Гусар бессмертия

Год 201…

С Невструевым, по предложению последнего, встретились у фонтана, расположенного в скверике неподалеку от отеля. Краевед подъехал к месту на старенькой «Ладе», наверняка – свидетельнице независимости России от своих прочих земель. Владелец машины выглядел ненамного лучше, но уже по человеческим меркам. Немолодой, с обильной плешью на голове, глаза прикрыты очками в немодной оправе, живот выпирает наружу… Не всем же быть писаными красавцами и покорителями девичьих сердец!

– Николай, – представился краевед.

– Саня, – кивнул на спутника Юрий.

Себя он называть не стал. Ладно, незнакомец в баре, но человек пишущий, можно сказать, провинциальный коллега просто обязан знать изрядно примелькавшихся на экране людей. Да и писал он не в редакцию, а непосредственно Юрию Михайловичу.

– Очень приятно. Не думал, что когда-нибудь увижу вживую… – Невструев долго тряс руку телезвезды и чуть меньше – его оператора.

– Я думаю, побеседовать лучше всего у меня, – заявил он затем. – К сожалению, сегодня я несколько ограничен во времени. В наш город прибыл сам Криворуков, и надо обязательно побывать на его пресс-конференции. Впрочем, вы же тоже там будете?

– Наверное, – пожал плечами репортер, забираясь на переднее сиденье.

Для него всякие депутаты приставки «сам» давно не имели.

Ехать пришлось сравнительно долго. Дом Невструева, старый, как хозяин, расположился на окраине, пусть и давно обжитой, и относительно ухоженной. Нет, до собственного дома Николаю было далеко, правильнее было говорить об однокомнатной квартирке в типовой пятиэтажке годов этак семидесятых. Двадцатого века, хотя Юрий не удивился бы, обитай местный краевед в какой-нибудь развалюхе времен Екатерины, а то и царя Иоанна Грозного. Так сказать, дабы подчеркнуть связь поколений и интересов.

В единственной комнате царил невообразимый бардак. Давно не крашенный потертый пол покрывала пыль. Она же лежала на подоконнике, секции, заваленном бумагами столе, телевизоре, если и избегая каких-то мест, то только компьютера да старого потертого дивана и пары таких же кресел.

– Вы присаживайтесь, – засуетился Невструев. – Кофе? Чай?

– Спасибо, – отказался Юрий.

Он бы выпил чего-нибудь покрепче, прочие же напитки употреблял лишь по необходимости, когда требовалось разговорить нужного человека. Однако Николай сам горел желанием говорить и уже копался среди бесчисленных бумаг в поисках необходимых.

Саня посмотрел на чашки, застывшие на обоих столах, компьютерном и обеденном. Внутренние стенки посуды приобрели грязновато-коричневый цвет, а на дне виднелись следы присохших чаинок и плохо растворившегося сахара.

– Мне тоже не хочется, – вымолвил оператор, прикинув, что посуду в этом доме не отмыть.

Да и дождался бы он порции, даже если бы согласился? Николай так увлекся, что напрочь позабыл о своем предложении. Для него существовало лишь собственное открытие и – насколько понимал Юрий – полагающаяся за него слава.

– В восьмидесятые я вел в здешней газете рубрику «История нашего города», – говорил краевед, подавая гостям то один, то другой скопированный в каком-то архиве лист. – Меня тогда очень возмущало отсутствие здесь революционных выступлений в девятьсот пятом году. Не могло такого быть, думал я, чтобы партия ничего не пыталась сделать для свержения царизма на местах. Понятно, не Москва и не Питер, однако в городе имелся рабочий класс, и непонятно, почему трудящиеся не захотели поддержать своих братьев в столицах. Я долго копался во всевозможных архивах, из тех, что были относительно доступны, пока не составил хронику событий. Оказывается, попытки выступления все-таки были. Но только попытки. Я хорошо запомнил – в город откуда-то из губернии вдруг явился человек, которого бывшие с ним называли полковником, и буквально за пару дней сумел подавить выступления. Нет, без расстрелов, со стороны рабочих вообще никто не погиб. Полковник больше действовал убеждением, правда, подкрепленным некоторой силой. Теми самыми людьми, которые прибыли вместе с ним. Эта же группа потом прошлась по деревням, в результате чего крестьянские выступления тоже стали неубедительными. Получался какой-то абсурд. Единственное верное учение, возмущение всех классов прогнившим царским режимом – и едва ли не одиночка, сумевший предотвратить законное народное выступление. Вроде бы не жандарм, не какой-нибудь командир во главе замордованной и готовой стрелять части, а частное лицо. В старой, изданной еще в тридцатые годы книге автор прямо называет его местным помещиком, а прозвище объясняет прошлой службой. Дворяне же часто выходили в отставку… В общем, – вздохнул Невструев, – пришлось мне описать не как все было, а как должно было быть.

Юрий терпеливо выслушивал краеведа, Саня – снимал речь на пленку, а дорвавшийся до слушателей Николай все говорил и говорил.

– Потом, в перестройку, когда я начал сотрудничать с местной демократической газетой, в число моих обязанностей входило ведение рубрики «Преступления сталинизма». Архивы тогда были практически недоступны. Приходилось больше руководствоваться здравым смыслом, чем точными цифрами. А попозже, когда стали открыты конкретные дела, всем уже было неинтересно. Но я иногда продолжал выкапывать то один фактик, то другой. Из той эпохи – тоже. Вот и наткнулся как-то на странную историю. Нет, другой бы ничего не понял, но я-то немало помотался по области, поэтому несуразица с несуществующей деревней сразу бросилась мне в глаза. И уже потом вспомнились материалы по Первой революции и обнаружилось сходство участников. Описания – прям одно к одному, хотя, конечно, времени прошло…

– Вы не пытались создать портрет, фоторобот, компьютерную зарисовку? – поинтересовался Юрий.

Пока ничего нового для себя он не услышал. Все было изложено в переданных ему материалах.

– К сожалению, талантом художника меня Бог обделил, – развел руками Николай. – А вы?

– Рисовальщик из меня никакой, – признался в ответ репортер. – Подумывал попросить кого-нибудь из приятелей, но захотелось удостовериться, что это не липа. Главный обещал отдать соответствующее распоряжение, так что, думаю, скоро перешлет. Но что вы сами думаете об этом?

– Даже не знаю. В голову лезет какая-то откровенная фантастика, – вздохнул Невструев. – Но в списке дворян нашей губернии за середину девятнадцатого века наличествует некий Орлов, владелец деревень Орловка и еще каких-то. Вот.

В руки Юрия перекочевала очередная распечатка.

– Так была Орловка?

– В двадцатом веке упоминаний о ней нет. Может, продали, а новый владелец переименовал. Хотя переименовывать тогда было не принято, но мало ли? – неуверенно отозвался Николай.

– А поездить, посмотреть на местности… Готовы даже составить вам компанию. – Про картинку из космоса Юрий пока решил не говорить. Пусть будет сюрпризом.

В целом же он был разочарован. Николай вертелся вокруг одного и того же, не желая и страшась сделать следующий закономерный шаг. А уж верный или нет…

Телефон пропел мелодию какой-то эстрадной песенки, слов которой Рустам все равно не знал.

– Слушаю, Расиф.

– Есть новости, – прозвучал голос доверенного помощника.

– Говори.

– Не по телефону.

– Тогда – приезжай.

Мог бы и сказать. Когда известно, что конкретно человек должен сделать сегодня, то нетрудно понять любую иносказательную фразу. Следовательно, разговор пойдет о другом.

Довольный логикой, Рустам задумываться дальше на эту тему не стал, а вернулся к более насущным делам.

Расиф приехал через час.

– На дорогах пробки. Застрял так, думал до вечера не выберусь, – вымолвил он с порога.

– Рассказывай, – хозяин кабинета указал гостю на кресло, сам же с наслаждением встал и потянулся.

От сидения за столом порою устаешь, но что поделать? А ведь были времена…

– Я Козла не тронул, – выпалил Расиф.

– Что? – А казалось, Рустам не умеет удивляться. Оказывается, вполне. Только новость должна быть невероятной.

– Понимаешь, мы взяли его в оборот. Веревку приготовили, я ему и говорю: не хочешь неприятностей с семьей, напиши, будто раскаиваешься и потому уходишь сам. Ребята помогут, если кишка тонка. Ты только напиши. Как Козел в штаны не наложил – до сих пор не понимаю. Но перетрусил он здорово, я уж думал, его инфаркт хватит без всяких повешений. И тут он мне от страха такое сказал, что не сразу ему и поверил.

Даже безопасный кабинет показался Расифу уязвимым для прослушки, и потому основной разговор он изложил хозяину шепотом на ухо.

– Чушь! – отмахнулся Рустам.

– Я тоже так решил. Но Козел сказал: у него есть доказательства. Тогда я предупредил, что в случае обмана лично на его глазах и бабу его, и ребенка на мелкие куски резать буду. Долго, чтобы осознать успел. А потом он сам месяц у меня умирать будет. Все равно стоит на своем. Даже семью вызвал. Так что все они теперь у нас. Что мы теряем? А приз такой – любой груз мелочевкой кажется. И еще кое-что он мне привел.

После пылкой речи Расиф умолк и застыл, ожидая решения.

– Не может такого быть! – С фантазией у хозяина было небогато. Если речь шла о чем-то конкретном, то он, как зверь, находил лучшее из решений, но абстрактные проблемы не помещались в его голове.

– Откуда мы знаем – может, не может. Тут такая тайна, никто ничего не знает. Потому и шансы есть. Вдобавок… – Окончание он вновь старательно прошептал.

Рустам тигром принялся ходить из одного угла в другой. В движении легче думается, просто существуют вещи, поверить в которые невозможно. Но если не поверишь, а в итоге все окажется правдой, то век будешь себе локти грызть.

Решение давалось трудно. Рустам не выдержал, извлек из сейфа сигарету, хотя на памяти всех его знавших ни разу не курил, сделал затяжку и нервно затушил окурок об дорогой стол.

– Хорошо, – Рустам взялся за мобильник. – Джавад? Слушай, все меняется. Нет, не из-за депутата. К тебе скоро приедет Расиф с ребятами, поступишь в его полное распоряжение. Пока обеспечь им жилье на пару дней. Сколько человек? Столько же, сколько у тебя. Понял? Да. Все. Может, я сам потом появлюсь. Отбой.

Он повернулся к помощнику и спросил:

– Я неясно выразился?

– Все понял, – вытянулся Расиф.

– Раз понял, почему ты еще здесь? Бери машины, и вперед. Разными дорогами, не привлекая внимания. Козла с семейкой тоже прихвати с собой. Если что – учить не надо. Но – тихо. Если кто пронюхает, ног не унесете.

– Понятно, – согласился Расиф. – Да не волнуйся. Все будет в лучшем виде.

– Посмотрим. – Подтверждая это, Рустам внимательно взглянул на своего помощника. – Возьмешь любое снаряжение, которое посчитаешь нужным. И поспеши. Не соврал Козел – сам прилечу. Первое дело – разведка. И держи со мной постоянную связь. Все. Перед отправлением еще зайди ко мне. Давай. Действуй.

– Люди забыли Бога, – басил рядом Феофан. – Раньше я, многогрешный, думал, будто проблема – в коммунистах. Не будет их – дальше справимся. В итоге стало только хуже. Раньше люди тоже грешили, но хоть раскаивались при этом. Сейчас – грех возведен в добродетель. Содомиты гордятся, проститутки гордятся, воры гордятся, все вокруг только и делают, что гордятся. И чем? Связью с дьяволом? Попробовал посмотреть телевизор – кошмар! Проповедь пустоты. Вместо человека труда преподносят каких-то… прости Господи, слова не подберу! Дошло до того, что жить по заповедям Божьим стало стыдно. Воистину, последние дни наступают!

– Есть и порядочные люди, – возразил я из чувства объективности.

Я и слушал батюшку, и не слушал. Все было обговорено нами сотни раз, но тема жгла, и я понимал Феофана, возвращавшегося к ней вновь и вновь при каждом посещении города.

– Есть. Но большинство уже смотрит на них, аки на юродивых. И если бы только у нас! В Европах еще хуже. Была в человецех искра Божья, да сменилась адским пламенем…

По другой стороне улицы навстречу шел человек, сразу привлекший мое внимание. Лысоватый лоб, длинные волосы, борода – я бы мог принять его за красочно расписанного мне Виктором жителя гор, спустившегося ради дани, однако борода имела каштановый цвет, и это наводило на мысли о принадлежности к другой, не менее популярной на Руси нации. Следовательно, человек был не тот. Я бы сразу забыл о нем, если бы не походка. Мужчина шел, держа правую руку почти неподвижной, будто придерживал несуществующий автомат. И сама походка была такой, словно при любом подозрительном шорохе или шевелении человек был готов броситься в сторону, уйти перекатом от опасности и в ту же секунду открыть огонь на поражение.

Я бы принял его за вернувшегося совсем недавно из горячей точки, только для солдата он был староват, а для офицера – бородат. Национальность же не позволяла предположить в нем наемника и уж тем паче какого-нибудь борца за очередную свободу.

Взгляды порою бывают вполне материальны. Или наоборот – воздействуют на нашу духовную сущность. Мужчина взглянул на меня вскользь, затем присмотрелся внимательнее. Знакомыми мы с ним быть не могли, уж подобную колоритную внешность я бы как-нибудь запомнил.

Мужчина отвел глаза первым, однако такие умеют следить и боковым зрением. Я тоже повернулся к отцу Феофану несколько демонстративно. Хотя… Какое мне должно быть дело до случайного прохожего? Такое же, как ему до меня, то есть никакого.

– Ты на себя посмотри, – переключился с общего на частное отец Феофан. С грешного человечества – на мою не менее грешную особу. – Зачем тебе надо вмешиваться в новые разборки? Хочется вспомнить молодость с ее опасностями? А потом и прежнюю разгульную жизнь?

– Что в Писании говорится о просящем и дарующем? – возразил я не задумываясь. – Батюшка, не собираюсь я вмешиваться. Разве что в крайнем случае. А вот шепнуть Михайле, чтобы привел в готовность свое воинство да проследил за гостями, – обязательно. Натворят бед – и кто будет в ответе? Не мы ли?

Феофан вздохнул. Непротивление злу было отнюдь не в его характере. Но сан требовал, и батюшка брюзжал:

– Михайле по должности положено. А вот тебе… Вспомни, что сам раньше говорил.

– Я и сейчас такого же мнения. Только если вынудят. Да успокойтесь, батюшка! У Михайлы людей с лихвой хватит. Просто очень не хочется, чтобы опять был бардак.

Похоже, Феофана несколько успокоили мои объяснения. Будто я рвался в бой! Давно прошли те времена…

Конференция напоминала Юрию все прочие конференции подобного рода, на которых ему довелось побывать. Куча разнообразных обещаний – если бы была выполнена хотя бы их часть, то на Земле давно воцарился бы рай, – несколько довольно плоских шуток, полагающиеся вопросы и неконкретные общие ответы…

В президиуме кроме Криворукова народу сидело едва ли не больше, чем было в зале. Сам депутат, губернатор, их помощники, какая-то весьма многочисленная американская миссия, жаждущая помочь региону деньгами при соблюдении некоторых условий… А против них – местная пресса и телевидение в полном составе, несколько гостей из столицы, посланных (или – высланных) сюда своим начальством. К радости Юрия, среди них оказались и коллеги с родного канала, призванные освещать исторический визит депутата к своим избирателям.

Освобожденный от обязанностей, Юрий не обращал внимания на льющиеся Ниагарой слова. Вертел по сторонам головой, высматривая или мужчин, с которыми можно выпить, или женщин, способных вызвать восхищение. Женщин, разумеется, больше. Пить Юрий прекрасно умел и один, хотя старался не слишком злоупотреблять таковым даром.

Рыженькая в зале оказалась одна, да и та сидела едва не в обнимку с таким бугаем, которого хватило бы на троих Юриков. Это только по массе, а на кулаках – и на пятерых. Пришлось решить – хоть рыженькая, да не хороша. Одно слово – рыжая. Без всяких уменьшительных суффиксов.

Но времени продолжать новый стих не было, и Михайлыч продолжал обозревать собравшихся.

В целом, большинство дам глаз не радовали. Сидела среди зарубежных гостей одна с каштановыми, явно крашенными волосами. Возраст Юрий точно определить затруднился. Явно за тридцать, но сорок – тоже вероятно. Кто знает? Иностранка словно застыла во времени, и при этом оставалась эффектной, невольно привлекающей внимание. В строгом деловом костюме, черты лица точеные, будто изваянные умелым скульптором, и в то же время чувствовалась в ней затаенная страстность. Уж в подобных вещах Юрий разбирался. Но страстность – страстностью, а общее впечатление было – аристократка. То, что часто называется породой и складывается из сотен мелочей. В умении держать себя в обществе, в мимике, жестах, манере говорить.

Иностранок Юрий недолюбливал. Свои его знали, примелькавшееся на экране лицо заранее делало репортера с первой встречи старым знакомым, но кто он по другую сторону границы? А уж с подобными холеными аристократками Юрий старался дел не иметь. С ними поневоле чувствуешь себя неотесанным мужланом, даже если привык повсюду вести себя свободно. Эта же была не только аристократкой. Юрий был обеспеченным человеком, она же – очень богатой.

Короче, полюбоваться женщиной Юрий мог, и на этом интерес исчерпался.

Было бы несправедливо считать, будто Юрий занимался исключительно разглядыванием женщин. Нет, он даже задал какой-то вопрос, не вникая в смысл ответа. Зачем, если Саня все равно снимет и можно будет потом посмотреть материал? От вопроса неожиданно получилась польза. Задавал его Юрий стоя и потому, привычно посматривая по сторонам, сумел заметить через несколько человек от себя такую женщину!

Блондинка лет двадцати пяти, стройная, чудная, подобно видению, смутно знакомая, вдобавок улыбнувшаяся Юре… А ведь не поднялся бы – сидя мог и не заметить!

К счастью, пресс-конференция носила предварительный характер и потому вышла сравнительно короткой. К несчастью, Юрий был популярным и не успел шагнуть наперехват блондинке, как его окликнул Криворуков:

– Юрий Михайлович, можно на два слова?

Отказать было невежливо, пришлось подойти.

– Вы еще не знакомы с губернатором? Степан Павлович.

– Очень приятно, – привычно пробормотал Юрий, пожимая несколько потную руку полноватого властителя здешнего края.

– Мне тоже. Доложили о вашем приезде в наши Палестины, но нет чтобы зайти к старику…

Губернатор кокетничал. Был он зрелым мужчиной, не мальчик, но отнюдь не старик.

– Неудобно отвлекать человека от дела.

– Полно. Для вас часок-другой я бы выкроил.

– Буду знать. – Юрий прикидывал: в какую сторону отправилась блондинка и успеет ли он ее догнать?

– Пока же приглашаю на небольшой обед в узком, так сказать, кругу, – любезно улыбнулся Степан Павлович. – Кухня в нашем ресторане – в столице не везде найдешь. Продукты свежие, без всяких нитратов и прочей гадости, экологически чистые…

– Привозные? – машинально спросил Юрий.

– Зачем же? Исключительно местные. Есть в губернии один человек, поставляет и в магазины, и в общепит. Так что от импорта мы почти не зависим. Разве что сникерсы и иной рекламируемый товар…

Юрию сразу вспомнились слова бармена о Сан Саныче. Не иначе он! Что ж, продуктовый бизнес – вечен. Сумел наладить – честь и хвала. А уж если еще все и впрямь натуральное…

– Не Сан Саныч часом? – продемонстрировал осведомленность репортер.

– От прессы ничего не скроешь! – Губернатор торжествующе обвел взглядом немногих оставшихся, будто сам относился к работникам пера, компьютера и телекамеры.

По лицу иностранной леди промелькнуло какое-то странное выражение. Насколько был наблюдателен Юрий, но понять смысл мимики он не смог. Тут леди заговорила на английском, и какой-то оказавшийся рядом широкоплечий молодой мужчина немедленно взялся переводить для тех, кто языка не знал.

– Миссис Долли просит губернатора помочь ей добраться до деревни Орловка. Дело в том, что по материнской линии леди является русской, и прабабушка когда-то была замужем за владельцем имения. Или прапрабабушка.

При упоминании названия Юрий чуть вздрогнул. Он не слишком верил в совпадения, и поиски деревни, о существовании которой недавно говорил ему Невструев, наводили на неопределенные мысли. Четко сформулировать их он пока не мог, но напрашивались подозрения не то о неведомом «кроте» в отделе, работающем на забугорного дядю, то ли о краеведе, пожелавшим черпнуть славы и денег сразу из двух источников.

– Орловка… – задумался губернатор. – Что-то не помню таковой. Надо будет посмотреть карту. Признаюсь, некоторые деревни умерли. Молодежь уехала, старики…

– Это будет одним из вопросов, которому я собираюсь уделить первостепенное внимание, – привычно встрял в разговор Криворуков. – Россия – это не только Москва и Питер, это – сотни и тысячи городов и городков, десятки тысяч деревень, и наша цель состоит в том, чтобы свести на нет разницу между столицами и так называемой провинцией, чтобы везде любой человек мог в том же объеме пользоваться теми же благами цивилизации, не ощущая никакой ущербности, напротив – гордость за свой край и желание оставаться и жить в родных местах…

Губернатор слушал его с привычным вниманием и внешней заинтересованностью. Юрий тоже постарался придать лицу подобное выражение. Словам депутата он не верил ни на грош, но на то и демократия, чтобы каждый мог обещать народу в меру своей фантазии, а уж народ выбирал себе сказочника поискуснее.

Миссис Долли посмотрела непонимающе и что-то уточнила у переводчика. Юрию показался в выражении ее лица какой-то легкий налет фальши, но, может, так просто принято в определенных кругах. Кто их знает?

Ответ переводчика леди явно не удовлетворил, и губернатор, предчувствуя повторный вопрос, повернул тему чуть иначе:

– Тут я видел нашего местного краеведа, он знает все об истории края в прошедшие века. Сейчас мы у него спросим.

Однако Невструева в зале не было. Николай понял, что в избранный круг ему не попасть, явно обиделся и ушел. Зря. Остался бы – и его мечта могла осуществиться.

– Как зовут вашего краеведа? – спросил переводчик после просьбы миссис Долли.

– Невструев. Он у нас журналист, а история – это его увлечение. Хобби. Я могу послать кого-нибудь за ним.

– Не надо. Лучше дайте адрес или краеведа, или газеты, и миссис завтра сама навестит его.

– Можно и так, – кивнул губернатор.

– А я попрошу нашу гостью разрешить сопровождать ее в поездке по родным местам. Заодно встречусь с деревенскими жителями, подробно расспрошу об их нуждах, расскажу о своей платформе и сущности демократии на новом этапе развития. – Молчать Криворуков, подобно многим людям его профессии, не любил.

Как же иначе, когда ни к какой иной работе, кроме разговоров, депутаты не способны по определению?

– Хорошо. А пока – прошу! Я специально зарезервировал здесь банкетный зал, – губернатор вежливо указал рукой на дверь.

Ох, тяжела работа демократа! И бедная у него печень! Но не отдаляться же ради сбережения здоровья от народа!

Народ дружно двинулся в ресторан. Богатые – тоже народ. Его лучшая, по жизненным условиям, часть…

Центр города был небольшим: площадь, парк, несколько улиц. За четверть часа пешком обойдешь без всякого труда. Каждое здание здесь было до боли знакомым, навевало воспоминания о былых днях. Светлые, подернутые дымкой пролетевших лет, навевающие грусть об иных временах и собственной молодости.

Человек стареет тогда, когда скудеют желания и на смену мечтам приходят воспоминания о прошлом. В последние годы я все чаще чувствую себя глубоким старцем…

Павлуша уже ждал нас в условленном месте.

– Могли бы позвонить, – заметил он, вылезая из машины.

Машина была вместительной, помесь легковушки с мини-автобусом. Не помню, как называются подобные, да и не слишком хочу знать.

– Зачем? Если бы опаздывали – другое дело. – Я продемонстрировал ему часы. До назначенного времени оставалось еще семь минут.

– Ох, не любишь ты техники, – качнул головой Павлуша.

– Не люблю, – согласился я с очевидным. – Скажем, конь – живое существо, с ним поговорить можно, а с машиной?

Павлуша качнул головой, мол, ты неисправим. А нужно ли мне исправляться?

– Ладно. Поехали. По дороге поговорим.

Раз сразу пригласил, значит, все заказанное получено и погружено. Поэтому спрашивать о делах я не стал.

– Знаешь, Павлуша, я задержусь на пару дней, – сообщил я, потом прикинул и уточнил: – Или на день. Сегодня среда, в пятницу к обеду буду.

– Зачем? – удивился мой старинный приятель.

Пришлось в нескольких словах объяснить возникшую проблему, а равно – помянуть свое обещание Виктору.

– Помочь? – с готовностью осведомился Павлуша.

Как водится, о прочих делах он немедленно позабыл.

– Смысл? Я же воевать не собираюсь. В крайнем случае поговорю с визитерами. Не девяностые годы на дворе.

Отец Феофан вздохнул:

– Хоть людей прислать? Завтра с утра они уже будут.

– Не стоит. Лучше машину к завтрашнему вечеру, чтобы с утра можно было выехать. – Отправляясь в город, я воспользовался оказией в лице Павлуши. Точнее – отправился в город потому, что Павлуше потребовалось забрать пришедший заказ на всякую мелочевку, а мне все равно в ближайшее время требовалось побывать в нашей губернской столице.

Приятель колебался. Он подозревал, будто я немедленно после его отбытия пущусь во все тяжкие, займусь стрельбой, мордобоем и прочими достойными мужчины увеселениями.

– Ни во что не полезу, – заверил я Павлушу. – Лучше поезжайте поскорее. Скоро дождь будет. Еще застрянете.

Я чуть нагнулся и коснулся голени левой ноги. Старая рана потихоньку начинала ныть, извещая о перемене погоды. Если учесть светившее солнце, меняться она могла лишь к осадкам. Что может идти с неба в самом начале мая? Правильно.

– Не застрянем. – Машина Павлуши была понадежнее любого вездехода. Корпус остался типовым, или почти типовым, но кто захотел бы покопаться во внутренностях, весьма удивился бы, обнаружив внутри нечто иное, не имеющее общего с привычной заводской продукцией. Один двигатель чего стоил!

Наверное, не только мне с Карлушей приходила в голову мысль: стоило ли нашему приятелю хоронить себя в деревенской глуши? Ладно мы, простые люди, а он? С его-то талантами вполне мог бы приносить Родине ощутимую пользу, занимаясь всевозможными изобретениями. Или это влияние его супруги и запоздалое осознание собственных наклонностей? С другой стороны, где то Отечество?

– Ладно, – после заметного колебания согласился Павлуша. – Я завтра же с утра пошлю к тебе кого-нибудь из твоих орлов. Или – сегодня?

– Лучше завтра. Сегодня я навещу Михайлу и больше никуда не пойду. – Я действительно не собирался куда-нибудь выходить из городской квартиры.

– Договорились.

Я посмотрел вслед отъезжающим друзьям и повернул обратно.

Нога заболела сильнее. Даже идти было трудно. Совсем как в первый год после злосчастного ранения. Вообще-то, былая рана могла не беспокоить меня по несколько лет кряду. Иногда же неожиданно напоминала о себе, и тогда я вспоминал юг и тех, кто был тогда рядом со мной…

Управление милиции оставалось позади, и пришлось возвращаться. Я несколько опасался, что подполковника уже не будет. Служебное время подходило к концу, да и прибытие в город какой-то шишки могло потребовать присутствия начальника в ином месте.

Опасения оказались напрасны. Михайло находился в своем кабинете и меланхолично взирал на монитор компьютера.

– Сколько лет, сколько зим! – Подполковник вроде и искренне обрадовался моему визиту, и в то же время выглядел чуточку смущенным, словно успел сделать мне какую-нибудь небольшую пакость и вот теперь пожалел об этом.

Интересно. Чем бы мог навредить мне Михайло? Перед законом я практически чист, дороги никому не перебегал. Правда, никаких налогов не плачу, но тут иная история.

Ладно. Ничего серьезного все равно быть не может. Стоит ли ломать голову, когда других проблем полно?

Я вкратце рассказал о визите уроженца гор. Михайло сразу встревожился. Как и в каждом российском городе, у нас жили люди самых разных национальностей, однако никаких особых конфликтов на данной почве давно не было. Вроде бы имелись скинхеды, да только их объединение было сугубо формальным и беспокойств не вызывало. Чего-то изредка покрикивали, к чему-то призывали, причем их крики и призывы повисали в воздухе и не влекли за собой дел.

– Спасибо за предупреждение. Сейчас же распоряжусь, чтобы дали полный список всех, кто зарегистрировался в последнее время. И нелегалов пусть тоже проверят. – Беспорядки подполковнику были не нужны. До пенсии ему оставалось несколько лет. Гораздо приятнее провести их в покое. Лучший способ навести порядок – принять меры заранее, а не запоздало искать следы преступников или причины того, почему вдруг стало опасно жить.

Я не обольщался. Подполковник вполне мог принять взятку, однако при этом основную свою задачу – обеспечение нормальных условий в городе – выполнял исправно. Что еще требовать от человека?

Мы попрощались, и я направился прочь – как и обещал Петруше, домой. Погода заметно портилась, небо затягивали тучи, а нога ныла все больше. Но я все же еще заглянул в книжный. Предстояло скоротать пару вечеров в городе, а имеющиеся в городской квартире книги были давно прочитаны. Да и не мешало бы пополнить основную библиотеку. Книг ведь много не бывает. Нет лучшего отдыха, чем прилечь на диван, предаваясь чтению.

Выбор, как всегда, несколько разочаровывал. Популярные ныне детективы я не читаю, большинство исторических трудов у меня или уже имелись, или даже при беглом просмотре грешили откровенными ляпами, однако кое-что как из серьезного, так и из художественного подобрать удалось.

– Сан Саныч, вот. Специально для вас нашел в Интернете. – Владелец магазина, как всегда, вышел ко мне сам и сейчас протягивал несколько листов с распечатками.

Я взглянул на лежащий сверху лист. Там были стихи.

Неведомый мне автор сумел передать самое главное – настроение. Была в стихах ностальгия, дух времени, словно поэт сам побывал в давней эпохе. Ходил в лихие атаки, сидел у бивуаков, волочился за попадающимися на пути красотками…

– Кто написал? – Самому взглянуть на фамилию мне почему-то не пришло в голову.

– Влад Русанов.

– Хорошо. Надо будет познакомиться при случае. – Вот только подвернется ли этот случай? – Спасибо, Андрей.

– Не за что. Просто вспомнил, что вы такое любите…

Я расплатился. С удовольствием поболтал бы с Андреем еще, однако дождь грозил начаться с минуты на минуту, и не хотелось идти с покупками под струями воды.

Какие славные были времена! В какие неведомые дали уходит прошлое? И почему нельзя в него вернуться?

Действительно – старею. А тут еще нога разнылась…