тут у меня почему-то возникло ощущение, что он расстроен. Очень. И я как-то на автомате снова прикоснулся к его сознанию – понять, что, вообще, происходит.

Однако на этот раз Эрик мысленно меня перехватил – уже более умело и уверенно, чем на трибунале.

– Ты тут что, местный психоаналитик? Хватит лазать мне в голову.

– Тогда объясни словами.

– Что объяснить? – в голосе Эрика прорезалось раздражение. – Не надо было в это соваться! Я же говорил – я сам отвечаю за свои поступки. Знал, что делал. Готов принять последствия. А теперь… – он умолк, сжал губы.

– Знаешь, вообще-то я рассчитывал на какой-нибудь благодарственный подарок – ручку с золотым пером или сертификат в пиццерию. Но раз ты такой неблагодарный свинтус, то и несчастное «спасибо» сойдёт.

Недовольно покачав головой, Эрик всё же процедил:

– Спасибо. – Тяжело вздохнул. – Просто не очень-то приятно знать, что теперь из-за любого моего чиха тебя могут казнить. И все награды потерял. Деньги. Я хотел как-то отблагодарить тебя за помощь, за всё… А это что теперь? Отблагодарил, называется.

– Ну, бывает в жизни дерьмо, – я пожал плечами. И довольно улыбнулся: – Но если ты это серьёзно, тогда пошли ко мне – в доставке тоже неплохой ассортимент пиццы. Правда, цены конские, но твоя огромная благодарность, думаю, вполне их покроет.