5. Мер-Нефер. 49-39 дней до разлива. Мертвячья болезнь

Домой Шере явился к вечеру, голодный и испуганный. Иринефер покосилась на него и ничего не сказала, а Саф, тоже молча, схватил сына за косичку с правой стороны головы1, отвёл в дом и выпорол тем самым хлыстом, которым утром досталось Эй-Нефер. Саф бил сына долго и старательно, к концу экзекуции уже и сам тяжело дышал, а с лица обильно стекал пот. Наконец, рука его безвольно опустилась.

– И чтобы никогда больше не видел тебя с этой грязной немху! – проревел он напоследок и, тяжело переступая, ушёл в прихожую, где, как обычно, соседи рассказывали свои сказки.

До этого Шере никогда так не наказывали. Самое большее, он получал пару затрещин, да иногда отец бил его длинным тонким прутом по рукам, если он неверно выводил иероглиф. Но отец знал меру, и эти удары не были болезненными. Сегодня же он разошёлся не на шутку. Шере поднялся с низкого ложа и попытался сесть, но, почувствовав боль, сразу перевернулся набок. Шере провёл рукой по ягодицам – она оказалась в крови. Он хотел было заплакать, но ещё утром проснулась в нём мужская гордость, и он сдержал слёзы. Мальчик снова лёг на живот и продолжал так лежать, пока не почувствовал чьё-то прикосновение. Шере резко повернулся и увидел Кафи, которая сидела на коленях, и смазывала раны Шере маслом из сосуда, стоявшего рядом на полу.

– Ты лежи, братик, – ласково сказала она. – Отец запретил тебе помогать, но он сейчас там занят разной болтовнёй и ничего не узнает. Меня мут прислала обработать твои раны.

Шере пробурчал что-то недовольно, но сердце его было тронуто заботой сестры. Возбуждение и даже ярость, которые наполняли его после несправедливого, как говорил ему Ка, наказания, сменились умиротворением и благодарностью, а затем спокойным сном.

Наутро Шере выскочил во двор и убедился, что Иринефер и Кафи уже встали, а Хеси и Сафа нет. Он подбежал к матери и спросил:

– Мут, а где шен2 и теф3?

Иринефер посмотрела на него строго и приказала повернуться спиной. Увидев заживающие рубцы на ягодицах, она покачала головой и ответила:

– Отец заболел, лежит в горячке. Хеси пошёл за харапом4

Шере побежал в дом. Саф лежал в спальне на высокой постели. Сын забрался по приставной лесенке наверх и увидел, что отец лежит с открытыми глазами, уставившись в потолок. Губы его запеклись, белки глаз пожелтели, лицо было бледным.

За завтраком Иринефер рассказала, что ночью она почувствовала сильный жар, шедший от отца. Она встала и начала протирать его тело влажными льняными салфетками. Но вскоре Сафа охватил сильный озноб, и ей пришлось прекратить эту процедуру. Всю ночь его трясло в сильнейшей лихорадке, и Хеси чуть свет отправился на поиски харапа. Проблема была в том, что лекарь служил в храме, ходил по домам, да и по личным делам мог отлучиться, поэтому не всегда можно было его быстро найти.

В конце концов Хеси вернулся и сказал, что харапа он нашёл, но тот очень занят, обещал прийти, но время не назвал. Весь день они ждали, но харап не шёл. Иринефер и Кафи по очереди дежурили возле постели Сафа, поднося тому питьё и предлагая поесть, но аппетита у больного не было. В этот день харап так и не явился, не дождались его ни утром, ни к полудню следующего дня.

Пришёл он только к вечеру. Он приказал снять Сафа с его высокого ложа и довольно долго внимательно осматривал, ощупывал, заставлял открывать рот, заглядывал в глаза и уши, мял живот, крутил ноги и руки в суставах и, в конце концов, сказал:

– Мертвячья болезнь… – Шере вздрогнул. – Происходит от дурного воздуха, летучей твари и злобных духов, иначе, сглаза. Соответственно лечить надо постоянным проветриванием, изведением мошкары, специальным питьём и заклинаниями. Хорошо бы так же найти виновного и заставить каяться. Вы знаете, кто его сглазил?

– Мертвяки! – вырвалось у Шере, но, получив подзатыльник от Иринефер, он тут же замолчал.

Харап посмотрел на него и спросил:

– Какие ммм… мертвяки сглазили, рассказывай.

Иринефер ответила вместо Шере:

– Да сочиняет мальчишка, харап, не слушайте его.

– Отчего же не слушать? – вздохнул харап. – Ежели были упокойники в доме или рядом, от этого вполне может болезнь произойти. Тогда нужно в их склепы отнести приношения и попросить не трогать больше больного. Так приходили мёртвые в дом? – и он обвёл всех взглядом.

Иринефер замялась. Саф поднял руку и заплетающимся языком сказал:

– Приходил один… из прошлого, под оградой ходил.

– Имя? Где могила? – спросил харап.

Саф указал рукой на жену, давая понять, что ему трудно говорить. Иринефер сказала:

– Хамерут зовут, а где могила, мы не знаем.

– Плохо, – сказал харап. – Ну слушайте меня. Ежели могилу найдёте, нужно отнести туда подношения – ожерелья, разную утварь, серебро, еду и питьё. А пока не нашли, хорошо проветривать, отгонять нечистую мошкару и трижды в день давать питьё, которое я оставлю. Я сам буду приходить утром и вечером и читать хекау от мертвячьей болезни. Платить будете мне по полдебена серебра каждую луну, можно продуктами или новыми вещами…

С этими словами харап достал из своего мешка лист папируса, чернила и палочку и начал писать. Писал он долго, а когда весь слегка желтоватый лист покрылся знаками, потребовал тазик, льняную салфетку и кувшин с водой. Он стал смывать написанное с папируса, направляя на него струю воды над тазиком и старательно протирая салфеткой. Когда на папирусе остались только едва различимые разводы, он перелил мутную жидкость из таза в небольшой кувшинчик в форме страусиного яйца, закупорил его и поставил на низкий столик.

После всех этих действий харап встал и вопросительно посмотрел на Иринефер. Та засуетилась, стала водить руками по телу, как бы подыскивая, что ценного на ней есть, в конце концов, сняла ожерелье со стеклянными бусинами и протянула его харапу. Тот внимательно осмотрел ожерелье, поджал губы и снова посмотрел на Иринефер. Она снова засуетилась и вынула из ушей серебряные серьги. Харап, взял и кивнул. Затем он расставил по комнате несколько статуэток и направился к выходу.

– Питьё, которое я приготовил, давать по две ложки трижды в день шесть дней. Потом по ложке трижды в день шесть дней. Потом повторять сначала… – на ходу выдал он рецепт лечения и уже в дверях, остановившись, сказал Иринефер, глядя нарочито в сторону:

– Первые хекау приду читать завтра рано утром. Завтракать буду у тебя. На завтрак приготовить жареного гуся в масле, овощи, вина полхину. Хлеб из тонкой муки без отрубей. Вечером приду читать вечерний хекау. На ужин мне… – и харап стал диктовать меню ужина. – Сейчас поем, что есть, указывай, женщина, куда идти.

Иринефер отвела харапа в небольшой обеденный зал для важных гостей, устроенный в дальней комнате их домика. Харап шёл медленно, пригибаясь под низкими притолоками в дверях, цокал языком и кряхтел, обозначая своё недовольство.

Когда харап ушёл, Иринефер вышла во двор и заплакала. Дочь обняла её и начала успокаивать.

– Где же нам ему каждый день по гусю брать, а? – запричитала Иринефер. – Отец болен, нам сейчас столько не заработать…

– Да ну его! – возмутился Шере. – Гуся ему… пусть жрёт, что дадим!

Иринефер посмотрела на него и улыбнулась сквозь слёзы.

– Хорошо бы, сынок… Но он ведь тогда и лечить будет кое-как. Умрёт отец-то. Мертвячья болезнь страшная, год духи силы сосут, потом убивают.

– А как их, духов, прогнать-то?

– Вот он и знает… Придётся откуда-то ему гусей таскать. О боги, хоть воруй иди… – снова заплакала Иринефер.

Тут из дома, шатаясь, вышел отец. Лицо у него покрылось красными пятнами, глаза блестели.

– Папирус дай… – с трудом выдохнул он и сел на землю возле низкого столика. – И всё для письма…

Кафи метнулась в дом выполнить просьбу отца. Почти тут же она вернулась, вывалив на столик всё перечисленное.

– Письмо писать буду… – Саф посмотрел на Иринефер. – Ему…

Та понимающе кивнула головой, а Шере немедленно спросил у Ка – кому отец собрался писать? «Мертвяку Хамеруту, – ответил Ка. – Чтобы не мучил болезнями…»

Саф писал долго. От слабости из рук у него всё валилось, он часто останавливался, заваливался на бок, потом снова выпрямлялся и продолжал писать. Наконец, когда солнечная ладья Ра уже нависла над горизонтом за рекой, он с трудом поднялся и протянул исписанный папирус жене:

– Письма усопшим относят в их гробницы… – тихо сказал он. – Но у того нет гробницы, отнеси на мою…

С этими словами Саф медленно зашёл в дом. Вскоре раздался скрип лесенки, по которой он взбирался на своё ложе.

К утру у него начались сильные судороги. Харап, пришедший к завтраку, где его уже ждал зажаренный гусь, насыпал в глиняную вазу порошок бурого цвета и объяснил как разводить.

– Это чтобы тело не крючило, – пояснил он. – Но придётся дополнительные хекау читать… Лекарство без магии не поможет.

Наевшись, харап прилёг под отцовским сикомором и задремал. Поднявшись через какое-то время, он отправился к отцу читать хекау и оставался у него довольно долго. Иринефер, зашедшая, чтобы спросить, не нужна ли какая-то помощь, обнаружила, что харап рассовывает по своим котомкам амулеты, снятые с Сафа:

– Зачем это? – опешила Иринефер.

Хабау злобно глянул на неё исподлобья и прошипел:

– Не лезь не в своё дело, женщина. И не заходи сюда, когда я занимаюсь лечением.

Немного помолчав, он сказал уже мягче:

– Вредные эти амулеты, демонами они заговорены. Силы сосут из твоего мужа…

– Эти амулеты… – начала было Иринефер, но увидев сердитое лицо харапа, промолчала.

Затем харап пошёл во двор и собрался было уходить, но Иринефер догнала его.

Шере не слышал, о чём она говорила, но понимал, что мать просит заменить гуся на завтрак чем-то подешевле. Харап сморщился от неудовольствия, но, поскольку хозяйство было явно небогатым, в конце концов, кивнул головой и ушёл. С лица Иринефер впервые за два дня исчезли морщинки озабоченности.

– Слава кемтским богам, – сказала она облегчённо. – Согласился через день есть рыбу… Но зачем же он снял амулеты? Ведь это Ренф-Анх дал их ему…

– Похоже, от них больше вреда, чем пользы, – откликнулся Хеси. – Харапу виднее!

– Да, но… ведь Ренф-Анх был очень сильным харапом. Если бы он был здесь, он бы сразу вылечил Сафа…

– Это нам неизвестно, – сказал Хеси.

Средство, которое дал харап, в сочетании с его заговорами, помогло. Через несколько дней судороги у Сафа прекратились. Иринефер решила, что, видимо, Хабау делает всё правильно и успокоилась.

Как раз в этот день Шере заметил за оградой Эй-Нефер, которая явно поджидала его. Иринефер, увидев её, нахмурилась:

– Чего эта негодница сюда повадилась?

– Мут… – сказал Шере, – мут, Эй-Нефер хорошая, но несчастная.

– Она ворует! – строго сказала Иринефер.

– А помнишь ты днями сказала: «Хоть воруй…»?

Иринефер строго посмотрела на Шере.

– Это я в сердцах, от отчаяния! Мы же нашли способ обойтись без воровства.

– А она не нашла, – сказал Шере.

Иринефер смягчилась.

– Ну ладно, иди поболтай с ней, раз уж тебе так невмоготу.

Шере, радостный, выскочил на улицу.

– Привет, малёк, – улыбнулась Эй-Нефер.

– Привет, – ответил Шере.

– У тебя отец болеет?

– Да, откуда знаешь?

– Да все говорят, – неопределённо ответила Эй-Нефер. – И харап Хабау от вас не вылезает…

– Да, он лечит отца, приходит по утрам и вечерам…

– И сколько берёт?

– Полдебена в луну и завтрак с ужином, – ответил Шере.

Эй-Нефер присвистнула.

– Ого! Где же вы столько брать будете?

– Не знаю…

Эй-Нефер помолчала немного и сказала:

– Про Хабау говорят, что он так себе лекарь… Слишком много запросил.

Шере ничего не сказал.

– Многие, кого он лечил, умерли, – продолжала Эй-Нефер.

Шере снова промолчал.

– А чем отец болен?

– Мертвячья болезнь, из-за воздуха, летучих тварей и злых духов, – перечислил Шере.

– И как? Лечение как?

– Да так, – махнул рукой Шере. – Корчить перестало. Но сначала и не корчило. Непонятно…

– У нас плохие лекари, – сказала Эй-Нефер. – Вот в Унуте…

– Ну ты опять?! – рассердился Шере. – Опять со своим Унутом?!

– Ну ладно тебе, – миролюбиво сказала Эй-Нефер. – Я одна пойду. Вот луна почернеет, и уйду.

Шере покосился на неё.

– И не вернёшься?

– Конечно нет, я же с мамой останусь, – ответила она.

Шере ничего не сказал. А Эй-Нефер странно посмотрела на него, словно принимая какое-то решение, но сомневаясь.

– Ты знаешь, малёк, – сказала вдруг она. – У меня есть кое-что. Жди меня здесь, я сейчас!

И она резво умчалась.

Шере остался стоять посреди улицы, ничего не понимая. Ждать пришлось довольно долго. Когда он уже собрался уходить, Эй-Нефер налетела на него из-за угла и сунула ему в руку какой-то тканный мешочек.

– Держи! Это от мамы осталось, я всё берегла… но сейчас вам нужнее.

И снова унеслась прочь по дороге. Шере посмотрел на мешочек, в нём что-то лежало. Он заглянул внутрь, это было серебро.

Дома мать взвесила его, оказалось два с половиной дебена. Она посмотрела на сына:

– Откуда?

– Ты всё равно не поверишь, – ответил Шере. – Эй-Нефер принесла.

Иринефер так и застыла от удивления.

Ни на следующий день, ни через день Эй-Нефер больше не появлялась. Разычкивая её, Шере несколько раз ходил на берег. Он помнил, что Эй-Нефер собиралась уходить после новолуния, значит, оставалось ещё четыре-пять дней. Он ходил на рынок, и к дому, где жили её родственники, но нигде не повстречал её.

Отцу тем временем становилось всё хуже. Лихорадка выматывала его. Только на два-три часа в день болезнь отступала под действием заклинаний и питья Хабау, но затем набрасывалась на него с новой силой. Однажды Шере услышал, как Хабау разговаривает с матерью:

– В Унуте знают верное средство от мертвячьей болезни. Жрецы храма Джехути им владеют. В Унуте от мертвячьей болезни не умирают…

– Для чего ты говоришь мне это? – спросила Иринефер.

– Так… – ответил харап. – Может есть кто в Унуте, чтобы помогли.

– Нет никого, – ответила Иринефер. – Да если бы и были, нет денег на тамошних лекарей.

– Плохо, – сказал Хабау. – Духи мучают Сафа. Они не отступятся, пока не захватят его Ка и его Ба или не будут изгнаны. Без Ка человек теряет лицо и ум. Без Ба – не может попасть в Дуат. А в Унуте знают, как их изгнать.

Иринефер заплакала. Хабау коснулся её плеча и сказал:

– Не плачь, женщина. Тебе нужен муж?

– Конечно, – всхлипнула Иринефер.

– Я могу достать это средство из Унута. Но деньги, конечно, понадобятся…

– Где взять мне деньги? – спросила Иринефер.

– Подумай, женщина, – ответил харап. – У тебя есть дочь… Я могу обменять лекарство на Кафи, она войдёт в мой дом как наложница.

Иринефер оторопела.

– Кафи? – она не могла поверить услышанному.

– Чему ты удивляешься, женщина? Ей уже одиннадцать. Через год в самый раз отдать её достойному мужчине. Чем я плох?

– Да ты же старик! – вскричала Иринефер. – Ты годишься в отцы моему мужу! Куда тебе нашу юную девочку? – и она окинула его взглядом с ног до головы.

– Ну смотри сама, – сказал Хабау и ушёл.

В это время из дома вышла Кафи.

– Чего он ещё хочет, мут? – спросила она.

– Тебя, – ответила Иринефер, глядя в землю.

Сноски:

1 – Многие дети в Древнем Египте носили косичку на правой стороне головы.

2 – Шен – брат.

3 – Теф, итеф, ит – отец.

4 – Харап – низшая ступень медика в Древнем Египте, вроде фельдшера.

Загрузка...