Хищность

Глава 6

— Чем закончились твои поиски выживших вегов? — внимательно глядя на меня, спросила Лючия, когда мы выехали из города.

Я опустила глаза, пытаясь подавить в себе всепоглощающее чувство утраты.

— Судя по всему, те самые хищники, которых Димитрий просил предупредить жителей нашего селения о готовящемся нападении, напали первыми. По мнению, к которому пришли полицейские, они же и грубо инсценировали кровавую бойню с вегами в катакомбах, чтобы все выглядело так, будто друзья выполнили просьбу Димитрия.

Я встретилась взглядом с Лючией. Да, многое в этой истории и прежде казалось мне нелогичным и подозрительным, но что я могла сделать? Все следы обрывались. Даже друзья Димитрия в органах управления наотрез отказывались обсуждать с ним ход данного дела, а мне оставалось только одно — заливать свое горе спиртным.

Тогда я считала, что у меня уже не может появиться побудительный мотив к жизни. И я знала, что падаю все ниже, в глубине души надеясь, что конец близок. Всего этого я не произнесла вслух, но судя по многозначительным взглядам и участливым репликам, Лючия была способна домыслить несказанное.

К теме моего родного селения мы решили не возвращаться, зато за те несколько часов, что Лючия, Ария и я провели в дороге, сбегая из деревни моей подруги, она успела рассказать мне, наверное, все, что знала о лесном лагере. Он должен был состоять из нескольких сотен палаток, больших, рассчитанных на пару десятков человек, и крохотных, в которых едва могли поместиться двое, общих кухонь и подсобных помещений, образованных посредством укрытия тентом пустот меж деревьев, а главное, оборудованных мест под тренировки.

Его основатель, проповедник и мистик, долгие годы бродил по миру, изучая жизнь других народов, не желая мириться с несправедливостью современных нравов. Он познал учение древних и стал его ярым приверженцем, желая на собственном опыте убедиться в справедливости канонов. Еще до того, как Верен начал проповедовать, у него появились ученики, несколько десятков последователей, повторяющих все постулаты их учителя. Спустя годы учеников стало больше, тысячи. Верен подвергся гонениям и клевете. Он бежал от своих преследователей, и его духовные братья и дети отправились за ним в дремучие и непроходимые леса. Добраться до них на машине не представляется возможным. Они часто переходят с места на место, желая единственного — отделиться от современной цивилизации, и создать новое общество, свободное и цельное, гармонизированное и утопичное.

Я боялась. Чем ближе машина подъезжала к конечной точке, обозначенной на карте, которую Лючия получила от своего друга по переписке, тем сильнее становился мой страх. Я представляла себе фанатиков-сектантов, подобно диким животным, живущих в глухих лесах и отрицающих все блага современной цивилизации.

Вероятно, думала я, они носят мешкообразную потрепанную одежду, и их скудный рацион составляет то, что возможно найти в окружающей местности. Как же смешно вспоминать все это!

Мы бросили открытую машину на шоссе и, уверенные в том, что долго она там не простоит, двинулись вглубь леса. Лючия взяла вещи, а я понесла Арию. Мы путешествовали, наверное, несколько часов, вброд перешли широкую реку, взобрались на очередной холм и, наконец, увидели его, лесной лагерь с сотнями цветных палаток и снующими между ними людьми. А вокруг раскинулись густые и текучие в потоках непокорного ветра изумрудные леса.

Нас встретили на полпути два высоких атлетично сложных мужчины, взяли вещи и предложили понести дочь. Я отказалась. Тогда они проводили нас к одному из помощников Верена, Роману.

Я вошла в его палатку вслед за Лючией и принялась успокаивать взволнованную Арию, поэтому не сразу обратила внимание на хозяина походного жилища. Но когда я подняла на него свои васильковые глаза, встретила теплый восторженный взгляд невероятно-красивого и мужественного человека. На вид Роману было около тридцати лет, он был высоким и стройным, но, не смотря на это, рельеф его рук произвел на меня приятное впечатление. Его совсем короткие волосы не позволяли в полной мере определить их оттенок, но глубокие карие глаза искрились радостью и добротой. Я тепло улыбнулась и почувствовала, как мое умиротворение передалось малышке, и, уткнувшись носиком в белое одеяльце, Ария снова задремала.

— Присаживайтесь.

Мы сели напротив Романа и представились. Он не сводил своих гипнотических глаз цвета молочного шоколада с меня и первым, о чем он спросил, было:

— Это твой ребенок?

Странно, но мой положительный ответ стал причиной появления на его лице нежной, даже ласковой улыбки.

— Ты хищница, — его заблуждение не было вопросом.

Я печально улыбнулась и поправила Романа:

— Вег.

Его глаза расширились от удивления, он долго глядел на меня, и смущенная пристальным вниманием я опустила взгляд на спящую дочь.

— Ее селение уничтожили. Элена долго жила в городе хищников, — попыталась оправдать меня в глазах Романа Лючия. — Полгода назад она пришла в наше селение.

— Если девушка захочет, она сама расскажет мне свою историю, — я чувствовала теплоту в словах Романа, но никак не могла отважиться поднять на него свой отчего-то стыдливый взгляд. — В нашем лагере никто не станет вас осуждать за прошлые ошибки. Очень скоро вы поймете: здесь каждый индивидуален и волен любым приемлемым способом выражать себя. У нас есть только два правила: уважайте других и трудитесь на благо всех нас. Вы согласны?

Глаза Лючии засияли — она была безмерно рада тому, что нас приняли, тогда как я нерешительно посмотрела на Романа и заметила по-настоящему добрую улыбку на его губах.

— Все хорошо, Элена. Здесь тебе нечего бояться, тебя защитят и поймут. Ты знаешь, многие из тех, кто живут в лагере, по своей природе являются хищниками. Как и я сам.

Мой рот невольно приоткрылся, и свежий лесной воздух проник в освобожденные от токсинов легкие. Неужели, этот прекрасный, кристально-чистый и душой и телом мужчина, один из них? Нет, он совершенно другой, не зависимо от того, что там показывают анализы его крови. Я подумала, что Роман самый настоящий ангел.

Первый месяц в лагере я почти не помню. Погружённая в собственные печальные мысли и удрученная заботами о новорожденной Арии, я мечтала и думала только о нескольких часах беспробудного сна. Мне дали четыре недели на восстановление сил, а после этого срока я должна была приступить к своим обязанностям. Работа не имела четких временных ограничений, и вопрос с выбором рода деятельности предстояло решать мне самой. Я нисколько не сомневалась, всей душой желая заботиться о животных, потому как остро ощущала свою вину перед братьями меньшими. А их в лесном лагере было много: лошади, коровы, козы, собаки, в том числе и бойцовских пород, куры и перепелки. Нет, не подумайте, их никто не ел! Все животные использовались исключительно в гуманных целях, и даже яйца, которые брали в пищу люди с геном хищности, были пустые, то есть от неоплодотворенных несушек, те, из которых никогда бы не вылупились птенцы. И меня это устраивало.

Я обожала свою работу, вставала спозаранку вместе с Арией, тогда, когда весь лагерь еще спал, только наиболее преданные своему делу дозорные, уже тренировались на арене. Дочь почти всегда была рядом со мной — я приспособила большую плетеную корзинку под сумку-переноску, и Ария могла дремать или любоваться шелестом листвы в то время, когда я выполняла свои обязанности — кормила животных, мыла их и вычищала загоны.

Как-то раз, помню, Ария закапризничала, и, устроившись в углу загона для лошадей, я прилегла на мягкое сено, а малышку приложила к своей груди. Внезапно вошел Роман. Я попыталась прикрыться и заметила его легкую улыбку. Или мне только показалось?

— Ты не против? — он кивнул на место рядом со мной.

Я проглотила ком и мотнула головой. Роман аккуратно прилег рядом. Момент был настолько интимный и волнительный, что я не могла вымолвить ни слова. Я не видела помощника Верена с того самого первого дня, когда побывала в его палатке. Поговаривали, Роман уезжал в город хищников и выполнял там какое-то опасное поручение. И приехать он, кажется, должен был только в следующем месяце. Ну, хорошо. Признаюсь. Я специально выспрашивала новых знакомых об этом странном и очень симпатичном хищнике, чьи глубокие шоколадные глаза я не могла забыть, сколько ни старалась.

— Ты напряжена, — длинная сухая травинка начала поглаживать мою шею.

Конечно, напряжена! Я кормлю ребенка, а в нескольких сантиметрах позади меня лежит невероятно привлекательный мужчина, которого я вижу во второй раз в жизни, и травинкой ласкает оголенные участки моей кожи.

Ария, наконец, перестала есть, и я торопливо натянула плечико майки, а потом повернулась. Роман лежал на боку и смотрел на меня так, словно на мне ничего не было. И как только я могла принять его за вега?

— У тебя отросли волосы, — он взглядом указал на выбившуюся из-за уха светлую прядь.

— Да, — я очень стеснялась смотреть на Романа и глазами пыталась зацепиться за что-угодно позади него.

Его пальцы поймали мой подбородок, и мои глаза встретились с его, прожигающими насквозь. Он был такой теплый, такой близкий и нежный.

— Ты давно вернулся? — спросила я первое, что пришло в голову, пытаясь хоть как-то избавиться от растущего напряжения.

— Только что.

Его большой палец стал гладить мои скулы.

— Ты хотел поставить в загон свою лошадь? — с волнением выпалила я, когда его губы оказались в волнующей близости от моих.

Я же еще никогда не целовалась!

— Я хотел найти тебя, — он улыбнулся мне так обольстительно, что сердце подпрыгнуло и назад уже не вернулось.

Но что-то противилось во мне. Что-то внутри меня умоляло не делать этого. Не здесь. Не сейчас. Ария громко закричала. Я не заметила, как оказалась на ногах, держа в руках драгоценный сверток, спиной ощущая прикосновение широкой груди Романа.

— Ты позволишь?

Я много раз представляла, как бы чувствовала себя, если бы у моей дочери был отец. И в тот момент я это поняла. С благоговейным трепетом я передала Арию Роману и заметила, как первая в жизни улыбка появилась на розовом личике доченьки. Его руки стали гладить короткие светлые волосики моей малышки, а она щекой прижалась к шершавой ладони этого потрясающего мужчины и закрыла глаза.

Я начала расчесывать гриву лошади и время от времени взглядом встречалась с качающим на своих сильных руках мою доченьку Романом. Он был серьезен, даже угрюм. Вскоре хищник уложил спящую Арию в ее походную колыбель и подошел ко мне.

— Повернись, — это был самый настоящий приказ. Интуитивно я поняла, что пренебречь им значило совершить непростительную ошибку.

Так как я стояла лицом к Роману, я последовала его словам и замерла. Он рванул мою майку с плеч, и она сползла до самой талии. Под ней не было ничего кроме крупных татуировок на моей спине.

Мне стало очень неловко. Короткие светлые волосы едва доходили до основания шеи и не могли скрыть ничего из того, что было изображено на моей спине. А главное, не могли скрыть татуировку на пояснице, которую, видимо, и заметил Роман в то время, когда я ухаживала за лошадью.

Димитрий. Он настоял на том, чтобы его имя навеки отпечаталось на моей коже. Это была моя первая настоящая татуировка.

— Ты сведешь ее? — в металлическом голосе Романа звучало напряжение.

А я и не знала, что можно сводить татуировки.

— Я могу сделать это в лагере? — неуверенно поинтересовалась я и потерла шею, на которой так же был изображен узор — колючая проволока. Видимо, в пьяном угаре мне показалось забавным или трогательным изобразить символ моего селения на шее.

Роман кивнул.

— Я хочу удалить их все.

Мне показалось, я услышала выдох облегчения, но когда я натянула майку и повернулась, Роман уже вышел.

Хоровод мыслей плясал в моей голове.

«Ты нравишься ему! Он хотел поцеловать тебя! Он так заботлив с Арией… Роман разозлился из-за его имени.»

Сердце предательски вздрогнуло. Могла ли я стереть то, что желал оставить на мне Димитрий? И что будет, если я не последую указу Романа?!

— Ну что за глупости, — пробормотала я себе под нос и улыбнулась спящей малышке. — Я хочу забыть его! Всем сердцем я желаю очиститься!

А спустя всего две недели на моем теле не осталось никаких следов пребывания в городе хищников. Мастер своего дела лазером безболезненно выжег узоры, не оставив даже крошечных шрамов в память о Димитрии.

Несмотря на мое послушание, Роман старательно не замечал меня. Только в редких случаях, когда мы проходили рядом друг с другом, он сухо здоровался и быстро удалялся. Я гадала, почему его интерес ко мне так стремительно угас.

Видя накопленную мной за три пролетевших в лагере месяца усталость, Лючия часто предлагала посидеть с Арией, и я, наконец, приняла ее помощь.

Был холодный осенний вечер. Я покормила Арию, и когда заметила, что она всецело поглощена улюлюканьем с моей старшей подругой, быстро вышла из палатки. Да, я могла поместиться в моем походном жилище в полный рост, и одно это несказанно радовало. Я закуталась в шаль Лючии, которую она подарила мне сразу по прибытию в лагерь, и как-то по-новому взглянула на место нашего обитания. Моя социальная жизнь за последние три месяца сводилась к нулю. Я поименно знала нескольких человек, рядом с которыми работала и изредка перекидывалась короткими фразами. Я не ела в общей столовой — с Арией это было невозможно, еду приносила Лючия. И куда идти теперь, я не представляла. У меня была всего пара часов для отдыха, но и это время казалось мне невероятно долгим в моем положении.

Я направилась к арене, туда, где в огненных лучах заката тренировались наши воины. Я присела на лавку и, как завороженная, стала наблюдать за кулачным боем, в котором участвовали сразу несколько человек. Их разукрашенные кровью, неистовые, но невероятно довольные лица произвели на меня неизгладимое впечатление. Что-то внутри зажглось, засветилось так ярко, что сумело вырваться наружу. И я захотела на арену.

Я скинула шаль и в льняной майке и простых прямых джинсах вышла в обложенный крупными булыжниками гигантский круг. Сложные спортивные снаряды зверски манили и пугали одновременно. Подвижная подвесная дорога, лестница для рук на высоте около пяти метров и гигантская имитация норовистого буйвола, — все это завораживало. Я решила начать с простого — с подвесной дороги, медленно преодолевая которую можно было обойтись малой кровью.

Осторожно-осторожно ступая на цыпочках по тонкому деревянному бревну, руками я держалась за натянутую сверху веревку. Впереди был провал. Я повисла на веревке в надежде перебраться на другую сторону, но она прогнулась так сильно, что возможности вновь взобраться на бревно не осталось. А до земли, покрытой мелкой галькой, было метра три. Я задержала дыхание и спрыгнула. Из груди вырвался слабый рык.

— Если ты хочешь тренироваться, делай это как надо! — громкий суровый голос раздался где-то над моей головой.

Я поднялась с колен и увидела рослого пожилого мужчину. На вид ему было лет шестьдесят пять, но его отличное спортивное телосложение позволяло на десятилетие скинуть приписанный мной возраст.

Я отряхнула джинсы и встала.

— И как же следует это делать? — я подняла глаза на длинную подвесную дорогу, которая начиналась на одном краю арены, петляя, уходила вглубь леса и вновь появлялась с противоположной стороны тренировочной площадки.

— Бегом.

Насмешливая улыбка расплылась на моих губах, но когда я встретила жесткий взгляд Верена, смутилась. Я не относилась серьезно к основателю лагеря. По словам Лючии, многие из тех, кто жил вместе с ним в лесу, были фанатичными приверженцами своего дела и проявляли готовность с безрассудным рвением исполнять любое самое странное желание их лидера.

Мне он казался слегка помешанным старичком. Верен делал странные, пугающие вещи, и прежде я старалась держаться подальше от него самого и его полуночных проповедей, на которые, словно зачарованные, сходились почти все жители лагеря. Я много раз видела сидевших на высоком столбе мужчин, сутками голодавших и из последних сил сохранявших равновесие. Некоторым людям завязывали глаза и заставляли их целый день ощущать себя незрячими. Меня все это сильно настораживало.

— Я могу разбиться, — я попыталась придать лицу самоуверенное выражение.

— Можешь, — равнодушно бросил Верен и направился в сторону тента, туда, где его уже ожидали благодарные слушатели.

Я села на пустырь и долго рассматривала эту сумасшедшую подвесную дорогу. Сперва шло разорванное бревно, потом нужно было пролететь несколько метров на канате до отвеса, взобраться наверх, пройти по натянутому тросу, спрыгнуть с высоты третьего этажа, залезть по совершенно гладкому стволу дерева обратно, а что было дальше, в лесу, меня совершенно не интересовало — до туда мне не добраться никогда.

И все это я должна сделать бегом. Я презрительно ухмыльнулась, но ноги сами понесли меня к началу подвесной дороги. Да, я могла упасть, могла разбиться, сломать руку или ногу, шею или спину. Но я упрямо шла, ведомая неизвестно чем. И в голове раздавалось одно только его слово. «Можешь». Я могу.

Я интуитивно прочувствовала тот самый момент, когда должна была начинать. Я побежала по бревну, даже не прикасаясь к натянутой над моей головой веревке, перепрыгнула первый, второй и, наконец, третий разрыв, изо всех сил вцепилась в канат и полетела. Мелькнула мысль, что с меньшей стартовой скоростью я бы никогда не добралась до отвесной стены. Я не смотрела, на что клала руки и ставила ноги, только видела вершину, то место, куда должна была взобраться. И вот я уже там. Как? Когда?

А впереди трос. Бежать, не останавливаться. Я почувствовала, как начала терять равновесие и изо всех сил оттолкнулась ногами и полетела вперед. К стволу дерева. Да, я хорошо приложилась. Но я висела на нем, на высоте четырех метров, обхватив руками и ногами идеально гладкую поверхность. А впереди мелькали вращающиеся кольца и диски, подвижные платформы и многое другое, тогда как внизу уже были не мелкие камни, а разбитые стекла и гвозди.

С меня довольно. Я неуклюже сползла вниз.

— Что ты делаешь? — строгий голос Романа ничуть не взволновал меня. Он наконец-то снизошел до внимания к моей скромной персоне.

— Ты умеешь преодолевать все это? — проигнорировала я его вопрос.

Он сделал шаг вперед и с высоты хмуро посмотрел на меня. Ха! Пытался задавить ростом!

— Тебе это не нужно, Элена, — я выжидающе глядела на него, ожидая ответа, и, наконец, получила его. — Да, я умею проходить эту дорогу…

— Покажи.

— … но тебе, поверь, следует держаться подальше от арены.

Я с трудом перевела взгляд с его губ на глаза и излишне выразительно повторила:

— Покажи мне.

Роман был невозможно печален. Он медленно снял куртку и вложил в мои руки.

— Смотри внимательно, — крикнул он уже со стартовой площадки.

Разбег, и вот Роман летит. Как птица, расправляет крылья для полета над пропастью, словно дикий кот, карабкается на стену, подобно танцору красиво балансирует на подвижных платформах. Я бежала по земле, чтобы поспеть за ним, а он, совершал на моих глазах чудеса гимнастики и акробатики.

Роман даже не задыхался после преодоления всех препятствий, просто подошел и взял обратно свою куртку. Как же круто это было!

— Ты не понимаешь? Это Верен внушил тебе, что ты хочешь научиться преодолевать подвесную дорогу. Это очень опасно, Элена!

Я резко развернулась и пошла к своей палатке, а спустя секунд десять, не оборачиваясь, прокричала:

— Он внушил, что я могу сделать это!

Сперва я тренировалась по вечерам, потом начала ходить на арену и в предрассветные часы. Глядя на других, я чувствовала себя полным аутсайдером, но это ощущение только подстегивало и заставляло идти на арену снова. Я подолгу сидела на траве и глазами впитывала каждое движение тех, кто умело преодолевал подвесную дорогу. Всем, чем были заняты мои мысли следующие несколько холодных месяцев, были препятствия на арене. Я кормила Арию и думала о том, как же мне следует прыгнуть на очередную платформу или отвес.

Относительно других у меня было одно весомое преимущество. Я все еще не чувствовала боль. Ей на смену пришли онемение и слабость. Когда я сломала руку и обнаружила это, просто перестав ощущать ее, я целый месяц не могла тренироваться на подвесной дороге, но часами усердно бегала по периметру арены, тренируя мышцы ног. А вернувшись, я поняла, что мое тело наизусть знает каждое препятствие и снаряд.

Я сделала это с первого раза. И еще. И еще. И я ловила на себе заинтересованные и завистливые взгляды завсегдатаев и новичков, Верена и Романа. Существование последних я старательно игнорировала все это время. Но теперь настала пора двигаться дальше.

В тот вечер я не пошла на арену — я заглянула на огонек Верена, в его святая святых, туда, где проповедник делился со своими слушателями мнением о совершенно разных аспектах человеческой жизни и нашем несовершенном мире. То, что он говорил, казалось для меня несусветной чушью. Мы не отсюда. Мы не тела. Возвысится тот, кто унизится. Вознесется тот, кто отречется.

Но то, как он говорил, произвело на меня сильное впечатление. Он окидывал толпу слушателей глубокомысленным взглядом и, казалось, он заглядывал в душу каждому, на ком останавливался его взор. Он приводил такие примеры из жизни, словно досконально знал мою собственную биографию, и каждой историей намекал на определенное событие в моей жизни.

Надолго меня не хватило. Я вышла из-под навеса и нос к носу столкнулась с Романом. Стоял ли он позади меня или вошел в тот же самый момент, я так и не узнала.

— Зачем ты пришла сюда, Элена?

Я покачала головой и попыталась пройти мимо. Шаг. Он преградил мне путь. Еще. И снова Роман не позволил протиснуться мимо него. Он действовал мягко, но по-хищному, не оставляя мне никакого выбора, нежно вынуждая подчиниться его воле.

— Я ошиблась, — я оттолкнула его локтем и прошла.

Роман поймал мое запястье и хмуро взглянул на меня.

— Просто ты еще не готова. Я провожу тебя.

Ну вот, отлично! Он позволял мне сделать то, чего я желала сама, оставляя в душе гаденькое ощущение принуждения. Я не хотела возвращаться в свою палатку. Ария не так давно уснула, и Лючия, увлеченная чтением книги, заботливо отпустила меня до самой полуночи. А еще даже не стемнело.

— Ты можешь идти, — высокомерно произнесла я и направилась в противоположном моей палатке направлении.

— Ты куда?

Каким же сильным было мое желание поддеть Романа, солгать относительно моего ночного свидания. Но я только многозначительно промолчала.

— Ты не идешь к дочке?

Я покачала головой и бодро направилась в сторону реки. Роман поймал мою ладонь и уверенно заявил:

— Тогда мы идем ко мне.