Хроники последнего лета

Запись 7

Бывший физик-ядерщик, кандидат физико-математических наук, а ныне переводчик с английского и французского Артемий Рудаков в компании старого друга Ваньки Кухмийстерова и директора издательского дома «Новь-КреатиФФ» Иосифа Давидовича Дискина употреблял на кухне собственной квартиры холодную водку с маринованными помидорчиками.

Ванька имел внушительные размеры, грозный вид и громоподобный голос. В трезвом состоянии он был человеком спокойным и даже обходительным, но после определенной дозы спиртного резко менялся. Увы, добродушный здоровяк быстро превращался в неуправляемого хулигана. По неизвестной причине Ванька с пеной у рта начинал доказывать, что служил в очень специальном спецназе и поубивал такое немыслимое количество врагов, что до сих пор не может отмыть кровь с рук. В доказательство всем желающим демонстрировались ладони размером с совковую лопату и предлагалось внимательно приглядеться.

Некоторые впечатлительные особы действительно принимали Ванькины излияния за чистую монету, но Рудаков-то прекрасно знал, что его приятель после отчисления из института за пьянство проходил срочную службу во вполне ординарных железнодорожных войсках. Скорее всего, имел место классический случай замещения реальности – человек настолько хотел чувствовать себя героической личностью, что начинал верить в истинность собственных фантазий. Ведь младший сержант железнодорожных войск Кухмийстеров совершенно искренне отмечал День Десантника в Парке Горького и считался одним из самых заметных персонажей в сообществе ветеранов спецназа.

Непосредственный начальник Рудакова господин Дискин не был осведомлен о сложных отношениях Ивана с алкоголем и с беспокойством слушал его откровения. Директор издательства любил иногда так запросто, без звонка, заскочить к кому-нибудь из подчиненных и пропустить рюмочку-другую, но на несчастье, в этот раз к скромному переводчику уже заскочил старый товарищ.

Почувствовав живую реакцию собеседника, Ванька наращивал градус повествования, добавляя крайне живописные подробности. Слушая историю о кровавом рейде по джунглям Конго, Иосиф Давидович невольно содрогался, ясно представляя, как этот страшный человек голыми руками изощренно расправляется с взводом американских морских котиков. Зловеще усмехаясь, Ванька поведал, что именно поэтому его не пускают в Америку. По крайней мере, одно из этих утверждений было чистой правдой: в прошлом году он явился за визой в американское посольство навеселе, и, естественно, получил обидный отказ.

Позабавившись довольно натуральным испугом начальника, Рудаков все-таки пришел ему на помощь. В конце концов, Ванька, похоже, слишком вошел в роль, и с высокой вероятностью сейчас должен начаться острый приступ антисемитизма, и характерный профиль Дискина вполне мог пострадать.

– Так, ребята! – Рудаков хлопнул в ладоши и разлил водку. – По последней – и гулять!

Ванька остановился на полуслове, с сожалением вздохнул, махнул стопку, сморщился, словно проглотил живую лягушку, залез вилкой в банку, подцеаил помидор, и тяжело поднялся, опираясь о стол.

– П-п-пошли.

– Да, да, конечно, – заторопился Дискин, – мне уже пора. Время, знаете ли…

В этот момент на кухню заглянула Наташа. Увидев жену, Рудаков весело поднял стопку, Дискин замер с открытым ртом, а Кухмийстеров поперхнулся помидорчиком и отчаянно закашлялся.

Сказать про Наташу, что она красивая – это все равно как описать «Джоконду» словами «ничего картинка». Наташа – сногсшибательна и обворожительна. Почему-то ее считают блондинкой, хотя, если положить руку на сердце, то даже темно-русой назвать нельзя. Возможно, это все из-за белой кожи и легкого румянца, столь характерных для натуральных блондинов. Она относилась к той категории женщин, на которых не оборачиваются на улице, но стоит пообщаться пару минут – и все, собеседник начинает терять голову.

– Твое здоровье, дорогая! – бодро воскликнул Рудаков.

– Здоровье? – улыбнулась Наташа. – Мое-то в порядке, а что с тобой завтра будет!

Действительно, сидели уже долго, и грозное дыхание похмелья ощущалось совсем явственно. Рудаков едва пригубил водку и поставил рюмку.

– Все, ребята, двинули!

Троица прошествовала в прихожую под насмешливым взглядом Наташи.

– Мое почтение, Наталья Владимировна, – слюбезничал Дискин, за что получил благосклонный кивок.

– Натаха, – Ванька полез обниматься, но был отвергнут.

Некогда, увидев Наташу первый раз, Кухмийстеров попытался за ней приударить, однако встретил решительный и бесповоротный отказ. С тех пор, общаясь с Рудаковым, делал вид, что отказался от девушки ради друга. Со стороны это было очень заметно, и Наташа за глаза над ним хихикала.

Остывающий асфальт исправно отдавал тепло в атмосферу, и июльский воздух колыхался дрожащим маревом. Кухмийстеров вальяжно остановил такси, ввалился на заднее сиденье, и, будучи уже не в состоянии говорить, помахал на прощанье рукой.

Иосиф Давидович вежливо поклонился в ответ, а когда машина уехала, печально сказал:

– Очень жаль, Артемий, что вы тратите драгоценное время на подобных субъектов.

– Положим, сейчас я тратил время не только на него, – усмехнулся Рудаков.

– Как ни прискорбно, я имел в виду и себя, – вздохнул Дискин.

Тут Рудаков не нашел, что ответить, а директор продолжал:

– Знаете, Артемий, а я ведь зашел к вам, чтобы серьезно поговорить…

– Последний раз мы серьезно говорили сегодня в шестнадцать тридцать на планерке. Впрочем, мы можем продолжить беседу. В холодильнике кое-что осталось.

– Я вовсе не об этом… Хотел сказать вам… Предложить, если можно так выразиться… Словом, бросайте к чертовой матери переводы. Заканчивайте размениваться на ерунду!

– Вам не нравится… – начал было Рудаков, но Дискин протестующе замахал руками.

– Нет, что вы, ваши работы прекрасны, но… стоит ли посылать атомную подлодку ловить пескарей?

– Простите?

– Артемий, пишите свое! Заканчивайте с этим интернетом, поработайте серьезно. Просматривал ваши рассказики – они великолепны! А вы – ленивы. Это нехорошо. Напишите что-нибудь стоящее. Обещаю – издам! А вы знаете, что я свои обещания выполняю…

Рудаков с сомнением посмотрел на директора, пытаясь вспомнить примеры показательной честности. Похоже, что проблема замещения реальности оказывается заразной.

– Обещаю – напишу!

С этими словами Рудаков затолкал Дискина в остановившееся такси и направился домой. И чего вдруг у начальства возник такой душевный порыв? А что, забавно было бы посидеть месячишко-другой и наваять нетленку. К тому же Наташка пилит – хочется ей, понимаешь, стать женой великого писателя. Чтобы пальцами показывали – вон, идет Наталья Воробьева, супруга того самого Рудакова. Того самого?! Да что вы говорите! А посмотрите, какой у нее чудесный наряд и грациозная походка!

Рудаков, представив картинку, рассмеялся, помотал головой и в прекрасном настроении направился к дому. Панельная девятиэтажка дружелюбно улыбалась освещенными окнами.

В десяти шагах от подъезда его остановил негромкий отклик.

– Артемий? Рудаков?

Рудаков, улыбаясь, обернулся, ожидая увидеть знакомое лицо…

Запись 8

Несмотря на исключительную важность сообщаемых сведений, Виктор Сергеевич слушал доклад Колушевского рассеянно, и, казалось бы, без особого интереса. Назревали большие события, и подготовка к ним занимала умы высокого руководства. Кто-то, пытаясь максимально укрепить позиции, проводил интенсивные переговоры, а кто-то, наоборот, занялся срочным выводом активов.

Колушевский, наконец, замолчал и принял заинтересованно-внимательный вид – с ручкой наготове, преданными глазами, приподнятыми бровями и слегка вытянутой шеей.

– У вас все? – спросил Загорский.

– Так точно.

– Да? А как же насчет этого?

Виктор Сергеевич наклонился к экрану ноутбука.

– Вот, полюбуйтесь, пожалуйста, – он прищурился, вчитываясь в мелкий текст, – прошло по «Интерфаксу»… «Новое зверское нападение в Москве»… та-ак, дальше… русская служба Си-Эн-Эн… «Популярный блоггер и журналист Рудаков находится в коме после нападения неизвестных. По неподтвержденным данным, один из нападавших задержан»… Примерно то же самое в ИТАР-ТАСС, я не говорю про всякую мелочь. Это, по вашему мнению, не важно?

– Простите, Виктор Сергеевич, – с достоинством ответил Аркадий Львович, – я посчитал этот вопрос сугубо техническим.

– Нет, это не технический вопрос. Вы прекрасно понимаете, что немедленно возникнут ненужные ассоциации с Анной Владимировной и даже со мной. В сегодняшней ситуации это просто недопустимо. И потом, я совершенно не понимаю ваших действий… если, конечно, это не простое совпадение.

– Нет, это не совпадение. Я получил указание разобраться…

– Бог мой, – болезненно сморщился Виктор Сергеевич, словно ощутил приступ зубной боли, – неужели разбираться можно только так? Если бы я хотел ему начистить рыло, то сделал бы все сам! Слово «разобраться» имеет множество других значений, кроме примитивного удара по голове.

– Простите, Виктор Сергеевич, – спокойно сказал Колушевский, – это моя ошибка.

– Это понятно. Доложите, что произошло.

Аркадий Львович секунду помедлил, собираясь с мыслями, и начал доклад. Конечно, же, никто не собирался калечить Рудакова и даже применять избыточную силу. Просто договорились в качестве одного из инструментов использовать убедительную беседу «по душам». Именно для особой убедительности Колушевский задействовал ребят Абдусаламова…

Виктор Сергеевич удручено покачал головой.

Султан Маратович Абдусаламов был одним из немногих людей, к которым Загорский относился с опаской. Что делать, если человек не боится ни Бога, ни черта, и по большому счету не признает никаких законов, кроме противоречивых правил, составляющих его эклектичное мировоззрение. Он признавал власть президента как неизбежное зло, понимая, что это – представитель силы, с которой нужно договариваться. Загорского уважал, если здесь вообще применимо такое слово, исключительно за личное мужество, проявленное во время чеченской кампании. Тогда Виктор Сергеевич в одиночку пришел в штаб авторитетного полевого командира Абдусаламова и передал ему личное послание президента…

Привлечение головорезов Султана Маратовича для решения вопросов, вышедших в публичную плоскость, было непростительной ошибкой.

– Одну минуточку! – Виктор Сергеевич вгляделся в текст на экране компьютера. – «Один из нападавших задержан». Это что?

– Понимаете, – замялся Колушевский, – все пошло нештатно. Ребята должны были просто подойти и серьезно, с напором поговорить. На завтра прошлись бы по рабочей линии, по супруге, уже просматривали перспективу уголовных дел… словом через пару дней клиент полностью готов к употреблению. Но он, – Аркадий Львович в последний момент удержался, чтобы вместо «он» не произнести нечто более сильное, – после первых слов без разговоров схватил урну и с размаху по голове… Ребята, соответственно, не выдержали. Так это еще не все. Он одному практически откусил ухо…

– Ухо?

– Да. Проезжали дэпээсники, султановы хлопцы и им накидали, те стрелять из автоматов. Словом, разбежались, взяли фрагменты уха и одного целиком, это которого урной… Безобразие, кстати говоря, сколько ставили вопрос на антитеррористической комиссии, чтобы урны намертво к земле…

– Хорошо, – очень серьезно сказал Загорский, – мэр Москвы ответит вместе с вами. Где сейчас Султанов человек?

– В Склифе под охраной. Рудаков – в обычной городской.

– Охрана?

– Ему-то зачем? От Султана защищать?

– Да, смешно… Что Султан?

– Грозится лично перерезать глотку Рудакову. Его людей трогать нельзя.

– Ладно, с ним я поговорю. С МВД связались?

– Конечно.

– Хорошо.

– Только… – неуверенно сказал Колушевский.

– Что такое?

– Министр отказывается сотрудничать.

– Как так?

– Вот так. Приказал довести до конца. Сегодня, по нашим сведениям, готовит пресс-конференцию.

Виктор Сергеевич задумался. Это очень даже неприятный сигнал. Похоже, что министр МВД окончательно определился с союзниками и готов идти на конфликт. Не хватало только свары полиции с боевиками Абдусаламова. Все закончится тем, что вмешается президент, и тогда полетят головы. Стрельба в Москве – слишком большая тема. А кто истинный инициатор конфликта – ясно уже всем. Нужно принимать срочные меры.

– Ваши предложения?

– Договариваться с МВД. Непросто, но, думаю, договоримся. Скорее всего, будут условия.

Кто бы сомневался! Плевал министр на контуженного Султанова горца. Война идет за место заместителя генерального прокурора, а в перспективе и за самого генерального.

– Ладно, – буркнул Виктор Сергеевич, – будем договариваться. В одиннадцать ноль-ноль – совещание. Вызовите Гофмана и Доброго-Пролёткина.

Запись 9

За несколько минут до начала совещания позвонил начальник охраны и попросил об аудиенции.

Подполковник Егор Соломонов уже восемь лет работал с Загорским и пользовался его абсолютным доверием. Если необходима срочная встреча – значит информация серьезная.

– Разрешите?

– Заходи, садись.

Егор сел напротив Виктора Сергеевича и сразу перешел к делу. Загорскому всегда импонировали четкость и невозмутимость Соломонова. Очень многих неприятностей удалось избежать благодаря его поистине сверхъестественному чутью прирожденного телохранителя. Хотя внешне не скажешь – походил он скорее на интеллигентного профессора-гуманитария, чем на кадрового сотрудника ФСО.

– Обязан проинформировать. Начальник смены доложил, что Римма Владимировна ночью выехала в отель Ритц на Тверской, там встретилась с мужчиной примерно тридцати лет, ранее не попадавшим в поле зрения, после чего поднялась с ним в триста шестой номер, где провела ночь. Домой вернулась около шести тридцати утра.

Виктор Сергеевич глубоко вздохнул и распустил туго затянутый узел галстука. От выброса адреналина зазвенело в ушах, и перехватило горло, так что стало трудно говорить.

– П-п-почему не доложили? – прохрипел он, не узнавая собственного голоса.

– Виноват. Начальник смены по инструкции обязан докладывать мне, что он и исполнил. Когда я узнал, вы уже были заняты. Нашел окно и докладываю.

Загорский отчетливо вспомнил, как Римма была одета вечером, как себя вела и как выглядела – невероятно соблазнительно. А ведь думал, что это обычная женская уловка – показать превосходство над соперницей… Значит, пока он подыхал от головной боли, супруга неплохо проводила время…

– Какие будут указания?

– Никаких, – сумрачно сказал Загорский, – свободен.

– Слушаюсь.

Оставшись один, Виктор Сергеевич некоторое время сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, затем вызвал по селектору референта.

– Прошу всех в кабинет, совещание начинается.

Запись 10

Чем дольше шло обсуждение, тем яснее становилось серьезность ситуации. Более того, интуиция подсказывала Виктору Сергеевичу, что произошедшее не было случайностью, а интуиции он привык доверять. С другой стороны, последовательность событий никак не укладывалась в картину спланированной спецоперации. Именно эта двойственность вызывала особое беспокойство.

Колушевский высказал несколько предложений, но все они носили технический характер и не могли решить главную проблему: необходимость договариваться с перспективой серьезных уступок.

– Та-ак, – сказал Загорский, – я понимаю, Аркадий Львович, что ситуация в тупике. И времени у нас ровно до приезда Султана в Москву. Так?

– Так.

– А дальше – поднимется заваруха. Со всеми вытекающими. Стало быть, придется идти на поклон к министру. Так, господа советники?

Гофман покачал головой и улыбнулся одними губами, притом, что глаза оставались серьезными.

– Не совсем.

– Совершенно верно, все не настолько печально, – подхватил Добрый-Пролёткин.

– Подробнее! – потребовал Виктор Сергеевич.

– Охотно! – хором сказали советники, да так ладно, словно они долго репетировали.

И тут приключилось нечто странное и необъяснимое, чего сильный и, если хотите, материальный с ног до головы Загорский представить не мог. Почудилось ему, что стены кабинета разъехались и оплыли серым камнем, потолок взлетел на невообразимую высоту, оброс колоннами и превратился в готический свод, а паркет сморщился, потускнел и рассыпался мелкой пылью по гранитным плитам. Вместо шкафа с картинно выставленной энциклопедией Брокгауза и Ефрона из пола вытянулся большущий камин с потрескивающими углями. Портреты деятелей российской истории сменились изображениями незнакомых дам и кавалеров, а развернувшиеся по стенам ковры украсились мечами, топорами и еще Бог знает каким грозным боевым железом.

Не менее удивительные изменения затронули советников. Гофман лишился своего вечного костюма-тройки, зато приобрел доспехи из черного металла. Можно поклясться, что это не какой-нибудь пластик или иная бутафория, нет, с первого взгляда ясно – латы настоящие, боевые, знакомые с ударами вражеских клинков. Длинное немецкое лицо более не смотрелось карикатурно серьезным, а выглядело сурово и даже величественно. Меч в пурпурных ножнах на поясе представлялся оружием смертоносным и умелым.

Что касается Ивана Степановича Доброго-Пролёткина, то он не потерял показательно-русофильского облика, зато в дополнение к нему приобрел греческую снежно-белую тунику и кожаные сандалии.

Наваждение было кратким, подобно фотографической вспышке, но все детали его, даже малейшие, с ясностью запечатлелись в памяти. Все приняло прежний вид. Виктор Сергеевич помотал головой, приходя в себя, и уставился на советников. Те заговорили, как ни в чем не бывало, по обычной привычке перебивая друг друга.

– Любая проблема имеет решение! – заявил Гофман.

– Наилучшее решение, – подтвердил Добрый-Пролёткин.

– И очень надежное!

– Вы увидите – превосходное!

Загорский решительно остановил словоизлияние.

– Стоп! Что конкретно предлагаете?

На этот раз Гофман сказал медленно и убедительно:

– Все очень просто. Я готов решить вашу проблему.

– Я тоже, – без тени улыбки добавил Добрый-Пролёткин.

Гофман, соглашаясь, кивнул.

– Да, это так, каждый из нас способен сделать это.

– Так сделайте! Ваши предложения? Четко и конкретно!

– Четко и конкретно сообщаю, – ответил Карл Иммануилович, – мы сразу же представим подробнейший план действий, который вы, уважаемый Виктор Сергеевич, несомненно, одобрите. Более того, вы получите еще массу дополнительных преимуществ.

– О чем вы? – спросил Виктор Сергеевич, никак не ожидавший странной речи, странной настолько, что привыкший ко всему Колушевский слушал, раскрыв от изумления рот.

– Немного терпения, прошу вас! К сожалению, мы ограничены, так сказать, в возможности совместной деятельности с Иваном Степановичем.

– Только один из нас сможет заняться этим вопросом, – подтвердил Добрый-Пролёткин.

Виктор Сергеевич был несказанно удивлен. Казалось бы, что может тронуть его после видения готического зала, так нет, впервые в управленческой практике подчиненный так запросто ставит условия выполнения прямого указания! Даже если это указание столь интимного характера. Гофман же спокойно продолжал:

– Вам нужно всего лишь выбрать исполнителя. Посмотрите, взвесьте все «за» и «против» и решите, кто из нас более достоин доверия.

Как ни странно, Загорский без возражений принял правила игры. Возможно, на него подействовал напор советников и необычные повелительные интонации, прозвучавшие в голосе Гофмана. Карл Иммануилович был убедителен настолько, что Колушевский встал и замер, приняв стойку «смирно».

– Выберете меня! – воскликнул Добрый-Пролёткин, – Поверьте – нынешние проблемы покажутся смешными! Вы узнаете, что такое настоящее, незамутненное всякими глупостями счастье!

– Не ошибитесь! – перебил его Гофман. – Вы даже не представляете, какого могущества сможете достичь с моей помощью! Всего лишь короткое «да» – и весь мир у ваших ног!

– Ерунда! Если есть счастье – зачем нужен этот ваш мир?!

Виктор Сергеевич поочередно оглядывал советников, словно хотел прочитать их мысли. Неожиданно в голову пришла поразительная и даже безумная мысль – будто сейчас принимается самое главное решение в жизни. Опустив голову, он вдруг обнаружил, что быстро рисует на листе бумаги кресты и звезды, звезды – слева, кресты – справа.

– А чем, интересно, чем грозит неправильный выбор?

– Ровно тем же, что и правильный, – загадочно сказал Гофман.

– Представьте себе, – Добрый-Пролёткин говорил, подкрепляя слова размашистыми жестами, – вы идете по улице, останавливаетесь и раздумываете, куда пойти, налево или направо. Идете, скажем, направо, вам падает кирпич на голову, вы попадаете в больницу. Лежите под капельницей и думаете, что ошиблись – надо было повернуть в другую сторону. Но вы же не знаете, что могло бы случиться там – вас могла, например, переехать машина и пришлось бы лежать не в больнице, а на кладбище.

Виктор Сергеевич ровно ничего не понял и задумался. С одной стороны, Гофман смотрится весьма убедительно, но образ темного рыцаря в видении вызывал беспокойство. Было в нем что-то отталкивающее. Красивое, конечно, но… Добрый-Пролёткин не выглядел сильным, однако обладал необъяснимой внутренней притягательностью. С таким хорошо скоротать вечер за рюмкой коньяка и душевными разговорами.

– Иван Степанович! – решительно сказал Загорский. – Прошу вас представить план действий.

– Благодарю, – с достоинством поклонился Добрый-Пролёткин, – признаюсь, не ожидал. Мне казалось, что вы уже давно… отдали предпочтение Карлу Иммануиловичу.

– Что с вами сегодня? – сердито спросил Виктор Сергеевич. – Никому я ничего не отдавал, и теперь прошу приступить, наконец, к работе!

– Еще как отдавали! Все делают выбор, но не все об этом знают.

– Ну, что же, – саркастически заявил Гофман, – здесь вы меня обошли. Поздравляю. Только как, любезный Иван Степанович, вы собираетесь решать вопросы с МВД. Там, да будет вам известно, все больше наши люди.

– Наслышан… А мы их святой водичкой.

– Фу, как пошло! Какое-то мракобесие!

– Мракобесие, а работает.

Виктор Сергеевич полностью пришел в себя и в изумлении оглядел всех присутствующих. Что же такое происходит? Рабочее совещание превратилось в какой-то безобразный балаган, Колушевский сидит, выпучив глаза, а клоуны-советники совсем распоясались…

– А вот и план мероприятий, – Иван Степанович привстал и передал Загорскому тонкую папку.

Виктор Сергеевич, уже открывший рот для гневной отповеди, поперхнулся, закашлялся, потерянно посмотрел на Доброго-Пролёткина и принялся изучать бумаги.