Хитрая злая лиса

8.44.14 Вопросы в порядке бреда

Министр долго шумел водой в ванной, потом пришёл уже приличный и спокойный, сел на обычное место в углу у стены, стал рассматривать свою ленту, медленно перебирая её пальцами и наматывая на ладонь. Чайник закипел, Вера заварила чай из новой коробки, которую ещё ни разу не видела, он пах чем-то цитрусовым и сладким, настраивая на волну энергии и ярких впечатлений.

Поставив перед министром чашку, она села к нему поближе и заглянула в глаза с шутливо-участливым видом:

— Вы уже в порядке, готовы трезво мыслить?

— Ну... не так, чтобы прямо трезво, но можно попробовать, — он коротко посмотрел на неё и опять опустил глаза, стал аккуратно складывать ленту. — А что, есть вопросы?

— Да, есть один. Вы так внимательно смотрели на голову Йори...

— Вы тоже заметили? — поднял глаза министр, Вера медленно приподняла плечи:

— Я не уверена. — Задумалась, потом отставила чашку подальше и встала, решительно объявляя: — А когда я не уверена, я черчу схемы. Я сейчас.

Она сходила в библиотеку за бумагой и карандашом, вернулась за стол и решительно поддёрнула рукава. Министр смотрел на неё с заинтригованной улыбкой, она улыбнулась в ответ и нарисовала на бумаге четыре ровных квадрата, стала подписывать каждый и представлять вслух для министра:

— Йори. Йоко. Мико. Как зовут младшую?

— Саюри.

— Красиво. Но выбивается из стиля. Как переводится?

— Это цветок, белая водяная лилия. Она родилась в сезон их цветения.

— Красиво, — повторила Вера, вписала имя младшей сестры в последний квадрат и спросила: — Мне показалось, или мать её не особенно любит?

— Почему вам так показалось?

— Она с ней так разговаривала как-то... Назвала криворукой. Отругала за ерунду. Вообще говорила с ней таким тоном, как будто она — сплошное разочарование, или в чём-то виновата. Но Саюри не вела себя, как будто виновата, а просто... немного как бы заискивала, как будто это... просто условие жизни такое. Я не совсем поняла. У них какие-то конфликты?

Министр молчал, Вера оторвала взгляд от имени на бумаге и посмотрела на министра, он смотрел на ленту, потом поднял глаза на Веру и с долей неловкости ответил:

— Она со всеми так разговаривает.

— Саюри?

— Мать.

Вера подняла брови, министр усмехнулся и пожал плечами, отводя глаза. Вера подождала продолжения, не дождалась и сказала:

— М-да. Это многое объясняет.

Министр не ответил, она опустила глаза на чертёж, собралась и опять изобразила бодрость:

— Так, ладно, по делу. Если мне не изменяет память и если меня не подводят глаза, а я ни на то, ни на другое никогда не жаловалась, то причёска Йори — это один в один причёска Йоко с дуэли. Так?

— Да, — злорадно усмехнулся министр. — Причём, когда Йоко телепортировали во дворец Хань и мои врачи стали с ней работать... А они все карнцы и не знают, что это за причёска и как она крепится.

— Подождите, вы обеспечивали для Йоко врачей?

— Да, я вызвал их заранее и приказал им ждать во дворце Хань.

Вера посмотрела на него так, как будто он не слишком хороший мальчик, министр усмехнулся:

— Я подозревал, что вы её покалечите, поэтому нанял специалиста по переломам и синякам. А специалиста по черепно-мозговым потом отдельно вызывать пришлось, я не рассчитывал, что вам Фил ботинки железные подарит, а вы их так шустро освоите.

Она продолжала смотреть на него без особого одобрения, он невинно улыбнулся и попытался изобразить восхищение:

— С вами я всегда получаю больше, чем ожидаю.

— Два перелома по цене одного, — с мрачной улыбочкой кивнула Вера. Перестала улыбаться и погрозила пальцем: — Моя вам официальная нота неодобрения. Нефиг. Сами вызывают на дуэль — пусть сами платят за врачей. А то, поглядите на них, какие смелые за чужой счёт.

Министр тихо смеялся, но ничего не отвечал, Вера подозревала, что это не в его власти, отказывать родственникам. Вздохнула и вернулась к деловому тону:

— Так что там с врачами, которые в париках не понимают?

— Они не поняли, как его снять, и вышли спросить. Мы были в гостиной, я, мать, Йори и Мико, Саюри сбежала. А врачи в спальне работали с Йоко. И один вышел, сказал — надо разобрать причёску. Мать сказала Йори пойти это сделать, Йори взяла свою служанку и пошла, потом вышла с этим париком, а он грязный, весь в пылище, ещё и сами волосы немного повреждены — там был гребень, и вы по этому гребню ударили, он сломался и немного порвал кромкой волосы как раз в таком месте, где видно. То есть, парик испорчен. Точнее, его можно почистить и продолжать носить, просто надо учитывать, что это место придётся как-то обрабатывать и прикрывать, может быть, отдать парик в починку. Но — все эти вещи не для Йори, она носит только новое и идеальное. Она не носит вещи с чужого плеча, не носит перешитое или после ремонта — она считает, что это для плебеев и бедняков, а её это всё не достойно, она всегда лучше купит себе новое. И она вышла из спальни Йоко с этим париком, и мне его под ноги бросила, сказала... — он замялся, как будто мысленно цензурил её слова, понял, что Вера заметила, чуть улыбнулся: — Много чего сказала, но суть в том, что парику этому место на помойке теперь, так что с меня новый. Этот я дарил когда-то. Ну, то есть, я его матери дарил, а она не носит одно и то же слишком долго, к тому же, там есть нюансы, связанные с возрастом — парик для юной девушки взрослой женщине вроде как не подходит, она должна носить более пышный и с седыми прядями, мне мать уже давно намекала, что хочет такой, но я пока не дарю, говорю, что она слишком молодо выглядит для седого парика. На самом деле, я просто жду её юбилея. Раньше ждал.

Он задумался, Вера молчала, министр взял себя в руки и посмотрел на стоящие возле сахарницы «часы истины», повторил как будто специально для них:

— Раньше я планировал ей подарить этот парик, я уже заказал его. Но после недавних конфликтов... Когда я улаживал вопросы вашей дуэли с Йоко, мы поговорили с матерью, я был зол, и сказал ей, что ни копейки больше не потрачу на неё и её детей. Соврал, но она об этом не знает. Я ей никогда раньше ничего подобного не говорил. Так что она поверила. Но никто, кроме нас с ней, этого разговора не слышал. И когда Йори швырнула парик, она попыталась на него наступить от злости, а мать крикнула: «Не смей», таким тоном... — он задумался, повёл в воздухе пальцами, как будто пытался нащупать ускользающую догадку. Посмотрел на Веру, приглашающе улыбнулся, Вера взяла карандаш покрепче и нарисовала над квадратом Йори кружок, и подписала, повторяя вслух для министра:

— Йори сегодня надела коцаный парик Йоко. Йоко сегодня не пришла, но, — она нарисовала ещё кружки и стрелочку от одного к другому: — Её парик надела Мико.

Министр посмотрел на неё удивлённо, Вера кивнула:

— Я его очень хорошо помню, она в этом парике рылась в шкафу в вашем Дворце Принцессы. Помните, когда я в неё салфетку бросила, я сказала, что в одних и тех же украшениях два дня подряд нельзя? А она сказала, что это было позавчера. Эти украшения, похоже, к парику как-то приклеиваются, или, я не знаю, они не снимаются, или снимаются настолько сложно, что их снимают только вместе с париком. Может быть, они его держат, хрен их знает, как эти парики устроены. Я точно знаю только то, что он выглядит точно так же, как тогда, но тогда он был на голове Йоко, а теперь на голове Мико. Она добавила несколько маленьких украшений, но ключевые остались те же. А Саюри вообще была без парика. Это нормально?

— Вы уверены?

— Нет, я не уверена. Поэтому я вас и спрашиваю. Я видела на фестивале ещё несколько девушек без париков, так что это не что-то невероятное, но обычно эти девушки весьма скромно одеты. И обычно, насколько я поняла, если рядом идут две сестры без париков, то они обе примерно одинаково одеты. А у ваших получается, что все шикарные, а младшая почему-то нет. Поэтому я и спрашиваю — ваша мать за что-то её не любит и наказывает таким образом? Или вы их всё-таки обанкротили и у них просто нет денег на парики для всех?

Министр молчал и смотрел на свою ленту, потом на Верин чертёж, потом Вере в глаза. Помолчал и сказал тихо и ровно:

— Продолжай.

— Вопрос номер два, нифига не теоретический, — она провела линию поперёк листа, отделяя квадраты с именами сестёр от чистой бумаги, и нарисовала под ними размашистый силуэт двора Кан, над ним вялый силуэт дворца Хань, а потом стрелку от Кан к Хань, по которой идут два человечка. Постучала кончиком карандаша по этой стрелке и сказала: — Какого фига благородная, богатая и со всех сторон офигенная женщина таскает из дома родителей в дом мужа старые тряпки и пыльные подсвечники? Я никогда в жизни не поверю, что это из вредности. Из вредности она могла бы поплевать через забор, но поднимать свой личный драгоценный попец и тащить его по горным тропам по рассветному туману — это вообще что-то за гранью. Вам так не кажется?

— Продолжай.

— Окей, — она провела ещё одну линию, и на нижней трети листа нарисовала в десяток размашистых линий дом Хань с высоты птичьего полёта, такую же Аллею Духов, как в доме Кан, и несколько человечков в балахонах. Посмотрела на министра и тихо сказала: — Вопрос номер три, чисто теоретический, в порядке бреда. Когда вы в последний раз лично своими глазами видели хоть одного мужчину семьи Хань?

Министр резко выпрямился и посмотрел на Веру так, что её в жар бросило. Хрипло сказал:

— Продолжай.

— Вы сказали, что проводили для матушки и её детей ритуал на своей Аллее Духов, потому что их мужчины то болели, то уезжали. Сколько раз вы это делали? И как давно? И был ли какой-то перерыв, или...

Министр её не слушал, поэтому она замолчала, сидела неподвижно и смотрела на министра, у которого в глазах мелькали стратегические карты и родословные древа. Он жестом попросил у Веры листок, она протянула вместе с карандашом, он перевернул его и нарисовал на чистой стороне линию и пару иероглифов, тихо комментируя:

— Мать родила Йори в ноль пятом. В ноль шестом умер глава Хань, дед Йори, заболел. И главой стал муж моей матери. Ритуалы проводил он, он был в порядке. Потом, — он нарисовал ещё линию и ещё иероглифы: — В ноль седьмом родилась Йоко, в ноль девятом родилась Мико. Старшей женщиной дома Хань была мать старшего мужчины, и она моей матери посмела сказать, что она какая-то не такая, раз не может родить мальчика. Мать об этом плакалась моему отцу, он ей подарки дарил, чтобы настроение поднять. И он ходил туда лично, ни от кого не скрываясь, потому что... что? Потому что мужчины Хань разъехались. Второй наследник уехал в Империю вместе с женой, я подозревал, что мать их выжила или подкупила. Были ли у них дети? Это хороший вопрос. Но я точно знаю одно — когда свекровь моей матери умерла, практически сразу после ссоры, старшей женщиной стала моя мать. Значит, у брата её мужа умерла жена — она была старше. Или ушла в монастырь, что маловероятно. Потом мать родила Саюри, в десятом году, что довольно странно — врачи не рекомендуют рожать каждый год, я тогда подозревал, что Саюри была не запланированная. Ну или матери был срочно нужен сын, а вместо него родилась Саюри. Кстати, повод её не любить — тут вы правы. И в десятом же я в первый раз проводил для них ритуал — это я точно помню. А почему? Потому что глава Хань... Куда он делся?

Он задумался, посмотрел на часы, стал что-то считать на пальцах, покачал головой:

— Нет, он был в порядке, я его видел потом. И когда я потом уезжал в Ридию, он для них всё сам проводил.

— Это доказанная правда или с чьих-то слов?

Министр неоднозначно двинул бровями и поставил какой-то значок над нижней строкой, опять посмотрел на часы и дописал внизу:

— Я проводил для них ритуалы три года подряд, этот будет четвёртый. И я не видел главу Хань уже очень давно. Не то чтобы я горел желанием с ним пересекаться, меня в его доме не любят абсолютно все, но... Например, костюмы новые я для него не заказывал уже несколько лет. Для всех, но не для него. Это странно.

Вера подняла ладонь, как школьница, и добавила, как только министр на неё посмотрел:

— Ещё один тезис в порядке бреда. Когда мы встретились с Дайнис на рынке, она сказала, что ваша мать с вами «не решится рвать связи, потому что она не в том положении, чтобы отказываться от такой защиты». Вопрос — насколько хорошо осведомлена Дайнис? Она знает что-то, чего не знаем мы?

Министр усмехнулся:

— Дайнис — дочь бывшего главы Ночной Гильдии, и любимая сестра действующего, она осведомлена просто-таки от тьмы бездонных рудников и до звенящей высоты небес. Правда, сведения у неё специфические. Но это уже нюансы.

Он задумался, потом посмотрел на Веру и без улыбки сказал:

— У меня тоже есть вопрос в порядке бреда. Когда вы сегодня утром сказали, что посмотрите, как я буду сохранять остатки достоинства, когда пройдёт совсем немного времени и моя мать сделает меня бездомным... Вы это просто от злости сказали, или у вас есть причины так думать?

Вера посмотрела на него с укоризной, но он продолжал ждать ответа вполне серьёзно, и она ответила:

— У меня нет стопроцентной доказанной причины. Но у меня есть глаза. И я умею считать. Вам тридцать лет. Если бы ваша матушка хотела найти вам жену, она бы это давно сделала. Дайте сюда, — она протянула руку за листом, министр отдал, она перевернула его и ткнула кончиком карандаша в нарисованный дом Кан: — У вашей матушки в доме Кан была мать, отец и два брата. Мать ушла в монастырь, отец с первым братом умерли в попытке защитить её честь, второй брат спился, но она жила хорошо за счёт вашего отца. Потом она переехала в дом Хань, — Вера постучала карандашом по второму дворцу, — там у неё практически сразу умер свёкор, потом на неё быканула свекровь и тоже умерла, потом брат мужа с женой куда-то сбежали, хрен знает, может и в монастырь. А муж, по логике, спивается прямо сейчас. Но она живёт хорошо за счёт вас. Почерк прослеживается, да?

— Ну допустим, — усмехнулся министр, — и что?

— А то, что ей в этой ситуации живётся мармеладно, и ей никакие перемены не нужны, и тем более, ей не нужны никакие новые бабы. Как вы говорили, если вы женитесь, ваши интересы развернутся в сторону жены, а матушке разве что на юбилей крошка перепадёт, ей это чисто экономически невыгодно. И вы говорили, что просили её принять в дом Эйнис — был бы отличный вариант, если бы она правда хотела для вас щастя-здоровья и всяческих благ. У вас появилась бы старшая женщина в доме, при этом, лично вам она была бы не важнее матери, и мать могла бы продолжать вас доить ещё неизвестно сколько лет. Но она отказала.

— Она отказала потому, что Эйнис — не идеал сестры, и принятие её в дом стало бы уроном чести.

— А когда она вас звала с собой поддержать государственный переворот, это для чести как, нормально? Кстати, вы говорили, что она финансирует предателей, вы не интересовались, на какую конкретно сумму?

Министр молчал и смотрел на карандаш, Вера перевела его на стрелку от дома Кан к дому Хань и постучала грифелем по человечкам:

— Сказочка на ночь. Жила-была богатая женщина, у которой всё было. А потом она захотела ещё больше. Для того, чтобы что-то получить, надо было что-то вложить, и она вложилась очень щедро, рассчитывая, что дорогой-любимый сын её поддержит. Но сын не поддержал. И тогда она осознала, что не такая уж она и богатая, и стала экономить парики, тряпки и подсвечники. А теперь, внимание, вопрос — что её ждёт по жизни, если вы от неё полностью отвернётесь? Если предположить в порядке бреда, что она спустила все деньги на государственный переворот, а контроль над вами каким-то волшебным образом полностью потеряла. Что у неё останется из активов? Вы говорили, что для благородной семьи, дочери — это вполне себе актив. Они красивы, у них хорошее происхождение и воспитание. Но, — она постучала карандашом по квадрату с именем Йори, — старшая уже порченная, если про её любовника, аборт и бесплодие знают все, то замуж она вряд ли выйдет. Йоко была прекрасна и опасна, пока ей не прилетело по черепу ботинком, она тоже на ближайшее время неликвидна. Остаётся только Мико и чем-то неугодная Саюри, имеющая привычку сбегать. И, исходя из совокупности имеющихся факторов, можно предположить в порядке бреда, что Мико меня не ударила и Йоко вам поклонилась не потому, что я пригрозила сбросить их с моста, а потому, что вести себя прилично им приказала ваша хитромудрая матушка. Потому что девушке, которой срочно надо выйти замуж, скандалы с драками совершенно не нужны. А теперь, внимание, второй вопрос — что конкретно вы сказали матушке, что она настолько преисполнилась?

Министр взял чашку, сделал медленный глоток чая и посмотрел на Веру, признаваясь, как в милой шалости, которая слегка уголовно наказуема:

— Я сказал, что если её охреневшие доченьки будут вести себя неуважительно по отношению к моей Призванной, я дому Хань не только в будущем денег давать не буду, я и то, что есть, на ноль умножу. И если мне придётся спустить на это годовой доход дома Кан, я это сделаю.

— Сурово.

— Такая жизнь, — усмехнулся министр, посмотрел на «часы истины» и добавил: — Я был очень убедителен. Но это не правда.

«Дзынь.»

Он медленно качнул головой и повторил:

— Нет, я ещё не настолько сошёл с ума. Это просто ход, как в игре, чтобы заблокировать её войска на этом направлении. Даже если она не поверит, она не станет рисковать просто на всякий случай. А мне этого и надо. И это всё.

— А давайте мы всё-таки проверим пару утверждений. Например, узнаем, не ищет ли ваша матушка мужа для Мико. И есть ли в доме Хань хоть один завалящий мужчина.

— Я проверю. И если это правда, я вас озолочу. Я прямо сейчас проверю, — он встал и ушёл в библиотеку, долго там что-то писал и стучал печатями, потом вызвал секретаря, приказал разослать срочно и вернулся в кухню.

Вера посмотрела на его румянец и пляски чертей в глазах, он улыбнулся и предложил:

— Ещё чайку? Мне понравилось.

— Давайте вы сейчас немного придёте в себя, и мы пойдём обратно на фестиваль. Найдём там вашу матушку, подойдём поздороваться, и если она вам тоже прилюдно поклонится, мы будем почти гарантированно знать, что она банкрот и вдова.

— Она скорее умрёт, чем это сделает, — усмехнулся министр. — Но я хочу посмотреть на её лицо, когда она будет принимать это решение. Пойдём. Хватит чая, пойдём скорее, — он протянул ей руку, она взяла и сказала:

— Ленту завяжите.

— Да, точно. А вы возьмите сумку, — он пошёл к зеркалу завязывать ленту, она пошла в библиотеку за сумкой, когда вышла, он шёл навстречу.

«Ему только опенинга из аниме для полноты картины не хватает. Какого-нибудь дикого японского рока, с цитатами из кодекса бушидо, а на фоне цветы и мечи, и летает кто-нибудь.»

— Почему вы улыбаетесь? — он остановился перед ней, она опустила глаза и покачала головой:

— Всё хорошо.

— Тогда пойдём и сделаем ещё лучше, — он протянул ей руку, она взяла, и он телепортировал их обратно на фестиваль.

***