Гувернантка для капризного принца (СИ)

— Он богат, — напомнила девушка жестко.

Королева снова рассмеялась.

— Глупенькая, — повторила она, позабыв, что еще недавно называла девушку умной. —

Лиданийцы богаты прошлыми заслугами и завоеваниями. С тех пор прошло много десятилетий; они давно не ввязываются ни в какое опасное дело. Их король слишком нерешителен и слаб. А армию их здорово потрепало в сражениях с твоим отцом, —

королева разве что ручки не потерла. — Альберт не считался с их потерями. В бою он не знает ни страха, ни пощады. Живой таран. Бесстрашный и неукротимый._. Мой мальчик!

А лиданийцы… Они ослаблены и прячутся за спиной его высочества, Альберта. Такие рыхлые, такие слабые, такие изнеженные. Они трусливо и испуганно выглядывают из-за его плеча, подтягивая бархатные штанишки на выпуклые жирные животики, хе-хе-хе…

Отойди Альберт в сторону — и лиданийцев порвут. растопчут в злобной драке, на которую они не способны.

Понимаешь?

— В общих чертах, — холодно произнесла девушка. — Но все еще не понимаю, к чему вы клоните. Что такого вы можете мне предложить, чтобы я делала то, о чем вы просите? Я

ведь могу ваши планы передать лиданийцам, и им не понравится то, что они услышат. И

тогда вам несдобровать.

Однако! Эта старая ведьма и союзников своих выжала, как лимон! — поразилась девушка.

— Ослабила, чтоб быть сильнее всех. Чтобы они не могли противостоять ей, в случае чего.

И чтоб от нее зависеть.

— Передашь, что ж такого, — беспечно ответила старуха. — Я скажу, что ты лжешь, Не забывай, из какого гнезда тебя вытащили. Из гнезда герцога-отступника.

Герцога-предателя. Да я уже высказывала лиданийцу свои опасения! Говорила, что опасно брать в дом такую змею. Говорила, что ты хитра, коварна и опасна. Так что он готов будет к твоим наговорам и им не поверит, хе-хе-хе.

«Вот же щука старая заплесневелая! — ахнула девушка мысленно. — И тут подстраховалась»

— Но если ты сделаешь вид, что покорна и кротка, лиданиец быстро размякнет и забудет обо всяких предосторожностях. А отравить его я тебе помогу. Никто ни о чем и не догадается.

— Зачем мне это? — все так же холодно и сдержанно произнесла девушка.

— Не станет лиданийца, — вкрадчиво произнесла королева, — и я не стану противиться, если его высочество, Альберт женится на вдовствующей королеве Лидании. То есть, на тебе. — Что?! — изумилась Маша.

— А что такого? — невинно поинтересовалась старуха. — милая! Ну, не разочаровывай меня! Я же вижу, в тебе есть хорошие, очень хорошие задатки! Ты такая разумная! Ты должна видеть выгоду и мыслить широко, по государственному.

Отбрось сантименты, тебе они ни к чему. Мы с тобой женщины, слабые и беззащитные.

«Ага! Особенно ты, старая упыриха и людоедка, — поэтому управлять миром мы можем, только лишь оседлав и объездив правильного мужчину, — закончила свою мысль королева. — И с лиданийцем этого не выйдет, нет. Он слишком слаб; и потихоньку жадные соседи растащат все его земли. Будут отщипывать по крохотному кусочку, а он будет им уступать и дарить, пока не останется нищ и гол. А его высочество не уступит никому ни песчинки. За камешек, подобранный без спроса с дороги, руку выкрутит. В

этом плане он более выгодная партия, чем лиданиец. И как мужчина, думаю, он более здоров и силен, чем лиданиец, Породистый и резвый жеребчик. Ты не пожалеешь, милая.»

«Как будто не о родном сыне говорит, а о животном каком-то! — неприязненно подумала девушка. — Кошмарная бабка.

— как же его невеста? — произнесла девушка, насмешливо изогнув бровь. — та, что скоро прибудет сюда?

— Юродивая? — небрежно уточнила королева, как будто речь могла идти о какой- то другой девушке. — когда это было проблемой. Говорят, она совсем слаба и ‘болезненна, бедняжка.

— Так зачем же вы согласились на этот брак?!

— чтобы показать лиданийцам, как мы их ценим! Как они нам дороги и важны, разумеется! Как мы их уважаем.

«А на деле уважением и не пахнет.»

— Думаю, она не успеет толком проссать брачное ложе, — небрежно продолжила королева. — Бедняжке может наш климат не подойти. Или несварение с ней приключится. Или вот роды настанут. Это очень опасно! Была принцесса — и нет принцессы. Вот и все.

Девушка недобро усмехнулась.

— А с вашим мужем, с королем, что случилось? — неожиданно произнесла она. — Я

любила его, — торжественным и чистым, но треснувшим, как старый хрусталь, голосом произнесла королева, гордо вздернув голову. В ее тусклых глазах сверкнул на миг огонь

— и снова погас. Они посерели, словно подернувшись пеплом. — Я очень любила его.

— Тоже был племенным жеребчиком?

— О, еще каким! На нем было увлекательно… скакать. Ну, так что? Как тебе мое предложение?

— Я подумаю над вашим предложением, — протянула девушка.

— Может, что-то нужно, чтоб думалось веселее? — вкрадчиво и очень угодливо поинтересовалась королева.

— Пожалуй, да, — чуть поразмыслив, ответила Маша. — Столько потрясений сплю я плохо. Вот вчера не сомкнула глаз до самого утра. Мне бы того, кто будет колыбельные напевать. Как нянюшка. Это меня успокоит. Возможно это?

У королевы глаза на лоб полезли.

Она ожидала, что девчонка начнет клянчить золота и драгоценностей, выпрашивать место при дворе, или что-то в этом роде.

— это какой-то хитрый план? — с подозрением спросила она.

— Если и есть в том хитрость, то только одна, — честно произнесла девушка. — Я хочу, чтоб все тревоги и печали уснули, хочу в спокойной обстановке перевести дух и привести в порядок мысли. Только и всего.

«А так же хочу, чтоб заноза по имени Эвита Флорес спала мертвецким сном и не просыпалась, пока я не свалю отсюда! — закончила про себя девушка. — Она озвереет от злости, когда поймет, что я нашла способ от нее отделаться. И что я сбежала, выбралась из ее когтей, ее тоже не порадует. Но и поделом засранке!

— Хорошо, — протянула озадаченная королева. — Я прикажу одной из нянюшек приходить вечером к тебе… петь колыбельные.

«За одним приглядят за девчонкой, вдруг и правда замыслила что-то недоброе» —

подумала королева.

На том они и расстались.

Принц же сразу после разговора с Эвитой решил исполнить свое обещание, не откладывая в долгий ящик.

Разумеется, в теперешнем его положении это было самоубийственно опасно. Но обещание Эвиты подарить ему поцелуй добровольно кружило ему голову.

Никогда еще его не влекло к женщине с такой силой.

Он злился на самого себя, он тысячу раз напоминал себе, что эта девица, скорее всего, средоточие зла, искусная притворщица, полная лжи и желания мести. Но поделать ничего не мог.

«Красивая, идеальная оболочка! — с горечью думал он. — Она смотрит такими невинными, чистыми глазами, полными слез… что в них тонешь и думаешь, что невозможно заподозрить этого светлого ангела в чем-то дурном! Как же я попался в ее сети? Впрочем, что спрашивать с дичи, когда охотник так искусен и изощрен?»

До земель герцога Флореса было далеко. Самый резвый конь бежал бы до них неделю, и то если 6 не останавливался на ночлег, и чтобы подкрепить свои силы.

«Наверное, из-за того, что туда долго добираться, она и попросила этот странный «подарок», — угрюмо думал принц. — Да и герцог вряд ли согласился бы принять приглашения в королевский замок, и сопротивлялся бы даже вежливой просьбе. А это еще пара-тройка дней. Пока б обломали его строптивый нрав, пока б приколотили к кресту, пока 6 обратно прибыли. Хотела время потянуть? Не выйдет Да зачем тебе это время? Что ты задумала, чертовка, дочь чернокнижника?»

Старая королева была хитра.

Она надела на принца ошейник, принуждая его ей служить и блокируя всякое заклятье, что могло бы его освободить. На тот случай, если росток магии проснулся бы в плененном принце, ошейник и тот уничтожил бы.

Но маги были намного хитрее, чем старая королева.

От отца у Альберта остался браслет, серебряный и простенький, с камнями цвета светлой лаванды.

В нем была заключена магия, много. На самые разные непредвиденные случаи.

Защитить от случайных стрел, от ядов, от коварных ударов из темноты.

Всего камней было двадцать.

Но так как принц много воевал, и полагаться приходилось только на силу своих рук, многие из камней уже погасли, лишенные силы, ранее в них заточенной.

Осталось три, всего три.

Три возможности почувствовать свободу. Три возможности хотя 6 недолго побыть самим собой. Три возможности забыть о неволе и смертельной тоске, сковывающей сердце.

И больше не будет ни единого шанса.

Но принц упрямо сжимал зубы, крепче стискивал в кулаке волшебную вещицу и уверенным шагом шел к Алой башне.

Ради прекрасной Эвиты он готов был пожертвовать и этим последним своим сокровищем.

Предвидя волшебство, алые призраки осенних листьев взлетали у него из-под ног, ложились на плечи, обращаясь в странные длинные и острые блестящие перья.

Алые перья покрыли его голову странным клювастым шлемом.

Алые перья длинным плащом обняли его тело.

Осенний ветер тихонько вздохнул, провожая принца.

Шорох окаменевшей чешуи наполнил коридор, и в алую башню вошел уже не человек —

вполз алый дракон, невидимый для врагов.

На крохотном браслете погас еще один камень, стал темным.

Принц затворил за собой тайную дверь и поднялся по винтовой лестнице на смотровую площадку на самом верху башни..

Там он взмахнул руками, и они обернулись в широкие алые крылья, обрастая мелкой плотной чешуей, твердой, как алмазы

Взмахнув ими, принц прыгнул в серое низкое небо, и полетел в строну земель герцога.

Королева только вышла из зала, где оставила Эвиту, как к ней тотчас подбежали наушники, соглядатаи.

Это были мелкие слуги, желающие выслужиться. Подглядывающие и подслушивающие.

шпионящие за всеми.

— Ваше величество! — наперебой шипели они, как клубок издыхающих змей. — Тревога, ваше величество! Говорят, в небе снова видели алого дракона!

Королева, ошарашенная этой новостью, так и встала.

ЕЙ показалось, что сердце ее остановилось в груди, кровь замерзла и превратилась в колючую ледяную кашу, вспарывающую сосуды изнутри.

— Этого не может быты — просипела она, словно мороз сковал ее горло. — Он давно покинул наши земли!

Она хотела крикнуть: «Он мертв, я сама уничтожила, убила его».

Но не смогла. Не посмела.

Побоялась, что грозный призрак прошлого услышит ее и обернет к ней свой грозный взгляд.

— Он пролетел над замком только что, — тревожно шептали испуганные шпионы, вцепляясь в полы одежды королевы, ища у нее защиты. — Не задерживался. Тень от его крыльев стала еще больше. Накрыла на миг весь двор.

Королева отшатнулась от перепуганных людей.

Лицо ее было бледно.

— Он пришел за мной! — шептала она, не слыша испуганных воплей людей. — он хочет мне отомстить. Хочет забрать с собой!

С криком она кинулась на каменные стены, в исступлении царапая их ногтями, словно желая вырвать из них то, что не смогла вытравить в себе — алые рисунки, проступившие на каменной серой кладке.

Стереть их было невозможно. Разве что разобрать замок по камню и выстроить из новых.

Магия проросла в королевском дворце.

Та магия, что когда-то питала кровь королей.

Магия рисовала на стенах алых гордых драконов.

Магия многократно повторила черты последнего короля, мужа старой королевы.

Он смотрел на свою жестокую супругу укоризненным взором, он был повсюду. И именно из-за него королева и вытравила в себе возможность видеть алый цвет.

Не могла смотреть в его глаза.

Не выдерживала молчаливого осуждения.

Боялась.

С алым цветом она потеряла возможность видеть чудеса.

Алые драконы больше не посещали ее замок. Не кружились на широких крыльях, не защищали ее, отравленные вместе с магией. Не напоминали о короле и о ее страшном преступлении. Тени не рисовали кровавые брызги на ее руках. Уже давно.

И королева понемногу затихла, успокоилась. В душе ее страшная рана затянулась, больше не болела, почти не беспокоила.

И вот снова алые призраки вернулись

Снова!

А МОЖЕТ, это происки врагов? Может, это ложь, чтобы лишить ее, королеву, покоя?

— Найдите мерзавца, который видел дракона! Найдите негодяя, пустившего этот страшный слух! — шептала испуганная королева.

Ее, ослабевшую, подхватили под руки и потащили в тайную черную комнату.

Та уже давно была заброшена, ровно на столько времени, сколько алый цвет королеву не тревожил.

В этот каменный мешок не проникал свет, ни единого лучика.

Там она запиралась и сидела неделями, напуганная алыми отблесками.

Пока тьма не наливала ее глаза до краев чернильной темнотой.

Королева могла не есть и не пить. Она жаждала ослепнуть, не видеть ничего, она царапала стены, если ей казалось, что коварный цвет прорастал меж серыми камнями тонким змеящимся ростком.

И лишь кода панический страх отступал, она выходила из добровольного заточения, исхудавшая и обессилевшая, еще раз наказанная за свое преступление.

В отличие от королевы, герцог Флорес видел алый цвет.

И вихрь, поднятый его крыльями, тоже видел.

ЕГО объяла неуемная дрожь, потому что алых драконов когда-то называли самыми свирепыми и самыми сильными тотемами в королевстве.

Невежественный человек, вроде королевы, мог напугаться дракона. Мог спутать со зверем, с призраком, с проклятьем. Но только не Флорес! Он-то наверняка знал, что это королевский тотем.

— Проклятье! — в отчаянии и ужасе простонал он, глядя, как крошатся каменные стены его дома, стиснутые когтистыми лапами чудовища. — Как же так?! Как так? Неужто старая королева обманула весь свет? Неужто она воевала затем, чтобы искоренить магию во всех, но оставила ее у себя в доме? Подрос наследничек, значит и унаследовал все королевские дары, мерзавец. Да, от такой мощи откажется только безумец.

Герцог и помыслить не мог что в этот раз королева, как ни странно, была честна.

Она действительно хотела отринуть все магическое, что наполняло ее мир, даже ценой отказа от силы.

Больше всех в королевстве она ненавидела алых драконов.

А еще герцогу и в голову не приходило, что упрямый принц вынес пытки, боль и побои, но не отрекся от части себя, от магии, удалить которую было куда проще и безболезненней, чем вытерпеть сто ударов кнутом.

Сильнейшим остается тот, кто воистину силен.

— Флорес! — прорычал дракон во всю глотку. — Я прилетел за тобой! Собирайся.

Твоя дочь хочет видеть тебя.

— Дочь — выкрикнул герцог позабыв о предосторожности и выдавая себя этим неосторожным вскриком. — Нет у меня дочери с тех пор, как ты забрал ее себе!

Дракон злобно заклекотал, стиснул когти сильнее.

По стене с жалобным всхлипом скользнули вниз каменные обломки.

— Как лето ты отрекаешься от своей крови, — усмехнулся он.

— Виола все равно умрет в неволе! — закричал герцог, отступая еще на шаг — Она слишком мала! Кто б ее ни взял, любой заиграет ее, как игрушку, затаскает, показывая всем военный трофей, развратит и погубит! А Эвита змея в любом доме!

— Даже так, — усмехнулся принц.

— Ты вырвал ее ядовитые клыки, — продолжил герцог — отнял ее магию, опечатал, но не лишил разума! А он у девчонки темен и зол! Ты уже пляшешь под ее дудку! Еще немного, и она заставит тебя убивать, чтоб порадовать ее!

Королевский дракон обагрит себя кровью! Но на красном не видно красного?

— Она не велела тебя убивать, — возразил дракон. — точнее, не настаивала. Она хотела поговорить с тобой. Хотела узнать, как так вышло, что ты, сильный, почти всемогущий, проиграл, не смог ее защитить и откупился ею, отдал мне на потеху.

Она хочет посмотреть, какого цвета у тебя совесть.

— Она знает, — прохрипел герцог — что у меня, как и у нее самой, совести и жалости нет.

Не я ли ее воспитал по своему образу и подобию? Ее жизнь в обмен на мою, не таков ли был уговор? Я отдал тебе дочерей, ты властен делать с ними все, что угодно, хоть колесовать на площади на потеху толпе, только не трогай меня!

— Поэтому я тебя и не трогаю, и говорю — пойдем со мной добровольно.

— я не пойду в лапы к этой чертовке! Если ты здесь по ее наущению, значит, скоро эта змея заползет повыше, на трон, чтобы греться в лучах власти и богатства!

Сердца у нее нет; поэтому она убьет каждого, кто заслонит ей свет.

— Не пойдешь? Значит, я отнесу ей твою голову… — пророкотал дракон, сползая с разрушенной стены и наступая на герцога.

— Я вижу, твое благородство она уже откусила, сожрала и не подавилась, — слабо пискнул испуганный человек, отступая. — У человека против дракона нет шансов.

Не очень-то это честно.

— У тебя и против человека нет шансов, мелкая гнида, — прошипел дракон яростно, хлеща хвостом налево и направо. — Но давай сделаем вид, что бьемся на равных, если тебя это немного успокоит.

Герцог и глазом не успел моргнуть, как вместо алого дракона перед ним оказался принц, злой, с мечом наизготовку.

— Не ошибся, — прошептал герцог помертвевшим губами, вглядываясь в ненавистные черты. — Королевский отпрыск, кровь от крови. Ты похож на короля.

Даже странно, что твоя мамаша не оставила тебе ни единой своей черты. Кроме, наверное, жестокости. Как же она позволила тебе носить в себе магию, которую так ненавидит?

— Она не позволяла. Она и не знает об этом.

— Но она приложила очень много сил, чтоб узнать наверняка? — уточнил герцог удивленно. — Никто не выдерживает заточения в Башнях Откровенности.

— Значит, недостаточно.

— Не верю! Это какая-то хитрость. Я не верю, что вы выдержал!

— Слишком много слов! — крикнул принц и напал на герцога.

Их мечи скрестились с воинственным свирепым лязгом.

Герцог тоже был мощен и силен, и казалось, в битве он ничем не уступает принцу.

Но его руки дрожали чуть заметной дрожью; и меч нет-нет да звенел испуганно, когда принц налетал на герцога яростно и рубился мощно и свирепо.

Герцог легкий на ногах и ловкий, отступил, ушел от яростной атаки принца, защищаясь, дав себе возможность перевести дух после первых, самых тяжелых ударов, от которых ломило и жгло уставшие плечи.

Но принц словно не уставал вовсе. Он продолжил натиск, черным вороном летая по смотровой площадке за стенами замка. Его меч, словно длинное и блестящее перо, вычерчивал в воздухе магические символы, писал историю боя, и герцогу не удавалось вставить в эту историю ни единого внятного слова.

Герцог слабо вскрикнул в страхе, и этот вскрик только раззадорил принца, придал ему сил; принц ощутил вкус быстрой победы, потому что противник его устрашился и поник.

Герцог встряхнул рукой, выпуская свое тайное оружие — отравленный стиле.

Холодным лучом кинжал скользнул в ладонь герцога, слился с его пальцами, готовый коварно уколоть и впрыснуть яд в горячую кровь.

Но вид ядовитого жала тоже не остановил принца.

Более того, принц словно впал в ярость, которая выжгла в нем остатки естественного страха за жизнь.

Одним ловким шагом он сократил расстояние между собой и герцогом, и его рука, защищенная толстой латной перчаткой, сомкнулась на кисти старика, выворачивая ее.

Тот испуганно вскрикнул, испуганный, что собственное оружие поранит и отравит его самого, и разжал пальцы.

Кинжал оказался в руках принца, и тот раздавил в ладони крепкое лезвие, покрошил его на осколки.

А затем, зажав бесполезную рукоять в кулаке, одним ударом в висок снес противника с ног.

— что… что она обещала тебе, эта черная гадюка, что ты так стараешься? — простонал поверженный старик. — Неужто ты все еще не взял ее, не попробовал ее тела?! Неужто она возымела такую власть над тобой, что ты смиренно ждешь разрешения?!

— Она обещала мне поцелуй, — ответил принц. — Сказала, что позволит коснуться ее души, а не тела. А это намного дороже стоит, старик, чем возня в койке. Это стоит даже жизни.

— Вот в чем твоя сила, — прохрипел поверженный герцог стараясь приподняться на локтях. — ты не боишься смерти… я хотел бы, чтобы у меня был такой сын, как ты.

— Так надо было родить дракона! — прорычал распаленный принц, откидывая обломок кинжала прочь. — А не плодить змей!

Ногой он откинул меч поверженного врага, бесцеремонно обшарил его, отыскивая скрытые ножи.

— Впрочем, можно было б и не искать, — промолвил он, ничего не найдя. — ты все равно не осмелился бы ранить меня из страха, что я умру в полете, и тогда мы разобъемся вместе.

— Хитрый, демон, — прохрипел поверженный герцог с ненавистью.

Но принц его не слушал.

Обмахнувшись плащом, плещущим на жестоком ветру, он снова обернулся в дракона и ухватил страшными когтями свою жертву.

Герцог слабо вскрикнул и лишился от страха чувств.

Он прекрасно знал, что больше не увидит родных стен. И, вероятно, живым ему не быть.

Мстительная и жестокая дочь, заручившаяся помощью принца, дорого спросит с него за свое бесчестие и боль.

Но надо рожать драконов, а не плодить змей, чтобы этого не происходило.

Глава 11. Первый поцелуй

Маша сидела у окна и вышивала — занималась делом, приличествующим высокородной девице, — когда стены ее комнаты дрогнули от удара.

Двери, ведущие из комнаты на балкон, треснули, словно от взрыва, распахнулись, брызнув стеклами.

Девушка вскрикнула, подскочив.

Крепкий порыв ветра рванул занавеси, светлые волосы Маши.

Платье крепко обхватило ее ноги, очерчивая фигуру испуганной девушки, и в раскрытые двери с воплем влетел герцог расквасив об королевские полы нос и ‘разбив руки, которыми попытался смягчить удар.

Он проскользил по блестящему паркету и выкатился к самым ногам Эвиты и остался там, еле ворочаясь и охая.

«Как парадное блюдо, — подумала она, с трудом переведя дух и кое-как отойдя от испуга. — Как гусь из духовки.»

Вслед за ним, ловко перемахнув через балюстраду, на балкон прыгнул и принц, будто из ниоткуда, обмахнув пол своим длинным черным плащом.

В лицо испуганной девушке пахнуло влагой, дождем, принесенным с гор запахом ДОЖДЯ.

`Испуганные тени заметались по стенам за ее спиной.

Принц, зловеще и молча шагнул в комнату, попутно грубо дернув занавесь, испуганно бьющуюся на ветру, словно эта тонкая полупрозрачная ткань была единственной преградой между ним и желанной девушкой.

— Я выполнил ваше желание, — сухо произнес он.

Маша гордо подняла голову. В ее глазах все еще плавал страх, но она изо всех сил старалась его не выказывать.

— Вижу, — как можно спокойнее произнесла она.

— Прикажете отрубить его голову? — все так же спокойно и деловито осведомился принц, ступив ближе к ворочающемуся на полу герцогу.

ЕГО меч со звоном покинул ножны, светлый клинок, описав изящную дугу, опустился на шею человека у ног девушки, принц чуть качнул оружием, как бы примеряясь, чтоб половчее нанести удар.

— Нет — почти выкрикнула Маша. Ее ответ был, пожалуй, чересчур поспешным, он выдал ее нервозность. Принц глянул в ее глаза и чуть усмехнулся, но Маша снова взяла себя в руки. — Я хочу поговорить с ним.

— как вам будет угодно, — пренебрежительно ответил принц, вложив оружие в ножны.

— Наедине, — настойчиво произнесла Маша.

Герцог у ее ног перестал ныть, скулить и возиться и поднял голову. Взгляд его покрасневших от слез и ветра глаз на мгновение из затравленного стал горящим, острым.

Принц усмехнулся, уловив его.

— Желаете пошептаться? Состряпать заговор на скорую руку? — насмешливо спросил он.

— Даю слово чести, — твердо произнесла маша, чуть склонив голову, смело глядя принцу в глаза, — что я не замышляю недоброго против вас, и герцога подбивать не стану. Я же сказала — мне нужно… спросить у него кое о чем.

— Помнится, первым вашим желание было увидеть его голову на парадном блюде.

— недоверчиво напомнил принц.

— Я передумала, — ответила Маша.

— Как знаете, — фыркнул принц раздраженно.

Девушка поняла природу его нетерпеливости.

— Кода мы закончим разговор, — тихо и спокойно произнесла она, — вы сможете получить свою награду. Я помню о своем обещании.

Принц снова фыркнул, как раздраженный кот отступил к дверям.

— Секретничайте, — глухо произнес он. — Но, если что, я рядом.

— Надеюсь, герцог будет помнить об этом все время, — так же спокойно, почти безучастно произнесла Маша.

Принц отступил, так же неотрывно глядя на девушку. Его рука в грубой перчатке коснулась резного столика, и Маши услышала еле уловимый звук, какой бывает, когда полированного дерева касается металл.

Принц отступил еще дальше, и девушка увидела, что на этом столе остался лежать тонкий и красивый королевский стилет.

— Благодарю, — одними губами произнесла она. Принц чуть поклонился и вышел.

Двери за ним закрылись, и девушка резко развернулась к постанывающему герцогу.

Что она ожидала увидеть?

Зачем вообще его нужно было доставить сюда?

«Зачем-то этот человек был нужен… Наверное, у Эвиты был какой-то план, — подумала

Маша, рассматривая поверженного к ее ногам человека. — Но у меня его нет. Что ж, будем вести свою игру».

— встаньте, — резко произнесла она. — Смотреть противно на то, как вы пресмыкаетесь и валяетесь в ногах. В вас не осталось ничего мужского. Раньше я хотела спросить у вас, как так вышло, что ваши дочери вынуждены отвечать за ваши грехи, как вы это допустили. Но теперь вижу, что принц вместе с вашей армией и ваши яйца не пощадил. И то, и другое было им вырезано под корень.

— Шлюха, — выдохнул герцог шумно соля и кое-как поднимаясь на ноги. — И говоришь, как вульгарная шлюха с самого грязного дна!

— Видимо, это у меня наследственное, — хладнокровно ответила девушка. — Вы-то тоже не похожи на благородного человека. Мелкий жулик, трусливый слизняк, понятия не имеющий, что такое честь.

— Честь?! Что ты понимаешь в чести?! Ты продала свою честь в обмен на яркие тряпки! —

разорался герцог — Подстилка… даже отомстить не смогла!

— отомстить? — с удивлением переспросила девушка.

— Как быстро ты позабыла клятвы и обещания! — усмехнулся герцог — Ты уверяла меня, что скорее умрешь, чем будешь ему принадлежат! Но, кажется, тебе оказали такой радушный прием, что ты наплевала на свое желание пустить ему кровь?!

— Еще какой радушный, — усмехнулась девушка. — Еще какой! Такой радушный, что мне невольно стало любопытно, какого цвета потроха у вас, дорогой отец.

— злобная продажная стерва! — выдохнул герцог Его лицо налилось кровью, он задрожал от злости, и девушка невольно сделала шаг к столику, на котором,

незамеченный стариком, лежал кинжал. — Шлюха дешевая! Жалкая потаскуха! О- о-о, какой позор, иметь в семье такую дочь. Подобраться к врагу так близко, и не убиты.

— Можно подумать, вы не были близко с принцем настолько, чтоб нанести ему удар!

Однако ж, отчего-то не нанесли. Не смогли. Но себя в том не вините. А с меня требуете того, что вам не по силам?

— Тебе это было бы намного легче сделать!

— И потом познакомиться с королевским палачом и его вязанкой с хворостом на главной площади? Это вы называете «легче»?

— Это обелило бы наше имя! Нашу родовую честь! Но ты предпочла раздвинуть ноги и погубила нашу честь окончательно! Дешевая тварь… нет, ты не благородная дева! ты…

твоя мать, верно, от конюха тебя зачала! Тебе место среди нищенок, попрошаек.

Злобный и трусливый старик довел девушку до бешенства своими словами.

Казалось, он нарочно глумится, обзывает ее, чтоб причинить побольше боли.

Ее тряхнуло так, что она до крови закусила губу, чтобы не наброситься на него и не расцарапать с визгом ему лицо.

«АХ, вот ты как со мной?! Хочешь поговорить на понятном тебе языке?! Да как скажешь, дядя! Ты что, думал, я покраснею от слова «шлюха» и упаду в обморок? Смотри, как бы тебя самого откачивать не пришлось»

— Закройте-ка свой рот, — грубо сказала она. — Он годится только на то, чтобы у солдат сосать в походе. Чтоб по усам текло.

— Что?! — выдохнул герцог в изумлении.

Таких оборотов речи он вряд ли ожидал от своей воспитанной и образованной дочери.

— Я сказала, старый говноед, — еще сильнее заводясь, произнесла она, — пасть захлопни. Не то я и передумать могу. И принц с радостью тебе головенку отсечет. Я все хотела спросить, как это тебе не стыдно было прятаться за спинами дочерей. Теперь вижу

— таким, как ты, не стыдно. Если меня мать от конюха зачала, то тебя твоя наверняка от осла. Так что родословная у обоих у нас не айс.

— Ах ты, мерзавка!

— Спокойно, папаша, не дрыгайся. И грозить мне не надо. А то завизжу, стража прибежит, и объясняй потом, как ты сюда попал. Впрочем, не успеешь объяснить.

Они нанижут тебя на копья, как кабана. Так что помолчи и послушай, что я скажу.

— Что тебе надо, исчадие ада?!

«Что мне надо, что мне надо? Чего никогда б не попросила подлая и хитрая Эвита?! —

лихорадочно соображала Маша.

И ответ пришел очень быстро.

— Мне надо, чтоб ты спас от печальной участи хотя бы одну свою дочь, сын осла, —

огрызнулась девушка. — Виолу Она невинное дитя. Ты уйдешь в тень, исчезнешь. Виола останется твоей наследницей, герцогиней, хозяйкой твоих земель и богатств. Я упрошу принца, он отпустит ее.

— Что..

— А ты уберешься подальше и не посмеешь вливать свой яд в ее разум. Пусть растет союзницей принца Альберта. Это защитит ее намного больше, чем никчемный трусливый папаша. И честь семьи будет восстановлена. Незапачканная в этом дерьме юная и независимая герцогиня куда лучше, чем старый пень в обтаженных штанах. Фу, отойди от меня, от тебя смердит.

— Что ты задумала, подлая тварь?!

— Ты еще и оглох, старый засранец? Как странно. У ослов длинные уши. У твоего папаши они оказались глухими? Я могу повторить, чтобы ты расслышал.

— Замолчи, исчадие ада! — выдохнул герцог, багровея от ярости и стыда. — Как ты изменилась… Как. От моей дочери ничего не осталось, вместо нее какая-то злобная, вульгарная девка!

— Можно подумать, от герцога в тебе много что осталось, — устало произнесла девушка.

— Злобный и трусливый старикашка, спрятавшийся под моей юбкой.

Лучше б ты сам меня убил, отравил, что ли, чтобы мне не пришлось переживать тут чудовищного унижения. Или сам бы умер. в бою, защищая. Тогда в неволе я б могла утешаться мыслью, что отец сделал все, чтоб защитить меня, и даже больше. Но и этого утешения я лишена. Ты трусливо откупился, спас свою жизнь, отдал на растерзание меня… Да что там — меня! Виолу, ребенка, отдал! Тебе ведь все равно было, что с ней может сделать солдатня? Обозленные, они могли поднять ее на пики. Или вспороть живот. Мало ли на войне ужасов.

— Не вспороли же! — желчно возразил старик.

Девушка грустно покачала головой.

«Папаша года! Ему действительно все равно, — подумала она. — К его чувствам бесполезно взывать и искать утешения — тоже. Если меня не будет, а с Виолой что-то случится, что заденет его так называемую честь, он легко отречется от дочери.

Выкинет девчонку на улицу, просить милостыню. Или того хуже, просто утопит как собаку.

Камена на шею, и привет. Ну, меньше сантиментов! Жалости он точно не заслуживает.

Этого засранца давно надо выгнать из его теплой норы».

— Слишком много слов, — грубо произнесла девушка. — Ну, решайся. Для тебя все может закончиться здесь и сейчас. Ты можешь стать свободным, тебе ничто не будет грозить. В

отличие от тебя, — она усмехнулась, — принц человек слова. Он не тронет тебя, если пообещает.

НО старик не слушал ее.

— Ничто не будет грозить?! — вскричал он. — А нищета — это ничто?! По-твоему, это не та угроза, которой можно бояться?!

— Совсем без штанов не оставим, не переживай, — холодно ответила девушка.

— Нет. Нет. Нет — закричал герцог, багровея. — Я не хочу! Я не согласен! Я слишком многим пожертвовал! Нет!

— Чем ты пожертвовал, шкура поганая?! — озлилась девушка.

Герцог встряхнулся, как старый пыльный ворон.

Он вдруг сделался удивительно спокойным, как будто не трясся здесь за свою жизнь и за свои богатства. В чертах его снова появилось достоинство, в старческих глазах — стальной блеск.

— А кто ты такая? — спросил он тихо, вкрадчивым, холодным и опасным голосом.

Да так, что девушка, до того чувствовавшая над ним свою полную власть, теперь в ужасе отшатнулась. — И не говори, что ты Эвита. Лицо, тело, волосы, жесты — да, ее, но слова…

Твои резкие, грубые слова — они не могут принадлежать моей дочери. И не надо говорить мне о тяготах похода и об окружающей тебя солдатне, — старик тихо и очень мерзко рассмеялся. — Эвита никогда не стала бы повторять затем и, кого считала ничтожествами!

«Ого! — промелькнуло в мозгу Маши. — Вот это я называю палевом! Догадался, учуял, старый лис! И как выкручиваться будем?»

Но отступать было некуда: и она решила идти напролом.

— Люди меняются, — огрызнулась она, отходя от старика, темной тенью нависающего над ней — И пересматривают свои приоритеты и ценности.

Ничтожеством я теперь считаю тебя, и все, чему ты меня учил, для меня не имеет значения!

— Не пытайся выкрутиться, девочка, — все так же тихо произнес старик, хитро щуря глаза. — Поздно; ты меня не обманешь. Эвита не играла в благородство. Я

знаю ее очень хорошо, она ведь моя дочь, росла на моих глазах. И скорее слов праведного гнева она сказала бы мне прямо, чего хочет для себя. В чем ее выгода.

У Эвиты вседа была выгода на уме! Да и бранные слова у нее были скуднее, но куда злее, приправленные магическими недобрыми пожеланиями. А ты… пустышка!

Герцог снова засмеялся, тихо и вкрадчиво, зловеще, так, что кровь стыла в жилах.

— Не будет никаких магических пожеланий, — не сдавалась Маша, стараясь сохранить лицо и не выдать своей паники, хотя у нее уже поджилки тряслись. — Ты ‘разве не знаешь, что принц клеймил нас с Виолой, отнял магический дар?

— Он мог отнять его, но стереть любимые проклятья с языка Эвиты — это ему не под силу!

— старик торжествовал, потирая руки. — Оборотень, подселенка! Эвита, значит, мертва. А

ты каким-то образом пробралась в ее тело, самозванка!

«Вот попала, так попалась — в ужасе подумала Маша. Страх ледяным душем окатил ее, останавливая сердце в груди.

— Где тебя нашел тот недобрый колдун, что посмел втиснуть твою жалкую душонку в тело герцогской дочери, Э? — продолжал веселиться герцог — На навозной грядке? В

солдатском обозе?! Дешевая потаскуха! Неужто принц не заметил подлога?! Это чей еще отец осел! Купиться на яркую обертку — ну, болван!

— Наверное, не такое уж я ничтожество, — огрызнулась Маша, понимая, что переубедить герцога не удастся.

— Это похотливый дурак в короне так хотел оседлать мою дочь, что предпочел не замечать очевидного! — торжествовал старик, потирая руки. — Спутать герцогиню с дешевой подделкой! О, небеса! Вот это удача! Э-3-э, милая! Да теперь не ты, теперь я буду диктовать условия! А не подчинишься — я выдам твою маленькую тайну принцу, и он со злости раздерет тебя на куски! Или отведет прогуляться в Башню откровений, и ты забудешь, как огрызаться, девка! Оборотень, ну надо же!

Герцог снова мерзко расхохотался. В его злобных глазках сверкала гнусная радость.

Весть о том, что настоящая Эвита, скорее всего, мертва, раз тело ее занято, ничуть его не расстроила. Да они не заострил внимание на этом.

Никогда не обнимет настоящую дочь, никогда не скажет ей последнего «прости».

Никогда.

Да это было ему и не нужно.

«Даже оплакать и пожалеть нас некому будет, случись что, — подумала Маша в полнейшем отчаянии. — Ну и папаша.

— Можно подумать, — огрызнулась Маша, отступая от радующегося мерзкого старика еще дальше, — на герцогской дочери стоит знак качества! А сам ты чем-то отличаешься от ярмарочного карманника!

— замолчи, девка, — грубо бросил герцог — Тебе не понять, чем благородный человек отличается от черни.

— Пятки почище? — язвительно произнесла Маша.

Она стояла в шаге от столика, на котором принц оставил стилет.

Сердце ее оглушительно билось.

Девушке казалось, что даже издевающийся старик слышит его стук.

Рука ее словно сама собой нащупывала рукоять оружия на лакированной поверхности.

— Значит, говоришь, принц тебя послушает? — деловито осведомился герцог — Молодец, шлюшка! Уже раздвинула перед ним ножки, поэтому он смирный такой?

Расплатилась с ним? Это я удачно подоспел сюда! Значит скажешь ему, чтоб помиловал меня. Скажешь, что тебе меня жаль. Поноешь, поваляешься в ногах, скажешь — жизнь не мила без отца.

— Нет — дерзко выдохнула Маша.

Ее пальцы, наконец, нащупали рукоять стилета. Кажется, та все еще хранила тепло рук принца, и это придало Маше уверенности.

— Что значит «нет»?! — завизжал герцог брызжа слюной. — Еще как да, милочка! Иначе…

Он угрожающе приблизился к ней, грубо ухватил ее за волосы, да так, что девушка вскрикнула от боли, и склонился над ней, с жестокой радостью вглядываясь в ее лицо.

— Даа — протянул он, рассматривая девушку. — Глаза ее, и цвет кожи, но взгляд. Слишком много жалости к тем, кого Эвита никогда не пожалела бы! Ты пойдешь и сделаешь то, что я тебе прикажу, сучка маленькая. Велю принцу глотку перерезать —

заберешься в его койку и перережешь! Даже если тебе придется поработать всеми тремя дырками, чтоб как следует вымотать его! Поняла?!

— Своими дырками распоряжайся

— Я сказала, нет — зло выдохнула ему в лицо Маша, стиснув зубы от боли.

— «Нет — передразнил ее герцог — Я всего лишь приласкал тебя по-отечески, а ты уже готова скулить от боли. А палач, он, знаешь, погладит твою шкурку куда чувствительнее.

Может даже снимет. Я сказал — перережешь ему глотку, значит, перережешь! Будешь делать то, что я скажу!

— Нет — упрямо выдохнула Маша — Никогда я его не трону! Если кто и заслуживает смерти, то только ты.

— Что, понравилось, как он на тебе скачет? — гнусно усмехнулся герцог.

— Понравилось, что его слова не расходятся с делом! — огрызнулась Маша. — Он, в отличие от тебя, не брехун! А еще он точно не прячется за юбками баб! Такого годного мужика надо беречь, а не ножиками в горло тыкать.

— вот я сейчас выбью тебе зубы, — прошипел старик яростно, — сверну челюсть и нос сломаю. И посмотрим, как быстро тебя вышвырнет прочь твой любовничек. Что ты тогда запоешь?!

Перед собой она видела только мерзкое лицо герцога, его страшно трясущиеся от животной злобы глаза.

«Как рябь на луже, — почему-то подумала Маша, глядя в его зрачки. — Или как холодец, Герцог Холодцовые Глаза».

Больше ни о чем подумать она не успела.

Ее рука сама собой ухватила кинжал покрепче и, что есть сил, вонзила его в бок герцогу; прямо в печень.

От резкой боли тот каркнул, не в силах даже слова сказать.

Пальцы его еще сильнее сжались в волосах девушки, и та, вырвав стилет из его тела, с остервенением вонзила его снова, но теперь под ребра, стараясь достать до сердца старика.

— Стерва… — прохрипел он, тараща на нее изумленные глаза.

Ноги его подкашивались, а пальцы все никак не разжимались, вцепившись в золотые пряди.

И Маша, снова выдернув кинжал из его тела, с рычанием несколько раз ткнула его в ладонь, в пальцы, словно желая отсечь их.

Это помогло.

Старик через силу разжал руку и, лишенный опоры, рухнул к ногам девушки.

Под ним расползалось черное пятно крови.

— Даже кровь у тебя протухла! — выплюнула Маша, брезгливо оттолкнув его от себя ногой.

— Отца-а-а, — хрипел герцог — род-но-то… отца-а-а.

— Вот как запел! О родстве вспомнил! А как же шлюха? Потаскуха? Дешевка?!

— Вместе, — хрипел герцог, корчась на полу, — вместе мы, могли бы заполучить… все.

— Ты и получил все, что заслуживаешь — огрызнулась Маша. — Чем ты недоволен?!

Двери раскрылись, в комнату ворвался принц.

— Ты ранена?!

Ворочающегося на полу герцога он словно не заметил.

В запоздалом раскаянии он кинулся к девушке, ухватил ее за руки, в ужасе рассматривая окровавленную одежду, перепачканные темной кровью пальцы.

— Куда он ранил тебя? Покажи! Я залечу, пока не поздно!

Девушка могла только отрицательно мотать головой. Слова колким комом застряли у нее в горле, она не могла ни говорить, ни дышать.

— Не оборачивайся… спиной к нему, — выдохнула она, чуть отойдя от шока.

Ее колотило так, что и сильные руки принца не могли справиться с ее дрожью.

Герцог на полу еле ворочался; он умирал.

Но, даже умирая, он желал только одного: творить зло и нести боль.

Наверное, у него тоже был кинжал где-нибудь в рукаве. Или он просто хотел вцепиться зубами в лютой злости в ногу принца, прокусить жесткую кожу сапога и впрыснуть свой змеиный яд ему в кровь.

Так или иначе, а он почти подполз к принцу, оставляя за собой широкий темный след, и ухватился за длинный плащ Альберта.

Принца это не смутило.

Ногой он небрежно отпихнул старика, наподдав ему как следует, и тот, хрипя и стеная, откатился обратно и завалился на спину Проделать путь снова у него не осталось сил.

— Это не я ранена, — прошептала Маша. — Это я его.

Ее трясущиеся пальцы разжались, нож из них со звоном упал на пол.

— Что он требовал от тебя?

Маша испуганно вскинула взгляд на принца.

Она не поняла, зачем он спрашивает.

«Он ведь знает Он ведь слышал».

В том, что принц слышал, как старик принуждал ее убить его, девушка не сомневалась.

Слышал.

И ее отказ тоже слышал.

Она знала, она поняла это по его взгляду, полному непонятного торжества и даже счастья.

Но, кажется, он хотел услышать это еще раз. От нее.

Ее яростное сопротивление, ее горячее заступничество сделало его счастливым.

Ее отказ, несмотря на угрозу палачом!

— Он велел мне убить тебя, — не слушающимися губами пробормотала она. — он хотел…

я хотела спасти Виолу… я предлагала ему договориться… но он… Я не хотела его убивать!

— Не о чем волноваться, — прервал ее невнятную речь принц. — уж не об этом тухляке точно! Ты защищалась. Не вини себя. В этом нет греха.

Он небрежно взмахнул рукой над распростертым герцогом, и тело старика засияло, как воск, через который пробивался нестерпимый свет.

— Проклятый маг — прохрипел герцог — Как ты смог оставить дар при себе в самом гнезде отрицания магии и ненависти?!

— У меня достало сил отстоять свое право быть тем, кем я рожден, — холодно ответил принц, — Пусть мне даже угрожали смертью.

Кровь, разлитая на полу, мгновенно высохла, черными чешуйками стала отслаиваться от пола. Они, тонкими серыми лепестками нежного пепла взлетая вверх, испарялись, распадались и превращались в ничто.

Сами собой очистились и руки девушки, бурые пятна исчезли с ее платья. И герцог тоже начал таять, истлевать, рассыпаться на такой же серый пепел.

— Вы пожалеете, — из последних сил выдохнул он, истлевая и исчезая. — Вы будете прокляты… прокляты мной!

Но принц снова усмехнулся.

— Ты все время забываешь, с кем споришь, старик. Забирай себе свое проклятье.

— велел он, снова проведя ладонью над исчезающим герцогом. — Пусть не будет тебе покоя.

— Проклятый… дракон, — выдохнул герцог из последних сил и исчез, обратившись в раскаленный, быстро стынущий тонкий пепел.

Едва герцога не стало, как девушка разрыдалась в голос и в откровенном порыве бросилась принцу на шею.

— Как же страшно! — плакала она, пряча лицо на его груди. — Как страшно быть, сильной.

Принц тайком вздохнул, поглаживая ее пышные золотые волосы.

— Удел всех сильных — принимать нелегкие решения, — сказал он. — И не сворачивать с выбранного пути. До самого конца. Иначе ничего не выйдет.

Принц тайком вздохнул, поглаживая ее пышные золотые волосы.

Девушка подняла заплаканное лицо. Нос ее покраснел, губы дрожали, щеки были мокрыми. Но Альберту она показалась самой красивой на свете именно сейчас —

напуганная, трогательная, ищущая его защиты и поддержки.

В голове его зашумело от острой, почти юношеской влюбленности.

Пальцы его обвели нежный овал лица девушки, отёрли слезы со щек, чуть коснулись ее дрожащих губ, стирая с них страдальческую гримасу.

Сейчас ему хотелось попробовать ее тепла.

Не терпелось получить награду за выполненное желание — поцелуй, полный чувств. И, кажется, сейчас было самое подходящее время.

Он не спрашивал ни о чем. Не просил разрешения. Не сказал ни слова о полагающейся ему награде.

Осторожно приподнял ее лицо к себе, склонился, вдыхая ее сладкое дыхание.

Миг между ними, меж их губами было жарко, жарко тем влажным теплом, что полно предвкушения, волнения и сомнений.

Томительное, страстное, нежное, оно возбуждало больше самого поцелуя. Каждый из них знал, что сейчас произойдет, и упивался приближением этого волшебного момента.

ЕО губы коснулись ее горячих, влажных, чуть припухших от плача губ, и девушка со вздохом, полным удовлетворения, отдалась в его власть.

В страстном порыве они прильнули друг к другу, прижались, дрожа натянутыми струнами, лепестками пламени, бъющимися на ветру.

Язык принца мягко провел по губам девушки. Он поцеловал ее нижнюю губу, чуть прихватив своими губами. Девушка чуть ахнула, чувствуя, как ее щеки наливаются румянцем от возбуждения, когда язык принца проник в ее рот Мягко, нежно, непередаваемо сладко. Возбуждающе, так, что кровь закипала в жилах.

— А говорил, — пролепетала девушка, млея в его руках, растворяясь в блаженстве, которое дарили ей его нежные невесомые поцелуи, шелковые касания губами, — что никогда никого не целовал.

— Это было так давно, что я забыл, — хрипло ответил он, и снова припал к ее тубам, заглушая ее голос, овладевая девушкой языком в рот, страстно, развратно, мягко, непередаваемо приятно.

В этом мягком касании было столько интимного, страстного эротизма, что девушка невольно ощутила себя обнаженной под его жадным голодным взглядом.

Жаркий стыд вперемешку с возбуждением и жаждой прокатился по ее нервам.

Желание тотчас родилось в ее теле, и она едва не застонала от желания упасть в постель, откинуться назад, подставляя под эти мягкие, сладкие касания губ все свое пылающее тело.

Если б принц сейчас овладел ею, это показалось бы ей естественным. Она не посмела бы и пальцем шевельнуть, чтоб воспротивиться его власти над собой. Она позволила бы целовать себя всюду и покорно развела бы колени, раскрываясь перед ним как цветок.

Неторопливая нежная ласка, полная любования, коснулась самой ее души.

Грубиян принц целовал и целовал ее, не скрывая своего влечения, своего желания ее тела, своего любовного безумия.

ЕСИ она и была его добычей, то он хотел растерзать и истомить ее страстью.

Сама того не замечая, девушка дышала с ним в одном ритме, двигалась так же плавно, как его руки скользили по ее телу Ее пальцы ныряли в его волосы, разглаживали его плечи, обвивали его шею, и оба они еще глубже ныряли в восхитительное страстное забытье, лаская друг друга.

Принц властно сдернул платье с ее плеч и, чуть отстранившись, разорвав сладкую негу поцелуя, тяжело дыша, глянул в ее зеленые лаза.

Девушка не произнесла ни слова, лишь потупила взор и покраснела.

Но ее молчание было громче любого слова.

С жадностью принц припал губами к ее обнажившемуся плечу, жарко поцеловал ее в шею, еще и еще метя алыми пятнами тонкую кожу.

Забывшись в восхитительном головокружении, девушка откинула голову назад. Тая в ласках принца.

Она не возразила, даже когда его тяжелая горячая ладонь коснулась ее груди, обнажая, освобождая ее от невесомой ткани легкого платья.

ЕГО жадные губы припали к ее соскам, целуя, посасывая. Горячий язык ласкал и гладил острые вершинки, будил острое удовольствие.

Принц обхватил девушку обеими руками, уткнулся лицом в ее обнаженную грудь, исцеловавывая. Он совершенно обезумел от страсти и готов был бросить ее на постель и овладеть ею тотчас же.

Но пьянящее безумие прервал грубый стук в дверь.

Целующиеся отпрянули друг от друга, словно разбуженные от прекрасного, ‘блаженного сна и возвращенные в холодную, суровую действительность.

Розовая пелена спала с их глаз, осталась полутемная холодная комната.

— Лиданиец прибыл, — раздался голос из-за дверей. — Королева взяла себя в руки, переборола свой недуг и велит вам прибыть тотчас же в тронный зал. Хочет показать вас будущему хозяину.

Глава 12. Эвита и Маша

— Что ж за срочность такая! — взорвался принц. — Скажите Ее Величеству, что герцогиня скоро будет!

— Велено тотчас ее доставить, — непреклонно ответили из-за дверей.

Принц озлился.

— Это моя пленница! — рыкнул он. — моя собственность. Мне решать, когда и куда ее доставят!

В ярости он выскочил из комнаты, хлопнув дверью, и девушка вздрогнула, словно очнувшись ото сна.

Она глянула на себя в зеркало, и не узнала. Отшатнулась в ужасе.

Ее прекрасное лицо было искажено от ярости так, что смотреть было страшно.

Зеленые глаза походили на глаза зверя, пантеры перед смертельным прыжком.

Ее розовые красивые губы изогнулись в чудовищном оскале, и она прорычала чужим, жутким голосом.

— Ничтожная нищенка! Как ты посмела, ка-а-а-к, плести заговоры против меня!

Как ты могла ответить взаимностью этому мужлану, этому грязному мерзавцу!

И в голове испуганной девушки грохотал этот голос, чужой, страшный и неподвластный ей.

«Здравствуй, шиза! — весело подумала Маша. — вот таки сходят с ума!

— 0, а вот и хозяйка общежития пришла в себя, — кое-как справившись с испугом, произнесла Маша как можно более небрежно — С добрым утречком. Как головушка, не болит с похмелья?

— От какого похмелья, девка, — огрызнулась Эвита зло. — Ты же сама спела мне колыбельную! О-о-о, ты ответишь за свою дерзость. Я смогу устроить все так, что тебя втащат за волосы на плаху и отсчитают сотню ударов по спине.

— По твоей спине, дура, — беспечно ответила Маша. — Попортят твою красоту, между прочим. Ребра переломают И куда ты потом, с кривой спиной? Кого очаровывать будешь?

Гномиков-инвалидов? Ты хоть немного головой-то думай! А то, я смотрю, от злости у тебя последние мозги скисли.

— Мерзавка! — шипела Эвита бессильно. — Как ты смеешь! Это мое тело.

— Сама виновата, — ответила Маша. — Кто тебя просил хитрить и меня призывать? Я, между прочим, тоже не в восторге! Меня вообще не спросили! Жила себе, никого не трогала. И тут — бац! — очутилась не пойми где.

— Я звала, — прорычала Эвита, — самое ничтожное и жалкое существо, что только можно себе представить. Попав в тело красавицы, ты должна была быть благодарной и покорной, жалкая уродливая нищенка!

Эти уничижительные слова разозлили Машу в конец.

— Да ты офонарела, подруга?! — закричала она. — Кто уродливая?! Сама такая!

— У твоих волос цвет ослиного говна! — ругалась Эвита.

— В сортах говна не разбираюсь — вопила Маша яростно. — Зато у меня была своя квартира! Дом! Где я была хозяйкой, и ни от кого не зависела! Ясно тебе?! А здесь меня трахает любой, кому под силу юбку задрать!

Эвита насмешливо хмыкнула.

— Как будто в твоем мире кто-то вступится за нищую дурнушку!

— Еще как — заорала Маша. — Сиятельные… фараоны.

— Кто?!

— Рыцари мщения. Полицейские. Если кто-то посмеет тебя изнасиловать, они найдут его и покарают. Даже если ты сама валялась в канаве с голой жопой.

Эвита была потрясена.

— Ты выдумываешь — произнесла она после некоторого замешательства. — Быть этого не МОЖЕТ.

— Да вот еще, — фыркнула маша. — Рыцари мщения примчатся на помощь, даже если из твоего нищенского дома утащили пару грошей.

Эвита молчала, переваривая информацию.

— Так что не делай вид, что сильно меня облагодетельствовала, — продолжила Маша, торжествуя свою победу. — Я тебя о золотых волосиках и об ангельском взгляде не просила.

— Но принц, — коварно промолвила Эвита. — Принц Альберт! Он тебе понравился.

Держу пари, нет в твоем мире самца сильнее и качественнее, чем он. Ты и мечтать о таком не смела!

— И что? — хладнокровно парировала Маша. — Ты сама запрещаешь с ним крутить романы. Не понимаю, почему. Он реально хорош. Красив. Силен. А какой затейник.

— Дура! — грубо прервала ее Эвита. — Как будто в этом счастье.

— А в чем же? — удивилась Маша. — Послушай… не хотела тебе говорить, но принц-то в тебя влюблен. Когда-то увидел, и все, пропал. Правда, влюблен. вроде, пугает, и хочет казаться грозным и жестоким, но себя не перекроишь. Он очень нежен, когда…

— И слышать не хочу, что он вытворял с тобой! — брезгливо выкрикнула Эвита. — Какая мерзость! Похабщина какая!

— Ничего особенного, — смущенно пробормотала Маша, припоминая алый листопад.

Почему-то об этом ритуале она решила умолчать. Главным образом потому, что принц неоднократно повторил, что таким образом короли консумировали свои браки.

«А что, если это что-то значит и сейчас?! — с запоздалым пониманием подумала Маша, тая свои мысли от разгневанной Эвиты, как записку о любви от ненавистной подружки. —

Если она узнает. Она ж сядет на шею принцу и начнет трясти его, как грушу, требуя себе немыслимых благ и подарков! Нет об этом лучше помалкивать»

— Для этого я тебя и призвала, — торжествуя, объявила Эвита. — Чтоб ты ублажила этого неотесанного мужлана, Альберта… думаешь, я такая уж дура? Не видела, как он смотрит на меня? Думаешь, он не пытался заговорить со мной? В мирные времена он не сводил с меня своего телячьего взгляда! — с гордостью похвасталась Эвита.

— Ну и ответила бы ему взаимностью! — шипела Маша рассерженно.

Эвита, вернувшись в свое тело и завладев им, теперь уже не таилась и не ‹церемонилась с подселенкой.

Она наскоро расчесала длинные волосы, критически оглядела свою цветущую мордашку в зеркало и уселась перед ним на мягкое кресло — собралась наводить красоту.

— Вот еще! — высокомерно фыркнула она. — Взаимностью!

— Он ради тебя рисковал всем, между прочим, — буркнула маша. — Даже жизнью.

— Недостаточно рисковал, — зло огрызнулась Эвита. — Он, вообще-то, прижег мне ногу!

Клеймил, как… корову какую-то!

— Если 6 он не сделал этого, — возразила маша, — тебе бы вообще голову оттяпали.

Эвита насмешливо фыркнула, с презрением глянула в зеркало, так, чтобы Маша увидела всю свою ничтожность.

— Мне? Оттяпали? — переспросила Эвита. — Деточка! Ты плохо меня знаешь. Мне никто и ничего плохого не сделал бы. Я бы подластилась к палачу, умаслила 6 кого угодно, наобещала бы с три короба, но никто меня б и пальцем не тронул! Просто не посмели бы!

— Ага, — язвительно ответила Маша, поражаясь высокомерию и самонадеянности Эвиты.

— Ты посмотри, какая цаца.

— Да уж поинтереснее и поважнее тебя! — хохотнула Эвита мерзко.

— Какая же ты… — выдохнула Маша яростно, не находя подходящего слова, чтоб охарактеризовать Эвиту. — Теперь понятно, почему Альберт со мной… то есть, с тобой не церемонился! Он прекрасно знал, какая ты язва! Влюбился в стерву и страдал! Думал, как же его угораздило!

— ОЙ, вот только не надо этих слезливых речей! — раздраженно ответила Эвита. —

Пожалела бедного Альберта! Можно подумать, ему не все равно, какая я. Он просто думал своим поганым членом, когда на меня смотрел.

— Ты его не знаешь — горячо прошептала Маша. — Ты его совсем не знаешь.

— Да как же не так Дура! Ты думаешь, что ты его узнала? Когда успела? когда он драл тебя, как корову, задрав тебе хвост?

— Какой же грязный, липкий у тебя язык — изумилась Маша. — Какая ж ты мерзость.

— Я просто не такая дура, как ты! — огрызнулась Эвита. — Растаяла от Альберта, грязнуля, неотесанная деревенщина! А он просто похотливый самец, и только!

Высокомерный поганый потаскун!

Эвиту трясло от ненависти; ее красивое лицо исказилось так, что Маша даже ‘испугалась, а не хватил ли красавицу Эвиту удар.

«Вот только дядюшки Кондратия с дедом Дементием нам не хватало! — в ужасе подумала Маша, глядя на трясущиеся в припадке щеки Эвиты. — Щас как шандарахнет ее в темечко, и останусь я тут в ее теле, слюни пускать»

Но то, что она приняла за приступ, было всего лишь яростью. Эвита действительно ненавидела Альберта так, что ее выворачивало наизнанку от одной только мысли о том, что он может ее коснуться.

Кажется, Альберт в чем-то ее разочаровал.

Или наоборот, оказался не так прост, как она о нем думала, и не так плох, как она о нем говорила.

Маше показалось, что она слышит стыдливые мысли Эвиты о том, что она пыталась своими чарами что-то выманить у Альберта. Но ей не удалось; он отказал ей, чем довел до бешенства. Унизил ее тем, что разгадал ее игру. Выставил ее дурой перед самой собой.

А она-то мнила себя умнее всех!

За это она его возненавидела; а свое стыдное фиаско таила ото всех, утешаясь тем, что никто о нем не знает.

А Маша вот узнала.

— Такие, как он, думают, что им весь мир принадлежит! Так и норовят под юбку залезть!

— проворчала Эвита, кое-как справившись с приступом ярости. — А мне этого не надо!

Так что пришлось воспользоваться тобой. Ты приняла его ухаживания, — Эвита гаденько захихикала. — Я бы сроду не вынесла его животных приставаний! Меня бы вытошнило от одного его прикосновения! Трахал, говоришь, он тебя? Можешь не отвечать, я знаю, что он затащил тебя в кусты… или где там он тебя оприходовал.

От этих слов Эвиты Маша не на шутку испугалась.

Видение алого листопада промелькнуло и в разуме Эвиты. Но, кажется, она не рассмотрела, не поняла, что это было.

— Так и знала, что этим все кончится, — продолжала брюзжать Эвита. — Так что тебе все же есть, за что меня благодарить. Сиятельные фараоны это одно, а принц — это другое.

Никогда и нигде б ты не получила ухаживаний такого мужчины, как Альберт Он, конечно, просто похотливое поганое животное, но зато породистое.

Качественный самец, да?

Эвита снова усмехнулась, так мерзко, что маша почувствовала себя испачканной в липкой грязи.

— Ну и ухаживалась бы им сама! — огрызнулась Маша, краснея.

ЕЙ было ужасно обидно и непереносимо стыдно.

Эвита размышляла о ней как о какой-то вещи, о бессловесной рабыне, которая выполнит любое ее поручение. Самый подлый приказ.

— Терпеть его не могу! — проворчала Эвита. — Упертый эгоист! К тому же, полон самолюбования.

— Но он красивый, — заметила Маша с еле заметным вздохом.

— И что же, — фыркнула Эвита. — Мужчина в присутствии женщины должен видеть только ее одну, а не рассматривать свое лицо в зеркале!

Пока Эвита и Маша препирались, Эвита навела марафет.

Да, со вкусом у нее было все в порядке. Она выбрала самые тонкие, самые изысканные украшения из подаренных Альбертом.

Из кучи нарядов выбрала такой, который выгодно подчеркнул бы все ее достоинства, но не показывал бы много. Ровно настолько, чтоб заинтересовать мужчину, распалить его, заставить работать его воображение.

— А куда это ты собралась? — с подозрением поинтересовалась Маша.

— Ты глухая или тупая? — презрительно фыркнул Эвита. — Ты не слышала, что сказали?

Лиданиец ждет меня.

— это для него ты так вырядилась? — удивилась Маша, рассматривая тонкое переплетение золотых цепочек на шее Эвиты, прикрытую полупрозрачной тканью грудь.

— Ну не для Альберта же, — процедила Эвита зло, подкрашивая губы.

Лиданийца память Эвиты тоже Маше продемонстрировала.

И если Альберт был красивым, ярким молодым человеком, то лиданиец был полной ему противоположностью.

Средних лет, блеклый и невзрачный.

Одетый красиво, богато, но с таким безвольным лицом, что даже странно было, что он проявил такую настойчивость, добиваясь Эвиты.

И не побоялся ж ее оспорить у Альберта.

Не испугался его гнева.

Не испугался, что тот в порыве ревности просто-напросто прикончит его.

— Но он же старый! — поразилась Маша.

Эвита снова фыркнула насмешливо.

Одетый красиво, богато, но с таким безвольным лицом, что даже странно было, что он проявил такую настойчивость, добиваясь Эвиты.

— Что ты понимаешь в мужчинах, деревенщина! Старый! Сорок лет — это не старость.

Принцу тридцать пять, но ты его старым как будто не считаешь?

— Выглядит лиданиец намного старше Альберта.

— Ну и что же.

— Но ты думаешь, ему что-то другое от тебя надо? Думаешь, он под юбку не полезет?!

Еще как полезет Покарабкается!

— Ха.

— И тебе придется ему ответить взаимностью!

— Ха-ха.

— И вряд ли это будет так же приятно, как с Альбертом! Альберт хоть красив и силен, а этот.

— 0, нет — протянула Эвита, посмеиваясь. — Деревенщина! Что б ты понимала!

Альберт твой зверь и мужлан. Похотливое животное. А лиданиец_ он влюблен в меня не меньше, чем Альберт. Я знаю. Но им я смогу вертеть как захочу! За право поцеловать пальчик, мизинец на моей ноге, он на задних лапках танцевать передо мной будет. И

сделает все, что я захочу! — Эвита гадко посмеивалась, потирая ручки в предвкушении. —

Даже Альберта убьет, если я прикажу!

— Даты сума сошла! — вскричала Маша в ужасе. — Я понимаю, что ты чокнутая, но должна же ты понимать, что если лиданиец это сделает и его поймают, он тебя выдаст, и тогда!

От ужаса машу трясло.

От настоящего, животного, непереносимого ужаса.

Она ощутила себя запертой в клетке, которую опускают в кипящее масло, и оттуда никак не выбраться.

Эвита что. Она маг, она не привязана к своему телу. Она просто его покинет и не испытает ни боли, ни страха. А значит, все это придется перенести именно Маше.

— Выдас и — снова фыркнула Эвита. — Плохо ты знаешь мужчин. Лиданиец выглядит хлипко, размазня размазней. Но из таких и выходят самые преданные слуги. Он одержим мной, — в ее голосе послышалось самодовольное торжество.

Эвита посмотрела в зеркало и расхохоталась.

В собственных глазах она увидела страх. Страх, который испытывала Маша.

— Страшно? — проворковала она, щурясь довольно. — То-то же. Не перечь мне, девка. И

тогда тебе не придется отвечать своей шкурой за свою строптивость.

— За мою строптивость?! Или за твою жестокость?

— Я госпожа, — холодно ответила Эвита. — Делаю, что хочу. Ты кто такая, чтоб мне указывать и меня осуждать? Сиди тихо, собачонка, и не скули. И тогда, может быть, я позволю тебе прожить подольше.

— Подольше? — испуганно произнесла Маша. — Что значит подольше?!

— Ты же не думала, что свое великолепное тело я позволю тебе использовать так долго, как тебе вздумается? — насмешливо фыркнула Эвита. — Особенно для того, чтобы путаться с кобелями. Не дай бог еще забрюхатеешь… Когда я добьюсь своих целей, я тебя просто уничтожу. Выгоню прочь. В ничто, в пустоту и мрак! Так что в твоих интересах мне прислуживать и во всем покоряться, чтобы я была к тебе добра и не выставила вон раньше времени.

— Но я не собираюсь творить зло! — выкрикнула Маша в панике. — И принц_. Он доверяет мне!

— Ахаха-ха-ха! — визгливо расхохоталась Эвита. — Доверяет? Уже доверяет? Вот это неплохо. Молодец, деревенщина. За это я дарю тебе еще неделю жизни.

— Я не позволю тебе его убиты — собравшись с мужеством, выдохнула Маша.

— Не позволишь — кривляясь, передразнила ее Эвита. — А что ты сделаешь, деревенщина?

— Я. все расскажу ему! — выпалила Маша. — И к лиданийцу я не пойду! Да Альберт сам не отпустит меня.

— Не тебя, а меня, — грубо перебила ее Эвита. — Знай свое место, девка. Ты моя прислуга, и подменяешь меня на время, когда кому-то вздумается почесать мне спину батогами. Все остальное время я госпожа.

— Да хоть владычица морская! — разозлилась Маша. — Альберт не отдаст меня лиданийцу и…

— Отдаст — отрезала Эвита. — Еще как отдаст! Выкинет, выгонит взашей!

— Что ты задумала?!

— Ничего особенного, — небрежно ответила Эвита, нанося на запястья капельку Духов. —

Я просто немного пофлиртую с лиданийцем. Попытаюсь ему понравиться. Очаровать.

Соблазнить. Альберт ведь ревнивец — ты знаешь об этом? Если лиданиец коснется меня хоть пальцем, если хоть кусочек кожи увидит там, где принц посчитает недопустимым, Альберт взбесится. Такие, как он, легко отрекаются от предавших.

— Он…

— о да. Раз — и не будет у тебя защитника! — Эвита весело рассмеялась и захлопала в ладоши, наслаждаясь Машиным ужасом. — Ну, ладно, хватит болтать.

Ты меня славно развлекла. Обожаю, когда люди боятся, просто трясутся от ужаса.

Но теперь тебе надо просто заткнуться. Смотри и учись, деревенщина, как нужно манипулировать людьми! Впрочем, зачем тебе, ты ж все равно скоро покинешь этот мир, да и все миры вообще.

Эвита лишь щелкнула пальцами, Маша почувствовала себя связанной. Нет, даже не связанной — спелёнатой, как мумия, с накрепко завязанным ртом.

Даже если б она захотела закричать во все горло, предупреждая принца, у нее ничего бы не вышло. Она не выдала бы Эвиту даже слабым стоном. Даже нечаянным вздохом.

Что уж говорить про движения. Маша почувствовала себя куклой, которую крутят как хотят, двигают ее руками и ногами, и воспротивиться чужой воле не было никакой возможности.

«Вот это попала! — в панике думала маша. — И Эвиту эту никак не остановить».

А Эвита действительно не на шутку решила соблазнить лиданийца.

Она надела роскошное платье из глубокого царственного фиолетового бархата, украшенное белым жемчугом и золотым шитьем. На плечах ее лежал широкий кружевной воротник, оттеняющий нежную розовую кожу.

Зеленые глаза девушки смотрели чуть испуганно и так трогательно-доверчиво, что если б

Маша не знала коварных планов Эвиты, то она 6 непременно поверила в то, что девушке страшно.

«Какова артистка!», — сердито думала Маша, глядя, как коварная Эвита наскоро пишет любовное письмецо красивым округлым почерком.

Притом письмо это было таким же слезливым и трогательно-невинным, как ее лживый взгляд.

И помощи она просила очень хитро.

Нет она не писала прямо «иди и прикончи этого засранца».

Но Эвита так трогательно, так напугано описывала свои муки, что у любого мужчины закипело бы в груди желание мстить.

Мучить такого ангела!

— Придется еще немного потерпеть, деревенщина, — гадко хихикнула Эвита. — Когда я доведу лиданийца до безумия, он покарабкается под юбку… под твою юбку, ха-ха! Я, так и быть, отвернусь, не буду смотреть. Придется потерпеть, придется потерпеть его липкие поцелуи! Он будет ползать по тебе, как блоха. А-ха-ха!

Маша даже передернуло от отвращения.

Лиданиец был не красавцем. А что может быть отвратительнее, чем жалкий мужчина в постели?

— Не поверит лиданиец в эту чушь, которую ты ему написала, — подумала Маша сердито, и Эвита ее услышала, хотя Маше казалось, что и мысли ее беззвучны.

— Это почему еще? — холодно поинтересовалась Эвита.

— Строишь из себя невинную овечку, а ему обещаешь слишком много, — сварливо ответила Маша. — Ночь страсти от невинной девушки! У него ничего нигде не слипнется?

Да и подозрительно это. Он может подумать, что подобный образ рассчитываться у тебя в ход у. Мало ли, кому ты на сдачу отсосешь. думаешь, это понравится лиданийцу?

— Хм, хм.

— И не надо так много лести, — продолжала Маша. — Какой «мужественный»?

Какой «силач»? Это ж полудохлая мышь Лиданиец может, дохляк, но не дурак же.

Думаешь не поймет что ты его бессовестно обманываешь?

— Хм, хм. А ты молодец, деревенщина! Много лести и в самом деле может его навести на недобрые мысли.

Эвита скомкала письмо и принялась за другое.

Но дело у нее не спорилось.

Она привыкла играть грубо, жестоко, быстро и решительно. В этом был весь ее характер.

Стремительный бросок — и вот уже жертва бьется в агонии.

Тонкие хитрые ходы Эвита совершать не умела. Быть невинной, испуганной и сломленной жертвой она точно не могла.

— А что бы пообещала ты, деревенщина? — вкрадчиво поинтересовалась Эвита.

— Говори. Только без глупостей! Одна попытка спеть колыбельную песенку, и я просто вышвырну тебя прочь. Девок на свете много: привлеку другую, более покладистую.

Потрачу, конечно, немного времени, и с планами своими придется подождать, но в целом… Может. так и сделать? А то с тобой возни много.

— я бы пообещала ему танец, — ответила Маша. — Танец только с ним. За руку позволишь подержать. Посмотришь на него влюбленными глазами. В конце концов, кто тут благородная дева, а кто деревенщина?!

— Ты права, ты права, — пробормотала Эвита, щуря глазки. — чуть было не прокололась на такой малости… кстати, почему ты помогаешь мне?

— Жить хочу, — мрачно ответила Маша.

— А выслуживаешься! Понимаю, понимаю. А ты не так уж глупа, деревенщина. Что ж поработай, раз жизнь тебе дорога. Напиши сама!

Маша вовсе не хотела помогать Эвите. И за жизнь свою она боялась не так, чтобы в один миг решиться прислуживать этой жестокой проходимке.

Но мысли об Альберте не давали ей покоя.

Маша понимала, что она — его единственный шанс на освобождение. И Альберт поверил ей! В его глазах было счастье оттого, что он нашел человеческую душу, которой можно довериться и разделить с ней тяжесть ноши!

Разве можно эти ожидания обмануть?

Разве можно оставить его одного сражаться с целым миром?

А эта Эвита. разумеется, она не соберется помочь принцу. Даже если забеременеет от него магическим ребенком, эта змея, не моргнув и глазом, вытравит плод.

Значит нужно не допустить, чтоб Эвита избавилась от Маши прежде, чем та поможет принцу!

Значит, надо терпеть. Сжать зубы и терпеть, притворяясь покорной и нужной Эвите.

«Или попробовать все же колыбельную?».

Эта мысль промелькнула в разуме Маши яркой болезненной вспышкой. Такой короткой, что Эвита не поняла, о чем это сожаление, о чем эта боль.

Кротко обещая лиданийцу танец, Маша одним духом вписала пару строчек из колыбельной, надеясь, что Эвита, перечитывая написанное, их прочтет и отключится.

Это было отчаянно.

Опасно.

Маша понимала, что Эвита в ярости может вышвырнуть ее в небытие прямо сейчас.

Навсегда.

Это верная смерть.

Но было что-то, сильнее смерти.

Маша вдруг четко осознала, что без памяти, до слез влюблена в принца. Так, что его жизнь для нее дороже собственной.

И она не может его оставить просто так! Не может уйти, спастись, оставив его в гнезде, кишащем змеями!

«Если это получится, я все расскажу ему! — отчаянно решила Маша. — Сейчас же. Все планы Эвы; и будь что буде»

Но этим планам не суждено было сбыться.

Эвита начала читать первые строки, довольно ухмыляясь. Маша написала лиданийцу тонко, нежно, с большим чувством собственного достоинства. Так, как высокомерная и холодная Эвита не смогла бы написать никогда.

И это письмо Эвите нравилось.

Оно показывало благородство написавшей его.

Но дочитать его Эвита не успела. В двери в очередной раз грубо постучали, призывая ее выйти И ЯВИТЬСЯ К ГОСТЯМ.

И Эвита, наскоро свернув бумагу, сунула ее за пазуху и поспешила явиться перед лиданийцем.

Маша шла в зал, де ее ожидал новый хозяин, с сильно колотящимся сердцем.

Словно на Голгофу. Потому что принц не явился, не остановил ее, не запретил выставлять ее словно товар.

И она вдруг вспомнила, что лиданиец наверняка явился не один.

Он ведь привез невесту Альберта.

Ту самую, что сам принц презрительно называл лиданийской кобылой, и которая в отличие от нее, от Маши, имела на принца все законные права!

Шагая на непослушных ногах вперед. Маша с ужасом размышляла о том, что ждет ее там, в зале, за закрытыми дверями?

Что она увидит?

Королева снова ухватила сына за магический ошейник и принудила его делать то, что выгодно ей?

Или он сам смирился?

И оставил ее?

— Да да, — посмеивалась Эвита, вслушиваясь в хаотически мечущиеся мысли Маши. —

Почаще вспоминай о том, что Альберта мамаша его держит на крепком поводке! Он всего лишь марионетка, такой грозный и сильный!

Двери распахнулись и Маша вступила в зал, держась из последних сил.

И первое, что она увидела, был Альберт.

ЕГО взгляд, полный горечи и боли.

И стыда — о, как стыдился он своего вынужденного положения при королеве! Как стыдился он того, что не может остановить этого фарса!

Отравленная горечь разлилась во рту девушки. Она, не мигая, смотрела в темные грозные глаза принца и всей душой понимала, что и он чувствует то же самое, что она.

Он ненавидел королеву. Он ненавидел лиданийца. Он ненавидел навязанную ему невесту, которая теперь сидела рядом с ним в парадном кресле для дорогих гостей и радостно пускала слюни, держась за его руку.

Но больше всего он ненавидел себя.

За то, что впасть его матери над ним материализовалась в виде тонкой металлической цепочки. Позванивая, она свисала с ошейника, всем показываяунижение принца, и конец ее был зажат в кулаке у зловредной старухи.

Выставлен на всеобщее обозрение, как раб! Унижен и раздавлен!

«Будь она проклята! — в отчаянии подумала Маша.

И принц услышал ее горячие мысли.

«Будь проклята», — эхом отозвался он, стыдливо опуская голову.

Глава 13. Лиданийцы

— вот она, господин Родерик — прокаркала зловредная старуха, сжимая звенящую цепочку в костлявом кулаке крепче. — Весела, румяна, цела и невредима. Пусть злые языки не говорят о том, что в нашем доме дурно обходятся с побежденными! Мы приняли ее как родную дочь. Щедро одарили, чтоб ее не стыдно было показывать людям.

И теперь она ваша… если пожелаете.

Маша, ни жива ни мертва, подняла взгляд на человека, стоящего прямо перед ней, и едва не упала в обморок.

«Господи, стыд-то какой, — ворчала в ее голове Эвита. — Я — и это чудовище! Может не так уж плох принц, на самом деле?»

Лиданиец не был уродлив, нет.

Это был мужчина средних лет, светловолосый, невысокий, с очень светлыми, почти бесцветными глазами. В общем-то, ничего особенного в его облике не было. Обычный вельможа, разодетый в пух и прах, как изнеженная девица.

Но в его чертах навсегда была запечатлена жалкая слабость и неуверенность, делающая его губы неприятно, как у плаксивого ребенка, изогнутыми, а взгляд — кротким, Щенячьим, полным слез.

«Негоже мужчине так откровенно просить и так искренне радоваться подачке! —

брюзжала Эвита, когда лиданиец, уже не скрывая своего счастья, протянул руку и коснулся девушки, будто не веря своим глазам. — Сопляк»! «Сама виновата», —

огрызнулась Маша.

«Я-то чем провинилась?! — взвилась обозленная Эвита. — Я, что ли, его звала сюда?! Фу, мерзкий какой! Сейчас сопли распустим! Смотреть на него не могу!

Сделай что-нибудь! Скажи ему что-нибудь, а то он сейчас расплачется.

— Дитя мое, — произнес кроткий лиданиец. Голос у него оказался на удивление приятным, глубоким, с нотками затаенного милосердного благородства. — Тебя не обижали тут?

«Как будто ты можешь вступиться! — ругалась Эвита. — О-о-о, мерзкий, мерзкий.»

— Нет ваша милость, — кротко ответила Маша. — Конечно, нет. Тот, кто обижен, не живет в королевском дворце. Благодарю вас за заботу. Но ваше беспокойство, право же, напрасно.

«Отлично сказала, деревенщина» — похвалила Эвита.

Лиданиец улыбнулся.

Лицо его приобрело вымученное выражение, словно мужчину эта улыбка лишила последних сил. Но в его глазах горела нежная радость.

«В целом-то, неплохой человек, — тоскливо подумала маша. — Ну, не красавец, но.»

Она метнула быстрый взгляд на принца.

Тот стоял бледнее снега. Не шевелясь совсем.

Так, словно удавка удушила его, и он умер, обратился в статую из неподвижного, холодного мрамора.

Ворот его одежды был чуть отогнут, видимо, привести в порядок одежду принца не успели. Да и кто обратит внимание на такую малость.

Но Маша с болью заметила алый след, словно принц рвался с поводка изо всех сил, разрывая удавкой кожу, но…

Магия этой тонкой нитки была сильнее его воли.

Она заставила его покориться и замолкнуть.

Чтобы справиться с ним, пришлось его обездвижить, так, что он мало чем отличался от мертвеца.

И только темные глаза его были живы.

Они горели яростью и неистовой страстью, которую принц долго сдерживал, не признаваясь в ней самому себе. И темная, тяжелая, невыносимая тоска.

Потому что он попался в такую простую ловушку. И сделать ничего не мог. Сейчас он мог коснуться девушки только взглядом. Коснуться, чтоб запомнить навсегда ее черты, ее золотые волосы, линии ее тела.

«Отчего так поздно?! — выкрикнула Маша мысленно, чувствуя, как от слез все перед глазами плывет, причудливо растягивается и теряет форму. — Отчего только сейчас?! Что, нужны были эти жестокие игры?! Нужно было мучить и пугать меня?

Принц не ответил.

Не пошевелился.

Ни единой мысли не промелькнуло в его голове.

Только и глаза его погасли, словно жизнь и надежда покинула и их.

Он стоял, словно прекрасная игрушка для юродивой принцессы, сидящей с надутым гордым видом подле него, и ответить ему было нечего.

— Отчего ты плачешь, дитя мое? — заботливо произнес лиданиец, и Маша спешно смахнула слезы со щек.

_— От волнения, ваша милость, — прошептала она.

— Не нужно, — мягко произнес лиданиец, осторожно отирая ее щеки платком. — Тебе нечего бояться. Я не буду с тобой ни груб, ни жесток.

Он оглядел девушку с головы до ног и улыбнулся с откровенным восхищением.

— Ты красива, как солнце, — тихо произнес он. — Для меня это счастье, просто стоять рядом с тобой. Не знаю, чем я заслужил это милость у небес.

Определено, лиданиец был неплохим.

А вот принцесса, предназначенная Альберту в жены, Маше не понравилась.

Одного взгляда на нее было достаточно, чтоб понять, что в жестокости она даст фору и старой королеве.

И было ли это следствием ее болезни, или просто чертой характера — непонятно.

Только запавшие глазки на бледном, нездоровом лице ее светились нехорошей радостью.

Принцесса в одной руке сжимала жирную куриную ножку; которую с удовольствием обгладывала, а другой по-хозяйски держала принца за руку. Как будто утверждая права на него.

— Красивая, — заметила принцесса, как-то странно похихикивая. Словно гадость какую задумала. — Пусть станцует.

«Я?! — взвилась Эвита. — Танцевать?! Для этой вонючей свиньи?»

Лиданиец как-то нервно дернулся, щеки его заалели, словно он получил пощечину.

— Эвита не умеет танцевать так, как ты любишь, — тихо, но непреклонно произнес он.

Даже странно было слышать из этих безвольных уст такие твердые слова.

Но принцесса не унималась.

— Пусть станцует — шипела она злобно. Швырнула в девушку обглоданную кость, целясь в лицо, и та едва успела уклониться с легким вскриком. Не то жирный кусок шлепнул бы ее прямо по губам.

Испуг Эвиты от принцессы не укрылся.

Она расхохоталась, радостно колотя ногами по полу, и глазами поискала, чего бы еще запульнуть в перепуганную девушку.

— Танцуй, — гадко каркала она, с радостью наблюдая испуг на красивом лице Эвиты. — Я

сказала, танцуй!

На низеньком столике рядом с нею лежали фрукты, на блестящем серебряном блюде.

Жирными руками принцесса хватала сливы и одну за другой весьма ловко и быстро швыряла в Эвиту. Несколько слив ударились в роскошный подол ее фиолетового платья, а одна угодила прямо под глаз.

Увидев это, принцесса снова злобно рассмеялась, колотя пятками.

— Танцуй!

Маша дрожащей рукой отерла щеку, по которой размазался сладкий сливовый сок.

ЕЙ было не так больно, как противно и страшно.

Это нездоровое, противное существо могло велеть ее мучить и пытать просто ради того, чтоб посмотреть, как она будет корчиться и кричать.

И принц ничего не сможет сделать.

Да что там — она и в него самого может швырять чем угодно, хоть ножами, а он будет покорно стоять, связанный магией по рукам и ногам!

Маша слышала, как он рвется. Как старается выбраться из магических пут, и не может, как неистовствует, рычит и кричит в страшной муке, вынужденный бессильно смотреть, как ее мучают.

— Прекрати! Не то я накажу тебя!

Лиданиец успел перехватить руку юродивой, схватившую спелый крупный плод.

Яблоко.

«Если она засветит мне яблоком, — мрачно подумала Маша, — под глаз…»

Лиданиец был строг и суров со своей безумной родственницей. Но, даже отнимая у нее снаряд для метания, он старался не причинить ей лишней боли.

— НУ, зачем же вы так жестоки с принцессой, — проворковала старая королева. Ее как будто все устраивало в сложившейся ситуации. Она не замечала ни слез девушки, ни пламенных взглядов своего сына. — Если он хочет мы просто обязаны удовлетворить ее желание. Пусть герцогиня станцует!

— Вы не понимаете, — терпеливо произнес лиданиец, справившись с хнычущей принцессой. — Она любит смотреть на танцы рабынь. Обнаженных.

«Мда, — подумала Маша, оторопев. — Странные какие у девушки предпочтения.

Она еще более чокнутая, чем я думала.

Королеву не смутило и это.

— О. какая малость — засмеялась она так же противно, как юродивая. — Герцогиня ведь мало чем отличается сейчас от этих рабынь. Так что пусть станцует С нее не убудет. Она хорошо сложена и красива так что, думаю, понравится и вам.

И вы оцените ее красоту. Эй, там! Разденьте герцогиню! На ней слишком много надето!

Маша не успела и глазом моргнуть, как на нее налетели королевские слуги и вцепились в нее, как пираньи. Они нетерпеливо дергали ее, распуская шнуровку, щипкам стаскивая с ее тела одежду.

Словно отрывали по кусочку плоть.

Принц еле слышно вздохнул.

Магия велела ему стоять на месте, но он не мог Его воля была сильнее магического наваждения, и он вдруг сделал маленький шаг вперед, превозмогая огромную, нечеловеческую тяжесть.

По щеке девушки промелькнула быстрая слеза.

Все, что она сейчас видела — это его горящие неистовым безумием глаза.

— Танцуй, — мерзко скрипела юродивая.

Она крепко ухватила принца за руку, мстительно посматривая на Машу. В ее некрасивых, глубоко посаженных глазках промелькнуло мрачное торжество.

«Да никакая она не юродивая! — ахнула Маша. — Просто уродливая и хитрая! Все она понимает. Просто пока строит из себя дуру. ей многое прощается. Нянькаются с ней, как с ребенком.»

«0-0-0-0, — простонала Эвита, умирая от стыда, когда холодный дворцовый воздух коснулся ее обнаженных плеч. — Вот су-у-ка… она мне дорого заплатит за это унижение!

Я разотру ее кости в порошок пестиком в каменной ступке»

Юродивая обладала собачьим чутьем. Она точно ощущала, что принц изо всех сил рвется к униженной герцогине, чтобы защитить, и сильнее сжимала его руку, не пуская.

Наслаждалась своей властью и страданием Маши и принца.

Будто без ее ничтожного усилия он мог справиться с опутывающей его магией.

Меж тем Маша осталась в одной нижней рубашке, слишком тонкой, чтобы что-то скрыть, и девушка в панике машинально прикрыла грудь руками.

Но грубые слуги королевы и этого ей не позволили сделать; они грубыми шлепками заставили ее руки опустить и вытянуть вдоль тела.

Эвита едва не рычала от ярости.

«Убью», — выла она, давясь злыми слезами.

«Так уйди, если невыносимо», — шепнула Маша, покоряясь грубым рукам раздевающих.

«Да? И оставить тебя одну? Плести интриги? Ну, уж нет…»

Меж тем из ее платья выпало припрятанное письмо лиданийцу, и королева знаком велела принести бумагу себе.

«И туда сунет нос, любопытная старуха?! — кипятилась Эвита, для которой чтение ее писем казалось постыднее публичного раздевания. — 0-0-о, я доберусь до тебя, Лютокоролева! Я глаза тебе раскаленными гвоздями забью.

Маша дрогнула.

В этом письме же были строки из колыбельной?!

«А если королева поймет, зачем я их написала? — ужаснулась Маша. — НА костер меня сразу! И как лиданийца заставить их прочесть?

«А?! — спохватилась Эвита. — Что там? Что ты там нацарапала, деревенщина?! За что королева должна тебя сжечь?! Ах ты, мерзавка! Если с моего тела хоть волос упадет.»

«Ноги брить надо, — огрызнулась Маша. — Чтоб шерсть не лезла.

— Достаточно! Я увидел все, что хотел, благодарю!

Когда от грубых рывков слуг королевы затрещала нижняя рубашка Эвиты, и девушка от стыда крепко зажмурилась, лиданиец не вынес.

Он вихрем слетел по ступенькам, ведущим на возвышение, где стояли трон Королевы и кресла для гостей, и, сорвав плащ с плеч, накинул его на девушку, скрывая ее наготу их любопытных взглядов присутствующих.

Маша почувствовала, как ее бьет неуемная дрожь.

Сквозь плащ прикосновения лиданийца казались ей обжигающими, невыносимыми.

Словно вся ее кожа пылала от стыда.

— Пусть танцуем — прокаркала принцесса злобно, тряся принца за руку.

Будто требовала от него заступничества

Удовлетворения своего каприза.

«Как хорошо, что он не может говорить и двигаться, — подумала маша. — Не то он оторвал бы ей голову и обматерил бы страшными словами. А это верная война с лиданийцами.

— Замолчи! — задушено просипел лиданиец, сверкая на принцессу яростными глазами.

— Не то я сурово накажу тебя!

— Пусть, — ныла и канючила принцесса, тряся принца за руку.

Маша взглянула на принца. Ей казалось, что от напряжения он вот-вот упадет, как подрубленное дерево.

— Ну ну — голосом заботливой доброй матери проворковала королева, поглаживая злобную принцессу по руке. — Зачем вы так суровы с бедной девочкой? Не плачьте, дитя мое, не стоит. Потом герцогиня придет к вам и исполнит любое ваше желание. И станцует.

«И сама снимет свою кожу. — закончила за королевой Маша. — Да и на дыбе повисит, отчего б нет»

— Нет, — отрезал лиданиец решительно. — Она моя, не так ли? Это значит, что я буду решать, что ей делать. Никаких танцев рабынь.

Казалось, что королева тоже недовольна тем, что ей не удалось унизить девушку еще сильнее. Она напряженно улыбалась, тонкие пальцы ее мяли письмо, предназначенные лиданийцу.

— Кажется, это вам, — ядовито улыбаясь, произнесла королева, протягивая лиданийцу послание Эвиты. — Извините меня за дерзость… но в моих правилах проверять все, что касается моего дома и людей, которые в нем живут. И я прочла.

АХ, какие пылкие слова! Какая нежность.

Королева притворно прикрыла сухой ладонью лицо.

— молодость, — проскрипела она. — Я бы подумала, что герцогиня в вас влюблена, настолько ее слова, адресованные вам, проникновенны.

Маша дрожала, как подрубленное деревцо.

Лиданиец тянул руку к злополучной бумаге, а девушка не видела ничего, кроме его горящего отчаянием и болью взгляда принца.

Зловредная старуха нарочно озвучила письмо, чтобы причинить принцу как можно больше боли.

От нее тоже не укрылся его горячий порыв, его желание защитить девушку от унижения. И

теперь она посмеивалась, словно говоря: «Посмотри, за кого ты вступился! Пока ты тут корчишь из себя рыцаря, эта змея подлизывается к другому.

— Какая умная, какая образованная и пылкая девочка, — издевательски глядя на Машу, пробормотала старуха. — Держу пари, Альберт, ни одна женщина мира не говорила тебе таких ласковых и добрых слов. Ах, их надо заслужить… А ты мужчин, только и умеешь, что мечом размахивать. Я же говорила, я всегда говорила, что благородные манеры ценятся девицами куда больше, чем смазливое лицо.

Лиданиец простодушно улыбался. Просто цвел и пах. А принц делался все темнее, как грозовая туча.

«Это… правда?»

Шепот принца в сознании Маши обжигал. Стало нестерпимо стыдно. Так стыдно, что припекло раскрасневшиеся щеки.

«Ты написала лиданийцу? Ты хотела… к нему?»

В немом крике было столько боли, что Маша вздрогнула, как от удара, и опустила взгляд, не смея даже краешком глаза глянуть на принца.

«Все твои слова — это ложь, притворство?! Лживая дрянь»

«Я не..»

«Ты такая же лживая и насквозь фальшивая, как и все остальные. Не хочу слышать. Не хочу знать»

Принц отвернулся. На его лице застыло холодное, безразличное выражение.

Меж тем лиданиец спешно читал письмо с нескрываемым волнением, и на его блеклом, безвольном лице расцветал румянец от восхищения. Кажется, мужчина не умел скрывать свои чувства, и его бесхитростная радость была как на ладони.

_— Какие тонкие, благородные слова, — тихо произнес он. — А это что за песенка?

— Я сочинила стихи для вас, — выдохнула Маша помертвевшими губами.

«Дрянь — драной кошкой завизжало в голове. — Ты написала колыбельную! Ты хотела от меня избавиться! Думала, я прочитаю и усну, да?! Да я устрою так, что тебя четвертуют на площади, мерзавка»

«Ну, все, — обреченно подумала Маша. — мне конец. Сейчас они толпой на меня набросятся, и разорвут меня на сто кусков».

— Ложкой снег мешая, — продекламировал лиданиец с выражением, — ночь идет большая. Что же ты, глупышка, не спишь… Это очень мило. Так трогательно…

Эвита смолкла, словно ее и не было. Но легче Маше от этого не стало. Наоборот, сейчас ее словно разрывало на части от стыда. Так, словно принц ее застал в постели с лиданийцем, нежно воркующую и усыпляющую его.

«Уже мечтаешь, как уютно с ним в постели будет», — подтверждая ее опасения, усмехнулся принц.

Королева торжествовала. Чужие страдания наполняли ее гнилую душу новыми силами.

— Ну, раз наш подарок пришелся вам по душе, — торжественно прокаркала она, — можно перейти и к самой торжественной части нашей встречи. К обручению принца и принцессы.

— Да, да, — радостно подтвердил лиданиец, пряча письмо на груди.

Маше показалось, что он совершенно пьян от радости. Это письмо так окрылило этого тихого, сдержанного человека, что ему предстоящая церемония казалась чем- то неважным и незначительным.

Но все же он нашел силы взять себя в руки и вернуться к своим обязанностям.

— У нас осталась еще магия, — торопливо произнес он, возвратившись на свое место. —

Совсем немного… но этого достаточно, чтоб соединить в законном браке наших детей!

Со столика он взял довольно большую старинную шкатулку и торжественно открыл ее.

В ней не было ничего, точнее, ничего материального.

Но внутри нее был заключен свет, такой нестерпимо яркий, такой горячий, словно в нем была заключена вся сила рода лиданийцев.

Весь свой пыл, всю свою решимость и твердость они будто б вложили в этот деревянный ящик.

От вида этого горячего негасимого огня у Маши замерло сердце, нестерпимо зажгло груди, словно она вот-вот умрет.

Она даже разрыдалась, беззвучно, но неудержимо горько, понимая, что сейчас произойдет.

— Принц, ну что же вы молчите? — едко поинтересовалась королева, чуть разжимая руку.

— Скажите хоть слово. Вы сегодня непривычно молчаливы.

Принц вздохнул свободнее, потер истерзанное удавкой горло. Маша поняла, что зловредная старуха, наигравшись и натешившись своей властью, отпустила его — но лишь затем, чтобы он сделал то, что надо.

то, что она ему уготовила.

— Слова излишни, — тихо произнес он.

«Принц! — взвилась Маша, услышав его голос. — Не делайте этого!»

Принц не ответил. Даже не глянул в ее сторону. Этот упрямец все уже решил для себя.

«Принц! Ради бога!»

Сияющий от радости лиданиец поднес ему ларец, и принц положил руку в магическое сияние.

«Альберт! Нет молю!»

Принцессу с места пришлось поднимать.

Слуги подхватили ее под руки — зловредная юродивая сама нипочем не хотела шевелиться, нарочно заставляя людей возиться с собой, — и поставили ее рядом с

Альбертом.

— Сим обручаю вас, — торжественно произнес лиданиец, — и объявляю ваш брак законным.

Пухлую руку принцессы, наскоро оттертую от жира, положили поверх ладони принца, и

Маша зажмурилась, не в силах видеть происходящего.

Магия засверкала, засияла еще жарче, просвечивая руки насквозь. Под ладонями разгорелся огонь, лепестками причудливого цветка оплетая пальцы, сияющими тонкими лентами связывали запястья.

«Вы обрекаете себя на жизнь с этим чудовищем! — беззвучно выкрикнула Маша в последней попытке предотвратить этот брак — Альберт. Сражайтесь! Не ради меня… и не ради нас, если вы не верите мне! Ради себя»

Но принц молчал, глядя, как магия связывает его с чужой, противной ему девушкой, и магия сверкающими вспышками отражалась в его темных глазах.

Глава 14. Венчаные магией

Магия добралась до безымянных пальцев жениха и невесты, и перехватила их сияющими лентами, свивая золотые кольца.

Но после пары витков она вдруг погасла и рассыпалась серой пылью.

— Невозможно, — прошелестел печальный девичий голос. — Не свободны.

— Что значит невозможно?! — взвилась королева с воплем. Она подскочила с трона так быстро, будто ее подкинуло, да что там подкинуло — пинка наподдало. — Это какая-то ошибка! Альберт свободен! Ему некогда было заниматься таким глупостями… да и партии подходящей просто не было! И магии! Магии у нас давно нет! Я ее всю извела!

Кажется, у нее приключилась истерика, такая сильная, что королеву едва не хватил удар.

Маша перевела дух, не зная, радоваться ей или плакать.

«Принц не женится — это плюс. Но он… уже женат? И это минус. Еще какой минус! А на ком он женат, если даже королева не в курсе?»

— Этого быть не можем — лепетала королева, грузно плюхнувшись обратно на трон. Ее лицо то краснело, то бледнело, силы покидали ее тело. Казалось, она предвкушала унижение принца, смаковала его омерзение, которое он испытает, оставшись запертым в спальне с этим чудовищем, с принцессой. — это какой-то подвох, оставленный в наследство от короля! Верно, это он обручил принца с кем-то, без моего ведома?! Иначе это невозможно никак!

Зал огласился шипением и хохотом, катающимся эхом по углам.

Маша в испуге обернулась. Ей показалось, что по каменным стенам замка проскользнули гибкие огненные драконьи тела, золотые глаза старых драконов щурились от смеха.

Принц бросил тревожный взгляд на Машу.

Это был первый взгляд, которым он удостоил ее за время церемонии, и в нем отразился нешуточный гнев.

От ярости, что пылала темным огнем в его глазах, Машу так и кинуло в жар.

«Демоны тебя подери» — прорычал принц яростно, краснея, и Маша ахнула, тотчас зажав рот ладонью.

«Консумировали браки…консумировали…» — стучали слова принца в ее висках.

«То есть, я еще и виновата?» — справедливо возмутилась она, отчетливо поняв, чем обернулось для них двоих страстное свидание в башне.

«Я разорву этот союз» — гневно рычал строптивец.

«ОЙ, да ради бога! — насмешливо фыркнула Маша. — Я изначально была против этого!

Забыли, вашество?»

«Развод — свирепствовал принц.

«Если выживем после такого грандиозного скандала» — ядовито отозвалась Маша.

Однако, у лиданийца была своя версия произошедшего.

Королеве, убитой новостью, он почему-то верил безоговорочно.

И его гнев обрушился на несостоявшуюся невесту.

— Берта! — зарычал он, побагровев ярче королевы. — Ты… ты клала руку в этот ларец.

Глазки юродивой так и забегали, что показало — юродивая не такая дура, какой хочет казаться.

— Может быть, — трусливо ответила она.

Лиданиец протяжно и мучительно простонал, в отчаянии запуская руки в волосы.

— Сколько раз! — выдохнул он с несвойственной ему злобой. — Один? Два?!

— Может быть, — пробормотала юродивая, опуская взгляд, — Несколько.

Лиданиец снова схватился за голову.

— Несколько! — заорал он.

Королева, которой было очень, очень плохо, распласталась на троне, как выпотрошенная, но еще живая рыба, беспомощно раскрывая и закрывая рот.

— Но зачем, — простонала она. — Дитя мое, что ж ты натворила?!

Силы изменили королеве и она упала в обморок, обмякнув.

«Один-ноль в пользу стрелка Дурь! — выдохнув, подумала Маша. — Одним точным выстрелом подстрелила главный приз»

— Затем, что без благословения магии девица нашей семьи не имеет права пускать на свое ложе мужчину! — заорал лиданиец яростно. — Потаскуха! Сколько их было?!

По губам принца скользнула неприятная, едкая улыбка.

— отлично, — пробормотал он еле слышно. — Мне в жены прочили тупую шлюху, которая задирала юбку бессчетное количество раз черт знает перед кем.

Однако, это не предназначалось для ушей лиданийца, и тот не услышал этой нелестной оценки принца.

— Все равно! — рыкнул принц, ухватив притихшую невесту за руку и рывком притянув ее к себе, да так, что бедняжка вскрикнула и чуть не галопом, падая, помчалась к нему. —

Будем считать, что брак заключен!

— Нет — заорал лиданиец, и также бесцеремонно и грубо ухватил девушку за руку и рванул к себе, так, что на сей раз она не удержалась на ногах и таки упала, и он тянул ее по полу, как какую-то вещь, как тряпку. — Вы не понимаете! Стоит вам коснуться ее без одобрения магии, как вы умрете! Вас поразит точнее, чем ударом молнии.

Принц расхохотался, всплеснув руками.

— А лиданийць-то не так просты! — весело и зло произнес он. — Ядовитые зубы оставили при себе! Мое уважение!

— Это делалось для того, — стрельнув глазами в сторону Маши, — чтоб не выживали насильник. И род их пресекался, если вдруг…

— Но, — удивилась Маша, — насилия может и не быть. Вдруг это душевный порыв, любовь.

— Без брака и без разрешения старшего в семье тоже нет — сухо ответил лиданиец, —

Странно, что ваш отец не озаботился этим. Вопросы чести — самые важные в этом мире.

— ваш подход мне нравится все больше, — с усмешкой произнес принц и поклонился лиданийцу, — Однако, проблему надо как-то решать.

«И не только проблему бедняжки, — едко заметила про себя Маша. — Вьы-то, господин принц, ничуть не лучше, а то и похуже прохвост будете»

«Госпожа жена, — яростно рыкнул он ей в ответ — а вы не могли бы заткнуться?

«Что?! Вот как! Заткнуться! — рассмеялась Маша про себя. — И я уже жена, надо Ж Какое повышение! Еще скажите, вы не знали о последствиях. Вы мне все твердили о консумации! Значит, это слово должно было хотя б наводить вас на определенные мысли.

«Знал», — бухнул принц решительно.

Маша едва не лишилась чувств вслед за королевой.

Перед глазами ее замелькали яркие вспышки, словно ее подкинуло до самого солнца и ослепило.

«Знали. И все равно сделал это!.»

«Знал, — спокойнее уже повторил принц. — Просто не думал, что это вскроется так быстро. И что вообще вскроется. Я хотел, чтоб в моей жизни было что-то, что принадлежит только мне. Моя тайна. Мое».

— Сколько их было?! — меж тем не унимался лиданиец, — Кто это был?!

— Какая разница, — дерзко огрызнулась принцесса. — Они все равно мертвы! Я каждого травила наутро.

Принц присвистнул, рассмеялся.

— 0, госпожа невеста! — проговорил он, хохоча от души. — С вами лучше жить в разных домах? И для верности, лучше всего, в разных городах?

Лиданиец был безутешен.

— Ты мерзкое чудовище! — стонал он, терзая волосы. — Ты исчадие ада, ты демон во плоти! Будь моя воля, я бы четвертовал тебя на площади, чтоб все видели, что мир очистился от самого гнусного куска дерьма и грязи!

Принцесса молчала; и даже молчание ее было мстительным и злобным.

— Могу предоставить вам такую возможность, — любезно предложил принц, с интересом наблюдая эту милую семейную сценку. — Это в моей власти. Тем более, после признания в убийствах.

Услыхав это, поникшая королева пришла в себя и снова взвилась, вложив в свой протест последние силы.

— Нет — прокричала она, сжимая кулак. Магическая цепь зазвенела, принца рвануло за ошейник, как злобного непокорного пса, и он яростно глянул на жестокую мать. —

Никаких казней! Этот союз нам важен! И ты возьмешь ее, так или иначе!

— И не подумаю даже, — елейным голосом произнес он.

— Я отошлю вас на плаху за непокорность, ваше высочество! — прорычала королева.

— Если я к ней притронусь, я помру еще вернее и еще быстрее, — парировал принц. — И

если выхода у меня нет, то я в праве выбрать хотя б способ, каким покину это мир. Так что я выбираю топор палача. Сами на ней женитесь, ваше величество, если так хочется.

Только будьте осторожны, принимая питье и еду из ее рук. Говорят, от некоторых ядов умирают мучительно долго, месяцами.

— Не нужно ссориться! — простонал безутешный лиданиец, — Все же поправимо!

Нужно только спросить имя… нечаянного мужа у ларца и дать развод!

— Но я всех травила, — мерзко проквакала принцесса.

— Значит кто-то все же выжил! — огрызнулся лиданиец. — Кто это мог быть?!

— Конюх, быть может, — протянула принцесса, пряча глаза. — Он, как будто, был пьян, и его вырвало от яда.

Принц мученически закатил глаза и снова расхохотался жутким смехом.

Королева окончательно рухнула в обморок, а лиданиец в который раз схватился за голову.

— Эй, там! — грубо крикнул принц. — Уберите королеву, ей дурно! Принцессу запереть в ее комнате, глаз не сводить. Вы же, — принц преувеличенно вежливо поклонился лиданийцу, — решите уже эту проблему с вашим ларцом. Попробуем еще разок… завтра.

Лиданиец метнул быстрый взгляд на Машу, но принц угрожающе качнул головой.

— Это пока останется при мне, — зловеще протянул он. — Вы не вручили мне жены, так что и я не вижу смысла дарить вам дорогие подарки.

— Справедливо, — выдохнул лиданиец, хотя своей досады он скрыть не мог.

— Всего наилучшего, — грубовато сказал принц, откланявшись. И лиданиец был вынужден уйти ни с чем.

Через несколько минут все стихло и Маша с принцем остались в тронном зале одни.

Принц, устало потирая плаза, опустился на трон и затих, переваривая все произошедшее с ним только что. Ему было нестерпимо стыдно — и не столько потому, что Маша увидела,

какое сокровище привезли ему в качестве невесты, сколько от того, что его обман раскрыт.

Принц дерзнул тайком жениться.

Сделать ее своей, прикрываясь какими-то благими намерениями. А истинная причина была скрыта им.

И вот его сокровенная тайна раскрыта. Перед Машей — раскрыта. Сдернута маска самодура и тирана.

Он просто бесповоротно, слепо, до безумия влюблен, коль скоро решился на такой отчаянный шаг.

«Да, да, милый, — злорадно подумала Маша, — отлегло, да? Только что ты чуть не связал свою судьбу с судьбой юродивой злобной девицы. Рад, что обошлось?»

— Я все слышу, — с неудовольствием произнес принц, потирая горящий лоб.

— 0! Тогда нет смысла молчать, — произнесла Маша, смело ступая вперед. — Ну, и кому назло вы это пытались провернуть? Стать двоеженцем — гадость какая!

Отморожу уши назло бабушке?

— Госпожа принцесса, — прорычал принц, однако ж, применив официальный титул, который теперь полагался Маше. — Помолчите-ка!

— Уже принцесса! — хмыкнула Маша. — Как я теперь понимаю, ваша законная жена, не так ли? Не стыдно было отдавать меня лиданийцу? Не то, чтобы я заблуждалась и думала, что и правда имею какое-то значение для вас, но законная жена — чужому мужику!

— замолчите!

— а ведь отдать придется, — не унималась Маша. — Лиданиец или треснет свою шкатулку об пол, либо найдет того конюха и прикончит его. И мамаша ваша оправится. Пока что она подавилась своим ядом, но это пройдет. Сплюнет его, как тот конюх отраву, отряхнется, и снова примется командовать и дергать вас за ниточки. И вы сделаете все, что она велит.

— замолчи! Не то, клянусь небесами, я задушу тебя!

— о да, я стерва еще похлеще вашей дорогой невестушки, чокнутой Берты! Только что с конюхами не сплю и не травлю никого.

— Развод! — прохрипел принц яростно. — Сию же минуту!

— Сделайте одолжение! — язвительно отозвалась Маша, хотя сердце ее сжалось.

«Упрям и горяч наследничек то попался, — грустно подумала она — Ну и характер.»

— А как разводить думаете? — не унималась Маша — Мы в книге не расписывались.

Никаких бумаг выдано не было. Ахалай-махалай делать будете?

Вы, как будто бы, не умеете?

— Ничего, — едко ответил принц, — есть ведь книга, где написаны все ответы!

Сделаем, как написано там, и точка!

— Извольте поторопиться, — сухо произнесла Маша. — А то не терпится скорее перейти в полное распоряжение к лиданийцу. Он, конечно, не красавец, но добр.

Очень милосерден даже по отношению к тем, кто заслуживает суровой кары.

Думаю, ко мне он будет тоже добр. И уж тем более не станет на мне срывать свое зло за совершенные им ошибки!

Принц подскочил на ноги, одним прыжком оказался рядом с Машей.

— В Алую башню! — выдохнул он злобно. — Сейчас же. Сию минуту! И ничто нас не будет связывать, кроме воспоминаний, да и те скоро забудутся!

— С такой женушкой вы рискуете не только забыть обо мне, но и свое собственное имя!

— огрызнулась Маша. — А также, куда ходить по-большому! Она своим ядами вам основательно память подчистит!

— Я усажу вас на драконьи шипы за дерзость — рычал принц, испепеляя машу яростным взглядом.

— Держите свои шипы в штанах понадежнее! — огрызнулась Маша. — Вы мне никто! Я

лиданийцу принадлежу, так королева сказала!

Принц ухватил ее за плечи и встряхнул, как следует, и Маша в долгу не осталась, заколотила кулачками по его груди, по плечам, дав выход рвущим ее на части эмоциям.

— Негодяй!

Мерзавец!

Она не понимала, кричит она эти слова или думает яростно, пылко.

Но, скорее всего, они проносились в ее голове. Потому что девушка сама не заметила, как начался обжигающий, страстный, болезненный в своей откровенной страстности поцелуй, в который оба вложили свою ярость, свои потаенные чувства, свое желание.

— Если я, вопреки воле магии, свяжу с нею жизнь, меня поразит молния, не оставив и мокрого следа. Признаться, я рассчитывал на это, когда давал руку юродивой, но магия оказалась милостива ко мне. Уж не знаю, почему. Но второго такого проступка она мне не простит, я предупрежден. Второй удар может настигнуть нас обоих. Нас с тобой.

— что же делать, мой принц? Что делать?

Они стояли, уткнувшись лбами, крепко обнявшись, как деревья, что росли вместе, рядом, и крепко переплелись ветвями.

— Я не знаю, — с мукой в голосе произнес он. — Впервые в жизни… не знаю. Я мог бы сражаться и погибнуть, но…

— Но?.

— но ты теперь связана со мной, — сделал он мучительное признание. — Ты — мое уязвимое пятно на стальной драконьей шкуре. И я не могу допустить, чтоб ты погибла вместе со мной! И из-за меня!

— А допустить, чтобы лиданиец увез меня с собой, можете? — горько произнесла Маша.

— Глупая девчонка! — разозлился принц. — Это невыносимая боль, но жизнь — вот высший дар! Пусть лучше лиданиец увезёт тебя с собой, чем ты умрешь! Пусть ты останешься жива, хотя 6 вдалеке от меня!

— Нет — упрямо выкрикнула Маша. — Вы забываете, что я такой же мыслящий человек, как и вы. Я тоже могу принимать решения, я вправе решать за себя!

— Решать погибнуть?!

— Разделить свою участь с вами!

— Нет. Я накажу тебя за строптивость.

— Ну и что!

Принц рыкнул, ухватил девушку за руку и потащил ее прочь из зала.

— Куда мы? — еле поспевая за ним, крикнула Маша.

— Туда, где все началось! — бросил принц, увлекая ее за собой. — В Алую башню!

При воспоминании об Алой башне и о соединившем их ритуале, у Маши сладко сжалось сердце, томление разлилось по телу, по животу.

— Исполните напоследок супружеские обязанности, а?

Принц не отреагировал на ее очередную остроту.

— Там хранится книга, — сухо и холодно ответил он. — Как союз расторгнуть, там должно быть написано.

«А может, там будет написано и то, как его освободить от ошейника?» — мелькнуло в голове у девушки.

— А если… — выдохнула она, запыхавшись от быстрого шага. — Если я разорву ваш ошейник, вы…

Принц не дал ей договорить. Упрямо мотнул головой.

— Даже не думай об этом! — сурово приказал он. — Маг посягнувший на этот ошейник, не просто умрет — он исчезнет навсегда, словно его и не было никогда ни в одном из миров. И все его существование превратится в бесконечную темноту и боль. Нужен тот, кого не было в этом мире, когда создавалось заклятье.

«Как раз для меня дело» — подумала Маша.

— И как… как это сделать? Вы знаете?

— Это не твое дело!

— Не мое?! Вы же хотели ребенка от меня, чтобы избавиться от ошейника! Вы и тогда не сказали б, как его разрушить?! Я не имела б права знать, чему вы решили подвергнуть моего ребенка?!

Принц встал, как вкопанный, круто развернулся, и Маша налетела на него по инерции.

— Все равно ты не сможешь, — устало произнес он. — Даже если решишь пожертвовать своей душой, ты не сможешь. Ошейник опалит твои руки, словно он из раскаленного металла. А новому магу достаточно просто разорвать его. Руками.

— Разорвать? Но как?

— Это ведь просто нить. Толстая и прочная, но нить.

— А если вы будете свободны, — не сдавалась Маша, — вы же сможете не подчиняться приказам королевы? Вы можете отвергнуть эту Берту, и меня оставить при себе!

Глаза принца сделались грустными. Он шагнул к девушке, коснулся ее лица ладонью.

— ЕСИ б я был свободен! — с горечью произнес он. — все было бы не так! Весь мир был бы другим! И не было б этой бессмысленной резни.

Он тряхнул головой, прогоняя печаль и скрывая минутную слабость.

— НО этого не будет никогда! — грубо рыкнул он. — Что о том думать. Живо в башню.

На сей раз на обоих не было ничего красного. Да какое красное, на Маше и платья-то не было. Она стискивала на груди плащ лиданийца, пряча свою нижнюю рубашку от случайных взглядов слуг.

И волшебного фонаря в руках у нее тоже не было.

Но отчего-то тихий магический шепот замка был слышен ей.

Алые змеящиеся тени скользили по серым камням, призрачные алые кленовые листья взлетали к потолку. Замок словно оживал, дыша чужой страстью, чужими чувствами.

Стук сердец отдавался эхом то его старых стен, и казалось, что огромная каменная громада с нетерпением ждет… ждет.

«Чего?! — вспышкой мелькнуло в разуме Маши. И ответ тотчас же нашелся сам собой, словно вложенный в разум. — Наследника. Гнездо драконов ждет когда на свет появится новый дракон… или хотя бы будет зачат. Тот, кто вдохнет новую жизнь в этот замок».

Принц свирепствовал, дергал Машу за руку. принуждая ее быстрее идти вслед за ним. Он не был настроен ласкаться.

Но Маше казалось, что она слышит шелест алых листьев в той самой комнате, где принц овладел ею.