И все-таки они существуют [СИ]

Пролог

Коридор привел их в огромную пещеру. Иллана приоткрыла дверку фонаря, и наружу выплыл голубой светящийся шар. Королева осторожно дунула на него, шар начал медленно подниматься вверх и разрастаться. Бледное сияние озарило пространство, и путники увидели щерящийся острыми выступами свод, который поддерживали мощные каменные столпы, и зияющие непроглядным мраком отверстия проходов. Их было несколько, помимо того, из которого путешественники только что вышли.

Врайник шагнул вперед, закрыл глаза, сосредоточился. Со стороны можно было подумать, что Советник внимательно вслушивается. Так оно и было, если не принимать в расчет особенности его слуха.

— Он здесь! — уверенно указал Врайник на проход, расположенный прямо напротив, и сделал несколько шагов в сторону.

— Ты уверен? — спросил Саргон.

Ответ Советника потонул в грохоте и реве.

Звук наполнил пещеру, отразился тысячеголосым эхом, и невозможно было определить, откуда в действительности он идет. Почуявшее неожиданную добычу чудовище стремительно выскочило из темного коридора, но вовсе не из того, на который указывал Врайник.

Советник первым и поплатился за свою ошибку. Сделав несколько шагов не в том направлении, он оказался прямо на пути чудовища.

От удара огромной когтистой лапы Врайник отлетел далеко в сторону, врезался в твердую стену и тяжело осел на каменный пол.

Саргон поднял меч.

Так повелось с незапамятных времен, и древний закон свято соблюдался не только людьми, но и самой природой: правители Мегаликора никогда не обладали убивающей магией. Они не могли метать огонь или молнии, не могли создавать взрывоопасные энергетические шары и потоки, способные разносить в клочья людей и строения, их сила всегда была направлена лишь на созидание, и, наверное, в том состояла великая мудрость и справедливость. Но никто не запрещал правителям овладевать искусством воина, никто не лишал их права пользоваться обычным оружием, и Саргон даже не дрогнул, когда заклинатель чудовищ, на которого возлагалась большая надежда, внезапно выбыл из битвы.

Огромные глаза чудовища, молочно-белые с узкими черными прорезями зрачков, не мигая, смотрели на короля, из разинутой пасти валил пар, а мощный хвост, покрытый острыми, длинными шипами, угрожающе метался из стороны в сторону, хлестал по колоннам, и мелкая каменная дробь разлеталась в стороны после каждого удара.

— Спрячься, Иллана! — успел крикнуть Саргон до того, как чудовище поднялось на задние лапы и всем своим невероятным весом обрушилось на него.

Он недаром был Правителем Мегаликора и недаром отправился сам в это рискованное приключение. Он превосходно владел мечом и умел справляться с чудовищами не хуже заклинателя Врайника, хотя и совершенно другим способом. И его жена, Правительница Мегаликора королева Иллана, не стала прятаться. Она не считала себя воительницей, но тоже не привыкла отступать перед злом. У нее был свой меч.

Чудовище не выдержало двойного натиска. Его громоподобный рев наполнил пещеру и оглушил противников, но то был не победный клич, а стон, полный отчаяния и боли.

Королевский меч пронзил ужасную морду. Чудовище мотнуло головой. Саргона, не отпустившего рукоятки, приподняло над землей и швырнуло на одну из исполинских колонн. Предсмертный взмах мощного хвоста рассек воздух, длинные острые шипы просвистели возле самого лица королевы и вонзились в грудь поднимавшегося с пола Правителя Мегаликора.

— Саргон! — вырвался отчаянный вопль из груди Илланы.

Еще одно судорожное движение, хвост взвился вверх, обрушился на каменный столп и безжизненно опал, в последний раз дрогнув возле ног распростертого на полу короля.

— Саргон! — забыв про боль собственных ран, Иллана бросилась к мужу. — Саргон! — прошептала тихо, склоняясь над ним.

За ее спиной возле стены шевельнулся приходящий в себя заклинатель чудовищ Врайник.

Глава первая Влада

Самая противоречивая и необъяснимая штука на свете — жизнь. Особенно хорошо понимаешь это, когда начинаешь задумываться о ее смысле и собственном месте в ней. Кто сможет ответить: почему одновременно хочется быть и такой как все, и абсолютно выдающейся? Почему одно взаимоисключает другое, и полной определенности в вопросе «где лучше?» так никогда и не достигнешь?

Чтобы не остаться одной, иметь друзей, компанию, лучше быть такой как все. Но, чтобы тебя заметили, чтобы узнали о твоем существовании, чтобы не исчезнуть окончательно в безликой общей массе, надо чем-то выделяться. А «выделяться» означает «отделяться».

Не все благосклонно воспримут твою яркую индивидуальность. Кого-то обязательно она станет раздражать, кому-то разрушит планы, у кого-то вызовет зависть, и тогда — прости-прощай компания, считающая тебя своим человеком.

Недаром же все гении по жизни — люди одинокие, иногда — даже отверженные. Вот и думай!

Влада Большакова, по общему мнению, в том числе и по собственному, — субъект нейтральный. Не «мисс-популярность», никогда не появляющаяся без пары-тройки почитателей, но и не изгой, которого стараются обойти стороной. Почти все к ней относятся неплохо, почти со всеми у нее гладкие отношения.

Она сдержанна и скрытна. Даже лучшую подругу Лизу не посвящает она в свои сокровенные переживания и мечты. А мечты у Влады самые разнообразные, начиная с невероятных, заведомо несбыточных и заканчивая незамысловатыми, скромными.

Например, хочется Владе, как и миллионам других девчонок, встречаться с мальчиком. Да не с первым попавшимся или с каким-то там выдуманным, нереальным, а с очень даже определенным. Но это уже тайна за семью печатями. Владе легче умереть, чем сознаться кому-нибудь постороннему, с каким именно.

Она часто украдкой наблюдает за объектом своих воздыханий, но на прямой взгляд не решается. А чтобы подойти, заговорить — от одной мысли о подобном девочку бросает в жар.

Хотя они давно знакомы. Он учится в параллельном классе, зовут его Саша Егоров, и Владе кажется, он тоже иногда поглядывает с интересом в ее сторону.

Влада в очередной раз провожает Сашу взглядом. Мальчик уверенной, легкой походкой шагает по рекреации, а из-за двери с табличкой «Кабинет физики», возле которой стоит Влада, появляется ее одноклассница Ксения Ярцева, едва не сталкивается с Сашкой.

— Егоров! Как же ты вовремя! — кричит Ярцева обрадованно. — Мел тащишь? Дай мне один кусок! Неохота переться на первый этаж.

Сашка послушно отдает Ксюше мел, а та даже «спасибо» не говорит, довольная исчезает за дверью.

Владе бы ее способности! Нет, не по части учебы, а в области куда более сложной и значительной.

Такое чувство, как робость, Ксении неизвестно. Ярцева не будет краснеть и заикаться перед мальчишкой, не растеряется от смущения.

Чего ей смущаться? С ее-то данными! Стройная фигурка, большие выразительные глаза, длинные светлые волосы — вот она какая, Ксения Ярцева!

У Влады волосы тоже когда-то были длинными. Если их распустить, они спадали до середины спины густой блестящей волной.

Наверное, очень красиво. Да только у Влады никак не получалось ходить с волосами на роспуск. Они ей ужасно мешали: съезжали на лицо, рассыпались по тетрадям и постоянно норовили оказаться в тарелке. Волосы не хотели лежать гладко и послушно, их было слишком много, и Влада сделала короткую стрижку. И почти сразу же пожалела о своем поступке.

Нет, вовсе не потому, что стрижка оказалась неудачной. Наоборот, она очень шла Владе. Но все остальные девчонки, почти все, носили длинные волосы, и, надо признать, это действительно выглядело потрясающе красиво.

Влада прикинула, сколько времени необходимо на то, чтобы отрастить волосы до прежней длины, и раздраженно решила, что теперь всегда будет делать короткие стрижки.

Вот, примерно, какими мыслями была занята последнее время Владина голова. Поэтому нет ничего удивительного в том, что для важной информации места в ней катастрофически не хватало.

Лишь на уроке Влада выяснила, что выучила не тот параграф. Это означало, со стопроцентной вероятностью, что ее вызовут к доске. Закон подлости! Недаром Марина Юрьевна уже долгое время подозрительно посматривала во Владину сторону.

Точно вызовет!

Влада торопливо принялась читать нужную тему и — естественно! — не успела. Одолела всего несколько абзацев, когда решительное обращение учительницы сдернуло ее с места, да пробежала глазами по паре формул, пока поднималась со стула.

Ничем не выдав своего бедственного положения, девочка добралась до доски и отвечать начала бойко. Разве это проблема — повторить три фразы, прочитанные секунду назад? Зато дальше дела пошли тяжелее.

Влада старалась не молчать, что-то там лепетала, а во время пауз между словами просительно смотрела на Марину Юрьевну и мысленно умоляла: «Поставьте, поставьте мне „четыре“! Пожалуйста! Я же учила! Допустим, другой параграф, но ведь учила же! Вот если бы меня спросили тот материал, я бы отвечала без запинки, я бы отвечала просто превосходно, и вы остались бы довольны!»

Владу не устраивала ни «тройка», ни тем более «двойка». Она поклялась родителям окончить учебный год только на «четыре» и «пять». Лишь при этом условии мама с папой пообещали подарить ей новый навороченный айфон, взамен старенького мобильника, уже давно непопулярного. Ни у кого в классе уже не водилось подобной рухляди! А еще обещали отправить в лагерь в Болгарию. Поэтому по физике до конца года оценки ниже «четверки» были абсолютно неприемлемы.

— У тебя все? — скептически поинтересовалась Марина Юрьевна.

Влада не отрывала от нее умоляющих глаз.

«Пожалуйста! Пожалуйста! Я же ответила! Не блеск, конечно, но говорила я не менее пяти минут и, кажется, все по делу, никакой ерунды не несла. Вполне даже прилично, особенно, если учесть, что готовила я другой параграф. Для абсолютно несведущего, я отвечала очень даже неплохо. Можно сказать, даже хорошо!»

— Хорошо! — учительница согласно качнула головой, выдержала паузу, словно внимательно прислушивалась к своим мыслям. — Садись, Большакова! Четыре!

Четыре? Четыре! Влада не поверила своему счастью.

Она проследила за рукой учительницы, убеждаясь, что та вывела в журнале нужную оценку. Вот везуха! Однако к радости примешивались смущение и легкие укоры совести.

Не ответила Влада на «четыре», если уж честно. От силы на «тройку». Но обычно неподкупная и непоколебимая Марина Юрьевна почему-то сжалилась над ней, словно поддалась внушению.

Все оставшееся время Влада просидела в задумчивости, только звонок с урока привел ее в чувство.

Повинуясь радостному сигналу, Влада привычными движениями затолкала в сумку учебник и тетрадь и направилась к дверям. Ее нагнала подруга Лиза, протянула жалобным голосом:

— Что-то есть хочется.

— Сходи в буфет, — отстраненно посоветовала Влада, но Лизка уныло протянула:

— Ага! Перемена пять минут: я как раз успею спуститься на первый этаж и занять очередь.

— У меня яблоко есть. Если хочешь, — предложила Влада подруге.

— Яблоко? — не очень-то воодушевилась Лиза. — А я груши люблю. Знаешь, такие, не слишком мягкие. Которые хрустят, и сочные.

Влада живо представила описанный Лизой фрукт — очень аппетитно! Она бы с радостью отдала подруге грушу, если бы та у нее была, но…

Влада достала из портфеля яблоко.

— У меня только это. Будешь?

— Конечно! — восторженно воскликнула Лиза. — Спасибо большое!

Она в несколько укусов расправилась с яблоком, благодарно просияла, выбрасывая малюсенький огрызок.

— Обалденная была груша! Как раз как я люблю.

— Груша? — Влада изумленно уставилась на подругу.

Она давала Лизке яблоко, абсолютно точно — яблоко! Груша и по форме, и по вкусу отличается — невозможно перепутать! Или садоводы вывели такой сорт яблок, который имеет вкус груши? Но какой смысл в подобных яблоках?

Совершенно запутавшись и растерявшись, Влада послушно побрела за подругой на третий этаж в кабинет русского языка, в котором проходил очередной урок. Она не смотрела под ноги, поэтому не удивительно, что запнулась о чью-то ногу перед самой лестницей и едва не уткнулась носом в затоптанные ступеньки.

Да что такое творится сегодня?

Вечером мама ни с того ни с сего заинтересованно спросила:

— Собираешься кого-нибудь приглашать на день рождения?

Влада опешила от неожиданности, промямлила неуверенно:

— Не знаю. Еще почти целый месяц.

И никакой гарантии, что друзья к тому времени уже не успеют куда-нибудь смотаться в связи с наступлением каникул.

Отдыхать — так на всю катушку! Кажется, мама тоже так считала, оттого и попыталась разведать загодя.

— К подобным мероприятиям следует готовиться заранее, — разумно заметила Большакова-старшая. — Не хотелось бы узнать лишь накануне, что к тебе закатятся человек этак десять-пятнадцать, рассчитывающих на угощение и веселье.

— Какие «десять-пятнадцать»? — возмутилась Влада, но тут же смиренно пообещала: — Хорошо, я подумаю.

Праздничная дата приходится на начало июня. В этом году Владе исполняется четырнадцать. Надо будет получить паспорт… и все такое.

Нельзя сказать, что Влада напрочь забыла о своем дне рождения, что она не дожидается праздника с нетерпением. Конечно, дожидается, но именно того момента, когда сможет сказать, что ей уже четырнадцать. А как пройдет этот момент: с гостями или без, в виде большого торжества или скромной вечеринки для особо приближенных — не столь важно. Главное, времени-то еще — целый месяц. Почти целый месяц. А сейчас…

Влада задумчиво уставилась на свое отражение в оконном стекле.

Что же произошло с ней сегодня в школе?

Вроде бы мелочи, и следует плюнуть на них, не обращать внимания. Но как странно и непонятно!

На следующий день Влада отправилась в школу, нет, не с опаской, а с волнением и даже с тревогой, но ничего необычного не случилось. Уроки тянулись своим чередом, никто из учителей не вызывал ее к доске, никаких отметок она не получала, и Лизкины вкусовые ощущения не выбивались из пределов нормы и реальности. А в воскресенье Влада с мамой отправились в магазин, прикупить обуви на лето.

Босоножек Владе обычно хватало на один сезон, и дело тут вовсе не в постоянно растущей ноге (нога-то у Влады как раз больше и не росла), а интенсивности жизнедеятельности. Это у бабушки, которая возле подъезда целыми днями сидит, обувь могла здравствовать десятилетиями, а Влада — юная, живая, подвижная. Ее босоножкам простаивать некогда, они всегда в действии.

По дороге мама увлеченно расписывала форматы предполагаемой покупки:

— Хочу такие, чтобы и носок, и пятка были прикрыты, а по бокам — вынуто. И чтобы каблук невысокий, иначе мне далеко не уйти. Я привыкла, медленно ходить уже не могу. И цвет какой-нибудь светленький, но не белый. Ну и по цене, конечно, приемлемые.

И — надо же! — стоило им только войти в магазин, сразу же на первой же стойке поджидали их туфли маминой мечты. Тютелька в тютельку как она рассказывала: где надо закрыто, где надо вынуто, и каблук подходящий, и цвет — нежный, приятный светло-бежевый.

— Вроде и по размеру подходящие, — тотчас ухватилась за туфли мама. — Эти и померяю.

Она примостилась на пуфик, освободилась от старой обуви, довольная, вставила ступни в обновки, но спустя некоторое время разочарованно объявила:

— Представляешь, сваливаются! На ноге не держатся! Видимо размер большой.

Мама перевернула туфлю кверху подошвой в поисках заветного кружка с циферкой.

— Тридцать девять! Еще бы не сваливались! — объяснила она себе и Владе недоразумение и обвела взглядом зал: — Где тут продавец? Может, найдется и мой размер.

Мама с сожалением опустила взгляд на обувь своей мечты.

Возле ее ног стояли черные лакированные лодочки на высокой шпильке.

— Это я на радостях не те туфли схватила? — вопросительно проговорила мама, внимательно оглядела стеллажи, но в ближайшей перспективе ничего, даже отдаленно напоминающее объект своих вожделений, не нашла.

— Не понимаю! — пробормотала Большакова-старшая. — Я что, свихнулась?

Ища поддержки, мама в замешательстве глянула на дочь, но Влада казалась не менее озадаченной случившимся. А если честно, даже весьма встревоженной.

Вот оно! Опять началось! Странности-несуразности, пугающие своей непонятностью. Нелепые происшествия, которые никак не удается разумно объяснить.

— Лиз, а с тобой такое бывает, когда что-то одно принимаешь совсем за другое? — поинтересовалась Влада при встрече с подругой.

— Ну да! — не задумываясь, брякнула Лиза. — Вчера даже…

Влада облегченно перевела дух: вчера, то есть в воскресенье. В этот же день они с мамой были в магазине. Значит, странные вещи происходят не только в ее присутствии, и Влада не имеет к ним никакого отношения. А уж она-то посчитала, что все дело в ней, что именно она так необычно действует на окружающих людей.

— Думала, передо мной Петрова идет, а оказалось — совсем незнакомая девица! — продолжила Лиза. — Хотя со спины было ужасно похоже.

— Это не то! — чуть не заплакала от безнадежности Влада и попробовала объяснить доходчиво: — Вот представь: на самом деле сидит черная кошка, а ты видишь перед собой рыжую собаку. У тебя так бывает?

— Я что, по-твоему, совсем идиотка? — рассердилась подруга.

— Нет, конечно! — поторопилась заверить ее Влада, но про себя ворчливо добавила: — Однако, ела же яблоко, а восторгалась грушей! — И сразу спохватилась: — Или это у меня крыша поехала? И в сумке действительно лежала груша! И у доски я не впадала в ступор! Но мама-то! Мама сама призналась, что мерила одни туфли, а видела при этом другие!

Наверное, это очередные выверты природы: нестабильная геомагнитная обстановка, какие-нибудь взрывы на солнце или неизвестное космическое излучение. Что-то действует на сознание людей и заставляет их принимать желаемое за действительное.

Вот было бы неплохо, если бы это что-то внушило Владе, будто в мае учеба еще не достала до смерти, в школу ходить очень хочется, а думается исключительно об уроках и успеваемости. Но нет! Мысли о школе по-прежнему безрадостны, а уроки тянутся бесконечно и утомительно. А учителя упорно не желают замечать, что ученики давно уже напоминают собой выжатые лимоны, что они абсолютно обессилены и нежно беззащитны в эти последние весенние дни — нельзя их мучить заданиями и оценками.

На физике Марина Юрьевна взяла со стола стопку белых листов, и класс испуганно замер. Контрольная! Да еще без предупреждения!

— Учебники убрали! Тетради тоже вам не понадобятся! — металлически твердый голос учительницы вызывал трепет в еще недостаточно закалившихся в жизненных передрягах детских сердцах. — Жалко мне урока, да ничего не поделаешь: распоряжение администрации! — меж тем снисходительно добавила Марина Юрьевна.

Внезапная смена интонации немного убавила напряжение, но расслабиться никто не решился.

— Сейчас я раздам вам тесты, — учительница зашагала вдоль ряда парт. — Не страдайте! К физике они не имеют никакого отношения. — Она поймала чей-то вопросительный взгляд. — А к чему имеют? Трудно сказать. Читайте внимательно, отвечайте на вопросы. В конце урока сдадите мне.

Марина Юрьевна не обманула: к физике тест не имел никакого отношения, как почти и ко всем остальным программным предметам.

— Маразм полный! — прокомментировала Лиза. — Но спасибо за несостоявшуюся физику.

— Кто справится, может отправляться домой, — добавила Марина Юрьевна. — Но ответить нужно на все вопросы! — она повысила голос, предупреждая возникновение кое у кого неправедных идей. — Обязательно!

Влада специально не торопилась, но ответы почему-то выстраивались сами собой, и она дошла до конца одной из первых.

— Ты уже все? — не поверила Лиза.

— Тебя подождать?

Подруга отрицательно мотнула головой.

— Лучше не здесь. Лучше у раздевалки.

— Хорошо, — согласилась Влада, сдала листочки Марине Юрьевне и выбралась из класса, не переставая размышлять по поводу только что пройденного теста.

Очень странные вопросы, никакого отношения не имеющие к учебе. О настроении, об отношении к окружающим и себе самому, о чувствах и эмоциях.

Спускаясь по лестнице, Влада увидела Сашу Егорова.

Тот стоял на площадке между этажами лицом к окну, погруженный в свои мысли, а, может, в созерцание пейзажа, и ничего не замечал по сторонам.

Влада мужественно притормозила.

Все! Хватит трусить! Сколько можно страдать от нерешительности!

Надо вести себя как Ксения Ярцева. Надо отбросить смущение, подойти и сказать, например: «Привет! А что ты здесь делаешь?»

Простой и естественный поступок. Ничего героического. Ярцева совершила бы его легко и непринужденно, даже не задумавшись ни на секунду. А еще Ярцева наверняка бы улыбнулась. Не лучезарно во все зубы, а чуть-чуть — мило, приветливо, не выдавая своей сильнейшей заинтересованности.

Влада сделала глубокий вдох и шагнула вниз, повторяя про себя: «Все хорошо. Я не боюсь. Я — Ксения Ярцева. Я — Ксения Ярцева».

Услышав шаги, Саша обернулся, поднял глаза, и в них легко прочитала Влада сбывшееся ожидание и радость, и слова сами слетели с губ.

— Привет! Что ты здесь делаешь?

«Я — Ксения Ярцева! Мне неведома робость!»

Саша немного помедлил с ответом, попытался усмехнуться независимо, но, не справившись, глуховатым от волнения голосом признался:

— Тебя жду.

Владу обожгло изнутри, она смотрела на Сашку и молчала.

К черту Ярцеву! Кому она нужна со всеми ее достопримечательностями! Сашка ждал Владу! А она, дурочка, боялась с ним заговорить!

Не услышав от собеседницы никаких слов, Саша продолжил сам:

— Знаешь, Ксю… — но не договорил, отшатнулся внезапно, глаза его округлились, и Егоров выдохнул изумленно: — Большакова?

— Да, — растерявшись, подтвердила Влада.

— Что за фигня! — Сашка зажмурил глаза, тряхнул головой, словно избавляясь от отвратительной мысли или неприятного видения, отступил назад. — Большакова, я тут…

Он оборвал себя на полуслове, посчитав, что объяснения вовсе не обязательны, резко развернулся и торопливо ушел прочь, почти сбежал, а Влада осталась стоять с застывшим лицом.

Неудачница! Вовсе не ее дожидался Егоров. Как же! Нужна она ему очень! Размечталась!

Недосказанное «Ксю…» однозначно должно было продолжиться слогом «ша». И выходило «Ксюша»! Ксюша! Ксюша! А не Влада! Ни в коем случае, ни за что, никогда не Влада!

Она хотела стать такой как Ярцева и в своем стремлении едва не получила то, что предназначалось не ей. Едва. Но она не Ярцева, и, значит, не получает ни-че-го! Она всего лишь Влада Большакова, которая никому на свете неинтересна.

А на лестнице опять раздавались шаги.

— Владик! Ты чего здесь торчишь? — удивленно вскинула брови Ксения.

— Представляешь, не могу ноги с места сдвинуть! — мрачно ляпнула Влада, не поднимая глаз.

— Да ты что! Офигеть! — удивленно воскликнула Ярцева, подошла осторожно, стараясь чересчур не приближаться. — Здесь, наверное, пролили что-нибудь, — рассудительно предположила она, для страховки переступив с ноги на ногу.

— Наверное, — согласилась Влада и побрела прочь, не прислушиваясь к звучавшим за ее спиной словам.

Ярцева поторопилась со своей гипотезой. Здесь еще ничего не пролили, здесь только сейчас прольются Владины слезы, слезы разочарования и обиды.

Плакать хотелось очень, но что-то сдерживало, что-то загадочное, необъяснимое.

Как мог Сашка Егоров перепутать ее с Ярцевой? Как?

Ксения выше ростом, волосы у нее длинные и светлые, а у Влады короткие и темные. Спутать абсолютно невозможно. Даже с закрытыми глазами!

Голоса у них тоже разные и Сашке хорошо знакомые. Влада Сашкин голос безошибочно узнала бы среди множества других. Да только, что толку?

Егоров предпочитает Ксению Ярцеву, а Влада для него — пустое место, случайная девочка из параллельного класса. Еще к тому же и странная, как выясняется.

Люди рядом с Владой начинают сходить с ума, у них появляются галлюцинации.

Кто станет с такой водиться? Кому она может понравиться? От нее бежать надо, как от чудовища.

И пусть! Пусть все разбегаются. Ей тоже никто не нужен! Проживет как-нибудь без всеобщей любви и участия! Такая вот странная! Извините, других нет.

И не все дни такие мрачные, как прошедший. Бывают они и яркие, и солнечные, и легкие, наполненные радостными ожиданиями и предчувствием чего-то хорошего.

Влада спускалась по лестнице, прыгая по ступенькам, не понимая, отчего ей хочется вот так немножко подлетать каждый раз, а не шагать спокойно и размеренно. Ведь впереди школа. Ну, чего там можно найти воодушевляющего?

Целая неделя надоевших уроков, последний шанс исправить неудачные оценки и утомительное вынужденное безделье, когда программа уже пройдена, а новую не начнешь, и приходится просто отсиживать отведенное время. Глупо и бессмысленно. А Влада прыгает довольным зайчиком, словно за стенами дома ожидает ее удивительный сказочный мир, страна исполняющихся желаний.

Влада вдавила подсвеченную кнопку, с силой толкнула тяжелую металлическую дверь и замерла на пороге под звонкое пиликанье домофона.

Улицу затопили краски, нереально яркие. Голубые, зеленые, желтые. Пронзительно чистые и с разными оттенками, названий которым с налету и не придумаешь. И дома, как на картинках в книжках, невероятных форм и цветов. Ни одной скучной блеклой правильноугольной коробки, которыми еще вчера было заполнено пространство. Теремки, усадьбы, крепости, замки. А там, в далекой дали, вроде бы… горы!

С ума сойти!

Влада на мгновенье зажмурилась, а, когда вновь открыла глаза, не удержалась от разочарованного вздоха.

Вот они — привычные многоглазые, многоротые прямоугольники. Родные панельные многоэтажки. Ну, хоть небо по-настоящему насыщенно-голубое, и молодые листья на деревьях блестяще-зеленые. И одуванчики — солнечно-желтые. Дневные фонарики, сигнальные огоньки, указывающие дорогу приближающемуся лету.

Зато асфальт безнадежно серый. Серый-серый-серый.

Влада двинулась в сторону школы. Внимательно оглядываясь по сторонам, старательно прищуриваясь, неоправданно часто моргая, в надежде хоть мельком, хоть в самом укромном уголке увидеть еще раз хоть бы малюсенький кусочек невероятного яркого мира.

Нет! Даже никакого намека на то первое фантастическое видение. Зато видение номер два. Скорее странное, чем удивительное. Вызвавшее недоумение, а не восхищение.

Навстречу Владе шел старик. Тоже весьма книжный. С копной непослушных, выбеленных сединой волос, с морщинками и складочками на лице, с немного невменяемым взглядом.

И не совсем навстречу. По своей непересекающейся с другими параллели, со своими не касающимися никого мыслями. Но стоило старику заметить Владу, как он остановился, чуть склонил голову, уставился на девочку с пронзительным любопытством и вроде даже изумлением.

Влада притормозила, почувствовав тревогу и дискомфорт.

Чего он на нее так уставился? Сверлит взглядом и загадочно улыбается. На злодея и психа вроде не похож. А все равно — не по себе.

Наверное, надо скорее пройти мимо, не обращая внимания. И больше не вспоминать о встрече. У каждого свои тараканы в голове. Влада, например, может подолгу пялиться в небо и представлять, как она там летает в бескрайней голубизне, прыгает с облако на облако, и те пружинят под ногами, прохладные, колкие, как влажная от росы коротко подстриженная газонная трава. А этот дедушка, скажем, любит смотреть на детей. Многие пожилые люди это любят. Влада часто замечала, как старушки умильно склонялись над малышами или что-то счастливо сюсюкали при виде потешных карапузов.

Конечно, Влада уже не ребенок. Она-то это точно знает. Но у прожившего невероятную кучу лет человека свой взгляд на возраст. Для него и пятидесятилетняя тетя девушка.

Влада прибавила шаг, уставилась прямо перед собой, стараясь смотреть только на то, что впереди, но никак не сбоку. И только пройдя мимо, как ей показалось, странного прохожего, решилась повернуть голову налево.

Рано!

Влада едва не вздрогнула, прямиком натолкнувшись на взгляд поблекших от времени, но красноречиво живых глаз.

Губы старика шевельнулись, и Влада отреагировала автоматически:

— Что?

И пришлось остановиться. Сама же начала разговор.

— У вас что-то случилось?

Влада не испытывала беспокойства за старика. Все с ним в порядке. Это она не в себе. Заговаривает на улице с незнакомыми подозрительными личностями.

Дедушка снова загадочно улыбнулся и протянул к Владе руки. Сразу обе. Правая ладонь накрывала левую, и между ними, наверняка, что-то пряталось.

— Возьми! — произнес старик мягко и чуть насмешливо. — Возьми, не бойся!

Влада возмущенно дернула плечом.

— Я и не боюсь! Вот еще!

Она действительно не боялась. Опасалась. Предполагала, что в тайнике может скрываться какая-нибудь гадость. Но это мальчишки — специалисты по злым розыгрышам, а насмешливость старика казалась добродушной и выражала снисходительное покровительство накопленной с годами мудрости над неопытной молодостью.

Влада осторожно, готовая в любой момент отдернуть руки, подставила горсть, а старик аккуратно переложил в ее ладони что-то мягкое и теплое. Девочка мгновенно ощутила испуганное биение чужого маленького сердца.

— Ой!

Птичка. Какая-то неизвестная. Влада ни разу такую не видела. Ярко-синяя, как…

Как в сказке!

Пичуга сидела спокойно, сжавшись в комок.

— Она что, не может летать?

— Отчего же? — ответил вопросом старик. — Может. Еще как может.

И будто в подтверждение его слов, птичка встряхнулась, распушив перышки, демонстрируя крепкие крылья.

— Тогда я ее отпущу, — неуверенно предположила Влада, вроде бы спрашивая у дедушки согласия.

— Дело твое, — проговорил тот.

Влада приподняла ладони, подвигая птаху поближе к небу и солнцу, и та поняла. Повернула голову, глянула блестящим глазом. Наверное, хотела попрощаться. Или сказать что-то еще? А потом взмахнула синими крыльями и метнулась вперед и ввысь.

Влада следила за ней взглядом, стараясь подольше не терять из виду, а когда опустила голову…

Ну да, ну да! Как там полагается в таинственных историях? Старика поблизости не оказалось. И вообще никого вокруг не было. И до звонка оставалась жалкая пара минут. А учителя даже в последнюю неделю учебного года не упустят возможности отсчитать за опоздание.

Все-таки что с Владой творится? Такое непонятное. Смущающее и даже немного пугающее.

Влада как могла быстро рванула в школу, и на уроках сидела, погруженная в свои мысли, ничего вокруг не замечая. Решала: тот странный старик с синей птичкой существовал на самом деле или, как волшебный красочный мир, был лишь видением?

Владе в последнее время много чего кажется. Может, и дедушка показался. Разыгралось сильно воображение, выбило хозяйку на несколько минут из реальной жизни, перенесло в когда-то прочитанную сказку.

Или это обыкновенное переутомление?

Пора школе заканчиваться. Точно пора! Бежать надо Владе из этого заведения со всех ног, пока окончательно не свихнулась. Но на физике Марина Юрьевна попросила:

— Большакова, ты задержись после уроков. Подойдешь ко мне в кабинет.

— А что случилось? — встревожилась Влада.

— Ничего особенного, — равнодушно проговорила учительница. — Просто с тобой хотят побеседовать по результатам теста.

— Почему со мной? Я что-то не так сделала? — с недавнего времени Влада сильнее верила в неудачи и неприятности.

— Я не знаю, Большакова. Меня в подробности не посвящали, — в голосе Марины Юрьевны прозвучала обида. — Но ты уж подойди, сделай милость!

Влада милость сделала, но в кабинете застала не свою учительницу, а пару незнакомых людей: молодую симпатичную девушку и мужчину постарше.

— Извините, — смутилась Влада и попыталась скрыться за дверью, но ее окликнули по имени.

— Проходи, пожалуйста!

У девушки не только внешность оказалась приятной, но и голос: мягкий, низковатый, внушающий доверие. Она задала Владе несколько вопросов, похожих на те, которые содержались в тесте, а потом очень мило улыбнулась.

— Влада, с тобой последнее время ничего необычного не случалось?

Влада мгновенно насторожилась и чересчур торопливо заверила:

— Ничего!

Но голос неуверенно дрогнул, и стало яснее ясного: она или сильно сомневается, или намеренно врет.

Все, финиш! Видимо, тест проводили с целью выявления всяких душевных и умственных отклонений, и Влада выдала себя с головой. Значит, у нее точно крыша съехала, и за ней прибыли из «психушки». Только там умеют разговаривать такими вкрадчивыми и ласковыми голосами.

Девушка повернулась к окну, за которым ярко светило солнце, и блестело чистое голубое небо.

— День сегодня просто замечательный!

Ага! Отвлекающий маневр! Сейчас Влада расслабится, развесит уши, а этот до сих пор не проронивший ни слова мужик вскочит с места, сграбастает ее и произнесет каменным голосом: «Пройдемте, голубушка! Вам требуется срочное лечение!»

— На улице благодать, почти настоящее лето! — тем временем продолжала девушка. — А вот в школе душновато. Правда, Влада? Даже окна открытые не помогают. Я бы сейчас не отказалась от мороженого. Не слишком холодного, а слегка подтаявшего.

Влада изумленно посмотрела на собеседницу, а та, все более увлекаясь, рассказывала:

— В чуть запотевшей вазочке. Обхватишь ее руками, и вроде уже не так жарко.

Влада внимательно вслушивалась в произносимые слова и вдруг ясно почувствовала, что девушка не сочиняет, стараясь усыпить ее бдительность. Ей действительно хочется мороженого. Непременно обычного белого пломбира, без всяких наполнителей. Хотя можно с кусочками фруктов. Не с цукатами, а именно со свежими кусочками: зеленые — киви, желтые — ананас и…

И на столе перед девушкой появилась чуть запотевшая креманка с белой горкой слегка подтаявшего мороженого, обложенного сверху зелеными, желтыми…

— Откуда? — вскрикнула Влада, и мороженое вмиг исчезло.

Влада смотрела на девушку широко распахнутыми от потрясения глазами.

— Как вы так делаете?

— Это не я, — опять улыбнулась та с легким лукавством.

Влада перевела изумленный взгляд на мужчину. Надо же! А ведь сидел, молчал до сих пор, лишнего движения не сделал.

— И не он. Это ты, Влада.

— Я? — она в жизни не поверит. — Ерунда! Я так не могу! Так никто не может! — Влада, кажется, начала догадываться. — Это что, розыгрыш такой?

— Нет, Влада, это не розыгрыш. Честное слово! И от мороженого я бы не отказалась ни за что.

Девушка мечтательно вздохнула. Влада заглянула ей в глаза, опять ощутила искренность ее желания, и на столе вновь возникла…

— Перестаньте! — Влада вскочила с места. — Не смешно! Выберите для своих розыгрышей кого-нибудь другого! Я не собираюсь участвовать в ваших фокусах!

Она не останется ни на миг в этой подозрительной компании! Она не позволит смеяться над собой!

— Тихо, Влада! — впервые подал голос мужчина. — Успокойся! Ничего страшного не случилось. Сядь и успокойся!

А голосок у него еще похлеще: певучий, умиротворяющий, красивый. Влада не смогла ослушаться, плюхнулась обратно на стул.

— Это, правда, я сделала? — она недоверчиво хмыкнула.

— Да! — уверенно ответили ей, и сразу в голове всплыли все происшествия последних дней, странные и неподдающиеся объяснению.

— Но как?

— Ты же знаешь, человек за жизнь не полностью использует потенциал своего мозга. И никто не знает, что скрывает оставшаяся недоступная часть. И предназначение многих генов, несущих большое количество информации, до сих пор остается неясным. Никто не может с точностью определить границы человеческих возможностей: на что еще он окажется способен?

Влада опять хмыкнула.

— Значит, я не свихнулась? Значит, каждый в состоянии это сделать?

— Пока что не каждый. Но в будущем — вполне вероятно.

— А вы тоже так умеете? — Влада сурово уставилась на своих собеседников, про себя повторяя: — И не смейте мне врать! Слышите!

— Нет, так не умеем, но кое-что другое…

— А что? — девочкины глаза вспыхнули неуемным любопытством.

Девушка рассмеялась, мужчина улыбнулся.

— Узнаешь со временем. А к тебе у нас будет предложение, и лучше обсудить его в присутствие твоих родителей.

Уже через день Алла и Виктор Николаевич (а именно так звали девушку и мужчину, перед которыми Влада невольно устроила представление с мороженым) оказались в гостях у Большаковых. Тогда-то и открылся смысл их предложения, и Влада наконец-то перестала мучиться нескончаемыми предположениями и фантазиями на тему: что же хотят с ней сделать? Практически, ничего особенного. Владе предлагали оставить ее теперешнею школу, естественно по окончании текущего учебного года, и продолжить образование в специальном интернате для особо одаренных.

Название учебного заведения звучало просто убийственно. Стоило его услышать, и в сознании моментально возникало нечто среднее между колонией для малолетних преступников и спецшколой для умалишенных. «Интернат» значило, что жить придется вне дома, где-то вдали от родной семьи, слово же «особо одаренных» для человека с хорошо развитой фантазией, а главное, совсем недавно открывшего в себе очень странные способности, впечатляло до жути.

Алла красноречиво расписывала преимущества предлагаемого Владе существования.

Учеников в школе немного. К каждому — индивидуальный подход. Педагоги — ну просто золотые! Психолог, врач, медсестра — все как полагается. Программа общеобразовательной школы — без вопросов! Лицензия, аккредитация, аттестат государственного образца.

И расположен интернат не в самом мегаполисе, а в тихом зеленом пригороде. Кругом парки, дворцы, сплошная живая история и экологически чистая природа. Здание нетиповой архитектуры, мастерские, лаборатории, спортивный зал, бассейн. Никаких общих спален на двадцать коек, комнаты на двух-трех человек со всеми удобствами под рукой. Никаких запретов, типа: «За ограду ни ногой!», гуляй по округе сколько влезет, само собой в пределах режима. Совсем без режима — никак, его ведь даже дома стараются поддерживать. Питание отличное, если есть какие-то тонкости, все учтут. Влада даже запомнить не смогла все обещанные блага.

Потом ее тактично выставили из комнаты. Влада, конечно, могла подслушать, но не стала. Не из моральных соображений, а потому как предполагала, о чем пойдет речь: само собой, о тонкостях психологии пубертатного периода и специфических проблемах, которые могут возникнуть у человека, внезапно осознавшего, что он не такой, как все остальные.

Мама сильно сомневалась, ей не хотелось отпускать свою маленькую любимую единственную дочуру от себя, куда бы то ни было, пусть даже в рай, ей было страшно. Но Виктор Николаевич возразил: да, в четырнадцать лет человек далеко еще не взрослый, но уже вполне осознающий, готовый к самостоятельному существованию. К тому же новички приезжают в интернат не к первому сентября, а в начале августа, чтобы успеть адаптироваться, привыкнуть, познакомиться друг с другом и с педагогами. И, если что, до наступления учебного года планы можно кардинально поменять, вернуться домой и продолжать жить привычной жизнью. Но даже в этом случае помощь со стороны интерната в разрешении всяческих затруднительных ситуаций все равно гарантируется. Хотя первые занятия для новичков проводятся уже в августе, но они не имеют отношения к привычной школьной программе, совершенно не обременительны и даже воспринимаются с немалым энтузиазмом со стороны ребят. А в целом это напоминает обычный летний оздоровительный лагерь: будут и экскурсии, и поездки на залив, и походы в музеи и т. д. и т. п. В общем — полный ажур!

После рассказов Виктора Николаевича Владе захотелось поехать с ним немедленно. Особенно вдохновило замечание, что в любой момент можно вернуться домой и сделать вид, что слыхом не слыхивала ни о каком интернате, да и не существует вовсе на земле подобного места. И, когда спросили Владино мнение, она без тени сомнения заявила, что согласна. Почему бы не попробовать? Теперь даже в обещанную Болгарию ее можно не отправлять. Но Большаковым все равно дали время подумать до конца июня.

Вот так и попала Влада в школу-интернат для особо одаренных. И истории двух ее соседок по комнате мало чем отличались от ее собственной, разве только местом действия.

Познакомились девчонки быстро, и почти тут же подружились, радуясь удачной компании. И, конечно, в первую очередь они выяснили, чем же невероятным могут поразить друг друга и окружающих.

Самым обычным, точнее, самым легко определяемым в словесном обозначении и широко известным даром обладала Тамара. Чтобы назвать его, требовалось всего одно слово: телекинез. Но Томка вела и держала себя так, будто была великой волшебницей, если не богиней, и все чудеса мира находились в ее власти. Ну да! Ведь помимо телекинеза она обладала еще и незаурядной внешностью. Чуть позже, когда окончательно исчезнут последние отголоски подросткового несовершенства, ее станут называть эффектной. Что не мешало оставаться ей просто отличной девчонкой.

Черноволосая Рушана с большими миндалевидными глаза сущность своих способностей объясняла гораздо дольше. Она понимала животных.

Нельзя сказать, что Рушана бесконечно и беспристрастно любила всех тех, кто бегал, летал, ползал, плавал, короче, принадлежал к царству фауны, но из всего этого разнообразия существ она не боялась никого. Она с любым представителем могла найти общий язык, и никакая из тварей живущих ни разу не причинила ей вреда. Даже комары никогда не кусали.

Рушана могла определить, чего хочет животное, что у него болит, что с ним происходит. Непонятно, как у нее получалось, но Рушана даже могла управлять животными. Готовая наброситься собака успокаивалась, неудержимо несущаяся лошадь останавливалась, муравьи меняли привычную тропинку, стоило ей только этого захотеть. А совсем недавно Рушана попросила осу ужалить одного человека.

Как попросила? Кто же его знает? Просто смотрела на вьющуюся вокруг спелых слив осу. Просто хотела, чтобы оса исполнила ее желание. И та отвернулась от лакомства и с сердитым жужжанием ринулась на… Впрочем, неважно.

А Владе так и не удалось толком объяснить, что она может делать. Читать чужие мысли? Вроде бы нет. Создавать предметы из ничего? Опять не подходит. Облекать мысленные образы в визуальную форму. Кому что-то ясно из этих слов?

Глава вторая Синица

О том, что согласилась поехать в интернат, Влада не жалела. Пока жизнь здесь действительно напоминала смену в обычном летнем лагере.

Уютная комната на троих с большими кроватями, с персональным рабочим столом для каждой, с огромным шкафом для одежды, который даже после распаковки всех сумок и чемоданов, оказался наполовину пустым.

Ну да! Сейчас ведь лето, а легкая одежда много места не занимает. Вот когда прибудут теплые вещи, в шкафу, наверняка, станет гораздо теснее.

На столах уже нет той образцовой пустоты, которая встретила их по приезду. Мелкие вещи, книжки, ручки, карандаши рассыпаны по столешницам. У Томки натюрморт завершают два надкушенных яблока. Одно — настоящее, глянцевое, краснобокое. Другое — брендовый знак на демонстративно выставленном на всеобщее обозрение новеньком крутом ноутбуке.

Томкины родители и раньше всегда считали, что их дочь особенная, но когда это подтвердили научные тесты и солидные незнакомые люди, они на радостях сделали своему особо одаренному чаду дорогой подарок.

Увидев с какой гордостью соседка достает из сумки и ставит на стол свое компьютерное чудо, Влада немного восторженно поахала, а вот Рушана осталась равнодушной. Она приехала из далекого затерянного то ли где-то в горах, то ли где-то в диких степях селения, до которого последняя волна прогресса еще не успела докатиться. А, может, просто в родных для Рушаны краях не придавали особого значения подобным вещам.

Удивительно, как удачно подобралась их троица. Словно тот, кто распределял вновь прибывших по комнатам, смог заглянуть в будущее и увидеть там, что именно эти трое станут лучшими подругами.

— Пойдемте, поболтаемся по парку, — предложила Томка. — Я слышала, здесь недавно площадку новую построили для этих… райдеров.

— Кого? — заинтересовалась Рушана.

— Ну, знаешь, всяких велосипедистов и скейбордистов — экстремалов. Которые ездят по перилам, по лестницам, по трамплинам специальным, трюки разные выполняют.

Они уже вышли, а Томка все продолжала их просвещать.

— У нас в городе мальчишки на площади возле фонтанов катаются. Там всякие выступы, лесенки, перегородки, клумбы — полнейший архитектурный хаос. А для них — то, что надо. А здесь, говорят, специальный скейтпарк, и некоторые там такое вытворяют, что нашим и не снилось.

Девчонки не прогадали, действительно было, на что посмотреть, а Рушана так совершенно обалдела: она и скейт раньше только по телеку видела.

— Нет, девочки! Я бы… я бы и близко к этой доске не подошла. У меня оттого, что я смотрю, уже дух захватывает.

А мальчишки не разделяли ее опасений, бесстрашно перепрыгивали через ступеньки и тумбы, скользили по перилам и высоко взмывали над краем рампы, успевая еще что-то изобразить в воздухе. Наверное, у них тоже захватывало дух: от скорости, от полетов, от тонкого чувства баланса, от точности и быстроты реакции. Но мальчишки не пугались своих ощущений, они наслаждались. Особенно когда трюк получался так, как изначально задумывался.

Конечно, мальчишки падали, и даже чаще, чем хотелось бы, но опять поднимались и садились на велосипед или, поставив одну ногу на скейт, другой легко отталкивались от земли. Деревянный настил гудел под колесами. И девчонки очень быстро запомнили дорогу, приводящую их в скейтпарк, и частенько пользовались ею.

Подружек стали узнавать, и даже приглашали самих попробовать прокатиться, щедро предоставляя спортивный инвентарь. Рушана сразу категорично отказалась, Томка туманно пообещала: «Как-нибудь потом». Влада, возможно, и согласилась бы, по крайней мере, на двухколесном велосипеде она ездила лет с шести, но (она прекрасно знала) под устремленными на нее взглядами, скорее всего, сумеет навернуться, едва оторвав ноги от земли. Для подобного позора больше подходила тесная компания, а не двадцать малознакомых человек.

Мальчишек же девчоночье присутствие нисколько не смущало, скорее даже наоборот — вдохновляло. Правда не настолько, чтобы получалось все и всегда. Но от падений тоже имелась немалая польза: впечатлительная девчачья натура превозносила страдальцев так же, как и героев.

Никогда не падал только один человек. Даже если что-то срывалось, и падение казалось неминуемым, он умудрялся приземлиться на ноги, съезжал по скату рампы и, беспечно улыбаясь, снова вставал на скейт. Его темно-каштановые не слишком короткие волосы развевались на рожденном скоростью ветру, а в синих глазах не угасал задорный блеск.

— Ой, Владка! — в один из дней многозначительно заметила Томка. — А этот рыженький все на тебя посматривает!

— Какой же он рыженький? — не выдавая своего истинного отношения к словам подруги, возразила находчивая Влада, на что Томка невозмутимо передернула плечами.

— Надо же мне называть его как-то!

А вот Влада точно знала, как. Синица. Так называли его остальные. Он всегда появлялся в парке в компании двух приятелей: темноволосого смуглого Филимона и длинного, немного нескладного Симы. Только достижения Синицевых друзей в скейтбординге были гораздо скромнее его собственных, а Филимон вообще предпочитал стоять рядом с рампой и комментировать происходящее.

Однажды он подрулил к подружкам и, наблюдая за парнишкой, открыто выражающим свой восторг после удачно выполненного трюка, скривил губы и презрительно высказался:

— И чего так радуется? Согласитесь, девочки, по сравнению с Синицей все это — детский сад!

— А почему по сравнению с Синицей, а не с тобой? — ехидно поддела его Томка.

— Я — слишком скромный, — застенчиво признался Филимон. — До славы не падкий.

Тут подкатил Синица, усмехнулся.

— Филимон! — произнес с особой интонацией, словно продолжил недавно прерванный разговор, и, судя по всему, приятель его прекрасно понял, но праведно возмутился:

— А что такого?

Синица на мгновенье приподнял брови, но потом отвернулся от друга и обратился к девчонкам:

— Вы здесь не так давно появились. Ведь правда? А почему вас раньше не было?

— Потому и не было, что не было, — ответила Томка. — Мы — не местные. Мы сюда учиться приехали. Знаете, интернат тут возле парка.

— Знаем, — кивнул осведомленный Филимон. — А мы тоже не местные. — Он поймал предупреждающий взгляд Синицы, но не стал обращать на него внимания. — Мы специально в скейтпарк ездим. Синица нас таскает.

На лице упомянутого легко читалось желание хорошенько приложить чрезмерно словоохотливого приятеля, в воспитательных целях, но Филимон не смотрел на друга, рылся в лежащем на скамейке рюкзаке. Выудив пластиковую бутылку, Филимон испустил разочарованный вздох.

— Блин! Уже все вылакали! А мне до смерти пить хочется!

— Здесь совсем близко кафешка есть, — подсказала никому не уступавшая в осведомленности Томка.

— Веди! — величественно разрешил Филимон. — И благодарности моей не будет границ.

— Ха! Очень надо! — отозвалась коротко Томка, не представляя, как реагировать на столь пламенные речи, однако, двинулась в нужном направлении.

Филимон торопливо подхватил доску, сунул ее в рюкзак, непробиваемо молчавший Сима зажал свой скейт под мышкой и тоже потопал пешком, только Синица предпочел по-прежнему катить, держась чуть в стороне.

— Девочки, что пить будете? — заботливо поинтересовался Филимон, когда все, кроме него, уселись на красные пластиковые стулья под огромным зонтиком.

— Колу! — распорядилась Томка, и никто не возразил, потому что не успел: Филимон, не заморачиваясь на пожелания всех прочих, уже умчался к прилавку.

Колу, так колу! Хотя лично Влада предпочла бы обыкновенную минералку. Не то чтобы Влада терпеть не могла колу, просто день выдался очень жаркий, и сладкого совершенно не хотелось. Но не предъявлять же запоздалых претензий и не гонять же Филимона еще раз. Тем более благодарность его была обещана только Томке, а не кому-либо другому.

Влада отхлебнула сладковатый шипучий напиток и поставила стакан обратно на столик.

Все-таки минералка подошла бы больше. Прохладная, негазированная, а для полного совершенства — с нежно-кисловатым лимонным привкусом. Лучшее средство от жажды.

Внезапно жидкость во Владином стакане из темно-коричневой, играющей пузырьками стала родниково-прозрачной.

Влада торопливо обхватила стакан ладонями, осторожно осмотрелась по сторонам. Кажется, никто не заметил! Только Рушана. Но это не в счет.

Влада облегченно прикрыла глаза и пропустила один короткий внимательный взгляд.

Филимон с Томкой дружно засмеялись, Рушана хихикнула, а Влада понятия не имела, отчего вдруг наступило веселье. Она все пропустила за своими заботами. Пришлось деланно улыбнуться, демонстрируя, что и ты в теме.

Филимон развернулся к Синице.

— Ва…

Резкий взгляд друга, и он словно онемел, поперхнулся готовыми вырваться словами.

— Ну и трепло же ты, Филимон!

— Просто он хорошо поддерживает беседу, — внезапно заступилась Томка за несчастного Филимона. — Иначе мы все давно бы уснули в молчании. Вот Сима ваш, вообще, разговаривать умеет? Или он немой?

— Не переживай, умеет, — Синица примирительно улыбнулся. — Просто мы привыкли, что Филимон один за троих справляется. А если еще и мы разговоримся — не каждый такое выдержит!

Филимон прокашливался, стараясь не смотреть на друга.

— Я, собственно, и помолчать могу, — обиженно проворчал он.

— Да ладно! — с изумлением и иронией ухмыльнулся Синица.

— Отстань от него! — опять вмешалась Томка. — Хватит цепляться! Пусть болтает! Я разрешаю. Мне нравится.

Синица дернул плечом, говоря: «Как хочешь!», и задумался. Он даже закусил губу от сосредоточенности. А возможно, так Синица пытался сдержать упрямую улыбку.

Влада остановила на нем взгляд и теперь неотрывно пялилась, словно завороженная.

Про Синицу не скажешь, что он такой уж писаный красавчик. Вот внешность Филимона сразу привлекает взгляд. Яркая, даже кричащая. В каждой черточке легко угадывается взрывной, неуемный нрав. А его приятель, по общим меркам, вполне обычный. Нормальный. Просто симпатичный. Загорелая кожа, как летом у всех мальчишек, предпочитающих проводить большее время суток вне стен дома. Волосы, скорее темные, чем светлые, на солнце слегка отливающие медью. И глаза, глубокие как небо и такие же пронзительно синие. Может, потому и Синица?

Он сидит, положив ладони на стол, притихший, задумавшийся, не замечая, что кто-то смотрит на него, не отрывая глаз. А Влада ловит каждое мелкое движение, чтобы не оказаться застигнутой врасплох, чтобы случайно не выдать свой искренний интерес.

— Какого черта! — вдруг завопил Филимон, подпрыгнув на стуле.

С его колен тяжело шлепнулась на асфальт большая пупырчатая жаба.

Томка завизжала.

Жаба сделала огромный прыжок и скрылась в траве.

Синица, с трудом сдерживая хохот, переглянулся с сохранившим прежнюю серьезность Симой. Рушанкино лицо выражало волнение, а с языка готовились сорваться сочувственные слова, приблизительно такие: «Бедная лягушечка!» Влада старалась сдержать краску, приливавшую к щекам.

Что-то подсказывало ей, что жабе на коленях у Филимона взяться было абсолютно неоткуда. Не могла она самостоятельно забраться туда незамеченной, и подкинуть ее никто не мог. Томка ни под какими пытками не прикоснется к подобному животному. Синица последние минуты сидел неподвижно — Влада в этом уверена на сто процентов — с головой погруженный в собственные мысли. Сима, судя по всему, о существовании шуток не имел ни малейшего представления, а Рушана ни за что не допустила бы такого издевательства над беззащитным земноводным. Да и двое последних размещались слишком далеко от Филимона. Им бы пришлось довольно сильно размахнуться, чтобы добросить жабу до его колен.

Оставалось одно объяснение, совершенно невероятное, но более всего возможное. Делу мешало только то, что у Влады и в мыслях не было никакой жабы, никаких шуток, никакого Филимона. Она самозабвенно пялилась на Синицу. И, кажется, сейчас она все-таки покраснеет.

Мальчики проводили подружек до самой калитки в школьной ограде, выразили надежду снова их увидеть и вежливо откланялись. Синица уронил на асфальт свой скейт, и девчонки еще услышали ехидное замечание его не сдержанного на слова приятеля: — Ты скоро ходить разучишься!

— Смотри, Филимон, — донеслось в ответ беззлобное предупреждение, — укорочу я твой язычок. Чтоб не болтал лишнего.

— Не имеешь права! — нахально отозвался Филимон, и троица скрылась за деревьями.

Томка молча сделала несколько шагов и, убедившись, что подслушать их уже некому, выдала:

— Ну, Владик, теперь не будь разиней! — и продолжила невозмутимо, глядя на остолбеневшую подругу. — Он, между прочим, очень даже ничего, этот твой Синица. Тебе в самый раз! — Потом помолчала немного и добавила с осуждением: — Только заносчивый временами. И постоянно шпыняет бедного Филимончика.

— Уж не запала ли ты на «бедного Филимончика»? — той же монетой отплатила очнувшаяся Влада.

— Нет! — Томка высокомерно наморщила носик. — Не мой тип.

Влада с Рушаной прыснули.

— А что? — обиженно надулась подружка. — Что я такого сказала? — Она свысока глянула на Владу. — Вот только не стоит утверждать, что до Синицы тебе нет никакого дела. Ни за что не поверю.

Влада опять смутилась, почувствовала, как медленно, но неотвратимо стали нагреваться щеки.

— Да ладно тебе! — не унималась Томка. — Одно дело, если бы безответно. А у вас-то, похоже, все взаимно.

— С чего ты взяла? — с сомнением, которое срочно нуждалось в разрушении, робко выдавила Влада.

— Я что, слепая? — Томка снисходительно хмыкнула. — Я даже удивляюсь, что при твоей способности вокруг вас двоих до сих пор еще не порхают крылатые сердечки и амурчики. Знаешь? Как в мультяшках. — А так как Влада по-прежнему смотрела недоверчиво, но с надеждой, добавила: — Он пялится на тебя, ты пялишься на него. О чем еще можно подумать?

Рушана в подтверждение согласно кивнула. Хотя тоже выглядела смущенной.

— Вот видишь! — победно воскликнула Тома.

Следующим вечером на прогулку она собиралась с особой тщательностью.

Влада с Рушаной обменялись взглядами, на что Томка независимо хмыкнула:

— Ты бы, Владочка, тоже привела себя в порядок!

— А я разве не в порядке? — удивилась Влада.

Она никогда не ходила нечесаной грязной обормоткой в старой обтрепанной одежде. Волосы чистые, блестящие, густые, можно даже сказать, чересчур; мордашка довольно миленькая, а жарким летом от косметики больше неприятностей, чем толку; наряд…

— А ты в курсе, что существует такой вид одежды — юбка?

Ну да, всему прочему Влада уперто предпочитала штаны, всякие их разновидности: брюки, леггинсы, капри, бермуды, шорты. Вот, кстати, с леггинсами она очень часто надевала юбку или даже платье. Но по такой жаре — к чему лишняя одежда?

— Не хочу я юбку! — твердо заявила Влада. — В ней на скейте кататься неудобно! — последнюю фразу она добавила нарочно, чтобы поддразнить Томку, но та с абсолютно серьезным видом неожиданно высказала одобрение.

— Соображаешь! Очень разумная идея! Встаешь на скейт, тут же наворачиваешься, он бросается, чтобы тебя подхватить и…

— Промахивается! — закончила Рушана, давясь от смеха.

Влада присоединилась к ней, а Томка без тени улыбки беззастенчиво зарылась в вещи подруги.

— Вот! — представила она свой улов. — То, что надо!

Коротенький изящный топик на бретельках и еще более короткие шорты.

— Чуть похолодает, и я задубею, — предупредила Влада. — Я на понижение температуры страшно реагирую. Считаешь, синяя в пупырышках, я произведу неизгладимое впечатление?

— Все-то ей надо объяснять! — заворчала Томка. — Жалобно скажешь, что замерзла, и тогда Синица отдаст тебе свою…

— Футболку! — восторженно подсказала Влада, споткнувшейся на слове подруге. — Мечтаешь посмотреть на него с обнаженным торсом?

Томка сердито швырнула вещи на кровать и, обиженная, удалилась за дверь, но не прошло и минуты, как она вернулась обратно с деловым видом и предложила новый вариант, который беспрекословно одобрили и Влада, и Рушана.

— Клево! — Влада рассматривала себя в зеркале. — Тома, а у тебя талант!

— У меня много талантов! — гордо воскликнула подруга и легким взмахом руки захлопнула дверь шкафа, не дотронувшись до нее.

В скейтпарке их ждало необычное зрелище. Сима, словно каменный истукан с острова Пасхи (для античной статуи он был слишком неуклюж и непропорционален), неподвижно стоял возле скамейки, на которой расположились его приятели. Синица сидел верхом на спинке с хорошо знакомым задумчивым видом, но, увидев девчонок, приветливо улыбнулся. И никаких наколенников, рюкзаков, скейтов!

— Вы сегодня не собираетесь кататься? — на всякий случай уточнила Влада.

Синица утвердительно кивнул.

— Решили прошвырнуться по живописным окрестностям, — объяснил Филимон. — Составите компанию?

Девчонки не стали отказываться. Такие планы устраивали их гораздо больше, чем стороннее созерцание Синицевых выкрутасов, и все вместе ребята долго болтались по парку. Мимо небольших прудов и соединяющих их узких каналов, мимо многочисленных старинных мостиков и изящных архитектурных построек, по аккуратно проложенным асфальтовым дорожкам и протоптанным среди деревьев тропинкам. Забрались в такую даль, что вокруг не оказалось ни души, только утки плавали в разделенном на две части каскадом и очередным мостиком вытянутом прудике.

На этом мостике ребята задержались. Вдоль одного его края шла узорная литая чугунная ограда, вдоль другого — невысокий каменный парапет.

Филимон запрыгнул на выступ, принял позу, открыл рот…

Стоящий рядом Синица неожиданно с силой пихнул его в живот.

Филимон отчаянно взмахнул руками, но равновесие удержать не смог и опрокинулся навзничь, навстречу темной густо покрытой ряской поверхности. Его ноги еще не успели оторваться от парапета, а падение столь же неожиданно прекратилось. Он застыл в воздухе с выпученными от потрясения глазами.

— Руку давай! — заорал Синица, вскочив на парапет.

Филимон послушался автоматически, не осознавая собственных движений. Синица вцепился в его запястье, с другого бока Влада ухватилась за подол майки. Вдвоем они вытянули Филимона обратно на мост, попытались придать ему вертикальное положение, но тот как ошпаренный слетел с парапета и вцепился в перила ограды. Впрочем, на Филимона уже никто не смотрел: девчонки сверлили взглядами Синицу, который нацелился на Томку и не собирался отводить глаз.

— Чего ты на меня выпялился? — не выдержала девочка. — Чего тебе надо?

— Объяснишь? — коротко потребовал Синица, да еще прищурился для красноречивости.

— Это ты объяснишь! — переставший судорожно глотать ртом воздух Филимон насупился и подступил к приятелю.

Синица бросил на друга короткий взгляд, на мгновенье отвел глаза, и тут же на его лице появилось выражение понимания и раскаяния.

— Ну, извини! — Синица опять посмотрел на Томку. — И вы, девчонки, извините! И не бойтесь! Я понимаю, вам не велели демонстрировать при посторонних то, что вы на самом деле можете. Но мы не совсем посторонние. — Он повернулся к сердито пыхтящему другу. — Покажи им!

— Ага! Сейчас! — мрачно пообещал Филимон, но не шелохнулся.

— Ну, пожа-алуйста! — вежливо протянул Синица.

Филимон нехотя вытянул руку, разжал кулак: на его ладони весело заплясали языки пламени.

Девчонки застыли, открыв рты. Томка как зачарованная протянула пальцы к огню, но Филимон резко отдернул руку.

— Ты что! Обожжешься! Он же настоящий!

— Тогда почему ты не обжигаешься?

— Обо мне — особый разговор!

Теперь стало понятно, отчего Филимон всегда нетерпеливо лез вперед, во все встревал, не умел молчать и сидеть на месте. В его душе бушевал пожар, и его пламенная натура требовала постоянной разрядки, иначе он бы давным-давно сгорел.

— Так вы тоже? — не поверила до конца Томка.

Синица не стал отрицать, но и не уточнил: они с Симой, как и их приятель, управляют огнем или умеют что-то другое? А Филимон снова выставил вперед руку, и над его ладонью повис оранжевый шар, искрящийся и переливающийся, внутри которого извивался и трепетал огонь. Воздух вокруг сделался еще жарче и уже начинал обжигать лицо.

— Кто-то идет! — предупредил осторожный Сима.

Филимон легко дунул на шар, словно на свечку, и тот исчез, унося свет и тепло.

— Еще погуляем? — поинтересовался Синица очень-очень невинным голосом.

Нахальное, но мудрое предложение. После случившегося самое лучшее — развеяться, собраться с мыслями, подумать, как вести себя, как относится теперь к новым знакомым. Поэтому Синицу не послали куда подальше, а поддержали, не проронив ни слова, поспешив всем скопом покинуть злополучный мостик.

Только Влада замешкалась. Она настолько была поражена способностями Филимона, что перед ее мысленным взором до сих пор стоял огненный шар.

Хоп! — и точно такой же шар поплыл от нее по воздуху, догоняя уходящих. Но никто ничего не заметил, один Синица обернулся, ничуть не удивился, попытался поймать шар рукой.

— Нет! — Влада испугалась: а вдруг и ее огонь, хоть и не настоящий, тоже способен обжигать. Ведь вчера все ясно услышали, как тяжело шлепнулась на асфальт созданная ею жаба.

Шар растворился в воздухе в нескольких сантиметрах от Синицы. Он улыбнулся.

— Не отставай!

Похоже, про нее Синица тоже все знает. И пусть! Больше ничего не надо скрывать, больше не нужно опасаться непонимания и страха. Не каждый способен принять чужие исключительность, непохожесть, странность, а Синица оказался точно таким же, как она сама. Это даже хорошо!

Девчонки, видимо, пришли к тем же умозаключениям, тоже разделили мнение Влады, и постепенно скованность и настороженность исчезли. Да тут еще случилось очередное чудо — Сима заговорил! Оказывается, он умел интересно рассказывать, поэтому и без того не до конца пришедшие в себя подружки завороженно слушали его, стараясь не отвлекаться.

Пользуясь моментом, Синица приотстал, прихватив с собою, казалось, навеки умолкшего от обиды Филимона.

— Ты извини меня, пожалуйста!

Филимон неприязненно скривился в ответ.

— Неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе упасть?

— И что бы ты сделал? — недоверчиво и недовольно поинтересовался Филимон.

— Разве ты не догадываешься? — Синица пнул попавший под ноги камешек.

— И ты бы смог перед девчонками… — приятель даже не решился докончить фразу.

— А что? Сима мне давно сказал, что они не совсем обыкновенные.

— Особенно одна! — ехидно ввернул мстительный Филимон.

Синица смиренно промолчал. С другом он поступил откровенно по-свински, поэтому придется терпеть: надо же дать ему отыграться!

— А откуда ты узнал, что Тома меня удержит? — Филимон постепенно переставал дуться.

— Она же за тебя весь прошлый вечер заступалась! — напомнил Синица.

— Я не о том! Выяснить, что девчонки способные — это одно. Но ведь способности могут быть разные! Откуда ты знал, что она меня именно удержит?

— Филимон! У тебя разве глаз нет? — прошипел Синица с осуждением. — Ты же на нее вчера чуть стакан с колой не кувырнул! А тот, каким-то чудом, не упал! — и, не удержавшись, ввернул: — Совсем как ты сегодня! Встал на место, даже капли не разлилось.

— Серьезно? — Филимон припомнил что-то, показавшееся ему обычным пустяком. Не отличался он въедливостью и наблюдательностью. — А остальные?

— Про Рушану ничего пока сказать не могу, — доложил Синица. — Знаю только, что она очень любит животных.

— А Влада? — Филимон многозначительно ухмыльнулся, но Синица смиренно снес и эту ухмылку.

— Как бы объяснить покороче? — он на мгновенье задумался. — Она… создает иллюзии. Представь: перед тобой ничего нет, пусто абсолютно, но ты видишь какой-то предмет, даже можешь его потрогать.

Филимон с пониманием кивнул, и тут его озарила внезапная догадка.

— Значит, жаба — это ее рук дело!

— Не совсем. — Синица предполагал, чем закончится его разъяснение, но не остановился (не в его правилах было подставлять девчонку, особенно если она…): — Она может создавать не только то, что пожелает сама, но и то, что желают другие.

Очередная догадка, и Филимон посмотрел на него с мрачным осуждением.

— А я думал, что мы, кроме прочего, еще и друзья.

— Ну, извини еще раз, — примирительно проговорил Синица. — Но вчера ты заслужил. Думать надо, прежде чем что-то говорить!

— Я думаю! — заверил Филимон и повинился: — Но иногда вылетает автоматически.

— А ты постарайся, чтобы не вылетало! — посоветовал ему Синица непривычно сурово.

Филимон немного обиделся.

— Я-то постараюсь. Только, зачем все это? А, Синица? Зачем нам обязательно знать правду о них, а им о нас? Но не всю. Почему ты не хочешь рассказывать до конца? Что это у тебя на уме? А? Ва…

На сей раз у Филимона вырвалось далеко не автоматически, он хорошо представлял последствия, ожидал реакции, но не такой молниеносной и унизительной. Тем более, все равно никто бы не услышал!

Филимон подавился словами и побагровел от ярости, от него дохнуло жаром.

— Филимон! Филимон! — скороговоркой забормотал Синица с деланным испугом и продолжил медленно, нараспев, активно жестикулируя руками, словно на сеансе гипноза: — Тихо! Спокойно! Сейчас я дам тебе возможность все высказать. Только, пожалуйста, так, чтобы слышал я один.

Но Филимон не издал ни звука, зато в глазах его взметнулось устрашающее пламя.

— Эй! Вы чего там застряли? — раздался недовольный, но весьма своевременный Томкин окрик.

Синица торопливо развернулся, догнал девчонок с Симой.

— На птичку засмотрелись, — раскаянно пояснил он, и на лице его было такое невинно-честное выражение, что Влада не сдержалась. Впервые у нее получилось не спонтанно, а осознанно, целенаправленно: по каштановой шевелюре Синицы запрыгала маленькая пичужка с желтым животиком.

Синица закатил глаза, желая понять, что происходит у него на голове. Птичка вспорхнула, перелетела на дерево. Синица проводил ее взглядом.

— Кто это?

— Синичка, — прилежно проговорила Влада.

— А у нас си… — Синица оборвал речь на полуслове, обвел всех взглядом, полным мучительного страдания и, обреченно припав к плечу только что подошедшего Филимона, то ли всхлипнул, то ли простонал: — Прости меня, Филимон! Прости, друг!

— Что это с ним? — изумилась Рушана.

Филимон покровительственно-сочувственно похлопал приятеля по вздрагивающей спине.

— Ничего! Скоро пройдет!

Глава третья Ваше высочество

Следующая встреча не принесла ничего экстраординарного: привычное место, привычная экипировка. Синица вел себя как нормальный человек, не слезал со скейта, кувыркался между небом и землей, вызывая восхищение и зависть, и как всегда не падал. Филимон развлекал девчонок, Сима молчал. И все-таки эта встреча отличалась от предыдущих.

Единая тайна, особое взаимопонимание, рожденные исключительностью каждого, равноправие в общей необычности сблизили их, объединили и немного обособили от всех прочих. И хотя они по-прежнему редко демонстрировали свои возможности, исключительно при форс-мажорных обстоятельствах, зато теперь делали это без оглядки, без страха вызвать недоумение и неприятие. А еще Влада впервые в жизни без ужаса думала о том, что посторонние в курсе ее симпатий. Ее даже перестали смущать беззлобные Томкины подколки.

Да, все знают, что Владе нравится Синица. И сам Синица знает. От этой мысли Владе слегка обожгло щеки. Но есть одно обстоятельство, побеждающее стеснение и робость.

Она тоже нравится Синице, и об этом тоже все знают и принимают как должное, без насмешек и удивления. И даже стараются при первой возможности оставить их вдвоем, отдаляясь чуть в сторону и заботливо маяча где-то поблизости. Но сегодня…

Влада не сразу заметила, что все остальные испарились бесследно и безвозвратно. Она вообще мало что замечала, когда рядом находился Синица.

— А я тоже немножко каталась, — скромно похвасталась девочка, пытаясь продолжить разговор. — Правда, только с горы. Там доска сама едет. А по ровному у меня не получается.

— Могу научить, — молниеносно предложил Синица.

Влада обрадовалась, но не тому, что наконец-то справится со скейтом. Ей было все равно, чем заниматься, главное — с Синицей.

— Серьезно?

— Да хоть прямо сейчас! — решительно заверил Синица, но вовремя спохватился: — Хотя, нет. Моя же доска у Филимона.

Все правильно: его скейт, когда он не при деле, таскает в рюкзаке приятель. Но что за проблема? Неужели он не даст, если попросить?

Влада огляделась по сторонам, но ни Филимона, ни скейта в обозримом пространстве не обнаружила, а равно как и прочих членов компании.

— А где все?

— Какая разница! — беззаботно произнес Синица и довольно улыбнулся.

Синице нравилось, что в его присутствие Влада больше ни на кого не обращает внимания. Она занята только им, для нее теряет значение то, что происходит вокруг. Даже немножко не верится в возможность подобного.

— Но если хочешь, давай найдем их! — играя с удачей, дерзко предложил Синица. — Или, может, пойдешь домой?

Наружу рвался протестующий крик: «Нет! Никогда! Ни за что!», но Влада всего лишь замотала головой. Хотя действительно пора было возвращаться, но…

Нет! Никогда! Ни за что!

Пусть немного ослабли колени (Влада еще ни разу не оставалась с Синицей наедине!), и куда-то исчезли уверенность и смелость в общении, зато появились сладкое волнение и ожидание невероятного, волшебного. А чтобы справиться со смятением пришлось обратиться к теме знакомой и безобидной.

— Ты давно катаешься?

— Не очень, — признался Синица. — Где-то около года.

— У тебя классно получается! — выразила Влада свое неподдельное восхищение. В ответ Синица промолчал, потупив невинные глазки, только в уголках губ продолжала сиять довольная улыбка.

— Там, в парке, много скейтеров, но ты отличаешься от остальных. Я не знаю, чем, но, мне кажется, что отличаешься, — продолжала рассуждать Влада, сражаясь с замешательством и волнением. — Ты никогда не падаешь.

— Не падаю? — переспросил Синица.

— Во всяком случае, я ни разу не видела, чтобы ты упал. Интересно, почему? — задумалась Влада, и Синица не заставил ждать с ответом.

— Наверное, поэтому!

Одним прыжком он вскочил на металлическую ограду примерно двухметровой высоты, бесстрашно выпрямился на тонкой перекладине, театрально раскинул руки и вдруг… взмыл в небо, легко и беззвучно.

Влада запрокинула голову и никак не решалась произнести даже про себя: «Он… он… он умел летать!»

А Синица уже опустился на землю, посмотрел вопросительно. Влада молчала и не шевелилась.

— Ты что, испугалась? — встревожился он, а Влада зажмурилась, глубоко вздохнула, потом открыла глаза и глянула жалобно.

— Я сейчас умру от зависти. Я тоже так хочу! — Влада устремила взгляд в высоту, по ее спине пробежали мурашки. — Я тоже так хочу!

— Значит, сможешь! — убежденно произнес Синица, но Влада отрицательно мотнула головой.

— Я лишь могу создать иллюзию полета. Буду думать, что лечу, а на самом деле останусь стоять на земле.

— А ты действительно хочешь?

Влада промолчала: сколько раз требовалось произнести одну и ту же фразу? Тогда Синица взял ее за руку и просто произнес:

— Полетели!

Земля провалилась вниз, следом за ней забор, деревья, но Влада не чувствовала жуткой пустоты под ногами. Влада не висела на руке у Синицы безвольным балластом, она легко поднималась вверх, ощущая на лице волнующий встречный ветерок.

Подъем закончился, они зависли посреди бесконечности.

— Будешь смотреть вниз? — спросил Синица.

— Конечно! — без тени колебаний воскликнула Влада.

Смотреть вниз страшно, только когда боишься упасть. Но сейчас мир перестал быть твердым и ограниченным, а рядом находился Синица, и Влада совершенно не боялась. Да и земля, ставшая далекой и не столь угнетающе громоздкой, мало интересовала ее.

Влада посмотрела вниз лишь для того, чтобы доказать свое бесстрашие. Но, хотя дневную яркость красок уже приглушила сумеречная тень приближающейся ночи, открывшееся зрелище захватило девочку. Возможность раздвинуть ограничивающие горизонты всегда притягательна.

Синица смотрела в светящее восторгом лицо Влады. Беспредельность пространства пьянила ее, лишала обременительных формы и веса, манила к новым степеням свободы.

— Мне обязательно надо держаться за твою руку? Или я смогу одна?

— Сейчас попробуем, — произнес Синица, и вроде ничего не изменилось, пока Влада ни поняла, что именно она цепляется за мальчишескую ладонь, а Синица даже не пытается ее удерживать. Тогда и Влада разжала пальцы.

Ничем неограниченное стремление сразу подбросило девочку верх. Она обрадованно закружилась, засмеялась, позабыв обо всем на свете.

— Только не улетай слишком далеко! — крикнул Синица. — Иначе… — но, тоже рассмеявшись, оборвал предупреждение. В конце концов, он всегда успеет ее подхватить.

Влада выписывала в небе невероятные виражи, кувыркалась и вопила от восторга. Синица наблюдал за ней и улыбался. Он и не подозревал раньше, какое упоительное чувство испытываешь сам, сделав кого-то счастливым.

Синица любил полеты за ощущение беспредельной свободы и бесконечности мира. Именно этим упивалась сейчас Влада. Словно вихрь она носилась в пространстве, не чувствуя своего тела, и только одно ощущение оставалось значительным и весомым.

«Синица! Как я тебя люблю!» — хотелось заорать Владе изо всех сил.

В одно мгновенье все изменилось. Вернувшийся вес потянул вниз, земля позвала, попыталась отнять предназначенный не ей подарок. Но Синица не позволил отобрать у себя то, что теперь считал своим.

Он хмыкнул, не выдавая тревоги, крепко стиснул девичью руку и еще, на всякий случай, обхватил Владу за талию. А Влада ни капельки не испугалась. Ну совсем-совсем ни капельки! Не успела. Не поняла. Влада думала о том, что со стороны кажется, будто они танцуют в воздухе, и положила ладони Синице на плечи.

Волшебный вальс в невесомости! Пусть он не заканчивается, и, когда ноги коснуться земли…

Ничего подобного! Никакой земли! Под ногами спружинила толстенная ветка огромного старого дуба, листья приветственно прошелестели и сомкнулись со всех сторон.

— Присаживайся! — деликатно предложил Синица.

Влада устроилась в развилке, прислонилась спиной к могучему стволу. Уверенность слегка поколебалась, и девочка предусмотрительно ухватилась за небольшой, но прочный сучок, так к месту торчащий под рукой, а Синица уселся на ветку верхом и беззаботно качал в воздухе ногами.

— Ну, ты даешь! — восторженно протянул он, впечатленный Владиными полетом и собственным чувством от него. Влада немного смутилась под его взглядом, вспомнила содержание едва не вырвавшегося вопля, смутилась еще больше и обиженно произнесла:

— Тебе-то что! Ты захотел — и полетел! А я чуть ли не с рождения об этом мечтаю. Как дура смотрю на птиц и завидую им. Думаешь, здорово понимать, что мечта все равно никогда не сбудется?

— Но ведь сбылась же! — возразил Синица.

— А если бы ты мне не встретился?

Влада услышала со стороны свои слова и полностью осознала их смысл. Предложенные перспективы испугали ее, и Влада поникла. А потом, стараясь скорее уйти от напугавшей ее темы, заговорила тихонько, глядя в сторону:

— А у меня, ну что за способности! Разве можно представить что-нибудь, более бессмысленное и бесполезное? — Она протянула Синице неизвестно откуда взявшийся у нее большой рыжий апельсин. — Его можно очистить, и съесть, и даже почувствовать вкус и запах. А толку-то! Все равно не наешься. Как его не было, так и нет. Одна видимость! — Влада отшвырнула фрукт, и тот, не пролетев и метра, бесследно растворился в воздухе, а она опять обратилась к Синице, предлагая провести очередной эксперимент: — Вот ты чего хочешь?

— Я? — немного смущенно переспросил Синица. — Я хочу… — он на мгновенье замялся, — хочу… тебя поцеловать! — закончил решительно и придвинулся поближе.

…Уже стемнело, но они не торопились расставаться, а когда наконец добрались до школьной калитки, та оказалась запертой.

Влада не стала смотреть на призывно поблескивающую кнопку звонка, которая обещала благополучный ночлег и большие неприятности, зато оценивающе взглянула на ограду.

— Наверное, лезть придется! — вздохнула Влада, с трудом представляя, как будет воплощать в жизнь свой замысел: тонкие металлические прутья уходили ввысь метра на три, да и входная дверь, наверняка, тоже давно на замке.

— Шутишь — лезть! — подал голос Синица.

Притяжение исчезло, и они легко пронеслись над забором, осторожно обогнули здание интерната, отыскали на третьем этаже открытое окно.

Теперь они чаще встречались вдвоем, а не привычной компанией, и поездка домой на несколько дней перед началом учебного года не принесла ожидаемой радости, и впечатление от первого сентября, новых знакомств и непривычных уроков получилось смазанным. Только одна мысль господствовала во Владиной голове, одно слово переносилось от сердца к губам и опять к сердцу: Синица, Синица, Синица…

— Синица, а у тебя есть нормальное имя?

Сколько же можно называть любимого человека неласковым птичьим прозвищем?

— Есть, конечно, — неохотно сознался Синица. — Но «Синица» мне больше нравится.

— Почему?

— Ну-у… потому!

Синица напряженно сжал губы, задумался, решая что-то серьезное.

— Хочешь ко мне в гости? — вдруг предложил он.

— В гости? — Влада смешалась, сразу подумала о родителях Синицы.

— Пойдем! — упрямо настаивал он.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас!

Синица потянул Владу за собой.

— Только ты не очень удивляйся! Я живу не совсем в обычном месте, — он старался не смотреть в ее изумленно округлившиеся глаза. — Оно немножко отличается от того, к чему ты привыкла. И дорога туда не совсем обычная.

Об этом Влада уже догадалась. Путь к дому Синицы пролегал по траве, среди деревьев и кустов, и никакого намека на проторенную дорогу. Вокруг ни человечка, ни единого признака хоть какого-нибудь строения.

Ну что опять за странности? Не живет же Синица в кроличьей норе!

Мальчик остановился.

— Здесь!

— Что «здесь»? — Владе стало не по себе, а ее спутник чуть заметно взмахнул рукой и что-то прошептал.

Прямо перед ними по воздуху пробежала рябь, вспыхнули яркие искры, закружились водоворотами.

— Что это? — вскрикнула Влада.

— Пространственный портал, — объяснил Синица, удерживая ее за руку. — Вход в мой мир.

— Твой мир? Какой мир? — Влада окончательно растерялась. — Синица, подожди!

Но земля уплыла из-под ног, Влада покачнулась, вцепилась в Синицу и вдруг увидела перед собой темные каменные стены, ряд колонн.

Ребята очутились в большом, мрачном зале. Света одинокого кованого фонаря не хватало, чтобы до конца разогнать царившую вокруг тьму.

— Синица, это что за цирк? — Влада изо всех сил тряхнула мальчишку.

— Это не цирк! — невинно возразил Синица. — Это мой дом! Я же предупреждал, что он не совсем обычный.

Влада глянула прямо в его бесстыжие синие глаза и неожиданно для себя разревелась.

— Влад, ты чего? — не на шутку перепугался Синица. — Что с тобой?

Он прижал безвольно обмякшую девочку к себе и зашептал виновато: — Я не знал, как сказать. Ты бы, наверное, не поверила, посчитала бы, что я вру или шучу. Я думал, ты увидишь и сама поймешь.

— Хватит меня утешать! — Влада оттолкнула Синицу, вытерла слезы. — Ты думал, я не поверю в твои чудеса после того, как летала? Дубина ты!

Она еще раз осмотрелась вокруг, стараясь убедить себя, что не спит и не грезит.

— Как-то не очень похоже на дом.

— Это подвал.

Подвал? Да это целый подвалище!

— Тогда, что там наверху? — Влада подняла глаза к потолку и услышала короткий ответ:

— Замок!

Влада думала, такое бывает только в кино: разные миры, проходы между ними с обманчивой длиной всего в один шаг. Земля привычная, доступная и земля тайная, живущая своей жизнью, хранящая свои секреты. И люди, внешне вроде бы одинаковые, а по существу несовместимые — что необычно для одних, естественно для других.

В мире Влады «особо одаренные» — большая редкость: то ли новый виток эволюции, то ли забытое отмирающее прошлое. А в мире Синицы почти все такие, и способности, которым Владины соплеменники пытаются найти научное объяснение, здесь называются «волшебством», «магией» и принимаются как данное. А еще здесь можно увидеть замки и необычных чудовищ, добрых и злых. Здесь природа по-настоящему живая, потому что в ней признают душу. Она не просто составляет пейзаж, она тоже участвует в происходящем, у нее свои силы, не пассивные, а действующие.

Разные миры отгорожены друг от друга, а о порталах между ними почти никто не знает, особенно в мире Влады. Да и не каждому жителю волшебной страны по силам их обнаружить и открыть.

— Куда мы идем? — спросила Влада, когда они выбрались из подземелья и поднялись по крутой широкой лестнице, но любитель сюрпризов Синица опять не дал конкретного ответа.

— Сейчас увидишь, — пообещал он и прибавил шаг.

За очередным арочным пролетом начиналась длинная просторная галерея. Высокие окна были заделаны цветными витражами, поэтому в галерее царил пестрый сказочный полумрак. В простенке возвышалась неподвижная крупная фигура в серебристом плаще. Сначала Влада приняла ее за статую, но, стоило им приблизиться, фигура шагнула навстречу. Влада чуть не охнула от испуга.

— Где вы были, ваше высочество? — зазвучал строгий голос. — И кто это с вами?

— Это моя гостья, советник Монаго! — официально и твердо произнес Синица, проигнорировав первый вопрос.

— А где вы были? — настойчиво повторил названный «советником».

Впрочем, он уже и сам догадался, стоило повнимательней присмотреться к одежде на ребятах, столь ярко контрастирующей с его собственным облачением.

— Как вы могли, ваше высочество?

Из-за очередной арки появилась виноватая физиономия Филимона. Синица недобро сверкнул глазами в его сторону, а Филимон беспомощно развел руками.

Советник Монаго бросил очередной короткий не слишком-то приветливый взгляд на Владу, сжал губы, коротким молчанием корректируя неподобающие интонации, а затем произнес ровным бесстрастным голосом:

— Совет уже собрался! Мы ждем вас через пару минут, ваше высочество! — и, не требуя ответа, он поклонился, развернулся к собеседникам спиной и прошествовал в следующий коридор, не удостоив даже крохой внимания оказавшегося на его пути скромно потупившегося Филимона.

Стоило советнику скрыться из вида, Филимон, с прежним виноватым выражением на лице, подскочил к ребятам. Через плечо его была перекинута какая-то светлая ткань.

— Добрый день! — учтиво кивнул он Владе, которая из без того от изумления слова не могла вымолвить, а тут окончательно потеряла дар речи.

— Я же просил меня прикрыть! — с суровостью, не меньшей, чем у советника, Синица посмотрел на приятеля.

— Мы пытались, как могли! — затараторил Филимон, оправдываясь. — Но ты же знаешь дядюшку! Да он точно скрывает, что помимо всего прочего, он — ясновидящий.

— Он — умный! — отрезал Синица. — В отличие от вас.

И в его голосе уловила Влада прежде незнакомые ей интонации.

— Я постараюсь побыстрей! — пообещал Владе Синица, стянул с плеча Филимона ткань, которая оказалась белой, расшитой золотыми узорами мантией, и бросил повелительно другу: — Ты за нее отвечаешь! Смотри у меня!

Синица помчался по галерее, путаясь в мантии и чертыхаясь, а к Владе наконец-то вернулась способность трезво мыслить и выражать свои мысли словами.

— Значит, Синица — ваше высочество? — в первую очередь уточнила Влада.

— Ну да! — кивнул Филимон и нараспев произнес, явно передразнивая кого-то: — Правитель Мегаликора Верховный Маг и Волшебник принц Данагвар. Он тебе разве ничего не говорил?

— Нет.

Филимон потянул Владу за собой.

— Пойдем. Я отведу тебя в его… — он неуверенно запнулся, но сразу нашелся: — комнату.

— И как его правильно называть? — вопросы так и сыпались из Влады.

— Можно «ваше высочество», можно «принц», можно по имени — Данагвар. Но лучше называй его Синицей. Он терпеть не может все эти титулы.

Филимон был словоохотлив, и спешная ходьба по бесконечных галереям и переходам не служила для него помехой, да и Влада не торопилась угомониться.

— А ты почему передо мной раскланивался? Так непривычно!

— Мы — в королевском замке! — напомнил Филимон. — Тут порядки тысячелетней давности. И в любой момент может кто-нибудь появиться. Потом донесут моему дядюшке, что я неподобающе себя вел, и он надает мне по шее. А мне это надо?

— Твой дядя здесь самый главный? — поинтересовалась Влада, представив сурового советника Монаго.

— Нет! — с некоторым облегчением отозвался Филимон. — Зато — самый ужасный!

— Вот! — он распахнул тяжелую, украшенную замысловатой резьбой дверь. — Проходи, не стесняйся. Чувствуй себя как дома! — и не удержался от ехидного смешка.

Влада огляделась. Просторная светлая комната выглядела вовсе не величественно, а немного странно: старинная роскошь давно прошедших веков смешалась здесь с привычной для Влады современностью. На громоздкой постели под балдахином лежали наколенники и шлем, который никто никогда не видел на Синице. К секретеру с золотыми ручками и канделябрами был прислонен скейт. Особого порядка не наблюдалось, как в любой типичной тинейджерской норе.

Филимон устремился к небольшому изящному столику возле окна, на котором стояли подносы с фруктами и разными сладостями.

— Угощайся! У Синицы всегда все самое вкусное.

Он выхватил из общей груды маленькую печенюшку и торопливо отправил ее в рот. Он, вообще, вел себя чересчур суетливо.

— Ты куда-то спешишь? — догадалась Влада.

Филимон помялся, но все-таки признался:

— Да. Ты тут посиди одна. Синица придет минут через десять или пятнадцать. Он быстро решает государственные дела, если, конечно, дядюшка не сумеет настоять на своем.

Влада согласно кивнула, и Филимон мгновенно испарился, только дверь прощально скрипнула за его спиной.

Влада подошла к окну, за тяжелой плотной портьерой скрывался дверной проем, ведущий на заросший плющом балкон. На широких балконных перилах резвились маленькие синие птички, подбирая остатки рассыпанных специально для них крошек.

Маленькие синие птички!

Влада мотнула головой, словно пыталась развеять наваждение. Нет, скорее, привести мысли в порядок, расставить по местам и ясно вспомнить.

А не такая ли маленькая синяя птица сидела в ее ладонях несколько месяцев назад?

Не может быть! Ну, не может и все!

Иначе получается, что встреченный старик был гостем из другого мира. То есть из мира, в котором Влада не живет, но зато в котором находится сейчас. Мира, где ее Синица — ваше высочество, маг и правитель. И значит, та майская встреча была не случайной? Значит, странный прохожий, неспроста остановился, увидев Владу, и так же неспроста подарил ей пичужку. Пронзительно синюю. Как небо. Как глаза…

Влада отодвинула портьеру. Птички испуганно вспорхнули и умчались прочь, а девочка вышла на балкон и обвела внимательным взглядом незнакомый мир.

Да, она действительно находилась в замке. Его высокие белые стены вздымались ввысь на вершине холма, а кругом лежала прекрасная зеленая долина.

Сказка! Настоящая сказка! Именно так и представляются волшебные страны, королевские замки, мир мечты и чудес. Если бы Влада создала иллюзию по своим мыслям, получилось бы приблизительно то же самое.

Внезапно холодок страха пробежал по Владиной спине: а может это и есть иллюзия, созданная ею по своему желанию? А на самом деле ничего не существует: ни замка, ни долины, ни Синицы!

Влада вцепилась в перила и с силой зажмурила глаза.

Все девчонки мечтают о принцах, о сказочных странах и волшебных чувствах. Что уж скрывать — она тоже мечтает! Но в отличие от прочих девчонок Влада способна сотворить видимое воплощение своей мечты. И упиваться им, и жить с ощущением, что все происходит согласно твоему желанию. А на самом деле? На самом деле — ничего! Обычная средняя школа в провинциальном городе, давно знакомые одноклассники и учителя, и Сашка Егоров, влюбленный совсем в другую девочку.

— Я вернулся! — раздалось за спиной очень реально.

Его высочество швырнул мантию в кресло и тоже выбрался на балкон.

— Любуешься?

— Угу! — утвердительно кивнула Влада и, конечно, спросила: — Почему ты не сказал мне, что ты — принц?

— Это что-то меняет? — Синица посмотрел ей прямо в глаза.

— Нет.

Для нее он по-прежнему обыкновенный мальчишка: принц ли, маг ли, правитель, ее чувства не претерпели никаких изменений, появилось лишь легкое приподнятое удивление: Синица — принц!

— А почему ты — Правитель и Верховный Маг? Ты, а не твой отец? Разве ими должен быть не король?

Синица кивнул, подтверждая.

— Должен быть! — голос его наполнился горечью и еще, кажется, неприязнью. — Только он погиб.

Влада смешалась, опустила глаза.

— Извини. Я не знала.

— Да ладно! — Синица посмотрел вдаль, где на самом горизонте еле различались снежные вершины. — В горах проснулся пещерный дух. Говорили, что кто-то разбудил его. Случайно. Всю жизнь он провел в темноте, поэтому боялся солнечного света. Но по ночам он спускался в долину, нападал на животных и на людей. А кто должен заботиться о безопасности своего народа? — в голосе Синицы вновь появилась сердитая неприязнь. — Правильно, правитель! И отец с Врайником отправились в горы. И моя мама… ну, то есть королева… тоже пошла с ними.

Конец истории был страшно предсказуем, но верить в него Влада не хотела.

— Она умела сражаться с чудовищами?

— Она умела другое: снимать боль и даже заживлять небольшие раны. Согласись, весьма подходящий дар, когда в ход идет оружие? — Голос Синицы выровнялся, стал холодным и отстраненным. Слова торопливо слетали с губ, без чувств, без интонаций. — Хотя они надеялись, что до оружия дело не дойдет. Ведь Врайник — заклинатель чудовищ. Он собирался оглушить духа заклятием, а потом отец рассчитывал опять усыпить его или замуровать в пещере. Но все пошло не так. Дух первым оглушил Врайника, без всяких заклятий. Тот потерял сознание, а когда очнулся, в живых оставалась только мама. Но единственное, что она еще успела сделать в своей жизни — это отдать Врайнику обручальное кольцо и препоручить меня его заботам. Мне ведь тогда только-только должно было исполниться десять. А потом в пещере случился обвал, и больше не осталось ничего. Одно кольцо.

— Синица! — тихонечко прошептала Влада, дрогнувшим голосом, но принц не принял жалости, продолжил спокойно:

— Теперь Врайник пасет меня по мере сил и представлений. Ты не подумай, я благодарен ему. Какой из меня правитель! Я ничегошеньки не смыслю ни в управлении государством, ни в законах, ни в контроле над магией. А Врайник на том собаку съел. Я могу во всем положиться на него. А Огненный настаивает, чтобы я сам решал государственные дела и участвовал в заседаниях Совета.

— Огненный? — Влада еще ни разу не слышала это имя.

— Советник Монаго. Дядя Филимона. Он, как и все в их семье, повелевает огнем.

Сейчас Синица представлялся Владе немного другим, не совсем знакомым. За многословностью и непринужденностью прятались боль и печаль. На месте беспечного, дерзкого, неунывающего мальчишки возник Правитель и Верховный Маг. Сдержанный, холодно официальный с подданными, искусственно вознесенный над всеми высокой ступенью иерархической лестницы, угнетенный тяжестью преждевременно свалившейся на его плечи ноши.

— Наверное, это очень сложно, управлять целой страной! — уважительно заметила Влада. — И как только ты справляешься?

Вопрос был риторическим, но Синица в любом случае не дал бы на него ответ. Что он мог сказать? Навеки опозориться перед девчонкой, честно признавшись, что справляется он очень даже легко, потому как за него это делают другие?

Ребята стояли на балконе, касаясь друг друга плечами. Влада смотрела на раскинувшийся под стенами замка удивительный мир, который уже не казался ей столь лучезарным.

Сказки всегда заканчиваются победой добра над злом, обещающей впереди только радость, покой и процветание. Но разве совсем не имеет значения, какую цену заплатило добро за свою победу? Разве можно назвать счастливым конец, если маленький мальчик остался без родителей?

Наверное, это прозвучит эгоистично, недостойно, но, если говорить предельно искренне, Влада предпочитала, чтобы ее собственные мама и папа были не героями, а самыми обыкновенными людьми. Чтобы они не сражались с чудовищами, а всегда находились рядом с ней.

Влада испытала острую тоску по дому. Очень захотелось увидеть маму. Или хотя бы услышать ее голос. И потерял всякую важность тот факт, что Владе уже четырнадцать, что Влада взрослая и самостоятельная.

Влада еще ближе придвинулась к Синице.

— А у тебя есть фотография родителей? — спросила негромко и сразу спохватилась — откуда в этом мире фотография? — исправилась: — Ну-у, портрет.

— Есть, — нехотя признался Синица. — В библиотеке. Скорее всего.

В библиотеке висело очень много портретов: бывшие правители Мегаликора, верховные маги, герои. В силу своей должности и положения Синица вынужден был знать всех их по именам, но он никогда не задерживал взгляда на смотрящих с полотен лицах. Он допускал их существование в качестве пособия по истории страны, напоминания о величестве и славе Мегаликора, но в одной картине, по его мнению, явно не было смысла. Не должна она была висеть здесь! И именно к ней подвел он Владу.

Не каждый, умеющий рисовать, становился в Мегаликоре художником. Требовался особый дар, особое умение. Поэтому люди на портретах казались живыми. Словно смотришь не на картину, а сквозь стекло, и чувствуешь, что человек по ту сторону через мгновенье улыбнется тебе, или вскинет руку в приветствии, или осуждающе качнет головой.

Влада увидела перед собой счастливую молодую семью. Высокий широкоплечий мужчина с уверенным твердым взглядом синих глаз, хрупкая стройная женщина с мягкой, необыкновенной ласковой улыбкой, а у нее на руках — малыш лет трех, в любой момент готовый сорваться с места, озорную рожицу которого обрамляли растрепанные каштановые локоны.

— Это ты?

— Кто же еще?

Синица смотрел куда-то вбок, а его родители с портрета — у Влады возникло такое чувство — внимательно разглядывали стоящего перед ними юношу.

— Они у тебя очень красивые! — произнесла Влада, имея в виду не только внешние данные.

Только так должны выглядеть король и королева, обладающие чудесными способностями, добрые и отважные. Волшебной страной не могли править недостойные: злые, жадные, жестокие, коварные.

Влада ни секунды не сомневалась в правдивости изображения. Но даже мысли в голову не закрадывалось о том, что этих людей на самом деле больше не существует.

Влада сжала ладонь Синицы и с трудом разобрала слабое-слабое желание.

Ее бросило в жар.

Сейчас, сию секунду, Влада способна сделать так, чтобы люди с картины стояли рядом, двигались, разговаривали. Чтобы королева смогла провести рукой по каштановым волосам своего повзрослевшего сына, а король с одобрением и поддержкой посмотреть в такие же синие как у себя самого глаза.

Нет, Синица! Ты сам прекрасно понимаешь, что «нет». Потому что случайно подслушанное желание мгновенно растаяло, жестко отброшенное прочь.

Кому нужна призрачная иллюзия взамен желанной действительности? Жестоко дразнящая и обманывающая. В полной мере показывающая, чего ты лишен, чего ты никогда и ни за что не получишь, несмотря на мольбы и горячие просьбы.

Влада сжала дрогнувшие губы. Какой же у нее злой и безжалостный дар!

Синица так и не решился посмотреть на портрет. В горле стоял комок. Как у обычного мальчишки. А он ведь не обычный, он — Правитель, Верховный маг и прочая, прочая пафосная лабуда.

Тошнит он нее. Хочется закричать: «Ненавижу! Не хочу.».

Да он так и орал пять лет назад, не желая принимать того, что его родителей больше нет.

Никто не ходил вокруг да около, никто не затруднил себя нахождением мягких, хоть немного завуалированных объяснений. Сообщили прямо. Данагвар — принц, ему положено стойко и ответственно переносить любые испытания.

«Ваше высочество, ваши родители не вернутся. Они погибли в бою с ужасным чудовищем».

— Врете! Неправда! Нет!

Принц постепенно вспоминал случившееся. Сознание намеренно затолкало ужасный день в самые недоступные глубины памяти. Только время от времени всплывали подробности. Как обвинял Врайника: «Почему ты ничего не сделал? Почему сейчас здесь ты, а не мама с папой? Это ты виноват! Лучше бы ты умер! Ты!» Как ненавидел родителей за то, что они отправились в горы сами, а не послали солдат. Как убегал ото всех, прятался и сам себе обещал: никто в замке его больше не увидит. Как обнаружил собственный необычный дар, посланный ему раскаявшейся судьбой, видимо, для того, чтобы смягчить тяжесть потери.

Данагвар не любил маленькие темные закутки, чуланы и подземелья. Если уж скрывался, то в таком месте, которое никто не назовет укромным. На крепостной стене, где ветер свистит в бойницах и зло рвет волосы. Или на открытой площадке самой огромной сторожевой башни, на которой дозорного не выставляют вот уже много лет даже для соблюдения формальностей.

Уж очень высоко! Даже на самого стойкого и закаленного временами накатывают приступы страха, появляется слабость, коленки начинают дрожать. Какой смысл от подобного стражника?

Принц не боялся высоты. Ни капельки. Наоборот, высь манила его. Будто еще с рождения был обещан мальчику таинственный дар, никогда не проявлявшийся ранее у членов королевской семьи.

Никто из правителей Мегаликора не умел летать. И Данагвар не знал, что умеет. До того самого дня.

Об открытом всем ветрам тайнике принца первым узнал Монаго. Конечно! У Огненного такой острый проницательный взгляд, что сразу становится ясным, он видит всех насквозь, до самых внутренностей, до самых скрытных мыслишек. От него не укроешься. Данагвар слышал, как гулко стонет каменная лестница от его тяжелых шагов.

«Не хочу никого видеть! Они все там, как враги. Как предатели. Они ничего не могут исправить. И все их сочувственные слова… Зачем они? Для чего? Они звучат мерзко. Потому что от них ни капли не становится легче. Не надо ничего говорить. Не хочу слушать!

Почему его не оставят в покое? Почему его не отпустят из этого ужасного замка? Здесь так теперь пусто и тяжело. А ему твердят про какие-то обязанности. Про какие-то занятия и уроки.

Не хочу!

И спрятаться больше негде. Вот бы сейчас… вот бы сейчас…»

Принц с надеждой посмотрел ввысь, в темнеющее вечернее небо.

Как птица. Взмахнуть руками и…

Принц не сразу понял, что его ноги больше не касаются пола, что ветер налетает не со стороны, а плавно и ровно, как водный поток, течет сверху.

Данагвар закричал. От восторга, от страха, от осознания реальности незнакомого волшебства, на овладение которым он никогда не надеялся.

Этот крик услышал Монаго. И тоже испугался, и смертельно побледнел, и бросился к широкому парапету, окружавшему смотровую площадку, и перегнулся вниз. Сразу в глазах советника потемнело. Слишком высоко, и нет никакой надежды на удачный исход. Бедный мальчик!

Монаго не понял, что крик несется с неба. А юный принц мстительно рассмеялся.

Так и надо Огненному. Так и надо всем тем, кто остался внизу. Пусть им будет плохо. Пусть их осудят за то, что не уберегли наследника. Горе наставники, беспомощные волшебники, недостойные советники.

Принц видел, как за несколько мгновений ожил замок, как испуганно замигали окна, то одни, то другие, следуя перемещениям растревоженных огней. Зазвучали громкие голоса, резкие, взволнованные.

Ну, что? Получили?

Данагвар злорадно ухмыльнулся, тихонько спланировал вниз, стараясь остаться незамеченным, отыскал свой балкон, прошел в комнату, уселся в кресло и стал преспокойненько ждать.

Когда-нибудь кто-нибудь заглянет же в его комнату? Вот будет зрелище!

Глава четвертая Главный советник Врайник

— Ваше высочество, вы не должны игнорировать свои обязанности, — размеренно вещал советник Монаго.

— Я все равно ни черта не смыслю в делах вашего Совета! — буркнул принц, но Монаго твердо и невозмутимо напомнил:

— Это не мой Совет, это Магический Совет Мегаликора, правителем которого вы являетесь.

— Я не напрашивался в правители! — огрызнулся принц, советник посмотрел на него с грозным осуждением и начал холодно и резко:

— Ваше высочество…

Принц вскочил.

— Довольно, Монаго! Ты не имеешь права так обращаться со мной! Убирайся!

У Огненного ни один мускул не дрогнул на лице, он не проронил более ни слова, учтиво поклонился и с достоинством удалился, гулко печатая шаги. За дверями его поджидал одетый в серое человек с острым взглядом и правильными чертами лица. Это был Главный советник Врайник, регент Мегаликора.

— Как вы можете, Монаго? Разве не клялись мы перед памятью нашего короля заботиться о его сыне? — он укоризненно качнул головой. — Принцу всего пятнадцать, а вы ставите перед ним непосильные задачи. — Его цепкий взгляд впился собеседнику в лицо. — А я, по-вашему, недостаточно добросовестно исполняю свои обязанности?

— Очень добросовестно! — вежливо заверил Огненный главу Магического Совета и продолжил, возвращая голосу горячность и искренность: — Но пятнадцать — уже не младенческий возраст! И если сейчас принц не включится в государственные дела, он не дорастет до них никогда!

— Вы преувеличиваете, Монаго, — миролюбиво проговорил Врайник, но почти сразу тон его сделался менторским. — Его высочество рано потерял родителей, а вы постоянно упрекаете его в том, что он не является достойным их наследником. Тем самым вы внушаете ему мысль, что он изначально не способен справится с по праву возложенной на него миссией.

Оба советника не имели собственных детей, поэтому единственным объектом для проявления их родительских чувств по стечению обстоятельств оказался сирота-принц. Хотя достигнуть взаимопонимания в вопросах воспитания у них никак не получалось, и в очередной раз они расстались каждый при своем мнении.

Когда Врайник вошел в залу, принц, нахохлившись, сидел в кресле. Данагвару было стыдно за то, что он наорал на Монаго, упорно старающегося сделать из него достойного человека. А ведь советник добросовестно пытался заменить принцу отца, согласно собственным представлениям. В основном — по части строгости и требовательности. За заботу и бережное понимание взвалил на себя ответственность регент. Воспользовавшись этим, Данагвар беззастенчиво спихнул на него государственные дела, прикрываясь своей молодостью и неопытностью. На что Врайник не возражал. Зато Огненный Монаго неотвязно напоминал принцу о доставшихся ему по наследству обязанностях и требовал их неукоснительного исполнения.

Чего он надеялся добиться? Знания Его высочества о волшебстве были весьма поверхностными. Только врожденные способности, полученные в дар от щедрой природы, позволяли ему хоть как-то соответствовать званию Верховного Мага и Волшебника. Но «Правитель»? Правитель из него никакой! Да принц и не стремился к большему. Не хотел стремиться.

Данагвар взглянул на Врайника.

Сплошные заботы и обязанности, вечно усталый вид и мешки под глазами — вот обещанные принцу преемственностью поколений перспективы. Он их ненавидит и боится. Трусливый маленький мальчик, не желающий повторить судьбу родителей.

Так и кажется со стороны — трусливый и ленивый. А еще испытывал самодовольную гордость, заявляя Владе, что это его замок, что его родители — король и королева!

Влада спросила: «Как ты справляешься?» и не требовала ответа. Была уверена в нем.

Конечно, справляется! Как же иначе? Влада не сомневалась — Синице все по плечу.

Синице-то, может, и по плечу. Чего не скажешь о великом правителе Данагваре.

— Врайник! — глухо проговорил принц. — Я хочу побывать в той пещере!

Главный советник побледнел.

— Но ее больше нет, — тихо напомнил он. — Произошел обвал.

— Ну, хотя бы поблизости, — не сдался принц, но регент не торопился с ответом, стоял, пряча взгляд.

— Что с тобой, Врайник? — удивился принц. — Ты боишься?

— Нет. Просто воспоминания. — Главный советник поднял глаза, смотревшие в пол, провел рукой по лицу, словно стирая тяжелые мысли. — Они по-прежнему ярки. Наверное, я не забуду это никогда.

Принц еще никогда не видел Врайника таким, будто бы съежившимся, потемневшим. Еще ни разу в жизни вид его не вызывал у Данагвара жалость.

— Я не заставляю тебя идти со мной. Можешь просто указать путь.

Но регент решительно запротестовал.

— Что вы, ваша высочество. Я, конечно же, пойду с вами. Даже не смотря на… — Он запнулся и попытался сделать вид, что последние слова вырвались у него случайно и абсолютно ничего не значат, но принц не поддался на его уловку.

— На что?

Главный советник долго молчал, но Данагвар не сводил с него настойчивого взгляда, и тот, наконец, решился.

— Это чудовище, убившее ваших родителей. Оно преследует меня во сне. Наверное, это совесть не дает мне покоя. Я чувствую свою вину, и потому каждую ночь возвращаюсь в тот день, в тот миг. Я вижу снова и снова, как зверь несется на меня, и меня охватывает ужас оттого, что я так ничего и не смогу сделать.

Регент скорбно склонил голову.

— Ты ни в чем не виноват, Врайник! — хрипло произнес Его высочество. — Ты же сделал все, что мог!

Но советник протестующе вскинул руку.

— Я не сделал ничего! — гневно выкрикнул он. — В том-то и дело! Я не сделал ничего из того, что мог бы сделать! Я очень виноват перед вами, ваше высочество!

Данагвар знал, что такое нервные срывы, знал, как можно ненавидеть окружающих, а более всего, себя самого, но вид Главного советника, подавленного, сломленного, униженного, потряс его.

— Я действительно не считаю тебя виноватым, Врайник. Ты должен справиться со своим кошмаром.

— Я пытаюсь, — регент глянул с недоверием и надеждой одновременно.

Он так и не сказал, зачем приходил, быстро удалился, а принц не решился остановить его.

Когда Врайник ушел, появился Филимон, как всегда жизнерадостный, переполненный энергией.

— Ваше высочество! — после некоторых памятных событий юный Монаго произносил эти слова с нарочитым нажимом. — Ты что, так и собираешься целый день здесь сидеть?

Синица что-то буркнул неразборчиво, и Филимон воспринял услышанный звук, как утвердительный ответ.

— Что хотел от тебя Главный советник? — было заметно, что приятель спрашивает не из праздного любопытства. — Я тут с ним столкнулся где-то час назад, хотел пройти мимо, а он меня остановил и говорит: «Филимон!» — Еще одним даром юного Монаго являлось умение красочно и эмоционально пересказывать прошедшие события и услышанные истории. — Ну-у-у, то есть… «Филиандр! Ты-то мне и нужен!»

И, несмотря на то, что Синица не проявил никакого интереса к его сообщению, Филимон подробно поведал ему о происшествии.

Благополучно проскочить мимо Главного советника Филимон торопился вовсе не из-за страха перед ним. Принадлежа к роду, даже более древнему и знатному, чем королевский, он рос в замке подле принца, с младенчества составлял ему компанию для игр и занятий. Замок стал для Филимона домом, а все его обитатели почти что родственниками. Поэтому из всех членов Магического Совета только Огненный Монаго приводил его в трепет. Но, скорее всего, именно из-за их подлинного родства. Врайник же со всеми, кроме принца, был холоден и надменен, строго соблюдал дистанцию. Хотя регент тоже мог отчитать и даже наказать Филимона, в его словах и действиях не таилось столько сдерживаемого огня, как у любого из представителей рода Монаго.

— Филиандр! — резко произнес Врайник. — Ты плохо справляешься со своими обязанностями!

Филимон выказал неподдельное удивление и непонимание.

— Вы должны сопровождать его высочество, когда он отправляется в другой мир.

Врайник никогда не возражал против путешествий принца через порталы, но предусмотрительно обеспечил его охраной, не слишком бросающейся в глаза и не вызывающий подозрений у посторонних. Он выбрал для этой цели повелевающего огнем Филиандра Монаго и внушающего доверие своей серьезностью Рассимула Вестника, способного даже на расстоянии заранее выявить исходящую от чего или кого бы то ни было угрозу. Оба, как и принц, были еще мальчишками, а главное — его близкими друзьями, против навязанного общества которых Данагвар не стал протестовать.

— Мы сопровождаем! — пламенно заверил Врайника Филимон.

— Всегда? — с сарказмом уточнил Главный советник.

Мальчишка нахально сощурился.

— Его высочество приказал нам остаться.

Разве слово принца имеет меньший вес, чем слово Главного советника?

— На свидания не ходят втроем.

Филимон не считал, что выдает тайну друга. Регент наверняка знал о его недавней гостье. Он всегда был в курсе всего, и юный Монаго думал, что сейчас тот начнет возмущаться и снова упрекать нерадивых охранников, но Врайник посмотрел с интересом:

— И что особенного в этой девочке?

— Вы спросите у принца, — посоветовал зарвавшийся Филимон, не испытывавший к Владе нужных чувств (сам-то он предпочитал других девчонок). — Я тут ничего не могу сказать.

— Она владеет волшебством?

Вот этот вопрос Филимон уж точно ожидал. Естественно, принцу не полагается влюбляться в недостойных, обделенных магическими способностями.

— Конечно! Она делает мысли видимыми. Свои и чужие. — Собственное короткое объяснение показалось Филимону неубедительным и непонятным, и он продолжил: — Например, я хочу пить. Очень хочу и постоянно думаю об этом. А она мне — раз! — и целую бочку воды! Ее даже пить можно. То есть, мне будет казаться, что я пью воду. Только она все равно не настоящая, жажду ей не утолишь.

— Мастер иллюзий, — определил Врайник. — Интересный дар! — И сразу спросил без перехода: — И насколько серьезны их чувства?

«Все-таки он недоволен» — решил Филимон про себя и, стараясь не оказаться чересчур грубым и наглым, сдержанно пояснил:

— Думаю, у вас вряд ли получится запретить Его высочеству встречаться с ней.

— Никто и не собирается запрещать! — заверил Врайник. — Но принц не должен находиться один в другом мире, — озабоченно проговорил он. — Возможно, будет разумнее, если она станет приходить сюда.

Главный советник не выносил, когда что-то важное происходило вне поля его зрения, и, уж конечно, романтическое увлечение правителя он не мог пустить на самотек.

— Смотри, Синица! — предупредил друга Филимон. — Он еще и поженит вас, чтобы все было в лучшем виде и соответствовало традициям.

Принц шуточки не оценил, так и не проронил ни слова, и Филимон дерзнул.

— Хочешь, я приведу ее?

Синица глянул исподлобья.

— Не сегодня! И… может, ты отвалишь отсюда!

Болтливый, распираемый переизбытком энергии приятель не терпел ни тишины, ни бездействия, но и никто другой не помог бы сейчас принцу, он и так слишком долго перекладывал ответственность за решения на чужие плечи. Сейчас происходящие касалось исключительно его одного, этот свой поступок Данагвар не мог вынести на обсуждение Магического Совета или свалить на Врайника. Непонятно откуда появившееся желание посетить место гибели родителей стало для принца не менее неожиданным, чем для Главного советника. Но оно появилось и больше никуда не уходило, а еще оно было реально выполнимым.

Данагвар всю жизнь будет надеяться на чудесное возвращение отца и матери, ясно осознавая, что мечта его бессмысленна в своей несбыточности. Он не найдет горячо ожидаемых следов их существования, а бесстрастные холодные камни не дадут ответов на его вопросы. Так зачем принцу идти в горы?

Из-за странной веры, внезапно родившейся в душе. Возможно, обитает там нечто, способное возродить забытое за прошедшие годы, способное вдохнуть недополученные силы, без которых невозможно жить дальше так, как жили родители — король и королева Мегаликора.

Принц без колебаний готов отправиться в определенный самим для себя путь, но не готов проделать его в одиночку. И Врайник тут не в счет. Конечно, Данагвар может положиться на его верность, надежность, преданность, но, несмотря на все его предупредительность и заботливость, несмотря на годы его вечного присутствия где-нибудь поблизости, Врайник — чужой. Он слишком взросл, слишком мудр и опытен, у него совершенно другие представления о жизни.

Может, взять с собой Филимона?

Нет! Филимон — лучший друг, но вряд ли он способен понять принца. Род Монаго многочислен и крепок, славится семейной солидарностью и сплоченностью. Филимону не надо обращаться за поддержкой к бессловесным камням, его даже тяготит неисчислимая родственная опека. И, в силу характера, он будет считать своим долгом избавление принца от мрачного настроения, от грустных мыслей, от непривычной серьезности во время путешествия по печальным местам, а никаких мрачности и грусти нет и в помине.

Лучше взять Рассимула. Он ненавязчив и немногословен. Его редкий дар привил ему нелюбовь к разговорам.

Рассимул ощущал угрозу не только со стороны людей, но и со стороны природы, он предсказывал удары стихии: ураганы, землетрясения, извержение вулканов. И люди понимали, как полезен его дар — лучше заранее приготовиться к бедствиям, спрятаться или покинуть опасное место — но никогда не встречали юношу с радостью и воодушевлением.

Никому не хотелось услышать о подстерегающих его несчастьях. Слов Рассимула ожидали с тревогой, а то и со страхом, и он, будучи еще мальчишкой, приучил себя пореже открывать рот, дабы лишний раз не увидеть испуга в устремленных на него глазах и не услышать в свой адрес печальное прозвище «Предвестник бед». Лишь в королевском замке, среди могущественных волшебников и мудрых советников, относились к Рассимулу иначе, по-настоящему ценили его способности, обращались, как с обычным мальчишкой, а принц считал его своим другом. Главный советник Врайник даже поручил Рассимулу сопровождать принца в его путешествиях через пространственные порталы, руководствуясь не только особенностями его дара, но и размером его кулаков, действовал которыми юноша очень умело.

Значит, лучше взять в спутники Рассимула!

Данагвар, готовый принять решение, вскинул голову, и его глазам предстала ликующая зелень долины, у горизонта сливающаяся с голубым небом, и внезапно в голову пришла мысль, от которой захотелось улыбнуться.

Нет, он не возьмет с собой ни управляющего огнем Филимона, ни серьезного и сильного Рассимула. Он возьмет с собой человека, быть может и не способного помочь ему в случае драки, но зато способного на нечто более значительное.

Король Саргон отправился в опасный путь со своей королевой, а он, принц Данагвар, совершит свое путешествие с той, которая для него сейчас всех роднее и ближе.

Творец таинственных историй вечер откупорил очередной пузырек чернил. Темнота заливала мир, стирала цвета, перекрашивала все, что встречала на пути, в черный, насыщенно-синий и угольно-серый. Даже стены замка, светлым пятном выделяющиеся во мраке, приобрели оттенок ультрамарина.

Следом за темнотой, выступала тишина. Она накрыла Мегаликор мягким толстым одеялом. Только непослушные цикады все еще упрямо звенели в траве, да время от времени перекликались в камышах лягушки.

Стража дремала на своих постах. Долгие годы покоя и благополучия притупили бдительность, заставили забыть о тревогах и страхах. Да и не каждый выход из замка предусмотрительно охранялся. Существовали двери тайные, накрепко запертые, о которых почти никто не знал. Почти, но не совсем. И тот, у кого имелись нужные ключи, не преминул ими воспользоваться.

Маленькая дверь отворилась бесшумно и незаметно, поэтому со стороны могло привидеться, что ночной гость вышел прямо из стены замка.

Таинственный странник медленно спустился с холма. Осматривался он редко — уж слишком был уверен в своей безопасности, и выглядел внушительно. Может, из-за просторного темного плаща силуэт идущего не имел четких очертаний во мраке и разрастался до неопределенности. А, может, и правда мог похвастаться путник и высоким ростом, и могучей фигурой. Вот только дорога его оказалась не долгой.

Когда следующий холм, заросший раскидистыми ивами, скрыл его от возможных наблюдателей, располагающихся на белых стенах, странник высвободил из складок плаща руку, вытянул ее вперед и разжал крепко сомкнутый до этого кулак.

На ладони заплясал маленький огонек, будто живой. Днем он остался бы незамеченным, зато во тьме виден был издалека. Секретный сигнал, сразу нашедший отклик.

Как только мрак обрисовал надвигающуюся фигуру, ночной гость сжал пальцы, равнодушно кроша огонек. Тот даже не рассыпался искрами, мигнул и потух, будто никогда и не существовал.

Два человека встретились под ракитами.

Разговаривали они недолго и так тихо, что за звоном цикад всего с нескольких шагов не расслышать было и слова. На прощанье оба согласно кивнули и разошлись. Один опять растворился в темноте, другой знакомым путем вернулся в замок.

На предложенной ей путешествие Влада согласилась без колебаний, а Томке затея Синицы показалась странноватой, породив ассоциации с прогулкой по кладбищу. Впрочем, она легко отыскала и положительные моменты — клево провести несколько дней с парнем в чудесном мире практически наедине!

Рушана была настроена более скептически.

— Как мы объясним в школе твое отсутствие? — вопрошала она Владу. — Сейчас — не каникулы. Домой ты уехать не могла. И ты не сможешь создать видимость своего присутствия на несколько дней вперед.

— Зато она может создать видимость своей заболеваемости! — подсказала решение Томка. — Чего-нибудь не очень серьезного, чтобы не упрятали в изолятор. Легкой простуды.

Обманывать и симулировать было ужасно стыдно, но другого выхода не оставалось, и Влада продемонстрировала интернатской врачихе покрасневшее горло и температуру тридцать семь и четыре.

От уроков ее освободили, но изолятором немного поугрожали. Однако дело закончилось благополучно, а укоры совести были задавлены масштабностью переживаемых Владой волнения, ожидания и радости.

— Как мы туда доберемся? — поинтересовалась Влада, пытаясь рассмотреть с балкона темнеющие в дальней дали горы.

— На речных конях, — ответил Синица.

Влада отлично знала зоологию.

— На бегемотах? — пораженно уточнила она, пытаясь представить ожидающее их путешествие, но недоуменный взгляд Синицы напомнил ей о несоответствии между двумя мирами. Скорее всего, в Мегаликоре не знали латыни.

— У нас «речная лошадь» — это гиппопотам. По-другому, бегемот. — Попыталась объяснить Влада. — Он такой большой, толстый, с огромной пастью. Целый день сидит в воде, одни глаза торчат на поверхности. — И она создала зрительный образ описанного ею существа.

Огромная жирная туша, внезапно очутившаяся посреди небольшой, тесно обставленной комнаты, удивленно мигнула крошечными глазками и неловко повернулась. Кресло пушинкой отлетело в сторону, опрокинуло маленький круглый столик, и Влада поторопилась рассеять слишком осязаемое видение.

Синица критично усмехнулся, глядя на учиненный всего за одно мгновение погром, и попробовал представить свое путешествие на изображенном Владой животном.

— Нет. У нас речные кони совсем другие. Ты увидишь. Они могут бежать по земле, по воде, по воздуху. Мы поедем на них вдоль реки до самого края долины. Только потом их придется оставить и немного пройти пешком. Речные кони не могут существовать вдали от воды.

— А я почему-то думала, что мы полетим, — задумчиво произнесла Влада.

Синица смущенно спрятал глаза, вздохнул.

— Здесь мало кто знает, что я летаю. Только Филимон и Рассимул.

Его признание слегка озадачило Владу: зачем скрывать необычные способности в волшебной стране? И она спросила:

— Почему?

— Я никому не говорил и не показывал. — Голос Синицы изменился, стал резким и холодным. — Я и не должен этого уметь. Ни папа, ни мама не умели летать. Я тоже раньше не умел. Первый раз я взлетел только через какое-то время после их гибели. Но никому не сказал. Не их дело!

Утром Синица сам разбудил Владу, тихо прокрался в ее комнату, подошел к кровати, коснулся лежащей на подушке руки, позвал. Влада во сне удивилась его голосу, а потом подскочила испуганно, растерянная, смущенная, натянула одеяло до самых ушей.

— Синица, ты чего? — пробормотала в смятении, а он рассмеялся и умчался, ничего не сказав.

Влада, смутившись окончательно, спряталась под одеялом с головой, в темноте улыбнулась сама себе.

Синица, вообще-то, мог бы ее и поцеловать. В сказках так полагается: будить поцелуем.

Влада прижала ладони к горячим щекам. Тоже мне — спящая красавица!

А позже Влада увидела речных коней. Они стояли по колено в реке и казались созданными из воды.

Трудно было сказать, какого они цвета. Водного, если такой существует.

Оттенки постоянно менялись, словно перетекали один в другой, играли лазурью, серебром и перламутром, как речные струи. А иногда кони будто становились прозрачными. Глаза их блестели, рука, если коснуться их тела, чувствовала упругую мощь.

Они были невероятно прекрасны, но садиться на них было боязно. Владе представлялось, что под ней конь разольется потоком, разлетится на тысячи брызг, превратится в не способную сохранять форму текучую воду.

— Я не умею ездить верхом, — неожиданно вспомнила Влада.

— Просто садись, — предложил Синица и погладил блестящую изогнутую шею. — Они очень послушные. И двигаются очень плавно. Тебе понравится.

Синице никогда не забыть, как Влада носилась в небе и восторженно вопила.

Он уверенно вскочил на коня и наклонился к нерешительно переминающейся девочке.

— Если боишься, садись со мной.

Ну, уж нет! Возможно, сидеть с Синицей и гораздо приятней, чем одной, но выказать себя трусихой перед посторонними, с особым интересом затаенно наблюдающими за тобой людьми — не дождетесь!

Влада решительно вскинула голову, гордо глянула на Синицу и… растерянно уставилась на коня: как на него забираться? Ей помогли, подсадили тактично, вежливо, аккуратно, и они тронулись в путь.

Владе хватило нескольких минут, чтобы освоиться, войти во вкус. Она быстро догадалась, что речные кони — не любители твердой земли, хотя и послушны воле своих седоков. Они предпочитают воду и воздух, и Влада целиком разделяла их предпочтения.

Тонкие копыта едва касаются поверхности реки, разбивают ее на миллионы мельчайших капель, стремительно разлетающихся в стороны, и за спиной поднимается радуга, и солнце смеется в переливах ее цветов.

Потом — вверх, к облакам, по самой же сотворенной радуге. И вопить хочется ничуть не меньше, и Синица нагоняет, ловит ладонь, и в волосах его переливаются радужные брызги.

Только конь Врайника бежит размеренно и спокойно, и Главный советник ясно видит, как хорошо принцу с этой девочкой, как нежны чувства между ними. Он с трудом сдерживает улыбку, покровительственную и чуть надменную.

Когда-то он преодолевал уже этот путь и тоже не в одиночестве. Он сопровождал короля и королеву, правителей Мегаликора, но они не были так веселы и беспечны. Они ехали сразиться с чудовищем и не подозревали, что дороги назад для них уже не существует.

Потом от реки пришлось отвернуть, и всадники помчались по зеленой равнине, простирающейся вплоть до самых подножий закрывающих горизонт гор. Подуставшая Влада уже не вытворяла головокружительных трюков, пресытившись эмоциями и впечатлениями за первую часть пути. Она доверилась своему необыкновенному коню и проводила время за разглядыванием окружающего пейзажа и разговорами с Синицей.

Достигнув горных отрогов, они остановились.

— Теперь коней придется отпустить, — сказал Синица. — Они не могут долго находиться вдали от воды и до ночи должны вернуться к реке. Дальше мы пойдем пешком. Но ты не волнуйся — здесь недалеко! Правда, Врайник?

Главный советник молча кивнул, снимая поклажу со своего скакуна.

— А что я понесу? — спросила Влада, когда ее спутники взвалили на плечи дорожные мешки.

— Можешь нарвать себе букет цветов, — откликнулся Синица, — и нести его.

— Но, ваше высочество! — попыталась возразить Влада и поймала на себе изумленный и даже немного сердитый взгляд.

— Как ты меня назвала?

— Ну… я не знаю, — Влада смешалась. — А как надо? Принц?

— Что-о?

Врайник стоял у начала тропы, ведущей по склону, и демонстративно не смотрел в их сторону, тем более, не прислушивался к их беседе, но Влада считала, что его присутствие вносит некоторую официальность в происходящее.

— Мы же не одни! — указала она. — Разве можно при Главном советнике называть тебя каким-то дурацким прозвищем?

— Это не прозвище дурацкое! — вскипел Синица. — Это все титулы дурацкие! Хотя бы ты можешь относиться ко мне, как к нормальному человеку?

— Ладно, — согласилась Влада неуверенно. — Но мне как-то неудобно. Словно я не уважаю ваших традиций и ставлю себя выше остальных…

— Иди! — Синица не стал слушать дальше, подтолкнул ее вперед.

Карабкаться все время вверх по петляющей меж камней и выступов узкой тропинке было тяжело и утомительно. Долгий день, целиком проведенный в пути, сначала верхом, затем пешим ходом — непростое испытание для городской девчонки.

Влада крепилась из последних сил, она даже разговаривать больше не могла. Хорошо еще, что впереди шел неутомимый, бесстрастный и выносливый как верблюд Врайник, а позади шагал юный, наполненный силами Синица — спутники, готовые в любую секунду поддержать ее, прийти на помощь. Владе было стыдно признаваться, что она уже еле ноги волочит от усталости, что передвигается на автопилоте, стараясь не задумываться над движениями. Но все-таки настал момент, когда девочке пришлось честно сказать, что силы окончательно покинули ее, и она больше шагу не может ступить.

— Почему же ты раньше молчала? — укорил ее Синица. — Давно бы остановились!

— Все равно мы не успеем добраться засветло, — добавил Главный советник. — Продолжим путь завтра.

О таком раскладе дел Влада даже не задумывалась.

— Мы будем ночевать прямо здесь? — взволнованно спросила она.

— А что? — ехидно улыбнулся Синица. — Ты боишься?

Нелепо было возражать, потому что испуг ясно читался на ее лице, в ее глазах, но Влада возразила:

— Нет, не боюсь! Но мне никогда не приходилось ночевать на улице. Да еще в горах!

«Да еще в волшебной стране, — хотелось добавить Владе, — в которой водятся невероятные существа». Синица же сам рассказывал о пещерном духе, и тот, судя по всему, жил где-то недалеко — они же направляются к его пещере! И где гарантии, что он был единственным представителем своего семейства? И…

— Ты же не одна! — напомнил Синица. — И, если это тебя успокоит, Врайник поставит защитные заклинания, и к нам никто не сможет подобраться.

Занятая своими переживаниями Влада не заметила смущения, прозвучавшего в голосе принца, когда он произносил последнюю фразу.

Что делать? Синица опять сваливал свои обязанности на другого. Принц сам должен знать эти защитные заклинания, но в его памяти от волшебных фраз остались лишь жалкие обрывки, в точности и правильности которых Синица и то был неуверен. Не получилось бы больше вреда, чем пользы от его неумелого колдовства. И позориться перед Владой принцу совершенно не хотелось.

Врайник и словом не обмолвился об истинном положении вещей, вырвал несколько пучков пробивающейся сквозь расщелины травы, что-то прошептал над ними и рассыпал зеленые стебли вокруг места предполагаемого ночлега.

Они поужинали, приготовили себе лежанки.

— Ложись, спи! — велел Синица Владе. — Я посижу рядом, не волнуйся!

Он привалился спиной к камню, положил ладонь ей на плечо, ощутил ее ровное дыхание, улыбнулся спокойно и счастливо и сам не заметил, как заснул.

Их разбудил громкий отчаянный крик, они вскочили, не успев как следует открыть глаза.

Главный советник стоял на коленях, закрыв лицо руками, и твердил хриплым прерывающимся голосом:

— Я больше не могу! Я уже не разбираю, где явь, где сон! Я больше не могу!

Синица присел рядом, спросил участливо:

— Опять твой кошмар?

— Я не знаю! Не знаю! — бормотал Врайник, словно в бреду. — Я лежал с открытыми глазами! Я боюсь засыпать! Я не спал! Но все равно — этот рев! Эти сверкающие глаза! Я видел, как пещерный дух ворвался сюда! Это был не сон! Или сон? Он набросился на вас? Я не знаю!

— Ваше высочество! — он схватил руки принца и пронзительно глянул ему в глаза. — Помогите мне! Умоляю! Помогите!

— Как? Как я могу тебе помочь? — Синица совсем растерялся: Врайник превратился в незнакомое жалкое, дрожащее существо, ничем не походившее на холодного и невозмутимого Главного советника. — Я не властен над снами.

— Вы же — заклинатель чудовищ! — подала голос Влада, еще более потрясенная видом раздавленного, сломленного мужчины. — Вы можете наложить на него заклятие прямо во сне?

— Я пытался! Я пытался! — горестно простонал Врайник. — Но у меня недостаточно сил! Я не могу справиться с чудовищем, живущим в моем собственном сознании! Пожалуйста, помогите мне! — Теперь Врайник обращался не к одному принцу, к обоим своим спутникам, а они недоуменно смотрели на него, не веря в могущество своих способностей. — Прошу вас! Я не уверен, но вдруг получится! — Главный советник выудил из складок одежды небольшой свиток и протянул его принцу. — Вот оно — заклинание! Моих сил тут недостаточно! Но вы, ваше высочество, вы — Верховный Маг и Волшебник!

Услышав последние слова, Синица самокритично хмыкнул, затем развернул свиток. Заглянувшая через его плечо Влада увидела совершенно незнакомые символы и спросила:

— Что это?

— Древний магический язык, — пояснил Синица.

— И ты можешь это прочитать?

Синица вгляделся в текст. Света едва хватало, чтобы разобрать написанное.

— Могу. Прочитать могу.

— А что здесь написано?

Вряд ли Владу интересовало звучание необыкновенных слов, скорее всего она хотела узнать скрытый в них смысл, и Синице опять пришлось самокритично хмыкать, чтобы скрыть стыдливое замешательство.

— Я давно не занимался этим языком, — оправдался он. — Читать я еще могу, а вот с переводом… так, кое-что. — Он приблизил к глазам свиток, неуверенно произнес: — «… дай мне силу, которая… и я буду владеть…», — а потом вопросительно посмотрел на Врайника.

— И будет достаточно того, что я произнесу заклинание? Оно справится с твоими видениями?

— Нет, — обреченно сознался Главный советник. — Но… я думаю, — он не решался поднять глаза, — если создательница иллюзий извлечет образ чудовища из моего сознания, а вы, ваше высочество, заклянете его, возможно, оно исчезнет навсегда.

За последнее время Влада научилась лучше контролировать свой дар, его спонтанные проявления случались все реже. Легко создавалось то, что желалось кем-то всей душой. Но мучительный кошмар! Чудовище! Захочется ли ей создавать подобное? Сможет ли она не испугаться, удержать страшный образ? Не причинит ли он вреда?

Умоляющий взгляд Главного советника невозможно было выдержать.

— Я попробую, — пообещала она. — Только ты побыстрее! — попросила она изучающего заклинание Синицу.

Врайник облегченно обмяк, устало прикрыл глаза. Влада на всякий случай тоже зажмурилась и вдруг услышала тяжкий глубокий вздох где-то над головой, потом раздался голос Синицы, произносящий слова на магическом языке.

Она все-таки решилась посмотреть, и ей стоило больших усилий не отшатнуться от страха и продолжать удерживать иллюзию.

Всего в нескольких шагах, так устрашающе близко, стоял великан, уродливый, отвратительный, ужасный, с непропорционально огромными руками, достававшими почти до земли, и огненно-красными, горящими злобой глазами. Он раскачивался из стороны в сторону и негромко рычал, Влада не позволяла ему двинуться с места. Слегка побледневший Синица ни разу не запнувшись четко выговаривал древние слова.

Когда заклинание приблизилось к концу, фигура великана словно подернулась дымкой, стала расплываться, дрожать. Последнее слово — и она исчезнет!

Краем глаза Влада заметила, как поднялся с колен Главный советник, величественно выпрямился, с заинтересованным ожиданием ловя последний момент.

Синица умолк, великан покачнулся… и вдруг от него отделилось еще два точно таких же существа, а потом еще и еще.

— В чем дело, Врайник? — изумленно закричал Синица, а Главный советник жестко улыбнулся ему в ответ.

— Вы очень могущественный волшебник, ваше величество! И очень наивный!

Он бесстрашно взглянул в глаза чудовищу, самому первому, самому огромному и самому злобному на вид, и приказал ему:

— Что стоишь? Уничтожь их!

Великан сделал широкий шаг, на который гулом отозвалась земля, занес огромный кулак…

Влада застыла на месте, ужас сковал мышцы. Никогда раньше она не видела живого великана, и потому страшно было вдвойне. Еще ни разу смерть не подходила к Владе так близко, не выглядела столь уродливо и невероятно, не казалось безнадежно неминуемой. Даже бегство не спасет, за один многометровый шаг чудовище настигнет их. Влада, не отрываясь, следила за обрушивающимся на нее кулаком и не в состоянии была даже зажмуриться.

Внезапно девочка почувствовала, как спасительная сила уносит ее ввысь, к безграничному темному небу, подальше от опасности, от предательства, от монстров, созданных собственными руками. Влада изо всех сил вцепилась в Синицу, хотя прекрасно знала, что не упадет, пока он рядом. Страх медленно уходил из нее, через нервную дрожь, через холодный липкий пот, текущий по спине. А Синица непробиваемо молчал. Молчал, пока они летели, молчал, когда приземлились. Молча отпустил Владу, отошел в сторону, уселся прямо на траву и мрачно уставился в землю.

Влада смотрела на него, приходя в себя, и, когда вернулась способность здраво размышлять, попыталась осмыслить и понять случившееся. Искривленное жестокой, торжествующей улыбкой лицо Главного советника и ужасная толпа огромных чудовищ снова возникали перед глазами.

— Зачем они ему? — вслух произнесла она мучивший ее вопрос.

Синица мог бы найти объяснения, способные оправдать действия Врайника. Мало ли зачем пригодятся сильные, могучие великаны! У Главного советника всегда в запасе много далеко идущих планов. Только надрываться вовсе не стоило. Последняя услышанная из его уст фраза прозвучала ясно и четко: «Уничтожь их!»

А ведь Влада просила принца задуматься, понять, о чем идет речь в подсунутом свитке! Но он, как всегда, с головой доверился Врайнику, и тот точно знал, что ленивый, разобиженный на весь свет горе-правитель, давно забросивший занятия, не сможет, да и не захочет утруждать себя переводом с древнего языка.

И вытащенный из сознания монстр вовсе не походил на пещерного духа! Синицу, как волшебника, не могло не насторожить это обстоятельство! Но он по отвратительной привычке тупо следовал чужим планам.

Легкомысленный, слабый, бестолковый принц, чем он заслужил такую ненависть? Он жил своей жизнью, не вмешивался в дела Магического Совета, беспрекословно передав Врайнику все государственные обязанности. Если уж на то пошло, Главный советник мог бы уничтожить его тихо и бесхитростно, для этого не нужна была армия свирепых чудовищ.

Синица поднялся.

— Мы должны вернуться в замок!

Он увидел, как дрогнули девичьи губы, и по выражению Владиных глаз догадался: сейчас она произнесет слова утешения или постарается приободрить его, сказав, что все еще будет хорошо, что он со всем справится, как и подобает настоящему правителю.

— Только, прошу тебя, не говори ничего! — сердито воскликнул Синица.

Он не заслужил этих слов, потому что никакой он не настоящий правитель! Он — конченый неудачник! Он — глупый, беспомощный мальчишка! Данагвар недостоин быть даже принцем, не то, что королем!

Но, как бы там ни было, принц не уйдет, сам не исправив свои ошибки. Он — не трус и не подлец! Он — не жалкое ничтожество!

Глава пятая Правитель Мегаликора

Что задумал Главный советник?

Это стало ясно уже через несколько часов, когда до замка долетела страшная весть: армия злобных великанов ворвалась в горное селение и сравняла его с землей. Бросились искать главу Магического Совета, но не нашли, и даже не удосужились спросить у вернувшегося принца Данагвара, куда подевался его спутник. Только Огненный Монаго, когда обратились к нему, сразу вспомнил про юного правителя, велел позвать его, не обращая внимания на недоуменные взгляды — какой может быть прок в столь трудный момент от старательно избегавшего государственных дел безответственного мальчишки? Но принца звать не понадобилось, он пришел сам, призвав всю свою силу воли, поднял глаза на волшебников, собравшихся в Зале Совета, большинство из которых были старше его в несколько раз, и рассказал о том, что случилось в горах.

Советники умели скрывать свои чувства, их лица остались непроницаемы, но Данагвар и без лишних намеков понимал, какие они испытывают чувства, не по отношению к изложенным событиям, а по отношению лично к нему. И принц очень удивился, поймав удовлетворенный взгляд Огненного Монаго.

— Я думаю, горное селение — это демонстрация своей силы и возможностей, — заключил Монаго. — Это способ напугать нас, посеять панику. Теперь он двинется к замку. Врайнику показалось слишком малым — быть регентом. Тем более время регента скоро заканчивается. Он хочет стать правителем и королем.

Замок должен подготовиться к обороне. И пусть гарнизон его немногочислен (Мегаликор никогда не нуждался в большой армии), но зато в этих стенах собралось немало искусных волшебников, преданных своей стране и своему правителю.

— Жители окрестных селений должны покинуть свои дома! — распорядился принц. — А если им некуда идти, пусть приходят в замок. Здесь места хватит на всех. На всех! — повторил он твердо и жестко добавил: — Кроме Врайника.

Огненный Монаго стоял рядом с Данагваром, внимательно слушал и не торопился перебивать. Одобрительный взгляд его всегда суровых глаз придавал принцу уверенности и силы.

— Я прошу советника Корару изучить заклинание. Может, удастся его обратить! Приемлем любой способ.

Один из старейших членов совета, хранитель древних знаний и традиций седовласый Корару посмотрел прямо в глаза юному принцу и, казалось, остался доволен увиденным. Он молча забрал свиток и первым покинул зал. Следом за ним удалились остальные.

— Вам необходимо вернуться домой, — обратился Огненный Монаго к Владе, поджидавшей окончания совета в Радужной галерее, на что та, ни капли не оробев, решительно заявила:

— Знаете, Монаго, мы уже обсудили этот вопрос с Си… его высочеством, — Влада бросила на принца укоризненный взгляд. — Не надо напрасно тратить время на уговоры, на это оно уже потрачено. Я все равно останусь. Я не имею права уйти сейчас! Я тоже виновата! — на мгновенье ее решительность уступила место смятению. — Не прогоняйте меня! Я сделаю все, что смогу! У меня тоже есть способности. Я не знаю, будет ли от них польза, и все же…

Советник посмотрел на Данагвара, передавая ему право окончательного решения.

— Тебя же хватятся в школе! Ты и так слишком долго не показывалась там! Начнется переполох.

Влада рассердилась: неужели они не понимают? Она не хочет остаться в истории этого мира причиной несчастий и бедствий. Несмотря на короткое знакомство этот мир дорог ей, Влада ощущает себя и его частью, потому как в том другом, родном и привычном, она является исключением из правил, в какой-то мере чужой, отличной от остальных. И разве можно сравнивать мелкие неприятности со школьным начальством в интернате и угрожающую жизни людей большую беду в Мегаликоре?

— Можешь отправить туда Филимона! — Владе было наплевать на соблюдение приличий: уж как-нибудь переживет советник Монаго, услышав неправильно произнесенное имя своего племянника! — Пусть он все объяснит девчонкам, и они меня прикроют.

Если честно, принц не мог точно сказать, как бы воспринял Владин уход, и стало бы ему от него легче. Синица боялся за Владу, но, наверное, больше всего на свете ему хотелось, чтобы она всегда была рядом с ним. Да и Огненный Монаго смотрел на девочку с особым уважением, будто совершила она нечто важное, нечто значительное, чего помимо нее не смог совершить никто. А Филимон, как всегда, лишь частично справился с возложенной на него миссией. Он, как и следовало, предупредил девчонок, но благополучно вернуться не смог.

— А что вы хотели? — во весь голос возмущалась Томка. — Чтобы мы сидели, и ждали, и ничего не делали? Тогда зачем нам наши особые способности, если их нужно только скрывать? И какие мы еще «слишком юные»? Попробуйте, советник, сдвиньтесь с места, пока я буду удерживать вас!

Принц Данагвар мог положиться на преданность и смелость своих друзей. И на мудрость и знания советника Корару.

Существовал способ сделать вновь ирреальной ожившую иллюзию, существовало обратное заклинание, но произнести его должен тот же человек. И не просто произнести, но и прикоснуться к чудовищу, вобрать в себя отданные видению жизненные силы, чтобы не перешли они, распыленные в пространстве, остальным монстрам. А затем нужно окончательно развеять образ, только тогда исчезнет вся армия. И еще одно условие: из всего полчища выбрать того самого, первого, великана, породившего всех прочих.

Принц только за себя клялся, не задумываясь о цене, исправить роковую ошибку. Это исключительно его обязанность — жертвовать собой, защищая свою страну!

— Даже не думай! — предупредила его порыв Влада. — Я пойду с тобой. Тем более, иного выхода нет. Их слишком много, они очень сильны. По-другому с ними тяжело будет справиться.

Ей не хотелось представлять, сколько жизней унесет предстоящая битва, не воспользуйся они шансом обратить заклинание. Влада, возможно, и предпочла бы забиться в угол, закрыть глаза и молится о счастливом исходе, но ей не дано было право на пассивное участие, когда могла она своим активным действием приблизить этот счастливый исход.

— Только не отходи от меня далеко!

— Ваше высочество! — подал голос советник Корару. — Чтобы прочесть заклинание, нужно время, а великан вряд ли станет ждать!

— Нет проблем! — моментально включилась Томка. — На какой-то срок я смогу его придержать.

Ее не смутил недоверчивый взгляд старика.

— Я тренировалась! Я уже поднимаю автомобиль! — прочитав недоумение в глазах большинства присутствующих, она поняла, что выбрала неудачный пример. — Ну-у… я двигаю каменные статуи. Не думаю, что великан тяжелее. А если вы сомневаетесь, я могу продемонстрировать.

— А мы отвлечем прочих, — заявил Монаго.

На словах все выходило не слишком сложно, но когда загудела земля от тяжелой поступи массивных ног, над замком повисла напряженная тишина.

С холма хорошо просматривалась окружающая его долина, но враг и не думал скрываться. Неровными рядами великаны бесстрастно топали прямиком к воротам, а вслед за ними двигались вооруженные люди. Нашлись приверженцы и у Врайника. Недаром долгое время занимал он пост Главы Магического Совета. Обладал он и силой, и умом, и прозорливостью, умел убеждать и достигать целей.

Великаны катили перед собой огромные валуны, их и без того уродливые лица были перекошены гримасами жестокой кровожадности. Принц Данагвар внимательно высматривал среди них самого громадного и злобного.

Долго искать ему не пришлось. Тот шествовал в самом центре. Ненависть к людям, вложенная в него создателем, огнем горела в красных глазах.

Несмотря на приготовленное для них устрашающее зрелище, защитники замка не прятались благоразумно за его стенами. Они вышли навстречу противнику.

Врайник смутился. Он же прекрасно знал всех этих людей. Они давно отвыкли от войн и сражений. Они умеют только болтать. Их вооружение — чистая формальность, дань дворцовым традициям. Странно, что они не заперлись в замке, понадеявшись на крепость стен и счастливое стечение обстоятельств. А юный правитель, что уж совсем удивительно, стоял в первых рядах.

«Я правильно сделал, что не стал ждать! — похвалил Врайник сам себя. Королевскую корону я заслуживаю куда больше, чем этот легкомысленный мальчишка, и даже — его самонадеянный отец».

Да, пост Главы Магического Совета тоже очень значителен. Но ведь последнее слово всегда оставалось за правителем! Тот легко мог свести на нет все усилия Врайника одним кивком головы.

До чего это было унизительно и несправедливо: иметь власть над могучими чудовищами и лишаться власти над обычными людьми!

Врайник не спешил, продвигаясь к своей цели. Когда не стало короля и королевы, а их наследник был еще слишком мал, Врайника назначили регентом, и он успокоил тщеславие, решив, что наконец-то обрел полноту власти. Но, оказалось, регент и правитель — вовсе не одно и то же. Теперь не король, а Магический Совет ограничивал его, признавая за собой неоспоримое право контролировать своего главу и свято беречь место, по закону предназначенное другому. Недостойному! Абсолютно недостойному!

Маленький мальчик, потеряв родителей, возненавидел свое происхождение и предопределенный судьбою путь. И Врайник, не жалея сил, укреплял эту ненависть. Он надеялся, что наступит момент, когда принц, до предела раздраженный навязываемой участью, окончательно взбунтуется и сам отдаст ему трон. Врайник даже добился для наследника разрешения на путешествия в другой мир. Мир, не отягощенный трагическими воспоминаниями и обременительными заботами. Он стал притягательным для принца, уничтожая последние привязанности к родной стране. И не Мегаликор, а именно другой мир преподнес принцу особый по значимости подарок.

Поначалу влюбленность Данагвара обрадовала Врайника. Теперь чужая реальность будет еще более желанной и привлекательной, и принц захочет навсегда остаться в ней, чтобы жить свободно и счастливо. Но неожиданно надежды начали рушиться.

Резко повзрослевший и неожиданно посерьезневший мальчишка начал задумываться о своем предназначении без привычной ненависти и неприязни. Он уже не избегал разговоров о государственных делах, он вспомнил о родителях и даже собрался посетить ту самую пещеру, где они погибли. А для чего приходят на могилы предков? Чтобы ощутить связь поколений, чтобы почувствовать себя продолжением славного рода и пообещать стать его достойным представителем.

Еще, случается, что сильные волшебники в подобных местах начинают видеть прошлое, словно кто-то на ухо нашептывает им историю о минувших событиях, открывая старательно оберегаемые тайны, способные определять будущее. И Врайник понял: ждать и надеяться не имеет смысла. Надо действовать!

Для Врайника не составляло большого труда убить Данагвара, но сначала он рассчитывал с пользой для себя употребить впустую растрачиваемые мальчишкой дарования. И Врайник обманом получил от принца силу, способную покорить Мегаликор и, в дальнейшем, крепко удерживать его власть. Ведь только он, Главный советник, единственный во всей стране умел заклинать и подчинять своей воле чудовищ. Это была славная мысль — заставить наивного юнца создать тех, кто его же и уничтожит. Это была достойная мысль! И Врайник не зря поспешил. Он вовремя перестал полагаться на беспечность и инфантильность принца, коварно скрывавшего ото всех умение летать.

Но если в прошлый раз Данагвару удалось удрать, сегодня ему не скрыться! Наступивший день станет для него последним!

Очень странно, что мальчишка не спрятался в глубинах замка и не сбежал трусливо в другой мир, а вместе с остальными вышел навстречу опасности. Видимо, чрезмерная самоуверенность досталась ему от заносчивого отца. Но его отец был еще силен и смел, мастерски владел оружием, а принц…

Данагвар стойко снес предназначенную ему презрительную усмешку, и Врайник не стал тратить время на разговоры.

Великаны не сбавили шага, подняли над головами приготовленные валуны.

Советник Монаго подкинул на ладони огненный шар.

— Вперед! — не выдержал Врайник, и громкий кровожадный рев сотряс воздух.

Принц решительно шагнул навстречу опасности, но мудрый советник Корару тут же вцепился ему в плечо.

— Ваше высочество! Сразу бросаться нельзя! Нужно подождать, пока чудовище оттеснят в сторону.

Каждый сражался, как мог, но не всякое оружие справлялось с толстой великаньей шкурой. Даже огненные шары не сбивали их с ног, только обжигали, заставляя выть от боли, лишь на некоторое время выводили из строя.

Чудовища медленно, но неотвратимо вползали на холм, приближались к белым стенам.

— Мазила! — крикнула Томка Филимону, когда пущенная им струя пламени лишь краем задела великанский бок, подпалив темную шерсть.

— Сама бы попробовала! — огрызнулся Филимон, на разгоряченном лице которого выступили капельки пота.

— А то я не пробую! — чуть слышно прошептала Томка, пытаясь отвернуть в сторону громадный валун, отскочивший от стены и стремительно катящийся вниз по склону холма.

Камень мог смести со своего пути и раздавить кого-нибудь из защитников замка, а было предпочтительней, чтобы он налетел на великана.

Филимон сотворил очередной огненный шар и со злостью швырнул его в цель. Он не заметил легкого движения девичьей руки и победно завопил, увидев, как шар врезался прямо в уродливую физиономию, выжигая глаза, и языки пламени побежали по черной шевелюре.

Неизвестно откуда вынырнула Рушана с небольшим гудящим мешком. Выражение ее лица не было слишком уж решительным, скорее даже виноватым.

— Как договорились? — уточнила она у Томки, а потом обратилась к мешку: — Вы меня простите! Ладно?

Томка бросила на нее снисходительный взгляд, а Рушана подкинула мешок. Очередное легкое движение выброшенной вперед руки, и тот полетел через головы великанов туда, где предусмотрительно держались перешедшие на сторону Врайника люди.

Из мешка выпал мягкий серый шар, ударился о землю, прорвался, и на свободу вырвался рассерженный осиный рой.

— Томка, пойдем! — Рушана не дала подруге насладиться зрелищем устроенной ими в рядах противника паники. — Его нарочно подпустили к самым воротам. Только тебя ждут.

Девчонки схватились для надежности за руки и помчались вверх по холму. Беспрерывно метающий огонь Филимон прикрывал их отход.

Действительно, самого огромного великана удалось увести из гущи сражения. Натиск чудовища еле сдерживали. Близость заветных стен и ворот подстегивала его, еще сильнее разжигала слепое желание крушить и уничтожать.

— Томка! — испуганно пискнула Рушана, заметив, как рванулся вперед принц Данагвар.

Обнаружив перед собой не ряды опытных, вооруженных до зубов воинов, а одного слабого мальчишку, великан торжествующе взревел и занес для удара свою тяжелую лапищу. Даже сердца посвященных дрогнули, на миг поверив, что сейчас громадный кулак неминуемо обрушится на голову принца. А тот… просто вскинул руку, даже не сжав пальцы, с беззащитно раскрытой ладонью.

Да какая разница! Разве что-то его спасет?

Огромный кулак ткнулся в маленькую по сравнению с ним ладонь и… замер!

Великан оторопел от изумления.

Томка побледнела и стиснула зубы, а те, кто оказался рядом, напряженно замерли, неотрывно глядя на принца.

Слов не было слышно, было лишь видно, как шевелятся губы Данагвара, произносящего заклинание.

Влада отделилась от небольшой группы стражников и двинулась прямо к застывшему монстру. Шаг, еще шаг. Она не сводила с него глаз.

Великан с ненавистью уставился на нее, буравя взглядом, но Влада не боялась.

Вот, сейчас! Еще мгновенье и тогда — все!

Неожиданно из-за огромной великанской туши метнулся человек, приземистый, крепкий, стремительный. Его вытянутая вперед рука сжимала короткий меч, и сомнений не возникало в том, в кого нацелено убийственное острие.

Стражники, не раздумывая, бросились вперед, в несколько прыжков опередили застывшую на месте Владу. Но находились они слишком далеко, а меченосца отделяла от намеченной жертвы всего лишь пара шагов.

Только он успеет совершить задуманное. Да Влада сможет за это короткое мгновенье крикнуть «Нет!». Но разве слово предотвратит беду? Улетит в пустоту, бессмысленное в своей неосязаемости.

Влада больше не видела ни принца, ни нападающего, стена из спешащих на подмогу стражников скрыла их от девочкиного взгляда. Впрочем, и от взгляда других защитников замка. И тут раздался вскрик, короткий, сдавленный, болезненный.

Томка ахнула, и все увидели, как мощная ручища великана двинулась вниз. И почти уже не имело значение то обстоятельство, что чудовище дрогнуло, качнулось, потеряло четкие очертания, расплылось и осело облаком черной пыли.

Стражники разделились. Двое поволокли упирающегося меченосца вверх по склону. Остальные стояли на месте, кто-то во весь рост, кто-то припав на колено, склонившись к земле.

В сторону пленника никто не посмотрел. Взгляды всех, кто находился поблизости, стремились, и одновременно боялись, проникнуть сквозь кольцо широкоплечих воинов, сомкнувшееся вокруг принца. И каждый страшился произнести вслух единственный по-настоящему волнующий его вопрос: «Что там?»

Неведение дарило надежду, знание грозило обернуться непоправимой бедой.

Влада словно приросла к земле, не получалось сделать ни шага. И мыслей в голове не было совсем. Потому что Влада запретила им появляться. Мало ли какие выскочат! А лучше уж никаких, чем…

Томка подошла неслышно, взяла за руку, сжала пальцы, открыла рот, намереваясь что-то сказать, но передумала, отвернулась в сторону. А Влада все-таки решилась, пошевелилась, качнулась вперед. Стражники, словно бы уловив ее стремление, медленно расступились. И все увидели принца.

Он сидел на траве, подтянув колени к груди, тихонько покачивался вперед-назад, потирал правую руку.

Общий вздох облегчения пронесся над полем битвы, и, наверное, легким ветерком коснулся принца. Тот на мгновенье замер, и тут же расправил плечи, выпрямился, поднялся на ноги, сам, отказавшись от помощи, огляделся вокруг.

За последние несколько минут в ходе сражения произошли разительные перемены.

Вслед за главным и все остальные великаны рассыпались в прах, и камни, высоко поднятые кое-кем из них для броска, гулко ударились о землю. Некоторые так и остались лежать на месте, другие покатились вниз, сметая все на своем пути.

Одна глыба обрушился прямо на Врайника, сбила его с ног, подмяла под себя. Главный советник даже крикнуть не успел.

Оставшись без основной силы, пораженные ужасной гибелью предводителя, нападающие растерялись, прекратили атаковать, а потом и вовсе бросились прочь, теряя по пути оружие. Но никто не погнался за ними.

Принц Данагвар, старавшийся всю битву не терять из виду своего основного противника, и сейчас первым оказался возле него.

Врайник лежал на земле, придавленный огромным камнем, а из уголка его рта бежал кровавый ручеек.

— Помогите ему! — негромко приказал принц, скорее даже попросил, и при звуке его голоса Врайник открыл глаза и злобно прохрипел:

— Нет! Не подходите ко мне! Не трогайте меня! Не смейте!

Но его не испугались и не послушались. Общим усилием отвалили глыбу.

Увидев представшее перед ним зрелище, принц не выдержал и отвернулся, а чуть живого Врайника прислонили спиной к камню и накрыли плащом. Тогда Данагвар снова приблизился к Главному советнику, присел рядом, положил руку на плечо. Но Врайник брезгливо дернулся.

— Не смей прикасаться ко мне! Я не нуждаюсь в твоей помощи!

Принц не убрал ладони, только посмотрел в горящие ненавистью глаза, действительно пытаясь понять.

— Почему, Врайник? Почему? Ты же поклялся моей матери оберегать меня!

Советник сумел скривить губы в жестокой усмешке. Видимо боль отступала, и это придавало ему сил.

— Если я в чем и поклялся твоей матери, так лишь в том, что ее муж не будет долго страдать и отправится на тот свет сразу следом за ней.

Рука Данагвара дрогнула и безвольно соскользнула с плеча раненого. Он поднялся.

— Так, значит, это ты убил моих родителей, а вовсе не пещерный дух?

Врайник презрительно скривился и пробормотал:

— Безмозглое животное! Мне пришлось доделывать его работу! — он самодовольно возвысил голос: — Сначала я прикончил королеву! Затем добил короля! Ему все равно недолго оставалось! — Врайник улыбался прямо в лицо принцу. — И это я, я разбудил пещерного духа. Я знал, что твой заносчивый отец отправится в горы в одиночку. И твоя глупая мать тоже увязалась за ним. Я и надеяться не мог на подобную удачу.

Данагвар был бледен, но каменно-бесстрастен, он не сводил с Врайника потухших глаз, так до конца и не веря в истинность ужасных признаний.

Такого просто не может быть! Чтобы Главный советник, столько лет беззаветно заботившийся о взрослеющем принце, столько лет преданно и достойно управлявший государством…

Значит, все это время он копил ненависть, строил планы, жестокие и коварные, готовил предательство. День за днем, час за часом. Но…

— А зачем тебе понадобились великаны? — спросил принц тихим, бесцветным голосом. — Зачем ты убивал людей? Тебе же достаточно было попросить меня, и я с радостью отдал бы тебе эту страну. Без возражений. Без жертв. Ты же лучше, чем я сам, знаешь меня. Знаешь, чего я хочу, а чего — нет.

Врайник прогадал, сделал неверный ход. Ему не хватило терпения и трезвого расчета. Главный советник считал, что принц столь же высокомерен и властолюбив, как и он сам. А Данагвар действительно хотел только одного — жить как обычный мальчишка.

Принц опустил голову. Стыд жег его. Данагвар чувствовал, что все сейчас смотрят на него, смотрят с изумлением или с осуждением, но вряд ли кто с пониманием и участием.

Его признания звучат не менее ужасно, и в них тоже не хочется верить. Но они правдивы. Они недостойны, но честны. Юный правитель виноват перед своими людьми, он предал их, предал давно и, кажется, безвозвратно, и впервые четко осознал это.

Врайник досадливо поморщился.

Он опять ошибся, в спешке бросился отвоевывать вместо того, чтобы просто попросить, и добился непредвиденного результата. Предательство и война не сломили окончательно безвольного юнца, недостойного предназначенной ему великой судьбы. Неожиданные испытания заставили его окончательно повзрослеть, стать сильнее, осознать и достойно принять уготованную с рождения роль.

Нет! Ерунда! Врайнику просто мерещится! Потому что четко рассмотреть истинное положение мешает сгущающийся перед глазами туман. Вот и кажется, будто принц стал другим. А тот все такой же… как прежде…

— Трус! Ленивый, пустоголовый мальчишка! Твой отец и предположить не мог, каким вырастет его сыночек!

Врайник попытался крикнуть что-то еще, но невысказанные слова навеки застыли на его побелевших губах.

Принц поднял глаза, отыскал среди рослых стражников маленькую, хрупкую девичью фигуру, но, задержав на ней взгляд лишь на мгновенье, отвернулся.

Защитники замка медленно стекались к его воротам. Высокие белые стены уже не встречали их прежней безупречно чистой красотой. Глубокие трещины, выбоины, щербины, пятна грязи и копоти невольно притягивали взгляд.

Принц Данагвар шагал в одиночестве, никто не решался к нему приблизиться. Даже предусмотрительная стража, хоть и не отрекалась от своих обязанностей, но сохраняла приличествующее в их понимании расстояние. Только группа сверстников принца отважилась нарушить установленное взрослыми правило.

Ребята тесно обступили Данагвара, но заговорить никто не решался. Не находили они нужных слов, не обладали они мудростью Огненного Монаго или других советников. И сам Данагвар молчал, шел вперед размеренно и безучастно, сложив на груди руки, и из всех лишь Влада заметила, что не простой это был жест, что руки сложены не случайно: левая аккуратно поддерживает распухшую правую кисть.

— Что у тебя с рукой?

— Ерунда! — даже не взглянув на Владу, коротко бросил принц.

Тут и Томка заметила.

— Это я виновата! — покаялась она. — Отпустила раньше времени.

Не прошло без последствий столкновение с каменным кулаком великана.

— Очень больно? — не унималась Томка.

— Нет!

Данагвар получил по наследству способности не только отца, но и матери. Потому и подошел он к Врайнику, потому и положил руку тому на плечо. Не мог он безучастно смотреть на страдания кого бы то ни было, даже врага. А уж свою боль приглушить — проще простого! Жаль только, распространялся его дар лишь на физические раны.

Но Томка все равно чувствовала себя виновной, поэтому принялась оправдываться.

— Просто я испугалась. Когда крик услышала. Я думала этот с мечом тебя…

Но осеклась под настороженным взглядом принца.

— Кто с мечом? — нахмурившись, поинтересовался Данагвар.

Теперь уже ребята удивленно уставились на друга.

— Ты что, не видел? — не поверил Филимон.

— Кого? — на лице принца возникло выражение недоумения и легкой раздраженности.

— Пока ты заклинание произносил, — принялся объяснять Филимон, — выскочил там один с тесаком. Не слабым таким. И прямиком к тебе.

Данагвар сжал губы, обвел ребят вопросительным взглядом, понял, что неугомонный приятель не шутит, и признался, чуть смущаясь.

— Я не видел. У меня глаза были закрыты. Ну, чтобы не сбиться. Не отвлечься на ерунду.

— Ничего себе, ерунда! — младший Монаго громко хмыкнул. — Мы думали тебе всё — кра…

Томка предупреждающе пихнула Филимона в бок. Тот недовольно глянул на девочку, но прерванное слово заканчивать не стал, зато заговорил о другом.

— Я так и не понял, кто этого недомерка с мечом остановил. Стража точно не успела.

— Он сам остановился, — внезапно подал голос непробиваемо молчавший до сих пор Рассимул и, вперив взгляд в землю, доложил:

— Я слышал, как солдаты рассказывали. Просто в последнее мгновенье меч превратился в змею.

Вестник не ошибался. Так все и случилось.

Преодолевая последние десятки сантиметров, отделявшие его от тела намеченной жертвы, клинок вдруг обмяк и принялся извиваться, зашипел, широко распахивая пасть, демонстрируя пару острых ядовитых зубов.

Обнаружив в руке опасного гада, убийца мгновенно изменился в лице, вскрикнул одновременно испуганно и изумленно и скорее отшвырнул мерзкое пресмыкающееся прочь от себя.

— Он там так и остался лежать. Этот меч, — заключил Рассимул. — Его не стали подбирать. Побоялись, что опять обернется.

И больше никто не проронил ни слова, хотя каждый из ребят прекрасно осознавал, что произошло на самом деле. А еще то, что меч, брошенный на склоне замкового холма, самый обычный из всех существующих.

Только чуть позже Томка тихонько и уважительно поинтересовалась у Влады:

— Как ты успела? Сразу и меч и великан!

Подруга недоуменно пожала плечами.

Идея возникла в один момент, но показалась неосуществимой. Тем более за плотной шеренгой бегущих стражников Влада не видела ни Синицу, ни направленное на него оружие. И после не верила, что получилось. Особенно, когда услышала крик, когда смотрела на склонившихся солдат.

— Ты бы тоже смогла. Если бы понадобилось, — произнесла Влада бесхитростно, но Томка не согласилась.

— Ну да! Я-то как раз напортачила. Дернулась, испугалась, отвлеклась. Хорошо, что великан вовремя растаял, а то бы…

Но и она не стала договаривать до конца. Посчитала, что не стоить озвучивать плохое, если оно все равно не случилось.

У самых ворот поджидал ребят Огненный Монаго, заметно уставший и даже будто бы постаревший, но по-прежнему непоколебимый, монументальный, нерушимый и надежный, как скала. Но и он не решился заговорить с принцем первым. Тот сам остановился перед ним.

У юного правителя есть целая страна, целый народ, необыкновенные способности и преданные слуги, и он никогда больше не забудет об этом.

— Собирай Совет, Главный советник Монаго! — произнес Данагвар твердо.

— Прямо сейчас, ваше высочество? — изумился Огненный.

— Прямо сейчас! — уверенно подтвердил принц.

— Но ваше высочество! — негромко возразил советник. — Не лучше ли отложить совет до утра? Все слишком устали, вряд ли работа окажется плодотворной. Да и вы…

Принц не стал дослушивать, заметя, что озабоченный взгляд Монаго остановился на его покалеченной руке.

— Хорошо! Завтра утром.

И сразу двинулся дальше, прибавил шаг, отдал по дороге несколько распоряжений, и никто не посмел ослушаться его.

Тяжелые ворота закрылись за спиной последнего вошедшего, сегодня они вряд ли останутся гостеприимно распахнутыми на весь день. Стража заняла свои места, а все прочие разбрелись по замку. Люди заслужили отдых.

Первыми из ребят откланялись Филиандр и Рассимул, затем Томка с Рушаной свернули в боковую галерею, ведущую к гостевым покоям. Девочки намеренно не стали дожидаться Владу, потому что случайно услышали, как правитель Мегаликора еще на парадной лестнице, не поднимая глаз, тихо шепнул их подруге: «Побудешь со мной? Хотя бы немного!» Что ответила та, подслушивать не имело смысла. Во-первых, ответ был абсолютно предсказуем, во-вторых, обошлась Влада без лишних слов — всего лишь кивнула в знак согласия.

Во все времена во всех странах даже взрослые короли искали поддержки и участия у своих матерей. А к кому обратиться юному принцу — круглому сироте? Найдется ли на свете человек, который способен его любить не по обязанности, не по должности, не по корысти? Просто так, ни за что. Просто потому что он есть, и плохой, и хороший одновременно. Ему не нужно ни слов, ни похвал, ни утешений, ни воодушевляющих речей. Просто — побудь рядом!

Если кто-то случайно оказывался на пути ребят, сразу торопливо отходил в сторону. Ни единого слова, ни одного лишнего взгляда. Принц стремился к уединению, и никто не вмешивался в его планы. Лишь у самых дверей дорогу им преградил невысокий, не отличавшийся худобой человек.

Это был придворный лекарь Фраст.

— Ваше высочество, мне сказали, что вы ранены! — с неподдельным волнением проговорил он.

Фраст не был великим волшебником. Сила его заключалась в глубоких познаниях и огромном опыте. Конечно, лекарь владел несколькими целительными заклинаниями, но предпочитал ими пользоваться только в экстренных случаях. Например, когда срочно требовалось остановить опасное кровотечение. Больше чем магии он доверял своим снадобьям, процедурам, приемам, своему не раз проверенному врачебному искусству.

— Позвольте, я осмотрю вашу руку! — из голоса лекаря исчезло волнение, взамен появилась профессиональная уверенность.

Принц послушно подставил распухшую кисть. Фраст быстрыми, умелыми движениями ощупал ее, проверил сустав. Его губы беспрестанно шевелились, но слова произносились слишком тихо и не долетали до слуха посторонних. Принц морщился от боли, но молчал.

— Ничего страшного! — прозвучал окончательный диагноз. — Сейчас смажем мазью и наложим повязку.

Все перечисленные средства уже были приготовлены, словно лекарь заранее знал, что ему понадобиться.

— Если бы я имел способности вашей матушки, то уже к утру вы были бы абсолютно здоровы!

Наверное, он никогда не умолкал, а, если возникала необходимость, просто отключал громкость и болтал про себя.

— Но, увы! — ловко накладывая повязку, продолжал говорить Фраст. — Я, конечно, не могу жаловаться на свои снадобья! Поверьте мне — они превосходны! Но в сочетании с тем даром, которым обладала наша королева, они действовали бы куда эффективней!

Принц никак не отреагировал на его заявление, только поблагодарил и сразу заспешил в свои покои, благо оставалось до них всего несколько шагов.

Когда закрытая дверь отделила ребят от прочего мира, Влада без сил рухнула в кресло.

— Устала? — спросил Синица.

— Очень! — созналась Влада.

Синица нахмурился, ему не понравился ее ответ, а Влада улыбнулась ласково, словно маленькому обиженному ребенку.

— Но с тобой я этого не замечаю.

Синица взялся за другое кресло в желании придвинуть его поближе к Владиному, но просчитался с выбором рабочей руки и тихонько вскрикнул.

— Все еще болит? — встревожено приподнялась Влада.

— Неважно! — ответил Синица. — Сейчас все уладим.

Он все-таки установил свое кресло напротив Влады, уселся в него, наклонился вперед.

— Дай мне руки!

— Зачем? — Влада удивилась, но безропотно подчинилась, протянув ладони.

— Я не способен вылечить сам себя.

Левой рукой Синица крепко, но аккуратно стиснул пальцы на ее правой руке.

— Я тоже не способна лечить, — с сожалением предупредила Влада, но Синица положил свою перевязанную кисть на ее левую ладонь.

— Сожми!

— Тебе же будет больно!

— Уж как-нибудь переживу.

Влада осторожно ухватилась за повязку, ожидая снова увидеть, как Синица морщится от причиняемой ею боли, но не заметила никаких гримас, зато почувствовала в собственных пальцах особенное тепло. Оно потоком шло из Владиной правой руки в левую, от него было немного не по себе, сердце взволнованно стучало, и казалось, что окружающий мир теряет свои очертания, расплывается в мареве, вливается во Владино тело. Она — это и есть мир, и теперь ей подвластно все, даже чужая боль. Стоит Владе только захотеть, и боль отступит, уйдет, исчезнет, сгорит в огне ее прикосновений, и Синица облегченно прикроет глаза.

Интересно, он испытывает то же самое, когда избавляет других от страданий?

— Ты передаешь мне свои способности? — Влада вопросительно посмотрела на Синицу. — Такое возможно?

— Для нас — возможно! — уверенно подтвердил Синица.

— Почему?

— Потому что между нами особые отношения. — Он нерешительно умолк, но лишь на мгновенье. — Потому что я люблю тебя, а ты…

Как разъяснение и как истинная правда в завершение начатой не ею фразы это произносилось очень легко:

— А я люблю тебя.

По случаю победы не устраивали ни пиров, ни празднеств, не царило в замке приподнятое оживление. Время текло ровно и спокойно. Уже прошло несколько дней с тех пор, как состоялось заседание Совета, на котором принц Данагвар, решительный и сумрачный, стойко выдерживая пристальные взгляды собравшихся по его требованию мудрецов и волшебников, попросил лишить его наследного права на престол, а заодно и всех титулов.

Реакция советников обескуражила принца. На него посмотрели так, словно он сморозил величайшую на свете глупость. Это совершенно не вязалось с твердой уверенностью Данагвара в том, что он заслуживает самого сурового наказания, а не королевской короны.

— Ваше высочество, вы опять устраняетесь от обязанностей, — с тихим осуждением вздохнул Главный советник Монаго.

Принц ошарашенно воззрился на него, обвел глазами присутствующих и задумался.

— Я, кажется, понял тебя, Огненный! — наконец проговорил он. — Когда отдаешь, легко. Тяжело, когда оставляешь себе.

Монаго удовлетворенно усмехнулся уголками рта и не расслышал последующих слов, произнесенных совсем тихо:

— Если я отрекусь, получится, что опять увильну от наказания.

— А кто теперь будет регентом? — задал вопрос один из членов совета.

— Регентом? — до сих пор хранивший молчание и избегавший прямых взглядов старый Корару простодушно улыбнулся. — А зачем нам регент? Я считаю, нет смысла дожидаться момента, когда принцу исполнится шестнадцать.

— Но так нельзя! — воскликнул изумленный Данагвар. — Это противоречит законам!

Корару опять улыбнулся, теперь уже с мудрой грустью.

— Ваше высочество! Не всегда возраст измеряется количеством прожитых лет. Порой несколько дней весят больше, чем долгие годы. Цифры не делают достойными. Вы согласны со мной? — он с вопросом заглянул в глаза принца. — И вы по-прежнему считаете, что Мегаликору нужен регент?

Больше не прозвучало возражений, никто не выказал недоумения, никто не выступил с протестом. Главный Советник Монаго поднялся.

— Ваше величество…

Данагвар вскинул голову.

Он не испугался, не растерялся, на его лице не отразилось ни радости, ни торжества, но, кажется, в одно мгновенье принц сделался выше ростом и шире в плечах.

Данагвар не знал, что сказать, но от него и не ждали слов, от него ждали поступков и действий, и принц больше не мог отречься от данных им клятв.

— Почему вы медлите, ваше высочество? — сурово спросил Главный советник Монаго. — Вы и так слишком долго бездействовали.

Принц не возмутился, не возразил, дозволяя Огненному прежний нравоучительный тон в обращении к истинному правителю страны. Он в долгу у всех и у вся, он не забывает об этом, но его не так-то легко пронять, взывая к совести. А Монаго и тут не растерялся, бесстрашно переходя от осуждения к скрытому сарказму.

— Или вы предпочитаете не прощаться?

Вот этого Данагвар не вытерпел, бросил на Главного советника рассерженный взгляд.

Принц не просил для себя никаких привилегий, совет сам постановил, что в регентстве больше нет необходимости. Через несколько дней Данагвар станет королем, подлинным Правителем Мегаликора, а к нему по-прежнему относятся как к неразумному мальчишке, подозревая в том, что он по-детски нарочно тянет время, ищет надуманные поводы, стараясь отсрочить тяжелый момент.

Да! Он нарочно тянет время! Он пытается выгадать очередные лишние сутки! Разве понять его суровому, аскетичному Монаго?

— Я готов! — принц решительно поднялся с места. — Только я пойду один!

— Нет! — прозвучало вежливо, но непоколебимо.

— Почему? — резкий, пронзительный взгляд полоснул по Главному советнику. — Вы мне не доверяете? — Данагвар усмехнулся. — Неужели вы думаете, что я сбегу?

Монаго ничуть не смутился, спокойно принялся за терпеливые объяснения.

— Ваше высочество, вы скоро станете королем, и вам придется строго соблюдать принятые у правителей Мегаликора правила и приличия, а они не разрешают королю появляться без сопровождения в чужой стране.

Принц понял бесполезность споров.

— Ладно! — обреченно согласился он. — Но неужели вы потащите через портал всю мою свиту?

— Будет достаточно нескольких человек, — успокоил принца Главный советник и перечислил: — Меня, Корару, начальника стражи и, если вы пожелаете, Филиандра.

Насчет «если вы пожелаете» Монаго немного слукавил. Для Филиандра была заранее определена задача: вызвать из школы Владу. Самому принцу не позволили удалиться от портала, опять сославшись на правила и порядки.

В последние дни общение Влады с Синицей свелось к минимуму: у нее — долги по учебе, у него — неисчерпаемая куча государственных дел. Но Влада не слишком расстраивалась: «Ничего! Они перетерпят! Не навечно же затянется эта полоса занятости и загруженности!»

Филимона присылали в интернат не впервые, и Влада не ждала ничего необычного от предстоящей встречи. Она предполагала, что Филимон привычно проведет ее в замок, и очень удивилась, обнаружив на постоянном месте портала странную делегацию. Она вопросительно посмотрела на Синицу.

— Что-то случилось?

Тот опустил глаза, стараясь подобрать слова.

Поначалу Данагвар действительно был слишком мал для государственных дел, и страной от его имени управлял регент. Регентом назначили Врайника как главу Магического Совета, и ни у кого не возникло сомнений в правильности этого выбора.

Оттого, что Врайник взвалил на себя все его обязанности, маленький принц был только рад. Он не торопился заполучить их назад. Он совершенно не хотел становиться правителем. Ни капельки! Он ненавидел эту должность.

Если бы не она, родители были бы живы!

Данагвар упрямо отлынивал от занятий, Данагвар отказывался участвовать в заседаниях Магического Совета, без стеснения ссылаясь на свою некомпетентность. И постепенно все смирились с тем, что принц в Мегаликоре — фигура чисто формальная, существование которой поддерживается исключительно за счет нерушимости древних традиций.

Врайник старательно потакал мальчику в его отстраненности и пренебрежении делами: «Вы еще маленькие, ваше высочество. Нет нужды взваливать на себя непосильные для вашего возраста заботы. Вы еще слишком молоды. Вы должны повзрослеть и понабраться опыта. Не торопитесь. У вас все впереди». Данагвара устраивало подобное положение, он с огромным облегчением отдал бы Врайнику страну в безвозмездное пользование, попроси тот об этом всего лишь несколько недель назад.

Расчетливый регент уговорил Совет открыть портал и разрешить принцу перемещаться из одного мира в другой. «Ребенок потерял родителей, ему необходимо обрести душевное равновесие, прежде чем приступить к обязанностям правителя». А принцу было так хорошо в чужой стране — никаких забот, никакого беспокойства! И Врайник ждал, когда он окончательно охладеет к Мегаликору и с легкостью променяет его на другой мир, обещающий новую, беспечную и легкую, жизнь.

Вот так, в нескольких предложениях, мог бы рассказать Синица свою печальную и поучительную историю, но пробывшая достаточно долго в королевском замке Влада, наверняка, уже знала ее. И Синица, хотя бесконечно тянуть время хотелось по-прежнему, сразу начал с главного.

— Я должен исправить все, что натворил Врайник по моей вине. И должен восполнить все, что упустил за последнее время. Огненный уже расписал мою жизнь по минутам на год вперед.

— Значит, мы будем видеться очень редко? — предположила Влада.

Синица хмыкнул, пытаясь скрыть замешательство, но сказать прямо так и не решился, начал издалека:

— Ты же знаешь, люди Врайника разбежались. Еще не всех удалось поймать. Не хотелось бы, чтобы они проникли в ваш мир. У вас достаточно и своих проблем.

Влада поняла, к чему он клонит, сглотнула подступивший к горлу комок и обреченно продолжила сама:

— Порталы закроют?

— Закроют, — утвердительно кивнул Синица, пробуя беспечно усмехнуться. — На какое-то время.

— Все! До единого! — не удержавшись, добавил он и, резко обернувшись, обратился к своей свите: — Может, вы хотя бы отвернетесь! На минутку!

Синица скривил губы, изображая вежливую и учтивую улыбку.

Главный советник, а за ним и все остальные отступили в сторону, скрылись за деревьями, но Синица больше не смотрел в их направлении. Он заметил в глазах Влады закипающие слезы.

— Ты только не плачь!

— Ну, вот зачем, зачем ты это сказал? — всхлипнула Влада. — Теперь я обязательно заплачу.

Непослушные ручейки побежали по ее щекам.

Синица притянул девочку к себе, прижался лицом к ее волосам, вдохнул знакомый аромат, затем отстранился. Не для того, чтобы уйти! Для того, чтобы удобней было целоваться.

А потом он взял Владину ладонь, приподнял, положил что-то и сам сжал пальцы, пряча свой маленький подарок.

— Это — на память! — объяснил Синица и не позволил разжать кулак. — Потом. Когда я уйду.

Он сделал шаг назад, потом еще один.

Вернувшийся советник Корару взмахом руки открыл портал за спиной принца и первым вошел в него. Следом Огненный Монаго протолкнул старающегося не смотреть на Владу племянника, а дальше…

Дальше Влада зажмурила глаза. Все равно мир застилали слезы. Хотя плакать теперь не имело смысла.

Замер последний шорох шагов. Только шелест листьев нарушал тишину, да далекие звуки привычной человеческой жизни. Легкий порыв холодного осеннего ветра тронул лицо Влады, и глаза сами распахнулись.

Потаенный уголок парка за оградой интерната. Кругом ни души.

Влада вдохнула терпкий печальный воздух. Ее правая сложенная в кулак рука была крепко прижата к груди. Она выставила руку вперед и распрямила пальцы.

Последний солнечный луч отразился от белого металла. Яркими живыми искрами вспыхнул маленький синий камень.

«И больше не осталось ничего. Одно кольцо».