Хитник

Глава 2

– Однако, – только и сказал Глеб, в изумлении рассматривая аптекарский горшок через бронестекло. – Круто местные лекарственники живут, ой круто! Пойти и мне, что ль, в лекари-аптекари? Тоже горшочек себе заведу, нехилый… Не, фиг возьмут, у меня лицо не той аптекарской внешности. Не хинцельманской.

Вдоволь налюбовавшись на золото и на всякий случай безуспешно покрутив туда-сюда запорное колесо, Глеб отправился в обратный путь. Сбитый с толку увиденным, он брёл по коридору, рассеянно поглядывая на карту и обдумывая извечную, понятную всем безденежным людям мысль: и откуда только у этих буржуев столько бабок берётся? Как они ухитряются-то? И яхты, понимаешь, и дворцы, и личные самолёты, и счета в банке… И горшки с золотом.

Придя в конце концов к выводу, что дедушка Ленин был ох как прав насчёт раскулачивания всей этой капиталистической сволочи, Глеб внезапно остановился и растерянно огляделся. Только сейчас он обнаружил, что увлёкшись революционными идеями, где-то свернул не туда… вообще невесть куда свернул! И, похоже, напрочь заблудился в лабиринте ходов.

– Это я неудачно зашёл, – сообщил сам себе Глеб, нервно почёсывая в бородке и сравнивая маршрутную карту с окружающей его действительностью: действительность никак не совпадала с нарисованным… Вернее, совпадать-то она, конечно, совпадала, да, но на каком участке карты и в каком её направлении – понять было невозможно.

– Надо искать какой-нибудь приметный ориентир, – грамотно рассудил парень, – где тут у нас ориентиры? Нету? Ну, тогда пойду дальше, авось чего и найду. – Вытащив на всякий случай из-за пояса спринт-шокер, Глеб отправился куда глаза глядят. То есть вперёд.

Коридор вскоре разветвился и Глеб, заявив, что его дело правое и он всё равно победит, свернул направо – а какая, в сущности, разница, куда идти! Главное, не стоять на месте.

Сколько блуждал Глеб по коридорам, сказать было трудно: часы он принципиально не носил, уверенно считая, что вольным людям эта буржуинская цацка и нафиг не нужна – творческий человек живёт по своим временным законам! Подчиняясь только велениям души и зову желудка.

Кстати, о зове желудка: Глебу опять захотелось есть. Но более всего ему хотелось пить… А лучше всего – выпить! Пивка там, или водочки от стресса… Очень уж нервная работа у охранников, очень. То горшки с золотом, к которому не подступишься, то привидения всякие, то дурацкие лабиринты без указательных знаков, издевательство, честное слово! Но пока не найдётся нужный ориентир, о еде и питье лучше забыть – решил Глеб. Но отчего-то не забывалось…

Ориентир нашёлся внезапно, причём знатный ориентир, можно сказать – радостный. Свернув в очередной коридор, оказавшийся коротким тупиком, Глеб упёрся в железную дверь-решётку. Дверь была заперта на висячий амбарный замок; за решёткой, на высоком стеллаже, располагались самые разнообразные по форме и размерам бутылки. Зелёное стекло заманчиво поблескивало в свете настенных факелов, душевно напоминая собой обстановку винно-водочного магазина: Глеб едва слюной не поперхнулся, представив, какие замечательные напитки находятся перед ним, только руку протяни! Хотя, возможно, это были обычные микстуры от кашля или поноса.

Над дверью висела белая эмалированная табличка с плохо различимой в коридорном сумраке надписью; отступив на шаг, Глеб поднял спринт-шокер повыше и нажал на кнопку. Ярко-голубое свечение дубинки не хуже фонаря высветило чёрные, выполненные готическим шрифтом слова: «Carcer ad spiritum».

– Это по каковски-то написано? – озадачился Глеб, таращась на невразумительную надпись. – Английский, что ли? Ээ… какой-то «каркер», ад и спиритум… бредятина, ей-ей! Нет, чтобы по-русски… всё бы им, медикам-вредителям, над трудовым народом издеваться!… Эге, я понял: спиритум – это ж и впрямь спиртное! То, что надо, – обрадовался парень. – Поди, марочное, коллекционное, не зря же под замком! А то и вообще чистый спирт… Ну и Лепрекон Абрамович, ну и удружил! Молодец, – Глеб выключил спринт-шокер, сунул его за ремень. Потом, вдруг что-то сообразив, с новым интересом глянул на дверь-решётку, на карту, где имелась пиктограмма в виде той решётки, и хлопнул себя по лбу:

– Вот же он, ориентир! Ай да я, ай да каркер спиритум! Сейчас бутылочку прихвачу и на рабочее место, хватит дурака валять, пора и делом заняться. – Глеб прижался к решётке, протянул руку: увы, до заветного стеллажа не хватало всего ничего, сантиметров десять.

– Тю, блин, – в сердцах выругался Глеб, – облом какой! Что же делать-то? Дубинкой, что ль, в какую бутылку потыкать? Нет, упадёт и разобьётся, никакого с того проку… – он закручинился, но ненадолго: когда чего-то очень хочется, даже обезьяна может проявить недюжинную смекалку! Не говоря уже о творческом человеке, у которого душа требует выпить.

– Врёшь, не возьмешь! – прорычал Глеб, выдёргивая ремень из брючных петелек, – и не такие преграды брали! – он бросил спринт-шокер на пол, торопливо продел ремень в его же скобу-застёжку и, вновь прижавшись к решётке, не целясь – куда попадёт, туда и попадёт – накинул самодельное лассо на горлышко одной из бутылок. После чего крайне осторожно стал затягивать петлю. А уж затем рывком сдёрнул бутылку с полки, в полёте поймал её свободной рукой и, счастливый до невозможности, вытащил посудину через ячейку решётки.

– Так-то, – невесть перед кем похвалился Глеб, – знай наших, – устроив ремень на место, парень подхватил дубинку и скоренько отправился в обратный путь, крепко прижимая трофей к груди. Теперь, когда Глеб знал где он находится, никаких проблем с возвращением в зал аптеки не предвиделось. А что до всяких призраков и чертовщины, так какой же русский человек её убоится, коли у него с собой полный флакон выпивки и непреодолимое желание с той выпивкой разобраться! Тут, пожалуй, чертовщине самой надо бояться, прятаться и не шуметь… Во избежание всяческих неприятностей, так сказать.

Аптечное помещение встретило Глеба мёртвой тишиной: ничего здесь за время отсутствия мужественного охранника не изменилось. Всё тот же защитный полог, всё те же головы на стенах, прилавок с кассовым аппаратом и монитором – хозяин аптеки, к счастью, пока не вернулся, а то, небось, было бы крику, увидь он Глеба с добычей!

Повесив маршрутную карту на место, Глеб поставил бутылку на прилавок, вернул спринт-шокер в зажимы и, облегчённо переведя дух – фиг он больше на обход пойдёт, фиг! – пошёл искать стакан и какую-нибудь закуску. Сейчас он накатит по первой, расслабится, а после не торопясь, потихоньку, изучит содержимое чужого портмоне: из-за всей этой свалившейся на него внезапной охранной непонятности Глеб напрочь забыл о найденном… ну, почти найденном, кошельке.

Стакан нашёлся у рукомойника, за одним из шкафов, а закуской послужил надгрызенный чёрствый пряник, обнаруженный под прилавком. Больше ничего съестного в помещении не было, разве что какими микстурами и таблетками попользоваться…

С сомнением оглядев пряник, Глеб на всякий случай ополоснул его под краном и положил на прилавок, сушиться. А после, глотая слюну в предвкушении, взял бутылку и, поднатужившись, хоть и с трудом, но выдернул из неё далеко выступающую длинную пробку.

Пробка выскочила с оглушительным хлопком, не хуже чем из бутыли с тёплым, старательно взболтанным шампанским; из горлышка вырвалось дымное облачко и тут же растаяло. А сама бутылка вместе с пробкой рассыпались зелёным пеплом, который, впрочем, тоже немедленно исчез.

– Офигеть можно! – пробормотал Глеб, ошарашенно рассматривая пустые руки, – что за фокусы, блин! Что за… – он поднял глаза и оторопел ещё больше. Потому что помещение, где он находился, изменилось до неузнаваемости. До дрожи в коленях, до обморочного испуга, до внезапного понимания того, что он, Глеб Матвеев, вот-вот станет таким же безумным как и господин Хинцельман Лепреконович с его страстью к цепным привидениям и чугункам с золотом. Если уже не стал.

Аптечный зал теперь освещала не люстра, а усеянное множеством самосветных грибов тележное колесо, подвешенное на цепи к неровному каменному потолку. Медицинские шкафы превратились в выдолбленные стволы деревьев, растущих из каменного же пола; головы на стенах нынче слепо ворочали глазами, беззвучно раскрывая и закрывая пасти. Монитор на покрывшемся мхом прилавке вдруг обратился в хрустальный шар, тлеющий мягким фиолетовым светом; защитный полог налился багровым лавовым заревом. А ещё в стене зала, неподалёку от прилавка, появилась новая, покрытая древесной корой дверь.

Неизменным осталось только четыре вещи: кассовый аппарат, маршрутная карта, рукомойник и стакан.

Глеб открыл было рот, собираясь заорать дурным голосом, завыть во всю глотку и кинуться прочь, хоть куда, хоть в защитный полог, а там пропади оно всё пропадом, когда кто-то шепнул ему на ухо: «Молчи, дурак! Лепрекон на подходе… Я сейчас тебе помогу», – и тут Глеба отпустило. Нет, вся окружающая его жуть никуда не исчезла, просто Глебу внезапно стало всё безразлично. По барабану стало! Ну, самосветные грибы, ну, головы с глазами… деревья до потолка, хрустальный шар – а и фиг с ними. Не кусаются же.

Глеб не успел удивиться случившейся в нём перемене: в изменившийся аптечный зал, сквозь враз потускневший защитный полог, ввалился Лепрекон Хинцельманович собственной персоной, явно пьяный и в весьма непотребном виде. Мало того, что аптекарь с трудом стоял на ногах, он ещё оказался весь измазан в грязи, словно его черти по болоту таскали; помятая шляпа обвисла полями, а на одной ноге отсутствовал башмак.

– Здравия желаю, господин начальник! – вытянувшись в струнку отчеканил бравый охранник Глеб. – Докладываю: за время моего дежурства никаких происшествий не произошло!

– Ык, – утробно ответил господин начальник, невидяще поводя глазами по сторонам точь-в-точь как его охотничьи трофеи, и осторожно, по стеночке, двинулся к одному из деревьев-шкафов, – младец… Щас я, ык… погди. – Аптекарь отсыпал трясущейся рукой с пяток таблеток из стеклянной колбы, проглотил их не запивая, и мгновенно начал трезветь. Во всяком случае взгляд у Лепрекона Хинцельмановича стал вполне осмысленным.

– Ты вот что, – приказал аптекарь, – ты тут побудь, а я по быстрому себя в порядок приведу, после наши дела и закончим, – Хинцельман скрылся за новой дверью.

Глеб, заинтересовавшись чудо-лекарством, подошёл к шкафу, взял колбу и прочитал написанное на ней чёрным маркером: «Каспарамид». Название отрезвляющего средства было знакомо, где-то Глеб его уже слышал, но поди упомни наверняка за всеми теми лекарственными телерекламами!

– Классный алко-зельцер, – с уважением сказал Глеб, собираясь отсыпать себе пригоршню таблеток про запас, но не успел – господин аптекарь действительно привёл себя в порядок по быстрому. И как он только ухитрился?

В этот раз господин Хинцельман выглядел куда как лучше: зелёная рубаха, алый жилет с громадными пуговицами, зелёные же короткие штаны, длинные голубые чулки и, само собой, башмаки с серебряными пряжками. В общем, нормальный вид городского дурачка, в очередной раз выпущенного из психбольницы на побывку – людей попугать, себя потешить.

– Как прошло дежурство? – строгим голосом поинтересовался аптекарь, напрочь позабыв недавний доклад Глеба. – Горшок проверяли? Звонки по инфошару были?

– Никаких происшествий не случилось, – повторно отрапортовал Глеб. – По… ээ… инфошару тоже никто не обращался. Так что давайте сто баксов, как договаривались, да я пошёл.

– Лады, – кивнул аптекарь. – Контрольная проверка, и вы свободны. – Глеб замялся, не понимая значения слов «контрольная проверка».

– Руки на шар положите, – подсказал Хинцельман, – вы что, первый раз на дежурстве? Вас должны были проинструктировать.

– Первый, – подтвердил Глеб, торопливо обхватывая хрустальный шар ладонями, – а инструктировали второпях, может, чего и упустили.

– Тем более нужна контрольная проверка, – назидательно сказал аптекарь, – а то всяко по первому разу бывает: случается, и обворовывают охраняемого, по незнанию последствий. Очень, знаете ли, нехороших последствий, – Глеб судорожно сглотнул, вспомнив зря украденную бутылку.

– Что там у нас? – аптекарь уставился в шар, посмотрел туда и парень. В хрустальной сфере поплыл фиолетовый туман, рассеялся, и Глеб увидел в глубине шара себя, только маленького, словно мультипликационного. Вот он ходит по коридорам… вот заглядывает в сейфовое помещение через бронестекло… вот подходит к двери-решётке и… и осмотрев амбарный замок, уходит прочь. Никаких попыток стянуть бутылку со стеллажа мультяшный Глеб, в отличие от реального, предпринимать не стал. И это было, по меньшей мере, удивительно… Нет, не удивительно – поразительно! Причём настолько, что Глеба от неожиданности прошиб пот.

– Тэк-с, – удовлетворённо хмыкнул аптекарь, – порядок. Ладно, претензий нет, – Хинцельман достал из кармана жилетки заранее подготовленную стодолларовую купюру, небрежно протянул её Глебу: – Держите, мы в расчёте. А теперь будьте любезны убраться вон, ко мне скоро важный клиент должен приехать.

– Разумеется, – согласился Глеб, пряча деньги в карман рядом с так и не изученным портмоне: он и сам не собирался задерживаться здесь ни единой лишней минуты.

– Адресную пластинку я верну в охранное агентство завтра, – сообщил аптекарь, с брезгливым видом протирая носовым платком оставленные Глебом на шаре отпечатки ладоней, – сотру с неё магокод доступа на мою улицу и верну. Так своему начальству и скажите.

«Какую пластинку?» – чуть не ляпнул Глеб, но вовремя вспомнил тлеющую бирюзовым светом пластиковую карточку, что обнаружил в кошельке. Ту самую, которая, похоже, непонятным образом и привела его сюда, к аптеке.

– Хорошо, я доложу, – согласился Глеб и не попрощавшись – а чего прощаться, коли дело сделано, оплата получена – вышел из аптеки.

На улице оказалось раннее утро, часов пять, не более: небо, ещё серое, постепенно наливалось синевой и обещало хорошую погоду; прохладный воздух был свеж и вкусен после лекарственных запахов аптеки. Глеб, то и дело оглядываясь на дверь с двумя зелёными светильниками по её бокам, поспешил мимо сырых от росы чугунных фонарей прочь – в ту сторону, откуда прибежал сюда прошлым вечером. Вернее, куда адресная пластинка приволокла.

Трёхэтажные дома смотрели на Глеба узкими окошками, холодно смотрели, равнодушно: за тёмными стёклами плотно закрытых окон не светилось ни одного огонька. И, как и вчера, на улице не было ни души.

Глеб поёжился и ускорил шаг – ему здесь не нравилось.

Улица всё тянулась и тянулась, напоминая Глебу бесконечный коридор жуткой аптеки. Вот только никаких ответвлений тут не предвиделось: улица была прямая как траншея газовой магистрали, ни отходящих тебе в сторону улочек, ни двориков, ни скверов, ничего!

Вскоре с левой стороны показались до боли знакомые дверь и два зелёных светильника. Глеб, не веря глазам, обнаружил, что вновь находится возле той же самой аптеки, из которой недавно вышел – уж он-то не спутал бы её ни с какой другой! Далеко обогнув каменные ступеньки, парень припустил бегом; через три минуты дверь и светильники появились вновь. Глеб, затравленно озираясь, побежал дальше…

Аптеку он миновал раз пять, прежде чем окончательно выдохся и, перейдя с бега на шаг, побрёл навстречу неизбежному – на очередное свидание с медицинским логовом имени Лепрекона Хинцельмана, пропади он пропадом вместе со своей аптекой и ста баксами за дежурство!

И только сейчас, немного успокоясь, Глеб услышал тот же самый голос, который вовремя предупредил его о возвращении Лепрекона: голос был тихий-тихий, на грани слышимости. Как будто кто-то изо всех сил орал за толстенной стеной – пытался докричаться до Глеба.

– Эй ты, кретин! – возмущался далёкий голос, – и сколько ещё ты собираешься бегать по закольцованной реальности, а? Тебе не надоело? Ты слышишь меня или нет?!

– Слышу, – пробормотал Глеб, останавливаясь и тяжело дыша. – Ты где? Ты кто? – Он осмотрелся, задрав голову: отчего-то Глебу показалось, что голос доносится сверху, с одной из крыш мёртвых домов.

– Ты башку-то опусти, – посоветовал голос, – нечего в небо пялиться, второе пришествие ещё не скоро будет… Кто я, да где я, оно тебе пока без разницы, успеешь узнать. Сваливать тебе отсюда надо, и чем быстрее, тем лучше!

– Согласен, – Глеб облизал пересохшие от бега губы, – а как?

– Легко, – заверил его голос. – Закрой глаза и иди туда, куда я тебе скажу, в точности выполняя мои приказания.

– Вот ещё, – оскорбился Глеб, – да я принципиально ничьих приказаний-указаний не выполняю! Вольный я человек, понимаешь? И вообще, вдруг ты меня в какую ловушку заведёшь?

– Кретин ты, а не вольный человек, – устало сказал голос. – Кабы я хотел тебе пакость устроить, то не стал бы изменять показания инфошара при контрольной проверке. Да ты и так в ловушке, дурья твоя башка! Выглянет Лепрекон на улицу важного гостя встречать, а тут ты круги нарезаешь… Он же сразу смекнёт, что никакой ты не охранник, а так, козёл с бантиком. И вызовет орков из службы магоохраны!

– За козла ответишь, – твёрдо пообещал Глеб. – Найду – всю морду разобью!

– Ага, прям щас, – развеселился голос. – Закрывай глаза, ты, козёл с бантиком! – Глеб зло плюнул на брусчатку, выматерился и закрыл глаза.

– Прямо, – сказал голос, – прямо, прямо… направо.

– Там же дом, – не утерпел Глеб, – об стенку убьюсь.

– Направо! – категорично потребовал голос, – хватит выкобениваться, жить, что ли, надоело? – Жить Глебу не надоело и он, повернув направо, пошёл, выставив перед собой руки. Но ожидаемой стены перед ним не оказалось: вместо того, чтобы упереться в преграду, парень неожиданно оказался на нормальной, живой улице – это он понял, ещё не успев открыть глаза. Потому что вдруг подул ветерок, громко зачирикали воробьи, вдали зазвенел ранний трамвай, а на Глеба кто-то налетел, едва не сбив его с ног. Налетел, крепко ухватил за руку и рявкнул чуть ли не в ухо, дыша перегаром и чесноком:

– Мы этого козла ждём, или не этого? – Глеб открыл глаза.

Улочку Глеб знал – узенькая, с односторонним трамвайным движением, тихая, со старыми двухэтажными домиками и скамеечками возле подъездов – она находилась далеко от центра города. И как именно Глеб ухитрился оказаться в этих краях, он понятия не имел. Не иначе последствия беготни по закольцованной реальности…

Рядом с Глебом, нехорошо ухмыляясь, высился здоровенный мужик в чёрном костюме, при белой рубашке, чёрном галстуке и чёрных же туфлях – мрачный, в общем, тип. Мужик держал парня за руку железной хваткой, не вырваться, не убежать; ещё один такой же мрачный тип – с заплывшим от удара левым глазом, – стоял напротив Глеба возле чёрной иномарки, уперев руки в бока и сверля парня взглядом. Словно из ружья в него целился, прищурившись.

Морда одноглазого показалась Глебу на удивление знакомой, но где он её видел, вспомнить так и не смог. Ежели бы не подбитый глаз, тогда, может, и опознал бы.

– За козла ответишь, – автоматически вякнул Глеб, чем вызвал гомерический хохот обоих чернокостюмных: что их так рассмешило, Глеб не понял, но на душе вдруг стало погано. Парень оглянулся, на всякий случай ища путь к отступлению – увы, за спиной находился кирпичный забор с колючей проволокой поверху и бежать однозначно было некуда.

– Ну и как тебе ночное дежурство в вип-аптеке Лепрекона? – отсмеявшись, вкрадчиво поинтересовался тип с подбитым глазом. – Думаю, не скучно было, а? Золотишко не пытался стырить, нет? Зря, надо было попробовать. Или лекарства какие позаимствовать… Там, козлик ты наш, ой какие лекарства есть, о которых ты и слыхом не слыхивал! Эх, впустую ты туда прогулялся, впустую… Ну-ка, Вася, пошарь у него в карманах, авось мой бумажник отыщется. – И тут Глеб вспомнил, где видел одноглазого: у ресторана «Ёлки-палки»! Когда тот руками-ногами махал.

Вася, не церемонясь, обшарил карманы Глебы, вытащив оттуда не только бумажник, но и честно заработанные сто баксов, и даже мелочь всю выгреб, не побрезговал, зараза… Одноглазый заглянул в портмоне, убедился, что всё на месте, вложил туда трудовой заработок Глеба, захлопнул кошелёк и сунул его в карман пиджака.

– А где адресная пластинка? Ключ от зачарованной аптекарской улицы – где? – поинтересовался одноглазый, равнодушно поинтересовался, для проформы.

– Лепрекон забрал, – мрачно ответил Глеб. – А вы кто такие?

– Много будешь знать, скоро в астрал уйдёшь, – загоготал Вася. – Слушай, Петруха, а давай его здесь меморнем, а? Ну в самом деле, ещё домой к нему тащиться, обыск делать… Чего там, раз – и всё, – Глеб заорал во весь голос и попробовал вырваться из захвата, даже укусить Васю за руку попытался. Однако Вася кусать себя не дозволил: поймал Глеба за бородёнку, задрал ему голову повыше, в таком положении и зафиксировал – ни ойкнуть, ни выругаться. Глеб невольно уставился поверх иномарки в раскрытые окна дома напротив: в окнах маячили заинтересованные лица, с любопытством ожидая развития уличного скандала. Петруха тоже заметил ненужных свидетелей, хотя и был временно одноглаз.

– В машину, – коротко приказал он, и Глеб, как ни упирался, через десяток секунд оказался на заднем сидении иномарки, придавленный к спинке железной васиной рукой. Машина рванула с места, запетляла по улочкам, пробираясь к ближайшей магистрали.

– Адрес свой назови, – потребовал Петруха, поглядывая на Глеба в зеркальце заднего обзора. И тут Глеб с ужасом обнаружил, что изображение в зеркальце несколько отличается от оригинала: отражённая морда одноглазого была серого бетонного цвета и в частых бородавках. А единственный глаз – ярко-красный, как у покалеченного Терминатора. Наверняка и сосед Глеба, ежели посмотреть на него через зеркальце, выглядел ничуть не лучше. А то и хуже.

– Не скажу! – обнаглев от страха, внезапно заявил Глеб. – Собрались убивать, так убивайте здесь!

– Идея, конечно, хорошая, – подумав, согласился одноглазый, – да прав у нас на это нет… Мы ж не какие-нибудь там гоблины-беспредельщики, мы на государевой службе. Орки мы!

– Рассказывай ему, рассказывай, ага, – недовольно засопел Вася, – и охота тебе время на болтовню тратить! Всё равно через полчаса ничего помнить не будет.

– Уж лучше болтать, чем драться, – невпопад ответил Петруха, с недовольным видом потрогав распухший глаз. – Если б ты, Васятка, вчера не стал задираться, ничего б и не было… И портмоне я не потерял бы, с кодовой карточкой. И дурика этого у гостевого выхода не пришлось бы ждать.

– Сам виноват, – буркнул Васятка, – не стоило меня заводить. Договорились ведь, что лепреконовский горшок пополам, значит, пополам. А то покатили какие-то гнилые расклады с процентами, выяснения, кто больше разработкой дела занимался… Я, может, три года ждал, когда Лепрекон в нашу контору обратится! Три года в подчинении дурака-начальника – это, знаешь ли, перебор.

– Тихо! – оборвал его одноглазый, – нашлась, понимаешь, умная птица говорун. Думай, чего и при ком говоришь!

– А он всё равно у нас скоро беспамятным станет, – ехидно напомнил Вася, – чего ж и не потолковать-то на важную тему? О том, как ты, Петя, лоханулся.

– Ты, гнида, адрес давай! – свирепея, прорычал серорожий Петя онемевшему от услышанного Глебу. – Шутки закончились! Если сейчас не ответишь, то…

– Да назови ты им свой адрес, – прошелестел у ушах Глеба знакомый голос, – они ведь тебя всего изувечат, а своего добьются! Орки, одно слово… Говори, не бойся. Целее будешь, – Глеб и назвал.

Иномарка подъехала к глебову подъезду с шиком, едва ли не на полной скорости, затормозив аккурат возле ступенек подъезда. Старухи на подъездной лавочке чуть не вывихнули шеи, высматривая, кто ж такой именитый к ним с утра пораньше прибыл – может, свадьба? Всё ж таки Первое Мая, самое время для бракосочетания… Того и гляди, водки удастся выклянчить, или денег с земли насобирать. Или ещё чем полезным для пенсионного здоровья поживиться.

Однако когда из машины выбрались два чернокостюмных «шкафа», причём один с заплывшим глазом, второй со зверской ухмылкой на физиономии, и между ними поникший Глеб – старух как ветром сдуло. Только забытые кульки да вязания на лавочке остались.

В пассажирский лифт троица, разумеется, не вместилась, а грузового в старой девятиэтажке не было в целях плановой экономии образца семидесятых годов. Потому и пришлось им топать пешком до пятого этажа, где Глеб снимал комнату, идти, пугая своим видом куривших на площадках редких жильцов. К несчастью, хозяин квартиры всё ещё болтался где-то в загуле и помочь Глебу было некому – хотя бы «караул!» хором покричать, что ли…

Заперев Глеба в туалете, Вася и Петя по профессиональному быстро перерыли мягкие вещи в шкафах, особо не церемонясь – что пошвыряли на пол, что комом запихали на место; отодвинули от стен всю мебель, даже с телевизора корпус сняли, не поленились. Когда Глеба выпустили из туалетной одиночки, квартира походила на только что заселённую – когда мебель и прочее барахло в неё занесли, а расставить-разложить не удосужились, сразу сели отмечать новоселье.

– Прям как в тридцать седьмом, – ностальгически сказал Петя, разглядывая учинённый ими погром. – Помнишь, да? Весёлое время было, светлое… Молодые мы тогда ещё были, с идеалами. Старались!

– Да уж, – равнодушно ответил Вася, выковыривая из-под ногтей грязь, – сейчас тоже ничего. Жить можно, – он кивнул в сторону Глеба: – Замемори ему память на минус сутки да пойдём. Ничего у этого лоха нету… Случайный человечек. Козявка, – развернулся и ушёл прочь из квартиры, захлопнув дверь.

– Ну-с, дурилка ты картонная, – Петя достал из нагрудного кармана чёрные очки, нацепил их на нос и стал выглядеть куда как солиднее с невидимым теперь подбитым глазом, – считай, легко отделался, – с этими словами он поднял руку. Глеб успел заметить зажатое в ней нечто, похожее на длинную гаванскую сигару: в глаза ему пыхнул ослепительно белый свет и Глеб потерял сознание.

Глебу приснился очень странный сон.

Вообще-то все сны есть вещь странная и наукой до сих пор толком не объяснённая: откуда они, почему, и, главное для чего? Зачем, скажем, обычному бухгалтеру мелкооптовой закупочной конторы снится, что он – воин персидского царя Аншана Куруш, в латах, остроконечном шлеме и ярком полосатом плаще, плечом к плечу сотоварищами сражающийся с варварами урало-алтайских племён? А, скажем, крутому бизнесмену с финансовым оборотом порядка сотни миллионов долларов в год, мужику с десятком любовниц – что он маленькая девочка, танцующая на сцене в лучах софитов, полная невероятного восторга? И если первый сон можно рассказать в курилке друзьям, посмеиваясь и с удовольствием вспоминая детали, то второй никогда и никому не будет рассказан, хотя останется в памяти на всю жизнь.

А вещие сны? Кладезь информации, если уметь их правильно расшифровывать и применять к действительности: множество гениальных открытий было сделано именно во снах, как и множество верных предсказаний или философских откровений. Тех, которые порой меняли историю человечества.

Хотя, скажем прямо, подобные сны бывают весьма не часто, иначе бы все граждане Земли, поголовно, уже давным-давно забросили б всякую работу и дрыхли круглыми сутками в ожидании биржевых подсказок, умственного просветления и прихода нирваны как таковой.

У большинства же людей сновидения ни о чём, пустые, не оставляющие после себя никаких впечатлений, так себе сны – отвалялся в кровати положенное количество времени, проснулся по будильнику и пошёл на службу, деньги зарабатывать. К числу этих людей относился и Глеб: снов он почти никогда не видел, а если и видел чего, то в памяти наутро оставались лишь короткие, ничего не значащие обрывки. И потому Глеб никакого интереса ни к снам, ни к их толкованию не испытывал.

Однако в этот раз сон его был ярок, красочен и, можно сказать, вещественен. Даже запахи ощущались!

А снилось Глебу Матвееву вот что: будто мчится он бестелесным духом в громадном туннеле с радужно переливающимися, полупрозрачными стенами. Мчится с невероятной, запредельной скоростью; за стенами видны звёзды на чёрном фоне, много-много звёзд – и красных, и жёлтых, и белых, и голубых, прям-таки калейдоскопическое месиво! И всё это разноцветное крошево находится в постоянном движении, словно кто-то безостановочно крутит и крутит тот звёздный калейдоскоп, не в силах оторваться от захватывающего зрелища.

Туннель оказался извилистый, приходилось всё время контролировать своё движение, чтобы ненароком не вылететь за эфемерную стену; что там, за радужной плёнкой, Глеб не знал, но подозревал, что ничего хорошего.

Лететь было тяжело, потому что Глеб тащил с собой добычу. Где она находилась, в каком месте, оставалось непонятно – вроде бы внутри него: ведь ни рук, ни ног у духа нет… головы, верно, тоже нет, однако ж чем-то думается! Но этот вопрос интересовал Глеба сейчас меньше всего – за ним шла погоня. Серьёзная, неотступная, смертельно опасная… Заранее подготовленные ловушки преследователи миновали шутя, словно и не замечая их; отходные лазейки-канальчики, предварительно исследованные и помеченные маячками, исчезали, едва Глеб к ним приближался… А погоня всё ближе и ближе: Глеб чувствовал спиной – или что там у него нынче – усиливающийся ледяной холод. К тому же весьма некстати очнулась добыча: она активизировалась и в ужасе стала рваться наружу, стуча призрачными кулачками в призрачную же сущность Глеба.

Туннель впереди неожиданно сузился и превратился в тупик – подобного Глеб никак не ожидал! Сильны, сильны охранники мага Савелия, знаний и умения не занимать… молодцы, сказал бы он им, если б смотрел на происходящее со стороны. И если бы дело не касалось именно его, Хитника… тьфу, Глеба! Нда-а, жаль, что всё получилось несколько не так, как задумывалось – очень уж помирать неохота. А иного варианта охранники ему не предоставят.

И тут Глебу повезло.

Какой-то хак, явно начинающий, глупый и беспечный, вломился в заблокированный изнутри глебов менто-туннель, пробив его снаружи варварски тупым заклинанием – может, посмотреть хотел, что тут происходит, может, сам от кого-то удирал, кто знает! Но он, хак, оказался не в том месте и не в то время: Глеб швырнул его в сторону преследователей, а сам нырнул в затягивающуюся лазейку. Позади раздался истошный визг умирающего хака и злобный вой преследователей, обнаруживших, что вкус добычи не тот; вход позади Глеба затянулся радужным маревом. Последнее, что услышал Глеб, был хоровой рёв десяток глоток: «Ты покойник, Хитник! Ты покой…»

С запоздалым сожалением Глеб понял, от кого удирал хак: навстречу ему мчался запаковывающий демон – рогатый, многолапый, плюющийся мраком – стандартный магоохранник крупного учреждения, скорее всего какого-нибудь банка. Оборонительных заклинаний у Хитника не осталось, по пути все растратил, ну да чёрт с ними… уж лучше побыть век-другой запакованным с возможностью восстановления, чем утратить свою сущность навсегда. Как тот несчастный хак.

Больше Глеб ничего подумать не успел: демон поглотил его.

И запаковал.