Глава шестая Без языка

Яхта ушла на второе утро. Когда она скрылась за горизонтом, близнецов выпустили из больничной палаты.

Было бы ошибкой представлять их себе беспомощными узниками, коих следует пожалеть.

Прежде всего, они не столько еще пожили на свете, чтобы с уверенностью различать — что нормально, что нет. Происходящее они воспринимали с большей легкостью, чем люди постарше, и подобно большинству детей были гораздо умней, чем казались. Да и разлука с родителями удручала их не так уж сильно, как могли бы думать родители. Джуди верила в то, что у нее с Никки каникулы, но даже и Никки, — как ни грустно в этом признаться, — больше тревожился о Шутьке, целиком зависевшей от него, чем об отце, от которого зависел он сам. Ими правила детская жизнерадостность. Их окружало неведомое. Они столкнулись с головоломками, в которых следовало разобраться. Их умению приспосабливаться был брошен вызов, сам по себе действовавший как тонизирующее средство.

Они ничем не походили на Гамлета, проводившего время в попытках разобраться в том, что у него происходит внутри. Их взоры были устремлены наружу, они не делали из происходившего с ними трагедии и предпочитали сначала действовать, а уж потом размышлять над содеянным. Короче говоря, они едва удостоили уходящую яхту взглядом.

Во всяком случае, Джуди не удостоила. Ее больше интересовало, как все устроено на острове.

Иное дело Никки, у которого было тяжелее на сердце, чем у сестры, да и загадок перед ним стояло побольше. Что бы он ни говорил ей за завтраком, ему так и не удалось убедить ее, что никакого долгого разговора между ней и колдуном не было, и это, впервые за всю их жизнь, разделило брата с сестрой.

Да и так ли уж не было?

Ясно же, что старик послал за Шутькой, разговаривали они о собаке или не разговаривали.

И вообще здесь многое непонятно. Как это доктор Мак-Турк ухитрился правильно, — ибо Никки проверил сообщенный ему результат, — взять квадратный корень из нескольких миллионов, и зачем вообще все эти люди забились на Роколл? Каковы отношения между этими людьми? И что означает та латинская фраза?

Никки был далеко не дурак. Так или этак, но Хозяин и вправду разговаривал с Джуди, — с помощью экстрасенсорного восприятия или чего угодно, — и лоб свой ко лбу Китайца он как-то странно прикладывал, — наверное, именно тут и произошел между ними подлинный «разговор». Но в таком случае, старик действительно сказал, что мистер Пьерпойнт и Герцог могут оказаться полезными для осуществления его планов. Может быть, ради этого его с Джуди и задержали на острове?

А с другой стороны, он своими глазами видел, что Хозяин ни единым словом не перемолвился с Джуди. И помнил, как странно изменились ее зрачки. Да если на то пошло, — что такое гипноз? Как он действует? И если Хозяин прибегнул к какому-то способу передачи мыслей, тогда почему он ему, Никки, ничего не передал?

Хуже-то всего, что ни одну из этих загадок невозможно было обсудить с Джуди. Что бы там ни сделали с ней сапфировые глаза, сделанное легло между сестрой и братом. Стоило Никки сказать хоть слово против ее нового друга, как она начинала злиться.

Из них двоих мужчиной был Никки, стало быть, ему и надлежало отыскивать в происходящем логику и заботиться об их безопасности.

И самое главное, — кто он такой, этот Хозяин? Сколько ему лет, к примеру? И чем так напуган доктор Мак-Турк?

Как бы там ни было, а они получили свободу. Им было сказано, что они вольны заходить куда им угодно, и уж по крайней мере изучением острова они вполне могли заниматься совместно.

Джуди сказала:

— По-моему, нам следует выйти наружу, Шутьке, наверное, нужно сделать свои дела.

Лифт был поместительным настолько, что в него вошел бы грузовичок, и самой верхней его остановкой оказалась ярко освещенная мастерская. В середине обширной комнаты было пустое место, словно бы ожидающее чего-то, чему полагалось здесь стоять, а по стенам шли верстаки с разнообразными станками, какие встречаешь в большом гараже, — с токарными, строгальными, с электросварочными аппаратами. Тут были запасные части, имевшие форму крыльев, канистры для топлива и масла, стеллажи, на которых аккуратными рядками лежали гаечные ключи, отвертки, плоскогубцы и скобы всех мыслимых размеров. Стоял здесь и топливный насос, похожий на жуканавозника. Цемент в центре комнаты покрывали маслянистые пятна, как на автобусной станции. Вдоль дальней стены нависал, повернувшись к детям спиной, тяжелый оранжевый подъемный кран, способный перемещаться вдоль укрепленных на потолке направляющих. Прямо за краном находились те самые двери, которые дети углядели с другой стороны. Стрелу крана можно было выставить сквозь них наружу.

Сами двери были оборудованы противовесами. После того как их отпирали, их можно было открыть легким нажатием.

Погода переменилась к худшему, — людям на яхте пришлось прекратить поиски еще и по этой причине.

После безмолвия и искусственного света внутренних помещений гул и сверкание обрушились на детей, ступивших на выступ, с которого их совсем недавно столкнули. В трепете крыльев и шумной разноголосице поднялись над ними морские птицы. Ветер вцепился в ночные рубашки, — ныне единственные их одеяния, в коих они походили на пару мелких друидов. Волны вздымались, медлили, всасывая побольше воды, и обваливались с шипением и свистом на основанье утеса. Пенные плюмажи с громом вставали в пронизанном солнцем воздухе и, повисев в зените, опадали белым кружевом струистых водопадов, раздираемым в клочья гранитными зубьями. Этим вечером ученый голос, доносящийся из теплых помещений радиостанции, будет произносить привычные фразы про «Малин, Роколл, Гебриды», сопровождая их предсказаниями вроде «по временам достигающий ураганной силы». Для плененных близнецов голос этот будет далеким во всех отношениях.

Они укрылись в гараже, как только собака сделала все, что хотела, опасаясь, что ее может сорвать со скалы. Шутька, у которой все волосы с мордочки сдуло назад, отчего она стала похожа на Белую Королеву из «Алисы», деловито покидала задними лапами воздух, давая понять, что закончила.

Лифт спустил их на следующий этаж, такой же пустой, как и верхний. На этом этаже размещалась комната отдыха, имевшая те же размеры, что и мастерская над ней. Тут были два бильярдных стола, доски для дартса, замечательно отполированная и не испорченная пивными пятнами доска для шафлборда и кегельбан — английской разновидности, в которой деревянные шары не накатывают, а бросают. Вкруг стен стояли кожаные диванчики с пуговицами, прикрепляющими обивку, такие же как в старинных железнодорожных вагонах. На самих же стенах висела всякая, довольно трогательная, всячина из тех, что собирают обычно матросы или люди, которым приходится жить в казармах: вырезанные из журналов фотографии Дианы Дорс; дотошно реалистические картинки Рокуэлла и Хьюгса с обложек «Сэтеди Ивнинг Пост»; виды знаменитых сооружений, скажем, Эйфелевой башни; утешительные мысли Пейшенс Стронг, вырезанные из «Дейли Миррор», к примеру:

Хотя печаль утраты живет в душе больной,

Воспоминаний сладость всегда, всегда с тобой. и фотографии лошадей, милующихся с котятами, или собак, кормящихся из одной миски с канарейками. Все это висело вперемешку с печатными напоминаниями о пожарной сигнализации и местонахождении спасательных жилетов. Была здесь и доска объявлений, извещавшая о небольшом концерте (курить разрешается), имевшем состояться в прошлую пятницу, а также обычные в бильярдных доски для подсчета очков и пара испачканных мелом аспидных досок с написанными на них цифрами. Внизу одной из них виднелся схематический рисунок, изображающий щетку.

Следующий книзу, более поместительный этаж был разделен на небольшие комнатки с койками в несколько ярусов и моечную с составленными в углу тазами и с душем, из леек которого текла морская вода. Коек хватало, чтобы разместить по меньшей мере пятьдесят человек, но пользовались, судя по всему, только шестью. На пустых лежали аккуратно свернутые одеяла с перевернутым вверх ногами стулом на каждом, и стены близ этих коек никакими картинками украшены не были.

В обитаемых комнатах рядом с койками стояли столы с разного рода рукодельем на них — корабль, помещенный в бутылку, недоплетенная верша для ловли омаров, целое собрание веревочных сетчатых кошелок, выпиленная лобзиком подставка для курительных трубок, наволочка для подушки с вышитыми на ней очень красивыми колибри, дюжина сигарных коробок, оклеенных причудливыми узорами из птичьих перьев.

— А люди-то где? — спросила Джуди.

Еще ниже расходились в четыре стороны света уже привычные кафельные проходы. Чем ниже опускался лифт, тем становилось просторнее, поскольку скала кверху сужалась. Некоторые из помещений могли располагаться и ниже уровня моря.

В коридоры выходили двери с табличками. За их собственной дверью («Больница»), следовали — «Старший техник», «Стюард», «Фотолаборатория», «М/А Фринтон», «Операционная», «Бухгалтерия». Другой коридор занимали «Склад», «Кухня», «Столовая», а еще один — разного рода рабочие кабинеты. Четвертый вел к двери из черного дерева. За глухим тупиком его находились личные покои Хозяина.

На самом нижнем и самом обширном этаже, нашлись, наконец-то, и люди. Здесь в одну сторону от лифта уходили два тоннеля, — первый вел к черной двери, а второй к тому самому «окну», через которое дети сюда попали, — по другую же его сторону размещался отдающий трюмом лайнера огромный машинный зал, по которому расхаживали, исполняя свою работу, мужчины в хлопчатобумажных рабочих брюках. Для того, чтобы толково описать все чудеса этого зала и множество теснившихся в нем машин, понадобился бы квалифицированный инженер, ибо тут имелись: электрический генератор, отопительная система, кондиционеры, осветительный щит и много чего другого.

Однако обстановка в зале была самая домашняя. Насколько дети могли судить, ничего тут особенного не производили, кроме того, что необходимо для удовлетворения жизненных нужд.

Работавшие здесь мужчины встретили близнецов радушно да и Шутьку каждый из них норовил приласкать. Они с явственной гордостью показывали брату с сестрой свои датчики и манометры, — присматривая, чтобы собака держалась подальше от движущихся частей механизмов, — и, ничего не скрывая, ответили на все технические вопросы, заданные Никки.

Да, говорили они, главная трудность тут с пресной водой, ее приходится завозить по морю траулером и перекачивать в емкости, расположенные вот здесь, под нами. Они настояли на том, чтобы открыть несколько люков и показать свои запасы — промозглую, лишенную света подпольную влагу. Траулер? Да, близнецы увидят его через пару дней, когда он придет в очередной раз. Нет, отвечали они, других людей на острове нет, вот только они — и все. Иногда команда траулера отсыпается здесь ночь-другую, во всяком случае, кое-кто из команды, — но вообще-то все эти койки на баке остались еще с тех времен, когда остров выдалбливали изнутри, а это уже эвон когда было. Рабочие потом куда-то уехали, нет, никто не знает куда. Там все больше итальянцы были.

Нет-нет, рассмеявшись, сказали они, водородных бомб они здесь не производят, их дело — поддерживать технику в порядке, вот и все.

Какую технику? Ну, как вам сказать, — ну вот всю, какая тут есть у Хозяина.

Никки обнаружил, что при всем удовольствии, с каким они отвечали на вопросы о своих машинах, стоило ему перевести разговор на более общие темы, как ответы их становились невнятными. И глаза у них приобретали сходство лошадиными, совсем как вчера у Джуди, и чем дальше он продвигался в своих вопросах, тем сбивчивей они отвечали, пока не умолкли совсем. Они не пытались что-либо утаить. Они просто не знали ответов, — не интересовались ими, — и, похоже, даже забывали вопрос, еще не успев дослушать его. Вопросы стекали с них, как вода с утиной спины.

Все, чего он добился от них, — это что Китаец и доктор МакТурк, и негр (его звали Пинки), и майор авиации, имя которого дети видели на двери, были специалистами, помогавшими осуществлять План. Какой план? Ответом служил бессмысленный взгляд.

Если не считать этой мертвой зоны в их разуме, онемелой, как от инъекции новокаина, люди в джинсах были вполне нормальны, насколько могут быть нормальными, скажем, смотрители маяка, сходством с которыми все они обладали. Люди, работающие на маяке, друг друга, как правило, недолюбливают, — большую часть времени им приходится проводить вместе, в тесном помещении, вот они и становятся молчунами и углубляются каждый в свое излюбленное занятие, — впрочем, если не считать чуть заметной напряженности в отношениях между техниками, проистекавшей из чересчур досконального знания друг друга, люди они были мирные. Появление Шутьки и близнецов их оживило, — все-таки новые впечатления и новая пища для размышлений. Один из них даже запасся костью для Шутьки и преподнес ее, смущаясь. Шутька из вежливости кость приняла, но тут же засунула ее за трансформатор.

— А кто у нас Шутьку украл? — спросила, вдруг вспомнив, Джуди.

Этого они не знали.

Они даже огорчились, узнав о покраже.

Они и видели-то ее всего один раз, когда вытаскивали из воды.

Трогательно было смотреть, как они норовили подольститься к собаке и как завидовали тому, кто додумался припасти кость. Наверное, каждому мужчине нужен кто-то, о ком он может заботиться, пусть даже это будет всего лишь жена, и вероятно по этой причине моряки вечно возятся то с попугаями, то с судовым котом, то с мартышкой-моной, у которой мех отливает зеленью, и которая до конца плавания, как правило, не доживает.

Джуди не очень интересовалась манометрами, а большая часть вопросов, задаваемых Никки, и вовсе не отвечала ее настроению. Они ее раздражали. Она-то знала, в чем состоит план Хозяина, хотя и забыла что-то главное в нем и потому не могла его в точности описать. Вопросы же казались ей проявлением подозрительности, а то и дурных манер. Послушав их несколько времени, она нетерпеливо воскликнула:

— Пойдем лучше кухню посмотрим.

Поднимаясь в лифте, Никки предпринял последнюю попытку.

— Ты вел себя, как грубиян, — только и сказала она.

— Но почему же они ничего об этом не знают?

— А их, наверное, загипнотизировали, — язвительно сообщила она, — совсем как меня.

— Ну пожалуйста, Джуди.

— Ой, да заткнись ты. Заткнись, заткнись, заткнись!

И Джуди принялась приплясывать по всей кабине лифта, распевая последнее слово голоском, который, как она знала, выводит его из себя.

Кухня оказалась набита техникой не хуже машинного зала. Такие морозильные камеры, холодильники, электрические сбивалки, мойки, картофелечистки и машинки, открывавшие консервную банку, стоит только ручку покрутить, встречались в Англии далеко не на каждом шагу, — даже и в герцогском дворце, посещаемом публикой за два шиллинга шесть пенсов с человека (путеводитель за отдельную плату). Скрытая в Джуди домохозяйка была очарована.

— Ой! — восклицала она. — Смотри, картонные чашки, их же можно просто выбрасывать!

Единственным обитателем кухни был негр, Пинки, и неожиданные посетители привели его в такой же восторг, в каком пребывала Джуди. Хотя люди внизу и говорили, что он — один из главных на острове инженеров, он был к тому же и поваром. Он провел их по кухне, наполненной восхитительным ароматом овощного супа и лука, медленно наливающегося золотом под крышкой сковороды.

Шутька получила бифштекс, ровно за две минуты прожаренный изнутри с помощью излучения, и с жадностью глотала его, пока огромный негр улыбался во все лицо и прищелкивал пальцами.

Никки, увидев, что сестра углубилась в изучение хлебной печи, решил попытать счастья и принялся задавать свои вопросы негру.

Однако, тот лишь улыбался, кивал, мерцал глазами, цветом напоминавшими патоку, и ни слова не отвечал.

В конце концов, негр разинул рот на манер то ли крупной трески, то ли пианино, демонстрирующего свою клавиатуру, и подержал его открытым, чтобы мальчик как следует все разглядел.

Языка во рту не было.

Загрузка...