Пересев в городе Р. с поезда на рейсовый автобус, она с любопытством разглядывала пейзаж за окнами. Сразу после выезда из города открывался вид на Оку — водяная гладь блестела под весенним солнцем так, что резало глаза. Обширные луга перемежались с перелесками. После получасового созерцания пейзажа девушка устало отвернулась от окна и принялась исподволь разглядывать других пассажиров. На задних сиденьях старенького автобуса, где было больше места, расположились две пенсионерки с рассадой. У одной старушки картонная коробка, из которой выглядывала зелень, была примотана к коляске, а другая погрузила горшочки с ростками в рюкзак.
Чем дальше от города уезжал автобус, тем меньше в нем оставалось дачников. Пейзаж за окном тоже поменялся: залитые весенним солнцем поля сменились лесами. Автобус миновал несколько деревенек, пока в нем не осталось всего три человека — молодая женщина с мальчиком, сухонький старичок в запыленном спортивном костюме и она сама. Пенсионер читал газету, молодая мать старалась успокоить сына, а Саша вдруг ощутила, как у нее засосало под ложечкой. Куда она заехала? В какой глухой медвежий угол? Что ждет ее здесь?
Наконец автобус остановился, и Саша, закинув на плечо рюкзак, вышла. Автовокзал в Шаманихе был стареньким, казалось, его здание построили еще до войны. Судя по всему, желающих приехать сюда было немного. Впрочем, наверняка в выходные народу больше, рассудила девушка и медленно побрела по улице. Ее попутчики уже скрылись из виду, а она совсем забыла спросить, как пройти на Новую улицу.
Хорошо, что, завернув за угол, Саша увидела прямо перед собой маленький продуктовый магазинчик. Она толкнула дверь и вошла, краем глаза успев заметить, что рядом с магазином притормозил черный внедорожник с тонированными стеклами.
В магазине играло радио, а продавщица за стойкой уткнулась в телефон и даже не подняла глаз на посетительницу. Саша подошла поближе.
— Скажите, пожалуйста, — спросила она, — как пройти на Новую улицу?
Продавщица, женщина не первой молодости с аляповатым макияжем и химическими кудряшками, наконец оторвалась от своего телефона.
— Девушка, у нас тут не справочное бюро! — с ходу отрезала она.
Саша услышала, как хлопнула дверь за ее спиной — видимо, зашел водитель того черного внедорожника. И продавщица неожиданно преобразилась: сменила гнев на милость, на ее лице заиграла улыбка.
— Повернете у телефонной будки направо и идите до перекрестка, — сказала она Саше, и в ее голосе явно послышались заискивающие нотки.
Удивленная столь разительной переменой, девушка обернулась, чтобы посмотреть, перед кем так выслуживается продавщица. К прилавку подошел молодой мужчина лет двадцати пяти в дорогом спортивном костюме. Коротко подстриженные светлые волосы, загорелая кожа, скупые движения — незнакомец производил впечатление человека, донельзя уверенного в себе. И еще было в нем что-то неприятное, несмотря на правильные располагающие черты лица. Может, все дело было в манере держаться — так, словно все вокруг принадлежит ему?
Мужчина подошел к прилавку, вальяжно оперся о него, сжимая в руке ключи от внедорожника, спросил сигарет.
— Конечно-конечно, Сергей Николаевич! — засуетилась продавщица. — Вот, пожалуйста.
Заметив напоследок, что человек в спортивном костюме и не думает доставать деньги (неужели тут принято отпускать товар в кредит?), Саша решительно потянула на себя дверь и вышла. Ей не до местных обычаев — нужно поскорее найти Татьяну Николаевну и взять у нее ключи. Неизвестно, сколько времени она потратит на дорогу от Шаманихи до Подстенова, а времени уже первый час.
Только она отыскала взглядом телефонную будку (где еще сохраниться такому раритету, как не в глухой деревне!), как ее окликнули.
— Александра!
Саша обернулась и увидела перед собой мужчину в спортивном костюме. Он протягивал ей руку.
— Я Сергей Олисов.
Девушка машинально пожала крепкую ладонь. Она была огорошена тем, что парень знает ее имя.
— Меня предупреждали о том, что вы приедете, — продолжал Олисов. — У меня к вам разговор. Вы ведь сейчас к Сажиной? Давайте подвезу? Удобнее будет говорить в машине.
Парень сделал несколько шагов в сторону своего внедорожника и даже открыл перед Сашей дверцу, но девушка осталась на месте.
— Вы кто вообще такой? Откуда меня знаете? — Она совсем не горела желанием садиться в автомобиль первого встречного, который неизвестно откуда узнал ее имя. Впрочем, Саша догадывалась — наверняка нотариус Вахрушин предупредил о ее приезде. Должно быть, этот Олисов и есть вероятный покупатель поместья.
Сергей поджал губы, не скрывая своей досады. Хочет эта глупая клушка говорить на улице — ну пожалуйста. Конечно, здесь у каждого дома есть уши, но интерес его семьи к Подстенову ни для кого уже не новость.
— Мой отец Николай Олисов — самый крупный предприниматель в округе. У него завод по переработке молока, несколько ферм. Он давно мечтает сделать в округе современный санаторий, чтобы привлечь в наши края отдыхающих. Возможно, Подстеново бы ему подошло. Вы ведь собираетесь продавать поместье?
Саша замялась.
— Сначала я хочу посмотреть, что там сейчас творится, — ей не нравилась настойчивость Олисова. Судя по всему, парень давно привык к тому, что в этой деревне распоряжается он.
— Да что смотреть! — вспылил Сергей, которому надоели эти разговоры. Он был человеком дела и не привык лясы точить. Что эта девчонка возомнила себе! — Отец предложит вам хорошую цену, соглашайтесь. Поместье и так в руинах, того гляди развалится. А так хоть денег получите. Они же вам не лишние будут, — он бросил презрительный взгляд старенькие кроссовки девушки и ее вытертые джинсы. Тоже мне, наследница! Но Саша упрямо помотала головой.
— Вот посмотрю, как там дела, и решу.
Олисов вздохнул.
— Ну, как знаете. Только по-хорошему вас предупреждаю — там, того и гляди, крыша на голову упадет. А еще, — он понизил голос и придвинулся поближе к девушке, — местные говорят, что поместье проклято. Там привидение живет. Так что не советую оставаться там ночевать!
И, не прощаясь, Сергей сел в машину. Через несколько секунд черный внедорожник газанул с места, обдав Сашу облаком пыли. Девушка только головой покачала. Больные они тут, что ли, в этой Шаманихе?
Новая улица оказалась на удивление уютной. Маленькие деревянные домики с резными наличниками притаились в облаках цветущих яблонь, сирени и вишен. Не без труда девушка разглядела табличку с номером 25 на домике в самом конце улицы. На подоконнике лениво разлегся пушистый рыжий кот, а входная дверь дома была открыта, и ветер колыхал тюлевую занавеску.
Девушка открыла щеколду на калитке (видимо, запирать двери здесь было не принято) и вошла.
— Татьяна Николаевна! — крикнула она, предупреждая хозяйку о своем визите. — Есть кто-нибудь дома?
Ей никто не ответил, и она сделала несколько шагов по направлению к домику. Рыжий пушистый кот спрыгнул с окна, подошел к девушке и стал тереться о ее ноги. Саша нагнулась, чтобы погладить животное.
— Татьяна Николаевна! — снова крикнула она и на этот раз услышала, как из-за дома доносится старческий голос: «Иду-иду!»
Спустя несколько мгновений к ней вышла бодрая старушка в видавших виды темно-синих трениках и мужской клетчатой рубашке. Судя по тому, что руки Татьяны Николаевны были по локоть испачканы землей, она копалась в огороде.
— Здравствуйте, я дочка Владимира Ремизова — Саша, — представилась девушка. Старушка улыбнулась.
— Как же, Сашенька, я ждала тебя, знала, что ты приедешь, — затараторила она. — Как только Володя умер, царствие ему небесное, ждала тебя, наследницу. Он ведь перед смертью говорил, что есть у него дочь и что Подстеново он тебе передаст по завещанию. Ну пойдем в дом, чего на пороге-то разговаривать.
Татьяна Николаевна ополоснула руки водой из стоящего возле стены ковшика и отодвинула занавеску на двери, приглашая Сашу войти.
Кухонька была маленькой, но очень уютной: везде чисто, старенький телевизор накрыт вязаной салфеткой, в углу небольшая печка. Правда, готовила хозяйка, видимо, на электроплитке — сейчас на конфорке пыхтел чайник.
Саша решила не тянуть и перейти к самому важному.
— Расскажите мне о Подстенове, Татьяна Николаевна. Ключи от усадьбы у вас?
— Конечно, — пенсионерка показала на связку из нескольких ключей на красной ленточке, висевшую на гвоздике возле старенького холодильника. — Ты ведь сейчас туда собираешься?
Получив утвердительный ответ, она продолжала.
— Будут тебе говорить, что в доме, того и гляди, крыша рухнет, — не верь. Все эти бумажки о том, что Подстеново в аварийном состоянии, сфабрикованы.
— Я за усадьбой с самого детства приглядываю, — говорила Татьяна Николаевна, наливая себе и Саше чаю. — Еще моя прабабка в Подстенове горничной служила. В перестройку чего тут только не насмотрелась! Такие годы были.
Из областного центра целые КамАЗы приезжали — едва не разобрали все по кирпичику. Да что там говорить — и в нашей деревне есть еще дома, из подстеновского кирпича сложенные. Хорошо хоть удалось выбить для поместья охранную грамоту — внесли его в список культурного наследия. А то много желающих было ухватить этот лакомый кусок.
— Его какой-то Олисов купить хочет, — вставила Саша.
— Знаешь уже? — хранительница усадьбы помешала ложечкой свой чай. — Николай Олисов у нас воротила, бизнесмен. Ни с чем и ни с кем не считается. Половина окрестных земель его. Давно он на Подстеново зарится. Говорят, хочет там санаторий построить, а основной свой бизнес сыну передать. Да только если попадет усадьба к нему в руки, камня на камне там не останется — Николай давно уже говорит, что дешевле там все снести до основания, чем восстанавливать.
— А мой отец? — Саша почувствовала, как странно ей произносить эти слова. До последнего момента она никого отцом не называла. Внезапно у девочки пересохло во рту, и она поспешила отхлебнуть чаю.
— Володя Ремизов, даром что тоже бизнесмен, он был нашего поля ягода. Человек простой, душевный. Оказался в наших краях проездом, увидал Подстеново — и просто влюбился. Несколько раз сюда приезжал. Сначала помогал по мере возможности — то материал пришлет что-то подлатать, то работягам заплатит, чтобы они где пособили. А потом, как выставили Подстеново на торги, подсуетился и выкупил имение. И цену-то заплатит втрое больше, чем оно стоило, — только ради того, чтобы Олисову усадьба не досталась.
— Отец ведь жил здесь какое-то время? — спросила Саша.
Старушка кивнула.
— Да, он оставался на несколько месяцев летом, наезжал весной и осенью. Даже зимой пару раз заглядывал. Прошлым летом капитально потратился, перекрыл всю крышу. Все собирался этой весной приехать да и остаться здесь навсегда. Так оно примерно и вышло… — Татьяна Николаевна пригорюнилась. — Ты ведь знаешь, Сашенька, что он в Подстенове умер?
— Нет, — тихо произнесла девушка, чувствуя, как неприятно засосало под ложечкой.
Пожилая женщина вздохнула.
— Приехал он в конце ноября. Я еще удивилась, странно это. Вроде бы не планировал наезжать — он обычно меня предупреждал, ну и сюда заскакивал. А в этот раз смолчал, я только через день узнала, что он в Подстенове — соседи мельком увидели. Как раз собиралась усадьбу проведать, пошла. Подхожу к господскому дому — а там дверь настежь, ветер по комнатам гуляет.
…Я его в большом зале нашла. Лежит, уж окоченел весь — видимо, сердце не выдержало. Так и не узнала я, зачем он тогда приезжал. А деревенские после этого еще пуще заладили — проклятье да проклятье. Не верь им, Сашенька. Нет никакого проклятия.
Девушка вспомнила слова Олисова.
— А привидение есть? — спросила она.
Татьяна Николаевна помолчала.
— Не знаю, как тебе сказать… Непростое это место, Подстеново. Тайн там немало. Смотри внимательнее, может, тебе они и откроются. Но вот что я скажу, Сашенька. Бояться тебе там нечего.
И, несмотря на все расспросы девушки, больше хранительница усадьбы ей ничего не рассказала.
— Вот этот ключ от калитки перед домом, — наставляла Сашу Татьяна Николаевна. — Этим, большим, откроешь замок на входной двери. Этот маленький, — от подпола. Там лесенка крутая, если будет спускаться, осторожнее. Вот эти два ключика — от жилых комнат. Ты не пугайся, если снаружи выглядит неприглядно. Внутри жилье обустроено. В этих двух комнатах на первом этаже жил твой отец, когда сюда приезжал. Там печка, обогреватель, есть маленькая электроплитка. Если надумаешь заночевать, пожалуйста.
На прощание Татьяна Николаевна сунула в руки девушке узелок с пирожками и напутствовала Сашу такими словами: «Ничего не бойся в Подстенове. Ты его хозяйка, поместье теперь принадлежит тебе».
Слегка огорошенная происходящим, Саша пошла вдоль по Новой улице на околицу Шаманихи, туда, где начиналась грунтовая дорога, которая должна была привести ее в Подстеново.
Николай Петрович тоскливо вздохнул. У двери, краснея и переминаясь с ноги на ногу, стоял Сергей. Олисов-старший неодобрительно посмотрел на отпрыска и в очередной раз осознал, что ничего путного из сына не выйдет. Нельзя, к сожалению, вытравить из человека деревню.
Олисов-младший был как есть деревенский — простой, как тяпка. Все проблемы привык решать напором и кулаками. Не закрадывалась в его простой одноклеточный мозг мысль о том, что можно действовать как-то по-другому.
— Как тебе в голову-то пришло говорить с наследницей? — в очередной раз задал вопрос Николай Петрович. Он понимал, что внятного ответа, конечно, не получит, но как следует пропесочить чересчур инициативного сыночка следовало. Чтобы в другой раз опасался лезть, куда не просят.
Сергей что-то промямлил. Под строгим взглядом отца вся его наглость и решительность куда-то улетучились. Он-то знал, каков Олисов-старший — такого лучше не злить. Это только кажется, что его старик такой мягкий и обходительный. Тем, кто не знал Николая Петровича могло показаться, что эта мягкость и интеллигентность признак слабости. Ан нет! Олисов-старший выжимал из людей все соки, использовал их, а потом выбрасывал, как ненужную тряпку. И при необходимости не брезговал любыми способами, лишь бы только добиться желаемого.
— В общем, так, — снова вздохнул Николай Петрович. — Вечером возьми пару ребят понадежнее, наведайтесь в Подстеново. Пошумите там, авось наследница напугается и сбежит.
Когда речь зашла о действии, Сергей заметно оживился и закивал головой.
— Но не переходить границы дозволенного! — предостерегающе поднял палец Николай Петрович. Он хорошо знал своего сыночка. Не переходить границы означало — пальцем не трогать. Вот попугать — это пожалуйста, это другое дело.
Олисов-младший метнулся за дверь, только след простыл. Видно, опасался получить нахлобучку еще за что-то.
— …А не напугается наследница, я сам с ней поговорю, — закончил Николай Петрович свою мысль.
Привычку разговаривать с самим собой — здесь в провинции умных собеседников днем с огнем не сыщешь — он приобрел с тех пор, как переехал в здешнюю глушь из Москвы.
В то время как его ровесники мечтали делать карьеру в столице, Олисов понял про себя одно: лучше быть большим человеком в деревне, чем маленьким — в городе. И приложил все усилия к тому, чтобы стать в провинции очень большим человеком. Обладая весьма скромным начальным капиталом, Николай Петрович привлек связи, в том числе и в криминальных кругах. А уж потом, встав на ноги, приложил все усилия к тому, чтобы сделать свой бизнес легальным. И вот теперь ему принадлежит половина местных земель. Две трети сельчан работают на его предприятиях. От одного его словечка здесь зависят человеческие жизни, и, чего уж греха таить, он наслаждался этой властью.
И только унылые развалины Подстенова торчали бельмом на глазу шаманихинского олигарха. Еще лет десять назад он присматривался и приценивался к поместью, но тогда оно было ему не по зубам. А сейчас, чуть обстоятельства поменялись, Подстеново перекупил у него заезжий Владимир Ремизов. Николай Петрович долго пытался узнать, кто он такой и зачем ему развалины. Расхаживал вокруг да около, предлагал сделку, пытался убедить продать Подстеново за бесценок, но приезжий оказался кремень и так просто не сдавался.
Пришлось вспомнить свои старые криминальные методы, припугнуть… да только кончилось все скверно: кто же знал, что у Ремизова больное сердце? Хорошо хоть у сына с приятелями хватило ума убраться из усадьбы и не наследить. А уж он, Николай Петрович, приложил все усилия к тому, чтобы замять дело. И уже потирал было руки, чтобы, словно наливное яблочко с блюдечка, взять долгожданный приз, но тут выяснилось, что у безвременно почившего Ремизова имеется наследница.
Ну ничего — Александра Сорокина, судя по всему, молодая глупая девка, уговорить которую будет совсем несложно. Капелька сочувствия, понимания и такта, намек на то, что содержание усадьбы потребует колоссальных финансовых вливаний, и вот уже наследница, ошеломленная ворохом свалившихся на нее проблем, с удовольствием подпишет договор продажи. Надо только набраться терпения и немного подождать.
Чего-чего, а уж терпения и умения ждать Николаю Петровичу было не занимать.
Несмотря на все ее опасения, три километра по грунтовой дороге не показались Саше непреодолимым препятствием на пути к цели. Она наслаждалась прогулкой и теплым весенним солнышком. Но когда дорога свернула в старый парк с разросшимися кустами и покореженными от времени деревьями, солнце скрылось, и девушка поежилась.
Несмотря на то что сейчас парк больше напоминал лес, кое-где можно было различить следы человеческой деятельности: из-за травы виднелись камушки, которыми были обложены аллеи, а на одной поляне среди давно не стриженных кустов виднелась статуя нимфы.
Наконец сквозь ветви деревьев Саша увидела впереди луг, а за ним старый дом. Это и была усадьба Подстеново. Девушка прибавила шагу — ее переполняло волнение и хотелось поскорее увидеть свое наследство.
«Умели же раньше строить!» — думала она, глядя на обветшавший, но все еще крепкий господский дом. Несмотря на то что на штукатурке кое-где имелись трещины, в целом он выглядел вполне надежным. Окна первого этажа закрыты ставнями, часть окон на втором этаже заколочена, но кое-где блестят стекла. Внезапно внимание Саши привлекли три окна на втором этаже в самом центре здания. Ей показалось, что она заметила там какое-то движение, девушка поспешила присмотреться пристальнее… и едва не ахнула, увидев возле окна силуэт женщины в белом платье!
Она даже остановилась на мгновение, протерла глаза. Но когда еще раз посмотрела на дом, в окне уже никого не было.
«Должно быть, померещилось, — успокоила себя саму Саша. — В оконном стекле отражалось солнце, а я уже вообразила себе невесть что. К тому же дом заперт, а ключи только у меня». Она похлопала себя по карману ветровки, который оттягивала тяжелая связка ключей. И снова вспомнились слова Татьяны Николаевны: «В Подстенове тебе бояться некого!»
Миновав луг (очевидно, когда-то это был газон, за которым тщательно ухаживали, но теперь природа взяла свое), Саша оказалась на территории усадьбы. Мельком заметила в зарослях бузины, молодых кленов и сирени какие-то хозяйственные постройки — это, видимо, были остатки знаменитой подстеновской оранжереи. Но все ее внимание сейчас было приковано к дому.
Так вот он какой, дом, который достался ей в наследство! Имение впечатляло. Двухэтажный особняк казался громадиной (очевидно, потолки в Подстенове были высоченные) и нависал над Сашей, как гора. Ей казалось, что дом, словно живое существо, рассматривает ее. При этом девушка не чувствовала никакой угрозы или страха, только любопытство.
Она нащупала в кармане ветровки ключи и нашла на связке тот, что подходил к двери. Дверь, кстати, явно была новая, а петли и замок как следует смазаны. Механизм работал исправно, и открылась она сразу. За дверью Саша обнаружила темный коридор, из которого едва заметно веяло сыростью и застоявшимся воздухом. Она вспомнила слова Татьяны Николаевны, прошла по коридору и повернула налево, а потом открыла очередную дверь и оказалась в просторной кухне. Включив фонарик на своем телефоне, Саша нашла в углу рубильник и сдвинула его. А потом нащупала выключатель. Под потолком загорались три лампочки, висящие на проводах (Татьяна Николаевна предупреждала, что ее отец только планировал отремонтировать кухню, но, к сожалению, не успел.)
«Он ведь умер здесь, в Подстенове, — некстати вспомнила Саша. — В зале. Уж не та ли это комната на втором этаже?»
От этой мысли холодок пробежал у нее по спине. Девушке стало неуютно в старом доме, захотелось выйти на улицу. Едва ли не бегом Саша выскочила в коридор… и возле входной двери врезалась в незнакомого мужчину.
Оба были раздосадованы и удивлены.
— Вы кто такая?! — спросил мужчина, потирая ушибленный подбородок.
— Это я у вас хотела спросить! — ответила Саша, которая больно стукнулась лбом. Морщась, она рассматривала незнакомца, так некстати оказавшегося у нее на пути. Пожалуй, немного постарше ее, рост выше среднего, загорелое лицо, двухдневная щетина на подбородке. Местный житель? Похоже на то. Одет так себе — джинсы потертые и заляпанные глиной, воротник рубашки помят, а из серого свитера кое-где вылезли нитки. На бродягу и пьяницу не похож и ведет себя уверенно.
— Так, девушка, здесь частная собственность. Собирайте свои вещи и проваливайте, иначе я полицию вызову.
Саша оторопела от такой наглости. Да кем он себя возомнил, этот выскочка! Она сжала кулачки, как будто хотела этим напугать мужчину.
— Вот именно, здесь частная собственность! И мне очень интересно, что это вы делаете здесь, на моей земле!
Смысл сказанного дошел до мужчины не сразу. Но через мгновение его брови удивленно приподнялись, а глаза округлились.
— То есть вы наследница? Вы теперь хозяйка Подстенова?
Саша кивнула.
— Я дочка Владимира Ремизова, который купил эту усадьбу.
Мужчина выглядел смущенным и растерянным — и Саша неожиданно для себя улыбнулась.
— Тогда прошу прощения, — сказал он. — Я ваш сосед, Андрей. У меня ферма в двух километрах отсюда. Я отвожу козье молоко в Шаманиху, проезжаю мимо и по просьбе тети Тани Сажиной всегда заглядываю сюда, чтобы проверить, все ли в порядке.
Внезапно улыбка исчезла с его лица и ей на смену пришло все то же настороженное выражение — как будто бы мужчина опасался чего-то.
— А вы здесь жить собираетесь? Или что? — спросил он у Саши.
Девушке показалось, что сосед присматривается к ней, пытаясь понять, чего от нее ожидать. Что, в общем-то, неудивительно. «Он боится, что я продам Подстеново Олисову? — подумала про себя Саша. — Или, может быть, сам собирается его купить? Интересно, все мужчины тут такие странные?»
— Пока просто осмотрюсь, — дипломатично ответила она. И, кажется, ошиблась, потому что проблеск симпатии в глазах ее соседа сменился отчуждением.
— Ясно. Ну осматривайтесь. Если что понадобится, моя ферма в двух километрах, — снова повторил он и, махнув рукой, показал направление. А потом развернулся и, не прощаясь, скрылся в зарослях сирени.