Хобби Сереги Костикова

Серега пожал плечами, молча взял протянутую визитку и, поддерживая еле переставляющего ноги начальника, повел его к машине, в которой скучал Джон Большой.

— Сейчас, Федот, сейчас, не бухти, — приговаривал Серега, привычно вылепливая батон колбасы, ломоть сыра, овощи и фрукты, хлеб и бутылки с пивом и водкой.

Предыдущий день живчики провели на столе, накрытые большой коробкой из-под телевизора. Заниматься ими Сереги было некогда — накануне, проснувшись довольно поздно, поехал на работу за зарплатой, а оттуда, вместе с начальником — в ресторан. И, несмотря на то, что зарекался ограничить себя в принятии алкоголя, все равно вернулся домой в изрядном подпитии. Не до живчиков ему было.

В конце концов, в их распоряжении имелась корова, дающая молоко. А на будущее, так сказать, про запас надо бы слепить для них мешок сухарей, и картошки, и репчатого лука, а к бочке квашеной капусты добавить бочку соленых огурцов. Что там еще Влад предлагал? Куры и свиньи? Принято. В ближайшее время будут созданы. Неплохо бы сделать что-то наподобие приусадебного участка — с грядками и фруктовыми деревьями. Серега поглядел на композицию, прикидывая, где этот участок разместить лучше всего.

Обратил внимание, что его уменьшенный приятель перебрался с кухни в отведенную для него комнату, где теперь лежал на диване лицом вниз, возможно, опять спал. Серега вспомнил, что вчера в ресторане Владом очень интересовался некий Артур. Просил позвонить, если станет известно местонахождение господина Мохова. Вот оно — местонахождение — композиция «Застолье». Интересно, какова была бы реакция Артура, окажись он здесь и узнай среди прочих живчиков владельца ресторана?

Возможно, почувствовав, что на него смотрят, Влад зашевелился, затем сел и демонстративно задрал голову, мол, полюбуйся мной, скульптор. Серега поглядел на него внимательнее, и увидел под правым глазом Влада приличных размеров синяк. Вот вам и запрет на драки! Серега нахмурился.

— Федот, я не понял, — он перевел взгляд на беспрерывно размахивающего руками усатого живчика. — Вам вчера разве неясно было сказано, чтобы никаких драк? Кто это его так?

Жестикуляция Федота усилилась. Вскоре все стало понятно: напившийся Влад начал домогаться до Зинаиды, а она, хоть и сопротивлялась, но не очень активно, и тогда у Тимофея взыграла ревность. Уговоры на Влада не подействовали, пришлось применить силу…

По большому счету, назвать это дракой было сложно. Можно сказать, Тимофей защищал четь небезразличной ему девушки, да и ударил-то всего один раз. Но закрывать глаза на происшедшее нельзя.

Скульптор догадался, что от его предстоящего решения зависит многое. За исключением Влада, все живчики, частично отождествляли сущность его самого. Серега постарался представить себя на месте Федота и Никодима. Вряд ли они хотели, чтобы скульптор выполнил свое обещание, уничтожить драчунов, в данном случае — Тимофея. Да, рыбачок как-то сразу оттеснил и того, и другого от Зинаиды, ну так они не жадные, пусть попользуется, а когда у самих возникнет влечение к девушке, она никуда не денется.

Зинаида же, — такая, какую представлял себе Серега, когда начинал ее лепить, была девушкой отзывчивой и доброй, тем более не желающей зла никому из своих любовников, а как раз наоборот. Что же касается Тимофея… правильно он сделал, что дал Владу в глаз — нечего по-пьянке выделываться.

Между прочим, в отличие от изначальных хозяев территории, рыболов не сидел сейчас за кухонным столом, а на своей льдине расширял пешней одну из лунок. Серега понял, зачем он это делает, после того как Тимофей опустил, теперь уже в майну ведро, наполнил водой, принес на кухню и перелил воду в умывальник. Интересно, попросила его об этом Зинаида, или сам догадался?

А ведь Тимофей-то, хозяйственный мужик и полезный для общества хотя бы потому, что может всех свежей рыбой обеспечить. Федот — тоже к месту пришелся. Никто его не заставлял, не просил, сам начал за Буренкой ухаживать. Может, и за свиньями с курами тоже добровольно следить станет?

И Зинаида молодец, без всяких принуждений взяла на себя ответственность за чистоту и порядок на кухне. Ну а Никодим, без особых стараний, но как-то сразу проявивший себя лидером, пусть так и будет старшим, тем более, судя по внушительной комплекции, силушкой он обладал немалой — с любым справится.

— Так, мелкота, всем слушать сюда, — принял решение Серега. — В связи с недавним инцидентом, объявляю следующее. Влад, ты на два дня лишаешься алкоголя, в том числе и пива. Можешь не возмущаться, мне твои возмущения абсолютно по-барабану. Не будешь в следующий раз безобразничать.

Реакция Влада оказалась довольно бурной. Покинув свою комнату, он прибежал на кухню, и принялся что-то орать Федоту, то и дело, указывая на скульптора, хватать себя за горло, видимо, пытаясь донести до Сереги, что без алкоголя ему никак.

— Кстати, Влад, — как бы, между прочим, сказал он, — тебе Артур привет передал. Лысый такой мужик, вчера в твоем ресторане ко мне подошел. Попросил сообщить, куда ты запропал.

На Влада, словно ушат холодной воды опрокинули. Казалось, тут же потеряв ко всему интерес, он покинул кухню и вернулся в свою комнату.

— Продолжим, — обратился Серега к живчикам. — Ты, Тимофей, в качестве наказания за вчерашний поступок, назначаешься водовозом, то есть, водоносом. В этом плане будешь подчиняться Зинаиде и Федоту. Сколько они воды попросят, столько и принесешь.

— Федот, ты назначаешься гужбаном, то есть, отвечающим за скотину. Готовься, скоро к Буренке добавятся свиньи и куры. Справишься? Очень хорошо, молодец. Ну а ты, Никодим, назначаешься комендантом вашего жизненного пространства. Будь строг, но справедлив. И если понадобится, от работы не отлынивай.

— Так. Вот еще что. Думаю, пора к вам пополнение подогнать. Девчонок свеженьких. А то у нас одна девушка на всех. Что скажешь, Зинаида? А ты, Никодим?

Казалось, все живчики слегка растерялись, во всяком случае, и Зинаида, и Никодим всего лишь пожали плечами. Тимофей тоже сделал какой-то неопределенный жест. Лишь Федот, немного подумав, радостно закивал.

Завезенные Владом сорок коробок пластилина пришлись очень кстати. Хотя бы потому, что не надо было ехать затариваться в какой-нибудь «Досуг», где необходимого качества и расцветок пластилина могло и не оказаться. В распоряжении Сереги имелось целых пять дней — с субботы до среды, когда заканчивалось действие больничного листа. Конечно, можно было совсем обнаглеть и продлить больничный еще, но тот же Александр Петрович посчитал бы подобный «ход» со стороны подчиненного, наглостью.

Наглеть Серега не любил и не собирался, поэтому твердо решил в четверг выйти на работу. Зато все пять дней полностью посвятить своему новому хобби, отвлекаясь лишь на походы в магазин. Он даже телефон отключил, и лепил, лепил, думая лишь о Застолье.

Приусадебный участок вышел очень симпатичным: посыпанные желтым песком ровные дорожки; отягощенные плодами яблони и груши; аккуратные грядки со спелыми помидорами, огурцами, кабачками, редиской, зеленью; отдельно — несколько грядок с картошкой — только копай; вдоль забора — густые кусты малины. Как и положено, к участку прилагался небольшой сарайчик с садовым инвентарем — лопаты, грабли, тяпки, ведра…

Сад-огород Сергей разместил с левого торца композиции, строго напротив лужайки для выгула скотины. Саму лужайку расширил, удлинил и разбил на три части — для Буренки с прилегающим коровником, для двух слепленных свиней — с прилегающим свинарником и для шести кур и петуха, соответственно, с курятником.

Для бильярдной отвел новую комнату, а за счет освободившейся территории кухня дополнилась трапезной, в которой появился еще один длинный стол и пять табуреток. Из трапезной, помимо входа в бильярдную, сделал еще две двери, ведущие в коридоры, к которым примыкали по три жилых комнаты.

Он отказался от мысли каким-либо образом прикреплять все новые площадки, в том числе с лужайкой и приусадебным участком, к жилым помещениям, созданным в самом начале. Слишком большой стала общая композиция, которую теперь за один прием перенести и убрать в сервант не представлялось возможным: во-первых, развалилась бы при переносе, во-вторых, в «собранном» состоянии, все равно бы в серванте не поместилась. Ну, а на своем столе он просто присоединял площадки одну к другой, добиваясь, чтобы получилось единое целое. И действительно все выходило нормально.

Погрузившись в работу, что называется, с головой, Сергей до поры до времени почти забыл про внешний мир, да и с живчиками общался совсем мало. Хотя каждое утро машинально лепил для них еду и питье. Но все же для себя отметил, что Влад, продержавшийся два дня без алкоголя, стал почти все время проводить на приусадебном участке, который располагался сразу за стеной его комнаты.

Оказалось, что русский миллионер очень даже небезразличен к малине и фруктам. Во всяком случае, поглощал он их со страшной силой, благо, добра этого хватало с избытком. Полностью бездельничать Владу не позволил комендант Никодим, который заставил мажора вместе с ним копать картошку и собирать овощи и те же фрукты. Возражать ему Влад не стал, видимо, прекрасно понимая, что строптивость ни к чему хорошему не приведет. Но как только видел, что внимание скульптора обращено на него, тут же начинал подпрыгивать и жестикулировать. Серега, думая, что жестами он хочет его оскорбить, никак на это не реагировал, — пусть побесится.

И только, когда все постройки были доделаны, сад-огород начал вовсю радовать овощами и фруктами, оживленные свиньи освоились в своем загоне, куры начали нести яйца, а жилые комнаты пополнились мебелью, Серега приготовился добавить в Застолье других живчиков.

Новых композиций с людьми он не лепил, хватало старых, — три с лишним десятка. Конечно же, для Застолья подходили далеко не все композиции. Среди работ скульптора имелись герои мультфильмов и музыкальных клипов, которые в создавшейся ситуации были абсолютно не к месту. Была спортивная композиция с названием «Вес взят!», в которой штангист, поднявший над головой штангу, с ужасом видит у своих ног обнаженную красотку, намеревающуюся стянуть с него трусы. Ну, кому этот штангист нужен в Застолье?

Так же как не пришелся бы к месту капитан российской сборной по футболу Андрей Аршавин, прижавший к губам указательный палец и пинающий мяч, — в Застолье для футбольного поля, пусть и уменьшенного, площади не хватало. Имелась композиция «К заветному месту», где в лодке на веслах сидела юная рыбачка — ну, не лепить же специально для нее реку! Нет, «оживлять» надо было чего-нибудь попроще.

Одну за другой скульптор принялся выставлять на полу комнаты композиции, более-менее подходящие для его задумки. Подавляющее их большинство было посвящено рыбалке, но пока что в Застолье хватало Тимофея. Охотников Серега тоже предпочел не оживлять — вооруженные ружьями, они чего доброго могли и стрельбу открыть.

Композиции по другим тематикам: «Активный отдых», «Бытовуха-развлекуха», «Ученье — свет», «Музыкальное образование» и «Наша служба и опасна, и трудна» казались более подходящими.

Композиция «Застолье» относилась к теме «Бытовуха-развлекуха». К теме «Активный отдых» относились «Лыжная прогулочка», «У кого подберезовичек, у того и праздничек», «За стеной камыша»… все — хулиганские, то есть, с элементами эротики.

Впрочем, эротика в композициях присутствовала довольно часто: и «В ванне», и «На диване» все по той же теме «Бытовух-развлекуха»; впрочем, как и «Диплом защищен с отличием», «Увлекательная лекция» и «Прилежная студентка» по теме «Ученье — свет»; а также «Солдатские мечты сбываются» и «Только не промахнись!» по теме «Наша служба и опасна, и трудна».

Даже единственна пока что композиция, посвященная «музыкальной» теме, носила элемент эротики. В ней скульптор отобразил сценку из старого советского кинофильма «Карусель», снятого по рассказам Антона Павловича Чехова. В фильме, в одной из новелл воры украли одежду у девушки, полезшей в воду отцеплять удочку, после чего она, вся такая невинная, по совету так же обокраденного ворами музыканта, прячется в футляре его контрабаса.

Этот самый момент Серега и воплотил в пластилине, но добавлять в Застолье «музыкальное образование» тоже пока было рановато.

Так кого же тогда «оживлять»? Пожалуй, все-таки, женщин. Серега аккуратно перенес в ставшую просторной кухню-трапезную композицию «Прилежная ученица». Сюрприз этой «хулиганщины» состоял в том, что строго в анфас зритель наблюдал учительский стол, за которым симпатичная женщина читала лекцию. Если же смотреть на композицию с других ракурсов, оказывалось, что за ее спиной расположилась молодая студентка с недвусмысленным намерением всячески свою преподавательницу ублажать в плане секса.

Подумав еще немного, решил не тянуть кота за хвост и заодно оживить еще одну композицию — «Солдатские мечты сбываются». По объему она была еще меньше «учебной» и представляла собой солдатскую тумбочку, рядом с которой нес службу дневальный.

В армии, во время учебы в сержантской школе, Сереге доводилось вот так же «стоять на тумбочке». Этот вид наряда был довольно утомительный, особенно в ночное время. Стоишь, как дурак, в течение четырех часов у двери в спальное помещение и, якобы, охраняешь сон сотни сослуживцев. А в дверь в любой момент может войти сержант или офицер и поднять тревогу. Стоишь, борясь с сонливостью, и мечтаешь о том, чтобы наесться разных вкусностей и, чтобы рядом с тобой оказалась симпатичная и безотказная девчонка.

В Серегиной пластилиновой композиции дневальным был ефрейтор. В одной руке тот держал эклер, облитый белой глазурью — уже надкушенный, в другой — открытую бутылку пива; на тумбочке стояло блюдце с еще одним эклером и двумя пончиками в сахарной пудре, и рядом — открытая банка сгущенного молока; а на дощатом полу перед служивым сидела девушка-прапорщик, на которой были фуражка, расстегнутый китель, сапоги и больше — ничего. Такие вот мечты порой посещали Серегу во время службы в армии. И посещали, конечно же, не только его одного…

Долго ждать свидетелей нового «оживления» ему не пришлось, на кухню прибежали все обитатели Застолья и замерли в ожидании. Серега даже немного занервничал, вдруг не сработает в этот раз его «чих». Но ведь сработал, сработал на все сто процентов!

Серега тут же пожалел, что задействовал сразу две композиции — лучше было бы растянуть удовольствие, а не распылять внимание сразу на четырех оживших живчиков. Наблюдать за их поведением было ну очень прикольно.

Преподавательница, которую Серега окрестил Маргаритой Николаевной или просто Марго, оживившись, и осознав, что она не читает лекцию в аудитории, заполненной студентами и студентками, одна из которых уткнулась лицом в ее откляченный зад, мгновенно выпустила из рук журнал и авторучку, подхватила с пола трусики, ловко их натянула и оправила платье. Тем самым, кажется, расстроив ту самую пристроившуюся сзади студентку Ниночку.

В армейской композиции оживший ефрейтор по имени Степан все-таки успел отправить себе в рот вторую половину эклера, зато уронил пивную бутылка прямо на колени прапорщицы Тамары. Она, конечно же, вскочила на ноги, что-то негодующе закричала, ее подчиненный, дожевывая эклер, вытянулся по стойке смирно и отдал командирше честь. Вот если бы еще при этом ширинка на его брюках не была расстегнута…

Серега и вместе с ним живчики-ветераны разразились хохотом. Увидев эту нелепую сцену, засмеялась и Маргарита Николаевна, прыснула со смеху и появившаяся за спиной своей преподавательницы Ниночка, и даже накрашенные губы прапорщицы Тамары тронула улыбка. Лишь ефрейтор Степан, видимо, поперхнувшийся своим эклером, вдруг закашлялся, схватился за горло, оперся рукой на покачнувшуюся тумбочку, с которой полетели на пол лакомства. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Тамара не врезала бы ему со всей силы кулаком по хребту…

— Завтра выходишь на утренний маршрут. На твои любимые сбербанки, — услышал Серега в телефонный трубке голос Вячеслава Васильевича Лисавина. — Гаврилыч — за старшего.

— А почему не на свой вечерний? — успел поинтересоваться он, прежде чем заместитель начальника инкассации добавил:

— Вечером — на свой — вместе с Бояриным. А утром — должок за отгул погасишь.

— У меня больничный еще не закрыт, — без всякой надежды на понимание сообщил Серега.

— Так закрывай, — невозмутимо ответил Лисавин. — Спорить бессмысленно. Личное распоряжение Матвейчикова.

— Ладно, — Серега в сердцах бросил трубку.

Вообще-то он и без распоряжений собирался выйти на работу завтра, то есть, в четверг, причем, именно в вечернюю смену. Начальству же до его планов не было никакого дела, пусть даже ему и в самом деле серьезно нездоровилось.

Другое дело, что Александр Петрович мог бы и сам ему позвонить. Как-никак они в свое время целый год были напарниками на одном маршруте, несмотря на приличную разницу в возрасте, подружились, частенько вместе ездили на рыбалку и охоту, ходили на футбол. Потом Петрович закончил финансовый техникум, выбился в начальство, а Костиков так и остался простым инкассатором.

Прежде чем бежать в поликлинику к Абраму Никоноровичу Засоко и ставить на больничный лист печать, скульптор дал указания Никодиму, — в каких комнатах разместить новеньких живчиков, и попросил познакомить их с особенностями жизни в Застолье. Кстати, штык-нож, висевший на ремне ефрейтора Степана, Никодим отобрал. Скульптор сначала хотел вообще лишить живчиков этого оружия, но, поразмыслив, решил, что Никодиму, как коменданту штык-нож не помешает, тем более и одну из свиней надо было чем-то зарезать.

Вернувшись домой «абсолютно выздоровевшим», Серега убедился, что не напрасно доверил власть Никодиму. Комендант заселили ефрейтора в комнату напротив Федота и назначил Семена помощником на скотном дворе. Прапорщице Тамаре отвел комнату рядом с Зинаидой, подразумевая, что она будет помогать той на кухне. И Маргарите Николаевне с Ниночкой отвел по отдельной комнате, а чем им придется заниматься, решил определить позже.

По расчетам скульптора, со временем, живчики могли бы наладить почти автономное существование. Конечно же, правильнее сказать не «почти» а «во многом». Постоянное вмешательство Сереги в любом случае будет необходимо. К примеру, взять тот же алкоголь. Хотя Федот уже вторую неделю обходится без курева, вот и с алкоголем можно перебиться. Либо, если уж очень захочется, живчики могут заняться настаиванием браги, — в саду полно фруктов. А те же дрожжи скульптор слепит…

Попивая пивко и наблюдая за вечерней жизнью в Застолье, он, привычно и почти не глядя, создавал необходимые для живчиков вещи и продукты. Не мелочился — слепил по мешку муки, сухарей, репчатого лука, большую желтоватую бутыль, подразумевая, что в ней хранится подсолнечное масло, коробку сухих дрожжей, две бочки — с солеными огурцами и помидорами…

Со спиртным тоже решил не заморачиваться — надоело каждый раз лепить бутылки, достаточно пятилитровой канистры со спиртом — пусть разбавляют. И под пиво вылепил бочонок литров на двадцать — с краником. Интересно, — как быстро живчики все выпьют? Комендант, если не дурак, должен сам ввести некие ограничения в потреблении спиртного.

Ну а сейчас, на ночь глядя, Серега ничего говорить Никодиму не собирался, тем более что тому было не до разговоров. Посетив санузел, Никодим уже через полминуты без стука открыл дверь в комнату, занимаемую Ниночкой. Скульптор не знал, до какой степени ветеран Застолья со штык-ножом на поясе поставил себя выше остальных живчиков. Во всяком случае, не успел Никодим перешагнуть порог комнаты студентки, как та уже начала расстегивать пуговицы на своем платье.

Вмешиваться в их отношения Серега, конечно же, не стал. Если уж на то пошло, во время лепки именно этих фигурок, скульптор представлял их довольно любвеобильными. И если и он, и она не против доставить друг другу удовольствие — пожалуйста.

Не ожидал Серега увидеть, что еще две недавно оживленные фигурки будут в то же самое время дрыхнуть без задних ног. Но, немного поразмыслив, понял, в чем дело: в композиции «Солдатские мечты сбываются» действие происходило глубокой ночью, и, значит, ефрейтор Степан и прапорщица Тамара, несмотря на необычность создавшейся ситуации, не смогли побороть в себе желание хорошенько выспаться.

Зато Маргарите Николаевне, читавшей лекцию в композиции «Прилежная ученица», после оживления было не до сна. Вместе с Зинаидой, Федотом и Тимофеем она сидела за столом на кухне и о чем-то настойчиво их расспрашивала. Узнать бы, кто наиболее четко сможет просветить преподавательницу, и до какой степени она поверит и смирится с доводами живчиков?

Наверное, заметив, что внимание Сереги сосредоточено на собравшихся на кухне, Федот уже привычно стал что-то ему объяснять жестами. Судя по повторяющимся хватаниям себя за горло, приглаживаниям по своим же волосам, и затем — указанием в сторону приусадебного участка, Федот пытался дать понять скульптору, чтобы тот обратил более пристальное внимание на уединившегося там Влада.

— Хорошо, хорошо, — вздохнул Серега и уставился на московского миллионера, который, тут же принялся неистово размаивать руками, в одной из которых держал грабли, подпрыгивать и бегать вдоль садовой дорожки, посыпанной желтым песочком. Причем, бегать довольно неаккуратно, спотыкаясь и иногда наступая на грядки.

— Ну, чего тебе надо, Влад? — обращаясь непосредственно к нему, нахмурился Серега. — Можешь, все так же грамотно, как Федот объяснить?

В ответ Влад энергично закивал, показал руками на дорожку и побежал вдоль нее — слева направо. И только теперь, приглядевшись, Серега различил начерченные на песке знаки, вернее — буквы. Чтобы понапрасну не напрягать зрение, он воспользовался лупой, в которую обычно разглядывал любимые марки, и прочитал послание, состоящее из двух слов:

АРТУР — БАНДИТ

— Можно подумать, Влад, ты не бандит, — усмехнулся Серега.

Услышав его, Мохов тут же встрепенулся, отчаянно замотал головой, бросился выравнивать граблями песок на дорожке, после чего черенком вывел новые слова:

Я — БИЗНЕСМЕН

— Разве существует разница? — вновь усмехнулся скульптор.

ДА! ДА!!!

— Очень интересно это услы… то есть, узнать от человека, который совсем недавно сделал все, чтобы развести меня на бабло…

ШУБА, ПРОШУ! — появилось на песке новое послание.

Серега, уже собравшийся перевести внимание на других живчиков, к примеру, на Никодима с Ниночкой, но последние, написанные на песке два слова, которые Влад никогда не применял в отношение него, Сереги Костикова, заставили смягчиться.

— Ну, чего тебе еще надо, придурок лысый?

СПРЯЧЬ МЕНЯ! — написал тот в ответ.

— От кого спрятать? — не понял Серега. — От других живчиков? Так не тронут они тебя. А ты же в одиночестве от скуки с ума сой…

Он не договорил, следя за новой надписью на песке, торопливо выводимой Владом черенком от граблей.

ОТ АРТУРА

И тут же — новая надпись:

ОН НАЙДЕТ И УБЪЕТ

— Тебя?

И ТЕБЯ…

ВСЕХ

— При этом спрятать ты просишь только себя? — в голосе Сереги брезгливость сочеталась с иронией.

СПРЯЧЬ ВСЕХ

Я ДОЛЖЕН ЕМУ… — выводил на песке, стирал и снова писал Влад.

МНОГО ДЕНЕГ…

2 МЛН. S

— Два миллиона долларов? — надеясь, что не понял, уточнил Серега.

+ ПРОЦЕНТЫ

Я ГОТОВ ОТДАТЬ!

НО — КАК?

— Понятия не имею. Думай. Ты же бизнесмен, не то, что я. Я только своими пальцами работать умею…

Сереге не спалось. И это несмотря на то, что проснулся сегодня рано, что очень устала спина, и что завтра на работу вставать еще раньше. Перед глазами, сменяя одна другую, возникали сценки из Застолья: как Тимофей набирает в ведро воду из майны на льдине, которая до сих пор не растаяла; как, оторвавшись от дел на кухне, виснет на шее рыбака Зинаида; как доит корову Федот; как Никодим заходит в комнату к Ниночке, и та начинает раздеваться… Но чаще всего скульптор вспоминал слова, написанные Владом на песчаной дорожке.

До какой степени опасения бывшего приятеля оправданы? Не наводит ли он, что называется, тень на плетень? Но какой ему в этом смысл? Если поверить, что за Владом действительно такой большой долг, то лысый Артур, конечно же, станет его искать. Собственно, уже ищет, даже визиткой Серегу снабдил, с просьбой выйти на связь, если появятся новости. Эх, ну зачем было ехать с Петровичем в «Фазан и сазан»?! Мало что ли в Москве других подобных заведений?!

Лысый мог связать исчезновение Влада с тем, что последние две ночи Серега ночевал у него дома. Об этом Артуру, наверняка, сказали Катя с Машей. Но девчонки не должны были знать, где Серега живет, и как его найти. Черт, если Влад проболтался, что Серега — талантливый скульптор, то мог сказать, и кем он работает. Черт, черт, а тот же бандит Артур вполне мог проследить, куда поехал Серега, покинув ресторан. А значит, мог заявиться к нему домой в любой момент, хоть сейчас.

Но ведь до сих пор-то не заявился. Либо до сих пор не нашел его Артур, либо он и не бандит вовсе, а Влад зачем-то сгущает краски. Так что не стоит паниковать, а надо спать перед завтрашним рабочим днем. Но сон не шел.

Серега встал с кровати, бросил взгляд на коробку, прикрывающую композицию, и пошел на кухню. Там без всякого удовольствия выпил водки, чем-то закусил, налил еще стопку.

Знать бы полторы недели тому назад, что не пусти он Влада к себе домой в субботу утром, даже просто, не открой ему дверь, то не переживал бы сейчас, не мучился. Спокойно наблюдал бы за жизнью в Застолье, лепил бы новые фигурки и оживлял их по своему желанию. Другое дело, сколько бы продлилось такое наблюдение в одиночестве?

Вспомнился эпизод из фильма «Клуб самоубийц», снятый по роману Роберта Льюиса Стивенсона, в котором преподобный Саймон Роллз, присвоивший алмаз «Око света», делится с принцем Флоризелем своими мучительными желаниями показать драгоценность хоть кому-нибудь, хоть служанке или дворнику, только бы похвалиться…

И ведь, если быть честным, Сереге очень льстило восхищение Влада, глядевшего на живчиков. Вновь и вновь вылепливая различные микроскопические предметы, ему была очень интересна и важна реакция приятеля. И рано или поздно, если не Владу, так кому-нибудь из друзей он непременно показал бы Застолье. А, возможно, и самостоятельно пришел к мысли выставить сотворенное им чудо на всеобщее обозрение. Как там предлагал Мохов — для начала законсперироваться, хорошенько подготовиться, затем официально запантентовать «изобретение»…

Все это могло произойти, не появись Влад в тот день в его квартире и не случись в дальнейшем инцидент с его превращением. По большому счету Сереге было жаль приятеля. Он вообще всегда был приверженцем прощения своих недругов. Если в детстве с кем-то дрался и побеждал противника, то никогда не наносил лишний удар и первый предлагал мир. Но в то же время он никогда не забывал предательства. Не мстил, нет, просто помнил.

О том, что существует очень простой способ раз и навсегда избавиться от связанной с Моховым проблемой, то есть уничтожить его, столкнув с территории композиции, Серега даже думать не хотел. Влад хоть и не был создан его руками, как живчики-детишки, хоть и пытался его развести на деньги, но зла, как такового, ему не желал. В задумываемой «пластилиновой операции» у Влада был свой денежный интерес, а Серега виделся ему, можно сказать, «курицей, несущей золотые яйца»…

Интересно, наступит ли рано или поздно момент, когда приятель-миллионер вернется в нормальное состояние? Если уж за целую неделю пребывания в Застолье этого не произошло, то навряд ли. Хотя… Ладно, поживем — увидим, возможно, все как-нибудь само собой утрясется, и живчики в одно мгновение вновь превратятся в пластилиновые фигурки, а Влад — «подрастет».

А пока и в самом деле его надо спрятать, естественно, вместе со всем Застольем. Куда прятать-то? Конечно же, в сервант. Очень своевременно скульптор пришел к выводу, что каждая площадка композиции должна отделяться друг от друга.

В застекленной секции придется сдвинуть посуду и перенести туда из секции нижней несколько неподвижных композиций, а на освободившееся место поместить Застолье. Сервант это не гардероб, в котором можно спрятаться. Искать человека в нижней секции серванта никому не придет в голову. А если даже кто-то на всякий случай ее откроет, то увидит всего лишь еще одну порцию пластилиновых поделок.

Для осуществления задуманного потребовалось совсем мало времени, после чего Серега уснул со спокойной совестью.

Если во время вечерних маршрутов инкассаторы собирали ценности в различных магазинах, билетных кассах и тому подобное, то на утренних, наоборот, развозили, в основном — по сберегательным банкам.

Напарником Сереги Костикова на утреннем маршруте был Гаврилыч, убеленный сединами, но довольно крепкий мужик, лучший среди всех инкассаторов игрок в настольные игры: шашки, шахматы, нарды, домино. А вот карты он не любил, считая, что те созданы исключительно для шарлатанов.

Гаврилыч вообще позиционировал себя, как кристально-честный работник: никогда не заставлял молодых вместо себя ходить сборщиком; будучи старшим, расположившись в машине за спиной водителя, даже газет не читал, — постоянно бдил, как бы бандиты не напали, не ограбили; о том, чтобы позволить себе во время маршрута кружечку пива, даже речи не шло. Наверное, поэтому быть напарником такого правильного инкассатора никто не стремился.

Но Серега Гаврилыча уважал хотя бы за то, что тот, ко всему прочему был человеком начитанным и, к тому же, собирал марки. Причем, был филателистом с большим стажем, состоял в обществе себе подобных, выставлял свои коллекции на выставках, постоянно посещал клуб, где арендовал место, чтобы вполне законно покупать и продавать марки. Увлечение было интересным и доходным, Серега сам несколько раз делал Гаврилычу заказы на недостающие в коллекции серии. Да и вообще с этим человеком было интересно поговорить, в отличие от молчаливого водителя по прозвищу Бугор, который как раз был за рулем.

— Слушай, Николай Гаврилыч, — обратился Серега к старшему маршрута после того, как отнес сумку с ценностями в очередной сбербанк и вернулся в машину. — А ты себя когда-нибудь ставил на место грабителя инкассаторской машины.

— Конечно, ставил, — не раздумывая, ответил тот, чем, кажется, очень удивил крутившего баранку водителя. — Я даже могу перечислить места, на которых преступникам проще всего совершить ограбление, и где нам надо быть предельно бдительными.

— Нет, Николай Гаврилыч, я не сам процесс ограбления имею в виду. А дальнейшие действия грабителей в плане того, как и когда начинать бабло тратить, чтобы чувакам не спалиться.

Теперь Бугор бросил подозрительный взгляд на Костикова.

— Чего ты на меня так смотришь, Бугор, — усмехнулся Серега. — Можно подумать, у самого всяких-разных мыслей в голове не возникало.

— Будь я на месте начальника, в один миг за такие разговоры уволил бы, — процедил сквозь зубы водитель.

— Так иди и стукани на меня Матвею, а еще лучше — Пану Зюзе.

— Другое воспитание! — огрызнулся Бугор.

— Если грабил абсолютно непричастный к инкассации человек, и даже если при этом завладел внушительной суммой, — принялся неторопливо рассуждать Гаврилыч, — если деньги не в свежей банковской упаковке, а сам грабитель — новичок, то есть, не состоит на учете и не находится под наблюдением органов, то он спокойно может начинать их тратить хоть в тот же день. Конечно же, тратить в разумных пределах.

Если же грабитель — сам инкассатор, или водитель, или работает в ограбленном банке, магазине и тому подобное, то сразу же начинать транжирить бабло ему ни в коем случае непозволительно. По-любому, как ты Шуба, говоришь, — спалится чувак.

— Да почему спалится-то? — в сердцах стукнул ладонями по рулю Бугор. — Мало ли работников, имеющих отношение к…

— Инкассаторы… — перебил его Гаврилыч, — и водители, которые возят инкассаторов, люди не только опасной, но еще и редкой профессии. Они все без исключения состоят на учете у ментов — и те, кто сейчас работает, и кто когда-то уволился… А стукачей в нашем обществе гораздо больше, чем ты думаешь.

И если, не дай бог, произошло ограбление инкассаторской машины, тем более, не приведи господи, — Гаврилыч перекрестился, — ограбление с жертвами, то участковый срочно выйдет на связь со своими стукачками, у которых в соседях ты, Шуба, или ты, Бугор, или я… и даст установку быть начеку и если что — сразу тук-тук…

— Что — если что?! — не скрывая злости, спросил водитель.

— Ну, вот представь, — спокойно и все так же неторопливо продолжал Гаврилыч. — Живет наш Шуба, год за годом в одном и том же доме, в своей хрущебе, которую сносить давно пора. Скромненько так живет, не бедствуя, но и не шикуя. И вдруг он покупает дорогую иномарку, да еще и гараж впридачу.

«Откуда у него такие деньги? — задаются вопросом соседи. — Ладно бы работал заместителем директора трикотажной фабрики, или выращивал кулубнику своими собственными руками, или какой-нибудь бизнес имел… А тут простой инкассатор, да еще и всякими неприбыльными хобби увлекается. Значит, либо наследство от богатенького родственника получил, либо украл где-то денежки, либо грабанул своего же брата инкассатора. Вот, кстати, не так давно по ящику говорили о дерзком ограблении инкассаторской машины, — вспоминают соседи. — И ведь до сих пор не нашли злоумышленников…»

— Ерунда! — не выдержал водитель. — Мало ли чего там соседи думают! Пусть сначала докажут, а потом думают.

— Доказывать — не их дело. Им достаточно стукануть, куда следует. А то у него, видите ли, куры денег не клюют, а им, видите ли, на водку не хватает…

— Бугор, а ты чего взбеленился-то? — после небольшой паузы спросил Серега. — Неужто и впрямь криминальное дельце замышлял?

— Оставьте меня в покое! — водитель саданул по рулю теперь уже кулаками. — Сам же первый про ограбление заговорил.

— Да, ладно, шеф, не психуй, — примирительно улыбнулся Костиков. — Мне вообще-то хотелось у Николая Гавриловича про филателию спросить.

— Я в ваших фантиках вообще ничего не понимаю, — Бугор резко остановил машину напротив входа в очередной сбербанк, куда Серега чуть ли ни бегом понес инкассаторскую сумку.

Вернувшись, вновь обратился к старшему маршрута:

— Вот ты, Николай Гаврилович, очень классно и домино играешь, и в шахматы… типа, ходы наперед продумываешь.

— А тебе кто мешает, — пожал плечами тот.

— Возможно, моя молодость, неопытность мешает, — не без доли наивности ответил Серега. — Или характер нетерпеливый, или склонность к риску… не знаю.

— О чем спросить-то хотел?

— Да, спросить! Но для начала — небольшая прелюдия… Да не дергайся ты, шеф! — прикрикнул Серега на водителя, и тот, хоть и скривившись, все-таки промолчал. — Возникнет зуд, так можешь хоть слово в слово весь наш разговор Пану Зюзе или Матвею пересказать. И у них тут же появится лишний повод посмотреть на тебя, как на последнего… добросовестного водителя.

— Достал ты уже, Шуба!

— Всё, всё, Бугор. Оставлю сегодня тебе дозочку после вечернего, если не умчишься раньше времени.

— С чего это такая доброта? — недоверчиво поинтересовался Бугор.

— Так я же на больничным полторы недели просидел. Теперь выздоровел, должен это дело отметить с друзьями…

— Правильное решение, — с серьезным видом кивнул водитель.

— Так чего там за прелюдия-то, — подал Гаврилыч голос с заднего сидения.

— Не волнуйтесь, мужики, с сексом это не связано. Хотя, как не связано… Ладно, речь идет вот о чем. Помню, примерно за год до армии, я увлекся коллекционированием марок. Не серьезно, конечно, правильнее сказать — страстно. Влюбился я в это хобби и почти каждый вечер стал посещать магазины «Филателия», «Союзпечать», главпочтамт, тот же «Дом Книги», что на Арбате, в котором филателистический отдел имелся. И каждый раз хоть одну серию, или даже одну марочку, но покупал. Собирал много разных тем, в первую очередь — космос, но, конечно, и живопись, и флору-фауну, и спорт, и великих людей… Дофига в филателии разных интересных тем, подтверди Николай Гаврилыч.

— И не сосчитаешь, — понимающе кивнул тот.

— Вот именно! И естественно, если собирать все эти темы, никаких денег не хватит, поэтому вскоре передо мной встал вопрос, — чем лучше всего ограничиться? Понятное дело, что марки своей страны необходимо собирать все. Но, учитывая, что некоторые марочки, особенно довоенные, мягко говоря, «неподъемные», типа, серия каких-нибудь там дирижаблей стоит не меньше моей зарплаты…

— Вот именно, — поддакнул с заднего сидения Гаврилыч.

— А о каких-нибудь редких номерных блоках, можно вообще не мечтать, то я, естественно, пришел к выводу, что для начала, стоит заострить внимание на, так называемой, хронологии, начиная с года моего рождения. Типа, похвастаться перед кем-нибудь, что, мол, у меня есть буквально все марки от и до.

— Разумно. Многие дилетанты так и поступают.

— На «дилетанта» я ничуть не обижаюсь, Николай Гаврилович. Хотя бы потому, что так оно и есть. Ну, и помимо хронологии, так сказать, обязаловки, стал я потихонечку приобретать марки с изображением кошек — это уже для души. Я вообще кошек люблю, а на марках они ну просто замечательные.

— Да, замечательные, — согласился Гаврилыч, — только, как правило, все эти кошачьи серии — ширпотреб, поэтому и стоят копейки.

— Все правильно, — не стал возражать Костиков. — И речь, собственно, не о кошках. А о том, что у спекулянтов, собиравшихся, к примеру, у магазина «Филателия» на набережной Шевченко, с собой всегда имелись пухлые такие портфели, в которых помещалось сразу несколько толстенных альбомов с марками. И все эти альбомы буквально набиты красивейшими и довольно дорогими иностранными сериями. Меня особенно поражало искусство! Сколько же этого искусства было у спекулянтов!

— Где искусство, там и бабы голые, — усмехнулся Бугор.

— В том числе и бабы. Но необязательно. Шедевры мировой живописи они и есть шедевры. Я вот, к примеру, чтобы иметь у себя дома подлинник, допустим, Айвазовского, все что угодно отдал бы. Хотя, что я могу отдать? Квартиру? Так подлинник Айвазовского однозначно дороже моей квартиры. Да, Николай Гаврилыч?

— Намного дороже.

— Вот именно. Это сейчас я могу себе позволить много чего из марок прикупить. А тогда, до армии, чтобы серьезно переключиться с собирательства кошек на искусство я даже не мечтал. Слишком много денег бы потребовалось, а где их взять школьнику. И вот как-то зимой, вечером, прикупив очередную серию кошек и довольный возвращаясь домой с набережной Шевченко, я вдруг наткнулся на одного пожилого филателиста-спекулянта. Там неподалеку продуктовый магазин был, и, видимо, спекулянт отоварился в нем четвертинкой. Я, главное, к нему подхожу, а он, ни на кого не обращая внимания, запрокинул голову и водку из горлышка хлещет. И, главное, портфель свой пухлый, набитый альбомами с дорогущими марками, поставил себе между ног и все по-барабану. И вот приближаюсь я к нему, а у самого мысли о том, что ничего нет проще, как схватить этот портфель и убежать. Догнать он меня не догонит, а я забегу в ближайший двор, за угол заверну и дальше пойду спокойно, как ни в чем ни бывало. И пусть спекулянт кричит, что ограбили, все равно на улице почти никого нет, да и кто заострит внимание на орущем пьянице…

— Хорошо тебя зная, Шуба, — нарушил Гаврилыч возникшую паузу, — могу с уверенностью сказать, что не стал ты того филателиста грабить.

— Конечно, не стал. Вовремя остановил меня боженька. А, может, чувство самосохранения сработало.

— Нет, — не согласился Гаврилыч. — Чувство самосохранения здесь не причем. Сам же говоришь — филателист пожилой, подвыпивший, догнать бы тебя не догнал, а кроме него никто бы за тобой не побежал. Я «Филателию» на Шевченко и тот самый продуктовый очень хорошо себе представляю, — действительно по тем временам малолюдно там было и на набережной, и поблизости, а во дворах да еще и зимним вечером — вообще никого. И до метро «Киевская» рукой подать, а если уж в метро нырнуть, так все — с концами.

Нет, Шуба, не из-за боязни быть пойманным ты грабить не стал, а из-за своей врожденной честности.

— Не уверен, Николай Гаврилыч. Мысль-то у меня все равно возникла…

Я после того случая, так сказать, «несовершенного ограбления» все думал, прикидывал, что бы с этим ворованными альбомами и марками стал делать? Понятно, что продавать бы не побежал — либо наткнулся бы на того самого спекулянта, либо такие же, как он меня заподозрили.

Понятно, что рассортировал бы марки по темам, любовался ими. Но кому-то показать коллекцию было бы стрёмно — сразу возникнут вопросы, где взял, да сколько стоит. А куда девать чужие альбомы дома? Прятать под кроватью, в кладовке и втихоря от матери их доставать. Так рано или поздно застукала бы она меня или при уборке нашла бы спрятанное. Я же ей каждую новую серию марок обязательно показывал, а альбомы она мне на день рождения дарила, поэтому хорошо знала, что почем. А тут вдруг, откуда ни возьмись, такое…

— Знакомое чувство, — сказал Гаврилыч. — Помнится я, вскоре после женитьбы решил дома заначку сделать. Ну и спрятал некую толику денег, не помню уж где, или в письменном столе, или где-то в своем мужском белье. Мало ли для чего молодому мужику вдруг деньги понадобятся. Так вот жена обнаружила заначку буквально на следующий день. И ведь не искала специально, просто стала порядок наводить, а тут вдруг денежка. До сих пор помню, как мне стыдно было. С тех пор ни разу в жизни деньги не заныкивал.

— Этого не понимаю! — оглянулся Бугор на старшего маршрута. — У мужика должны быть свои собственные деньги! Чтобы жена до них не дотрагивалась, чтобы вообще о них не знала!

— Так моя и не дотрагивается. У меня наличность в одном из сейфов хранится. Если жене деньги нужны, даю, сколько потребует — ни копейки меньше, но и ни копейки больше.

— Погодь, Гаврилыч, ты сказал — в сейфах? Получается, у тебя их несколько?

— У него для особо ценных коллекций марок специальные сейфы, — ответил за старшего Серега, однажды побывавший у ветерана дома. Тогда, чтобы удивить гостя Николай Гаврилыч достал из сейфа, ничем внешне не отличающегося от обычного стенного шкафа, всего два альбома — один с довоенными отечественными марками, другой с филателистической продукцией фашистской Германией.

Костиков был не просто удивлен. Увидев, как бережно хранятся марки, осознав, насколько они уникальны и, представив, какова их цена, Серега был по-настоящему шокирован и после того визита иначе как по имени-отчеству к нему не обращался. Серега четко уяснил, что по сравнению с Гаврилычем он со своими коллекциями не просто дилетант, а дилетант дилетантов. Правда, по словам опытного филателиста, марок с изображением кошек у него было совсем мало, зато у Сереги — два полных альбома. Хоть это утешало…

— А знаете, что меня в марках очень возмущает? — обратился Серега и к старшему маршрута, и к водителю. — То есть, не в марках, а в живописи, как таковой?

— Что картины стоят бешеные бабки? — попробовал угадать Бугор.

— Нет, не о бабле речь.

— Что в моде бывают какие-нибудь абстракционизм, кубизм или экспрессионизм? — предположил Гаврилыч.

— Нет, это вообще полный отстой. Меня удивляет, зачем нормальные художники рисуют всякие там натюрморты, кувшины со стаканами на столе, яблоки, сливы в вазочках, дичь дохлую… А кто-то в тысячу первый раз рисует букет сирени. Зачем? Сколько можно? Неужели не существует увлекательных сюжетов, чтобы ту же самую технику письма продемонстрировать?

Вот есть у меня серия марок великого Рембрандта. Понятно, что «Даная» или «Ночной дозор» — классика, есть на чем взгляд задержать. И тут же какой-нибудь «Портрет старушки» или «Старик-воин». Кто такие эта старушка со стариком? Зачем их Рембрандт рисовал?

— Ты, Шуба, ничего в искусстве не понимаешь! — пафосно изрек Бугор.

— Ха. Можно подумать, ты понимаешь. Но пусть даже и не понимаю, хотя хорошие картины, те же пейзажи очень люблю. Но ответьте мне на один вопрос. Почему среди великого множества картин, так мало изображений рыболова с удочкой? Вот я уже несколько лет собираю почтовые открытки, посвященные рыбалке, и за все это время нашел немногим более ста штук. И большая часть из них — копии фоток или рисунки юмористические, но только не иллюстрации мировых шедевров живописи.

Из зарубежных классиков достойны внимания лишь одна открытка Клода Моне и две Винсента ван Гога. А из известных отечественных художников — знаменитый «Рыболов» Василия Перова, да еще один «Рыболов» Маковского. Хотя у Маковского в лодке сидят два рыболова: дед с седой бородой, сигарой во рту и с тремя бамбуковыми удочками и его внучка в красной шляпе червя на крючок насаживает.

— На самом деле у Владимира Маковского еще одна рыбацкая картина есть, — подал голос Гаврилыч. — Не помню названия, но сюжетец там очень даже приятный: на берегу реки — культурный такой мужчина с удочкой и высоким бидоном для рыбы, с пригорка за ним супруга наблюдает, а вниз спускается девочка в розовом платьице. Просто эта картина не так известна.

— Вот! А была бы она на почтовой открытке или на марке… Или, к примеру, есть у меня открытка «Заросший пруд», художник — Поленов. Прекрасный пейзаж: на воде кувшинки с лилиями, берег, не очень-то заросший и аккуратный деревянный мосток. Но вот почему, спрашивается, господин Поленов на этом мостке рыболова не нарисовал?

— Между прочим, у Василия Поленова тоже есть две картины, где присутствую рыболовы: «Старая мельница» и «Русская деревня».

— Гаврилыч, да ты знаток искусства, — вновь обернулся к старшему маршрута водитель.

— А ты думал, я только забивать домино способен, — усмехнулся довольный Гаврилыч.

— Николай Гаврилович у нас вообще монстр! — ничуть не кривя душой, — сказал Серега и продолжил излияния:

— Лично мне вот что обидно. У нас же целая плеяда замечательных российских художников была. Всякие там Суриковы, Васнецовы, Серовы, Шишкины, Левитаны… И у всех есть не менее замечательные пейзажи, где и речки, и озера, и прудики заросшие. Взять ту же «Золотую осень» Левитана — чем ни шедевр! Ну, неужели Исааку Ильичу было так трудно нарисовать на берегу той осенней речки двух-трех рыболовов с удочками? Ну, чем бы пейзаж хуже стал? Ничем, как раз наоборот. Так нет же, по большей части фигню всякую малевали. А рыбалка, которой и сто лет назад очень много людей, тех же аристократов увлекалось, для художников, была, видите ли, малоинтересна!

— Да ладно тебе, Шуба, не разоряйся, — благодушно сказал Гаврилыч.

— Я не разоряюсь. Просто обидно. Всякую там сирень малюют и портреты старушек дряхлых, да бурлаков на Волге, а на увлечение миллионов им наплевать.

— Бурлаков, говоришь? Эх-хе-хе-е-е, — протянул старший маршрута и после короткой паузы, словно поборов в себе некую нерешительность, сказал:

— Ладно! Расскажу я вам один случай. Никогда никому не рассказывал, боялся, не поверят, засмеют. Но ты, Шуба сам меня к этому вынудил. А уж поверишь или нет — твое личное дело.

— Ты о чем, Николай Гаврилыч?

— Мне тогда примерно столько же лет, сколько тебе, Шуба было. В те времена филателистов в Москве, да и вообще по стране, насчитывалось гораздо больше, чем сейчас. Всесоюзное общество филателистов, городские товарищества коллекционеров, клубы, кружки. Складывалось такое впечатление, что марки каждый второй собирает.

— Я значки собирал, — вставил Бугор.

— Тоже дело, — не стал спорить старший маршрута и продолжил:

— Мне от бати очень неплохая коллекция марок досталась — и сам в детстве собирал, и с войны привез. Ты, Шуба, кое-что видел.

— Ага.

— В общем, в свободное время я не водку в подворотнях пил, а, как это сейчас называется, тусовался среди филателистического бомонда. И однажды познакомился в клубе с одним старичком-филателистом. Ему где-то за семьдесят было, щупленький такой, дряхловатый, весь седой… Тезка мой, Николай Ильич по фамилии, между прочим, Репин.

Уж не знаю, почему он именно меня выбрал, скорее всего, не со мной одним он и раньше находил общий язык. Ты, Шуба, только не ухмыляйся, никакой пошлости, как раз наоборот. Беседовали мы исключительно о живописи. И что самое занимательное — о живописи, касаемой именно рыбалки.

Только этот Николай Ильич, в отличие от тебя, Шуба, рыбалку ненавидел. Зато охоту очень любил и марки именно по этой теме собирал. Между прочим, охотников на марках, да и в живописи, тоже немного, но все-таки на порядок больше, чем рыболовов.

Короче. Побеседовали мы с ним пару раз в клубе филателистов, а потом и на улице, винцо употребляя. А на третий, тоже после бутылочки винца, пригласил меня Николай Ильич Репин, как он сам выразился, на миниэкскурсию, и я, естественно, будучи в подпитии, согласился. Приехали к нему домой, вернее, на квартиру, в которой, по всему, ни он, ни еще кто-то постоянно не жил. И так вышло, как мы туда ехали, и хотя бы приблизительный адрес я не запомнил. А когда обратно один в еще большем подпитии до метро добирался, вообще чуть-чуть не заблудился, хоть и коренной москвич. Где-то в центре дом находился, в каком-то переулке в районе Мясницкой или Чистых прудов — точно я не сориентировался.

Зашли в квартиру эту нежилую. Сколько в ней комнат — не знаю, был только в одной, в которой на каждой стене висело по картине. Четыре картины на четырех стенах. И что бы вы думали, на них было изображено?

— Сцены охоты? — логично предположил Серега.

— В том-то и дело, что не охоты, а рыбалки! Но самое поразительное, что все четыре картины, по словам старичка Николая Ильича, принадлежали перу известных российских художников! Помните известное полотно «Купание красного коня»?

— Петров-Водкин написал.

— Правильно, Шуба. Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. И на одной из картин в той потаенной квартире был такой же красный конь, и на нем сидит верхом голый парнишка в похожей позе, только в руке у него простенькая ореховая удочка. На второй картине та самая сказочная васнецовская Алёнушка сидит на камне, на берегу мрачного пруда, но не грустит-печалится, что братца Иванушку никак отыскать не может, а напряженно всматривается в поплавок, от которого по воде круги расходятся, и вот-вот готова сделать подсечку.

— Здорово!

— Был еще такой художник Борис Кустодиев, он любил русских купчих на своих картинах отображать.

— Знаю! — воскликнул Серега. — У меня марка есть — «Купчиха за чаем» называется. На той марке еще и кошка имеется.

— Опять ты прав, Шуба. В квартире Николая Ильича на третьей картине купчиха не просто за самоваром сидит и чаи распивает, а, не будь дура, ловит в озере на удочку рыбу, а кошка нетерпеливо ждет, когда ее очередным карасиком угостят.

— Вот это да!

Но больше всего меня поразила четвертая картина, на которой берег великой русской реки Волга, неповоротливая баржа и артель бурлаков. Но только не тянут бурлаки эту баржу под испепеляющим летним зноем, а все до одного стоят кто по колено, а кто почти по пояс в воде с удочками в руках.

— Нифига себе!

— Ну, это ты, Гаврилыч совсем уж загнул, — недоверчиво покачал головой долго молчавший Бугор.

— Можешь думать, что загнул, — спокойно отозвался рассказчик.

— Да хорош тебе, Фома неверующий! — рассердился Костиков на водителя. — Николай Гаврилович, а кто картины-то написал? Не оригиналы же там висели?

— Хороший вопрос, Шуба. Мы пока картины разглядывали и еще одну бутылку вина усугубляли, Николай Ильич мне все душу изливал. Говорил, хочет на склоне своих дней поделиться хоть с кем-нибудь, какими сокровищами всю жизнь владел. По словам старика, он всех этих художников еще при жизни застал в добром здравии. У одного он картину с рыболовным сюжетом купил, у другого на какое-то серебро обменял, у третьего и вовсе из мастерской украл.

Ну а бурлаков-рыболовов ему якобы автор лично подарил. Старик мне даже обратную сторону картины показал с надписью в углу: «Репину от Репина» и автографом самого Ильи Ефимовича.

Николай Ильич ненавидел рыбалку, потому что его самого в детстве кто-то крючком за губу вместо рыбы поймал. В двадцатые годы, когда в стране черте что творилось, умудрился завладеть картинами. Уничтожить произведения искусства рука не поднималась, зато получилось спрятать в потайной квартирке, чтобы никто их увидеть не смог. И ведь очень удачно прятал, всю свою жизнь…

Я, между прочим, после того случая много времени потратил, изучая историю русской живописи. И, между прочим, вполне неплохо изучил…

— А что же тот старик? — Серега был в высшей степени заинтригован.

— Не знаю. Больше ни разу его не видел.

— Нет, Гаврилыч. Завираешь ты все!

— Да, завираю, завираю. Не переживай так сильно, Бугор.

За разговорами инкассаторы не заметили, как развезли по сбербанкам все ценности. Будь на месте Гаврилыча любой другой инкассатор, Серега с Бугром во время маршрута заехали бы в какое-нибудь кафе и пообедали. Но принципиальный ветеран инкассации подобных нарушений не допускал и сразу после того, как Костиков избавился от последней сумки, они вернулись в родной участок инкассации, отчитались о проделанной работе и сдали оружие.

На этом для Гаврилыча рабочий день закончился, но Серегу и Бугра ожидали еще и вечерние маршруты, до выезда на которые оставалось часа три. В другой раз Серега пообедал бы в столовой, а в оставшееся время резался бы с коллегами в домино. Но сейчас решил подкрепиться дома, заодно и живчиков проведать.

— Щуба, а тобой недавно девица-красавица интересовалась, — уже на улице сообщил ему водитель суточной машины по прозвищу Фуфел. Прозвище, вроде бы, обидное, но тому было без разницы, возможно, потому что свою жену иначе как Фуфелка не называл.

— Какая еще красавица? — удивился Серега.

— Чернявенькая такая, вертлявенькая. Спросила, когда ты работу заканчиваешь.

— А ты чего?

— Я — ничего, откуда мне знать, когда ты заканчиваешь. Так ей и ответил, ну, она и отвалила.

— Ладно, Фуфел, побегу, а то голодным на вечер придется выходить…

Сереге вдруг жутко захотелось яичницы. Минимум из трех яиц — с колбасой и обязательно с зеленым луком — такую же, какую лепил и оживлял по заказу Федота. Задумано — сделано. Перед тем как начать есть, достал из серванта и расположил на столе всю композицию с живчиками, — для скорости, не закрепляя площадки. Теперь вместе с Владом живчиков было девять, и все без исключения, тут же оторвались от своих дел или от безделья и расположились в трапезной вокруг стола, во главе которого оказались Никодим и Федот — комендант и глашатай. Интересно, какие теперь будут предъявлены требования?

Уплетая за обе щеки яичницу, Серега сразу догадался и, кстати, ничуть не удивился, что в первую очередь Федот просит сделать телевизор, причем, по одному на каждого жителя, то есть, девять телевизоров. Скромненькая такая просьба, ненавязчивая.

— Понятно, — хмыкнул Серега. — Чего еще пожелают ваши величества?

Но поделиться еще одним желанием Федот не успел — кто-то позвонил в дверь. Серега не любил смотреть в глазок, зато частенько использовал накидную цепочку, благодаря которой дверь открывалась лишь ненамного. Сейчас он тоже подстраховался, и, наверное, правильно сделал.

— Катя? — узнал он стоявшую на пороге девушку, с которой провел две ночи подряд на квартире у Влада.

— Значит, приветик, — улыбнулась она.

— Привет, Жайворонок, — Серега вытер рукой рот. — А ты как здесь…

— В квартиру-то пустишь? — вновь улыбнулась она.

— Зачем?

— В гости.

— У меня не прибрано. И вообще времени совсем впритык. Только перекусить и сразу опять на работу бежать.

— Значит, не пустишь?

— Погоди-ка, — осенило Серегу. — Это не ты ли вся такая чернявенькая-вертлявенькая сегодня у здания банка мной интересовалась?

— Вертлявенькая, значит, — скривилась Катя.

— Погоди-погоди. А как ты мой адрес узнала?

— Ой, делов-то! Узнала по справочнику адрес участка инкассации, в котором начальником служит Александр Петрович. Приехала, дождалась, когда Серега Костиков по прозвищу Шуба с утреннего маршрута вернется. Потом — ты, значит, в метро, и я в метро, ты в подъезд, и я в подъезд. Смотрю, лифт на двенадцатом остановился. Поднялась, значит, на другом лифте, стала ждать, когда кто-нибудь из соседей на площадку выйдет, чтобы спросить, где именно ты живешь. Потом, чтобы времени не терять, решила звонить по очереди во все двери. В первой не открыли, во второй, значит, ты нарисовался…

— И… что дальше?

— Влада Мохова ищу.

— А я тут причем?

— Ну, мало ли. Вы общались, ты один из тех, кто последний его видел, деньги ему задолжал… А вдруг ты кредитора у себя в квартире в неволе связанным держишь?

Серега непроизвольно вздрогнул, — так близки к истине оказались слова Кати. Но, тем не менее, ответил:

— Совсем что ли сбрендила, Жайворонок?

— Может быть, — не стала возражать Катя. — А ты, значит, пусти меня к себе, я удостоверюсь, что Влада в квартире нет, и со спокойной совестью расскажу об этом Артуру.

— Артуру?

— Ему. Пустишь?

— Не пущу.

— Почему?

— Ну, как тебе попроще объяснить. Вот если бы ко мне пришел Артур, то — милости просим. Бабушки-старушки, которые сейчас в дверные глазки пялятся, никак бы на это не отреагировали. Но зато, какие сплетни поползут по всему дому, если они увидят, что квартиру закоренелого холостяка вдруг посетила некая супер-пупер вертлявенькая.

— Хам! — после короткой паузы выкрикнула Катя.

— Свободна! — рявкнул он в ответ и захлопнул перед носом девушки дверь.

Думал, что она тут же начнет названивать, но нет. Прильнул к глазку — никого. Выбежал на балкон и вскоре узнал в вышедшей из подъезда девушке Катю. Она, словно почувствовав его взгляд, задрала голову и помахала ему. Серега непроизвольно махнул в ответ, но тут же отдернул руку, словно обжегся.

Сел за стол и, бросив взгляд на недоеденную яичницу, понял, что аппетит пропал напрочь. На грани восприятия слухом уловил попискивания живчиков-женщин. И Федот настойчиво старался что-то ему показать-объяснить.

— Да подождите вы! — Рявкнул он теперь и на своих «детишек», которые мгновенно присмирели.

«Вот же непруха! — Серега в сердцах стукнул по столу. — Ну, выследила его Катя, не так уж и сложно это оказалось сделать. Так чего время-то тянула, словно специально дожидалась, пока я живчиков из серванта на свет божий вытащу. Позвонила бы в дверь чуть раньше, впустил бы вообще без проблем. Ищи своего Мохова, сколько угодно — хоть под кроватью, хоть в кладовке, хоть в морозилке — расчлененного. И ушла бы с докладом к своему Бильярдному шарику, что не наблюдается Влад Мохов в квартире Сереги Костикова, расположенной на двенадцатом этаже в здании, напротив метро Коньково… И с нее — взятки гладки, и я — в шоколаде. Так нет же, прожевала сопли, дура вертлявая! А еще Жайворонок. Хотя, причем тут ее фамилия?»

— Так, мелкота! — Серега вновь стукнул кулаком по столу, да с такой силой, что платформочки подпрыгнули, а кое-то из живчиков не удержался на ногах. — Хочу поговорить с вами откровенно. Не все гладко в нашем с вами королевстве Застолье. Проще говоря, есть опасения, что другие люди, некая организация, может нас, то есть, вас обнаружить. И тогда вы сами должны догадаться, что может произойти?!

Живчики, особенно ветераны, усердно закивали.

— Если кто-то все же недопонимает, поясню. Крандец вам всем настанет и, если повезет, то крандец мгновенный. Чтобы этого не случилось, слушайте внимательно.

Если кто-то, помимо меня вдруг достанет на свет божий вас вместе с кухней, комнатами и всем остальным, то в этом случае вы должны замереть и не дышать, притвориться пластилиновыми. И даже если вдруг кто-то вздумает вас разглядеть поближе, переставить — не дергайтесь ради своей же пользы. Потерпите, и очень быстро они оставят вас в покое. Надеюсь, что нависшая над вами угроза продлится недолго, максимум — дня два-три. Но лучше перестраховаться.

Так. Пока что все оставайтесь на кухне, а ты, Влад пройди в комнату Тимофея, а затем — на льдину. Не бойся, замерзнуть не успеешь.

За то недолгое время пока Влад шел до льдины, Серега вспомнил, что некоторое время они вместе рыбачили со льда даже чаще, чем по открытой воде. Роскошная дача Влада стояла на берегу богатого рыбой озера, и они ставили жерлицы на щуку и налима, сверлили десятки лунок в поисках судака и крупного окуня, которого ловили на зимние блесны и балансиры. Бывало, рыбача по последнему льду, проваливались в полыньи, но всякий раз самостоятельно выбирались на твердь…

После того, как Влад переступил на льдину, которая оставалась все такой же крепкой, ничуть не подтаявшей, Серега аккуратно взял ее двумя руками и поднес к своему лицу и, усмехнувшись, спросил:

— Что, Влад, половить рыбку желание не возникло?

Вместо ответа, который скульптор все равно бы не услышал, Влад сел на рыболовный ящик и скрестил на груди руки.

— Шучу я, Влад, шучу. А теперь серьезно. Только что ко мне в квартиру очень настойчиво просилась небезызвестная тебе Катя Жайворонок. Сказала, что, возможно, я тебя, типа, прячу. А ведь так оно на самом деле и есть. Что скажешь?

На ящике Влад уже не сидел — вскочил, принялся размахивать руками.

— Прекрасно понимаю твое беспокойство, — продолжал Серега. — Тем более что ищет она тебя по указанию Артура, сама сказала. В связи с этим, если кто-то без моего ведома вдруг и в самом деле обратит внимание на Застолье, то тебе лучше всего не просто притвориться пластилиновым, а для начала накрыться с головой одеялом. Может, пронесет. Понял?

Следующими посетителями льдины стали Тимофей и Зинаида, от которых Серега потребовал вспомнить, как они чихали на Влада и, если возникнут соответствующие обстоятельства, повторить то же самое сразу после того, как он трижды щелкнет пальцами.

— Пока что все, мелкота, — сказал Серега живчикам, перед тем, как вновь переместить их в сумрак серванта. — Мне на службу пора. А телевизор — один на всех попробую вечером слепить. Только я очень сильно сомневаюсь, что он заработает.

Торопясь на вечерний маршрут Серега непроизвольно вертел головой по сторонам, высматривая в толпе Катю, или лысого Артура. Глупо, конечно. Теперь следить за ним не имело смысла, — где Костиков работает и где живет, им было хорошо известно. И навряд ли Артуру придет в голову мысль, что инкассатор вздумает куда-то убегать, где-то прятаться. С такими мыслями можно и психом стать. Хотя, можно ли хотя бы одного миллионера назвать нормальным человеком? Наверное, можно, но только не Влада…

Уже при подходе к зданию банка, когда затянувшееся тучами небо разразилось дождем, и Серега пожалел, что не прихватил из дома зонт, он тут же и сообразил, что забыл еще о кое-чем важном.

Довольно доходчиво объяснив живчикам, в том числе и Владу, как себя вести, если вдруг в его отсутствие кто-то станет их рассматривать, он совсем забыл о животных: Федоре, Буренке, свиньях, курах с петухом. У них-то притвориться не получится. А ведь достаточно было сделать над коровником, свинарником и курятником крыши, и никто бы их не увидел. Кошку тоже на время его отсутствия нужно было куда-нибудь спрятать — в тот же рыболовный ящик Тимофея.

Теперь сожалеть об этом было поздно — не возвращаться же домой и в спешке хвататься за пластилин. К тому же до выезда на маршрут оставались какие-то минуты. И очень хотелось верить, что все его опасения — напрасны…

Все вечерние маршруты, обозначенные двух- или трехзначными номерами, имели еще и обиходные названия: «Динамовский». «Тушинский», «Пресненский»… Серега Костиков вот уже больше года был закреплен за «Хорошевским» маршрутом, который обслуживал точки, сдающие дневную выручку, в таких московских районах как Хорошево-Мневники, Шелепиха, Отктябрьское поле, Щукино, даже в Строгино заезжали.

Постоянным его напарником был Петр Терентьев — рослый симпатичный парень, устроившийся в инкассацию сразу после возвращения из армии проработавший в родном отделении лет пятнадцать. Коллег по работе Петр Терентьев любил уважительно называть боярами и, как следствие, за ним и закрепилось прозвище Боярин.

Водителем на Хорошевский маршрут ждали Сергея Скворцова, но у того по дороге из гаража в банк сломалась машина, и его заменил все тот же Бугор, с которым Костиков уже имел утром удовольствие кататься по сбербанкам. Костиков в связи с этим не расстраивался, чего нельзя было сказать о Боярине. С Бугром опытный инкассатор всегда был, что называется, на ножах. Ну не любил Бугор разговоры о пьяных похождениях, о бабах, да и вообще по своему характеру был не очень словоохотлив, а этого балагур Боярин терпеть не мог.

Но лучше уж молчать, чем пререкаться по всяким пустякам. Как-никак, работа у них была опасной, шутки шутками, а государственные ценности инкассаторы изо дня в день развозили немалые. Что ж, иногда поработать можно было и в тишине, тем более, во время утреннего маршрута наговорились предостаточно.

Обслуживая точки, Серега Костиков постоянно возвращался мыслями к Кате Жайворонок. Больше думал не о том, зачем она приезжала к нему домой, а как о девушке, с которой провел две ночи в одной постели. Он никогда прежде не пользовался услугами проституток, считал, что это неправильно. Серега не был жадным, но ему претила сама мысль, что за доставление удовольствия друг другу в постели надо платить деньги. Да, проституция — древнейшая из профессий, да, распространена во всем мире, да, некоторые его знакомых пользуются проститутками или не против попользоваться…

С большой натяжкой, но все-таки Костиков мог понять женщин, занимающихся проституцией, вот только уважать их за это — ни в коем случае. Еще в большей степени Серега не уважал мужиков, сознательно прибегающих к услугам проституток. Что — без бабла слабо себе бабу найти?

Понятно, что с набитыми деньгами карманами ты почти любую телку в постель затащить способен. Ну, и чего в этом хорошего-то!!! Да вообще ничего! Не должно быть такого. И мужики, которые проституток снимают — последние чмошники и уроды жизни, а девки, живущие это самой «профессией» — полнейший отстой.

Но сам-то он, не далее как на днях, переспал с проституткой, — укорял себя Костиков. И тут же находил оправдание — был вдребедень пьяным, ничего не соображал, о том, что надо платить деньги за «ночь любви», узнал только утром.

Но и на следующий день произошло то же самое, — звучала укоризна. Но тогда было совсем другое дело — были пари и проигрыш, за который пришлось расплачиваться, а уж если заплатил из собственного кармана, то грех не воспользоваться услугами такой обаятельной и отзывчивой девушки, как Катенька Жайворонок…

Если бы не была Катька проституткой, — думал Серега, инкассируя магазины, столовые, кассы и другие торговые точки, — то вполне можно было с девчонкой роман закрутить. Нравился ему подобный типаж — чернявенькая-вертлявенькая, отзывчивая, веселая… Но знание, что девушка хотя бы недолгое время позиционировала себя как проститутка, напрочь отбивало все нежные, лирические чувства. И нечего в отношении Катьки Жайворонок мозги себе забивать. И без нее вокруг хватает, на кого глаз положить.

В его жизни женщины время от времени появлялись, но не были чем-то уж очень важным. Жизнь и без особ прекрасного пола была насыщена множеством увлечений: коллекционирование, лепка, охота, рыбалка… Серега много общался с друзьями, да и на работе скучать не приходилось. Собственно, на работе он обычно и заводил знакомства с девушками, но без серьезных намерений, да и случалось это не часто…

Поглощенный своими мыслями, Серега не сразу заострил внимание в очередном универсаме на симпатичной кассирше восточного типа, стриженой «под мальчика». Этот магазин они обслуживали не с центрального входа, а со стороны хоздвора: инкассатор звонил в закрытую служебную дверь, кто-нибудь из работников магазина ему открывал и затем провожал обратно до двери. Как правило, Серега не стеснялся знакомиться, но тут как-то замялся и лишь сухо поздоровался с кокетливо улыбнувшейся ему девушкой и проследовал в кабинет старшего кассира принимать сумку с деньгами. Зато азиаточка, уже на выходе, со вздохом и толикой грустинки сказала ему на прощание:

— До свидания, строгий господин инкассатор. Заглядывайте завтра…

О своих опасениях в отношении живчиков Сергей вспомнил, когда вошел в лифт, чтобы подняться на двенадцатый этаж. По словам Кати, когда она его выслеживала, то просто отметила, где остановился его лифт, ну и так далее… Проникнуть же в его квартиру умельцам, кому это надо, будет не менее просто.

До недавнего времени, Серега почти не беспокоился, что его могут ограбить. Золота-бриллиантов он не хранил, из общепринятых ценностей, не считая хорошего ружья и видео-фотоаппаратуры — разве что несколько кляссеров с марками да альбомов с монетами, которые хоть и стоили денег, но не таких, чтобы уголовники рисковали только ради них. Но теперь для него в квартире кое-что считалось гораздо ценнее тех же монет и марок.

Застолье и живчики, живчики и Застолье — вот о чем думал Серега, открывая дверь своей квартиры.

И он ни капли не удивился, когда, захлопнув входную дверь, почувствовал почти неуловимый, чужой запах. Даже смесь запахов, несвойственных его холостятскому обиталищу.

Артур поджидал его в комнате, сидя в кресле за столом, служившим Сереге плацдармом для лепки. На столе, помимо бутылки коньяка и блюдца с нарезанными дольками лимона ничего не было. Наполовину наполненную рюмку «гость» держал в руке.

— Ты не пустил домой Катю, искавшую Влада, — не поздоровавшись, сказал Артур. — Поэтому я рассудил, что он как раз здесь-то и скрывается. Выходит, ошибся я, да, скульптор?

«Конечно же, он не нашел Влада, — отлегло у Сереги от сердца. — Да и как мог найти?! Ну, посмотрел под кроватью и в гардеробе, заглянул в кладовку и на балкон. И все — негде больше искать человека в однокомнатной московской квартирке».

Подавив желание посмотреть на сервант и ничего не сказав, он прошел на кухню, вернулся со стаканом, плеснул в него коньяку, сел, выпил. Все так же молча закусил долькой лимона.

— Мне нравится твое спокойствие, — Артур взял бутылку и налил еще себе и хозяину квартиры. — Другой бы начал возмущаться, грозить милицией, да?

— Надеюсь, фамильные драгоценности моей прабабушки хранятся на прежнем месте? — деланно нахмурился Костиков. — В противном случае без милиции не обойтись.

— Да нет у тебя никаких драгоценностей, — Артур выпил и стукнул пустой рюмкой по столу. — А если даже и есть, то стоят они намного меньше, чем должен мне Владислав Мохов.

— А при чем тут я? — развел руками Серега. — Где Влад живет, вы знаете, могу адрес его дачи назвать.

— За дачу он, кстати, тоже до конца не рассчитался. И, кстати, охрана давненько его в своих владениях не видела.

— Как это ни странно, я — тоже.

— Но, в любом случае, ты видел его позже Машки, с которой он сорок коробок пластилина покупал, — Артур кивнул в угол, где стояла сумка Влада. Количество коробок в ней уменьшилось, но материала для лепки оставалось еще предостаточно.

— Фигурки твои я заценил. Оригинальные. Но зачем было покупать сразу так много пластилина? Разве с этим товаром в стране дефицит?

— Влад тоже фигурки заценил, — Серега приложился к коньяку. — Предложил налепить их побольше и устроить выставку-продажу. А потом самые удачные воспроизвести в керамике. Купить муфельную печь для обжига и тому подобное. В общем — бизнес.

— Придурок! — теперь уже Артур стукнул по столу. — А почему он джип у твоего дома оставил?

— С хорошего бодуна был. Машка может подтвердить.

— Да подтвердила уже, подтвердила, — Артур поднялся, взял в руки бутылку, повертел, рассматривая, словно раздумывая, выпить ли еще, потом поставил обратно. — Ладно. Хватит пить, на ночь глядя. Если этот придурок объявится, сразу сообщи.

Первым делом после ухода Артура, Серега закрыл входную дверь еще и на щеколду и подстраховался дверной цепочкой. Мелькнула мысль в ближайшее время поставить квартиру на сигнализацию, хотя теперь беспокоиться об этом поздно. Звонить в милицию не имело смысла. Вряд ли лысый и в самом деле что-нибудь у него украл. А доказательств, что Артур проник к нему незаконно, нет; тому будет достаточно сказать, что в поисках одного своего знакомого заглянул к другому, да еще и коньяк притащил.

Впустив в дом шум машин, Серега открыл окно, чтобы выветрился запах незваного гостя. Стакан с недопитым алкоголем опустошил, не побрезговал. Прикинул, что надо бы допить бутылку до конца, чтобы спалось крепче.

Не терпелось посмотреть, как себя чувствуют живчики, все-таки почти весь день в темноте просидели. А заодно и вылепить крыши для построек на скотном дворе.

— Мелкота, все в порядке, хозяин пришел, — сказал он, открывая сервант.

Ему бы оказаться бдительней и отреагировать на послышавшийся шорох то ли за стеной, то ли на улице, но с уходом лысого, Серега уверился, что на сегодня все сюрпризы закончились. Он ошибся, но понял это слишком поздно. Когда все до одной платформочки были в правильном порядке расположены на столе, когда он сообщил Владу, что только что имел беседу с его приятелем Артуром, когда выпил еще и, пообещав глашатаю Федоту слепить для них бутылку коньяка, и когда скульптор принялся разминать соответствующую порцию пластилина, непривычный шорох повторился.

Насторожившись, Серега выглянул на балкон и повертел головой. Никого, на соседних балконах тоже пусто. Обозвав себя мнительным психопатом, подошел к гардеробу, в котором, помимо одежды был еще и металлический сейф, где хранились ружье, патроны, охотничий нож… Подумал, что если сейчас откроет дверцу, то и впрямь стал психопатом. Все-таки открыл, но тут же захлопнул. Да еще и ключик, торчавший в замочной скважине, провернул.

— Открой, Серега, открой! — закричали из недр гардероба и забарабанили в стены.

— Подожди! Для начала… — договорить он не успел. Хлипкая замочная скважина поддалась натиску, дверца распахнулась, и из гардероба выскочила растрепанная девица.

Удар кулаком по скуле отбросил ее обратно в гардероб. Судя по донесшемуся звуку, девица еще и затылком о сейф приложилась. Не позволив очухаться, Серега выволок ее наружу, сорвал с вешалки одну из своих рубашек и ловко, как в армии учили, завязал ей за спиной руки. Оставив девицу на полу, сел за стол, приложился к бутылке. И только после того, как выпил все до капли и присмотрелся к плененной, понял, что знает ее имя.

— Машка?

Соперница его и Кати и напарница Влада Мохова по бильярдным партиями шмыгнула носом.

— Зачем бить-то? — спросила обиженно.

— Здрасте, в поле не ходи! А какой реакции ты ожидала от человека, обнаружившего в своем гардеробе злоумышленника? Злоумышленницу!

Возмущению Сереги не было предела. Тем не менее, он помог ей подняться на ноги, после чего собрался было освободить от пут, но увидев, с каким неприкрытым интересом Маша пялится на Застолье, передумал.

— Что это? — спросила она.

— Игра такая. Современная. Разработана на очень высоких технологиях, — нашелся он. — Лучше скажи, какого черта ты в моей квартире делаешь?!

— Это все Артур. Это он велел мне спрятаться, — Маша не отрывала взгляда от композиции.

Буренка трясла головой и, судя по всему, мычала, свиньи, тесня друг друга у водопоя, — хрюкали, куры — кудахтали. Вновь собравшиеся в трапезной живчики, задрав головы, смотрели на хозяина. Притворились куклами.

— Зачем он велел спрятаться? Не молчи, если не хочешь еще тумака получить.

— Артур был уверен, что после его ухода ты сразу станешь звонить Владу или еще кому-нибудь…

— А какой-нибудь «жучок» шпионский он поставить не догадался?

— Не знаю, — вновь шмыгнула носом Машка. — Наверное, нет у него никаких «жучков». Серега, а вон там, за столом… это же копия Влада сидит, с открытым ртом? — безошибочно угадала она среди остальных живчиков своего бывшего работодателя.

— Ну, вот и узнала — на свою беду.

— В каком смысле — на свою беду? — испугалась Маша.

— Успокойся. Расслабься и садись-ка на стул.

— А как же руки? — и, не подумав успокаиваться, спросила пленница.

— Не дергайся, говорю, — Серега придвинул ее к стулу и, надавив на плечи, вынудил сесть, после чего обратился к живчикам. — Мелкота, тоже расслабьтесь и занимайтесь своими делами. Зинаида, Тимофей… — как договаривались.

Живчики тут же пришли в движение, казалось, потеряв всякий интерес к происходящему вне Застолья. Чего в прямо противоположном смысле нельзя было сказать о Маше, наблюдавшей за ними во все глаза. Она даже не сочла нужным поинтересоваться, что именно налито в стакан, который минуты через две, вернувшись из кухни, поднес ей ко рту Серега. Понятно, что это был алкоголь, который Маша и выпила вместе с хозяином квартиры. После чего, отказавшись от предложенного бутерброда с колбасой, продолжая во все глаза наблюдать за живчиками, спросила:

— Разве игра может быть настолько… реальной?

— Как видишь…

— Но-о-о… Влад, он же, как живой. И усатый, который корову доит… Из нее, кажется, и в самом деле молоко льется.

— Прикольно, согласись?

— А, может, мне все это кажется? Забралась к тебе в гардероб, нанюхалась какого-нибудь нафталина, и вот они — зрительные галлюцинации. Ведь, правда, галлюцинации это?

— Хочешь проверить?

— В каком смысле?

— В смысле — принять в этой игре живое участие.

— Как это?

— Чуть позже узнаешь, — пообещал Серега. — Как и когда вы с Артуром договорилась связаться?

— По мобильнику. Он сказал, что ты уснешь крепко, и тогда я смогу ему позвонить.

— Усну?

— Да. Снотворное…

— Какое снотворное? Где? В коньяке, что ли?

— Да…

— Черт! Но мы же вместе его пили. Хотя потом он… — Серега вспомнил, как Артур вертел в руках бутылку.

— Черт! Подсыпал, конечно же, лысая сволочь. Черт!!! И впрямь глаза слипаются… Пойду, холодной водичкой ополоснусь.

— Руки-то мне развяжи, — взмолилась Маша.

— Вернусь и развяжу. А пока меня не будет, проследи, пожалуйста, вот за этими двумя, — Серега показал пальцем на Зинаиду и Тимофея, которые, обнявшись, зашли в самую близкую для наблюдателей комнату. — Только ничем до них не дотрагивайся, даже не дуй на живчиков. Просто рассмотри в подробностях, чего они делать будут, и потом мне скажи. Договорились?

Как же вовремя Машка проболталась о снотворном! Не прошло после ее откровения и трех минут, как Серега буквально свалился с ног. Но прежде успел сделать кое-что очень важное, то есть, спровоцировал девицу уделить повышенное внимание тому, чем станет заниматься «завербованная» им парочка живчиков, в то время как сам улизнул в коридор. И вскоре, вернувшись в комнату, убедился, что задуманное осуществилось в той же мере, в какой и несколько дней тому назад с Владом.

Машки в нормальном обличии за столом не было, зато количество обитателей Застолья увеличилось на одну единицу. В это время его окончательно одолело подсыпанное Артуром снотворное. Хорошо хоть повалился не на пол, а на кровать, пусть даже в одежде.

Все это Серега осознал утром, как обычно разбуженный усилившимся шумом машин на улице. Осознал, что и окно он на ночь не закрыл, и платформы с живчиками в сервант не убрал — наверное, замерзли, бедолаги… Болезненно поморщился, вспомнив про Машку, но немного успокоился, что входная дверь заперта еще и на стальную накидную цепочку.

Однако выйти из квартиры ему придется уже через несколько часов. Выйти, с целью привычно добраться до места работы, или чтобы, допустим, в подъезде собственного дома встретиться с Артуром и его подельниками, которые поинтересуются, куда на этот раз он подевал еще и Машу.

Да никуда, черт побери, он ее не девал! Дома она у него, дома. Правда, в значительно уменьшившейся комплекции и на заметно ограниченной территорией для передвижения. Впрочем, нужно ли ей было со своей древнейшей профессией большая территория?

Территория для передвижения! Серега, как ужаленный, спрыгнул с кровати и подскочил к столу. Не знает же Машка, что покидать пластилиновые площадки — равносильно смерти! Не предупредил он ее!

Серега быстро пересчитал обитателей Застолья. Слава богу, — десять! Причем, Машка — в комнате у Влада, в его постели, с ним же в обнимку. Молодцы, живчики, приняли в свою компанию новенькую. Вообще-то, даже разумно поступили. Теперь на каждого мужчину приходилось по одной женщине — ровно пять пар.

Серега поймал себя на мысли, что успокоился, увидев Машку целой и невредимой. Прямо от сердца отлегло. И означало это, что судьба мало знакомой девицы легкого поведения, незаконно проникшей к нему в дом, чтобы шпионить и доносить, стала ему небезразличной. Что же тогда говорить о других живчиках-детишках! А вдруг кто-нибудь из них примитивно заболеет, или «поскользнется — упадет — закрытый перелом»? Зинаида-то умудрилась на льдине насморк подхватить.

Не было печали, оживил толпу дармоедов. И мало того — заботься теперь о них, так еще и сам, считай, у мафии под колпаком. Кажется, он смотрел фильм с таким названием, или название было «В сетях у мафии». Какая, к чертям собачьим, может быть мафия? Да вот такая! Долг Влада Артуру в два лимона зеленых, это не в рублях. Хотя и в рублях — тоже деньги серьезные. Если провести параллель с ежемесячной зарплатой инкассатора… — лучше даже не считать, сколько лет за такую сумму горбатиться надо.

В фильмах и книгах про мафию и вообще про бандюков отрицательные персонажи при шантаже положительного героя неизменно предупреждали того ни в коем случае не связываться с полицией, иначе — убьют заложника и тому подобное. Как правило, герои бестселлеров справлялись с врагами самостоятельно, но бывало, что вообще в безвыходных положениях, обращались-таки в полицию и, опять же, как правило, стражи порядка своевременно и профессионально оказывали помощь. Так то в бестселлерах…

Но Артур ни о чем его не предупреждал, не запугивал. Если уж быть честным, стражам порядка надо было прижимать к ногтю именно Серегу. И в связи с этим, то есть с пропажей Влада, а теперь еще и Маши в милицию следовало обратиться как раз Артуру. Мол, пропали его партнер по бизнесу и работница, мол, последним их видел гражданин Костиков, мол, помогите найти людей…

Получается, до сих пор не обратился Артур к людям в погонах. Рыльце-то все-таки в пушку. Хотя и Сереге официально обращаться в правоохранительные органы тоже нельзя. А если неофициально?

Его взгляд упал на книгу, на которой недавно переносил в сервант еще не столь сильно увеличившееся Застолье. Название книги было «Смерть на рыбалке», и подарил ее Сереге автор — Игорь Иванович Акимов, с которым они частенько вместе рыбачили. Акимов написал крутой детектив с большим количеством криминала, и одним из главных героев фигурировал некий капитан милиции Юрий Борисович Клюев.

Акимов списывал характер капитана с реального человека, своего друга, которого знал и Серега — опять-таки, вместе на рыбалку ездили. Более того, в одной из своих пластилиновых композиций под названием «Лыжная прогулочка» Серега-скульптор слепил именно его, капитана Клюева.

Композиция относилась к разряду «хулиганских». Посередине заснеженной поляны бежала на лыжах девушка: в лыжных ботинках, ярко-красных рукавицах и шапочке и в солнцезащитных очках. Больше на девушке ничего не было, и, наверное, поэтому к ней сзади, встав на лыжи, пристроился атлетически сложенный мужчина: в сапогах, милицейском костюме с погонами капитана и в форменной фуражке — вылитый Юрий Борисович Клюев.

Во время одной из общих пьянок, совмещенных с проводимым Серегой минивернисажем своих композиций, Борисыч смеялся до слез, безошибочно узнав себя в пристроившемся к лыжнице капитане. Просил Серегу продать композицию, но скульптор, как прежде и всем другим, принципиально отказал милиционеру в просьбе. Сейчас, кажется, пришло время немного отойти от принципов.

— Юрий Борисович, приветствую! — сказал он, когда капитан ответил на телефонный звонок. — Это Серега Костиков…

— О! Шуба, — приветливо откликнулся Клюев. — Я тебя и без представления, по голосу узнал.

— Черта профессионала?

— А как же, — хохотнул милиционер.

— Слушай, Борисыч, — ты сейчас на службе или в свободном полете?

— Не тяни, Шуба. Какие-то проблемы?

— Да, понимаешь… Не проблемы, а, так сказать, два дела — сюрприз и просьба.

— Начинай с просьбы. Только серьезно и по существу. А то знаю я вас — рыболовов, начнете вокруг, да около ходить, пока просто-напросто на рыбалку не позовете.

— Так ты на службе или где?

— А вот не скажу, — уперся капитан. — Не скажу до тех пор, пока от хорошего друга просьбы не услышу.

— Я понял Борисыч, спасибо. Скажи, не смог бы ты сейчас, в ближайшие час-два подтянуться ко мне домой в Коньково? Но только обязательно в своей ментовской форме.

— У тебя и в самом деле проблемы? — посерьезнел Клюев.

— Как тебе сказать… Либо слишком мнительным я стал, либо не напрасно беспокоюсь… В общем, посоветоваться надо.

— Добре. Адрес я твой помню, подъеду где-то часика через полтора. А сюрприз-то в чем?

— Композицию «Лыжная прогулочка» помнишь?

— Как сейчас перед глазами.

— С этой минуты «прогулочка» — твоя.

— Отлично! Срочно выдвигаюсь в Коньково, а то еще передумаешь.

— Только в форму свою капитанскую не забудь облачиться.

Пока Клюев ехал, Серега быстренько, не отвлекаясь на живчиков, слепил три крыши — для коровника, свинарника и курятника. Прилеплять их к постройкам не стал, просто накрыл, чтобы легко снимались. После чего переместил все Застолье в сумерки серванта. Посвящать того же Клюева в «пластилиновую» тайну было рановато.

Вообще-то Серега позвал капитана домой вовсе не для того, чтобы о чем-то посоветоваться. Ему было важно, чтобы Артур или его люди поняли, что он общался с милиционером. И не важно, о чем мог быть разговор — не обязательно о поисках Артуром Влада, может, беседа была по поводу шумливых алкоголиков-соседей, или просто пришел участковый с плановой проверкой правильности хранения охотничьего ружья. Пусть бандюки голову поломают, но при этом, имея в виду, что Костикова лучше оставить в покое.

Наивно, конечно же, рассуждал Серега, но с другой стороны, почему бы вот так простенько и не подстраховаться.

Если бы в скором времени Сереги не предстояло выдвигаться на работу, он к приходу Клюева выставил бы на стол бутылку, закуску, сварил бы пельменей… Но сейчас сварганил несколько бутербродов и притащил свое любимое земляничное варенье — к чаю. Однако Борисыч — мужик опытный, сам принес и водку, и пиво, отказаться от которого Серега просто не имел права.

— Вот таким образом и спаивает один человек опасной профессии другого, — вздохнул Серега, подставляя пивную кружку под пенящуюся струю из двухлитровой баклажки «Очаковского», открытую Клюевым.

— Разве вас, инкассаторов можно споить, — ухмыльнулся тот. — А ты, к тому же еще и заядлый рыбак, и охотник, и кто там еще?

— Да всего понемногу, — с наполненной пивом кружкой Серега подошел к серванту, в верхней, застеклено-зеркальной части которого теснились пластилиновые композиции, в том числе и «Лыжная прогулочка».

Клюев остановился рядом — с рюмкой, наполненной водкой и, как любой, рассматривающий творения Сереги, не смог сдержать улыбки.

— Так, о чем посоветоваться хотел? — спросил Борисыч, выпив.

Серега едва не поперхнулся пивом — о чем собирался «советоваться» с милиционером, он как-то не подумал. На выручку пришел телефонный звонок.

— Доставай пока себя, — показал он Клюеву на «Лыжную прогулочку» и поднял трубку. И узнал голос Артура:

— Где Машка? Что с ней?

— Какая Машка?

— Не прикидывайся!

— Ты про ту, что вместе с Владом пластилин покупала?

— Про ту, которая… которую…

— Артур, я понимаю, если бы ты про Катьку спросил. А к Машке я вообще никакого отношения не имею…

— Кто это? — громко спросил Клюев, приблизившийся к Сереге, с «Лыжной прогулочкой» в руках.

— Ты зачем мента вызвал? — видимо, услышав голос Клюева, прошипел в трубку Артур.

— Тебе-то какое дело? — насмешливо сказал Серега. — Думаешь, у меня только бизнесмены-миллионеры в друзьях? Есть еще и рыболовы-милиционеры.

— Ах, ты… — в трубки послышались короткие гудки.

— Кто звонил-то? — вновь поинтересовался Клюев.

— А-а-а… — словно прогоняя назойливую муху, отмахнулся Серега. — Один знакомый шизофреник из новых русских. Артуром зовут. Ищет куда-то запропастившегося подельника — Влада Мохова. Кстати, ты этого Мохова в нашей рыбацкой компании мог видеть — лысый такой.

— Да-да, припоминаю… Но ты, вроде, про какую-то Машку говорил?

— Теперь Артур еще и Машку потерял. А она как раз с Владом спит. Может, умотала сладкая парочка на какой-нибудь Кипр, и Влад сейчас бегает со спиннингом по тамошним фрагмам, большеротого окуня ловит, а Машка мандаринами обжирается, которые на острове размером с апельсин…

— Чего этот Артур от тебя-то хотел?

— Говорю же — шизофреник. Втемяшил себе в голову, что я могу что-то про них знать, вот и не отстает.

— Ты, как раз, в отношении Артура о чем-то посоветоваться хотел?

— Да нет же, Борисыч, — Серегу, наконец-то осенило. — Давай ее сюда.

Серега аккуратно принял из рук капитана «Лыжную прогулочку» и не менее аккуратно опустил ее в заранее приготовленную пластмассовую коробку, — как раз под размер композиции.

— У меня, как видишь, в лепке есть несколько разных направлений, конкретных тем: рыболовная, армейская, бытовая… Композиция, что я сейчас тебе подарил, относится к теме «Активный отдых». Так вот, помимо прочих я задумал тему ментовскую. В плане сатиры-юмора, соображаешь. Вот как раз эта самая «прогулочка» к ментовской теме очень даже подходит.

Еще мне хотелось бы слепить, к примеру, берущего взятку гаишника, или разжиревшего майора, у которого ремень на поясе не застегивается, или ментов-пьяниц, которые, как обычные алкаши за углом на троих распивают, а им укоризненно грозит пальцем грязный бомж. Или, как менты в закусочной втихоря разливают под столом водку по пластмассовым стаканчикам…

— Ментов-пьяниц, говоришь, — нахмурился капитан и наполнил свою стопку водкой. — Говоришь, втихоря разливают…

— Скажешь, не прикольно?

— Прикольно. Просто… — договорить Клюеву помешал звонок в дверь.

Серега посмотрел в глазок и, уже открывая замок, крикнул:

— Слышь, Борисыч, тот самый Артур пожаловал!!

— Чего орешь-то? — в отличие от него, понизив голос, сказал Артур, переступая порог.

— Моя квартира. Хочу — ору, — Сергей жестом предложил ему пройти в комнату, где Клюев, жуя бутерброд, вновь наполнял рюмку.

— Юрий Борисыч, познакомься — Артур, один из владельцев ресторана «Фазан и сазан».

— Пить будете? — обменявшись с лысым рукопожатием, поинтересовался капитан.

— Водку по утрам… — Артур отрицательно помотал головой.

— Извини, Артур, твой коньяк я вчера до донышка допил, — понял намек Серега. — А как допил, так сразу и вырубился.

— А Машка, Машка-то где? — Артур как бы случайно подошел к гардеробу, в который накануне велел спрятаться девушке и, кажется, даже принюхался. — Она разве… Ты ее разве вчера не видел?

— Странные вещи говоришь, Артур. Приревновал, что ли? Так это не ко мне…

— Она! Машка! — вдруг взорвался Артур. — Все уши нам прожужжала, доказывая, что Влад у тебя. Сначала Катьку Жайворонок попросила проверить. Когда ты Катьку домой не пустил, Машка ко мне обратилась. Мы сюда вместе приехали…

— Так-так-так, — Серега не мог поверить, что Артур признается при милиционере, как все вчера было, но тот оказался хитрее.

— Что — так-так! Я ее в своей тачке оставил, сам к тебе пришел. А когда вернулся и сказал, что Влада у тебя нет, она не поверила, к тебе побежала. Я ждал, ждал, потом меня сморило. Проснулся, стал ей звонить, не отвечает. Приехал на работу — не появлялась…

— Может, она вне стен ресторана клиента сняла, — невозмутимо предположил Серега?

— Машка пошла к тебе домой! — стукнул Артур по стенке гардероба.

— А по пути, допустим, взяла да и заглянула к соседу…

— Она искала Влада! — еще один удар по гардеробу.

— Хватит мебель ломать, — Серега плеснул в кружку пива. — Может, думаешь, я, ни с того ни с чего пришиб девчонку, труп расчленил и по кусочкам в разные места распихал. Так обыщи квартиру, только успокойся. Можешь хоть отсюда начать, — Серега открыл дверцы серванта, за которыми хранилось Застолье. — Можешь гардероб проверить, кладовку…

Вот тут скульптор в своих предположениях не ошибся. Артур и в самом деле распахнул гардероб, сунулся в него с головой, со злостью захлопнул дверцу, резко опустился на колени и заглянул под кровать…

— Обыск? — недоуменно поднял брови Клюев. — А я тут за понятого что ли? Обычно бывает наоборот.

— На балконе, на балконе посмотри, — сказал Серега, отхлебнув пивка. — А еще — обязательно под ванной…

И ведь не поленился Артур — и в кладовку заглянул, и под ванну, и даже холодильник на кухне открыл. Потом со злостью подскочил к Сереге, хотел было схватить за грудки, но сдержался.

— Она же к тебе пошла, к тебе. Но обратно не вышла!

— Говорю же, вырубился я после твоего коньяка. Да ты и сам признался, что в машине сморило.

— Сморило… — потер вспотевшую лысину Артур. — Ладно, приношу извинения, за беспокойство. Перенервничал. Капитан, налейте водки.

Клюев, невозмутимо выполнил просьбу, наполнив стопку. Артур выпил и вместо слов благодарности, махнув рукой, выскочил из квартиры.

— Говорю же, — Серега вновь отхлебнул пивка, — самый настоящий новый русский шизофреник.

— Признайся-ка мне, Шуба, — задумчиво сказал Клюев, выйдя вместе с ним на балкон и следя за покинувшим подъезд Артуром. — Ведь ты неспроста позвонил мне именно сегодня, причем незадолго до того, как к тебе пожаловал этот лысый.

— Конечно, неспроста, Борисыч, — не стал отнекиваться Серега, хотя открывать истинную причину ни в коем случае не собирался.

Оказалось, что Артур припарковал свой джип рядом с точно таким же джипом Влада. Но сел он не за руль, а на заднее сидение.

— Теперь, после вашего знакомства, думаю, поостережется лысый со своими наездами.

— Есть за что наезжать? — проводив взглядом уезжающий джип совладельца ресторана, они вернулись в комнату.

— Да с какого перепугу-то! — возмутился Серега. — Просто мы с Владом пару раз в «Фазан и сазан» заглядывали, в бильярд играли, потом с девками уматывали ночевать к нему домой на Сретенку. Потом Влад вдруг исчез, а у них там с Артуром какие-то свои разборки. Ну, до кучи и ко мне прицепились, мол, где нашего должника прячешь?

— И много он задолжал?

— Не знаю. Вроде, про миллионы зеленых речь шла.

— У-у-у.… Тогда, наверное, ты правильно сделал, что меня подставил.

— Я — подставил? Борисыч…

— Добре, не подставил. Скажем так — чтобы подстраховаться, сделал ход… ментом.

— Борисыч…

— А с Машкой-то, что на самом деле случилось?

— Без понятия, — вновь, не моргнув глазом, соврал скульптор. — Я вчера после визита Артура допил коньяк и в прямом смысле вырубился. Может, она и звонила в дверь, только я ничего не слышал.

— Бутылка из-под коньяка где?

— Зачем тебе?

— Хочу на экспертизу передать. Мало ли…

— Забудь про бутылку. Зачем Артуру в нее, допустим, снотворное сыпать. Какой смысл?

— Вообще-то никакого. Если, конечно, ты от меня ничего не утаиваешь?

— Что я могу утаить, Борисыч?

— Ну, добре, добре. В таком случае вопрос у мня к тебе, Шуба, серьезный, — Юрий Борисович, словно не желая пить из одной посуды, то есть из рюмки, в которую наливал Артуру, приложился к бутылке, которая опустела уже больше чем на две трети.

— Смотри, — Клюев вновь взял в руки коробочку с «лыжной прогулочкой». — Меня ты очень похоже отобразил: и телосложение, и форма, и морда… А смог бы нашего начальника так же слепить? Подполковника Заводнова. Нет, без всякого хулиганства, но с некой доли шутки. Типа, сидит он с удочкой на берегу и с огромными глазами и открытым ртом в восхищении разводит руки — мол, глядите, какую я огроменную рыбу поймал. А на самом-то деле у него на крючке всего лишь пескарик висит. Смог бы ты такую композицию слепить, с названием… Название придумаем.

— Конечно, смог бы. Ты, главное, его фотку мне подкинь. Я, собственно, в этом плане и посоветоваться с тобой хотел. Типа — подбрось мне сюжетиков, в которых менты фигурируют.

— Шуба, ты не боись. Все будет по-честному: ты — работаешь, я — башляю бабло, по нормальной цене. Наш Завод — нормальный мужик. На днях у него день рождения, юбилей. Хочется помимо всего остального что-то особенное ему преподнести.

Борисыч вытащил из кармана портмоне, а из него фотографию, с которой строго взирал седовласый, седобровый и седоусый подполковник милиции.

— Придумал заказать большой пивной бокал с его фоткой. Вот если бы ты еще пластилинового подполковника слепил…

— Договорились, Борисыч! — твердо сказал скульптор. — Но при условии, что никакого бабла. Мы же с тобой друзья. Помнишь, как Юрий Деточкин сказал гаишнику: «Вместе мы делаем общее дело: ты по-своему, а я по-своему». Так что забудь про…

— Нет! — возмутился Клюев. — Твоя работа, твой талант в любом случае должен быть оплачен. Хорошо оплачен. Как того заслуживает…

— В таком случае не стану я твоего Завода лепить, — уперся Серега.

— Добре, — Клюев задумчиво почесал затылок. — А в обмен кое на что слепишь?

— Ну, и на что же?

— Да вот на это! — Клюев сунул Сереге под нос коробочку с «прогулочкой».

— Это подарок, Борисыч.

— Нифига это не подарок, — возразил тот. — Фактически это плата за то, что я ментовской формой Артура напряг. «Лыжную прогулочку» я как-нибудь в следующий раз у тебя выцыганю, а сейчас прошу обменять ее на будущую композицию «Подполковник Заводнов на рыбалке»…

— Хорошо, хорошо, Борисыч, — прервал Серега тираду. — Уговорил, слеплю. — Когда у него юбилей-то?

— Послезавтра, в воскресенье. А в понедельник Завод поляну накроет в нашем отделении.

— Все! Будь, по-твоему. Сделаю я майору-Заводу подарок, причем не от тебя-меня, а от всего нашего отделения инкассации. Менты с инкассаторами еще с тех времен самых советских всегда друг с другом тет-а-тет сосуществовали…

— Добре!

— Боярин, ты не против, если я в «Детский сад» сбегаю, — предложил Серега сборщику, когда тот, обслужив очередной магазин, вернулся в машину с наполненной деньгами инкассаторской сумкой.

— Без проблем, Шуба. Но только при одном условии. Да, Краснов? — Боярин весело подмигнул водителю, которого иначе как по фамилии никто не называл.

— В чем интрига? — Краснов заинтересованно обернулся к Сереге.

— Не знаю, чего там опять Боярин выдумал, — отозвался старший маршрута.

— Ха, как сказал бы наш уважаемый Петрович, — не знает он! — всплеснул руками Боярин. — Да что тут знать-то! Краснов, я готов на бутылку поспорить, что запал наш Шуба на новенькую в «Детском саду».

— Что за новенькая? — не менее заинтересованно посмотрел водитель на сборщика.

— Зовут Викторией, а откуда и что из себя представляет, пока неизвестно, совсем недавно работает. Но фигурка — самое то, и на мордашку симпотная, чем-то на японочку похожа или на кореечку.

— На кореяночку, — поправил Серега.

— На кореяночку, — согласился Боярин. — Я бы сам на нее запал, но… увы, рожденный пить — трах-тарарах не может.

— Не скромничай, Боярин, все ты можешь, — не согласился Краснов. — А сколько лет новенькой?

— Успокойся, она не в твоем вкусе. Все прекрасно знают, что тебе — чем старшее и страшнее, тем лучшее. А здесь — как раз все наоборот.

— Я спокоен. За красотой и молодостью не гонюсь. Зато у меня после каждой…

— Знаем-знаем, — перебил Боярин. — После каждой смены — новая бабушка-ягушка. Тебя, Краснов, уже не исправишь. Впрочем, как и меня — не отучить от алкоголизма. Зато Шуба еще не до конца испорченный член общества. Да, Шуба?

— Откуда я знаю, — буркнул Серега и, дождавшись, пока машина остановится напротив следующего магазина, спросил:

— Так я пойду, Боярин?

— Иди, конечно. Но при условии, что расскажешь, как там у вас все сложится.

— Добре, — уже выходя из машины обронил Серега любимое словечко капитана Клюева.

На самом деле «Детским садом» инкассаторы прозвали тот самый универсальный магазин, в котором накануне Серега увидел новенькую кассиршу. Несмотря на то, что магазины и особенно сбербанки имели свои номера, к каждому, по той или иной причине, приклеилось свое прозвище. К примеру, имелись такие названия, как «Толстая женщина» и «Голодный мужик»: первое — потому что старшим кассиром в том сбербанке работа уж слишком крупная женщина, чтобы не потерять равновесие на двух стульях приходилось сидеть; второе — потому что, всякий раз, когда инкассаторская машина останавливалась у сбербанка, из окна соседствующего с ним квартиры высовывался дедок с неизменным бутербродом в руках.

«Детским садом» инкассаторы окрестили универсам не потому, что поблизости находился детский садик, все было сложнее. Сложнее — в плане персонала магазина, состоящего из молодых работниц. Но дело было не в их возрасте, а в том, что все без исключения работники универсама в отношении инкассаторов вели себя очень наивно, по-детски. Словно сговорившись, не флиртовали, на попытки ухаживания не откликались, а о том, чтобы согласиться на свидание даже речи не шло. Короче, детский сад. Хотя, в связи с этим инкассаторы особо не переживали — на маршрутах хватало других точек с более отзывчивым персоналом.

Боярин был частично прав — новенькая и в самом деле понравилась Сереге. Правда, вчера голова у него была забита совсем другим, но ее прощальные слова: «Заглядывайте завтра», он запомнил. Вот и заглянул.

Серега не был уверен, но ему показалось, что кореяночка ждала именно его прихода. Во всяком случае, открыв инкассатору служебную дверь, расплылась в улыбке.

— Меня Серега зовут, — сказал он.

— Я знаю. А меня — Вика.

— Очень приятно.

— И мне.

Опломбированную сумку он принимал не у нее, а у директора универсама в изолированном от посторонних глаз кабинете. Директорша внешне тоже была ничего себе так, хотя и не в Серегином вкусе, — слишком широка кость, да и подбородок тяжеловат. Ходили слухи, что это именно она держит остальных сотрудниц «в черном теле» по отношению к мужчинам, что наводило на определенные мысли. Вот только не этими мыслями Серега собирался забивать себе голову…

Как и накануне, до выхода их магазина его провожала Вика. Как и накануне, она мило улыбалась, но когда на прощанье собралась что-то сказать, Серега ее опередил.

— Давай завтра встретимся, — предложил он простецки.

— Давай, — ни секунды не раздумывая, согласилась она.

— Мне до обеда кое-какие дела надо сделать…

— Мне тоже…

— Сможешь во второй половине дня, часиков в пять в Коньково подъехать?

— Смогу.

— Вот и замечательно! Встречаемся ровно в пять вечера в метро в центре зала. Там и придумаем, что делать. Добре?

— Д-добре, — Вика, кажется, слегка растерялась.

Серега и сам не ожидал от себя подобного напора. И ладно бы такое случилось в каком-нибудь сбербанке, или в другом магазине, но чтобы в «Детском саду»…

— Все! Договорились!!! — выпалил он, и — чего уж совсем не предвидел, прежде чем выскочить на вечернюю апрельскую улицу, наклонился и чмокнул Викторию в щечку.

— Ну, старший, колись! — потребовал Боярин, не успел Серега плюхнуться на заднее сидение. — Закадрил корейку?

— Кореянку! Корейку тебе в кабаке подают — жареную, а кореянка…

— Да, понял, понял. Закадрил или нет?

— Договорились завтра встретиться…

— Вот! Что я говорил! — воодушивился Боярин. — Краснов, с тебя алкоголическая бутылка!

— Не торопись, Боярин, — водитель привычно тронул машину по направлению к очередной торговой точке, где закончившие работу кассиры ждали приезда инкассаторов. — Я же не знаю — может, вы с Шубой сговорились?

— А в чем фишка-то? — поинтересовался Серега.

— Поспорили мы, — без обиняков, принялся объяснять Боярин. — Я, на примере тебя и корейк… то есть, кореянки, утверждал, что, образно говоря, «молодым везде у нас дорога», а Краснов — мол, «старикам всегда у нас почет».

— Не передергивай, Боярин! — возмутился водитель. Я не в том смысле с тобой пари заключал.

— Как же меня достали все эти ваши пари! — застонал Серега.

— Тебе-то, Шуба, что? По-любому стакан на халяву достанется. Лично мне не жалко купить лишний пузырь и на троих раздавить. Да и Краснов — наш человек, если проспорил, скупердяйничать не станет. Тут дело принципа.

— Какого принципа?

— Все такого же! — Боярин завелся и не торопился выходить из машины, чтобы проинкассировать очередной магазин, напротив входа которого затормозил водитель.

— Краснов глубоко убежден, и вот уже долгое время является ярым приверженцем своей теории, что все женщины, за редким исключением, делятся строго на две категории. Да, что я-то объясняю, Краснов, сам ему скажи.

— Я говорил не про всех баб, а про незамужних, — уточнил водитель. — Если в двух словах, то среди них есть бабы — дуры, и бабы — не дуры.

— И в чем отличие?

— Взглядом на жизнь и соответственно — поведением. Незамужняя ДУРА, чего-то там измышляет, строит из себя принцессу, считает, что все мужики должны с нее пылинки сдувать, и что, отдаваясь, она делает партнеру великое одолжение. Незамужняя НЕ ДУРА ведет себя просто и естественно: обратил на нее внимание мужик, захотелось с ним в койку, так чего пионеркой-то себя позиционировать. Ну и в подавляющем большинстве случаев если баба мнит себя красавицей со всеми вытекающими, то, считай, дура. Если же прекрасно понимает, что мордашкой не вышла, а значит и кочевряжиться нечего, то уже, как минимум не дура.

По словам Боярина, твоя кореянка и молоденькая, и фигуристая, и симпатичная. По твоим словам, Шуба, ты с первой попытки успешно назначил ей свидание. Что ж, если на первом же свидании вы успешно разделите койку, причем, не по пьянке, а по взаимному влечению, то, считай, повезло познакомиться не с дурой. Можно сказать, счастливая случайность. В таком случае, я готов поставить бутылку.

— Конечно, поставишь, — радостно потер руки Боярин. — Вот ты, Краснов, изначально все сводишь к койке. Но, допустим, для нее секс в жизни не главное?

— Это для тебя, дважды разведенного алкоголика койка не главное. Беги уже на точку, а то из графика выбиваемся…

Остаток маршрута инкассатор-сборщик разглагольствовал с водителем по поводу его теории в отношении замужних и незамужних, красавиц и дурнушек. Серега в их спор старался не вмешиваться, прекрасно сознавая, что переубедить Краснова, которому шел пятый десяток невозможно. Вот нравились ему одноразовый секс с опытными в этом деле, как выразился Боярин, «бабушками-ягушками» и все тут. И ведь не один такой был Краснов.

К примеру, тоже инкассатор, ровесник Сереги по прозвищу Радио женился на женщине, которая была старше его ровно на десять лет. И ладно бы она была богатой-знаменитой-красивой, как раз все наоборот, зато человек хороший, хозяйственный, готовила прекрасно и для молодого мужа была готова все сделать.

Другой инкассатор, низенький и пухленький, которого все так и называли — Пух, с упоением расхваливал свою жену в плане ее красоты, и утверждал, что в транспорте все мужики на нее оглядываются. Но однажды, увидев ее, Серега еле сдержался, чтобы не посоветовать Пуху, снять розовые очки. С точки зрения скульптора ее лицо в лучшем для нее же случае можно было сравнить с мордой муфлона.

Вообще выходило, что его друзья и знакомые если и встречались с красавицами, то либо с еще не выскочившими замуж, либо уже успевших развестись, женились же, как правило, на «ягушках».

По пятницам и субботам, после окончания работы, согласно заведенной традиции, инкассатор-сборщик, получавший от клиентов повышенные чаевые, угощал своих товарищей — конечно же, спиртным. Обычно от подобных угощений Серега старался под каким-нибудь предлогом отказаться. Но в эту пятницу, после полуторанедельного отсутствия отвязаться от Боярина не получилось, в противном случае мог и обидеть напарника. Опять же по традиции, он и сам должен был проставиться — так сказать, за благополучное выздоровление, посему на Серегины деньги тоже были куплены и водка, и пиво.

Как правило, процесс «остаканивая» проходил быстро: после сдачи ценностей и оружия экипаж за считанные мгновения «накрывал стол» в своей же служебной машине; чтобы не затягивать, разливали сразу по дозе, то есть, делили спиртное ровно на троих, оставляя одну часть в бутылке — водителю; залпом выпивали, закусывали, после чего водитель добрасывал инкассаторов до метро и уезжал на автобазу, в надежде по дороге подхалтурить.

— Признайся, Краснов, сколько у тебя, хотя бы приблизительно было баб? — спросил Боярин, после того, как они вместе с Серегой выпили по первой дозе и принялись закусывать бутербродами с докторской колбасой.

— До тех пор, пока не развелся, мог сказать абсолютно точно. У меня была тетрадь, в которую я записывал каждую свою пассию…

— Что именно записывал? — заинтересовался Серега.

— Не паспортные данные, конечно. Но — дату встречи, имя, а лучше — прозвище, если узнавал — фамилию, возраст, обязательно — национальность. Кстати, ни одной кореяночки я в койку так и не затащил, хотя и японочка была, и монголочка — вообще узкоглазая, и…

— Ладно, не перечисляй, — перебил водителя Боярин. — Ты на мой вопрос не ответил. Количество?

— Я до сотни трех штук не дотянул, прежде чем в красивую влюбился и женился. Отцом стал… — Краснов вздохнул. — А потом аккурат на своей сотой и спалился.