Хризолит и Бирюза

Глава XXXIII

Мне всё же пришлось задержаться на кухне и оправдываться перед девочками, будто я — преступница, застигнутая с поличным. Я пыталась объяснить, что этой ночью не произошло ничего особенного, что всё прошло так же, как и у них порой бывает. Но мои слова звучали жалко на фоне прищуренных, подозрительных взглядов, падавших на меня со всех сторон. Даже круассаны с маслом — мои спасители после бессонной ночи — перестали приносить удовольствие: каждый кусок застревал в горле.

— Вы же сами знаете, что не всё должно превращаться в фарс, — пробормотала я, стараясь держать ровный тон, будто сама себе внушая уверенность. Я старалась говорить спокойно, но пальцы выдавали меня — они нервно барабанили по столешнице, словно отмеряли удары моего сердца.

Но девочки только переглядывались и перешёптывались, словно стая пташек, и каждая их улыбка была ещё одним уколом. Чем больше я отрицала, тем сильнее звучало это отрицание, и я уже начинала сомневаться сама. Чай, который я тянула мелкими глотками, не помогал — лишь нервная дрожь отдавала в веке, и правый глаз предательски подёргивался. В итоге я затолкала в рот остаток круассана, даже не почувствовав вкуса.

— А ты не знаешь, кто это мог быть? — Софи наклонилась вперёд, её медные волосы скользнули по плечам, а зелёно-голубые глаза впились в меня с детской жадностью.

— Даже не представляю, — пожала я плечами, торопливо дожёвывая. — Он настоял, чтобы у меня были завязаны глаза.

— А по ощущениям… молодой или старый? — протянула Шена, театрально обхватывая себя за плечи и закатывая глаза так, будто сама оказалась в чужих объятиях. Интерес в глазах девушек вспыхнул ещё ярче.

Я машинально уставилась куда-то в потолок, вспоминая прикосновения, и голос мой стал тише:

— Молодой.

— Странно… — протянула Зои, распластавшись по столу с таким видом, будто сама ночь валялась на её плечах. Чёрные кудри едва не свесились в мою тарелку. — Откуда у молодого столько денег, чтобы купить самую дорогую девочку в нашем клубе?

— Может, у него… хорошие связи, — ответила я, сжав губы и погружаясь в собственные мысли.

Кухня наполнилась щебетом, смехом, фразами, налетающими со всех сторон, и я почувствовала себя в клетке, окружённой птичьим гомоном. Не зря Лоренц называл их «птичками» — только сейчас я поняла, насколько точным было это прозвище.

Я опустила взгляд на свои руки, обхватив чашку с чаем, как будто это могло спасти меня от этих дум. Софи приподняла брови и начала накручивать на палец свою прядь волос, явно о чем-то думая.

— Или он просто не тот, за кого себя выдаёт, — сказала она с ноткой иронии.

Зои, не обращая внимания на наши догадки, лениво, словно кошка, встала со стола. Она увидела своё отражение в зеркале, которое висело на стене напротив, и принялась приводить в порядок свои локоны.

— Может, он просто притворяется кем-то, — добавила я, не веря собственным словам.

Софи резко перестала вертеть прядь. Лоб её нахмурился, губы стянулись в узкую ниточку. Она подалась вперёд, словно делилась заговорщическим секретом:

— Или же он просто чудак, — с довольной ухмылкой подытожила она, подскакивая со стула и хлопнув в ладони, словно мозаика в ее голове сошлась. — Ты знаешь, таких тоже хватает, но, судя по всему, он умен. Не так просто оказаться в нашем кругу.

— А вы разве не видели его? — я обвела взглядом лица девушек, пытаясь уловить хоть тень эмоции, что могла бы выдать их осведомлённость.

После разговора с Жизель меня всё чаще не отпускало чувство, что я знаю здесь меньше всех.

Зои, не отрываясь от зеркала, будто между делом произнесла:

— Я видела…

Она не успела договорить. Все пять пар глаз метнулись на неё разом. Я поперхнулась чаем.

— Что? — Зои пожала плечами, будто сказала пустяк. — Я видела его со спины. В конце коридора, у заднего выхода.

Она надула губы и подпёрла щёку кулаком, будто собиралась на этом и закончить. Но наши взгляды прожигали её до костей. Я — одна из них.

Зои тяжело вздохнула, снова посмотрела на себя в зеркало, словно выуживая из памяти забытый штрих. На кухне стало тихо, я нервно сглотнула, чувствуя, как внутри нарастает напряжение. После тяжелого театрального вздоха она продолжила:

— Высокий, — наконец сказала она, поднимая плечо к щеке, задумавшись. — Длинное чёрное пальто в пол. На голове котелок… Ничего особенного. Ничего, что могло бы зацепить.

— Это все? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

Зои кивнула, но в ее глазах читалась неуверенность. Я выдохнула, понимая, что это все бесполезный разговор.

— Давайте уже закроем эту тему, в конце концов, — прикрывая глаза рукой, сказала я, пытаясь придать голосу уверенность.

Все обменялись взглядами, полными нескрываемого интереса, но мне это все это начинало напоминать скорее паранойю. Стоило просто отпустить эту ситуацию и забыть, как… не такой уж и страшный сон. Я вздохнула и попыталась вытеснить эти мысли, пока наливала очередную кружку чая, решив, что лучше отвлечься на что-нибудь другое, чем размышлять о незнакомцах.

— Пойдемте прогуляемся, — предложила я, стараясь говорить бодро. — Сегодня же понедельник, самый свободный день для нас.

Клуб, в отличие от апартаментов, находился дальше от поместья Винтерхальтеров, и мне пришлось взять машину.

Каждый раз, оказываясь в салоне, я инстинктивно вжималась в кресло и крепко хваталась за спинку впереди стоящего сиденья. Это не давало гарантий безопасности, но хотя бы создавалось ощущение контроля.

Уже смутно, но раз за разом авария проносилась перед глазами, заставляя мое сердце сжиматься то ли от страха, то ли по тоске от того, что этот момент стал переломным в моих отношениях с Ниваром. Меня буквально разрывало каждый раз при мыслях о том, что я не имею ни малейшего понятия, какую цель он преследует, ограждая меня от себя. И, может, Жизель все же не такой отрицательный герой в моей жизни и правильно предупредила меня о сущности этого мужчины?

Слова Жизель из письма крутились в голове чаще, чем любая молитва: Нивар — притягательная загадка, чье присутствие наполняет разум, но одновременно за завуалированным страхом таится нечто, что я не могу постичь. Он играет с моими чувствами? Или за холодным взглядом скрывается нечто большее?

Стараясь отвлечься, я следила за меняющимися пейзажами за окном.

За последние полгода улицы Верхнего города изменились: людей стало значительно меньше, некогда полные жизни и смеха, они теперь казались запустевшими декорациями к трагедии. Прохожие старались избегать взглядов друг друга, словно боясь нарушить тишину недовольства, которая наполняла пространство. Аристократы, лишённые привычных развлечений, собирались в своих залах и обсуждали последние новости, но их разговоры становились всё более мрачными и пронизанными страхом. Они знали о происходящем в Нижнем городе, но предпочитали оставаться в своих уютных оболочках, скрываясь от реальности.

Тем не менее противоречия нарастали. Эмоции, которые можно было бы выплеснуть на слабых, продолжали преследовать этот утраченный город, как невидимая тень, не позволяя забыть о том, что скрыто под поверхностью.

Для многих обитателей Верхнего города эти перемены казались утраченной привилегией или даже кошмаром. Их привычный мир, где всё поддерживается на высоком уровне благодаря труду низших слоев общества, начал распадаться прямо на глазах. Желание контролировать и властвовать, присущее аристократам, сталкивалось с реальностью, в которой они не могли полностью управлять изменениями. Непонимание, страх и зависть продолжали пульсировать в обществе, создавая почву для новых конфликтов. Как долго продлится этот хрупкий баланс? И какие перемены ждут столицу, разделенную на две части, в этом новом, словно изолированном мире? Вопросы оставались без ответа, но указывали на неизбежное столкновение.

Некоторые, вероятно, будут стремиться укрепить свои позиции за счет ещё более жесткого контроля и усиления репрессий по отношению к нежелательным элементам. Другие могут решиться покинуть Верхний город и искать возможности в Нижнем или даже за пределами Империи. Возможно, эти перемены станут стимулом для аристократов пересмотреть свои ценности и способы взаимодействия с миром, который они создали вокруг себя. А может, они упорно будут отказываться видеть очевидное и продолжат погружаться в иллюзии, всё ближе приближаясь к разрушению.

На контрольном пропускном пункте Нижнего города охрана уже знала меня в лицо и не пыталась препятствовать моей вседозволенности. Кивнув знакомому мужчине в форме, я въехала на территорию другой части Империи.

Но здесь моя машина, которой я спокойно могла пользоваться в Верхнем городе, вызывала бурную реакцию. Сегодня она перешла все границы: вместе с яицами и палками в заднее стекло кто-то метнул огромный кирпич, который пролетел рядом и задел моё плечо. Место начало саднить, а рубашка порвалась, царапины обнажили кожу.

Сердце заколотилось. Я осмотрелась — взгляды прохожих, настоящих защитников Нижнего города, были полны ненависти и осуждения. Их ярость не была направлена на меня лично, скорее на принадлежность моей машины к Верхнему городу. Каждый раз, когда я погружалась в эту атмосферу напряжения, внутри становилось холодно и неуютно.

Мы попытались уехать, но водитель явно ощущал моё растерянное состояние. Словно хищник, готовый к нападению, я ощущала, как мрачный антураж Нижнего города накаляет воздух вокруг. И вдруг, сквозь шум улицы, раздался крик. Кто-то из группы молодых людей, вдохновлённый увиденным, уверенно направлялся к машине. В его руках уже сверкал очередной предмет — пустая бутылка, которая, скорее всего, предназначалась для того, чтобы разбиться о капот.

В голове роились мысли. Все эти стереотипы и предвзятости, зажатые в переплетении улиц, словно создали невидимую стену. Я не была ни богатой, ни особенной — просто искала своё место, но этот город снова напомнил о своих правилах.

— Эй, что ты делаешь? — раздался сначала голос, а затем я увидела перед окном невысокую фигуру парня.

Он с растрёпанной прической в широкой куртке расставил руки в стороны, преграждая путь другому, с бутылкой в руках.

— Ты что, с ума сошёл? — произнёс он настойчиво, но без агрессии.

Молодые люди вокруг замерли, наблюдая за сценой, словно за первым актом пьесы, разворачивающейся прямо перед ними. В их глазах смешались любопытство и страх, иногда переплетавшиеся с дразнящими улыбками.

Парень с бутылкой замахнулся, но защитник не проявил страха. Он встал в оборонительную позу, готовый прикрыть лицо руками. И тогда зачинщик, выругавшись, выкинул бутылку в сторону — она разбилась о брусчатку, а он скрылся в толпе.

Мой защитник развернулся — и я узнала в нём Адриана Валески. Его глаза горели стойкостью, а растрёпанные волосы едва скрывали усталость. В этом мгновении он стал для меня не просто защитником, а символом надежды в мире беззакония.

Адриан внимательно оглядел территорию, а затем поймал мой взгляд. Не произнеся ни слова, он дернул головой, словно спрашивая, всё ли в порядке. Я кивнула, но сердце всё ещё колотилось. Опасность отступила, но её тень оставалась рядом.

Мы оба поняли, что оставаться здесь невозможно. Адриан провёл рукой по волосам, словно стряхивая остатки напряжения, затем уверенно повернулся и, кивнув мне на прощание, направился к школе.

Я ещё мгновение сидела, растерянная, а потом попросила водителя трогаться. Люди постепенно начали расходиться, но ямка на сердце не исчезла. Событие оставило после себя непреходящее ощущение тревоги. За окном машины привычная суета города казалась невероятно далёкой и чуждой. Улицы, которые когда-то радовали меня, теперь таили мрачные тайны.