И мне будет тепло

Глава 6

Серовато-блеклое приземистое здание склада Малейн заметил издалека. Толстые металлические двери были приоткрыты. С потолка сыпалась на головы невесомая труха. Оставив пятерых человек у ворот, отряд втянулся в здание. Изнутри склад оказался еще больше, чем снаружи. Тянулись бесконечные ряды столов, дремала прикрытая пластиковыми чехлами техника. Внутри было тепло, и Малейн ощутил где-то на грани восприятия легкое покалывание. Внизу, скрытый свинцовыми плитами и слоем бетона, грелся атомный реактор. Прошло много тысячелетий, но система вентиляции и очистки воздуха работала бесперебойно. Эдвард подошел к щиту, когда-то покрашенному зеленой краской, но теперь совершенно проржавевшему. Зацепил дверцу рукояткой секиры, потянул на себя. Железная створка со скрипом отъехала в сторону. Внутри ровными рядами замерли рубильники. Черные пластмассовые ручки блестели от застывшей смазки, серебряные провода лишь слегка почернели от времени.

— Зачем здесь серебро? — спросил подошедший Андрес. Протянул руку, собираясь ухватится за кабель. Малейн ударом откинул низкорослого киллмена. Тот поднялся, обижено шевельнул широким плечом.

— В академии нам рассказывали о таких вещах, — задумчиво протянул Эдвард. — Это электричество. Оно убивает при прикосновении, но не может проникнуть сквозь дерево или стекло. А лучше всего оно бежит по металлу.

— Осмотрите склад! — приказал Малейн.

Отряд рассыпался, скидывая чехлы с истлевшей техники, разламывая железные ящики. Некоторые вещи Эдвард узнавал — с такими же, только попроще, приходилось работать в лабораториях. Назначение других оставалось совершенно непонятным.

— Нашел! — донесся из полутемного зала радостный крик. — Хрусталь нашел!

Малейн подозвал Кивина и рысцой побежал в дальний конец склада. Несколько киллменов победоносно расселись около развороченного стенного шкафа. Осколки дюймовой стальной брони валялись по полу.

— Вот, смотрите! — Увидев Малейна, командир пятерки поднялся и горделиво показал на полки, заставленные полупрозрачными пластиковыми ящиками.

— Что это? — недоуменно спросил Эдвард.

— Да хрусталь это! Хрусталь! — молодой киллмен протянул священнику разломанный ящик, усыпанный тонкими осколками.

— Побилось, пока вскрывали… — виновато откликнулся киллмен.

Малейн взял осколок в руки, повертел перед глазами, пытаясь разглядеть в полусумраке легендарную черную полосу. Прозрачный хрусталь сливался с темнотой, растворялся в ней, теряя очертания, и все-таки священник сумел различить выпуклую, дымчатую полосу, перерезавшую осколок.

— Оно, — раздался позади подтверждающий голос Сагеная. — Шикарная вещь, я с такими материалами в столице работал.

Вскоре пластиковые ящики были перенесены и сложены аккуратной стопкой рядом с входом. Телег явно не хватало, и Малейн, почесав заросший затылок, приказал спрятать большую часть хрусталя. Будет необходимо — отряд вернется из Слаузы и заберет оставшееся.

Затем ящики на руках перетащили до каравана. Оставленные в дозоре киллмены переругивались, сидя у маленького, скрытого одеялами костра. Сверху медленно, но неуклонно сыпалась мелкая морось. Низкие, опухшие от дождя облака тяжело ползли по небу, цеплялись грузными беременными животами за крыши высотных домов и шпили церквей. Было еще довольно рано, но в воздухе уже клубились тонкие струи скорого сумрака.

Отряд, погрузившись на телеги, двинулся по расчищенному пути обратно, сначала в Слаузу, а потом и домой, в Мельт. Малейн покачиваясь на теплой спине лорса, осматривал развалины. Некоторые дома казались старыми приятелями, другие выглядели совершенно незнакомыми. И лишь проехав мимо и оглянувшись, Эдвард вспоминал, как в этом здании провозился битый час, пытаясь проникнуть в замурованное подземелье.

К утру караван оставил позади последний бетонный дом. Потянулась унылая мокрая степь. Измученные лорсы вяло перебирали длинными ногами. Внизу хлюпала размокшая за ночь грязь. Малейн спрыгнул со скакуна, сорвал пучок молодой травы, протянул зверю. Лорс вытянул вперед мягкие губы, осторожно взял с руки угощение.

— Привал! — скомандовал Эдвард. Всем необходимо отдохнуть и поесть. Кроме того, поменяйте лорсов — животные измучились тащить телеги по такой грязи. Первая пятерка несет караул — остальные четыре часа сна. Всем понятно?

Киллмены поспрыгивали с лорсов, распустили упряжь, высвобождая уставших животных. Несколько, особо жадных до сна, уже доставали из седельных сумок патуны — сплетенные из непромокаемых волокон подстилки.

Малейн затряс головой, сгоняя сонное оцепенение, осмотрел секиру. Оружие было в порядке. Потратил несколько минут, обновляя стершийся за два дня ментальный щит и, скинув на землю седельные сумки и расстелив постель, провалился в забытье.

Враг пришел во сне. Он громко смеялся, расхаживал перед Малейном, раскинув полы длинного черного плаща. Худое и узкое лицо перерезала изогнутая улыбка. На указательном пальце посверкивал золотой перстень. В оправе застыл кровавой каплей граненый рубин.

— Ну здравствуй, мой враг! — адепт Нечистого подошел вплотную, ухватил Эдварда за небритый подбородок, подтянул к себе. — Давненько мы не виделись.

Малейн судорожно попытался сдвинуться с места, но темная воля небрежно скрутила его, кинув на колени. Священник застонал, пополз, извиваясь, к слуге Нечистого. Протянул руку, собираясь схватить врага за сапог. Адепт неумело улыбнулся, шагнул вперед, наступая на ладонь. Кованый каблук разорвал кожу, захрустели, сминаясь, кости.

— Отойди… — прохрипел Малейн. — Меня нет для тебя, моя душа навсегда отдана господу.

— Душа! — Нечистый захохотал, вскинул к небу лицо, словно призывая бога в свидетели. — У тебя больше не будет души. Я ее забираю.

Адепт Нечистого наклонился, провел рукой, убирая священнику волосы со лба, и коротко замахнувшись, ударил. Эдвард откачнулся, струйка крови скользнула по глазам, полилась на грудь. Темный брат осторожно высвободил палец, отошел, оглядывая свое творение. Малейн растянулся на полу, бессмысленно глядя в стену. Чуть выше переносицы, там, где по мнению древних философов должен находиться третий глаз, застрял витой золотой перстень. От рубина во все стороны струилось бледное, словно жидкая кровь, сияние. Раскаленный камень медленно выжигал душу.

Священник застонал, потянулся ко лбу, но непослушная рука замерла, не добравшись даже до горла. Из расстегнувшейся рубашки в ладонь выпал маленький медный крест.

— Господи, ты дал мне душу, и только ты можешь ее забрать, — взмолился Малейн. — Но ты не дал мне силы, чтобы противиться Врагу твоему. Я искренен в сердце своем и разум мой прозрачен для тебя. Господи, призываю тебя в душу мою, и в сердце мое, и в разум мой. Все это твое. Отныне, всегда и вовеки веков. Забирай…

И снова, как и несколько недель назад, Малейн шагнул в сторону, пропуская ненасытного Нечистого. Огромная мыслительная энергия бурлила где-то рядом, скручивала забытый ментальный щит, выжигала навыки и привычки.

Священник поднялся, выдернул из головы перстень и, натянув его на средний палец, неторопливо зашагал к адепту Нечистого. Темный брат побледнел от страха и усилий, качнулся, собираясь упасть в обморок. Четким прямым ударом Эдвард загнал врагу перстень в лицо, осторожно высвободил палец.

— Упокой, господи, несчастную душу его, — прошептал священник.

Проснулся Эдвард оттого, что его тряс за плечо Сагенай. Малейн сел в постели, поежился от проникшего под одеяла утреннего холода.

— Что случилось? Уже прошло четыре часа? — сонно спросил священник.

— Нет, — лучник уселся на постели.

— Тогда что? — все еще не полностью проснувшись, переспросил Малейн.

— Там впереди, — Сагенай неожиданно перешел на шепот, — милях в двадцати отсюда, не меньше — засада. Я уловил обрывки мыслесвязи. Дальней, нечеткой, но несомненно не нашей. Я думаю, что это слуги Нечистого, которые приплыли на корабле. Вряд ли засада будет очень большая, но ведь и нас немного.

Резко проснувшийся Малейн хмуро задумался. Даже если он сейчас поднимет отряд и погонит вперед скорым ходом, противник все равно успеет подготовиться. И без особых проблем отправит на суд святого Петра два десятка измученных душ. Не самых плохих душ на свете, между прочим…

— Что с тобой? — опасливо спросил Сагенай. Молодой лучник протянул руку, огладил воздух перед собой. — У тебя пропала аура. Ты словно умер…

— Так, — невесело подумал Малейн, — сны начинают сбываться. Мое подсознание, не выдержав чужого давления, отключило центр, усиливающий мозговой сигнал. И я превратился в труп-невидимку. Интересно, а способность к мыслеречи осталась? Скорее всего да, ведь мыслеречь не может нанести организму прямой вред.

Но проверять свою догадку Малейн не стал. Адепт Нечистого мог с легкостью уловить даже слабый и далекий сигнал.

— Ничего страшного, — откликнулся священник. — Я здоров, не сошел с ума и не запутался в липких чарах Нечистого. Можешь сказать часовым, что мы остаемся здесь на целый день. Завтра нам нужно будет подготовить дальнейший план действий. С учетом изменившейся ситуации.

Сагенай поднялся, поправил постель и, насвистывая марш лучников, двинулся к часовым. Малейн откинулся на сумку, положил прохладную, жесткую ладонь на лоб, собираясь обдумать сложившуюся ситуацию, но уже через несколько минут перед глазами все поплыло, отяжелевшие веки прошкрябали по глазам, и Эдвард, тяжело выдохнув в длинные рыжие усы, заснул. На этот раз без сновидений.

Под вечер отряд зашевелился. Киллмены вылезали из под одеял, трясли занемевшими руками, грели перед костром одежду. Дождь прекратился, но низкие тучи полностью скрывали солнце. С недальнего севера дул холодный, порывистый ветер. Посреди лагеря, на очаге из округлых камней, варилась еда. Мягкие пшеничные зерна перекатывались в липком клейстере каши. Рядышком Кивин поджаривал, подвесив за жабры, полтора десятка морских окуньков.

— Хорошо живем, — донесся из-за спины чей-то грустный голос. — Еда, тихо, спокойно… Словно не степь вокруг незнакомая, а родной тайг, в полумиле от деревни.

— Хорошо живете? — переспросил Эдвард. — Тогда давайте-ка на разминку, для нагуливания аппетита.

— Для нагуливания — гулять надо, а не бегать по степи и разминки по утрам делать, — пробурчал себе под нос ленивый Андрес. Широкие плечи возмущенно зашевелились, но через некоторое время киллмен уже стоял в строю, зажав в руке непривычную пику.

— Делаешь шаг вперед, — объяснял многоопытный Кивин, — ударяешь сначала наконечником в грудь, а затем древком в подбородок или по лицу. Этот прием называется маятник. Хотя, конечно, к часам он имеет очень сомнительное отношение.

— Да на хрен эта глупость нужна? — презрительно произнес Андрес. — Я из лука ему стрелу с сорока ярдов в глаз всажу. Так, что она из затылка вылезет.

— Со стрельбой — это к Сагенаю, а у меня ты будешь пикой махать, — отрезал пожилой киллмен. — Давай!

Андрес широко замахнулся и на удивление медленно ударил. Кивин, не выдержав, сбил его с ног коротким ударом.

— Может все-таки будешь тренироваться?

Андрес поднялся из грязи, стряхнул с черных кожаных штанов рыжий ком глины, и поудобнее перехватив деревянную пику, кинулся на Кивина. Опытный киллмен легко уклонился, ткнул древком в ноги и раскрытой ладонью подтолкнул падающего лучника.

На шестой раз Андрес остался лежать на траве. Широкоплечий воин тяжело дышал, вены на лице вздулись, плечи дрожали от гнева, но вставать он не собирался.

— Ладно, подымайся… — Кивин подошел, протянул руку. — А пикой владеть можно и научиться. Я вот тоже из лука пострелять могу…

Где-то через час Малейн прекратил занятия. Раскрасневшиеся, довольные воины собрались вокруг костра. Двадцать здоровых, сильных, готовых к бою мужчин.

— Впереди засада, — негромко произнес Малейн. — И сейчас нам необходимо решить, что мы будем делать дальше.

— А с чего ты взял, что впереди кто-то есть? — раздалось с задних рядов. — Неужто ты веришь байкам Сагеная об обрывках мыслесвязи? Он что, аббат, что ли? Разговор за двадцать миль слышать?

— Он, может, и не аббат, — откликнулся Малейн, — да только сущность-то не меняется. Корабль не он один видел, а на судне, кроме рабов Нечистого, плавать больше некому.

— Так а что, если мы знаем где засада — обойдем ее, да в тыл ударим! — выкрикнул Нели.

— Ударить не получится. — Кивин вздохнул, уперся подбородком в древко. — Нас не за этим послали. Наша цель — хрусталь привезти, а не лемутов перерезать. В этом-то вся загвоздка. Караван только вдоль берега пройти сможет, там где песок мокрый, плотный. В нем колеса не сильно вязнут. А по голой степи телеги вовсе не проедут. Да и как вы в этой пустоши укрыться надеетесь? Здесь же кроме травы ничего не растет. Да и та по щиколотку. Не проползти, не то что лорсов с телегами спрятать.

— Спасибо, — Малейн положил Кивину руку на плечо. — Теперь всем понятно?

Люди подавлено молчали. Только тугодум Андрес, задумчиво выпятив заросший щетиной подбородок, что-то негромко бормотал.

— Нам придется ударить по лемутам в лоб. — Эдвард поднялся, оглядел сидевших перед ним людей. — Но не думайте, что теперь, когда мы предупреждены об опасности, ловушка нам не страшна. Мы, конечно, вышлем вперед разведчиков, но враги от этого слабее не станут. А ведь это, скорее всего, сильный отряд. Адепты Нечистого потеряли двоих посвященных, пытаясь остановить нас. И в третий раз надеяться на такую ошибку просто смешно. Скорее всего мы не сможем победить. А это значит, что наша основная задача — прорваться сквозь засаду и сохранить в целости драгоценный хрусталь.

Малейн откинул со лба волосы, провел по щеке. Под рукой неприятно кололась трехдневная щетина.

— Да, и напоследок, — добавил священник, — всем побриться и надеть знаки. И не забудьте помолиться. Вы, конечно, в пути, но возможно, это будет ваша последняя молитва.

В путь отряд собрался на утро следующего дня. Отдохнувшие и наевшиеся лорсы игриво толкались молодыми рогами, громко сопели и радостно фыркали, разбрызгивая зеленую от перемолотой травы слюну.

Малейн, искупавшись в холодном соленом океане, вышел на берег. Смахнул руками капли, выжал волосы. Порывистый восточный ветер разогнал тучи, и из-за горизонта уже показался красноватый край солнца.

— Удача! — крикнул Малейн. — Бог послал нам солнце!

Киллмены радостно заорали, кто-то, сорвав рубашку, подкинул ее вверх.

Через полчаса караван тронулся в путь. Двигались в тишине, не разговаривая ни вслух, ни по мыслесвязи. Даже лорсам приказы отдавали ногами и легкими подергиваниями за уши. Колеса, заранее смазанные дегтем, не скрипели, и только шуршал под ногами песок, да шумели волны, накатываясь на пологий берег, усыпанный ракушками и галькой. К полудню отряд прошел пятнадцать миль и остановился в небольшой бухте на привал. Костра разжигать не стали: пожевали вяленой рыбы, запили тухловатой водой — бурдюки пора было мыть, а воду поменять на чистую. Вернулись посланные вперед разведчики.

Никакой засады они не обнаружили, но зато заметили клубы горячего воздуха, подымавшегося к небу в одной из дальних бухт, милях в семи отсюда.

— Корабль, — лениво заметил Кивин, — это у него из трубы воздух раскаленный выходит. А где судно, там и экипаж.

Следующие два часа отряд шел в сосредоточенной, готовой к бою тишине. Прежде чем пройти следующие сто ярдов, Малейн высылал вперед лазутчиков, подолгу прислушивался, надеясь уловить отзвук чужой мысли. Встревоженные киллмены готовились к предстоящей схватке. Лучники достали запасные колчаны, копейщики ослабляли завязки на седлах, чтобы было сподручней выхватить оружие. Обострившимся чутьем Эдвард чувствовал, как крепнет над отрядом ментальный заслон, общий для всех, и в то же время у каждого свой.

— Мне теперь щит не нужен… — с некоторой ностальгией подумал Малейн. — Меня теперь мозговороченьем не возьмешь.

— Засада! — выдохнул запыхавшийся лазутчик и, отдышавшись, доложил:

— Рядом с поворотом, там где скалы в море уходят, расположился отряд лемутов. Численностью около полусотни. Вместе с ними по все вероятности черный брат, посвященный второго круга. Он далеко был, я знаки различия не разглядел.

— Ну, полсотни это не страшно, — облегченно произнес Малейн. — Мы крысюков и больше вырезали.

— Там не крысы, — обречено поправил лазутчик, — там глиты.

Эдвард закусил верхнюю губу, дернул себя за унылый рыжий ус.

— В общем-то это ничего не меняет… — глухо произнес он. — Сагенай, Нели, Кивин, Браян — вы пойдете в обход. Ваша задача — уничтожить Нечистого. Остальные — двигаться быстро, но уверенно, как будто ничего не подозреваете. Около изгиба, по моему свисту, мчитесь во весь опор. Но телег не бросать! Иначе, это бессмысленно. И Стайго, заживо съеденный муравьями, и восемь наших друзей, погибших во время разведки — все задаром. Если удастся прорваться — можно считать, что победа в наших руках. С богом!

Малейн подтолкнул своего скакуна коленками и размеренной рысью двинулся вдоль побережья. Отряд окружил телеги, по сосредоточенным лицам стало ясно, что киллмены молятся. Каждый о своем, своему, в сердце взлелеянному богу, своими, особенными, словами, и все же вместе, сливаясь в общий молитвенный хор.

— Умирать очень страшно, — подумал Сагенай, подбадривая лорса. — Особенно в первый раз.

Проскочить засаду не удалось. Подходя к скалам, Малейн оглушительно засвистел, и лорсы, отлично понимавшие человеческие знаки, помчались вперед. Глиты, залегшие в траве и трещинах между скалами, выскочили наружу, попытались окружить несущийся караван. Малейн, проклиная высоченного лорса, раскрутил секиру. Стальной полумесяц разрубил чью-то саблю, скользнул по чешуе. Свободной рукой Эдвард перехватил вражеское копье, дернул на себя. Лорс, даже в битве послушный хозяину, откачнулся назад. Массивный, покрытый серой шелушащейся чешуей, глит ухватился за древко, повис, задрыгал короткими ногами. Священник отпустил копье, ударил в узкую морду кулаком, с надетым на пальцы бронзовым кастетом. Глит скатился на землю, и уже через мгновение острое копыто лорса снесло ему голову.

А затем скакун замер. Малейн подтолкнул лорса коленкой, дернул что есть силы за ухо, но верное животное стояло, оцепенев, на месте.

— Всем спешиться! — заорал Эдвард. — Бросайте телеги! Все ко мне!

Договорить священник не успел. Высокий, неимоверно длиннорукий глит ткнул ему саблей в лицо. Малейн прикрылся лезвием, поднырнул под руку, ударил древком по щиколотке. Лемут покачнулся, зашипел по-змеиному, но устоял и даже сам в ответ рубанул изогнутым клинком. Эдвард принял удар на окованное древко и, не дожидаясь следующего замаха, залепил головой в расплющенный нос. Глит отлетел, споткнулся о маленькую кочку, упал на спину. Прыгнув вперед, Малейн со всей силы рубанул по коротенькой шее. Отрубленная голова прокатилась по траве, тонкий рот округлился, выставив наружу желтые изогнутые клыки. Тело лемута возилось, шкрябало по земле, выдирая молодую травку. Потом обрубок все-таки поднялся, покачиваясь, шагнул к остолбеневшему Малейну и растянулся, уткнувшись черными обрывками яремной вены в колкий лишайник.

Священник толчком ноги откинул труп, отмахнулся секирой от неловкого удара в пах, побежал, высоко выкидывая голенастые ноги. За ним, оставив замерших лорсов, потянулись остальные.

Трубный, жалобно-пронзительный крик прижал людей к земле. Плакал лорс. Огромный зверь дрожал всем телом, вены на шее вздулись, по морде текли кровавые слезы. В миндалевом глазе застряла длинная стрела. Лорс ревел, тряс рогатой головой. Оцепенение волной сползало с могучего животного.

Шевельнулись могучие мышцы на спине. Судорога добралась до ног. Лорс споткнулся, присел, но тут же поднялся и, захрипев, помчался вперед. За ним, подскакивая на кочках, ехала телега.

— За ней! — заорал Малейн. — Отступайте!

Около десятка киллменов откликнулись на зов. Отбиваясь от наступающих глитов, маленький отряд стремительно отступал в степь. Несколько человек полностью завязли в начавшейся битве. Толстяк Пьюза отмахивался шипастым цепом сразу от десятка набежавших лемутов, аскетичный, похожий на святого великомученика, Морис стремительно орудовал двумя подобранными саблями. Его собственный тонкий и очень легкий меч валялся, сломанный, в траве под ногам.

Глиты хищной толпой окружили оставшихся. Свистели сабли в длинных гибких руках, замерли замороженные взглядом лорсы. Киллмены, стараясь не заглядывать слугам Нечистого в глаза, заняли круговую оборону.

— Мы должны их задержать! — заорал высоким женским голосом Пьюза. — Чтобы остальные успели уйти.

Толстяк схватил подвернувшегося лемута, вцепился сардельками пальцев в жилистое чешуйчатое горло. Покатился по земле, сбивая нападающих с ног. Несколько глитов, побросав оружие, кинулись в свалку. На секунду шевелящаяся куча вспучилась, появился на свет израненный Пьюза. Повсюду, на спине, на ногах и пухлых руках были вырваны целые куски мяса. С толстых пальцев капала кровь. Толстяк ухватил ближайшего лемута за ноздри, рванул на себя. Лопнула чешуя, осколки кости смешались с жирной грязью мозгов. А в следующее мгновение змеистое лемутское варево затянуло киллмена в свое чрево. Из-под тел донесся приглушенный рев, сменившийся стоном. Ком распался, оставив на земле растерзанное человеческое тело и несколько убитых глитов.

Морис лемутов к себе не подпускал. Гибкий металл лезвий сплелся в сплошной кокон. Несколько глитов, мешая друг другу, окружили размытую фигуру. Бесполезно тыкали саблями, в тщетной надежде дотянуться до тощего жилистого тела. Несколько глитов стояли в стороне. Очень сильный телепат мог бы различить зеленоватые жгуты, протянувшиеся к киллмену, и золотистое пламя, окружавшее фигурку человека. Сплетясь в сложную сеть, нити накрыли Мориса. Зеленые жгуты загорелись, засочились белесым соком, рассыпались пеплом опустошения. Ментальный щит на секунду померк, но тут же вспыхнул еще ярче.

А тем временем уже несколько глитов отступили, держась за рассеченные конечности. Один лемут негромко шипел, баюкая у груди обрубок руки. А аскетичный воин, казалось, не то что не уставал, но наоборот, кружил блестящий водоворот все быстрее.

И тогда на недалекой скале возникла еще одна фигура. Стройная, ломкая, облепленная черной тканью балахона. С'Тонак привычно вытянул руки, вполсилы ударил по вертящейся фигуре. Казалось, черное влажное облако заструилось с пальцев Нечистого. Туман встретился с золотым пламенем. Огонь окрасился в красный, затрещал, разбрасывая во все стороны колючие искры. Ментальный кокон запульсировал, выкидывая в воздух новые порции психической энергии.

Движения киллмена замедлились. Морису приходилось все больше силы уделять на то, чтобы не подчиниться адепту темного братства. С'Тонак рассмеялся, высоко задрав худой обтянутый серой кожей подбородок. Рубин на пальце, улавливая рассеянную в воздухе душевную мощь, потеплел. Нечистый неторопливо спустился по неприметной тропинке, приблизился к дерущимся.

Киллменов почти не осталось. Только Морис кружился, раскидывая брызги солнечных зайчиков, да в сторонке, спина к спине, дрались двое копейщиков. Усталые, они с трудом держали в руках пики, но глиты и не нападали. Зачем? Достаточно немного подождать, воины устанут, потеряют бдительность и глянут в глаза лемутам. И тогда уже никакой ментальный щит не защитит жертву.

С'Тонак ударил всей своей психической мощью, накопленной за многие годы тренировок. Худощавое тело изогнулось, выбрасывая в воздух колоссальную энергию, рубин в перстне вспыхнул пронзительным алым цветом. Глыба серого струящегося льда обрушилась на ментальный щит. Какое-то мгновение тот полыхал, сдерживая вражескую волю, а затем погас, словно задутая порывом ветра свеча. Киллмен замер, сабля выпала из ослабевшей руки, со звоном скатилась по гранитному склону в море. Морис покачнулся и мешком осел на камень. Упругое, такое же жилистое, как и сам хозяин, сердце остановилось. С'Тонак наклонился над трупом, приложил ладони к вискам, выпивая последнюю судорогу умирающего мозга. Черной каплей застыл в золотой оправе рубин.

Темный брат неловко поднялся, двумя короткими мыслительными ударами добил оставшихся копейщиков. Развернулся к своему отряду.

— Я приказываю догнать и уничтожить остальных. Именем господина!

И в этот миг С'Тонак почувствовал стрелу, нацеленную ему в горло. Так, не видя человека, мы замечаем пристальный взгляд. Адепт крутанулся на каблуках, всматриваясь в окружающую степь. И в этот момент на него обрушился неожиданный по сложности и силе удар. Противник почти одновременно блокировал центр речи, мышцы спины и ног, и только до мозга и сердца неизвестный враг дотянуться не сумел — слишком хорошо Нечистый защищал эти столь необходимые для жизни органы. С'Тонак, еще не успевший отдохнуть от прошлой битвы, ударил в ответ. Ему было много тяжелее, ведь он не видел противника. Не мог уцепиться за взгляд, по неловкой позе понять, какая часть тела хуже всего защищена.

И все-таки сила и знания посвященного второго круга с лихвой перекрывали мастерство невидимого киллмена. С'Тонак ощутил, как ослабевает напор, как все больше энергии уходит у противника на защиту. Адепт почувствовал, как приливает кровь к ожившим пальцам. Исказив в улыбке сведенные судорогой губы, Нечистый выплеснул новый поток ментальной силы, острым конусом направив ее в живот противнику.

Сагенай согнулся, мышцы на животе вздулись непомерными буграми. Из разорванной кожи на расстегнутую куртку закапала светлая кровь. Киллмен застучал ногами по земле, выплюнул в траву осколки раскрошившихся зубов и, собрав оставшиеся силы, ударил. По-вражески, нечестно.

Мучительная рвота вывернула С'Тонака наизнанку. Перед глазами помутнело. Он хотел упасть, но одеревеневшие после удара мышцы не слушались. Волна тошноты поднялась от желудка, похмельной волной затекла в голову. Мир закружился, теряя привычные очертания, но все же в последний миг С'Тонак разглядел высокого стройного лучника и наконечник стрелы, хищно поблескивающий в скарлатном свете заходящего солнца. На мгновение Нечистому почудилось, что все это с ним уже не раз было, а затем тело пронзила тупая свербящая боль.

— Убейте их! — прохрипел Нечистый.

Поднял руку, ухватившись за древко. Ломкое дерево хрустнуло под пальцами, рассыпалось крошевом щепок. От камня на пальце потек рубиновый свет. Он лучился, переливался, постепенно высветляясь, и наконец совершенно белым туннелем застыл перед глазами. Адепт Нечистого шагнул вперед, покачнулся и упал лицом в кровавый песок побережья. Обломок стрелы, неприятно чавкнув, пробил шею и вышел с другой стороны…

Лорс пробежал чуть больше двух миль. Затем зверь захрипел, на мягких губах проступила пена. Из выбитого глаза снова заструилась кровь. Животное покачнулось, застонало негромко, и осело на землю. Подбежавший Малейн наклонился над зверем, прислонил ухо к теплой широкой груди. Прислушался.

— Все, — проронил стоявший рядом Андрес. — Отъездилось наше стеклышко.

— Замолчи! — процедил Эдвард. — Дальше мы повезем хрусталь на себе. Тебе понятно?

— Да ты что? — выдохнул позади высокий нескладный киллмен. — Нас же тогда лемуты догонят и перережут. Нас всего восемь человек осталось.

— А ты о том подумал, что толстяк Пьюза там умирать остался только для того, чтобы мы стекло в Мельт привезли? Понятно?

— Да на кой черт, — киллмен резкими движениями перекрестился, прося у бога прощения, — нам эти стекляшки. Без них прекрасно жилось, проживем дальше.

Эдвард подошел к говорящему, схватил его за отворот замшевой куртки.

— А для того, лемутское семя, чтобы у нас в поселках дети здоровые рождались, чтобы мужики взрослые по ночам не мучились, за простуженные спины хватаясь, чтобы женщины рожали без боли… — Малейн отбросил киллмена в сторону, подошел к лорсу, ударом секиры разрубил упряжь. Схватил зверя за ноги, покраснев от натуги, оттащил в сторону. Смахнув с грязного лба пот, налег на дощатый край телеги. Повозка, заскрипев колесами, качнулась, выбралась из ямки и медленно покатилась по мокрому песку.

В следующее мгновение Малейн почувствовал, что толкать стало легче и, повернув голову, увидел рядом широкое плечо Андреса, а еще через мгновение еще трое киллменов налегли на деревянный край. Для оставшихся троих не хватило места, но и без них телега довольно споро побежала по плотному песку.

Кивин и Браян на руках тащили раненого Сагеная. Впереди замаячили пушистые метелки камыша. Киллмены прибавили ходу, надеясь успеть скрыться в зарослях тростника. Сзади всего в каких-то пятистах ярдах маячили приземистые фигуры глитов. Лемуты медленно приближались.

— Уберите жгуты… — пробормотал Сагенай. — Они лезут мне в голову. Уберите…

Нели жалобно заглянул Сагенаю в глаза, лицо исказилось от боли и беспомощности.

— Что мне делать? — просительно-жалобно произнес Нели.

— Возьми сокола, — Сагенай с трудом расстегнул ворот рубахи, оборвал ремешок, протянул маленькую золотую фигурку. — Он тебе пригодится. Да ведь, если честно, ты его выиграл — твоих стрел попало в цель больше, чем моих, — священник слабо улыбнулся.

После фестиваля лучники носили фигурку по очереди — день один, день другой. И Нели казалось, что маленький сокол приносит ему удачу. В те дни, когда фигурка доставалась ему, солнце светило немного ласковей, а каша получалась необычайно рассыпчатая и ароматная. Все даже самое маленькое дело выходило лучше, быстрее и доставляло больше удовольствия.

Молодой лучник осторожно взял сокола, завязал ремешки у себя на шее. Радостно повернулся к Кивину. Старый воин смотрел сурово и печально. В поседевших глазах замерла уверенная жестокость.

— Тебе придется задержать их, — негромко произнес он. — Тогда мы сможем добраться до остальных. А иначе — мы все погибнем. Ты, я, Браян, и совершенно беспомощный Сагенай.

Нели кивнул, забрал у Браяна запасную связку стрел, развернулся и пошел навстречу лемутам. Спрятался, укрывшись за небольшим валуном. Отряд глитов раскинулся по степи редкой цепью. Их оставалось еще больше четырех десятков. Блестели сабли в длинных руках, оранжевые глаза горели неприятным жирным светом. Нели показалось, что чьи-то невидимые руки оглаживают его мозг, бесстыдно лезут в душу. В отвращении лучник откинул их от себя, прошептал слова молитвы, заодно усиливая свой ментальный щит.

Нели натянул лук, выглянул из-за камня. Тонкая стрела пробила переднему глиту голову, бронзовый наконечник выглянул с другой стороны. Раненый лемут сделал несколько шагов и упал в траву. Вражеская цепь остановилась. Нели почувствовал, как сгущаются вокруг ментальные щупальца. Вечерний воздух окрасился зеленым, молодая трава зашумела под ветром, будто сотни врагов подходили со всех сторон.

Нели вздрогнул, выглянул из-за камня. Глиты, зарывшись в невысокую траву, ползли к нему. Тщательно прицелившись, Нели снова выстрелил. Но то ли лемут ощутил направленную в него стрелу, а может и по дурной случайности, глит успел откатиться в сторону. Бронзовый наконечник чиркнул по граниту.

Нели вскочил, перебежал к другому камню, выхватил из колчана стрелу. В голове шершавым шаром ворочалась одна-единственная мысль: «я должен убить троих».

— Я должен убить троих, — вслух повторил Нели.

— Двое уже мертвы, — негромко размышлял он, разглядывая степь и укрывшихся в траве лемутов. — Нечистый и глит. Значит, остался один. Хотя нет, не один. Еще троих я должен уничтожить за Сагеная. Ведь он скорее всего не сможет стрелять.

Нели высунулся из-за камня, выпустил несколько стрел по выглядывающим из травы врагам. Снова укрылся.

— Чего я боюсь? — подумал он. — Ведь у них нет луков, они не смогут стрелять в ответ.

Лучник спокойно вышел из-за камня, медленно прицелился, отпустил тетиву. В ответ раздалось тихое шипение. Раненый глит завозился по земле, из пробитой ноги торчала стрела. Нели достал из кожаного вышитого колчана следующую стрелу, приложил к губам, благословляя в полет. Натянул до уха жильную тетиву. Выстрелил почти в небо. Стрела взвилась вверх, черной точкой застыла на фиолетовом звездном бархате. Негромко насвистывая мелодию смерти, ринулась вниз.

Проткнутый насквозь глит вскочил на ноги, побежал вперед, ухватившись чешуйчатыми пальцами за смятое оперение. А за ним змеиной волной побежали все остальные. Нели, с неожиданной болью в груди, вспомнил соревнование. Лемуты исчезли, смешались, превратившись в маленькую дощечку мишени. И как тогда, на соревновании, руки слились в сплошной непрекращающийся круговорот. Стрелы нагоняли друг друга в воздухе, разлетались щепками. Вздрагивала под ударами дощечка, стонала, шипела не по-человечески.

На шестом выстреле порвалась тетива. Обрывок жилы больно стеганул по лицу, рассек кожу. А со всех сторон уже подступили глиты. На узких чешуйчатых лицах замерла хладнокровная ненависть. Нели упал, схватившись за разрубленное плечо. А следом, расширив жадные до крови пасти, кинулись лемуты. Сверкнул в последнем луче заходящего солнца маленький золотой сокол.

Раненого Сагеная положили поверх ящиков. Поредевший отряд отходил на юг. Остались позади много миль океанского побережья. Лемуты, подстегиваемые последней волей С'Тонака, не отставали. А точнее, медленно приближались.

Первым погиб широкоплечий, приземистый Андрес. Тугодумный киллмен сам вызвался задержать глитов. Воин вынул из карманов несколько медных монет, снял с груди серебряный знак, и достав из сумки запасной колчан стрел, затаился в скалах, около неприметного изгиба.

— Господи, помилуй меня — прошептал киллмен.

Лучник даже не успел ни разу выстрелить. Зеленоватые жгуты добрались до его глаз, обмотали мозг, вцепились, выпивая эмоции и энергию. Андрес дернулся, остатками сознания пытаясь вырваться из чужого плена. Но в этот момент остро отточенная сабля развалила лучника надвое.

И все же глиты потратили почти пятнадцать минут, осматривая труп и выглядывая следующую засаду — несколько миль жизни остальным. Малейн ненавидел себя за такую арифметику: жизнь — полчаса, жизнь — десять минут, пустяшная, мгновенная, жизнь… Словно цель всего мира превратилась в одну-единственную — успеть уйти от врага.

Расхлябанные колеса на телеге егозили во все стороны, выписывая странные восьмерки. Впереди показалась река. Полноводная после недавних дождей, она, словно пожилая матрона, несла свои воды к серым волнам океана.

— Как же нам перебраться? — спросил высокий, худой киллмен. — Не вплавь же каждый ящик тащить.

— Разгружайте телегу, — приказал Малейн. — Снимайте колеса.

Получившийся плот столкнули в воду. На деревянную площадку поставили несколько ящиков. Раздевшись до пояса, Малейн нырнул в холодную реку. Поплыл, толкая плот к другому берегу. Рядом, помогая, плыл Кивин. Серое, все покрытое струящейся татуировкой тело сливалось с водой. Рядом, сопя, словно сытый грокон, барахтался Браян. Остальные ломким рядом выстроились на берегу.

Малейн успел сплавать три раза, перевезя больше половины чернополосного хрусталя, колеса и раненого Сагеная. А потом рядом с берегом появились глиты. Лемуты яростной толпой окружили оставшихся на берегу людей. Малейн схватился за секиру, бросился на другую сторону, но Браян и Кивин повисли у командира на плечах, сбили его с ног.

— Прекрати! — заорал пожилой киллмен. — Мы должны спасти стекло. Ты слышишь?

В конце последнего слова Кивин запнулся, и словно чье-то яростное шипение повисло над людьми. Малейн, тряхнув головой и, смахивая на землю непрошеные слезы, поднял тяжелое колесо. Нацепил его на ось. Двое остальных киллменов принялись нагружать телегу ящиками.

— У нас нет лука, — бормотал Кивин. — Ну почему мы не взяли побольше луков? Я дострелю до того берега. Я не дам им перебраться сюда. Вы успеете уйти.

Малейн, стараясь не оглядываться на побоище на том берегу, грузил ящики. Могучие мышцы на руках тряслись от гневного бессилия. Время от времени Эдвард хватался за секиру на поясе, а затем с трудом отводил непослушную ладонь.

— Эд, — Кивин кинулся к священнику, схватил его за руку. — У тебя ведь есть метатель. Стреляй! Мы отпугнем лемутов, и наши успеют уйти!

— Я не могу, — тихо произнес Эдвард.

— Ну стреляй же! Быстрее! Они ведь убьют их. Всех.

— Перестань, — глухо попросил Малейн. — Я больше не могу ничего слышать.

Священник закинул последний ящик, схватил край телеги, выдернул из песка. С трудом переступая, потащил телегу вперед. Кивин и так ничего и не сказавший Браян налегли сзади. Телега заскрипев, двинулась в путь. Сквозь прикрывшую глаза пелену пожилой воин смотрел на удаляющийся берег. Высокий, худой киллмен, последний из оставшихся в живых, стоял по пояс в воде и коротким копьем отмахивался от наседавших глитов. Затем он замер и, покачнувшись, рухнул в воду. Подошедший лемут, широко размахнувшись, отрубил ему голову.

Малейн, неловко выпрямившись, стоял перед Куласом Демеро, главным аббатом республики Метс. Справа, прижимая к перевязанному животу длинную худую ладонь, сидел Сагенай. Лучник еще больше похудел, и мягкое кожаное кресло было ему слишком велико. Узкое, смуглое лицо осунулось, овальные черные глаза ввалились, сделав Сагеная похожим на хищную птицу. Позади кресла, облокотившись о спинку, стоял Кивин.

— Вы совершили настоящий подвиг! — произнес Демеро, прохаживаясь по навощенному паркету кельи. — До вас ни один отряд не смог справиться с таким большим войском глитов. Да еще и под предводительством посвященного второго круга!

— Это не мы… — сухо произнес Эдвард. — Глитов уничтожил подоспевший к месту битвы третий легион. И то, с большими потерями.

— Не стоит вдаваться в подробности, — примиряюще предложил аббат. — Без вашего отряда нам никогда не удалось бы добыть столь ценные сведения о лемутах, о мощи Нечистого, о затерянных городах. Сейчас в главной картотеке сформирован специальный отдел, который занимается переработкой вашей информации. Уточняются карты, уже несколько найденных вами поселков присоединились к Метсу. Например, тебе, Малейн, будет не безынтересно встретиться с Таураном. Иннеец часто вспоминал о тебе.

Эдвард заставил себя кивнуть.

— И, наконец, главное. Вы доставили не только бесценный хрусталь, но и привезли старинный работающий метатель. Разобравшись в его устройстве, наш технический отдел сможет наладить выпуск такого же оружия. И тогда войну со слугами Нечистого можно считать законченной.

— Совет аббатств, — торжественно произнес Кулас Демеро, — выносит перу Эдварду Малейну, заклинателю второго уровня, особую благодарность за то, что он не потратил последний выстрел и сохранил доставшееся ему оружие. По особой просьбе технического отдела, Эдвард награждается орденом совести первой степени.

— Я не приму награды, — сказал Малейн. Слова шершавыми комками вываливались из горла, разрывали в кровь влажную кожу гортани. — И пистолета я тоже не отдам. Я лучше отдам вам это…

Эдвард подошел к главному аббату, взял его за сухую, словно покрытую чешуей кожу. Надел священнику на палец золотой перстень. Граненый рубин затеплился в ажурной оправе.

— Вам очень идет, — презрительно произнес Кивин. — Даже больше, чем прежнему владельцу.

Малейн сидел на влажной от вечерней росы траве. Внизу, под обрывом, негромко шумела торопливая речушка. Пахло летом, туманом, жизнью. Где-то рядом шелестела в траве маленькая полевка. От тайга донесся далекий рев парза. Слабый, не успевший остыть от жаркого солнца ветерок шевелил стебельки мятлика. Светились в полутьме синие лепестки цикория и васильков…

Эдвард ждал, пока совсем стемнеет, и на небе снова появятся звезды.

— Видишь? — раздался в памяти неслышимый шепот, — вот та, совсем маленькая звезда рядом с серебряным ковшом. Ее зовут Луита. Когда ты будешь далеко — смотри на нее, согревая взглядом — и мне будет тепло.

— И мне будет тепло… — одними губами повторил Малейн.