– Ты сегодня нервная, – Демиан остановил меня на повороте.
Не заметила, как разогналась так, что пятки сверкали.
– Немного не по себе, – призналась честно.
Взгляд глухой старушки не выходил из головы. Может, ей тоже нужна помощь правоохранителей? Может, сын ее бьет?
Нет, глупости. Мы же видели, с какой заботой он хлопотал на кухне. В доме чисто, госпожа Глоу выглядела опрятно и сыто. Умом я понимала, что не стоит подозревать бедную старушку, но где-то внутри свербило от ее последнего жалостливого взгляда.
– Снова сборище…
Мы свернули к полицейскому участку и услышали громкие голоса протестующих. У широких дверей было не протолкнуться. Сегодня здесь было больше народу. Похищения детей заставили каждого выйти из дома и заявить ноту протеста.
– Мы требуем, чтобы вы нашли виновных! – кричали люди.
– Мы боимся отпускать детей на улицу.
– Сколько будет продолжаться полицейский произвол?
Демиан весь напрягся. Он тоже винил себя. Но еще больше его волновало, что мы ни на шаг не приблизились к поимке преступника.
Я тронула его за плечо.
– Прости, задумался.
Взяв меня за руку, он пошел сквозь толпу.
– Детектив! Детектив! – вцепилась в него какая-то женщина. – Расскажите нам, как продвигается расследование!
– Мы работаем, – сухо ответил Демиан и ускорился.
– Я знаю его! Это детектив Мор-Госсен. Он темный! Должно быть, он просто не хочет искать наших детей!
– Неужели это правда? Похищение наших детей расследует темный?
– Мы будем жаловаться!
Сжав зубы, Демиан молча слушал нападки.
Вдруг за мой рукав кто-то вцепился. Я обернулась. Это была Даниэлла Марлин. Бледная, но очень решительная.
– Алина, прошу вас…
Во второй рукав вцепилась другая женщина. Короткостриженная, кудрявая. Волосы вились круглыми колечками, на лице выражение обреченности. В маленькой пухлой руке был зажат оловянный солдатик.
– Мой сын, Бари Холли, – затараторила она. – Он очень любил играть в солдатиков. Мечтал защищать слабых, а теперь… Пожалуйста, найдите его!
Я отмерла.
– Их найдут, верьте. Только не опускайте руки.
В последний момент женщина впихнула игрушку мне в руку. Дверь полицейского участка открылась для нас и тут же захлопнулась перед носом госпожи Холли.
– Фух, – выдохнул вспотевший Демиан. – Теперь можно поработать.
Я во все глаза уставилась на чужой предмет в руке. То, что меня тревожило последние два часа, вдруг стало совершенно понятным.
– Демиан… Нам надо назад.
– Что, прости?! Нам еще повезло выйти живыми. Да нас едва не растерзали на части!
Я покачала головой и выставила вперед вещественное доказательство.
– Эту игрушку дала мне госпожа Холли, мать первого похищенного ребенка.
Демиан скептически приподнял бровь.
– И?
– Посмотри внимательнее! Точно такой же солдатик был в доме престарелой Доротеи Глоу! Смотри, тот же цвет, потертости в тех же местах. Тот солдатик – из коллекции игрушек Бари Холли! Они из одного набора!
Мозг детектива взорвался всего на минуту. Он в бешенстве заходил туда-сюда по холлу, ругаясь и вспоминая наш визит к Доротее Глоу.
А после велел послать наряд на захват дома.
– Разберите там всё по дощечке! Мы должны найти детей!
Плохие новости пришли к вечеру.
Доротея Глоу с сыном сбежали.
Полицейские захватили в спешке покинутый дом, обыскали каждый сантиметр. Разобрали доски в полу, но детей не нашли. Как и хозяев.
В холодильнике осталась нетронутая еда, в шкафах – одежда, в ванной – средства гигиены и полотенца. Не хватало только жильцов.
Полицейские развесили изображения старушки и ее сына по всему Фрицу, надеясь, что хоть кто-то видел, куда они направились. Несколько дней они прочесывали улицы в поисках мужчины и женщины на коляске, но те словно сквозь землю провалились.
Винсенс Глоу на черно-белом портрете ничем не выделялся. Обычный мужчина, как многие другие. Я все еще помнила его в белом фартуке. Помнила заботу и осторожность, с которой он обращался к матери. Впрочем, особых примет у него не было.
В отличие от Доротеи Глоу.
Старушку на железной коляске сложно не заметить. Как минимум прохожих должен привлечь лязгающий звук колес. Художник изобразил каждую морщинку на ее лице, вот только взгляд передать не смог. На розыскном потрете Доротея Глоу выглядела озлобленной старухой, хитрой и расчетливой.
Я помнила ее совершенно другой.
Жалость, мольба, тоска – с этими чувствами она смотрела на меня, когда я подняла с пола игрушку-солдатика.
Вдруг она непричастна? Вдруг она тоже жертва? Жертва психически нездорового сына. Я в очередной раз обратилась к невзрачному портрету Винсента Глоу.
Пазл в голове начал складываться.
Доротея Глоу восьмидесяти лет. Глухонемая по старости. Передвигается на коляске и очень нуждается в уходе родственников.
Это она писала стихи. Она – аноним. Мы думали, преступник так издевался, посылая в редакцию стихи, которые метафорично описывали детей в виде животных.
Но если это было не издевательство, а крик о помощи?
Старушка просила о помощи. Она не могла говорить, не могла встать. Она полностью зависела от взрослого сына. Который, кстати, очень подходил на роль похитителя детей. Только зачем ему это? Какой у него мотив?
Демиан выслушал мои спутанные размышления. У полиции других версий всё равно не было.
– Хорошо, – релиш он. – Давай займемся этим вместе. Что нам известно о семье Глоу?