И все-таки они существуют [СИ]

Пролог

Король неподвижно сидел в кресле, устремив вдаль задумчивый взгляд. Наконец он перевел его на стоящего неподалеку Главного советника.

— Да, Монаго!

Главный советник был гораздо старше короля, знал его с рождения и какое-то время практически заменял ему отца, поэтому он мог бы и не соблюдать правило не заговаривать с правителем первым. Но не таков был Огненный Монаго, чтобы нарушать вековые предписания и законы даже в мелочах. Он терпеливо дождался того момента, когда король обратит на него внимание, и только тогда произнес голосом уверенным, ровным и бесстрастным:

— Ваше величество, пришло время выбрать невесту!

Задумчивость мгновенно испарилась из взгляда правителя.

— Что? — он едва не подскочил в кресле. — Какую невесту? Уже?

В интонациях Главного советника не изменилось ни одной нотки, хотя реакция короля ожидаемо позабавила его.

— Ваше величество! Я же не говорю, что вы обязаны жениться немедленно. Выбор невесты — дело хлопотное, сложное и требует времени.

— Да, сложное, — согласно кивнул король, но Главный советник слишком давно и слишком хорошо знал его, чтобы наивно поверить в продемонстрированные ему безропотность и смирение.

— Если я не ошибаюсь, — продолжал король, — обычаи требуют, чтобы я своей избраннице подарил обручальное кольцо Правительницы Мегаликора.

— Вы не ошибаетесь, — подтвердил Главный советник, но помимо уместного удовлетворения оттого, что молодой король показал себя прекрасно осведомленным по части традиций, почувствовал настороженность и беспокойство. И не зря.

Король смущенно потупил взор и негромко произнес:

— Это будет трудновато сделать.

— Что вы имеете в виду, ваше величество?

Голос советника остался по-прежнему ровен и бесстрастен, но, скорее всего, ценой неимоверных усилий со стороны последнего.

— Возможно, вы еще помните, Монаго, что случилось шесть лет назад!

Лицо Главного советника мгновенно помрачнело, в глазах вспыхнул огонь, и он, позабыв о субординации и приличиях, взглянул на правителя, как на провинившегося мальчишку, сурово и осуждающе.

— Вы подарили обручальное кольцо Мегаликора той девочке?

Но короля нисколько не испугал его гнев. С простодушной улыбкой он выложил аргумент, по его мнению безоговорочно оправдывающий возмутивший советника поступок:

— Я был влюблен, Монаго. И я совсем не хотел расставаться с ней.

— И вы отдали ей кольцо из расчета, что когда-нибудь ради него придется открыть порталы?

— Нет! — возразил король. — Что ты, Монаго! Такого у меня и в мыслях не было! Я просто хотел оставить ей что-то на память обо мне. Что-то действительно ценное и дорогое.

— Обручальное кольцо Правительницы Мегаликора, — тихо подытожил Главный советник.

Король ничего не ответил.

Возможно, он и не случайно выбрал кольцо, передававшееся из поколения в поколение от действующей правительницы к ее преемнице в день, когда та становилась невестой, но действовал он интуитивно, а не осмысленно. Только теперь, когда Главный советник заговорил о его неминуемой женитьбе, король до конца осознал это значимое последствие своего давнего поступка и ощутил волнение, тревогу и будоражащее возбуждение, а проницательный Монаго разгадал его чувства.

— Ваше высочество, прошло уже много времени! — мудро напомнил Главный советник. — Все изменилось. Я думаю, очень сильно изменилось! Скорее всего, она уже забыла про вас и больше не захочет вспоминать. Она повзрослела. У нее — совсем другой мир, совсем другая жизнь.

Король внимательно вслушивался в слова Главного советника, и выражение его лица постепенно менялось.

— Монаго! — он снисходительно усмехнулся. — Я всего лишь попрошу ее вернуть кольцо.

— Это могу сделать и я, — разумно заметил Главный советник.

— Действительно, — равнодушно согласился король Данагвар.

Глава первая Месяц сюрпризов

Пару дней назад Влада приехала от родителей. Раньше она сказала бы: «Приехала из дома», но с недавних пор понятие «дом» для нее видоизменилось, приняв образ маленькой квартирки, предоставленной ей интернатом. И хотя учеба в школе уже закончилась, Влада не торопилась разорвать когда-то приобретенную связь. Теперь она здесь работала, работала воспитателем, а образование предпочла продолжать заочно, в отличие от Рушаны и Томки.

Рушана перебралась поближе к дому и училась там (без участия животных, конечно, не обошлось) на ветеринара. Томка предпочла жить в мегаполисе, поступила в университет и теперь осваивала профессию дизайнера, не имеющую ничего общего с ее удивительной способностью.

Кажется, она вообще хотела забыть о своем необычном даре, предпочитая быть такой, как все нормальные люди.

— И что? — с праведным негодованием восклицала она в ответ на высказывания подруг. — Подумаешь, телекинез! Из-за него мне теперь на стройке работать? Подъемным краном? — Тут Тома хмыкала и гордо заявляла: — Кстати, к дизайну у меня не меньший талант, чем к этому вашему телекинезу.

Только Влада почему-то не решилась удалиться от ставших хорошо знакомыми и даже немного родными интернатских стен.

Вот уже почти шесть лет они окружают Владу и не хотят отпускать, но она не тяготится этим, не помышляет о побеге. Ей хорошо здесь, она чувствует, что нашла здесь себя.

В сентябре начнется очередной учебный год, и Влада уже привыкла к тому, что жизнь ее проходит по определенному графику, а наступление августа обещает новые встречи, новые знакомства, новых учеников. Они уже потихоньку съезжаются, неведомые новички.

Влада сама когда-то проделала этот путь, и уж кто-кто, а она-то прекрасно понимала их состояние, их тревоги и волнения. «Приятно познакомиться! Меня зовут Влада!»

Обычно ребята называли ее по имени, никаких отчеств — она сама так решила. Уж слишком мала разница в возрасте, да и во взглядах на жизнь. Не тянула Влада на строгую тетю. По большей части она для учеников — старший товарищ. А некоторые старшеклассники даже считали Владу реальным объектом для ухаживаний и заигрываний. Ведь они знали ее еще ученицей.

Она не сердилась и не обижалась, но в то же время четко ощущала барьер между собой и ими, позволяющий относиться с иронией и взрослой мудростью к оказываемым ей знакам внимания. Тем более, существовала во Владином окружении и более подходящая персона для романтического общения. Вплоть до конца мая.

— Как у тебя дела с Артемом? — поинтересовалась Томка, привычно заявившись в гости без предупреждения. Разве считался короткий телефонный звонок за пять минут до прибытия?

— Никак, — спокойно ответила Влада, и подруга мгновенно разволновалась.

— Почему? Не может быть! Владик, ты в своем уме? — она не могла оставаться безучастной, когда дело касалось чувств, особенно чужих. — Ты меня, конечно, извини. Возможно, я лезу не в свое дело. Но ты сама подумай! Это бросается в глаза: после Синицы у тебя ни с кем не клеится. Конечно, Синица — принц, и все такое. Для четырнадцати лет это просто потрясно! Это — ужас как замечательно! Но только для четырнадцати. — Томка многозначительно подняла палец, указывая прямиком в заоблачные сферы, где, без сомнения, обитал высший разум — неподкупный свидетель. — Хотя я уже начинаю сомневаться — а было ли что-то на самом деле? Но сейчас ты взрослая, разумная девушка, и тебе надо реально смотреть на жизнь. Неужели ты до сих пор надеешься на то, что Синица вернется?

— Что за чушь, Тома! — возмутилась Влада. — Я даже и не думаю о нем. А Артем… Артем… Не хочу я говорить ни о каком Артеме. Все закончилось и уже забылось.

Май пролетел незаметно, за ним — июнь, июль… В первых числах августа Владу вызвал к себе Виктор Николаевич, а войдя в кабинет, она обнаружила там еще и Аллу.

— Вот что, Влада, — заговорил Виктор Николаевич, — у нас для тебя есть особое задание. Алла введет тебя в курс дела. А я со своей стороны уверяю, что это не ее тайные происки, а общее решение. Мы все посчитали, что так будет лучше всего.

Владе оставалось только согласно кивнуть, а Алла сразу же подхватила ее под руку и повлекла к дверям.

— Мы пойдем!

За два последних года они сблизились и подружились.

— Сейчас я тебе все расскажу, — пообещала Алла. — Только зайдем в какой-нибудь класс, усядемся, как следует.

— Понимаю, — заключила Влада. — Это для того, чтобы я не брякнулась, узнав, что вы для меня приготовили.

— Ну что ты! — улыбнулся Алла. — Для серьезного разговора нужна серьезная обстановка. Да и слушать это всем не обязательно.

Ее слова, да и слова Виктора Николаевича нагнали столько таинственного тумана, что Влада растерялась и, как ни пыталась строить предположения, ничего подходящего придумать не могла. Оставалось одно: ждать, когда Алла наконец-то создаст подходящую по ее мнению серьезную обстановку и раскроет суть дела.

— Видишь ли, Влада, — удобно устроившись на стуле за ученической партой, начала Алла, — мы нашли мальчика. Ему всего десять или одиннадцать, но у него уже начали проявляться способности. Обычно это случается с ребятами постарше. Ну, да тебе не надо объяснять! Мальчик недавно потерял мать. Видимо, это и послужило толчком. Ты же знаешь, мы не берем в интернат детей такого возраста — им еще рано расставаться с семьей! Но здесь — особый случай! Его отец сам вышел на нас. Он еще не пришел в себя после гибели жены, а тут с единственным сыном стало твориться нечто невообразимое. Редко кто не растеряется в подобных обстоятельствах.

— А какая у мальчика способность? — успела вклиниться с вопросом Влада в беспрерывный поток информации, выдаваемой коллегой.

— Очень редкая! Очень необычная! — охотно отозвалась та. — Во всяком случае, мне она ранее не встречалась.

— Аллочка! — взмолилась Влада. — Нельзя ли сказать прямо и просто, без лирических вступлений?

За бесконечными восклицательными фразами они так никогда и не дойдут до сути.

— Он умеет летать!

— Летать?

Влада подумала, что ослышалась.

Это неправдоподобно, что именно с ней разговаривают о мальчике, который умеет летать!

— Да! Представляешь!

Владе стало немного не по себе, но Алла, не замечая ее замешательства, продолжала восклицать.

— Согласись, редкий мальчишка в десять лет упустит возможность полетать, если умеет это. А его отец боится, что окружающие неадекватно воспримут такую способность. Что из-за нее он может лишиться сына. Что в конце концов мальчика у него заберут, и неизвестно, увидит ли он его опять. В общем, завтра мальчишка приедет к нам, и тебе поручено заняться им персонально.

— Почему мне? — Влада испытала тревогу. — Тут нужен опытный педагог.

— Ну откуда у тебя такие консервативные взгляды? — деланно возмутилась Алла и легко объяснила: — Ты у нас самая юная, тебе будет проще найти с ним общий язык. Из всех нас именно ты воспринимаешься детьми менее официально, и он легче пойдет на контакт.

— Есть же ребята! — возразила Влада. — Разве с ними ему будет не проще?

Алла, кажется, готовилась к тому, что подруга начнет сопротивляться, и, не задумываясь, давала ответы даже на еще незаданные вопросы.

— Представь, каково быть самым маленьким среди наших взрослеющих уникумов! Подростки — не самый легкий объект в общении. У них и так самооценочка не очень. А тут — появится случай показать свое неоспоримое превосходство. Хотя бы в возрасте. И потом: абсолютно незнакомое место, абсолютно незнакомые люди! А парнишке всего десять, он потерял мать и осознал свою непохожесть на остальных.

— Владочка! Ты же у нас будущий специалист по школьной психологии! Зачем я тебе буду объяснять! Ты, наверное, лучше меня все знаешь! — Алла проникновенно сжала руку собеседницы. — Пожалуйста, прими его под свое крылышко! Ребятам ты нравишься, они считают тебя своим человеком. Ты для них еще не безнадежно взрослая и чужая. А мальчику действительно нужен индивидуальный подход. Ты же сама прекрасно понимаешь! И мы решили, что лучше тебя никто не справится.

Конечно, приятно, что ей так доверяют, на нее полагаются, но…

— Алла! Ему же десять! Какой это будет класс? Четвертый? — Влада решила, что не ошиблась в подсчетах и выдвинула важный аргумент. — У нас же нет учителей начальной школы!

— Ой! — Алла лишь махнула рукой. — Неужели ты не справишься с программой четвертого класса?

— Я?

— Учебниками и пособиями тебя обеспечат! А что еще надо? — Алла не видела никаких препятствий. — Ты же учишься в педагогическом!

— Да! — не стала отрицать Влада. — Но на школьного психолога, как ты ранее отметила, а не на учителя начальных классов.

— Брось! — Алла опять беззаботно махнула рукой. — Мало, кто учится на учителя начальных классов, но, будучи родителем, отчасти становится им помимо своего желания и без учета личных способностей. Так что — цени предоставленную возможность!

— И он приезжает уже завтра! — в отчаянии воскликнула Влада.

— Так получилось, — пожала плечами Алла. — Уж извини. Никто не рассчитывал на подобный оборот.

Никто не рассчитывал, и Влада не рассчитывала более всех. И, конечно, она не спала всю ночь. Конечно, она в сотне вариантов представляла ожидающую ее встречу. Да только встреча — еще не самое страшное! Что ей делать потом?

У нее не было младших братьев и сестер, и она уже смутно представляла интересы десятилетних. Она прекрасно помнила себя в начальной школе, но никаких конкретных воспоминаний о желаниях, чувствах и стремлениях, занимающих ее в том возрасте, не сохранилось. Осталось что-то общее: школа, одноклассники, симпатии, больше радостного, чем печального, за исключением редких прочно врезавшихся в память случаев. Яркие впечатления следующих лет легко вытесняли те, что с позиции гордящегося своим взрослением человека, начинали казаться незначительными и глупыми.

И еще! Как вести себя с ребенком, недавно потерявшим мать, вырванным из привычной домашней обстановки и обнаружившим в себе удивительные способности, которых были начисто лишены все остальные?

Владе исполнилось четырнадцать, когда с ней стали твориться всякие невероятные вещи. Узнав, что причиной их является она сама, Влада в первую очередь не обрадовалась, а испугалась, почувствовав себя уродом, отклонением в развитии.

А если тебе десять, и ты вдруг полетел, но прекрасно знаешь, что люди не должны, не должны, не должны ни в коем случае летать — что тогда?

Само собой, можно обратиться к книжкам, можно почитать об особенностях возраста, и о возможных проблемах, и о характерных конфликтах. Но усредненная теория — это одно, а вот мальчик завтра приедет — отнюдь не теоретический. Абсолютно реальный и вовсе не среднестатистический. С такой неумеренной индивидуальностью, которая для Влады является по-особому значительной.

Если бы Владе не сказали заранее об ее персональной миссии, она не стала бы готовиться столь тщательно, и все бы получилось само собой. И не мучили бы ее вопросы: что делать? как себя держать? о чем говорить? И простое, незамысловатое «Привет! Меня зовут Влада. А тебя?» оказалось бы предпочтительнее каких бы то ни было тонких психологических фраз.

Влада переживала, тревожилась, волновалась, а встреча с мальчишкой окончательно лишила ее спокойствия.

Почему-то она представляла его маленьким, худеньким и печальным. А он оказался улыбчивым, крепким, нормального для десятилетки роста. Еще он обладал взлохмаченной шевелюрой из темно-каштановых волос и заинтересованным, немного напряженным взглядом ясных синих глаз.

Влада увидела его и, будто споткнулась, растерянно замерла на месте, произнеся лишь несколько простых слов: «Привет! Давай знакомится!» А потом она услышала его имя.

Мальчика звали Данила Синицын. И нетрудно предположить, какое прозвище дали ему ребята сразу после знакомства. Конечно, Синица! Потому что фамилия у него — Синицын. Потому что был он самым младшим среди всех, шустрым и подвижным, как маленькая птичка. Потому что умел он летать. И потому что глаза у него — синие-синие, как чистое безоблачное небо.

— Ты чего застыла? — тихим шепотом спросила Алла, едва заметно тронув Владу за руку. — По-моему, замечательный мальчишка. Жизнерадостный и легкий.

— Да-да! — согласно закивала Влада.

Что это? Гримаса судьбы?

Непослушные каштановые волосы. Синие глаза. Данила Синицын. Принц Данагвар, Правитель Мегаликора, Верховный Маг и Волшебник, всем видам чудес предпочитающий полеты. Синица.

В десять лет он выглядел, наверное, точно так же. Но это было давно и совсем в другом мире. Теперь ему за двадцать, он король, и вряд ли похож на маленького мальчика, а мир его находится в неизвестных пределах, и пути оттуда нет.

Оцепенение постепенно спадало.

Начальство удалилось, чтобы не сковывать новосела своим присутствием, оставив Владу с ним наедине.

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату! — не слишком решительно произнесла девушка, но, услышав собственный дрожащий голос, поторопилась взять себя в руки. — Тебе как больше устроит: одному или с ребятами?

— Если можно, то одному, — без тени робости и неуверенности произнес Данилка.

— А если с ребятами, сможешь быстрее с кем-нибудь познакомиться, — предложила Влада разумный расклад.

— Я лучше один, — твердо выговорил мальчик. — Я и так познакомлюсь. Хорошо?

Познакомится — Влада не сомневалась. Новичок не выказывал излишней стеснительности, и в общительности ему, пожалуй, не откажешь. И Алла точно подметила одно из основных его качеств — легкость.

Влада привела Данилку в жилой корпус.

— Вот это девичий этаж, а выше — этаж мальчиков, — объяснила она. — А здесь комната дежурного преподавателя. Поэтому, если ночью вдруг что-то случится, ты всегда сможешь сюда придти. И не стесняйся будить. Для того и существует дежурный.

— А ты тоже дежуришь? — спросил мальчишка заинтересованно.

— Конечно. Только не сегодня. На следующей неделе. А сегодня дежурит Виктор Николаевич, — продолжала она объяснять, проводя Данилку по коридору мальчишеского этажа. — Поэтому ночью будет образцовый порядок и невероятная тишина.

Данилка лукаво глянул на свою провожатую.

— А в твое дежурство — порядок не образцовый?

— Всякое случается, — честно призналась Влада.

Напряженная скованность исчезла, больше не угнетали параллели. Мальчик все сильнее располагал Владу к себе. Больше не хотелось заморачиваться и анализировать факты.

— Вот твоя комната! — Влада распахнула входную дверь. — Если ты не передумал жить один.

Данилка упрямо мотнул головой, решительно вошел, уронил на кровать небольшую дорожную сумку, до этого висевшую на плече.

— Вещи принесут минут через пять, — предупредила Влада и спросила: — Ты что предпочитаешь в данный момент: устраиваться или экскурсию по интернату?

— Устраиваться, — выбрал Данилка.

Он с интересом изучал свое новое жилище.

— Тебе помочь?

Он хмыкнул в ответ.

— Я сам!

Влада почувствовала себя навязчивой. Наверное, мальчику действительно лучше побыть немного одному: осмотреться, успокоиться, осознать перемены, пережить новые впечатления.

— Тогда я пойду? — вопросительно заглянула Влада в синие глаза. — Я зайду перед обедом, отведу тебя в столовую. А уж потом мы все посмотрим.

— С тобой?

— Со мной.

Данилка задумался на мгновенье и обрушил на Владу неожиданный вопрос:

— А почему именно ты со мной нянчишься?

— Так решило начальство! — улыбнулась Влада и призналась: — Но, если откровенно, я сильно переживаю.

— Не переживай! — успокаивая ее, произнес Данилка со взрослыми, покровительственными интонациями. — Я — хороший!

— Я заметила, — опять улыбнулась Влада и вышла.

Август в интернате всегда был богат на новые встречи, но наступивший превосходил все предыдущие не только по количеству встреч, но и по их значимости. Стоило Владе более-менее прийти в себя после знакомства с Данилкой, а жизнь уже приготовила для нее очередное событие, поначалу показавшееся не слишком важным. Вестницей его опять оказалась Алла, и именно она была главной участницей и виновницей случившегося. Уж такой у нее был дар — находить особенных людей.

Беззаботно продвигаясь к главным воротам, Алла наткнулась на незнакомого молодого человека, неторопливо бредущего вдоль интернатской ограды. На первый взгляд молодой человек ничем примечательным не выделялся, и она безучастно прошла бы мимо, если бы…

Потому Алла и работала в интернате, что в массе людей могла легко и безошибочно выявить одаренного. Такой человек представал перед ней в своеобразном свете, и стоило ей оказаться рядом, она безошибочно улавливала его особенность, а иногда даже определяла той особенности сущность. Порой ей приходили на ум параллели со счетчиком Гейгера, начинающим пищать при обнаружении радиации, или с индикаторной отверткой, внутри которой загоралась лампочка при наличии напряжения. Сравнения были не слишком приятные и возвышенные, зато достаточно точные. Ничего не поделаешь!

Встреченный Аллой незнакомец явно относился к одаренным, она сразу почувствовала живущую в нем удивительную силу. Его появление возле ограды интерната не насторожило Аллу. Наоборот, она посчитала случившееся закономерным. Одаренные всегда интуитивно стремились друг другу, потому как только с подобными могли рассчитывать на полное взаимопонимание.

Алла сделала вид, будто что-то ищет в сумочке, а сама немного понаблюдала за молодым человеком.

Очень даже симпатичный, внешне располагающий к себе. Выражение лица задумчивое, доброе, немного смущенное и неуверенное.

Алла выудила на свет совершенно ненужный ей ключ, а незнакомец уже никуда не брел, стоял на месте и смотрел сквозь ограду.

Интересно, что он пытался увидеть?

Сразу за решеткой росли деревья, вдали виднелось здание интерната. От ворот к нему вела центральная аллея, обсаженная декоративным кустарником. Сейчас она была абсолютно пуста. Вдоль стен опять же рос кустарник, и живописно тянулись клумбы с цветами.

Алла подошла к молодому человеку и смело спросила:

— Вы что-то хотели?

Он растерялся.

— Да! То есть, нет! — прозвучал сбивчивый ответ. — Я просто смотрю. У вас парк очень красивый.

Алла бросила еще один взгляд на открывавшийся за оградой пейзаж. Он был привычен, но никогда не оставлял равнодушным, всегда находилась в нем чудесная красота и притягательность.

Видимо, особая атмосфера неординарности царила не только в самом интернате, но и охватывала прилежащее к нему пространство. Под ее влиянием растительность на школьной территории, несмотря на некоторую неухоженность, была пышнее и ярче. Даже цветы здесь, по мнению Аллы, пахли гораздо сильнее и приятнее, чем все остальные.

Никто в интернате профессионально не занимался зелеными насаждениями, в особенности летом, когда ученики разъезжались на каникулы, а педагоги уходили в отпуск. Основную долю внимания парк получал весной и осенью, когда ребята под предводительством уже немолодой учительницы биологии Алевтины Александровны разбивали клумбы, выращивали рассаду цветов, подстригали кусты, ухаживали за небольшим фруктовым садом. Алевтина Александровна делала все, что могла, насколько хватало ее сил и знаний, но вверенная ей территория была довольно обширной, а летом интернат практически полностью пустел. И все равно, деревья, цветы и травы, словно подпитываемые какой-то магической энергией, росли по-особому великолепные и щедрые и заметно выделялись даже среди богатой зелени местных парков.

Алла была полностью согласна с незнакомцем. Не находилось поводов для споров и для продолжения разговора тоже, но молодой человек так не считал.

— Только его надо обработать от тли.

— От тли? — повторила Алла с удивлением и непониманием.

Понемногу ей начинала открываться сущность дара ее случайного собеседника. Несомненно! Он имел особую связь с землей и растениями. Поэтому и определил с одного взгляда основную напасть их маленького зеленого царства.

Тли. Да, именно так называются мелкие крылатые мушки, в некоторые дни тучами вьющиеся над газонами и дорожками, облепляющие проходящих буквально с головы до ног, попадающие в глаза и даже в рот. Жутко неприятные создания, хотя и не мерзкие на вид. Оказывается, они опасны для растений.

— От тли. Да. Не мешало бы обработать, — опять согласилась Алла. — Но вся эта химия вызывает опасения. Дети уже приехали. Как бы не получилось больше вреда, чем пользы!

— Химия совсем не обязательна, — со знанием дела заверил молодой человек. — Существует много других средств. В том числе предоставленных самой природой. Конечно, на приготовление их в достаточном количестве уйдет гораздо больше времени и труда, чем на покупку готовых препаратов, но… было бы желание…

— Вот и отлично! — обрадовано воскликнула практичная Алла. — Вы этим и займетесь, раз вы не против. Нам как раз нужен человек, который позаботился бы о нашем парке.

Она не сомневалась, что молодого человека заинтересует ее предложение, и оказалась права. Его не отпугнул даже широкий фронт работ, честно обрисованный Аллой еще по дороге к интернату. Требовалось не только ухаживать за деревьями и цветами, но и стричь газоны, убирать опавшие листья, подметать дорожки, а зимой — расчищать их от снега.

Теперь у интернатского парка был свой хозяин, который с удовольствием взялся за близкое его натуре дело. И хозяина этого звали Игнат. Да, да! Немного непривычное для слуха имя. Сейчас его редко встретишь.

Помимо интересного имени Игнат обладал еще и броской внешностью: светлые волнистые волосы, голубые глаза, тонко очерченный рот. Весьма романтичный облик, удачно дополняемый, в специфику его способностей, любовью к цветам и травам. Однако, сам Игнат не был хрупким и нежным, как милые его сердцу цветочки. Выглядел он сильным, мужественным и крепким, и неудивительно, что некоторые старшеклассницы сразу влюбились в него.

Влада познакомилась с Игнатом легко и быстро. Алла представила их друг другу в первый же день, да чуть ли не в первый же час появления в интернате садовника, и казалась при этом очень гордой и довольной собой. Все в ней хвастливо кричало: «Ты только погляди, какое сокровище я нашла! Ты только полюбуйся! Ну, какая же я мудрая, заботливая и замечательная!»

Игнат с вниманием и интересом глянул на Владу. Той даже подумалось, с каким-то особенным интересом. Нет, не с тем, который имеет отношение к любви с первого взгляда или внезапно нахлынувшей страсти. С совершенно другим. Как будто Игнат заранее знал о существовании девушки и вот, наконец-то, увидел ее воочию.

Наверное, поэтому плюс ко всем прочим эмоциям в минуту знакомства Влада почувствовала легкую неприязнь. Но стоило им сойтись поближе, как вся подозрительность исчезла.

Иногда Влада и Игнат подолгу болтали, иногда обедали вместе. Если позволяла возможность. А позволяла она не так уж часто. Свободного времени у Влады оставалось совсем мало: необходимо было хотя бы частично, на несколько уроков вперед, ознакомиться с программой четвертого класса.

Высокомерному взгляду человека, за плечами которого насчитывались все одиннадцать школьных лет, она могла показаться поначалу простенькой и незамысловатой. Но стоило углубиться в ее тонкости и частности и представить, что придется не только решать задачки и заучивать правила, а объяснять их, причем так, чтобы быть понятым, оптимистичный настрой быстро куда-то исчезал. Хорошо еще Владе удалось отвертеться от преподавания иностранного языка. Здесь необходим был специалист — директор безоговорочно разделил ее точку зрения.

Да и сам Данилка требовал повышенного внимания. Он по-прежнему хорохорился, но сразу становилось заметным, что мальчик чувствует себя неуютно.

Еще бы! Он был гораздо младше прочих. Хотя отношения с ребятами, как обещал, Данилка наладил быстро. Остальные ведь тоже являлись новичками, испытывали те же неуверенность и тревогу.

Особенно благосклонно приняли Данилку девочки. Они отнеслись к нему, как к младшему брату.

Это один на один младший брат может восприниматься досадной помехой и неприятностью, а когда старших сестер много, каждая способна оставаться доброй и заботливой. И каждая найдет хотя бы несколько свободных минут в течение дня, чтобы посвятить их требующему особого внимания малышу.

Несмотря на подобную популярность, Данилка никогда не упускал случая провести время наедине с Владой. Персонально приставленный педагог представлялся мальчишке чем-то вроде семьи. Ему недоставало близкого человека, которого по праву можно было считать только своим собственным. Например, как родителей.

Влада прекрасно понимала, что никогда не заменит мальчику маму, но она и не стремилась к этому, она тоже отвела себе роль старшей сестры. Так получалось родней и искренней, чем официально обозначенные ученик и учитель. Да так оно и выходило на самом деле.

Данилка активно участвовал в предназначенных для всех мероприятиях: различных поездках, культурных походах и экскурсиях, но частенько они отправлялись куда-нибудь вдвоем с Владой. Скажем, в парк аттракционов или на обычную прогулку.

Влада не жаловалась, что личного времени у нее остается в обрез, ей нравились заполненные дни, нравилось чувствовать себя необходимой, она не торопилась домой. Изредка, покидая интернат после окончания рабочего дня, она сталкивалась у ворот с Игнатом, и тот провожал ее до дома. Они увлеченно болтали дорогой и безмятежно прощались, без лишних заминок и многозначительности. Хотя, возможно, Влада просто не торопилась замечать ничего особенного.

Глава вторая Данила и Змей

Приезд старших внес коррективы в жизнь новичков.

Обычно старшие не появлялись одновременно всем скопом, а тянулись группами и поодиночке в течение недели. Некоторые же предпочитали появляться только рано утром первого сентября.

Старожилы старались произвести впечатление людей бывалых, умудренных опытом, до мельчайших подробностей знающих все интернатские традиции и порядки. Особенно тут выделялись те, кто разменивал второй год учебы. Они высокомерно и снисходительно поглядывали на новеньких и тайно радовались, что больше не находятся на их месте.

Незнакомые смущенные лица вызывали неподдельный интерес, но больше всего внимания досталось, конечно, Данилке. А еще — удивления.

Десятилетка в интернате, признающем человека, только если он никак не младше тринадцати казался сенсацией.

Легкий в общении, веселый, неунывающий мальчишка вызывал симпатию, и старшие быстро приняли его в свой коллектив. В особую позу становились лишь немногие, в зависимости от тонкостей своего характера. И одним из этих немногих, так банально предсказуемо, стал Кеша Земский.

Кеша обладал тепловым зрением. Помимо спектра, привычно воспринимаемого человеческим глазом, он различал еще и инфракрасные лучи. Он без труда ориентировался в темноте. Темнота для него, в отличие от остальных, уже не была помехой, не вызывала чувства растерянности и беззащитности.

Очень практичная способность!

Кеша несказанно гордился своим умением, и, появившись в интернате, не упустил возможности похвастаться перед ребятами тем, что зрение у него, как у змеи. И тут же из Земского навсегда превратился в Змейского. Тем более, характеру его больше подходила вновь приобретенная фамилия.

Собственно, Кеша не был совсем уж мерзким типом, но хитростью, коварством, изворотливостью, наглостью, ядовитостью и снисходительным отношением к людям (конечно, не в смертельных дозах) очень уж напоминал того самого змея-искусителя, который изрядно подпортил жизнь роду человеческому.

Во внешности у Кеши тоже было что-то от рептилий: длинный рост, поджарое телосложение, большие, чуть навыкате глаза, редкого золотистого цвета, острый нос и широкий ехидный рот. И вроде бы вполне симпатично и невинно, но только если не принимать во внимание почти никогда не сходящую с тонких губ снисходительную ухмылку и цепкий въедливый взгляд, осязаемый, словно касание, даже когда стоишь к Земскому спиной.

Частенько случалось, что и педагоги машинально произносили Кешину фамилию в видоизмененном варианте. Потом замечали ошибку, смущались, торопливо извинялись и впредь предпочитали обращаться к Кеше исключительно по имени. Чему тот, в некоторой мере, был даже рад. Ведь он получал очередное — пускай и весьма сомнительное — подтверждение своей исключительности.

Впервые увидев в интернатском коридоре Данилку, Кеша воскликнул с величайшим изумлением:

— А это еще что такое? У нас открыли детский сад?

— Не волнуйся, Кеша, еще не открыли! — заботливо успокоила его Влада. — Но как только откроют, обещаю, ты будешь его первым воспитанником!

Змейский усмехнулся, якобы примиряясь с достойным ответом, но не унялся.

— Он действительно всех младше или просто уродился таким недомерком?

— Лучше быть недомерком, чем переростком-идиотом, — не оставшись в долгу, вызывающе возразил Данилка.

Кеша обижался легко, но при этом никогда не впадал в отчаяние, не замолкал униженно, подавленный и смущенный, а продолжал злобно шипеть, успешно применяя на практике старую истину: «Лучшая защита — это нападение».

— Он еще и разговаривать умеет! — с деланным восторгом, словно Данилка был невиданным безгласым зверьком, а не человеком, воскликнул Змейский и презрительно сощурил глаза.

— Да, Кеша! — Влада на мгновенье опередила уже открывшего рот Данилку. — Разговаривать он умеет. А еще умеет считать и писать. А вот у тебя, Виктор Николаевич рассказывал, с этим бо-ольшие проблемы. Поэтому, вместо того, чтобы доставать людей, сходи, перечитай правило про «жи» и «ши» или повтори таблицу умножения!

Наверное, ее высказывание посчитали бы непедагогичным, но позволить Змейскому обижать Данилку она не могла. И Кеша перестал наглеть, хотя и продолжал что-то мстительно бормотать себе под нос. Он независимо удалился, нарочито неторопливо и небрежно.

Как ни странно, Данилка неблагосклонно отнесся к Владиному заступничеству.

— Зачем ты вмешалась? — праведно возмутился он. — Я бы и сам справился!

Влада удивилась его недовольству.

— Вообще-то, я — воспитатель. И это входит в мои обязанности: вмешиваться, когда между учениками возникает конфликт. Особенно, если он угрожает перерасти в драку. Ты не из тех, кто спускает оскорбления. Да и Кешу не остановит то, что вы в разных весовых категориях.

— И тебе нравится? — сумрачно поинтересовался Данилка.

— Что? — не поняла Влада.

— Твоя работа, — насмешливо пояснил мальчик. — Вмешиваться, запрещать, обрывать на полуслове.

Интерпретация Данилки прозвучала ужасно, но Влада не смутилась, ответила вопросом:

— А было бы лучше, если бы вы подрались?

— Да! — не задумавшись ни на миг, отрезал Данилка. — Зато он больше бы не полез.

Но Влада предполагала и другой вариант.

— Или ты бы стал его избегать.

Она предпочла более мягкую формулировку, хотя на самом деле ее слова должны были звучать так: «Ты бы стал от него прятаться, боясь в очередной раз получить удар словом или кулаком». Но Данилка ее прекрасно понял и обиделся за то, что она не верила в его возможности.

Он с вызовом заглянул ей прямо в глаза:

— Ты считаешь меня слабаком?

— Нет, конечно! — поторопилась оправдаться Влада. — Но ты младше, меньше ростом… — Внезапно перед ее мысленным взором предстал пятнадцатилетний мальчишка, бесстрашно шагнувший навстречу громадному жуткому великану, и она, прервав поток сбивчивых, натянутых аргументов, твердо произнесла: — Я считаю, что мелкая перепалка не стоит серьезной драки! — Затем чуть заметно улыбнулась с доброй иронией. — Сила и отвага пригодятся нам для более достойных дел!

Данилка все еще дулся, но уже по инерции: нелегко мгновенно простить недоверие и принять чужое мнение. А Влада перевела разговор на другую тему.

— Вера Владимировна сказала мне, что у тебя проблемы с английским. Ты попросил ее начать с нуля?

— Я много пропустил в прошлом году, — посмотрел мальчик исподлобья.

Он намекал на то, что смерть матери на время убавила его интерес к учебе и ко всему остальному.

Его нельзя было винить за это. Но Влада не стала сочувственно вздыхать: «Конечно! Я тебя понимаю!», а спокойно произнесла:

— Ладно. С нуля так с нуля.

Влада прекрасно представляла, что такое уроки, но то были представления ученицы. А вот как должны были выглядеть представления учительницы? — оставалось для нее не до конца разрешенной загадкой.

Интернат считался школой передовой, экспериментальной, и их занятия с Данилкой подтверждали это как ничто другое.

Во-первых тем, что класс состоял всего из одного ученика. Во-вторых тем, что уроки вел неквалифицированный специалист. Ну и в-третьих тем, что наглядные пособия являлись наглядными на все сто процентов.

Влада никогда не приносила с собой демонстрационные материалы, она без труда создавала их сама. Для нее не составляло проблемы оживить картинку из книжки, и порой их с Данилкой занятия заканчивались взрывами неудержимого хохота, когда она показывала приключения воображаемого ученика Синицына в предлагаемых учебниками ситуациях.

Так проходила работа, заполняя дни почти целиком, но и для личной жизни оставалось немного времени. И это свободное время тихо и ненавязчиво стал присваивать себе Игнат. Он уже не удовлетворялся тем, что часто провожал Владу до дома. Он стремился к большему.

В один из вечеров Игнат, многозначительно заглянув в глаза, спросил:

— У тебя завтра выходной?

Влада подтвердила, и тогда Игнат предложил:

— А давай сходим куда-нибудь. Например, в кино.

Влада неуверенно молчала.

— Или просто погуляем.

Он улыбался нежно и искренне. Он был красив и очень приятен. Он вызывал симпатию. А у Влады завтра был выходной и не было поводов ему отказать.

И они стали встречаться. Не только потому, что работали в одном месте и, в силу данного обстоятельства, случайных столкновений невозможно было избежать. Встречи проходили и за стенами интерната, и планировались они со смыслом и заранее. А еще из них не делалось тайны.

Да и что тут скрывать? Кому могли помешать их отношения? Простые и спокойные, добрые и чистые. Весьма и весьма неопределенные.

Очередной вечер закончился недолгим свиданием, парой обычных слов на прощание и коротким поцелуем у парадного. Быстрым и каким-то мимолетным. Будто бы желанным, но не обязательным.

Влада закрыла дверь и продолжила жить по заведенному расписанию. Легкий перекус, умывание, чистка зубов и так далее, и так далее.

Девушка привычным движением выключила свет, юркнула в постель, прижалась щекой к подушке.

Над городом властвовала ночь — суровая хозяйка в мрачном наряде. Она любила броские украшения: бриллианты звезд, бледное золото луны, разноцветное сверкание электрических огней. Она все решительней и напористей отстаивала свои темные права, безжалостно отбирала у дня минуты за минутами, готовила мир к зиме и забвению. Она все делала наоборот: превращала обыденные вещи в загадочные, меняла смыслы и копала так глубоко, что становилось страшно.

Влада спала, и ее странное сновидение упрямо противоречило событиям, завершившим сутки.

Ей снился Синица. Но не таким, каким она его знала когда-то — дерзким пятнадцатилетним подростком, а таким, каким он должен быть сейчас. Повзрослевшим, возмужавшим правителем волшебной страны. И в это же самое время в одной из комнат интерната бодрствовал маленький мальчик. Данила Синицын.

Окно было широко распахнуто. Занавески разлетались под порывами врывавшегося с улицы холодного ветра, превращаясь то в тугие паруса, то в распростертые крылья.

Данилка сидел на подоконнике, бесстрашно свесив наружу ноги, вглядывался в густую чернильную темноту ночи, иногда зябко поеживался и, кажется, о чем-то мечтал.

Обычно со Змейским ребята держались терпимо: не изгоняли из компаний, старались не обращать внимания на Кешины вечные цепляния, не поддавались с легкостью на его провокации. С недавних пор в отношении к Кеше даже стало проскальзывать такое чувство как жалость.

Между знающими людьми поползли слухи, разъясняющие, отчего он стал еще вреднее, чем прежде. Виной тому была глубокая сердечная рана.

Кеше нравилась Женя Рябинина из выпускного класса. Оказывается и рептилии способны на горячие чувства! Однако всем прочим, не исключая Змейского, предпочитала девочка своего одноклассника Илью Светлова, и симпатия ее, Кеше на беду, оказалась взаимной. Вот и злобствовал Змей от бессилия, высмеивал чужие сложившиеся чувства. Тем более возможности необыкновенного зрения позволяли ему замечать то, что для остальных оставалось секретом.

Однажды, проходя мимо группы десятиклассников, Данилка услышал знакомое шипение.

— Они стоят рядышком и за руки держатся. Прям как маленькие! Такие трогательные. Такие слатенькие. Я чуть не расплакался от умиления. — Помимо прочего Кеша был еще и артистичен. — Влада что-то говорит, а садовник пялится на нее, ну, как полный придурок. А потом стал наклоняться. Все ближе, ближе. Ну, думаю, щас начнется самое…

— Хватит! — ворвавшись в круг, сердито потребовал Данилка.

— Это почему? — усмехнулся Кеша, нисколько не смутившись и не испугавшись, скорее даже обрадовавшись появлению мальчика.

— Ты врешь!

— Вру? — Кеша мгновенно вскипел от негодования, но, пристально глянув на побледневшего напряженного Данилку, изменился в лице, растянул губы в довольную ухмылку. — Ой, не могу! Мелкий втрескался в училку!

Данилка на миг смешался, не смог сразу ответить, а Кеша, пользуясь моментом, разорялся все больше.

— Только ты пролетел, Синица! — сообщил Змей вроде бы с сочувствием. — У твоей Владочки другие интересы. Она предпочитает более взрослых мальчиков. Она… — он мерзко хихикнул и тут же наткнулся на пронзительный взгляд.

— Заткнись! — процедил Данилка сквозь зубы, но Кешу его угроза еще больше развеселила.

— А то, что будет? — открыто смеялся он. — Заплачешь и побежишь жаловаться своей подружке? А она…

Змейский крякнул, будто подавился, широко распахнул рот, но не смог произнести ни слова, только выпучил глаза.

Потом Кеша схватился руками за горло, будто пытался удостовериться, а все ли необходимые части на месте. А, может, хотел найти потайную кнопочку, включающую звук, или вернуть на место не вовремя отскочившую деталь. Он страшно испугался, побледнел, скривился. И тут взгляд Змейского упал на стоящего перед ним мальчишку, снисходительно усмехающегося прямо ему в лицо.

Кеша все понял. Мелкий недаром предупреждал: «Заткнись!» Кеша не послушал, и тот какой-то неведомой силой легко заставил недруга выполнить свое требование, не дожидаясь окончания фразы.

При всех. Открыто и нахально. Сделав ужасного Змея нелепым и смешным в чужих глазах.

Рвавшиеся из горла слова, намертво застревали в нем, и, не находя выхода, распирали, распирали, распирали.

Кеша, словно разъяренный носорог, ринулся на виновника своего позора. Ребята едва успели перехватить его перед самым Данилкиным носом.

Судя по силе, с которой Змейский вырывался из рук приятелей, предусмотрительно вцепившихся в него железной хваткой, он снес бы не только мелкого десятилетку, но и, как минимум, половину школы.

— Синица! Ты бы лучше отвалил пока! Кому говорят? Исчезни из виду! — советовали старшеклассники мальчишке, но тот стоял, абсолютно спокойный, не торопясь никуда уходить.

Издалека почувствовав возникновение горячей точки в своих владениях, появился Виктор Николаевич, с двух слов вник в ситуацию.

В его присутствии Кеша присмирел, только продолжал возмущенно выкатывать глаза и скрипеть зубами. Но директор даже не повернулся к Змею, сразу обратился к Данилке, не подав виду, что крайне обеспокоен открытием новых граней его дарования.

— Данила, твоих рук дело? — спросил он, чтобы окончательно убедиться в правильности своего понимания ситуации и обеспокоиться еще больше.

Мальчик смело сознался, не стал отрицать. Он ни на секунду не усомнился в том, что поступил с Кешей справедливо.

— Ты, может, еще не знаешь, Данила, — серьезно сказал Виктор Николаевич, — но у нас такое правило: никогда не применять свой дар во вред другим.

— Виктор Николаевич! — тут же высказал свое несогласие один из присутствующих — Кешин одноклассник Коля Бородин. — Какой же это вред, заставить Змея заткнуться? От этого всем другим только польза!

— Бородин! — сурово произнес директор.

Положение педагога становилось нелепым. Он тоже прекрасно знал, кто такой Кеша Земский, знал, что тот неумерен на язык, и всегда считал, что было бы весьма уместным время от времени лишать его дара речи. Но кое-что здесь оставалось абсолютно неприемлемым.

Воспользовавшись своей уникальной способностью, Данилка нарушил главное правило: нельзя использовать свое превосходство перед человеком, который в чем-то заведомо слабее тебя. Хотя — опять же! — в данной ситуации, очень сомнительно, что слабее. И вред, как утверждает Бородин, с трудом отличается от пользы.

— И за что же ты так поступил со Змейским?

Услышав взрыв хохота, Виктор Николаевич опомнился, но извиняться или исправляться уже не стал, сделал вид, что ничего не заметил и для смеха не находит причин. Хотя употреблять еще раз фамилию и даже имя пострадавшего на всякий случай поостерегся. Воспользовался безвредным и безликим местоимением.

— Что он такого сказал?

Отзвучал вопрос, и сразу наступила тишина. Никто не решался пересказать разговор. Даже Кеша понял, что в вынужденной немоте есть свои плюсы.

— Ну! Синицын!

Данилка молчал, но тут опять выступил Коля.

— Да очередные гадости, Виктор Николаевич! Будто вы Кешу не знаете?

Он хотел оказаться отважным и благородным, но директор почему-то посмотрел на него не с уважением, а с осуждением.

— А вы стояли и слушали его с удовольствием! И только самому маленькому хватило смелости и порядочности его осадить!

Бородин не успел ничего сказать в свое оправдание, потому как первым заговорил Данилка.

— Я не маленький! — с напором произнес он.

— Похоже, что так! — согласился Виктор Николаевич. — Но все же я переговорю с Владой по поводу…

Дальнейших слов Данилка не слышал. Все его внимание было приковано к ухмыляющейся физиономии Змея. Тот и без голоса умел сказать что-нибудь мерзкое и унизительное, отловить в дальних коридорах и доставить в нужное место эхо когда-то прозвучавших слов: «У нее другие интересы. Она предпочитает более взрослых мальчиков. Она…»

Виктор Николаевич всегда выполнял свои обещания, а тут еще обстоятельства подстегнули его сделать это как можно быстрее. Он отыскал Владу, торопливо, но подробно описал ей случившееся. Но в конце ему пришлось добавить нечто, что говорить он некоторое время назад вовсе не собирался.

— Данила ушел после нашего разговора и пропал из поля зрения. Никто не знает, где он.

— Может, в комнате закрылся? — предложила Влада первое, пришедшее в голову, но остальные были не глупее.

— Уже смотрели. Пусто! — доложил Виктор Николаевич и принялся размышлять вслух. — Не думаю, что он убежал из интерната. Вроде бы ничего ужасного не произошло. Наверное, где-то отсиживается в гордом одиночестве. Даже мне порой это требуется, — признался он между делом и посмотрел на Владу. — Ты не знаешь никаких укромных мест, где бы он смог спрятаться?

Влада послушно задумалась.

Одно точно укромное место она знала хорошо. Алла показала его.

Однажды, неожиданно обнаружив у них обоих незапланированный час свободного времени и давненько обратив внимание на чудесную солнечную погоду, коллега спросила у Влады, с упоением подставляя лицо жарким лучам: — Не хочешь позагорать?

— Я бы с удовольствием, — мечтательно протянула Влада. — Но пока мы куда-нибудь дойдем, время выйдет. А загорать прямо здесь, ну-у, как-то странно! Представь — вылезут две полуголые училки и разлягутся возле школы у всех на виду!

— Ой, Владочка! — хихикнула Алла. — Ну, ты и насмешишь! — И тут же велела. — Мигом надевай купальник! Поверх можешь напялить хоть шубу, чтобы никто даже не догадался, для чего мы идем! Я покажу тебе одно место, где мы никого не сможем смутить своим видом.

И Алла привела Владу на крышу вспомогательного корпуса, в котором располагались бассейн, два спортивных зала, актовый зал и студии. Самого высокого из всех.

— Я сюда даже пару шезлонгов приволокла! — похвасталась она.

На одном из этих шезлонгов Влада и обнаружила Данилку.

— Как ты догадалась? — вопросом встретил ее мальчик.

— Легко! — произнесла Влада. — Все, кто умеют летать, сидят либо на ветках деревьев, либо на проводах, либо на крышах. Посмотри на птиц!

Она подошла поближе.

— Можно мне присоединиться?

Данилка согласно кивнул, и она села на соседний шезлонг, посмотрела в направлении его взгляда.

Яркое голубое небо расстилалось над головой, и, начинаясь сразу за оградой интерната, убегало к горизонту живое колышущееся море парка. Его спелую зелень уже разбавила осень пестрыми красками. Солнечные лучи с восторгом подсвечивали свои любимые цвета — красный, желтый, оранжевый. Словно стаи блестящих рыбок танцевали в изумрудной глубине. Но Данилка не замечал предстающей перед ним волшебной красоты, взгляд его, минуя близкое, проникал в неведомую Владе даль.

— Что ты видишь? — негромко спросила она.

— Дом, — коротко ответил Данилка.

— Скучаешь по нему?

— Не очень, — произнес мальчик бесцветно, но Влада не поверила в его безучастность.

— А что можно увидеть из окна твоего дома?

Данилка прикрыл глаза, вспоминая.

— Зеленый луг, деревья, дома, речку, высокий холм. А вдали…

— Горы, — неожиданно закончила за него Влада, и Данилка удивленно воззрился на нее.

— Какие горы?

— Ой! — сказала Влада. — Просто я так представила. Думаю, было бы красиво.

Данилка пожал плечами, а Влада немного помолчала. Ей придется еще раз повторить мальчику то, что уже пытался внушить ему Виктор Николаевич.

— Ты вернешь Кеше способность разговаривать?

Данилка поморщился от ее слов, хмыкнул.

— Да он уже, наверное, разговаривает. Это само проходит.

— Земский опять над тобой насмехался?

— Нет, над другими. Нес какую-то ерунду!

Влада поняла, что содержание Кешиных речей от Данилки никогда не узнает. Да оно ей и неинтересно. Сейчас нужно объяснять, в чем мальчик был неправ, и как следовало поступать…

— Он тебе нравится? — неожиданно спросил Данилка, с трудом выговаривая слова.

— Кто? Кеша?

— Садовник, — это слово далось ему еще тяжелее.

— В общем, да! — Влада решила быть откровенной, не находя ничего странного в интересе мальчишки. Рано или поздно у каждого возникают такие вопросы: про себя, про других, про чувства. — Он милый, добрый. Нет причин относиться к нему плохо.

— Ты с ним… встречаешься? — Данилка помрачнел, насупился, а Влада, объясняя чересчур болезненную реакцию мальчика особыми обстоятельствами его жизни, попыталась закрыть тему.

— Я не хочу это обсуждать.

Данилка резко вскочил, вытянулся вверх, развернувшись к Владе спиной, и спросил через плечо, обращаясь будто и не к девушке вовсе, а к небу, к деревьям, к осени:

— А ты можешь сделать так, чтобы я почувствовал, будто падаю? И не могу взлететь. Падаю и все. И никакого спасения.

Влада вскочила вслед за ним.

— Зачем это тебе? — воскликнула изумленно и встревоженно.

— Я никогда этого не испытывал! — дерзко выкрикнул Синицын. — Интересно же!

— Нет, Данил! Это страшно! Можно сильно испугаться, и неизвестно тогда, чем закончится. Возможно, ничуть не лучше, чем, если упасть на самом деле. Я не могу такое создавать. И не хочу!

Зато ей очень хотелось вцепиться в мальчишку обеими руками, чтобы было надежней и спокойней.

Почему она сразу не увела его с крыши? Гораздо удобней разговаривать в комнате!

Но Данилка не обращал внимания на ее страхи. Он смотрел с вызовом отчаянно блестящими синими глазами.

— Тогда, может, полетаем?

Решительность и жажда действий мгновенно исчезли, и Влада медленно опустилась на шезлонг.

— Нет, — спокойно и разумно заговорила она. — Я слишком тяжелая для тебя. Ты меня не удержишь. — И для убедительности немного приврала, отведя взгляд. — А еще — я боюсь высоты.

Он не поверил, он возмущенно уличил ее во вранье.

— Боишься высоты и спокойно сидишь на крыше!

— Крыша — это одно. Тут под ногами твердая, надежная поверхность, и она никуда не денется. — Влада с нарочитой убежденностью выдвигала аргументы и смотрела вниз, отгораживаясь от манящего неба. — А там, наверху, кругом пустота, и кажется, кроме нее больше ничего не существует. Все остальное будто бы ненастоящее, ирреальное.

— Откуда ты знаешь? — придирчиво спросил Данилка и тут же высказал невероятную догадку: — Ты уже летала когда-то?

Взгляд синих глаз был не по-детски проницательным и требовательным, и готовое сорваться поспешное обманное «нет» застыло на губах.

— Когда это было? — не унимался Данилка.

Влада выдержала его взгляд и твердо произнесла:

— Я не буду об этом разговаривать. — А потом пустилась в пространные объяснения, стараясь уйти от конкретных признаний: — У каждого есть такие секреты, которые он никому никогда не выдает. Согласись, ведь у тебя они тоже есть!

— Есть, — подтвердил Данилка.

— И ты мне их расскажешь?

— Нет! — как она и ожидала, громко заверил мальчик. Но потом тихонько добавил сам для себя: — Не сейчас.

И чтобы больше не слышать ее поучительных речей, которые она, наверняка, уже приготовила, стремительно взмыл в воздух, перекувырнулся в вышине, дразня невесомостью и свободой, завис неподвижно и услышал снизу то ли негодующее, то ли восхищенное: — Данька!

Влада впервые увидела, как он летает, раньше он никогда не демонстрировал ей свое умение. Он спустился вниз и застал ее не сердитую, не возмущенную, а грустную и задумчивую. Она ни слова не сказала ему навстречу.

— Ты что, испугалась? — недоумевая, спросил Данилка.

Влада внимательно посмотрела на него, словно старалась проникнуть в мысли и без слов разгадать скрываемую им тайну, отрицательно мотнула головой, а потом произнесла:

— Не хочу читать тебе очередные нотации. Не хочу лишать тебя этого, — она подняла глаза к пронзительно синему небу. — Но так получается. Ты сам понимаешь. Поневоле приходится хранить то, что имеешь.

— Я знаю, — хмуро согласился Данилка. — Я много такого слышал. «Нельзя иметь сразу все. Чтобы достичь значительного, приходится кое-чем жертвовать. Дело не в том, чего ты хочешь. Таков твой долг».

Влада изумленно застыла: непривычные фразы для десятилетнего мальчика! Влада в его возрасте просто бы не стала их запоминать, выкинула бы из головы, не воспринимая всерьез.

— Где ты это слышал?

— Да так, — Данилка равнодушно махнул рукой. — В кино, кажется. Или в книгах читал. — И предложил: — Пойдем вниз.

Вот такой суматошный получился день, и заканчиваться он не торопился. Потому как именно сегодня Влада была дежурной.

Обычно по ночам ничего особенного не происходило, не приходилось бодрствовать до утра, а еще хуже — встревожено носиться по этажам. Ночи пролетали спокойно, даже подростки не могли жить без сна. И, когда все ребята легли спать, Влада без зазрения совести тоже собралась отправиться на покой. Помешать этому могли разве только теснившиеся в голове мысли. Но тут запел мобильный телефон.

— Владочка! — виновато пробормотала в трубке какая-то девочка, вроде бы Женя Рябинина из выпускного класса. — Ты сегодня дежуришь?

— Да, — подтвердила Влада и насторожилась: уж слишком нежен и робок был девичий голос! Неспроста это!

— Владочка! — опять ласково пропела Женя, подтверждая худшие Владины опасения. — Открой нам, пожалуйста! Мы тут у калитки стоим.

— У какой калитки? — поначалу растерялась Влада.

— У обычной калитки. В заборе, — запинаясь, пояснила Женя.

— И куда это вы собрались ночью? — Влада и изумилась, и рассердилась одновременно.

— Мы не выйти хотим, а войти, — терпеливо объяснила Женя, даже легким оттенком в интонациях не намекая на Владино тугодумие.

Влада громко выдохнула, отчего-то мгновенно перестав сердиться, и уже с иронией уточнила:

— И много вас там?

— Я и Илья, — смиренно доложила Женя и умолкла в покорном ожидании.

— Сейчас приду, — произнесла Влада, накинула куртку и поспешила к выходу.

Парочка нарушителей смущенно топталась за забором, тихо обмениваясь короткими фразами. Однако прятать от Влады глаза ни один не стал.

— Только не рассказывай никому! — очутившись на желанной территории, попросила Женя как можно убедительней, она прекрасно знала интернатские порядки, а Илья добавил без унизительного заискивания: — Пожалуйста!

Влада посмотрела на ребят, оттягивая время, нарочно не торопясь с обещаниями.

— Хорошо, — и добавила строго: — Только в следующий раз будьте пунктуальными!

— Без проблем! — за себя и за свою подругу твердо заверил юноша.

По улице ребята шли следом, но в дверях Влада остановилась, пропуская их вперед. Они непонятно почему замялись, не торопясь войти, но Влада ждала, не сводя с учеников вопросительного взгляда, и тем пришлось послушно принять ее расстановку.

На девичьем этаже, возле лестницы, ведущей наверх, заминка повторилась.

— Что-то не так? — недоуменно спросила Влада.

— Все в порядке, — торопливо проговорила Женя, глянула на Илью. — Пока! — и скрылась за дверью.

Только в комнате до Влады дошло, почему без конца возникали невидимые препятствия на их коротком пути. Она неосознанно лишила ребят прощального поцелуя, даже самого маленького, украдкой, за ее спиной. Они не зря старались пристроиться следом, не торопясь проходить вперед.

Влада улыбнулась задумчиво и немного печально. По правилам ей необходимо было наутро доложить начальству о ночном происшествии. Но разве может она наябедничать на загулявшуюся допоздна влюбленную парочку? Она, которая сама когда-то…

Только с другом ей тогда больше повезло — высокие заборы не являлись для него преградой.

Синица. Принц Данагвар. Почему в последнее время постоянно всплывает его образ, оживляет воспоминания о самом первом годе, проведенном ею в интернате? Влада чувствовала, как сильно изменилась за тот год. И причиной тому были не одни лишь внезапно обретенные удивительные способности. Главная заслуга в этих переменах безусловно принадлежала Синице.

Их недолгая волшебная любовь и безнадежное горькое расставание оставили самый яркий и глубокий след во Владиной недолгой четырнадцатилетней жизни.

В первые дни девочке просто не верилось, что она больше никогда не увидится с Синицей. Но время умело приводить неопровержимые доказательства, и поверить пришлось.

В один момент жизнь потеряла цвета и смысл, превратилась в жалкое безрадостное существование. «Никогда» из невесомого слова превратилось в огромный тяжелый камень, который не хватит сил сдвинуть, и стало безнадежно и страшно.

Чтобы избавиться от страха, чтобы не превратиться в лишенную желаний и эмоций развалину, Влада с головой окунулась в учебу и общественную жизнь. Даже целеустремленная, деятельная Томка не могла за ней угнаться. Однако постепенно ажиотаж пропадал, но в мир уже украдкой начали возвращаться краски.

Жила же она раньше без Синицы! И ведь неплохо жила! И было не смертельно.

Все возвращалось на круги своя. В естественное русло. Только не проходило ощущение, что теперь она уже не та Влада.

Девочка смотрела на себя в зеркало и никаких внешних изменений не находила. Зато чувствовала перемены внутренние. И, вернувшись домой на каникулы и встретив на улице того самого Сашу Егорова, не испытала никакого особенного волнения, не смутилась, не оробела.

— Привет! — первым подал голос Сашка, в легком удивлении рассматривая Владу.

Они не виделись с прошлого мая, их ничего не связывало, кроме одного нелепого случая, и разговаривать им было не о чем. Но Сашка остановился и спросил:

— Ты теперь в другой школе учишься?

Влада утвердительно кивнула.

— Ну и как там?

— Нормально.

— Значит, не собираешься возвращаться?

— Скорее всего, нет.

Дежурные вопросы заданы, и вроде бы пора расходиться, а Сашка по-прежнему стоял, то отводил глаза, то смотрел Владе в лицо.

— А ты куда сейчас?

— Собирались с Лизой прогуляться, да у нее внезапно планы поменялись. Теперь возвращаюсь домой.

Саша не напрасно остановился, не напрасно находил вопросы. И, наверное, вполне уместным оказалось бы предложение: «Может, проводишь меня?» Только Влада не торопилась его произнести, раздумывая над целесообразностью предполагаемого поступка и собственными чувствами. Сашка решился первым.

— Проводить тебя?

Что могло измениться между ними за год? Измениться мысленно, в отсутствие всякого визуального контакта.

На Сашку произвело впечатление то странное происшествие? Оно требовало понимания и объяснения? Оно взволновало и открыло существование некто Большаковой в параллельном классе, ранее незамечаемой и непризнанной?

Мечты сбываются с опозданием. Хотя… возможно именно сейчас и наступило самое подходящее время для их осуществления!

Когда-то горячо желанные отношения наконец-то возникли, вылились в несколько свиданий и… тихо сошли на нет. Сашке не понравилось, что Влада не испытывает бурной радости и восхищения от встреч с ним, что она всегда ровна и спокойна, не вздыхает, не восторгается, не смотрит с обожанием. Увидимся — хорошо! Не увидимся — да вроде бы тоже неплохо. Никак.

Кому это понравится?

Не получилось. А Влада и не расстроилась. Чего уж там! Еще столько всего впереди!

Начнется новый учебный год, и опять рядом будут Томка и Рушана, и все остальные, и много новых. Лишь никогда больше не будет Синицы.

Ну и ладно! Так уж в жизни заведено: встречаешься и расстаешься.

Сколько ей еще предназначено этих встреч и расставаний? Тысячи. Больших и маленьких, значительных и неважных, легких и трудных, долгожданных и нежелательных. Не поспишь одну ночь, растревоженная воспоминаниями и мыслями, а потом наступит новый день, и какой он приготовит сюрприз, никогда заранее не догадаешься. А с Синицей они распрощались. Навсегда. Не стоит думать о нем.

Была недолгая сказка. Был принц, чуть ли не на белом коне. Как там говорила Тома? «Для четырнадцати лет это просто потрясно». Сейчас это наивно и глупо. Вот пусть и остается — волшебным воспоминанием. Может, случилось когда-то, а, может, и нет.

Будем реально смотреть на жизнь.

Глава третья Мальчик, умеющий летать

Двое мужчин сидели напротив друг друга, один — за столом, другой — в кресле посреди комнаты. Первый был старше — немного по возрасту, но, в основном, по занимаемому положению. Он сохранял невозмутимое спокойствие. Младший был возбужден и многословен.

— Я сам видел, как он летает! Собственными глазами! Я как раз проезжал мимо школы. Тут мобила запиликал. Я его достал, но как-то неудачно. Уронил. Пришлось останавливаться и лезть под сиденье. Поднимаю глаза. Ну, чисто случайно посмотрел наверх, и он взлетает над крышей! Небо чистое. Никаких веревок, приспособлений. Высоко взлетел. Так высоко не подпрыгнуть. Я тоже сначала подумал — мало ли чем его там швырнуло! А он кувырнулся в воздухе и завис.

Старший усмехнулся критично.

— А, может, ты перебрал вчера, Фома, вот тебе и мерещится черт знает что. Мальчики летающие.

— Вот я так и знал, что ты мне не поверишь! — обиженно воскликнул младший. — Только я не зря мобильник в руке держал. Сообразил нажать на съемку.

Он подскочил с кресла, устремился к столу, доставая по пути телефон.

— Вот, смотри! — он нажал на кнопку «воспроизведение видео», и то, что он пытался описать словами, подтвердило изображение на маленьком дисплее.

Чистое синее пространство, и на его фоне тонкая мальчишеская фигурка. Словно большая неведомая птица парила между небом и землей. Потом опустилась на крышу здания. Медленно. Падают гораздо быстрее.

Или это был очень тонкий трюк, или мальчишка по-настоящему летал!

— Представляешь, никому даже в голову не придет, как мы смогли туда проникнуть! Кто поверит в летающих людей?

— Ты же поверил!

— Я видел собственными глазами, — напомнил Фома, но потом рассудительно добавил: — Хотя, думаю, это мне просто повезло. Вряд ли пацану разрешают вот так спокойно порхать. Когда угодно и где угодно. Я бы, вообще, его привязал, чтобы ни дай бог кто не узнал. А-то ведь такая шумиха поднимется. Сейчас и по телеку, и в газетах про такое любят. Про ангелов, магов и этих… как их… экстрасенсов. Журналюги понабегут. Никакого житья не будет.

Старший терпеливо дождался, когда собеседник закончит свои рассуждения.

— А если это все-таки какой-то трюк? — он предпочитал быть осторожным скептиком. — Хотя, его секрет нам тоже не помешает. — Он еще раз просмотрел запись. — Надо навести справки об этой школе. Что за вундеркиндов они там обучают? А ты займись мальчишкой. Нужно выяснить, действительно ли он такой необыкновенный.

— Как?

— Спровоцируй его. Создай такую ситуацию, чтобы у него выхода другого не было, только полететь.

— Это какую же?

— А ты подумай, Фома! Подумай! Напряги мозги. Голова-то тебе для чего? Людям морды разбивать?

Влада шла по коридору первого этажа учебного корпуса. Именно здесь располагались кабинеты администрации. Учительская, завучи, архив, канцелярия и, конечно, директор.

Распахнув массивную деревянную дверь с блестящей табличкой, Влада едва не врезалась в незнакомого мужчину. Тот, видимо от неожиданности, испуганно шарахнулся в сторону, потом, не глядя на случайную встречную, пулей вылетел в коридор и торопливо зашагал к выходу, почти побежал.

Влада изумленно хмыкнула и оглянулась.

Ей очень захотелось рассмотреть мужчину получше. Не то, чтобы он ее поразил своими великолепными внешними данными. А был незнакомец действительно красив, ярок, бросок, эффектен — Влада успела заметить. В том-то и дело, визитер показался Владе не совсем уж незнакомым.

Кажется, где-то она его уже видела.

Фраза, несомненно, звучит глуповато, но смысл у нее правильный.

Влада задумчиво сдвинула брови, напрягла память.

Что-то узнаваемое, что-то похожее. А вот что?

— Кто это был? — поинтересовалась Влада у старательно сортирующей кипы бумаг секретарши.

— Это? — Валентина на мгновенье замялась, возвращаясь из официального мира документов в мир реальный. — Ах, это отец Данилы Синицына.

— Данилы? — Влада изумилась еще больше. — Зачем он приезжал?

Секретарша фыркнула.

— Как зачем? — пожала плечами и снисходительно объяснила: — Навестить ребенка. Узнать, как у него дела.

— Да? — Влада посмотрела на Валентину не менее снисходительно. — Тогда почему он не обратился ко мне? Почему он, вообще, при виде меня умчался как ошпаренный?

— Серьезно?

Секретарша, кажется, не заметила того, что случилось в дверях кабинета.

— Ну-у-у… — размышляя, протянула она. — Он же не знал, как ты выглядишь. И, может, он на поезд уже опаздывает. Ему хватило разговора с Виктором Николаевичем, и он решил, что встречаться с тобой уже не обязательно. Особенно, если времени нет.

— Странно как-то, — предположения собеседницы не слишком удовлетворили Владу.

— Ага! — Валентина согласно кивнула. — Правда, странно. Сын на папашу нисколько не похож. Ну, совсем ничего общего. Папочка такой красавчик, а мальчик — обычный. Ничего особенного.

— Валя! — Влада улыбнулась, немного осуждающе, немного иронично. — Ну, кто о чем!

Секретарша опять фыркнула и тоже улыбнулась.

Однако безобидное подшучивание и понимающие улыбки не сгладили волнения. Да, в общем-то, и не волнения. Так, легкого замешательства. И вопросы без ответа сидели в голове по-прежнему.

Почему отец Данилы Синицына не захотел встретиться с учительницей сына? Неужели, правда, так спешил? Лично Влада на его месте, в первую очередь направилась бы к персонально приставленному к ее ребенку педагогу, а не полетела бы на всех парах к директору. Тот, конечно, выше по положению, но, следовательно, и от детей дальше.

И — опять же! — почему этот неожиданный визитер показался знакомым? Из-за сходства с Данилой? Но, даже Валентина убежденно заметила, внешне между папой и сыном ничего общего. А еще от Влады Синицын-старший шарахнулся, как от чумы. Ну, не настолько же она страшная, чтобы при виде ее люди убегали без оглядки!

Влада не размышляла над случившимся беспрестанно, некогда было, но время от времени возвращалась к неразрешенным вопросам. Например, вечером, когда в интернат незаметно проникла тишина.

Сначала незваная гостья пряталась в самых потаенных уголках, а потом постепенно заполнила весь жилой корпус. Разлилась по коридорам, просочилась под двери ребячьих комнат, глуша звуки и завершая разговоры, выстлала мягкую дорожку следующим за ней по пятам сну и покою.

Влада опять дежурила. Не в свой черед.

Алла, как маленькое стихийное бедствие, налетела после ужина с виноватым взволнованным лицом и засыпала лавиной слов, извиняющихся, несчастных, просительных, верящих.

— Владочка! Будь другом! Выручи! Понимаешь? Такое дело! Ко мне тут знакомые приехали. Точнее, не ко мне. Они тут проездом, на сутки. Специально день выкроили, чтобы со мной увидеться. Представляешь? А у меня как назло сегодня дежурство. Ну, не вести же мне их сюда! И время терять не хочется. И так мало. Владочка! Я тебе вовек буду благодарна. Все, что скажешь, сделаю. Отдежурю за тебя, когда захочешь.

И что оставалось делать? Только согласиться.

Мысли не давали заснуть, беспокоили, будоражили. И не скажешь, что чересчур взволнованные, но сон они успешно отгоняли, и Влада решила сделать очередной обход. А вдруг еще кому-то не спится?

Нет, тишина прочно обосновалась в корпусе. Даже воздух казался сонным, обволакивал призрачной сказкой. И Влада ясно представила, как бродит по коридорам маленький, толстенький человечек, добрый и уютный, в светлой ночной сорочке, такой длинной, что из-под нее виднеются только носки мягких домашних туфель. Человечек подходит к каждой двери и озабоченно прислушивается: всё ли спокойно? все ли спят? А в руках у него — оплывающая свечка, трепещущий огонек которой похож на крошечную яркую звездочку, спустившуюся с небес.

Внезапно налетевший неизвестно откуда сквозняк сорвал звездочку с фитиля, мгновенье играл с ней, а потом безжалостно потушил, и вслед за огоньком иллюзия исчезла целиком. Теперь и Влада почувствовала, как тянет холодом.

Ветер свистел из-под двери… Данилкиной комнаты.

Неужели он спит с открытым окном?

Осень в этом году не балует теплом и хорошей погодой. Так и простудиться недолго, если неразумно закаляться. Или…

Влада даже не постучалась, резко открыла дверь.

Громко хлопнула увлекаемая сквозняком рама, занавеска потянулась следом. А кровать, конечно, пуста.

— Данилка! Сумасшедший!

Влада бросилась к окну, распахнула его, высунулась наружу, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте пасмурной осенней ночи.

— Синицын! Данила! Ты где?

Он не откликнулся. Наверное, находился слишком далеко, а Влада говорила слишком тихо, боясь кого-нибудь разбудить или напугать.

Не дождавшись ответа, она уселась на кровать, успокаивая себя тем, что мальчик обязательно скоро вернется.

Зачем ему пропадать насовсем? Его никто не держит насильно. В интернате ему вроде даже нравится.

Просто захотелось полетать, пользуясь моментом, что никто не станет стоять над душой и занудливо вещать: «Нельзя! А вдруг тебя увидят. Немедленно вернись. Больше так не делай!» Наверное, это уже не в первый раз.

Данилка вернулся через несколько минут, опустился на подоконник, испуганно вздрогнул, заметив Владу, автоматически отступил назад.

Влада, словно подброшенная катапультой, вскочила с постели, ринулась на помощь, в желании подхватить, удержать. Но мальчик не упал, присел, склонил на бок голову, посмотрел вызывающе.

— Ну и что? Никто же не видит.

— Я понимаю, — откликнулась Влада. — И не собираюсь ничего говорить. Я просто хотела убедиться, что ты вернешься.

— А почему я должен не вернуться?

Влада пожала плечами и честно созналась:

— Я не знаю. Не почему. Но мне нужно было убедиться, чтобы спать спокойно.

Данилка спрыгнул на пол, но никуда не пошел, прислонился к подоконнику и посмотрел на этот раз с ожиданием новых вопросов.

— И часто ты так путешествуешь по ночам?

— Ну да! — мальчик выглядел серьезным и грустным и отвечал по-взрослому: — Не хочется упускать возможность, пока я еще умею летать.

— А разве это не навсегда? — с сомнением проговорила Влада.

— Нет! — Данилка заявил уверенно. — Когда подрасту, я не смогу.

— Перестань! Не может быть! — Влада пыталась переубедить и его, и себя, но мальчик не поддался.

— Я знаю.

— Откуда? — учительница глянула на него пристально и подозрительно, и Данилка поторопился объяснить:

— Я так чувствую! — он на мгновенье опустил глаза, но потом посмотрел прямо, твердо и немного горько. — Разве взрослые летают?

В пятницу серое лоскутное одеяло облаков затрещало по швам, открывая синеву чистого неба, и в по-осеннему грустный мир заглянуло солнце, ненадолго вернуло яркость поблекшим краскам.

— Давай-ка проведем занятие на улице! — предложила Данилке Влада. — Наглядный урок краеведения.

Мальчик сразу согласился.

Бродить по городу в любом случае лучше, чем сидеть в классе, решать задачи и писать упражнения.

Летом утопающий в зелени, роскошный, сияющий парк с наступлением осени становился графичным и строгим. Четко прочерченные линии аллей пересекались с линиями каналов, тонкие штрихи сбрасывающих листву древесных ветвей рисовали ажурные узоры на фоне неба и светлых фасадов построек. Статуи спрятались от приближающейся зимы в тесные тесовые домики. И последние осенние кораблики в поисках несуществующего пути покачивались на блестящей холодным металлом воде прудов.

Данилка остановился возле афиши, рассказывающей о новой экспозиции во дворце, задумчиво-заинтересованно приподнял брови, читая название:

— «Свадебные наряды Дома Романовых». — Мальчик вопросительно глянул на Владу. — Не хочешь посмотреть?

Большую часть огромного листа занимала репродукция картины Репина «Венчание Николая II и великой княжны Александры Федоровны».

— Тебе это, правда, интересно? — немного удивилась Влада. Не думала она никогда, что мальчишек занимают свадебные церемонии, а уж тем более полагающиеся к ним платья.

— А что? — философски заметил Данилка. — Это же не сейчас. Это же, как раньше было. История. Короли, правители, королевы.

— Ну, хорошо! — Влада согласно кивнула. — Пойдем за билетами.

Помимо их двоих желающих посетить выставку нашлось не так уж и мало. Город всегда притягивал туристов, и большинство их, конечно, легче всего было встретить в парке и во дворце.

По залам бродили организованные группы и посетители-сами-по-себе, переходили от экспоната к экспонату, любопытные, увлеченные. Экскурсоводы с указками почти бесперебойно выдавали информацию.

Влада с Данилкой, где бы ни стояли, всегда успевали ухватить кусочек чьего-нибудь занимательного рассказа.

Подойдя к стеклянной бликующей витрине, за которой во всем великолепии красовалось богатое свадебное платье, они услышали:

— Наряд для каждой невесты, само собой, изготавливался индивидуальный, но с небольшими изменениями повторялся от свадьбы к свадьбе. Он включал сарафан из серебряной парчи, корсаж которого был покрыт бриллиантами, красную ленту через плечо, подбитую атласом и отороченную горностаем мантию, такую тяжелую, что ее обычно держали пять камергеров. Невеста в таком наряде двигалась с трудом. По свидетельству последней невесты из дома Романовых, великой княжны Марии Павловны, племянницы Николая II, вышедшей замуж за шведского принца в 1908 году, от веса свадебного платья на ее плечах остались темно-синие кровоподтеки.

Экскурсовод ткнула указкой в стекло.

— Здесь у нас представлена современная реконструкция, выполненная по описаниям и существующим изображениям. А вот здесь — уже оригинал.

Указка уперлась еще в одну витрину, в которой скрывался украшенный кружевами и лентами туалетный столик.

— Вашему вниманию представлен золотой туалетный прибор императрицы Елизаветы Петровны, за которым всегда причесывались перед свадьбой великие княжны и принцессы, выходящие замуж. Также здесь представлены так называемые «коронные бриллианты», которые выдавались невестам на церемонию из Бриллиантовой кладовой. Колье, диадема, браслеты. Обратите внимание на серьги, выполненные в виде вишен. Они такие тяжелые, что их прикрепляли не к ушам, а к специальным золотым ободкам. Те уже и надевались на уши.

Группа двинулась дальше, голос экскурсовода стал затихать, и скоро отдельные слова уже трудно было разобрать. А Влада с Данилкой все еще стояли перед свадебным платьем.

— Ну и как оно тебе? — хитро улыбнулся мальчик. — Хочешь такое же?

Влада отпрянула.

— Нет! — девушка замотала головой. — Оно слишком… монументальное. Как будто сделано не из ткани, а из камня. Мне кажется, не будь манекена, оно бы все равно стояло. Само по себе. И никто не смог бы сдвинуть его с места.

— Так ведь не для простых невест, — напомнил Данилка. — Эти все принцессы терпели как-то. А тебе что — трудно?

— Я-то тут причем? — Влада недоуменно пожала плечами. — Я замуж за императора выходить не собираюсь.

Мальчик отвернулся, хмыкнул и пробурчал.

— Конечно! Садовник-то ведь лучше.

— Что? — Влада не расслышала слишком тихих слов, только уловила насмешливые интонации. — Ты о чем?

— Да так. Ерунда. Пошли дальше.

Они прошагали мимо окна и оказались рядом с другой группой.

— До 1884 года к венчанию представительниц императорской фамилии каждый раз изготавливали новую брачную корону. Затем ее разбирали, украшение возвращали к коронным бриллиантам. Но после свадьбы великого князя Сергея Александровича и Гессенской принцессы, в православии великой княгини Елизаветы Федоровны, корону разбирать не стали, и с 1884 по 1917 год она украшала головы всех невест российского императорского дома. На изготовление этой короны пошла часть нашивок «Бриллиантового борта» камзола и кафтана императора Павла I. А крест составили камни, снятые с эполета начала девятнадцатого века. Вот как о ней сказано в Описи предметов Бриллиантовой комнаты: «Венчальная императорская корона, украшенная девятью солитерами, из коих шесть больших в кресте и три малых на верхней части короны, и восьмьюдесятью гранитюрами, по четыре бриллианта в каждой».

Люди, затаив дыхания, внимали словам экскурсовода и восхищенно рассматривали украшение. И пускай бархат потемнел и поблек, прозрачные грани многочисленных бриллиантов по-прежнему ярко блестели, играли и светились, словно маленькие, холодные огоньки.

— А что такое «солитер»? — неожиданно прозвучал вопрос.

Его задал мужчина, стоящий недалеко от Влады и Данилки, довольно молодой, не очень высокий, в повседневной одежде, в немного затемненных очках. Наверное, один из группы.

— Солитер, — охотно откликнулась экскурсовод, — это крупный бриллиант, вправленный в украшение отдельно, без других камней. Как вы можете видеть, например, в кресте этой короны.

— Понятно, — протянул мужчина и тут же опять спросил: — А свадебные кольца у императоров тоже были?

— Разумеется, — твердо произнесла экскурсовод. — Если мы пройдем к следующей витрине, то сможем увидеть золотое обручальное кольцо Павла I, прибывшее к нам из коллекции Государственного Эрмитажа. Оно было изготовлено накануне свадьбы будущего императора с Марией Федоровной. Снаружи кольцо украшено бриллиантами, на внутренней его стороне выгравированы имя невесты и дата обручения. А вот перстень с солитером в пятнадцать с четвертью каратов. Камень этот, согласно завещанию супруги Павла Марии Федоровны, употреблялся при обручении всех последующих цесаревен.

Камень. Кольцо.

Влада рассеянно смотрела на императорские украшения.

Наверное, никогда в жизни не забудет она терпкий запах осеннего воздуха, яркий блик на белом металле и синие искры в глубине камня.

«И больше не осталось ничего. Одно кольцо».

Влада ни разу не надевала подаренную ей драгоценность. Хранила, как надежные запасники Эрмитажа. Даже не посматривала на нее время от времени.

Зачем? Ее память не нуждались в подпитке. Но жизнь сама, без Владиного разрешения и желания, постоянно напоминала о давних событиях, намеками, случайностями, совпадениями.

— Ты насмотрелся? — поинтересовалась Влада у подопечного. Данилы Синицына. Синицы.

— Ага, — мальчик кивнул. — Идем что ли?

Солнце по-прежнему ярко светило, небо сияло чистотой, и только на границе, там, где темные теряющие листву ветви касались высокой синевы, скапливались серые ватные облака. Словно заползали наверх, цепляясь пухлыми руками, медленно, но неминуемо. И ветерок, пока тихий и робкий, крался по дорожкам, кружил опавшие листья, разминался, пробовал силу.

Влада и Данилка вышли из ворот парка, двинулись по тротуару вдоль улицы. И тут сзади часто застучали торопливые шаги, потом раздался окрик:

— Эй, ребята, подождите!

Они удивленно обернулись почти одновременно.

Их нагонял молодой мужчина, тот самый, который вместе с ними осматривал экспозицию и интересовался у экскурсовода о солитерах и кольцах.

— Вы меня извините! — заговорил он, переводя дыхание. — Я — приезжий. Так заглянул ненадолго. Выставка интересная.

Он объяснял много и подробно, поворачивал голову то в сторону Влады, то в сторону Данилки, словно пытался получше рассмотреть и запомнить. Хотя, кто знает?

Глаза прятались за темными очками, их выражение определить точно было невозможно.

— Я тут один, а ориентируюсь плохо. Мне бы до вокзала добраться. Это на какой автобус надо? И где остановку найти?

Влада вежливо объяснила, что надо дойти до угла, повернуть налево, перейти улицу и там буквально тридцать метров до столбика со всем хорошо известным знаком, бело-синим с черным автобусиком.

— А садиться можно на любой. Они все до вокзала идут. И маршрутки тоже.

— Спасибо, — кивнул мужчина, но не пошел сразу в указанную сторону, а опять спросил:

— Вы туда же идете? Можно и мне с вами? Чтобы уж точно остановку не пропустить. Не хотелось бы заблудиться. У меня поезд скоро.

Данилка недовольно поморщился. Не нравился ему этот навязчивый прохожий.

Вот чего пристал? Тоже мне, малыш. Заблудиться боится. Народу на улице много, захочет — еще раз спросит у любого. Но он присосался пиявкой, тащится следом, и вроде отказать ему нет убедительных причин. Можно, конечно, высказаться грубо: «А не пошел бы ты дядя своей дорогой!», но Влада точно не позволит так поступить.

А попутчик не хотел идти молча.

— А вы что, ребята, сестра и брат?

Теперь ему еще и биографию расскажи!

— Нет! — отрезал Данилка.

— А… — начал опять мужчина, но мальчик не дал продолжить, опередил.

— Вон, видите, знак? — Данилка вытянул руку, указывая нужное направление. — Там и стойте. Сейчас автобус подъедет. А нам — прямо!

Он поволок Владу за рукав дальше по тротуару, а прохожий какое-то время стоял и смотрел им вслед. Правда, совсем недолго.

Филиандр Монаго стоял, упираясь ладонями в подоконник, и усиленно дышал. Он был красен, как свежесваренный рак, воздух вокруг него плавился от едва сдерживаемого жара, а в глазах бушевало такое пламя, что, казалось, заросли ракитника на холме вот-вот вспыхнут под его огненным взглядом.

Снова его отчитали, как мальчишку. Как последнего недотепу и глупца.

Дядюшка не стеснялся в выражениях. Хотя голоса он никогда не повышал, зато добавить краски в содержание речи не забывал, высказывал всё, как от лица Магического совета, так и по-родственному.

С младенчества воспитывавшийся в королевском замке Филиандр редко виделся с остальными членами своей семьи: с отцом, с матерью, братьями и сестрами, но давно привык к подобному своему положению и, в целом, не переживал. Так, скучал немножко. Иногда. Но очередная беседа с дядей хорошо отбивала желание увидеться еще с кем-либо из рода Монаго.

Какую должность занимал при дворе Филиандр, никто точно сказать не мог. Какую приходилось, такую и занимал. Не существовало же официального статуса — лучший приятель короля. А младший Монаго именно им и был. Практически единственным человеком из всего населения страны, в присутствие которого правитель позволял себе недопустимую роскошь — становится обычным парнем.

Никто, кроме Филиандра (хотя, конечно, лучше — Филимона) не пользовался в разговоре с монархом столь богатым набором обращений. С глазу на глаз, естественно. Тут было и детское прозвище — Синица, совершенно недопустимое в любой другой ситуации. И имя, полное или сокращенное до короткого «Дан».

Однако предпочтение Филимон отдавал официальному — «Ваше величество». Наверное потому, что как бы младший Монаго ни старался, какие бы подобострастные физиономии при этом ни корчил, все равно звучало оно насмешливо и ехидно, будто дразнилка. Король в ответ ухмылялся и щурился совсем не по-королевски.

Вероятно, многие юноши в Мегаликоре хотели бы очутиться на месте Филимона. Ах, не знали они всех прелестей подобного существования.

— Филиандр! Где Его величество? Немедленно найди его и сообщи…

— Филиандр, ты должен принести… ты должен передать… ты должен… должен… должен. И, вообще, где ты был? Почему тебя никогда нет на месте? Фи-ли-андр-р-р!

К тому же время от времени правитель умудрялся создавать такие ситуации, что у советников, особенно главного, появлялось непреодолимое желание отсчитать его, как обычного мальчишку. Но вроде как короля ругать не разрешалось, и все оплеухи доставались несчастному беззащитному Филимону.

А теперь еще на него повесили всех этих невест.

Нет, общаться с девушками Филимон, конечно, любил. Но только когда и речи не шло ни о какой свадьбе. А уж тем более королевской.

При слове «замужество» вроде бы нормальные девчонки становились абсолютно невменяемыми. А коварный и нахальный правитель Данагвар наотрез отказался лично встречаться с каждой из претенденток.

— Мне что, делать больше нечего? — с праведным негодованием воскликнул он, ошалело воззрившись на россыпи миниатюрных портретов девиц из благородных семей Мегаликора и окрестностей. — Отберите несколько достойных на свое усмотрение. Ну, а там разберемся.

«Весьма разумное предложение», — решил совет, и вся эта огромная куча произведений живописи была торжественно обрушена на неповинную голову королевского заместителя по личным вопросам. Ну да, отлично всем знакомого Филиандра Монаго.

Впрочем, рассматривание портретов очаровательных девушек — занятие довольно приятное. Попадаются такие красавицы!

Хотя приходится учитывать и то обстоятельство, что художник вполне мог приукрасить действительность. Слегка. Или основательно.

Постепенно дыхание выровнялось, температура упала, и Филимон вновь был пригоден для общения. Безопасного для окружающих.

Младший Монаго четко осознавал, что ярок, харизматичен, хорош собой и очень нравится представительницам противоположного пола. А вот король в этом отношении — тип самый заурядный. Но стоило ему только глянуть на какую-нибудь из девушек серьезными пронзительно-синими глазами, и та сразу становилась невменяемой, как при слове «замужество».

Со временем появилось в безалаберном Синице нечто, привлекающее гораздо больше, чем красивая внешность и бурный темперамент.

— Титул, — смеялся правитель в ответ на расклады приятеля.

В какой-то мере он был прав.

Если выстроить в ряд Филимона, Данагвара и еще несколько молодых людей, даже последний олух без труда определит, кто из них король.

Синица изменился. Стал сдержанным, даже скрытным, порой — чересчур бесстрастным. Уже не определишь так же легко как раньше, что он чувствует, о чем думает.

Филимон уселся за стол, вытянул длинные ноги. Он перебирал портреты, просматривал мельком, ни на одном подолгу не задерживал взгляд. Он знал, какие девушки могли бы понравиться королю. По крайней мере — чисто внешне. Но вкусов правителя не разделял.

Внезапно младший Монаго удивленно осознал, что вот уже пару минут не выпускает из рук одну миниатюру, держит перед глазами, хотя и не осознает до конца, кто на ней изображен.

Филимон сфокусировал взгляд.

Само собой. Очередная кандидатка в невесты.

Хотя нет. Слово «очередная» для нее не подходило, потому как она заметно выделялась на фоне других.

Казалось, будто девушка, изображенная на картине, создана из снега и льда. Вся такая блистательно светлая, и, даже по портрету понятно, гордая, сдержанная, холодная. Глаза сверкают голубыми льдинками, замораживают, лишают воли.

Наверное, кожа у надменной красавицы нежная и прохладная. Как раз подходящая для того, чтобы успокоить бушующий в душе пожар.

Надо отложить эту Снегурочку, а потом показать Его величеству. Чем не королева?

Филимон вздохнул, откинулся на спинку кресла, расслабился.

Лучше ему не усердствовать, подольше тянуть время. Синица за это только «спасибо» скажет. Да и вообще.

Ведь пристроив правителя страны в достойные женские руки, Главный советник наверняка захочет разобраться и с будущим собственного племянника. А ему это надо?

В этот день Данилка был предоставлен самому себе. Влада с раннего утра уехала на экскурсию с десятиклассниками в старинную крепость. Там обещали выступление артистов и реконструкцию сражения русичей с варягами. Интересно, конечно! Данилку тоже звали с собой, но он отказался.

А что ему делать среди десятиклассников? Всю дорогу просидеть особняком, никому не нужным, кроме Влады? Да и у Влады голова занята, скорее всего, другими переживаниями. Ее опять вчера провожал садовник! Он больше не дожидался скромно возле ворот, а сам заходил, спрашивал: «Когда?», договаривался о встрече.

До чего же он отвратительный! И подозрительный! Данилка давно заметил: что-то с ним не так. Он неспроста появился здесь и сразу стал пристраиваться к Владе. А при встрече с ним, с Данилкой, он всегда отводит взгляд, избегает лишних слов, будто чувствует вину или боится. Хотя, чего ему бояться какого-то мальчишки?

Данилка и во Владино отсутствие не оставался без постороннего внимания. Его звали поплавать в бассейне, поиграть в футбол. Даже в художественную студию, где он вообще никогда не показывался. Но на все приглашения он отвечал односложно: «Нет!», и даже не старался объяснить причину отказов.

В конце концов догадались оставить его в покое. У каждого хоть иногда случается мерзкое настроение, когда не хочется никого видеть, не хочется ничего делать, и тут самое лучшее — на какое-то время оставить человека одного. Пусть он перебесится, пообижается на жизнь, подумает о бессмысленности своего существование. Зато потом забудет надолго о подобных проблемах и станет жить, как ни в чем не бывало, просветленный и успокоенный.

Данилка вышел за ворота и свернул в сторону парка.

С утра по небу опять тянулись недовольные серые тучи. Они лишь на короткое время позволяли солнцу рассматривать прощающуюся с летом землю. Зрелище, как и настроение, складывалось безрадостное. Но тучи сдерживались, не впадали в мрачную истерику. Только одна не утерпела, всплакнула мелкими, холодными слезами, больше похожими на пыль, и разогнала последних редких любителей прогулок в ненастный день. Но Данилка назад не повернул, натянул капюшон, спрятал руки в карманы и продолжил упрямо двигаться вперед.

Еще даже лучше, что кругом никого нет! Самая подходящая на свете компания — утки на черном пруду, ветер в обнажающихся ветвях да водяная пыль в стынущем воздухе. И деревья — березы, липы. Дубы — кряжистые великаны. Ствол — не обхватишь, по коре — глубокие морщины, а ветки — толстые и прочные, словно сильные руки. На такую усесться ничего не стоит, даже не прогнется.

Вот сейчас он, назло всем, взлетит и усядется, и будет сидеть, ножками помахивая. Все равно никто его не видит.

Данилка оторвал взгляд от беспорядочного переплетения узловатых ветвей на фоне мрачного неба, посмотрел на дорожку, ведущую вдоль пруда.

Всегда найдется кто-то, способный все испортить!

В нескольких десятках метров впереди шел мужчина, шел неуверенно, покачиваясь, иногда резко подавая в сторону. Видимо, что-то отмечал с утра и теперь немного заблудился, или нарочно не торопился домой, избегая скандала.

Можно не обращать на него внимания. Он все равно ничего не заметит, а если и заметит, не поймет.

В нескольких шагах перед мужчиной дорожка разделялась на две. Одна продолжала вести прямо, другая резко сворачивала к выгнутому мостику, венчающему узкую плотину между каналом и прудом. Со стороны канала вода чуть-чуть не доходила до настила моста, с журчанием вливалась в специально проложенную трубу и стекала вниз с другой стороны по стене высотой примерно метров пять, не меньше. Поверхность пруда, заросшая ряской, раскачивая кораблики опавших листьев, темнела далеко внизу, меж крутых травяных откосов.

Мужчина свернул в сторону моста, поднялся на самую верхнюю точку изгиба, а дальше не пошел, навалился на чугунные перила, заглянул вниз.

Чего ему там понадобилось? Неужели залюбовался на уточек?

Перила доходили ему до пояса, он цепко держался за них руками, а сам наклонялся все ниже и ниже, словно хотел подробнее рассмотреть что-то интересное. А, может, он просто начинал засыпать, привалившись к ненадежной опоре.

Данилка не выдержал, собрался крикнуть что-нибудь. Неважно что. Главное — громко. Лишь бы привести бедолагу в чувство. Но опоздал.

Наклон оказался критическим, и мужчина опрокинулся через перила.

Данилка испуганно охнул. Но пьяный в последний момент пришел в себя и успел намертво вцепиться в узорную решетку.

Он висел над пропастью и, вмиг протрезвев, истошно орал:

— Помогите! Кто-нибудь! Помогите!

Но никто его не слышал. Не было поблизости никого, кроме одного десятилетнего мальчика, растерянно застывшего на месте.

Пока он добежит, случиться может что угодно: сил не хватит, пальцы разожмутся, и человек рухнет с пятиметровой высоты в воду. А как там? Узко и глубоко, или прямо под поверхностью, под зарослями ряски прячутся камни, которыми выложено дно пруда?

Для насмерть перепуганного человека не имеет значенья. А чтобы дотянуться до побелевших от напряжения рук, нужно будет самому перегнуться через перила, повиснуть над провалом, и удержаться тогда станет очень трудно, потянет вниз чужая значительная масса.

Данилка за миг успел обо всем передумать, успел понять — иного выхода нет. Слишком великая цена за его тайну — чужая жизнь.

Короткий, стремительный полет, и он обхватил несчастного поперек туловища, насколько смог, освободил от лишнего веса.

Мужчина вздрогнул всем телом, его пальцы разжались. Но никто не упал вниз. Немного пролетев, Данилка тяжело опустился на склон, вместе со своей ношей.

У спасенного было перекошено лицо, пальцы судорожно скрючены, глаза вылезали из орбит.

— Пацан, что это было? Что это было? — хрипло твердил он. — Как это так?

— Ты больше не пей, и все будет в порядке, — посоветовал Данилка.

Его самого потряхивало, то ли от прокравшегося под куртку холода, то ли от пережитого напряжения.

— А я пойду.

— Постой, пацан! — мужчина вцепился в Данилкину руку, наверное, так же крепко, как недавно цеплялся за спасительные перила.

— Мне надо идти! — упрямо выкрикнул Данилка, с трудом вырвал руку и быстро пошел прочь, почти побежал, не оглядываясь, не интересуясь, что происходит за его спиной.

Скорее вернуться в интернат! А мужику, даже если он захочет кому-то рассказать о своем приключении, вряд ли поверят. Он сам, наверное, так и не понял, что же с ним случилось. А Данилка никому ничего не расскажет. Никому-никому, даже Владе! Сделает вид, что ничего не произошло. Разве кто-то сможет утверждать обратное?

Глава четвертая Непридуманный мир

Перед тем, как отправиться домой, Влада решила отыскать Данилку. Ей хотелось убедиться, что у него все в порядке, и попрощаться до завтра. В последние дни мальчик стал немного резким, непривычно сдержанным и замкнутым и ни в какую не желал объяснять причины этих перемен. Он их отрицал, уверяя Владу, будто она заблуждается, придумывает несуществующее.

Влада пробежалась по всем корпусам, но лишь убедилась, что Данилка не принимает участие ни в одном из мелких или крупных обнаруженных ею сборищ. Зато она легко нашла мальчика в жилом корпусе в его комнате.

— Ты чего здесь сидишь один? — спросила у него Влада.

— Рука болит, — нехотя признался Данилка. — На физкультуре, наверное, вывихнул.

Он не лгал, он всего лишь забыл упомянуть, что именно эту руку вчера едва вырвал из цепкой хватки спасенного им мужчины. И еще кое о чем. А насчет физкультуры его слова были чистейшей правдой.

На уроке он сам напросился к восьмиклассникам играть в волейбол. Его взяли, но сразу предупредили, что никаких поблажек в связи с недостаточным возрастом и ростом не будет. Всем хочется победить, а поддаваться или нарочно играть вполсилы никто не собирается. Поэтому, если что, не ныть и не жаловаться!

Данилка никогда не ныл и не жаловался, он даже обиделся на такие предположения, но все равно не ушел, а занял отведенное ему место.

Конечно, под сеткой от него немного толку, зато никаких подач он не боялся, тем более и сами восьмиклассники — еще те специалисты по игре в волейбол! И мяч не единожды вместо того, чтобы перелететь на половину поля соперников, врезался в сетку. Но случались и очень удачные подачи.

Вот после приема одной из таких Данилка и почувствовал острую боль в руке. И нужно было сразу выйти из игры, но слова «не ныть и не жаловаться» прочно засели в голове, и Данилка, стиснув зубы, продолжал играть.

К концу урока запястье распухло и болезненно отзывалось на любое движение. А потом боль и вовсе стала постоянной. Хотя ее можно было терпеть, она утомляла, раздражала, делала жизнь тягостной и безрадостной.

— Почему же ты к врачу не сходил? — удивилась Влада.

— Думал — ерунда! — самоуверенно заявил Данилка. — Скоро пройдет!

— А позже?

— Врач уже ушла.

— Сильно болит? — сочувственно уточнила Влада, на что мальчик угрюмо, но гордо произнес:

— Переживу!

— Ой, Даня! — Влада укоризненно улыбнулась, присела рядом. — Давай руку!

— Зачем? — недоуменно глянул Данилка, но Влада мягко взяла его кисть, аккуратно сжала между своими ладонями и в который раз ощутила особенное тепло в пальцах, теперь привычное, хорошо знакомое.

Она отрешенным взглядом смотрела на сплетение рук и не замечала, сколько изумления и волнения выразилось на мальчишеском лице.

— Теперь легче? — поинтересовалась она спустя короткое время.

— Да! — Данилка растерянно кивнул и с недоверием спросил: — Ты умеешь снимать боль?

— Не очень сильную, — пояснила Влада. — А сильную я могу лишь ослабить.

— И давно ты это умеешь? — его интонации выдавали неподдельную заинтересованность и сильное удивление.

— С четырнадцати, — не пытаясь объяснить себе его внезапно возросшее любопытство, ответила Влада. — Сначала у меня обнаружилась один дар, а потом… — она, задумавшись, сделала небольшую паузу, — вот этот.

Влада не стала подробно объяснять, откуда взялась у нее вторая способность, хотя прекрасно знала, вплоть до точной даты, как и когда обрела ее. Даже заинтересованное внимание в глазах Данилки не заставило ее разговориться.

Вот так! Заставляешь себя не думать о Синице, превратить его в давнее красивое, но полуреальное воспоминание, а он не дает, снова и снова напоминает о себе, неведомо и непостижимо наградив еще одним подарком — способностью утихомиривать чужую боль. Влада даже не сразу поняла, что приобрела ее.

Новый дар обнаружила у нее бывшая одноклассница Лиза, когда Влада вернулась домой на летние каникулы.

Однажды зайдя в гости, Влада нашла подругу запутавшейся в ворохе одежды. Заплаканная и злая Лиза прижимала ладонь к собственному лбу.

— Что случилось? — испугалась и удивилась Влада.

— Снимала с вешалки ветровку, — сердито объяснила подружка, — а она как навернется! И прямо краем мне по башке! Аж искры из глаз! До сих пор в голове звенит!

— Покажи, что там у тебя! — Влада озабоченно придвинулась к Лизе, та послушно отняла руку от пострадавшего места.

Влада сдвинула в сторону густую челку и осторожно прикоснулась к большой лиловой шишке, на верхушке которой краснела внушительная ссадина.

— Здорово тебе досталось! — посочувствовала она. — Очень больно?

Лиза ответила не сразу, несколько секунд она изумленно прислушивалась к своим чувствам, и лишь затем ответила:

— Как только ты дотронулась, болеть почти перестало.

Влада, тоже испытав изумление, торопливо отдернула руку.

— Наверное, у меня пальцы прохладные. Вот и стало легче! — попыталась объяснить она, чувствуя в ладонях вовсе не холод, а странное, волнующее тепло.

Догадка казалась невероятной, но последующие опыты подтвердили ее, и подтверждали до сих пор. Вот как сейчас. А Данилка, не дождавшись разъяснений, заговорил снова.

— Но у вас же каждый обладает только одним даром! — справедливо отметил он.

— Обычно — одним, — согласилась Влада и добавила туманно: — Но всякое может случиться. И, кстати! — напомнила она. — Сам-то ты тоже не ограничился одними полетами!

— А я, вообще, странный! — с гордостью произнес мальчик и добавил по-взрослому: — Меня не стоит принимать в расчет.

— Хорошо, странный! — улыбнулась Влада. — Пошли! В комнате дежурного есть аптечка, а в ней, наверняка, есть эластичный бинт. Сделаем тугую повязку, а завтра с утра отправишься к врачу. И никаких возражений!

Они быстро добрались до места назначения. Аптечка легко нашлась, а в ней, конечно же, нашелся бинт. Влада с Данилкой уселись на диванчик, и вскоре белая повязка обвила мальчишескую руку, придав Данилке вид раненого бойца. У него и выражение лица оказалось подходящим, усталым и каким-то обреченным.

— Слушай, Данил! — не выдержала Влада. — А хочешь, я позвоню твоему папе, и он приедет навестить тебя в выходные.

Большой и дружный коллектив во главе с достойными педагогами — это, конечно, хорошо. Но ничто не заменит семью, особенно когда тебе одиноко и плохо.

— Или ты сам позвони.

— Не, — поморщился Данилка. — Не хочу.

— Мне позвонить? — опять предложила Влада, но мальчик еще больше рассердился.

— Я же сказал — нет! Не надо никому звонить!

— Почему?

— Не хочу, — упрямо повторил Данилка, и Влада встревожилась.

Сразу сотня неприятных мыслей заметалась в голове, выдавая всяческие предположения. Почему-то больше плохих, чем хороших.

Влада взяла мальчика за плечи и попыталась заглянуть ему в глаза.

— Данил! Я не понимаю. Ты поссорился с отцом? Между вами что-то произошло? У вас, вообще, все в порядке?

Данилка недовольно сжал губы, выслушивая нескончаемый поток вопросов, и только тогда, когда Влада устала восклицать, коротко буркнул:

— Как обычно.

От неопределенности и бесцветности произнесенной фразы у девушки открылось второе дыхание.

— Обычно — это как? Обычно плохо или обычно хорошо? Данила! Скажи мне правду! Если у вас что-то стряслось, не надо скрывать и держать в себе.

Теперь уже Данилке пришлось взять свою воспитательницу за плечи и вроде бы даже немножко тряхнуть. Влада не разобрала от волнения.

— Перестань! — твердо произнес мальчик. — Чего ты выдумываешь? — он посмотрел на Владу как-то свысока, снисходительно. — У меня просто рука болела. Вот я и был недовольный. А сейчас уже лучше.

Девушка громко выдохнула, приходя в себя. Но тут опять не вовремя выскочила взбалмошная мысль: Влада ни разу за все прошедшее время не видела, чтобы Данилка звонил домой.

Пришлось с силой втянуть воздух и опять выдохнуть.

Собственно, она вообще не часто видит, как ученики звонят родителям. И вовсе не потому, что первые совершенно не вспоминают о вторых. Просто ребята предпочитают делать это, когда никого поблизости нет, укрывшись в своей комнате или в дальнем уголке сада.

Кому же захочется выказать себя маленькой деточкой, скучающей по мамочке и папочке?

Зато время от времени в стенах интерната можно услышать с деланным негодованием произносимое в трубку:

— Мам! Ну, ты так не вовремя. Ну, некогда мне сейчас. Я потом сам перезвоню. Ну, все! Ну, пока! Да я же сказал! Пока!

— Значит, все в порядке? — на всякий случай еще раз уточнила Влада.

Данилка кивнул.

— И я могу идти?

Он опять кивнул.

Влада направилась к дверям, но мальчик неожиданно остановил ее.

— Расскажи мне сказку, которую не прочитаешь в книжках, — попросил он.

— Ой! — Влада растерянно застыла на месте. — Я не знаю, какие сказки могут быть интересны десятилетним мальчикам!

— Разные, — мудро произнес Данилка. Он, действительно, не выглядел уже таким усталым и расстроенным, каким казался раньше. — Ты рассказывай!

— Ладно, — согласилась Влада.

Она задумалась, и сразу взгляд ее сделался особенным, будто увидела она не знакомую комнату, не деревья и кусочек осеннего неба за окном, а нечто совсем-совсем другое.

«В одной далекой стране жили король и королева. Были они красивыми, добрыми, смелыми и справедливыми, и за это их все любили. Но больше всех любил короля и королеву, конечно же, их сынишка — маленький принц. А страна та была необыкновенной. В ней обитали духи, великаны и разные удивительные животные, вроде синих птиц и водяных коней. А люди в этой стране в большинстве своем были волшебниками. И король с королевой тоже были волшебниками, и даже их маленький сынишка был волшебником. И все шло хорошо, но однажды в высоких горах проснулся злой пещерный дух. Говорили, будто кто-то разбудил его. Случайно или нарочно. Только не время было искать виноватого, время было действовать. Злой дух боялся дневного света, но зато по ночам он выходил из своей пещеры и нападал на всех, кого встречал на своем пути.

А кто должен заботиться о спокойствии и безопасности своего народа? Конечно, его король!

И король отправился к высоким горам, а вместе с ним отправилась и королева. Ведь она умела снимать боль и залечивать раны. Это могло очень пригодиться, когда имеешь дело со злыми духами. Еще с королем и королевой пустился в путь заклинатель чудовищ. Ведь это его непосредственная обязанность — усмирять разбушевавшихся монстров. А если вдруг он не справится, и подземного духа не получится снова усыпить, тогда и наступит очередь короля сразиться с ним.

Не было в стране воина, равного королю. Никто лучше его не владел оружием. Правда, умение это пригождалось крайне редко, но случались моменты, такие как сейчас, когда только бой являлся единственным выходом.

И вот они вошли в пещеру, в которой прятался от солнечного света злой дух, а из пещеры вели несколько коридоров, и в каком из них прятался монстр, никто не знал. А звуки в пещерах обманчивы, и злой дух появился совсем с другой стороны, а не с той, с какой его ждали. Он сразу набросился на заклинателя чудовищ, и тот не успел ничего сделать. И тогда король обнажил свой меч и ринулся на пещерного духа, и королева не осталась в стороне. Хоть она и не владела оружием так же превосходно, как ее муж, она бросилась ему на помощь. Она не могла поступить иначе. И вместе они одолели врага. Пещерный дух был повержен, но и сами они не убереглись от ран, и раны те оказались смертельными. Выжил только заклинатель чудовищ. Он-то и принес народу печальную весть.

Вся страна оплакивали своих короля и королеву, но горше всех было, конечно же, маленькому принцу. А ему к тому времени исполнилось всего лишь десять лет. Теперь он должен был управлять страной, но так как он был еще слишком мал для столь сложного дела, магический совет, помогавший королю в государственных делах, назначил временного правителя, пока принц достаточно не повзрослеет. Регента, которым стал тот самый заклинатель чудовищ. Заклинатель чудовищ был рад этому. Он любил власть, очень любил. Он бы хотел остаться правителем навсегда, но принц подрастал, с каждым годом становился все старше, и уже приближался срок, когда он сможет стать королем и вернуть себе законную власть над страной.

Заклинатель чудовищ остановил бы время, если бы смог, и не позволил бы принцу взрослеть, но время не слушает никого, движется и движется вперед. А если власть нельзя было получить по-хорошему (по закону никто, кроме наследника, если таковой был, не имел на нее право, а в стране свято соблюдали законы), заклинатель чудовищ решил захватить ее силой. Он ведь тоже был волшебником, очень умным и хитрым. И он создал армию великанов и повел ее на королевский замок.

Заклинатель чудовищ думал, что люди, привыкшие к мирной жизни, испугаются его. Кто-то, может, и испугался, но виду все равно не подал. Множество защитников нашлось у королевского замка и юного принца, и закипел жестокий бой под белыми стенами. Даже сам принц, хоть по сути и был еще мальчишкой, не спрятался за крепкой оградой и за спинами преданных ему людей. Он сам сразился с главным своим врагом, с заклинателем чудовищ, и в тяжелой схватке победил его.

И сразу развеялось злое волшебство, и рассыпалась в прах великанская армия, а белый королевский замок все также нерушимо и гордо возвышался на вершине холма и ждал своего истинного хозяина. Юный принц всего за один день превратился в короля и настоящего правителя своей страны».

Влада улыбнулась смущенно и посмотрела на Данилку.

— Ну, как?

Мальчик ответил не сразу.

— А ты рассказала все правильно? Не слишком ли гладко и красиво?

— Это же сказка! — напомнила Влада, но Данилка снова выразил несогласие.

— Ну и что! Мне кажется, ты забыла кое о ком.

— О ком же?

— Например, о прекрасной принцессе, — предположил мальчик. — Там, где есть принц, обычно бывает и принцесса.

Влада хмыкнула, оценивая услышанное.

— А знаешь, ты, наверное, прав. Принцесса должна быть. И она, конечно, была. Да только, — Влада разочарованно пожала плечами, — была она самой обыкновенной. Принцесса как принцесса. Ничего особенного. И даже никто не называл ее прекрасной. Так стоит ли из-за нее начинать сказку сначала?

Данилка не отвечал, пристально смотрел на Владу.

— Тебя еще что-то не устраивает? — расстроенно спросила она.

Данилке, похоже, очень хотелось высказаться, но он удержал себя, отрицательно замотал головой.

— Кажется, я — отвратительный рассказчик! — заключила Влада невесело, но Данилка в очередной раз не согласился.

— Нет, нет! Ты очень хорошо рассказываешь! По-моему даже лучше, чем возможно на самом деле.

— Как это так? — удивилась Влада, но Данилка не услышал ее вопроса, неожиданно начал сердиться, распаляться.

— И этот твой принц! Ты о нем говоришь только хорошее. А ведь на самом деле получается, он был таким лопухом, не замечал, что у него под носом делается. Упустил этого заклинателя чудовищ. Верил ему, как дурачок. И что-то я сомневаюсь, что он сам смог его победить!

Влада растерянно рассматривала мальчишку. Почему он принимает ее историю столь близко к сердцу? Почему он спорит из-за сказки, не удовлетворяясь размеренным течением и логикой сюжета? Почему он считает, что она не была до конца правдивой? И ведь не ошибается! Дела в действительности обстояли не столь гладко.

Сохранив основной рисунок истории, Влада намеренно упустила некоторые детали, лишающие события однозначности. В сказках добро и зло несовместимы, сказка не любит полутонов. Она должна быть красивой и контрастной. Иначе, какая же это сказка?

И почему образ принца вызвал у Данилки негативную реакцию? Влада считала, что именно он должен был оказаться наиболее близким и понятным мальчику. Но Данилка не поверил в геройство и доблесть принца, в то, что тот сам смог победить врага.

А ведь он смог! Сам! Конечно, сам! Финал сказки был правдив на все сто. Счастливый, благополучный финал. Легко сложившийся даже без единого упоминания о какой-то там безызвестной принцессе.

— Я пойду, — угрюмо произнес Данилка.

— Ну, вот, — удрученно вздохнула Влада. — Моя сказка тебя только расстроила.

— Вовсе нет! — упрямо возразил мальчишка. — Только больше не рассказывай ее никому!

— Хорошо, — кивнула Влада. — Раз она такая неудачная.

Но и тут Данилка не согласился.

— Она — не неудачная! — и пронзительно глянул синими глазами. — Просто, пусть она будет только моей!

Блестящий маленький диск плавно въехал в узкую щель проигрывателя, палец несколько раз нажал на кнопочки «лентяйки», и на большом экране воспроизвелся случай в парке, когда мальчик спас едва не упавшего с моста подвыпившего мужчину. И опять в комнате присутствовали двое, абсолютно те же, что и в прошлый раз — старший и младший.

Старший усмехнулся, наблюдая за происходящим, на мгновенье оторвал взгляд от экрана и посмотрел на сидящего рядом человека.

— Ну, ты и артист, Фома! — воскликнул он громко, то ли с восхищением, то ли с иронией. Младший не разобрался в интонациях и слегка обиделся.

— Ты же сам просил создать ситуацию, чтобы у мальчишки другого выхода не было! — в праведном возмущении напомнил он и принялся с чувством расписывать свои заслуги и преодоленные трудности: — Сколько дней мы за ним таскались, выбирали момент! Он же в одиночку из интерната почти не выходит. У меня уже одно место болит от бесконечного сидения в машине!

— Ладно, не плачь! — успокоил его старший. — Все окупится.

Он перевел взгляд на экран, хмыкнул не без удивления.

— А пацан, и правда, летает! Невероятно! Никому другому ни за что бы не поверил! — Старший как будто размышлял вслух, не обращая внимания на присутствие постороннего. — Я, конечно, понимаю — раз интернат для особо одаренных, простых детей там держать не будут. Но чтобы та-ак «особо одаренных»! — он изумленно замотал головой. — Прямо-таки люди-икс. Кто бы мог предположить, что подобное не только в кино бывает! В реальном мире — супер-герои, супер-силы. Интересно, а остальные у них — тоже такие же?

— Ты думаешь, они все там летают! — пораженно проговорил Фома.

— Почему именно летают? — рассмеялся старший. — Разве не может быть других удивительных талантов? — И сделал вывод: — Надо бы заняться ими поосновательней. Понаблюдать, справки навести. Может, даже внедрить туда своего человечка. Устроить… да хоть дворником. Пусть присмотрится к ребяткам, войдет в доверие, разберется, что к чему. В чем там они еще «особо одаренные»? Вдруг у них найдется вундеркинд, способный, например, проходить сквозь стены. Или изготовить философский камень.

— Что? — у Фомы услышавшего незнакомое словосочетание, на физиономии образовались напряженные морщинки, а старший, глянув в его искаженное работой мысли лицо, опять рассмеялся.

— Ну, как Фома? Берем его? — обратился он к собеседнику. — План твой действительно неплох, и незнающему связать факты будет практически невозможно. Ты прав. Во что, во что, а в летающих людей никто не поверит. Никому и в голову не придет, как да откуда.

Фома удовлетворенно ухмыльнулся и кивнул.

Данилка издалека заметил Игната и Владу. Они стояли на краю сада и о чем-то разговаривали. Игнат держал Владу за руку, но девушке, похоже, не слишком нравилось подобное положение.

«Как будто она хочет уйти, а он — не отпускает», — подумал Данилка и подобрался поближе.

Мальчик укрылся за кривым стволом и продолжал наблюдать.

Разговора он не слышал — слишком далеко, но сократить расстояние до предела не решался. Вдруг его заметят, поймут, что он подглядывает и подслушивает! И тогда сам Данилка окажется в роли виноватого, а не кто-то еще.

Игнат говорил много и напористо, Влада изредка вставляла фразы и почти не смотрела собеседнику в лицо. После очередной реплики она отшатнулась, намереваясь уйти, но Игнат ее удержал, схватив за плечи.

Влада решительно вырвалась и бросилась прочь, не заметив с другой стороны спешащего ей на помощь Данилку.

Мальчишка подлетел к Игнату, тяжело дыша, глянул зло и отчаянно.

— Ты что сделал? Ты ее обидел? Как ты мог ее обидеть?

Игнат отступил на всякий случай и тихо сказал:

— Я не знал, что ее обидят такие слова.

— Что ты ей сказал? Отвечай! Что ты ей сказал? — ни капли не смущаясь оттого, что садовник был старше, крупнее и гораздо сильнее, напирал Данилка.

Игнат не попытался отогнать лезущего не в свое дело пацана, например, дав ему хорошего пинка. Кажется, он чувствовал себя немного неуверенно перед разъяренным мальчишкой.

— Эти слова предназначались только ей. Я не стану их никому повторять! — произнес он негромко, но твердо. — Я не понимаю, почему они ей не понравились.

Данилка вспыхнул. Скорее всего, Игнат признался Владе в любви, а она…

Она сказала, что он идиот, что ей не нужны его признанья, и катился бы он со своею любовью подальше.

«Точно! Так и было! Только так и никак иначе!» — удовлетворенно решил Данилка, надменно усмехнулся про себя и перестал испытывать к садовнику какие-либо чувства.

Тот заметил, что мальчик успокоился, перевел дух, слегка трясущимися пальцами вынул из кармана куртки бутылку с водой, открутил крышку, но первым делом обратился к Данилке.

— Пить хочешь?

Услышав легкое шипение устремившихся на свободу пузырьков газа, Данилка почувствовал, что во рту пересохло. Он взял протянутую бутылку, поднес ее к губам и сделал несколько больших глотков.

Вкус воды был немного непривычный, но приятный. Данилка хотел сказать об этом Игнату, возвращая бутылку, но губы дрогнули и не послушались. Пальцы потеряли чувствительность, бутылка выскользнула из них, упала на землю, расплескивая жидкость.

Внезапная догадка яркой вспышкой зажглась в голове. Мальчик успел бросить на садовника пронзительный гневный взгляд, а потом перед глазами все поплыло, и мысли перепутались.

Данилка перестал понимать, кто он, где находится, что делает, от неопределенности стало жутко. Кто-то потянул его за собой, и он послушно двинулся следом, испытав облегчение — он не один! ему помогут!

Игнат провел мальчика вдоль ограды, через калитку выскользнул с ним на улицу, огляделся по сторонам, вздохнул с облегчением.

Вроде бы все в порядке. Только как теперь доставить мальчишку домой? Он того и гляди отключится окончательно. Не нести же его по улице на руках. На глазах у всех.

Стоявшая неподалеку машина тронулась с места, и Игнат призывно вскинул руку, загораживая ей проезд.

Машина остановилась. Садовник, смахнув со лба выступившие капли пота, наклонился к распахнувшимся дверям.

— До дома подбросите? Сын плохо себя чувствует!

— Тогда, может, лучше в больницу? — участливо предложил водитель, и услышал торопливый ответ:

— Нет-нет! Лучше домой!

— Как хотите, — водитель пожал широкими плечами, распахнул заднюю дверь, а когда Игнат устроился, бережно придерживая Данилку, и назвал адрес, нажал на газ и поинтересовался:

— А что с парнишкой-то? Он словно спит на ходу!

Игнату было не по себе и, стараясь не вызвать лишних подозрений, он бесхитростно объяснил:

— Перенервничал в школе.

Боясь новых неуместных вопросов, он продолжал говорить сам.

— Он у меня отличник, а тут — получил «двойку» и посчитал, что несправедливо. Ну и расстроился, стал спорить, кричать, даже расплакался. Еле угомонили. Дали ему успокоительного. А теперь его отпустило, и вот — совсем расклеился, вялый, еле двигается.

— Может, с таблетками чего не рассчитали? — предположил сердобольный водитель. — Сейчас учителям в школе на детей наплевать. Отделались, и ладно!

— Ну, что вы! — возразил Игнат. — Эта школа — хорошая.

Он посмотрел на клевавшего носом Данилку и с надеждой произнес:

— Все обойдется!

Когда подъехали к дому Игната, Данилка крепко спал. Водитель, наблюдая за своим пассажиром, вытаскивающим мальчика из салона, сочувственно усмехнулся и предложил:

— Давай, я мальца понесу! А ты иди вперед, двери открывай!

— Я сам! — поначалу было воспротивился Игнат, но поняв, что с Данилкой на руках двери будет открывать действительно непросто, согласился.

Водитель уложил мальчика на диван, не отказался от платы, попрощался и ушел.

Игнат устроил Данилку поудобней, заботливо накрыл его пледом и, напряженно потерев по-прежнему мелко дрожащие пальцы, скрылся на кухне. А водитель, выйдя на улицу и усевшись в машину, выудил из внутреннего кармана мобильник.

— Это я! — доложил он, как только на его вызов ответили. — Не могу сказать, что тут точно произошло, но лучшего момента не найти!

— …Нет, он не в школе! В том то и дело! Садовник отвез его к себе. Точнее, я отвез их к нему домой.

— …Я не знаю, с какой целью! Мальчишка еле держался на ногах, а потом и вовсе заснул. А парень так и трясся от страха. Кажется, он его чем-то напоил.

— …Зачем-зачем? Откуда я знаю! Если хочешь, сам его потом и спросишь. Только сейчас они дома одни.

— …Больше никого! Я уверен! Я сам заходил в квартиру!

— …Зачем упускать такой случай?

— …Тут недалеко.

— …Конечно, я их подожду! С места не сдвинусь!

— …Пусть они постараются побыстрее! Я говорю — лучшего шанса не будет!

Игнат не засекал, через сколько времени раздался звонок в дверь. Вроде бы рановато! Он ожидал значительно позже.

Садовник открыл дверь, но увидел совсем не того, кого рассчитывал. На пороге стоял водитель, совсем недавно подвозивший его до дома и помогавший заносить в квартиру спящего мальчика.

— Нашел у себя в машине чужой кошелек, — объяснил тот свое появление и шагнул через порог. — Не у тебя из кармана выпал?

— Кошелек?

Игнат даже не успел задуматься, неожиданный сильный прямой удар сбил его с ног. Потеряв сознание, молодой человек растянулся на полу, а водитель уверенно прошел в квартиру. За ним протиснулись еще двое, до этого момента прятавшиеся за стеной, благоразумно прикрыли за собой дверь. Один из них, который был худее и меньше ростом, вытащил из барсетки шприц, наклонился к Игнату.

— Ну, Фома, ты его и вырубил! — восхищенно протянул он. — Перестарался! Он и без укола не скоро очнется!

— А чтобы уж наверняка! — водитель усмехнулся, потер немного побаливавший кулак. — Но ты, Костян, лекарства на парня не жалей. Мальчишка-то до сих пор спит, как убитый.

Костян не побеспокоился даже о том, чтобы выбрать место для укола, воткнул шприц в ногу Игната прямо сквозь брюки.

— Весь проход загородил! Давайте его в комнату оттащим, чтоб не мешал!

Игната выволокли из прихожей, издевательски заботливо прислонили спиной к стене. Фома подошел к дивану, откинул с Данилки плед.

— Что, пацан! Поехали дальше!

Но не успел он подхватить мальчика на руки, заголосил дверной звонок.

Троица застыла.

— Кого это несет? — подал голос третий из ее участников.

— Сейчас разберемся!

Костян достал из барсетки еще один шприц и распахнул дверь, предусмотрительно спрятавшись за ней.

В квартиру влетела девушка. Фома мгновенно узнал ее. Недели наблюдения не прошли даром, и помимо тревоги он неосознанно испытал радость: лучшего положения и не придумаешь! Все складывается само собой! Один плюс один получалось два. Так как надо получалось.

— Игнат! — не останавливаясь, крикнула Влада.

Что-то тонкое и острое воткнулось в спину, словно пчела ужалила. Но она не придала этому значения, ей было не до мелочей.

— Игнат! Данилка пропал!

Она сделала еще несколько шагов и вдруг споткнулась. Губы продолжали шевелиться, но слов не получалось. В глазах потемнело, словно внезапно ее накрыла непроглядная тьма. Не поняв, что произошло, Влада тихо осела на пол.

— С доставкой на дом! — съехидничал Фома. — Получите и распишитесь.

Глава пятая Невеста для короля

Данилка проснулся. Некоторое время он изумленно осматривался по сторонам. Он помнил, как стоял с Игнатом возле интерната. Почему теперь он оказался в совершенно другом месте — на сиденье микроавтобуса с затененными окнами?

Машина не скорости летела по дороге. Помимо водителя рядом находились двое незнакомых мужчин и… Влада!

Она сидела в кресле в очень неудобной позе, глаза закрыты, голова безвольно откинута. И еще — она была связана!

Только тут Данилка почувствовал липкие путы скотча на собственных руках.

Он не слишком испугался, сосредоточился, внутренне напрягся. И вдруг побледнел, закусил губы.

— Очнулся? — раздался непонятно почему показавшийся знакомым голос.

Данилка перевел взгляд на говорившего.

— Вы кто?

Мужчина только усмехнулся в ответ.

— Куда вы нас везете? Зачем?

— Не ори! Скоро узнаешь!

Но Данилка не мог молчать. Сидеть и терпеливо ждать — это не в его натуре. А в подобной ситуации — и подавно.

Он уже основательно осмотрелся по сторонам, на что в ограниченном маленьком пространстве не понадобилось много времени, и не заметил ничего особенного.

Обычный салон машины, водитель на своем сиденье крутит руль. Он отделен перегородкой, его не видно, но иначе просто быть не может. За затемненными окнами мелькают естественные пейзажи: дома, улицы, деревья. Влада по-прежнему без сознания, а двое похитителей — люди как люди. Ближайшего Данилка, кажется, уже видел когда-то, только вспомнить не получалось, когда и где.

И что теперь?

От ничегонеделания начинали лезть в голову предположения, одно ужасней другого, и Данилка, чтобы побороть подступающий страх, продолжал сыпать вопросами и восклицаниями, пока тот мужчина, который показался знакомым, не рявкнул на него:

— Если ты сейчас же не заткнешься, я тебе рот заклею.

Данилка трепыхнулся испуганно.

— Мне нельзя заклеивать! Я задохнусь! У меня аллергия! Я только ртом могу дышать!

И он демонстративно шмыгнул носом.

— Тогда сиди молча и дыши, как тебе удобней, — посоветовали ему.

А машина тем временем въехала в какой-то поселок. За окном замелькали заборы, коттеджи, опять заборы, порой такие высокие, что за ними ничего невозможно было разглядеть.

Возле одного из подобных машина остановилась, дождалась, когда откроются ворота, и въехала в обширный двор. За забором с высотой куда больше двух метров скрывались не какие-то там шесть соток и маленький дачный домик, а огромный участок и трехэтажный особняк.

— Вылезай, приехали! — велел Данилке Фома и подтолкнул его к открытым дверям.

И ничего не оставалось делать, только послушаться. Зато выбравшись из машины, Данилка задрал голову и проорал что было сил:

— Помогите!

Фома среагировал мгновенно, отвесил Данилке тяжелый подзатыльник, так что мальчик едва не прикусил язык, но потом ухмыльнулся примирительно, произнес назидательно:

— Зря стараешься! Здесь такие соседи, которые обращают внимание только на то, что у них самих на участках творится. Да и то не всегда.

Он за шиворот доволок мальчишку до дома, втолкнул в дверь, провел по комнатам, швырнул на стул. Данилка едва не пролетел мимо, с трудом удержался. У него же ухватиться не было возможности — руки-то до сих пор связаны!

Как мог он устроился на стуле, сгруппировался, подобрал колени, подложил под подбородок стянутые скотчем кисти и сердито глянул на Фому.

— Что вам от меня надо?

Мальчишка не казался чересчур напуганным, вел себя слишком уверенно и спокойно для своего возраста и положения, в котором очутился. Фому это немного настораживало. Но… кто знает! Мальчишка-то на самом деле был не совсем обычным. Может, он так и должен себя вести.

Привели девушку. Точнее, принесли. Она все еще не пришла в себя, до сих пор спала. Ее усадили на диванчик. Мальчишка внимательно следил за происходящим, словно проверял, достаточно ли бережно и аккуратно обходятся с его учительницей. А потом опять в упор посмотрел на Фому пронзительными пасмурными глазами.

Фома усмехнулся.

— Не помнишь меня?

— Нет, — даже не попытавшись вспоминать, нахально произнес мальчишка.

— А ты попробуй! — Фома продолжал усмехаться, представляя возможную реакцию. — Дождь, парк, мостик.

Данилка недоверчиво вгляделся в его лицо.

— Это ты?

Подвыпивший мужчина, едва не кувырнувшийся через перила в пруд. Видимо, он вовсе не был пьян. И, видимо, кое-кто опять купился, как последний дурак.

— У тебя редкий талант, пацан!

— Я знаю, — мальчишка мрачно насупился.

— Для тебя ведь не проблема — высокая стена, закрытая дверь? Была бы маленькая лазейка, пускай хоть на крыше — и любой дом для тебя открыт! И минимум следов.

Данилка молчал. Теперь уже не трудно догадаться, чего от него хотят.

— Ты, конечно, ходил во дворец? На экскурсию, да? Там недавно новая экспозиция открылась. «Свадебные наряды Дома Романовых» называется. Видел?

Данилка нехотя кивнул.

— Значит, объяснять тебе не надо! — обрадовался Фома. — Сам все знаешь. Царицы в чем попало замуж не выходят. Камушки — залюбуешься!

— А я-то причем? — мальчишка еще больше помрачнел, исподлобья смотрел на Фому, не пряча неприязни.

— А ты… — Фома придвинулся ближе к нему и произнес голосом заботливым, проникновенным: — Знаешь, что такое сигнализация?

Вкратце, он обрисовал Данилке его задачу, пообещал позже посвятить в подробности, и не раз, и не два, а так, чтобы мальчишка намертво запомнил каждое свое движение, каждое действие и не сбился ни на йоту. Что в его же интересах! Но он, кажется, недопонимал это.

— А если я не стану ничего делать? Если просто сбегу при первой же возможности? Или нарочно подниму шум? — он решил, что утер похитителям нос, с легкостью разрушил их планы, но Фома улыбнулся снисходительно и посоветовал:

— Глянь еще раз на диванчик! — а сам даже не обернулся в указанную сторону. — Она — хорошая училка или: «Ну и бог с ней»? Стоит она той маленькой услуги, о которой мы тебя просим?

Глаза мальчишки сверкнули ненавистью. Фома больше ожидал страха и отчаяния. Ну да ладно! В странности мальца давно нет сомнений. И в его послушании, похоже, сомнений тоже больше не будет.

— Я все сделаю, — подтвердил Данилка его мысли голосом глухим и резким. А от него и не требовалось ни радости, ни энтузиазма. Лишь бы неукоснительно исполнил то, что требовалось. А с каким настроением станет он это исполнять — не все ли равно!

Но и тут пацаненок не угомонился, опять задал вопрос:

— А что потом?

— Потом, — Фома дружески хлопнул его по колену, — гуляйте хоть на все четыре стороны!

Мальчишка посмотрел с недоверием. Но его недоверие тоже уже не имело значенья, хотя тюремщик и продолжал разглагольствовать:

— Главное, язык держите за зубами! Для своей же пользы. Не то загремишь в колонию для малолетних. А там тебе жизнь медом не покажется.

Фома собрался уходить. Только сделал шаг в сторону, как утомительный пацан снова раскрыл рот и бесстрашно потребовал:

— Руки-то развяжи! — и уверенно вытянул вперед стянутые скотчем кисти, будто не сомневался ни капли в том, что похититель сразу же кинется выполнять его приказ. — И ее тоже! — Данилка кивнул в сторону диванчика. — Куда мы отсюда денемся? — он зыркнул нахальными глазами. — Или ты боишься, что мы тебя побьем?

Глагол «побить» он подобрал очень удачно, только не совсем правильно истолковал его назначение.

Еще слово, и это Фома, не выдержав, побьет мальчишку, плюнув на планы и приличия. Чтобы иметь с ним дело, надо обладать адским терпением. И Фома с сочувствием смотрел на молоденькую учительницу, пока снимал с нее путы.

Когда наконец Фома ушел, Данилка потер затекшие руки, бросил взгляд на Владу, заерзал на месте, но так и не сдвинулся, снова затих, глубоко задумавшись. И тут Влада зашевелилась.

Долгое сиденье в неудобных позах наполнило тело ноющей болью. Ее первую и почувствовала Влада, приходя в себя. Потом перед глазами стала проявляться обстановка совершенно незнакомого помещения, обрисовались человеческие силуэты: поблизости — крупного взрослого мужчины, а уже за ним — узнаваемый, мальчишеский, Данилкин.

Ушей достигли звуки беседы. Но Влада не торопилась заявлять о своем пробуждении.

Потихоньку она вникала в суть происходящего, и открывающиеся перспективы совершенно не радовали ее. Они пугали и приводили в отчаяние. И было даже к лучшему, что сразу выразить свою реакцию не позволило ни замутненное сознание, ни обездвиженное тело. Разумней затаиться, не привлекать излишнего внимания, пока не окажешься способным на что-то полезное, действенное, достойное.

Влада прекрасно слышала, как испуганно и неуверенно дрожит голос мальчика, несмотря на показные нахальство и браваду. И едва сдерживаемые злость и раздражение легко улавливались в словах громилообразного похитителя.

Зачем же Данилка дразнит его? Только напрашивается на неприятности. Почему все мальчишки такие безрассудные? Влада не смогла бы вести себя столь вызывающе перед лицом преступника. Она по-прежнему притворялась спящей, боялась даже пошевелиться, пока тюремщик не ушел, громко хлопнув дверью. Но и тогда девушка не решилась заявить о том, что пришла в себя.

Ей было тяжело смотреть на поникшего Данилку, но губы все еще плохо слушались, а невнятное, бессмысленное бормотанье вряд ли сможет воодушевить и успокоить. И Влада стала осматриваться по сторонам.

Комната, как комната. Четыре стены, в одной — дверь, наверняка, надежно запертая, в другой — большое окно. Снаружи оно закрыто плотными ставнями, даже лучик света не проникает сквозь них.

Эти люди знают, что Данилка умеет летать, что ни высота, ни ограда не удержат его. И, значит, незаметно выбраться наружу невозможно. Но почему обязательно надо незаметно?

Влада уже придумала, что делать. Она устроит пожар. Не настоящий, конечно. Иллюзорный. Но кто об этом догадается, помимо них с Данилкой?

Остальным пожар покажется самым реальным, страшным и беспощадным, и никому не захочется остаться в доме и сгинуть в огне. И тогда пленников придется вывести на улицу, где нет крепких стен и запертых дверей, и удержать их намного сложнее. А на улице Влада еще что-нибудь придумает, и если даже им обоим не удастся удрать, то уж Данилка-то наверняка сумеет улететь. И даже если в панике про них забудут, с ними не случится ничего плохого — созданный ею огонь не сжигает.

Они сами выберутся наружу, воспользовавшись суматохой. Любую дверь, в конце концов, можно выломать, а спасающиеся от пожара охранники уже не будут помехой.

Только для начала надо окончательно прийти в себя, чтобы сознание полностью прояснилось, чтобы оказалось в состоянии создать и поддерживать столь обширную и яркую иллюзию. Иначе обман могут заметить, и затея ее лишиться смысла. Надо сосредоточиться, сконцентрироваться, но пока еще мысли разбегаются, перед глазами все плывет, и во всем теле слабость.

Влада попыталась встать, но ничего не получилось, ноги непослушно подгибались, не хотели держать. Данилка заметил ее движение, поймал взгляд.

— Потерпи немножко! — негромко проговорила Влада. — И мы все устроим. Еще несколько минут. Сейчас я окончательно проснусь. И все будет хорошо. Не бойся!

Мальчик протестующее вскинулся на последней фразе.

— А я и не боюсь!

Он легко соскочил с места и решительно ринулся к дверям.

— Ты куда? Подожди! — встревожилась Влада, но Данилка не обратил внимания на ее возгласы.

Он изо всех сил забарабанил в дверь, кулаками, ногами, да еще и закричал:

— Откройте! Эй, вы там! Откройте!

Судя по тому, с каким треском распахнулась дверь, едва не сметя Данилку, Фома до сих пор так и не обрел долготерпение.

— Чего тебе еще? — прорычал он.

Мальчишка слегка смутился под его разъяренным взглядом, но не отступил.

— Я в туалет хочу.

Фома снисходительно ухмыльнулся.

— Костян! — позвал, выглянув за дверь. — Проводи мальца, пока он в штаны не наделал. Да глаз с него не спускай!

— Катись! — он выпихнул Данилку из комнаты. — Да побыстрее! — А сам обратился к Владе: — Ну что, пришла в себя?

Мужчина закрыл дверь, встал к ней спиной. Влада смотрела на похитителя, и во взгляде ее, надо сказать, тоже не было особой доброжелательности.

— Как вы посмели! Он же — маленький ребенок! А у вас хватает совести втягивать его в такие дела! Взрослые, умные мужики лучшего выхода не нашли, кроме как воспользоваться десятилетним мальчишкой!

Училка оказалась не менее наглой, чем ее ученик. Тоже начала устраивать разборки, вместо того, чтобы покорно молчать и трепетать от страха.

— А зачем же такому таланту пропадать? — немного приблизился к ней Фома. — Думаете, отгородились забором, и никто ни о чем не узнает! Много вы там таких вундеркиндов собрали?

— А ваше-то какое дело! — отрезала Влада. — У нас — просто школа, и учатся там — просто дети.

— Так ли уж «просто»? — усомнился Фома с ехидством, но ответить ему Влада не успела.

В соседней комнате раздался неразборчивый вопль, потом что-то загрохотало, и Фома, мгновенно позабыв про Владу, рванулся к двери. А дверь рванулась ему навстречу, резко, сильно, но главное — неожиданно, так что Фома не успел ни увернуться, ни отпрянуть и доблестно встретил ее. Лбом.

Треск разнесся по комнате, и Владе даже показалось, как мгновенно разлетелись во все стороны яркие искры от этого столкновения. Фома покачнулся, оглушенный, а из-за двери на него ринулся Данилка с какой-то длинной металлической палкой наперевес.

Тяжелый удар в живот заставил Фому согнуться.

Влада молча наблюдала распахнутыми от изумления глазами. Уж слишком умело и лихо владел мальчишка своим импровизированным оружием, каждое его движение было отточено и рассчитано.

Очередной удар обрушился на спину Фомы, и он бессильно рухнул на пол, замер неподвижно. Данилка презрительно глянул на него, усмехнулся, произнес странным, взрослым голосом:

— Слабак! — и развернулся к Владе. — Вот и все!

Влада молчала, потрясенная увиденным, а Данилка улыбнулся и не спеша направился к ней. И пока он шел, Владино потрясение не исчезало, а все усиливалось и усиливалось, лишая веры в реальность происходящего. Потому что мальчик не просто двигался, он менялся, трансформировался. С каждым шагом он становился выше, взрослее, и, когда достиг возраста подростка, Влада уже не смогла отгородиться от очевидного и сдавленно выдохнула:

— Синица!

А он все приближался и все продолжал изменяться, пока не принял облик, соответствующий настоящему времени и прожитым годам.

— Синица! Не может быть! Бред какой-то! — бесконечно твердила Влада, так и не поверив окончательно. — Наверное, это побочное действие снотворного. Я опять не могу контролировать свои способности, и они вытворяют, что хотят.

Он подошел, опустился перед ней на корточки, заглянул в глаза.

— Не может быть! — в очередной раз повторила Влада, и тогда… он больно ущипнул ее за руку.

— Ай! — Влада даже подскочила на месте. — Ты в своем уме?

Он опять улыбнулся, насмешливо и довольно.

— Теперь я вижу, что это действительно ты! — с осуждением заключила она. — Только тебе придет в голову такое!

Он, не отрываясь, смотрел на нее снизу вверх с каким-то особым удовольствием, с беспокойным ожиданием, и ласковая, хитрая улыбка не сходила с его лица.

— А ты все так же по-детски бурно реагируешь на неожиданные сюрпризы.

— Синица! — строго и немного обиженно воскликнула Влада.

Под давлением чудесных перемен недавние страхи отступали, напряжение выходило, преобразуясь в нескончаемый поток слов и эмоций, охватывая переживания не только настоящего дня, но и последних прошедших месяцев.

— Ну, скажи, зачем тебе понадобились эти фокусы? Маленький мальчик! Неужели все время это был ты? Что за безумные идеи! Надо же придумать такое! Это что, было экспериментом надо мной? И главное, какая трогательная история разыграна! Одаренный мальчик, несчастный папочка. Жаль, что я не успела его перехватить! И, кстати, кто же это был?

— Филимон, — успел вставить Синица.

— Ну, конечно! Кто же еще? Известная парочка приколистов — Синица и Филимон! То-то он показался мне таким знакомым! — выкрикивала Влада, хотя ее уже не очень интересовала истинная личность выдуманного папаши — не все ли теперь равно?

— Зачем это? Для чего было выдумывать такое? Какие глупости! Почему нельзя было появиться по-человечески? Вечно какие-то чудеса, загадки!

— Тебе не нравятся чудеса? — опять удалось вклиниться в ее бесконечный монолог Синице.

— Не в этом дело! Неужели ты не понимаешь! Маленький мальчик, за которым мне поручили присматривать, на самом деле оказался взрослым дядей, да еще моим давним знакомым. Это было нечестно по отношению ко мне! Я ощущаю себя подопытным кроликом! Я волновалась и переживала. Я сходила с ума от бесконечных совпадений. Ты сам подумай!

Синица неуверенно пожал плечами.

— Я решил, что сначала лучше узнать, какие у тебя ко мне остались чувства.

— Это еще зачем? — окончательно вскипела Влада.

— Я сейчас объясню, — пообещал он тихо и покорно, больше не пытаясь с ней спорить, и она сразу перестала возмущаться, тяжело выдохнула.

Кажется, фразы закончились, и теперь она может спокойно посмотреть на него и еще раз убедиться, что он — не иллюзия. И может даже дотронуться.

Ее пальцы уже потянулись к нему.

— Только сначала уйдем отсюда!

Синица выпрямился, перехватил рукой устремленную к нему ладонь, обжигаясь прикосновением, потянул за собой. Он вывел Владу из дома, остановился на крыльце.

— Подожди здесь! Я сейчас! — и вернулся назад, а она послушно осталась на месте.

Свежий воздух выветрил последние остатки сна, но сил не прибавил, и Влада устало уселась прямо на ступеньки. В голове полностью прояснилось, рассудок укрепился в своем былом господстве, и сразу разумные трезвые мысли повели в нежелательную сторону.

А вдруг все-таки иллюзия? Глупые мечты, самой же воплощенные в реальность! Несбыточные надежды, уставшие страдать от бесплодного ожидания! А на самом деле ничего нет, и он не вернется, не выйдет из дверей, и дальше ей придется идти одной, и…

Он отмел эти мысли легко и безжалостно, он не дал им разрастись. Он появился, как обещал, присел рядом, слегка касаясь своим плечом ее плеча.

Некоторое время они сидели молча, разбираясь в своих мыслях и ощущениях, решая, что делать дальше. Влада первой не выдержала, напомнила:

— Ты обещал объяснить.

Он согласно кивнул, по-прежнему не торопясь со словами, и наконец спросил не слишком решительно и не слишком твердо:

— Ты хранишь мое кольцо?

— Да, — коротко ответила Влада и тоже спросила: — А что?

— Видишь ли, — он опять заговорил не сразу, и в его голосе было еще меньше уверенности. — Это не простое кольцо. Оно обручальное. Король надевает его своей избраннице в знак того, что скоро она станет его женой.

Синица — он и есть король! И он живет по особым законам и правилам!

Взгляд у Влады сразу потускнел, стал безучастным и равнодушным.

— Ты хочешь его забрать? — высказала она догадку.

— Я должен его забрать, — не дрогнув, подтвердил Синица.

Он — правитель, и благополучие страны для него важнее всего. Но стоило ли напрасно тратить несколько месяцев, чтобы в конце концов произнести перед Владой эти слова? Почему нельзя было рассказать сразу, представ в нормальном виде? Разве бы она не поняла?

Впрочем, Владе не нужны объяснения, знание причин не изменит происходящего.

Но Синица и не думал останавливаться, его последняя фраза заканчивалась не безоговорочной точкой, а запятой, которая обещала продолжение.

— Чтобы в присутствие многочисленных свидетелей по всем правилам подарить его тебе.

— Мне? — Влада несколько секунд осознавала услышанное, но, и осознав, уверовать не спешила. — Синица, ты делаешь мне предложение?

— А что тут такого? — он состроил недоуменную гримасу.

— Ты сошел с ума, — она тяжело вздохнула. — Какие предложения? Пожениться — это же не на свидание сходить! Тут нужно хорошо знать друг друга, а мы не виделись шесть лет. Можно считать, мы снова абсолютно незнакомые люди.

— Ну, почему же! — не согласился Синица. — Мы уже пару месяцев тесно общаемся.

— Но ты же все это время был маленьким мальчиком! — напомнила ему Влада.

Синие глаза блеснули лукавыми искрами.

— Считаешь, с тех пор во мне многое изменилось?

— Видимо, вряд ли! — в отместку с сарказмом заключила девушка.

— Так в чем же дело?

Синица посмотрел с вопросительным ожиданием взглядом долгим и пристальным, и Влада, отбросив всякие насмешки, предположила не слишком уверенно:

— Значит, ты серьезно?

Он просто кивнул, не доверяя красивым и громким словам, а она в ответ опять только и смогла выдохнуть:

— Синица!

Он подумал, что она снова начнет возражать, приводить очередные разумные доводы «против», и поспешил сам выложить свои аргументы.

— Я же не заставляю тебя выходить за меня замуж прямо сейчас. Если что, ты еще успеешь отказаться. Побудешь моей невестой. И Монаго перестанет меня донимать с этими своими традициями. Обещаю, у тебя будет достаточно времени для размышлений. Никто не станет тебя торопить. Ты сможешь думать, сколько захочешь.

— И ты сможешь подумать, — с предусмотрительной мудростью заметила Влада, но Синица не принял ее осторожных слов.

— Зачем мне думать? Я для себя все уже решил.

И она поверила ему. То, что он говорил ей, легко читалось в его глазах, на какое-то время потерявших беззаботную, безоблачную ясность, ставших серьезными и глубокими. Но, похоже, и он без труда проникал в ее мысли, потому как уже через мгновенье синие глаза опять улыбались и дразнили.

— Соглашайся! Чего тебе стоит? Подумаешь забота — быть невестой! Одни удовольствия и приятности.

И можно было вновь засомневаться в откровенности и искренности, принять за дурачество происходящий разговор, но Влада видела, как от волнения пылает его лицо, как резки и нервны движения его рук. Летая, ты чувствуешь себя более уверенно? Правда, Синица?

— Ладно. Я согласна.

Сказала, и сразу ощутила, как приливает краска к щекам, как становится жарко, и даже захотела взять свои слова обратно, но тут же поняла, что не желает отказываться, что вообще-то замуж она в ближайшее время не собиралась, но это же Синица, а не кто-нибудь.

— Вот и отлично! — воодушевленно воскликнул Синица, прекрасно знающий, что собственное смятение и значимость момента удобнее всего маскировать за иронией и улыбками. — Только необходимо чем-то закрепить наш договор. Как насчет маленького поцелуя?

— Ну, не знаю, — задумчиво протянула Влада.

Но не стоило так говорить — позерство! Честнее было закричать: «Да! Конечно!» Интересно же — что получится? Очень интересно. И очень притягательно. После всех пережитых за сегодня неприятностей и кошмаров очень хочется нежности и счастья. А еще хочется в очередной раз убедиться, что Синица — реальный, живой и по-прежнему желанный.

Короче, маленького поцелуя не получилось. Затянулся он, приобрел существенность, и все действительно изменилось, и они изменились, и больше не хотелось разделяться, ни во времени, ни в пространстве.

Они тесно прижимались щеками и тихо нашептывали друг другу на ухо.

— Ты же с первого взгляда поняла, что это я. Только отказывалась верить.

— А как я могла верить? Обычно с годами становятся старше, а не моложе.

— Признайся, что ты меня ждала. Хотя бы чуть-чуть. Ждала?

— Ждала. Как последняя дурочка.

— Неправда. Никакая ты не дурочка. Дурочки не умеют ждать и верить.

— Синица. Долго еще я буду тебя так называть? Ты ведь кто там теперь? Король?

— Король. Представляешь! Ужасней не придумаешь. Вся жизнь по расписанию. Каждый шаг на виду. А я взял и сбежал от них.

— Ради меня?

— Ради тебя.

— Постой! — Влада отстранилась и озабоченно проговорила. — И ты с самого августа не был дома? А как же там без тебя? Ты бросил целую страну только для того, чтобы убедиться, подхожу ли я на роль королевы?

Синица опять привлек ее к себе, беззаботно отмахиваясь.

— Ну, не было меня пару месяцев — тоже мне проблемы! Ничего с ними не случится! Выбор невесты куда важнее. Монаго тебе подтвердит. — Имя своего Главного советника король произносил с особым чувством, с непонятной для Влады мстительной иронией. — Как ты думаешь, что для государства страшнее — отсутствие короля на короткий срок или правление недостойной королевы на долгие годы?

Влада не успела выразить свое мнение, потому как калитка в высоком заборе распахнулись от сильного толчка, едва не срываясь с петел.

Влада испуганно вздрогнула. Напрасно они задержались здесь! Надо было сразу убегать подальше! И если Синица мог не понимать всех особенностей их мира, она-то должна была знать, что медлить и отвлекаться нельзя, что даже волшебные способности не всегда гарантируют непременное спасение. Но уверенное спокойствие и бездействие Синицы смутили ее, и она пригляделась к вошедшим, тоже не торопившимся что-либо предпринимать.

Прошло шесть лет. За это время только младенец изменится настолько, что его невозможно будет узнать, а взрослый мужчина останется почти прежним, и даже непривычный наряд не скроет его личности.

Синица встал навстречу гостям.

— Наконец-то! Честно говоря, я ожидал вас немного раньше.

Влада отвела глаза, пытаясь спрятать играющую в них улыбку.

Большинство из застывших перед ними людей она знала не так хорошо, чтобы память рождала какие-то ассоциации. Филимона она и раньше чаще всего видела в привычной для себя одежде. Но Главный советник Монаго в деловом костюме — это что-то!

Кажется, Огненный тоже испытывал сильный дискомфорт от нового одеяния, поэтому, очутившись под прикрытием забора, он сразу снял отводящие чары, возвращая себе и остальным подобающий вид, и его серебристая мантия величественно сверкнула в солнечных лучах.

— Великолепное зелье, Монаго! — своеобразно приветствовал его король. — Из-за него я едва не стал малолетним преступником.

Огненный как всегда хладнокровно и смиренно выслушивал ехидные сентенции в свой адрес и не пытался перебивать и оправдываться.

Король имеет неоспоримое право карать и награждать своих подданных.

— А где же наш милый садовник? — между тем продолжил Синица с жестким сарказмом. — В чем же он так сильно задолжал тебе, Главный советник, если покорно согласился соперничать с самим королем? Но пусть не опасается. Я не держу на него зла.

Его насмешливым словам по-прежнему не удавалось смутить Монаго, зато они сильно изумили Владу.

Почему Синица вспомнил Игната? И почему связал его с Главным советником? Неужели Игнат — не просто одаренный? Неужели, как и все здесь присутствующие, он — пришелец из другого мира? Тогда зачем он появился здесь? И, значит, он не по собственной воле ухаживал за ней? Ему так велел Монаго? Какую же цель преследовал Главный советник, поручая ему подобное задание? И что они ожидали от нее?

— А ты оказался умелым интриганом, Монаго! — озвучил Синица Владины мысли. — Никогда бы не подумал, что ты практикуешь подобные методы.

Огненный виновато опустил глаза.

— Я прошу прощения! — проговорил он, однако, не теряя ни капли достоинства, голосом бестрепетным и спокойным. — Но мы посчитали, что вы слишком увлеклись своей идеей и немного потеряли связь с реальностью.

Невозможно было уловить ни тени иронии в его бесстрастных интонациях, и тем больше задевало услышанное, а король и без того не выглядел слишком добродушным.

— И вы решили воссоединить меня с реальностью, а заодно вернуть в Мегаликор, опоив какой-то отравой и на время лишив магических способностей, — подвел он итог с двусмысленной улыбкой, вполне способной встревожить любого неглупого человека. Только не Огненного Монаго.

У Главного советника ни единый мускул не дрогнул, и выражение лица не изменилось ни на йоту. Оно осталось все таким же мирным и скромным.

— Вы — разумный и ответственный правитель. И мы полагали, что в конце концов вы правильно поймете и расцените наши стремления и одобрите наши поступки. Ведь они продиктованы исключительно заботой о благополучии и спокойствии вашей страны, — кротко произнес Монаго.

Синица в бессильной ярости сжал кулаки, одновременно испытав восхищение от бесстрашия, стойкости и мудрости Огненного.

Нет ничего хуже, чем расти на глазах у собственного Главного советника, набираться знаний и сил под его руководством. Он со своим тонким умом и долготерпением, со своей горячей преданностью и отцовским пристрастием, не забывая выказывать подобающее уважение и строго соблюдать субординацию, сумеет поставить тебя на место так, что останется только, как неразумной рыбе, беззвучно глотать ртом воздух. А ведь ты не кто-нибудь — король! верховный маг и волшебник! и… кто там еще?

В наступившей тишине четко и твердо раздались слова Главного советника Монаго:

— Ваше величество!

От его голоса, от смысла прозвучавших слов, от осознания значения недавно принятого решения у Влады мурашки побежали по спине.

— Пришло время вернуться!

— Да! Пришло! — согласился король Данагвар, но уже через мгновенье в его глазах вспыхнуло дерзкое синее пламя, и он продолжил, несколько высокопарно: — Я очень благодарен тебе, Монаго. Никто не сравнится с тобой по части преданности и заботы. Но от одной головной боли я все-таки сумел тебя избавить. — Он выдержал небольшую ехидную паузу. — Я уже нашел себе невесту. — И победным взглядом обвел стоящих перед ним людей. — Позвольте представить вам ее!

Король наклонился к сидящей на ступеньках крыльца девушке, протянул ей руку, помог подняться и сам встал рядом.

— Моя невеста.