Хитники

Глава 14

– Значит так, – остановившись перед устроенной в воротах калиткой, начал подробный инструктаж гном. – Сейчас бабай возьмёт меня на руки, а Глеб позвонит в колокольчик вызова. Когда прибежит дежурный санитар, Модест сообщит ему, мол, он привёз больного… ээ… малолетнего племянника. Которому срочно нужна госпитализация, потому что ребёнок заболел ветрянкой. Или свинкой. Или ещё чем, по-детски опасным – ну, по ходу дела придумаем. Главное, вести себя натурально: уж я-то постараюсь стонать как можно жалостливее! Не беспокойтесь, я талантливый, у меня получится.

А когда санитар откроет дверь, то бабай сразу усыпит его выстрелом из духовой трубки; ты же, Глеб, будешь на подхвате, на всякий случай – если санитар не пожелает засыпать. Мало ли, вдруг у него иммунная система не той конструкции, не усыпительной? Тогда ты оглоушишь его с помощью…

– Всё, готово, – пряча отмычки в карман брюк, доложил бабай и распахнул калитку. – Можно входить. Как видишь, обошлись без твоих, друже, нарочных сложностей.

– Тьфу ты, – расстроился Федул, шаркающей походкой направляясь во двор имперского госпиталя, – но так ведь совсем не интересно! Никакой, понимаешь, грабительской романтики с присущим ей драматизмом типа «Украл, выпил, в тюрьму»… Хотя нет, последнего не надо.

Держась тёмной части двора, трое заговорщиков прокрались между деревьями к двери больницы – где и замерли в темноте, оценивая обстановку.

– Седьмая палата на первом этаже, – напомнил товарищам Модест. – Может, други, не стоит рисковать и ломиться через парадный вход? А потихоньку выдернуть из нужного окна решётку, выдавить стекло и унести деда Панкрата без шума и пыли. Я, думаю, вполне смогу разобраться с ней: расшатаю потихоньку ту загородку и выну. Никто и не заметит!

– Целиком поддерживаю твою идею, – согласился Глеб, которому что-то расхотелось идти в мрачное здание. – Только надо разобраться, какое именно окно принадлежит седьмой палате… Сам понимаешь, ошибиться тут никак нельзя.

– Да ну вас, – сердито проворчал гном, – вы уже того, совсем перестраховаться решили. А как же яркие приключения, как же адреналин в кровушке? Это, брателлы, только нормальные герои всегда идут в обход, а мы – ненормальные! Хотя и герои, да, – с этими словами Федул решительно подошёл к дубовой двери, повернулся к ней задом и трижды, со всей дури, лягнул её. Грохот получился изрядный, словно дверь проверили на прочность малым учебным тараном; в кронах деревьев испуганно заверещали разбуженные птицы – на головы парня и бабая посыпались сухие листья и мелкий мусор.

– Экий наш эльф отчаянный, прям до безумства храбрый, – с уважением произнёс Модест, доставая плевательную трубку и вкладывая в неё иглу. – Хотя, наверное, оно и правильно – ежели дверь заперта не на замок, а на засов.

В двери открылось смотровое окошко, на миг засветилось неярким больничным светом и потухло: кто-то, стоя за ней, внимательно осматривал двор. Разумеется, гнома смотрящий не заметил.

– Я здесь! – завопил Федул, отступая на пару шагов и поворачиваясь лицом ко входу, – вот он я, посланец великой космической цивилизации лунитов! Я прибыл на вашу мерзкую планетку с великой миссией освобождения: а ну-ка, гнусный тюремщик, открывай все дверные модули твоего корабля, выпускай из узилищ моих несчастных соплеменников! Которых вы похитили с обратной стороны Луны и насильно держите взаперти. Хау, я всё сказал, – гном встал, уперев руки в бока и нетерпеливо притоптывая то одной, то другой ногой. Со стороны казалось, будто Федул готовится сплясать английскую джигу.

– Наш клиент, – со смешком сказал таинственный наблюдатель. – Глянь-ка, сам пришёл-явился, настоящие чудеса, – окошко закрылось, лязгнул засов и дверь отворилась. На пороге, прикрывая глаза ладонью от дворового освещения, вырос плечистый здоровяк в белом халате – возможно, тот же самый санитар-охранник, которого Глеб видел сегодня в госпитале. Или его сменщик: наверняка на сторожевую работу набирали людей одинаковой комплекции. И, скорей всего, одинаковых умственных способностей.

– Ути-ути, господин лунатик, – пальцем поманил к себе Федула крепыш, – пошли-ка со мной, космический завоеватель, сейчас всех заключённых на волю отпускать будем. Пошли, не бойся! – Белый халат санитара высвечивался отличной мишенью, промахнуться по которой было невозможно. Особенно бабаю.

Глухо кашлянула трубка Модеста – охранник, изумлённо глянув в темноту под деревьями, схватился за грудь и мягко осел у порога; радостно потирающий ладошки гном напоминал известного хулигана Давида у тела поверженного им великана Голиафа. С той лишь разницей, что здешний Голиаф, в отличие от легендарного, рано или поздно, но очнётся. Потому мешкать не стоило: Глеб и Модест подбежали к двери, вдвоём оттащили санитара за руки-ноги в сторону. И тут парня осенило:

– Слушай, Модест, а ведь наш спящий красавец почти с тебя ростом! Давай-ка снимай с него халат, будешь теперь главным санитаром госпиталя. – Бабай возражать не стал: сначала отцепил с брючной петельки и отдал Федулу его любимую дубинку – чему гном чрезвычайно обрадовался – а после ловко стащил с охранника халат, заодно по-хозяйски прихватив и сонную иглу.

В медицинском халате Модест выглядел солидно, внушительно – если не профессором, то доцентом уж точно! Не хватало только именного бэйджика и обязательного стетоскопа на груди.

– Вперёд, – негромко сказал бабай: осторожно заглянув за дверь, он первым вошёл в холл госпиталя.

В просторном помещении всё так же пахло аптечным духом и всё так же было прохладно, тихо и пустынно. За массивным столом теперь никто не сидел – забытая резиновая дубинка сиротливо лежала поверх раскрытого журнала с яркими цветными рисунками. Мимоходом бросив взгляд на страницы, Глеб с удивлением обнаружил, что это детские комиксы. Странно – от санитара-охранника, в его-то возрасте, можно было ожидать чего-нибудь более взрослого… Хотя, с учётом специфики заведения, наверняка и охранники тут были не слишком здоровые на голову. Тоже малость с приветом.

– Не задерживайся, – шёпотом окликнул парня Модест, – чую, здесь ещё санитары есть, на других этажах. И дежурный врач где-то поблизости находится.

Свернув в нужный коридор с арочным потолком, троица быстрым шагом направилась к седьмой палате. Но не успели они пройти с десяток шагов, как внезапно по правую сторону открылась дверь: из палаты выглянула всклокоченная со сна старуха в пижаме камуфляжной расцветки. Окинув ночных посетителей яростно-безумным взглядом, она громко вопросила, строго глядя на «санитара»:

– В чём дело, сержант? Почему групповое перемещение в ночное время суток?

– Атака инопланетян! – выступив вперёд, бодро доложил Федул. – Бабка, давай бегом собирай шмотки, нас вот-вот на Альфу Центавра уворовывать будут.

– А-а, – зевнув, протянула старуха, – понятно. Новенький у нас, значит. Ну, с прибытием в часть, рядовой, – и, по-американски лихо отдав честь, закрыла дверь: наверное, пошла собирать личные вещи. Бабай погрозил гному пальцем, тот в ответ лишь молча развёл руками, мол, а что ещё оставалось делать?

В седьмой палате всё оставалось без изменений: великий маг Панкрат по-прежнему лежал в кровати, спокойный, неподвижный, а чёрный экран инфошара всё так же показывал абстрактную картинку из множества тонких разноцветных линий.

– Берём объект и сматываемся! – приказал Федул. – В смысле ты, Модя, хватай нашего старичка, а ты, Глеб, инфошар.

– А инфошар-то зачем? – не понял Глеб.

– Потому что халява, – снисходительно, как маленькому, пояснил гном. – Потому что валяется беспризорный.

– Не буду, – наотрез отказался парень. – Одно дело похищение во имя высокой цели, а другое – банальное воровство. Тем более казённой медицинской аппаратуры… Если нас поймают, то за Снюссера, может, и простят, а вот за инфошар впаяют на полную катушку!

– Убедил, – подумав, согласился Федул. – Не люблю, понимаешь, на полную катушку. И на не полную тоже.

Тем временем Модест без каких-либо усилий поднял деда Панкрата на руки, шагнул к двери: едва он переступил порог, как экран инфошара погас – на нём разом исчезли все линии – и тут же вновь загорелся, но теперь ровным жёлтым светом с пульсирующей посреди алой надписью: «Тревога!» Одновременно где-то в глубине здания пронзительно зазвенел-загремел мощный звонок – из числа тех, что устанавливают в магазинах, для отпугивания влезших туда воров. Или в школьных коридорах.

– Полундра! – в ужасе завопил Федул, – в смысле шухер! Сматываемся! – опережая бабая, он выскочил в коридор. Глеб не раздумывая тоже кинулся прочь из палаты.

Здание наполнилось шумом и отдалёнными невнятными криками; в коридор из открытых дверей палат начали выглядывать сонные пациенты – Глеб отчаянно надеялся, что не все из них буйные – а впереди, в холле, продолжала надрываться сигнализация. Проскочив мимо лестниц, стола с журналом и дубинкой, Глеб пулей вылетел из больницы, едва не споткнувшись о лежащего охранника.

Лошадка нетерпеливо перебирала копытами, с опаской поглядывая на проснувшийся госпиталь: едва только сработала сигнальная система, как в тот же миг весь двор осветился дополнительными, ранее не включенными светильниками. Бегущие в ослепительном свете бабай с живой ношей на руках, гном и замыкающий группу парень были видны как на ладони. Всё это действо напоминало организованный побег из мест заключения, не хватало только воя сирен и лая сторожевых псов – впрочем, сирена включилась через несколько секунд после того, как преступники выбежали за калитку.

– Дёргаем! – едва забравшись в карету заорал Федул, – нас не догонят! Вести огонь только на поражение! Живыми мы им не сдадимся! – и, тарахтя дубинкой по полу, на всякий случай немедленно спрятался под сиденьями. Видимо, там у гнома хранился солидный запас огнестрельного оружия, коли он собрался вести смертный бой.

Следующим в карету взобрался бабай, посадил деда Панкрата на сидение и уселся рядом с ним, приобняв бесчувственного мага за плечи. Последним в ландо впрыгнул Глеб; лошадка, убедившись что парень в карете, без какой-либо команды рванула с места, резво удаляясь от шумного места.

– Куда едем? – на бегу повернув к пассажирам морду, крикнула Лина. Бабай достал из кармана брюк связку ключей, пригляделся в мелькающем свете фонарей к буковкам на брелоке:

– Улица Кавайная, дом номер тринадцать. Знаешь, где это? – лошадка утвердительно кивнула и, вновь глядя на дорогу, продолжила бег.

Ехали они с полчаса, не менее – Глеб успел не только придти в себя, но даже в очередной раз поругаться с Федулом. Беспокойный гном, обнаружив, что всё закончилось удачно и никакой погони за ними не предвидится, вылез из-под сидений, после чего сразу приступил к разбору полётов. Вернее, принялся ругательски ругать Глеба – за то, что тот не захотел взять с собой инфошар. По высочайшему мнению Федула сигнализация в этом случае наверняка бы не сработала, раз пациент и следящее устройство находятся вместе. На что уязвлённый Глеб напомнил гному и об адреналине, и о героях, и про «украл, выпил, в тюрьму». Бессовестный Федул отмёл возражения парня как несостоятельные и уводящие от основного вопроса. Бессмысленный спор мог продолжаться до бесконечности, но, к счастью, они приехали по указанному бабаем адресу.

Летняя резиденция мадам Чертовских вовсе не походила на замок или дворец. Скорее, она была похожа на жилой многосемейный дом: добротный двухэтажный коттедж из светлого кирпича, с островерхой черепичной крышей и стрельчатыми окнами, в тёмных стёклах которых отражались звёзды; с ухоженной лужайкой перед входом и открытой верандой – на которой, как проникновенно молвил бабай, столь уютно сидеть по вечерам, глядя на красивые предзакатные облака и попивая крепкий чай с мёдом. Разгорячённый спором Федул тут же внёс уточнения: не на облака, а на проходящих мимо девушек, в бинокль. И не чай с мёдом, а горячий глинтвейн или грог. Или, на совсем худой случай, пиво с водкой, под колбасу. Бабай с гномьими предложениями не согласился и каждый остался при своём мнении.

Лошадка подъехала к ступеням веранды, звонко стуча копытами по узкой каменной дорожке – колёса ландо оставили широкие полосы примятой травы по обе её стороны – и остановилась, пофыркивая.

– Конечная, вылезайте, – утомлённо сказала Лина. – Смотрите, прапрадеда не уроните, умельцы, а то я в гневе страшна!

– Ну, дык, – уважительно поддакнул Федул, – знаем-знаем! Бабай, гони ключи и выноси пациента из таратайки. А ты, Глеб…

– Он остаётся здесь, будет меня распрягать, – резко оборвала распоряжения гнома лошадка. – Так как дед Снюссер мой родственник и я по уши увязла в ваших интригах, то имею право присутствовать на сеансе лечения.

– Нет проблем, – заверил Лину гном. – Эх, распрягайте, хлопцы, коней, да лягайте почивать, хе-хе. Шучу, шучу, – торопливо пояснил Федул в ответ на грозный взгляд лошадки. Взяв у Модеста связку ключей, гном вприпрыжку отправился знакомиться со своими владениями.

Глеб, хотя и вырос в маленьком районом посёлке – где увидеть лошадь с повозкой было гораздо проще, чем какую-нибудь иномарку – запрягать-распрягать лошадей не умел. Потому вызволять заколдованную фею из упряжи ему пришлось долго, да и то следуя подробным указаниям Лины. В конце концов лошадка оказалась на свободе: помахивая блестящим хвостом, она сразу же направилась к дому – простучала копытами по ступенькам, грациозно прошлась по веранде и скрылась за нарочно открытой дверью.

– Эй-эй, а карету куда девать? – запоздало крикнул вслед Лине Глеб. – Всю конспирацию, блин, завалим! – Но, не дождавшись ответа, махнул рукой – авось обойдётся. И тоже пошёл в дом.

Прихожей в коттедже не было: сразу за дверью начинался зал, раскинувшийся на весь немалый первый этаж. По мнению Глеба очень богатый зал, даже роскошный! Во всяком случае, видеть подобную обстановку ему раньше не доводилось, разве что только в кино про нелюбимую им буржуйскую жизнь.

Паркет мозаичного пола был натёрт восковой мастикой, воздух в помещении пах цветами и мёдом; в далёкой стене, по левую сторону от входа, чернела пасть камина, из которого сквознячком едва ощутимо тянуло горелым. Отражённая в потолочных зеркалах большая, в два обхвата, хрустальная люстра светила вполнакала – но и этого хватило, чтобы у Глеба заслезились глаза.

В глубине зала, аккурат напротив входной двери, располагалась ведущая на второй этаж дубовая лестница: широкие ступени закрывала ковровая лента, прихваченная у основания ступенек прутками-держателями.

Там и тут, в тщательно продуманном беспорядке стояли мягкие диваны, кресла и столики разной формы, наверняка игральные, судя по особым разметкам на столешницах. Похоже, мадам Чертовских даже на отдыхе продолжала оставаться верна любимой работе… Глеб ничуть не удивился бы, узнай, скажем, что летняя резиденция мадам зачастую использовалась как тайный филиал казино «Богемия» – для тех, кто по долгу службы не мог официально посещать игровые заведения.

На одном из диванов Модест и устроил колдуна Панкрата. Умиротворённо сидящий дед Снюссер – с закрытыми глазами, по школьному сложенными на коленях руками, в короткой больничной распашонке – смотрелся в зеркально-паркетном зале совершенно неуместно. Впрочем, ни Модеста, ни Глеба, ни тем более Лину подобное несоответствие нисколько не волновало: лошадка, встав напротив своего прапрадеда и осторожно дуя ему в лицо, пыталась привести его в чувства. Бабай не возражал – вдруг да поможет?

Не помогло.

– Кстати, а где Федул? – подойдя к дивану озабоченно спросил Глеб. – Куда пропал наш гениальный полководец? Без него ведь никакого лечения не выйдет! Вернее, без его дубинки.

– Если оно вообще у нас получится, то лечение, – вздохнув, грустно произнёс Модест. – Не беспокойся, эльф сейчас придёт. Он пошёл осмотреть верхний этаж, проверить, нет ли там бандитов, снайперов, привидений или каких иных нежелательных гостей. Но сдаётся мне, друже, что Федул отправился туда вовсе не за этим.

– А за чем же ещё? – удивился Глеб.

– Если я не ошибся, то сам увидишь, – загадочно ответил бабай.

Глеб, подтащив к ногам спящего чародея ближайший столик, достал из барсетки и положил на расчерченную столешницу «книгу мёртвых». Собственно, уже можно было начинать ритуал возвращения Снюссера в реальность, если бы неугомонный Федул не умчался невесть куда и невесть зачем. Впрочем, «зачем» выяснилось очень скоро.

– Гляньте-ка, чего я наверху нашёл! – радостно сообщил гном, осторожными шажками спускаясь по лестнице, – во, то что надо! – В руках Федул бережно нёс здоровенную бутыль шампанского, по размерам точно такую же, какую они когда-то распили в ресторане.

Глаза у лошадки яростно вспыхнули: два тонких луча пробили бутыль насквозь, не задев Федула – стеклянная посудина разлетелась на мелкие куски, облив незадачливого гнома пенным вином с головы до пят. Хорошо хоть не поцарапала.

– Опаньки, – огорчился Федул. – Наверно, бракованная стеклотара попалась… А, фигня – там, в баре, ещё много чего есть, – он собрался было повернуть назад, когда Лина окликнула его сердито:

– Пьянствовать будешь когда Снюссера излечишь! А до той поры ни-ни, ни капли, ни глотка. Иначе не поленюсь, поднимусь наверх и уничтожу все запасы спиртного, какие найду!

– Эге, – наконец сообразил гном, – значит, это ты бутылку расколотила? Ха! И зачем надо было меня вином поливать – что я, добрых слов не понимаю? Тем более какое ж оно спиртное, шампанское-то, обычный лимонад для взрослых…

– Быстро спустился вниз, достал жезл всевластия и приступил к работе, – приказала лошадка. – Бегом марш! Раз-два, раз-два!

– Тьфу ты, – обиженный Федул резво затопал ножками, и впрямь едва ли не бегом спускаясь по лестнице, – ей-ей, натурально боевой конь в юбке! Генерал от повозки, ёлы-палы… Ох, достанется кому-то в жёны командирское счастье, заранее беднягу жалею. – Гном прошмыгнул мимо разгневанной Лины, на ходу снимая с себя перевязь с волшебной дубинкой.

– А вытереться-то можно? – жалобным голосом спросил Федул, – холодно ведь! И липко. Мне бы под тёплый душик, типа обмыться, и чашечку горячего кофе заодно.

– Работай, – отрезала лошадка. – Сделаешь дело – будет тебе и душ, и кофе с какао, всё будет. Вместе с моей искренней благодарностью.

– Эхма! – Обозлённый гном сорвал с себя мокрую рубаху, скомкал и с размаху шмякнул ею об пол: от удара вокруг рубашки расплылась мелкая лужица.

– Можно и так, – согласилась Лина, с усмешкой наблюдая за бунтарём. – Быстрее обсохнешь – быстрее согреешься.

– Федул, друже, не кипятись, – мудро посоветовал бабай. – Дама права, не до пьянства сейчас… Ну-ка, давай сначала поработаем на общую пользу, а уж после, коли у нас получится как надо, достойно отметим излечение мага Панкрата. Ох и отметим!

– Чур, в ресторан с цыганами мы не пойдём, – враз успокаиваясь, предупредил гном. – На верхнем этаже столько еды и выпивки, что на неделю загула хватит. Ещё и две спальни имеются, но на лошадей они не рассчитаны, – мстительно уточнил Федул; Лина в ответ лишь насмешливо фыркнула.

– Давай, эльф, приступай. – Модест поставил гнома на игральный столик. Федул, для удобства сев по-турецки, оказался вровень со Снюссером: в затруднении уставившись на чародея, гном стал нерешительно примеряться дубинкой то к одному, то к другому его плечу.

– В чём дело? – насторожилась лошадка. – Учти – бить деда не смей, касайся до него жезлом почтительно и аккуратно.

– Сам знаю, – огрызнулся гном. – Что я тебе, костолом какой-нибудь?… Тут вот какая загогулина вырисовывается: сказано ведь было «Семью семь раз прикоснуться жезлом к плечам поочерёдно», а с какого именно начинать-то? А ну как не с того плеча затеюсь и опаньки, нарушится верная последовательность – тогда просыпательное колдовство не сработает, дед Снюссер не очнётся и мы не сможем оживить Хитника. Что само по себе повлечёт кучу жутких неприятностей, вплоть до уничтожения вселенной. Я так думаю.

– Начинай с левого! – металлическим голосом рявкнула Лина.

– Как скажешь, – кротко сказал Федул и легонько стукнул деда Панкрата по указанному плечу. Одновременно с тем Глеб и бабай, глядя на первую страницу телефонного справочника, распевно завели немузыкальными голосами:

– Анечкин Павел Иванович, номер один сорок семь тридцать пять! Апаскин Валерий Вадимович, номер один тридцать шесть сорок три! Бутыркин Игнатий Семёнович, номер четыре один ноль семь два!… – получалось у них слаженно, но уж слишком уныло и монотонно: на пятой странице справочника у лошадки стали закрываться глаза, а на восьмой она заснула, положив морду на спинку дивана. И даже тихонько захрапела.

Гном, с насмешкой глянув на спящую Лину – эге, скапустилась коняка, а гонору-то было, гонору! – продолжил неторопливо постукивать Снюссера по плечам жезлом всевластия. При каждом касании с бывшей милицейской палки мельчайшими хлопьями осыпалась волшебная краска: жезл всё больше и больше покрывался уродливыми чёрными пятнами. Вернее, возвращался к своему прежнему, до покрасочному состоянию. Превращался в обычную прорезиненную дубинку.

– …Ященко Виктор Потапович, номер шестьсот двадцать пять тридцать три! – вразнобой, заплетающимися языками закончили читать Глеб и Модест.

– Готово, отстрелялись, – осипшим голосом доложил Федулу парень. – А у тебя как дела?

– Сорок девять, – гном в последний раз прикоснулся к плечу Снюссера сплошь чёрной дубинкой, вытер со лба пот. – Теперь, понимаешь, остаётся только одно – ждать результата. Эй, боевой конь пехоты, а сейчас можно сходить за шампанским? – Лошадка вздрогнула, открыла глаза и подняла морду со спинки дивана: выглядела Лина несколько сконфуженной.

– Уже? – зевнув, спросила она. – Ох, усыпили вы меня, гипнотизёры самодельные, небось всё интересное проспала… Погоди ты со своим шампанским! Надо сначала убедиться, что лечение получилось, а уж после… – закончить фразу лошадка не успела.

Снюссер, сильно закашлявшись, принялся тереть глаза ладонями. Трое лекарей и фея Мелина, замерев, глядели на очнувшегося мага: в том, что целительная ворожба удалась, сомневаться не приходилось.

– Ага, – удовлетворённо произнёс Федул, – дело-таки сделано! Пациент явно живее всех живых… Типа, смело товарищи в ногу, наш паровоз вперёд лети, взвейтесь кострами синие ночи, и так далее, и тому подобное, не менее жизнеутверждающее. В общем, как я понимаю, надобность в моём присутствии уже отпала, да? Тогда я пошёл. – Оставив на столе перевязь с отработанной дубинкой, гном спрыгнул со столика, подтянул сырые шорты и с независимым видом направился к лестнице – восполнять уничтоженный Линой запас шампанского. Или не шампанского, смотря что найдётся в баре на втором этаже.

Дед Панкрат, щурясь, оглядел присутствующих затуманенным взором.

– Где я? – шёпотом спросил он. – Что со мной случилось?

– Дедушка, ты только не волнуйся, – подалась к Снюссеру лошадка, – всё нормально, ты теперь здоров. Совсем-совсем здоров!

– Лина, внученька, а разве я болел? – нахмурился чародей. – Мм… и впрямь что-то эдакое вспоминается… о, действительно! Ты, девочка, не поверишь, где я был, – дед Панкрат удручённо покачал головой. – Между жизнью и смертью, между тем и этим миром. Ни туда, ни сюда, ужас, просто ужас! Эх, знала бы ты, каких я там страшных вещей нагляделся, врагу не пожелаешь… А, главное, я ведь полностью осознавал себя, понимал, как и почему оказался в том пограничном месте, и даже знал, каким образом вернуть мою душу в тело. Но самостоятельно ничего сделать не мог… Бородатая обезьяна! – вдруг подскочил на диване Снюссер, с тревогой оглядываясь по сторонам, – где она?!

– Какая ещё обезьяна? – не поняла лошадка.

– Чёрт её знает, – раздражённо ответил волшебник, – то ли шимпанзе, то ли гиббон-переросток, поди разбери в моём состоянии. Помню только как она хватала меня за грудки, била по лицу лапами и орала мерзким голосом что-то вроде: «Как тебя излечить?» Кажется, я ей ответил… ох, никак не пойму, сон оно было или явь?

– Сон, – уверенно ответила Лина, с негодованием глянув в сторону лестницы. – Конечно же сон, деда! Обычный кошмар.

– А это кто такие? – маг наконец-то обратил внимание на Глеба и Модеста. – Уж больно мне их облики знакомы. Почему? – Парень с бабаем переглянулись. Модест ободряюще кивнул Глебу, мол, давай, начинай: тот откашлялся и хотел было приступить к обстоятельному рассказу, когда со стороны лестницы донёсся негодующий вопль, глухой дробный стук, а вслед за тем оглушительный грохот. Глеб, Модест и Лина разом обернулись на пугающий звук; Снюссер, оглянувшись через спинку дивана, вскочил на ноги с истошным криком:

– Вон она, бородатая обезьяна! Боже, снова всё тот же сон!

На верху лестницы, озадаченно почёсывая в затылке, стоял Федул и с сожалением глядел вниз: на полу, у нижней ступеньки, кипела пеной солидная лужа с горкой битого стекла посреди.

– Упс, – расстроенно молвил гном, – не удержал. Опять целое ведро шампанского коту под хвост, ну что за невезуха! Блин.

– Точно! – вспомнив, хлопнул себя по лбу маг Панкрат, – именно что невезение! Да-да, вы же те самые четверо обалдуев из Ничейной Земли, бесстрашные как пьяные кролики, на одного из которых я наложил заклятье жуткого невезенья и фатальной ошибки. А этот, на лестнице, похожий на обезьяну из моего сна, в меня живым бриллиантом выстрелил! Из-за чего я и застрял в нигде.

– Между прочим, стрелял он исключительно по вашему требованию, – напомнил бабай. – Вы сами нас вынудили, шантажом.

– Дедушка, их всего трое, – осторожно подсказала Лина, – ты ошибся.

– Нет, милая, – отрицательно покачал головой Снюссер, – четвёртый у них бестелесный, ментально живой. Невидимый, то есть. Эй, ты, бородатый, а ну подь сюда! – волшебник махнул рукой Федулу. Гном, заметив жест, пооглядывался по сторонам, словно в поисках того, кому на самом деле махал дед Панкрат, никого не увидел, и, удивлённо сложив на груди лапки, спросил тонким голоском:

– Я?

– Да, ты! – гневливо прокричал Снюссер, – и нечего изображать, что ничего не понимаешь. А ну бегом ко мне!

– Похоже, это у них семейное, – воздев руки к потолку, негодующе воскликнул Федул. – Всяк норовит покомандовать бедным эльфом, а особенно заставить его бегать по лестнице сломя голову туда-сюда! Не видишь, что ли, у меня горе – бутылка разбилась… Мне по этому поводу надо срочно пойти и выпить стаканчик, грусть-тоску развеять, – хитрый гном явно собирался улизнуть, оставив Глеба и Модеста разбираться с шумным дедом.

– Будешь кренделя отчебучивать, наложу на тебя какое-нибудь проклятье, – усмехнувшись, пообещал Снюссер. – Особо мерзкое.

– Фигушки, – не поверил Федул. – В бодрствующем состоянии вы, уважаемый, ноль без палочки на предмет магии! Знаем, нас информировали.

– Руки-ноги вашему информатору поотрывать надо, – беззлобно проворчал дед Панкрат. – Иди сюда, охламон, не обижу. Поговорить надо.

– А волшебное слово? – привстав на цыпочки и глядя поверх перил, спросил гном.

– Не дерзи! – вновь разгневался чародей. – Ишь, бородой оброс, а старших до сих пор не уважает! Ведь осерчаю вконец, поймаю и таких плюх навешаю, мало не покажется. Ты не смотри, что я видом стар, ужо многим молодым фору в беге дать могу. И в драке.

– Будем считать, что волшебное слово прозвучало, – подумав, сказал Федул. – В нынешний момент «пожалуйста» и «плюхи» звучат примерно одинаково. В смысле, ободряюще, – и неторопливо зашагал вниз по ступеням.

– Дедушка, ты его не очень, – заступилась за гнома Лина. – Всё же это он тебя из комы вытянул.

– Ага, – фыркнул волшебник, оглаживая длинную бороду, – сначала туда загнал, а после выгнал… Ладно, уговорила, бить его я не буду. – Снюссер, кряхтя, вновь сел на диван, сказал, помолчав: – Пока не буду. А там видно станется.

Федул развинченной походочкой подошёл к дивану, пристроился к молчаливо стоящим друзьям: подмигнул лошадке и, надув щёки, с важным видом тоже огладил свою слипшуюся бородёнку. Глеб, не выдержав, захихикал; Модест слегка улыбнулся, а Лина низко опустила морду, чтобы никто не увидел её чувств.

– Охальник, – буркнул Снюссер. – Ладно, я на вас не в обиде, сам в случившемся виноват… А теперь, братцы-кролики, давайте, рассказывайте, что вас сюда привело. И как меня из пограничного состояния вытащили, тоже поведайте.

– Пусть Федул говорит, – предложил парень. – Он у нас самый разговорчивый, ничего не упустит. А мы, чуть что, дополним.

– Пусть, – согласился маг. – Но только коротенько, по основным пунктам, не вдаваясь в излишние подробности. Не то уболтает меня ваш друг до полусмерти, я-то его вредную сущность уже хорошо понял!

– Минуточку, – бабай огляделся, подошёл к соседнему дивану и, легко протащив его по скользкому паркету, поставил напротив Снюссера. – Теперь можно начинать, – дозволил Модест. – С комфортом, оно, знаете ли, получше будет.

Федул с ногами взгромоздился на притащенную бабаем мебель, вальяжно лёг на бочок в позу отдыхающего патриция; подперев голову рукой, гном с томным видом приступил к повествованию:

– Итак, давным-давно, в одной далёкой-предалёкой галактике…

– Эть, как издалека завернул, – изумился дед Панкрат. – А покороче? Хотя пускай, коли иначе не может… Линочка, милая, поруководи-ка мальчишками, пускай они нам поесть чего-нибудь организуют.

– И выпить! – категорично потребовал Федул. – Холодное пиво однозначно подойдёт. Кстати, кухня, холодильники со жратвой и бар с выпивкой – на втором этаже. – О шампанском гном упоминать не стал, наверное оно уже закончилось его и Лины стараниями.

– Сейчас, – пообещала лошадка, – мы мигом. – Она торопливо шагнула к лестнице, одновременно шагнул и Глеб: столкнувшись возле лужи с разбитой бутылью заколдованная фея и парень остановились, в смущении поглядывая друг на дружку – от неожиданности встречи рука Глеба оказалась на спине железной лошадки. Которая вовсе не возмутилась подобной фамильярности.

– Знаете что, други, пожалуй я сам всё сделаю, – внимательно посмотрев на Глеба с Линой, сказал Модест, – чего вам на кухне зря толпиться. – Непонятно чему улыбнувшись, бабай зашагал вверх по ступенькам.

Глеб, стесняясь, осторожно убрал руку со спины лошадки; Лина вздохнула, то ли облегчённо, то ли разочарованно. «А, будь что будет», – внезапно решил парень: достав из нагрудного кармана упыриные очки, он надел их и вновь взглянул на фею.

– Теперь красивее стала? – невесело усмехнулась лошадка.

– Красивее, – простодушно согласился Глеб. Лина неопределённо покачала головой – может, удивляясь, а, может, печалясь услышанному.

– Скажи, а за что тебя так? Ну, заколдовали и в рабство отдали – почему? – задал Глеб давно интересовавший его вопрос.

– Длинная история, – нервно дёрнув острыми ушами, ответила лошадка. – Неприятная. Дворцовые интриги, знаешь ли… В общем, я отказалась стать любовницей одного высокопоставленного мерзавца. И мне это припомнили – в нужном месте и в нужную минуту. Оклеветали, подставили… Расправились. Нет, не хочу больше говорить на эту тему, – Лина умолкла, ожидая, что скажет Глеб по поводу услышанного. Однако парень заговорил о другом, как будто вовсе её и не слушал:

– Лина, ты как-то рассказывала, что должна пробыть в виде лошади, в услужении сами знаете кого, тридцать три года и тридцать три дня, – Глеб посмотрел в глаза девушке. – И много тебе осталось до свободы?

– Ну ты хитрец, – звонко рассмеялась лошадка. – Хочешь выпытать, сколько мне лет? Ровно столько, насколько я выгляжу!… Одно могу сказать, что жить в заколдованном виде мне предстоит ещё долго, – закручинилась Лина.

– А разве дед Панкрат не может тебе помочь? – парень мельком глянул в сторону Снюссера.

Федул, которому надоело лежать, теперь сидел на спинке дивана и заливался июньским соловьём, в возбуждении жестикулируя не хуже какого-нибудь вспыльчивого итальянца. Маг внимательно слушал его разглагольствования, то удивлённо поднимая кустистые брови, то озабоченно хмурясь – похоже, рассказчик всё же успел основательно «уболтать» кудесника, как тот и опасался. На парня и лошадку ни гном, ни чародей внимания не обращали, не до того им было.

– На меня наложено заклятие высшего уровня, с вплетённым в него нечувствительным оттиском тайной, магической печати самого императора, – отведя взгляд в сторону, нехотя поведала Лина. – И ни один, даже очень могучий чародей, не сможет вернуть меня в прежний вид до окончания срока.

– Скажешь ещё, – не поверил Глеб. – Не может быть, чтобы в вашем мире не нашлось мощного противозаклятья от какого-то дурацкого колдовства с дурацкой печатью дурацкого императора.

– Увы, – понуро ответила лошадка. – Мне ли не знать! Я же фея, в магии разбираюсь…

– Ах вот как, – всерьёз осерчал парень. – Ну, раз у вас нет ничего подходящего, то у меня, поверь, кое-что толковое имеется! Уж сработает, так сработает. Как из пушки!

– Ты о чём? – Лина с надеждой глянула на Глеба.

– Смотри и удивляйся, – он театрально повёл рукой, – аспирин! – Подождал чуток, протянув вперёд ладонь, но ничего зрелищного не случилось: ни тебе колдовских зарниц, ни возникшего в руке кубка с эликсиром – для возвращения зачарованной феи её прежнего вида.

Лина, склонив голову набок, с ехидным интересом смотрела на растерянного парня: сейчас Глеб походил на фокусника, в цилиндре которого внезапно кончился запас белых кроликов.

– Анальгин! – менее уверенно сказал Глеб. – Алка-зельтцер?… Парацетамол!

Лина засмеялась.

– Ничего смешного, – обиделся парень. – Я слово вызова забыл! Помню, что это название какого-то крутого опохмелительного средства, но какого?… Тьфу ты, ну не идти же к аптекарю Хинцельману на поклон, типа, дайте я у вас в лекарствах поковыряюсь, авось вспомню.

– Может, огуречный рассол? – веселясь, предположила Лина. – Перчёный, с укропом и чесноком. Говорят, помогает – я-то не пробовала, мне опохмеляться никогда не требовалось. Да и не пью я спиртное.

– Нет, точно не «рассол». – Глеб, хмурясь, посмотрел на ладонь, сказал уныло: – Есть, правда, способ обойтись без того нужного слова. Но я крови не люблю.

– Крови? – насторожилась лошадка. – Причём здесь кровь?

– При том, – парень сдвинул колдовские очки на лоб и потребовал: – Стой тихо и, главное, ушами не шевели! А то промахнусь. – Поднеся руку к голове лошадки, Глеб, прикусив губу, три раза быстро черканул ладонью по острому кончику железного уха.

В тот же миг на пол, рядом с парнем, упал небольшой кинжал с блестящим серебряным клинком. Глеб, поплевав для профилактики на кровоточащие царапины, подобрал оружие с пола.

– Любопытно, – произнесла Лина, внимательно рассматривая кинжал в руке парня. – Явно магическая вещица, явно. Но для чего она нужна? Разве что оборотней нервировать…

– Это, Лина, жуткой силы артефакт-реконструктор, – пояснил Глеб, любуясь отблесками на полированном клинке. – Запросто преобразует действительность во что хочешь! И, уверен, сможет превратить тебя в прежнюю… Тем более, я знаю как ты выглядишь на самом деле.

– А больно не будет? – забеспокоилась лошадка, оглядываясь на увлечённого разговором деда. – И вообще, давай у Снюссера разрешения спросим. Вдруг ты что-то не так сделаешь, и получится из меня невесть чего, страшное, которое потом никакой маг не расколдует!

– Никакой боли, – заверил парень, отступая на несколько шагов и направляя кинжал на заколдованную фею. – А дед наверняка запретит наш смелый эксперимент, и придётся тебе ещё кучу лет возить имперского экзекутора. Ты этого хочешь?

– Конечно же нет, – отрицательно замотала головой Лина. – Ладно, давай пробуй. Только не убей меня, пожалуйста.

– Фирма гарантирует, – пообещал Глеб: сдвинув очки на нос, он принялся аккуратно чертить перед собой большой круг – в воздухе, против часовой стрелки – в который вместились и металлическая лошадка, и невидимая обычному взгляду реальная фея Мелина.

Едва замкнувшись, окружность вспыхнула леденцово-малиновым сиянием, будто световое обрамление живой картины. Не теряя времени Глеб вонзил в центр магического круга серебряный клинок – тот вошёл в очерченную пустоту с трудом, словно в нечто материальное, плохо режущееся. Осторожно надавливая на рукоять, парень начал медленно поворачивать круг по вертикали.

Изображение лошадки и девушки поплыло, заструилось, меняя очертания и формы. Глеб, несколько струхнув, выглянул за край волшебной окружности – к счастью, там пока ничего не изменилось, лошадка всё так же стояла на месте… Но стояла как-то слишком неподвижно, неестественно, больше напоминая железный памятник. Видимо, все вносимые сейчас Глебом изменения должны были вступить в силу лишь после того, как он выдернет кинжал из круга преобразования.

– Не торопясь и не пугаясь, – с дрожью в голосе напомнил сам себе парень. – Всё будет хорошо! – И продолжил тихонько поворачивать круг.

Металлическая лошадка превращалась то в козу с золотыми рожками, то в пепельно-серую волчицу, то в белоснежную овечку, то в здоровенную тягловую лошадь… Одновременно с этим изменялась и девушка – становясь то эльфийкой в просторных белых одеждах и с острыми ушками, то высокой грозной воительницей в медных доспехах, то хрупкой санитаркой в белом халате, с красным крестом на шапочке. А то и простой бабкой-уборщицей со шваброй и ведром в руках.

– Чёрт, – зло пропыхтел Глеб, – постоянно ерунда какая-то выходит! Но ничего, прорвёмся, – он не мигая, до выступивших слёз, пристально вглядывался в изображение, ожидая нужного момента. И наконец-то поймал его, тот момент! Поймал, уже почти отчаявшись – поворачивать круг становилось всё тяжелее и тяжелее, наверное он приблизился к пределу своих возможностей – когда внутри магической окружности вдруг осталась только одна Лина. В том самом облике, который Глеб видел через упыриные очки: настоящая, не заколдованная.

– Есть! – радостно воскликнул парень, выдёргивая кинжал из пустоты, – сработало!

В тот же миг тёмно-алый обруч растаял без следа; девушка охнула и пошатнулась. Глеб кинулся подхватить её, но Лина уже пришла в себя. Первым делом она с изумлением глянула на своё бордовое, переливающееся золотистыми искрами платье, посмотрела на туфельки с высокими каблуками-шпильками, и звонко рассмеялась:

– Надо же, а я, оказывается, совсем не помню, какой я была, когда меня обратили! А здесь что? – фея Мелина потрогала замысловатую причёску с воткнутым в неё серебряным гребнем. Резко выдернув украшенную бриллиантами вещицу – чёрные волосы тяжело скользнули по её плечам – Лина уверенным броском закинула гребень в далёкий камин. Где драгоценная безделица внезапно полыхнула ослепительным электрическим светом и рассыпалась в пепел.

– Ты зачем, а? – не понял странного поступка Глеб. – Такая симпатичная расчёска была, пусть и буржуйская, а ты её шарах об камин и привет… Больших денег, верно, стоила!

– Заколдованный гребень, – коротко пояснила девушка. – Именно он и держала меня в лошадином облике… Спасибо, Глеб! – Лина повернулась к парню и поцеловала его в губы, крепко-крепко; Глеб от неожиданности едва не задохнулся. Оставив парня восстанавливать сбитое дыхание, смеющаяся фея лёгким шагом вбежала на пятачок меж двух диванов с расположившимися на них собеседниками. Реакция гнома на увиденное была чёткой, быстрой и показательной: он широко раскрыл рот, выпучил глаза и, не удержавшись, брякнулся со спинки дивана на пол.

– Деда, посмотри на меня! – воскликнула Лина, – видишь, какая я? – Снюссер непонимающе поглядел на праправнучку, в растерянности огладил бороду, наконец сказал с запинкой:

– Гм-гм… Ты, милая, кажется, причёску изменила?

– Да нет же, – сердито топнула фея и едва не упала: бальные туфельки на шпильках плохо подходили для бурного выражения чувств. – Я больше не лошадка на побегушках! Я теперь – я!

– Вон оно что, – изумился дед Панкрат; кряхтя, он встал с дивана и недоверчиво погладил Лину по плечу. – Действительно, ты – это ты… Прости старого, я ж тебя всегда и в первую очередь видел своей внучкой, девицей, а не резвушкой в упряжи. Но как? Кто это сделал? Снять заклятие высшего уровня, тем более с магической печатью самого императора – это, знаешь ли, никому не под силу.

– А Глеб смог, – похвасталась «резвушка». – У него есть волшебный кинжал, которым он порезал то заклятье на клочки!

– Поразительно, – недоверчиво покачал головой старец, – кто б другой рассказал, никогда бы не поверил… Эй, юноша, иди-ка сюда, – Снюссер поманил к себе парня ладонью, – покажи мне свою колдовскую вещицу, уж больно мне любопытно.

Глеб, уже почти отдышавшийся, но всё ещё взъерошенный и смущённый, подошёл к деду Панкрату и молча подал ему кинжал. Снюссер тщательно оглядел артефакт со всех сторон, поковырял ногтём вычеканенную на клинке тонкую вязь письмён, завистливо поцокал языком, после с явной неохотой вернул оружие владельцу.

– Как я понимаю, это и есть та самая всемогущая штуковина, о которой ты, Федул, мне недавно рассказывал? – рассеянно спросил маг у пустого дивана, того, с которого свалился гном.

– Она, факт, – глухо донеслось из-за мебели, – жутко опасная, зараза… ой, как же я плечо ушиб, брателлы, прям беда!… Нас, понимаешь, аж целых двое орков-бандюков по всей столице разыскивают, чтобы ту фиговину отобрать. – Федул, скособочась, вышел из-за дивана, морщась и держась рукой за отбитую задницу. Видимо, именно там у него и находилось ушибленное плечо.

– Лина, милая, вылечи-ка нашего подбитого летуна, – с жалостью глядя на страдающего гнома, попросил дед Панкрат. – Ты же теперь вновь можешь ворожить… Или нет?

– Нет, – вздохнула девушка. – Пока не могу, не вернулись ещё мои чародейные способности. Надо подождать хотя бы до рассвета.

– А глазами стрелять по-прежнему умеешь? – немедля задал важный для него вопрос Федул. – Лазеры в них остались?

– Не умею, – рассмеялась фея, – и ничуть о том не жалею.

– Это хорошо, – глубокомысленно изрёк гном, потирая ушибленное «плечо». – Значит, с этого счастливого момента тебя можно смело обижать, ругать, унижать и издеваться самым гнусным образом. И ничего мне за это не будет!

– Только попробуй, – Лина сунула под нос гнома твёрдый кулачок. – Я, знаешь ли, иногда могу наказывать не колдовством, а естеством!

– Моё опрометчивое предложение отменяется, – без заминки выпалил Федул. – Извиняюсь, был не прав. Полностью признаю свою вину и больше не буду.

Снюссер с усмешкой посмотрел на гнома, неопределённо покачал головой. А после сказал, обращаясь к парню:

– Вот что, юноша… ээ, Глеб… Спасибо, что вернул Мелине её облик, хотя я даже представить себе не могу всех возможных последствий твоего необдуманного действа – отменить наказание императора, это знаешь ли, очень серьёзный поступок. Далеко идущий… Впрочем, я вовсе не об этом хотел сказать. – Дед Панкрат похмыкал, огладил бороду и, приняв решение, твёрдо молвил: – В общем, я сниму своё проклятье невезенья и фатальной ошибки, да-с. Но, во-первых, мне надо знать, на кого конкретно оно наложено! А, во-вторых, сделать это я смогу, разумеется, только когда усну.

– Никаких проблем, – вклинился в разговор беспардонный Федул, – заклятье наложено на ментального Хитника, который сидит в башке гражданина обычника. А усыпить вас может бабай, в любое время: у него имеются классные снотворные иглы, разок укололся и привет.

– Понятно, – улыбнулся Снюссер. – И ещё, мальчик, я бы рекомендовал тебе спрятать кинжал туда, где он и хранился. Думаю, не стоит держать его на виду – особенно после того, что ты сделал с Мелиной. Тем более, что за оружием охотятся бандиты.

– Согласен, – кивнул Глеб. – Сейчас организую… Ну-ка, Федул, быстро, не думая, скажи мне название самого мощного опохмелительного лекарства!

– Ну, дык, – наморщил лоб гном, – ясен пень, этот… как его… каспарамид, ага. Хм, а с чего вдруг он тебе понадобился? – с подозрением уставился на парня Федул. – Неужто ты самолично, в одиночку, ухитрился надраться в хлам? Что-то по тебе не видно… Хорошо держишься! Молодец.

– Точно, – прищёлкнул пальцами Глеб, – каспарамид! – в ту же секунду кинжал исчез из его руки.

– Так. Вроде бы все вопросы решены, – с довольным видом потирая ладошки, подвёл итог Федул. – Осталось только дождаться когда Модестушка приготовит нам праздничный ужин – эх и посидим, эх и отметим удачное завершение дел! – а после в путь-дорожку, к Хитнику. Вернее, к его бренному телу: будем, типа, вливать назад утерянную душу. Конечно же, после того, как знатный Снюссер снимет своё проклятье, ну да это дело одной ночи, – уточнил гном. – В общем, хэппи-энд и всякое такое.

– Я бы не советовал торопить события, карла! – холодно донеслось от входной двери; Глеб вздрогнул и повернулся на голос.

У порога, скалясь в нехороших улыбках, стояли верные, испытанные временем недруги: Вася и Петя, орки-особисты собственной персоной. В руках у орков были уродливые короткоствольные автоматы, те самые, которым бабай когда-то согнул стволы. Теперь эти обрезанные недомерки оказались направлены на четверых собеседников.

– Стоять, не двигаться! – приказал орк с подбитым глазом, он же Петя-Петруха, – рты не раскрывать! Пристрелю.

– Блин, – расстроился Федул, – Глеб, зря ты дверь не закрыл, вон сколько всякой дряни поналезло… Эй, а как вы нас нашли? – заинтересовался он.

– Молчать! – рявкнул Василий, с беспокойством осматриваясь по сторонам: – что-то я здоровяка-громилу не вижу, наверное до сих пор кашеварит. Пока он на кухне, давай-ка, Петя, живенько по плану, – пробежав к диванам, орки схватили Глеба и подвернувшегося под руку Федула. Приставив к их головам автоматные стволы, господа особисты вместе с заложниками вернулись на исходную позицию.

Прижатый к груди Василия бедный Федул болтался как тряпичная кукла, не в силах вымолвить ни слова, только лишь часто шевелил губами. Ругался, наверное.

Снюссер и Мелина с ужасом смотрели на происходящее, но без магии ничего поделать не могли. И позвать бабая на помощь тоже не смели – орки явно не шутили по поводу стрельбы.

– Теперь можно и поговорить, – снисходительно произнёс Василий, – но коротенько, пока не прибудет заказчик. Вас, карла, администратор сдал, простая душа… Хорохорился, отказывался, даже автомата не испугался. Но когда мы открыли пальбу по отремонтированным стенам фойе гостиницы, вмиг спёкся и даже расплакался, хе-хе. Наверное, от полноты чувств. И сообщил, что вы проживаете в летней резиденции мадам Чертовских. Дальше оказалось совсем просто: городская справочная работает круглосуточно, а за хорошую плату выдаёт сведения без волокиты.

Так что мы вскоре приехали по нужному адресу и, убедившись что мышки в норке, стали наблюдать за вами в окна. Ну а когда обычник продемонстрировал кинжал и у нас отпали все сомнения в том, существует ли вообще этот предмет, то настала пора действовать… ээ… в смысле или конфисковывать кинжал, или брать его вместе с обычником. – Пётр, довольно гыгыкнув, небольно стукнул Глеба стволом по голове, мол, дурак ты, пацан, засветился как последний лох.

– Нету кинжала, – облизнув пересохшие губы, сказал Глеб. – Хоть с ног до головы обыщите, всё равно не найдёте!

– Верно, – добродушно согласился Василий, – не найдём. Потому что ты успел его надёжно спрятать, я видел. Но наш заказчик большой дока в магических делах – уверен, он прекрасно разберётся и с тобой, и серебряной цацкой. Наша же задача была вполне конкретной: установить, имеется ли у обычника некий особый предмет, и при обнаружении того предмета дать сигнал кодовой магической фразой. После чего зафиксировать обычника во избежание его побега и ждать прибытия заказчика. Всё. Задание выполнено.

– Заразы, – через силу прохрипел Федул. – Чем больше я узнаю людей, тем больше мне хочется стать прокурором! Чтобы выносить смертные приговоры.

– Хорошая шутка, – улыбнулся Василий, глядя на него заулыбался и Пётр. – Ценю несгибаемость духа, волю к победе и прочие важные в бойцовском деле черты характера. Но на твоём месте я бы заткнулся. – Гном просипел в ответ что-то невнятное, ругательное, но орки не обратили на него внимания: в дверь за ними вежливо постучали. Аккуратно, три и ещё три раза.

– Вот и заказчик, – громко сообщил Василий. Орки поспешно расступились; в открывшуюся дверь неторопливо, с чувством собственного достоинства вошёл ничем не примечательный гражданин – среднего роста, в мышиного цвета сюртуке, брюках и такого же цвета шляпе-котелке. Унылое лицо гостя оказалось настолько не запоминающимся, что Глеб сразу его забыл, стоило ему перевести взгляд чуть ниже: на левой руке посетителя, на безымянном пальце, поблескивал золотой перстень с вставленным в него квадратным рубином. Перстень, который мог не только менять внешность своего владельца, но и мгновенно переносить его в любое место, даже физически не существующее. В такое, например, как Музейная Тюрьма, колдовски «размазанная» по всей территории Ничейных Земель – в которых обитают одни лишь осуждённые преступники.

– А, это вы, начальник Музейной Тюрьмы, – мрачно сказал парень, – я как-то и не сомневался. Достали-таки, сумели… – Гном возмущённо замычал, засучил ногами: Василий жёстко встряхнул малорослого заложника, отчего Федул обмяк и трепыхаться перестал.

– Привет честной компании, – ничуть не смущаясь, поздоровался со всеми ночной посетитель, – рад видеть присутствующих, особенно паренька со столь нужным мне артефактом. Извините за беспокойство, сейчас мы удалимся.

– Постой-ка! – встрепенулся Снюссер, тоже углядев перстень на руке гостя, – Иннокентий, внучатый племянничек дорогой, да ты ль это? Ить и впрямь, ты… А ну, прикажи своим олухам отпустить детей, а то ишь, распоясались. И иди ко мне, я тебя за уши оттаскаю! Вот же шкоду удумал, ай-ай.

Разоблачённый Иннокентий, он же начальник Музейной Тюрьмы, он же заказчик артефакта-реконструктора, глянул на злорадно ухмыляющихся орков и с досадой произнёс:

– Вы, дядя, зря меня опознали. Я вовсе не собирался впутывать в личные дела родственников, тем более таких глупцов, как вы… Пардон за грубость, но какого хрена ты, старый пень, здесь делаешь? – повышая голос, начал заводиться Иннокентий. – И ещё Мелинку с собой приволок, расколдованную. Ха, да тут пахнет тайным сговором, а то и государственной изменой! Так что сиди и не выступай, милый дядя, не то пожалеешь, что суёшь нос в чужие дела.

– Щенок, – гневно затряс бородой дед Панкрат, – ну всё, Кеша, ты сам напросился! Быть тебе наказанным, ой быть! Зашибу! – Снюссер, пытаясь закатить отсутствующие у больничной распашонки рукава, порывисто шагнул к начальнику Музейной Тюрьмы; одновременно на верху лестницы, держа перед собой тяжело уставленный поднос, появился Модест. Мигом оценив обстановку, бабай уронил ношу – тарелки с грохотом посыпались по лестнице вниз – и выдернул из кармана брюк плевательную трубку.

– Уходим, – сказал Иннокентий. Он сделал перед собой быстрый пасс окольцованной рукой: мир вокруг Глеба подёрнулся дымкой, потемнел и исчез.