– Титика!! – радостно пискнули у меня где-то в районе коленок.
Я громко икнула и, подхватив выползшую на балкон Ани, шепнула:
– Это не очень хорошая птичка, детка. Давай-ка, от греха подальше, спрячемся вну…
Дракон взревел так, что у меня в ушах зазвенело. Расправил крылья, зависнув прямо напротив испуганной меня, а затем выпустил из своей гигантской пасти струю беспощадного пламени…
Ани заплакала, а я, к стыду своему, заорала, как резаная, ещё больше пугая свою подопечную.
Боже.
Макс был прав.
Никакая премия, никакие деньги не стоят такой опасности! Ведь он же чуть не убил нас! И ладно Ани! Она феникс – у неё ещё полно шансов на возрождение, но мне-то, человеку без каких-либо примесей, совсем ничего не светит…
Дрожащими руками я замкнула балконную дверь и, с трудом успокоив малышей – конечно же, мы с Ани своими воплями, конечно же, разбудили Фея, – позвонила Шимону.
– Что значит, что вы с драконом сотворили? – ворча, как прародительница всех ворчливых бабушек в мире, спросил приятель. – У тебя совесть есть? Что ты велела, то и сделали. Это что? Наезд ради наезда? Ты решила выжить меня из отеля?
Это странное чувство, когда тебе одновременно обидно и стыдно…
– Прости, пожалуйста, Шимончик-шампиньончик! Я просто… – Что? Про фениксов, которые доводили меня до пределов сил я могла только молчать. Про то, что один из постояльцев, кажется, пытался меня убить – тоже. Маг-договор о неразглашении и конфиденциальности не позволял болтать лишнего. – Прости. Не то хотела сказать. И не надо больше ничего, ладно?
Кой чёрт меня дёрнул вообще лезть к этим драконам? Макс же просил – фениксы, фениксы и ещё раз фениксы!
– Вы это… начальнику этому громкоголосому в качестве компенсации завтрак проставьте. И какой-нибудь коктейль или бутылку вина, из дорогих, за мой счёт… Что-то меня занесло вчера… Ещё репутацию отелю подпортим, не дай боже, этого нам Макс точно не простит.
Шимон молчал так долго, что я уже почти решила, будто связь пропала, когда он всё же спросил:
– Варька, ты не заболела? У тебя всё нормально? Ты не влюбилась, не дай Боже?
– Шима!!
– Нет, ну мне только повеситься останется, если сейчас, вслед за Максом, и ты загремишь в больницу.
– Не загремлю.
– Обещаешь?
В голосе друга откровенно слышалась тревога и нешуточная боязнь за моё здоровье. Блин, я чертова эгоистка, но это так приятно!!
– Хочешь, на Библии поклянусь?
– Дурочка ты, Варька, я же тебя люблю!
– И я тебя, – расплылась в идиотской улыбке. – Спасибо, что ты есть, Шим, правда!
Он подозрительно громко засопел, а затем буркнул:
– За ужином поговорим. Всё. Пока. Пойду выполнять твоё поручение. Не поминай лихом, если что.
И на этой загадочной ноте разъединился.
Проклятье! Выйти бы отсюда и самой решить все проблемы – быстро и безболезненно! Но никакой же возможности нет! Блин, я всего лишь третий день как заперта в Северной башне, а по ощущениям – как третий год.
Скрипнув зубами, я сорвала с себя пижаму и взялась за дневную одежду.
И тут Фей мечтательно произнёс, не забывая ужасающе коверкать слова:
– Лифчик – это такой маленький лифт. На нём сиси едут наверх.
Ох, кажется пора прекращать переодеваться в присутствии фениксов, а то не у одной меня будет на них компромат…
Первая половина дня прошла вполне себе нормально. Я довольно быстро оправилась от встречи с драконом, а малыши так и вовсе забыли о нём уже через пять минут после случившегося. К счастью, детская память – она такая короткая… Не то что у меня.
Нет, в то утро я не вспоминала о событиях давно минувших дней и о том, как один полудракон недоделанный потоптался по моему сердцу и гордости. Точно, не более, чем обычно (на бумагомарательство и создание слезливых стишков не тянуло – и то хлеб). Немного придя в себя после огненной атаки, я всё же вспомнила то, чему меня учили преподаватели двух институтов, и осознала: никто не пытался меня убить. Драконы, они ведь, в отличие от всех остальных разумных обитателей известных человечеству миров, обладают фактически стопроцентной невосприимчивостью к любой атакующей магии, а зрение их способно увидеть то, что глазу другого существа недоступно. Потому я даже не сомневалась, купол эта ящерица безмозгло-крылатая точно видела. Другой вопрос, зачем он всё же атаковал его своим огнём. Напугать хотел? Красовался? Или всё гораздо серьёзнее, и гость нашего отеля пытался уничтожить созданную Матеушем защиту и прорваться к моим подопечным?
Всё, что угодно, лишь бы не последний вариант! «Мерцающему Замку» только международного скандала для полного счастья не хватало! Хотя, если подумать, драконы с фениксами никогда не воевали…
От всех этих мыслей у меня разболелась голова, а лучшее лекарство от этого недуга, как известно, игра в прятки с хохочущей мелюзгой. Ну, как в прятки?.. Я закрывала глаза и громко считала до десяти, а они в это время залезали вдвоём под стол (как вариант, под кровать), и когда я громко оповещала:
– Кто не спрятался, я не виновата! – кто-то из них, если не оба сразу, радостно вереща, сообщал, где именно их надо искать. Или даже ещё до того, как я закончу счёт, картаво и страшно коварно хихикали:
– Варя, всё! Можешь искать! Мы под столо-о-ом!
Вот где-то между моими метаниями от «мы под кроватью» к «мы за занавеской» Макс и позвонил. А ведь я уже почти поверила в то, что он будет себе спокойно болеть, оставив отель на мои хрупкие плечи.
– Привет! – запыхавшимся голосом поздоровалась я, одновременно запуская руку под длинную скатерть стола и хватая Фея (возможно, Ани) за тёпленькую пяточку. Визг раздался прямо-таки оглушительный.
– Ты чем там занимаешься?
Мне кажется, или кто-то не с той ноги встал?
– В прятки играю.
– А за фениксами кто смотрит?
Я отняла от уха трубку и с удивлением на неё посмотрела. С кем, он думает, я тут в игры играю? С Шимоном и хаускипингом? Или, чтобы не мелочиться, со всеми обитателями отеля сразу?
– Макс, я и смотрю. Ну, чего ты? Ты же меня знаешь, я всегда очень ответственно подхожу ко всему, что касается работы и благополучия гостей Замка.
Он помолчал.
Затем вздохнул, как-то то ли устало, то ли раздосадовано… Хотел показаться уставшим и раздосадованным? За годы нашего знакомства я успела уяснить для себя две вещи. Первая: Макс ничего не делает просто так. Вторая: захочешь – не найдёшь второго такого манипулятора. Поэтому я не очень-то торопилась вникать в подробности, не задавала никаких наводящих вопросов, не понаслышке зная, что все «вздохи» и «жалобы» старого тирана (пусть и любимого, но это к делу не относится) надо разделить на два, хорошенько присмотреться к тому, что получилось, и для пущей уверенности повторить процедуру.
– Я в курсе, – не дождавшись от меня никакой реакции, наконец, проворчал босс, – и очень это ценю, даже если со стороны кажется, что это не так.
Я нахмурилась.
– Ты славная, отзывчивая и очень ласковая девочка, Варёнок. Я тебе одного добра желаю, ты же это понимаешь?
Фениксята, с любопытством прислушивавшиеся к разговору, тоже прониклись моим настроением и, позабыв об играх и недоделенных игрушках, застыли в тревожном ожидании, неотрывно глядя на меня.
– Макс, что происходит?
Очередная, фактически доводящая до бешенства пауза. И наконец совсем уж неожиданное:
– Варёнок, а ты думала о повышении?
Как я уже говорила, вопрос был более чем внезапным. Настолько, что у меня прямо-таки ноги подкосились, и я, чтобы не упасть, привалилась плечом к стене.
– Ты же не собираешься сейчас снова завести свою пластинку насчёт того, как ты стар и в каком костюме мне тебя следует в гроб положить? Макс, я…
Он рассмеялся.
– Ну уж нет! Помереть сейчас? Только через мой труп!
– Э…
– Я о должности управляющего. Управляющей отеля. Ты как? Готова?
Ох… Я пожалела о том, что в комнате нет стула, а садиться на детскую кроватку не хотелось.
– Это ведь твоя должность, Макс… А как же ты? – в какой-то миг всё показалось дурной шуткой. Немного злой, но абсолютно в стиле моего босса, если честно. – Внуков нянчить собрался?
Я скептически фыркнула и тут же представила Макса в окружении толпы разномастных ребятишек. Картинка настолько не вязалась с образом язвительного тирана, что я рассмеялась.
– Скорее, правнуков, – хмыкнул мой босс. – Так как насчёт повышения? То есть, если нынешнее твое задание будет выполнено безукоризненно, и подопечные останутся всем довольны… Справишься? Или я тороплю события?
Справлюсь ли?
С ума сойти! Да я о таком и не мечтала! Управляющая «Мерцающего Замка»? О!
– Макс, у меня нет слов…
– Это «да»?
– Ну, думаю, да… А ты? Ты считаешь, что я готова?
– Когда фениксы выселятся, обсудим, – хмыкнул он.
Мы поболтали ещё немного и попрощались. Но я, если честно, ещё долго была не в силах поверить, что слова Макса не были шуткой. Когда же вечером Шима вместе с ужином приволок бутылку шампанского, то я недоверчиво посмотрела на друга и спросила:
– Ты уже тоже в курсе?
– Ха! – ответил он. – В курсе… Я сам их выселял! И вот этими вот руками пересчитывал деньги за отказ драконов от брони… А ты думала, что я отметить предлагаю? Последнюю среду на этой неделе?
Я рассмеялась и искренне обняла Шиму. Про драконов, если откровенно, я и не вспоминала, полностью ошеломлённая предложением Макса. О котором, пожалуй, я приятелю пока не стану сообщать.
– Нет, не это.
– А что тогда?
– Скажу через две с половиной недели. Ну, открывай уже своё шампанское, раз принёс!
Кисло-сладкий, коварно кружащий голову напиток сделал окончание этого невероятного дня просто идеальным. Вместе с игристыми пузырьками без следа растворились все мои тревожные мысли, а о драконах я и вовсе позабыла, как о страшном сне.
Последнее, впрочем, было очень легко сделать, ибо даже Шима не знал, что за вожжа попала крылатым ящерицам под хвост. Ещё вчера они были категорично настроены пользоваться услугами нашего отеля до последнего, а сегодня собрались, как по команде, незадолго до обеда – и убрались восвояси.
Будь на их месте кто другой, и не будь у меня фениксов на попечении, я бы очень сильно озаботилась этим моментом, но…
Виновата. Плюнула и растёрла. И забыла, как вчерашний день. Много чести будет ещё и вспоминать о нём… о них.
А фениксы тем временем росли, взрослели, теряя умильную детскую неуклюжесть и непринуждённость, и вместе с первым полётом утром восьмого дня случился первый скандал, когда оба они, к моему ужасу, категорично заявили, с неприязнью глядя друг на друга:
– Ненавижу тебя!
И это были цветочки, среди ягодок мною было зафиксировано:
– Уродина!
– Дебил, ты даже шнурки завязывать не умеешь!
– Сиськи отрасти сначала, а потом будешь на мои шнурки пялиться, дура конопатая!
Откуда всё это мои милые и ласковые детки взяли – ума не приложу. Полагаю, к ним таким странным образом начинала возвращаться память. Но, надо отметить, последнее высказывание Фея едва и в самом деле не стало последним. Уж не знаю, что больше всего разозлило его неполовозрелую супругу: уродина, сиськи, дура или намёк на обилие круглых веснушек на симпатичном личике, но она с такой силой засветила своему избраннику в нос, что я сначала перепугалась за его жизнь, а когда самая выдающаяся часть лица феникса налилась пугающей черноватой синевой, струхнула, что саэйя Фаэрг ил Нау ближайшие сорок лет проведёт с загадочной горбинкой на носу.
Обошлось.
Хотя последняя неделя нашей совместной жизни всё же прибавила мне седых волос, потому что пережить эмоциональные качели от ненависти до любви было сложно. Слушать горький плач Ани, старательно приглушённый подушкой, было невыносимо. А уж наблюдать за страданиями бедолаги Фея, который искренне не понимал, как объяснить этой глупой девчонке, что он к ней чувствует…
Честно?
Я рыдала по ночам похлеще своей подопечной, до крови закусив костяшки пальцев, чтоб ни звука из моей комнаты не вырвалось. А всё потому, что знала: у фениксов переболит и образуется. И как бы то ни было, к двадцати одному году память к ним вернётся, а вместе с ней и чувства, и личностные особенности… А вот я… Мне остаётся только злиться на себя. И ненавидеть. И снова злиться. И презирать. И снова писать глупые стихи, которые и показать-то постороннему стыдно.
А в ту последнюю неделю я исписала сотни листков. Выбиралась среди ночи на одну из многочисленных лестниц Северной башни, где даже в середине лета бывало зябко от пронзительных сквозняков, и строчила простым карандашом, непрестанно чиркая и подбирая лучшую рифму и более подходящую метафору:
Стоны умирающего лета,
Сидя на клетке лестничной,
Я ловила под звуки ветра
И была ничего не весящей,
Самой маленькой, самой глупенькой,
Самой-самой больной и обиженной,
Я была до боли запутанной,
Я была до страха униженной,
Я пришла из дождя и осени,
Вся замученная, заплаканная,
Твои волосы чёрные с проседью,
Твои пальцы не пахнут ладаном…
Твои родинки и ресницы,
И веснушки на переносице…
Ты мне снился сто лет и снишься…
Я пришла к тебе, милый, из осени.
Я пришла к тебе, солнце, из холода –
Одинокая нищенка с паперти.
Я пришла просто так, без повода.
Позвонила. Молчание. Заперто!
Ты не ждал? – Это холод мертвенный.
Ты не ждал! – Я умру от отчаянья.
Упаду я вниз с лестницы медленно,
Упаду легко и нечаянно.
Разобьюсь. Разлечусь. Расплачусь я.
Разрыдаюсь над сердцем брошенным.
Разорву черновик и начисто
Нарисую тебя, хорошего.
Где ты? Где? За какими вехами?
За какой измученной далью?
За заплатами и прорехами
Я тебя каждый миг теряю.
Я из осени, милый, вырвалась,
Я к тебе прилетела песенкой,
Я с тобой поменялась крыльями,
Я сижу на площадке лестничной,
На холодной площадке лестничной,
Я сижу у закрытой двери.
Я словам, ничего не весящим,
Больше уж ни за что не поверю.
Не поверю словам-обожаниям
Я твоим. На площадке лестничной
От любви я умру нечаянно,
От любви – ничего не весящей.
А утром выходила к подопечным, неизменно улыбающаяся, встречала завтрак – со второй недели их питание от моего ничем не отличалось, – шутила, смеялась, отвечала на вопросы, даже как-то умудрялась давать советы… Хотя в последние дни, когда наш физиологический возраст почти сравнялся, это было уже несколько сложновато.
Кстати, Фей вернул себе полноценную память почти на десять часов раньше, чем его супруга. Просто вдруг в середине разговора замолчал на полуслове и огорошил меня неожиданным:
– Варь, можно тебя на полслова?
– А?
– Барбарэ.
Произнеся исковерканную версию моего имени, саэйя Фаэрг ил Нау скривился, будто ему на зуб гнилая ягода попалась, но я сразу всё поняла и подскочила с места.
– Ани, родная, ты не обидишься, если Фей мне поведает на ушко какой-то секрет?
– Если только на него, – улыбнулась моя взрослая девочка. – Потому что, судя по всему, поведать его тебе он собирается в другой комнате.
Феникс кивнул, подтверждая слова супруги. Я улыбнулась. И мы вышли в холл. Впереди мой взрослый мальчик, позади я. На полусогнутых.
Ну, правильно, подмышкой-то у выросшего фениксёнка был мой «Альбом взросления». Мы же как раз над ним работали, когда к саэйе вдруг решила вернуться память.
Так быстро!
Так рано!
Я и попрощаться с ним толком не успела!
Не хочу! На глаза навернулись слёзы, и, закусив губу, я тихонечко всхлипнула и зажмурилась. Ну и, собственно, сразу же врезалась в спину шедшего впереди меня феникса. Или правильнее будет сказать, остановившегося? Замершего столбом посреди мрачного, облицованного чем-то, подозрительно напоминающим тефлон, коридоре.
– Варя? – он оглянулся, сверкнул растерянными голубыми глазами из-под золотой чёлки и заломил брови печальным домиком. – Ты… Ты плачешь? Ты что? Боишься меня?
Моргнула мокрыми ресницами и, виновато опустив глаза, прогундосила:
– Простите, саэйя, это… это мне в глаз что-то попало, я сейчас, я только…
И тут феникс сделал то, что не делал, наверное, ни разу в жизни. Какое там! Никто из его современников и предков не делал никогда и даже в страшном сне не мог представить, что сделает.
Он опустился на колени, обнял меня за талию и крепко прижался лицом к моему животу. Не зная, что сделать или сказать, я в полушоковом состоянии опустила руки на широкие мужские плечи и легонько погладила кончиками пальцев.
– Неужели в твоих глазах я выгляжу таким мудаком, что ты едва не плачешь от ужаса?
– Фей! – ахнула я в непроизвольном протесте. – Всё совсем не так!
– А как?
Не вставая с колен, он склонил голову к левому плечу и пытливо всмотрелся в моё лицо.
– Как, Варвара? Объясни. Ты ведь не просто отрабатывала заплаченные тебе деньги, заботясь о нас. Не думай, это моё первое возрождение, но разницу я способен почувствовать, всё же, одно детство у меня уже было. Но сейчас не об этом, подожди, не перебивай…
Он поднялся на ноги и, оглядевшись, потянул меня к окну в конце коридора. Бережно, словно он из хрусталя был сделан, положил «Дневник взросления» на край подоконника и ласково погладил его по золотистому корешку.
– Здесь так много трогательной любви, и нежности, и самоотдачи, и… Ты удивишься, если я скажу, что ни обо мне, ни об Ани даже родители так не заботились? Не поджимай губы, я знаю, о чём говорю. Это правда. Я чувствую разницу. Вижу.
– Если вы, то есть ты… об этих фотографиях, видео и записях… – обращаться на «вы» к тому, кто двадцать дней назад писал в пелёнки и пускал пузыри было не столько сложно, сколько глупо. И ведь мне ещё до возрождения разрешили простую форму обращения… – То это ведь ничего такого. Не мне первой пришла в голову эта идея. Люди живут мало и всего один раз, поэтому и стараются запечатлеть как можно больше моментов из жизни своих близких.
Фей улыбнулся.
– Люди? – фыркнул он. – Люди, пожалуй, да…
Негромко рассмеялся.
– Я очень-очень благодарен тебе, Варюша, правда. За всё, что ты сделала. За дневник – в особенности. Ани, оказывается, и в детстве была чудо до чего хороша.
Я засияла.
– Да и ты в большинстве случаев был весьма милым карапузом. Когда не изводил меня своими шалостями…
Мы помолчали.
Фей рассматривал фотографии, я – его.
– Значит, договорились, – неожиданно произнес феникс. – Остаёмся друзьями, и чтоб больше никаких страхов?
Кивнула.
– Ну, вот и здорово! Услуги друга проще и правильнее рекомендовать императорской чете.
Я громко икнула. Что, простите? Какой чете?
– Макс ведь не скрывал от тебя, что мы с Его величеством состоим в довольно близком родстве?
Промычав что-то невразумительное, я на всякий случай присела на подоконник – ноги совсем не держали.
– Он мой двоюродный брат, – не замечая моего состояния, продолжил Фей. – В начале года вышел его сорокалетний срок, и они с супругой уже начали подыскивать себе местечко для перерождения… Что скажешь?
– Не знаю, – протянула я и, нервно сжав руки в замок, посмотрела на побелевшие костяшки пальцев. – Кажется, я сейчас уписаюсь от радости. А если они согласятся… ну, император и его супруга. То будет полный аут… Ты же не шутишь?
– Какие уж тут шутки? И никаких «если». Обязательно согласятся.
Фей сел рядом со мной на подоконник и, покачав ногой в воздухе, неожиданно ляпнул:
– Особенно после того, как я скажу, что мне больше не нужно красить волосы… Варька, ты не поверишь! Я когда полчаса назад увидел своё отражение, глазам не поверил.
– Прости?
Я недоумённо нахмурилась и посмотрела на золотые кудри своего бывшего подопечного (впрочем, номинально ему под моей опекой предстояло быть до утра следующего дня).
– Какое отношение к перерождению имеет цвет твоих волос?
– Самое прямое! – он удивлённо рассмеялся. – Разве ты не знала? Считается, что мой народ произошёл от Солнца. Оно наш предок. Огонь мы именно от него унаследовали, как и способность к возрождению. Не говори мне, что у людей нет легенд о том, что солнце каждый вечер умирает, чтобы возродиться следующим утром более сильным и более ярким.
– Не говорю, – обиженно проворчала я. – Но цвет волос-то как с этим связан?
– Да напрямую! Чем ближе он к золоту, тем больше огня и магии течёт в жилах потомка древнего бога. А я в себе сейчас столько магии чувствую… Столько силы… Я не знаю, что ты сделала, и как это случилось, да мне и всё равно, если честно. Я просто очень-очень тебе благодарен. Для правящего дома увеличение моего магического резерва значит чудовищно много, а для меня… для меня, как это ни смешно, всё же важнее эти двадцать дней детства и любви. Варь?
– Я сейчас опять разревусь, – призналась я, хлюпая носом.
– Разревись, – легко согласился Фей, – а я спою тебе. Мы с Ани вместе споём. И все твои обиды забудутся, раны заживут, а старые шрамы перестанут болеть… И ты станешь самым счастливым Вареником в Отражениях.
Я подумала о своих ранах и шрамах и тихонечко опустила голову на плечо другу. Душевную боль песни фениксов, к сожалению, не лечат. От болезней подобного рода ни в одном из миров лекарства ещё не придумали, но какая, к чёрту, разница, когда мне становилось тепло от одних слов Фея!
Они задержались ещё на два дня. И хотя оба феникса в моих услугах уже совершенно не нуждались, мы всё никак не могли расстаться. Прочные, почти родственные нити, связавшие наши души, радостно звенели, и мне казалось, что в то время приподнятое настроение было не у меня одной, но и у всех обитателей Замка, начиная от персонала и гостей и заканчивая живущими в глубоких подвалах мышами.
В воскресенье на полдня приехали мои родители и, если правду, были в лёгком шоке от знакомства с фениксами.
– Они какие-то странные. – Папа подозрительно щурился в сторону Фея, что целовал ручки маме, и опасливо косился на добродушно сияющую Ани. – Неизвестный науке вид феникус дружелюбикус и ни капликус не снобикус… Варежка, ты их где нашла?
– Секрет, – загадочно улыбнулась я. – Но я передам саэйе твои слова.
– Только посмей! – родитель в шутку обиделся и погрозил мне пальцем.
Отличный получился вечер, и я даже не расплакалась, когда ближе к полуночи я сначала проводила родителей на парковку, а затем спустилась вместе со своими подопечными в зал Отражений.
– Варь, ну мы же не навсегда прощаемся, – утешала меня Ани, искренне обнимая за плечи. – Хочешь, приезжай в гости. У нас свой дом в устье Солнечной реки. Там красота нереальная, а главное, никого нет на сотни километров вокруг. Позагораем, покупаемся…
Я с сожалением вздохнула. Потому как, если Макс не передумает насчёт моей новой должности, об отпуске мне в ближайшие месяцы можно даже не мечтать.
– Спасибо, солнышко. Я приеду.
– Когда разберёшься с делами? – грустно улыбнувшись, спросила Ани.
– Или немного раньше. Обещаю.
Мы по-родственному расцеловались, и фениксы ушли в свой мир, а я стояла, глядя на то, как затухают на каменном полу зала алые линии переноса, и улыбалась. На душе было тепло и как никогда спокойно.
Глава вторая. Не рой яму другому
Дресс-код – форма одежды, требуемая при посещении определённых мероприятий, организаций, заведений. Зачастую также регламентируется стиль одежды для сотрудников, работающих в офисе, и перечень неприемлемой одежды (например: шорты, декольтированные платья, шлёпанцы, кроссовки) или наоборот. Наиболее строгий корпоративный дресс-код можно обнаружить в банках и ресторанах. (с) Википедия
Понедельник начался с плохой новости. Ну, на то он и понедельник, чтобы ничего хорошего с собой не нести… Нет, для отеля-то это была приятная и очень-очень денежно выгодная неожиданность, а вот для персонала… Группа вампиров восемнадцати-девятнадцати лет в период реабилитации после «капузы» (капуза – обряд инициации мальчиков-вампиров, смысл которого заключается в вырывании молочных клыков) – это то ещё удовольствие.
Перестройку комнат Замок начал ещё с вечера. И если бы я так сильно не переживала из-за отъезда фениксов, если бы не внезапный визит мамы с папой, эти перемены не прошли бы незамеченными, и я уже тогда поняла бы, что к чему, и, возможно, даже морально подготовилась. Но, как говорится, если бы да кабы, да во рту росли грибы… Ну, и так далее, по тексту. В общем, ни шута я не заметила, а потому утренний вопль Нинон стал для меня негаданным и нечаянным сюрпризом.
– Варварочка!!
Уж и не знаю, по какому случаю, но горничная была сегодня при полном параде. То есть, в официальной форме. Не представляю, какую дрянь курил Макс, когда решил, что его хаускипинг должен рассекать по отелю в таком виде, но подозреваю, смотрел при том ретро-порно, причём курил и смотрел не один, а в компании пары-тройки инкубов – вот уж у кого в этом плане фантазия не ведает границ.
На Нинке был чёрный корсет поверх белой рубашечки с глубоким декольте и рукавчиками-фонариками, пышная – о-очень коротенькая – юбочка и чёрные чулочки до колена, а на ногах простенькие тенниски, которые немного портили образ, но…
Но хаускипингу ещё же и работать надо, а не только вводить гостей в состояние ступора!
– Нинон! – Я ещё не успела позавтракать и не сделала ни глотка кофе, а потому настроение у меня было ни к чёрту. – Можно без излишней экспрессии? И вот без этих вот твоих любимых «беда в южных подвалах!». Давай коротко и по делу.
Горничная обиженно поджала губы и язвительно обронила:
– Если коротко, то беда не в подвалах, а на чердаках. Перестраиваются они под вампиров. А если по делу, то кабинет Макса захватил какой-то чёрт с полномочиями… Наши все в глубоком шоке. Варь, что происходит, а? Нас продали?
Слухи, будто Макс собирается продать бизнес, ходили очень давно, но я им и раньше-то не верила, а после того, как босс пообещал мне новую должность, вообще отнесла их к разряду бреда. Теперь же, после слов Нинон, под ложечкой неприятно засосало, а во рту появился такой поганый вкус, словно я ягодку малины съела вместе с притаившимся внутри неё клопом.
– Никто нас не продал, – проворчала я, с отвращением посматривая на ещё недавно весьма аппетитно выглядевший завтрак. – Сейчас переоденусь, кофе выпью и разберёмся с твоими вампирами.
– Они не мои!
– И с твоими чертями с полномочиями. Что хоть за он? Ты не в курсе? Что наши шепчут?
«Наши» – это страшная сила, если кто не знает, которая всегда в курсе всего. Основной источник её информации, ясное дело, сплетни, но кто сказал, что этот источник плох?
– Тебе не понравится. – Нинон налила в чашечку кофе из кофейника и поплелась сзади за мной к ванной. – Я его сама не видела, смена не моя была, но девочки на дневной рецепции говорили, это тот самый дракон.
– М? – Я подставила затылок под струю прохладной воды и не сдержала блаженного стона. – Это который?
– Ну, скандалист тот, которого мы на розовый этаж по праздничному тарифу заселили.
– Дракон?
Сердце болезненно трепыхнулось, провалившись в желудок, а сама я застыла, мучительно предчувствуя неприятности.
– Угум. А Макс на звонки не отвечает… Ох, Варь, попомнишь моё слово, продал он нас этим ящерицам, без стыда и без совести, как самый последний…
– Нин, я, возможно, открою для тебя Америку, но Макс и сам в некотором роде ящерица. – Промокнув волосы полотенцем и закрутив на голове замысловатый тюрбан, я вскинула взгляд на свою лучшую горничную. – Он василиск, чистокровный. Разве ты не знала?
Нинка, судя по её ошарашенному лицу, слышала об этом впервые. И, по-моему, даже обиделась на то, что я якобы держала в тайне столь важную информацию. Ну, что ж… На обиженных воду возят, а мне сейчас было не до выяснения отношений с излишне импульсивной горничной. Мне нужно было к важной встрече с приснопамятным драконом готовиться.
И готовилась я к ней, надо сказать, как к госэкзамену. Заранее подготовила речь – ни в коем случае не извинительную. Каются и оправдываются пусть неудачники, а я за собой никакой вины не чувствовала. Во-первых, мы с Шимой действовали согласно Уставу, где чётко и ясно было прописано: работники Мерцающего Замка в неукоснительном порядке обязаны исполнять все устные и письменные распоряжения руководства, касающиеся прямого хода работы отеля. Так что пусть эта огнедышащая ящерица хоть на стену лезет, а Шима честно старался выполнить указания Макса.
Что мне ещё могли предъявить? Завышенную плату? Дудки. Всё строго по прейскуранту. Недёшево, конечно, но так мы никому и не навязываемся. Праздничный тариф? Ха-ха три раза. Может быть, бессонную ночь? Но тут уж точно никаких доказательств причастности сотрудников Замка нет и быть не может. А если вспомнить, что кое-кто излишне эмоциональный и не умеющий держать под контролем свои эмоции окатил пламенем балкон, на котором я стояла вместе с Ани… (Между прочим, тогда ещё совсем малышкой. А что если бы с ней психологическая травма приключилась? С последствиями на следующие сорок лет? Как бы это отразилось на репутации отеля?) То ещё непонятно, кто тут извиняться должен.
Так что не надо «ля-ля», мы в своём праве.
Но Устав я, идя на встречу с оккупантом, засевшим в кабинете Макса, на всякий случай взяла с собой.
Расчёт мой был весьма простым. Во-первых, увесистая папка в руках придавала мне уверенный вид и показывала собеседнику серьёзность моих намерений. Во-вторых, как бы это смешно ни звучало, так мне казалось, что Макс если не со мной рядом физически, то, по крайней мере, незримо стоит за каждым моим словом.
– Волноваться не о чем, – шепнула я своему отражению. Вид у меня был немного взъерошенный, укладка волос трясущимися руками – это совсем не то, что сделает любую девушку прекрасной, но если не обращать внимания на состояние причёски, то в остальном всё было весьма и весьма прилично и соответствовало ситуации.
Простой белый гольф без рукавов и тёмно-синяя узкая юбка с разрезом до середины бедра, бежевые чулки и балетки с застёжкой на щиколотке делали меня, по словам Макса, похожей на «доставучую училку младших классов». Впрочем, он считал, что я всегда на неё похожа.
– Разве что в моей униформе ты просто хорошенькая девушка, без этикеток.
– Пф! – смеялась я. – Остаётся радоваться, что ты не настаиваешь на дресс-коде, иначе мне пришлось бы искать новую работу.
– Пошути ещё у меня, – ворчал старик и шутливо грозил мне пальцем.
Ох, Макс! Что же ты наделал, старый интриган? Чувствует моё сердце, не к добру этот визитёр… На миг закралась было мыслишка, будто он передумал переводить меня на новую должность, а взял более достойного человека – дракона? – со стороны. Может, перевёл из другого филиала. Однако, учитывая, что новый договор я получила ещё вчера утром – и даже успела его подписать и с курьером отправить в больницу, – такой вариант развития событий казался самым маловероятным из всех возможных.
По дороге в бельэтаж, где находился не только кабинет Макса, но и вся административная часть «Мерцающего Замка», я перекинулась парой слов с Павлинкой, девчонкой из дневной рецепции. Умница и красавица, она на раз решала любую проблему и свободно говорила на четырёх языках. Мы с Максом на неё буквально молились, не понимая, что она забыла в нашем отеле. Нет, зарплату своим сотрудникам Макс платил отменную, да и престижно это было, работать в таком-то месте, но…
– Павлина из тех девушек, что танцуют джигу на берегу океана, на примере показывая всем мирам, как надо уметь наслаждаться жизнью, – говаривал Шимон, если речь заходила об этой девушке. – И по какой невероятной ошибке она зависает среди нас – тот ещё вопрос.
– Ты параноик, Шима! – хохотала я.
Хотя, если откровенно, и сама была склонна думать примерно так же.
Тем понедельничным утром Павлина была бледна и выглядела немного рассеянной, что ей было совершенно не свойственно. Я не стала её слишком отвлекать вопросами, списав несвойственное девушке состояние на визит драконьего оккупанта, а махнув рукой, убежала в бухгалтерию, чтобы спросить у Барракуды, прошёл ли платёж от вампиров, или они, по своему обыкновению, будут тянуть с оплатой до последнего.
– Варвар! – моё имя Тэрка произносила неизменно с ударением на первый слог. – Ну, ты как вчера родилась, честное слово! Это ж вампиры! Я раньше пятницы и не жду…
– Эх, не тот народ гномами назвали, – криво ухмыльнулась я. – Макс тебе не звонил?
– И не писал. Поэтому я тоже не в курсе, что там у нас за гость с большой буквы «ЖО» и какого жо рожна ему надо, потому как на мои звонки глубоко любимое начальство тоже не отвечает. А оно мне надо до зарезу, Варвар, и не потому, что язык почесать не с кем.
Я попыталась за сочувственным вздохом скрыть панику. Наша Барракуда на то и Барракуда, что всегда добивается своего, а раз босс не при делах, то кто занимает его место? Ну, правильно, я ведь и договор уже подписала…
– Если я как-то могу помочь…
– Если б могла, я б тебе уже сказала… Живи пока. Кстати, красавица, всё забываю спросить, ты завещание уже написала?
Я подозрительно сощурилась, ища подвох. Потому как у нашей Барракуды было решительно акулье чувство юмора.
– А зачем?
– Ну, так в пасть к дракону идёшь же. Добровольно. Оттуда живыми возвращаются не все.
Я показала Терезе язык и – делать нечего! – всё же направилась в сторону заветной двери. Потопталась на месте, собираясь с духом и напоминая себе о выбранной стратегии поведения. Не здороваться, не лебезить, не показывать своего страха, а строго и по деловому поинтересоваться, кто он такой и по какому праву занял кабинет владельца сети «Мерцающий Замок».
Подняла руку, чтобы постучать, но в последний момент сама себя мысленно обругала идиоткой. Ещё чего не хватало, в свой собственный – не по факту, по сути! – кабинет стучать!
Толкнула створку и, щитом прижав к груди Устав, решительно шагнула внутрь.
Дракон сидел за столом, склонив тёмную голову над какими-то бумагами. Моего вторжения он не заметил, думаю, не потому, что двери не скрипели, хотя они не издали ни звука. Подлый захватчик чужих кабинетов просто увлёкся чтением. Когда же я поняла, что именно он читает, то прямо-таки задохнулась от возмущения. Это же было одно из личных дел сотрудников отеля. Да кто ему право дал?
Из моего горла вырвался негодующий звук, и вот его-то дракон услышал. Рывком вскинул голову, пронзая меня синевой огненного взора, и я почувствовала, как под моими ногами разверзлась пропасть.
Я узнала его сразу и даже немного раньше, чем траектории наших взглядов пересеклись – по вскипевшей в груди обжигающей боли.
Бог свидетель, я потратила немало усилий на то, чтобы не сорваться с места, а уж затраты на удержание лица и вовсе не поддаются счету… Это хорошо, что нервные клетки всё-таки восстанавливаются, ибо эта нежданная встреча немало их укокошила.
Я сделала один шаг, опёрлась левой рукой о лакированную столешницу, немного наклонилась вперёд и, размахнувшись, со всей души съездила Кострику по лицу. Мысленно.
«Что ж ты опять-то в моей жизни появился!» – взвыла в тоскливой безысходности.
Тоже не вслух.
Моргнула и, с трудом изобразив радушно-удивлённую улыбку, выпалила:
– Какие люди – и без охраны!
Кострин как-то по-хищному оскалился и неспешно поднялся из кресла.
– Значит, мне не показалось. Это всё-таки ты.
– С утра была я. – Пожала плечами. – А в чём дело?
– В чём дело?
Клянусь, на меня никто и никогда не смотрел с такой убийственной злостью – будь я из барышень кисейного типа, уже билась бы в истерике или валялась в глубоком обмороке. Но так как у меня были отличные учителя, основательно закалившие мою когда-то трепетную нервную организацию, я лишь бровью повела и попыталась скрестить руки перед грудью. Да вот незадача! Устав всё ещё выполнял роль моего щита. Смешно, ей-богу, полусотней страниц от Кострика точно не защитишься.
Я уже пожалела о том, что вообще взяла с собой этот бесполезный, по большому счёту, талмуд, когда внимание моего бывшего любовника (Господи, звучит-то как пошло!) сосредоточилось именно на нём.
– Что это у тебя?
– Устав «Мерцающего Замка», – процедила я и небрежно бросила его на край стола. – Пришла тебя с ним ознакомить. Ходят слухи, ты к нам с какими-то специальными полномочиями… Судиться, что ли, собрался?
На вопрос мой, судя по всему, никто отвечать не собирался, потому что у Кострина стал совсем уж бешеный взор, к тому же он вдруг как-то резко напрягся и вытянулся в струну, будто ему, не при вампирах будет сказано, кто-то осиновый кол в задницу воткнул.
– Только не говори мне, что ты здесь работаешь, – прошипел он.
– Ладно.
– И давно?
– Пять лет.
Я всё-таки не выдержала и отвела глаза, увлечённо высматривая что-то в буйной зелени цветущего за окном сада.
Ситуация была странная и… и неправильная какая-то. Мы стояли, разделённые столом, и перебрасывались какими-то ничего не значащими фразами. Я чувствовала себя глупо, так как один взгляд на Кострина всколыхнул в моей груди такую мутную бурю непонятных чувств, что не было сил держаться. Ибо до зуда в ладонях хотелось влепить ему оплеуху. Закричать, высказать всё то, что копилось во мне долгие годы и не находило выхода. Просто заорать и разреветься, в конце концов. Ведь это больно, это так больно – столкнуться лицом к лицу с собственной глупостью.
Много чего хотелось, но я страдальчески кривила губы и старательно держала лицо. Хотя это было очень и очень сложно. Особенно учитывая тот факт, что Кострин вёл себя так, будто это не он, а я нанесла ему смертельную обиду.
– Так я и знал, – наконец, проговорил Кострин, чем вогнал меня в ещё большее смятение. – У старого змея ничего не бывает просто так, да?
– Кострин, ты не мог бы перейти на общедоступный язык? Я ни фига не понимаю из того, что ты тут…
– Не понимаешь? – рявкнул он и, впечатав руки в столешницу, наклонился вперёд. – А я вот охреневаю! Это какой же стервой надо быть, чтобы сыграть в проклятую идиотку, которую гнусный дракон до самоубийства довёл!
Я почувствовала жар огненного гнева, исходивший от него, честное слово, я не вру и ни капельки не преувеличиваю. А ещё его взгляд, он не давил – четвертовал меня с безжалостной яростью. Наверное, именно поэтому до меня не сразу дошло, что он мгновением ранее сказал.
– Стерва? Проклятая идиотка? – У меня аж пальцы скрючило от желания расцарапать его самодовольную морду. – Да что ты себе… Постой? Самоубийство? Ты белены объелся? Чтобы я из-за какого-то… – Посмотрела презрительно. – … заносчивого козла на себя руки наложила? Вот уж дудки.
– А тебе и не надо было! – На «заносчивого козла» он никак не отреагировал, разве что сощурился ещё больше. – Хватило того, что ты занялась активным распространением слухов о своей якобы смерти… Тебя же ведь все, все похоронили. Даже подружка твоя, как её? Дочка поварихи этой? У неё ещё имя такое дурацкое, на собачью кличку похоже…
– Мотька, – растерянно напомнила я.
– Точно! Она ведь тоже была на этих проклятых похоронах!
Похоронах? Каких похоронах? Он бредит.
– Скажи, Кок, у тебя вообще сердца нет? Я бы так с самым заклятым врагом поступить не смог бы, а ты с близкими людьми. С родными, с друзьями? Со мной! Ты хоть понимаешь, дура, что я чувствовал, когда мне добрые люди поведали, что ты не молча с моста сиганула, а ещё и записку оставила, мол, после всего, что я с тобой сделал, никак не можешь жить дальше?
– Сам дурак, – проворчала я.
– Да я наизнанку из-за тебя вывернулся! Из-за тебя! А ты…
– Не ори на меня, – насупившись, потребовала я. – И помолчи минуту, дай сообразить.
Я себя внезапно героиней какого-то абсурдного спектакля почувствовала, и собраться с мыслями – в тишине! – мне было жизненно необходимо.
– Не орать? – Кострин вскинул на меня наполненные священным ужасом глаза. – Да я сейчас думаю, как бы тебя не придушить, а тебя беспокоит такая мелочь, как беседа на повышенных тонах?
– Мгм. Беспокоит. Кострин, это ведь не очередная твоя каверзная шуточка? Ты в своем уме? Я никаких записок не оставляла, а всего-то и сделала, что ушла из Института, мне было…
Я осеклась, внезапно осознав, что не хочу рассказывать Кострину о том, как больно и горько мне было. Не желаю тешить его и без того раздутое эго. Поэтому я исправилась:
– Мне предложили поработать здесь, в «Мерцающем Замке». Причём не просто поработать, но и одновременно закончить первое и получить второе образование… От таких предложений не отказываются. Веришь? И я ума не приложу, откуда взялся этот бред с моим самоубийством.
Кострин меня откровенно пугал. Понятия не имею, чем он жил все эти годы. Может, он от издевательств над наивными девственницами перешёл к тяжёлым наркотикам. Не знаю и знать не хочу. Мне бы сейчас как-нибудь помягче расспросить его о том, что привело его в Замок, и как можно скорее выставить вон.
– В любом случае, это дела давно минувших лет. Я жива, ты тоже выглядишь вполне здоровым, – тут я откровенно солгала. Душевное спокойствие моего визави определённо оставляло желать лучшего. – Может, мы, наконец, перейдём к тем причинам, которые привели тебя в мой отель?
Глаза у Кострика полезли на лоб, а обычно довольно низкий голос преобразовался в подобие какого-то жалкого писка.
– В твой отель?
– Ну, как мой? Я вот уже несколько дней, как здесь управляющая. Ну и…
– Я убью его, – обречённо простонал Кострин, после чего поднял кресло, которое благополучно упало примерно в тот момент, когда невидимые силы вгоняли дракону осиновый кол в задницу, и спокойно устроился за столом. А я, между прочим, осталась стоять, как нашкодившая школьница на ковре у директора. И это положение вещей мне категорически не нравилось. Подтолкнув ногой стул для посетителей, я плюхнулась на сидение и с вызовом закинула ногу за ногу.
Кострин с задумчивым видом посмотрел на моё оголившееся в разрезе юбки бедро и сообщил:
– Я хочу увидеть твой договор.
– С какой это стати?
– С такой. – Нахально улыбнулся он. – С такой, что Арсен Ренуар Максимилиан Ро, мой собственный родной дед, сделал меня как сопляка двухлетнего. И ведь знал же, знал, что нельзя ему доверять, а всё равно…
– Дед? – Если бы я уже не сидела, то точно бы плюхнулась на пятую точку, потому что от шока и удивления у меня не только ноги, у меня вообще всё что можно и нельзя подкосилось. – Макс твой дед? Копздец…
Бред какой-то? С чего тогда такое ярое неприятие драконов?
– Думаешь?
– Ну, он никогда о тебе не рассказывал. И вы совсем не похожи. И… – я осеклась, нахмурившись. Ведь Макс ни разу, ни разу не спросил у меня, от кого или от чего я бегу, прячась в его отеле! Заранее знал от деда Шурки? Потому и относился ко мне так хорошо, что чувствовал себя виноватым передо мной… Ну, из-за внука.
Я сама его убью, если окажется, что он во всём этом замешан! Хотя, какое «если»! Конечно же, он замешан!
– Договор ты получишь через несколько дней, когда Макс соизволит мне копию прислать. Допускаю, что получишь, потому как пока не увидела причин тебе его показывать. Твои родственные связи с моим боссом? Как-то неубедительно.
– Связи? – Кострик невесело улыбнулся и покачал головой. – Бери выше. Дед не из тех людей, которые при принятии решений руководствуются узами крови. Купил он меня, всего с потрохами… Пообещал простить, если я год в роли владельца этого отеля продержусь. Зараза старая!
Кострик со всей дури шарахнул кулаком по столу, а я, испуганно охнув, переспросила:
– Простить? За что?
– За всё, – буркнул он и с выражением излишней деловитости на лице глянул на Устав. – Очень удачно ты его захватила, ну-ка, ну-ка, что тут у вас за правила.
Одной рукой он подтянул к себе увесистую папку, а второй сковырнул в верхний ящик стола папку с личным делом кого-то из наших сотрудников. И я так и не успела рассмотреть, с чьим именно.
Несколько минут прошли в тишине, нарушаемой лишь шелестом бумаг. Я сидела как на иголках. А всё потому, что поначалу не спросила, остаться ли мне, а потом, когда Кострин увлёкся изучением документации, делать это было уже глупо.
Да это было уже и не к спеху. В образовавшейся паузе я смогла подумать над слухами о своей преждевременной кончине.
Первым делом я, конечно, согрешила на деда Шурку. Пожалуй, каверза, подобная этой, была бы абсолютно в его стиле, если бы не одно, но очень жирное «НО». Никогда в жизни они бы не стали играть со словами, если дело касается моих и Эда жизни и здоровья. Обтяпать фальшивое самоубийство, сварганить театральные похороны – да, без проблем, для какого-нибудь Васи Пупкина. Для членов семьи – никогда.
Родители? Пф! Не смешно. Во-первых, когда мой переезд едва наметился, они ещё толком в себя после аварии не пришли. Во-вторых, если забыть о том, что у одного навигатора и одного университетского профессора и близко нет возможностей, чтобы провернуть такое дело, они бы тоже просто не стали.
И что у нас остается на выходе? Правильно. Шиш на постном масле. На кой чёрт кому-то понадобилась эта дурацкая шутка? Зачем? Кто оказался бы в выигрыше в случае моей мнимой или реальной смерти?
А может, Кострик соврал?
Я внимательно посмотрела на парня… Не на парня, на мужчину. Прошедшие годы его изменили не сильно, разве в волосах появилось больше серебряных нитей… Я тихо хмыкнула, вспомнив, как Макс, седой как лунь, рассказывал, что первые признаки ранней седины у него появились ещё в детстве. Теперь понятно, в кого Кострик уродился. Странно, что я раньше не заметила, как сильно похожи эти двое мужчин. Скулы, нос, разлёт бровей, даже привычка ехидно кривить губы… Ну, и глаза. Макса без дымчато-серых очков я видела всего пару раз, ещё в самом начале нашего знакомства, но до сих пор помню пронзительную синеву его невероятного взгляда.
Я тогда по глупости своей подумала, будто у всех василисков глаза такого цвета. Ну, и ляпнула:
– А что, у василисков нынче модно без очков среди людей шастать?
– С чего ты взяла, что я василиск? – Макс подозрительно сощурился.
– Да я вашего брата за километр чую, уж больно гляделки у вас… выразительные.
– Ты видела у кого-то такие же глаза, как у меня?
– Ну, – невыразительно промычала я и скрестила пальцы наудачу, чтобы только Макс не стал расспрашивать, у кого и когда.
Не стал. Мало того, после того случая его мало кто из обитателей Замка видел без очков. Тогда я не придала этому значения, а теперь…
Кострик оторвался от изучения бумаг и, поймав меня на том, что я его рассматриваю, вопросительно заломил бровь. Задавив на корню смущение, я тряхнула головой и отвернулась к окну.
А может, он всё придумал? Ну, про похороны и самоубийство? Бред же чистой воды… Чтобы я, да с моста, да записку оставила… Ха-ха три раза! Да мне бы и дед Шурка такой возможности не дал, он же, на пару с дедом Артуром, глаз с меня не сводил. Не то чтобы я стала что-то с собой делать, но их забота и участие мне здорово помогли тогда.
Всегда.
Но что же всё-таки случилось пять лет назад?
Осторожно скосила глаза, чтобы проверить, чем занят Кострик, а убедившись, что он вновь увлёкся Уставом, вновь вперила в него взгляд. Что он там говорил про Мотьку? Якобы она на моих похоронах была?
Та самая Мотька, которая все каникулы и более-менее внятные выходные проводит у меня в отеле? Если окажется, что она в курсе этой невразумительной авантюры… Ну, я ей и всыплю!
– Значит, из Универа ты ушла, потому как получила от деда хорошее предложение по работе? – внезапно резюмировал Кострик, и я вздрогнула от неожиданности, воровато пряча глаза, хотя в мою сторону недодракон и не думал смотреть.
– Не ушла, – буркнула недовольно. Ну, не хочу я о своём позоре вспоминать, хоть умри! – На заочное перевелась.
– На заочное? – Глянул на меня из-под ресниц. – Странно. Я тоже, но что-то не помню тебя среди своих одногруппников.
Блин.
– В Дранхарру. Макс договорился. У него там… связи.
Последнее слово я даже не прошептала. Так только, губами шевельнула еле-еле, потому как Кострик вновь вскочил из-за стола, да так резво, что кресло за его спиной с грохотом повалилось на пол, и проскрежетал:
– Договор-рился?
– М… вроде как.
– Ох… очешуительно! – и с яростью отшвырнул от себя недочитанный Устав. – Потом эту муру долистаю. Пойдём, управляющая, будешь меня с персоналом знакомить и в курс дел вводить… Если у тебя, конечно, сегодня не выходной.
– Не выходной, – я поднялась на ноги, с опаской посматривая на Кострина. – А ты почему спрашиваешь?
– Ну, ты, как я посмотрю, не по дресс-коду…
Меня перекосило. Чёрт! Ещё и дресс-кода мне для полного счастья не хватало.
– Слушай… – я замялась, не зная, как к Костику обращаться. По имени? По фамилии? Используя прозвище или, может быть, просто? Босс? – с униформой небольшая проблема…
Он не дал закончить, огорошив внезапным:
– Хочу тебя в униформе.
Сердце раздулось и, воздушным шариком поднявшись в горло, застряло там, лишив меня речи. Чёрт. За что мне всё это?
– Увидеть, – в знакомой улыбке искривив губы, договорила эта сволочная ящерица. – Завтра. И если что, это мой первый приказ.
«Сдохну, но не уволюсь», – решила я и, мстительно сощурившись, кивнула.
– Не вопрос.
Тем более что один раз я этот шедевр порно-портного на себя уже надевала. Два года назад. Не то чтобы я гордилась этим поступком, но на что только не пойдёшь ради родного отеля…
Дело было недели за две до начала рождественских каникул. Самое жаркое отельное время. Макс носился, как лошадь в мыле, по всему замку и рычал голодным тигром на каждого встречного-поперечного, а всё потому, что в тот год обитатели всех Отражений как с ума посходили. И как они со своими проблемами справлялись до открытия немагического поля Земли, ума не приложу… Ведь жили же как-то без нас без всех, а сейчас словно свет клином на «Мерцающем Замке» сошёлся. Все, кому не лень, лезут и лезут, будто у нас мёдом намазано, а между тем услуги наш отель предоставляет не из дешёвых… Не каждый феникс и вампир в состоянии оплатить пребывание в здешних стенах… хотя, вру! Вампир – каждый. Если, конечно, не боится в процессе «пребывания» от жадности помереть. Впрочем, я отвлеклась, в тот год речи не шло ни о первых, ни о вторых, потому как половину отеля оккупировали инкубы с суккубами во главе, да не для того, чтобы решить какую-то свою весьма и весьма непростую проблему, а чтобы помешать её решить кому-то другому. Своего рода Ромео и Джульетта на демонский лад… А если учесть, что заселялись они по одному тарифу, а жить по другому отказывались (да и не комильфо это, со слов Макса, коней на переправе менять), выкинуть их вон без повода в разгар всех событий было попросту немыслимо.
Однако, тут нужна небольшая предыстория.
Было ли, не было, но в одной демонской стране жили две семьи. И не то, чтобы они между собой враждовали, не было этого, но и не особо дружили, к одной правящей партии принадлежали – и то хлеб. У обеих семей были дети, и вот те-то, в отличие от родителей, дружбу водили, да не абы какую, а самую настоящую, настолько сильную, насколько это вообще возможно между мужчиной и женщиной. Особенно, если учесть, что обоим им было по восемнадцать лет.
Немногим младше меня, они были в стократ несчастнее. Потому как настоящая дружба любви не помеха, а помеха ей одна лишь беспощадная родительская воля и фраза «я лучше знаю, что для моего ребёнка лучше». Иными словами, родители влюблённых породниться не больно-то и спешили.
Верите? Я при всем желании не могла не проникнуться симпатией к тем, от кого отвернулись попросту все. Мама, папа, братья, сёстры, друзья – все твердили, что негоже идти против рода, а эти двое всё равно не отказались друг от друга.
Ясное дело, я целиком встала на их сторону.
Если в двух словах, то дело обстояло так: Дегеретис ин Зиару, сын знатнейшего дворянского рода, решил взять в жёны Беренхейу ни Ану, её род был не менее знатен, да вот у родителей на место мужа дочери был другой кандидат. Не буду вдаваться в подробности, раскрывая всю подноготную тех дней, но прежде, чем перейти к описанию событий, что происходили на моих глазах и с моим участием, ещё минута увертюры.
У обитателей Магических Отражений всё, как в сказке про Кощея Бессмертного: никакой простоты и изящества, зато обязательно с какой-нибудь заморочкой вроде «в сундуке заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце игла, а уж на конце той иглы смерть Кощеева». Ну, или исполнение всех твоих желаний, это как кому повезёт.
Суккубам с инкубами тоже надо огонь, воду и медные трубы пройти, чтобы не просто брачными клятвами обменяться – это дело десятое, – а соединиться в более глубоком смысле, переплетясь энергией своих душ. Этот ритуал довольно прост, но требует максимальной самоотдачи и приводит к полному магическому истощению, превращая могущественных демонов в беспомощных, как младенцы существ. Святая обязанность родных и близких – защитить молодожёнов в этот нелёгкий для них период. Дать молодой семье возможность окрепнуть и, главное, не впускать посторонних в комнату для обряда.
В имении каждого знатного рода обязательно было так называемое свадебное убежище, но что делать тем, против кого ополчился весь белый свет? Где им спрятаться? Как уберечь от постороннего вмешательства зарождающуюся магию новой семьи? Зная, что, прерванный раз, обряд уже нельзя будет повторить.