Хмара

Раздосадованный отец Иннокентий замолчал, а лес в глубине своей, как нарочно, оказался почти непролазным, темным, гибельным. Густые ветви хлестали по глазам, заплетались в ногах. Хочешь - не хочешь, а пришлось забирать чуть левее, к поляне ближе.

-Ступайте тише! - попросил я своих спутников, и для пущей ясности приложив палец к губам, добавил: - держитесь друг от друга подальше. - Вот ведь стереотипы мышления! Я чуть было не сказал: наберите дистанцию. А если бы сказал - пришлось бы еще чего доброго объяснять, что такое есть эта самая дистанция. А так, вовремя сообразив, избавил себя от лишних хлопот. Но на душе и впрямь муторно. Потому, сделав предостережение, дальше я пошёл медленнее, гораздо медленнее и осторожнее.

Из дебрей мы выбрались. Лес вновь стал обычным лесом, а не сплошным переплетением бурелома. Неожиданно впереди вместо окружающего нас ельника замелькали белоствольные березы. Я встал как вкопанный, столь резкий переход мне почему-то не понравился.

-Что, касатик, углядел чаво? - тихо спросила Яга, становясь рядом и напряженно вслушиваясь.

Я пожал плечами.

-Странно: ельник, а потом бац - и берёзы, как будто кто специально высаживал. И рядочки ровные, словно наши посадки сельские. А Вам не кажется это странным?

Вместо ответа Яга сделала шаг вперед и, вытянув шею, принюхалась.

-Батюшки светы, и впрямь непорядок, волшбой тянет. И кто ж так колдовать-то словчился, кто ж этот мастер-то? Если б не ты, я бы и следов не унюхала, тут специально принюхиваться надо.

-Так что делать будем?

-Погоди, погоди, не торопись. Дай чуток подумать, - Яга огляделась по сторонам, увидела поваленную валежину, пройдя к ней, уселась и, подперев подбородок ладонью, задумалась. Думала она долго, качая головой и порою беззвучно шевеля губами. Под конец махнула рукой, словно отбрасывая ненужные мысли и, поманив меня пальцем, шепнула на ухо.

-Как не крути, и так и сяк, одно и тож выходит. Похоже, опять наши старые знакомцы на твоём пути встали. Одно не пойму, откуда столь силы понабрали? Неужели выучиться смогли? Никогда не поверю! Нурингия с детства неспособная была, а Морок он и есть Морок, что ему учиться-то? А вот глянь - кось, магия-то их в сто карат усилилась, такое волшебство сотворили, а и следа не видать. Вот и получается, что без древних святынь, артефактов по- новомодному, никак не обошлось. Стало быть, всё ж добыл их недруг поганый. Недаром он по курганам да по могильникам шастал.

-Ну, так что решим, куда отправимся? -спросил я, в нетерпении топчась на одном месте. - Может, всё же снова в лес поглубже войти и обойти попробовать?

-Не обойдешь, березовая роща как страж на десятки километров тянется, а ежели и обойдешь, где их по новой ждать-то? То-то и оно. Здесь надо разбираться. Сейчас я еще малость покумекаю, а затем волшебить буду. Зрение потаённое Вам открою, сквозь пелену морочную видеть станете. - Замолчав, она еще немного посидела в задумчивости, затем решительно встала и, поманив меня рукой, приглушенно промолвила:

-Святош ты уж сам как-нибудь уговори, а то я опасаюсь, что меня они не послушаются.

Я согласно кивнул головой, нисколько не сомневаясь, что на процедуру второго зрения все согласятся с радостью. Но, как оказалось, не тут-то было, отец Иннокентий, что называется, закусил удила.

-Окстись, раб божий! Разве может человек, сан принявший, богу присягнувший, согласиться на чудеса непотребные? На чудотворство, богу противное? - талдычил он, старательно воротя нос от глядевшей на наши переговоры Бабы-Яги и пожимавшего плечами отца Клементия. Хорошо хоть возмущался наш "праведник" приглушенным шепотом, а то бы беды нам не миновать.

-Оно конечно, и впрямь не совсем по-божески будет, - скроив постную рожу, Клементий обратился к своему собрату по вере, - но коль стало так, то может, это дело дано нам в испытание? Веру нашу проверить и искусу непотребному не поддаться? Примем же на себя колдовство бесовское, веру истинную ,что в сердце, на крепость испытаем.

-Не пойду, не стану, не уговаривайте! - упрямо твердил Иннокентий, но лицо его стало задумчивым.

-Святой отец, батюшка! - сообразив, какую хитрость придумал отец Клементий, я решил ему подыграть. - Никто Вас и не думает долго уговаривать, не хотите - возвращайтесь обратно. Дорогу Вы знаете, припасов мы Вам дадим, а крест мученический да испытание тяжкое отец Клементий и один снесёт.

На физиономии Иннокентия появилось озадаченное выражение.

-Так я что, я ничего, стало быть, коль надобно, но исключительно испытания ради. - Перспектива остаться одному, да ещё и уступить кому-то другому венец мученика нашего святошу не прельщала, он неистово перекрестился и с видом восходящего на Голгофу двинул свои копыта в сторону Бабы-Яги.

Мы выстроились в одну шеренгу напротив подбоченившейся бабки Матрены.

-Смотреть только в мои глаза! - строго настрого приказала она, делая правой рукой первые пасы.

-Нет, я так не соглашался! - вновь запротестовал наш великомученик.

-Цыц, молчать! - Яга пригрозила ему пальцем. - Поздно, я уже волшебить начала, еще слово - и в колоду неподвижную превращу, мне с мертвым деревом работать проще...

Похоже, угроза подействовала, наш горемычный как вытаращил зенки на бабку Матрену, так дальше до самого финиша ни разу и не моргнул.

-Всё, - просто сказала наша кудесница и устало опустилась на всё ту же валежину.

-Как усё? - отец Иннокентий очумело заозирался по сторонам. - Ей богу, ничего не чувствую. А где взор, пронзающий высь? Где взгляд, которому доступна твердь земная и все клады в ней сокрытые?

-Ишь, куда хватил, клады ему подавай! - Яга осуждающе покачала головой. - Для кладов другая волшба требуется. Всяк клады сыскать стремится, но не каждому они открываются. Но тебе лучше не о кладах думать, не о злате закопанном горевать, вы лучше туда гляньте да повнимательнее.

Мы обернулись в ту сторону, куда показывал её вытянутый вперёд перст. Сначала я даже не понял, что изменилось. И лишь потом разглядел, что взамен березовой рощи перед нами виднеется старая вырубка, поросшая редкими невысокими деревьями, а за ними укрывались несколько десятков странных на вид лучников, беззаботно рассевшихся и развалившихся по периметру поляны. Сами они были неказисты, тощеваты и страшноваты на лицо, клыкасты, с длинными, почти ослиными ушами, в зеленых набедренных повязках и онучах на босу ногу. Зато луки даже издалека казались отменными: длинные, тонкие, блестящие, словно лакированные, они, стоило только один раз на них взглянуть, вызывали у смотревшего ощущение невероятной мощи. Я невольно проникся уважением к их счастливым обладателям. Длинные стрелы с зеленым оперением, высовываясь из таких же зеленых колчанов, возвышались высоко над головой лучников. Только как следует разглядев стрелы, я невольно обратил внимание на руки, должные накладывать их на тетиву. Руки странных стрелков были непропорционально толстыми и длинными, едва ли не касавшимися земли. Да такими ручищами только тетиву и натягивать.

-Эльфы, - пояснила Яга, видя с каким интересом мы разглядываем затаившихся противников.

-Эльфы? - переспросил я, немало удивлённый. По моим представлениям эльфы - это красивейшие и милейшие, если уж не добрейшие создания, а тут я видел стадо кровожадных человекообразных орангутангов.

-Конечно эльфы, что тут удивительного. Они завсегда на стороне зла ходили. Сейчас, правда, измельчали, по урочищам стран неведомых поразбрелись, а раньше и по нашим лесам разбойничали. А ведь неспроста они здесь расположились, не спроста.

Конечно неспроста, тут и к бабке ходить не надо, нас ждут. Только кто тут у них за главного? Кто всю эту шушеру сюда направил?

-Уж не Хайлула ли здесь командует? -понизив голос, спросил я у впавшей в задумчивость Бабы-Яги.

-Хайлула, говоришь? - Яга на мгновение вынырнула в реальность. - Нет, не думаю я, что он сам на пути нашем встал, не до того ему сейчас. Он сейчас другими злодействами занят. Тут кто поменьше будет. Ведьмовство и обман чую. Тут наверняка Нурингия и Морок заправляют, только не видно их пока. Затаились где ,что ли? Прибить их в тот раз надо было, да рука не поднялась, на слово поверила, вот теперь и печалься. Да ничего, сдюжим. Только подумать надо как эльфов этих зеленых перебороть. А с Нурингией и Мороком как-нибудь да управимся, и артефакты им не помогут.

-Можно попробовать рискнуть. Только вы уж не теряйтесь. Как только эльфы на меня вытаращатся - вперед поспешайте.

-И чего ты удумал? - спросила подозрительно покосившаяся на меня Баба-Яга.

-Увидите, - раскрывать им свой план я не хотел. Уж больно авантюрно он выглядел, и это только будучи в моих мыслях. А уж если его облечь в слова да разложить по полочкам... Одним словом - безумству храбрых поём мы песни. Один шанс из десяти у меня есть, а порой и этого много. Я не стал дольше раздумывать над изъянами своего плана, а перемазав лицо глиной, воткнул за шиворот пару веток, юркнул в кусты и, опустившись на землю, медленно пополз в сторону вражеского стана. План мой состоял... Впрочем, вы видели современные боевики? Видели. Так вот, иногда плохие герои встают между хорошими и тогда хорошие не могут стрелять, боясь перебить друг друга. А иногда бывает наоборот: хорошие герои оказываются в кольце врагов и плохие, стреляя без разбору, убивают друг друга. Нечто подобное я и собирался проделать. Полз я долго, казалось, целую вечность, от дерева к дереву, от бугорка к бугорку, медленно, очень медленно, как учили, так как никогда не ползал, так как только можно было мечтать, так как в сказке, что бы травинка не шелохнулась, что бы веточка не треснула. И я дополз. Днем, практически без всякой маскировки. Одним словом, чудо свершилось. Я замер, прислушиваясь. Эльфы, развернувшись полукольцом по изгибу поляны, беззаботно болтали. Так, теперь выхватив меч, коротким рывком в пределы полукольца, на счет: раз, два...

-Ох, росским-то духом как шибает! - моим замыслам было не суждено сбыться, со спины вылезла Нурингия Лещеевна собственной персоной. - А, вот он где, мой голубок сизокрылай! То-то я думаю: откель это ветерком росский дух-то тянет? А тут, оказывается, сам Джордж Милославский пожаловал. Ждали тебя, ждали, уж и не чаяли, а глянькось, вот он, туточки. Вот ведь Пантелемон Савелыч обрадуется! Он сегодня как раз не завтракавши. Вставай, вставай, касатик, и на меч свой не косись, не поможет он тебе, рылом не вышел. - Она злобно расхохоталась. - А вот владыке моему как раз подойдет.

Я медленно потянул за рукоять меча.

-Не сметь! - взревела ведьма и до меня донеслось её грязное бормотание. Колдовала она на Джорджа Милославского. Ну и флаг тебе в руки! Я выхватил волшебный меч, и тут Нурингия сделала пас обеими руками в мою сторону. Всю округу заволокло черным дымом, грязное облако прошло мимо меня и обдав запахом горящего волоса, истаяло. Ведьма стояла передо мной во всей красе, руки выставлены вперед, глаза на выкате, опаленные волосы стоят дыбом, на лице обиженно - обалдевшее выражение. И всё это от ног до головы покрыто толстым слоем сажи.

-Ка, ка, как так? Не понимаю, этого не может быть, ты же не ведун.., - ведьма замолчала, а я украдкой огляделся по сторонам. Полукольцо эльфов повернулось в нашу сторону. Они медленно приближались, сжимая круг. Мой план, пусть и по- иному, но начал воплощаться в жизнь. Может, рвануть вперед и изрубить на куски ведьму, пока она находится в шоке? А что это даст? Только героическую гибель от неминуемо выпущенных стрел. Факт. Ведь, двинув к Нурингии, я выйду за пределы эльфийского полукольца, и уже вряд ли смогу возвратиться обратно. Нет, пожалуй, я останусь на месте, даже немного отступлю назад. В моих руках раздалось сладкое позевывание, затем заспанный голос поинтересовался:

-По какому поводу жгут кошку? - этот гад, оказывается, еще и запахи чует. - О, эта очаровательная женщина пользовалась неисправным электрофеном?!

-Электрофеном??? - в моем мозгу щелкнуло. Откуда эта железяка знает про такие вещи?

-Ага! - голос взревевшей ведьмы вывел меня из размышления. - Имя! Ты, - она ткнула в меня дымящимся пальцем, - человечишко, сказал мне ложное имя. Да как ты смел, обмануть приютившую тебя женщину? Да я тебя в порошок, да я тебя в лепешку, в тлен, в... - отброшенная целой серией розово-алых молний, она отлетела в близлежащий кустарник. А из-за деревьев показалась разъяренная бабка Матрена. За ней, едва поспевая и неистово размахивая посохом, вприскочку мчался отец Клементий, другой святой отец осторожно выглядывал из-за большой разлапистой ели. Я усмехнулся и, крутанув мечом над головой, ринулся в гущу врагов.

-Что, опять драться? Ну, уж, дудки! - возмущенно проскрежетал окончательно проснувшийся меч и, вывернувшись из моих рук, юркнул в уютное нутро ножен. Я рванул его вверх, но он будто прилип к их внутренней поверхности.

-Вылазь, враги рядом! - я рванул изо всех сил, и на этот раз вытянул его на пару сантиметров

-Не-е, я не буду, - привычно пронудил Судьбоносный, ни в какую не желая вылезать из своего уютного гнёздышка, - драться с какими-то простолюдинами, - он на мгновение смолк, лупанув глазом в сторону замешкавшегося противника. - Тьфу, даже еще хуже, лесными эльфами. Это меня крайне не достойно. - Он дернулся и с громким лязгом вошёл в свое убежище.

-Ты, кусок дрянного металла, вылезай сейчас же! - В ответ молчание. - А, черт бы тебя побрал! - громко ругнувшись, я ухватил рукоять меча, висевшего с другого бока, старого, ни в какую не затачивавшегося, но испытанного. Подаренный Дракулой булатный меч легко вышел из ножен и, будучи вскинутым вверх, засиял на удивление чистым и ясным светом. Но и эльфы тоже зря времени не теряли. Они вскинули луки, но тут же, опомнившись, аккуратно отложили их в сторону. Мой план неожиданно легко удался, но легче мне от этого не стало. Тощий эльф, неосторожно выступив поперед своих товарищей, оказался в пределах досягаемости. Я взмахнул клинком и замер. Оставалось сделать еще один шаг и ударить. Но я был к этому не готов. Странные чувства боролись в моей душе. Мне не единожды приходилось встречаться с врагом лицом к лицу, разряжая свой автомат в сердце противника, но убивать вот так: размешивая тела в крови, рубя на право и налево живую плоть, такого мне ещё делать не приходилось. Я замешкался. Тем временем три десятка эльфов, обнажив длинные клыки в зверином оскале и плотоядно улыбаясь, двинулись в мою сторону. Кажется, они хотели меня скушать. И в этот момент я увидел, что в них не осталось ничего человеческого. Эльфы стали больше похожи на дикого зверя, чем на человека. Их пасти раскрылись ещё шире, и в моей душе не осталось ни малейшего сожаления. Я быстро шагнул вперёд и ударил. Бордовая кровь хлынула из разрубленной груди эльфа и крупными каплями покатилась вниз по затрепетавшими под ней листьям папоротника. Не останавливаясь, я отпрыгнул в сторону и снова ударил. Тяжело раненная зверюга, взвыв, бросилась наутек. Присев, я принял на клинок третьего, тут же выдернул его и, скользнув вправо, нанес колющий удар в колено четвёртому, сзади навалились сразу двое. Чёрные когти одного скользнули по моим плечам, оставляя длинные светлые полосы на принявшей на себя удар кожанке. Я увернулся от второго урода и, упав на спину, ударил первого из нападавших пятками, затем перекатился и вновь оказался на ногах. Еще одного, вынырнувшего из-за ближайшей берёзы, достал косым продольным ударом. Держась за разрубленный бок, эльф свалился под дерево. Меня окружали. Сделав три коротких взмаха, я прорубился сквозь толпу врагов и, отбежав чуть в сторону, перевел дух. И тут же за это едва не поплатился. Среди озверевшего "лесного народца" нашелся один сообразительный. Он, моментально схватив чей-то лук, нацелил остриё стрелы в мою голову. Меня спасло только то, что эльф слишком спешил и не рассчитал собственной силы. Тетива, жалобно тренькнув, лопнула точно по середине. Он кинулся за другим, валявшимся под ногами "средством дистанционного уничтожения", но не успел. Я, размахивая мечом, уже вертелся в куче его приятелей. Кровь заливала руки, брызгала на лицо, ручьями стекала в траву. Отражая безумные атаки противника, я одним глазом продолжал следить за вторым участком боя, где в не менее ожесточенной схватке сошлись маги.

Бездарная Нурингия, подкрепленная мощью неведомого артефакта, беспрестанно атаковала. Я видел, как её огненные шары, разливая по округе темно-фиолетовое свечение, беспрерывно бьют в раскалившуюся докрасна защитную сферу, созданную бабушкой Матреной. Сфера матово мерцала. Чувствовалось, как с каждым ударом истончаются, истаивают, оплывают её стенки.

"Тихоновне долго не продержаться", - мелькнула в моей голове страшная мысль, и я едва не прозевал удар топором, нанесенный сбоку одним из озверевших приятелей Нурингии. Это был опять всё тот же сообразительный эльф. Он уже успел где-то разжиться тяжелым топориком и вот теперь, весело размахивая им, наседал на меня справа, вместе со своими товарищами пытаясь добыть себе толику свежего мяса. Но всё дело было в том, что самому мясу становиться их ужином как-то не хотелось. Я изловчился и в несколько мгновений срубил сразу троих. Я отпрыгнул в бок и огляделся. Увидел, что противостоящих мне эльфов осталось не больше полутора десятка, я вновь кинулся в атаку. Всё шло неплохо, но вдруг удача от меня отвернулась, а извечная Заподлянка вынырнула на поверхность в виде внезапно запнувшейся о выступающее корневище ноги. Я упал на спину и, крутанувшись через плечо, попробовал откатиться в сторону, но опоздал. Сразу трое уродов, прыгнув на грудь, прижали меня к земле, а четвёртый гад, всем весом навалившись на руку, державшую меч, попытался дотянутся зубами до моей шеи. И это ему бы наверняка удалось, если бы не вовремя подоспевший отец Клементий. Его посох трижды взлетел над головой, и три бездыханных тела тряпичными куклами повалились на землю. Голова четвертого оказалась крепче. Посох треснул и разломился на две части, а осчастливленный святым причастием эльф, визжа, как резаный поросёнок, стремительно подскочив, скрылся за близлежащими кустами. В голове стучали тысячи молоточков, руки предательски подрагивали. Я торопливо вставал на ноги, глядя как отец Клементий вытирает пот и, тяжело дыша, готовился сцепиться с очередным набегающим на меня негодяем.

-Яге помоги! - прокричал я, вместо благодарности за спасение отдавая ему новое приказание. Клементий молча кивнул и, бросив обломок посоха, быстро засеменил в сторону ожесточенно сражающихся бабок. Его густая борода сердито топорщилась, из груди вырывался боевой клич: святой батюшка на ходу снял и быстро перехватил наподобие дубины свой тяжёлый серебряный крест. А я, шалея от кровавой бани, вновь замахал мечом. В какой-то момент все противостоящие мне противники дрогнули, и в благоговейном ужасе глядя в мою сторону и тихо поскуливая, подались назад. Я даже не сразу понял, что причина этого страха вовсе не я, а некто, стоящий за моей спиной. Наконец до меня дошло, я обернулся и обмер. Позади стоял, тихо хихикая, огромный, красно-бордовый демон. Он скалил свои острые клыки, с которых капала кровавая пена, и выпускал из раздувающихся ноздрей коричнево-розовый, смрадный дым. Исчадие ада, словно глотающая яйцо змея, распахивал свою пасть всё шире и шире. Вот она стала как волейбольный обруч, вот - с экран приличного телевизора, вот выросла до размера двери. Демонический хохот пронеся над окрестностями.

Но во мне всё ещё бушевала злоба, я был не в том состоянии, что бы спасовать перед каким-то демоном. Неожиданно для самого себя я опустил меч и, повинуясь какой-то прихоти, подскочив к демону, со всей силы дал ему пинка. Проделав этакое безобразие, я отпрыгнул в сторону и, упав через плечо, перекатился влево, ожидая немедленного ответного хода, но демон неожиданно взвыл и стал стремительно уменьшаться. Через пару мгновений передо мной стоял все тот же Пантелемон Савелыч и, подвывая, с выражением величайшей обиды на морде, держался за отбитую задницу.

-Ах, ты сволочь! - вскочив на ноги, я взмахнул мечом, но Морок вновь оказался проворнее. Я плюнул, видя, как исчезает, уносится ветром скрывшее его серое облако и повернулся лицом к еще оставшемуся за спиной многочисленному противнику. Но рядом никого не было. Эльфы, наконец смекнув, что им тут ничего не обломится, забрав оружие и побросав раненных, уже уносили свои длинные ноги. Я на мгновение задержался, что бы немного оглядеться и не ломить незнамо куда сломя голову.

А бой меж волшебницей и колдуньей постепенно входил в свою решающую стадию. Бабка Матрена в купе с отцом Клементием медленно, но уверенно теснили старую колдунью к крутому обрыву, оставшемуся здесь от старого высохшего русла реки. Сама ведьма, ожесточённо размахивая конечностями, торопясь, творила заклинание за заклинанием и из-под её рук выходили то черные безобразные чудовища, то желтые высохшие скелеты, то зеленые богомолоподобные существа. И те, и другие, и третьи нескончаемой вереницей двигались на медленно наступающих товарищей, на Матрену Тихоновну и Клементия Батьковича, но их это, похоже, совершенно не смущало. Они, казалось бы, без труда разделывались с этими исчадиями тьмы, поставив дело убиения не убиенных на поток. Яга делала легкий пас рукой - и очередное творение злой воли, пошатываясь, брело в сторону святого батюшки, где получив от отца Клементия крестом по куполу, осыпалось прахом. Любо- дорого. Да-а, ведьма и священник, действующие заодно, это я вам скажу- страшная сила! Решив, что там и без меня прекрасно разберутся, я двигался к ним неспешно, ленивой походкой бездельничающего интеллигента. И едва не прозевал момент, когда понявшая, что ей с нами не совладать, Нурингия, сорвав с запястья черный, дымящийся от совершенных заклятий артефакт, с проклятиями швырнула его в нашу сторону, целясь прямо в голову моей спасительницы. Не понимая, что к чему, но по наитию догадавшись, что если черный браслет попадет в цель - произойдет нечто страшное, я распластался в прыжке и, вытянув вперед клинок, подставил его остриё под удар летящего по воздуху артефакта. Раздавшийся вслед за этим грохот, сравнимый с грохотом пушки, едва не разорвал мои барабанные перепонки. Взрывной волной меня швырнуло на спину, проволокло по земле и впечатало в дерево. Голова гудела, в глазах двоилось, во всём теле распространилась противная слабость, а тошнота скользким комком подкатила к горлу.

-Ни фига себе! - присвистнул я, когда, очухавшись и поднявшись на ноги, обнаружил в своей руке только закопчённую рукоять меча с торчавшим из неё маленьким, оплавленным обломком клинка. Мощность взрыва была невероятной. Как при этом никого не убило, было непонятно, но сознавать это было приятно. Жизнь вообще приятная штука. Я поднялся на ноги и вновь неторопливо осмотрел поле боя: отец Клементий, "окрестив" последнего из нападавших, тощеватого, но зубастенького уродца, смачным ударом, заставшим оного обратиться в прах, теперь вязал тонкой веревкой впавшую в прострацию Нурингию. Её глаза, выкатившись из орбит, взирали на мир в полном обалдении. Непонимание произошедшего, творившееся в его черепушке, было столь велико, что граничило с умопомешательством. Я сделал пару шагов вперёд, но мне мал - мала подурнело, и я, приглушённо ругнувшись, был вынужден опуститься на корточки. А Яга, наконец-то покончившая со своей противницей, вздыхая да охая, спешила в мою сторону.

- Колюшка, живой ли, не раненный ли?

-Да живой, живой, так, малость контуженный. Но пройдет, вот поблюю разок и пройдет.

-Да что ж ты такое говоришь, касатик! Сейчас мы тебя живо к жизни-то возвернём! - Яга нагнулась и, сорвав широкий лист какой-то росшей под ногами травы, приложила его прохладную поверхность к моему разгорячённому лбу.

-Сейчас травка-то придорожная всю хворь и вытянет, - ласково поглаживая меня по голове, проговорила она. И действительно, тошнота и слабость сразу пошли на убыль. Через минуту я почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, только в ушах по-прежнему противно звенело. Ведя пленённую Нурингию в поводу, к нам приблизился наш доблестный священник. Остановившись напротив, он довольно улыбнулся и, сняв с головы свою шапочку, поскребыхал всей пятерней вспотевшую лысину.

-Ну, Вы отец Клементий и молоток! - выдал я комплимент и, в свою очередь, улыбнулся. Челюсть преподобного Клементия с тихим скрипом отвалилась вниз. Но спрашивать, что означает сия фраза, он почему-то не решился. Вместо этого задумчиво покачал головой и обратился к сидевшей подле меня Яге.

-Матрена Тихоновна, а с этой-то что делать?

-И сама ума не приложу. Отпускать под слово честное нельзя, сразу к своему повелителю побежит. И с собой брать тоже нельзя.

-Не убивать же её, в самом деле?! - это уже влез в разговор я.

-Так по мне лучше бы и убить. Токмо вот рука у кого поднимется ли? - Яга обвела нас испытующим взглядом. Мы одновременно отрицательно покачали головами. - То-то и оно.

В пылу схватки я ещё был готов колоть, рубить, убивать, заливаясь своей и чужой кровью, но вот так, без надобности - нет уж, увольте. И если вы думаете, что убить человека, даже врага и негодяя, так уж и легко, то вы жестоко ошибаетесь. К тому же и к противнику нужно иногда испытывать сострадание, иначе вы уже и не человек вовсе.

-Ладно, что делать с этой стервозой- мы позже придумаем, после того, как в ручье обмоемся и чём природа послала перекусим. Меня сейчас другое интересует. Как же так получилось, что мы живы-то остались?! Я ж артефакт-то тот, поди, сразу спознала. Древний он, и сила в нём могучая сокрыта, злая, но великая, сам Наполеондор его на руке нашивал...

-Имя! - встряла в рассуждения бабки Матрены плененная нами ведьма. - Этот идиёт вымышленным именем прозвался, тем самым от моего заклятья прикрыться сумел.

-Ха- ха- ха, - скрипуче рассмеялась моя целительница, - колдовство обратного действия! Да как же ты догадался - то?

-Да я, как-то не задумываясь, машинально ляпнул, - с улыбкой ответил я, с трудом сообразив, о чем идет речь.

-Правильно. - Яга удовлетворённо кивнула головой. - В нашем мире имя хранить в тайне надо, а то ненароком в беду попадешь. - Она замолчала, а мне стало любопытно.

-Матрена Тихоновна, а как это- колдовство обратного действия?

-Всё просто, касатик, тут ничего хитрого и нет. Стало быть, она колдонула, а, бац, не на того, того и в природе нет, колдовство обратно и возвернулось, по артефакту, силу его ослабив, ударило да саму горе- чародейку ненароком вдоль спины погладило, ишь какая чернявая. - Яга усмехнулась. - Она после этого, почитай, и на треть силой артефакта овладеть не сумела. Мы даже и взопреть как следует не взопрели, как всё кончилось. Но ить всё одно не сидеть бы нам тут, не разговаривать, если бы ты не подоспел. Эта карга старая заклятие разрушения на артефакт наложила да в нас бросила. Если бы не ты...Но всё равно непонятно, почему же нас сила-то запретная не погубила? - Тихоновна задумчиво обратила свой взор к горизонту. - Я вот что кумекаю,- медленно произнесла она, - дай-ка, Коля, мне свой меч-то. Говоришь, Дракула подарил? Под лавкой валялся? Сейчас посмотрим, какие такие железяки у графа по углам пылятся. - Она протянула руку, и я вложил в её чуть подрагивающие пальцы рукоять оплавленного меча. - Ну-кась, ну-кась, ого! Да мечик-то твойный не простой, заговорённый мечик-то. В него, чай, тоже кой-какая сила вложена была. Ай да Дракула! Ай да кровосос! Чуял, видно, что меч-то тебе пригодится, а вот раскрываться не стал. Увидишь "злодея", - она хитро мне подмигнула, уж Яга-то, похоже, хорошо знала самую страшную тайну местного "вампира", - поклон от меня передай. В долгу я у него, да и отец Клементий наверняка поклониться не откажется.

При этих словах священник быстро огляделся по сторонам, нет ли поблизости отца Иннокентия, и только тогда согласно закивал головой.

-Подождите, а где ж второй-то батюшка? - неожиданно всполошилась Яга, - чай, нароком не зашибли? А мож в полон увели, вон их сколь отседова поразбежалось.

От такого страшного предположения я едва не вдарился в истерический хохот.

-Что лыбишься, что лыбишься, - Яга беззлобно погрозила мне кулаком, - коль знаешь чаво, так скажи, не томи душу.

Я улыбнулся еще шире.

-Вот ведь бестолковый! Скажи, не мучь, говорю, душу-то, я за вас, обормотов, за всех переживаю.

-Да вон он из кустов выглядывает.

-А ведь и впрямь, и чего эт он туда забрался-то?

-Наверное, потерял любимую пуговицу, вот и ищет теперь.

-Так что ж он, поганец, и в бою не был? - всплеснула руками Баба-Яга. - Вот я ему устрою! Он ясчё пожалеет, што на свет уродился! Сам следующий раз в бой запросится!

-Не стоит, бабушка Марена! От него толку всё одно никакого не будет, только под ногами путаться.

-И то правда! - Яга согласно кивнула головой, а затем тихо, как-то даже мечтательно произнесла: - Видать, и впрямь блаженный.

Я спорить и выдвигать свою версию характера отца Иннокентия не стал. А по мне, так лодырь он и бестия, каких свет не видывал. Из любого дела выкрутится да еще с немалой выгодой. Ему бы собственное дело открыть и в ларьке торговать, а не по монастырям шляться.

-Брат мой, мы ждем тебя! - громко позвал отец Клементий, обтирая травой малость запачканный крест.

Откликнувшийся на зов Иннокентий вылез из кустов и засеменил в нашу сторону, на ходу растирая руками заспанную морду.

-Да он, гад, дрых! - Яга потянулась рукой к валявшейся на земле палке, но на полпути передумала, и в сердцах махнув рукой, поспешила к журчавшему невдалеке ручейку.

-Отец Иннокентий! А не подскажете ли, чем Вы всё это время занимались? - ехидно поинтересовался я, пытаясь пристроить огрызок меча в ножны.

-Как чем? Как чем? - возмутился поборник христианской справедливости, - я молился за вас. До изнеможения молился!

-Ага, а потом устал и с устатку захрапел.

-Нет, это возмутительно! Брат мой, хоть Вы-то ему скажите! Лишь заступничество бога нашего да покровительство матери божьей принесло нам победу и посрамление противника!

-Ага, понял, не дурак, стало быть только вашими молитвами и живы! Так что ж, раз так, то впредь мы в бой и вступать не станем, отца Иннокентия со святым словом поперед себя поставим - и порядок!

От этих слов отец Иннокентий растерянно зашлёпал губами и, поняв, что малость переборщил, пошёл на попятную.

-Не токмо молитвами, не токмо! И оружие ваше и смелость наипервейшая тоже своё дело сделали, так что и ваша заслуга в сим посрамлении супостата очевидная есть.

Вот это слог! Я бы так не смог, наверное. Вот ведь тоже человек, его едва ли не в трусости обвиняют, а с него как с гуся вода! Да бог с ним! Хоть не убежал никуда, искать не пришлось, и то хорошо.

-А водичка какая, свежая, чистая! - прервала мои рассуждения вернувшаяся Баба-Яга. Её волосы были влажными, а морщинистое лицо покрыто мелкими блестящими каплями. - Бегите, сполоснитесь малость. Вон за теми кусточками, - она показала рукой в направлении зарослей боярышника, - аккурат заводь поглубже имеется, сами как след скупайтесь, а одёжку вашу я волшбой поочищаю. А опосля можно будет и перекусить малость. Чай, после баталии эвон как аппетит разыгрался, прям кабана бы сейчас одна и съела или повкуснее кого! - облизнувшись в сторону вздрогнувшего под её взглядом Иннокентия, Яга незаметно подмигнула отцу Клементию. Тот хмыкнул, и спрятав усмешку в густой бороде, неторопливо направился в сторону речного омуточка. Следом за ним двинулся и я, вышагивая так же неторопливо и степенно. Идти иначе мне не давал мой, всё еще окончательно не оправившийся от контузии, вестибулярный аппарат.

Плюхнуть разгоряченное, усталое тело в теплую, нет, даже скорее в слегка прохладную воду, и на мгновение зависнув, ощутить себя в блаженной невесомости, что может быть лучше в жаркий летний день после утомительной битвы?

Распластавшись на воде, я опустил голову и задержал дыхание. Полная неподвижность, мышцы расслабленны, покой и отдых... Я почувствовал, как потоки неведомой энергии наполняют мои мышцы. Я сделал гребок руками и вынырнул, отец Клементий шумно плескался на другой стороне заводи, а на ветке боярышника чистил свои перышки обыкновенный деревенский воробей, совершенно не обращая внимания на плескавшихся внизу людей. Омут был мелкий, вода в самом глубоком месте едва доходила мне до плеч. Если по совести, то его и омутком-то назвать было нельзя, разве что омутёночком. Мы купались не торопясь, наподобие этого воробья, впервые за последние недели забыв о таящихся повсюду опасностях. Отец Клементий, лежа на спине, блаженно закрыв глаза и покачиваясь на волнах, насвистывал какую-то озорную мелодию, причём явно не церковного происхождения. Я же, вылезши на берег, позволил себе, прежде чем одеться, немного позагорать на растущей на берегу травке. Потом еще раз ополоснулся, и только тогда принялся одеваться, даже не удивившись тому, что одежда моя вновь выглядела как новая. А вот отец Клементий, обнаруживший на берегу вместо своей, местами уже протершейся и повыцветшей на солнце сутаны, её же, но будто только что вышедшую из рук портного, качал головой и цокал языком от восхищения. Надо признать, на этот раз Матрена Тихоновна, видно по достоинству оценив его деяния на военном поприще, на волшбу не поскупилась.

Пока мы плескались и отмывались от пыли, крови и пота, Яга, пару раз щелкнув зубами на окончательно растерявшегося Иннокентия, отправила его за нашими оставшимися в ельнике котомками. А сама, выбрав местечко поуютнее, расположилась в легкой тени невесть откуда оказавшегося здесь клена, развела небольшой костерок и начала готовить. К нашему возвращению вода в котле уже закипала. До сих пор не приложу ума, откуда наша кудесница брала столько разнообразной снеди. Видит бог, я ни разу не видел, как она что-нибудь вынимает из своей котомки, а наш "стол" всегда ломился от кушаний: свежий хлеб и румяные булочки, огурчики и помидорчики, лучок и петрушка, яблочки и груши, в котле мясная каша или наваристые, с огромным кусом мяса, щи. Вот и сейчас вода в котле кипела, а разварившееся кабанье мясо, варенное с чудными специями, источало удивительный аромат. Теперь оставалось только еще немного дойти брошенной туда крупе и всё, кушать подано! А сама Яга суетилась у тщательно расправленной скатерти, расставляя на ней нехитрую столовую утварь: четыре плошки, четыре ложки и четыре большие металлические кружки. Я, стоя поодаль и исходя слюной,в эти приготовления не вмешивался. Клементий бродил по окрестностям, а отец Иннокентий возлежал чуть в сторонке на травке и, воровато поглядывая на бабку Матрену, запихивал в рот какой-то "свистнутый" со стола пирожок. Кроме пирожков на скатерти лежал подрумяненный каравай хлеба и большущая гроздь синего винограда. Этот виноград, не в пример нашему, такому же синему, растущему на достославной Тамбовщине, был на удивление сладок. Из прочей снеди на импровизированном столе были: шмат сала, большая коляска копченой колбасы и четыре небольших луковицы. Пленницу нашу решили пока не кормить, единогласно решив, что ежели малость поголодает то, глядишь, и покладистее станет.

Славно перекусив, я встал и хотел было уже собирать вещи, чтобы отправиться дальше, когда Яга, подойдя сбоку, осторожно положила руку на моё плечо.

-Потолковать бы надо, касатик! - произнесла она приглушённо, кивнув в сторону всё еще перекусывающих священников, добавила, - с глаза на глаз. - И показала рукой в сторону журчащего неподалеку маленького речного водопада.

-Ведьма Нурингия говорит: Хайлула на юг зачем-то подался, а им нас задержать наказал. На артефакты не поскупился, только Нурингия второй артефакт не взяла, на один понадеялась. И ведь права была. Не совладали бы мы с ним, если бы удача твоя не выручила. Где второй артефакт лежит, ведьма мне поведала, но только опасаюсь я, достать его трудненько будет. Да нам он и без надобности, нам свои святыни применить пора настаёт. Этот твой Хайлула, не спроста на юге рыщет. Что ж ему там понадобилось? Мож, оружие какое, али еще чего? А может, союзников каких подыскивает? А какие на юге союзники? Там, почитай, весь народ хилый да безграмотный, в дикарстве каменном живет- выживает. С таких союзников смех один. Нет, он что-то другое выискивает... - Яга замолчала и, опустив глаза, надолго задумалась. Внезапно она распахнула веки и, устремив взор вдаль, повернула голову в сторону уходящего солнышка, затем повертелась из стороны в сторону, словно магнитная стрелка компаса. Наконец её невидящий взгляд уперся в далекую точку, находящуюся где-то на юге. Так она и застыла, вперив взгляд в горизонт и беззвучно шевеля губами, затем её лицо изменило свой цвет, становясь пепельно-серым, и до меня донеслось еле слышимое, - так что ж всё- таки ему там понадобилось-то? Слова прозвучали вопросом, но мне почему-то показалось, что ответ она уже знает, но и сама боится в это поверить. Я не стал приставать с расспросами. Всему своё время. И, оставив Ягу в задумчивости стоять подле шумящего водопада, вернулся к импровизированному столу. Подойдя к нему, я, стремительно нагнувшись, одним резким движением выхватил последний румянистый пирожок из-под носа уже протянувшего руку отца Иннокентия и, сев в раскоряку, принялся уминать похрустывающую вкусность, озорно поглядывая на ошалевшего от такой наглости святошу.

Вскоре появилась и Баба-Яга. Немного посовещавшись, мы решили далеко не ходить и, углядев подходящую возвышенность, огороженную с одной стороны высоким обрывом, с другой переплетающимися между собой ветками густого крыжовника, разместились на её вершине. Вечерело. Мы расстелили на земле прихваченные с собой дерюги и приготовились заночевать. Но едва успели прилечь, как Яга огорошила нас неприятной новостью.

-Придется вам дальше одним идти, а мне другим делом заняться нужда приключилась. Да и ведьму эту куда - никуда пристроить надобно. Не бросать же её в лесу связанной, упырям да кабанам диким на съедение. Но вы не тревожьтесь так, скоро места чистые пойдут, обжитые, нечестью не замутнённые. Утречком до солнышка поднимитесь, аккурат к завтраку в долину знатную попадете. Сто один курган прозывается, это, значитца, по древним могильникам, что там расположены. А уж там и дорога торная пойдет, каменюками уложенная. По ней идите, никуда не сворачивая, она вас к стольному граду и выведет. Как в город заглянете, так сразу на ночлег к Матвею идите. Двор постоялый у него с вывеской. Хозяину от меня скажетесь. Он мой давний знакомец, и напоит и накормит за спасибочки. На дворе том постоялом меня и ожидайте, ежели сама не появлюсь, так котёночка подошлю, а уж ежели чрез седмицу и котеночек не сыщется, тогда, значит, к Матвею на поклон подойдите. Может, он что присоветует, а нет - так самим справляться придется, что да как. Карту какую - никакую я вам дам, не заплутаете. Только вот добыть нужное сумеете ли? Зря загадывать не будем, это уж как пряжа сложится.

Яга ушла в ночь без слез и излишних прощаний. Вот ведь как судьба повернулась, если вдуматься, то кто она мне? Никто, а на душе кошки скребут. Словно родная бабушка ожила, а теперь вдруг в ночи растворилась.

Встали мы ни свет, ни заря, как Яга и советовала. Отец Иннокентий, пригревшийся под боком своего коллеги, никак не желал просыпаться. Пришлось ему воды студеной за шиворот плеснуть. Вскочил как ужаленный. До сих пор на меня волком смотрит, обижается. А чего обижаться, я честно предупреждал: не поднимется - окачу водой. Да и воды-то было всего ничего- с кружечку... литровую. Но ему только на пользу. Ишь, как вышагивает, как на параде: шаг широкий, нога ровная, только ряса на тощей фигуре флагом трепещется. Тощий- то тощий, а пожрать будь здоров. Может ему семечек тыквенных дать пожевать, глистиков повывести? А солнышко-то уже как припекает, сквозь листву жарит, градусов тридцать, не меньше. Пить хочется. Только и сам не пью и другим не даю. Отец Иннокентий всё к бурдюку пристроиться намеревается. Но у меня пристроишься, как же! Потерпит, кто знает, когда еще ручей на пути появится. На карте Матрениной ручьи хоть и помечены, но карта старая, лет триста ей, не меньше, мало ли что за такой срок изменилось. Здесь страна чудная, неизученная, волшебством всяким пропитанная, за один день такое случиться может, что у нас за век не сделается. А лес дальше пошел светлый, чистый и впрямь березовый, с изредка встречающимися соснами. И травка под ногами мягкая, зелёненькая, густая, но невысокая - по щиколотку, словно ковер ворсистый. Воздух свежий, голову ароматом дурманящий. И что самое интересное: на весь лес ни одного комарика. Вот уж где пикники устраивать .Так и тянет прилечь, полежать самую малость. Дорога, по которой мы шли, совсем на нет сошла. Пришлось компас свой доставать. Пока я по городам да крепостям бегал, он у Яги оставался. Она его как украшение на стену повесила, да и забыла. Уж когда уходить стали, вспомнила, котика за ним посылала. Эх, погодка славная! В такую погодку да на речку, на песочке лежать, загорать неторопливо, а не переться черт знает куда, черт знает за чем. Яга ведь так мне о нашей цели и не поведала. Сначала на потом откладывала, а потом-то и вовсе забыла. Так я до сих пор и не знаю, чем мы Эладовича лечить собираемся. Придём в город - обязательно об этом у Матвея спросим, может что знает. А с другой стороны, может и не стоит постороннего мужика в свои дела посвящать? Хоть и говорила Яга, что он её знакомец, а всё одно, после всего виденного, прямо так с разбегу моя душа кому ни попадя доверять не торопится. Вот, блин, опять впереди у кустика малинового ветка качнулась. Ага, и сучок хрустнул! Но кустик небольшой, много народу не спрячется. Сейчас посмотрим, кто там в игры с нами играется. Я шестом остановил идущих следом за мной священников и, положив руку на рукоять волшебного меча, решительно направился к вздрогнувшему при моём приближении ягоднику.

Куст еще раз вздрогнул и, осыпая с веток красные ягоды, передо мной как чёрт из табакерки выскочил маленький мужичонка. Он широко улыбнулся, открыв рот с остатками зубов и, отвесив церемонный поклон, приторно- слащавым голоском произнес.

-О, достопочтенные господа! Разрешите представиться: Велень Судьбоносный, праведный. Чистой воды чародей и проводник судеб, племянник его величества Рока. Велень Судьбоносный- не Судьба, конечно, но всё же и от меня тоже кое-что в этом мире зависит. Могу сделать так, что ваш конь (у нас и коня-то никакого нет), сломает ногу и придётся идти пешком. Судьбу это, быть может, и не изменит, но представьте себе, насколько тяжелее станет ваш путь к цели.

Эвон как загнул. И что их всех на судьбоносность попёрло? Этот уже второй на мою голову, мне что, меча было мало? Да и праведников мне уже за глаза, вон аж двое позади топают.

-А вы, господа, кто будете? - Велень широко улыбнулся, обнажив ряд желтых гнилых зубов.

-Странники, ищущие свет истины на просторах тьмы, - смиренно склонив голову, в свою очередь, ответствовал я, не спеша раскрываться перед столь странным "чародеем".

-Господа странники, вы обязательно должны взять меня с собой, заботясь о моём ночлеге и пропитании!

-Мы бедные, очень бедные странники, и сами себе едва находим, чем перекусить. Всё больше молитвами да дуновением ветра питаемся, где уж нам озаботиться нуждами почтенного повелителя судеб! - Ох, и раздражал меня этот мелкий "шарлатанишка"! Но урок этого мира я усвоил: не стоит никого недооценивать, ведь стоящий перед тобой может и на самом деле оказаться рассерженным волшебником или злым демоном (если честно, так по мне разница небольшая). Нет, этот Велень мне совсем не нравился! И хотя опасности от него я не почувствовал, моя правая рука так и застыла на рукояти меча.

-Нет, вы не поняли. Отказ я не приемлю! Вы просто обязаны взять меня с собой, иначе веление судеб изменится и ваши пути могут безвременно прерваться. Если уж я ниспослан вам небесами, то вы не можете вот так запросто взять и отвергнуть предначертанное! Отныне вы обязаны заботиться обо мне, более чем о животе своем, ибо иначе будет вам горе. Но я и не требую многого: трижды в день пищу простую скоромную, вина толику ясноградского, выдержанного, да спокойного сна в тиши да тёплости. А за энто будет вам счастие и радости премногие!

-Мужик, отвали! - эту песенку я уже где-то слышал. Копившееся во мне раздражение вырвалось наружу. Но тот, словно и не расслышав моих слов, продолжал увещевать меня и моих спутников, настойчиво предлагая взять его с собой, взамен обещая свою магическую защиту и небесное покровительство. А в противном случае - кары небесные, ниспосланные неведомым недоброжелателем. Всё это он проделывал с настойчивостью и бесцеремонностью цыганок, навязывающих свой затрапезный товар.

-Я Велень, я Велень, Велень я!- вновь и вновь выкрикивал он своим пронзительным противным голосом.

-А нам какое дело? - зло одернул его я, намереваясь продолжить свой путь.

- Я посланец Всевидящего, сама судьба, снизошедшая до простых смертных! - словно не замечая моей враждебности, уверенно продолжал твердить этот странный мужичонка. Человек, воспитанный на православных традициях, наверное, мог бы поверить в то, что посланец Всевышнего может выглядеть таким замухрышкой. Но я, проведший детство и юность в благословенном советском обществе, отметал подобное напрочь. Похоже, такого же мнения придерживались и мои спутники. Ибо отец Иннокентий в данный момент усиленно крестил скакавшего под ногами юродивого, а отец Клементий, которому вчерашняя потасовка очень даже понравилась, старательно пытался достать ушлого малого своим серебреным крестом. По-видимому ,для того, что бы проверить на истинную веру его голову. Но не тут- то было! Мужичонка, не смотря на весь свой неказистый вид, был достаточно вертлявым, чтобы не допустить этого безобразия. Я не знал что делать. Поведение святых отцов мне не нравилось, и чтобы хоть как-то сгладить неловкость, создаваемую их действиями, я решил отвесить мужичку, назвавшемуся Веленем, комплимент. Внимательно оглядев его с ног до головы, я не нашёл ничего лучшего, чем выдать ставшую уже классической фразу:

-Какие у вас великолепные зубы! Вы их, наверное, чистите пастой "Колгейт?"

Мужичок как-то сразу сник и, запутавшись в собственных ногах, едва не повалился на дорогу. С этим шарлатаном всё стало ясно. Трудно себе представить исправителя судеб, падающего на землю от упоминания парочки незнакомых слов. Я решил его добить коронной фразой моего телевизора:

-О, это, наверное, "Дирол" с ксилитом позволяет Вам всегда чувствовать во рту свежесть раннего утра! - Тут я не грешил против истины. У этого чудика в пасти, воистину, должна была быть свежесть раннего утра. Особенно если иметь в виду то утро, когда вы на ночь хорошенько выпили. Я замолчал, посчитав сказанное достаточным, а наш новоявленный "маг", услышав еще парочку незнакомых слов, застыл, словно изваяние, с тоской в глазах переваривая услышанное. И отцу Клементию тут же удалось задуманное. Я услышал смачный удар и радостный крик самого святого отца.

-Эхма!

-Дурдом! - подумал я, окинув взглядом оседающего в пыль дороги "чародея". Затем сам, не понимая почему, добил его парой цветистых выражений, вслед за этим сменил гнев на милость и, уже поворачивая за высившийся перед нами небольшой древний курган, заросший плотными рядами лиственных деревьев, крикнул:

-Эй ты, Велень! - тот с трудом приподнял голову. - Если хочешь, что бы тебя брали с собой, действуй решительнее и не забывай чистить зубы пастой "Колгейт" или, в крайнем случае, жуй "Дирол" с ксилитом! И тогда будет тебе счастие!

Уже почти повернув, я увидел, как мужичонка радостно закивал головой. Он был нам, кажется, почти благодарен...

Час спустя в том же месте к кустам малинника выехал рыцарь "без страха и упрека". Закованная в железо, низко склоненная голова рыцаря моталась из стороны в сторону. Полуприкрыв глаза, он почти не замечал куда едет. Его конь со спутанной гривой и впалыми боками неспешно трусил по дороге, выбивая копытами незамысловатую мелодию. Грустные мысли не покидали его бедную головушку. Невидящий взор иногда метался по сторонам, ни на чем конкретно не останавливаясь, затем голова опускалась вновь, предоставляя взору лишь мелькающую под ногами зелень травы. Его терзало жуткое похмелье, случившееся с ним после бутылки выпитого с вечера чудного (как его уверяли продавцы) рома, на самом деле оказавшегося обыкновенной сивухой. Но рыцарь был слишком горд, чтобы признаться, что его просто-напросто надули. И со смирением стоика выжрав бутыль до самого дна, закусил всё это алкогольное безобразие соленым огурцом и целой (невероятно) ,оставшейся с обеда картофелиной. Ночь прошла великолепно, быстро и без сновидений. Зато утро... Впрочем, об этом не будем. Как проходит утро после обильного возлияния, некоторые и сами знают. Одним словом, рыцарь был не в себе. Поэтому и не заметил, как из тех же малиновых кустов, слегка пошатываясь, выбрался всё тот же маленький мужичок, с нагловатой мордой и цыганскими привычками.

- Я Велень Судьбоносный, праведный, проводник Судьбы! - пропищал он тихо, видимо, еще не оправившись от потрясения, вызванного встречей со мной и моими спутниками.

-Велень? - лениво отозвался рыцарь. Похоже, не совсем соображая, о чём идет речь.

-Да, Велень, племянник его величества Рока. Не сама судьба, конечно, но всё же и от меня в этом мире тоже кое-что да зависит! - занудил он свою привычную песенку.

-Ох! - простонал бедный рыцарь, силясь поднять голову и увидеть того, кто так настойчиво представляется. Когда, наконец, ему это удалось (в смысле голову приподнять), оказалось, что узкая глазная щель находится почему-то сбоку, а перед глазами только чернота сплошной стали. Приглушенно ругнувшись, рыцарь поднял непослушные руки и, ухватившись за забрало, попытался вернуть шлем на прежнее место, но железные рукавицы лишь скользнули по гладкой поверхности и обессилено упали вниз. Железная "кастрюля" сидела мертво. Так и не сумев справиться с возникшим неудобством, рыцарь, хотя и не видел говорившего, всё же, что бы не прослыть невежей, счел за лучшее отрекомендоваться:

- Ры, ры и-ик царь, медной головы, достойный потомок Вель-спиль, чёрт - биль, Вель-сти-бюргера, Радскнехт.., ой мамочка, моя голова, Георг Ротшильд... Убью, попадись вы мне только, - поминая вчерашних лоточников, совсем не кстати вставил бедный рыцарь, - де Смоктуновский, ох, тот, чей девиз "Мужество, честь и добродетель", поубиваю нафик, приветствует тебя, о славный отпрыск племянника!

-О, достойный и великий потомок спившегося черта Бюргера, сын почтенной мамочки, Георг, с радостью убивший Ротшильда и Смоктуновского и давший клятву: "Попадись на пути, тот, чей девиз "Мужество, честь и добродетель", поубивать этого нафика, - вновь обратился к рыцарю мелкий пройдоха, безбожно перевирая сказанное. Видимо, соображулка у дорожного проходимца после "крещения", произведенного отцом Клементием, отказала напрочь, и все заикания и запинки рыцаря он интерпретировал по -своему. А может быть, наоборот, его мозги слишком хорошо заработали, и этот противный малый, что бы хоть как-то компенсировать себе недавнее унижение, перевирал всё нарочно. Но рыцарь был слишком озабочен головной болью, пронзающей его тело от каждого новой кочки, попадающейся под копытом его медленно плетущегося коня, что бы протестовать против подобного обращения со своим именем.

- Прошу тебя, - видя что его самовозвеличивание уже второй раз не имеет успеха, он решил немного изменить тактику, - вступиться за бедного, униженного, обиженного, избитого и ограбленного Веленя. Вы столь достойны и добродетельны, что не сможете отказать в защите и покровительстве беззащитному! - рыцарь не стал спорить, племянник усилил натиск. - Вы же не откажетесь покарать совершивших столь гнусное злодеяние?! - Под копыто лошади попалась небольшая выемка. Всадника тряхнуло, и он непроизвольно кивнул головой.

-Вы согласны! - обрадовано воскликнул Велень, приноравливаясь как бы поудобнее махнуть на круп лошади.

-Кто? Я? - рыцарь очумело замотал головой. От этого движения его едва не вывернуло на изнанку, но зато и "кастрюля" вернулась на своё место. Его открывшийся взор коснулся скакавшего рядом мужичка. - Ни за что!

-Как? - изображая полное недоумение, возмущенно воскликнул Велень. - Вы нарушите свое рыцарское слово?

-Я? Слово? - рыцарь с трудом приподнял забрало, на его лице отразилось полное недоумение.

-И Вы еще смеете называться рыцарем! - Велень перешёл в атаку. - Вы только что поклялись всеми Вашими предками оберегать и защищать бедного, маленького Веленя!

-Я? Когда? Не помню... - На лице рыцаря отразилось искренне недоумение. - Но ежели Вы говорите... - В мозгу повернутого на рыцарской чести Георга даже мысли не возникало, что кто-то может его так нагло обманывать. - Хорошо, я готов защищать Вас.

-Да- да, и кормить, и давать кров, вы так сами сказали! - поспешно добавил мелкий обманщик.

-Да? - лицо рыцаря стало еще более несчастным, - что ж, раз я поклялся, значит, так тому и быть. Можете следовать за моим конем.

-Я устал! - запротестовал Велень, хватаясь за постромки лошади, - я не могу идти пешком! Эти трое демонов в человеческом обличье избили меня до полусмерти, обобрали и едва не зарезали, я сирый и убогий...

Рыцарь, совсем окосевший от головной боли и беспрестанной болтовни бегающего кругами Веленя, обессилено махнул рукой, приглашая того усаживаться за своей спиной. Он придержал коня, чтобы не заставлять Веленя бежать и устало наклонил голову. Тем временем Роковой племянничек, схватив руками постромки, с удивительным проворством вскарабкался на круп лошади.. Усевшись поудобнее, он улыбнулся своей омерзительной улыбкой и, обнажив десяток полусгнивших зубов, дохнул в направлении ошарашенного подобным хамством рыцаря:

-Паста "Колгейт ", - заверил он Георга, потом, подумав, добавил: - "Дирол" с ксилитом. Свежесть раннего утра.

-Бог мой! - ужаснулся бедный рыцарь, во рту которого царило утро не менее раннее, и поспешно тронул поводья, пытаясь поскорее выбраться с этого гибельного места. От их совместного дыхания все живое на расстоянии десятка метров падало в обморок, а пытающиеся напиться лошадиной крови оводы дохли еще на подлете.

За поворотом открывался вид на живописную долину: широкая гладь, покрытая сетью небольших оврагов, бравших свое начало на многочисленных холмах. Сразу же за склоном начиналась мощенная коричневым камнем дорога. Она была старой, если не сказать древней и совершенно не езженной. Меж каменных блоков обильно проросла высокая, похожая на мелкую осоку трава, а по обочинам валялись многочисленные, почерневшие от времени кости. Дорога, извиваясь подобно ленте, плавно поднималась вверх и терялась среди холмов, поросших чахлым кустарником.

-Кажется, это и есть долина Ста одного кургана?! - ни к кому конкретно не обращаясь, произнес я.

-Да уж и впрямь похоже, - отец Клементий почесав макушку, неторопливо перекрестился .- Упокой, Господи, их души!

-Это что ж за битва должна была здесь состояться, и что за народ смог насыпать подобные курганы? - произнес я, глядя на высоченные холмищи, тут и там разбросанные по долине.

-Красота-то какая! - вместо ответа отец Иннокентий, восторженно разинув рот, повел вокруг руками.

А вид был и вправду великолепный! Мы подошли ближе. Холмы, высившиеся впереди, оказались поистине исполинскими. Высокая трава, их покрывающая, в лучах клонящегося к закату солнца, казалась изумрудной. А кустарник, в начале показавшийся мне мелким и чахлым, на самом деле оказался разлапистыми деревьями, разбросанными по поверхности курганов небольшими рощицами. Многочисленные овраги, словно морщины расползавшиеся по склонам, в свете восходящего в зенит солнца казались ярко-оранжевыми, по-видимому, от цвета образующей их глины. А в глубине оврагов и овражков укрытые в благодатной тени журчали небольшие прозрачные ручейки, сливавшиеся у подножья в ручьи, что, в свою очередь, давали начало десятку небольших речек. По берегам этих речушек, петлявших из стороны в сторону наподобие удирающей от преследования змеи, росли приземистые плакучие ивы. Бесчисленное число чаек, подобно белым косынкам, летали над лентами вод. Завидев мелкую рыбёшку, они стремительно пикировали и вновь взмывали вверх. Уже держа в клювах добычу, птицы, медленно кружась, снижались к растущему по берегам рек кустарнику, спеша накормить своих ждущих угощения птенцов. Я и мои спутники безостановочно двигались вперед, с каждой минутой приближаясь к первому из раскинувшихся по долине курганов.

Небольшая речушка, выбегавшая из, казалось бы, самого нутра земли, бурля потоками кристально-чистых вод, пересекла наш путь. Так и хотелось спуститься вниз, припасть губами к источнику и пить его прохладную влагу до бесконечности. Мы остановились на мосту, и я невольно вгляделся в речные глубины. Прямо под моими ногами, укрывшись в переплетениях изумрудной растительности, стояла здоровенная ,(килограммов на двадцать) ,щука. Стояла совершенно недвижимо, и казалось что многочисленная речная мелочь, плескавшаяся со всех сторон, её абсолютно не интересует. Держась мордой против течения, рыбина лениво открывала и закрывала жабры. Внезапно она метнулась в сторону, и в её пасти забился приличный краснопёрый язь. Заглотив добычу, она вернулась на своё прежнее место и снова застыла в неподвижности, притаившись у самого дна, словно тёмное потонувшее ранней весной бревно. Чуть поодаль, забившись головой под обрывистый берег, шевелил хвостом исполинский сом. Такой огромный, что мне невольно захотелось помечтать: вот я беру давно пылившееся в шкафу подводное ружье, одеваю гидрокостюм, ласты, маску и плыву по этой сказочной речке, вглядываясь в подводный мир и восхищаясь его красотой. И не важно, что моё ружье давно сломано и нет времени заняться его починкой. И не важно, что сегодня я ничего не подстрелю. Мне просто хочется окунуться в этот прекрасный мир, мир нетронутой, непуганой природы... Жаль, что этого никогда не случится. Жаль, что и здесь, в этом прекрасном мире с нетронутой первозданной природой идет война... Эта мысль вывела меня из состояния благостного оцепенения. Я отпрянул от поручней и посмотрел на своих путников. На их лицах было написано такое же благостно-созерцательное выражение. Я сделал, было, шаг к реке, что бы испить водицы, но мой взгляд невольно задержался на приплюснутой фигуре кургана. Вспомнив, откуда берет начало столь поразившая меня своей красотой река, я едва не выругался и, кивнув своим спутникам, поспешил продолжить свой путь. Впечатление от красоты было безнадёжно испорчено.

Рыцарь был голоден и зол. Мучавшее его похмелье немного отступило, но голова всё еще гудела как башенный колокол. К тому же, после того, как его конь, не вынесший двойного груза, споткнулся, и оба всадника кубарем полетели на землю, двигаться пришлось пешком. Бедная коняга ни в какую не хотела нести на себе ни бедного всадника, ни его гремящие доспехи. Стоило только положить на седло руку, как хитрая лошадка тут же заваливалась на бок. В благородном мозгу Георга Смоктуновского одна за другой выползали недостойные рыцарского звания мысли. Ему то хотелось сбросить свои опостылевшие доспехи и уйти куда глаза глядят, забыв о рыцарском долге и клятве, данной маленькому человечку. То начинало казаться, что стоит только прибить этого Веленя, прикопав где-нибудь в тихом овражке, и половина его проблем сразу рассеется. То вдруг думалось, что всему виной те давешние лоточники, опоившие его испорченным ромом. Но всё это тут же забывалось и рассеивалось, когда его мысли возвращались к трем мирным пилигримам. Стоило ему только представить, как эта троица измывается над бедным сироткою, как его лицо становилось пунцовым от распиравшего изнутри гнева. Мы, мерещившиеся рыцарю дьяволами во плоти, представлялись ему истинными источником всех бед и испытаний, пришедшихся на его долю за последний месяц. Сначала его верный старый конь сдох, объевшись дармового крестьянского овса, по праву вытребованного рыцарем у крестьянина, везшего его на базар. Затем чудный, просто волшебный по всем статьям конь, проданный ему добродушными цыганами, за одну ночь вдруг (не иначе как со злого колдовства) превратился в тощего старого мерина. И в довершении всего (о, боже!) его Друзильда, его преданная, верная Друзильда оказалась вовсе не верной, вероломно принявшей предложение руки и сердца от мрачного бородатого человека, назвавшегося новым властелином запада и востока. Может, и не было у новоиспеченного жениха никаких особых достоинств, но золото, так и сыпавшееся из его карманов да пронзительный взгляд, от которого замирало сердце, заставили замолчать даже самых болтливых. Радскнехт Георг Ротшильд де Смоктуновский напрасно умолял свою возлюбленную вспомнить о былых клятвах! Всё было тщетно! Отвергнутый напрочь, бедный рыцарь облачился в свои старые доспехи и, прикупив для утешения на последние медяки большую бутылку рома, отправился на поиски приключений. Надеясь найти в доблестных поединках на полях сражений если и не успокоение, то быструю и героическую смерть.

За своими мыслями он и не заметил, как оказался на том самом мосту, где еще совсем недавно стоял я и предавался ностальгическим воспоминаниям. Холодные воды ручья манили его не меньше моего. Его изжарившееся под железными доспехами тело и раскалывающаяся от неимоверного жара и утреннего похмелья голова требовали прохлады. А поскольку он не страдал теми предубеждениями что я, то свернул с дороги, спустился к речному берегу и, осторожно ступая своими железными ботами, вошел в воду. Река была мелкая, с прозрачной ключевой водой и дном, устеленным округлыми камешками. На одном из таких камней он и поскользнулся. Подняв тучу брызг, доблестный рыцарь рухнул в воду. Пытаясь как-то удержаться, он ненароком зацепил руками отдыхавшего в тени берега сома. Рыбина, не привыкшая к такому хамскому обращению, испуганно метнулась вперед, врезалась головой в грудь уже начавшего подниматься рыцаря и, изрядно смяв его доспехи, убралась восвояси. А несчастный Георг, опрокинувшись на спину, словно перевернутый жук, беспомощно распластался на речном дне.

-Господин рыцарь? Господин рыцарь! - позвал Велень, обеспокоенный долгим отсутствием своего покровителя. Никто не отозвался. Племяш великого Рока приблизился к краю моста и, вглядевшись в реку, ошалел от внезапно нахлынувшего на него ужаса. На дне реки, пуская пузыри, лежал рыцарь и не шевелился. Только его рот, разрываясь в беззвучном крике, всё еще открывался и закрывался, словно у выброшенной на берег рыбы. Перепуганный Велень ринулся к перилам, но, посмотрев вниз, передумал и побежал тем же путем, что тонущий в реке рыцарь. На берегу Судьбоносный замешкался. Перспектива оказаться в проточной воде его не прельщала, но и упускать шанс в виде новоявленного покровителя ему не хотелось. Поколебавшись, он всё же решился и, зажмурив глаза, прыгнул в реку приземлившись в точности на живот тонущего. От удара пятками рыцаря подбросило и согнуло пополам, его голова, облаченная во всё ту же кастрюлю, оказалась на поверхности, а изо рта выплеснулась набранная в легкие водица. Раздавшийся вслед за этим кашель возвестил, что доблестный рыцарь спасен.

Выбравшийся на берег Велень дрожал от холода, но, пучась от собственного благородства, гордо расправлял плечи и вымученно улыбался. Через пару минут, кряхтя и отплевываясь, туда же выполз и благородный рыцарь. Подобное купание хоть и охладило разгоряченное тело достойного потомка не менее славного Вельстибюрга, но настроение ему отнюдь не прибавило. Больше всего на свете Георгу сейчас хотелось встретить врага и своим двуручным мечом изрубить его на мелкие кусочки!

Не останавливаясь, мы пересекли долину и вскоре оказались на её окраине, вблизи почерневшего от времени и непогоды приземистого здания с крышей, покрытой полуосыпавшейся черепицей. Прямо за ним виднелся колодезный журавль, стоявший над недавно подновленным деревянным срубом и кривой оглоблей, вытягивавшийся вверх к солнцу. Свисавшая с него цепь обрывалась как раз посередине, ведра не было. Пришлось вынимать из заплечного мешка веревку и, положив большой камень на дно котелка, доставать воду им. Это досадное неудобство с лихвой компенсировалось холодной, чистой и вкуснейшей водицей.

Пока я возился вокруг колодца, почтенный отец Клементий насобирал сухих веток и довольно шустро развел костер. Весёлые язычки пламени заплясали над сучьями, жадно слизывая мелкие капельки воды, оставшиеся на медной поверхности нашего походного "спецприбора". Медный котелок бабки Матрены служил нам не только для приготовления наваристых шей и каш, но и для заварки ароматного травяного чая. Мы готовили пищу, а в это самое время отец Иннокентий, расположившись в благодатном теньке, падающим от стены дома, закрыв глаза, усиленно бормотал какие-то молитвы. И закончил шептать их лишь тогда, когда взопревший на жаре отец Клементий радостно воскликнул:

-Готово, рабы божии, прощу к столу! - и, перекрестившись, первым запустил ложку в котелок с наваристой пшённой кашей.

Неспешно перекусив, а затем, попив чайку с булочками, окунаемыми в свежий пчелиный мед, мы предались послеобеденному отдыху. Точнее, это святые отцы завалились на боковую, что бы часок-другой вздремнуть и завязать жирок. А я, позволив себе лишь присесть в тени орехового куста, остался на страже. Первые полчаса прошли на удивление тихо и спокойно, а на тридцать первой минуте моего сидения до меня донесся смутно знакомый писклявый голос.

-Это они! - из-за угла здания показался здоровенный рыцарь, ведущий в поводу довольно жалкую лошаденку. За ним, приплясывая от нетерпения, семенил наш недавний знакомец Велень. Он- то и указывал на меня своим грязным, кривым пальцем.

При виде меня рыцарь опустил забрало и хотел было вспрыгнуть в седло, но еще раз покосившись в мою сторону, передумал. Презрительно хмыкнув, он намотал поводья на ветку ближайшего деревца, и решительно шагнул в мою сторону. Когда до меня оставалось метров восемь, громила остановился, и картинно опершись на эфес поставленного вперёд собой меча, церемонно представился:

-Рыцарь Медной Головы, достойный потомок Вельстибюрга, Радскнехт Георг Ротшильд де Смоктуновский, тот, чей девиз "Мужество, честь и добродетель" вызывает Вас на бой! Хоть всех вместе, хоть по одному. И извольте встать, когда к Вам обращается благородный рыцарь! - он горделиво вскинул голову, при этом его забрало со скрежетом взлетело вверх, затем с тем же скрежетом шлёпнулось обратно.

Будить святых отцов мне не хотелось, терять было нечего, и посему я остался сидеть. Но, всё же помня о вежливости и уважении, в свою очередь, решил представиться этому выскочке, причем так, чтобы он от зависти свой язык проглотил.

-Я приветствую Вас, рыцарь Медная Голова! Я Николай Михайлович Хмара ибн прапорщик Тамбовский, контрактный военнослужащий Российской Армии, владетельный мэр великого города Трехмухинска, почетный донор де ветеран. Тот, чей девиз "Никто кроме нас". Интересуемся, с чего это мы обязаны такой сомнительной чести быть вызванным на бой столь доблестным рыцарем?

-Хм, мнда, - рыцарь казался ошарашенным. - Пожалуй, Вы можете сидеть, Ваш титул длиннее моего, - он задумчиво покачал головой, не торопясь отвечать на мой вопрос. - "Никто кроме нас" - произнес он приглушенно, - интересно, интересно, какой красивый слог! После моей победы надо будет присоедить его к моему имени.

-Ну, Вы, батенька, и нахал! - я слегка приподнялся на локте. Во мне начал закипать праведный гнев. - Мало того, что Вы уже делите шкуру, так еще и не ответили на мой вопрос, а это, извините, уже хамство.

-Покорно прошу принять мои извинения! - сказав это, рыцарь запнулся. - Хотя какие с Вами извинения! С Вами, обижателями сирых и беззащитных, нужно разговаривать только звоном мечей!

-И кого же мы обидели, не подскажите ли?! - на всякий случай уточнил я, хотя уже догадывался, кто есть этот сирый и беззащитный.

-Не делайте вид, что Вы забыли столь недостойное деяние. Но хорошо, я напомню! - глаза рыцаря яростно засверкали. - Не далее как сегодня утром Вы, безжалостно набросившись, избили и ограбили добропорядочного, добродушного Веленя. Да как Вы вообще посмели обидеть маленькое и беззащитное существо?

-Этот-то маленький и безобидный?! - я криво усмехнулся. - Ну-ну, Вы еще увидите сколь это - оно- безобидно.

-Бей его! - воровато высовываясь из-за коня, подначил Велень.

-Защищайтесь, сударь! - де Смоктуновский обхватил рукоять меча обоими руками и, нарочито медленно поднимая его вверх, начал приближаться. Да, похоже, сражения не избежать! Я, позёвывая, поднялся и небрежно отряхнув прилипшие к штанам травинки, одним движением выхватив из ножен Перст Судьбоносный, воздел остриём вверх.

-Что, опять драться? - колдунец сонно зевнул. - Если там разбойники какие или одичавшие землепашцы, так я не буду! Мараться о кровь простолюдина ни-ни.

-На этот раз тебе повезло! - я ехидно усмехнулся. Теперь ему не отвертеться! - Пред тобой самый настоящий рыцарь, от корней до лба одно сплошное дерево, я имею в виду генеалогическое. Как говорится, аристократ самого высокого пошиба. Так что кровь будет самая что ни наесть голубая! - Я замолчал и повернул единственный глаз меча так, что бы ему было удобнее разглядеть наступающего на нас Георга. Тот уже мысленно шагнув в битву, похоже, ничего не слышал и не видел.

-Ой, а великан-то какой! - вздрогнул в моей руке Судьбоносный.

-Что ой, что ой? Да, парень здоровый, но и мы, чай, не лыком шиты! Финт влево, обводка вправо, пару раз глушанём по куполу и в обморок завалится!

Да, на словах всё легко и просто, а попробуй действительно останови закованного в железо и наверняка изрядно натренированного воина! А если тот еще к тому же и огромен, как камчатский медведь, отожравшийся на дармовых харчах зоопарка... Нет, тут наверняка двумя ударами не отделаешься!

-А меч-то у него, меч-то какой огроменный! Ой, порубит, порубит, иззубрит, испоганит! - испуганно воскликнул задергавшийся в моих руках Перст, пытаясь вновь укрыться в ножнах.

-Не боись! Мы сами кого хошь порубим! Подходи, не заржавеет! - воскликнул я, взмахнув Перстом над головой и замысловатой кривой опустив его на голову противника.

-Ой, мамочки! - заблажил Судьбоносный, каким-то неимоверным образом уклоняясь от прямого удара и, уходя в сторону, - Тебе-то что, а я как потом здоровье поправлю?

Меч моего противника просвистел в дюйме от моей маковки, дуновением ветра подняв на ней волосы. Или это мурашки, пробежав по спине, взобрались на мою голову?

-Что ты, сволочь, делаешь? - это уже возопил я. - Он меня убьет!

-Пригнись! - проорал Перст, уводя меня от колющего удара.

-Ах, черт! - я прыгнул влево и попытался ударить снизу. Рыцарь приготовился парировать, но эта каналья, которая еще смеет называть себя Судьбоносным и прочая, прочая, сделал финт в сторону, едва не вырвав мне руки, и оба меча, со свистом разрезав воздух, пронеслись в разных направлениях. Я, снова чудом избежав столкновения с чужим тесаком, споткнулся о лежавший на земле камень и шлёпнулся на землю. Промахнувшийся рыцарь полетел следом. Привычно сгруппировавшись, я упал на плечо, перекатился вправо и стремительно вскочил на ноги, приготовившись встретить своего противника.

Доблестный рыцарь, с застывшими словами брани на устах, тяжело отдуваясь, поднялся из придорожной пыли и, вновь вскинув меч, с ревом бросился на меня.

-Оба- на! - я уже и не пытался его достать, лишь небрежно взмахнул колдунцом и отступил в сторону.

-Бум, бах, бац! - Это рыцарь, что без страха и упрека, не рассчитав удара впечатался в каменную кладку разрушенного строения.

-Убью! - пробасил он, уже не так уверенно взмахивая своей двуручной оглоблей, и снова пролетел мимо.

На этот раз "бум" получилось не слишком впечатляющим, а вот "бац" продолжалось гораздо дольше. С полуразрушенной кровли на бедного "Дон Кихота" посыпалась измельченная временем черепица. Тяжело поднявшись, в облаке коричневой пыли, с ног до головы усыпанный черепичной крошкой, он снова взвыл, вскинул меч, пошатываясь, двинулся вперед и изо всех сил ударил. Этот удар его и добил. Остриё скользнуло в полуметре от моего плеча, вовремя убранного с его курса, и врезалось прямо в каменную мостовую, породив долгий, вибрирующий звук, прошедшийся сперва по перчаткам рыцаря, а затем зазвучавший где-то в районе его лопаток. Доблестный защитник сирых и угнетенных охнул и рухнул в придорожную канаву.

-Сдаюсь! - донесся оттуда сиплый голос поверженного. Рыцарь со стоном перевернулся на спину и откинул забрало, явив миру красную, давно не бритую, исхудавшую от явного недокорма рожу. - Мой рыцарский конь, меч и доспехи теперь Ваши.

-Ну, вот, а я что говорил? Полная Виктория и никакого членовредительства, - удовлетворенно заключил Перст, без сопротивления давая опустить себя в ножны.

-Да, нескладно получилось! Меч и конь теперь вроде как мои, а что делать с бедным идальго? - я задумчиво почесал затылок. Что-что, а дурные привычки отца Клементия я схватываю быстро.

Рыцарь, успевший подняться, с трагической гримасой на лице поспешно стягивал с себя доспехи. Доспехи были, надо сказать, далеко не новые. Латанные - перелатанные, с проступающей на поверхности ржавчиной, с тремя свежими дырами в бочине и парой неровных вмятин в центре груди, они казались купленными в лавке старьевщика. Наконец-то рыцарь стряхнул с себя эту груду металлолома и, бросив к моим ногам меч, выпрямился. Роста он, надо сказать, был и впрямь немалого, а вот в ширину, без доспехов, уже не казался таким громилой. Одним словом, латы нашего "Ланселота Ломанческого" делались на вырост, но ребенок тянулся к солнцу, в ширь так и оставшись худощавым подростком.

-И Вы что же, всерьёз думаете, что мне нужен Ваш ржавый карнавальный костюмчик да ещё с клячей, что Вы называете рыцарским конем, в придачу? - я был зол и не хотел быть вежливым.

-Но я не понимаю?! - озадаченно сощурился в конец запутавшийся рыцарь.

-А тут и понимать нечего. Бери конягу и уматывай! - Сэр "долговязый" не сдвинулся с места. - Забирайте, забирайте своё барахло и катитесь на все четыре стороны!

-Нет, так нельзя, законы рыцарства... - достойный потомок Вельстибюрга растерянно заозирался по сторонам.

-Да идите Вы со своими законами рыцарства! Мне и своих законов хватает! Говорю: забирайте и уматывайте!

-О, Вы столь великодушны, тогда я должен, тогда... - Он встал на одно колено и склонил голову, словно собираясь подвергнуться церемонии присяги.

-Что это Вы удумали? - настороженно спросил я, глядя на застывшего в ожидании рыцаря.

-Даю обет верности, Вам и Вашим спутникам, с сего дня и до искупления.

-Какое к чёрту искупление! Облачайтесь! - резко оборвал его я. Не хватало мне еще одного верноподданного.

-Но я ещё не закончил! - обиженно воскликнул рыцарь.

А этот де Смоктуновский, похоже, упрямец.

-Живо! - зло приказал я и, развернувшись, двинулся в путь по зовущей меня дороге. А что мне оставалось делать? Не стоять же рядом с ним, тихо досадуя на столь неожиданно потерянное время. Отцы священники, давно проснувшиеся, но не спешившие присоединиться к столь приятной беседе, засеменили следом. Все молчали и я, наконец, смог насладиться царившей вокруг тишиной. Но ничто не длится вечно! Грохот догоняющего нас металлоносителя заставил меня обернуться и посмотреть на приближающегося "Дон Кихота". На лице болезного царила блаженная улыбка. Первое же его слово убедило меня в том, что я жестоко просчитался, решив, будто сумел избавиться от этого поборника справедливости.

-Господин, у меня получилось, я вспомнил, я произнес её! Клятва верности, написанная на скрижалях древности, всплыла в моей памяти как писанная, я произнес её. Я теперь Ваш вассал, от сего дня и вплоть до момента искупления моего позора! - на лице рыцаря сияла искренняя радость.

-Ты слова русские понимаешь? Не надо мне твоего искупления, иди к черту!

-Я клятву на крови дал! - совсем не обидевшись, рыцарь показал мне свой указательный палец, с которого медленно стекала малюсенькая капелька крови.

-А мне какое дело? - бросил я в пустоту и, прибавив шаг, попробовал оторваться от скрежещущего по дороге "подданного".

Мы наконец-то покинули пределы столь живописной долины и, оставив за спиной ежели не сто курганов, так десятка три наверняка, вновь углубились в тенистые аллеи смешанного леса. Дорога, вымощенная серым камнем, по-прежнему вела на север. Мне даже не надо было доставать компас или смотреть на солнце, чтобы определять правильность направления. Несмотря на пройденные километры, компания наша оставалась всё в том же составе.

-Я должен искупить свой позор! - талдычил рыцарь, плетясь позади и ведя в поводу своего тощего иноходца. Ох, и умаял меня мой очередной "гвардеец!" Уже битый "час" объясняю ему, что и как, а он никак не желает отвязаться. Ну, вот скажите: волшебница у меня есть? Есть. Два христианских священника тоже есть, а теперь ещё и рыцарь в придачу? Ну, зачем, зачем мне это ходячее нагромождение металлолома? В конце концов, клятвы я у него не принимал. Да мало ли кому он, в чем присягал! А я его просил? Хорошо, что хоть рыцари здесь не часто по дорогам бродят, всё больше разбойники, а то так бы и пришлось формировать штатную роту из поверженных Дон Кихотов. Ладно, рыцарь рыцарем, а передохнуть немного не помешает. Нельзя забывать главное правило полководца: армия должна двигаться максимально быстро, но не быть при этом измотанной.

-Все, баста, перерыв! Час на перекус и отдых, прошу далеко не уходить. Кто отстанет - того ждать не будем. Святые отцы, прошу вон под ту акацию! Там и тенек погуще, и травка позеленее. Посидим, перекусим, воздохнем!

Мы направились под сень густых зарослей акации, а надоедливый рыцарь со своим новоиспеченным другом углубились в заросли росшего неподалеку орешника. Обед прошел в блаженной тишине. Мы убрали остатки еды в котомки и я, выставив отца Иннокентия на охрану, уже собрался было немного полежать, смежив веки, когда под ухом раздалось знакомое громыхание металла.

- Господин, Вы позволите молвить слово бедному, несчастному рыцарю, волею судеб оказавшемуся в затруднительном положении? - знакомая песенка. Он бы еще заблажил "сами не местные, поможествуйте". Полный абзац!

-Не проси, не возьмем! - как говориться: лучше горькая, но, правда, чем... и так далее.

-О, господин, Вы великий воин! - после минутной паузы вновь взмолился несчастный идальго, - Вы должны быть великодушны, Вы не можете поступать столь сурово! Это не по-рыцарски. Каждый оступившийся должен иметь свой шанс.

Черт бы его подрал, шанс ему подавай! А больше ничего не надо? Ой, надоел. Ну, фик с ним, шанс так шанс.

-Брось его! - посоветовал я рыцарю, указуя на укрывшегося за бугорочком Веленя.

-Не могу, - с мукой в голосе ответил тот, - я слово дал.

Нет, точно, эти рыцари меня достали! Тут он дал слово, там взял. Клятводатель чертов!

-Ну, без него мы, может быть, и позволили бы тебе присоединиться к нам, что бы ты мог кровью смывать со своего щита позор поражения. Но с ним... - я сделал драматическую паузу, - с ним мы тебе этого позволить не можем. Не ко двору...

-Тогда мне остается только умереть! - воскликнул рыцарь, падая на колени. - Позвольте воспользоваться мне вашим мечом, чтобы уйти из жизни?

-Валяй! - совершенно спокойно бросил я и повернулся боком, словно не желая быть свидетелем самоубийства. Но на самом деле краем глаза наблюдая за рыцарем, медленно вытаскивающим из ножен свой, нет, точнее сказать, теперь уже мой длинный меч. Интересно, как он собирается им зарезаться? С разбегу? Наконец, рыцарь вытянул его из ножен и попробовал приставить острие к незащищенному участку шеи. Как я и ожидал, длина меча не позволила ему этого сделать. Смоктуновский крутил его и так, и эдак, перехватывал руками рукоять и так, и сяк, бесполезно. А взяться руками за лезвие у нашего "Лонцелота" почему-то не хватало соображульки. Когда он, встав на колени, в очередной раз сделал попытку направить меч в горло, из-за кустов вышел заспанный Велень и, лениво позевывая, направился в сторону суицидника. Сделав пару шагов, он наконец-то осознал происходящее, и с истошным воплем кинулся к изнемогающему от бесплодных попыток Георгу. Схватив меч за лезвие и изрядно поранив при этом свои изнеженные ручонки, мелкий "судьбоносец" каким-то замысловатым движением вырвал его из рук рыцаря и, не глядя, отбросил в сторону.

-Что, что здесь происходит? - Велень выглядел слегка растерянным. - И Вы, жесткосердечный владетель волшебного меча, могли бы допустить смерть столь славного рыцаря, поклявшегося заботиться о маленьком, беззащитном племяннике Рока?

-Угу! - кивнул я, совершенно не смущенный этой отповедью. - Между прочим, этот славный рыцарь, как Вы изволите выразиться, хотел умереть по твоей вине.

-Как это? - Велень выглядел обалдевшим.

-А так. Ему надо смывать свой позор? - спросил я, и Велень молча кивнул. - Вот видишь, смывать позор надо. Позор, который, между прочим, тоже лежит на твоей совести. И не надо отнекиваться! Это ты науськал его на нас. Не отрицай, не отрицай. И не бычься, а то смотри, я снова напущу на тебя отца Клементия! - После этой угрозы Велень немного присмирел, но всё равно посматривая в мою сторону, злобно вращал глазами. - Так вот, чтобы искупить свою вину, ему необходимо следовать с нами, так? Так. А мы не хотим его брать! Ибо это само воплощение благородства (ах, как это благородно - нападать на беззащитных странников, тьфу), пообещало некоему "чародею" заботится о нем и в радости и в печали, ну прямо как муж за женой. А нам, ты сам понимаешь, этот "чародей" совсем без надобности! Ну, не нравится он нам, и всё тут! Так что остается бедному рыцарю? Правильно...

-Так он поэтому?! - Велень выглядел совершенно окосевшим. -Из-за меня?! - в его глазах заблестели слезы. -Тогда, тогда я освобождаю рыцаря, чей девиз: "Мужество, честь и добродетель", от данного обета. Идите с миром, рыцарь! - При этих словах сам "мистер магия" развернулся и, повесив голову, медленно побрел в обратную сторону.

Да-с, подобное самопожертвование требует оценки! Что же, хоть и не хочется, а придется сделать жест доброй воли.

-Рыцарь, Вы можете присоединиться к нашей компании, и... - я, как положено, сделал театральную паузу, - ..если желаете, то можете... я разрешаю, прихватить с собой этого мелкого проходимца. Но, во-первых, впредь никаких поспешных клятв, во-вторых, ночлег и пропитание будете искать ему сами.

Рыцарь благодарно склонил голову и, медленно поднявшись с колен, ладонью стряхнул обильно выступивший на лбу пот.

-Милости прошу к нашему шалашу! - подбодрил я его, жестом приглашая сесть рядом.

-Не смею, мой господин, не достоин...

-А, чего уж там, - я махнул рукой, - здесь все свои, присоединяйтесь!

Мы шли по бескрайнему полю, и меч, отоспавшийся за несколько последних суток, без умолку болтал.

-О-го-го, сколько славных дел мы ещё натворим! Рыцари, колдуны и бесчисленные орды варнаков падут ниц пред нашей совместной мощью! Да что рыцари, сами огнедышащие драконы будут ползать пред нами на задних лапках, умоляя о снисхождении. Да! То событие, о котором так долго говорили алхимики, свершилось! И вот мы здесь, непобедимые и великодушные. Воистину (этому красивому словечку меч научился у отца Иннокентия, и теперь вставлял куда попадя и не попадя) "никто кроме нас", я да ты, ты да я, мы освободим мир от скверны, аминь. Хотя, если подумать, то можно включить в свою команду и отца Иннокентия. Очень, очень правильный товарищ (вот уж где он этому слову выучился, я так и не понял)! Клементия мы не возьмём, не чувствуется в нём этакого благородства, нет в нём аристократической косточки, да и ухватки какие-то мужицкие. Странствующий рыцарь нам тоже ни к чему. Всё-таки зря мы не забрали у него доспехи. Можно было бы в ломбард сдать, там бы хоть пару монет да дали.

-А может лучше выдрать твой изумрудный глаз и загнать в тот же ломбард? По дешевке, а? Уж за него- то пару медяков наверняка дадут!

-Не кощунствуйте, сын мой! - у меня сложилось впечатление, что будь у меча руки, он погрозил бы мне пальцем. - Ибо как сказано в священном писании: око за око.

-Кажется, кто-то мне угрожает! Наверное, придется мне этого кое-кого сунуть на ночь в выгребную яму, для смыва, так сказать, благородной крови-с.

-Вот так всегда! Люди столь ограниченны, что не понимают моих изысканных шуток.

-Да, ты прав, мелкий народ пошёл! Даже волшебный меч не может отличить дружескую подначку от действительно задуманного!

-Ха-ха- ха, - вымученно рассмеялся меч. - Мы славно пошутили, ха-ха. Да, мой друг, благородный Никола, я бы сейчас не отказался покорить какое-либо царство-государство или, в конце концов, сразиться с варнакским драконом!

-Твои слова да богу в уши, вон он, как раз, и летит!

-Где??? - до сего момента наполовину высовывающийся из ножен меч с громким щелчком юркнул в их спасительные глубины и, растерянно дергаясь, заозирался по сторонам. В чистом небе никого не было. - Уф! - облегченно вздохнул он. - Ха- ха, Вы опять пошутили! А то было я уже вошёл в ножны, что - бы со стремительностью молнии выскочить обратно и ринуться в кровавый бой, несущий нам славу и могущество!

-Помолчал бы! - предложил я, устав от его разглагольствований. - Кажется, теперь-то я знаю, отчего умер колдун.

-Да? - в голосе Судьбоносного сквозило любопытство. Похоже, тот и сам ничего не ведал о гибели предпоследнего владельца.

-Да, знаю! - я ехидно улыбнулся. - Он не вынес твоей болтовни и покончил жизнь самоубийством, но перед смертью он таки совершил одно доброе дело.

-Какое? - меч был заинтригован, любопытство, раздирающее его душу, если она, конечно, у него была, помешало ему обидеться.

-Он на целых пятьсот лет освободил мир от твоей милой болтовни.

-Ну, ежели Вы так, - обиженно засопел меч, - то замолчу, надолго замолчу! Я буду нем, как рыба! Нет, я буду нем, как сухое полено, как мертвый камень, как кусок ржавого железа. Я буду молчать день и ночь, ночь и день! Даже когда будет лить ливень, заливая своими потоками мое нежное лезвие, я буду нем! Даже тогда, когда в тяжелой схватке с горным великаном обагрюсь его черной кровью, а моё лезвие будет безнадежно иззубрено, я буду...

-Помолчи, впереди что-то странное!

-Вы опять шутите, - недоверчиво проворчал меч, приподнимаясь в ножнах, чтобы дальше видеть. - Что это???

-Не знаю, - я неопределённо пожал плечами. Впереди, постепенно разрастаясь, показался расплывчатый темно-фиолетовый сгусток, своими очертаниями напоминающий огромную человеческую фигуру, которая стремительно приближалась. Одного взгляда хватило, что бы понять: ни отойти в сторону, ни убежать от надвигающегося исполина не удастся.

-К бою! - привычно прокричал я, выхватывая из ножен зеленеющий на глазах меч, рыцарь вытащил свой. Отец Клементий поудобнее перехватил крест, а Иннокентий, стремительно шмыгнув в сторону, сиганул в придорожную канаву и, укрыв голову руками, забормотал какую-то молитву. Велень же, склонив голову, так и остался дрыхнуть в седле рыцарского коняги.

"Может, надо было последовать примеру Иннокентия?" - запоздало подумал я, глядя на приближающееся нечто, и тьма над нами сомкнулась. Я ощутил, что воздух вокруг уплотнился, стал вязким и тягучим, словно податливая резина. Я попробовал ударить мечом, но моя рука лишь едва ощутимо сдвинулась с места. Я понял, что перестал ощущать в ладони рукоять клинка, и только призрачный зеленый свет, по-прежнему струившийся над моим плечом, показывал, что меч все еще там, где ему и надлежит быть. Бросив взгляд влево, я различил едва видимую фигуру отца Клементия, продирающуюся сквозь это странное фиолетовое желе. Чувства мои как бы притупились, размазались. Я не испытывал ни страха, ни боли, ни сожаления, почти ничего. Внезапно всё кончилось. Меч в моей руке с резким свистом рассек воздух и, едва не вырвавшись, застыл в полуметре от земли. Отец Клементий, закрыв глаза, размахивал во все стороны блистающим на солнце крестом. Иннокентий, высунув голову из канавы, лупоглазо таращился по сторонам. Велень по-прежнему дремал в седле мирно пощипывающей траву лошади, а доблестный рыцарь, упав на колени, неистово молился.

-Что это было? - спросил я, оглядывая округу в надежде отыскать истину. Меч мой пришибленно молчал. Отец Клементий вытирал пот, Иннокентий не торопился вылезать из канавы, рыцарь по-прежнему молился, а племяш Рока дрых.

-Раз никто ничего даже краем уха про этот студень не слышал, тогда какие будут предположения?

-Если позволите, - подал голос прославленный потомок досточтимого Вельстибюрга, - кажется, я знаю, что это было.

-???

- Арда - черная посланница тьмы времен. Говорят, что увидевший Арду ни за что не сможет избежать её душного объятья. А выйти из них способен лишь счастливчик. А коль вышел, то либо обретет всё, о чем мечтал, либо всё потеряет.

Мне терять было нечего, так что оставалось надеяться на приобретение новых благ. Что это была за штукенция и куда она исчезла, мне было не - понятно, но кое-что я, кажется, понял. Мои столь неясные мысли и резиновая медлительность движения вполне могли означать зависание момента времени, а это уже было интересно. Яга, наверное, смогла бы объяснить сущность сего феномена, но где сейчас та Яга?

К вечеру обнаружилась еще одна неприятность. Отец Иннокентий, призванный тащить остатки наших припасов, забыл свою котомку в той самой злополучной канаве. Так что ужинали мы чаем да остатками сухарей, завалявшимися в моей сумке. Желудки, привыкшие к Матрениным разносолам, всю ночь пели свои голодные песни. Клементий храпел, отец Иннокентий ворочался с боку на бок да что-то невнятно бормотал, всё время поминая пречистую деву и мать твою. Рыцарь, свернувшись калачиком, мирно посапывал, притулившись подле спящего на плаще Веленя, оказавшегося мужиком с понятием. Уяснив, что кормиться нечем - не ныл и не выкобенивался, а молча сжевал свой сухарь и завалился спать. Не то, что отец Иннокентий, прежде чем улечься, с полчаса разглагольствовавший о своей тяжкой доле, о кресте мученическом, и уверявший нас в том, что дьявольское порождение тьмы вырвало котомку из его рук "с силой неимоверною".

Легли поздно и быстро уснули. А ночью мне снился всё тот же сто крат надоевший сон:

...Сопка еще хранит следы чужого присутствия. Отрытые чехами окопчики, несмотря на непрестанно идущие дожди ещё не успели обвалиться. Ветки, воткнутые в бруствер, стоят прочно и лишь слегка покосились от налетающего с запада ветра. Листва на них, хотя уже давно пожухла и свернулась в узкие трубочки, но еще держится, не давая ветру оторвать себя от сморщившейся коры. Все, кроме меня и еще двух разведчиков, спят. Время от времени кто-нибудь из спящих постанывает от накопившейся усталости. На северо-востоке, прямо перед моими глазами, светится всеми огнями пункт Н... Бандитов в нём море, живут - не бедствуют. Уже давно полночь за полночь. Ночная свежесть вовсю забирается под одежду. Зябко. Вокруг тишь да гладь, сиди- наслаждайся. За спиной кто-то зашевелился.

"Чу, гой еси, добрый молодец, кто ты"? - А-а-а, это второй радист рядовой Степанов кулибит над своей радиостанцией и что-то бормочет, но очень тихо, не разберешь что именно. Отключается и крадется в мою сторону.

-Товарищ прапорщик! - шепот Степанова растворяется в ночных шорохах, и я скорее догадываюсь, чем на самом деле разбираю сказанное.

-Чи?* - отзываюсь я, стараясь вложить в это короткое слово все свои матерные мысли, мол, какого черта тебе от меня надо! А, впрочем, меня терзает смутное сомнение, что я предвижу его слова. Но я уже пригрелся, и мне вовсе не улыбается этой ночью становиться пророком.

-Товарищ прапорщик, "Сатурн" приказал выдвигаться в заданный район.

Ну, вот о чем и говорилось. Так и должно быть. Не смогли дойти засветло, не захотели идти с вечера, так, значит, попрёмся ночью. Странно, если бы было иначе. Во всяком случае, я бы тогда высших командоров не понял. Но надо же, даже мне уже не хочется никуда идти!

-Буди Бидыло. И тыльной фишке тоже скажи, пусть собираются.

-Понял. - Радист растворяется в темноте, а я скидываю с плеч плащ-палатку и поднимаюсь на затёкшие ноги. Вот ведь, ядрёна вошь, я даже не подумал о том, что наша командира может принять решение оставаться на месте. Да нет, едва ли он станет игнорировать прямое указание свыше. Пойду будить Рогоза, пусть собирается.

По глухим матюкам за моей спиной понимаю: Женьке мысль идти ночью в точку рандеву тоже не кажется столь уж чудесной, но что он может изменить? Ему остаётся только материться. Как не хочется мне переодеваться, но переться в свитере еще хуже. Промокнешь насквозь от пота, а потом на месте засады будешь давать дуба. Медленно начинаю раздеваться...

-Как пойдем? - появившийся в ночи Бидыло со сна гнусавит, его голос еле слышен из-за доносящегося отовсюду шороха. Бойцы укладывают шмотки. Блин, странный у нас всё-таки командор! Так спрашивает, словно мы это вопрос не обсуждали. Пути всего два: можно идти наискосок по лесу и сопкам. Поплутаем - мать, мать, мать! А можно, как и шли: по дороге, километр на север, затем повернуть строго перпендикулярно и продираться прямёхонько на пункт Н... Вряд ли в час ночи "чехи" будут устраивать на дороге засаду, но столкнуться с ними в лоб, пожалуй, можно, но тут уж как повезет. Отвечаю коротко.

-Как шли. - Групник* согласно кивает головой и уходит к своему лежбищу, ему тоже надо укладывать пожитки.

Через пять минут спускаемся вниз на дорогу. Тяжелые рюкзаки давят на ноющие плечи. Мышцы, задеревеневшие и не успевшие отдохнуть за короткий привал, не хотят двигаться, но мы всё же идём. Стертые до крови ступни горят, словно жарятся на раскалённой сковороде. Пологий подъем, уходящей на север дороги, уже не кажется столь пологим. Считаю шаги. Этот километр отчего-то такой долгий. То и дело останавливаемся. Все устали. Бойцов бы не растерять! Все, пора поворачивать в лес. Останавливаюсь.

-Женя, передай по цепочке, уходим вправо в лес, сократить дистанцию.

Кажется, все подтянулись. Медленно начинаю движение. Компас даже не достаю. Огни села, словно маяк, высвечивают мне путь. А вон тот фонарь, что прямо передо мной, будет служить мне основным ориентиром. Теперь главное - тишина. Идти-то всего ничего, даже с учетом подъемов - спусков, мизер. Пересекаю примыкающую к дороге опушку и оказываюсь под пологом леса.

В лесу тьма кромешная, под ногами абсолютно ничего не видно, бреду на ощупь. Как бы не улететь с какого-нибудь обрыва. Бойцы протестуют. Шума от нас... Иду по какой-то просеке, впереди темнота, справа, слева в нескольких шагах деревья. Шагать в ожидании падения вещь не самая приятная. Блин, как бы на самом деле не улететь в Тартарары. К черту, возьму левее, лучше продираться сквозь ветки, чем всё время ждать, когда разверзнется твердь земная. Блин Клинтон, ветка по морде, хорошо не в глаз. Сзади еле ползут, но при этом умудряются стучать, греметь и материться.

Если бы не мы, какая стояла бы вокруг тишина! А так кажется, что треск ломающихся под ногами сучьев способен перебудить все живое. Но на самом деле вряд ли его слышно далее ста метров, сучья мелкие, а матерятся почти про себя. Всё, встали. Боже мой, сколько мысленной брани летит сейчас в мой адрес! Бойцы идти не хотят, да и Бидыло что-то не слишком пышет комсомольским энтузиазмом. А вот и он сам, выкарабкивается из темноты, прямо пред мои светлы очи.

-Колян, останавливаемся!

- Мы же едва в лес вошли?! Надо идти дальше, если тормознуться здесь и сообщить свои координаты, то нас всё равно поднимут. А если дать координаты того места, куда нас посылают, то своя же артуха накрыть может. Да тут идти- то осталось метров триста. Полчаса - и мы будем на месте. Надо идти!

-Ладно, Колян, давай двести метров - и всё!

-Добро! - похоже, только вовремя упомянутая артиллерия и возымела двигательное воздействие на нашего лейтенанта. Насчёт "артухи" я немного сгустил, но это не суть важно. Медленно начинаем движение.

Кто сказал, что ночью значительная группа людей может двигаться совершенно бесшумно, тот никогда не ходил по ночному лесу. Треск сучьев под ногами как грохот орудий, тяжелые ниспадающие ветви граба бьют по лицу и, кажется, торчат повсюду, норовя выколоть глаза. И темнота, темнота, темнота, или надо сказать иначе? Сначала темнота, темнота, темнота, а потом всё остальное. Конечно, если идти по ровной местности да со скоростью пятьдесят метров в час, то, пожалуй, можно и ночью пройти бесшумно, да и то, сколько надо тренироваться?

Итак, командор сказал: двести метров. Двести метров - это почти дойдём. До заданного квадрата чуть больше, но это мелочи: сто метров сюда, сто метров туда - значения не имеет. Считаю шаги: десять, пятнадцать, двадцать пять... Один шаг - это пятьдесят сантиметров. Пятьдесят пять шагов, шестьдесят пять, семьдесят, маленькая полянка... Опять тормозят, ну, задолбали...

Под ногой хрустнуло, на мгновение заглушив наше тяжелое дыхание и чью-то приглушённую брань. Словно досадуя на наше присутствие, за спиной ухнул филин и призрачной тенью заскользил по своим делам дальше. Взгляд, брошенный вверх, едва различает вершины деревьев, что на фоне ночного неба кажутся черными мазками. Судя по ним, мы и впрямь выползли на небольшую полянку. На мгновение наступает тишина, тут же нарушенная звуками приближающихся одиночных шагов.

-Всё, садимся здесь! - стаскивая с плеч опостылевший за день рюкзак, зло шепчет Бидыло.

-Мы не дошли! - пробую возразить я, отчего-то будучи уверен, что мои слова - глас вопиющего в пустыне. - Осталось идти ещё метров двести пятьдесят. Если пойдем не торопясь, то можно будет пройти без шума. Скоро дойдём.

-Всё, я сказал - садимся здесь! - в голосе лейтенанта звучит злость. Тон резкий, не терпящий возражений. Командир. Великий полководец. Но что скрывается за его грубостью? Только ли усталость? Может, там таится неуверенность в себе и страх? Кто знает?! Только будущее может дать на это ответы. Сейчас же мне ясно одно: спорить бессмысленно. Досадно, но ничего не поделаешь.

-Здесь так здесь. - Я даже не пытаюсь скрыть от него своего неудовольствия, на которое ему, впрочем, наплевать. - Только пройду чуть вперед, осмотрюсь. - Женя, - это я уже стоящему рядом контрактнику, - когда я буду возвращаться, смотрите не пристрелите. - Мой шёпот растворяется в ночной тишине, а я, не дожидаясь Бидылинского согласия и, даже не снимая рейдового рюкзака, ухожу вперед, растворяясь в объятьях ночи. Земная твердь под ногами идет под уклон. Я, ежесекундно ожидая подлянки в виде разверзшегося под ногами обрыва, ступаю как можно осторожнее. Надо признать, ощущение не их приятных. И хорошо будет, если обрыв окажется два- три метра, а если с девятиэтажный дом? В данном случае извечная мечта человека летать аки птаха не кажется мне такой уж прекрасной, но посторонние мысли в сторону. Сколько я прошёл, тридцать - сорок метров? Пожалуй, не больше. А вот и узенькая лощинка, тянущаяся с севера на юг. Всего шагов шесть, и она переходит в довольно крутой, поросший лесом склон, ребро одного из бесчисленных хребтов Чечни. Всё, дальше не пойду. Царапаться вверх, а затем обратно нет смысла. Да, лощинка удобная, сквозь темь видны её расползающиеся в стороны рукава. Неторопливо возвращаюсь обратно к занимающей позицию группе. Со всех сторон доносятся приглушённые шорохи, но еще минут пять - и над этим местом раскинется тишина, нарушаемая лишь тихим, едва уловимым дыханием спящих да шелестом листьев под лапками обнаглевших от безнаказанности мышей. Бидыло, уже прикорнувшего под деревом, нахожу почти безошибочно. Рядом, разворачивая радиостанцию, суетятся полусонные радисты.

-Сергей, - я почти физически ощущаю, как тот открывает глаза и недовольно морщится, наверное, не стоило и подходить, - было бы не плохо спуститься чуть ниже, там лощинка удобная, вправо - влево всё хорошо просматривается. Поставим МОНки...

-Сидим здесь! - раздраженно отмахивается групник и, давая понять, что разговор окончен, поворачивается на правый бок. Мне так просто отступать не хочется, и хоть надежды на то, что удастся переубедить нашего лейтенанта почти нет, но всё-таки надо попытаться.

-Может быть, я со своей тройкой вперед выдвинусь?! - как эхо в омут.

-Колян, ты задолбал! - вот и весь ответ. А, черт с ним, в конце-то концов, мне хоть и не нравится, как расположилась группа, спорить об этом в три часа ночи нет никакого желания. Остаётся только мысленно материться. Махнув на всё рукой, иду к своей тройке...

-Не спишь? - едва слышно спрашиваю я у обернувшегося на мои шаги Рогоза.

-Угу, - вот и весь ответ на мой дурацкий вопрос.

-Я постою, иди ложись, - кажется, звуки создаются одним движение губ, и не вполне ясно, как при этом мы ещё умудряемся друг друга слышать. Зябко. Рюкзачок поудобнее под спину. Вот так - и нормально. Под нависшими над нами ветвями деревьев темно. Силуэт отстоящего на пару метров граба едва угадывается. До рассвета всего ничего, через полтора часа могу смениться, но время бежит к утру и ложиться спать не имеет смысла. Высплюсь днем, а сейчас немного посижу, понаблюдаю, послушаю. Слух в такую темь - самый важный источник сведений об окружающем мире. В ночник - ночной бинокль, или если уж быть совсем точным и до костей военным, в БН-3, ничего не видно. Ему нужна хоть какая-то, хоть от туманного глаза луны, но подсветка, а сегодня ночь темная, без проблесков сознательности, без луны и звезд. А если они и есть где-то, то надежно спрятаны от моего взора пологом леса. Вслушиваюсь в лес, или даже скорее сказать, вживаюсь в него, погружаюсь в ночную жизнь, кипящую под его покровом. Где-то на западе наши извечные спутники - кабаны, гортанно хрипя, спешат догрызть выкопанное за ночь что - бы еще до рассвета укрыться в густых зарослях на днёвку. Тихо потявкивает, то ли местная лисица, то ли виденная мной ещё днем енотовидная собака. А под ногами по-прежнему шуршат мыши, в своей простоте не боясь ни нас, ни летающего над головой и изредка ухающего филина...

Утром мы поднялись ни свет - ни заря и, попив горячего чаю с таком, продолжили свой путь. Мой меч, впавший в очередную спячку, едва слышно посапывал и, естественно, молчал. Остальные тоже не стремились поговорить, и мы двигались молча. Ближе к полдню прямая как стрела дорога, углубившись в ольховый лес, изредка перемежающийся с небольшими, густо поросшими осокой полянами, пошла по дуге, огибая огромное Проклятое болото, простирающееся своими трясинами с запада на восток и доносящее до нас тухлый запах. Запах столь гнилостный и противный, что он напрочь отбивал всякое желание сделать привал и передохнуть. Мы шли ускоренным шагом, не ни на минуту не замедляясь весь день. Лишь под вечер, когда Проклятое болото осталось позади, а его ароматы выветрились из наших ноздрей, мы, выбрав место посуше, наконец-то остановились, чтобы сделать привал на ночь.

-Жрать-то как хочется! - отец Клементий почесал свой, за последнее время весьма убавившийся в размерах, животик. - Хоть бы кусок курочки какой али говядинки, да и свининка с разварочки подошла б.

-Брат мой, что же Вы всё об искушениях и искушениях! Такова наша печальная доля! И ежели спутник наш, - он кивнул в мою сторону, - не озаботится нашим пропитанием, так и уляжемся мы спать, с голоду подыхаючи. А ведь мог бы исстараться и зверюшку какую- никакую изловить. Чай, в лесу-то олени там, кабаны какие, поди - то водятся.

Я промолчал. Уж какие тут водятся зверушки, я наслышан. Только встречаться с ними мне никак не хочется. Хотя, конечно, идея заманчивая. Выживать-то меня, слава богу, учили в любых условиях. Так что, как соорудить простейшую ловушку, я знаю. Но есть ли тут подходящее зверье? Как бы отвечая моим мыслям в орешнике, заросли которого заполонили весь восточный склон небольшой возвышенности, раздалось негромкое сопение. Я прислушался: непонятная возня, продолжавшаяся где-то в глубине кустарника, была похожа на суету каких-то зверюшек, вышедших на кормежку. Немного подумав, я расплел одну из бабки Матрениных веревок, выбрал с дюжину наиболее длинных волосянок, связал их по три и приготовил четыре одинаковых петли. Затем попробовал их на разрыв и, оставшись доволен результатом, запихал новоявленные силки в карман куртки. Теперь осталось найти приманку. Ещё бы знать, чем эти зверины питаются. Хотя, с другой стороны, разносолов у меня всё равно нет, а были бы, я бы их сам съел, а не стал бы расходовать на приманивание чёрт те знает кого. Не слишком-то надеясь на успех собственной затеи, я пошарил у себя в котомке, вытащил оттуда несколько завалявшихся сухариков и, мысленно пожелав себе удачи, направился в сторону доносившихся звуков. На установку петель у меня ушло от силы минут пятнадцать. Раскрошив сухари, я поспешно ретировался. Возвратившись к своим спутникам, я уселся на нарубленные кем-то из них еловые ветки и приготовился ждать. Через полчаса в кустах орешника послышалась возня отчаянно дерущихся меж собой за кусочки лакомства зверюжин. Затем раздался пронзительный визг. Звуки драки стихли, и мы услышали топот десятка звериных ног, поспешно удирающих вниз по склону. Наконец, топот стих, наступила тишина. И только сердитое похрюкивание и сопение, раздававшееся в кустах, свидетельствовало о том, что одна зверюга всё еще оставалась на месте. "Кажется, сработало", - подумал я, прислушиваясь к доносившимся звукам и, поднявшись, кивнул рыцарю, приглашая его следовать за мной. Тот понимающе кивнул и, вытащив меч, заторопился к подножию возвышенности.

Закованный в броню рыцарь сунулся в кусты первым. И тут же чьи-то острые зубы проскрежетали по его латам. Он вскинул меч, но удар пришелся мимо, остриё рассекло воздух и вонзилось в землю. Рыцарь споткнулся и упал. Пока он, громко и нехорошо ругаясь, поднимался и обтирал перепачканный землёй меч, я, действуя более осторожно, и наученный его горьким опытом, прежде чем приблизиться, раздвинул ветви и осмотрелся: в полутора метрах от меня, злобно ощерив здоровенные, кривые клыки, и всё больше и больше запутываясь в петлях, скакало странное существо. Увидев нового противника, зверь выгнулся, ощерил клыки и кинулся в мою сторону. Второй удар, уже оправившегося от падения рыцаря был точен.

Мертвый зверь более всего напоминал помесь кабана и дикобраза. Его-то мы и изжарили на ужин. Получилось почти как в той песенке:

Вчера поймали кошку,

Пожарили с картошкой.

Да здравствует спецназ,

Что вкусно кормит нас!

Ночь прошла на удивление спокойно. Мои насытившиеся спутники спали без задних ног. Я же, которому почему-то ни один кусок не полез в горло, полночи просидел на страже. А затем, разбудив никак не желавшего подниматься Клементия, еще долго ворочался, а уснул лишь тогда, когда на востоке уже стало светлеть небо. Проснулся я, тем не менее, выспавшимся и бодрым. Еще не успела обсохнуть на траве выпавшая за ночь роса, когда мои спутники, перекусив оставшимся от вечерней трапезы холодным мясом и подгоняемые утренней свежестью, заторопились в путь. Я же, следуя многолетней привычке, прежде чем уходить, тщательно замаскировал следы нашего пребывания, и только после этого махнул рукой.

- Вперед.

И мы нестройной цепочкой двинулись дальше. Время от времени на нашем пути стали попадаться тянувшиеся вдоль дороги небольшие полуразрушенные деревеньки, населенные лишь бегавшими под ногами мышами да одичавшими серыми кошками. Только ближе к вечеру на нашем пути встретилась первая деревня со всё ещё жившими в ней людьми. При виде нашего отряда из старых избушек вышли все её обитатели: два старика и три старухи. Одеты они были убого: старые одежды пестрели заплатами, а на измождённых старческих лицах отражалась смиренная безысходность.

-Здравствуйте! - поприветствовал я их, проходя мимо.

-И вы будьте здоровы, сыночки! - скрипучими голосами поприветствовали они, по-доброму глядя на нашу разношёрстную компанию.

-А водицы у вас не найдется? - спросил я, внезапно вспомнив про давно уже томившую меня жажду.

-Найдется сынок, как не найтись, без воды какая жизня-то, - ответил мне самый молодой из стариков и, покряхтывая, направился к стоявшему неподалеку срубу. За ним двинулись сразу две старухи. Самые же древние, сгорбившиеся старик и старуха, опираясь на кривые палки, так и остались стоять на месте.

Старики добрались до колодезного журавля и совместными усилиями опустили ржавую цепь с привязанным ведром в воду. Я застыл на месте и какое-то время стоял и оцепенело смотрел, как эта троица со стонами и кряхтением тащит ведро с зачерпнутой в него водой вверх, затем хряпнул себя по лбу ладонью и бросился помогать изнемогающим от этого нехитрого труда старикам. Вслед за мной потрусил и качающий головой Клементий.

Вода из их колодца была чистая и такая сладкая, что хотелось пить и пить. Утолив жажду, я подошёл к усевшимся на скамеечку старикам, самого молодого дедка с ними не было.

-И давно вы здесь одни живёте?

-Да годков тридцать, милок. Как молодежь деревенская в города да крупные селения подалась, так одни и выживаем. Помаленьку-то обихаживаемся.

-И что, так никто вам и не помогает? Внуки там, правнуки?

-Так наши-то детки все сгинули, ни следов, ни весточек не осталося. Кто с молодых устроился да хозяйством каким обзавёлся, те стариков своих позабрали, а горемычные, вроде нас, здесь помирать остались. Теперь уж не долго, - отвечавшая мне старушка смолкла. А из-за заскрипевшей жалобно двери вышел всё тот же старичок что помоложе, неся на вытянутых руках большой медный котелок.

-Угощайтесь, гости дорогие! - дед, устав держать, поставил котел на землю. В нём лежало десятка два небольших картофелин, варенных в кожуре. - Не побрезгуйте, чем богаты, тем и рады.

Я взглянул на картофель, краем глаза успев заметить, как судорожно сглотнула набежавшую слюну ближняя ко мне старушка. (По всему видимо, эти картохи были приготовлены на весь день) и отрицательно покачал головой. При виде этих несчастных мне вспомнились наши российские старики, едва выживающие на свою мизерную пенсию, и сердце сжало от накатившей жалости и бессилия.

-Спасибо за угощение, но мы только что откушавши. В дороге сытое брюхо только помеха.

-И то верно, и то верно, - закивала снова сглотнувшая слюну старуха.

-Не говори глупостей, Ефросинья, а вы не стесняйтесь, кушайте!

-Спасибо от всего сердца, - я приложил руку к груди и низко поклонился, - сытые мы. А за доброе слово и угощение в том краю, откуда я родом, принято благодарить. - С этими словами я запустил руку за пазуху и, вытащив оттуда большой сверток с завёрнутым в него кошелем, наполненным золотыми монетами, положил его рядом со стоящим на земле котлом. Затем еще раз поклонился и поспешил поскорее ретироваться, пока старики не догадались развернуть свёрток. Оставленных денег им должно было хватить, что бы прожить оставшиеся им дни если уж и не безбедно, то наверняка и не голодно.