Гусар бессмертия

Год 1809

Усадьба действительного камергера князя Лопухина больше напоминала дворец. Хотя это поместье было не самым главным, лишь одним из многих владений князя, но владелец был достаточно богат, чтобы обеспечивать себе комфорт в любом месте, где вдруг решит отдохнуть.

Были где-то у Лопухина имения и поплоше, как же не быть среди бесчисленных сел и деревень, разбросанных почти по всем губерниям, но это стояло в окружении значительного количества земель, принадлежало Лопухиным не одно поколение и было обустроено со всем возможным удобством и изяществом.

Большой парк, даже не парк, а целый ухоженный лес, пруды, даже парочка фонтанов у входа в главное здание, а рядом – многочисленные флигеля, флигельки, необходимые хозяйственные строения самого разного назначения…

Огромный двор был наполнен различными экипажами. Помимо всевозможных колясок, бричек, дрожек, наглядно показывающих благосостояние гостей, чуть в стороне выделялось несколько карет весьма приличного вида. Даже, кажется, с гербами на дверцах.

Гусары прибыли гораздо скромнее и проще – верхом. Хотя лошади под ними были видными. Не лошади – мечта конокрада. Великолепных статей, вороные, под цвет черной с серебром формы, так что и кони, и всадники смотрелись эффектно, привлекая внимание не только дам, но и кавалеров своим живописным видом.

Не зря, ох, не зря гусары не стали надевать положенную в подобных ситуациях бальную форму с ее обычным мундиром, белыми рейтузами и башмаками к ним! Ментики и доломаны смотрятся гораздо приятнее, а в оправдание всегда можно сказать о летних учениях, лагерях и прибытии на праздник верхом. Словно специально, белые чикчиры недавно были заменены черными, и теперь мундир приобрел еще более яркий вид.

Почему бы господам гусарам не посетить бал? Тем более хозяин усадьбы, узнав, что неподалеку летним лагерем встали два эскадрона, прислал господам офицерам любезное приглашение посетить устраиваемый им праздник.

Князь, худощавый, подтянутый мужчина чуть за пятьдесят с вытянутым породистым лицом истинного аристократа, украшенным гривой седеющих волос, сам встречал гостей у крыльца. В его повадках чувствовался человек, привыкший повелевать и в то же время глубоко светский, умеющий в ряде случаев не кичиться своей родословной и богатством, напротив, всячески оказывать знаки внимания самым простым людям. Лишь бы они тоже принадлежали к благородному сословию и были достойны уважения.

Поверх коричневого фрака лежала красная Анненская лента, свидетельствующая о немалом чине хозяина.

– При матушке Екатерине я служил в преображенцах, – поведал князь гусарам. – А в шведскую кампанию был капитаном. И уже потом пошел по статским делам.

Служить в гвардии было престижно, однако гусарам гораздо более почетным представлялся свой собственный полк. Гвардия что? Паркетные шаркуны. Они и в боях бывают редко.

Передняя и зала были уже полны гостей. Отпуска из армии не приветствовались, потому и мужчины были почти поголовно из местных помещиков, пусть и из числа отставных. И конечно, из чиновничьего люда, которому выбраться на лето в имения было значительно проще, чем обязанным находиться при полках офицерам.

Нет, несколько военных все же находились среди приглашенных, но разве может пехотный офицер сравниться по внешности с черным гусаром? И уж вконец поскучнели молодые помещики. Им-то теперь ничего не светило.

Сабли были отстегнуты и оставлены в передней в знак того, что господа гусары намереваются танцевать. Разумеется, не чопорный полонез, которым по традиции открывался бал. Пусть его танцуют люди солидные, достигшие определенного возраста. И даже Кондзеровский предпочел потихоньку улизнуть в буфет, подкрепиться вином перед приличными гусару танцами. А то и не танцевать вообще, засев в компании таких же пожилых мужчин за ломберным столом на все время бала.

Выбор напитков впечатлял. Количество тоже. Князь не поскупился на угощение, и одного «Аи» хватило бы на весь полк. Соответственно, желающих выпить было хоть отбавляй.

Люди постоянно перемещались, обменивались приличными в обществе фразами то с одним, то с другим. Темы для бесед были заданы задолго до рождения многих присутствующих. Разве что александрийцы порой позволяли себе некоторые вольности, слегка поминая бывшие пару лет назад походы да коротко обсуждая между собой полковые дела.

– Позвольте вас спросить, – к Орлову обратился молодой человек, хрупкий, ловкий, явно аристократического вида.

Было ему едва ли больше шестнадцати, и старший года на четыре поручик поневоле взглянул на обратившегося чуть сверху, как бывалый воин смотрит на неоперившегося и не нюхавшего пороху юнца.

– Слушаю вас.

– Лопухин Михаил Степанович, племянник хозяина дома, – представился юноша.

– Очень приятно, князь, – вежливо, но не подобострастно отозвался Александр и назвался в ответ.

Молодой князь помялся, а потом решительно выпалил:

– Я бы хотел поступить в ваш полк.

В кавалерии служило немало представителей знатных родов, и ничего удивительного в том не было. Пусть многих гораздо больше прельщает гвардия, близость ко двору, но и воинская слава в дворянской среде отнюдь не являлась пустым звуком.

– Обратитесь к нашему шефу. Граф де Ламберт милейший человек, – посоветовал Орлов.

Он был всего лишь поручиком и ничего решать не мог. Но юный князь ему понравился своей непосредственностью и тем восторгом, с которым взирал на александрийский мундир.

Да и на самого Орлова юноша глядел с пиететом. Усы, недостижимые даже для генералов; шрам – наглядное свидетельство участия в кровопролитных стычках; бравый вид. Сразу видно – не шалопай, не салонный франт, а воин. Что до молодости поручика, так на войне взрослеют рано.

Впрочем, любой эпохе свойственны свои представления о возрасте. С получением первого чина дворянин переставал нуждаться в опеке и считался зрелым мужчиной.

– Давайте я вас познакомлю с Кондзеровским. Это командир нашего батальона, – и Александр увлек Лопухина туда, где не спеша, со вкусом прихлебывал шампанское подполковник.

– Я поговорю с шефом. Думаю, препятствий не будет, – согласно кивнул Кондзеровский, узнав, в чем дело, и приглядевшись к юному претенденту на поступление в полк.

Лишних слов старый гусар не любил. Но тем больший вес имело любое его обещание.

– Господа! Вальс! – громко оповестил кто-то от входа в залу, и общество зашевелилось.

Все имели случай убедиться в привлекательности многих явившихся на бал девиц и дам. Так разве прилично оставлять прекрасную половину общества без заслуженного внимания? Да и самим потанцевать всласть.

И закружились в вальсе пары. Большей частью – молодые. И тут наиболее эффектно смотрелись гусары. Их ментики взлетали в вихре стремительного движения, черные, рядом с одетыми в белое барышнями и барынями.

Лишь Кондзеровский не танцевал, а лишь смотрел на подчиненных с некоторым оттенком гордости. Мол, каковы молодцы! Нигде своего не упустят и всегда поддержат славу полка. В бою ли, в гулянке, на балу…

Бились в волнении девичьи сердца, и перед прекрасными глазами кружился зал, и перехватывало дыхание от лежащих на их талиях крепких мужских рук…

– Как вас зовут, прелестница? – Александр не сводил взгляда с очаровательного личика своей партнерши.

А какие у нее глаза! Карие, светящиеся от счастья! И как колеблются в вихре танца темные локоны ее волос!

– Полина. – И голос – прелесть, а не голос!

– Чудесное имя. Вам никто сегодня не говорил, что вы – само воплощение богини Венеры?

– Нет. – Губы Полины расплылись в сияющей улыбке.

– Странно. Неужели в этом зале нет настоящих мужчин? – удивился поручик. – Если бы были, они все лежали бы у ваших ног.

– А вы? Вы же не лежите. Хотя и настоящий мужчина, – рассмеялась Полина.

– Это только потому, что я имею счастье танцевать с вами. Но закончится бал – и я паду к вашим ногам.

– Вас даже не волнует, что на это скажет мой муж?

– Почему меня это должно волновать? Разве что я могу позавидовать этому счастливцу. Иметь такую супругу…

– Он так не считает. Вот и сейчас уехал в город пристраивать к службе двоюродного братца.

Орлов воспринял это как намек.

– А братец сам устроиться не может?

– Мой муж – отставной статский советник. С его связями гораздо проще найти теплое местечко для родственника. – Губки дамы чуть скривились.

Похоже, она, как и Орлов, считала – быть поручиком гусарского полка гораздо почетнее, чем столоначальником, пусть даже и в чинах.

Подобный разговор явно нуждался в продолжении. Потому грянувшую вслед за вальсом мазурку Орлов танцевал с той же Полиной. А как иначе?

– Здесь мы лишь проводим лето, а остальное время живем в Первопрестольной, – сообщила Полина.

Мужчины лихо стучали о пол, да так, что едва не заглушали оркестр. И среди всех выделялся Александр. Он отплясывал танец с истинно гусарским шиком, вел даму через все помещение, легко совершал антраша. Ноги сами трижды отбивали такт, пока тело поручика находилось в очередном полете, и притом Орлов продолжал говорить, словно и не отделывал лихих фигур.

– Вам не страшно одной в деревне без мужского плеча?

– А прислуга?

Наверняка боится, что расскажут мужу, подумал Орлов.

– Разве что скучно, – дополнила Полина.

– Позволите развлечь вас в вашем одиночестве? И потом, одно дело – имение, а другое – дорога. По дороге всякое случается.

Дороги в империи всегда были безопасны, но надо же иметь предлог! Да и если Полина живет далеко…

Полина взглянула с интересом, мол, а что именно может быть по пути из одной деревни в другую?

Словно не знала. Впрочем, женское кокетство – оно вечно.

– Путь со мной покажется вам одним мигом, – нахраписто дополнил Александр.

– А если моя деревня рядом?

– Даже если так, за несколько дней доберемся.

– Вы говорили о миге, поручик.

– Пока будет длиться наш миг, в мире может пройти вечность.

– Вы меня заинтриговали, поручик. Прямо обещаете всякие чудеса. Даже время с вами в состоянии идти по-разному.

– А вы попробуйте и убедитесь сами, – убежденно произнес Орлов, на мгновение приблизился к Полине и добавил: – Но самое большое чудо в мире – вы…

– Дядюшка, я хотел бы с вами поговорить.

Отловить князя было не так просто. Как устроитель праздника, он постоянно был в движении. Следил, всего ли достаточно гостям, отдавал распоряжения прислуге, смотрел, все ли идет правильно.

– После бала, Миша.

– Я ненадолго, дядюшка, – проявил некоторую настырность молодой Лопухин.

– Хорошо. Пройдем в мой кабинет. Здесь несколько неудобно, – сдался князь.

Умение добиваться цели он считал фамильной чертой. Все равно Михаил не отстанет, так уж проще выслушать его сейчас. Тем более, по обстоятельствам разговор и в самом деле будет коротким, и ответ можно будет перенести на завтра.

Воспользовавшись паузой в непрерывной суете, старший Лопухин незамедлительно потребовал у слуг трубку. Михаил терпеливо ждал, пока старый камердинер князя принесет заказанный предмет, уже разожженный, распространяющий вокруг себя приятное благовоние дорогого ароматного табака.

– Дядюшка, я хотел бы пойти в александрийские гусары, – после первой же затяжки опекуна вымолвил Михаил.

– Как? – чуть удивился бывший преображенец.

– Вы же сами говорили, что пора мне поступать в службу, – напомнил Михаил.

– Но почему к александрийцам?

– Славный полк, – улыбнулся Михаил.

– Полк или форма? – проницательно улыбнулся опекун.

Его племянник сам толком не мог ответить на этот вопрос. Просто на него произвел впечатление бравый вид гостей, и он очень хотел принадлежать к их лихой компании.

– Пойми, Миша, Лопухины всегда служили в гвардии, – мягко сказал князь. – С нашей фамилией идти в армейский полк даже стыдно, право слово. Мы же с царями в родстве, и вдруг словно простые дворяне…

– Там много знатных людей, – напомнил Михаил.

– Все равно, – покачал головой дядя. – Ладно, не хочешь идти вслед за мной в преображенцы… Понимаю, кавалерия тебе нравится больше. В кавалергарды ты ростом не вышел, но есть и другие полки. Те же лейб-гусары. Красное с синим – тоже весьма неплохие цвета. Да и помимо них… Бывший Цесаревича Константина уланский полк недавно разделен на два полка, оба переведены в гвардию. Уланский и Драгунский. Можешь выбирать любой. Тебя примут в них без всяких проволочек и сомнений. Только скажи, в какой, и я все устрою. Лучше служить поближе ко двору, чем мыкаться с полком по необъятной России.

– Я не хочу при дворе, дядюшка. Я хочу послужить всерьез, – твердо ответил молодой Лопухин.

– А завтра к нам заглянут павлоградцы или ахтырцы, и ты с тем же убеждением захочешь к ним.

– Не захочу.

– Кто знает? – Старший Лопухин почти исчез в облаке табачного дыма. – Пойми, Миша, первое впечатление может оказаться обманчивым. Я ведь отговариваю тебя ради твоего же блага. Ты молод, горяч, а грядущую судьбу надо строить серьезно. Так, чтобы не было обидно за опрометчивые шаги.

Судя по Михаилу, жалеть он отнюдь не собирался. Но на то и молодость, чтобы предаваться минутным порывам, и на то старость, чтобы на все взирать холодным взглядом.

– Давай сделаем так. – Дядя отложил в сторону трубку и внимательно посмотрел на племянника. – Сейчас ты весь под властью впечатления и своих желаний. Но если немного подождать? Остынешь, хладнокровно все взвесишь, и тогда мы возобновим наш разговор. Я все-таки в ответе за тебя перед покойным братом. Передумаешь – и я помогу тебе устроиться в любой из гвардейских полков. Нет – иди в гусары. В крайнем случае, от них можно будет перевестись в гвардию, пусть с понижением в чине. Все равно сумеешь наверстать свое. Но прежде подумай, а не действуй под влиянием мгновения. Договорились?

Мягкая поначалу речь к концу звучала твердо, давая понять, что решения своего старый князь менять не станет.

Хотя отказа ведь тоже не было. Лишь совет подумать. И даже без какого-нибудь определенного срока. Так что мешает повторить просьбу, ладно, не завтра, но через день? А пока узнать у гусар, где находится в данный момент их знаменитый шеф, да и сборы тоже потребуют какого-то времени…

Зато в награду за все усилия можно будет надеть на себя эффектную форму, а потом ловить на себе жадные девичьи взгляды.

Почему-то о произведенном на прекрасный пол впечатлении думалось намного больше, чем о грядущих сражениях и славе.

Или это виноват бал?

Бал продолжался. Ни о каком разъезде по домам для большинства гостей не могло идти речи. Если еще самые ближайшие соседи имели подобную возможность, то для остальных это означало бы долгую и нудную ночную дорогу. Признаться, вещь несносную после праздничного веселья.

Поместье было весьма обширным, и комнат должно было хватить на всех приглашенных. Если уж звать гостей, так надо обеспечить им не только веселье, но и ночной покой по окончанию действа.

К покою пока никто не стремился. Часть стариков засела за карты. Пожилые и просто старые дамы судачили, обсуждая остальных участников бала или же делясь хозяйственными секретами. А молодежь… Молодежь танцевала.

От количества людей в зале, от стремительных движений мазурки было жарко. Да и лето все-таки. Хотя август ближе к его концу, чем к началу.

– Как тут душно, поручик! – Полина успела переодеться, но после первого же танца вновь раскраснелась и напрасно обмахивалась веером.

Говорят, еще в екатерининские годы им можно было не просто обмахиваться, но и безмолвно разговаривать. Однако молодежь уже не знала этого языка, и оставалось полагаться на собственную интуицию да желания.

– Давайте выйдем в сад, – предложил Орлов.

Ему тоже было жарко. Чуть ли не как под Фридландом. Наверное, есть смысл приезжать на подобные праздники, как и положено, в вицмундире. Но в сельской местности господствовала свобода нравов, и гусары перед поездкой дружно решили не изменять присвоенной полку форме.

– Вы предлагаете отсюда сбежать? – с улыбкой осведомилась Полина. – И это говорит гусар?

– Не сбежать, а совершить хитроумный маневр, – качнул головой Александр. – И потом, когда остальные обессилят, появиться здесь бодрыми и готовыми на новые подвиги.

– А вы коварный, поручик! – сообщила Полина, покорно следуя за своим кавалером.

– Не коварный, а опытный, – с намеком отозвался Орлов.

– Вы меня интригуете! – О, эта улыбка!

– А вы меня сводите с ума, – не остался в долгу гусар.

Воздух снаружи был теплым и напоенным кружащими голову ароматами позднего лета. Из дома доносились звуки музыки, свет из окон падал на дорожки и кусты, а дальше лежал полумрак, в котором полная луна боролась с густыми тенями княжеского сада.

Какая-то парочка виднелась чуть в стороне от крыльца. Падавшая тень не давала разглядеть дышавших воздухом людей, лишь было ясно, что мужчина – офицер в общеармейском мундире.

Да и зачем кого-то разглядывать? Самое лучшее – не видеть никого, при условии, что и сам остаешься невидимым.

– Давайте уйдем в плавание… – Орлов повлек спутницу в глубину играющего лунными бликами сада.

– Какое плавание?

– Здесь неподалеку большой пруд, – сообщил гусар. – Посередине его остров, а на острове – беседка.

– Откуда вы знаете? Вы же появились накануне бала. – Полина остановилась и посмотрела на Александра с удивлением.

– На военном языке подобное называется рекогносцировкой. Куда бы ни забросила прихотливая судьба, первым делом надо изучить лежащую в окрестностях местность, – охотно пояснил даме Орлов.

Мысленно он поблагодарил Кондзеровского за его уроки. Старый гусар заставлял не только ежедневно заниматься саблей или стрелять из пистолета. Ветеран учил офицеров постоянно быть готовыми ко всему. А для этого отнюдь не лишне всегда знать, где, что и как.

Вот и теперь. Несколько взглядов, брошенных по дороге и перед началом бала, и Орлов уже имел некоторое представление об имении князя. В том числе – о лежащем в конце сада не то озере, не то пруде и даже об островке на нем.

Он и по аллеям двигался с уверенностью, словно проходил по ним не раз и не два, и темнота не являлась ему помехой.

Пруд лежал там, где и предполагал Орлов.

Луна проложила дорожку по спокойной воде, и по какой-то неведомой, предопределенной свыше случайности ее конец упирался в небольшой островок.

– Добрый знак. Смотрите, нас словно приглашают совершить сей небольшой вояж, – заявил Александр.

– Красиво… – От Полины исходил жар. И странно: Александр держал ее за руку, но каким-то образом чувствовал все тело, каждый его изгиб, как будто держал женщину в объятиях.

– Где-то здесь должна быть лодка. – Поручик заозирался по сторонам.

Тут было несколько сложнее. Лодка, без сомнения, была, но как найти ее посреди прибрежной высокой травы и плакучих ив?

– Да вот она! – Орлов увидел какой-то темный силуэт.

Лодка лежала наполовину на берегу. Непривязанная, даже с веслами, лежащими вдоль бортов. Да и от кого привязывать? Лопухин слыл строгим человеком. При таком владельце ни одному крестьянину или дворовому в голову не придет воспользоваться хозяйским имуществом. Гостям же никакой лодки не жалко. Пусть катаются по пруду, если блажь сия втемяшится в их головы.

Александру и Полине втемяшилась.

– Может, вернемся? – предложила было молодая женщина, но уверенности в ее голосе не было. Лишь желание, чтобы кто-то взял ответственность за прогулку на себя.

– Преодолев такие дебри?! – деланно возмутился Орлов, кивая на пройденный сад. – Ни за что!

Он протянул руку, и Полина послушно оперлась на нее, ступила на борт лодки. Александр подождал, пока спутница устроится на корме поудобнее, столкнул лодку на воду и легко запрыгнул внутрь сам. Даже ботики намочил едва-едва.

Одна и та же работа может восприниматься как каторга, а может – приносить удовольствие. Рабы на галерах вряд ли испытывали хоть что-то приятное, когда были вынуждены налегать на весла. А вот Орлов греб – и был счастлив.

– Я слышала, раньше за преступление людей отправляли на галеры. – Мысли двух молодых людей странно совпали. – За что попали на каторгу вы, поручик?

– Каторгой галеры были по одной причине. На них не было вас. Иначе тысячи людей боролись бы за право занять места на галерных банках, – мгновенно и убежденно возразил Александр под счастливый женский смех.

Весла погружались почти без всплеска, выходили из воды без брызг. Еще не хватало намочить доверившееся тебе создание! Лодка плавно скользила по глади прямиком по лунной дорожке, словно ее притягивало ночное светило.

Путешествие оказалось на диво коротким. Покинутый берег сильно отдалился, словно между молодой парой и им лежал не сельский пруд, а целый океан, и нос лодки с разгона уперся в песок.

– Прошу, сударыня! – Орлов галантно соскочил и вновь протянул Полине руку.

– А я не испачкаюсь? – Полина с некоторым сомнением выставила из-под платья кончик изящной туфельки.

– Со мной – нет! – Орлов легко подхватил свою спутницу.

– Ой! – только и успела вскрикнуть та, прижимаясь к доломану.

Но руки Орлова были крепки. Гусар уверенно нес свою драгоценную ношу туда, где среди кустов виднелась увитая плющом беседка.

Внутри беседка напоминала небольшой дом. Во всяком случае, в ней зачем-то стояла пара кожаных диванчиков, словно обычные лавки казались князю признаком отсталости и нищеты.

– Что вы делаете со мной, поручик? – жарко прошептала Полина.

Он не делал пока ничего, лишь продолжал удерживать женщину на руках, но вот она соскользнула, оказалась в объятиях, а дальше губы встретились, и земля поплыла из-под ног…

Кондзеровский неторопливо сгреб небольшую кучку ассигнаций. Играли по маленькой, как полагается не азартным игрокам, готовым поставить на кон решительно все, а серьезным людям, которым просто нечем заняться, пока более молодые отбивают по паркету такт и кружат в танце девиц и замужних дам. Так, не игра, а больше пристойное возрасту провождение времени. Но свечи в очередной раз догорали, музыканты потихоньку начинали фальшивить от усталости, а число танцующих уменьшилось до нескольких наиболее выносливых пар.

Приближалось утро, а с ним привычные служебные заботы. Помещики вольны в своих действиях, офицеров же ждал полк, и подполковник первым, как полагается его чину, вспомнил об этом.

Что ж, не каждую неделю удается развлечься. Человеку военному надо использовать каждую возможность для отдыха, однако пренебрегать при этом царской службой не след.

– Благодарю за компанию, господа, – кивнул подполковник, поднимаясь со своего места.

Он заглянул в зал. Среди уцелевших пар выделялась знакомая черная форма. Остальные гусары обнаружились в буфете. Уже порядком утомленные вином и танцами, тем не менее мужественно продолжающие время от времени прикладываться к бокалам.

Появление Кондзеровского было встречено дружным приветственным ревом. Сразу несколько рук протянули подполковнику наполненные бокалы. Ветеран выбрал благородных размеров посудину, залпом осушил ее и молодцевато расправил седые усы.

– Хорошо!

Что было встречено новыми восторженными криками.

– Смотрю, господа, гости устали, – прокомментировал ситуацию Кондзеровский.

Большинство помещиков уже наверняка видели сны, причем даже не первые. Как и их дочери и жены. Это жители столичных городов привыкли вставать за полдень, а ложиться под утро. В деревнях поневоле просыпаешься с солнцем. И теперь привычка подниматься с рассветом заставляла хотя бы прилечь пораньше. Пусть это «раньше» сопровождается начинающимся посветлением небес.

– Пора нам собираться. Пока доедем…

Веселье явно угасало, и против возвращения никто особо не возражал. Если что, всегда можно догулять в эскадронах. Хотя куда тут догуливать? Хоть бы подремать немного по дороге…

– Где Орлов? – Наметанный глаз командира заметил отсутствие одного из подчиненных.

– Давно не видели.

– Вы куда-нибудь кроме рюмки вообще смотрели? – осведомился Кондзеровский под невольные смешки гусаров.

– Может, уснул? – предположил кто-то.

Предположение тут же опровергли. Сильно пьяным Орлов явно не был, с чего ему покидать благородное собрание?

– Тогда где же он?

– О чем спорите, господа? Я здесь, – у входа действительно стоял Александр собственной персоной.

Они с Полиной сумели вернуться только что, благодаря всеобщей усталости и разброду, совершенно незаметно. Полина светилась от счастья, да и гусар имел несколько рассеянный вид, но мало ли кто как выглядит в конце праздника?

– Мы думали, ты совсем пропал, Орлов!

– Так уж и пропал! На мгновение выйти нельзя! – Для поручика в самом деле промелькнуло мгновение.

Чем хороши большие праздники – проследить ни за кем нельзя. Разве что делать это специально. Но специально следить было некому. Полина в одном из коридоров последний раз благодарно припала к кавалеру и сразу направилась в свою комнату, а тот демонстративно появился на людях, дабы каждый мог потом сказать, мол, все гусары были постоянно, на виду то развлекая в танцах дам, то проводя время в буфете.

– Что-то в горле совсем пересохло, – перевел разговор на актуальную тему Орлов и в подтверждение своих слов залпом выпил здоровенный бокал шампанского. – Еще!

– Браво, Орлов! – Ему было тотчас же налито, и Александр вновь осушил бокал одним глотком.

– Что это я все пью один? – заметил поручик.

Музыка в зале окончательно стихла. Девицы и дамы отправились спать, и лишь немногие мужчины заглянули в буфет выпить перед сном последний стакан вина.

– На дорожку! – провозгласил Кондзеровский, обводя взглядом офицеров. – Надо ехать, господа.

Служба, что ж тут поделать?

Обратный путь не отличался весельем. Гусары, пользуясь случаем, дремали прямо в седлах. Подобному искусству учишься быстро, после первых же длительных маршей. Лишь Орлов мечтательно представлял, как побыстрее управится с делами и еще успеет перехватить Полину, которая после обеда собиралась возвращаться домой. Не так уж далеко от эскадронного лагеря проходит дорога. Пара часов скачки – и все.

На решение не сумел повлиять даже командир. Сразу после прибытия, пока офицеры не разошлись поспать хотя б оставшийся часок до подъема, он оповестил:

– Вечером гуляем! – И под дружные выкрики субалтернов потряс в воздухе ассигнациями.

Считавший своей семьею полк, Кондзеровский все выигранные деньги всегда назначал на пропой, какую-то часть из них выделяя на водку простым гусарам. Они – как младшие братья. Служба – святое, но во внеслужебное время почему бы не выпить и им? А уж офицерам – само собой.

Мелкие армейские радости… Но у Орлова появилось армейское счастье, и даже перспектива побыть среди товарищей на дружеской пирушке в свете этого отступила на второй план.

Чуток поспать, а там – уход за лошадьми, обычные утренние занятия, обед и в путь. Пока не объявлен поход, можно позволить себе мелкие поблажки. Или не гусары?

Гость прибыл к Лопухину на второй день после бала. Чуть полноватый, солидный, с крупным мясистым лицом и небольшими залысинами. Такие люди сначала кажутся природными добряками, однако высокомерный вид и холодный, пронзающий собеседника взгляд мгновенно меняют впечатление.

Впрочем, когда хотел, гость умел быть обворожительным и милым человеком. Даже к прислуге он обратился без строгости, и дворовые князя подумали: «Какой добрый барин! Даром что немец, но и по-нашему говорить худо-бедно умеет».

Немцем гость не был. Но так уж принято – если человек с Запада, простой народ не особо пытается разобраться, из какой он, собственно, страны. Немец – и все.

Судя по тому, как склонился в поклоне гордый хозяин, фигурой гость был немаловажной. Раз уж сам князь непритворно оказывает ему такие знаки внимания, то поневоле задумаешься, какое же положение занимает полноватый мужчина. Вроде ни мундира, ни орденов. Только одинокое серебряное кольцо в виде кусающей собственный хвост змеи на безымянном пальце правой руки – по этой части прислуга всегда отличается повышенной наблюдательностью. Они такое заметят – никакого полицмейстера не требуется.

– Васька! Немедленно подготовь комнаты для дорогого гостя! – распорядился Лопухин и перешел на французский: – Надолго ли к нам? Признаться, не ожидал, что навестите меня в здешней глуши…

– Дела, – коротко произнес гость. – Надеюсь, вы сможете уделить мне некоторое время?

– Я весь к вашим услугам, – вновь поклонился князь. – Прикажете обед?

– Прежде разговор. Только немного приведу себя в порядок после дороги, – отклонил предложение гость.

– Как изволите. – Вопреки обыкновению, настаивать хозяин не стал. – Я буду ждать вас в кабинете. Васька проводит. Вы ведь знаете местный язык?

– Я знаю много языков, – чуть улыбнулся гость.

Спустя четверть часа мужчины встретились в хозяйском кабинете. На столе стоял кофейник, необходимые приборы да чуть дымились заранее раскуренные длинные трубки.

Всегда гордый и независимый, Лопухин был воплощенным смирением. Он даже поцеловал гостю руку, будто тот по меньшей мере являлся императором или епископом.

Бывают в мире люди поважнее коронованных или духовных владык. Только не все об этом знают. Лопухин – знал.

– Для меня такая честь принимать в своем доме столь высокого гостя, – проникновенно произнес князь. – Прикажете подать вина?

– Зачем же? Разговор у нас будет серьезный. – Гость с видимым удовольствием чуть отхлебнул из своей чашки, затянулся трубкой. – Хорошо! Да вы садитесь, брат.

И замолчал. Так что осторожно присевший на краешек кресла Лопухин через некоторое время вынужден был начать первым.

– Как вы сумели меня найти? Достаточно было бы написать, и я бы приехал куда необходимо.

– Собственно говоря, это место и является сейчас самым необходимым, – изрек гость, окутываясь клубами ароматного дыма. – И то, что вы посетили именно это из своих поместий, можно рассматривать как знак небес.

На обычно бесстрастном лице Лопухина невольно промелькнуло удивление.

– Видите ли, нам удалось напасть на след… – Гость сделал паузу, давая хозяину время самому сообразить, о чем идет речь.

– Неужели записки? – невольно переходя на шепот, словно опасался возможного подслушивания, спросил Лопухин.

– Они, – важно кивнул гость.

– Но это же… – продолжать князь не смог.

Он даже изменил образу вальяжного вельможи, вскочил и в крайнем волнении прошелся несколько раз по кабинету.

– Где?

– Если бы я точно знал! – вздохнул гость. И пояснил: – Три года назад брат Жан сообщил, что совершенно случайно напал на их след. Он вел в Восточную Пруссию. Как раз началась война. С одной стороны, это казалось не настолько плохо. Трудно что-то предпринять в спокойные времена, не привлекая внимания властей, а тут подвернулся такой случай! В случае необходимости можно было бы воздействовать на своих людей в среде командования и использовать какие-то войска.

Лопухин понимающе кивнул. Случай подворачивается тому, кто сам причастен к его созданию.

– И что? Найти не удалось?

– Последнее сообщение брата Жана говорило, что он скоро сумеет найти необходимое место. Это было в начале весны седьмого года. А потом Жан бесследно исчез.

– Завладел и решил присвоить себе? – Князь глянул так, словно смотрел поверх пистолета.

В его голове сложилась логичная цепочка событий. Брат Жан, раз уж приходится называть его так, хотя настоящее имя было известно князю, воспользовался французами, сумел захватить записки, а сам потихоньку скрылся, а затем втихаря перебрался на русскую территорию. Во всяком случае, искать беглеца у недавнего противника никому в голову не придет. Хотя бы некоторое время. А там можно придумать что-нибудь еще. На Земле есть достаточно мест, где можно укрыться на довольно долгое время.

– Я, признаться, подумал то же самое, – признался гость, задумчиво потягивая трубку. – Хотя и привык доверять брату Жану. Но мало ли что? Пришлось заняться поисками его следов. На беду, пропавший не сообщил точно название мызы, где должно было храниться искомое, и потому поиски растянулись.

Он надолго замолчал, а потом, не вдаваясь в подробности самих розысков, сообщил результат:

– Оказалось, брат Жан взял с собой драгун и отправился в нужное место. Владелец оказал нешуточное сопротивление, а тут, как назло, нагрянул разъезд русских гусар. Подоспевшее к французам подкрепление нашло усадьбу разгромленной и горевшей. Брат Жан был убит, а сами бумаги бесследно исчезли. Взял ли их кто, нет ли, но в доме их не было – насколько удалось обыскать помещения прежде, чем они окончательно занялись пламенем. Во всяком случае, в доме успели обнаружить открытый тайник, а дальше пришлось срочно уходить, пока выходы не были отрезаны огнем. Сами понимаете, если бумаги были захвачены нападающими, вполне может быть, что позднее их просто выбросили, как не представляющие для профанов никакой ценности. Скажем, убедились – никаких военных секретов они не содержат, так зачем таскать их с собой? А может, напротив – сумели понять, что это не просто записки, и теперь появился новый владелец. Вполне вероятно, что бумаги погибли в огне, но мы просто обязаны исследовать любую возможность. И непременно – верить в лучшее.

Лопухин некоторое время сосредоточенно переваривал полученную информацию. Действительно, варианты могли быть самыми разными, и дальнейшие действия представлялись ему смутно.

– Чем я могу помочь в деле? Вы говорили, что появились здесь неспроста. – Князь вопросительно уставился на гостя.

– Напавшие на брата Жана кавалеристы были черными гусарами, – ответил тот.

– Александрийский полк? – понял Лопухин.

Гость кивнул. Теперь все стало на свои места. Имение князя действительно просто подвернулось случайно, а главным было то, что нужный полк стоял постоем в этом же уезде. Но дальше…

– Могу я чем-либо помочь?

– Разумеется. Иначе я не стал бы вас просвещать в случившемся раньше времени, – спокойно сообщил гость. Как нечто само собой разумеющееся, ведь ни один фельдмаршал не сообщает всего своим генералам. – Надо каким-то образом узнать, кто именно причастен к нападению, и уж затем любыми путями выведать судьбу украденных записок.

– Любыми не получится, – спокойно сообщил Лопухин.

Он уже окончательно успокоился после сногсшибательного известия и теперь хладнокровно перебирал варианты.

– Почему?

– Потому что в России есть законы, и, поверьте, они гораздо строже германских.

– Нет, что вы! – качнул головой гость. – Ни о каком нападении не может быть речи. Но что вы скажете, если обвинить виновника в хищении?

– В каком? – Князь посмотрел на собеседника, словно на младенца. – Что с бою взято, то свято. Я уже не говорю, что счастливец мог погибнуть, выйти в отставку, перевестись в другой полк. Если он понял, что сумел найти, то будет молчать, а не понял – скорее всего, просто выкинул, заложил, проиграл в карты. Как вы вообще хотите установить, чьих это рук дело? Начнете спрашивать – лишь привлечете к себе внимание. Даже я, не последний по знатности и богатству в этой стране человек, не могу прямо так, как здесь говорят, в лоб, узнавать какие-то подробности. Да и стоит начать выяснение, нынешний владелец записок может сделать с ними что угодно. В крайнем случае, элементарно осознает ценность своего трофея.

– Должен же быть в их полку кто-то из вольных каменщиков! – утверждающе произнес гость.

– Сомневаюсь, – возразил Лопухин. – Масонство в военной среде нынче не в моде. Они находятся в непрерывных походах, так разве им до отвлеченных рассуждений о смысле жизни? Хотя… – Князь задумался. – Есть некие предположения. Но они потребуют некоторого времени. Спешкой тут ничего не сделать.

– Подождать мы можем. Хоть несколько лет. Был бы результат. – Гость глядел так, словно в запасе у него был минимум век.

Но когда что-то ищешь если не всю жизнь, то весьма ощутимую ее часть – поневоле готов повременить еще немного. Особенно надеясь на ощутимую награду в случае удачи.

Но был в глазах гостя интерес, каким образом хозяин собирается добиться успеха, и Лопухин признался:

– У меня как раз племянник просился отпустить его в этот полк. Молодой еще, но я ему кое-что рассказывал о ложе и даже собирался принять в ближайшее время. Так что будет у нас свой человек в полку. Завтра же отправлюсь к их шефу со всеми необходимыми бумагами и прошениями. А сверх того, под это дело можно попробовать побеседовать с кем-либо из старших гусар. Может, случайно всплывут какие-нибудь факты. Хоть малюсенькая зацепка. А нет – придется полагаться на племянника. Малый он общительный. Надеюсь, сумеет себя хорошо зарекомендовать, а там, глядишь, и узнает что-нибудь интересное.

Гость кивнул. Да и что ему оставалось?

Хорошо, когда едешь по казенной надобности! Лошадей дают в первую очередь, прогоны оплачиваются государством, любой смотритель кланяется в соответствии с твоим чином да втягивает голову в плечи, получая разнос за нерасторопность. Бывает и застрянешь ненадолго, если лошади в разгоне и кроме курьерской тройки на станции ничего нет, но так и это время можно использовать с толком, откушав чем Бог послал.

Но если ты в отставке и путешествуешь по своим делам, то любой путь превращается в муку. Какой-то жалкий коллежский регистратор превращается в подлинного сатрапа и задерживает тебя под любым благовидным предлогом, пропуская вперед всех, снабженных потребными бумагами. Да и платить за каждую версту приходится из своего кармана. Между прочим, чуть не по гривеннику за каждую лошадь и каждую версту! Тут поневоле по возможности предпочтешь ехать на своих, чтобы не проматывать зря капиталы. Нет, конечно, есть люди, денег не считающие, однако как-то не по-хозяйски отдавать их там, где без этого можно обойтись.

Не то чтобы Нозиков был таким уж бедным. Дом в Москве – это не каждому по карману. Но, может, и имел отставной статский советник свое жилище в Первопрестольной во многом потому, что умел считать каждую копейку. Надо было – тратил, но когда мог избежать – предпочитал поберечь.

Сейчас он тоже ездил в губернский город на долгих, да вот беда, лошади притомились, и волей-неволей пришлось сделать остановку. Тем более, станция была последней, и дальше надо было сворачивать с почтового тракта к имению, а до него еще добрый десяток верст. Так лучше передохнуть здесь, чем в чистом поле или в лесу.

Против обыкновения станция пустовала. Перемены лошадей ждал лишь одинокий молодой офицер в темно-зеленом суконном общекавалерийском вицмундире. Лишь пшеничного цвета усы говорили, что офицер – или гусар, или улан. Но по молодости вряд ли чин армейца был велик. Вот был бы постарше…

– С кем имею честь? – осведомился кавалерист, привставая с насиженного места и отводя в сторону руку с зажатой дымящейся трубкой.

– Отставной статский советник Борис Николаевич Нозиков, – отрекомендовался путешествующий помещик.

Что-то мелькнуло в глазах кавалериста, нечто плутоватое, и по губам скользнула легкая улыбка.

– Александрийского гусарского полка поручик Орлов Александр Александрович, – представился в свою очередь офицер, щелкая каблуками и чуть склоняя голову. – Представляете, уже с четверть часа пребываю в полном одиночестве. Даже выпить не с кем. Аполинарий! Где ты там?

В дверях возник денщик с широким крупным лицом.

– Шампанского! – распорядился поручик и почему-то подмигнул.

Денщик исчез, словно ветром сдуло.

– Смотритель! Как там тебя? Два стакана! Живо!

Нозиков несколько ошалел от такого напора. Шампанское стоило полтора рубля бутылка, и распивать ее просто так с незнакомцем показалось ему мотовством.

Хотя… О гусарах порою шла такая слава…

– Мне бы обед… – начал бывший статский советник, но после офицерских приказов его голос прозвучал как-то неубедительно.

– Какой обед, когда мы еще не выпили? – возмутился Орлов.

– Но… – Несмотря на свой былой немалый чин, полноватый, разменявший пятый десяток Нозиков в присутствии напористого гусара почувствовал себя несколько неловко.

– Что значит – «но»? Вы что же, со мной выпить не желаете? – осведомился Орлов и посмотрел на собеседника так, словно собирался сию же секунду потребовать у него сатисфакции.

– Вы меня не так поняли, – быстро проговорил Нозиков.

Не надо считать его трусом. Шампанского, да еще бесплатного, ему тоже хотелось.

– А раз так, то… Аполинарий! Да где же ты?

– Сей момент, ваше благородие! – Широкомордый денщик в усердии принес не одну, а целых две бутылки «Аи».

Нозиков поневоле подумал о нагоняе, который сейчас устроит Аполинарию офицер, но тот, вопреки ожиданиям, не стал ругать денщика за мотовство, лишь подхватил шампанское, поставил одну бутылку на стол, а из второй одним привычным движением выстрелил пробкой в потолок.

Пенная струя рванула вверх, однако была тут же ловко направлена в уже принесенные смотрителем стаканы.

– За наше знакомство! – Гусар лихо выплеснул в себя свою долю и ревниво проследил, чтобы Нозиков тоже выпил все до капли. – Откуда путь держите, сударь?

– Понимаете, у меня кузен решил поступить в службу, вот и пришлось заняться его делом. – Шампанское приятно зашумело в голове, и бывший статский советник поневоле постарался придать себе важность. – Без должной протекции хорошее место получить невозможно даже в губернском городе. А уж о столице не говорю.

При упоминании о протекции гусар чуть скривился, но быстро справился с выражением своего лица.

– И как? Удалось пристроить?

– Разумеется. Кое-какие связи у меня есть, – Нозиков самодовольно улыбнулся. – Но, не скрою, борзых щенков тоже дать нужным людям пришлось.

– Это надо отметить, – немедленно заметил Орлов, вновь разливая дорогой напиток. – За будущую службу вашего кузена!

Как было не поддержать такой тост?

– И все-таки зря. Вступил бы в военную службу, обошлись бы без взяток, – резонно заметил гусар. – У нас карьеру можно сделать – представляете! – без малейшей протекции. Родине нужны храбрые воины.

И подумал про себя: «Но воины, а не будущие взяточники. Толку от таких, как вы, в полку!» Однако на губах Орлова при этом гуляла очаровательная улыбка, и ничто не выдавало подлинных мыслей поручика.

– У моего кузена здоровье не очень крепкое, – против воли стал оправдываться Нозиков. – Ему лучше служить поближе к дому.

– Тогда – да. Но все равно мы просто обязаны выпить за защитников Отечества, – непререкаемым тоном изрек Орлов.

Отказаться было невозможно. На душе Нозикова стало покойно и благостно. Чуть раздражавший поначалу новый знакомый показался милейшим человеком, даром что в небольших чинах. Но при его молодости чины еще придут. Сколько Орлову? Лет двадцать. В такие годы не стыдно быть поручиком.

Вторая бутылка быстро опустела. Гусар вновь крикнул денщика со странноватым именем, и тот приволок сразу полдюжины шампанского. Наверное, чтобы не ходить взад-вперед лишний раз.

– Позвольте узнать: куда теперь лежит ваш путь? – полюбопытствовал Александр, в очередной раз наполняя стаканы и застывая в некотором раздумье, за что провозгласить следующий тост.

– Домой. У меня имение неподалеку отсюда. Решили провести лето вдали от городской суеты. Опять же, за хозяйством присмотреть надо. Но к осени отправимся в Москву.

– С кузеном? Он же в службе! – удивился поручик.

– Кузен останется где ему положено. С супругой, – терпеливо пояснил Нозиков и похвастал: – Такая красавица! Очаровательная, на любом балу в центре внимания.

– Так выпьем же за нее! – провозгласил Орлов, поднялся и предупредил нового знакомого: – За прекрасных дам гусары всегда пьют стоя.

Выпили стоя. Про обед было благополучно забыто. Очень уж хорошо пился нездешний напиток, и приятным казалось общество.

– Но!.. – Нозиков поднял указательный палец, призывая собеседника к вниманию. – За женами постоянно нужен глаз да глаз. В жизни бывает всякое, и надо уметь вовремя предотвратить… Ну, вы меня понимаете.

– Конечно, – с готовностью согласился Орлов. – И думаю, нам обязательно надо выпить за то, чтобы наши головы не украсились ветвистыми рогами.

– Вот это тост! – весело рассмеялся Нозиков. – Воистину, вы – превосходный молодой человек! Не ветреник, как многие ныне! Такое чувство, будто мы с вами знакомы давным-давно. Может, даже в родстве состоим.

Старательно, прерываясь лишь на очередные возлияния, перебрали всю родню. Общих родственников, к сожалению, не оказалось. Да не беда! А вот то, что из полудюжины бутылок полными осталось лишь две, было намного хуже. Да и время…

Нозиков вдруг встрепенулся. Десять верст – порядочное расстояние. Особенно когда приближается вечер. Ехать в темноте неприятно, а ночевать на станции – вообще не лезет ни в какие ворота. Тем более в такой близости от усадьбы.

В общем, Нозиков сам запутался, близко или далеко он живет. Лишь понимал, что добираться домой вроде бы надо. Тем более, в сердце вдруг проснулась подозрительность. Пока они сидят здесь и пьют за женскую верность, вдруг Полина предается удовольствию с кем-либо посторонним?

Нет! Домой! Скорее домой!

– Мне пора, – довольно неожиданно заявил отставной чиновник и громко крикнул: – Прошка! Где ты там? Запрягай!

Никто не отозвался, разве что смотритель заглянул узнать, не нужно ли чего гуляющим благородным господам.

– Кучера моего! – потребовал Нозиков. – Немедленно!

– Зачем нам кучер? – осведомился гусар. Вроде бы пьяно, но глаза оставались трезвыми и холодными.

– Лошади уже отдохнули. Если сейчас не выехать, до темноты не доберусь, – пояснил Нозиков.

В дверях возник бородатый кучер, за которым маячил офицерский денщик со своей красной рожей. Денщик встретился взглядом с Орловым, широко улыбнулся и зачем-то кивнул:

– Прошка! Поехали!

– Поехали так поехали, – пожал плечами кучер.

– А это как же? – Орлов кивнул на оставшиеся бутылки.

Шампанского было жаль. Однако оставлять на долгое время в одиночестве супругу тоже не хотелось. Мало ли что случается в жизни? Без того поездка и устройство кузена заняли гораздо больше времени, чем думалось вначале. И потом, дома можно будет принять немного наливки. Конечно, не французское вино, но все-таки веселит душу и разгоняет мрачные мысли.

– Всенепременно в другой раз, – ответствовал чиновник, высматривая, куда делся цилиндр.

– Вы меня обидеть норовите?

– Полно. Да что вы? Знакомство с вами было приятнейшим событием последних лет моей жизни. – Самое любопытное – Нозиков не лгал. Шесть выпитых совместно бутылок шампанского стоили девять рублей. Чуть ли не месяц можно жить даже в столице, снимая более-менее благопристойную квартиру и неплохо питаясь. Разумеется, если не иметь при себе жены и не увлекаться кутежами. А ведь отставной чиновник не заплатил за выпитое ни копейки! Конечно же, гусар – милейший человек и общение с ним – одно удовольствие. – Но поймите… Мне не хотелось бы лишнюю ночь оставлять супругу в одиночестве. Бывают, знаете ли, варианты…

– Так вы ревнивец? – рассмеялся Орлов и шутливо погрозил пальцем. – У вас что, гости?

– Никого. Однако вдруг кого черт занесет, – невольно помянул нечистого Нозиков. – Понимаете ли, Полина молода, неопытна, а береженого и Бог бережет.

– Тогда поезжайте, – смилостивился гусар.

Поехать как раз не удалось. Едва бричка с усевшимся в нее отставным статским советником тронулась с места, как левое заднее колесо отделилось от нее и самостоятельно покатилось прочь. Экипаж немедленно завалился на сторону, и не ожидавший подобного афронта Нозиков вывалился в пыль.

– Прошка! – взревел он.

Кучер подскочил, поднял барина и стал заботливо отряхивать, как мамаша непутевого сыночка.

Вышедший проводить компаньона Орлов едва сдержал улыбку.

– Что с вами, Борис Николаевич? Не ушиблись часом?

Нозиков посмотрел на гусара с вполне понятным подозрением, однако на молодом лице поручика было написано только сочувствие.

– Кажется, нет. Прошка! Что с бричкой?

– Не ведаю, барин. Как распрягал, все было хорошо. – Кучер невольно вжимал голову в плечи в ожидании вполне возможных побоев.

– Это судьба, – изрек Орлов, попыхивая трубкой, и вдруг совершенно неожиданно предложил: – А хотите, я вас доставлю до места? В полк все равно рановато, а так хоть продолжим знакомство на время пути. Правда! Аполинарий домчит мигом…

Предложение было заманчивым. Действительно, не ночевать же на станции! Зная же неторопливость Прошки…

Ах, что за милейший человек этот гусар!

– С удовольствием, Александр Александрович! Приглашаю вас навестить мое скромное жилище. Заодно и с супругой познакомлю. Очаровательная женщина. Да и отведаете моих наливок и настоек. Ключница у меня в сем важном деле – талант.

Дорога пролетела незаметно. То ли Аполинарий действительно был мастером своего дела и гнал коней быстрой рысью, то ли причиной тому была дружеская беседа, перемежаемая возлияниями, но едва кончилось шампанское, как впереди вырос барский дом. На скромное жилище он не походил, но так даже и лучше.

– Прошу! – гостеприимно предложил Борис Николаевич.

Правда, еще вопрос, смог бы он сам зайти на высокое крыльцо, если бы не поддержка гусара. Но это уже дело житейское.

Вышедшая в гостиную Полина вздрогнула при виде приехавших, однако тут же сумела справиться с невольным замешательством.

– Моя супруга, – Борис Николаевич повел в сторону жены рукой, но пошатнулся и был подхвачен Орловым. – А это – мой друг Александр Александрович.

Гусар благоговейно припал к ручке Полины и успел тихо, так, чтобы кроме женщины никто не расслышал, шепнуть:

– Готов сойти с ума и пасть к вашим ногам…

Сзади раздался грохот. Лишенный поддержки Борис Николаевич попытался сесть на стул, но промахнулся.

Полина взглянула на Александра и осуждающе качнула головой. Только глаза ее говорили при этом совсем другое.

– Накрывайте стол. Надо отметить знакомство, – заплетающимся языком проговорил хозяин, общими усилиями водруженный на стул.

Его еще хватило на одну рюмку настойки, после чего отставной статский советник ударил стоявшую перед ним тарелку лбом и тихонько захрапел.

Дворня подхватила барина и унесла в его спальню.

– Много выпили? – поинтересовалась Полина.

В карих глазах играли бесенята.

– Ерунда. Я же не знал, что вашего мужа так разморит, – пожал плечами гусар.

Сам он выглядел фактически трезвым. Лишь чуточку выделялся шрам на щеке да взор был мутноватый. Но, может быть, не от хмеля, а от чего-нибудь иного?

– Вам сейчас покажут вашу комнату. Вы ведь желаете отдохнуть? – Полина сделала знак слуге.

– Помилуйте, в такой чудесный вечер – и спать? – возразил Орлов.

– Если хотите, спуститесь в гостиную. Я собралась немного помузицировать перед сном, – Полина со значением посмотрела на Александра.

– Услышать вас…

До музыки не дошло. Едва прислуга вышла, как Орлов припал к ногам Полины.

– Поручик, что вы? Вы же меня скомпрометируете! – пыталась возражать та, хотя ее руки с нежностью ласкали волосы офицера. – Разве так можно?

– А как, если я схожу без вас с ума и с вами тоже? – с напором спросил Орлов. – Вы самая… Я так хотел видеть вас…

А дальше слов не хватило. Да они и не слишком требуются, когда говорят губы и руки…

– Вы уж не давайте спуску моему племяннику. По себе знаю – поблажки в таком деле недопустимы. Пусть не опозорит фамилии в час испытаний. – Лопухин приподнял бокал с шампанским, предлагая Кондзеровскому последовать его примеру.

Необходимые бумаги были выправлены быстро. Граф де Ламберт с готовностью пошел князю навстречу, и зачисление состоялось без каких-либо проблем. А вот нужные сведения у шефа полка вытянуть не удалось. Вдобавок, Лопухину приходилось быть осторожным, пытаться выведать все окольными путями да случайными вопросами. Граф лишь пожимал плечами и уводил беседу прочь на сугубо отвлеченные темы или же говорил настолько в общих словах, что ничего полезного Лопухин почерпнуть не смог. Полезного – в части записок. Про саму службу Ламберт говорил подробно, не скрывая трудностей и всячески подчеркивая роль полка в прошедшей кампании.

Оставалось разговорить грядущего батальонного командира Миши. Да и, здраво рассуждая, тот мог знать гораздо больше своего шефа. Вряд ли неведомый взводный офицер из-за написанных на неведомых языках бумаг стал бы беспокоить графа. Это же не документы вражеской армии. Так, частные записки, о которых можно рассказать в своем кругу. Или не рассказывать, если хоть что-то в них стало понятно. Или прошлый хозяин сумел намекнуть несостоявшемуся спасителю, чему именно они посвящены.

Хотя в таком случае лучше вообще уйти в отставку. Нет ни малейшего смысла служить, обладая неслыханным сокровищем. Кто ж станет рисковать, имея в запасе вечность?

Подполковник лишь кивнул. Он бы не стал давать поблажки даже члену Императорской фамилии, случись тому оказаться в его команде. Служба есть служба.

– Скажите, насколько я понимаю, вы ведь, помимо генеральных баталий, участвуете в сторожевой службе, во всевозможных разведках, разъездах и прочем. По какому принципу подбираются в этом случае командиры? Это хоть обер-офицеры или штаб? Я просто хочу иметь представление, что предстоит племяннику.

– Конечно, обер. В разъезд посылается взвод со своим офицером. Тем более, у нас нет ни одного офицера, которому нельзя поручить любое дело, – пыхнул трубкой Кондзеровский.

Сказал просто, без всякой гордости, но сказанное прозвучало как лучшая ода полку.

– То есть все младшие офицеры попробовали себя в таком качестве? – уточнил Лопухин.

– Разумеется. Те, кто тогда имел честь служить в Александрийском полку.

Подразумевалось, что кое-кто вышел в отставку, кто-то был переведен в другие части, кто-то наоборот пришел, а кто-то был произведен в офицерское звание за два мирных для александрийцев года. Время не стоит на месте.

– Но зачем вам это, князь? – Кондзеровский спросил словно невзначай, но Лопухину послышался за его вопросом скрытый интерес.

– Так. Хотелось побеседовать с кем-нибудь, принимавшим участие в подобных вылазках. Вы-то человек заслуженный, бывалый. До вас моему племяннику еще расти и расти.

– Вырастет. Войн много, возможностей у молодых – тьма, – философски изрек подполковник.

– Я тоже надеюсь. Почему вы не пьете? – Лопухин потянулся за бутылкой.

– Пью, князь, – Кондзеровский показал пустой бокал. – Где вы видели непьющего офицера?

– В самом деле! – рассмеялся Лопухин. – Вот, помню, в мое время…

Основное ему было ясно. Сам по себе подполковник не скажет ничего из того, что интересует князя на самом деле, а задавать наводящие вопросы – можно легко попасть под подозрение. Если собеседник хоть что-то знает. Да и если не знает – тоже. Вдруг подумает, что Лопухин пытается выведать о каком-нибудь не вполне неблаговидном поступке? Мало ли чего может быть на войне!

Но что заподозрит сам – еще полбеды. Полк – одна семья, и не будет ничего удивительного, если Кондзеровский поделится темой разговора с кем-либо из сослуживцев. И тогда таинственный обладатель записок запрячет их так, что вовек не найдешь.

Нет. Уж лучше перевести беседу на другие темы. Племянник все равно в полку проведет несколько лет. Может, подвернется случай что-либо выведать. О подлинной причине дядюшкиного согласия говорить ему пока рано, тут главное – не спешить.

Очень уж велик выигрыш в случае успеха. И может стать окончательным проигрыш в случае неудачи.

Не спешить. Действовать надо наверняка. Как на рыбалке, когда одним торопливым движением можно испортить все…

Терпения князю было не занимать.

Трубы заиграли очередной сигнал. Шедшие в колонне по три гусары привычно стали разворачиваться фронтом в две шеренги. Заняли свои места впереди и позади строя офицеры и унтеры, одни – чтобы вести людей в предполагаемую атаку, другие – наблюдать за надлежащим порядком. Согласно уставу – командир эскадрона и командиры во главе впереди, и еще два офицера – в замке.

До самой атаки, даже достаточно условной, дело дойти не могло. Шло обычное эскадронное учение «пеший по-конному», и гусары проделывали эволюции без лошадей.

Человеку, от армии далекому, могло показаться смешным, как гусары серьезно и старательно вышагивают без барабанов, вынимают по команде сабли из ножен, поднимают их ввысь, сходятся во взводные колонны, вновь разворачиваются в шеренги, а потом еще четвертый взвод во главе с Орловым торопливо бежит вперед в рассыпном строю, имитируя атаку фланкеров и условно стреляя из мушкетонов и штуцеров…

Зато любой кавалерист подтвердит необходимость подобных эволюций. Прежде чем проделать что-то на лошадях, надо твердо усвоить, что именно надлежит выполнить в том или ином случае. И уж потом совершить то же, сидя на укрощенном скакуне. Пусть большая часть гусар служила не первый год и на поле было не так уж много новичков, но не зря народная мудрость гласит: «Повторение – мать учения». В бою и офицеру, и солдату думать поздно. Надо послушно выполнять команды да совершать многократно заученные движения. Лишь тогда можно рассчитывать на победу, и не просто победу – а на победу с минимальными потерями. Один в поле не воин. Зато все вместе – сила. И сила лишь тогда, когда все действуют как один человек, без лишних размышлений и колебаний.

Разумеется, на гусарах была обычная форма, не имеющая ничего общего с парадно-боевой. Никаких дорогостоящих ментиков и доломанов, обычные долгополые однобортные сюртуки из небеленой коломянки, рейтузы вместо быстро снашивающихся чикчир, на головах – фуражки, на ногах – сапоги второго срока. Офицеры – в вицмундирах. Никаких внешних эффектов, все сугубо простое и удобное.

В других местах вокруг лагеря занятия были иными. Где-то выезжали лошадей, где-то учились рубить, где-то подгоняли амуницию. Плюс – возвращались к полку фуражиры, работали кузни, трудились шорники и прочий необходимый в кавалерии люд…

Подъехавший Кондзеровский застыл на небольшом холме, машинально подмечая достоинства и недочеты эскадрона. Впрочем, последних было немного. Так, неизбежные огрехи, главным образом связанные с теми, кто недавно из мирных поселян превратился в гусаров. Стать воином очень трудно, но что поделать, если без воинов не в силах прожить ни одна страна?

Ничего, научатся. Тут главное – проявлять разумную строгость, ведь без дисциплины нет и не может быть армии.

Вмешиваться в учение подполковник не стал. Не любил докучать подчиненным мелочной опекой. Одно дело – указать, когда что-то делается неправильно, и другое – зря нервировать людей ничего не значащими придирками. Есть офицеры, унтеры, пусть они и занимаются своими непосредственными обязанностями.

Наконец труба сыграла отбой. Лишь тогда Кондзеровский тронул коня и легкой рысью направился к собравшимся в кружок офицерам.

Остальные гусары быстро стали образовывать строй при приближении начальства, однако батальонный командир еще издали махнул рукой. Мол, отдых и есть отдых, ни к чему людей томить в строю понапрасну.

– Ваше высокоблагородие! – начал было рапорт вытянувшийся ротмистр Сазонов, новый командир эскадрона, переведенный к александрийцам из гвардии за мелкие шалости.

– Отставить, – отмахнулся, спрыгивая с коня, Кондзеровский. – Все видел, ротмистр. Молодцы! Еще б немного рекрутов подтянуть.

Сказал больше для порядка. Сазонов, чья служба протекала вблизи зоркого царского ока, без того главное внимание уделял внешнему эффекту.

– На завтра намечено полковое учение. Смотрите, – напомнил подполковник. Хоть он уже стал командиром батальона, но своему бывшему эскадрону, как прежде, уделял самое пристальное внимание.

Офицеры заверили, что не подведут. Между гусарами велось негласное соревнование, кто лучший, и оказаться последним не хотелось никому.

– Орлов, на два слова, – поманил поручика Кондзеровский.

Когда Александр подошел, подполковник увлек его за собой, так, чтобы не слышали остальные, и коротко сказал:

– Я побеседовал со старым Лопухиным. Что-то он все пытался расспрашивать о мелких стычках в последнюю кампанию. Ты о своем наследстве никому не говорил?

– Никому, – пожал плечами Орлов.

Он действительно успел позабыть о непонятных записках. Благие намерения по изучению языков так намерениями и остались. Служба, гульба – до посторонних ли дел офицеру, будь то война или мир? Тут выспаться не всегда получается. Да и нужна ли гусару пыльная книжная премудрость?

Так и хранились бумаги где-то среди нехитрых офицерских пожитков. В чемодане ли, в мешке – про то было ведомо только Аполинарию. Если, конечно, последний тоже не запамятовал, куда засунул доставшуюся барину бесполезную вещицу.

– Может, показалось, но странно, почему об этом вообще зашла речь. Обычное же дело, – пояснил Кондзеровский. – Главное – все намеками, не называя прямо. Или в тех записках действительно что-то есть?

– Откуда я знаю? – отозвался Орлов.

В подобном случае существовало два пути – передать записки тому, кому они действительно нужны, или же постараться разобраться в таинственных записях самому. Но так и оставшийся неизвестным помещик из Пруссии отдал бумаги Орлову и просил никому другому их даже не показывать. Поступить иначе – означало нарушить волю покойного. Уже не говоря, с какой именно стати надо их отдать и почему старому князю? Какое отношение он имеет к хранимым много лет записям?

Лучше понять все самому. Вот только – когда?

Кондзеровский, очевидно, думал так же.

– Не ведаю, откуда князь мог узнать обо всем этом. Вдруг мне показалось? Но на всякий случай… Племянник его – неплохой малый. А про дядю мне доводилось слышать, будто он – масон, – последнее слово прозвучало в устах старого служаки как ругательство. – Запомни раз и навсегда, Орлов. Мы давали Императору присягу и должны хранить ей верность всю свою жизнь, сколько бы ее ни осталось. А масонам глубоко наплевать на Россию и все русское. Они прикрываются красивыми фразами, а сами хотят одного – переделать весь мир под себя. И потому они опаснее любого внешнего врага. Шалишь! Ничего у них не выйдет! Никогда не верь их разговорам. Слышишь, Орлов? Никогда!

Было странно выслушивать такой длинный монолог из уст старого гусара, который если и говорил, то коротко и только о службе. Но мало ли чего мы порою даже не подозреваем в своих близких? Может, в молодости Кондзеровский тоже отдал дань модным течениям? Или столкнулся с тайными обществами как-то иначе? И спросить неудобно.

– Не поверю, – как присягу произнес поручик.

Кондзеровский пристально посмотрел на своего любимца, явно остался довольным и уже иным тоном сказал:

– Племяннику подберешь дядьку поопытнее. Но и сам возьмешь шефство над молодым князем. Помни: из него должен выйти толк. А про записки молчи. Будем верить, что когда-нибудь поймем их тайну.

Хотя убежденности в последнем в голосе гусара не чувствовалось. Вот если бы речь шла о чем-то сугубо военном!

Лагерь доживал если не последние дни, то последние недели. Днем еще пригревало солнце, но по утрам проснувшихся гусар встречала прохлада. Среди выцветшей листвы на деревьях глаз иногда замечал первые желтые листья, свидетельства скорого очередного увядания природы.

Со дня на день все в полку ждали приказа о переходе на зимние квартиры. По вечерам, после очередных учений, офицеры вяло гадали, какой район будет отведен для постоя на этот раз. Вспоминали прошлые зимы, мечтали, чтобы к весне полк был отправлен в Молдавию, где уже четвертый год, то затихая, то разгораясь вновь, шла очередная война с турками.

Но все разговоры велись только по вечерам. Офицеры старались использовать оставшееся время для подготовки полка к грядущим схваткам и днем напролет занимались с гусарами. Самим же потом вести их в бой. Тут не свалишь недочеты на неведомого дядю. Да и служба – главное, что может быть в жизни мужчины.

– Как новый юнкер? – Орлов кивнул Тимофееву на юного князя, старательно седлающего коня.

– Понемногу привыкает, ваше благородие, – степенно отозвался гусар, назначенный в дядьки будущему офицеру. – Многим барчатам трудно попервоначалу без нянек.

Сказал без осуждения, просто констатируя факт. Сам Орлов перенес свое юнкерство сравнительно легко, но он с детства обучался у отца многим премудростям будущей службы. А отец ему спуску не давал, постоянно повторяя, что командовать людьми может только тот, кто сам в совершенстве знает все обязанности рядового кавалериста.

Не потому ли приглянулся в свое время Александр суровому Кондзеровскому, что не давал себе поблажек, многое умел еще до прихода на службу, а тому, что не постиг в тонкостях, стремился обучиться как можно быстрее?

– Ничего. Солдатская наука еще никому не повредила, – улыбнулся поручик и пошел проверять результаты юнкерских трудов.

Лопухин как раз последний раз проверил затянутые подпруги и теперь стоял рядом с красавцем-конем, довольный полученным результатом.

– Неплохо, князь, – заметил, подойдя, Орлов. – Только делать это надо намного быстрее. На войне бывает всякое. Представьте, внезапное нападение, а кони стоят расседланы. Не пешим же встречать врага!

– Я стараюсь, господин поручик, – вытянулся Лопухин. Права на фамильярное общение он пока не имел.

– Не спорю. Просто помните: совершенству нет предела, – заметил Орлов и спросил: – А вообще как вам здесь? Не тяжело? Из родной усадьбы и в полк некоторым по первому времени бывает трудновато.

– Я дворянин. Служить мой долг, – вспыхнул князь.

– Не кипятитесь. Долг тоже может быть тяжел. Пока не втянешься в службу. Вам еще хорошо, что дом рядом.

– Рядом, – согласился Лопухин. – Но разве туда выберешься?

– Можно. Только не раньше, чем освоишь хотя бы главное. Дядюшка хоть пишет? Видел я вчера вечером какого-то поселянина. Не ваш ли дворовый?

– Мой. – Лопухин еще гуще залился краской, как мальчишка, пойманный на чем-то нехорошем. – Дядя написал, что наши соседи отбывают в Москву, и предлагал заехать к ним проститься. Если, конечно, позволит служба.

– Какие соседи? – невольно насторожился Орлов.

– Нозиковы. Вы еще танцевали мазурку с мадам Полиной.

– Когда? – Пусть Орлов знал, что возлюбленной в ближайшее время предстоит путешествие в Первопрестольную, но все же не ожидал, что это случится так скоро.

– Сегодня, – ответил Лопухин. Он-то был равнодушен к чарам прелестной соседки.

– Так что же вы молчали? – Александру стоило труда удержаться от более резких слов. – Значит, так. Одного вас я отпустить пока не могу, но составлю на этот раз компанию. Заодно посмотрю, как у вас обстоят дела со скачкой. Лишь предупрежу начальство.

Втайне Орлов боялся, что его не отпустят, однако Кондзеровский лишь посмотрел на поручика, сделал какие-то выводы и кивнул:

– Поезжайте. Но чтобы вечером были в лагере.

До поместья Нозиковых было далековато. Гусарам пришлось большую часть пути проделать быстрой рысью. Временами Орлов, боявшийся не успеть, даже переводил коней в галоп. И все равно они заявились в последний момент.

Во дворе усадьбы уже стоял целый обоз из разномастных экипажей и простых телег. Судя по толпившейся рядом сравнительно праздной дворне, основные приготовления были уже позади. Никто не суетился, не укладывал припасы и вещи, не проверял сбрую и подковы у лошадей. Первое впечатление подтвердилось, когда на крыльцо вышли владельцы имения. Оба одетые в дорожную одежду, лишь бросившие взгляд на повозки и сразу направившиеся к дорожной карете.

Впрочем, еще на последних ступенях Нозиковы заметили двух скачущих всадников и остановились, поджидая нежданных гостей.

– Здравствуйте, поручик! Здравствуйте, князь! – Борис Николаевич расплылся в улыбке. – Какими судьбами?

Спешившийся первым Орлов щелкнул шпорами перед Полиной, припал к ее руке и затем раскланялся с отставным статским советником.

– Решил испытать нашего нового юнкера в дальнем походе. А тут как раз узнал, что вы уезжаете, вот и завернул проститься.

– Очень любезно с вашей стороны, – Нозиков поздоровался с Лопухиным. Если поручик был, с его точки зрения, хорошим собутыльником, то молодой князь – знатным человеком, который со временем может занять достойное происхождения место в обществе. – Жаль, не могу ничего вам предложить, ибо, сами понимаете, в дороге дорог каждый час. Промедлишь – и не успеешь доехать до намеченного на сегодня пункта.

– Бросьте, Борис Николаевич. Какие обиды между своими? Да и нам скоро надо быть в полку. – По-своему, Орлов даже был рад такому обороту дел. Сидеть за столом рядом с Полиной и знать, что спустя минуты судьба разлучит их, наверное, навсегда, – было бы свыше его сил.

– Вам привет от дядюшки, – влез в разговор Лопухин. – Он сожалеет, что неотложные дела не дали возможности лично засвидетельствовать вам почтение, и надеется в ближайшее время навестить вас в Москве.

– Передайте благодарность и наилучшие пожелания князю. – Бывший чиновник расплылся в такой угодливой улыбке, словно перед ним стоял сам сосед собственной персоной.

– Что ж, счастливого пути, Борис Николаевич, Полина Семеновна… – Орлов в последний раз коснулся губами руки возлюбленной. Показалось или нет, но рука чуть дрожала.

– Удачи вам в жизни и в бою, поручик. – Полина грустно улыбнулась. – Не забывайте нас. Случитесь в Москве или в здешних краях, обязательно заходите. Будем вам очень рады.

– Да-да. Всенепременно, – поддержал супругу Борис Николаевич. – Очень было приятно с вами познакомиться. Я распоряжусь, чтобы вас угостили, а нам, извините, пора.

– Благодарим, но мы тоже немедленно едем дальше. Служба. – Орлов чувствовал, что не выдержит краткого отдыха среди ставших родными, но опустевших стен.

Экипажи и повозки тронулись с места. На душе было пусто, как будто с отъездом Полины из жизни уходило нечто очень ценное и дорогое. Или так и было?

– Возвращаемся, князь. – Орлов привычно прыгнул в седло.

Если ему чего-то хотелось, так это движения. Бешеной скачки, чтобы свистел в ушах ветер, уносились прочь пейзажи и улетела из души грусть.

Если бы это могло помочь!

Впрочем, кто-то на небесах решил после плохой новости преподнести хорошую. В лагере подполковник Ефимович, еще в мае ставший командиром полка, собрал офицеров:

– Господа, пока это еще не решено окончательно, но граф просил передать, что нас решили включить в резерв Молдавской армии. Во всяком случае, полк переходит на зимние квартиры ближе к театру военных действий.

– Ура! – От дружного крика заколебалось пламя в свечах, а затем всех перекрыл голос Кондзеровского:

– Шампанского по такому поводу!

А Орлов не выдержал и продекламировал стихи Давыдова. Те, которые знал не только любой уважающий себя гусар, но и любой офицер:

И призыв подхватил молоденький корнет Буксгевден, сын прославленного генерала:

А завершил старый служака Кондзеровский:

После чего со значением посмотрел на Орлова.

Впрочем, теперь многое для поручика отходило на второй план…