Столетия спустя..
Мир Грамм
Верк
На землю, не спеша, кружась большими хлопьями, падал снег. Глядя в окно, на медленный танец снежинок, я размышлял о своём новом пациенте. Мальчишку нашли в лесу, на берегу реки, замерзающего. Сколько времени он провел так, неизвестно. Он сидел там, обняв свои коленки и спал, еще несколько часов и этот сон мог стать для него последним. Он умирал. Слуги принесли его в дом. Согрев, мы восстановили его энергетическое состояние и уже на вторые сутки он очнулся. И казалось бы, все хорошо, но мальчик отказывался есть и пить.
Сейчас он сидел в том же положении в котором был найден, подтянув колени к себе и обнимая их руками. Взгляд был пустой, его необычайно ясные, фиолетовые глаза смотрели в никуда. Я пытался задавать ему разные вопросы, но ни на один так и не получил ответа, ребенок никак не реагировал. Если мы не сможем вывести его из этого состояния, он тихонько угаснет.
Я с силой ударил кулаком о раму окна. Я всегда остро переживал, когда умирали мои пациенты, особенно дети. Внешне старался держаться и хотел казаться равнодушным и спокойным, но мое сердце волновалось о мальчике. Я повернулся и посмотрел на него, как я и предполагал ничего не изменилось, он никак не отреагировал на моё бурное проявление эмоций.
Скрестив руки на груди я в очередной раз мысленно начал перебирать все что знал об оборотнях. То что мальчик был им, не вызывало сомнений. Обычный ребенок не смог бы пережить такого длительного переохлаждения.
Оборотни — чувствительный народ. Столкнувшись с гибелью кого-то из родных, они зачастую впадают в состояние оцепенения. Поэтому я предположил, что река унесла у ребенка кого-то очень близкого. В месте, где сидел мальчик, мы заметили небольшой разлом во льду. Остается только гадать, как он не нырнул следом, за тем, кто попал в ледяной капкан.
Мои размышления прервал стук в дверь, в комнату вошла моя жена Либелия с трехлетней дочерью, Мидарой.
— Верк, мы не помешаем? Мидара настояла, чтобы мы пришли к тебе, сюда. А если она, что-нибудь придумает, то уже никто не может ее остановить, ты же знаешь.
О да, я знал, что моя дочь может быть очень упрямой.
Пройдя через всю комнату, Мидара подошла ко мне. В одной руке она держала надкусанное яблоко, а второй начала дёргать меня за штанину.
— Как его зовут? — указала она пальцем на мальчика.
— Я не знаю дорогая, он не говорит, — присел, чтобы быть ближе к дочери и нам было удобнее разговаривать.
— Почему?
— Наверное потому, что не хочет.
Мидара сморщила свой маленький лобик, не понимая, как можно не хотеть говорить. Ведь в свои четыре года, она заваливала всех вопросами и не отставала пока не получала ответы.
— Папа, можно я спрошу, как его зовут?
Я кивнул.
Не торопясь, она подошла к кровати и присела на самый ее краешек.
Я наблюдал.
Мидара явно смущалась, она не привыкла, что на нее не обращают внимания.
Посидев немного в раздумьях, она съехала на пол, встала на коленки и развернулась лицом к мальчику.
Пытаясь заглянуть в глаза, она наконец задала свой вопрос.
— Как тебя зовут?
Пару мгновений ничего не происходило, а потом мальчик повернул голову, долгим взглядом посмотрел на Мидару и наконец, охрипшим голосом, тихо произнес:
— Ты вкусно пахнешь яблоками.
Поняв мальчика по-своему, Мидара протянула, так любимый ею, фрукт.
— Оно вкусное, — украдкой проговорила она.
Не торопясь, он взял яблоко.
— Ешь, — поторопила его Мидара, — ты умеешь есть?
Взрослому человеку может показаться этот вопрос странным, но мальчик молча поднес яблоко ко рту, откусил кусочек, прожевал и проглотил. Все это он проделал, не отводя взгляда от Мидары.
— Как тебя зовут? — повторила свой первый вопрос Мидара.
— Макс.
— Ну вот, — громко проговорила моя дочь, — его зовут Макс.
Я боялся, что-то сказать или сделать, боялся, что мои действия или слова, могут повлиять на мальчишку и он опять замкнется, поэтому стоял, ничего не говоря и не двигаясь.
— А сколько тебе лет?
Теперь уже она забралась на кровать с ногами и подсела к Максу ближе. Диалог завязался, и она не чувствовала смущения.
— Семь.
— А мне вот, — и она показала четыре пальчика.
Задумавшись и решив что-то про себя, она неожиданно спрыгнула с кровати и выбежала из комнаты. Либелия вышла следом, мы снова с мальчиком остались вдвоем.
Не торопясь и не делая резких движений, я подошел к кровати, присел на корточки.
— Если я попрошу принести тебе мясной бульон, ты поешь? — спокойно произнес я свой вопрос.
Главной моей целью было, накормить ребенка.
— Да, если только она будет рядом.
Я кивнул, понимая кого Макс имеет в виду.
— Как ее зовут? — спросил мальчик.
— Мидара. Я схожу за ней и прикажу, чтобы тебе принесли еды.
Но не успел я выйти из комнаты, как снова вошли Мидара и Либелия. Дочь гордо несла свою любимую игрушку — волка, которого она сшила сама под руководством своей няни. Он был из плотной серой ткани, с глазами-пуговками. Снова залезла на кровать и подползла к Максу, сев совсем близко, буквально к нему под бок. Она крутила и вертела своего волка, показывая, где у него что. А мальчишка внимательно ее слушал.
— Правда он красивый? — снова спросила Мидара.
Макс улыбнулся и кивнул.
Я подошёл к Либелии и приобняв, спросил:
— Как думаешь почему?
— Не знаю, я думаю время покажет. Сейчас рано о чем-то судить.
С того момента самочувствие мальчика начало улучшаться. Мы решили не ворошить его прошлое, побоявшись причинить боль, и не стали задавать вопросы о его семье и произошедшем у реки. Отныне Макс начал жить с нами.