Храмовник

Третья глава

Сигизмунд не пошевелился, услышав звук приближавшихся шагов. С тех пор, как он встал у дверей Храма, прошло двадцать часов. И пройдёт ещё четыре, прежде чем он сдвинется с места. Его доспех работал в режиме малой мощности, руны мигали на краю визора медленно, словно застыли в янтаре. Руки покоились на рукояти меча, который упирался острием в пол между ногами. С купольного свода над головой свисали свечи, разгоняя мрак. Гигантские колонны вздымались ввысь, за высеченные в чёрном граните имена цеплялись тени. Со свода свисали знамёна, изорванные и покрытые кровью и огнём сотен битв.

Огромное пространство всегда заполняла тишина, её не нарушали звуки звёздной крепости за её стенами. Даже во время сражений Храм Клятв оставался оплотом спокойствия посреди шума. Его создали таким, дабы напоминать от имени Рогала Дорна, что этот зал олицетворяет нерушимое спокойствие несмотря ни на что. Здесь повсюду вырезаны имена и клятвы каждого Имперского Кулака, который служил или служит Империуму. На этом полу все от величайшего претора до самого последнего легионера становились на колени и клялись в верности. В единственном арочном входе не было двери, но никто не входил непрошенным. Быть Храмовником — значит быть стражем этой традиции, а с ней и клятв всех Имперских Кулаков.

Снаружи из темноты показалась одинокая фигура. Свет свечей выхватил блестящий чёрный лакированный доспех и складки на длинной мантии из белой ткани. Капюшон скрывал лицо воина, но Сигизмунд и так узнал его. Фигура остановилась в пяти шагах от входа. Сигизмунд не шелохнулся. Человек медленно дотронулся до капюшона и откинул его. Тёмные волосы обрамляли лицо с зелёными глазами. Алайош — капитан девятого ордена Тёмных Ангелов и один из самых лучших воинов, когда‑либо поднявший клинок в бою.

— Ты не можешь войти, брат, — произнёс Сигизмунд.

— Я и не собираюсь входить.

— Тогда зачем ты пришёл?

— Я пришёл, чтобы поговорить с тобой.

Первый капитан покачал головой, но не сдвинулся с места. В разговоре не было никакого смысла, не сейчас, когда копившийся в Дорне и Льве гнев поглотил “Фалангу” подобно растущему грозовому облаку. Спор между двумя воплощениями войны и благородства казался невозможным, что не помешало ему произойти. Причина была не в гордости или оскорблении, причина была в существах обладавших огромной властью, одновременно таких похожих и таких разных, которые столкнулись друг с другом подобно суше и морю. Раньше уже случалось, что идеалы Великого крестового похода, пускай и редко, но разжигали разногласия. Кёрз, Феррус Манус, Пертурабо. В какой‑то момент гнев каждого из них обращался против Дорна. Сигизмунд надеялся, что разногласия со Львом исчезнут также быстро, как и появились. Они не нужны, трещина в идеальном клинке — трещина в Легионес Астартес.

— Нам не о чем говорить, Алайош. Мой лорд говорит.

— Да, и мой отец говорит.

— Этот… спор закончится.

— А если нет? Что его завершит?

— Не кровь.

— Нет?

— Нет. Мы — воины Империума, нас создали сражаться с его врагами, а не друг с другом. Разорвать это братство — значит стать никем.

— Скажи это Пожирателям Миров. Скажи это Волкам.

— Кровопролитие ни к чему не приведёт. Этого не будет между нашими легионами. Не сейчас и никогда.

Сигизмунд по-прежнему не двигался. Мгновение спустя Тёмный Ангел кивнул в сторону сводчатого зала за его спиной.

— Это — Храм Клятв?

Спрашивая, он шагнул вперёд, и неожиданно Сигизмунд преградил ему путь мечом. Тёмный Ангел поднял руку, показывая Имперскому Кулаку открытую ладонь.

— Спокойнее, брат. Я не перешагну порог. Не один Имперский Кулак кроме тех, кому нужно принести или обновить клятву, и никто из не VII-го легиона не может войти и выйти. Я прав, так?

— За эти годы примарх разрешил войти трём своим братьям.

— И если я сделаю ещё один шаг…

— То больше никогда не сделаешь другого.

— И чему послужит моя кровь, пролившись на этот пол?

— Долгу.

Алайош улыбнулся, хотя взгляд остался серьёзным.

— Кто мы? — спросил он.

— Мы — воины.

— Но здесь и сейчас мы больше чем воины. Мы — чемпионы. Если, чтобы удовлетворить честь потребуется кровь, то это не будут наши братья или отцы. Это будем мы. Мы — наши легионы и мы — наши клятвы. Мы обнажаем свои мечи, но они принадлежат не нам. Рука, которая рубит, и глаз, который её направляет — это не одно и то же. Долг связывает нас. Он поддерживает нас. Он направляет нас. Он…

— Всё. — Прервал его Сигизмунд.

— Да, неважно к чему он ведёт нас или зачем.

Алайош снова улыбнулся, и Сигизмунд узнал эмоцию в глазах Тёмного Ангела. Это было горе.

— Буря может стихнуть, но если этого не произойдёт, то я хочу быть уверенным, что мы поняли друг друга.