Хроники Чёрной Земли

6. Мер-Нефер. 38-37 дней до разлива. В путь

Харап был противный, жадный и наглый. И он собирался забрать у них Кафи, добрую и ласковую, которую Шере так любил. Как только Ка напоминал об этом Шере, его охватывал гнев. Он сжимал кулаки и бормотал тихо: «Не отдам! Не отдам!». Но, по правде говоря, он, слишком маленький и слабый, ничего не мог с этим сделать. Поэтому мальчик беззвучно глотал слёзы, которые текли у него из глаз от бессилия, и продолжал сжимать свои маленькие кулачки.

Затем разговор перешёл в другое русло. Что там говорил этот мерзкий харап? – спросил Ка. – Что заберёт Кафи за лекарство, которое возьмёт в Унуте? В Унуте, опять этот Унут, всё время Унут, куда не пойди, придёшь в Унут и больше никуда.

Эй-Нефер хотела отправиться в Унут на поиски богини Хатхор, которую она считала своей матерью. Отец собирается отправить Шере в школу писцов в Унуте. Мертвяк Хамерут – жрец из Унута, в Унуте когда-то служил и сам Саф. Там находится жилище Джехути – храм, а Джехути, всем известно, – бог врачевания, бог мудрости и бог, распоряжающийся судьбами умерших в Дуате. И, наконец, лекарство для отца можно найти в Унуте.

Получалось, что как ни крути, а спасти Кафи от гадкого старика Хабау и вылечить отца можно было, только сходив в Унут. Добыть лекарство и секрет его применения, принести отцу, а подлого и похотливого харапа унизить и прогнать!

Шере тут же вскочил на ноги. Лодка Джехути в небе светила всё слабее, кто-то в Дуате каждый день откусывал у неё краешек, чтобы ночью она появлялась в небе ещё более усечённой. Интересно кто? Может быть, это тот самый змей Апоп, которого неустанно поражает и поражает Ра, вплывающий в солнечной ладье в царство Дуата?

В блёклом свете убывающей луны Шере с трудом различал контуры предметов. Эх, где же Эй-Нефер, ну куда она пропала? Сейчас бы в самый раз с ней посоветоваться…

Шере направил свой взгляд в сторону калитки и там, на фоне разрисованной яркими красками ограды опять, как и той уже забывающейся ночью, увидел силуэт сидящего к нему спиной крепкого мужчины. Шере даже привстал, опершись на локоть.

– Эй, уважаемый… – негромко, полушёпотом обратился он к сидящему.

Но ответа не последовало. «Не слышит», – решал Шере. Но шуметь он не хотел, опасаясь перебудить всю семью. «Подобраться к нему поближе?» – подумал Шере и после коротких колебаний пополз. В какой-то момент ему показалось, что мужчина слегка повернул голову, и на мгновение Шере увидел его полупрофиль, чем-то поразивший его. Однако понять, чем, Шере не успел, как голова снова приняла прежнее положение. Шере дополз уже почти до ограды, когда обнаружил, что к мужчине он не придвинулся – он снова был от него на расстоянии трёх-четырёх шагов. Теперь он находился словно за оградой, сквозь которую был виден – всё так же более или менее отчётливо.

«Это чей-то Ка! – догадался Шере. – Интересно, чей?». Немного поразмышляв, он решил, что с Ка должен говорить Ка и мысленно попросил своего внутреннего собеседника, постоянно ведущего с ним диалог, спросить у загадочного пришельца, кто он и зачем пришёл. Почти сразу же мужчина исчез. «Ну вот, напугал его… – возмущённо сказал Шере своему Ка. – Не мог, что ли, как-то повежливее?» «Я вежливо», – услышал он в ответ.

Дети быстро переключаются и после неудавшейся беседы с незнакомцем Ка Шере снова заговорил об Эй-Нефер.

Он напомнил, что Эй-Нефер любит спать на берегу реки. Шере тихонько выскользнул на улицу и побежал вниз. До Хапи было несколько тысяч локтей, и Шере, пока бежал, сильно вспотел и запыхался. Но Эй-Нефер на берегу он не нашёл. Шере прошёл тысячу локтей на север, затем осмотрел столько же на юг, но немху здесь или не было, или она пряталась в каких-то укромных уголках, где-то между камней, куда проникало так мало и без того тусклого лунного света, что разглядеть там ничего было нельзя.

Вернувшись домой, Шере услышал всхлипывания. Это плакала Кафи. Он залез по лестнице на крышу и подошёл к сестре. Та, увидев его, отвернулась и сделала вид, что спит. Шере лёг на пол рядом с постелью сестры и уснул.

НаутроШере вскочил и сразу убежал на берег в надежде, что утром найдёт Эй-Нефер там, куда ночью не смог толком заглянуть. Он осмотрел все расщелины, крупные камни, и даже заглянул в каналы, дно которых в ожидании разлива пересохло и покрылось трещинами. В конце концов, Шере, разочарованный, ушёл. По пути он свернул к усадьбе, где жили родственники Эй-Нефер, походил возле дома, но и там её не встретил.

«Может, ушла в Унут?» – говорил Шере Ка. Но она говорила, что уйдёт после новолуния, а до него было ещё несколько дней. Он не знал, где ещё искать подругу и вернулся домой.

Дома в обеденной комнате харап Хабау поглощал завтрак. Он сидел на корточках возле низкого столика и руками отрывал куски от запечённой перепёлки, которую вчера поймал Хеси. Под столиком Шере заметил несколько бокалов, наполненных каким-то напитком, скорее всего, вином, так как бокалы были глиняные, а пиво обычно разливали в большие кружки, слепленные из ила. Харап один за другим доставал бокалы и запивал ими мясо.

В соседней комнате отец всё ещё метался в горячке. Ему явно стало хуже. Если в первые дни болезни он ещё вставал с постели и пытался что-то делать, то теперь половину времени Саф проводил в полузабытьи, а другую просто лежал, глядя в потолок, и даже не пытаясь подняться. Лечение Хабау помогло только от судорог, а лихорадка не уходила. Отец жаловался на неотступающую головную боль, нытьё в ногах и руках, его часто знобило и он просил накрыть его всем, что только можно было найти в доме. Лицо его было багровым, глаза налились кровью, веки отекли, превратив глаза в узенькие щёлочки.

Хабау положил в рот последний кусок перепёлки, вытер руки о ткань, которую ему подала Иринефер и, продолжая жевать, поднялся. Жир капал с его подбородка, Иринефер брезгливо поморщилась и снова подала ему салфетку.

– Вытри сама, женщина! – потребовал харап и, выставив в ухмылке зубы, посмотрел на Иринефер.

Та протянула салфетку к его лицу и протёрла харапу губы. Он левой рукой схватил Иринефер за талию и властно притянул к себе:

– Оближи, – потребовал он и положил правую руку на грудь Иринефер. Она коротко охнула, отшатнулась от Хабау, вырвалась и выбежала вон. Тот засмеялся ей вслед и неровным шагом вошёл в комнату, где лежал Саф.

Шере, который стал невольным свидетелем этой сцены, был возмущён до глубины души. Что этот харап себе позволяет? Почему он ведёт себя в их доме как хозяин?

Вечером того же дня, сидя в саду на тростниковой циновке, Хабау говорил, обращаясь к Иринефер:

– В следующую лунуя отправлюсь в Унут по делам и проведу там несколько дней. Я привезу лекарство для твоего мужа, а ты, тем временем, подготовь мне комнату в своём доме. В эту комнату я буду приходить к своей новой наложнице, пока ей не исполнится двенадцать, когда я заберу её в свой дом. А пока налей-ка мне ячменного пива в эту кружку…

И харап подвинул ногой к Иринефер большую кружку.

– Только сначала помой её.

Шере мгновенно пришёл в ярость, схватил кружку с земли, размахнулся и изо всех сил ударил ей харапа по голове. Черепки разлетелись по саду, Хабау с криком схватился за голову и упал навзничь, а Иринефер с ужасом смотрела на него и только лепетала:

– Что же ты наделал, сынок… он теперь откажется лечить Сафа…

Харап с трудом поднялся на ноги, злобно посмотрел на Шере и вышел со двора, бросив напоследок:

– За это будет отдельная плата, женщина…

Иринефер была ошарашена случившимся и какое-то время молчала. Затем она сказала:

– Ты уже настоящий мужчина, Шере. Только вот ума тебе пока не хватает. Где мы возьмём лекарство для отца? Кто его будет лечить? Нам приходится терпеть этого харапа…

– И то, что он хочет забрать Кафи? Мы должны и это терпеть? – спросил Шере.

Затем он помолчал немного и сказал:

– Я сам добуду это лекарство, мут…

Иринефер посмотрела на него ласково и погладила по голове.

– Пойдём ужинать… добытчик.

Тут во дворе появился Хеси, который пришёл с прогулки.

– Встретил сейчас Хабау… у него полголовы в крови. Что это с ним?

– Шере огрел его кружкой, – сказала Иринефер.

Хеси остолбенел.

– Ну ты даёшь, братишка, – только и сказал он.

НочьюШере дождался, когда в доме наступит тишина, затем взял мешочек с лямками, положил в него несколько пресных лепёшек и небольшой кувшинчик с чистой водой. Затем он зашёл в дом, взял несколько невесомых салфеток, которые мут соткала из нити, сделанной Кафи, и положил их в мешок. Повесив на плечо этот запас, он поднялся на крышу к спящей Кафи и растолкал её. Кафи открыла глаза и недовольно посмотрела на него.

– Кафи, – сказал Шере, – я пошёл за лекарством для отца.

Та спросонок ничего толком не поняла.

– Хорошо, иди… – буркнула она и, повернувшись к стене, снова уснула.

Шере кивнул и спустился вниз. Вскоре он уже выходил из города с южной стороны.

«Эй-Нефер говорила, что лучше идти через оазис», – сказал ему Ка, и он направился к рощице, которая была бы видна на горизонте, если бы не недостаток света от тонкого серпика лодки Джехути.

Когда солнечная ладья Ра осветила небо западной пустыни, в трёх тысячах шагов от Мер-Нефера, в рощице, укрытый кронами невысоких раскидистых деревьев и кустарников, спал маленький рыжеволосый мальчик. Рядом с ним валялась небольшая дорожная сумка. Если бы он не спал, то увидел бы, как всего в сотне шагов по опушке прошёл Хеси, который рано утром отправился на поиски своего брата, затеявшего авантюрное путешествие. Хеси тоже мог увидеть его, если бы Шере не был скрыт ветками кустарников.

И тогда вся дальнейшая жизнь Шере сложилась бы совсем иначе.

Но пока Шере спал, Хеси, считавший, что он ушёл куда дальше, прошёл ещё несколько тысяч шагов на юг и, не найдя даже следов братишки, вернулся обратно в дом своего отца, где уже сидел ухмыляющийся харап Хабау, а Иринефер прикладывала примочки к его разбитой голове.

– Это Джехути лишил разума твоего сына за то, что он напал на меня, – громко говорил Хабау, похотливо вцепившись руками в бёдра Иринефер. И если вы не смиритесь, то он лишит разума вас всех, я говорил с ним сегодня ночью.

Иринефер старалась избавиться от настойчивых объятий старого харапа, но тот вёл себя нагло и настойчиво. Хеси опустил глаза и прошёл мимо, сделав вид, что не заметил, как Хабау пускает слюни, заглядывая склонившейся перед ним Иринефер за отошедшую на груди ткань платья.

Стыд перед сыном переполнил чашу терпения Иринефер. Она вдруг выпрямилась, сильными ударами стряхнула липкие пальцы харапа со своих бёдер, отошла на шаг и, гневно сверкая глазами, заявила:

– Или ты, харап, за оговорённую плату будешь лечить моего мужа и больше ни на что не претендовать в моём доме, или убирайся вон и больше не появляйся на нашем пороге. Пусть мой муж лучше умрёт, чем получит на свою голову несмываемый позор из-за неверной жены и обесчещенной дочери! И как тебе, о, харап, не совестно так себя вести? Что ты скажешь после смерти священному Змею Уамемти о своих прелюбодеяниях¹?

С этими словами раскрасневшаяся от стыда и гнева Иринефер подошла к ограде и открыла дверь со двора на улицу. Хабау был поражён. Он уже не раз с помощью подобных уловок забирал дочерей бедняков в свой дом и развлекался с их жёнами. До сих пор этот метод не давал сбоев, и вот вдруг добыча, вкус которой он уже ощущал, уходила прямо из рук. Мало того, женщина ещё и уличала его в тяжёлом бета́², что само по себе могло повлечь неприятности. Только что старый харап предвкушал, как вот-вот удовлетворит свою похоть сначала с женой, а затем и с дочерью, а теперь ему приходится уходить несолоно хлебавши? Ну нет, он так просто не сдастся.

– Хорошо, хорошо, женщина, – сказал он миролюбиво. – Я буду лечить твоего мужа, не выгоняй меня.

Иринефер закрыла дверь и наблюдала, как Хабау на коротких кривых ножках, словно утка раскачивая задом, заходит в дом.

– Она сказала «и», – сказал себе Хабау. – Ну, ладно, пусть будет не «и», а «или», – и лицо его исказила усмешка. – Девчонка всё равно будет моей, как бы ты ни сопротивлялась.

И харап бросил взгляд в сторону Кафи, которая как раз в этот момент спускалась по лестнице из своего закутка на крыше.

Сноски:

1 – Змей Уамемти – один из сорока двух богов посмертного суда, которым умерший клялся, что не совершал сорок два греха. Змею Уамемти умерший говорил, что никогда прелюбодействовал.

2 – Бета́ – одно из десяти понятий греха в Древнем Египте (иу, иуит, исефет, аут, уха, бут, бета́, хуу, хабет, аб). Кроме того, бета́ было одним из шести понятий вины – ун, хебенет, сехеф, гебау, аджа и снова бета́.