Началось с того, что на меня стала как-то странно смотреть лаборантка. Я объяснил это происшествием с Чистовымьевым и постарался не реагировать. Потом заглянул домовой Панфнутий, внимательно вгляделся в моё лицо, вздохнул и со словами: «Похож… А я вот за триста лет безупречной службы даже портрета не удостоился» — грустно побрёл восвояси. Но когда позвонил Роман Ойра-Ойра, моё сознание отказалось понимать происходящее.
— Алле, Привалов? Привет, старик. Ну ты даёшь… От скромности не помрёшь. Ты у нас как — дважды герой или кавалер орденов трех степеней? А может ты заслуженный деятель искусств, признанный при жизни? Перещеголял, брат, Пушкина! Ай да Сашка, ай да щучий сын!
— Роман, брось издеваться, что это на тебя нашло?
— Ладно, если считаешь, что все в порядке — мне-то какое дело? Имей только в виду — развеять твои изваяния будет стоить месячного лимита электроэнергии твоего ВЦ, я уже прикинул. Так что сам заварил, сам и думай, как расхлебывать.
— Ромка, ну не томи ты, говори, что стряслось?!
— Да ты что — с луны свалился? Ничего не знаешь? Заработался… Выгляни в коридор-то.
Я мысленно прижал уши к затылку и осторожно выглянул в коридор. Там вдоль стены стояло нагромождение каких-то нелепых фигур странного вида. Подсознание опередило моё сознание, и я ощутил холодок на спине раньше, чем понял, что я вижу. Вдоль стены тянулась бесконечная галерея каменных изваяний, каждое изваяние было моим портретом в различных нелепейших позах — карикатурными, как мне показалось, изображениями. Вдоль галереи ходили сотрудники института, кое-кто щелкал фотоаппаратами, обстановка напоминала смесь выставки потешного искусства и театрального капустника — прежде всего потому, что вместо обычного молчаливого созерцания статуй, как это происходит в музее, в данном случае коллеги эмоционально комментировали каждое изображение в отдельности и всю экспозицию вместе взятую. Моё имя упоминалось не всегда с должным почтением. Громче всех раздавался голос Камнеедова: «Вы это прекратите!» Я ущипнул себя и убедился, что, к сожалению, не сплю. Вдруг говор смолк… По коридору приближался Янус Полуэктович. Был ли это А-Янус или У-Янус, я поначалу не понял. В последнее время разница между ними становилась все меньшей и меньшей.
— Ну что, Александр Иванович, типичная ошибка программиста, как вы говорите? Зависание на цикле, так вы это называете?
И тут меня осенило!
— Точно! Я же не задал граничных условий выхода из цикла! Эх я, дубина!
— Ладно, всё ясно, давайте расходиться, и подумаем, как утилизовать это нагромождение монументов. Вы ведь позволите их убрать отсюда, не так ли?
— Конечно, Янус Полуэктович, только как же это сделать?
— А уж это, голубчик, вы сами сообразите.
Но народ и не думал расходиться. Когда стало ясно, что это — результат ошибки, волна ехидства сменилась валом любопытства. Роман первым высказал общее мнение:
— Давай, Сашок, колись — что сие и откуда?
— Что и откуда, я, кажется, догадываюсь, а вот как оно тут оказалось…
— Давай по порядку.
— Ну, понимаешь, там в виварии у Горгоны клетку пеной залило. Надо было что-то делать. Вот я и послал дубля на её спасение. А поскольку от её взгляда дубль мог окаменеть, я наделил дубля осторожностью по своему подобию и магическими силами. А он из осторожности вместо себя послал дубля, наделенного осторожностью, который вместо себя послал дубля и так далее… Этого варианта я не учел — возможности циклического повторения постановки задачи. Дубли, видимо, множились и все-таки растревожили Горгону, и в результате все окаменели. Только как они тут оказались? Корнеев их тут расставил, не иначе.
Моя гипотеза оказалась верной и в части возникновения с статуй, и в том, кто их доставил на место всеобщего обозрения. По моему предложению, статуи использовали для укрепления берега реки Ельцовки, поскольку горсовет планировал закупить для этих целей обломки бетонных конструкций. Когда мои изваяния закапывали по горло в землю у меня было такое чувство, как будто многократно закапывают меня самого.
Интересно, что подумают археологи грядущего, когда раскопают шесть сотен изображений одного и того же человека в различных позах? И тут я вспомнил о загадке острова Майя…