Хозяйка разорённого поместья Эшворт-холл

Глава 3. Ночной голод

Я проснулась от хриплого лая собаки, раздавшегося неподалёку. Разлепив веки, посмотрела в окно, в которое виднелось потемневшее небо с первыми робкими звёздами. Надо же, как меня сморило!

Осторожно пошевелилась, проверяя своё состояние. Голова болела значительно меньше, видно, мазь Энни и впрямь творила чудеса. А отвратительный запах и правда почти сошёл на нет. Лишь рёбра ныли, как и прежде. Нужно туго перебинтовать грудную клетку, иначе каждое движение будет мучением. Где бы раздобыть ткань подходящей длины?

Дверь тихо скрипнула, и в комнату проскользнула Энни с деревянным подносом в руках.

– Миледи, вы проснулись! А я вам ужин принесла, – она поставила свою ношу на шаткий столик.

Я села, морщась от боли, и взглянула на масляную лампу, стоявшую рядом с тарелками, перевела взор на содержимое последних. Сердце упало. В деревянной миске плескалась жидкая каша на воде: серая, комковатая масса без малейшего намёка на масло или молоко. Рядом лежали варёные овощи, пара морковок и что-то похожее на репу, тоже без всякой заправки. Довершал картину нищеты кусок чёрствого серого хлеба.

– Это… мой ужин? – не удержала сарказма, проскользнувшего в голос.

Энни виновато потупилась.

– Простите, миледи. Гарета сказала, что, несмотря на ваши раны, всё равно не даст вам мяса. Нужно экономить продукты.

Я тихо хмыкнула и взяла деревянную ложку, зачерпнула склизкую кашу. На вкус она была ещё хуже, чем на вид: пресная, с привкусом горелости. Но голод не тётка, и я заставила себя есть, запивая эту бурду тёплой водой из глиняной кружки.

– Энни, вся прислуга так питается? – полюбопытствовала я.

– Всё то же самое, миледи.

Пока я давилась отвратительной едой, девушка сходила за ведром с водой и тазом.

– Давайте я помогу вам смыть грязь и переодеться ко сну, – предложила она, когда я отодвинула пустую тарелку.

Умывание холодной водой немного взбодрило. Энни помогла мне снять испачканное платье и достала из сундука ночную сорочку. Вернее, то, что когда-то ей было. Тонкая ткань износилась до полупрозрачности, в местах, где разошлись швы, виднелась грубая штопка, а от былой белизны не осталось и следа – сорочка приобрела желтовато-серый оттенок.

– Это всё, что есть? – уточнила я, разглядывая печальное одеяние.

– Есть ещё пару платьев, миледи, но они не для почивания, а для работы и походов в лес, – Энни снова полезла в сундук и извлекла мешковатые, жуткие на вид балахоны. И ещё одно, вполне симпатичное, тёмно-зелёное. – А вот это для выхода к гостям.

Я провела рукой по ткани. Качественная шерсть, хороший крой, платье явно шили не для служанки. Но время и частая носка сделали своё дело: ткань вытерлась на локтях и подоле, цвет поблёк, а кружева на воротнике и манжетах пожелтели и местами порвались.

– Странно, – заметила я, – почему меня не переселили в комнаты для прислуги, раз уж я на положении служанки?

Энни нервно оглянулась на дверь.

– Леди Дарена велела оставить вас здесь. Сказала, что, когда приезжают визитёры, все должны видеть, что племянница барона живёт в господском крыле, на подобающем ей месте.

Вот оно как. Для гостей я любимая племянница барона, а в остальное время – бесправная нищенка. Удобно устроилась… мачеха.

– Так-с, – задумчиво протянула я, на секунду замерла, после чего решительно объявила, – это непотребство, – ткнула пальцем в полупрозрачную сорочку, – сейчас разорвём и перевяжем мне грудную клетку, а вот это, – перевела палец на более или менее приличное тёмно-зелёное платье, – я надену сверху.

– Н-но, м-миледи… – округлила глаза помощница.

– Не спорь, милая Энни, – перебила её я, – с повязкой мои рёбра быстрее заживут, а что касается “выходного” наряда… Я буду носить его, пока не раздобуду чего поприличнее. Поверь, скоро в этом доме многое переменится.

Девушка испуганно посмотрела на моё полное решимости лицо.

– Х-хорошо, леди Айрис, – в итоге сдалась она.

Через четверть часа мои саднящие рёбра были плотно зафиксированы неровно разорванной тканью, а затем всё это прикрыто зелёным платьем.

– Спасибо, Энни. Большое. А теперь ступай, тебе тоже нужно отдохнуть, – я легла на жёсткую кровать, натянув тонкий плед до подбородка.

– Спокойной ночи, миледи. Моя комната внизу, в крыле для слуг, прямо под вами. Если что понадобится, стучите в пол, я услышу.

Дверь закрылась, и я осталась одна. Тьму, окутавшую мою каморку, разгонял свет единственной лампы, а сквозь щель в окне пробирался холодный ночной воздух. Погасив огонёк, я свернулась калачиком, пытаясь согреться, и закрыла глаза.

Вскоре усталость взяла своё, и я провалилась в тревожный сон…

Я стою на краю дамбы. Бетон под ногами трескается, расползается паутиной антрацитовых линий. Земля уходит из-под ног, и я падаю… падаю… падаю в чёрную, жадно ревущую бездну.

Я не выдержала и закричала в момент, когда должна была разбиться о бетонное основание. Но вместо удара картинка вдруг сменилась, и вот я ползу по противно чавкающей грязи. Камни впиваются в ладони, оставляя кровавые следы. В голове гудит, перед глазами красная пелена.

– Помогите! – сиплю я, но голос тонет в равнодушном фоновом шуме. – Кто-нибудь… пожалуйста…

Я выползаю на освещённую солнцем широкую улицу. Но люди проходят мимо, никто из них не останавливается. Они смотрят сквозь меня, словно я призрак. Я тяну руку к чьей-то юбке, но ткань проскальзывает сквозь пальцы.

– Помогите… – последний выдох, и темнота накрывает меня с головой.

Я проснулась резко, словно вынырнула из воды. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Несколько минут я лежала, приходя в себя и прислушиваясь к тишине дома. За окном царила глубокая ночь, в комнату проникал любопытный лунный свет, оставляя дорожку на полу.

Я, кряхтя, медленно села, прислонившись спиной к стене, задумалась.

Немного успокоившись, отчётливо осознала: Айрис убили намеренно. Это было вовсе не ограбление, нет. У девушки в заштопанном платье нечего взять. Кто-то целенаправленно ударил её по голове и бросил умирать в том зловонном проулке.

Но кто? И главное, зачем?

Сбивая с мысли, неожиданно заурчал желудок.

Я, не спеша, встала, поёжилась от холода.

Может, попробовать найти кухню? Там наверняка найдётся что-нибудь съестное.

Тихонько приоткрыв дверь, выглянула наружу. Темнота была почти непроглядной, только в дальнем конце виднелось бледное пятно окна. Опираясь одной рукой о стену, двинулась вперёд. Доски под ногами предательски скрипели при каждом шаге.

До лестницы добралась довольно споро. Спускалась медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Особняк спал, только где-то далеко тикали часы.

Внизу было чуть светлее благодаря проникавшему через окна холла лунному свету. Оказавшись у подножия, остановилась, вспоминая. Гарета выскочила из боковой двери… Хм-м, кажется, вон из той.

Поколебавшись секунду, всё же решила направиться туда, при этом неосознанно стараясь ступать ещё тише.

За тяжёлой створкой оказался короткий коридор, в его конце виднелась ещё одна дверь, понизу которой шла полоска тусклого света. Чем ближе я подходила, тем отчётливее становился запах дыма, золы и чего-то съестного. Желудок снова громко заурчал.

Толкнув дверь, очутилась на просторной кухне. В огромной печи тлели угли, отбрасывая красноватые блики на закопчённые стены. На массивном столе была разложена чистая посуда, а вдоль стен тянулись полки с утварью.

Огляделась. Где же тут хранят продукты? Логика подсказывала – в кладовой. И точно, в углу обнаружилась небольшая дверца, за ней ступеньки, ведущие вниз. Я спокойно спустилась и с любопытством осмотрелась: тут на удивление было весьма прохладно, на полках стояли горшки, корзины, висели связки лука и чеснока.

В первом же горшочке оказалась та самая каша, холодная и ещё более неаппетитная. Во втором – квашеная капуста. А вот в третьем… Я не поверила своей удаче! Большой кусок варёной говядины!

Быстро вернулась на кухню, нашла нож, отрезала ломоть хлеба, сверху положила толстый кусок мяса.

Боже, как же это было вкусно! Я жевала медленно, наслаждаясь каждым мгновением.

Увлёкшись, не заметила, как смахнула локтем нож. Он упал на каменный пол с громким звоном, разнёсшимся по всему помещению.

– Что за чертовщина?! – почти тут же раздался визгливый голос.

В дверях откуда ни возьмись нарисовалась Гарета в ночном чепце и засаленном халате.

Её маленькие глазки метнулись от меня к открытому горшочку с мясом, затем к недоеденному бутерброду в моих руках.

Лицо кухарки пошло отвратительными багровыми пятнами.

– Ах ты, воровка! – взвизгнула она. – Это всё для миледи Дарены! Не для такой грязнули, как ты!

Тётка ринулась на меня, размахивая руками, словно мельница.

Я поначалу опешила от её натиска, но быстро совладала с собой и, стиснув зубы, увернулась от её неуклюжего выпада, при этом сумела толкнуть её в пухлое плечо. Ушибленные рёбра взвыли, но я держалась, стараясь не дать слабины.

Повариха, не ожидавшая сопротивления, раззявив рот, охнула и потеряла равновесие, полетев прямо на печь. Я не успела её перехватить. Впрочем, не сильно и пыталась.

Гарета неловко выставила руки и прижалась левой ладонью прямо к горячей чугунной плите.

– А-а-а! – завизжала она, как поросёнок, тряся обожжённой конечностью.

На шум сбежались слуги. В дверях появились трое: пожилой мужчина, приблизительно такого же возраста женщина, и Энни. Все они замерли на пороге с открытыми ртами, глядя на меня с бутербродом в руке и корчащуюся от боли Гарету.

– Мерзавка! Ух и накажут тебя! – визжала кухарка, что есть мочи. – Миледи вернётся и запорет тебя на конюшне!

И мне вдруг это всё надоело, – я, передёрнув плечами, холодно прищурилась, резко шагнула вперёд, без страха заглянув в лицо поварихе, опешившей от моего манёвра.

– Как ты смеешь поднимать руку на меня, дочь барона Эшворта? – мой голос был тихим, вкрадчивым, в нём звенела сталь. Я вовсе не боялась, что эта туша может на меня напасть. – Ещё одно слово, Гарета, и завтра ты будешь искать новое место. Без рекомендаций. Так что не забывайся.

Гарета резко со щелчком захлопнула рот. Её рыхлое лицо исказилось от шока. Она мелко затряслась и в ужасе сделала шаг назад, увеличивая дистанцию между нами. Тётка молчала, не в силах выдавить из себя и звука, только пучила глаза и хватала воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Т-ты… В-вы… как смеешь мне такое говорить?! – охнула она дрожащим голосом.

– Повторюсь: не забывайся! – нахмурилась я, и, прищурившись, приказала: – Поди вон. И чтобы я тебя не видела, до самого возвращения дражайшей леди Дарены.

Кухарка икнула. Глаза едва из орбит не выпали. Но послушалась и, оглядываясь почти на каждом шагу, устремилась прочь из кухни.

Я облегчённо выдохнула и, стараясь не показать, как дрожат колени, повернулась к замершим изваяниями свидетелям всей этой сцены.

– Давайте пойдём спать, ночь на дворе, а утром нас ждёт много важных дел.