Гроза ада (БЕСсильный чемпион) [Компиляция 1-7]

Глава 1. Черный лебедь

Спустя полотора часа банкетный зал Долгоногих непривычно пустой. Лишь ветер завывает в разбитых окнах, да хрустят осколки под берцами «зорь».

— Аднака, куряцы нет, — с вздохом Али ковыряется когтем в подносе с канапе.

Крокодил уже обшарил все фуршетные столы в опустевшем зале, но нашел лишь тарталетки с ветчиной и творожным сыром. Закусками мутант, конечно, не побрезговал, но любимой манящей «куряцы» не нашел.

— Прекращай жрать, животина, — рычит Ясна. — Вся морда в сыре.

Пока Крокодил пристыженно облизывает языком морду, спецназовка смотрит в мою спину. Как и Аяно, как и София, как и Мария. Я чувствую их растерянные взгляды, но не обращаю внимания. Армейский Целитель снова подлатал мои раны. Сейчас стою перед высоким стрельчатым окном и обозреваю сожженный сад Долгоногих. Иногда мелькают при свете луны черные силуэты спецназовцев. Взвод Имперских мечей держит под контролем периметр усадьбы.

Как только армейский спецназ прибыл, гости были выпровожены, а остатки безопасников схвачены и отправлены в каталажку. Последние не сопротивлялись — Юрий запретил. После того, как графа скрутили молнии, он понял, что самое правильное для Долгоногих — сдаться. Редкое благоразумие.

Все «зори» в замешательстве. Кроме, разве что, Али. Неудивительно. За ночь мы повязали влиятельного сенатора, захватили его усадьбу, вдобавок, отдельные группы разгромили дом генерала-полицмейстера, заставив Максима броситься в бега. И это всё без приказа цесаревича. Последствия не заставят себя ждать. Нас могут даже обвинить в госизмене. Вдобавок, в любой момент нагрянет дружина Долгоногих. Встанет выбор: либо отдать Юрия, либо устраивать мясорубку.

Думай, Перун, думай. Час допросов Юрия ничего не дал. Я чуть не довел графа до безумия. Шпарил Якой прямо в мозг. Юрий брызгал слюной, орал от ужаса, но не сознался в покушении. Штурм усадьбы Рудковского тоже не принес результатов. Полицмейстер смылся через тайный лаз под поместьем. Зацепок больше нет.

— Ты пытал моего отца, — обличительно говорит за спиной Мария. — Пленил брата.

Поворачиваюсь к графине. Она бледная и шокированная происходящим безумием. Подхожу ближе, цепко беру за подбородок, заглядываю в расстроенные изумрудные глаза. Блондинка вздрагивает, но не отходит.

— Ты же сама видела — на нас напали ваши люди.

Мария закусывает губу, будто борется с противоречивыми чувствами.

— Все равно, это не папа!

Наклоняюсь и оглаживаю золотые пряди девушки. Она заливается краской, лепечет:

— Артем, что ты дел…

— Тогда твой брат?

— Нет! — звонкий голос резко садится.

Я дышу ей в бледное лицо:

— Тогда может БЫТЬ.ТЫ? — пускаю совсем немного Яки.

Пораженная моим обвинением, она испуганно передергивает плечами.

— Я бы никогда, если хочешь знать…Ты хоть читал мое письмо? — вдруг спрашивает с обидой, при этом теребя горловину платья, чуть спускает его на груди.

— Письмо? — вскидываю брови.

— Выкинул его, да? Я так и знала, — слезы наворачиваются на большие зеленые глаза. — Я тебе там в чувствах призналась вообще-то!

Чертовая Санта-Барбара.

— Артем, — зовет София. — Пришли новости из лаборатории.

Оставив пунцовую, тяжело дышащую и чуть ли не плачущую Марию, подхожу к пепельноволосой девушке. Княгиня стоит рядом с Аяно и Ясной. София не торопится делиться информацией, бросает сомнительный взгляд на японку.

— Говори при них, — приказываю.

— Зеленые пули сделаны из многих компонентов, но самый странный — пыльца неземного материала. Схожего по структуре с Осколком.

— Мы передали Осколок службам цесаревича, — задумчиво произношу. — Аяно, свяжись с Владимиром. Хотя, лучше я сам, набери его.

Номера наследника у меня, понятно, нет. Я же всего лишь поручик. Хотя, в то же время, князь.

Японка послушно вызванивает цесаревича:

— Аяно! Твою японскую маму за ногу! — раздается ор из динамиков. — Это правда?! Вы штурмовали усадьбы Максима и Долгоногих?! Пытаете Юрия, имперского сенатора?! Объяснись, Кимура!

— С Вами хочет поговорить Перун, — невозмутимо произносит Аяно, даже не дрогнув бровью, и передает мобильник. Японка теперь полностью предана мне. Смерти она не боится, таков уже японский менталитет, только позора. А позор со мной невозможен, ибо за моей спиной правда.

— Владимир, — обращаюсь без титулов. — Кому вы отдали Осколок Бородовых?

— Ты мне еще допрос устрой, бандит, — рычит в трубку наследник. — Только что Круг Домов созвал экстренное собрание. Захват Долгоногого стал последней каплей. Большинством голосов титулованные главы решили уничтожить тебя. Благодари свою безбашенность, Артем.

И глазом не моргаю. Предполагал подобное. Только надеялся сыграть на опережение и уже найти сволочь.

— Император тоже участвовал?

— Император остался в стороне, полиция и армия соответственно тоже, — Владимир фыркает. — Но это не спасет твою шкуру. Ты один против всего высшего света не продержишься и до утра. Сдайся мне, и обещаю судить тебя с учетом твоей проснувшейся благоразумности.

— Кому вы передали Осколок?

Цесаревич вздыхает:

— Это гостайна, а ты, как уже должен был заметить, больше не располагаешь моим доверием.

— Рудковскому, — утверждаю, а не спрашиваю.

Владимир цокает:

— Да, I экспедиции, ну и что? Как это связано с творящимся беспределом?

— Рудковский устроил на меня два покушения, — отвечаю. — В последнем использовал дружинников Долгоногих — причем на абы каких, а Рыкарей, приближенных к Юрию и его семье. Как полицаю это удалось?

— Глупости говоришь, — отказывается Владимир принимать услышанное, и я сбрасываю трубку.

Вглядываюсь за территорию усадьбы. Далекая дорога прямая как стрела, до поворота полкилометра, поэтому глазам Мурки отлично видно горящие в черноте желтые точки фар.

— Аяно, объявляй боевую готовность, — не оборачиваюсь говорю. — Новые гости пожаловали.

Японка тут же отдает распоряжения по связи. Из «зорь» в поместье только группа «Смерч», то есть Ясна, Али, Бестия, Кот, вроде бы, Бессмертный. Остальные брали дом Рудковского.

Колонна бронеавтомобилей застывает за воротами, не выключая двигатели. Машинки оборудованы комплектом навесной брони и полубашнями, из которых торчат стволы пулеметов. Если захотят — прорвутся внутрь, как делать нефиг. Чуть подальше застыли спецгрузовики, не меньше трех дюжин. Интересно, кто пожаловал? Дружина с вассалами или уже Круг?

У меня звонит мобильник. Номер незнакомый.

— Кто это?

— Вот и услышались, Артем Бесонов, — звучит басовитый мужской голос. — Я герцог Глеб Миронов, сын главы Дома Мироновых. По распоряжению Круга Великих Домов меня назначили командиром операции по твоему устранению. Если сдашься, то будешь представлен перед судом знати. Если нет — тебя уничтожат.

— Заманчиво, но отказываюсь от обоих предложений. Только суньтесь и ваших поляжет немярено.

— Как и твоих, — напоминает герцог. — Со мной два Полковоя из Домов Эльсов и Курбышевых. Сам я тоже Полковой льда. Готов к массированной «ядерной бомбардировке»? Сдавайся, игры кончились.

Что ж, он прав. За мной прислали самых могучих аристократов. Слышал я об этом Миронове. Вундеркинд, гений живы, в двадцать восемь вырвал ранг Полковоя. При аттестации даже случайно пострадал член комиссии, обморозило отдачей атакующей техники.

Про двух других не слышал. Но высокий ранг способностей говорит сам за себя.

— Бесонов, долго думаешь. Вот небольшая демонстрация, что мы не шутим. Кирилл, "подыши" на нашего знакомого.

Резко в разбитые окна врывается ревущий ураган. Столы с закусками сносит и переворачивает. Софию едва не сбивает с ног. Подхватываю княгиню под локоть, удерживаю на месте. Порыв ветра поднимает ее юбки, оголяются круглые колени. Окутанная ревущими потоками, Аяно лишь хмурится. Ясна вцепляется в мои плечи — иначе бы рыжую сдуло.

Али удерживается и даже помогает устоять Марии. Только графиня не сильно оценивает, смотрит испуганными глазами на крокодильи кривые когти на своем плече.

— Ну как, князь? — раздается из мобильника. — Впечатлился от того, что Кирилл Эльс может на расстоянии полукилометра. Всё еще готов к бойне?

— Так этот ветерок и была ваша демонстрация? А то я всё еще жду. Короче… Выходите втроем с Полковоями против меня одного, — предлагаю. — В лесу, неподалеку. Проиграете — ваши дружины отступят. Победите — забирайте меня с потрохами.

— Ловушку задумал?

— Обижаешь.

Пауза.

— Хорошо. Ты сам предложил драться с тремя. Никто тебя за язык не тянул. Я бы и один согласился. Мы отъедем от ворот на пять километров. Геолокацию места твоей казни сейчас пришлю. Не вздумай обхитрить или сбежать.

— Как можно. Мы же аристократы, наше слово — нерушимо, как Вавилонская башня.

— Она же пала.

— У вас пять минут, чтобы отъехать от усадьбы.

Сбрасываю звонок и сообщаю Аяно с Софией:

— Я подписался на поединок с Полковоями Мироновых, Эльсов и Курбышевых. Пусть меня отвезет кто-нибудь из Мечей.

— Серьезные противники, — не радуется новости японка. — Нельзя взять меня с собой? Один против троих — нечестно. Тем более, я обучена нарезать из Полковоев сушими.

Она демонстративно покачивает рукояткой катаны в ножнах.

— Это не стоит того, — отмахиваюсь. — Следите за усадьбой, чтобы никто не ворвался. После поединка покинем поместье и решим, забирать ли с собой Юрия, — бросаю взгляд на отошедшую подальше от Крокодила Марию. — И его детей.

Колонна бронемашин Круга разворачивается и отъезжает, затем и я выбираюсь на вездеходе. Аяно запустила дронов. Если подле поединка обнаружатся группы дружинников, японка даст знать.

Три Полковоя ждут на лесной опушке. Ухает вдалеке сова, пения цикад уже не слышно — осень, холодно для насекомых. Шепчется ветер в хвойных кронах сосен.

Когда подхожу ближе к ряду стройных деревьев, мужчина в вычурном кожаном плаще усмехается:

— Я — Глеб Миронов. Благородно, что ты всё же решил сберечь жизни своим людям. Зачатки чести в тебе есть, хоть и не родился аристократом. Даже удивительно.

— Ты что-то путаешь. У аристократов нет исключительного патента на благородство. Можно чистить канализации и вести себя благородно, а можно носить гордый фамильный герб и оказаться свиньей.

— Типичная отговорка черни, — фыркает Глеб и, неожиданно, покрывается ледяной коркой с головы до пят. — Начнем поединок, князь-свинопас.

Бестия не удержалась. Перебежками она подобралась как можно ближе к поединку. Отсюда, с вершины высокого холма, опушка обозревалась хорошо, редкие ели за дорогой не мешали. Дальше лучше не соваться — могут заметить дроны Круга. Тогда ее появление посчитают нарушением условий поединка, и начнется бойня. Но, если первыми вмешаются аристократы, она успеет среагировать.

Из-за куста рядом раздается хруст ветвей. Обернувшись на шум, Бестия выхватывает из воздуха ледяную стрелу, но тут же расслабляется — из-за зарослей показывается рыжая макушка.

— Ой, и ты тут, подруга, — шутливо усмехается Ясна, — Еще не началось?

— Нарушаете приказ, — раздается строгий голос командира.

Грозно сверкая черными очами, Аяно показывается из-за лысых ветвей крыжовника. В растрепавшейся косе торчат листочки и еловые иголки.

Бестия виновато опускает голову, а Ясна не тушуется.

— Как и вы, командир, — лыбится рыжая.

Скулы Аяно едва заметно розовеют.

— Мне можно. А ты давай не высовывайся, раз уж тут.

— Поняла.

Бестия уже вовсю смотрит на сражение. Далекая фигура Перуна пропадает в синих всполохах. Раздается первый громовой раскат. Сияние, словно высверк молний.

Полковои рассредотачиваются и наносят атаки со всех сторон. Гремят ветряные порывы, ломая стволы огромных сосен. Веет нереальной стужей. Огненные ураганы взметаются к черным небесам. Перуну всё равно, сильные ветра нисколько не замедляют его скачки и уклоны от огненных струй. Лицо Артема почернело, золотые узоры разрезали кожу.

Сердце Бестии трепещет от восторга. Перун призвал свою силу. Тогда он точно победит.

Нереально быстро демоник оказывается позади сверкающего инеем Глеба Миронова. В мгновение ока поражает хуком ледяной панцирь врага. Удар такой чудовищной силы, что происходит звуковой хлопок. Ледяная броня разлетается на блестящие осколки.

От остаточной ударной волны качается коса Аяно, разлетаются в стороны рыжие кудри Ясны. Бестия сдувает упавшую на лицо челку.

— Дана, тебе он так же сильно вдувал? — подкалывает рыжая спецназовка.

— Тихо, — одергивает командир. Глаза Аяно горят, либо в них отражается сверкание молний?

Только враг падает, Перун делает резкое движение — отбивает Когтями огненное копье. Миг — и демоник исчезает внутри рухнувшего сверху урагана пламени. Сердце Бестии дает сбой. На секунду она почти верит в невообразимое и страшное. Но в насмешку над ее страхами, раздаются раскаты. Громовое сотрясение обуздывает небо. Дым и пожар выпускают демоника. Молнии скручивают огненного Полковоя, он валится, как подкошенный и получает носком в лицо. Резко Перун нагибается. Когти вонзаются поверженному врагу в плечо, пронзив доспехи и плоть. Готов.

Развернувшись к ветряному Полковою, Перун открывает рот. Водопад огня обрушивается на последнего врага.

Даже отсюда Бестия ощущает нестерпимый жар, испепеляющий мир. Девушка спотыкается, зашатавшись и чуть не упав. Она удерживается на ногах и смеется сквозь слезы. Перун победил! Как и всегда!

Самого Перуна накрывает золотым сиянием — разросшиеся татуировки вспыхивают, заполняя светом черные провалы между деревьев. Приходится зажуриться на несколько ярких вспышек. Страшный демоник снова становится самим собой — розовощеким подростком с растрепанной челкой и наглой ухмылкой.

— Он никого не убил, — замечает Аяно. — Думаю, теперь Круг от нас отстанет. Перун только что наглядно показал, что им его не победить.

Шуршит листва совсем рядом. На холм поднимается Бессмертный.

— Тоже любопытство замучало? Ты поздно, — зевает Ясна. — Мы уже разворачиваемся.

Не отвечая, худой спецназовец водит взглядом по развороченному полю, в которое превратилась опушка с ближним лесом. Затем, без единого слова, просто спускается вниз.

Аяно задумчиво смотрит ему вслед:

— Ясна, а он бомбу с последнего задания активировал же?

Рыжая спецназовка задумчиво морщит лоб.

— Да сама хотела спросить.

Я перевожу дух, осматривая поле боя. На поверженных Полковоев не смотрю. Живы, дышат, и ладно. Вот лес жалко. И сова больше не ухает. Поджарило, наверное. Совсем о природе не печемся.

Пришлось собрать Эмулятор, чтоб врубить мускулы Башлаша, а то сразу бы сдуло тем ветреником. Ну, а чтобы генеральский фрактал не пропадал, дал уж мощного леща Глебу-сосульке. Сразу из снеговика сделался нормальным человеком, правда, без сознания. Ну, а чтоб сломать Эмулятор и не оставаться черным, дыхнул Сафром на огневника. Гулять так гулять.

Поднимаю взгляд и вижу Бессмертного.

— Чего здесь забыл? — спрашиваю. — Мононоке послала?

Не отвечает, вразвалочку идет навстречу. Меня огибает по кругу и направляется прямиком к стонущему на разбитой земле Глебу.

Глаза у Бессмертного какие-то стеклянные, даже затуманенные. Такие глаза я уже видел, но сразу не помню у кого. Окликаю снова:

— Бесс…

Тик-так. Тик-так.

Меня пробивает пот. Со стороны Бессмертного раздается тихое тиканье, и вряд ли дело в наручных часах на его запястье. Готов поспорить, внутри этого тихушника опять зашита бомба.

А еще я вспомнил, у кого видел настолько же затуманенный взгляд. У самоубийц возле тира. И у налетчиков на чайный домик.

Спецназовец встал подозрительно близко от герцога-сосульки.

— Бессмертный, отойди от него, — ровным тоном говорю, хотя жутко хочется заорать, чтоб он уносил свою бомбу куда подальше.

Бессмертный застывает, неожиданно его опущенные губы растягиваются в искусственной улыбке:

— Громовые волки против птичек. Хи-хи, — спецназовец не смеется, просто произносит по слогам «хи-хи», будто кто-то ему надиктовал, и он повторяет.

— Что ты несешь? — я делаю медленный шаг вперед. — Давай обсудим твоих птичек подальше отсюда.

— Волки укусили. Хи-хи, — будто не слыша произносит Бессмертный с фальшивой лыбой. — Теперь очередь птичек клюнуть.

После этой чуши он падает на Глеба и подрывает себя. Взрывная волна отшвыривает меня на землю. Я качусь по сожженной траве, вокруг горят остатки леса, но меня волнует один-единственный вопрос.

Что это был за клуб поехавшего?!

Глава 2. Спаункилл

За час до подрыва Бессмертного.

Подмосковье, Секретная база I экспедиции Третьего отделения за Клязьмой.

— Кха…кха, всё в порядке, офицер? — спрашивает Максим Рудковский, пытаясь сфокусировать взгляд отекших глаз.

Постовой солдат на КПП с ужасом взирает на Максима. Но, взяв себя в руки, продолжает сверять разбитое в хлам лицо с фотокарточкой, высветившейся на планшете. Таков порядок — лично проверять всех входящих на объект, от последнего прапорщика до самого генерала-полицмейстера, шефа полицейской агентуры. Биометрические сканеры, само собой, тоже включены в систему безопасности.

Всё лицо генерала-полицмейстера разноцветное, как светофор. Нос перекошен, опухоли и ссадины покрывают лоб и щеки. Передних зубов не хватает.

— Пытались взять вот его, — кивает избитый генерал на пленника у своего плеча.

Постовой чешет висок. Руки пленника связаны обычной пластиковой стяжкой. Видимо, не жива-юзер, раз пренебрегли мориновыми наручниками. Да еще и улыбается, как псих — сразу видно, что ненормальный. Как же он так отделал генерала ранга Полковоя? Да еще при десятке солдат, вставших смирно, как изваяния.

Глаз Максима усиленно дергается. Видимо, после удара нервные окончания не пришли в порядок.

— Прошу, Ваше Превосходительство, — постовой отдает документы, и Максим с пленным и солдатами проходят на территорию базы.

Только один солдат остается у КПП — с незаметной стороны за окном будки. Но постовой этого не видит.

Пока они пересекают двор, Гоша лыбится. Зомбированные «пересмешники» по одному отделяются от их группы и расходятся по базе. Четверо вступают в черные провалы казарм, другие рассредотачиваются вокруг административных зданий в поисках патрулей.

— Хи-хи, слишком тихо, — Гоша потирает руки. — Громовым волчкам это не нравится. Сейчас здесь будет полыха-а-а-ть веселье. Хи-хи. Так что улыбнись, Максимка, — он строго смотрит на Рудковского. — Я сказал — улыбнись.

Максим вздрагивает, послушно растягивая содранные губы. Генерал забит и запуган. Голень под брюками сжимает мориновый наручник, делая из него беззащитного обывателя. Подергать глазом — всё, что он мог сделать, но постовой не отреагировал, тупица. Если бы генерал вякнул хоть одно слово, Гоша бы зажарил его на месте. Как демоник, царевич обладает способностью воспламенять предметы.

— Ну а теперь фокус, — у Гоши в одной руке оказывается рация, в другой черный, как сама тьма, детонатор. — Сначала «бум». Потом «алло». Хи-хи. А ты хлопай, Максимка. Итак, «бум»!

Царевич нажимает на детонатор. Со всех сторон раздаются взрывы. Раскиданные по базе «пересмешники» один за другим взлетают на воздух — а точнее, их жилеты, полные взрывчатки. Вспыхивают казармы, кричат горящие заживо солдаты. КПП превращается в гигантский факел. С криками носятся по двору охваченные пламенем патрульные, к которым подошел «пересмешник», якобы, стрельнуть сигарету, а потом взорвался.

Зарницы пожаров пляшут отблесками по веселому лицу царевича.

— Хи-хи… Алло! — радостно кричит Гоша в рацию.

Ему отвечает грохот автоматных очередей. Бронемашины с взводом «пересмешников» вламываются во двор сквозь горящие ставни ворот. Зомбированные солдаты разбегаются по периметру, открывая огонь по всему, что движется.

— Хи-хи…Так, я не понял, — резко потеряв веселый настрой, Гоша злобно смотрит на избитого генерала. — Ты ничего не забыл, Максимка?

И Максим, спохватившись, начинает хлопать. Хлоп. Хлоп.

Стоны и визги умирающих слились воедино с хлопками.

Хлоп.

Хлоп.

Из глаз генерала льются слезы, горло раздирает спазм рыданий, а ладони хлопают, будто живя собственной жизнью. Хлоп. Хлоп.

А Гоша снова смеется довольным смехом.

— Хи-хи, — он вытирает навернувшуюся от умиления слезу. — Ну, довольно-довольно, Громовые волчата сыты. Где там твой хваленый артефакт, Максимка?

Через десять минут они оказываются в ближайшем здании и поднимаются на лифте на самый верх. Хромированную дверь толстенного сейфа отворяют отпечатки пальцев и сканирование сетчатки Максима. Внутри полно секретных разработок, в том числе патронов БЛД-16. В дальнем углу, на бархатной подушке, лежит синяя корона. Гоша не задумываясь примеряет корону на себя. Немного опускает ее набок.

— Ну, и что теперь? — он стучит пальцем по короне. — Я управляю всеми «пересмешниками»?

— Да, Гоша, — послушно отвечает Максим. — Все агенты с модифицированным сознанием контролируются через Синюю корону. Она по каналу живы задает команды, которые они выполняют. Через Корону я и задал запрет на убийство меня и полковника Штульца.

— Хи-хи, прикольно. Я — птичий король! Говоришь, сколько всего у меня подданных? — Гоша крутит корону на голове, пристраивая поудобнее.

— Под тридцать тысяч агентов.

Царевич присвистывает.

— Разошелся ты, Максимка, не на шутку. Накуралесил делов, хи-хи. Удивительно, как еще Перун тебя не прищелкнул. Но ничего страшного — я тебя спасу от Громовых волчков. Доработаем твой план.

— План?

— Ага, того, как ты хотел поиграть с Перуном, конечно, — Царевич усмехается. Во время побоев Максим выложил всё. — Я улучшу твои игры, хи-хи, и вместе мы доставим волчкам удовольствие. Ведь ты завел птичек и среди «Красных зорь», а это уже неплохо. Бессмертный, кажется, задействован, чтобы подставить Перуна перед дворянами. Кстати, надо бы ему поручить улыбнуться, хи-хи.

Гоша сжимает обеими руками зубья короны на голове и сосредотачивается на мысленном приказе:

— «Волки укусили, хи-хи. Теперь очередь птичек клюнуть», — Гоша смеется. — Вот Перун обрадуется ба-баху.

— Зачем тебе это нужно? — обреченно спрашивает Максим. — Почему просто не сбежишь?

— Сбежишь? — удивляется Гоша. — От волчков не сбежать, они повсюду, хи-хи.

— Да что с тобой стало?! Почему ты все время смеешься?!

На миг Максим теряет самообладание и тут же пугается, что Гоша его ударит. Но псих лишь смотрит на него, как на кретина. Улыбка его становится еще шире.

— Максимка, я не смеюсь. Я просто падаю в бездну своего рассудка. Швырнув меня в пропасть, Перун оказал услугу. Я увидел изнанку себя и теперь уже не выберусь назад. В благодарность я сделаю так, что Перун тоже увидит самого себя изнутри. И мы будем вместе, как ты говоришь, «смеяться». А вокруг всё будет гореть и полыхать. Хи-хи-хи-хи-хи…

Сейчас.

Поместье графов Долгоногих.

Двоих Полковоев я спас. Успел накрыть Огнеупором во время взрыва, даже не обгорели. Зато от айсмена Миронова остались одни дымящиеся головешки. Кажется, Миронов-старший и есть председатель Круга. Не повезло.

Я оглядываю заполненную горячим пеплом воронку. Связываюсь по гарнитурной рации с Аяно.

— Моно…

— Я всё видела, мы с Бестией и Ясной уже бежим к тебе. Кто подорвал Бессмертного? Снайпер? Дрон?

Качаю головой. Ни черта ты не видела.

— Аяно, Бессмертный сам подорвался. Он — крыса. Зомбированная крыса. Его цель — Полковои. Быстро отвечай. Нам нужно его переиграть. Через сколько он ребутнется? Где точка респауна.

— Что? — японка ошеломлена новостью. Ей требуется несколько мгновений, чтобы собраться. — По-разному. Если плотность живы здесь хорошая, несколько секунд. Точка респауна — выборочная, в радиусе двух километров вокруг места прошлой смерти.

— То есть… — я оглядываю темные сосны. — Он где-то здесь. Притаился тихушник.

— Да, Банк памяти Вселенной сразу запускает его сохраненную копию на материализацию. Сама жива его воссоздает заново, буквально из ничего. Но я все равно не могу поверить…

Грохот одиночного выстрела в наушнике. Затем вдруг голос Ясны:

— Перун, Аяно подстрелили…зеленкой…в плечо. Она без сознания.

Сука! Девочки втроем сейчас, как на ладони же. Бессмертный может их снять по одной, как уток. Я прикусываю губу. До крови. Только, почему он не выстрелил японке в голову? Промазал? А почему не стреляет снова?

— Ясна, как хорошо Бессмертный стреляет из снайперки?

— Выше среднего.

Оглядываюсь на бездыханных Полковоев. Понятно. Задание у Бессмертного — окончательно поссорить меня с Кругом. Ранил одну девушку, чтобы остальные кричали и звали меня на помощь. А я бы оставил этих сонь ему на съедение, на всех порах бросившись спасать своих девочек. Спецназовец заранее оставил в лесном схроне винтовку, чтобы, когда сам же подорвется, взяться за чудо-патроны. При этом на рожон не лезет, меня не пробует подстрелить, помнит печальный опыт его предшественников, палит по девочкам. Соображающий зомби. Не знаю, что сделали с Бессмертным, но выучка коммандос осталась при нем. Лучше бы хрипел и пытался съесть человеческие мозги.

Полная засада. Единственный выход — снова прикончить урода. Вместе с чудо-патронами, ибо нехрен.

— Ясна, взрывай всё вокруг.

— Он ребутнется.

— Зато вы спасетесь.

— Поняла.

— Бестия, помоги ей техниками Агни.

— Так точно.

Я смотрю направо и вижу, как туча желтых сфер накрывает светом деревья и буреломы. Ночная тьма рассеивается, на смену ей приходит огонь. Пепелище разрастается в длину и в ширину. Пожар окутывает дымным облаком звезды. Из пекла раздается сдавленный вскрик. Не нужно быть гением, чтобы узнать кричащего.

Итак, Бессмертный снова сдох.

Какой его следующий ход? Он предусмотрел, что подрыв может не сработать и запрятал винтовку. Заготовил ли зомби план на случай второго провала? На его месте я бы разработал десять планов. А потом подумал бы и накидал бы еще десять. У Бессмертного нет никаких способностей, кроме посмертного респауна. Он всего лишь натренированный человек, без доспеха и техник. Обычно «зори» используют его только как камикадзе. Сейчас же он в одиночку выступил против «команды супергероев». Сопоставимо с тем, как если бы Бэтмен вышел против всей Лиги справедливости. Так что, в закромах у зомби еще припрятано немало.

— Перун, прием, Аяно истекает кровью, — рапортует Ясна.

— Я в курсе.

— Хорошо, ждем команды.

Без регенерации японка долго не протянет. Ясна собственными глазами видит, как жизнь из Аяно уходит, вот и напомнила. Но доверяет мне и, даже наблюдая истекающую кровью командира, подчиняется.

Я засекаю минуту. Перебарываю себя, но жду. Аяно сильная, сквозная рана в плечо ей не смертельна. Опасность несет только проедающая рану кислота. Но время еще есть, прежде чем она расползется.

Тишина. Ни одного звука. Я понимаю: скорее всего, Бессмертного здесь нет. Он снова вытягивает меня на живца. Но Ясна с Бестией в порядке….Меня пробивает пот. А вот до усадьбы как раз около полутора километров.

— Кот, Али, прием. Доложите обстановку. Где София Бородова? — тишина. — Кожеголовый, млять!

— Аднака, газа в зала. каха-каха…зеленай. Кота, Софа, Мари нутри — баюньки. Тащю ых.

Добрался, таки. Еще и чудо-газ выпустил, сволокет.

Быстро распускаю перепончатые крылья.

— Ясна, Бестия, я забираю Аяно в усадьбу. Вы живо подрывайтесь к Полковоям, — раздаю команды уже в воздухе, пикируя к трем маленьким фигурам девушек на огромном черном пепелище. — Охраняйте аристократов. Бригантину на таком расстоянии я не смогу поддерживать.

— Ясно, — отвечает Ясна и, вместе с Бестией, срывается в аллюр в сторону Полковоев. Бессмертный может телепортироваться к ним через смерть, но что он сделает против двух опаснейших «зорь»? Чудо-патронов с ним не будет, еще спрятанные должны были сгореть или потеряться в пожарище. Без криптонита Бэтмен Супермену даже не почешет спину.

Закинув японку на плечо, выбрасываю себя вверх, словно катапультой. Как стрела, проношусь над сожженным лесом и закоптившейся дорогой.

Окна в банкетный зал вынесли. Зеленый смог клубится внутри от стены до стены, ничего не разглядеть в мареве, вот, разве что, мелькнул огромный знакомый силуэт. Может, Али, может, нет.

На улице на террасе топчутся Мечи. Отряд стоит начеку с автоматами, пока Целитель лечит живой Софию. Замечаю, что Марии нет.

— Командира следующую, — опускаю японку рядом с княгиней на брошенный поверх холодных плит гобелен, видимо, содранный со стены в холле. — Кто внутри?

— Только майор Али, — докладывает Меч в полной выкладке. — Он вынес княгиню Бородову, теперь пошел за графиней Долгоногой. Мы пытались, но газ сразу же валит с ног. Доспехи пропускают отраву, воздушные техники бесполезны — не выдувают на улицу. Как будто на газ не действует жива. Жалко, противогазы не взяли.

София уже открыла глаза и вертит растрепанной белоснежной головой, пытаясь сориентироваться. Резко ее рука хватает меня за штанину.

— Артем, спаси Марию, она внутри, — шепчет охрипшим голосом княгиня.

Ну то, что я спасу блондинку, само собой, а какой интерес у моей Гюрзы? Неужто сочувствует беде девушки? Что ж, с политикой вроде связи нет.

— Долгоногим нельзя погибать у тебя в плену, — закашливается София, садясь. — Это может разозлить Круг.

А нет, дело только в политике.

Мимолетным движением оглаживаю княгиню по волнистым волосам и бросаюсь в двери. Холл, лестница, второй этаж. Из банкетного зала тянутся зеленые щупальца дыма. Я шагаю в облако отравы и пытаюсь хоть что-то разглядеть. Дымовые шашки, получается, тоже были спрятаны где-то в усадьбе.

Сквозь зеленый занавес разглядываю на полу белые локоны Марии. Рядом на коленях кряхтит огромный зеленый Крокодил. Дернувшись на звук шагов, мутант замечает меня.

— Аданака, отдахнать сял, — оправдывается Кожеголовый и взявшись за бок поднимается. Силен, чудила. Меня уже самого здесь штормит. А он сколько здесь яд вдыхает?

Вместе, не сговариваясь, берем блондинку за руки и ноги и утиными шажками двигаемся к выходу.

Бах.

Прогремел выстрел.

Схватившись за живот, Али заваливается на бок, отпустив ноги Марии. Ух, совсем сдал животина. Кто же бросает такие шикарные ножки! Пулька-то обычная, никакая не «зеленка». Высшая Гончая даже не заметила бы такую. Демоник называется.

Ну, Марию я с самого начала окутал Бригантиной, поэтому новый выстрел не причиняет графине вреда, только пуля рикшетом от ее груди опять бьет Али в живот. Упс.

— Ухххх, — со стоном Крокодил хватается за новую рану.

Ладно, его регенерация починит, как выползем.

Бережно кладу Марию на пол. Оглядываюсь в поисках Бессмертного. Кругом сплошная зеленка, запаха в этой вонючей отраве не слышно. Одна надежда на Шариковский слух.

Тихо-тихо скрипит стеклянная крошка под босой ногой. Моментально определяю местоположение источника звука. Сигаю в воздух. Вблизи туман просвечивается, и впереди возникает Бессмертный. Голый, или в чем Банка родила. Бледное, будто неживое, лицо. Стеклянные глаза. Два пистолета. Замечает меня и быстро вскидывает ствол к виску.

Вжжжжжиу…

Паутина Прамуса оплетает руки и корпус «зомби». Бессмертный падает на колени. Но не теряется. Я уже знаю, о чем паршивец помышляет. Как говорит Ясна, все вы, «зомбаки», козлы! Об одном только думаете!

Засовываю ему в рот пальцы и пускаю лески Паутинки — небольшой отрезок, чтобы не задохнулся, но заткнул, как кляп. Отлично, теперь язык не перекусит. Бессмертный выпучивает рыбьи глаза, падает на пол и пытается порезаться горлом об оконный осколок.

Я легонько пинаю дрыща под дых, и он вырубается. Хватаю за шкирку и бросаю себе на плечо. Ценный груз. Повреждать нельзя. А то опять будет бегать повсюду, умирая, убивая и снова умирая, гребаный Дедпул. Кругом сплошной «Марвел». А я, может, «ДиСи» больше люблю. Он нуарней.

Али уже собрал силенки в кулак и вытащил Марию из зала на своем горбу. Молодец Кожеголовый, а то я уже беспокоился за девушку.

Подкинув Целителю работы в виде шикарной зеленоглазой блондинки, от чего он ни капельки не расстроился, я принялся раздавать команды подлеченным Софии и Аяно. Точнее всего одну команду:

— Живо выметаемся отсюда.

Княгиня с японкой недоуменно переглянулись. Я пытаюсь расторопно объяснить:

— Мы сейчас захватили семьи Великих Домов, и кто-то неплохо пытается нас подставить. Ты сама, София, сказала, что Долгоногие не должны умереть у нас в плену. Поэтому мы их отпускаем и покидаем усадьбу. Полковоев Эльсов и Курбышевых я сейчас сам отнесу в их семейные гнезда, так надежней. Залечу и к герцогу Миронову, объяснюсь за сына.

Княгиня хлопает голубыми глазами.

— Но как же факт того, что люди Долгоногих на тебя напали?

— Бессмертный своим саботажем показал, что всё это большая подлянка. «Зомбаки» есть везде, — я бросаю подозрительный взгляд на снующих вокруг Мечей. — Просто Рудковский подставлял Долгоногих, чтобы я сцепился с ними, ну и с Кругом, если повезет. И ему повезло. Аяно, езжай к цесаревичу. После Миронова я тоже полечу к Владимиру. Буду требовать местоположения Рудковского.

Японка кивает.

— Подожди, — София берет меня за руку, крепко стискивает пальцы. — Что значит: «зомбаки» есть везде»?

Смотрю в большие глаза девушки. Она испугана, но не подает виду. Знаю, я сказал страшное. Повара, слуги, телохранители, даже друзья и близкие…Мы не знаем, откуда прилетит нож. Огромная шпионская сеть, похожая на паутину, запутала меня и заставила обвинять невиновных.

Подаюсь вперед и оглаживаю девушку по пепельным волосам. Провожу пальцами по гладкому изгибу шеи.

— Главный паук скоро умрет. Обещаю.

Со стороны пепелища донесся далекий смех сойки-пересмешницы.

Глава 3. Теракты и кексики

Рассвет понедельника пробивается сквозь темные шторы в кабинет.

В своем поместье герцог Андрей Миронов подносит к глазам стакан, катает по кругу виски, сосредоточившись на игре света в янтарной жидкости. Желтые блики пляшут, гипнотизируя и не давая разрастись горю в сердце. Герцог пригубливает напиток, пытаясь вкусом меда и пряных трав притупить боль от потери.

Глеб мертв. Гения его крови разнесло на куски.

Разведывательные дроны всё видели. Андрей несколько раз проматывал запись. Школьник-плебей Бесонов одолел целых троих Полковоев, а затем один из боевиков школьника подорвался. Почему Бесонову нужно было уничтожать своего человека? Что за изощренная казнь? Таким образом школьник преподал Кругу садистский урок? Мол, своих даже не жалею. Но это уже какое-то сумасшествие. Либо тут еще другая игра? Замешан кто-то еще?

Что происходило дальше на поле боя, было неизвестно. Дроны отключились, видимо, нашли и сбили.

Если у кого и были до этого сомнения, теперь все понимают: гроза моджахедов Перун и школьник Бесонов — одно лицо. Синие когти, брызжущие молниями, не оставили сомнений.

Андрей сжимает до треска стакан. Винить в смерти сына некого, только себя самого. Герцог поддался тщеславию, жадности, гордыне и страху. Он повел себя недальновидно. Попытался устранить угрозу, пока строящийся Дом Бесонова подставил спину. Слишком огромно новоявленное объединение Настьевых и Бородовых, слишком страшные перспективы в себе несет. А если вспомнить кто им управляет, и нет, Андрей не столь глуп, чтобы считать Бесонова еще и гениальным управленцем, хватит с щенка того, что он сильнейший отморозок в Империи. Заправляет балом точно София-Гюрза, бывший палач Третьего отделения. Сереброволосая ведьма прошлась по стольким головам, что неудивительно. Она спелась со школьником, ибо оба охочие до власти. Эти монстры подходят друг другу, как смежные элементы мозаики. Бесонов — прямая несокрушимая сила, Гюрза — жестокое коварство.

Змеиный план Софии несложно отгадать. Ее действия говорят сами за себя. Новый Дом подомнет под себя всех, создаст экономическую и политическую угрозу членам Круга. Это уже настоящий синдикат. Корпорация Бесоновых разрастается, а величие одних всегда означает падение других. София развила схему по созданию финансово-промышленной экосистемы. Собственные финансовые институты дают бесперебойную краткосрочную ликвидность технологическим предприятиям. Банки обеспечивают платежный баланс акционерных проектов Бесовновых. Благодаря этой схеме Бесоновская продукция дешевле, чем у конкурентов. СМИ Настьевых создают Гюрзе нужный имидж и очерняют неугодных. Вдобавок, Кандагар дал ей возможность влезть в сельское хозяйство и сбыт удобрений. Гюрза превращает имперский рынок в свой личный бутик.

А последние события показали, что тандем монстров уже наступает физически. Убили Деймона Настьева, под предлогом его покушения на племянницу, и прибрали к себе его Дом.

Захват усадьбы Долгоногих нельзя было не использовать для совместного удара. Андрей решился на конфронтацию, обещав членам Круга спасти устоявшийся строй: аристократы вверху, чернь внизу. Заслуги Перуна в Афгане уже не имеют значения, когда он тот же Афган создает здесь, дома. Под воздействием момента Круг решился устранить школьника, да и император не наложил вето на решение собрания.

Только Андрей недооценил мощь этого Перуна и глупость своего сына-гения и двух других Полковоев. Втроем вышли против афганского отморозка и тем самым погубили себя. Зачем? У них было численное и огневое преимущество. Столько Домов поддалось страху, скинувшись по сотне лучших дружинников. Надо было стереть усадьбу Долгоногих вместе с Перуном в порошок, а не играть в честных поединщиков. Да и разве это честные? Трое против одного? В чем смысл?

Андрей поднимает трубку с телефона на столе и набирает род Эльсов:

— Друг Эдуард, я, как никто другой, понимаю твою утрату сына и сам переживаю ровно такое же горе, но нам нужно решить, как действовать против общего врага…

— Он вернул мне сына, Андр, — прерывает герцога старый друг.

У Андрея чаще забилось сердце.

— Слава жив?

— Да, Бесонов только что вломился в мой дом, разнес к чертям всю охрану, и бросил к моим ногам сына. Бездыханного, но живого. Половина усадьбы сгорела от его молний, Андр. Я никогда не видел столь впечатляющей силы. Пули и техники огибают этого мальчика, словно заговоренные, — пауза. — Мне звонили Курбышевы. До меня он провернул то же самое с ними.

— Что «то же самое»?

— Пошвырялся молниями в охрану, сжег в назидание поместье и вернул живым племянника.

Андрей хватается за грудь. Кажется, сейчас его стукнет инфаркт. От разрывающей изнутри надежды.

— Он заставил написать отказ от военного конфликта с ним, Андр, — без нотки печали говорит Эдуард. — Курбышевы тоже подписали мир. Мы выплатим ему по сто миллионов. Сумму он, кажется, назвал от балды. Но, знаешь, без разницы уже.

— Без вас не состоится операция, — бросает Андрей, хотя мысли его крутятся о совсем другом. Жив ли Глеб? — И Гюрза раздавит нас поодиночке.

— Андр, очнись. Перун бы уже раздавил нас, если бы хотел. Час назад он топтал ковер в моей спальне и мог десять раз меня прикончить. Мы ему даром не сдались.

— Но синдикат Гюрзы…

— Правильнее его называть Дом Бесоновых, — прерывает Эдуард. — Да, Бородова может нас раздавить в экономическом плане. Ее торговая и имиджевая стратегии очень эффективны. Но это уже конкуренция, а не военное противостояние. Рыночными методами нам никто не запрещал бороться. Время быть бизнесменами, а не боевиками.

— Я тебя понял, — вынужденно вздыхает Андрей и говорит, то, что его сейчас больше всего на свете интересует. — Ты знаешь что-нибудь насчет Глеба? Мой мальчик тоже жив?

— Твой сын мертв, — резкий голос со стороны окна, словно пуля, пронзает слабое сердце герцога.

Бордовая штора сдвигается, и с подоконника спрыгивает сам Бесонов. В черном, пыльном и грязном смокинге, видимо, еще с вечера Долгоногих. За спиной сложены огромные крылья, как у летучей мыши. На правом ухе мобильная гарнитура.

Андрей горящими глазами смотрит на плебейскую отрыжку. Он не замечает, как сжимает пальцы в кулак и стакан разбивается. Мокрые осколки сыплются на паркет.

— Какая встреча, князь Артем, — рычит Андрей. — Оказывается, вы можете проникать в дома, как домушники, не потревожив охрану.

— У меня не так много времени, — Бесонов, скрестив руки на груди, облокачивается плечом на книжный шкаф. — Расставим все точки над «i», и я пойду по делам. Твоего сына убил не я, а Рудковский. Скорее всего, Рудковский. В общем-то это всё.

Он разворачивается обратно к окну. Андрей ни на каплю ему не верит.

— Почему ты ворвался ко мне без фейерверков, как к Эльсам и Курбышевым? Хочешь зарезать по-тихому?

— Если ты не заметил, — вполоборота встает Перун, — то я уже ухожу.

— И даже не потребуешь контрибуции в сто миллионов? — фыркает герцог.

— Ты свою контрибуцию уже заплатил, — пожимает плечами Перун. — Но кое в чем ты прав. Я всегда могу легко проникнуть в твой дом, как домушник. А еще могу вломиться, разнеся к черту стены и охрану, как недавно к Эльсам. И, выбирая действия против меня, учитывай, что я обязательно загляну еще раз.

— А я устрою тебе радушный прием, — дернув губой, обещает Андрей.

Перун какое-то время внимательно смотрит герцогу в глаза, потом вздыхает:

— Мне казалось, что это я импульсивный подросток, — парень отводит в сторону правую руку, длинные синие Когти вспыхивают на костяшках. — Сожалею о потере сына, только я здесь не при чем. И у меня тоже есть родные. Либо ты дашь свое гребаное дворянское слово, что не посягнешь на их жизни, либо ты уже никогда ничего НЕ. СКАЖЕШЬ.

Герцог и глава Великого Дома Мироновых чувствует дрожь в коленях. Но он находит в себе силы встать с кресла. Вытирает облитую виски руку о шелковую пижаму. Перун ждет, дает время собраться и решить, как поступить со своей жизнью. Голова кружится от странного волнения. Врать щенку нет смысла…наверное. Бесонов точно сильнее трех Полковоев, а, значит, Андрею, в отличие от покойного сына всего лишь Рыкарю, с ним не тягаться.

— У тебя ведь есть еще дети, — вдруг говорит мальчишка. — Подумай о них, не создавай на пустом месте кровавую баню.

И сердце Андрея дает сбой.

— Обещаю не преследовать твоих родных и близких, — выдыхает герцог.

— А что с нами с тобой?

Андрей не успевает ответить. У Бесонова звонит телефон, он сразу принимает звонок через гарнитуру.

— Да, София? — глаза мальчишки округляются. — Порешили тридцать сановников? Прямо в Кремле что ли? Э-э… серьезно? Я так-то пошутил. Кого-то в собственном доме? Что за бред? Зачем Рудковскому кусать руку, которая его кормит? Значит, Паук не полицай. Без понятия, Соня, — Бесонов устало водит рукой по лицу, он вдруг затихает и поднимает глаза на Андрея. — Договорим позже, герцог.

И демоник выстреливает с места в окно. Тысяча осколков разлетается по комнате, сорванная штора накрывает ковром паркет.

— Ваше Сиятельство? — раздается снизу голос привлеченного шумом охранника, и почти сразу грохот автомата и громкое: — Тревога!

Но пули не попадут в Бесонова. Герцог верит словам Эдуарда. Будут огибать, как заговоренные.

Вовсе не осторожность заставила Перуна красться сюда тайком. Щенок мог разнести в хлам усадьбу Андрея, но предпочел вести себя деликатнее именно с ним. Возможно, из-за смерти сына, но как-то плевать. Андрей не позволит своему Дому исчезнуть в тени синдиката Гюрзы. И дело даже не в мести за сына, нет, герцог еще докопается до правды и накажет виновных. Только, в любом случае, палачиха вместе со своим плебейским отморозком поплатятся за то, что посмели перевернуть старые устои. И не важны грандиозные боевые заслуги Перуна, не важно, спасал ли он осажденную армию в Канадагаре. Ведь за собой на вершину он потянет и остальных свинопасов. У черни же должно быть только два места — на дне, либо в могиле.

— Перун? — проносясь над облаками, дозваниваюсь до Ясны.

— Где Аяно? Она не берет трубку.

— У цесаревича. Ты же сам ее туда отправил, — удивляется рыжая и тут же вставляет: — Я слышала новости. Убили дофига сенаторов и других чиновников. Покушались даже на великого князя Николая. Это всё «зомбаки»?

— Похоже, пока, — отвечаю не вникая. Сейчас гадаю только об одном.

«Зомби» ли Аяно?

Бессмертный мог специально подстрелить японку, чтобы она была вне подозрений. И как раз, в самый сезон охоты на чинушек, я отправил Аяно на виллу к Владимиру. Трубку она не берет, возможно, потому, что занята шинкованием цесаревича на урамаки с нигири.

Блин, похоже у меня разыгралась паранойя. Вижу стеклянноглазых везде. А всё потому, что не знаю, кто управляет «зомбаками». Думал, Рудковский. Но полицмейстер бы не стал гробить правительство.

Входящий звонок.

— Бес, — голос Кали. — Что случилось? Лимузин Софии забрал нас с девочками из лицея посреди уроков.

— Так надо, она выполняет мое поручение.

— Надо так надо, — не спорит Леди Волчица. — Если понадобимся, привлекай нас, пожалуйста. Мы ведь тоже круто деремся.

Усмехаюсь.

— Надеюсь, не понадобится. Машина забрала всех поляниц?

— Нет, Алла сегодня у себя дома осталась, на день рождения матери. За ней отдельно машину отправили, — Кали молчит немного. — Ты это… когда уже меня опылишь? В Афгане как-то не сложилось, потом Аллу похитили. Или сейчас не время обсуждать?

— К сожалению, не время.

На ее месте Белоснежка, наверное, заканючила бы: «Ну как всегда. Одна не целованная хожу».

— Ясно, — только вздыхает Кали.

— Подожди меня еще немного, — пробую обнадежить.

— Без проблем, — наигранно бордо отвечает.

На этой ноте я и подлетаю к вилле цесаревича. Знакомая уже жемчужная дача, в которой можно жить как падишах, но Владимир предпочитает ездить только на выходные. Зато платиновый унитаз дольше не сотрется.

Сразу врываюсь в двери. Позади слышатся крики охраны, щелчки взводимых курков. Но опоздали — я уже в доме. Громко играет музыка, видимо, вечеринка идет полным ходом.

Захожу в гостиную. Никого. Куча нетронутых закусок на столах, Али бы здесь понравилось — вот эти кусочки мяса в тарталетках очень сильно смахивают на курицу или индейку. Один хрен, для Али индейка та же самая «куряца», только «бальша».

— Перун? — с диванчика поднимается Аяно. О, японку я и не заметил.

— А где все? — смотрю внимательно ей в глаза — вроде не стеклянные. Значит, у меня все же паранойя, замечательно. — Гости решили зачмырить цесаревича и не прийти на приглашение?

— Управитель виллы сказал, что Владимир их сам ночью прогнал, — поводит плечом Аяно. — Ему расхотелось веселиться после сообщения, что ты схватился с Долгоногими и Кругом.

— Как это по-дружески с его стороны. Переживает за меня.

— Ну уж, вряд ли за тебя. А утром пришла не лучше новость. Уже слышал о терактах?

— Ага.

Топот вломившихся безопасников заставляет нас обернуться. Куча стволов направлено мне в лицо. Не обращая внимания, подцепляю с тарелки тарталетку с творожным сыром, зеленью и яйцом и начинаю свой завтрак.

— Подними руки! — кричит безопасник в солнцезащитных очках. Пасмурной осенью, конечно, самая необходимая вещь. — Разожми пальцы!

— И запачкать ковер? — с упреком смотрю на него. — Вот ты вандал.

— Этот человек со мной, — объявляет Аяно. — Он явился по моему поручению.

— Да, госпожа Кимура, — кивает «солнцезащитный» и дает отмашку своим. Безопасники дружно утекают на улицу.

— Веди к цесаревичу, — оттряхиваю я руки от крошек.

— Я еще сама его не видела, жду вот аудиенции уже почти час. — вздыхает японка.

Я подозрительно на нее смотрю и выхожу в коридор. Навстречу попадается служанка с полотенцами. Эту блондинистую кралю в обтягивающем фартучке уже видел. Только тогда я был в демонском обличье, и бедняжку не удержали ножки. Попой виляла девушка тогда замечательно.

Сейчас краля при виде меня замирает. Голубые глазки, сонные из-за рани. Чепчик так мило на бок съехал.

— Красавица, а где цесаревич?

Она показывает на потолок.

— На втором этаже, господин.

— Благодарю.

Подмигиваю, от чего ее щечки слегка розовеют. Странная реакция. Я ведь Яку не использовал. Хотя может она приняла меня за какого-нибудь высокопоставленного гуся, князя, например. Упс, так я же и есть князь. Вот дырявая память.

На лестнице меня догоняет японка.

— Перун, а чего ты на меня так странно смотрел, когда в дом вошел?

— Да вот, пока летел, боялся, вдруг ты тоже сделалась рыбоглазой и сейчас цесаревича вовсю мочишь.

— Ну, спасибо, — обижается Аяно и смахивает соринку с перил. — Вот значит какая у нас стадия отношений? Недоверие?

— Ой, ты все прекрасно понимаешь, — закатываю глаза. — Не строй из себя обиженную любовнцу. Любой может оказаться «зомбаком». Даже я сам.

— Буду иметь в виду, поручик Перун, — фыркает она, отвернувшись.

Ну всё, на чины перешли. Значит, серьезно обиделась. Наверно, служебные романы поэтому плохо кончаются. Личное смешивают со служебными полномочиями.

— Как тяжело, когда будущая жена старше по званию, — наигранно вздыхаю.

Аяно сбивается с шага, щечки румянцем покрываются, но сдерживается изо всех сил, чтобы на меня не смотреть. Ну, ничего, мы еще прогреем твое командирское сердце.

— Так и где он? — оглядываю я коридор.

За одной из дверей раздается писклявое оповещение из какой-то детской приложухи:

- Трнк. Поздравляю. Кремовая помадка готова. А теперь украсьте ваш кексик рюшечками и звездочками из мармеладок.

— У Владимира есть ребенок? — удивленно смотрю на Аяно.

От удивления она даже забывает обижаться на меня:

— Нет.

Напрягшись, я дергаю за ручку двери. Открывается просторная комната, размером с московскую квартиру-студию. А там цесаревич сидит на платиновом толчке. С телефоном в руках.

Мы встречаемся взглядами с унитазосидящим наследником. Тишина, шокированное молчание.

— Трнк. Поздравляю. Мармеладки отлично подошли вашему черничному кексику.

И это служит катализатором.

— А!!! Перун! Твою мать! Пошел нахрен из моего туалета!

— Ухожу. Один только вопрос — он правда платиновый?

— Напыление!

— Ясно! А еще можно …

— Закрой дверь!!!

— Ладно-ладно, спокойно смывайте свой «черничный кексик».

Хлоп.

Глава 4. Охота на орленка

Захлопываю дверь. Владимир еще что-то продолжает орать, нехило так взбешенный. Пиликают оповещения из его мобильной игрушки.

— Значит, живой, — скрестив руки на груди, облокачиваюсь на стену.

Японка сужает раскосые глаза и раздраженно дергает ярко-алый темляк, петлей обвивающий рукоять катаны.

— Извини, что разочаровала, — возмущенно бросает. — Ты ведь ожидал увидеть его голову, насаженную на мою катану.

— Я всё слышу! — взвизгивает цесаревич. — Вы эти шутки бросьте! На грани пляшете!

Не обращаем на визги внимания.

— Ожидал, — не спорю и, оглядев крепкие бедра японки, демонстративно вожу языком по губам. — Ох, как бы я тебя наказал. Шлепками бы не ограничился.

Аяно смущается, но глаза начинают блестеть, розовые губки приоткрываются:

— Дурак, — томным голосом выдыхает тихо. — Озабоченный.

За дверью становится подозрительно тихо.

— Ваше Высочество, — кричу. — Вы собираетесь выходить?

— Я к вам не выйду, — раздается испуганное. — Вы себя послушайте, головорезы. Голова на катане, вот как значит! Где моя охрана вообще? Как вас пустили?

И продолжает пиликать в свои «кексики», неудавшийся кондитер.

У каждого свои причуды, так что не осуждаю. Безусловно, «кексики» лучше, чем всякая садистская хрень, которой частенько подвержены сильные мира сего. Вроде двадцать первый век, хоть и боярский, а до сих пор многие безнаказанно избивают простолюдинов, насилуют служанок, занимаются прочей паршивостью. Даже помню на эту тему кое-что из уроков по обществознанию. Когда социальные лифты отсутствуют, социальные группы превращаются в болота. Дворяне ленятся и борзеют, средние классы отчаиваются и перестают прогрессировать. Боярская Россия с военной точки зрения очень сильная страна благодаря тем же дворянам, но такой иерархический подход морально устаревает. Всё из-за закрытости во владении живы. Мало сильных юзеров. Китайцы уже модернизировали свой строй, их каратистские Школы принимают таланты любого происхождения. А Школы у них не уступают во влиянии дворянским родам. Да даже британцы уже провели реформы, а они как бы плохие ребята, которые связались с демонами и инферно. Зато русские аристократы никак не решатся тянуть вверх свой же народ. Обзывают земляков, которые говорят на том же языке, верят в тех же богов, чернью и голытьбой. Нормально это вообще?

Еще пять минут ждем с Аяно в коридоре, пока цесаревич завершит свои дела и наиграется. А он не торопится.

— Слушайте, — не выдерживаю, пытаясь оставаться вежливым к значимой персоне. — По-честному, мне похрен на вашу безопасность, но меня ждут дела. Вам же лучше прекращать страдать ерундой. Уже убили ваших сановников. Выходите и рассказывайте всё про Рудковского и его «зомбаков».

— Каких еще «зомбакаов»? — удивляется за дверью Владимир. — Причем здесь генерал-полицмейстер? Расследованием убийств занимаются лучшие следователи. Но впредь буду иметь в виду твое желание помочь специалистам, поручик. Если понадобится кого-то ликвидировать, тебя, Перун, позовут. Может быть.

Вот вроде взрослый дядя, обычно очень даже хитровывернутый, а капризничает, не думая, что сейчас вломлюсь и окунув его шевелюру в платиновый сортир, выпытаю все, что нужно.

Аяно почувствовала мое настроение, поэтому, опустив руку мне на плечо, пытается успокоить:

— Погоди, не горячись. Хуже только сделаешь. Сейчас цесаревич успокоится.

— А мне это надо, Аяно? — рычу. — Это на меня уже вторые сутки устраивают сафари, а прячется как страус ваш всеми любимый цесаревич.

Я вдруг замираю, принюхиваюсь. Резко дергаю за ручку двери. Заперто. Закрыться уже успел.

— Живо выходите! — дверь ходит ходуном от моих стуков. — Здесь пахнет газом.

— Потому что я на толчке сижу, кретин!

Игнорирую реплику и окутываю себя с Аяно Огнеупором. В то же время вхожу к цесаревичу в личную уборную самым деликатным способом, который сейчас возможен. Чуть-чуть не рассчитываю подачу, и выбитая с ноги дверь врезается в окно, пролетев перед носом цесаревича. Он испуганно вскрикивает. Хорошо, что уже штаны натянул. Просто сидит на своем платиновом троне и рубится в «кексики», закрывшись от внешнего мира.

Успеваю замотать будущего императора в Огнеупор за секунду до ярко-красной вспышки. Взрывом сносит межкомнатные стены. Огонь пожирает весь этаж, переплетающиеся языки пламени скачут по полу, потолку, обломкам стен. Только мы с японкой и вскочившим с пьедестала цесаревичем стоим невредимые.

— Врубайте доспехи, — командую я, когда из коридора помимо стрекота пламени раздаются легкие шаги. — Мононоке, уводи цесаревича через окно.

Японка кивает Владимиру.

— Ваше Высочество, двигайтесь за мной.

Будучи сильным ветреником, Владимир без труда сдувает с дороги огненную бахрому, и они с японкой сигают в разбитое взрывом окно.

Я же заворачиваю в коридор и что же вижу? Та самая золотокудрая краля-служаночка — виляющая округлая попа, длинные ножки, шикарные формы. Только чепчик спал, да в руках держит не полотенца, а пулемет «Печенег». Хороший пулемет, качественный, ведь сделан на основе «калаша». Да и смотрелся бы в нежных ручках секси-служанки классно, зрелище служило бы отличным стимулятором эрекции, если бы не одно. Рыбьи глаза зомбака. Всё испортили, блин.

Я резво иду к девушке, пока она, не тушуясь, открывает по мне огонь. Пули отскакивают от Бригантины. Резко останавливаюсь за три метра — на служанке нет доспеха. Не жива-юзер, рикошетом может убить.

Вжжжжи-и-и-у…

Паутинка обматывает ствол пулемета, дергаю леску, и пушка улетает из рук девушки. Оба замираем друг на против друга, как стрелки на Диком Западе. Хочется почесать репу. Ну и что теперь делать? Подойду — сто пудово язык откусит. Краля, конечно, и без языка будет красивая, да и в целом женщинам к лицу молчание. Но время тратить на прижигание. Может, так ее оставить? Чего она без пулемета сделает?

Прислушиваюсь к улице. Хлопки, похожие на выстрела, а также визг автомобильных покрышек. Охота на цесаревича продолжается. Надо идти подсоблять Аяно. Мелькает предательская мысль: если только она тоже не зомбак и спасать уже некого.

Стук. Стук.

Пока вслушивался, краля сама подбежала и теперь стучит по Бригантине обломком взорванной стены.

Тем быстрее управлюсь.

Ловлю двумя ладонями девушку за щечки. Пока она рвется как птица в силках, вытянутыми пальцами сжимаю ей сонную артерию. Обмороженные глаза служанки закатываются. Прежде чем она упала на раскаленный дымящийся пол, ловлю ее поперек талии и закидываю на плечо. Вроде не переборщил с прижатием. Максимум синяк останется.

Перескакиваю через обрушенные стены в первую попавшуюся комнату. Сигаю в окно. Во время прыжка со второго этажа успеваю оглядеть двор виллы. За Владимира вдруг взялись всерьез. Четыре бронемобилей вломились в ворота. Вокруг разразилась ожесточенная перестрелка. Взрывы, ледяные столбы, режущие ураганы, всё как всегда. Хотя не совсем. Охрана поместья сцепилась с … кем-то в мильфиновой броне. Десятки «железных людей». Гладкие серебристые доспехи как у меня.

У меня нижняя челюсть отвисает.

Мильфиновые щупальца швыряют охрану как пушинки, броня налетчиков выстреливает серебряными кольями. Выходит, армейские инженеры уже выпустили массовую броню. Быстро же они сообразили решение на основе тех данных, что передал клуб изобретателей лицея. И, конечно, среди пилотов брони затесались «зомбаки». Гребаный закон бутерброда. Или это виноват мой фрактал невезения? Надо бы с Гифером перефункционировать его, наоборот, на удачу.

Со спящей девушкой на плече отхожу в тыл. Аяно должна была увести Владимира подальше от мясорубки. Если только глаза ее не остеклянели и она не получила приказ от неведомого засранца грохнуть Вовку.

Разные хозяйственные постройки остаются позади, когда японка окликает меня из кустов у входа в подземную парковку.

— Перун, тебя нельзя ни на минуту оставить, сразу новую бабу найдешь, — огорченно говорит Аяно, разглядывая растрепанную голову девушки.

Японка держит катану наголо, рядом мнется Владимир. Ему явно не по нутру ревнивая фраза Аяно, но виду не подает.

— Это она нас нашла, — отмазываюсь. — Точнее Его Высочество.

— Итак, офицеры, — влезает в наш диалог цесаревич. — У меня к вам два вопроса. Во-первых, каков план моей эвакуации из места обстрела? Вы ведь собираетесь эвакуировать меня, правильно понимаю?

Аяно сразу же разворачивается ко мне.

— Там меньше роты бойцов в мильфиновом полисплаве. Мы могли бы их просто перебить.

— Рискованно, — качаю головой. — Вдруг Паук хочет нас обмануть, и это всего лишь видимость малой численности атакующих, чтобы мы не пытались вырваться? А под шумок кто-то из своих же грохнет Владимира.

— Из своих? — хмурится цесаревич и кивает на служанку. — Например, как она? С ней, кстати, связан мой второй вопрос. Почему она еще жива? Хочешь допросить ее?

— Вряд ли из этого выйдет толк, — поудобнее перекладываю девушку. — Слушайте, как обстоят дела. Эта девушка насильно загипнотизирована. Сейчас она тупая «зомби» с промытыми мозгами, которой приказали вас грохнуть. И вот та солдатня в броне тоже, — указываю на звуки выстрелов. — Они вовсе не предатели царя и Родины, просто их сознание контролирует один говнюк, которому вы и я как кость поперек горла.

У меня было две версии: либо наследник посчитает сказанное чушью, либо поймет, о чем речь. Первое вряд ли. Я уверен, что «зомби» — отголоски детища Третьего отделения. Вот и проверим.

Внимательно смотрю на наследника. Судя по выражению его лица, Владимир одновременно и удивлен, будто впервые подобное слышит, и в то же время не подвергает сомнению мой рассказ.

— О-о, это многое объясняет, — выдает цесаревич неожиданное. — В том числе и как смогли так просто устранить сановников. Их убили собственные люди, которым промыли мозги сверхъестественным способом. Только я не понимаю одного, — он снова кивает на служанку. — Почему ты ее не убьешь? Она опасна и в то же время бесполезна как источник сведений, раз ее сознание контролируется.

Вздыхаю. Вот такие хладнокровные ящерицы нами правят. Люди в их понимании бывают только трех видов: полезные, опасные и мусор.

— Раз вы до сих пор не поняли, то уже никогда не поймете.

— А! — отзывается Владимир. — Сентименты. Кажется, теперь сообразил.

— Это уж вряд ли, — шагаю в черный зев парковки. — Давайте уже эвакуировать вас. Что-то охрана затихла, похоже, ее уже перебили.

Автопарк на даче цесаревича внушительный. Приземистые суперкары, глянцевые лимузины, линейка дорогущих байков. Но нам нужна самая надежная тачка. Выбираем черный армейский внедорожник, покрытый композитной броней.

Закидываю служанку в салон. Садится за руль Аяно, я же поднимаюсь и высовываюсь из люка — буду шарахать молниями в «железных».

Входящий звонок. Номер незнакомый.

— Кто это? — принимаю вызов через гарнитуру.

— Хи-хи, птички не могут вас найти, Перун? Куда ты дел моего братца?

Вот и главгад сезона объявился. По одному «хи-хи» ясно, что он полный психопат. Голос, дребезжащий как разбитое стекло, прыгает местами до высокого и писклявого, как у подростков в переходном возрасте. Так, стоп. Братца?

— Перун, — окликает меня Аяно, — здесь нет бензина.

— Что? Не может быть, — с задних сидений Владимир потягивается к девушке. — Бронемобиль всегда должен быть заправлен на случай форс-мажора.

— Хи-хи, может быть вы в гараже? — я молчу. Надо же, какой догадливый сукин сын. — Хи-хи, точно. Хорошо, что моя золотая птичка слила бензин из бронетачки, прежде чем устроить вытечку газа в доме. Ах, да, в остальные машины лучше тоже не суйся. Где-то тоже нет бензина, где-то спущено колесо, а гелендваген даже заминирован.

За спиной с оглушительным грохотом взлетает на воздух ярко-желтый суперкар. Его обтекаемое крыло прыгает на капот нашего джипа. Хлопают спущенные от жара шины.

— Это был «ягуар», чучело, — выплевываю слова.

Едва произношу, как черный матовый гелендваген справа с резким бахом превращается в гигантский костер.

— Хи-хи, я просто хотел тебя разговорить. А то молчишь, как воды набрал. Будто чужой.

— Аяно, ничего не трогай. Живо вылазим, — говорю сквозь стиснутые зубы. — Тачка порчена.

Если бы бронемобиль был тоже заминирован, думаю, клоун бы уже его взорвал. Почему он не подложил взрывчатку в «машину форс-мажора»? Вместо этого устроил цирк, повзрывав левые тачки. Понимает, что Бригантина и доспехи защитили бы нас? И решил просто попугать?

От входа слышится грохот железных сапог. Показывается дюжина Т-1000 в полисплаве. Вокруг каждого вьются мильфиновые щупальца. У одних тентакли горят огнем, у других покрыты зеленой кислотой, у третьих окружены воздушными лезвиями…Техники вкупе с мильфином впечатляюще выглядит.

— Какого они ранга? — напряженно спрашивает Аяно, стиснув рукоять катаны.

— Отряд нового мобильного адаптивно-десантного полка… — задумывается цесаревич. — По уставу Кметы, минимум. Но в первый экспериментальный отбор брали только Рыкарей.

— Твою мать, — коротко выражается по этому поводу Аяно.

— Хи-хи, Перун, ты опять меня игнорируешь? — раздается в наушнике визжащий голос. — Я же обижусь.

— Потерпишь. Меня отвлекают твои «терминаторы».

— Хи-хи, так сразу бы и сказал. Сейчас устрою паузу.

«Терминаторы» застывают на полпути к нам. У одного даже сапог зависает в воздухе. Щупальца тоже прекращают мельтешить.

Аяно хлопает глазами и оборачивается на меня.

— Это ты их чем-то?

— Нет, это злодей-чучело решил устроить переговоры.

В ухе тренькает уведомлялка мессенджера о просьбе собеседника перейти на видеоформат общения. Достаю из мятого смокинга мобильник и включаю изображение. По бокам от меня встают цесаревич с Аяно, тоже любопытно, кто такую порнографию устроил. Плечико японки плотно прижимается к моему, цесаревич неодобрительно смотрит на это.

На экране появляется лыбящийся Гоша в синей короне.

— Хи-хи, вот и свиделись, братец и Перун, — он кривит губы. — И приезжая азиатка, которую никто не звал.

— Я русская, — больше на автомате произносит Аяно.

Мы втроем впадаем в ступор. Я, конечно, сразу понял, что звонит псих, но даже предположить не мог, что созданный моими руками.

— Почему ты не в лечебнице? — наконец оттекаю я первый и поворачиваюсь к Владимиру, взбешенный как никогда. — ПОЧЕМУ. ОН. НЕ. В ЛЕЧЕБНИЦЕ?

— Я не знаю, — лепечет цесаревич, отступив.

Яростно смотрю на него, а он дрожит, пытаясь совладать с дергающимся глазом. Ощущаю, как Аяно прижимается уже вовсе не жестким плечом, а очень мягким и нежным полушарием. Томное дыхание девушки обдает ухо. Гадство, Яка! Как не вовремя я сорвался.

— О, Перун, не вини братца, хи-хи, — усмехается на экране Гоша, сдвигая странную корону набок. — Тем более, что Вове недолго осталось. Даже тебе его не спасти. Точнее ты сам оставишь братца на корм птичкам, хи-хи. Но мы к этому еще вернемся. А выбраться из палаты мне помог Максимка Рудковский. Он, кстати, и развел птичек, я же просто помогаю ему заботиться о пернатиках.

— Максим? — Владимир слышит знакомое имя и через страх передо мной приближается к телефону. — Гоша, пожалуйста, позови Макса, я хочу с ним поздороваться. Мы давно с ним не виделись, а ты знаешь, что нас с детства связывает дружба.

Цесаревич говорит с братом, как с умалишенным, но я вижу по глазам Гоши, что он совсем не тот вид сумасшедшего, которого можно заболтать. Младший царевич, сбрендив, резко поумнел.

— Ну поздоровайся, братец, хи-хи, — Гоша поворачивает телефон на красное нечто в углу, и Владимира передергивает. Даже я хмурю брови. Одной Аяно пофиг — прижалась носиком ко мне в шею и вдыхает мой запаха. Слишком сильно я вдарил Якой и слишком близко она стояла.

Возвращаясь к «Максимке» — Гоша полный псих. Ни одного целого участка кожи.

— Гоша, ты же должен вернуться в палату, — содрогаясь, говорит Владимир.

А тут бы я с ним поспорил. Психопату место только в могиле.

Глава 5. Выбор

— Алла, дочка, хватит летать в облаках, — вмешивается в размышления княжны голос бывшей княгини Лидии. — Лучше помоги выбрать сервиз. Ох, мне кажется всё не то…

Тяжко вздохнув, Алла поднимается с пуфика в углу, куда забилась в надежде, что ее потеряют и забудут. Девушка поправляет складки домашней туники и послушно шагает по начищенному до блеска паркетному полу.

Алла ничего не понимает. Лидии исполняется круглая дата и, конечно, отпраздновать Юбилей необходимо. Но почему нельзя отложить мероприятие? Какая спешка собирать гостей в день террора?

Вокруг кипит суматоха, лакеи готовят к празднеству торжественный зал. Заставляют столами, которые укрывают белоснежными скатертями. По всему дому, через каждые десять метров, стоят безопасники — они следят не только за окружением, но и друг за другом. Одной охраны дома Бес посчитал недостаточной и прислал дружину бывших вассалов Настьевых.

Батлер протягивает княжне поднос с образцами вилок. Алла в прострации смотрит на серебряные приборы. В глазах расплывается. Все эти бытовые мелочи кажутся глупостью, бренной пылью, когда ее родненький Бес воюет со всем двором. Зачем эта фарфоровая посуда, зачем хрусталь? Почему она не со своим любимым, не прикрывает ему тыл, как в Афгане? Неужели так теперь будет всегда? Стезя Беса сражаться, а Аллы — следить за домашним очагом? Самое странное, княжна никогда не мечтала о битвах, но Афган изменил ее. А, может, виноват фрактал Гончей? Она стала похожей на Кали — почти столь же свирепой и непоседливой. Не в обиду «сестре», но это «ужасть», а не будущая супруга.

В сторонке мать княжны тоже волнуется, но совсем по другому поводу. Вечером приглашены сотни знатных гостей, но вот вопрос — придут ли они? Лидию успокаивают верные подруги, приехавшие задолго до пиршества.

— Ох, сварожечки, — у украшенной цветами арки лепечет бывшая княгиня. — Боюсь, никто не явится. Столько ужасных новостей — убийство сановников, покушение на самого великого князя Николая…

— А еще раньше разгром Долгоногих, — вставляет столбовая дворянка Бориславская, бросив быстрый взгляд на Аллу. Другие аристократки тут же тихо цокают на нее. Лидия Настьева делает вид, что не заметила явный намек на виновника охватившего столицу беспредела и его близкие отношения с дочерью именинницы. Алле так вообще сейчас все равно, кто и что про нее говорит.

— Ох, глупости, — возражает Бориславской аристократка преклонных лет. — Конечно, гостей будет уйма, пускай треть и не придет. Посмотрите на это прелестное создание, — умиляется старушка Алле. — Наш бутончик распустил лепестки и оказался прекрасной розой. Полюбоваться на юное очарование явятся все знатные кавалеры, уж поверьте.

Княжна не реагирует на похвалу, продолжая смотреть на поднос с приборами. Ее бледный лоб нахмурен.

— Неверно мыслите, — Бориславская опять вставляет свои пять копеек. — Кавалеров отвадит один только звук имени того, кто является нареченным вашего очарования. Князь Бесонов уж слишком отметился в последнее время. Круг объявил ему войну, если не забыли.

— Эта война закончилась, не успев даже начаться, — Лидия поспешно говорит. — Эльсы и Курбышевы еще ночью подписали мирные соглашения. Утром Круг отменил недоразумение под названием карательная операция.

— Ох, Лидочка, неужели ты думаешь, что руководящие члены Круга сразу же стали друзьями Бесонова? Их можешь спокойно вычеркнуть из списка гостей.

Алла вслушивается краем уха. О структуре Круга она знала со средней школы. Входили в организацию все Дома. Члены делились на обычных и руководящих. Постоянными руководящими являлись самые могущественные Великие Дома: Мироновы, Эльсы, Курбышевы, Долгоногие и Бородовы. Еще были семь временных руководящих членов — их избирали раз в два года прочие Дома. Настьевы такой чести еще не удостаивались. Только руководящие члены могли выдвигать вопросы на голосование. Голосовали тоже только они сами. Чаще всего временные руководящие члены безропотно слушались постоянных. Получается, что остальные Дома обязаны подчиняться решениям сильнейшего квинтета, если это не противоречит законам империи. Так что формально Бесу объявила войну вся аристократия, а по факту лишь самые могущественные. Прочих просто не спросили.

Но Артем уже разобрался с брошенным ему вызовом. За одну ночь. Алла бы улыбнулась от радости за любимого, если бы ей не было так тревожно. Сердце режет камень смутного беспокойства. Чем большую силу и смекалку проявлял Бес, тем изворотливее и опаснее становились его враги. Когда наступит конец этому противостоянию?

— Меня больше волнует столь плотная охрана в помещении, — проявляет неудовольствие другая дворянка снующими повсюду безопасниками. — Почему их нельзя хотя бы согнать на улицу?

— И, правда, Аллочка, — спохватывается Лидия, окликнув дочь. — Нельзя ли сбавить осторожность? Кто уж прямо нападет?

— Ваше Сиятельство, — возникает из позолоченных дверей Бион Сыренко, командир присланных дружинников. — У меня распоряжение от Его Сиятельства Бесонова сутки минимум держать особняк под повышенным контролем. Это касается и гостей, и слуг. А также и моих собственных людей. Велено следить за каждым.

— Дамы, да это уже паранойя, — замечает Бориславская. — Алла, твоего жениха-князя, случайно, не мучает мания преследования? Или, может быть, он следит за тобой, потому что не доверяет? Вдруг на вечере, правда, будут импозантные кавалеры.

Тишина. Дворянки осуждающе смотрят на Бориславскую. Обычно аристократка не в пример сдержаннее и улыбчивее, но, говорят, однажды она имела интрижку с самим Глебом Мироновым. Молодой Полковой был пьян и соблазнился на ее пышный бюст и крутые бедра, несмотря на разницу в семь лет. Кончина же молодого герцога поставила крест на надеждах аристократки повторить пикантный опыт.

— Лиза, — расстроенно говорит Лидия дворянке. — Зачем ты так?

— Думаю, вы правы, — неожиданно говорит Алла, сосредоточив взгляд темных глаз на нахмурившемся лице Елизаветы. — Возможно, мой жених действительно поручил дружинникам следить и за мной, — она плотно сжимает губы. — Ведь я беспокоюсь за него и могу в любой миг сорваться искать его. А уважаемые судари мне этого не позволят, — кивает Алла на командира безопасников. — Так ведь, Бион?

— Так точно. Мне поручено проследить, чтобы будущая княгиня не покидала усадьбу, — виновато разводит руками дружинник. — Прошу извинить.

— Не нужно извиняться, — Алла натягивает маску ободряющей улыбки. — Спасибо за службу.

Княжна выходит из зала. К черту серебряные вилки и золотые блюда. Пускай мама сама празднует свой День рождения, если ей праздничный торт в горло лезет.

Яростный волчий вой примораживает княжну на месте. Ошеломленная, она прислушивается к затихающему протяжному эху. Гончая? В Москве?

Хлопки выстрелов и низкие рычащие звуки снаружи выводят княжну из ступора.

Еще ни одна мысль не успевает созреть в голове, как Алла бросается обратно в зал, хватает Лидию за руку.

— Ма, за мной, — не слушая ее испуганные причитания, княжна дергает вдову Настьеву в сторону лестницы. Благо, силе Гончей хрупкая женщина ничего не может противопоставить. Понадобится — Алла волоком ее потащит.

Краем уха Алла слышит команды Биона. Он велит двум безопасникам следовать за будущей княгиней. Остальных дружинник уводит в холл.

«Лишь бы добежать до комнаты, — молится про себя княжна. — Тогда Гончие обломятся».

Но далеко продвинуться не удается. Их застигают на лестнице. Окно на втором этаже, оранжево-желтое от заглянувшего утреннего солнышка, взрывается серебряным дождиком, и, купающаяся в стеклянных брызгах, лохматая тварь мощным прыжком сигает вниз. С диким воем, пробирающим до костного мозга. Безопасники не теряются — моментально заслонив собой Аллу, разом открывают огонь из пистолетов.

Тварь с волчьей мордой с грохотом приземляется на лестницу. Деревянные ступени ломаются под кривыми когтями. Палят пистолеты. Бесполезные пули лишь выбивают из толстой шкуры фонтанчики крови. Гончая надвигается резкими скачками, безопасники же с ужасом пятятся, не переставая стрелять. Алла делает молниеносный рывок между мужчинами, навстречу твари.

— Госпожа! — крик сзади тонет в рычании и грохоте огнестрела.

Вдруг княжна встает в полушаге от Гончей. От стремительной остановки рассыпанные в воздухе длинные черные волосы продолжают лететь вперед и бьют демона по песьей морде. В то же мгновение локоны обращаются в оскаленных змей. Черное облако волос превращается в комок гадин, впившихся в глаза и нос Гончей. Истошный вой боли вырывается из волколака.

— Не зря меня Светка называла змееволосой, демон, — оскаливается Алла и со всей силы наносит удар кулаком. Грудная клетка твари с хрустом пробивается.

Тварь не Высшая, но на всякий случай Алла вырывает ей сердце, а потом перекидывает за перила, чтоб не загораживала дорогу.

— Алла! — в ужасе Лидия созерцает змееволосую дочку с окровавленной по локоть рукой.

— За мной, — не оборачиваясь бросает княжна. Безопасники, переглянувшись, не смеют перечить опасной госпоже. Да и Лидия решает правильным послушаться.

В своей комнате Алла достает из шкафа кожаную куртку с мильфиновыми бляхами, а также биохазард из стенного сейфа. Куртку накидывает себе на плечи, гаджет с семенем Хаоса прикрепляет сверху.

— Мама, ты только не пугайся, — бросает княжна бледной, как моль Лидии.

Активация Дара моментально заставляет толстые бляхи растекаться по телу, соединяясь друг с другом и образовывая очертания перьев. Вспыхивают на образовавшемся шлеме багровые глаза, вырастает загнутый клюв, как у стервятника. Остроконечные металлические крылья распускаются за спиной.

Из коридора доносится свист пуль, треск ломающейся мебели, крики умирающих и протяжный вой. Не одна демонская глотка надрывается. Алла в замешательстве. Как поступить? Она бы могла попробовать улететь. Но мать не бросишь. Взять с собой? Могут подстрелить с воздуха, ведь враги, наверняка, не только демонов послали, а у матери слабый доспех.

Но поздно дергаться. Черная лавина тварей затапливает комнату Аллы, и она только успевает дернуть Лидию за спину. Нет, еще она видит, как безопасников почти сразу разрывают на части.

«Это не конец! — мелькает отчаянная мысль. — Хотела драться вместе с Бесом! Так вот давай, дерись, пробивайся к нему!»

Монстры наваливаются скопом. Алла кромсает длинные лапы крыльями, осыпает острыми перьями. Лидию не слышно. Жива ли вообще? Некогда обернуться и проверить. Кривые когти вскользь задевают княжну по шлему, отвратительный дребезжащий звук отдается в голове.

— Это не конец! — кричит она и клюет в глаз воющего волколака, упавшего на колени. Череп твари трескается, словно стеклянный, мозги растекаются по черной шерсти. — Не конец!

Я смотрю на ухмыляющегося психа на экране мобильника. Привлекает внимание синяя корона, сдвинутая набок. Просто понт? Или что-то, связанное с творящимся сюром?

Аяно немного отошла от Яки и больше не прижимается остервенело. Ну, разве что, плечом немного. Это можно.

— Хи-хи, — Гоша подхихикивает. — Я так мечтал снова свидеться с тобой. Пообщаться, наконец, на равных.

— Гош, я никогда не смотрел на тебя свысока, — Владимир пытается ласковым тоном заговорить психа. — Ты ведь мой брат.

— Не о тебе речь, жалкий, — отмахивается от брата полоумный царевич. — Я о Перуне мечтал, хи-хи. Знаешь, я до сих пор их вижу. Громовых волков. Вот прямо сейчас. Вижу и боюсь, хи-хи. Ай! Не кусайтесь! Тихо, песики!

Подскочив и одернув руку из пасти своей галлюцинации, он разражается нервным смехом и смотрит безотрывно мне в глаза.

— Пускай я до чертиков напуган, но по могуществу сравнялся с тобой, хи-хи. Потому что могу контролировать тебя, Перун.

Я скептически поднимаю бровь.

— Думаешь, меня убьет дюжина солдатиков в мильфине?

Недоумение пляшет в глазах психа.

— Убьет? Я не хочу тебя убивать, хи-хи! — вдруг он огорченно вздыхает. — Как ты мог обо мне так подумать после всего, что между нами было! Я хочу… Ай! Фу! Нельзя! Фу! Плохие песики! Пшли вон!

Мы с Аяно и царевичем с каменными лицами дожидаемся, пока Гоша отобьется от приставучих глюков. Наконец, он натягивает улыбку и продолжает:

— Я хочу лишь показать, что мы с тобой не такие уж разные. Мы очень похожи.

Теперь уже мне хочется рассмеяться. Но удерживаюсь, а то и правда стану похожим на этого чокнутого хохотуна.

— Ты прав, — отвечаю. — Ты — сумасшедший маньяк в синей короне. А я — школота с Громовыми когтями. Просто два брата-акробата.

Владимир предостерегающе смотрит на меня. «Не провоцируй Гошу» — говорит его взгляд. Аяно молча ждет развязки, не вмешиваясь. Только плечом потирается об меня, да бедрами едва заметно подрагивает.

— Смеешься, значит, хи-хи, — кто смеется так это сам Гоша, но ему невдомек. — Я говорил о том, что нами движет. Когда ты подверг меня безумию, то обвинял в корысти.

— Это когда ты чуть не положил всю армию, чтобы угодить папочке? — смутно припоминаю.

— Хи-хи, да-да, именно тогда, — Гоша просветлел лицом. — А сам-то лучше? Что предпочтешь: спасти будущего государя, — кивает он на Владимира. — Или одну из своих сладеньких нимфеток, хи-хи? Долг родине или корысть, Перун? Какой выбор сделаешь? Ради того, чтобы тебе помочь, я даже связался со стариком из Мальтийского ордена. Провезли контрабандой пару клеток со зверюшками. Было несложно, ведь птички Максимки обнаружились даже в таможенной службе.

— Что ты учудил, чучело? — рычу, стиснув телефон.

— Сейчас и увидишь, Перун, хи-хи.

Словно по его заказу, мне приходит звонок из Службы безопасности Дома Бесоновых.

— Ответь, — улыбается Гоша.

Тебя забыл спросить, ушлепок.

— Перун, это Бежен. На усадьбу Настьевых напали демоны, а также, собственные дружинники. Половина охраны перебита, остальная держится. Подкрепление отправлено, но на подступах к поместью попало в засаду. Второе подкрепление, боюсь, не успеет вовремя… Перун, ты успеешь по небу?

— Успею, — сбрасываю вызов. Как будто у меня есть выбор.

— Мононоке? — поворачиваюсь к Аяно.

— Я готова, порежем гадов, — кивает японка и переводит взгляд на оживших «терминаторов». Они встали в шеренгу, перегородив выход. Сами не нападают, но явно и не пропустят меня, раз Гоша затеял такую игру…

Входящий звонок. Снова психопат.

— Хи-хи, забыл сказать, Перун. Я же не хочу, чтобы твоя вишневая карамелька погибла, поэтому серые птички тебя не задержат. Азиатку твою тоже. Вы свободны, но вот братика моего придется оставить. У птичек задача заклевать его, как дождливого червяка. Хи-хи. Удачки!

Владимир резко бледнеет.

— Надеюсь, вы вдвоем не удумали оставить меня, — рычащим тоном возмущается.

— Не удумали, — говорит Аяно и крепко сжимает мое плечо. — Перун, иди спасай Аллу. Я сама справлюсь с этими термосами.

— В этом нет стопроцентной уверенности, полковник Кимура, — голос у Владимира ледяной как стужа. — Это отборные солдаты из различных военных подразделений. За счет секретных медитаций из государственного тайного архива они развились до Рыкарей. Вдобавок, сейчас вооружены мильфиновой полисплавной броней. Гоша не соврал, когда поставил перед вами выбор. Либо вы спасаете наследника престола, либо свою школьницу. Так что выбирайте и действуйте, господа офицеры.

Мы с Аяно переглядываемся.

— Перун, я думаю… — осторожно начинает японка.

— Некогда думать, Ая. Еще я под дудку психопата не плясал, — раздраженно бросаю.

Когда не можешь сделать всё сам, полагайся на друзей и верных женщин. Этому я научился, сражаясь с демонами здесь, в боярской России. Потому что близкие люди — это не просто твоя слабость. Это еще дополнительные мускулы, руки, ноги, головы. И Когти. Близкие люди — твоя армия чрезвычайных мер.

Я собираю Эмулятор.

Глава 6. Перуницы

Роскошный чёрный лимузин мчится по шоссе со скоростью сто сорок километров в час. Миновав пятиуровневые развязки на окраине города и проскочив туннель под рекой и каналами, «Чайка» сворачивает на частную дорогу в усадьбу Бородовых.

В салоне сидят в напряжении три прекрасные девушки в школьной форме. Крутобедрая и широкоплечая Вика, красные волосы пышной гривой стекают на крепкую шею и пышную грудь, обтянутую белой блузкой. Высокая княжна Света-Белоснежка с точеной фигурой античной богини. Блеск для губ, легкие румяна на скулах, ароматный шлейф цветочных духов — как всегда, сереброволосая модница ухожена, подобно домашней породистой кошечке. И Кали — спортивная, крепкая девушка с огромными карими глазами и растрепанной русой шевелюрой.

Девушки почти не разговаривают. Слышно лишь, как играет приглушенная музыка из радио.

Красавиц везут в дом Софии, где им обеспечат безопасность, спрячут подальше от творящегося вокруг безумия. Столица за ночь погрузилась в хаос. Газетные заголовки пестрят калейдоскопом шокирующих событий. Войны Домов, убийства чиновников, покушения на лиц царской крови. Не знаешь, откуда ждать удара. Поэтому лицей почти опустел, дворяне позабирали чад в родовые гнезда. Невесты Артема Бесонова не исключение.

Тяжелое колючее молчание висит в воздухе. Всех девушек тревожат мысли о Бесе и его скоротечной войне с Кругом. Вроде бы, Артем победил, дворяне признали поражение. Но разве так бывает? Сегодня воюют, а завтра мирно пьют чай? Нет, поэтому жди подставы.

— Рогатая, — вдруг обращается Света к Вике, чтобы как-то отвлечься. — Ты не думала сделать запрос на новую форму? В эту скоро не влезешь — нарастила банок.

Вика поворачивается к княжне, угрожающе подбоченившись. Крупная грудь сразу же выпячивается, блузка натягивается, пуговицы опасно напрягаются, готовые сбежать на свободу. Или выстрелить в лоб языкастой Свете.

— Лучше бы ты мармеладки жевала. Зубы целее будут.

— Я тебе по-сестрински советую, не бычься только, — княжна отодвигается чуть подальше. Рука у Вики тяжелая — Высшего Тавра, как-никак, замочила. Тощий гарпиус Светы в грубой силе уступает в разы. Зато она может летать без всяких Биохазардов, так что пускай Алка обзавидуется.

— Это не из-за бицепсов, — обижается Вика и обводит рукой свои пышности. — Не видишь, как грудь выросла?

— Сложно не увидеть, — Кали слегка завистливо смотрит на формы «сестры».

— Мне кажется, это из-за тавровского фрактала, — жалуется красноволосая барышня. — Еще в Афгане начали распухать, теперь вообще ни один старый лифчик не подходит, — она проводит рукой по своим объемистым шарам. — Не сиськи, а вымя.

— Мда, беда-а, — протягивает Кали, не отрывая взгляда от колоссальных сфер, обтянутых школьной формой.

— Да, шикарная грудь, — неожиданно вставляет обычно колючая, как шершень, Света. — Главное, упругая и сама стоит, а это, при таком размере, редкость. Ты только одежду по размеру носи, а то, не ровен час, блузка разорвется и голая останешься. Не позорь нас с Перуном, короче.

— Хорошо, спасибо, — сразу приободрилась Вика, даже щечки раскраснелись от смущения.

Кали подозрительно смотрит на княжну. Светка своей стервозностью добилась того, что ее редкие похвалы стали на вес золота, и девочки очень даже их ценят. Это наводит на сомнения в природной наглости пепельноволосой. Не специально ли Бородова так себя ведет, чтобы выдрессировать «сестер». В лицее ведь ее поведение не отличается, и, как результат, все ученики кличут княжну «ледяной королевой». Не обмороженной, а ледяной. И свиты подруг вокруг вьются. И парни в любви постоянно признаются. Только и успевает посылать их подальше.

— Со мной у тебя такой номер не пройдет, седая, — заявляет Кали.

Вика удивленно хлопает глазами:

— Кали, ты чего?

— Снеговик знает, — криво улыбается девушка.

Света пристально смотрит ей в глаза и молчит.

— Чего язык проглотила? — фыркает Кали.

Княжна поправляет выпавшие у виска серебристые пряди.

— Просто заметила, что когда ты злишься, взгляд твоих карих глаз отличается какой-то особенной прелестью.

Кали чувствует, как кровь бросается в лицо. Черт! Ее тоже продрало!

— Ты дьявол! — обвиняет девушка княжну.

Та, усмехнувшись, лишь пожимает округлыми плечами.

Тихая музыка из динамиков сменяется быстрой сводкой новостей. Ничего конкретно не сообщают: расследование покушений ведется, в подготовке терактов обвиняются самоубившиеся слуги и дружинники. На этом всё. Остается неизвестным, кто подстрекатель и организатор серии убийств.

Задорное настроение сходит на нет. Девочки снова затихают, погрузившись в себя.

Кали пытается не думать, как там Бес. С кем он опять сражается, и, главное, почему опять без нее. Вот неужели она такая бесполезная? Ведь в ее распоряжении сила одного из сильнейших Высших. Багровые Когти Махжи — это вам не хухры-мухры махорочные, Кали свою полезность в Афгане доказала не раз. Она — сильнейшая поляница! Ей не нужны подачки Беса, чтобы сражаться, как остальным девчонкам. Разве только раз Бригантина пригодилась, но там бились с самим Генералом Шваром, так что это не считается. Даже Вика об нее носорожий рог поломает, сто пудово. Но Бесу все равно. Вместе того, чтобы брать на разборки с дворянами самую верную — и сильнейшую! — поляницу, носится со своей японкой. Уже поди с ней и передернул не раз, кобель. Конечно, всё правильно, а невинный одуванчик Кали пускай уроки зубрит. Вот Артем с чего-то взял, что ей хочется романтического первого раза, там шелковой постели, усыпанной лепестками роз, со свечами и дорогим винцом. И с белым пони, который к этой постели подвезет. Хочется, конечно! Она ведь девочка! Но намного больше Кали жаждет быть полезной, а не круглым поленом, которое откатили в сторонку, пока не пригодится печку растапливать.

Тем временем Света достает из портфеля пачку мармеладок. Желтая, обсыпанная сахаром фигурка мишки исчезает в розовом ротике княжны.

— У тебя же еще ни разу не было с Перуном? — жуя мармеладку, спрашивает Света.

Она не отрывает взгляд от окна, но несложно догадаться, к кому обращен вопрос. У Вики уже раз двадцать точно состоялось, судя по количеству ее рассказов.

— И че? — нехотя бросает Кали. Не врать же ей.

— Хватит ждать у моря погоды. Действуй уже сама, — Света закидывает в рот мармеладного кенгуру. — Он каждый день мир спасает, а между делом ему каждая норовит отдаться. Те же «зори», например, да и, кроме Бестии с японкой и той рыжей, полно куртизанок. На тебя уже не остается ни сил, ни желания.

— Ну спасибо, седая!

— Я серьезно вообще-то, а не чтобы подстебать, — фыркает Света, уминая сразу несколько зверушек. — Вику вот спроси, она тоже к нему сама в постель пришла, как я и Алка.

Обе дружно смотрят на Леди Носорог. Та пунцовая сидит, как свекла.

— Сама, да, — признается пристыженно и резко восклицает. — Ну и пускай, что не по приличиям! Зато потом не пожалела ни капельки!

— Делай выводы, простолюдинка, — холодно предлагает Света, снова отвернувшись к окну.

Кали задумчиво смотрит ей в пепельный затылок. Может, она ошиблась, и княжна не полная стервоза, иногда дающая подачки для эффекта, а на самом деле добрая в душе?

Кали продолжает наблюдать, как княжна, словно через силу, уминает новую горсть сладкого из пакетика.

— Свет?

— Чего тебе еще?

— А с чего это ты перескочила с бананов на мармеладки?

Вика заливисто смеется. На щеках Светки вспыхивает красный-прекрасный румянец.

— Всё тебе расскажи! Не доросла еще! — тут же начинает огрызаться княжна. — Ты даже еще не стартанула! И далеко не факт, что Перун тебя на пушечный выстрел к себе подпустит!

Нет, всё-таки стервоза. Сделав такой вывод, Кали вступает в перепалку со своим классовым врагом. Вика продолжает ржать с их «словесного футбола».

Баталия принимает уже нешуточный оборот, и княжна Бородова близка, как никогда, к применению «оружия простолюдин» — русского мата, — как из портфеля красноволосой барышни раздается славянская баллада:

Чернобровый, черноокий,

Полонил мое он сердце,

Как понять такую радость,

Что мил меня любит?

Пока Кали и Света, забыв о склоке, недоуменно переглядываются, раскрасневшаяся Вика радостно принимает звонок:

— Да, Бес? — сегодня явно день пунцовых щечек. — Хорошо. Ставлю на громкую.

— Спасайте «сестру», — коротко гаркает Бес, перекрывая какой-то шум, похожий на звон металла. — Быстро летите в усадьбу Аллы.

Сразу же Кали приходится отлипнуть от спинки сидения — за ее плечами раскрываются перепончатые крылья. А еще кожу покрывают твердые эфирные щиты — Бригантина. Рядом Света и Вика тоже обрастают крыльями, Бригантиной и вдобавок синими Когтями. Но последние у Кали есть свои. Довольная, она тут же призывает багровые резаки и демонстративно выставляет их перед «сестрами». Мол, смотрите, может, я все еще и девственница, зато сил у любимого оттягиваю на себя меньше, чем вы.

— Уже выдвигаемся, — рапортует Вика в мобильник и на ходу открывает дверь. — Девочки, одна за другой! Света, да брось ты эти мармеладки! Слышала же! Алла в беде!

Словно птицы, девушки выстреливают в пасмурное осеннее небо. Несутся на воздушных потоках. Развеваются на ветру короткие юбки, обнажая спортивные ноги. У Светы вообще подол поднимается вверх, обнажаются бледные ягодицы. Летящая позади Кали вынуждена признать — «седая» везде красотка. Не просто так ведь Бес не сопротивляется ее ночным поползновениям. Да и у Вики сочный спортивный круп, без единой целлюлитной складки. А бедра такие широкие, что запросто родит тройню. Будто и не школьница. Словно фрактал тавра как-то раздвинул ей таз.

Охваченная эмоциями, Кали летит и кричит. Восторг затапливает сердце бурлящими волнами. Она снова будет сражаться! Бес их призвал, потому что полагается на своих поляниц. Ясно вам всем?! Кали — никакое не полено, она — боевая поляница! Воительница!

Вика со Светой оглядываются на крик Кали. Увидев радостный оскал на ее лице, они тоже подхватывают клич:

— За Перуна! Поляницы!

Свистящий ветер играет с их голосами, обрывает слова, соединяет слога по-своему, получая что-то новое.

— За Перуна…ляницы!

— Пер…яницы!

— Перун…ницы!

Пока не выходит:

— Перуницы!

Удивительно, как Кали и Света, переглянувшись, единодушно подхватывают предложенный ветром клич, к ним присоединяется и Вика:

— Перуницы!

Молнии Перуна. Символ света во мраке, знак разрушения демоничечких сил и истины.

Уже издали видны клубы дыма, поднимающиеся над белокаменной усадьбой. Двор перекопан стрельбой РПГ с пулеметами и атакующими техниками. Повсюду трупы в неестественных позах. Разнесенное в хлам крыльцо охраняет группа автоматчиков. Благодаря острому зрению гарпиуса Света замечает у всех сторожей странность — стеклянные глаза. Будто уснули.

— Я бы к ним не спускалась, — предупреждает княжна впереди летящую Вику.

Громовой раскат сотрясает дом. На втором этаже вспыхивают синие зарницы с белыми сердцевинами, сиянию вторит стрекот пламени и предсмертный вой сжигаемых тварей. Гончие?

— Похоже, Алла уже вовсю веселится, — усмехается Вика. — Не позволим ей забрать всё веселье.

Влетев в разбитые окна, поляницы будто попадают на рок-концерт. Этаж охвачен пожаром. Удары грома бьют по ушам, повсюду валяются дымящиеся Гончие.

Над огромными лохматыми трупами возвышается сереброкрылая Алла. Железный клюв распахнут, внутри него пляшет непроглядная тьма. Из стальных рукавиц растут Когти Беса. Округлые вытачки для грудей залиты дымящейся кровью демонов.

— Даже нам ни одну псину не оставила, — расстроенная Вика в сердцах пинает одну из рассеченных туш. На ее голос оборачивается Леди Горгулья. Неверяще моргает багровыми глазами, низко посаженными над железным клювом.

— Вика! «Сестры»! — радостно кричит Алла, кинувшись к девушкам и осторожно приобняв их когтистыми руками. — Я так испугалась поначалу, но оказалось мне ничего не стоило их перебить. Бес как-то сразу почувствовал беду и дал свои Когти, — она оборачивается назад. — Мама! Вылазь уже! Все закончилось!

Из противоположного конца этажа отозвалось жалобное всхлипывание:

— А можно я здесь еще немножко побуду, дочка?

Кали вглядывается в горящие обломки мебели, пытаясь понять, куда зарылась бывшая княгиня Лидия. У стены стоит почерневший от копоти сейф. Толстая дверь захлопнута. Слух Гончей улавливает шорох внутри железного ящика. А еще, Кали не уверена, но, кажется, у Лидии Настьевой стучат зубы.

— Смекалка у тебя работает, Алка, — Вика тычет кулаком княжне в наплечник. — Хорошее убежище нашла Ее Сиятельству.

— Да она сама туда упряталась, — щелкает клювом Алла. — Как драпанула от меня, когда я облачилась в Горгулью. Даже обидно. Без понятия, чем ее оттуда выманить.

— Забей и пускай еще сидит. Рано ты решила, что всё закончилось, — сообщает Света. — Снаружи толпа непонятно чьих дружинников.

— Ага-ага, — ощеривается Кали. — Тебе на помощь они не сильно спешили, значит, враги.

— Хоть не псины, но фрагов нам перепадет, — радуется Вика.

— Аднака, незя фрага, — громкий бас за окном заставляет всех девушек разом подпрыгнуть.

Поляницы напрягаются, но на сожженный паркет грузно спускается старый знакомый. Крокодил Али обзавелся перепончатыми крыльями и синими Когтями, но мордой лица все такой же красавчик. Поведя длинным носом по сторонам, майор спецназа мурлычет:

— Песа пахнят. Жаряна, аднака.

У Крокодила бегут слюнки из пасти.

— Али! — восклицает Кали. — А ты здесь какой попуткой, аднака?

— Да Бес к нам няньку отправил, что непонятного? — резко грустнеет Света. — А мы уже губу раскатали, что получили настоящее боевое задание. Перуницами себя поименовали. Пудреницы — вот кто мы.

— Не придумывай, седая, — обрывает Вика депрессивную фантазию княжны. — Подмога — вот как правильно это называется, никакая не нянька. Мы не в яслях, а посреди уймы демонских трупов. Бес подстраховался, беспокоясь о нас, так что имей благодарность.

— Перуницы? А что, звучит! — восхищенно щелкает клювом Алла. — Только мы вроде поляницы же.

— Точно. Поляницы — это чисто наша четверка, — поясняет Вика, осмысливая на ходу. — А Перуницы — это пускай будут все, кто за Перуна выступают. Так что мы одновременно поляницы и перуницы.

— Подожди. Например, давай возьмем Али, — кивает Кали на Крокодила, который уже вовсю обнюхивает жареную ногу Гончей. — Он явно не поляница. Тогда кто? Перуница?

Девушки все разом хихикают.

— Тогда уж Перуновец, — размышляет Вика. — Не будем обижать нашего союзника.

— Принимается, — кивает Кали, секунду подумав.

— Ну, может, ты и права, — Света настороженно смотрит на красноволосую поляницу. — В смысле насчет подмоги. Так что не вздумай Перуну жаловаться, что я на него роптала.

— Если только расскажешь, зачем тебе мармеладки, — показывает язык Вика.

Любопытство загорается в глазах каждой поляницы.

— Расскажу, — сдается Света и кивает на хрумкающего Крокодила. — Но не при этом… Перуновце.

— Али, — Кали окликает увлекшегося демонской голенью Крокодила. — Внизу еще фраги. Пойдем с нами — вспомним Афган.

Оторвавшись, от мяса, тот качает головой.

— Перуну сказатя: весты девачак домою, аднака. Никакай Афгана.

— Облом-с, ничего не поделать, — вздыхает Кали. — Али, кстати. Вон за тем осыпавшимся комодом видела очень жирную Гончую. Наверное, вкусная… ммм, пальчики оближешь.

— Гдя? — сразу срывается на поиски Крокодил.

Только он отходит, как Кали разражается командой:

— Поляницы, в атаку! Никакой пощады фрагам!

С единым яростным криком девушки одновременно выпрыгивают в окна и пикируют на головы остолбеневшим автоматчикам:

— За Перуна!

Сияние молний накрывает окрестности на многие километры.

Глава 7. Урок жизни

— Перун, ты уверен? — кричит Аяно.

— Да, всё путем. Охраняй своего старого дружка, — отмахиваюсь я, надвигаясь на живой заслон.

— Какой он мне дружок! — тут же возмущается японка, даже топнув сапогом. — Перун, вот ты нашел время меня обижать!

— Ладно, прости, ляпнул, не подумав, — приходится извиниться.

— Офицеры, попрошу не нарушать субординацию, — из-за капота алого суперкара раздается голос спрятавшегося цесаревича. — Может, вы забыли, но я ваш руководитель и носитель титула престолонаследника Российской Империи!

— Если бы забыли, то не спасали бы, — совсем нетонко намекаю, что Владимир человек так себе, и, если бы не упомянутый титул, ради него я бы даже не почесался.

Я делаю резкое движение рукой, и ослепительный росчерк света, геометрически идеальный, слетает с Когтей в отряд «терминаторов».

Протяжный гул грома. Весь подземный этаж сотрясается от страшного рокота.

Концентрированная, ветвящаяся, как крона двухсотлетнего дуба, молния раскидывает железных болванчиков, словно кегли. Жалко, лежат они совсем недолго. Только что без единого стона или крика упали, и вот уже дружно вскакивают, опираясь мильфиновыми щупальцами об пол. Доспехи мигают еле-еле, отражая малый урон. Разрядами долго мне их гасить. У «терминаторов» все защитные и атакующие техники усилены мильфином. Не зря кусок этого полисплава стоит, как целый город. Блин, неужели придется убивать бедных «зомбаков»? Не хотелось бы, ведь они даже не соображают, что делают. У меня как бы кредо — не убивай, если не заслужил. Да, не раз бывало, что обстоятельства заставляли нарушить его, я тоже человек, тоже ошибаюсь, тех же «зомбаков» уже порешил уйму, пока разобрался, что они за фрукт. Но давать себе вольную рано. Возможно, смогу их уложить без кровопускания.

Отвод отражает ответные атаки. Снопы огня пролетают мимо. Шарахаю новыми искристыми разрядами. «Терминаторы» снова валятся, снова поднимаются.

Свежесть озона распространяется по гаражу. Прямо позади меня, возле красного «феррари», стоит с обнаженной катаной Аяно, за тачкой присел цесаревич. Пришлось цесаревича посадить, как ребенка в песочницу, а то «зомбаки» бурно реагируют на присутствие Его Величества. Агрессивными сразу становятся, щупальцами тянутся к наследнику, железными кольями обсыпают. Аяно вот не выдержала, и одного уже порешила, отсеченная голова в шлеме укатилась куда-то под байк с хромовым глушителем.

Чтобы Владимира не подвергать риску, мы решили состорожничать. Поставил японку прикрывать цесаревича — пускай рубит только тех, кто мимо меня проскочит, а сам я врезался в гурьбу железных дровосеков. Спящую служанку закинули в кожаный салон «феррари» — перед этим тачку быстро осмотрели на отсутствие мин. Гошиных подарков нам больше как-то не хочется.

Яка на «зомби» не действует, моя черная рожа и дымящие волосы их не впечатляет. Приходится ручками поработать. Рыкари попались неслабые, думаю, за полчаса управлюсь.

«Терминаторы» бросаются на меня скопом. Стремительные выпады щупалец встречаю росчерками Когтей. Летят во все стороны обрубки тентаклей, окутанные кислотной пленкой, огненной бахромой или ледяными шипами. Вокруг бушует коллапс из вражеских техник. Плавится бетон под ногами, трещит воздух от стрекочущих разрядов, ревет ветер.

Отступая, увожу толпу в сторону от Аяно. Японка взмахивает вдогонку катаной. Взрыв сбивает одного «терминатора» с ног. Я добавляю молний, и его доспех наконец гаснет. Остается только подпрыгнуть и вырубить пинком по шлему — и он со звоном валится на бетонный пол.

Наступает передышка — Рыкари выдохлись бомбить меня и теперь пополняют «колодцы», разбегаясь в стороны от бьющих молний. Я цепляю ближайшего разрядом, и объятые пламенем щупальца разлетаются по гаражу, словно горящая солома.

Слышу окрик сбоку:

— Перун, почему ты сдерживаешься? — японка непонимающе хлопает глазами. Заметила-таки.

— Берегу силы для ночи с тобой, — я ухмыляюсь ей, стоя посреди последствий огненно-ледяной бури. Рядом с грохотом осыпается подтаявший белый айсберг.

— Перу-у-н! — возмущенно выстанывает Аяно.

Покраснев, японка сводит ноги вместе и непроизвольно трется ими друг о друга. Вот так жахнул раз по ней псих-бурей — теперь от простого флирта заводится. Опять Яка неделю будет выходить.

Золотые татуировки жутко жгутся под смявшейся рубашкой, хотя, кроме собственных фракталов, ничего не использую. Поляницы и Али оттягивают часть сил, но японке не признаюсь — вокруг слишком много лишних ушей, тот же цесаревич.

— Что я говорил про субординацию? — опять надрывается цесаревич. Не сидится ему спокойно на кортах за приземистым суперкаром. Ревнует Аянку, может? Шиш ему в глаз без повидла.

Эти несерьезные мысли проносятся где-то по краю сознания. Больше я волнуюсь за своих девочек. Надеюсь, управятся и на рожон не полезут. Им всего лишь надо удрать от опасности. Крылья есть, Бригантина отобьет удар, да и Когтями могут пробить путь. Параллельно размышляя, опрокидываю «терминаторов» ворохом молний. Доспехи одного за другим гаснут. Самый ближний «зомбак» падает на колени, цепляя соседей шлейфами пылающих тентаклей. С грохотом очередные разряды пробивают защиту последних фрагов. Объятые пламенем латы дымятся. Похоже, всё-таки, убью бедолаг. Но задерживаться нам нельзя, Гоша пришлет новых жертв. Так только убью больше.

Если бы среди нас были воздушники… Так есть же!

— Быстро уходим, — кричу Владимиру. Сам возвращаюсь за златовласой служанкой. По старой привычке закидываю красотку на плечо, успокаивающе похлопав по ягодицам. Блондинка стонет что-то во сне. Видимо, снится что-то приятное.

Аяно раздраженно смотрит на мою руку на округлом бедре девушке.

— Тебе обязательно ее лапать?

— Обязательно, иначе упадет, — показательно сжимаю я шикарную попу служанки — типа смотри какой большой круп, враз перевесит, и грохнется бедняжка.

— И хорошо бы, — бурчит Аяно.

Как только вместе с цесаревичем вылезаем к проходу, указываю на горящих «зомбаков».

— Подуйте на них.

— Силы могут мне еще пригодится, — отрицательно качает головой Владимир.

Буравлю взглядом глаза цесаревичу.

— А как же субординация? Или она сверху вниз не работает? Ваши будущие подданные умирают, престолонаследник Российской Империи. Отвечайте за свои слова.

Владимир догоняет, что лучше послушаться.

— Только из-за твоего упорства, Перун, — взмахом руки он пускает свистящие смерчи. Потоки ветра овевают «зомби», сдувая огненные языки с подгоревшей брони. Теперь бы им скорую вызвать. Но жандармский или военный спецназ, наверняка, уже пробивается к вилле. Вот только в рядах подмоги могут оказаться «зомби».

Из парковки не успеваем и шагу ступить, как заглядывает еще один «терминатор». Мне он сразу не понравился. Замечаю, что в щупальцах «зомбак» сжимает дымовые шашки. Не меньше десятка. Газ уже пошел наружу — мерцающе-зеленый. Мильфиновый солдат быстро исчезает в клубах зеленки, самоубийца падает на пол, с глухим стуком ударившись шлемом о бетон.

Гадство! Сейчас и до нас доберется. Ладно-ладно, отлично. Соображаем, чего делать.

Владимир в панике пытается развеять газ, но распыленный Осколок игнорит ветряные техники. Мы втроем дружно отбегаем к задним парковочным местам.

— Перун, что произойдет, когда дым доберется до нас?

— Вы с Мононоке, наверняка, вырубитесь. А плеч у меня всего двое, одно занято. Придется вас оставить, Ваше Высочество, — вздыхаю.

Владимир хмуро на меня смотрит.

Эмулятор, наконец, перестает натужно скрипеть. Может, поляницы уже в безопасности?

Щупаю ухо. Гарнитура все еще на месте, не слетела в пылу драки.

— Алиса, позвони майору Али, — даю голосовую команду.

— Аднака, Перуну, — почти сразу раздается зычный бас Крокодила.

— Как девочки? Вы добрались до дома? Крылья могу забрать? — а то вдруг они прямо сейчас летят, а я как раз Эмулятор сломаю. Вот будет дерьмо.

— Дась, ужа дома, — отвечает мутант и странно мнется, — Толька прилятяли. Вся цели. Мы чаток задержалясь…

Странный он, недоговаривает будто, но это потом, если что, из его шкуры ремни с сумкой сделаю. Главное, девочки живы и дома с Софией, и за это стоит поблагодарить чешуйчатого:

— Спасибо, Кожеголовый.

Отключаю звонок и велю Гиферу собирать фрактал Башлаша. Чувствую, как мышцы раздуваются от грубой силы Генерала десанта Градгроба.

— Подержите-ка, — передаю служанку цесаревичу.

Тот брезгливо ее принимает. Хм, странно. Я думал, Владимир с этой красоткой плескается в джакузи во время отдыха на вилле, а она что, просто полотенца ему носит? Никогда мне не понять носителей царских кровей.

— Уши закройте, рты откройте, а лучше зевните, — даю команду. Аяно с цесаревичем слушаются.

Шагаю к зеленым клубам, развожу руки в стороны и оглушительно хлопаю. Один раз. От грохота разбиваются окна и зеркала невзорванных автомобилей. Ударная волна, произведенная хлопком, уносит окружающий воздух прочь со сверхзвуковой скоростью. Вместе с газом. Улица рядом — прямо за распахнутой дверью, поэтому одного хлопка оказывается достаточно. А меня на большее и не хватило бы. Эмулятор слетает. Переработал самодельный фрактал. Соединения элементов многогранников разлетаются на разрозненные куски. Заодно и Терминал сдулся. Но девочки уже дома, так что норм, пляшем.

Возвращаюсь за служанкой. Цесаревич с какой-то неохотой отдает. Собственнический инстинкт резко проснулся?

— Сами и несите, — отказываюсь я, лишь быстро оглядев розовые ушки блондинки. Капли крови все же стекли на раковину. Ладно, порванные барабанные перепонки залечить с Целителями не проблема. Выбраться бы. А то тут сюрприз на сюрпризе. — Мне руки нужны, чтобы вас защищать, согласно вашей субординации.

Больше нас никто не задерживает. Наконец выбираемся из опостылевшей парковки. А то уже появилось странное ощущение, будто в ней сижу три серии какого-то сериала. Хотя, по реальному времени, и полутора часов не прошло.

Снаружи всё без изменений: сгоревший дом, разорванные трупы безопасников, лужи крови на земле, прекрасное голубое небо. Не торопятся спецслужбы выручать второе лицо государства. Либо, может, по дороге застряли. Забираемся в бронемобиль налетчиков, Аяно за рулем, я же обвязываю служанку Паутинкой. Кляп еще засовываю в рот, чтобы, когда очнулась, никого не покусала. Прежде всего себя. Язычок у девушки розовенький, аккуратный, такой нельзя откусывать.

Всю перевязку Владимир задумчиво смотрит на меня.

— Забавно, — вдруг говорит. — Движения уверенные, отработанные, будто не раз людей связывал. Когда только успел в таком юном возрасте.

— Это еще что, — оскаливаюсь ему в харю. — Намного увереннее и отработаннее я убиваю.

— Наслышан, — кивает он, побледнев, и тему больше не развивает.

Мы выезжаем за снесенные ворота и выруливаем на грунтовую дорогу. Окольными проселками углубляемся в лес. Владимир связывается с жандармами. Пока мы шаримся по дебрям, полицаи уже прибыли на виллу и зовут цесаревича обратно, чтобы доставить в Кремль, в бункер, где ждет император отец.

— Сам прибуду, — сообщает цесаревич по мобильнику, косо глянув на меня.

Ну понятно, на чей горб он усядется, ножки свесив. Можно бы себя поздравить. Дослужился: престолонаследник доверяет мне больше, чем всей столичной жандармерии. Только не охота возиться опять с ним, блин.

Сверху пролетает вертушка. Аяно благоразумно съезжает на обочину. Желтый лиственный полог скрывает нас от ненужных глаз сверху.

— Куда дальше? — спрашивает японка.

— В Кремль, — говорит Владимир.

— Сначала домой, — не слушая цесаревича, задаю направление.

Аяно, кивнув, снова заводит двигатель. Я поворачиваюсь к окну. Наследник не сдерживается и скрежещет зубами. Нам обоим ясно, куда едет японка.

— Нам нужно в командование, — Владимир решает пойти дипломатическим путем. — Может быть, спецназ уже нашел Гошу. Или есть зацепки, как на него выйти. Рудковский не мог создать такой огромный проект, не наследив.

— Может быть, — соглашаюсь. — Только сначала я проведаю свою семью и своими глазами увижу, что без меня они переживут этот беспредел. А потом пойду убивать Гошу с промежуточной остановкой в Кремле. Если вы против, никто вас не держит, вылезайте и шуруйте обратно к жандармам. Уверен, среди них «зомбаков» не больше четверти.

Владимир морщится, но не спорит, лишь бурчит:

— Перебарщиваешь с четвертью.

— У меня просто с математикой не очень, — пожимаю плечами. — Я же в школе не учусь, постоянно прогуливаю, так что вы хотите? Кстати, за сегодня напишите, пожалуйста, записку моей классной. Я не шучу. Можете упомянуть своего брата-психопата и его армию «зомби». Думаю, сойдет за уважительную причину. Как считаешь, Моно?

— Считаю, сойдет, — пытаясь сдержать улыбку, японка надувает щечки, как рыба фугу.

Стебать цесаревича весело, конечно, но дорога проходит в напряжении. Вот я вроде с какими только монстрами не сражался, но все равно стал бояться психопата по имени Гоша. Он ведь обязательно попробует достать моих любимых девочек, или мою сестренку, или маму с папой. Фрактал Градгроба, конечно, крутая подстраховка, но, когда у тебя близких людей больше одного, сомнительный вариант. Одну спасет, другую убьет.

В усадьбе Бородовых, которую уже почти все именуют усадьбой Бесоновых, София радостно выбегает на крыльцо. Непривычно босоногая, с тапком лишь на одной ноге, в коротком белом халатике. Мокрые пепельные волосы ниспадают серебряным водопадом, местами скрутившись в завитки. Едва я вылезаю из автомобиля, княгиня бросается мне на плечи.

— Ну наконец-то, — крепко целует она меня в губы. — Боялась, как бы опять чего не случилось. Ой, Ваше Высочество?! Рада встрече! — верещит София, заметив наследника, но не отпуская мою шею, будто я сейчас раскрою крылья и улечу в голубую синеву.

— Я это вижу, — сдержанно сообщает Владимир. — Только явно не столько встрече со мной.

Княгиня все же берет себя в руки и натягивает холодную маску, которая получается у нее идеально. Правда, в этот раз, в одном тапке, серьезная София выглядит даже комично.

— Ну что вы, что вы, пойдемте лучше в дом.

В холле мы уже натыкаемся на спустившихся поляниц. Лица радостные, глазки горят, сами переминаются с ноги на ногу и, глядя на меня, ручки потирают — будто чешутся обвить мою шею, да смущает персона хмурого цесаревича. Главное, что на каждой ни царапинки. А облюбую красоток позже.

София сообщает, что родительский поселок охраняется в десять раз усерднее. Случаев «зомби» в нем не зафиксировано. Гора с плеч.

Громада Али вываливается из кухни, похрустывая жареными крылышками. Вспоминаю его «задержалясь», что меня сразу насторожило. Уединяюсь с поляницами и Али в одной из гостиных комнат, чтобы обсудить странный момент.

Сразу же девочки приникают ко мне вчетвером, обнимают, целуют, ласкают мой слух горячими искренними словами:

— Бес! Ну наконец-то!

— Родненький!

— Любимый! Не оставляй нас больше!

Поглядывая на наше нежное воссоединение, Али скромно обтачивает в сторонке куриную ножку. Сначала обгладывает, а потом и голую косточку закидывает в пасть. Видимо, так вкусней.

— Как долетели? — спрашиваю своих избранниц, когда успокаиваемся. — Выбрались из осады легко?

— Да мы всех фрагов просто перебили, — начинает хвастаться Кали и резко замолкает, увидев мою посуровевшее лицо.

— Зачем всех? — ровным тоном спрашиваю. — Нельзя было просто улететь? Я ведь сражался в это время, меня загнали в тупик, мои собственные силы бы мне не помешали.

Девушки испуганно переглядываются, только сейчас осознав, в какой я был передряге. Слезы выступают на глазах Аллы и Вики. Кали поджимает губы, Белоснежка закрывает рот ладонью.

Али давится косточкой и хлопает себя по груди.

— Аднака, простя…кха-кха…кусная псина, ня услядил…кха-кха — багровые глаза Крокодила округляются.

Я подхожу к огромному мутанту и хорошенько стучу пару раз по спине. Он бахается на четвереньки, из глотки выскакивает пережеванная косточка.

— Не сердись на Али, — вдруг говорит Кали, губы ее дрожат. — Сердись на меня, Бес! Это я провела Крокодила и повела девочек в бой.

Она не выдерживает и плачет навзрыд, как маленькая девочка.

— Не говори глупости, — заявляет Белоснежка, вытирая выступившие на голубых глазах слезы. — Мы сами дернулись, бестолковые.

Вика согласно кивает, качнув красной гривой. Алла молча смаргивает слезы.

Жду минуту, другую, слушая всхлипы. Пускай порасстраиваются, иначе не научатся. Затем киваю на дверь отошедшему от простукивания Али, он сразу понимает намек. Дверь хлопает за Крокодилом, и я обнимаю своих глупышек. Вытираю платком слезы Кали, глажу по волосам Белоснежку, прижимаю к груди Аллу, целую в лобик Вику.

— Прошу вас — впредь будьте умнее. Сила еще не всё, вы уже должны были понять это.

— Мы поняли. Прости, — Кали смотрит блестящими глазами. Я не сдерживаюсь и приподняв лицо девушки за подбородок, нежно целую:

— Давно простил.

Звонит мой мобильник, высвечивается номер Алмакаевой Аделины.

Глава 8. Переоценка Ясны

— Вот мы опять пригодились Перуну, — задумчиво говорит Ясна, откидывая упавшую на глаза рыжую челку.

По поручению Перуна Бестия и Ясна едут в рабочий поселок на окраине горда забрать физрука, работающую в частном лицее. Некую Алмакаеву Аделину. За рулем снова Бестия. Спецназовка не изменила себе и прикатила за подругой на полноприводном рамном внедорожнике. Американец класса «люкс», с исполинскими габаритами, мощным «сердцем» под капотом, восьмиместным кожаным салоном и богатой электронной начинкой.

Пока «монстр» несется по трассе, рыча и пугая водителей малолитражек, Бестия поглядывает на погрузившуюся в себя рыжую руководительницу группы «Смерч».

— В чем дело, командир? — подталкивает она пассажирку локтем. — Да, пригодились. Ты будто огорчена этим.

— А ты, значит, рада, что тебя используют? — неожиданно задает провокационный вопрос Ясна.

Глаза Бестии удивленно округляются. А затем она насупливается.

— Ммм, скорее, что могу помочь своему мужчине, — не ведется на словесную шпильку Бестия и садится прямо. Теперь девушка смотрит только на дорогу. Неприятно слышать обидные слова от близкой подруги, которой она считала Ясну.

— Ладно, извини, погорячилась, — чувствует вину рыжая. — Ты воспринимаешь ситуацию нормально, это я пристаю со своими тараканами в мозгах. Много у меня их. Не мозгов — тараканов.

— Я заметила, — улыбается Бестия.

Ясна благодарно кивает. Несмотря на страшное прозвище, Дана была отходчива и никогда подолгу не злилась. Просто было не на кого: своих друзей она любила, а враги быстро заканчивались. Чудесная девушка, и достойна она самого лучшего в мире мужчины. Которого в этом мире не существует. Потому что все мужики — козлы, разведут женщину на секс, а она потом в слезах норковую шубу ждет.

Нет, Ясна не была блондинкой или дурой, хоть и сама считала, что все бабы — дуры. Но ей все же было смешно от этой глупой догмы, в которую она верила. И все же жизнь не перепишешь, и именно жизнь научила ее уступать поездам и идиотам, а также не доверять мужчинам.

— Слушай, а у вас с Перуном в бане было? — спрашивает Бестия, глазки у нее озорно блестят. Ясна молча вздыхает, отвечать ей не хочется. — Хотя нет, если бы было — ты бы стала, по отношению к нему, ласковой и пушистой.

— И послушной, как ты? — показывает Ясна язык из вредности. — Заладили вы со своим Перуном.

— Ну а что такое? Всё еще не доверяешь мужчинам? — фыркает раздосадованная Бестия.

— Все мужики козлы, — безапелляционное заявление само вырывается.

— Кроме одного, — Бестия мечтательно улыбается. Наверное, вспоминает покатушки в аквапарке.

— На дорогу смотри, — бурчит Ясна, обожженная желчью ревности.

Бестия хватается за руль. Как раз седан перед ними истошно гудит — внедорожник приблизился чуть ли не вплотную и едва не таранит бампером багажник.

— Понакупают мелочи, — раздраженно бросает Бестия, обгоняя малолитражку. — Мне что, с микроскопом на глазах ездить!

Рыжая девушка молчит какое-то время.

— У меня ведь был жених, и он тоже казался идеальным.

Бестия тут же вся подобралась — подруга никогда ей этого не рассказывала. И история явно не из счастливых, ведь Ясна до сих пор не окольцована.

— Правда? Каким он был? — водительница не выдерживает и спрашивает.

— Галантным, веселым, улыбчивым, вежливым сукиным сыном, — смотрит на улицу Ясна.

Бестия ахает. У Ясны, оказывается, несчастная любовь. Возможно, она ошиблась в избраннике, приняла за истину фальшивый свет, и ее обожгла ледяная стужа каменного сердца.

— Он тебя обидел? — сочувственно произносит Бестия.

— Он разорил мой род, — Ясна сжимает пухлые губы в тонкую полоску. — Довел моего отца до нервной болезни, которая свела его в могилу. Этот подлец использовал мою влюбленность, чтобы заполучить инсайдерскую информацию родообразующего бизнеса. Продал ее конкурентам, озолотился, женился на одной из подославших его к нам гадин, и сейчас является главой одного из младших родов Великого Дома.

— Ужасно! — Бестия закрывает руками рот, забыв про руль.

Машину резко дергает в сторону, прямо на встречку.

— Дорога! — кричит Ясна, и Дана, вцепившись в баранку, выруливает перед самым носом гудящего минивена обратно на свою полосу.

— Фу-ух, прости, — выдыхает Бестия. — Но Перуну ты можешь доверять. Ему ведь не нужны твои или мои деньги.

— А ты не думала, что он использует нас как боевые машины? — спрашивает, будто саму себя, Ясна. — Сейчас даже я тащусь за некой Алмакаевой, хотя приказ мне, майору, отдал какой-то поручик, а не Аяно. Я даже слова ему против не сказала. Вопрос — почему?

Бестия улыбается странной улыбкой, как мудрая женщина, повидавшая любовь и горе.

— Потому что ты встретила своего принца, но еще не призналась себе в этом.

Ясна только фыркает и смеется:

— Меньше всего мне хочется делить этого принца с его гаремом школьниц. Так что я пас, — заявляет она, гордо выпрямившись и расправив плечи.

— Ох, не зарекайся, — подозрительно коварно лыбится Бестия.

Они подъезжают к нужному месту. Район так себе. Кругом старые плиточные пятиэтажки, улочки тесные, как муравьиные норы, мастодонт Бестии едва протискивается между тротуарами и оставленными прямо на дороге машинами. Свободная дорога продолжает сужаться, пока они не встают.

— Твой автобус дальше не пролезет, — Ясна отстегивает ремень. — Два дома осталось.

— Вот, блин, зачем так кучковаться, — Бестия выходит из салона и хлопает дверью. — Чертов муравейник. Земли русской что ли мало? Стройся хоть до Тихого океана.

— Просто не все жилые застройки рассчитаны на автомобили, размером с несколько легковушек, — резонно замечает Ясна и пытается перевести тему. — А кем приходится Перуну эта Алмакаева?

— Вроде бы тренером в школьном клубе, — рассеянно отвечает Бестия, то и дело оглядываясь на оставленного без присмотра мамонта.

Девушки заходят в одну из типовых панелек. Поднимаются по потрескавшимся ступеням на третий этаж. После нескольких нажатий на звонок дверь открывает шикарная татарка. Темная кожа, струящиеся по плечам черные локоны, большие, как озера, глаза. И пышный бюст, обтянутый тонкой белой майкой.

Спецназовки растерянно хлопают глазами. Ясна недовольно смотрит на смутившуюся Бестию. Тренером, да? Ну-ну. Видали мы таких тренеров.

Татарка подозрительно разглядывает гостей.

— Чем могу помочь? — она впивается взглядом им в глаза и, словно что-то разглядев, улыбается с облегчением. — Сударыни.

— Нормальные мы, не «зомбаки». Артем прислал, собирайтесь, — как старшая по должности, берет слово Ясна. Взгляд ее снова притягивается к формам татарки. — И кофту обязательно накиньте. Лицо капюшоном прикроете. Как сказал Артем, на вас покушались.

— «Зомбаки»? — уточняет Бестия.

— Да, в то же время, что и на сановников, — кивает Аделина, доставая с вешалки приталенную кофточку. — Поэтому и убежала в эти трущобы, сняла квартиру на сутки за нал и попросила Артема дать укрытие за информацию.

К неудовольствию Ясны, одевшись, Аделина не становится менее сексуальной. Кофта плотного обтягивает фигуру, подчеркивая переход между огромной, как Магелланово Облако, грудью и плоским животом. Нельзя, вот нельзя везти эту сисястую к Перуну. Он и так в цветнике живет, еще пара гигантских бутонов сделает его совсем недосягаемым, словно Солнце.

Ясна удивляется собственным мыслям. А она разве тянется к Перуну? В смысле, как Бестия, стремится не к короткой интрижке, а к настоящим супружеским отношениям? К браку и семье?

— Капюшон, сказала, наденьте, — рычит рыжая спецназовка, кусая ноготь.

Прочь посторонние мысли. Работа прежде всего. Есть надежда, что татарка что-то знает о «зомбаках», не зря же они на нее покушались, и Перун только этим моментом заинтересовался.

Аделина, хмыкнув, нахлобучивает капюшон и прячет волосы.

— Я сумку с одеждой только возьму, — татарка прикрывает дверь и отходит в глубину квартиры.

Ясна сразу оборачивается к Бестии:

— Мы что, действительно повезем эту секс-бомбу Перуну?

— Предлагаешь ее кокнуть по дороге? — задумчиво говорит Бестия.

— Боюсь, сами потом расколемся, — Ясна ежится, вспоминая эффект Перуновского устрашения.

— Шутки шутками, но зря ты переживаешь, командир, — отмахивается Бестия. — Все твои тревоги исходят из твоего недоверия к мужчинам.

— Все мужики — козлы, — на автомате произносит Ясна.

Бестия лишь закатывает глаза.

Когда Аделина возвращается, девушки замолкают. Втроем они выходят из дома. На улице Алмакаева сильнее натягивает капюшон на голову, скрывая черты лица. По пути к стальному мастодонту Ясна поглядывает по сторонам. Замечает, как на них внимательно смотрят старушки на скамейке через дорогу. Только что они кудахтали друг с другом, как вдруг одна замолчала посреди болтологии и подняла голову. Бабулька вся выпрямилась, будто стержень в позвоночник воткнули.

— Быстрее идите, — кривит губы Ясна. От бессилия. Не будет же она бить старушку, даже если та вдруг стала «зомбаком». Это позорное нарушение военной присяги.

Девушки ускоряются и, когда уже садятся в машину, Ясна замечает в окне второго этажа женщину в бигудях и халате в цветочек. Смотрит она прямо на бюст Алмакаевой. Вот и пойми: «зомбак» она или просто впечатлилась размером титек.

Пока Бестия выруливает из микрорайона, Ясна отправляет сообщение Перуну: «Возможно, мы засветились».

Спустя минуту приходит ответное сообщение: «Езжайте домой».

Бестия выжидающе смотрит на Ясну, она тоже заметила пристальное внимание микрорайонных аборигенов.

— По маршруту.

Внедорожник выезжает на проспект и, взревев, бешено газует, наконец свободный от тесных каменных джунглей. Вокруг только просторные полосы и никаких узких проездов.

На соседнем движении высвечивается красный свет, поток останавливается, пропуская машины слева, в том числе железного мастодонта. Ясна внимательно изучает автомобили справа, высматривая у водителей стеклянные, словно у наркоманов, глаза.

Би-и-и-и-и-и-ип….

Вокруг резко поднимается паника, водители голосят и жмут на гудки. На перекресток выскакивает мусоровоз. Не останавливаясь, он врезается в люксовый танк Бестии, протаранив его к ограде.

— Из машины! — кричит Ясна, расстегивая ремень безопасности. Девушки едва успевают выскочить, как мусоровоз взрывается. Горящие железные обломки летят во все стороны, пробивая насквозь лобовые стекла легковушек. Со всех сторон раздаются крики боли и стоны попавших под удары водителей и пассажиров.

У Аделины оказывается самый непрочный доспех, к тому же, она вылезала рядом с взорвавшимся кузовом для сбора мусора. Татарку отбрасывает на несколько метров, как тряпичную куклу. К тренеру подбегает Бестия, помогает встать, придерживая руками в перчатках. Тем временем Ясна отправляет с помощью горячих клавиш на мобильнике «СОС».

Эхо взрыва замолкает, доносятся новые звуки — частые-частые хлопки, словно рвется пачка петард. Ясна поднимает голову и от удивления приоткрывает рот.

— Какой больной сукин сын это сделал?

В мусоровозе, помимо взрывчатки, были еще и залпы салюта. Яркие вспышки раскрашивают небо всеми цветами радуги. Десятки розовых залпов образуют блеклые на дневном пасмурном небе буквы:

«ХИ-ХИ».

К перекрестку на скорости выскакивают, завизжав тормозами, три внедорожника, из широких окон высовываются бойцы с автоматами. По девушкам открывают огонь, пули отскакивают от доспехов, не причиняя вреда. Бестия закрывает собой Аделину, татарке и так досталось. Ясна мигом формирует две сферы и бросает их в распахнутую дверь ближайшего внедорожника. Огненные оболочки разряжаются, и пламя, совместно с освобожденным вакуумом, разносит всех внутри на неопознаваемые куски. Разломанный кузов внедорожника вспыхивает, словно облитый маслом.

Выпуская новые сферы, Ясна усмехается. Это не враги, а всего лишь пушечное мясо.

Посреди хлопков петард и грохота автоматов глухо бахает одиночный выстрел снайперской винтовки.

— Командир! — крик Бестии полон ужаса и ошеломления.

Сознание Ясны резко дает сбой. Она просто отключается на миг, а когда открывает глаза, то уже лежит на асфальте. Плечо горит, грудь сдавливает от боли. Повсюду кровь, ее залило собственной кровью. Девушка ощущает, как ее оттаскивают за легковушку. Ясне плохо, очень плохо. Изо рта сама собой бежит кровавая слюна. Бестия наклоняется над залитой кровью рыжей девушкой. Рядом падает, прячась за машину, Аделина, ее руки дрожат от выброса адреналина.

— Ясна, держись! — молит в панике Бестия. — Прошу тебя!

— Отходите, — шепчет девушка. — Эти пули… вас тоже могут подстрелить.

Вот и конец. Она погибнет, исполняя поручение Перуна. Может, зря она думала о нем плохо. Конечно зря, но она уже ничего не может исправить, эта мысль, эта старая душевная боль, это чувство предательства сильнее ее воли и желания. В первую очередь мы — это то, что сами пережили. Нас никто не спрашивает, во что мы хотим верить, не дает свободы выбора. Наши точки зрения нам навязаны своими же пережитыми страданиями. Вот и Ясна до самой смерти будет думать, что все мужики — козл…

Гремит новый снайперский выстрел, но Ясну с Бестией тут же накрывает высокая крылатая тень. Синий росчерк разрезает воздух, и пронзительный, страшный визг рикошета заставляет Ясну широко раскрыть глаза. Разбитое давным-давно девичье сердце пропускает удар. Второй. Третий. Его реанимирует взгляд Перуна — полный горечи и сожаления.

— Он умрет за это. Обещаю, — произносит юноша не своим неживым голосом.

Новый хлопок винтовки, и Перун, не глядя, отмахивается от выстрела Когтями. Визжит рикошет, крошится об асфальт зеленая пуля, а человек, не побоявшийся ради Ясны встать под смертельные выстрелы, продолжает смотреть лишь на нее.

— Обещаю, — повторяет Перун.

И он выходит из-за машины, не сгибаясь, никого не боясь. Хлопает винтовка, но молниеносные взмахи Когтей каждый раз останавливают зеленую смерть.

Ясна смотрит на свое плечо, кровь из раны больше не течет. Перун остановил кровопотерю, прижав к ранению Бригантину.

Девушка слабо улыбается. По щекам ручьями текут слезы.

Мы — это то, что сами пережили.

А Ясна только что пережила мужскую заботу. Ощутила скольжение по коже волновавшегося взгляда, услышала боль в грубом голосе. Верность в словах. Бесстрашие в лице. Преданность в поступках.

Нет, не все мужики — козлы. По крайней мере, один точно нет.

Мне нельзя было самому идти за Аделиной. Гоша наверняка следил за мной, а татарка сказала, что он охотится за ней. Алмакаеву нужно было вывести другим лицам. Но я беспокоился за Ясну с Бестией, поэтому сам отправился в соседний район. Сидел в бургерной, жевал картошку фри и переглядывался с милой официанткой, которая на салфетке нацарапала свой номерок. Пока на телефон не пришло «СОС».

Окутав Ясну Бригантиной, я выхожу на проезжую часть. Вокруг паника, крики, только автоматчики затихли — перезаряжают «калаши». Хлопает винтовка, но зеленые пули при дневном свете успеваю разглядеть. Остальное — дело реакции Мурки. Свожу на нет новую потугу снайпера. Когти не пробивает даже зеленка Осколков.

Визжит последний рикошет, и я, расправив крылья, несусь к засевшему на крыше стрелку. По дороге, ворохом молний, взрываю оставшиеся два джипа вместе с автоматчиками. Я разглядел их глаза — не рыбьи, обычные. Удивительно, но Гоша решил нанять бандитов, наверняка, через «зомбака». Нестандартный ход. Он вообще удивляет в последнее время. К своему скорому сожалению.

Снайпер оказывается рыбоглазым, то есть «зомби». Только увидев меня, он тут же перерезает себе горло финкой. В чем-то Гоша себе не изменяет. Забираю чудо-винтовку и лечу обратно к девочкам. Сейчас мысли только о том, где выцепить машину скорой помощи для Ясны.

Ну, еще в глубине сердца кипит жажда расплаты с одним опостылевшим психопатом.

Глава 9. Кремль

Вернувшись на злополучный перекресток, я беру Ясну на руки, перед этим накинув ремень чудо-винтовки на плечо.

— Конфискуй скорую, — киваю Бестии на брошенный белый фургон с красным крестом в образовавшейся вдалеке пробке.

— Так точно, — спецназовка тут же срывается с места. Аделина снимает с себя кофту и накидывает на Ясну.

— Чтобы не замерзла.

Мимоходом смотрю на открывшиеся пышные формы татарки, одна лямка майки порвалась, обнажив верх шоколадных дынь.

— Держись за мной, — распоряжаюсь. — Не высовывайся.

— Конечно, — не спорит тренер школьного клуба.

— Перун… — шепчет раненая девушка, вдыхая сдавленной грудью.

— Всё хорошо, — пытаюсь говорить ласковым тоном, несмотря на напряженность обстановки. — Сейчас доставим тебя домой, а там тебя и подлатают.

— Я хотела сказать… — протягивает Ясна, полуприкрыв глаза. Разговор отнимает у девушки много сил. — …что ты не козел, как все…

— Я рад, — выхожу вместе с ней из-за расстрелянной легковушки. Паника смещается по проспекту в сторону, три горящих джипа посреди перекрестка отбили у горожан желание ехать этим проспектом. С протяжными отчаянными гудками машины разворачиваются, чтобы объехать катастрофу окольными дорогами. Шум транспорта отдаляется, становится тихо, лишь трещит огонь. Полно брошенных автомобилей, которые попали под обстрел и не смогли выбраться из образовавшегося затора. Вверху хлопают лопасти полицейского вертолета.

— Нет, ты не понял… — Ясна настойчиво пытается донести свою мысль, в то время как лицо ее с каждой минутой всё больше бледнеет. — Это я дура… а ты…

Наклоняюсь и затыкаю ее окровавленные губы поцелуем. Солоноватый металлический привкус обжигает десны.

— Ты лучшая, — мягко говорю. — И точка. А теперь прекрати тратить силы, замолчи, закрой глаза и дай мне тебя спасти, как в рыцарских романах.

Ясна слушается и, повернув голову вбок, чтобы касаться щекой моего плеча, замолкает.

Один из напавших выжил. Развалившийся на асфальте бандит, с рассеченной до мяса щекой, вдруг поднимается, вскидывает автомат к плечу. Бросаю на него один беглый взгляд, и кислотная волна из арсенала стиля Змиулана прожигает отморозку череп насквозь. Вот же остолоп — раз слетел доспех, так лежал бы себе дальше, притворяясь трупом, но зачем-то вскочил. Слышу за спиной ошеломленный возглас Аделины. Она отступает на шаг из-за моей спины.

— Дели, я что сказал? — не поворачиваясь бросаю сухим тоном.

— Д-да, прости, — татарка обратно прячется мне за спину. Невесомо касается пальцами моего плеча.

Раздается рев мотора и, забуксовавшая на трупах бандитов, машина скорой помощи пробивается на ровный асфальт. Мы загружаемся внутрь. Опускаю Ясну на каталку и пристегиваю ремнями. Девушка уже уснула. Рану я закрыл примочкой из Бригантины, но спецназовка к тому времени потеряла много крови.

Бестия, плевав на скоростной режим, несется вон с проспекта.

— Сирены с мигалкой лучше включи, — подсказываю.

— Точно, — хлопает себя Бестия по лбу.

Мы с татаркой падаем на скамейку у стенки. Связываюсь по телефону с Софией:

— Мы пошумели, вышли юристов к месту перестрелки на Ломоносовском проспекте. Пусть с жандармами разбираются. Ага, а к нам кортеж, мы на скорой с номерами «х911…».

Положив трубку, внимательно смотрю на Аделину — и сейчас я вовсе не про грудь. Изучаю огромные, полные каверзной тайны глаза. От моего колючего взгляда татарка тушуется и опускает голову.

— Артем, я сожалею о трагедии с твоей подругой.

— Очень интересно, тренер, чем ты так не угодила Гоше, что он пытается убить тебя не менее рьяно, чем чиновников?

Аделина испуганно сжимается, стискивает кулаки.

— Я расскажу тебе, если только ты предоставишь мне гарантии защиты, а также согласишься на мою амнистию.

Я удивленно поднимаю брови:

— Амнистию перед кем, Дели? Императорскими спецслужбами что ли?

— Нет, Артем, — татарка теребит рукой черные распущенные пряди, дергает вниз, словно не зная куда ее пристроить, над выразительными соболиными бровями, ровным носиком, пухлыми алыми губами. — Или поручик Перун. Спецслужбы меня не тронут. Я прошу амнистию не перед законом, а перед твоим гневом. Обещай, что не причинишь мне вреда в обмен на информацию.

Да она меня боится! Теперь замечаю, что вовсе не стресс причина ее дерганья. Ей страшно ехать со мной в одной машине. Еще и призналась, что знает мой секретный позывной. Но его уже все знают. Перед кем я только не засветился за последние дни.

Татарка упорно не смотрит мне в глаза, отводит лицо к окну. Потянувшись к ней, обхватываю ладонью точеный подбородок, поворачиваю испуганное лицо к себе.

— Не пойдет, Дели, — холодно говорю. — Засунь свои паршивые ультиматумы себе в сиськи, а мне ты расскажешь всё, что знаешь. Мои люди и так поймали пулю, что предназначалась тебе. Имей совесть, иначе я вытрясу из тебя правду сам. Поняла?

Цепко держу смуглое лицо. Не имея возможности отвести взгляд, Аделина сглатывает.

— П-поняла.

Между тем, к нашему фургончику присоединяются спереди и сзади машины сопровождения. Еще и вертушка сверху стрекочет. София, умница, уведомляет, что десятки похожих кортежей со скорой в центре пустила по всему городу. Гоша замучается отлавливать. Ну и отлично. Если «зомбаков» нет в руководстве нашей системы безопасности, то псих обломится. Я уверен, что подсадных уток в дружинах полно, только среди обычных охранников. Иначе Рудковский давно бы спалился со своим проектом по контролю разума. Слишком рискованно промывать мозги дворянам из младших родов. Проще подкинуть им зомбированных лакеев, садовников, дружинников, секретарей. Хотя того же Бессмертного как-то выловили. Но он выбился в спецназ из простолюдин. Так что теория пока рабочая. Если только Вова мне не наврал, и проект на самом деле проходил под его протекцией. Сплошное «если».

Прибываем в усадьбу без эксцессов. Целители, ожидающие нас у ворот, сразу же бросаются лечить Ясну, а я с татаркой прохожу в кабинет Софии, где от стенки к стенке шагает цесаревич. Аяно и София тоже здесь, сидят рядышком на диванчике, смиренно ждут батьку пустобородого. Обе, с каким-то чисто женским возмущением, смотрят на наливные арбузы Алмакаевой.

— Присаживайся и рассказывай, — киваю ей на кресло в стороне. Сам падаю между своих красавиц — слева уголек-Аяно, справа мелок-София. Цесаревич остается на ногах, видно, в Кремль не терпится.

Аделина бросает на меня опасливый взгляд, но не смеет проверять мое терпение. Хватило испуга в машине.

— Подозреваю, покушения на чиновников затеяны с одной целью — скрыть убийства агентов, которые в курсе проекта по контролю разума «Пересмешник».

— Значит, ты — агент Рудковского, — говорю очевидное и татарка вздрагивает. Закатываю глаза. — Дели, я догадался сразу после твоего звонка. Зачем еще Гоше на тебя охотиться? О твоих шпионских преступлениях поговорим позже. Давай сейчас о зомбаквоском проекте. Знаешь, где может быть Рудковский?

— Нет, — татарка скрючивается, словно ожидая удара. Дыньки ее соблазнительно качаются. — Я — полевой агент, нам не сообщают сведений второго и первого уровня доступа. Максимум, где мне приходилось бывать, это в штаб-квартире I экспедиции.

— Нет там никого. Жандармы уже всё проверили, — раздраженно бросает цесаревич. — Мы лишь тратим время, Перун.

— Рассказывай тогда, что знаешь, — прошу Аделину, не обратив внимания на ворчуна.

— Проект «Пересмешник» генерал Рудковский замыслил лет десять назад, — начинает рассказ татарка. — Цель разработок — подчинять разум другого человека и, в результате, достичь такого уровня контроля над сознанием, чтобы подопытные исполняли любые приказы против своей воли, забыв об инстинкте самосохранения. Я не знаю, как технически генерал смог добиться положительного эффекта. Слышала только, что удалось это с помощью артефакта Синяя корона.

Вот оно что! Сразу вспоминаю корону на голове Гоши. Паршивец специально держит артефакт на самом видном месте.

— Как «зомбаки» просочились в дружины, дома чиновников и правоохранительные органы?

— На протяжении десяти лет I экспедиция похищала тысячи простолюдин, — Аделина смотрит на цесаревича, а тот раскрывает рот от удивления. — Людей забирали разных возрастов. Официально оформляли, как командировки, круизы, поездки в детские лагеря. Возвращали быстро. Синей короне хватает недели на подчинение сознания. В большинстве случаев родные даже не успевали соскучиться. Кто-то, конечно, подозревал неладное и подавал в розыск, но через неделю их родич находился живой, здоровый, с внушенными ложными воспоминаниями, и инциденты забывались. По возвращению домой «пересмешникам» давали команду устроиться на новую работу. Кто-то поступал в военные Академии, кто-то шел наемником, кого-то отправляли стричь газоны в Великие Дома.

Я сжимаю кулаки. Рудковский, сукин сын, жалко тебя уже грохнули. Похищать людей и, наплевав на их желания и жизненные цели, пристраивать шпионами — как же это гнусно! Империя должна служить на пользу людям, вместо этого она порабощает их. Делает из гордой русской нации жалких марионеток.

— Перун, еще раз напоминаю, что я не знал об этом, — вставляет Владимир, видимо, мое выражение лица его насторожило.

— Отправляемся в Кремль, — поворачиваюсь к цесаревичу. — Пора разобраться с вашим бардаком.

— Возможно, успеем к собранию главнокомандующего, — радостно потирает руки Владимир.

Чтобы никакой налет «пересмешников» не сорвал доставку Владимира отцу, выдвигаемся несколькими составами. Разными путями едут три официальных кортежа из бронемобилей с полубашнями и стрелково-гранатомётным вооружением. Включены проблесковые маячки, ревут специальные звуковые сигналы. Еще и жандармам звякнули — чтобы заблокировали движение на проезжаемых кортежами дорогах. Улицы перекрыли, и шанс, что обычные водители снова попадут под обстрел, уменьшился в разы. Наш с цесаревичем кортеж включает основной состав «зорь», с которым я уже сработался.

Как ни странно, ни на один кортеж не напали. Доезжаем без происшествий, кремлевские ворота остаются позади. В сигнальный автомобиль-лоцман не врезался ни один мусоровоз, не вылезли из ниоткуда джипы с бандитами, не попытали снайперы удачу. Похоже на затишье перед бурей.

В Кремле мы с цесаревичем спускаемся глубоко под землю в сопровождении Аяно, Бестии, Али, Кота, Салада. Каменная лестница уходит глубоко вниз, кажется, что до самых недр. Древние стертые ступени скользят под берцами, словно наледь.

Внизу «Зори» остаются в коридоре, кроме меня и Аяно. Распахиваются герметичные бронированные двери, мы заходим в просторный бункер. Внутри, вокруг огромного стола, собрались генералы в разноцветных мундирах, великий князь Николай и сам император Михаил. Здесь же и Эдуард Эльс, один из руководящих членов Круга, у которого я на днях выбил мирный договор и контрибуцию в сто миллионов, а также симпатичная женщина в погонах генерала юстиции. Все стоят на ногах и только что смотрели на объемную голографическую карту города. Теперь же любопытные взгляды скользят по моему безусому лицу недоросли. Даже Владимиру меньше внимания достается.

— Явился, — совсем нерадостно встречает Михаил наследника. — Надеюсь, у тебя были уважительные причины для задержки.

— Если выживание не является таковой, то нет, — смиренно отвечает Владимир.

— Ваш старший сын доставлен, Ваше Величество, — прерываю я семейные разборки. — А у меня мало времени. Прошу вернуться к теме собрания. Если она, конечно, касается вашего второго сына.

Аяно делает каменное лицо, полностью поддерживая меня взглядом. Женщина в генеральских погонах удивленно открывает рот и хлопает ресницами. Остальные присутствующие возмущенно ропщут. Кто-то в ужасе смотрит на царя.

Но Михаил лишь дергает полуседой бровью.

— Спасибо, князь, что бы я делал без вашего совета, — император оборачивается к столу с голограммой Москвы. — Итак, что мы имеем? Ничего? Где Георгий, наш доблестный Департамент полиции не имеет представления. Да и о самих этих «пересмешниках» тоже. Верно говорю, генерал Юсупов?

Шеф Корпуса жандармов и официальный начальник Департамента полиции Борис Юсупов виновато опускает голову:

— У Рудковского были преференции, жалованные цесаревичем, он не отчитывался передо мной. К тому же, Рудковский не столько тратил бюджет I экспедиции, сколько использовал гриф гостайны для засекречивания своей деятельности.

— Чьи же деньги он тратил на проект «Пересмешник»? — спрашиваю я.

— Свои, видимо, — глянув на меня, всё же решает ответить жандарм.

— Рудковский имел огромные средства, князь, — более приветливо обращается ко мне симпатичная генеральша. — Особенно после многолетней службы в полиции. Я — генерал юстиции Соловьева Анастасия, Сыскная часть. Уж поверьте.

— Верю, — косо смотрю на посуровевшего цесаревича. Конечно, долбаные коррупционеры развелись даже в боярской России.

А Соловьева не из робкого десятка, раз намекнула на загребущие руки дружка Владимира. Тем временем женщина продолжает жарить шефа жандармерии:

— А мои следаки давно докладывали, что I экспедиции даются слишком огромные полномочия. Мы даже не представляем, что Рудковский творил. Ему разрешалось ставить гриф высочайшей гостайны буквально на всё. Вот он и наплодил сотни засекреченных дел, к которым, якобы, имеют доступ только первые лица правоохранительной системы. А у первых лиц, конечно, не нашлось времени на ревизию документов первостепенной важности.

Багровый и вспотевший Юсупов рычит:

— Сударыня Соловьева, как ты смеешь бросаться обвинениями! Да я вызову тебя на поединок за клевету!

Я фыркаю:

— Она права, вы оборзели, — усмехаюсь в бурое лицо шефа. — Что такое? И меня тоже вызовете на дуэль?

Но Юсупов не дурак поддаваться на провокацию, о моей репутации, конечно, наслышан. А я лишь рассчитывал отвести удар с Соловьевой, просто мне нравится ее гонор и обличительный наезд. Да и генеральша, может, еще что полезного расскажет о грязной чиновничьей кухне. Соловьева одаривает меня благодарным взглядом. Император не реагирует, как и цесаревич.

— Не забывайся, Перун — наконец находится Юсупов. — Под трибунал пойдешь. Ты всего лишь поручик.

— Действительно? — сдерживаюсь, чтобы не разломить кулаком стол. — Поручик? А у меня ощущение, что я гребаный уборщик, и прибираю сейчас за вами.

— Достаточно, князь Бесонов, — наконец берет слово император. — Что известно насчет Синей короны?

Юсупов листает бумаги на планшете:

— Древний артефакт, в Россию привезли из Сверной Америки лет пятнадцать назад, — он сникает. — Это всё.

— Негусто для грифа высочайшей гостайны, — хмыкает Соловьева. — Жалко, что вы раньше не прочитали эту жалкую отписку Рудковского, — она заглядывает через плечо. — Ах, нет, вы же читали, вот ваша подпись об ознакомлении. Тогда как вы допустили такую ничтожную документацию? Подписали, не глядя?

Жандарм бросает на следовательницу полный ненависти взгляд, но крыть ему нечем. Владимир же не давит на Юсупова, значит, цесаревич и допустил это разгильдяйство. Как же жутко чешутся Когти.

— Ваше Высочество, — вдруг говорит один из секретарей в наушнике. — Царевич Георгий сейчас выступает по телевидению.

Нахмурившись, император распоряжается включить плазму на стене, которую я и не заметил. На сорок три дюйма растягивается лыбящаяся рожа Гоши. Снова психопат в синей короне.

— Эх, Перун, скучно с тобой, хи-хи, — ржет психопат. — Я пытаюсь тебя уму-разуму научить, а ты, в благодарность, строишь козни с моим братцем. Почему ты предпочел его мне? Я же симпатичнее, хи-хи! — он резко мрачнеет. — Не хочешь делать правильный выбор, заставлю тебя сражаться за него. Эй, Вова, хи-хи! Либо убьете Перуна, либо умрешь ты. Я не шучу, время у вас до четырех часов… — веселый псих тянется рукой, видимо, к выключателю камеры и резко останавливает ее. — Ой, чуть не забыл про твою мотивацию, Перун, хи-хи. Не грохнешь цесаревича до четырех своими руками, умрет твоя сестренка, — он щелкает пальцами. — А еще твой папа тоже умрет, хи-хи. Какая жалость, что они находятся в разных местах и за два часа тебе обоих ни за что не успеть спасти. Так что лучше не мучайся — грохни моего братца, спаси свою семью. Коры-ы-ысть, Перун, хи-хи. Миром правит корысть. Как и нашими с твоим сердцами.

Морда психопата гаснет, я оборачиваюсь к Аяно:

— Езжайте к моему отцу, сам полечу к Лене.

— Поняла, — кивает Аяно.

Мы с японкой быстро идем к выходу из бункера, я прохожу мимо сжавшегося Владимира, даже не смотрю на него, когда в спину бьет окрик императора:

— Тебя не отпускали, князь.

Оборачиваюсь и смотрю в серые глаза Михаила. Он накалил меридианы и готов уже ударить, как и генералы возле. Все, кроме Соловьевой и Владимира. Император по рангу явно где-то возле Воеводы, если не выше, а выше только Абсолют. Что точно: он один из сильнейших жива-юзеров, а это дает ему уверенность, что со мной он совладает.

— Вы выпустили из рук воспитание сына, — произношу, не отпуская взглядом лицо Михаила. — Каждый ошибается и может запутаться, только вот сейчас ошибка станет роковой. Оцените верно выбор, что вы хотите сделать. «Верно» значит: с позиции правды, которой учит нас Сварог.

После этих слов, не дожидаясь ответа, я отворачиваюсь и ухожу. Аяно следует за мной.

На пути к лестнице созваниваюсь с мамой и быстро узнаю, где отец с сестрой.

— Лена в поселковой школе, — сообщаю японке, держащейся рядом. — Отец на рыбалке с друзьями. Примерные координаты берега, где он любит вставать на стоянку, скинул тебе на телефон.

— Это далеко, — поджав губы, Аяно смотрит в экран. — Еще и берег пока прочешем. Скорее всего, мы не успеем.

— Знаю, — стискиваю зубы, не останавливаясь.

Зато останавливается Аяно, она оглядывается на распахнутую дверь бункера. Там, где остался Владимир.

— Перун, мы можем…

— Не можем, Аяно, — не оборачиваясь, говорю. — Мы не можем потерять правду и стать слабыми. Сделай, пожалуйста, всё, чтобы спасти моего отца.

И японка, вздрогнув, догоняет меня:

— Сделаю.

— Отец, он не сможет, — рычит Владимир. — Гоше не достать меня.

— А Перуну? — спрашивает задумчиво Михаил. — Не думаешь, что он сейчас отступил, чтобы напасть на тебя из выгодной ему позиции?

Владимир не отвечает, лишь проводит рукой по вспотевшему лицу.

— Нет. Он бы напал сразу, — делает цесаревич вывод после нескольких секунд размышлений.

— Я не могу так рисковать жизнью своего наследника, — Михаил смотрит на Юсупова и Эльса. — Генерал, герцог, немедленно возьмите князя Бесонова под стражу. А будет сопротивляться… — он делает паузу. — уничтожьте на месте.

Глава 10. Гром в сердце империи

— Поручик Перун! — трубно гаркает жандармский ротмистр зычным басистым голосом. — Именем государя тебе приказано сдаться до проведения расследования.

Я слышу пронзительный крик Аяно, перекрывший оглушительные выкрики команд Дворцовой полиции:

— Команда — боевая готовность номер два!

«Красные зори», держа наготове техники, окружают меня, обмениваясь свирепыми взглядами с кремлевской полицией. С горящим взором Бестия выхватывает из воздуха фаербол и айсбол, жар и стужа одновременно веют от разозленной девушки. Али раскрывает когтистые руки, прикрывая меня от возможного обстрела собственным телом. С другой стороны Кот встает чуть ли не вплотную, чтобы любая, направленная на нас, атака сменила вектор в обратную сторону. Салад делает шаг вперед, опускается на колено, доставая пистолет и нацеливаясь на полицейских. Аяно обнажает катану, с одновременным разворотом назад, через правое плечо.

Двор Кремля заполняется батальонами Дворцовой полиции. Теснится между Сенатским дворцом и крепостной стеной строй Кавалерийского эскорта, возле Тайницкой башни две роты гренадеров наполняют меридианы живой. Мелькают снайперы на крышах окружающих зданий и дворцов. Замечаю полицейский спецназ, выдвигающийся вперед.

Генералы, что были в бункере, вышли на поверхность через другой выход и теперь стоят на противоположном конце мощеного двора, наблюдая. Нет только императора и цесаревича, главных виновников торжества. Ну еще князя Николая, брата императора, не видно.

Багровощекий шеф жандармов Юсупов чуть ли не потирает руки. Чему он так радуется, я не могу понять. Что так быстро покончит с зарвавшемся солдафоном? Начальник следаков Соловьева радости жандарма не разделяет, поджимает губы и качает головой, взирая на творящийся дурдом.

— Сдавайся, Перун, — велит Юсупов, горланя через весь двор. — Сам император так решил.

— Скажите хоть, в чем обвиняете, — кричу в строй серых мундиров.

— В планировании покушения на престолонаследника.

Даже сказать мне нечего. Разве что сделать фейспалм. Император повелся на шантаж Гоши, стал играть по правилам маньячного сына. Раньше я считал, что странами правят самые умные люди на планете. Наивная молодость. Мы, по глупости, видим в действиях руководителей государств подковерный смысл, гадаем, что бы значили тот или иной жест, указ, распоряжение. Обычные люди строят гипотезы, что это за сложные схемы, многоуровневые планы, якобы, недоступные их пониманию, потому что если допустить, что это не так, то правда окажется простой и суровой. Нами руководят дебилы.

А между тем времени остается всё меньше. Два часа стремительно утекают. Градгроба поперек! Мне нужно спасать Лену, а не возиться с гребаной полицией.

Я нахожу глазами генерала Соловьеву и герцога Эдуарда Эльса, одного из руководителей Круга.

— Отпустите отряд «Красных зорь», — прошу без Яки, чтобы не нервировать своих людей. Им еще вызволять моего отца из беды. — Ведь их задержать приказа нет.

— Нет! — одновременно вскрикивают Аяно с Бестией. — Мы тебя не оставим!

— Аднака, Али нэ дезертира, — бьет зеленый мутант кулаком себя в грудь.

— Так надо, Аяно — говорю тихо. — Иначе вы не успеете спасти отца.

Японка поджимает губы и кивает, ее расстроенные глаза влажно блестят. По щекам Бестии же вообще бегут слезы.

— Но ты наш! Ты мой! — негодует она. — Как я тебя оставлю посреди этого змеиного гнезда?

Подойдя ближе, я сжимаю ее запястье и приобнимаю за талию:

— Им меня не удержать, — шепчу. — А вас могут.

Бестия моргает в размышлении. Затем кивает, осознав смысл моей многоходовки.

— Аднака, Али нэ за чё не оставет Перуну, — заявляет Крокодил, выпятив грудь. — Хот убяйти!

— Это приказ, — ледяным тоном говорит Аяно, угрожающе качнув катаной.

Зеленый майор испуганно сглатывает.

— Кагда выдвегатьса? — сразу же становится он по стойке смирно.

Между тем генералы тихо переговариваются между собой. Но я их слышу прекрасно — навострил ухо Шарика.

— Перун прав, — замечает Соловьева, поглядывая на меня красивыми глазами василькового цвета. — О «зорях» Его Величество ни словом не обмолвился.

— Император не должен упоминать каждую мелочь, — раздраженно отмахивается Юсупов. — Его Величество указал направление, как стратег, а дальше мы должны подойти к делу с тактической гениальностью, чтобы не обрушить его планы.

Вот о чем я. Юсупов в заблуждении своем думает, что император на десять шагов всё обдумал. Я же готов спорить, что Михаил тупо действует под давлением текущей ситуации. Единственный продуманный в этой истории — полоумный Гоша.

— Но «зорей» и Перуна будет намного сложнее взять, чем одного Перуна, — приводит разумный довод Эдуард.

— Незачем додумывать приказы, Борис, — додавливает Соловьева. Сыщица мне все больше и больше нравится — умная, к тому же стройная, изящная, в идеально подогнанном по фигуре синем мундире с огромными золотыми звездами на погонах. Лицо холеное, с точеным носиком, прелестными губами.

Юсупов хмурится:

— Но император может разгневаться, — блеет он растерянно, не зная, как поступить.

Генеральская возня приводит меня в бешенство. В моей голове словно тикают часы, прямо кожей чувствую, как уходят драгоценные секунды. Так всегда — генералы прикрывают собственные шкуры, а цена их страху — жизни людей. Но мои близкие ни за что не упадут на жертвенный алтарь трусости и распутства князей мира сего. Придется мне лично перестроить эту страну, раз за ее штурвалом стоят жалкие эгоисты.

Отодвинув Кота, я делаю шаг навстречу передовым отрядам спецназа. Те поднимают вверх горящие кулаки и ледяные ладони, безмолвно призывая остановиться.

Набираю в легкие воздуха и, призвав Когти, на выдохе ору:

— ДУМАЙТЕ. БЫСТРЕЕ. ВАШУ. МАТЬ.

Через мощеную площадь, вращаясь над красными парапетами стены, проносится синий сверкающий зигзаг молнии. Кремль содрогается от чудовищного раската. Пара ближайших дворцовых гренадеров принимается визжать. Еще трое бросаются на землю, пытаясь выцарапать себе глаза, чтобы затмить физической болью холодное прикосновение ауры смерти. Полицейский спецназ отступает вглубь двора, сгруппировываясь и готовясь дать отпор показавшему свою мощь страшному врагу.

«Зори» невольно пятятся от меня, хоть я и пытался пустить основной порыв псих-бури мимо коммандос.

— Отпускайте «зорь», генерал, — шипит Эдуард Эльс, дергая застывшего Юсупова за рукав. — Вам бы хоть одного Перуна положить.

— Правильный совет, герцог, — бормочет шеф жандармов и повышает дребезжащий как стекло голос. — «Красным зорям» дозволяется вернуться к месту службы. Забирайте свои машины и немедленно покиньте резиденцию императора.

На прощание Аяно бросает страстно-печальный взгляд. Бестия кидается мне на шею и быстро обнимает, поцеловав в щеку и потершись бедром. Затем делает огромное волевое усилие и отпускает, уходит вслед за остальной командой. «Зори» уходят, их закрывает серый строй гренадеров. Я вижу, как бронемобили нашего кортежа заводятся и вырываются в распахнутые ворота.

— Твое условие соблюдено, Перун, — кричит Юсупов в громкоговоритель, который ему только что кто-то додумался дать. — Теперь сдавайся и, обещаю, тебе не причинят вреда до самого императорского суда. Твою судьбу решит только слово Его Величество.

— Не могу, — пожимаю плечами и развожу руки в стороны. Ярко вспыхивают Когти. — Вы же слышали Гошу. Мне нужно спасти свою сестренку. Поэтому ВЫ. ПАДЕТЕ.

Воздух рассекают искрящиеся разряды. Треск, от которого из ушей идет кровь. Обломки, хлынувшие градом. Древний камень кремлевских зданий идет трещинами. Крыша Грановитой палаты вспыхивает вместе с засевшими там снайперами. Исполненный боли слитный вой уносится к звездам.

Атаки гренадеров и спецназа обрушиваются с большим замедлением. Офицеры приходят в себя от ужаса слишком поздно, и я успеваю положить четверть полицаев. Окутанные синими змеями люди валятся один за другим. Брусчатка плавится от бьющих случайных разрядов.

Гренадеры — те, что еще стоят на ногах — понимают: дальние атаки меня не достают. Разбитые строи бросаются в рукопашку. Я рублю Когтями. Пытаюсь разить лишь руки и плечи, чтобы у Целителей оставался шанс спасти от смерти. Одновременно дуги молний разят Юсупова, пораженный генерал катится в сторону горящего Потешного дворца. Соловьева, Эльс и другие пытаются бежать, но всё кругом заволакивает клубящейся синевой с белыми нитями, разрываемыми гигантскими огненными столбами и водоворотами смерчей, поэтому не вижу, как у них дела. Да и слишком много вокруг еще врагов. Каскадом молний отбиваюсь от огневика-ротмистра. Мощные разряды вбивают его в расписные стены Теремного дворца. Красный камень строения раскалывается, как сланец под ударом молота.

Я шагаю между телами разбитой Дворцовой полиции, обхожу горы взорванного булыжника. Кругом горят сады и строения императорского Кремля. Я бы мог взять его штурмом, мог бы захватить трон прямо сейчас, мог бы прищучить Михаила и поиграться в узурпатора, но я лишь хочу спасти свою семью. Мои ценности далеки от жажды власти.

Смотрю сверху вниз на стонущего под жалящими молниями Юсупова.

— Не на ту печеньку ты позарился, тупая задница.

— Ммммм… — отвечает он нечленораздельно. — П-мощади.

Ага, щас.

— Мольба — слишком жалкое оружие, чтобы отстоять свою жизнь. Боритесь, генерал, ведь вы солдат.

Я расправляю крылья. Как только улечу, молнии лишатся подпитки, так что Юсопову продержаться надо от силы полминуты.

Замечаю спрятавшуюся за царем-колоколом Соловьеву, подмигиваю ей, отчего она испуганно прячется, и выстреливаю в небо, оставляя полыхающие дворцы позади и в прошлом. Лишь в груди тяжело, будто в легкие залили расплавленный металл. Успеть бы, времени осталось меньше полутора часов. Лена, держись.

Анастасия Соловьева смотрит, как Перун распускает крылья и задорно подмигивает ей, как бесстыдный хулиган. Ее сердце дает сбой от страха и странного волнения, расплескавшегося внизу живота. Это всё ужасное «устрашение» Перуна. Из-за него у Насти резко, в самый неподходящий момент, проснулась коварная женская суть. Вокруг гремит бойня, заживо горят люди, разрушается резиденция государя, полыхают исторические памятники и одни из самых известных архитектурных сооружений в мире, а следовательница думает лишь о том, какая у Перуна нежная кожа и милая взъерошенная челка. Как он красив…

Взмахнув крыльями, юный князь Кандагара покидает горящую площадь и, пролетая над сожженными клумбами Тайницкого сада, делает крутой кульбит вверх. Паря, словно птица, демоник исчезает, а в груди Насти становится невыносимо тоскливо. Хотя, казалось бы, надо радоваться, что угроза миновала.

Молнии утихают, словно утратив источник энергии. Разрушительная обжигающая синева, выплеснутая на сердце империи, растворяется, словно утренняя дымка, и остается лишь оплавленная мостовая, черные скелеты садовых деревьев, разрушенные здания.

Юсупов, опрокинутый навзничь, ощупывает себя.

— Я жив? Свароже, жив!

Соловьева качает головой и уходит в сторону архива. Надо срочно еще раз прошерстить все привезенные документы I экспедиции, возможно, удастся выйти на след полоумного царевича. Император будет требовать результатов, ему плевать на суровые реалии. А учитывая, что Георгий обещался устроить покушение на Владимира меньше, чем через полтора часа, Михаил уже, наверное, дошел до белого каления.

Внизу простираются симпатичные домики рабочего поселка, в котором живут мои родители. Я пикирую к средней школе. Здание строили по заказу Софии японские архитекторы. Спроектировали школу так, чтобы она отличалась от традиционной школы. Волнистый, гладкий и динамичный фасад создаёт дружелюбную и спокойную атмосферу… Должен бы создавать, да мешает кордон дружинников. Бойцы оцепили территорию, куча машин и автобусов с силовиками припаркованы перед забором.

Приземляюсь на тротуар у ворот и направляюсь к группе дружинников, переговаривающихся у легковушки.

— Группу захвата послать, да и всё, — говорит один в черной спецовке. — Выкурим придурка с минимальными жертвами.

— Рискованно, — отвечает коренастый бритоголовой в костюме-тройка. Он чиркает зажигалкой и прикуривает сигарету— Там же сестра самого князя, говорят. Если хоть волос с ее головы упадет, София нас с вами сошлет в Кандагар жариться в песках.

— Кто главный? — прерываю их разговоры.

Коренастый замолкает на полуслове. Все тут же спохватываются и, обернувшись ко мне, почти одновременно кланяются.

— Я, Ваше Сиятельство, — коренастый выплевывает сигарету на асфальт. — Капитан оперативного десятка Бритчев Егор.

Внимательно смотрю в глаза каждому, ищу стеклянные. Дружинники немного тушуются, но смотрят в ответ искренне и осознанно. «Зомбаков» не видно.

— Докладывай обстановку, Егор.

— Один из преподавателей, учитель истории, Ситкин Виктор взял в заложники класс шестой «А». Он закрылся с детьми в классном кабинете на втором этаже и грозится подорвать учеников, если мы попытаемся вломиться к нему и обезвредить. Вся остальная школа, за исключением этого кабинета, эвакуирована.

Я хмурюсь. Одиночный террорист? Заложники? Как-то мелко с возможностями Гоши. Значит, где-то спрятана ложка зеленки, которую мне запулят в лоб самый неподходящий момент.

— Какие требования у террориста? Где он держит взрывчатку?

— На себе и держит. На нем надет пояс шахида, напичканный цилиндрами со взрывчаткой, — коренастый Егор затаптывает туфлей дымящую на асфальте сигарету. — А требований нет, в смысле, вообще никаких. Я к нему ходил на переговоры, так он схватил одну из девочек за плечо и орал, чтоб я выметался. Девочка плакала, он паниковал и тряс детонатором в другой руке. Пришлось оставить ребят с психом, — виновато опускает голову.

— Верно сделал, — хвалю я. — Девочку опиши, а еще тип детонатора.

— Девочка? — Егор задумывается. — Мм…я больше на психа смотрел как-то. А девочка — самая обычная. Короткие светлые волосы, большие глаза, вроде бы голубые, бежевая кофточка поверх белой рубашонки.

Я стискиваю до хруста зубы. Егор только что описал Лену. Есть у нее и бежевая кофточка, и описание внешности схожее. Конечно, много кто подойдет под этот портрет, но мала вероятность, что историк стал бы хватать левую ученицу.

— А электродетонатор самый обычный, на проводах, — продолжает дружинник. — К переключателю тянутся три провода: белый, черный, красный. Самодельный пояс шахида, цилиндры со взрывчаткой сделаны из обрезков водопроводных труб, наверно порохом наполнил…

— В глаза ему смотрел? — перерываю подробности. — Обычный взгляд? Не стеклянный, не затуманенный, словно он не здесь?

— Куда там, князь! — удивленно качает головой Егор. — Бешеный у него был взгляд, затравленный, как у зверя. Испуганный до усрачки! Он точно был здесь, паскуда, и понимал, что творит. Понимал, что ему не выбраться живым. И он точно наложил кирпичей в штаны. Запах такой в кабинете, что запросто задохнешься.

— Вот как, — хлопаю я глазами, совершенно ничего не понимая. — А что снайперы? Достать историка могут?

— К окнам не подходит паскуда, — отрицательно качает головой другой дружинник в спецовке и смачно сплевывает на асфальт, не стесняясь меня.

— Оставайтесь здесь, — решаюсь рискнуть. — Я пойду на переговоры.

— Опасно это, князь, — качает головой Егор. — Для детей в первую очередь опасно.

— Да, но выбора нет, — поворачиваюсь к зашторенным окнам — однотонная ткань не шевелится. — Через час историк в любом случае детонирует взрывчатку.

Глава 11. Освобождение заложников

— Мой сад! — гремит император Михаил, обозревая дымящиеся остатки цветочных клумб.

Его тяжелый взгляд проносится мимо тяжелораненых гренадеров на носилках, которых обхаживают Целители. Лазарет разбили прямо на разгромленной площади, под открытым осенним небом, так как пострадавшим требовалась незамедлительная помощь.

— Моя стража! — император проходит мимо стонущего спецназовца с рассеченной рукой — беднягу просто перевязали и дали обезболивающего. Слишком много увечных, слишком мало Целителей.

Но Михаил больше не смотрит на раненых, его кулаки стиснуты, костяшки побелели от напряжения. Серые глаза горят так яростно, что отсвечивают бликами на брусчатке, расплавленной до состояния блестящего обсидиана.

— Мои палаты, — натужно выдыхает император. Государь застыл прямо перед обгоревшим черным остовом Грановитой палаты. В этом, некогда белом, доме Михаил венчался на царствование. И теперь значимое в жизни императора здание обуглено и изничтожено. Плохой знак.

Рядом стоят шеф жандармов Юсупов и молодой ротмистр Бирарди, возглавляющий Дворцовую полицию. Покаянно опустив головы, высокопоставленные офицеры молчаливо ждут заслуженного императорского гнева.

— За мной, — не глядя на полицаев, Михаил идет в Теремной дворец. Он старается не смотреть на обугленную, некогда красную, расписную стену фасада. Еще один шрам на лице самодержавия, что нанес сегодня Перун.

В императорском кабинете Владимир дожидается отца. После публичной угрозы Гоши цесаревич избегает встречаться с посторонними людьми и предпочел затаиться во дворце.

Михаил тяжело падает в высокое кожаное кресло за дубовым столом. Молчание повисает в воздухе, густое и липкое, как сгущенное молоко. Кажется, что сказать императору нечего. В отличие от Владимира.

— Ты поступил очень опрометчиво и недальновидно, папа, — пеняет цесаревич самодержцу, нисколько не стесняясь Юсупова с Бирарди. Даже более того — не сдержавшись, Владимир в сердцах хлопает по подлокотнику кресла. — Я же сразу сказал! Если Перун хотел бы убить меня, он это сделал бы еще в бункере. Теперь убедился своими глазами? Он чертовски силен. Зачем было его злить и позориться на весь мир тем, что российский император не в силах совладать с собственным солдатом?

— Я пытался обезопасить тебя, — морщится император, отвернувшись к расколотому жаром Перуновских молний окну.

Владимир сокрушенно качает головой.

— А вместо этого подверг меня смертельной угрозе. Ты пошел на поводу у Гоши, папа. Ведь полоумный этого и добивался — чтобы мы попытались задержать Перуна, и в итоге я лишился его защиты. Стравливание союзников между собой — очень верный ход в данном случае. Апплодирую братцу стоя, — цесаревич горько усмехается. — В своем сумасшествии он прилично развил интеллект. Видимо, правду говорят, что безумие рождает талант. В общем, без защиты Перуна мне придется изворачиваться, как уж. Благодарю за опеку.

— Какую уникальную защиту мог предоставить мальчишка, пускай даже сильный, как сотня Рыкарей? — не понимает Михаил. — Гренадерские офицеры справятся не хуже. У нас для этого есть целый отряд «подвижной» охраны.

— Отец, — грустно смотрит Владимир на императора, подозревая, что тот и, правда, сильно сдал в последнее время. Стареет, наверное. — Только Перун мог дать мне почти стопроцентную гарантию безопасности. Почему, ты думаешь, я не приезжал в Кремль без этого «мальчишки»?

— Да что ты несешь, Вова?! — рявкает император, вконец разозленный тоном сына, которого он, вообще-то, пытался защитить. — Какая гарантия? О чем ты?

— Его щиты, папа, — вздыхает Владимир. — Перун может накрывать ими других людей и держать их хоть круглые сутки. А так «пересмешникам» Гоши всего лишь остается дождаться, когда я устану удерживать доспех, и воткнуть мне вилку в ухо.

— Вилку? — Михаил уже ничего не понимает.

— Вилку, перьевую ручку, спицу, секатор для веток… «Зомби» скрываются среди наших поваров, секретарей, портных, садовников. Хотя, может, Максим и в гренадеры умудрился пропихнуть своих подопытных. Тогда сподручнее, конечно, из «Вереска» пулю в лоб пустить.

Плечи императора опускаются:

— Возможно, я погорячился.

— Нет, в последнее время ты действуешь в порыве чувств. Пытаешься всеми силами устроить так, чтобы Перун не убил Гошу. Сам этого не осознавая. Надо заметить, симпатия у вас с братом взаимная. Гоша ведь даже словом не обмолвился, чтобы отомстить тебе, — Владимир вздыхает. — Отец, твой младший сын — чертов псих, предатель, вредитель и террорист. Пойми это наконец, и дай мне с Перуном его раздавить, а не придумывай отмазок, мешая нам.

Император молчит, насупившись. Юсупов с Бирарди, застывшие у стены, забыли даже как дышать. Впервые оба присутствуют на таком «семейном разговоре», когда в государя почти тычут пальцем и обвиняют в некомпетентности и предвзятости. Да, ругается не абы кто, а сам престолонаследник, второе лицо страны, но всё же этот факт за гранью разумения имперского подданого.

— Хорошо, я не трону мальчишку Бесонова до поимки Гоши, — соглашается наконец Михаил.

Владимир переводит взгляд на ротмистра Фрола Бирарди, а именно, на красные бинты вокруг его плеча, поверх темно-зеленого мундира.

— Комендант, почему вы не излечились у Целителей?

— Ваше Высочество, среди Дворцовой полиции полно тяжелораненых, которым нужна незамедлительная помощь, — выпрямляется молодой красавец- ротмистр. — Мое ранение легкое и подождет очереди.

Владимир встает с кресла и, восхищенно улыбаясь, подходит к офицеру:

— Благородно, комендант. Вы действительно выдающийся офицер, как о вас отзывался генерал Юсупов. Нам повезло, что именно вы охраняете императорскую резиденцию.

Михаил недоуменно смотрит на сына — мол, нашел время раздавать похвалы. Юсупов рядом пытается не отсвечивать, нутром чуя неладное. Бритые щеки ротмистра розовеют, в героические глаза словно вставили маленькие прожекторы.

— Служу Отечеству! — восторженно отвечает молодец.

Владимир по-дружески берет ротмистра за плечо:

— А еще тем, что вы моего роста.

— Что, простите…

Вжжжжиух.

Ветряное копье насквозь пронзает лицо Фрола, и ротмистр, уже мертвым, бахается на пол, словно мешок картошки. Красивое лицо офицера превратилось в свежий продукт мясной лавки.

— Спасибо за службу, — равнодушно произносит Владимир и расстегивает на груди рубашку.

Лицо императора вытягивается. Испуганного Юсупова едва ноги держат. Наступившую тишину прерывает писклявое оповещение:

- Трнк. Вы давно не заходили в «Кексики». Стынет замешанное тесто для кексиков с шоколадной крошкой.

— Простите. Забыл выйти из приложения, — морщится цесаревич, суя руку в карман и выключая звук на мобильнике.

Юсупов впадает в мандраж, ему приходится опереться о шкаф, чтобы не упасть, а император, округлив глаза, орет:

— Вова! Что это значит?!

— Пытаюсь защитить себя всеми возможными способами, — объясняет цесаревич. Он стягивает с ротмистра мундир гвардейского образца, с красными лацканами и золотыми нашивками. — Найди лучше бинты в аптечке в своем столе, отец.

Михаил в шоке смотрит, как Владимир облачается в мундир ротмистра, затем надевает его брюки, расшитые золотыми галунами. Свою старую одежду цесаревич бросает на обезображенное лицо бедного Фрола.

— Генерал Юсупов, будьте добры — оденьте Его Высочество престолонаследника Владимира, — кивает цесаревич на труп коменданта. — Отец, где бинты?

— Ты сошел с ума, — устало выдыхает Михаил, не двигаясь. — Сын мой.

Пока Юсупов дрожащими руками надевает на труп одежду цесаревича, Владимир извлекает из стола аптечку и принимается обматывать лицо бинтами.

— Вы обознались, Ваше Величество. Я всего лишь дворцовый ротмистр, — усмехается под повязками наследник. — Раненый в лицо и благородно уступивший Целителей умирающим бойцам. Так что объявляй кончину старшего сына, отец. Официально ты был прав. Перун попытался меня убить и преуспел, — Владимир позволяет себе легкий смех. — Монархи ведь никогда не ошибаются.

Я захожу в парадный вход школы. Холл и коридоры окрашены в яркие жизнерадостные тона, стены украшены декоративными орнаментами. Что называется, школа для детей. Красиво, бодро, разнообразно, только пусто и непривычно тихо.

Прежде, чем пойти сюда, созвонился с Софией. Хотел в сухом остатке узнать, как же она так хреново обеспечила безопасность моей семье. Княгиня со страху впала в ступор, но все же отмерла и сказала, что усилила охрану и следящие за Леной и родителями патрули. А также обеспечила поселок средствами обнаружения рыбоглазых. То есть, все уличные, скрытые, домовые и школьные камеры апгрейдили приложением по опознаванию, характерной для «зомби», стеклянности зрачков. Если бы «пересмешник» засветился на улице или на пороге школы, его бы сразу же стреножили. Посторонним тоже нет входа в поселок. Но Гоша и здесь вывернулся. Поймал на крючок местного школьного учителя.

Успеваю дойти до лестницы, как сверху раздается истошный вопль:

— Кто здесь? Пошел живо отсюда! Иначе я взорву эту девочку!

— Не кипишуй, я свой. Меня послали похитители твоей жены и дочери.

— Что-о?! — в ужасе завывает учитель истории Ситкин Виктор. — С ними все хорошо?! Когда вы их выпустите?! Я же сделал всё, как сказано!

Сверху льются причитания. Я же неспеша поднимаюсь по ступенькам. Из-за перил показывается вспотевшее тощее лицо Виктора. Натягиваю спокойную улыбку. А на душе орава магнофелисов скребется. Делаю огромное усилие, чтобы не ускорить шаг. До момента взрыва осталось сорок минут. Успею.

Теперь вижу целиком учителя, и не только. Стоя у двери кабинете, Виктор крепко держит локтевым сгибом за шею заплаканную Лену. Слезы бегут по родному нежному лицу, от взгляда на которое мое сердце взрывается на остро-режущие. Едва успеваю удержать Когти — резаки почти вспыхнули, чуть не содеяв непоправимое.

— Виктор Степанович, — сестренка умоляет историка, — зачем вы это делаете?! Вы же хороший!

Но Виктор смотрит только на меня, в другой руке крепко держит детонатор, от которого три провода тянутся к поясу шахида с железными цилиндрами. Проводов, как и описывал Егор, три: белый, черный, красный. Первые два — положительный и отрицательный, если любой перерезать, бомба сделается безвредной. Красный похож на цепь на размыкание, разрыв приведёт к самоуничтожению. Они переплелись, и не уверен, что смогу сжечь кислотой белый или черный провод с расстояния, не повредив красный. А красный — значит, моментальная детонация.

Замечаю, что на запястье Виктора натянута розовая резинка для волос.

— Где остальные дети? — спрашиваю, и Лена только сейчас замечает меня. Ее ручки самопроизвольно тянутся в мою сторону, ротик распахивается, но я качаю головой, и сестренка, умничка, сдерживает порыв и, сжав плотно губки, только нечленораздельно мычит, подавляя в себе крик изо всех сил.

Виктор меня не узнает. Может, повезло, и я наяву не слишком похож на свои фотографии в газетах, а может, он на таком бешеном взводе, что и родную мать не признает.

— Там, — кивает историк на закрытую дверь позади и сразу же верещит: — Вы привезли мою семью? Отпустили их? Как вас впустили сюда дружинники?

Последний вопрос он задает с подозрением.

— Официально я один из дружинников, но меня послали сами знаете кто удостовериться, что вы соблюдаете условия, — придумываю на ходу и замечаю телефон в кармане брюк у учителя. — Не веришь — звякни похитителям.

— Не могу! Глушилки! — отчаянно говорит Виктор.

Знаю, что не можешь. Я сам сказал дружинникам заглушить сотовые сигналы. Просто сейчас удостоверился, что сработало.

Что ж, самая очевидная версия подтвердилась. Гоша взял в заложники семью историка, принудив его стать смертником, шантажируя жизнями родных.

— Как мне быть? — спрашивает Виктор. — Ваш главный обещал позвонить мне и отменить подрыв, если князь Бесонов выполнит его условие!

Условие — это, видимо, прикончить цесаревича.

— Действуй по плану, — стараюсь говорить холодно.

— По плану?! — вскрикивает историк. — То есть умереть ровно в четыре?!

Так себе план, конечно.

— Тебе же сказали, что иначе сделают с твоей семьей? — тяну я время.

— Только не трогайте их! Прошу! — Виктор сглатывает ком в горле. — Хорошо, я понял, я подорвусь в четыре. Вместе с этой девочкой.

После этих слов мы с Леной вздрагиваем. Она смотрит неотрывно на меня, ее губы дрожат. Но слезы больше не текут. Собралась. Верит в своего брата.

Я почти уверен, что Бригантина не защитит Лену. В поясе шахида должна быть не обычная взрывчатка, а с примесью зеленки из Осколков. Варианты, какие есть варианты? Хэдшот кислотой? Не выйдет. Виктор держит большой палец на пусковой кнопке. Одно судорожное движение, и взрывчатка сдетонирует. Единственный способ спасти Лену — мгновенно перерезать белый провод. Но, чертов Эразин, как?! Он спутался с красным и черным!

Перестав видеть во мне угрозу, Виктор немного отпускает девочку, чуть отодвигаясь. Лена случайно касается ладонью спутанного комка проводов, и меня осеняет идея.

Бросаю быстрый взгляд на Виктора. Убеждаюсь, что за выражением моего лица следит только сестренка. Она неотрывно смотрит на меня, ждет, что сильный братик спасет ее. Прости, родная, в этот раз без тебя он не справится.

Я указываю глазами на провода. Лена хлопает мокрыми ресницами. Заметила мои телодвижения, это хорошо. Еще пару раз стреляю взглядом на разноцветный комок, и девочка неуверенно касается дрожащими пальцами проводов. Киваю. Давай, солнышко, распутай. Ты сможешь.

— Что ж, раз ты понял свою задачу, — показательно, по-злодейски ухмыляюсь. — Мне здесь делать нечего. Удачно повеселиться.

— Вы все чудовища, — роняет слезы Виктор, крепко прижимая Лену к цилиндрам со взрывчаткой. — Чем эта девочка провинилась? Она еще ребенок!

У меня чуть глаз не выпадет от такого поворота. Какой-то гребаный каламбур. Кто кого тут спасает?

Слежу за пальчиками Лены. Медленно-медленно они перебирают провода, разводя и распутывая их. Сама Лена безотрывно смотрит мне в глаза. Поддерживаю ее взглядом. Еще немного, малышка. Ты на верном пути. Когда все это закончится, обещаю сводить тебя в кафе, куплю много-много мороженого.

— Дети вырастают, — говорю, не следя за словами — я целиком с сестренкой. — Кто-то в скромных монашек, кто-то в нескромных монашек, кто-то в скромных немонашек, а кто-то вообще в блогеров-матершинников.

— Это ты рассказываешь своей совести, чтобы спать спокойно? — выплевывает историк, тряся детонатором над Лениной макушкой.

Ес! Распутала!

В ту же секунду, как провода расцепляются, шмаляю тонкой кислотной струей. Шшшш. Белый провод прожигается насквозь.

— Что?! — кричит Виктор, бешено вращая глазами. — Что происходит?! Ты нападаешь?!

Ему окончательно срывает башку, и он нажимает кнопку на детонаторе. Щелк. Ничего не происходит, а я уже рядом, резким движением отдергиваю руку учителя с шеи сестренки, и отталкиваю Виктора так, что он спотыкается и падает. Ловлю его за шиворот и медленно опускаю задницей на пол. Бомба ведь никуда не делась.

— Братик! — Лена прыгает мне на шею, зарывается лицом в мою грудь и надрывно плачет. — Почему ты так долго шел меня спасать?! Почему?!

Я глажу ее по светлым волосам, одновременно другой рукой пеленая упавшего учителя в кокон из Паутинки.

— Прости своего брата, — вздыхаю, уткнувшись носом в макушку девочки. — Он — дурак, медленный газ. Придурок последний. Я обещаюсь исправиться, но мне опять нужно идти, иначе семья Виктора Степановича пострадает. А сейчас быстро спускайся вниз, там добрые дяди дружинники. Они будут тебя охранять. Бегом, я сказал! Здесь всё еще бомба между прочим!

Приходится прикрикнуть. Осталось тридцать минут до четырех часов, когда историку велели подорваться. Если не произойдет «бума», Гоша убьет невинных женщину и ребенка.

Отправив вниз расстроенную Лену, подхожу к Виктору. Сдергиваю с его запястья резинку для волос.

— Это резинка вашей дочери?

Глаза историка становятся пустыми. Сначала я пугаюсь, что он стал «зомбаком», но сразу понимаю — это лишь безысходный отчаявшийся взгляд.

— Быстрее отвечай! — встряхиваю учителя за плечо.

— Теперь ее не спасти, — говорит Виктор без интонации. — Эти звери изнасилуют и убьют мою дочку, мой невинный цветочек. Я не подорвался, всё кончено.

— Надежда еще есть, — я включаю нюх Шарика и, поведя ноздрями, пытаюсь поймать след по запаху, исходящему от резинки. — Обещаю сделать всё, что смогу.

Глава 12. Снова заложники, но с биологическим джекпотом

— Ну чё делаем, Отвертка? Историк наш подорвался, вроде, — раздается хрипящий голос из старого саманного дома с осевшим углом.

Крадучись, я выхожу из лесных зарослей. Перепрыгиваю узкий овражек, огибаю обломки забора. В руке сжимаю розовую резинку для волос. Запаховый след привел меня к этой развалине в дремучих дебрях.

— Вроде? — слышу недовольный рык.

— Пять минуток назад наш дрончик заснял зеленую вспышку в школе. Затем дружинники выносили несколько черных мешков.

— Нормально, — одобряет рычащий голос. — Значит, бабки получим от того рыбоглазого. Надо только раздобыть из морга кусочек школьницы для подтверждения. Палец там.

До заброшенной хижины еще метров триста, но я прекрасно слышу тихие переговоры. Что важнее — запах девочки пропадает в разбитом окне с перекошенным облезлым наличником.

Хрустит сухая листва под моими ногами. Осень — плохое время для охоты в лесу. Много опавших листьев, и любому шагу сопутствует шум, отпугивая добычу. Но мои бандюки сидят в дряхлой хижине, с окнами без стекол, так что тихие шорохи снаружи они не слышат.

Подбираюсь к дому и, встав близко к стене, осторожно заглядываю в окно. Трое бандитов в камуфляжной темно-зеленой одежде. Худой, как грабли, похититель агрессивно курит, мочаля зубами фильтр сигареты. Двое других — бритоголовый и бородатый — обсуждают, как им палец Лены достать. У худого и бородатого на бедрах закреплены кобуры с пистолетами-пулеметами «Верески». Не успеваю разглядеть ранги бандюк. Женщины и ребенка нигде не видно.

— В морг Бородовых проберемся, делать нехрен, охрана там никакая, — убеждает братву бритоголовый. — Главное, историк не подвел, гы, пусть земля ему будет пухом.

Это вряд ли. Виктор Степанович сейчас сидит в каталажке дружины. Я приказал десятнику Егору ровно в четыре имитировать взрыв смертника и создать впечатление о приличном числе жертв. А также, не светить Лену и остальных детей на улице. Это дало мне больше времени на поиски заложников. И хорошо, что подстраховался. Потому что уже четыре часа семь минут, а я только-только нашел похитителей.

Вытираю рукавом мокрый лоб. Фу-ух, жара. Семь потов сошло, пока наматывал круги по кушерям. Повезло, что заложниц держат рядом с поселком, под самым боком у дружинников. Мигом взял след.

«Как там папа?» — мелькает тревожная мысль, но я тут же отгоняю непрошенную гостью. Решение принято, я доверил спасение отца Аяно. Сейчас же от моих действий зависят жизни других невинных людей. Нельзя сомневаться и оборачиваться назад. Это глупо и жалко.

Подхожу к следующим резным оконным ставням, бросаю быстрый взгляд в пыльную комнату. Одна худая женщина лежит связанной на полу, рядом с ней тоже…Ого, ничего себе невинный цветочек, Виктор Степанович! Ожидал увидеть малютку с бантиками, а тут минимум шестнадцатилетнее «зашибись» в джинсовой мини-юбке и розовом топике, который едва не рвется на наливной груди. Настоящая бимбо, у которой даже лежа задница колышется, словно стадо бизонов. Офигенная детка растет у историка. Несложно догадаться, какие зашкварные намерения у головорезов насчет дочки уважаемого интеллигента.

Оторвав взгляд от шикарной кормы, обтянутой джинсовкой, возвращаюсь к первому окну. Я больше не скрываюсь — встаю прямо и смотрю на головорезов. Просто нет смысла таиться. Дом из двух комнат обследован, все враги, в числе трех единиц, собрались вместе и уже отсюда не выйдут.

Не замечая меня, бандиты приступили к обсуждению предполагаемой мной только что темы:

— Неужели отпустим соску, Отвертка? — хрипит прокуренным голосом худой курильщик. Он растаптывает ботинком брошенный на пол бычок, одновременно пихая в рот новую сигарету.

— Нет, конечно. Дурак что ли? Такие бидоны отпускать? — крутит пальцем у виска бородатый Отвертка.

— Тогда и вторую курицу заодно уж натянем, — добавляет бритоголовый. Быстрое движение, и вытянутая из-за пазухи финка ловко крутится между пальцами. — А потом по шейке каждую, и концов никто отыщет.

— Подожди со своим «по шейке», — хрипит курильщик. Он затягивается сигаретой с таким выражением лица, будто больше всего на свете ненавидит курить. Потом подходит и забирает финку из рук бритого. — Еще горячее местечко ниже не оприходовали.

— Дак я просто это…о будущем пекусь.

— Кхе-кхе, — это уже я, не выдержав пустопорожнего базара, полез через подоконник. На всякий случай, громко покашлял, а то уже и не знаю как внимание к себе привлечь.

Реакция у бритого и бородатого оказывается на неплохом уровне. Мигом они выхватывают из кобур «Верески» и нацеливают мне в лицо. Только я уже рядом стою и резким движением хватаю обоих бандюганов за запястья. Хрустят переломанные кисти, и оружие вываливается из ослабевших пальцев. С грохотом катятся пистолеты по гнилому деревянному полу.

Надо же — всего лишь Новички. Ни доспеха, ни мозгов. Только спермотоксикоз, бьющий фонтаном в голову. Таких раздавлю голыми руками, не буду пачкать Когти. Заодно отвлекусь от мыслей об отце.

С воплями боли бандиты пытаются вырваться. Отпускаю бритого, выбиваю нож из руки подскочившего курильщика — легко, словно у ребенка. Он от удивления роняет сигарету из открытого рта. Пользуюсь заминкой, сжимаю его горло и поднимаю над землей, как задыхающегося окуня. Крики вокруг стихают. Бритоголовый, баюкая раздавленную кисть, перепуганными глазами смотрит, как моя жертва бултыхает ногами в воздухе. Швыряю курильщика на пол, и он, пробив головой гнилые доски, остается неподвижным — кукла, набитая соломой.

Всё это время держу руку бородатого, а он, упав на колени, плачет навзрыд. Мускулистое предплечье превращается в кожаный чехол, набитый стеклом. Пожалев плаксу, замахиваюсь, и мой кулак, обернутый Бригантиной, прошивает его голову насквозь, как тонкий гипсокартон. Через сквозную дыру в башке замечаю, как бритого не удерживают ноги, и он плюхается на задницу.

— Пощади! Я не с ними! — взывает бандит, видимо, к моей жалости. Ну не к совести же — сам Сварог велел мочить таких мудаков. — Я просто принес им бутерброды! Мальчик на побегушках я!

Беру говнюка за грудки и вздергиваю в воздух:

— А как же «по шейке каждую»?

— Я, я…

— Кто вас НАНЯЛ? — выдыхаю Яку.

— Я не зна-ю-ю-ю! — бандит заикается. — Клерк какой-то!

— ОПИШИ.

— В костюме. Отбитый на голову и непонятный. Как робот разговаривает. Глаза отмороженные, будто у сома.

Понятно, «зомби». Похоже, эта ниточка никуда не приведет. Сам Гоша не светился, использовал как нанимателя очередную пешку с промытыми мозгами.

— Я готов показать на него, — бритый выражает гражданскую готовность помочь. — Можем клерка на живца поймать. Назначим встречу, чтоб бабки принес за взорванную школьницу, он и всплывет.

— Дай-ка подумать, — поднимаю глаза к паутине на потолке. — Нет, лучше я сделаю мир немного чище.

С размаха бью лбом в лицо. Голова бритого дергается назад, едва не отрываясь от шеи. У бандита хрустит переносица, кости под кожей будто растекаются. С одного удара лицо головореза превращается в кровавое месиво. Дергающееся тело отлетает под ноги.

Больше не глядя на мертвых бандитов, спешу во вторую комнату. Жена историка поднимает на меня испуганные глаза, девочка-секси судорожно сглатывает, поведя голыми плечами.

— Не волнуйтесь — я пришел вас спасти, — опускаюсь рядом. Рву веревки на конечностях женщин.

Красотка в топике сразу пытается вскочить на дрожащие ноги. Но онемевшая ножка дает сбой, девушка падает. Успеваю подхватить грудастую фифу на руки.

— Ой, — хлопает она ресницами, тяжело дыша.

— Куда же вы торопитесь, сударыня? — усмехаюсь. — На одеревеневших ножках?

Девица опускает глаза, лёгкий румянец вспыхивает на щеках, в неуверенной улыбке сквозит растерянность.

— П-простите.

Ее мама смотрит настороженно. Чтобы не нервировать дам, присаживаюсь на колено и кладу девушку обратно на нагретый ею же пол.

— Не надо резко вставать, — беру соблазнительную загорелую ножку и начинаю растирать бархатную кожу. — От длительного передавливания кровеносных сосудов у вас онемели руки и ноги. Сначала надо разогнать кровоток, чтобы вернуть вам подвижность и былую изящность, — делаю комплимент, чтобы создать у бывших заложниц чувство безопасности. — Вы очень спортивны, сударыня. Танцами занимаетесь?

— Хип-хопом, — пищит совсем уже пунцовая девушка, протягивая мне вторую ножку. Не спорю и растираю округлую икру у самой коленки.

— Это заметно — по характерному изгибу бедер и поющей линии тела, — киваю с видом мудрого хореографа. Хотя сам за всю жизнь был лишь на одном уроке танца, у Марии Долгоногой.

Но блеф срабатывает. Губы девушки приоткрываются, щеки напоминают зрелище охваченного огнем Кремля, а наливная грудь высоко вздымается.

Жена историка какое-то время смотрит на нас, успокаиваясь, а потом вдруг подскакивает.

— Мой муж в беде! — пытается подняться жена историка.

— Не беспокойтесь. Вашего мужа уже спасли. — Настойчиво надавливаю ей на плечо, заставляя остаться лежа. Она округляет заплаканные глаза. — Подвигайтесь, не вставая, пока покалывание в коже не пройдет и не восстановится чувствительность.

— Хорошо, — облегченно выдыхает женщина и смотрит благодарно. — Спасибо вам.

— Пожалуйста, — отойдя от девушки, достаю телефон и вызваниваю дружинников в поселке. — Пришлите кого-нибудь забрать жену и дочь нашего взрывника. Трасса «Крым», где-то сорок третий километр на запад. Заброшенная хижина в лесу, может раньше здесь была деревня, но сохранился один дом. Ага, ждем. Сударыни, скоро дружинники Бесоновых за вами приедут, — обращаюсь к женщинам. — Уже можете походить для разминки, но в соседнюю комнату лучше не заглядывайте.

— А что там? — округляет девушка глаза лани, полные любопытства.

— Ваши похитители. Мертвые, — сообщаю как есть.

Румянец на лице нимфетки сгущается еще больше, хотя казалось, уже некуда, взгляд загоревшихся глаз выражает дерзкое, нескрываемое восхищение.

— Спасибо за то, что убили этих сволочей, — сжимает она кулаки и, проследив за моим взглядом на съехавший топик, еще сильнее выпячивает вперед бюст.

— Не стоит. Я просто не в ту комнату сначала зашел, — пожимаю плечами.

Пока ждем дружинников, усаживаюсь на подоконник. Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не позвонить Аяно. Как там отец? Спасли? Успели? Но отвлекать не хочу, вдруг «зори» сейчас сражаются. Поэтому вынужденно мучаюсь в неведении. Еще пять минут.

— Вы очень грустный, — вдруг замечает жена историка. — Для того, кто в одиночку победил бандитов. У вас всё хорошо?

В ее голосе звучит искренняя забота. Неожиданно мне хочется выговориться. Тем более, что никто меня не поймет лучше этих людей, которые только что переживали за жизнь своего отца и мужа.

— Мой отец, — слова даются тяжелее, чем хотелось бы. — Он тоже, возможно, подвергся нападению полчаса назад. Друзья должны его спасти, но я не знаю, успели ли. И позвонить не имею права — вдруг сейчас звонок только помешает им.

— Бедненький, — вздыхает девушка. Она садится рядом со мной на подоконник, касаясь голеньким бедром и будто не замечая. Просто нежно берет мою руку и не отпускает. — Меня Ира зовут, а мою маму Елизавета. Поговорите с нами о всяком, чтобы не думать о плохом, — она мило смущается. — Можно узнать, как вас зовут?

— Артем.

— Очень приятно, а вы знали, что этот дом раньше был частью деревни Попки? Да-да, не смотрите, так на меня, я не выдумываю. На самом деле она называлась так смешно. У меня есть версия, что именно из-за названия все жители разъехались. Думаю, очень правдоподобно. Вот вы, Артем, хотели бы поселиться в Попках?

«Разве что в твоей» — едва не срывается с моего языка, но вовремя закрываю варежку.

А Ира оказывается болтушкой и очень сведущей в истории этого края. Еще десять минут она пытается развлечь меня забавной информацией о местных поселках и деревнях. Елизавета пару раз что-то уточняла, предоставив дочери полностью вести досуг. Чему она и отдалась со всей возможной вовлеченностью. При этом, не менее старательно, Ира демонстрирует притягательные голые бедра, приподнимая юбчонку. А также выставляет напоказ сочную грудь, которая будто просится, чтобы ее хорошенько помяли прежде, чем заняться остальным телом сударыни.

В общем, время до приезда дружинников проходит отвлеченно. Провожая сударыней к внедорожникам, я замечаю грустный взгляд Иры, который она бросает на меня. Странная красотка. Другая девица скакала бы от счастья, оставляя дом, где ее держали в заложниках и собирались изнасиловать. Но не эта.

— Уважаемый Артем, мы еще увидимся? — спрашивает девушка, когда Елизавета уже уселась внутри.

— Вряд ли, — честно отвечаю. Нет, рассказы про всякие Попки, конечно, интересные, да и сама девушка симпатичная и остроумная, грудь опять же загляденье, но уж увольте, куда еще больше разводить гарем? Куда?! У меня Кали не оприходована, Ясна, похоже, намечается, и про остальных поляниц и «зорь» забывать нельзя. Это если не вспоминать одну дагестанскую княжну, грустно вздыхающую далеко в горах. Тем более, как показывает практика, чем ближе девушки к моему телу, тем больше у них шансов быть похищенными дворянами, демонами или британцами. Своеобразное проклятье.

— Понятно, — грустно улыбается Ира и отворачивается к машине, качнув бюстом.

Вдруг, словно не удержавшись, она отступает назад и целует меня в щеку. Ощущаю, как мягкие выпуклости сплющиваются об мою грудь. Мимолетный рай и вот два шарика снова вздымаются, дразня, в запредельных десяти сантиметрах.

— Спасибо вам, я этого никогда не забуду. То, что вы сделали, нельзя ничем измерить. Надеюсь, вашего отца спасут.

Она садится в машину и закрывает лицо руками. Слышу, как Елизавета восклицает:

— Доченька, что с тобой? Почему ты плачешь?

— Все нормально, мам, — тихое, навзрыд. — Все нормально. Просто стресс выходит.

Один из дружинников обращается ко мне:

— Ваше Сиятельство, вы с нами?

— Нет, езжайте, — качаю головой.

Дружинник садится на переднее сидение, и джипы трогаются по заросшему проселку, сминая колесами разросшийся бурьян.

Мне же наконец приходит смс от Аяно:

«Покушения не произошло. Мы увезли твоего отца домой, там София уже усилила охрану до сорока человек на месте. Вместе с теми четырьмя, что незаметно охраняли отца на рыбалке, выходит прилично. Лена тоже здесь. Жду разрешения вернуться к тебе».

Я облегченно выдыхаю. Гора с плеч. Но это очень странно. Почему Гоша не сдержал угрозу? Владимир жив, я не пошел на поводу психа, значит, должен быть наказан. Разве нет?

Входящий звонок. Номер незнакомый.

— Соскучился, хи-хи?

Вот сейчас сам он и расскажет.

— Очень, — искренне говорю. — Может, встретимся поболтаем? Вспомним старый добрый Афган?

— Хи-хи, я бы с радостью, Перун, ты же знаешь, даже если не переживу встречу с тобой. Но сначала расскажи, как у тебя дела? Оценил мою щедрость, хи-хи?

— Ты про трех бандитов? — притворяюсь, что не понимаю, о чем речь. — Можешь забирать их обратно, правда, в бракованном состоянии.

— Какие, к Моране, бандиты?! Я не тронул твоего отца! — визжит он, как избалованный младенец. И сразу же переходит на истерично-веселый тон. — На самом деле, у меня не было такого намерения, хи-хи. Папы — это святое. Я люблю своего папу, и ты своего тоже. Нет, нет, я собирался убить твою мать.

Я молча жду продолжения, пытаясь не раздавить телефон.

— Но ведь ты убил Вову, и придется сдержать слово. Хотя, твою сестренку все равно взорвали на кучу маленьких кусочков, какая жалость, хи-хи!

— Ага, ты сильно пожалеешь об этом, — подыгрываю его самообману. Хотя ни черта не понял насчет «ты убил Вову». Может быть, Владимир устроил имитацию своей смерти? Это был бы самый разумный ход. — Почему убили Лену, ведь я выполнил твой ультиматум?

— Разве не очевидно? Я ревновал, хи-хи. Зато теперь у меня нет брата, у тебя сестры. И мы можем продолжать игру, как настоящие братья.

— Так мы увидимся?

— Обязательно, сегодня в полночь, хи-хи. Жди в одиннадцать сообщение с адресом, братец Перун. Это будет грандиозная игра, хи-хи. К сожалению, для кого-то из нас, может, даже последняя.

Глава 13. В гости к родителям

— … Встретимся в полночь. Приходи один. Иначе будет большой «бум», хи-хи, — напоследок сказал Гоша.

Катая в голове последние слова психа, я лечу навстречу заходящему солнцу. Позади остался последний домик деревни Попки, вместе с воспоминанием о круглой попке интеллигентной девушки Иры.

Лес окрасился оранжевым светом, небо почти белое, как застиранная с отбеливателем голубая рубашка, вдалеке шумит трасса, ведущая в город. Время еще только пять вечера, просто осенью день заканчивается рано.

Возвращаюсь мыслями к чокнутому. Гоша пытается играть на моих слабостях. А моя единственная слабость — мои родные. Уже два раза псих вынуждал выбирать между близкими и принципами. В своей извращенной манере поехавшего он собирается провести и нашу встречу. Надо срочно узнать, что это за говенный «бум».

Как раз звонит неопределяемый номер:

— Это Фрол Бирарди, комендант Дворцовой полиции, — звучит вроде бы незнакомый голос. Но слух Шарика различает маску, которая электронно искажает уже слышанный не раз баритон: понижает тон и делает его более басистым. — Уведомляю, что вы обвиняетесь в убийстве Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича …

На заднем фоне, будто случайно, тренькает детская приложуха, чтобы у меня точно не было сомнений в личности звонящего:

- Трнк. Душистый сироп готов, поливайте кексики.

— Я понял, — прерываю спектакль. Владимир явно для Гоши шифруется, боится прослушки, и не зря — «зомбаки» запросто могут быть и среди операторов связи. — Псих обещал в полночь «большой бум».

— Что еще говорил царевич Георгий? — напрягается наследник.

— Встречу со мной хочет, тоже в полночь. Место пока неизвестно.

Цесаревич делает паузу, видимо, раздумывая над услышанным.

— Расследованием «бума» занимается генерал Соловьева. Она свяжется с вами, как освободится. Вам же полагается сдаться в ближайший жандармский участок, дабы быть задержанным до вынесения приговора императорским судом …

Я сбрасываю это «бла-бла на публику». Главное он мне рассказал. Значит, Сыскная часть уже в курсе о «буме» и усиленно роет. Похоже, Гоша своровал у военных какую-то бомбу, дегенерат обдолбанный.

Залетаю в поселок родителей. Лично хочу убедиться, что все в порядке. Еще предстоит разговор с отцом, возможно, очень тяжелый разговор.

Подъезды к поселку перегорожены бронированными фургонами дружины. Вездесущие камеры на каждом углу на улицах приятно радуют мне глаз. Чужакам сюда сложно пробраться незамеченным. Сами родители проживают в одном из уютных домиков в центре.

Спускаюсь на тротуар напротив двухэтажного коттеджа в стиле фахверк. Фасад украшает декор из деревянной вагонки. Узкий аккуратный газончик у крыльца ровно подстрижен и украшен ползучими лозами и маленькими цветочками.

Замечаю автобус с дружиной за поворотом. Бойцы, сменяясь, по трое дежурят на улице, пока остальные сидят в салоне. Там же, в автобусе, и будка с подключением к камерам. Дружинники бдительно следят не только за местностью, но и друг за другом на случай спрятавшегося «пересмешника». Приветственно махнув служакам, поднимаюсь на крытую террасу и прохожу в дом.

— Это я, мам, — кричу из прихожки, обтирая подошву об коврик.

Никто не отвечает. Только звонкий женский смех раздается из глубин дома.

— Ути-пути! Я бы затискала эту малютку! — по-моему, это Бестия.

— Просто пупсик! — солидарна со спецназовкой Ясна.

Ну, девушки, видимо, охраняют родителей по поручению Аяно. Только почему обе веселые?

Насторожившись, прохожу в гостиную и впадаю ступор от престранной картины. Мама сидит посередине между Ясной и Бестией с толстым фотоальбомом на коленях. Девушки умильно разглядывают какой-то блеклый снимок. Приглядевшись, узнаю пятилетнего себя. Пухлощекий мальчуган уселся на ковер и играется с игрушечными солдатиками.

— О! Привет, милый! — подскакивает Бестия и подойдя вплотную чмокает меня в губы. — А нам мама показывает твои детские фото. Ты был такой лапочка!

Ясна смущенно отводит от нас взгляд. Мама же, округлив глаза, смотрит, как взрослая красивая женщина — шатенка с пухлыми губами — целует ее шестнадцатилетнего сыночка. Конечно, я уже князь и всё такое, но на мордашку щенок щенком, а в глазах матери таким останусь на всю жизнь. Так что мамин когнитивный диссонанс вполне понятен.

Сорвав мой поцелуй, Бестия усаживается обратно на диван и, хитро взглянув на меня, просит маму:

— А покажите еще раз, где вы Артема голеньким купаете.

— Согласна! — Ясна криво усмехается.

Чувствую, как щеки начинают гореть.

— А где отец? — оглядываюсь

— Во дворе дрова колет, — отвечает мама. — Ему так легче собраться. А то мы как узнали, что в Лениной школе подорвался учитель, чуть с ума не посходили.

— Не волнуйтесь, — Бестия ласково поглаживает мамину руку. — Лену увезли в усадьбу княгини Бородовой. Всё с ней будет хорошо.

— Спасибо, дорогая, — благодарно улыбается мама и перелистывает страницу альбома. — Вот мы купаем Тёму в ванне.

— У-у-и-и-и-и-и! Прелесть! — хватает себя за щеки Бестия. — Не попка, а персик. Так бы и расцеловала!

— Обаяшка! — не удерживается Ясна. — Не то, что сейчас, разматерел аки волк!

— Волк? — хлопает мама глазами и непонимающе смотрит на мою подростковую мордашку.

Девушки поджимают губы, они явно имели в виду демонский оскал под Эмулятором.

— Волчонок, скорее, — поправляется Ясна. — А здесь он прямо мармеладка, сладенькая и вкусненькая.

Вздохнув, я решаю ретироваться подальше от девиц с проснувшимся материнским инстинктом, пока его не обрушили на меня. Во дворе нахожу отца. Смотрю, как он ставит короткие чурбачки на колоду и, размахивая топориком, колет их на ровные чурочки. Размеренные, уверенные движения. Приятно иметь дело, которое знаешь как выполнить.

— Сынок? — оглядывается отец, заметив мое присутствие. — Ох, хорошо, что ты дома. Тут такое творилось. В Лениной школе…

— Знаю, — перерываю его. — Я был там и спас Лену. Она едва не погибла.

— Едва не погибла? — он шатается и роняет топор. Проводит рукой по взмыленному лицу. — Но дружинники нам сказали, что взрыв был в совсем другом крыле.

— Я велел так сказать, чтобы не пугать маму, — подхожу ближе к отцу. — Но ты ведь мужчина и должен знать правду. Всю правду.

Я рассерженно смотрю ему в глаза.

— Сынок? — лицо отца испуганно вытягивается.

— Ты слабак, па! И если это не исправишь, то могут погибнуть мама и сестра.

Он отшатывается, но я не дам ему так просто уйти. Все годы жизни в Страшном мире я винил себя в гибели мамы и Лены, и как же это было бестолково. Сколько мне было, когда ксинус разорвал семью? Двенадцать? В двенадцать лет я смог разбить гребаным утюгом черепную коробку адской твари, а отец, здоровый мужик, посмел умереть, не защитив жену и дочь. Но больше у него не будет возможности всё завалить, я не позволю.

И плевать, что Градгроб специально выковал из меня непобедимого врага. Он не загадывал желание, чтобы сильнейшим демоником стал именно Артем Бесонов. Его противником мог стать кто угодно, у кого хватило бы яиц, смекалки, силы и жажды жизни. Если бы у моего отца имелся бы этот банальный «набор бойскаута», он бы спас семью, превратился бы в крутого демоника и навалял Градгробу. Но это сказка, конечно. Хоть бы сейчас взялся за ум.

Хватаю отца за плечо, крепко сжимаю.

— Артем, мне больно, — молит он.

Не обращаю внимания. Я зол, я рассержен.

— Если хочешь, чтобы мама и сестра выжили в этом дерьмовом мире, ты вспомнишь, что сам не просто маленькая, слабенькая девочка, которая, когда она расстроена, убегает на задний двор поколоть колышек, чтобы показать, что у нее силенок хоть на что-то хватает. Это мир силы! Так занимайся техниками, умей хоть что-то! Я не всегда смогу прибежать на помощь с другого конца города! Ты это вообще понимаешь?

Он безмолвно смотрит на меня вытаращенными глазами. Впервые я так гневно разговаривал с отцом. Заметив, что все еще сдавливаю его плечо, отпускаю.

— Прости, переборщил, — отворачиваюсь. Но слышу в спину:

— Нет, ты прав, — он расстроенно потирает руки. — В этом мире может случиться все что угодно, а я закрылся в глухой раковине.

Хотел бы сказать ему что-то в утешение, но нечего. Всё так.

— В библиотечной комнате лежит книжка с моими медитациями, — отвечаю, опустив глаза. — Попробуй начать с азов. В зрелом возрасте это сложно, но не невозможно. Я буду раз в неделю приходить и помогать с циркуляцией живы. Сперва нужно разбудить твои «колодцы.

— Хорошо, — кивает отец, и я оставляю его.

Собираюсь направиться в усадьбу, но возле лестницы застаю Бестию.

— Всё в порядке? — она смотрит на мое лицо-кирпич.

Оглядываю ее стройную фигуру. Женское тело лучше всего сейчас поможет отвлечься от эмоционального напряжения.

— Мне нужна разрядка. Быстрая.

Спецназовка кивает с готовностью:

— Конечно.

Мы уединяемся в моей комнате. Раздеваясь, Бестия с любопытством смотрит на плакаты чемпионов Олимпийских Военных игр, моих кумиров до осознания себя Перуном. Емельянов Немир, Крис Кокс, Добрыня Иванов…даже не знаю этих людей. Между постерами затесалась рамочная фотография, где тринадцатилетний я провожу время в летнем лагере в Крыму. Мама как-то говорила, что на отдых за успехи на межшкольных соревнованиях выделяло грант государство, типа крупно повезло. На полке среди прочих наград стоит чемпионский кубок Всероссийских Игр среди кадетов. На подставке выбита дата прошлого года.

— Как резко спортсмен-ребенок стал сильнейшим мужчиной, — почти обнаженная Бестия, в одних трусиках и лифчике, с задумчивым видом изучает трофей.

— Подростковая индивидуализация и не такое вытворяет, — пожимаю плечами и обнимаю спецназовку. Целую ее в ложбинку между шеей и плечом.

— Ты же хотел быстро, — плавая в нежности, она закрывает глаза от наслаждения.

— Не удержался, — усмехаюсь. Прижимаюсь к ее щеке своей.

Бестия улыбается, большие глаза призывно сверкают. Слышу, как сердце девушки разгоняется, стуча громче с каждой секундой.

— Нет, так не пойдет, — вдруг берет она себя в руки и толкает меня на кровать. — Мне, конечно, классно. Но у тебя дела, я же вижу.

Разведя бедра, она нависает надо мной. Я послушно растягиваюсь на покрывале.

— Не пожалей потом, — лыблюсь до ушей.

— Это мне уж точно не грозит, — плотоядно облизнувшись, девушка поднимает стройную ножку и, оттянув резинку трусиков, оседлывает меня, как скакового жеребца. Ну мы и поскакали…

Через двадцать минут, уходя, застаю на террасе Ясну. Девушка подняла голову к проснувшимся звездам, в россыпи которых тускло мерцает бледная луна. Заметив меня, она вылезает из кокона любования прекрасным и неизменным.

— Уже уходи…?

— Почему ты не поздоровалась со мной? — надвигаюсь на рыжую спецназовку.

Удивленная моим вопросом, она отступает.

— Бесонов, а ты часом не охренел ли? — вздергивает подбородок. — Я тут работаю до ночи, сторожу, как собака на цепи, твою семью, а ты еще собрался меня воспитывать?

Ого, кто-то рамсы попутал. Надо срочно менять девочке парадигму.

— Именно, ты сама сказала, что работаешь на меня, — киваю. — Впредь будешь всегда приветствовать фразой «Добрый день, мой князь», а в неформальной обстановке еще и поцелуем. Бестия сегодня наглядно показала тебе пример.

Ясна теряет дар речи от моей наглости. Лишь хлопает ртом как рыба.

— Ну, я жду, — смотрю на часы. Время к шести идет. — Давай, это не сложно. Скажи «мой князь, я поняла».

Наконец собирается с мыслями и выдыхает:

— Мой князь, да иди ты в жопу!

Смотрит мне в глаза рассерженно и с обидой, мол, зачем ты так со мной, ты же другой. Извини, солнышко, каким бы я ни был, все равно не дам посылать себя в жопу. Только разве что в деревню Попки.

— Обиделась что ли? — резко перехожу на ласковый тон. — Ну, деточка моя, я обязательно буду с тобой вежливым и мягким, как только ты уйдешь из отряда и станешь свободной гражданкой без обязанностей соблюдать служебную дисциплину.

— Служебную дисциплину?! — выкрикивает она. — Целовать тебя?! Ты совсем поехал крышей?

— Я ввожу такой порядок. Касательно именно тебя, майор Ясна, — подступаю так близко, что между нами проступает короткое замыкание. — Даю последний шанс исправиться. Тебе повезло, что сейчас вокруг очень даже неформальная обстановка. Звезды, луна, ночь.

Она краснеет до кончиков волос и пытается меня оттолкнуть.

— Хам безмозглый! Скотина озабоченная!

Я хватаю ее. Она пытается оттолкнуть, но в грубой силе рыжая уступает той же Аяно.

— Что ты творишь?!

— Выписываю тебе дисциплинарное взыскание на хороший ремень, — и от души хлопаю ее по ягодицам.

— Аййй! — на ее глазах проступают слезы. Резко она обмякает в моих руках. — Зачем ты так со мной? За что?

— А куда ты меня только что посылала? — сдуваю с ее обиженного личика рыжую прядь. — Вот и получила заслуженно.

— Но…но… — поджимает она губы. — Ты же сам, первый…

— Ясна, мы не в игрульки играем, — серьезно говорю. — Мне надо лететь убивать массового убийцу-психопата, а я с тобой нянчусь. Люди могут погибнуть. Живо делай то, что тебе приказано, солдат.

Всхлипывая, Ясна сдается:

— Мой князь, я поняла, — протягивает тихо.

Внимательно, с ожиданием смотрю на нее, и она, закрыв глаза, тянется губами к моему лицу. Целует. Я нежно прикусываю одну из пухлых губ. Ясна стонет мне в рот.

— Хорошего понемножку, — взяв ее за плечи, отстраняю. — Спасибо за службу, офицер.

Подмигнув пунцовой девушке, я распускаю крылья и устремляюсь к звёздному небу, которым она только что любовалась.

Пора ковать из «зорь» личную родовую гвардию, а из женской половины отряда еще, возможно, и жен. Но последнее зависит исключительно от их поведения. Например, я уверен в Бестии и теперь еще и в Аяно, а вот Ясна под вопросом. Что точно: поляницам нужны зрелые и опытные наставницы, слишком разбаловались девчонки. Последняя их операция по спасению Аллы это наглядно показала. София же не успевает управляться с детсадом, на княгине и так держится всё управление будущим Домом.

Во время полета звонит Анастасия Соловьева. Просит личной встречи. Прошу генеральшу немедленно заехать в гости.

В усадьбе на поляниц и сестру уже не остается времени. Сразу запираюсь с Софией в своем кабинете. Княгиня горько вздыхает:

— Прости, Перун, я не смогла защитить твою сестру.

— Прекрати. Ты делаешь все, что в твоих силах, — откидываюсь на спинку кресла. — Главное, обошлось, и мы свои ошибки поняли. Лену не выпускайте из дома. Для Гоши она мертва, пускай так и остается.

— Поняла, — кивает София.

Вскоре заявляется Соловьева. Слуги проводят начальницу Сыскной части в кабинет. Я встаю перед дамой и указываю на кресло напротив. София сидит на диванчике сбоку.

— Князь, вас подозревают в убийстве цесаревича, — уведомляет следовательница, присаживаясь.

— Но вы же приехали не задержать меня, Анастасия? — падаю я следом.

Соловьева хитро улыбается, сверкнув ослепительными зубами. Значит, тоже в курсе о спектакле Владимир.

— Нет, мне дали распоряжение предоставить вам информацию о похищенных ракетах.

Вот и Гошин «бум» нарисовался.

— Слушаю внимательно.

— С армейского склада на востоке украдены шестнадцать баллистических ракет мобильного базирования, — Анастасия устало потирает переносицу кончиками пальцев. — Эти ракеты наполнены боевым газом VX. Химическое оружие, смертельное для живого организма.

— Замечательно, — скрещиваю я пальцы над столом. — У психа, помимо армии «зомби», появилось шестнадцать ракет. Насколько большой у них радиус поражения?

— Хватит, чтобы устроить гуманитарную катастрофу в столице, — вздыхает Соловьева. — На подобный случай в тарах запрятаны отслеживающие трекеры. Но похитители, видимо, используют глушители радиосвязи.

Переглядываюсь с Софией. Все глубже и глубже мы погружаемся в деревню Попки.

— Что вы делаете, чтобы найти ракеты?

— Вся Сыскная часть с радарами шерстит Подмосковье, — отвечает Соловьева. — Есть надежда, что при относительной близости ракет, радар-детектор обнаружит частоты трекеров.

Я нервно стучу костяшками по столу. Вот же засада!

— А что с Гошей? Есть по нему какие-нибудь ниточки?

— Мы нашли секретные базы «пересмешников», — Соловьева на мгновение смолкает. — Гарнизоны истреблены подчистую, никого в живых нет. Склады опустошены. Нашлись только несколько дымовых шашек с той самой зеленкой на основе Осколка рода Бородовых.

Я смотрю на часы. Ровно семь. Есть ли у меня какой-нибудь фрактал-ищейка? Ммм, а если сконструировать с помощью Гифера…

На телефон приходит сообщение:

«Хи-хи, бизнес-центр «Александрит». Через полчаса. Один. Иначе «бум».».

Вот тебе и полночь. Гоша снова решил разыграть.

Глава 14. Герои против клоунов

Бизнес-центр «Александрит» представляет собой небоскреб со стеклянным фасадом. Я прилетаю в деловой квартал за пятнадцать минут до назначенного Гошей времени. «Зори» тоже подъедут, но им, понятно, на колесах дольше добираться. Поляниц оставил дома, под присмотром Софии. Соловьевой наказал срочно найти гребаные химракеты из фильма «Скала».

— Приобщите весь жандармский Корпус, — на ироничный взгляд женщины добавил. — Да-да, наверно, это и так сделано. Но уверен — генералу Юсупову не хватает мотивации. Пусть он найдет ракеты, иначе Перун из его бульдожьих щек настругает соломку. Так и передайте уважаемому генералу.

— Вы угрожаете шефу Департамента полиции? — в восхищении захлопала глазами генеральша.

Похоже, я рвал ей шаблоны. Сначала разгромил кремлевскую полицию, теперь вот почти объявил войну российским правоохранительным органам. Неслабо разгулялся вчерашний простолюдин по белокаменной.

— Уважаемая сударыня, — смахнул я пылинку с звездочки на погонах генеральши. — Угрозы мне совсем не свойственны, так ведь, София?

— Да, дорогой, — обворожительно улыбнулась княгиня. — Тебе свойственно лишь говорить правду.

Соловьевой хватило доброжелательной улыбки прекрасной женщины, известной как Гюрза, чтобы побледнеть и поверить ей на слово. На этом моменте полного взаимопонимания и простились.

«Александрит» окружен полицейским кордоном. Машины с мигалками перекрывают подъезд к бизнес-центру. Только приземлившись за черту оцепления, замечаю причину. Перед главным входом выстроилась шеренга людей — обычных горожан со стеклянными глазами. На одних развеваются медицинские халаты, на других надеты робы рабочих и уборщиков, есть парочка чумазых Джамшутов в строительных касках, а также полдюжины офисных клерков с бейджиками. Только одно общее — пояса шахидов, полные взрывчатки.

Один из Джамшутов держит в руках громкоговоритель и раз за разом декламирует:

— В большой дома не ходить никто, кроме Перуна, иначе кирдык-оглы. Нама всема.

По гарнитуре на ухе я обращаюсь к Аяно за пояснением:

— Что такое кирдык-оглы?

— Полный песец, — отвечает японка. — Ты будто с Али не общался.

— Видимо, мало. Надо наверстать.

— Блин, вот ты нашел что и с кем наверстывать! — надувает губки командир элитного спецотряда. — Будто больше нет кандидатур.

— Ну уж хотя бы к страшным крокодилам не ревнуйте меня, пожалуйста, — присматриваюсь ко входу за спинами смертников. У стеклянной двери стоит симпатичная секретарша на каблуках. На тонких плечах пиджачок, на сочной заднице черная юбка. Рыбьи глаза только портят картину. — Ладно, пойду внутрь. Меня уже ждут провожатые. Вы встаньте где-нибудь рядом и ждите команды.

— Так точно.

Прохожу между вынужденными шахидами. Секретарша оборачивается и натягивает на холеное лицо отсутствующую улыбку:

— Уважаемый князь Перун, прошу за мной.

Цокая каблучками, «пересмешница» ведет в здание. В холле тихо играет музыка, из-за стойки ресепшена поднимаются две девушки в белых блузках, тоже рыбоглазые.

— Приветствуем князя Перуна, — одновременно улыбаются администраторши. Голоса безэмоциональные, преснее воды из-под крана.

Секретарша провожает к лифтам, при этом виляя бедрами. Видимо, заманивающая походка у сударыни уже превратилась в рефлекс. Стеклянная кабина распахивается, и вслед за девушкой вхожу внутрь. Наманикюренные пальцы секретарши нажимают последний пятидесятый этаж.

— Как видно? — тихо шепчу. К моей рубашке на груди прикреплена микрокамера.

— Обзор хороший, — сообщает Аяно. — Кот и Али докладывают, что шеренги смертников так же расставлены у черного входа и на крыше. Ни пробраться тайком, ни подлететь без жертв.

Секретарша оборачивается, губы в алой помаде по-прежнему неестественно растянуты в дежурной улыбке.

— Не хотите разрядиться перед встречей с престолонаследником? — девушка расстегивает ворот блузки.

— Обойдусь, — отвечаю холодно.

Не слушая, секретарша быстро освобождает пуговицы из петель, являя передо мной приличную грудь третьего размера в кружевном лифчике. Затем спускает юбку с крутых бедер. Не мешаю ей — черт знает, что она тогда с собой сделает. Может, разобьет голову об стену кабины? Просто отхожу подальше и смотрю безразличным взглядом на зомби-стриптиз.

— Обзор слишком уж хороший, — слышу ревнивый ропот Аяно. — Джае родинка на ее правой сиське заметна.

А я заметил, что Гоша уже величает себя цесаревичем. Значит, правда, купился на смерть Владимира. Он ведь следующий в очереди на трон.

Освободившись от одежды и оставшись в одном белье, секретарша начинает кружиться на месте, будто демонстрируя товар в лице себя. Аяно уже вовсю рычит нелестные слова насчет целлюлита на боках, которого я, кстати, не заметил, когда кабина доставляет нас на вершину башни, и дверцы раскрываются. Секретарша разворачивается и, цокая каблучками, ведет дальше по коридору. Перед очередной дверью девушка встает по стойке смирно, опустив руки вдоль голых бедер, и больше не двигается.

Я вхожу внутрь и оказываюсь в просторном конференц-зале на сотню мест, переполненном под завязку. Все кресла заняты, люди сидят вокруг огромного стола, устремив пустые взгляды перед собой и подняв к своим глоткам карманные ножи. К груди каждого заложника булавкой приколота цветная фотография размером A4. На снимках сами люди — вместе с семьями, с женами и детьми, кто-то с любимой собакой, один вообще с попугаем. Оглядываю безэмоциональные лица. Сколько заложников! Гоша сегодня разгулялся.

Сам псих в синей короне расселся во главе стола на противоположной стороне. За его спиной висит выключенная черная плазма.

Ах да, еще на столе для собраний танцует go-go полногрудая девушка, ее кислотный купальник усыпан блестками. Но куколка без ножа, чисто для антуража.

— Перунчик! — радостно хлопает в ладоши Гоша. — Вот мы и увиделись, хи-и, — он бросает опасливый взгляд в пустой угол. — Тихо-тихо, песики, скоро я дам вам мясо. Много мяса, хи-хи.

Я пускаю Паутинку в психа, леска обвивает корону. Дергаю на себя. Синяя безделушка прилетает мне в руки. Присматриваюсь к железке и только сейчас замечаю, что в ней нет живы. В бешенстве разрываю крашеную железку на две половины. Обломки с звонким стуком бросаю под ноги.

— Где Синяя корона?! — обхожу стол с танцовщицей

— Ой, ты думал, это она? — усмехается Гоша, не сдвинувшись с места. — Я же не такой дебил, чтобы с козырей ходить, хи-хи.

Нависаю над психом, поворачиваю его кресло. Он бесстрашно смотрит мне в лицо, лыбясь до ушей. На моих руках вспыхивают Когти.

— ГДЕ.КОРОНА? — псих-волна обдувает царевича.

— Д-д-д-далеко! — заикается Гоша, испуганно вжимаясь в кожаную спинку.

— ГДЕ? — вонзаю Когти в обивку рядом с его головой.

Лицо психа зеленеет, но он находит в себе силы и показывает мне язык.

Замахиваюсь Когтями, острая тень падает на салатовое лицо Гоши, он жмурится, весь сжавшись. Бросаю взгляд на заложников с ножами, и псих, приоткрыв глаз, едва не гогочет от радости.

— Х-хи-и-х-хи, — то ли икает он, то ли смеется, то ли всё вместе. — Что-то ты не торопишься от меня изб-б-бавляться, хи-хи, — преодолевая страх, лыбится. — Мои птички заставили тебя передумать?

Я отступаю на шаг, решая, как быть. Гоша продолжает зубоскалить.

— Скольких ты можешь одновременно накрыть своими щитами, хи-хи? Десять-двадцать-тридцать? А сотню слабо, Перун? Может проверим, хи-хи?

— Давай, — снова нацеливаю ублюдку в лицо Когти. — Все равно ты не можешь отдавать приказы «пересмешникам» без Синей короны на башке.

Сейчас блефую. Ни черта я не знаю, что он может, а что нет. У Юсупова не оказалось никакой информации о технологии работы Короны.

— Да-да, — кивает согласно Гоша. — Вот только уже отданные через Корону приказы выполняются железно, хи-хи.

Оглядываю сидящих «зомби». Уже отданные приказы? Вспоминаю, как секретарша стояла столбом на улице до тех пор, пока я не появился. Только затем она повела меня внутрь и стала устраивать стриптиз. Мой приход стал триггером на уже заданную программу действий. Значит, заложникам поручили полоснуть себя по глоткам, когда выполнится какой-то другой триггер. Например, когда я убью Гошу или попытаюсь его увести силой из зала.

— Что ты задумал? — тяжело смотрю на психа.

— Хи-хи, мы вдруг стали дипломатами? — Гоша хлопает по подлокотнику кресла и бросает испуганный взгляд в угол. — Уже скоро, песики, скоро. Не рычите, — он снова поднимает на меня испуганные глаза. — Давай кое-что расскажу о Синей короне. Максимка поведал, земля ему пухом, хи-хи.

Молча жду, и он вздыхает:

— Какой же ты бука, Перун, хи. Все равно расскажу. Артефакт привезли из Америки. Древние майя создали эту штукенцию из единственного куска железа, что у них был. Корону использовали, чтобы гнать людей на жертвоприношения кровавым индейским богам. Вождь зомбировал всё племя, делал из своего народа управляемых болванчиков. Каждый год сотни индейцев поднимались на вершину ступенчатой пирамиды, где жрецы вырезали поднявшимся сердца. Или им срубали головы? — Гоша задумывается. — В общем, у жрецов не было Синей короны, они тоже были зомбированы, а иначе вряд ли бы вынесли убивать сотни соплеменников. Только вождь владел Короной, хи-хи. Но ему не нужно было мотаться и приказывать индейцам подниматься на кровавую пирамиду. Вождь приказывал каждому индейцу отдать себя на убой всего один раз — в пятилетнем возрасте. Условие было: когда настанет засуха. С этим приказом в голове индейцы жили, спали, женились, заводили семьи, старились. И вот однажды прекращали идти дожди, земля трескалась от жара, и поток индейцев бросал свои дела и устремлялся на ступенчатую пирамиду. Жрецы убивали мужчин, женщин, детей, пока задобренный жертвами Бог солнца не разрешал дождям оросить их землю. Едва с неба падали первые капли, индейцы, не успевшие взойти на пирамиду, возвращались к своим делам. До следующей засухи, хи-хи.

Писец стремная байка. Не впечатленный, я касаюсь Когтями глотки Гоши:

— Умрут они — умрешь ты, — киваю на заложников.

— Умру я — умрут они, — не теряется псих, встречаясь со мной взглядом.

— Это условие ты им дал? То, что я убью тебя?

— Хи-хи, близко, — Гоша нажимает на пульт от телевизора на столе. На настенной плазме вспыхивает мужчина в военной полевой форме. — Познакомься, это офицер ракетных войск стратегического значения полковник Бритнев.

Военный держит в руках телефон и не отрываясь смотрит на открытые в интернет-браузере часы: «19: 45 UTC +3».

— Ровно в девять подполковник выпустит ракеты с газом VX на свободу, хи-хи, — сообщает Гоша и снова нажимает на пульт. Теперь на экране тяжелый сейф в ангаре. — А это сейф с Короной, о которой только что я провел тебе лекцию. Он находится в Московском НПЗ. — Гоша щелкает кнопками, и посменно сменяется несколько кадров. На первом показана Синяя корона изнутри железного ящика. На втором — панорама завода с огромным производственным комплексом.

— Мы немедленно выезжаем на НПЗ, — слышу голос Аяно.

— Не торопитесь, — говорю не скрываясь. — Будет что-то еще.

Гоша криво усмехается:

— О, Перун, мы не одни? Как подло с твоей стороны, хи-хи.

Я рассекаю Когтем ему щеку, брызгает кровь.

— Ау! — хватается он за рану на лице. — Ты чего?

Заложники не шевелятся. Интересно, если я Гоше руки и ноги поотрываю, но оставлю живым, они так же не будут смирно сидеть?

— ДОГОВАРИВАЙ.

Гоша обеими руками сжимает подлокотники, пот стекает по напряженному бледному лицу.

— Фу-ух! Это было сильно! — качает псих головой. Алая полоска стекает по разорванной щеке к уголкам улыбающихся губ. — Если просишь, то доскажу. Сейф заперт на биометрический замок. Открыть его сможешь только ты, хи-хи. Не спрашивай, откуда я взял твои пальчики и скан сетчатки. Это несложно с армией шпионов. Фишка в другом. Едва замок отомкнется, сработают мины с примесью Осколка. Они размещены аккурат на сенсорном пульте. Так что твои щиты не спасут тебя. Вот и выбирай, дорогой Перун, хи-хи. Город или твоя собственная жизнь?

Он затыкается и выжидательно смотрит на меня.

— Перун, я отправлю туда Скомороха, — говорит в ухо Аяно. — Он пройдет сквозь стену сейфа.

— О, кстати, — поднимает указательный палец Гоша. — Не советовал бы привлекать к задаче майора Скомороха. Внутри сейфа включены датчики движения. Если кто-то появится внутри при запертой двери, Корону взорвет другая бомба. А нет Короны — нельзя приказать полковнику Бритневу не устраивать «бум».

Аяно грязно матерится по-японски.

В отличие от японки я размышляю холодно, без эмоций. Не время свирепствовать и уничтожать всё молниями. Не время ровнять крепости с землей. Передо мной не бешеный демон, а другой враг, хитрожопый до ужаса. Он пытается загнать меня в ловушку, принуждая поступить гнусно и стать таким же придурком, как он сам.

Раз способки Скомороха не годятся, то и моя «мигалка» тоже. Сейф можно взломать, но не за полтора часа. Остается только открыть своими отпечатками, мины с Осколком вряд ли меня убьют, если включу Эсклопа. Только есть одно «но»…

Я еще раз оглядываю заложников. Сотни стеклянных глаз смотрят только на меня. Теперь понятно, при каком условии они сразу же перережут себе глотки.

Гоша, подхихикивая, наблюдает за мной.

— Догадался, Перун?

— Они убьют себя, если я покину конференц-зал, — даже утверждаю, а не спрашиваю.

Гоша хлопает в ладоши:

— Бинго! — он лыбится, до жопы довольный собой. — Только-только перешагни порог комнаты, и вся сотня человек полоснет себя по горлу. Так что все равно ты пожертвуешь невинными людьми. Но ведь сотня не так важна по сравнению с тысячами, которых могут уничтожить ракеты? И совсем другое дело — твоя жизнь, Перун, — Гоша делает серьезное лицо. — Я не хочу, чтобы ты умирал, открывая дурацкий сейф. Поэтому и подстраховался заложниками. У тебя есть оправдание не убивать себя. Просто скажи себе, что сдался ради этих несчастных, — он указывает пальцем на женщину, на груди которой приколот ее снимок вместе с маленькой дочкой на руках. — Вот, например, ради вот этой малышки и ее мамы. Я дал тебе предлог остаться живым. Не благодари, хи-хи, — он не выдерживает и зубоскалит.

Слушаю психа вполуха. Между тем в голову сам собой приходит план действий.

— Прием, Мононоке, Скомороха живо на сорок девятый этаж. Вместе с Целителем. Нет, с двумя Целителями.

— Поняла.

Скоморох единственный, кто сможет просочиться сквозь стены мимо смертников на входе. К счастью, он способен протаскивать с собой одновременно двух людей.

— Чего? — хмурит брови Гоша.

Я хватаю психа за глотку, чтобы заткнулся, и вытаскиваю из кресла. Он хрипит, задыхаясь. Его руки сжимают мои пальцы. Но убивать Гошу у меня нет намерения. Пока нет. Поэтому чуть отпускаю.

— Х-х-х… ты не герой, Перун, — выцеживает он сквозь боль в горле. — Признай уже, что ты обычный, эгоистичный человек, который любит жрать и трахаться, и дай спокойно сдохнуть половине Москвы. Дай мне их всех прикончить! Тебе жалко, что ли, хи-хи?!

Призываю Эмулятор. Чувствую, как вытягиваются акульи клыки. Кожа чернеет и разрезается огненными татуировками.

— Ты прав. Я действительно не герой, — за моей спиной распускаются перепончатые крылья. — Я забочусь только о своей семье и своих женщинах. И знаешь, что я думаю, засранец? — усмехаюсь во весь клыкастый рот. — Моим близким нахрен не сдался мир с клоунами-террористами.

От удара моей демонской ауры Гошу бросает на колени. Он истерично хохочет:

— Когда уходят герои, хи-хи, на арену выходят клоуны.

Не глядя, пинаю его в подбородок, он затихает, пытаясь зарегенерировать выбитую нижнюю челюсть.

— Перун, это Скоморох. Я на месте, — раздается в наушнике.

— Хорошо. Отойдите к лестнице и крепко держитесь за что-нибудь.

Время собрать генеральский фрактал. Гифер, вперед.

Мои мускулы наливаются неистовой мощью. Сила Башлаша едва не взрывает вены. Я высоко поднимаю ногу. Опускаю.

Ба-а-а-ах!

Снова бью ногой, словно тавровским копытом. Трещины разбегаются по полу. Бетон рассыпается, крошится и проваливается вниз. Весь конференц-зал падает на сорок девятый этаж.

Я не даю Гоше упасть. Вместе с ним парю в воздухе. От моего сжатия его плечо рассыпается в пыль. Он надсадно орет.

«Пересмешники» без единого звука валятся вниз, вместе с кусками пола. Никто не режет себе горло, ведь покидаю комнату не я, а они.

— И это твой план?! Ты их покалечишь или убьешь! — визжит Гоша.

— Это риск, — равнодушно отвечаю. — Человек каждый день рискует жизнью. Но зато я даю им возможность выжить.

Моя аура бушует, и Гошины нервы сдают. Он смотрит на меня плачущими глазами, а его губы улыбаются. Он смеется. Плачет от боли и смеется:

— Хи-хи, тебя только могила исправит, Перун. И очень скоро.

— Полетай-ка тоже, шутник, — я разжимаю пальцы.

И Гоша падает точно на острые концы арматуры.

Глава 15. "Засуха"

На высоте пятисот метров я выглядываю из кабины полицейского вертолета. Бешено хлопают лопасти над головой. Внизу раскинулась панорама огромного нефтезавода — десятки цехов, множество дымовых труб, обвитые проводами теплоцентры и гидроочистительные сооружения. Немало городов будут поменьше этой производственной махины.

Над ночным НПЗ раздается слитный вой мощных чудовищных глоток. Конечно же Гоша оставил остатки Гончих на десерт.

— Приземляюсь, — отчитывается пилот, сжимая штурвал.

Время восемь часов пятнадцать минут. До газового «бума», по словам Гоши, осталось меньше часа. Следаки Соловьевой все еще ищут химракеты.

Я возвращаюсь в кабину, перешагивая стонущего на полу Гошу. Прихватил сумасшедшего с собой, хоть и очень радовало глаз, как он изображал жука на булавках. Но пришлось отодрать его пронзенную тушу с железных концов арматур. Оставил ему в боку только один ржавый ребристый обрезок. Нанизал прямо на печень, чтобы у психа не осталось сил даже на «хи-хи».

Со мной летят на завод Кот, Али, Вендиго, Салад и Аяно. Полицейский вертолет приватизировала как раз японка, пока я громил этаж в небоскребе.

Позиции остальных «зорь» следующие. Бестия с Ясной по-прежнему охраняют родительский дом. Скоморох с Целителями сейчас спасают раненых заложников на сорок девятом этаже. Майор в шутовской маске вытаскивает людей из-под завалов. Целители, понятно, исцеляют. Как отчитался Скоморох, полностью завалило обломками только семерых «пересмешников». Они живы, хоть и переломаны почти в труху. Всего же раненых более полусотни. Но все дышат, и никто не полоснул себя по горлу.

Когда я разгромил конференц-зал, «Зори» на вертушке подлетели за мной прямо к пятидесятому этажу. Закинув на борт Гошу, залитого с ног до головы собственной кровью, я приобнял Аяно за талию.

— Молодец, — похвалил за идею с вертолетом. — Гоните на НПЗ.

Пилот, офицер из Мечей, кивнув, погнал вертушку прочь из делового района. Радует, что Имперские Мечи теперь тоже меня слушаются, не задавая глупых вопросов и не дожидаясь одобрения командира «зорь».

— Я велела Мечам подчиняться твоим приказам, так же как и моим, — сказала Аяно, словно подслушав мои мысли.

— Очень умно, это сэкономит нам время, — кивнул я.

От новой похвалы Аяно порозовела, а затем вдруг бросилась мне на шею.

— Перун, ты не должен убивать себя у того сейфа!

— И не собираюсь, — глажу японку по смоляной косе. — Всё обойдется, у меня есть план.

Устыдившись своей несдержанности, Аяно отстраняется, но с большим нежеланием отпускает мою руку. Мохнатая морда Вендиго восхищенно смотрит на меня:

— Перун, это ведь был Парадокс Евбулида? Там, с заложниками. Впервые вижу, чтобы использовали на практике нечеткую логику?! Это гениально! Как ты только додумался?

— Аднака, Перуну умнай, — присвистнул Али.

Остальная команда тоже издала восторженные звуки, даже зануда Кот удивленно пощелкал языком. В лунном свете лицо Аяно сияло от гордости за своего командира и мужчину, хоть за улыбкой и скрывалось беспокойство из-за ожидающей нас миссии на НПЗ.

«Любила ли эта гордая женщина кого-нибудь еще так сильно?» — возникла несвоевременная мысль.

А вообще я немного пристыдился от слов Вендиго. По правде, ни о каком парадоксе и не думал, действовал чисто на интуиции. Ну, еще вспомнился мультфильм из Страшного мира — «Как лечить удава» цикла «38 попугаев». Там Слонёнок задаётся вопросом: «Сколько орехов нужно собрать, чтобы получилась целая куча?». Я задался похожим вопросом: «Если снести пол и стены, будет ли пространство вокруг всё еще являться комнатой?». В общем, запустил неучтенный Короной алгоритм действий, а именно — разрушил конференц-зал. Гоша велел заложникам убить себя, если я выйду из комнаты. Но нет комнаты — значит, неоткуда выходить.

Команде же, конечно, не сказал, что на самом деле заложников спас просмотр маленьким Перуном советских мультиков. Пускай думают, что прогулы школы не сказываются на моей гениальности.

Перед прилетом на нефтезавод успели с Вендиго просмотреть на ноутбуке фотографии помещений внутри цехов.

— На фото рядом с сейфом была вот эта штука, — кивнул я на какой-то агрегат, окруженный толстыми желтыми трубами.

Снежный человек щелкнул когтем по клавише мышки.

— Газораспределительная станция, — прочитал Вендиго описание. — На НПЗ она находится в Товарно-сырьевом цехе под номером восемь.

— Значит, нам в восьмой цех.

— Он в самой глубине завода, — заметил мохнатый человек.

— Всё лучше, чем неопределенность.

Прилетаем. Гремя мотором, вертушка опускается на территорию нефтезавода, ближе к нужному цеху. Протяжный вой стих, Гончие затаились, услышав приближающегося врага. Достаю из кармана крупный мильфиновый шарик из спрессованных нанобобиков. Шарик растекается по телу, окружает меня плотной стальной оболочкой. Биохазарды решаю не использовать. С Гончими и так справимся, а сейф, полный взрывчатки, лучше открывать на ясную голову. Дар Хаоса всё же немного влияет на рассудок, пробуждая избыточную агрессию.

— Остаешься следить за ним, — киваю Вендиго на надрывающегося в углу Гошу с ржавой палкой под ребрами. — Смотри, чтобы он не вытащил арматуру из бока. Только полезет наружу, пихай обратно. Я не шучу.

— Так точно, — Снежный человек морщится от такого зверства, но не спорит.

Начинаем зачистку территории. Хорошо, что враги не прячутся. Выскакивает из щелей стая Гончих, сверху открывают огонь автоматчики-«пересмешники». Призываю Когти, но молнии не использую, слишком много вокруг цистерн с горючим. Без пожара обойдемся.

Сшибаемся с воющими тварями. Первым же ударом катаны Аяно раскалывает огромную башку черной, как деготь, Гончей, на ее крови и мозгах поскальзывается другая рыжая псина, рефлекторно взмахнув лапами. Я всаживаю Когти ей в огромную грудь и, дернув руку вверх, рассекаю верхнюю половину демона надвое. Вой Гончей превращается в смертное бульканье. Между тем, мильфиновые щупальцы за спиной раздают лещей другим «собачкам». Оглушенные «псы» падают на землю, и мы с Аяно дружно нарезаем их на стейки.

Кот использует свое «векторное кунг-фу», останавливая кровоток и сердцебиение касаниями ладоней. Салад месит кулаками вытянутые пасти. Расправившись с тремя Гончими, Али гоняется за самым большим псом-демоном. Демонюга почему-то не горит желанием с ним познакомиться и уносится прочь со всех лап. Майор Али не отстает. Хвост Крокодила радостно виляет, со страшных клыков капают слюни.

— Аднака, Ясни нэт, мажна кюшить собачак!

— Э! Нельзя! — возражает Аяно, грозно подбоченившись свободной рукой, без меча. — Ты чего еще удумал, животина! Выплюнь гадость! Быстро!

Крокодил уже запрыгнул Гончей на спину и с одного «кусь» оттяпал мохнатую серую голову. Обруганный командиром, Али расстроенно выхаркивает такую вкусную собачатину. Зеленый хвост больше не виляет — лежит на земле мертвой анакондой.

— Така сегда, — жалуется мутант. — Нечастна.

Устранив стаю Гончих, мы продвигаемся к восьмому цеху, а в спины нам стреляют автоматчики. Пули звонко рикошетят от доспехов и Бригантины, а затем свистят в разные стороны по всему заводу.

— Надоели, — морщится Аяно, отбивая катаной очередной выстрел.

Оглядываюсь. Автоматчики как раз спрятались за одинокой перевозной цистерной с нефтью. Все стрелки в доспехах, так что можно и поджарить. Взмахиваю Когтями. Дуга молнии выстреливает прямо в цистерну.

Б-у-ум!

Высокий одинокий костер разгорается посреди завода. Автоматчиков раскидывает вокруг огня. Никто не встает.

— Кот, потуши, — отдаю команду слепцу, и он идет навстречу пламени. Огонь отступает с каждым его приближением, пока не сжимается в маленький костерок, который Кот тушит, притоптав берцами.

Больше никто нас не обстреливает. Небольшая охрана предназначалась только нас задержать.

Я прошу Аяно привести Гошу в восьмой цех, остальных оставляю у входа. Сам захожу внутрь.

В загроможденном механическими установками ангаре высится здоровый банковский сейф. Разглядываю стеклянную сенсорную панель. Нужно только приложить ладонь к стекляшке, взглянуть в датчик распознавания сетчатки, и бронированная дверь откроется.

От сейфа исходит мощный поток живы. Артефакт, правда, внутри. К двери прикреплена самодельная бомба, размером с дамскую сумочку. Судя по габаритам, мощность взрыва будет небольшая. Скорее всего, в цилиндры насыпали банальный порох и поражающие элементы — в данном случае куски Осколка.

— Хи-хи, ты все-таки решился, Перун, — Аяно заталкивает в ангар Гошу. Лицо психа бледное, губы и подбородок захарканы своей же кровью. Раны затянулись благодаря регенерации Гончей.

— Ты вытащила из него железку? — смотрю на японку.

— Иначе бы он не смог сам идти.

— Ладно, отойди подальше, — сам собираю фрактал Бессмертного Эсклопа. Аяно делает всего пять шагов назад. — Нет, вообще за дверь уйди. Скажи «зорям» отступить от цеха метров на пятьдесят.

— Скажу, но сама останусь.

— Это приказ.

— Черт, — цедит японка сквозь зубы. — Ладно…то есть так точно.

Кожа под броней раздражающе зудит, Эмулятору не нравится мощная нагрузка на его элементы. Но потерпит. Делаю полисплав плотнее на лице и жизненно важных органах. Давненько я не был сапером.

Японка выходит, и я прикладываю ладонь к сенсору и смотрю на датчик. Появляется надпись «Открыто». Замок двери глухо щелкает. Я зажмуриваюсь.

Взрыва не происходит.

Открываю глаза. В недоумении берусь за ручку двери и распахиваю сейф. Бомба как висела, так и висит. Внутри, прямо на железном полу, лежит Синяя корона, обесцвеченная по краям древним возрастом.

— Хи-хи, что-то не так Перун? — Гоша изо всех сил сдерживает ухмылку. — Ты будто чем-то расстроен?

Вот же гаденыш. К двери приторочен муляж бомбы.

— Ну и нахрена?

— Хи-хи, я разве не говорил, что не хочу тебя убивать? Только перевоспитать.

Глупый вопрос.

Подхожу к психу и, схватив, зашвыриваю внутрь железной коробки. Гребаный клоун, внутри все кипит от злости.

— Аяно! — кричу. — Поди сюда!

Японка заглядывает в ангар, глаза у нее круглые, как у европейки.

— А как же взрыв?

— Сам расстроен, — вздыхаю. — Нет взрыва. Есть только психопат и Корона.

Гоша поднимается с пола, потирая ушибленный бок. Он подхихикивает и наблюдает, как японка заходит в сейф.

Полисплав освобождает мое запястье, показывая наручные часы. Время сейчас — без двадцати девять. Нужно надеть себе на голову Корону и отдать полковнику Бритневу приказ не запускать ракеты. Вроде бы всё просто. Но я уже уяснил, что с Гошей не бывает просто. Только выворочено через прямую кишку.

— Хи-хи, в чем дело, Перун? — Гоша сдерживает лыбу. — Разве ты не хотел спасти Москву от смертельного газа? Неужели передумал? И правильно — пусть дохнут, хи-хи.

Несмотря на его провокации, подхожу к Короне. Японка поджимает губы.

— Перун, ты уверен?

— Более чем, — вру, потому что командир всегда должен быть убежденным в правильности своих действий.

Я протягиваю руку к Короне. Резкое помутнение накрывает рассудок. Чувствую, как пошатываюсь, сейф вокруг кружится. Рука само собой опускается. А потом самоощущение восстанавливается. И острие катаны оказывается перед самым моим носом.

Аяно наставила на меня меч.

Прихлопываю зачатки страха, что впивается мне в сердце. Будь что будет. Подняв взгляд, ожидаю увидеть у японки стеклянные глаза.

Лицо Аяно переполнено ужасом, оно живое, как никогда. Слезы бегут по нежным щекам. Рука с клинком дрожит. Нет, она не «пересмешник». Но что тогда?

— Перун, твои глаза… — плачет Аяно. — Они…только что были…

И ко мне приходит понимание. Пот прошибает спину.

— … стеклянные…

Окровавленные губы Гоши растягиваются в победоносной ухмылке.

— Почему ты так удивлен, Перун? Хи-хи. Разве я не говорил, что ты тоже моя птичка?

Я — «пересмешник»?

Воцаряется тягостная тишина. Секунду, вторую смотрю в залитое кровью улыбающееся лицо Гоши. Затем срываюсь с места, вспыхивают Громовые когти. Целюсь прямо в рот психу. Собираюсь не ранить, не причинить боль, а именно убить. В ту же секунду снова в глазах становится темно. Меня разворачивает на месте. Когти вонзаются в стену сейфа. Сноп оранжевых искр брызгает из пробитого железа.

— Вот оно как, — выдыхаю, тяжело дыша. — Не выходит.

— Перун, — шепчет Аяно, не зная, что ей делать. — Твои глаза… Ты опять был «зомби».

— Японка, на твоем месте я бы ударил первым, хи-хи, — Гоша поворачивается к девушке. — Он же сейчас тебя прикончит.

Аяно крепче сжимает катану и отступает на шаг, не сводя с меня глаз.

— Перун, пожалуйста, только не ты, — она едва не рыдает.

Я закатываю глаза. Что за дерьмо творится? Мильфиновый шлем стекает с лица, показывая его полностью. Чтобы Аяно видела — я нормальный.

— Не слушай его, Мононоке, — смотрю японке в глаза. — Псих пытается тебя запутать.

— Какая насмешка судьбы, хи-хи, — подстрекает Гоша. — Сильнейший человек в мире — марионетка, хи-хи.

Вбиваю железное щупальце в плечо Гоше. Хрустит сломанная кость, псих падает на пол. Убить его я не могу, но переломать все кости запросто.

— Врешь, — рычу. — Если бы я был «пересмешником», Рудковский давно бы приказал мне самоустраниться. Я был костью поперек его горла.

— И правда? — вдруг кивает Аяно с явным облегчением. — Перун, ты не можешь быть марионеткой.

— Вру, да не совсем, — не спорит Гоша, сплевывая струйку крови.

До девяти осталось десять минут. Судорожно пытаюсь собрать все фрагменты мозаики. Конечно, сейчас я не подчиняюсь Короне. Иначе Рудковский еще неделю назад приказал бы мне зарезать самого себя. Но что тогда это за хрень?

Вспоминаю, что говорила лжетренер Аделина Алмакаева про «пересмешников»: «Людей забирали разных возрастов. Официально оформляли, как командировки, круизы, поездки в детские лагеря».

А затем в голове всплывает фраза Гоши: «Индейцы возвращались к своим делам. До следующей засухи».

А еще вспоминается фотоснимок в моей старой комнате в доме родителей — где я в тринадцать лет провожу лето в лагере в Крыму. Якобы провожу… Вот теперь и понятно. Этот лагерь — липа.

— Меня похитили в детстве и сделали «пересмешником», — рассуждаю вслух. — Мое отсутствие оформили как поездку в летний лагерь в Крыму.

— Ты не перестаешь меня радовать своей прозорливостью, хи-хи, — Гоша хлопает здоровой рукой об поломанную и морщится, громко заохав.

Значит, вот так. Спецслужбы обработали меня еще в тринадцать лет. Но, когда мое взрослое сознание из Страшного мира попало в шестнадцатилетнее тело путем изменения реальности, «колодцы» слетели, ведь я стал демоником, а вместе с «колодцами» ушла и власть надо мной Синей короны. Новые приказы мне нельзя задать. Остались только уже ранее заложенные в сознание.

— Ты думал, что сам решил заняться Военными играми, юный чемпион, хи-хи. Нет, дорогой Перун. Это приказала Корона. У Рудковского были планы засунуть тебя в Имперские мечи, под бок Аяно. Чтобы были еще одни глаза, следящие за «зорями». Максимка Рудковский создал чемпиона Бесенка, — Гоша с натугой встает — его плечо восстановилось. — И правда, новые приказы на тебя не действуют. Зато старые — ещё как! Так что ты не можешь надеть Корону, а еще, не можешь убить члена императорской семьи, не можешь позволить ему умереть, хи-хи. — он оскаливается. — Угроза моей жизни — твоя «засуха», Перун.

Глава 16. Со дна к небесам

Снова смотрю на часы. Без семи девять.

— Допустим, я-то могу надеть эту Корону, — замечает Аяно, приставляя острие катаны к горлу Гоши. — И отменить приказ пускать ракеты. Чему тогда ты радуешься, псих?

Гоша хихикает над ее словами:

— Радуюсь тому, что вы опоздали. Я опять соврал, хи-хи. На самом деле, полковнику Бритневу велено было пустить ракеты ровно в восемь.

Он явно ожидал истерик, оров, матов, а может, даже аплодисментов. Но мы с японкой даже бровью не ведем. Гоша хмурится:

— Вы что, не слышали? Бомбардировка произошла почти час назад. Треть Москвы мертвая зона! И Кремль в том числе. Теперь мой братец точно мертв, хи-хи. Думали развести меня с Вовой? Да? Не вышло.

Ну да с учетом того, что я не могу убить члена императорской семьи, понятно, что на самом деле Гоша не повелся. Значит, зная это, он не давал мне никакого выбора. Убить Владимира я не мог априори. И выходит, что мама и сестренка, в любом случае, должны были погибнуть. Но псих решил подыграть нам, видимо, чтобы не спалить мой ментальный «замок», и отменил покушение на маму.

Только вот сейчас как раз мы обвели вокруг пальца этого хитровывернутого психопата.

— Почему вы не горюете, бессердечные монстры?! — неистовствует Гоша. — Плачьте, ругайтесь! Вам что, людей не жалко? Бездушные! Чудовища!

Звонит мой телефон. Настя Соловьева.

— Ох, заткнись, — щупальцем бью психа по губам, и он отлетает в угол сейфа, разбив голову. Принимаю звонок. — Да, Анастасия. Нашли наконец ракеты?

— Так точно, Перун, — облегченно выдыхает генеральша. — Пять минут назад полковника обезвредили, ракеты упакованы и отправлены под тройной контроль. Твоя задумка сработала. Это было здорово! Ты не думал стать следователем?

— Хотите, чтобы я потрудился под вами? — усмехаюсь.

Аяно смотрит в недоумении: как я могу улыбаться в такой момент? Пожимаю плечами. Подумаешь узнал, что был «пересмешником». Ерунда же.

— Ты видишь меня насквозь, — мягким грудным голосом произносит сыщица.

— Боюсь, это продлится недолго. Женщины не способны справиться с моим ритмом. Очень быстро я оказываюсь сверху, — подмигиваю японке. Она как раз на себе испытала сказанное.

Аяно закатывает глаза. Мол, нашел время флиртовать с очередной поехавшей бабой, когда тут черти что происходит.

— Я готова рискнуть, — наигранно вздыхает собеседница. — А вы?

— А я обдумаю предложение, — сбрасываю звонок.

Гоша уже залечил разбитую голову и в шоке смотрит на меня:

— Как?! Как вы успели?

Вздыхаю и, открыв на телефоне браузер, набираю в поисковике «точное время в Москве». Кидаю мобильник психу, а то не заткнется же. Гоша в шоке смотрит на застывшие цифры: «19:50».

— Хи-хи, вот оно что, — психа пробивает на смех. — Не стоило тебе показывать полковника Бритнева.

Он прав. Я сразу приметил, что зомбированный офицер следит за временем в браузере. Пока мы с «зорями» летели в вертолете на НПЗ, я велел Соловьевой быстро связаться со столичной Службой времени, чтобы они заморозили часы в интернете. Эта подстраховка спасла миллионы жизней.

— Значит, всё закончилось, — Аяно приставляет острие к глотке Гоши. — Остался один маленький красный штрих.

— Хи-хи, не торопись, узкоглазая, — Гоша неотрывно смотрит мне в глаза. — Перун не может убить меня, не может допустить, чтоб меня убил кто-то другой. Попробуешь отрубить мою головушку, и Перун насадит твои сиськи на Когти. Так что вы просто засунете бедного, больного царевича в лечебницу. А потом я сбегу. Мы обречены бесконечно сражаться за твою душу, Перун. Ну либо пока ты не проиграешь и не уподобишься мне, хи-хи.

— Постоянно ржать я не вынесу, — качаю головой. — Аяно, дай мне пять минут. Последи за психом.

Японка внимательно смотрит на Гошу:

— Не беспокойся, глаз не спущу.

Итак, я не намерен исполнять дуэт Бэтмена-Джокера, когда один ряженый сумасшедший бесконечно ловит другого и сдает в полицию, затем тот сбегает и всё вертится по-новой. Сейчас как раз врублен Эмулятор, можно поискать подходящий фрактал.

По сути, что сделала со мной Корона? Промыла мозги, внесла программу исполнения, создав новые нейронные связи. Но любое изменение когнитивных и моторных функций в мозге происходит путем электромагнитного волнообразования. А еще любое новое знание физически меняет мозг. Работает и в обратном порядке: если изменить мозг, поменяется и мыслительная начинка. Короче, действуем напролом. Собираем фрактал Магнитика — так я назвал демона, который управлял магнитными полями, — и пускаем слабый электромагнитный импульс себе в башку. Шоковая терапия, которая вызовет кровоизлияние мозга. Другой бы на моем месте умер. А меня Эсклоп мигом починит. Могу я лишиться своих воспоминаний? Наверное. Но чтобы этого не случилось, Гифер подстрахует. Будет регулировать напряжение, чтобы не сжечь нейроны, отвечающие за личность демоника Перуна.

Происходит это быстро. Минуты на две выбрасывает из действительности. А когда возвращаюсь, ничего не меняется. Гоша хихикает, равнодушно-красивая Аяно держит его на мушке катаны, Корона валяется у ног.

Нагибаюсь и подхватываю с пола крашеную железку.

— Эй, как ты это сделал? — выпадает в осадок псих. — Не может быть! У меня новые галлюцинации. Делириозный синдром прогрессирует, хе-хе

Не обращая внимания на диагнозы, которые Гоша начинает сам себе ставить, надеваю дурацкую корону себе на голову. Теперь я вижу тысячи нитей, ведущих к марионеткам. Достаточно подергать за любую из них и сказать, что нужно делать. Сразу же человечек примется исполнять приказ. Границ вседозволенности нет. Законопослушный гражданин запросто может угнать машину. Верная жена — изменить мужу. Любящая мать — бросить ребенка под автобус. Будь мы в компьютерной игре, было бы забавно. Но это реальные жизни, которые носитель Короны способен растоптать даже не словом — одной мыслью.

Что ж, поиграем в Бога наоборот. Я отзываю уже розданные приказы. Многие бойцы, насильно засунутые в дружины, армию и спецподразделения, с удивлением понимают, что им никогда не нравилось бегать с автоматом, а вот рисовать маслом или играть на саксофоне, например, — ещё как. Вынужденные шпионы бросают стричь газоны под окнами глав родов или натирать швабрами паркет у дверей высокопоставленных офицеров. Я рву нити, сковавшие судьбы людей. Корона теряет свою власть, которую поддерживали многие века дегенераты, как Рудковский. Теперь железка лишилась армии. Осталось покончить с ней наверняка.

Снимаю Корону, подкидываю в воздух. Пара взмахов Когтей, и синие обломки сыплются на пол. Артефакт обесточен, в нем больше нет скоплений живы. И не будет. Даже если сплавить вместе обломки, каналы уже не соединить.

Глядя на эту сцену, Гоша вдруг падает на колени. Смотрю в его пораженное лицо. Гоше крышка, и психопат это только что понял.

Аяно отводит клинок от дрожащей шеи царевича:

— Думаю, ты сам хочешь это сделать, дорогой, — кровожадно улыбается японка.

Почему-то не горю желанием. И это странно. Нет бешенства, которое обычно испытываю, когда дарую возмездие врагам. Гоша пытался убить Лену, погубил сотни невинных, собирался пустить отравляющий газ на мегаполис. Мне даже становится…нет, не жаль, а стыдно. Ведь это чудо в перьях отчасти создал я сам. Я свел его с ума, хотя он всегда и был говном-человеком, этого не отнять.

— Хи-хи, как же жестоко я ошибся, — качает головой Гоша. — Меня погубило самомнение. Кручу, верчу, обмануть хочу, хи-хи… Я думал, что раз падаю в бездну рассудка, то смогу победить тебя. Но ведь сам ты достиг ее дна, так ведь? Что там, Перун? Что на дне?

Аяно во все глаза смотрит на сумасшедшего:

— Он тянет время. Продлевает последние минуты.

— Аднака, ви далга, — заглядывает в цех Али, за ним подтягиваются остальные. — Мы спаслы Москову иль нета?

— Спасли-спасли, — отворачиваюсь от Гоши на коленях. — Кожеголовый, гордись собой.

— Урась, — оскаливается мутант и кивает на психа. — А чегась этат живай?

— Вот и исправь, — я пропускаю широкого здоровяка и выхожу из сейфа.

— Эй! — Аяно догоняет меня. — Перун, уверен? Он столько нам трепал нервы. А ты его животине отдаешь?

— Да пофиг, — пожимаю плечами. — Достало мараться.

— Что на дне, Перун, хи-хи? — кричит мне в спину Гоша. — Что на дне?… Кххх….А-а-а-а-а!

Слышится хруст переломанных шейных позвонков. Эхо истошного визга отдается об железные стены сейфа и вытекает наружу:

— Что на дне-е-е-е, ха-а-а-а-а!

Этот крик заставляет обернуться на тени прошлого, что меня никогда не оставят. Души почивших. Армады воплощенного ужаса. И огромная гора с дымящейся вершиной.

— Жар Эразина, — тихо говорю. — Вот что.

Раздается громкое чавканье. Матюгнувшись, Аяно вдруг бросается обратно в сейф, глаза ее метают молнии:

— Али, быстро выплюнь голову!

— Но Перуну разряшил!

— Али! Не буди во мне дракона!

— Лядно-лядно… Пьфу-у-у! Тока пажавать успил.

— Вот и хватит, теперь выметайся из сейфа. Хватит облизываться на этого дохлого!

— Идю-идю.

— Будешь послушной паинькой — на базе получишь ящик с протухшими яйцами.

— Урася!

Гоша думал, что его жизнь — трагедия, а оказалось. недожеванный ужин.

До рассвета еще далеко. Зал клуба Военных игр погружен во тьму. Аделина Алмакаева подходит к включателю, щелкает опущенный рычаг. Пышногрудая татарка оглядывает грустным взглядом маты и снаряды. Ее время работы тренером в этом прекрасном месте закончилось. Больше Бородова не потерпит у себя под боком ищейку охранки. Это разумно. Но как же здесь было спокойно и приятно! Аделине нравилось наблюдать, как дети впитывали ее знания и, благодаря им, становились сильнее и ответственнее. Один только Бесонов не считал ее авторитетом. Но этому непобедимому мальчишке сам император по барабану.

Вспомнишь чёрта — он и появится.

— А ты чего здесь забыла, тренер? — удивленно садится на матах Артем. Он разлегся посреди зала, заложив руки за голову. Взгляд князя приковывает бюст Аделины — она как раз сняла кофточку, оставшись в одной обтягивающей маечке. Внимание такого великого, пускай и юного, воина очень льстит Алмакаевой, и она на инстинкте распрямляет плечи, так что грудь чуть поднялась.

— Я? — хлопает глазами татарка. — А ты что здесь забыл? Ты же убил царевича Георгия и спас город? Разве не должен сейчас праздновать? — она бросает взгляд на высокую луну за окном. — Или хотя бы отдыхать после тяжелых боев.

— Да разве они были тяжелыми, — отмахивается этот несносный парень и хлопает рядом по мату. — Скорее нервозными. Садись, потрещим.

Аделина не спорит. Не в том она положении, чтобы воротить нос от Перуна. Ведь она шпионка, которую ему ничего не стоит прищучить, и никто ему слово не скажет. Любой дворянин его поймет. А Департамент полиции притворится, что их сотрудницы никогда и не существовало. Перун и так может выставить полицаям огромные претензии за проект «Пересмешник».

Эти мысли проносятся в голове, когда татарка уже примостила спортивную попу рядом с Перуном, а он, не стесняясь, приобнял ее за талию и прижался щекой прямо к ее груди. Вот наглец! Аделина сидит ни жива ни мертва и лишь молча хлопает возмущенно ртом. Молча — потому что жить-то тоже хочется.

— Эх, Дели, хорошую ты подушку принесла, — Перун трется лицом прямо об ее соски, обтянутые майкой. — Ммм…затвердели.

«Это от страха, болван!» — хочется Аделине крикнуть, но инстинкт самосохранения оказывается сильнее женского возмущения.

Перун продолжает купаться носом в ее дынях, мужская рука, сжимающая талию, опускается все ниже и ниже, и уже слегка поглаживает ягодицы сквозь брюки.

«Да он же таким темпом меня сейчас трахнет! — озаряет татарку. — На матах в спортивном зале!»

Не то, чтобы она была совсем против. Шорканья Перуна ее достаточно завели (руки что ли у него заколдованные?). Да и, после близкого знакомства с телом Аделины, этот пацан может соблаговолить к ней, не просто пощадить, а даже оставить в тренерах. Но что это будут за отношения? Он начнет пользоваться ею в любое время, когда заблагорассудится? Аделина же хочет быть не подстилкой, а тренером!

— Ммм…Артем, так чего ты здесь забыл? — выдыхает Аделина. Все же у этой машины убийства настоящий дар — возбуждать тычками носа.

Перун резко отстраняется, татарка даже чувствует какое-то разочарование, но быстро прогоняет вражескую мысль.

— Да просто только здесь я жил как обычный школьник. Тренировался, готовился к соревнованиям, муштровал команду. Только здесь меня не доставали мысли о демонах.

— Так возвращайся в лицей, — улыбается Аделина, кося взглядом на покинувшую ее попу руку. Эти горячие касания были такими сильными и мужественными… черт! — Уделяй немного времени обычной школьной жизни. Хотя бы капельку. Думаю, демоны не будут против.

На ее шутку Перун грустно усмехается.

— Разве что капельку, — он хлопает по матам. — Решено, завтра мы возвращаемся в лицей.

— Мы? — сердечко Аделины стучит, как бешеное.

— Ага, тренер Алмакаева, — кивает мальчишка, этим обращением вдохнувший в нее вторую жизнь. — Только с агентурой отныне покончено, тебе ясно?

— Конечно, — быстро кивает татарка. Она готова зацеловать Артема и сдерживается из последних сил.

— Не забудь подать в отставку, — продолжает Перун.

Аделина напрягается. Отпустит ли ее шеф Юсупов? Не посчитает ли носителем слишком важных сведений, чтобы отдавать ее Бесонову.

— Не будут отпускать — зови меня, я им весь Департамент полиции отправлю в отставку, — одной фразой разрешает ее сомнения Перун.

— Я подам в отставку, — сразу же заверяет Аделина.

— Насчет наших отношений, — произносит Артем. — Короче, я понимаю, что ты думала, будто служила закону и порядку, так что забуду о твоей работе на Рудковского, но больше не потерплю шпионов. Это ясно?

— Да! — сразу отвечает татарка. Аделине кажется, что с таким ответом нельзя медлить. Слишком он судьбоносен.

Она уже почти решилась хотя бы в щеку его поцеловать, а там как пойдет, может, Артем снова заценит ее груди, да и пускай, но не успевает. Кивнув, Перун поднимается и направляется к выходу. Татарка грустно вздыхает, глядя ему вслед. Ладно, она еще разберется в себе, что это за ненормальное влечение к сильному, умному, талантливому, милосердному молодому мужчине…. Она звонко хлопает себя по лбу. Серьезно, Дели? И где в этом описании хоть что-то ненормальное?

После общения с Аделиной мне становится полегче. Образы Страшного мира отдаляются и оставляют меня в покое. Можно и вернуться домой. Авось, София не спит и ждет своего демоника, а я и не против разрядки. Заслужил ведь — город спас, Али скормил опасного психопата, ну ладно, Крокодил только пожевал голову Гоши, но я пытался.

В моей спальне горит свет, и я, только завидев оранжевую полоску из-под двери, радостно спускаю штаны. Врываюсь как голодный волк и замираю на месте.

Вся комната заставлена зажженными свечами, кровать засыпана алыми лепестками роз. И на этом бархатном ложе раскинулась в красном кружевном белье моя Леди Волчица. Щеки Кали полыхают от преодолеваемого смущения.

— Я решила напроситься в гости, — она старается держать томный взгляд, и увидев мои спущенные до колен штаны, подмигивает. — Вижу — копье Перуна уже готово к бою.

Еще бы оно не было готово! Я жадно пожираю глазами сексуальное красное белье на своей самой свирепой полянице.

Вся пунцовая от моего горячего взгляда, Кали разводит в сторону ножки, предоставляя вид на ярко-алые трусики, обтягивающие её лобок и всё, что ниже. Это становится последней каплей. Я бросаюсь на штурм прекрасного тела любимой девушки.

Кали радостно вскрикивает, обнимая меня руками и ногами. Принимая своим сладким телом. Подставляя нежную шею под жадный поцелуй…

Глава 17. Ад и бал

Нижние миры ужасны.

Женя побывал в двух из них. Древнейший Бесфор, храм планетарных размеров для Высших демонов. Затем, полный развращенных тварей, Гиберол, владение Яки. Сейчас, после недель пребывания в плену у Генерала Разврата, барона снова вернули в пустоши Бесфора.

Женю везут в клетке, сложенной из нечеловеческих костей. Куча белых и тощих зрантов толкают повозку. Вверху, на огромной хищной птице, парит краснокожий Беумус. Пасть, окруженная клешнями, оскалена. Собственные перепончатые крылья демона сложены.

Они двигаются мимо курганов, мимо руин древних стен и обломков колонн.

Дымящиеся курганы вокруг давят одним своим видом. Красные и огромные, они источают холод. Равнина за ними выглядит как бесконечная пустота. Как точка невозврата. Женя уже давно не спрашивает себя, чем он разгневал Сварога. Уже неизвестно сколько дней он задавал другой вопрос — существуют ли вообще боги? Ведь иначе могли бы они допустить воплощение этого ужаса? В Нижних мирах ожили все кошмары, все жестокие замыслы, возможные в принципе.

И Женя стал частью этой мерзости. Он не помнил, когда в последний раз видел человеческое лицо. Разве что только свое собственное — бледное, полное ужаса и пережитой боли. Иногда оно отражалось в панцире проходящего мимо тавра, иногда в луже сточных вод, из которой Аксюк лакал, утоляя жажду. Яка не сильно переживал по поводу утоления потребностей своего пленника в пище и воде. Генерала Разврата больше заботило взращивание в человеческой душе новых позывов. Мерзостных, извращенных, губительных.

У Жени до сих пор стоят в глазах чудовищные оргии, в которых Яка заставлял его участвовать. Барона постоянно ублажали человекоподобные демонсеры. Эти создания выглядят идеальными, словно вышедшим из-под резца гениального скульптора. Гибкие и соблазнительные, демоницы обладают изящными фигурами с длинными ногами, огромными грудями и… развращенными желаниями. Цитадель Яки — это рай для самого отъявленного БДСМщика. И в то же время, любой проповедник, попавший в это место, падет. Образы похоти и боли сокрушат даже самый чистый дух. Прекрасные в своей наготе демонсеры, подвешивающие тебя на железных крючьях и поливающие твою кожу горячим маслом…. Теплое глубокое горлышко прекрасной демоницы с чувственными и полными губками… Заросли тентаклей, елозящих везде…

И Женя пал. Он стал проклятым извращенцем, озабоченным и грязным. Яка обратил желания барона против него самого, извратил его сознание, поместил туда неумолкающий хор похотливых желаний. Даже в клетке Женя мечтает о своем собственном гареме, полном стонущих от вожделения тварей. Нижние миры стали для барона родным домом.

Только одно спасало барона все это время, берегло в нем остатки человечности. Шарфик Лисички. Изорванный и грязный, потерявший цвет, этот кусок земной ткани по-прежнему обвязывает ему шею. Призраки счастливых воспоминаний до сих пор не покинули Женю только благодаря рваной тряпке.

Гигантская тень закрывает тысячи мелких солнц в небе.

Вы привели человечишку.

Громоподобный голос раздается из глубин черепа Жени. Он зажимает руками уши, чтобы не слышать воплощенный ужас. Визжа как резаные, зранты вытаскивают барона из клетки и бросают на склон низины рядом с огромной когтистой ступней. Красный Беумус спрыгивает с наездной птицы и падает на колени пред чудовищным великаном.

— Да, Владыка выводка. Яка обработал его, как ты и велел. Он окончательно извращен и жалок.

Женя пытается посмотреть на монстра, но глаза слезятся, пелена влаги застилает их, словно организм пытается спасти себя от зрелища, которое не сможет вынести ни один человеческий рассудок. Размытая рогатая тень у края черной пропасти — всё, что он видит. Фосфорные отблески на руках-лапах обозначают чудовищные когти.

Женя чувствует на себе внимание Владыки. Барона придавливает взглядом, на миг он забывает, как дышать. Из последних сил он хватается за шарфик на шее — и это спасает его, не дает сойти с ума окончательно. Только нежное воспоминание о Лисичке способно удержать Женю от безумия.

Беумус, ты лжешь. Он еще цепляется за свою человечность. Яка налажал.

— Простите, Владыка! — огромный клыкастый демон падает ниц и бьется головой о землю.

Быстрый блеск фосфора. Огромные когти отрубают руку красному демону. Беумуса отшвыривает, и он протяжно стонет, не вставая.

Человечек, знаешь почему ты здесь?

— Пожаа-а-а-алуйста! — рыдает Женя. — Я хочу к маме!

Ты к ней скоро попадешь. Отвечай на вопрос, червяк.

— Я не знаю! Не знаю! Не знаю!

Я пожелал, чтобы мне принесли ответ, что же загадал Перун, когда изменил реальность.

— Не знаю! Не знаю! — бормочет Женя, оглушенный ментальным громом.

Пока да. Но скоро узнаешь и расскажешь, ибо я так захотел. Возможно ли еще Вторжение Орды в ваш мир?

Женя плачет, бормоча, что не знает ответы на эти странные вопросы. Что за Орда? Кто такой Перун?

Артем Бесонов.

Женя хлопает глазами. Он даже не думал, что услышит имя своего соседа и соперника в этом аду. Простолюдин Бесонов — это Перун, бог грома?

Глаза все еще застилает ливень слез, барон видит лишь черную тень когтистой руки, указывающей на него.

Твой кусок ткани на шее — чую его запах. Запах своего сильнейшего врага. Перун держал эту тряпку близко к собственному телу. Очень близко.

Даже страх немного отступает перед роем вопросов. Бесонов? Близко? Шарфик Лисички? Но она же никогда никому его не дает! Только мне! Она сама так сказала!

Она соврала. Она давала Перуну.

Эти слова раздавливают Женю. Чудовищная сила голоса, вкупе с мощью ужасного откровения, размазывает его по склону низины. Барон падает, обхватив голову руками, и утыкается лицом в землю.

Песок дерет десна.

Задолго до того, как попасть в ад, Женя лишился всего. Бесонов сделал это. Сначала Алла, потом Лисичка. Девушки одна за другой предавали барона из любви к этому отморозку.

Женя срывает с шеи знамя предательства. Сжимает в кулаке и плачет по счастливому прошлому, оказавшемуся обманом. Все, что ему осталось, — грязные пороки. Светлой любви он так и не познал.

Гигантская тварь довольно рокочет.

Яка совсем немного не додавил. Но теперь ты готов нырнуть в Мать.

В Мать?

Зранты взвывают, сорвавшись с места. Бледные мозолистые руки стаскивают Женю с склона к краю пропасти. Его швыряют лицом вниз, и он видит бесконечную тьму, заполнившую яму. Мрак тянется к лицу барона, словно живой.

По преданию, отсюда вышли самые первые демоны. На дне Колыбели зиждется Мать, Прародительница моего рода. Иногда Мать сама выходит в мир в телах своих избранников, осмелившихся нырнуть в ее объятия. Многие паломники до сих пор срываются в бездну, надеясь на милость Матери. Но последнее возвращение случилось многие тысячи лет назад. Никто давно не выбирается из Колыбели. А ты, человечек, вернешься и станешь намного сильнее.

Глаза Жени в ужасе смотрят в пропасть. Почему только у меня получится вернуться?

Потому что я так пожелал.

Зранты снова надвигаются, прижимая к самому края. Против воли Женя крепко сжимает ненавистный комок оранжевой ткани. Барон не отпускает шарфик, даже когда белые демоны скидывают его в бездонный мрак. Просто больше у него ничего не осталось.

Неделю спустя.

Я снова на балу, снова в Кремле. Да, его уже подвосстановили после того «небольшого непонимания» между мной и императором, как выразился Владимир.

Шагая с Софией под ручкой, любуюсь фигуристыми барышнями в разноцветных платьях. А они смотрят на меня и подхихикивают. Но я недолго переглядываюсь с посторонними дамами. Все-таки со мной идет рядом самая ослепительная красотка — серое платье подчеркивает шикарные прелести княгини, а сложная собранная прическа обнажает изящную шею.

Где-то здесь же ходят Бестия, Ясна и Аяно. «Зорь» тоже пригласили. Но зал огромный, гостей свыше пяти сотен. От нарядных дам рябит в глазах. Попробуй выцепи в этом пышном букете свои три розы — каштановую, рыжую и черную.

Поляницам я запретил идти в Кремль. Поостерегся. Что-то мои посещения императорской резиденции в последнее время нехорошо заканчиваются. То я с Настьевым в окно упорхну, то вообще сожгу к хренам весь двор с постройками. Кали было пофиг, плевала она на дворянские тусы. Вика с Аллой молча приняли, хоть и расстроились. Белоснежка, как всегда, огребла ладошкой по заднице за своё: «Так нечестно! Я уже не маленькая!».

Вечер, кстати, устроили в честь победы над террористами, мучившими столицу. То, что главным злыднем является сын императора, оказалось государственной тайной. И разглашать мне ее не советуют. Так Владимир и сказал: «Не советую». Ну хоть сообразил обойтись без угроз, а то я бы сразу и испек из него «кексик с мясом». Общественность же, предоставленная сама себе, не знала на кого думать: на китайцев, британцев, палестинцев. Император все же тыкнул пальцем в, якобы, недобитых и спрятавшихся моджахедов. Стрелочник лживый.

Но козлом на троне некогда заниматься. Козлы всегда будут, никуда они не денутся, а вот угроза Вторжения все еще висит. Сейчас все мои планы касаются Британии. Обдумываем различные стратегии истребления вымесов. Аяно тоже подключил. Втроем с японкой и Софией репы чешем. Девчонки говорят, что в лоб нельзя вторгаться. Чревато, что весь мир обернется против России. Мол, другие страны объявят какие-то экономические санкции и окажут англичанам вооруженную поддержку. Напав первыми, мы сами себя выставим интервентами. А так в цивилизованном мире не принято. Сначала нужно прикопаться к чему-то существенному.

— Дорогой, ты как маленький, — в усадьбе упрекнула София, погладив мою руку. — Для войны нужна железная причина — вот, как с Афганом. Наркотик, убивающий живу, перепугал Лигу наций не на шутку. Все, кроме вымесов, поддержали российскую спецоперацию.

Я только насупился, как с другой стороны Аяно приобняла, как бы в утешение:

— Перун и вправду маленький. Хватит того, что в шестнадцать он сильнейший коммандос, богатейший князь и талантливейший тактик, — проворковала японка. При Софии она любила стелить мягко, особенно когда княгиня ругала меня за дело, хотя сама самурайка еще та ворчунья. — Пускай другие забивают голову политикой.

— В шестнадцать? — вопросительно посмотрела на меня София.

Я покачал головой. Мол, еще не посвятил «зорь» в тайну своего происхождения. Еще успеется.

— Дорогая полковник, — холодно произнесла княгиня. — Перуну необходимо вникать в политику, хотя бы потому, что он богатейший князь, как ты сказала. А вот лучшим коммандосом он, как раз, может прекращать быть. Солдаты всегда найдутся. Глава Великого Дома — это, в первую очередь, стратег.

София и японка скрестились взглядами, как шпагами. От напряжения разве что молнии не образовались.

— Так, хватит, — взяв каждую девушку за талию, я приподнял их и покружился на месте. — Каждая сказала правильно в меру своих знаний.

— Перун! Моя прическа-а-а, — залилась смехом София, взявшись рукой за накрученные пряди.

Аяно тоже пробило на улыбку. На том и завершили пререкания.

Вообще, неделя прошла тяжко. Я пытался нагнать пропущенные уроки, хотел и в спортивный клуб заглянуть. Но пришлось отложить до следующей недели — иначе точно завалю семестр. Только похвалил свою лицейскую команду, что они уже все Кметы, пускай и слабенькие, двумя пальцами переломать. Дал парням новые медитации и пожелал дальнейших успехов на Всероссийских соревнованиях.

Включают вальсовую музыку.

София с грустью посматривает на танцующие пары. Давно мечтает вытянуть меня на паркет. Хоть и молчит, но прекрасно вижу ее желание. Я прилагаю все усилия поскорее исполнить мечту своей будущей супруги, нашел себе даже учительницу в лице одной блондинки. О, вот, кстати, и Мария Долгоногая — в изумрудном платье, с не очень пышным подолом. Она общается с братом Дмитрием и кем-то еще, но смотрит только на меня. Как всегда, графиня изящна, каждое ее движение сквозит уверенностью. Ну, кроме взглядов в мою сторону.

— Дела зовут, дорогой, — София уже приглядела группу аристократов, которую сейчас будет оплетать паутиной соглашений.

— Конечно, я найду чем заняться, — отпускаю свою орлицу клевать бедных воробушков.

Едва княгиня отпускает мою руку и отходит, Мария бросает свою компанию прямо посреди разговора и стремительно идет ко мне. Собеседники графини удивленно оглядываются вслед. Дмитрий замечает меня, и на его лице отражается гамма смешанных чувств, среди которых преобладает растерянность. Он не знает, как теперь ко мне относиться. С одной стороны: я держал под стражей его семью, а с другой: причина была веская — нападение на меня людей Долгоногих.

А как нынче я выгляжу в глазах Маришки?

— Князь Артем, — поджимает губы графиня. — Я ждала тебя на урок танцев. Почему ты не пришел?

Нормально выгляжу. Даже очень.

— В прошлый раз наше занятие не задалось, — усмехаюсь. — Думал, ты боишься повторить печальный опыт.

— Ничего я не боюсь, — заявляет Мария, сверкнув зелеными глазами. — Тем более рядом с тобой — твоя защита спасла мою жизнь. А то недоразумение, когда ты пленил и допрашивал моего отца… опустим это. У тебя были поводы так действовать. Отец сам воздержался от каких-либо обвинений в твой адрес. Но, конечно, в нашем доме тебе появляться пока не стоит.

— Еще как, — понимающе киваю. Подставляю локоть. — Тогда пошли отсюда.

— Куда? — Мария округляет глаза.

— Найдем подсобку и там поучимся, — не скрываю я наглой ухмылки, окидывая недвусмысленным взглядом точеную фигуру Мария.

Блондинка сглатывает и кусает губу, но за локоть берется. Мы покидаем зал под удивленным и встревоженным взглядом ее брата.

Про подсобку я, конечно, пошутил. Находим средних размеров гостевую комнату и встаем в позицию между диванчиками. Музыка доносится сюда в достаточной громкости, чтобы отработать движения.

— Может, мазурку? — предлагает графиня.

— Опробуем вальс, — говорю и кладу руку Марии между лопаток. Не спрашивая девушку, начинаю вести. Делаю это уверенно, даже сам удивляюсь легкости, с которой это происходит. Кружу партнершу в танце, уверенно лавируя между креслами и журнальным столиком. Специально совершаю быстрый поворот, чтобы у графини голову вскружило, и она прижалась ко мне ближе. При этом смотрю только в ошеломленные глаза Марии. В которых вдруг вспыхивает обида.

— Ты тренировался с другой? — обличительно выдает.

— Какое несправедливое обвинение, — качаю головой.

— Тогда как? — она едва поспевает за мной, грудь тяжело вздымается. Приходится сбавить темп. Не хочу, чтобы такая прелестная барышня утомилась.

— Обучающие видео, — искренне смеюсь. — Посмотрел между уроками.

— Уроками? — не поняла графиня.

— Я же школьник, забыла?

Ее лицо вытягивается. Хе, похоже, действительно забыла.

Наконец Мария, качнув белыми волосами, выдыхает:

— Ты удивительный человек, князь Артем. Я таких никогда не встречала.

Моя рука соскальзывает ей на талию. Приподнимаю девушку и легко отрываю от пола. Сделав два оборота, опускаю ее и прижимаю к себе почти вплотную.

Музыка резко стихает. Отпускаю прелестную партнершу, целую руку, благодаря за танец.

— Насчет твоих слов… В первую очередь, я мужчина, графиня, — прищуриваю взгляд. — Поэтому будь осторожна с похвалами, могу и завестись. Тогда танцами не отделаешься.

Я отпускаю Марию и шагаю в коридор. За спиной слышу тихое-тихое:

— А может, я на это и надеюсь.

Глава 18. Бальная дуэль

Едва возвращаюсь в банкетный зал, как меня ловит Аяно.

— Вот ты где! А я тебя везде ищу, Перун! Цесаревич хочет обсудить планы по британцам. Где пропадал? — японка подозрительно смотрит на следующую за мной Марию, с ярким румянцем на щеках и выбившимися из прически светлыми прядями.

— В туалете, — честно вру.

Дмитрий уже подскочил к сестре, что-то рассерженно ей выговаривая. В процессе монолога блондин бросает на меня колкие взгляды. Мария лишь отмахивается от графа и уходит прочь.

— Даже не хочу спрашивать, чем там занимался, — качает головой Аяно, тоже заметив сцену, устроенную блондинчиками. — И с кем.

Сама японка, как всегда, в черном мундире и начищенных до блеска хромовых сапогах. Объемная черная коса покачивается за спиной.

Оглядываю стройную фигуру девушки, представляя ее грудь в обтягивающем корсаже и затянутую шнуровками, до «осиной» толщины, талию.

— Ч-чего вылупился? — нервничает Аяно. — Цесаревич ждет.

— На следующий бал придешь в платье, — произношу не требующим возражения голосом.

— Зачем? — не понимает она.

— Будем танцевать, — подмигиваю.

Теперь щечки розовеют у командира «зорь». Она бросает взгляд на нарядных барышень в сторонке, словно представляя себя в таком же платье. Ее темные глаза даже загораются от нахлынувших чувств, выдавая потаенные девичьи мечты, но Аяно прикусывает нижнюю губу и сбрасывает наваждение.

— Хватит шутить.

— Я серьезно, — смахиваю пылинку с золотых пуговиц ее кафтана. — Надо развивать наши отношения во всех направлениях.

Я бы и сейчас затащил японку на паркет, пускай она и в мундире, но не хочу палиться перед Софией. Сегодня у меня для княгини заготовлен сюрприз. Танцульки с Марией нужны были лишь чтобы удостовериться, что всё получится, а также я хотел испробовать движения на живой девушке.

Аяно сглатывает слюну.

— Пойдем уже, — переводит тему, переминаясь с ноги на ногу.

Мы двигаемся между столами закусок к противоположному входу. По дороге замечаю Бестию и Ясну. Обе девушки щеголяют в платьях, расшитых узорами из серебряных нитей. Хотя бы эти солдатки сменили мундиры на женскую одежду. Аяно тоже это заметила, нахмурившись.

Бестия радостно машет мне, а вот за ее спиной, к Ясне, подкатил какой-то хмырь, из-за которого она стала сама не своя. Лицо побледнело, глаза расширились. Руку спецназовка прижала к груди, словно боясь, что сердце сейчас выскочит из ребер.

Я встаю на месте и разворачиваюсь. Мне совсем не понравились перемены в моем солдате.

— Перун? — оборачивается Аяно с непонимающим видом.

Поднимаю указательный палец, останавливая дальнейшие реплики японки, и прислушиваюсь.

— Что ты здесь делаешь? — выпаливает Ясна, растерянно отступая.

Да она в ужасе! Едва не присвистываю. Мне казалось, что рыжую спецназовку невозможно испугать. Она сжигала тучи демонов, не страшилась рот моджахедов, а тут какой-то Кмет с натяжкой.

— Как что? — удивляется хмырь. — Я — глава одного из значимых родов Дома Лобовых. А это вечер влиятельных аристократов, так почему мне здесь не быть. Странно, что забыла здесь ты, Алиса Салтыкова, дочь разоренного мелкопоместного рода. В Кремль на торжества нынче пускают бедняков?

До Бестии доходит, что я смотрю вовсе не на нее и, обернувшись, девушка замечает испуганную подругу. Разговора с хмырем она не слышала.

— Ясна, что с тобой?

— Это из-за тебя мы разорились! — выдыхает рыжая девушка, не обращая внимания на Бестию. — Ты обманул меня, ты довел отца до нервной болезни.

— Да-да-да, — фыркает хмырь. — Все мы любим обвинять других в своих неприятностях, — он нагло пожирает взглядом округлые формы Ясны. — А ты похорошела, Алиса! Твоя красота наконец-то созрела. Жалко, что этого не произошло раньше, когда я вынужден был довольствоваться щуплой голенастой девчонкой, — зло смеется. — Может, по старой дружбе, уединимся в кладовке? Все же мы с тобой не чужие люди друг для друга. Однажды даже чуть не поженились…

Бестия округляет глаза — она тоже поражена, как разговаривают с ее непобедимой подругой и командиром. Даже слов не находит, только распахнула алые губы.

— Ни за что!

Ясна скрещивает руки на груди, скрывая себя от глаз хмыря. Из глаз командира группы «Смерч» вот-вот побегут слезы. А это уже недопустимо.

Я подступаю к девушке, отпихнув плечом хмыря.

— Как дела, красавица?

Одновременно поддаю еще и ладонью в грудь. Силы толчка хватает, чтобы придурка перекинуло через стол с закусками. К несчастью, он зацепляет плечом шоколадный фонтан и валится вместе с ним на пол. Грохот разбитой посуды заставляет многих обернуться. Взвизгивают дамы, на чьи расшитые драгкамнями платья попали брызги шоколада.

Гладя через мое плечо на репризу, Ясна хлопает глазами. Слезки больше не блестят, уступив место удивлению, а потом и радости.

— Перун!

Я беру ее ручку и, склонив голову, целую розовые намозоленные пальчики.

— Сударыня, чудесный банкет, чудесный вечер и всё благодаря вашей чудесной красоте, баронесса, — громко, во всеуслышание заявляю, залихватски подмигнув спецназовке.

Было перед кем устраивать спектакль — крушение шоколадного фонтана привлекло много внимания. Пусть все видят, как я заявляю права на рыжую баронессу. Мое имя отпугнет грязных донжуанов. Как оказалось, даже самой сильной женщине может потребоваться крепкое мужское плечо.

Бывший жених Ясны, или кто он там, поднимается с пола. Лицо его измазано в шоколаде, одни оскаленные зубы сверкают белизной.

— Что за?! — рычит он. — Как вы посмели?! Кто вы такой?! Да я вас вызываю на…

Он обрывается на полуслове, узнав мальчугана в лице меня:

— Князь Бесонов? — выдыхает, судорожно сглотнув.

— Он самый, — небрежно киваю. — Какие-то проблемы?

Смотрю пристально в глаза хмырю. Ему хватает, чтобы попятиться. Но убежать он не может, я публично его унизил. Если хмырь не потребует сатисфакции, то лишится уважения всего высшего света. А раз мудило является еще и главой младшего рода, то это выльется в потерю связей и покровительства сверху.

— Да, — решается заявить мудак свои права. — Ваше Сиятельство, вы поразили меня внезапным ударом. Возможно, это вышло случайно… — пытается он выпросить у меня возможность сохранить лицо. — У вас много забот, и я уважаю ваш великий труд на благо страны.

Смотрит, как щеночек, молящими глазами. Уже почти все аристократы знают, что мальчишка Бесонов и есть безбашенный боевик Перун, воевавший с целым Кругом.

— Что скажешь, сударыня? — Сжимаю руку Ясны, от чего хмырь роняет нижнюю челюсть. — Случайно я пихнул твоего собеседника?

Даю девушке выбрать прикончить ли мне этого засранца.

— Алиса, — умоляюще протягивает руки хмырь. — Мы же хорошо с тобой знакомы.

— Даже лучше, чем хотелось бы, — тихо говорит Ясна.

Ободряюще оглаживаю девушку по плечу. У нашей рыжей валькирии явно стоит эмоциональная блокировка, вызванная старой душевной раной, поэтому она и позволила этому ничтожеству так с собой разговаривать.

«Гнусность» — морщусь я. Ненавижу, когда честных сильных людей сокрушают ложью и предательством. А то, что случилось именно так, было понятно по хвастовству хмыря и едва не брызнувшим слезам Ясны.

«Исправим» — обещаю себе.

— Ясна? — требовательно спрашиваю.

Девушка, вздрогнув, в ответ крепко сжимает мою руку.

— Мне показалось, что не случайно, — тихо роняет она, опустив голову.

Молодец, Ясночка!

Веко хмыря начинает дергаться.

— Князь, может, всё же вы…

— Баронесса права, — усмехаюсь. — Вы мешали мне подойти к ней, а еще мой слух резали ваши оскорбления в ее адрес и приглашения в кладовку.

Моя реплика вызывает вздохи удивления вокруг и осуждающие взгляды в сторону хмыря. Тот теряется окончательно:

— Но я же тихо говорил, — выдает на автомате. А когда догадывается прикусить язык, становится поздно, ибо отмазка вызывает бурю гневных возгласов:

— Вот нахал!

— Ничтожество!

Между аристократами пробивается церемониймейстер — низкорослый мужчина с ухоженной бородкой — с лакеями.

— Прошу вас, судари и сударыни, отойти к другому столу. Здесь нужно убраться.

Я пользуюсь моментом и обращаюсь к бородатому мужичку:

— Заодно, уважаемый, подготовьте арену для поединка чести. Меня вызвал вон тот сударь, с измазанным в фондю лицом. Да, тот, который вот-вот в обморок бахнется.

Церемониймейстер переводит взгляд с меня на дрожащего хмыря. С неудовольствием оглядывает его «шоколадную» физиономию.

— Хорошо, сию минуту, — соглашается мужчина с каким-то облегчением. Может, радуется, что больше не увидит на своих балах этого грязнулю?

Аяно в раздражении топает сапогом по брусчатке.

— Ну, Перун! Не мог подождать со своими поединками? А шишки от цесаревича опять все в меня полетят!

— Командир, но он же за Ясночку заступается, — робко вставляет Бестия. — Ее очень сильно то чучело обидело, ты же видела — на ней лица не было.

— Видела, — буркает японка и сменяет гнев на милость. — Поэтому до сих пор не зашипела на него, как кошка, — она поводит плечами. — Морозяка на улице. Дана, согрей-ка нас.

Поведя пальцами, Бестия зажигает в руке маленький файербол.

Бой в Кремле, по традиции, назначили на воздухе. Обычно место выбирают возле Тайницкого сада, на месте которого сейчас зияет пустота. Неделю назад молнии Перуна сожгли клумбы и деревья вместе с остальным двором. Всё, кроме зелени, ремонтные бригады уже восстановили. Оплавленный камень площади заменили на новый, пожженные постройки починили и отреставрировали. Причем в рекордные сроки. Резиденции императора непозволительно выглядеть разрушенной. Это ведь лицо страны.

К девушкам подходит Ясна, она совсем не грустная. Наоборот, словно воодушевленная и полна жизни.

— О, костерочек! — протягивает она руки к файерболу.

— Ты была у Перуна? — догадалась Аяно причину энтузиазма своей подчиненной.

— Да, он вытребовал от меня подробностей о моем бывшем… женихе.

Брови Бестии вздымаются.

— Так этот гад и есть тот самый мерзавец, что разорил твой род?

— Да, — кивает рыжая спецназовка. — Перун спрашивал меня, хочу ли я, чтобы он умер.

— А ты что? — даже нервничающая Аяно навострила уши.

— Конечно, хочу, — в ярости дергает губой Ясна. — Эта скотина испортила всю мою жизнь! Хочу, чтобы этот предатель горел заживо!

— Значит, сегодня мы смотрим казнь, — резюмирует Бестия и кровожадно ухмыляется. Она любила наблюдать, как подлецы получают по заслугам.

— Думаю, у Перуна это займет от силы минуты две, — Аяно беспокоится, что Владимир их так и не дождется.

Оба бойца выходят в огороженное лентой пространство на площади. Перун не стал переодеваться в спортивный костюм, оставшись в смокинге, только расстегнул пуговицы пиджака. Бывший жених Ясны умылся и натянул синий трикотажный костюм. В последний раз женишок пытается вымолвить у Перуна мнимое извинение, но юноша даже не отвечает, холодно смотрит мимо, и женишок, к злорадству Бестии, уходит на другой край арены.

Судья объясняет правила и объявляет:

— Бой!

Эхо еще не отдалось от древних крепостных стен, а Перун уже атакует. Прямо из брусчатки в женишка впиваются тысячи зеленых нитей.

Шшшшшшш…

Шипят путы из кислоты, отдаваясь криками боли у обмотанного женишка. Слабак валится на обглоданный зелеными брызгами камень площади. Доспех еще держится, но ему недолго осталось жить.

Бестия хлопает глазами. Это явно стиль Змиулана, но такую технику она не знает, хотя обучена всем основным наборам пяти стилей: Агни, Алтай, Стрибог, Лют и Змиулан. Когда Перун успел придумать новый приемчик? Или у кого-то позаимствовал? А самое главное — по энергозатратам это точно ранг Рыкаря. Но в Афгане Перун по уровню манипуляции кислотой не превосходил Кмета. Пока они бегали за Деймоном Настьевым, а потом за психом Гошей, ему тоже некогда было заниматься саморазвитием. Значит, такой скачок в прогрессе произошел всего за неделю после. Крутой апгрейд, нечего сказать! Надо бы попросить у своего парня пару уроков по медитациям. Будет повод побыть с Перуном наедине.

Бестию отрывает от мечтаний истошный вой женишка. Доспех погас, и теперь мерзавцу крышка. Поделом! А вот нечего хороших и милых девушек у алтаря кидать, скотина! Обидел нашу Ясенку — теперь получай барбекю из собственных мозгов.

Но неожиданно плети исчезают. Перун не добивает мерзавца. Дает ему время, чтобы сдаться.

— Сдаюсь! Сдаюсь! — рыдает женишок, уползая прочь. Сожженный скальп его дымится, спортивный костюм местами прикипел к коже. Целители уже бегут на выручку жареной скотине. Сначала остужают техникой Люта, потом принимаются лечить.

— Почему? — ошарашенно спрашивает Бестия и смотрит на оскаленную Ясну. От жалкого вида своего бывшего женишка она словно бы получает физическое удовольствие.

— Я попросила Перуна не убивать мерзавца, — поясняет рыжая спецназовка. — Хоть и невыносимо сильно хочу, чтобы он умер.

— Но почему? — все еще не понимает Бестия.

— Это будет несправедливая расплата, — отвечает Ясна. — Он ведь не убивал моего отца своими руками.

— Но он довел его до смерти своим предательством! — возражает Бестия.

— Вот и я доведу эту свинью до того же, — сообщает с ухмылкой Ясна. — Сегодня только первый день мести. Теперь, увидев его жалким и кричащим, я больше не поведусь на воспоминания и придумаю, как сделать его жизнь невыносимой.

Раздается новый ор боли поджаренного мерзавца. Что-то у Целителей не заладилось, и кто-то случайно задел ожоги.

Тем временем Перун покидает арену и подходит к девушкам. Его рука ласково поправляет рыжую челку, упавшую Ясне на лицо.

— Ну, довольна?

— Очень, — кивает девушка и благодарно смотрит в глаза Перуну. — Спасибо.

— Делов-то, — усмехается этот мальчик с силой тысячи демонов. — Аяно, мы идем?

— Да конечно! — возмущается японка. — Вот только попробуй по дороге встрять в еще одну дуэль!

— Тогда тебе лучше завязать мне глаза, — усмехается Перун. — Вокруг столько соблазнов.

— Наконец-то явились, — встречает нас нерадушными словами Владимир.

Японка привела меня в гостиную с африканскими масками на стенах. Особенно устрашающая стоит на каминной полке — черная рожа, вырезанная из обожженного дерева, напоминает мой демонский оскал под Эмулятором. Сам цесаревич, не отрываясь, смотрит в мобильник. Догадываюсь, что он там опять печет свои «кексики», только звук выключил, чтобы не палиться, конспиратор.

— В этот раз тоже черничный? — вежливо интересуюсь.

И он, вздрогнув, тут же убирает телефон в карман.

— Не угадал. Деловая переписка.

— Понятно, — глубокомысленно киваю. — Помадками обмениваетесь.

Игнорируя возмущенный взгляд царской персоны, разваливаюсь в кресле. Аяно остается стоять у двери. Японка у меня очень дисциплинированная — без разрешения командования не садится.

— Аяно, не стесняйся, тоже присаживайся, — вздыхает Владимир. — Раз наш юный князь уже все равно взял штурмом мое гостеприимство.

На удивление цесаревича девушка даже не двигается. Я откидываю голову на кожаную спинку.

— Милая, располагайся, где тебе удобно.

Кивнув, Ааяно подходит ко мне и присаживается на широкий подлокотник моего кресла. У Владимира едва нервный тик не происходит. Сдержавшись — а ничего другого ему не остается, он пытается смотреть куда угодно, кроме длинных ножек японки в обтягивающих хромовых сапожках.

— И что с британцами, Ваше Высочество? — задаю наводящий вопрос.

— Беда с британцами, — ворчит наследник. — Королева Элизабет приглашает императора на переговоры в Париж. Тема обсуждения: противостояние с Китаем.

— А леденец королеве не дать пососать? — интересуюсь.

— Перун, я думаю принять их приглашение, — серьезно заявляет цесаревич.

У меня самопроизвольно вспыхивают Громовые когти. На обеих руках.

Глава 19. Волшебник

Нижние миры прекрасны.

Любой ужас прекрасен по сравнению с бесконечной тьмой, сводящей с ума.

Поверхность приближается. Цепляясь за острые камни, Женя жадно хватает ртом горячий воздух жаркой равнины. Еще немного карабканья, и до ушей доносятся вопли зрантов. В глаза бьет свет тысячи мелких солнц, раскиданных по мутно-серому небу. Захрипев, барон карабкается вверх по крутой стене, тьма нехотя отпускает его, черные объятия медленно соскальзывают, оставляя отметины в виде серых пятен на коже. Поцелуи чудовищной Матери.

Перевалившись через осыпающийся край, Женя падает без сил. Тело горит, будто деформируясь после ласк живой тьмы, оставшейся в бездне. Жжение в пятках перерастает в мучительную боль. Собственные руки и ноги кажутся чужими. В груди рядом с сердцем будто вылупилось еще один орган — липкий и холодный, пускающие ледяные волны по всему кровотоку.

Вздымающиеся вокруг красные курганы кажутся теперь лучшими друзьями. Великаноподобного Владыки выводка нигде не видно. В стороне куча зрантов дерется за кусок мяса. Во время драки одного из белых демонов, видимо, самого слабейшего, отбрасывают к краю пропасти, и он жалобно воет не в силах подняться.

— Надо же, ты и, правда, вернулся, червь, — слышит Женя клекот Беумууса. — Единственный из сотен тысяч паломников, сбросившихся в утробу Матери.

«Червь?!» — слово неожиданно выбешивает Женю. Или кого-то другого внутри него.

Единым движением барон вскакивает. Серая кожа горит, тело словно разваливается от боли, но в то же время Женю внутри переполняет бесконечная мощь.

— Червь?! — орет барон. — Да как ты смеешь?!

Краснокожий Беумус, сидящий на своей гигантской птице, удивленно приподнимает багровую бровь. Морда с огромной пастью хмурится.

— Это ты мне, червь? — пасть щелкает окружающими ее клешнями. — Тьма повредила твой рассудок? Градгроб велел мне ждать тебя, чтобы доставить к людям, но ничего не сказал насчет твоей цельности. Думаю, мой дюлхан может спокойно отклевать тебе руку.

Беумус глади пернатый загривок птицы, и она вскидывает чудовищный загнутый клюв прямо над головой Жени. Но барон больше ни капли не боится этих монстров. Весь страх остался внизу, во тьме пропасти.

Женя сам подходит к огромной пернатой твари. Взмах худой серой руки, и ближайший зрант, которого сородичи швырнули к пропасти, вдруг начинает распухать. Лысая голова с почти человеческим лицом увеличивается в два раза, тощее тело набухает валунообразными мускулами. Белая кожа утолщается и обрастает шипами. Демон надрывно кричит, пытаясь справиться с агонией изменяющегося тела.

От удивления Беумус едва не падает со спины своего летуна.

— Что за метаморфозы? — выдыхает краснокожий Генерал.

Женя усмехается серыми губами.

— Всего лишь стероиды из первозданной тьмы.

Измененный зрант поднимается с земли. Теперь ростом и шириной плеч он превосходит даже тавров, не говоря уже о худосочных соплеменниках, которых двумя пальцами переломает. А еще тварь полностью послушна приказам Жени. Время как раз опробовать их.

— Фас, — бросает Женя, и шипастый зрант сигает на широкое горло птицы.

Под тяжестью зранта пернатый дюлхан заваливается на бок. Беумуса скидывает с седла, и он катится кубарем по голой земле, шелестя кожаными крыльями. Когда Красный Генерал вскакивает, зрант уже разгрызает глотку ездовой твари.

— Ты дал ему фрактал? — в ужасе понимает Беумус.

— И приручил, — Женя задумчиво смотрит на шипастого зранта. — Хватит.

Зарнт сразу выпрямляется, отбросив прочь отгрызенную голову дюлхана. Беумус кивает сам себе и начинает извиняться:

— Ты действительно больше не червь, человек. Я ошибся и понес наказание в виде потери любимого питомца. Позволь сопроводить тебя обратно в твой мир.

— Мой мир? — Женя вздрагивает. Если он вернется, то как сможет спокойно жить обновленным и измененным? Те извращения, о которых он теперь не может не мечтать, заставят страдать людей вокруг. Намного правильнее вернуться в совсем другое место — Цитадель Яки. Там он не навредит невинным.

— Ведь ты хочешь спасти свой мир от Вторжения? — спрашивает Беумус, словно видя сомнения барона. — Градгроб может пощадить людей, если ты дашь ему желаемое. Узнай, что загадал некий Перун, передай Владыке и ожидай милостивой награды.

Выхода нет. Придется возвращаться, люди пострадают, но это лучше гибели всего человечества.

— Где именно я выйду на Земле? — спрашивает Женя.

— Наши союзники среди людишек называют себя британцами, — поясняет Беумус. — Где-то в их Британии ты и выйдешь. Не волнуйся. Британцы обеспечат тебя всем необходимым, они с почтением будут относиться к тебе и помогут выполнить просьбу Владыки.

— Я не волнуюсь, — вздыхает Женя.

Назад так назад. Но сначала повеселюсь вдоволь.

Мысленным приказом барон приказывает шипастому зранту наброситься на своих тощих сородичей. Взревев, его раб отрывает головы слабым демонам. Женя наслаждается зрелищем кровопролития как сладким фруктом. Смакует вид дымящейся крови, сам не замечая, как визжит от возбуждения, словно тысяча свиней.

И только бегущие из глаз барона слезы выдают, как ему отвратна собственная радость.

Вспышки Когтей производят нужный эффект на Владимира.

— Перун! — отшатывается цесаревичи, побледнев. — Ты чего удумал? Не горячись! Это просто переговоры, никаких соглашений я не собираюсь подписывать с британцами. Просто хочу лично взглянуть на Элизабет и, возможно, склонить ее к изменению своей политики.

Тараторит наследник быстро, чуть ли не проглатываю слова. Чтобы лишний раз не нервировать, я убираю Громовые когти и спрашиваю тихо:

— То есть объединяться с вымесами против Китая вы не планируете?

— Не в ближайшее время, — тактично заявляет Владимир. — Жизнь может по-разному повернуться, но сейчас, учитывая скверную затею британцев насчет «жива-смерти», Империи это не выгодно. Сильный союзник в лице Китая предпочтительнее.

— Допустим, — не спорю. Обстоятельства, правда, переменчивы. Сегодня друзья — завтра враги. — А как вы собираетесь склонить вымесов к изменению политики? Им же выгодно ослабить жива-юзеров и вряд ли они откажутся от затеи рассорить Россию с Китаем. Если мы с китайцами будем мирно сотрудничать и развиваться, влияние вымесов будет падать.

Аяно, сидящая на подлокотнике моего кресла, слегка задевает меня бедром:

— Королева Британии не вымес, Перун.

— Что? Правда? — хлопаю я глазами.

— Правда, — кивает Владимир. — В отличие от ее дяди лорда Белиша, канцлера Британии. Помимо королевы, и многие другие английские аристократы не обратились в вымесов. Даже пара-тройка министров найдется из жива-юзеров. Но, бесспорно, влияние вымесов на решения королевы усиливается с каждым годом. В любом случае, Элизабет не должна руководствоваться во внешней политике целями только лишь вымесов. Пока их странная энергия мортидо распространяется только среди дворян. Простые англичане — жива-юзеры. Но существование мортидо, как и демоников, уже не секрет для тех, кто имеет хоть какое-то политическое влияние, тем более что сами вымесы начали активно продвигать ее среди английских аристократов. Конечно, мортидо сильно не афишируется. Простые обыватели даже в самой Британии могут о ней даже не слышать, либо считать слухами и небылицами.

— Почему королева не стала вымесом? — мне стало жуть как интересно.

— По данным разведки, официальная причина — Элизабет ждет, когда «новая веха развития силы» коснется большинства ее подданных. Верхушку Британии сейчас разрывают противоречия. С усилением вымесов не согласна дворянская оппозиция, которая достаточно влиятельна в Лондоне. Еще шотландская аристократия постоянно возмущается. Им тоже не нравятся, что у их королевского правительства демонский оскал.

Я задумываюсь. После того, как мне удалось грохнуть инферно Аурукса, вымесы не очень далеко продвинулись в захвате власти даже в своей стране. Интересно, почему? Другие инферно на них забили или оказались не такими хваткими, как их сдохший собрат?

— Так император поедет уговаривать королеву не маяться дурью и послать этих вымесов к чертям собачьим?

— Император не поедет, — грустно вздыхает Владимир, по-моему, очень наигранно. — Потому что еще не полностью отошел от смерти младшего сына. Полномочия по ведению внешней и внутренней политике он передал мне. Конечно, временно.

По довольному блеску в глазах цесаревича я понимаю, что он сам несильно в это верит. Спекся старик, даром, что крутой Воевода.

— Поэтому отныне заботы об Отечестве лежат на моих плечах, — оглашает наследник.

Я сочувственно спрашиваю Владимира:

— Время на «кексики» хоть остается?

Аяно сдерживает улыбку. Цесаревич недовольно морщится:

— В правильном распорядке дня всегда найдется минута на отдых, Перун.

— Понятно, — понимающе киваю. — Донаты выручают. Хоть не из казны, надеюсь, тащите?

Владимир скрежещет зубами, Аяно не удерживается и закрывает рот ладошкой, толкнув меня ягодицей, чтобы не увлекался стебать Его Высочество.

— Возвращаясь к командировке в Версаль, — Владимир изо всех сил пытается не сорваться, побагровел аж, — король Франции Людовик обещает безопасность обеим делегациям. Но, понятно, вымесы могут устроить покушение на самого важного человека в России.

— Низкой самооценкой не страдаете, — замечаю. — Откуда такая важность? Сотый левел в «кексиках» подняли?

— Там всего их пятьдесят! — выходит из себя Владимир и на мою усмешку выдыхает пар из ноздрей, как паровоз. — Короче, мне нужно охрана. «Зори» едут со мной, ты, Перун, в том числе. Вылет через три дня. Свободны!

Я не двигаюсь с места. Чешу подбородок, прикидывая расклад. Мы летим в Париж на переговоры с британцами. Нас представляет мутный цесаревич, который едва от радости не скачет, что его отец не в силах больше сидеть на троне. Ох, неспокойно мне, очень неспокойно. Но сам я ни бе ни ме в политике. Разведут как школьницу на дискотеке, и даже не пойму до последнего. Зато у меня есть верная княгиня.

— Вы включите в делегацию Софию Бородову, — констатирую факт.

При упоминании княгини Аяно ерзает на подлокотнике. Владимир же задумчиво смотрит на меня, потом кивает:

— Почему бы нет. София отличный дипломат. Сдержанный, элегантный, собранный, вежливый. Рост влияния Дома Бесонова отлично это доказывает.

— Вот и ладненько, — встаю с кресла. — До встречи, Ваше Высочество. Много не тратьтесь на лутбоксы с фруктовой начинкой. А то будете как один известный кадр, спустивший госденьги на дачу с домом для уточки. Устроят вам потом на Красной площади митинги с кексами на плакатах.

— Какой кадр? Какая уточка? — не понял Владимир.

Ой, миры перепутал.

— Да никакая.

Уже в коридоре Аяно приближается и тихо говорит:

— Не хочешь сегодня ко мне заглянуть? Угощу тебя оторо.

— Да я тоже рад бы оторваться с тобой, красавица, но сегодня дела, прости.

Японочка вздыхает, и я чмокаю в белую щечку командира «зорь». Просто в утешение.

Возвращаемся на бал, где меня ловит под руку София. Аяно обжигает княгиню взглядом, сама-то японка взять меня за локоть не может, ибо в мундире, а значится, она офицер, а не дама. Скользкая штука этот этикет.

— Закончил свои дела, милый? — соблазнительно качает бюстом София.

— Здесь да, — киваю на прощание японке. Она грустно вздыхает, придется сегодня оторо есть одной. Зато лишний раз задумается, чтобы переехать ко мне. Нечего сидеть одной в своем огромном доме с стариком-дворецким. Не в обиду Моне Кобе.

В машине София прижимается ко мне, а я и не против. Глажу ее по серебристым волосам и шепчу в порозовевшее от моего дыхания ушко:

— Через три дня летим с тобой в Париж, — ее голубые глаза восторженно вспыхивают, но приходится обломать. — На переговоры с британцами. Владимир будет уламывает королеву послать вымесов подальше.

— А-а-а, — уголки губ княгини опускаются, но она пытается скрыть разочарование. — Очень хорошо, сможем изучить их мотивы. Ведь они тоже будут уговаривать цесаревича на что-то.

Сидим близко, в обнимку, поэтому замечаю мешки под глазами Софии. Совсем уже не спит с этим дурацким Домом Бесоновых.

— Мы свернули не туда, — замечает княгиня, рассматривая дорогу в темноте за окном.

— Туда, — мягко говорю, поправляя серебристый бархатный воротничок вокруг ее точеной шеи.

Лицо Софии выражает недоумение, а так как княгиня идеально владеет мимикой, то это чувство она хочет мне продемонстрировать, чтобы я насторожился. Но волноваться нечего, мы едем куда нужно.

— Кажется, я слышу музыку, — спустя минуту прислушивается княгиня и опускает окно. — Скрипка, виолончель, флейта… Целый оркестр!

Теперь заподозрив неладное, она прищуривается, но я, хоть и не обладаю актерскими навыками, отлично умею делать рожу кирпичом.

— Не может быть, — протягиваю скучающе.

Машина останавливается посреди леса.

— Что ж пойдем посмотри, кто играет, — я выхожу и протягиваю княгине руку. Она принимает мою помощь с потаенной улыбкой — уже догадалась, что всё не просто так.

Прямо к колесам автомобиля ведет каменная тропинка, на которой легко уместятся двое. Дорожку выложили Рыкари стиля Алатырь. Заросли по сторонам от тропинки выстригли. Тропинка уводит в глубину леса, откуда раздается мелодичная музыка оркестра.

— Всё интереснее и интереснее, — улыбается София, и я веду свою княгиню по тропинке.

Когда тополя с желтыми листьями расступаются, девушка восторженно ахает.

— Перун! — в восхищении она поднимает руки к лицу. — Я будто попала в сказку!

Прямо посреди небольшого лесного озера Рыкари выложили ровную круглую площадку из гранитных плит. К площадке ведет наша тропинка. Расположившиеся на каменном плато музыканты играют вальс. Так же в озере раскиданы гранитные круги поменьше, на них горят костры, зажженные дружинниками-огневиками. От пламени веет согревающее тепло.

— По-моему здесь нехолодно, — я снимаю меховую накидку с плеч княгини и кидаю лакею, выглянувшему из темноты и сразу же исчезнувшему обратно. — Позвольте пригласить Ваше Сиятельство на танец.

Я галантно протягиваю руку. София хлопает глазами.

— Но ты же не танцуешь!

— В сказке принц всегда танцует, — не соглашаюсь, ухмыльнувшись краем губ. — Так что у меня не остается выбора.

Взяв девушку под руку, увожу на самую середину озера. София смотрит мне в глаза, пока одна моя рука нежно ложится ей на талию, а другая берет ее ладонь. Я начинаю кружить ее в вальсе, и княгиня удивленно открывает рот. Почти сразу создается идеальное единство наших движений с музыкой. София краснеет и восхищенно выдыхает:

— Когда ты научился? Как? Где? Почему?

— Чтобы впечатлить свою любимую, — улыбаясь, отвечаю только на последний, самый главный вопрос. София отводит смущенный взгляд.

Мы кружимся по площадке в такт оркестру, танцуем в окружении тихих волн и звездного света. Одновременно Гифер собирает Эмулятор. Моя ухмылка превращается в акулий оскал, кожа приобретает цвет черного с золотом. Демонскую ауру держу под контролем, пугать сегодня некого. Только стараться сделать счастливой.

София не отстраняется от меня, ей пофиг на мою оболочку, при очередном обороте она, наоборот, прижимается ближе, тянется к моим губам.

Я собираю фрактал древесного демона и использую самую забавную сторону его силы. Вокруг нас, прямо на каменном плато, расцветают подснежники, белые и прекрасные. Тысячи бутонов настилают озеро белоснежным ковром.

Мы танцуем на цветочной поляне посреди водной глади.

— Я точно в сказке! — счастливо смеется София, кружась посреди белых цветов. — А ты не просто принц, Перун! Ты волшебник!

— Главное волшебство еще впереди, — загадочно улыбаюсь и встаю на колено перед своей княгиней. Цветочный ковер сминается под брюками.

Достаю из кармана смокинга красный бархатный футляр. Распахнув крышку, протягиваю кольцо с бриллиантом. София открывает рот от шока и восторга.

— София Александровна, наши отношения с тобой уже проверены временем, множеством испытаний, сражениями с людьми и не только. Я не представляю жизнь без тебя. Поэтому я хочу, чтобы ты стала моей главной женой. Ты согласна?

— О Свароже! Да, конечно, да! — с края ее правого глаза бежит слеза.

Я надеваю кольцо на пальчик княгини. Затем не выдерживаю и слизываю слезинку на ее щеке. Мы целуемся с невыразимой страстью. Казалось, что сейчас мы одни в целом мире, нам никто не сможет помешать и никто нам больше не нужен…

Глава 20. Париж

Первый день в Париже. Я стою у окна в одной из гостиных комнат. Владимиру выделили огромный дом внутри Версальского дворцово-паркового ансамбля. Мы с «зорями» и Софией тоже расположились здесь. Нас окружают величественные здания с грандиозными фасадами, украшенными эффектными статуями и колоннадами. Кажется, что весь пригород Версаля состоит из дворцов: Дворец Большой Трианон, Дворец Малый Трианон, Мраморный дворец… Любят французы слово «дворец».

Слышу из коридора громыхающие шаги и довольный рык Али:

— Аднака, здеся тепла. А в Маскве халадна. Почем, Ясна?

— Потому что Париж южнее, животина, — отвечает ворчливо рыжая спецназовка. — Ты же три класса закончил, должен хотя бы такие вещи знать.

— Мажат тогда эта, — размышляет Крокодил. — Захватям Парижа и будем сдеся житя, в теплэ.

— Иди лучше покопайся в мусоре, захватчик, — смеется Ясна. — Видела, как повара выбрасывали из кухни порченую рыбу. Воняло невыносимо, прямо как ты любишь.

— Урася! — громыхает мутант по ступеням вниз.

Климат в Париже, правда, жарче и приятнее. Разгар осени, а сады Версаля до сих пор застилают зеленые листья и яркие бутоны цветов.

Вообще, долетели нормально. Устроившись в кресле у иллюминатора, София всё поглядывала на бриллиантовое колечко. И не только она — Аяно с Бестией тоже не могли не заметить украшение на ее пальчике. Но от вопросов воздержались, хотя глаза округлили и даже попыхивали от зависти.

«Зорек» я пока обошел самым ценным подарком, который может сделать мужчина, — предложением руки и сердца. Не в тех мы еще отношениях. Особенно с Ясной. Но поляницам вручил футляры с кольцами сразу после Софии. Девчонки радовались, визжали, заливались счастливым смехом и лили слезы. Вроде бы нет больше не похожих друг на друга девушек, чем мои избранницы, но в тот миг их накрыла буря одинаковых эмоций. Вот так обручение наконец состоялось. Само бракосочетание, конечно, откладывается до моего совершеннолетия.

По прилету в Париж делегацию Владимира доставили в Версаль. Британцы еще не прибыли, они на следующий день только собирались отправиться через Ла-Манш. Поэтому встретились только с французской стороной. Сам король Людовик нас принимал. Была в том церемониальном зале и его фаворитка, Луиза Грассини, шикарная загорелая блондинка с четвёртым размером груди.

Похоже, монарх лягушатников был в курсе, что император Михаил сдулся и отошел от дел, потому что обращался к нашему Вовке, как к равному. Даже по-приятельски. А тот принял это, как должное.

Цесаревич, помимо своих переговорщиков, в числе которых числилась София, представил французскому коллеге меня с Аяно. Японку — как начальника своей охраны, а меня — как личного телохранителя. Французов, конечно, впечатлил мой возраст. Мадмуазель Луиза заинтересованно посмотрела на мою юную милую мордашку, но сильного удивления мимикой лица не выразила. Я уже знал из телефонного разговора с Сербиной, что королевская фаворитка — ангел. А также услышал много лестных эпитетов про нее.

— Не вздумай спать с этой стервой! — рычала в трубку пернатая. — Она — куртизанка, проститутка, драная кошка! Обещай мне!

Обещать ничего не стал, не имеет права Сербина от меня требовать подобного. Конечно, я не собираюсь спать с чей-то любовницей. Против моих правил, чужого не надо. Да и будто бы больше не с кем.

В гостиную заходит София в дневном закрытом платье,

без укороченных рукавов и вырезов:

— Перун, первые переговоры с британцами назначены ровно в три.

— Хорошо, — как раз после обеда. — Вечерком, может, прогуляемся по местному парку, моя невеста?

— Если получится, — улыбается княгиня и, подойдя ближе, кладет голову мне на плечо. — Нам еще с цесаревичем предстоит обработать результаты переговоров, чтобы подготовиться к следующему раунду.

Глажу свою будущую жену по скрученным в объемную косу волосам.

— Уверен, у вас получится. А если нет — всегда можем нарубить вымесов в капусту.

София смеется:

— Ты-то можешь. Это точно.

— Ну а то! Только свистни — всех порву!

На королевский двор наша делегация прибывает заранее. Британцы, кстати, тоже. С их стороны пришли сами канцлер и королева Элизабет. Синеволосая девушка, около тридцати лет, вежливым кивком удостаивает только Владимира.

— Ваше Императорское Высочество.

— Ваше Королевское Величество, — не остается наш любитель «кексиков» в долгу. Оба говорят на международном русском.

Встреча происходит в зале для собраний, с позолоченной лепниной на потолках и бронзовыми единорогами в углу. Я, как телохранитель, стою сразу позади своего подопечного. Оглядываю британцев «глазами Жамбы». Делегаты почти все вымесы, кроме королевы и трех старичков в сюртуках. Канцлер Белиш, лысый мужик с усами Боярского, тоже носитель Дара Хаоса.

Королева быстро скользит взглядом по моему лицу, недовольно хмурит тонкие брови:

— Владимир, вы берете ребенка на столь важные переговоры?

— Мне, вообще-то, почти семнадцать, — буркаю я.

— Тише, Перун, — шикает на меня Аяно. Охраны Владимир взял на переговоры немного: я, да японка с Бестией и Котом. Целая рота была бы признаком недоверия французской службе безопасности.

— Это ты! — вскрикивает один из британских лордов в черном костюме. Серые глаза горят яростью. — Это ты убил моего сына!

Я успеваю узнать герцога Мирела, отца плененной Шартер и ее почившего братца, а потом его морщинистое лицо превращается в морду взбешенного медведя. Британец призвал Дар Хаоса. Королева в ужасе оглядывается на своего подданного. Из ее пухлых губок вырывается сдавленный вскрик. Французские Кметы напрягаются.

— Говард, Господом тебя прошу! Успокойся! — кричит канцлер Белиш.

Огромный бурый медведь в костюме-тройке издает яростный рев.

Оттолкнув цесаревича себе за спину, я выпускаю Когти. Уже делаю шаг, чтобы вскрыть мишку, но меня останавливает София:

— Перун, не нападай первым! — предостерегает княгиня. Ну да, мы же на переговорах. Получится, что мы же их и сорвем. Может, Мирел для того и обратился. Хотя больше похоже, что ему напрочь крышу снесло.

Между тем, охранники вымесов обращаются в демоноподобных монстров и выталкивают мишку-герцога в коридор. Парочка чудовищ остаются подле королевы. Из-за дверей раздается громоподобный рев и звуки борьбы. Даже со своими дерется, как же бриташку переклинило.

— Жду объяснений, — коротко бросает Владимир.

— Прошу извинить меня. — лепечет пристыженная Элизабет перед цесаревичем. — Я виновата, что подобрала недостойного человека для встречи с вами.

— Это не было спланированным вами покушением? — додавливает Вова.

— О Боже, нет, конечно! Уверяю вас! — королева даже перекрещивается, что в окружении уродливых монстров выглядит забавно. Элизабет ошпаривает меня еще одним недовольным взглядом, видимо, виня меня в психическом срыве Милера. Я лишь усмехаюсь краешком губ. — Сегодня же герцог Говард вернется в Британию и понесет дисциплинарное наказание.

Еще после нескольких гневных высказываний Владимир все же решает продолжить переговоры. Делегаты усаживаются за деревянный лакированный стол — британцы напротив русских. София садится слева от Владимира. Место во главе занимает король Людовик. Мы с «зорями» остаемся на ногах. Наше дело молча бдеть.

Спустя полтора часа переговоры завершаются на договоренности продолжить завтра. Было откровенно скучно. Британцы пытались уломать Владимира войти с ними в альянс против Пекина. А цесаревич никак не мог перейти к «Бетти, гнать надо вымесов в шею», ибо со стороны британцев разговор все время вел канцлер, который и есть тот самый вымес, которого надо гнать. Королева почти не участвовала в обсуждении, лишь сидела с каменным лицом. Иногда я ловил на себе ее обвинительные взгляды. И с чего такое недовольство? Конечно, она знала, что я тот самый Перун или Грозовой дьявол, а спектакль с «ребенком» затеялся, чтобы обвинить Владимира в несерьезности и иметь преимущество в переговорах. Но Милер всё напортил, и извиняться пришлось самой королеве. Всё же мортидо на мозги пагубно действует. Вот и герцог-мишка впал в неадекват.

Так что возвращаемся в гостевой дом ни с чем. Только с меня спадают на сегодня обязанности по защите Владимира, уединяюсь в дворцовом парке. Медитации, милые, родимые, ваше время пришло. Окружающие цветочные партеры с живыми изгородями очень хорошо к ним располагают. Версаль — это словно огромный сад, разбавленный каналами, фонтанами и, конечно, дворцами.

Перейдя по арочному мостику через окаймленный плиткой прудик, нахожу подходящую скамейку. На ней и устраиваюсь. Закрываю глаза. Вдох-выдох. Поехали. За последнюю неделю есть уже кое-какие успехи. Так, например, нормально простимулировал суперчакру и стал наконец Рыкарем Змиулана. А еще астральный дух постепенно привыкает к телу. Афганская война, поиск похищенной Аллы, Гошины теракты укрепили мои нервы, сделали тело более подготовленным к стрессам. Настолько, что можно даже попробовать собрать новенький фрактал.

Куча разбитых многогранников раскрывается перед внутренним взглядом. Что же взять? «Мигалка» уже собрана, «толчки» есть, фрактал Плюшкина у меня свой с рождения. Выбираю фрактал Холодца. Так я прозвал демона, умеющего затормаживать время в метре от себя. Ненадолго, на секунд тридцать, но достаточно, чтобы разглядеть летящую тебе в лоб технику огня, например, и увернуться. В самый раз способка против дальнобьющих противников. Генеральские фракталы все равно пока не у дел.

В глазах рябит от прихода новой силы. Хорошо пошло!

Грохот взрыва отвлекает меня от медитации. Рокот разносится со стороны нашего гостевого дома. Я срываюсь в бег, перепрыгиваю крутой мостик, и, приземлившись в партер из орхидей, несусь напролом, топча цветы.

Выбегаю на наш двор, черепичная крыша дымится, и разбитого окна на первом этаже гремит шум битвы и крокодилий ор:

— Аднака, а ти симпатична?

— Сдохни, русский!

Выстреливаю прыжком в окно, на лету выпуская Когти. Оказываюсь в камердинерской комнате, уставленной добротной мебелью из красного дерева. Рядом с комодом стоит Али, а напротив него еще один Али. Ну то есть очень похожий на Крокодила вымес. Оба тяжело дышат, на щеке Али алеет глубокий порез, который начинает регенерировать. Из коридора доносятся вопли и вспышки сфер Ясны.

— Чего встал?! — кричу на мутанта. — Мочи его!

— Эта ана, аднака! — Крокодил влюбленными глазами смотрит на крокодилоподобное чудовище. — Девачка! Красива!

Я хлопаю глазами. Вымеска? И правда сквозь черную спецовку выступают груди.

— Ты умрешь! — британка кидается на нашего зеленого богатыря и, сбив его плечом, валит на старинный комод. Мебель с треском ломается. Али охает, сгибаясь. Крокодилка месит когтистыми ногами его морду, вбивая его в пол. Мутант умудряется сделать подсечку хвостом, и зеленая британка грохается рядом. Больше она не шевелится. Али нависает над поверженной, раскрывает страшную пасть и выдыхает:

— А ти не замужам?

Британка не отвечает, смотрит стеклянным взглядом в потолок. Вытянутая голова неестественно повернута.

— Ну скижитэ, ледя.

— Али, — тихо говорю, — она свернула шею, когда упала.

Крокодил застывает, не сразу поняв меня, а потом из его багровых глаз брызгают слезы.

— Нэта! За чё эта мнэ?!

Плача Али прижимает морду убитой им клыкастой красавицы к груди, а я бочком протискиваюсь мимо крокодильей драмы.

В коридоре натыкаюсь на вымеса-спрута. Скользкий гад обвил щупальцами служанку и душит ее. Быстренькими взмахами Когтей срубаю отростки, а потом кислотной плетью прожигаю показавшуюся из-под обрубков уродливую округлую голову. Служанка падает, освобожденная из ослабших щупалец. Я прохожу мимо в сторону спален, когда слышу сзади на французском:

— Спасибо, месье!

В портретной комнате Аяно шинкует огромного моллюска. Сверкает клинок, разрубая твердую раковину и расчленяя мягкую серую плоть. Там же Ясна оранжевой сферой взрывает двухметрового таракана. Обломки слизи и хитина разлетаются по комнате, и я спешу обратно, пока не запачкался. Девчонки сами справляются.

Заглядываю в спальню цесаревича. Вымесов нет, лишь Кот с Бестией, которые охраняются Владимира. Хм, странно. В первую очередь, британцы должны были ломануться сюда, хватать цель. Либо цель вовсе не Вовка.

— Перун! — Бестия вырывает меня из раздумий. — Много вымесов побежало к княгине. Но я… не могла бросить наследника. Он — первый приоритет.

Ее губы начинают дрожать от досады на саму себя.

— Конечно, — я бросаюсь обратно.

Через два поворота достигаю спальни Софи и с ноги выбиваю дверь. Куча тварей, называющих себя людьми. Уродливые морды, разноцветная шерсть, острые когти, либо раздвоенные копыта. Пара раздавленных туш на полу свидетельствуют о том, что София уже прикончила двоих. Сама она без сил упала на четвереньки рядом, доспех погас, руки дрожат. Над ее бледным лицом поднято копыто козлоголового вымеса. Еще немного — и тварь разобьет ей голову. До «козла» ровно метр, и я использую Холодец.

Копыто вымеса не застывает, но опускается медленно-медленно. Настолько медленно, что успеваю подойти и отсечь Когтями мохнатую ногу. Ну и, конечно, накрыть княгиню Бригантиной.

— А-а-а-а! — грохается на спину одноногий, пуская фонтан крови в потолок.

Толпе вымесов рядом с Софией я кричу.

— ОТОШЛИ!

Псих-волна бахает по их вырождающимся нервам, и монстры отшатываются к окну. Бросаюсь на ближайшего «дикобраза» и разрубаю его острые иголки вместе с мягким животиком. Самого дальнего «бабуина» оплетает вокруг горла кислотная плеть, он хватается за удавку и обжигает руки кислотой. Остальных тварей просто рублю на куски. Расчленяю с небольшим удовольствием. Молнии не использую — а то подожгу дом.

Наконец в живых из всех вымесов остается только здоровенная курица с красным гребешком. Или это петух?

— КТО. ПОСЛАЛ?

— Кух кудах тах тах… — принимается он мне объяснять.

Срубаю ему башку, и безголовое тело начинает носиться по комнате. Точно курица. Будет Али слабым утешением, после уничтоженной любви. Пинком сбиваю пернатый труп с ног, чтоб не мельтешил.

— Милая, всё хорошо? — помогаю Софии подняться с залитого кровью пола.

— Да…

Быстро осматриваю княгиню. Провожу ладонями по телу, щупаю суставы. Ни ран, ни переломов. Обошлось.

— Думаю, на нас напал Винни-Пух, — серьезно смотрю в лицо Софии.

— Кто? — хлопает она ресницами.

— Герцог Мирел, — выглядываю в коридор. Тихо. Остальных вымесов тоже уделали.

— Тот бешеный медведь? — удивляется София. — Как ты понял?

— Хотели убить тебя — не цесаревича. Я убил сына мишки, вот он и пытался отомстить, убив дорогого мне человека.

Внизу раздается французский говор. Как раз к шапочному разбору прибыла дворцовая полиция.

— А ты не думаешь, что это подстроила все же королева Элизабет? — спрашивает София, вытирая пальцами чужую кровь с щеки. — Она могла использовать вспышку Мирела как прикрытие. Если меня убрать, то ты можешь ослабнуть духом. По крайней мере, так могут думать вымесы. Их главный враг всё же не Владимир, а ты, Перун.

— Аргументированно, — соглашаюсь. Когти на моих руках вспыхивают с новой силой. — Вот королеву сейчас и спросим.

Глава 21. Старый знакомый

Вместе с французской полицией прибывают и британские представители. Даже сам канцлер Белиш пожаловал. Все мы топчемся снаружи разнесенного дома, благо ночи здесь теплые. На небе уже вовсю горят звезды и луна. Владимир орет на канцлера, а я выразительно качаю рукой с Когтями. Аяно не уступает мне в живописности, сжимая оголенную катану с разводами крови на клинке. София держится в сторонке. Что удивительно — Яка ее почти не задел. И она отлично себя контролирует. Легкое возбуждение выдает только слабый румянец на щеках княгини.

— Да какого хрена! — не сдерживается цесаревич в выражениях. — Вы на переговоры меня позвали?! Или хотите войны?! Так мы вам покажем Кузькину мать!

Канцлер, побледнев при последних словах, опускает виновато голову.

— Уверен — жива-стиль «Кузькина мать» достаточно разрушительный, раз вы его упоминаете, Ваше Высочество, но британское правительство действительно не при чем. Покушение на вас устроила не королева, это инициатива только лорда Мирела. Именно вассалы герцога лежат мертвыми в вашей временной резиденции. У Мирела свои личные мотивы, далекие от целей королевства. Мы лишь жалеем, что взяли герцога с собой в Версаль, но еще вчера он исключен из состава делегации.

— И после его вчерашнего буйства, вы просто взяли и отпустили этого медведя? — холодно спрашивает София.

— Нет, конечно, — покаянно отвечает Белиш. — Мирела сразу же взяли под конвой, чтобы отвезти в аэропорт. Но герцог перебил охрану, ему помогли те самые вассалы, которых вы устранили. Я уверяю, что мы знаем, где сейчас находится лорд Мирел. Нашей службой безопасности готовится операция по его захвату. В ближайшее время вопрос с герцогом решится, и больше он вас не побеспокоит.

— Да, побеспокоил он нас знатно, — замечаю я, чем удостаиваюсь злобного взгляда от Белиша. Но канцлер тут же сменяет выражение лица на безразличное внимание к словам неважной персоны. Всё-таки ненавидят меня вымесы, как бы ни пытались скрыть. Еще бы. Рогатые должны знать, кто их батьку-инферно грохнул. — Этот зоопарк приходил за моей невестой, чтобы отомстить мне. Поэтому вы просто скажете расположение Мирела, а уж его устранением мы сами и займемся.

Белиш кривит лицо и смотрит на цесаревича.

— Если вы настаиваете на данном способе решения вопроса…

— Настаиваю, — кивает Владимир, взглянув на меня.

— Тогда вынужден просить вас проследовать к королеве. Я не имею полномочий сдавать подданных короне на расправу спецслужбам других государств.

— Я к ней не пойду, — тут же отказывается цесаревич. — На меня только что устроили покушение британские подданные. И это Элизабет должна ко мне прибежать с извинениями. Но ее что-то не видно.

— Ее Величество обязательно лично явится к вам, — не спорит канцлер. — Но завтра. Сейчас у нее неотложные дела.

Подхожу к Владимиру и требовательно говорю:

— Идите. Мне нужен Мирел. Гад не сбежит так просто.

Белиш заинтересованно на нас смотрит.

— Раз тебе нужен, — фыркает Владимир, — сам и иди, Перун, — и не дожидаясь моего ответа, бросает канцлеру. — Лорд Белиш, вот мой представитель к королеве. Князь Артем Бесонов. За меня он и получит сведения о бунтаре. Перун, поручаю тебе разобраться с этим Мирелом.

В принципе можно и так. Поворачиваюсь к вымесу:

— Ведите уже к вашей королеве, а то я ведь тоже владею техниками «Кузькина мать».

Перепуганный Белиш скрипт зубами:

— Следуйте за мной.

Британскую королеву разместили во Дворце Монарха, резиденции Людовика. София говорила, что Элизабет приходится его жене двоюродной сестрой, поэтому англичанку и держат под самым боком. Так что канцлер и его люди проводят меня мимо монументальных фонтанов и роскошных парков в самое сердце Версальского ансамбля.

Меня оставляют дожидаться королеву в аванзале. Присаживаюсь на расписанную золотом кушетку. Вообще все помещения дворца сверкают позолотой. Белого мрамора тоже хватает: скульптуры по углам, плиты пола, декор стен, капители колонн, — всё выбито из этого баснословно дорогого камня.

Наконец двери в анфиладу комнат распахиваются, и внутрь впархивает синеволосая Элизабет. В целом, властительница Британской империи симпатичная женщина. С ошеломительными красотками, как моя София или сисястая Сербина, не сравнить, конечно, но фигурка ладная, налитая, носик точеный, глазки большие, улыбка белозубая, приятная, талия узкая, грудь пышная. И носит платья, которые подчеркивают ее округлые прелести. Ну и редкий синий цвет волос добавляет шарму.

Элизабет сопровождает служанка и двое вымесов-телохранителей.

— Ваше Королевское Величество, — я встаю и кланяюсь едва-едва. Чисто этикет соблюдаю, никакого почтения, конечно, не испытываю.

— Мне доложили цель вашего визита, князь Артем, — взгляд Бетти, направленный на мою скромную персону, до жути холодный. Ненависти, как у Белиша, не мелькает, но этими ледяными глазами запросто можно остужать шампанское. — Или лучше вас называть рейнджер Перун?

Ух, значит, теперь открыто играем? Без наездов на возраст? Нормально.

— Называйте, как хотите, — ухмыляюсь.

— Присаживайтесь, — сама Элизабет располагается в венецианском кресле с овальной спинкой.

— Спасибо, мне некогда рассиживаться, — качаю головой. — Нужно убить одного чокнутого британца.

Служанка охает, вымесы-охранники напрягаются, королева хмурит синие брови.

— Вы считаете, что Мирел напал на вас из-за того, что сошел с ума? — голос королевы сочится сарказмом. — А вовсе не потому, что вы убили его сына и пленили дочь?

Мне хочется зевнуть, но удерживаюсь. Этикет чтоб его.

— Этот сынок первый на меня полез так-то, — замечаю. — А дочь давно уже свободна.

— И где же, в таком случае, сейчас леди Шартер? — не верит мне Элизабет. — Почему она не свяжется с отцом?

— Наверное потому, что этот отец послал своего сынка убить ее, — предполагаю задумчиво. — А где Шартер — не скажу. Если леди захочет, сама с вами свяжется. Но вряд ли это случится, раз до сих пор не произошло.

Элизабет тревожно смотрит на меня. Правда, не знала о покушении на Шартер? Или очередная игра?

Шартер сейчас в Америке, работает на Сербину. Вымеска внесла большой вклад в изучение семени Хаоса и разработку Биохазарда. И никто ее не держит в «Идиоме», сама себе вольная птица.

— Если хотите, я передам леди, что вы интересовались ею.

— Будьте добры, — в замешательстве произносит королева.

Подходящий момент для претензионного заявления. Я не цесаревич, даже не делегат, я не представляю целое государство, а, значит, могу брякать всё, что угодно.

— Ваше Величество, вымесы вырождаются, — с напором сообщаю, от чего глаза Элизаебет становятся похожими на два блюдца. — Поступок Мирела только это доказывает. Со временем вымесы всё хуже и хуже себя контролируют. Да, парни? — ухмыляюсь я охране, они сжимают кулаки и зубоскалят, с трудом сдерживаясь.

— Вы сейчас говорите от имени Владимира? — спрашивает Элизабет, поджав губы.

— Я сейчас говорю от своего имени, — отрицаю. — Если вам нужен сильный союзник, самое время его приобрести.

Королева молча смотрит на меня снизу вверх.

— Джон, Георг, выйдите за дверь, — распоряжается она наконец.

— Но, Ваше Величество, русский слишком дерзок и опасен, — возражает веснушчатый британец.

— Выйди, Георг, — сердитым тоном повторяет Элизабет.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — скрежещет бриташка зубами.

Дверь за вымесами закрывается, и с нами остается только служанка. При ней, видимо, можно говорить.

— О каком союзе речь? — разворачивается ко мне королева.

— Я предлагаю помощь, — стучу указательным пальцем по своим костяшкам. — Предлагаю свои Когти.

— Пустить вас в свою страну? — отшатывается Элизабет. — Создать из Англии второй Афган, чтобы вы всех там резали и убивали? Вы, князь Перун, — головорез и чудовище, уж простите за правду.

Я чутка наклоняюсь, заглядываю ей в карие глаза. Королева пытается выдержать мой взгляд, но опускает лицо, синяя прядь падает на бледный лоб. Элизабет пахнет нотами цитрусовых, жасмина, гвоздики и сирени. Запах исходит не только от кожи, но и от платья. Духи нанесли на одежду так, что королеву словно окутывает облако цветущего лета.

— Радует, что хотя бы вы больше не считаете меня ребенком, — хмыкаю. — Я действительно не претендую на роль благородного принца.

— Потому что служите другому принцу? — взбрыкивает королева. — Или, точнее, цесаревичу? Я не хочу попасть под влияние слуги Владимира.

— Вы заблуждаетесь, — качаю головой. — Я слуга лишь своих обещаний.

— Отказываюсь, — задирает нос синеволосая.

— Ну и глупо, — спокойно замечаю. — Ваше решение может погубить многих людей. Поэтому я сделаю вид, что не слышал, а вы возьмите время на «подумать». Итак, дайте мне то, зачем я пришел. Где Мирел?

— Вам дадут адрес на выходе, — отворачивается королева, поднимаясь и оправляя платье. На ее щеках проступает румянец смущения и гнева. Разговор я вел слишком фамильярно. Вот и служанка побледнела от слова «глупо», едва не бахнувшись в обморок.

Элизабет задерживается у дверей. Вдруг, словно решившись на что-то, она оборачивается. Щеки стремительно алеют. Полные губы шевелятся, произнося беззвучное слово. Я вскидываю брови. Как интересно!

Королева произносит вслух:

— Оставьте Мирела, и к утру британская служба безопасности возьмет его.

— Уже не возьмет, — качаю головой. — Не успеет.

— Господи! Какой же вы упрямый! — неожиданно повышает голос. — Вы меня вообще поняли?

— Понял, принял и учту в своих действиях, — кланяюсь я королеве. — Приятных снов, Ваше Величество.

— А вы не вздумайте приходить ко мне во снах ожившим призраком!

— Не вздумаю, а вот утром можете позвать меня вполне живого на чаепитие.

Она, чуть ли не зашипев, уходит прочь. Что ж, ее злость вполне понятна. Ведь Элизабет произнесла одними губами: «Ловушка».

Через полчаса мы с «зорями» приезжаем в парижский пригород, на берегу реки Сены. Район относительно недорогих вилл. Наша цель — небольшой особняк за кирпичной стеной. Там же затесался барак, в котором тоже горит свет. Скорее всего, группа сопровождения герцога. По данным от канцлера, Мирела сопровождало не больше двадцати человек. Но, учитывая, что все это спланированная ловушка, на самом деле их может быть и сто, и двести.

Со мной отправились только Бестия, Али и Кот. Остальные «зори» присматривают за цесаревичем. Хоть Людовик и поселил Владимира тоже в Дворец Монарха, чтобы точно обеспечить его безопасность, этим вымесам сам черт не страшен. По-хорошему, надо грохнуть Мирела и валить из Парижа. Но появился реальный шанс уломать Элизабет, чую, она задумалась над моими словам, а, значит, придется подзадержаться.

— Кот со мной. Остальные, ожидайте сигнала, — коротко командую.

Мы со слепцом перелезаем стену. Перебегая от куста к кусту, подкрадываемся каждый к своему часовому. Обычные Кметы. Я простым удушающим разламываю трахею, Кот касанием лица противника вызывает то ли инфаркт, то ли инсульт, не пойму издалека, да и неважно. За минуту управляемся с двумя британцами и в темпе двигаемся к дому. Задача — по-тихому грохнуть Мирела до того, как настанет смена часовых. Камеры нас с Котом не видят, он тоже своими векторами умеет нечто вроде Отвода делать. Так что, если свезет и хотя бы пять минут в запасе будет, успеем.

Не свезло. Жмуриков хватаются, когда Кот перелезает через окно на первом этаже. Как раз одну ногу только перекинул, и тут раздаются крики на английском. Гремит одиночный выстрел, чтобы точно всех разбудить. Я призываю Когти, и пускаю ветвистую молнию ввысь к звездам.

— Перун, прием, это Бестия, сигнал видели, — звучит голос девушки в ухе.

То, что она видела, я бы и сам понял по огненному вихрю, разорвавшему в клочья бежавших к нам двух автоматчиков. Прямо по горящей траве шагает Бестия, стройная и изящная, даже в слегка мешковатой форме. Девушка наклоняется и касается голой рукой кричащего от боли британца с разорванной в клочья ногой. Лимоннику сразу приходит покой и умиротворение. Навсегда.

Из барака уже выскочило человек десять точно. Но нам с Котом повеселиться не дали. Огромный Крокодил с ревом накидывается на бриташек и сбивает всех десятерых оземь, раздавая череподробящие тумаки. Еще и декларирует какой-то стих рычащим басом:

— Аднака, я любял лись аднажды! Нет, не куряцу, хоти иё таже. Пачема? Пачема иё забрули?

Бедный мутант плачет и бьет, плачет и бьет, а избиваемые бриташки подвывают. Решив не мешать Крокодилу делиться горем с новыми друзьями, мы с Котом проникаем в дом.

— Почему Али плачет? — спрашивает слепец.

— Несчастная любовь, — пожимаю плечами. — Сам же слышал.

Кот задумчиво поправляет дужку затемненных очков.

— Да кого он мог полюбить? Он же асексуал! Сколько лет его сканирую, Али ни разу не проявлял влечение к представителям противоположного пола. И своего тоже.

— Ну не зря Париж называют городом любви, — вздыхаю. — Просто не встречал наш Кожеголовый женщину по вкусу, а тут встретил, да неудачно.

Дом явно был заброшен до приезда вымесов. Из пыли на полу чуть ли ковер не образовался. Наконец и мне достается развлекуха. В коридор скатывается с лестницы желтый вымес Колобок. Огромный бронированный шар бахает по ступеням, разламывая их в щепки. Запускаю Холодец, и шар замедляет прыг-скок. Я уже приготавливаюсь проверить Когтями начинку этого пирожка, как Кот вытягивает ногу и касается пяткой желтой брони. Слепец перенаправляет импульс движения в обратную сторону, и Колобок уносится обратно на второй этаж, пока не пробивает стену и не пропадает на улице.

Рассерженно смотрю на Кота, а он будто не видит, слепым притворяется, гаденыш.

Осторожно поднимаемся по разломанной лестнице и заворачиваем в комнату, откуда исходит утробное рычание, а также противный хруст костей. Помещение заперто на железную дверь. Вот и Когти пригодились. Вместо сварочного аппарата, мда. Прорезаю по окружности замок и толкаю дверь. На пороге замираю, а Кот прислушивается к громогласному чавканью.

Весь пол завален человеческими костями, а в углу уже знакомый бурый мишка обгрызает оторванное бедро. Лорда Мирела не отвлек от деликатеса даже громкий скрежет разрубаемого металла.

С отвращением подхожу к деградирующему британцу. Только тогда каннибал-мишка отрывается от еды и, поводя черным носом, принюхивается. В глазах полное отсутствие разума. Совсем тронулся герцог. Как там в «Винни-Пухе» Кролик говорил? «Всё потому, что кто-то слишком много ест».

Учуяв во мне любимое блюдо, мишка радостно оскаливается и отбрасывает в сторону погрызенную ногу.

Мирел прыгает навстречу, собираясь заключить в Винни-пушьи объятия. Но я не безобидный горшочек с медом, и резким синим росчерком срубаю мишке лапу по плечо. С громким ревом медведь грохается в кучу из костей. Смотрю на стонущего вымеса и размышляю: А где собственно ловушка-то?

— Бестия, прием, доложи обстановку.

— Уложили всех бриташек, так что всё в порядке. Только Али ревет чего-то. Занозу может подцепил.

Задумываюсь. Похоже ничего не остается, как добить Мирела и возвращаться. Возможно, западня ждет по дороге обратно, в Версаль.

Кто-то тихо шагает по пыльному ковролину в коридоре. Я оборачиваюсь:

— Кот, отойди от двери.

Слепец слушается, мигом отскакивает, как ошпаренный кипятком. Шаги становятся громче. Мы ждем молча, только однорукий мишка стонет у моих ног.

Наконец входит худой, как щепка, парень. В его посеревшем лице не сразу узнаю Женю Аксюка. Молодой барон держит белого персидского кота, правая рука, вся в серых пятнах, ласково гладит животное.

— Привет, Бес, — усмехается странными желтыми зубами Женя. — Или тебя теперь все называют Перуном?

У меня нижняя челюсть отваливается.

— Кто это? — хмурится Кот. — Очень странный, не разберу то ли демоник, то ли демон.

— Боюсь, последнее, — беззаботно отвечает Женя и бросает кота мне в лицо.

Глава 22. Фрактальная мощь

Женя кинул кису ловчей некуда — прямо мне на Когти. Снайпер гребаный.

К счастью, я успеваю убрать резаки, и кошара падает мохнатым животом мне на кулак. Другой рукой беру «перса» за шкирку. Киса породистая, с белоснежной длинной шерстью и моськой тяпкой. Красавец, жалко такого гробить. Аксюк же разочарованно кривит губы. Что за живодерские наклонности? Мы с котом с приплюснутой мордочкой удивленно переглядываемся.

— Перун, — не уймется слепец. — Ты очень удивлен. Сердцебиение участилось… Кто это?

Вот же, радар безглазый! Никак не успокоится со своей ментальной антенной. Но на заданиях я ему разрешил нас фиксировать, полезная предосторожность.

— Однокашник мой, — отмахиваюсь. — Женя, где ты пропадал столько времени?

— Где, где… — ворчит серокожий пацан. — В аду.

Вот так ответил. Фигура речи это или что? Но, похоже, про Нижние миры он действительно знает, раз возник посреди базы Мерила, да ни капельки не удивляется раненому медведеподобному вымесу.

— Только не делай вид, что скучал, — наезжает Женя. — Уже, поди, приголубил мою Лисичку. Снова!

Странно выслушивать претензии в краже чужой девушки, стоя посреди обглоданных человеческих костей. Но Аксюк явно изменился, и Градгроб знает, что будет, если он продолжит на меня гнать. Может, вообще в драку кинется. Приходится ему подыграть, чтобы потянуть время.

— Что еще за «снова», Жек? Не было такого. Я с твоей подружкой никогда не шушукался.

— Конечно-конечно, кошку верни, — протягивает он серую ладонь.

— Муррр… — жалобно стонет кисуля. Передаю пушистика в более надежные руки. Слепой кот удивленно крутит головой, принимая хозяйство.

— Женя, мне некогда заниматься детским садом, — пытаюсь держаться размеренного спокойного тона. — Пойдем со мной. Обсудим твои претензии позже, в безопасном месте.

— Я видел Градгроба, Бес, — с горечью роняет Женя, в странных обесцветившихся глазах на секунду вспыхивают боль и ужас. — Видел Беумуса. Видел Яку. Видел ад. А теперь внутри меня сидит Мать.

— Мать? — впервые слышу.

— Прародительница демонов. Она единственная, кроме тебя и Градгроба, помнит мир до того, как ты его переписал, а еще ранее переписал Градгроб, чтобы создать тебя, своего заклятого врага, — серое лицо Женя полно страданий. Он, поморщившись, щупает левую сторону груди. — Мать сидит прямо здесь, Бес. Ест мое сердце, питается моими чувствами.

Всё это звучит бредово и… опасно. Может ли барон быть частью подготовленной ловушки? На всякий случай выпускаю Когти. Аксюк лишь усмехается, нисколько не пугаясь.

— Что ты здесь делаешь, Женя? — напряженно спрашиваю.

— Подрабатываю гидом, — оскаливается барон. — Мать говорит, что выбрала меня своим носителем, чтобы посмотреть человеческий мир. Особенно ей интересен ты, Бес, человек, победивший Градгроба.

Еще одна порция бредятины, политая соусом тоже из бредятины.

— Жень, пойдем со мной, — не люблю повторяться, но куда деваться. — Я помогу тебе.

— Уже никто мне не поможет, — вздыхает Аксюк. — Мне крышка. Но я успею спасти мир от вашего с Градгробом противостояния. Он послал меня узнать, какое желание ты загадал, когда менял реальность. Но обойдется. Я пойду дальше.

— Куда дальше?

— Я убью тебя, Бес, — Женят теперь не улыбается. — Затем вернусь в ад и сам сражусь с Градгробом. Исход не важен. Он получит своего сильнейшего врага и успокоится. Пускай даже Градгроб убьет меня, сильнее человека, чем нас с тобой ему не найти. Вторжение станет ему не нужно, и Земля не пострадает. Человечество избежит встречи с ордой Градгроба, ведь его заботит только поединок с сильнейшим.

Суп из бреда. Мне на Эразине Градгроб то же самое заливал. Сильнейший враг, бла-бла-бла… Слепо верить словам дьявола — подписать себе смертный приговор.

— С чего ты взял?

— Мать сказала, — взгляд Жени становится на мгновение стеклянным. — Либо можем вместе пойти в ад, Бес. Прямо сейчас. Убьем Градгроба вдвоем, что скажешь?

Кто-то знатно накидал лапши на уши Аксюку. Лезть в миры демонов без подготовки и разведки? Даже не зная, где зарылся Градгроб? Нижних миров десятки, если не сотни. А миры тоже немаленькие и отнюдь не пустые. Мы потратим годы на поиски его Цитадели, еще годы на то, чтобы пробиться туда. И еще годы на то, чтобы догнать выродка, если он решит податься в бега. А в это время демоны и инферно зачистят человечество. Сам Владыка выводка точно не жаждет видеть меня. Если бы Градгроб стремился еще раз сразиться со мной, то уже бы давно прислал вызов. Но вместо этого он обработал Женька и дал ему тупейшее задание.

Но с Аксюком надо осторожнее. Ишь как загорелся идти в поход на Градгроба. Нельзя жестко обламывать, а то совсем с катушек съедет и бросится лицом на Когти. К тому же, нельзя забывать, что он только что причислил себя к сильнейшим людям, как бы забавно это ни звучало.

— Похвальное стремление, Жень. Но давай сначала обдумаем стратегию, — сам себе удивляюсь, какой либеральный я сделался. — Составим план действий у меня на штаб-квартире и сразу двинемся. Окей? Щас только грохну Винни-Пуха.

Стонущий Мирел уже отполз к дальней стене и сейчас, мыча, зализывает обрубок.

— Нет, Бес, — качает головой Женя. — Я пойду в ад сейчас. С тобой или только с твоей головой.

Второй раз угрожает, щенок. Я злюсь, сильно злюсь.

— Что ж, тогда наши дороги расходятся, — сухо отвечаю. — Катись в ад без меня.

— Жаль, — вздыхает барон и поворачивается к Коту с пушистиком. — Фас.

Покладистый белый пушистик вдруг шипит и царапает слепца по руке.

— Ай! — отбрасывает он кошака подальше, но тот вдруг зависает в воздухе. А всё благодаря черным кожистым крылышкам, прорезавшимся из длинного меха на спине, похожего на снег. Широкие голубые глазенки котика превращаются в багровые щелки. Они наливаются алым светом, тут же два лазерных луча выстреливают прямо в очки слепцу.

К счастью, он не отключил векторный щит, и лазеры смещаются к стене, прожигая обои и оставляя маленькие черные прогалины.

Я смотрю «глазами Жамбы» на крылатого Снежка и охреневаю. У котика есть фрактал! Как, мать его, это возможно?

— Мать дала мне силу выращивать фракталы у неразумных существ, — вежливо поясняет Женя, явно наслаждаясь моим охренением. — Там, у животных, а еще у не Высших демонов. И у обезумевших вымесов, кстати, тоже.

В его словах слышится насмешка. До меня доходит почти сразу. Чертов Винни-Пух!

Оборачиваюсь и очень вовремя. Уклонившись, пропускаю мимо лица огромную бурую лапу, увенчанную черными матовыми когтями. Причем, лапа отросла на месте той, что я отсек. Неожиданно Мирел стал обладателем фрактала регенерации.

Огромный чокнутый вымес наступает, из разинутой слюнявой пасти вырывается оглушительный рев. Больше лорд Мирел не горит желанием забиваться в угол. Зимняя спячка кончилась. Замечаю, как на самых уязвимых местах вымеса — живот, горло, суставы, морда — образуется шипастый костяной панцирь. Отлично, мало чудовищной регенерации, так Женя подбрасывает бриташке еще роялей. Прямо в моменте.

Тем временем Снежок, летая под высоким потолком, обстреливает Кота красными лазерами. Слепец перенаправляет атаки обратно, но летающая киска всё время носится, как угорелая, и лучи прошибают насквозь потолок. Сыплются осколки бетона, цементная пыль застилает всё вокруг. Обзора никакого. Женя пропал, а фигура медведя-демона-вымеса отступает назад, прячась за стеной пыли. Из окружающего облака выстреливает красный луч, едва успеваю погасить кошачью атаку встречным взмахом Когтей. Еще не хватало помереть от царапки домашнего котика.

— Блин, Кот, прибей уже этого Снежка! — не выдерживаю.

— Снежка? А! Занимаюсь, — скрипучий голос Кота где-то рядом. Ну хоть живой.

Винни-Мирел пользуется серой завесой, чтобы, пригнувшись, куснуть меня за ногу. Гулко клацает Бригантина, выдерживая натиск медвежьих клыков, и я рублю Когтями сверху вниз. Широкое плечо отсекается от мохнатого туловища, на пол льются литры крови, но недолго — сразу же конечность начинает отращиваться.

Присвистываю. А фрактал-то ненамного хуже Эсклоповского. Сколько Женька может насоздавать таких монстров? Способен ли он увести армию у Градгроба? Ведь его армады как раз, в основном, состоят из тупых тварей. Хотя, вряд ли Владыка выводка допустил бы такой косяк. Скорее всего, Женя одновременно способен контролировать только небольшое число реципиентов.

Мирел выпрямляется и ревет, пока его лапа на глазах воссоздается из ничего. Так, давно пора кончать мишку. Бросаюсь вперед, ловко проскакиваю под взмахом единственной, пока что, руки вымеса,как рыбы проплывают под корягой. До косматой башки не дотянуться, поэтому обеими руками бью в брюхо твари. Когти с хрустом разрубают защитный панцирь, мягкий живот насаживается и режется как масло. Мирел, издав глухой вопль, заваливается назад, пока я пытаюсь достать позвоночник сквозь жирную массу тела. Мои руки погружаются по локоть в медведя. Его колотит и сотрясает. Рев боли над моей головой оглушает. Одновременно толкаю тушу плечами и врезаюсь вместе с Мирелом в стену. Разлетается в хлам тонкая перегородка в соседнюю комнату. А я наконец перерубаю позвоночный столб.

Медведь разлетается на две половины. Верхняя часть кувыркается по грязному полу, я подхожу к ней и пробиваю Когтями череп. Глаза Мирела затухают. Упокоился, наконец.

Рядом раздается новый рев, не уступающий медвежьему. Оглядываюсь — в углу на железной цепи сидит другой вымес. Тоже бешеный, ни в одном из десятка глаз на перекошенной морде нет осознанности. Дикий зверь, тупой монстр. Вокруг одной из шести тараканьих ног обвязана цепь. Другой конец цепи вбит в бетонную стену.

Только я увидел хозяина комнаты — его масса начинает увеличивается вдовое. На каждой из шести лап вырастает по длинному кривому клинку, похожему на древний восточный меч-ятаган. Вымес машет лапами, одно из лезвий со звоном рассекает цепь. Ну, началось, по-новой.

Теперь понятно, в чем прикол ловушки. Пока бы я укокошивал Мирела, Женя натравил бы на меня вот этого шестирукого «таракана». Предварительно накачав своими фрактальными анаболиками.

— Перун! — из первой комнаты Бестия кричит через пролом. Пыль улеглась, вспышек лазеров больше не видно. Значит, Кот управился со Снежком. Ну либо Бестия с Али помогли. Вот они вдвоем стоят и офигевают, чего мы возимся.

— Где Аксюк? — спрашиваю, не отрывая взгляда от шестирукого вымеса. Он, тихо рыча, медленно двигается ко мне.

— Ушел, — отчитывается Кот. — В ближайших окрестностях его не чувствую.

— Аднака, на тя ща таракашка нападит, Перуну, — предупреждает Али, заметив, как перед прыжком сократились нижние конечности вымеса.

«Таракан», правда, сигает с места. Но я тоже не профан, слежу за врагом. Тонкая молния выстреливает твари прямо в рожу, сжигая все глаза. Монстр бахается на пол, истошно визжа и тряся «ятаганами». Опаленная морда начинает восстанавливаться.

— Почему ты его не добьешь? — спрашивает Бестия.

— Потому что хочу изучить.

Присматриваюсь к вымесу. Женя наделил свою игрушку одним фракталом. Но он сочетает в себе регенерацию, рост массы, усиление и отращивание клинков на лапах. Четыре в одном. Мирелу достался слабее набор — только регенерация и костяные щитки. Всего две способки. Видимо, «таракана» Женя готовил специально для меня, а Мирела оснастил примочками по наитию, раз под руку попался и ситуация располагала.

Эх, Женя-Женя, зачем это всё? Почему не послушался меня? Глупо становиться одним из моих врагов, хотя бы потому, что долго они не живут.

Подхожу к «таракану» и, наклонившись, разрубаю его голову. Как бы фрактал ни был хорош, уничтоженный мозг он не восстановит.

Уже в машина на обратной дороге Бестия меня спрашивает:

— На тебе лица нет, Перун. Почему? Мы же справились.

Мы сидим с ней вдвоем на задних сидениях. За рулем Кот, рядом с ним Али скучает по своей крокодильше-вымеске. Еле слышно поет:

— Садись ко мне в машина.Хочу тибя любицца.

Бестия кладет руку без перчатки рядом с моей, хочет коснуться, но стесняется, видит, что я грущу. Сам нежно касаюсь ладони спецназовки, наши пальцы переплетаются.

— Просто сегодня хороший, в принципе, пацан присоединился к плохим парням, — отвечаю на ее вопрос. — Вот и грущу. Так что, по сути, ты не права — я не справился. Не смог уберечь Женьку. Проиграл его душу демонам.

Бестия вдруг крепко обнимает меня и целует в щеку.

— Почему ты всегда так к себе не справедлив?! — возражает горячо. — Нельзя спасти дураков от их же глупости. Ты пытался, этого достаточно.

Бестия обнимает меня, наслаждается нашим уединением. Поглаживая ее короткие вьющиеся волосы, я всё никак не могу выкинуть из головы фракталодарящую силу Жени. Представляю, какие катастрофы он может с ней натворить. Сколько людей положить.

— Нет, Дана, еще недостаточно, — вздыхаю. — Но я это исправлю.

Если Женя не одумается, придется его убить.

Женя успел сбежать до того, как Бес справился и со вторым вымесом. Сейчас барон, тяжело дыша, таскается между складами в портовом пригороде.

— Дурак! Дурак! — кричит он и бьет самого себя по лицу. — Дурак Бес, теперь мне придется тебя уничтожить! Почему ты не пошел со мной в ад?! Почему я не смог тебя уговорить?! Дурак, Женя! Дурак!

Он дает себе еще пару оплеух, разбивает губы и нос. Собственная боль дарит наслаждение, вкус крови во рту кажется слаще вина. Очень сложно удержаться, чтобы не зайти дальше даже с самим собой. Гребаный Яка, что ты со мной сделал?!

«Не увлекайся» — шепчет Мать. Она с любопытством наблюдает за его борьбой со своими новообретенными порокам.

Женя шепчет себе: я сильный, я справлюсь.

Нужно собраться. Бес, правда, бесподобен. Расправился с вымесом-медведем за два удара. А значит, нужно больше живой силы, которая его сломает.

Аксюк достает из кармана джинс мобильник и набирает канцлера Белиша:

— Перун час назад вернулся в Версаль, — недовольно произносит британец. — Вы провалились, барон.

— Для меня это не новость, — холодно отвечает Женя. — Я ведь там был в первых рядах.

— И что вы намеряны дальше делать?

— Возвращаться в Англию, — сообщает Аксюк.

— Что? Зачем? — Белиш в недоумении.

— Потому что там вы сможете предоставить мне больше деградировавших вымесов и демонов, — Женя не сдерживает сарказма. — Одно-два моих творения против Бесонова — ничто. Я буду готовить отряд, а может даже армию. Когда создам солдат — встречусь с Бесоновым еще раз. Не раньше.

— Вы ставите меня в неловкое положение, — возмущается канцлер. — Мягко говоря. Перун может догадаться, что это британская делегация задумала его устранить. И что Мерил был всего лишь наживкой. А если Перун захочет нас устранить, Дворцовая полиция Людовика вряд ли нас защитит.

— Сочувствую, — равнодушно отвечает Женя.

— Вы сами пообещали нам устранить Перуна, — напоминает Белиш. — И попросили нашей помощи в организации покушения. А теперь сбегаете?

— Я не отказываюсь от своих слов, — фыркает Женя. — Но, как выяснилось, мне нужно больше времени и живого материла. Отдайте распоряжение насчет предоставления вымесов. И да — желаю вам пережить завтрашние переговоры.

Барон бросает трубку.

— Простите, мсье, — слышит Женя и, подняв глаза, видит тридцатилетнюю француженку в оранжевом плаще и розовом платке. — У вас кровь на лице…На вас напали грабители? — она снимает розовой платок с шеи протягивает Аксюку. — Прижмите к носу, чтобы успокоить кровь. Я вызову скорую.

Женя в замешательстве держит платок. Вторая уже девушка вручает ему свое нашейное украшение.

«А эту женщину, Бес, ты тоже уже поимел?» — Аксюк отбрасывает тряпку на тротуар и, оттолкнув с дороги француженку, двигается мимо.

Глава 23. Меньшее зло

Пока едем в Версаль, происходит еще кое-что.

— Перун, твоя рука превратилась в меч! — ротик Бестии забавно округляется.

Я только поднял ладонь, почесать засвербевший нос, а она взяла и обратилась в изогнутый клинок. В свете дорожных фонарей сверкнуло острое лезвие. Хорошо до лица не донес, а то сбрил бы его целиком.

— Интересно, — кручу-верчу ятаган.

А действительно — ведь у убитых вымесов были фракталы, и, по идее, они должны стать моими. Только обычного прихода, когда голова кружится, я не испытал, когда замочил мишку и таракана. Теперь, присмотревшись к астральному телу, вижу новые надстройки. Только от обычного демонского «лута» эти приобретения отличаются ненадежностью компонентов. Обычно фракталы — это закрытые «коробки», крепко спрессованные эфирные многогранники. Их можно спокойно перенимать после смерти носителя. Это как «винду» установить на компьютер. А фракталы Жени явно бракованные. Они тоже установились поверх астрального тела, но едва-едва держатся, плетения слабо закреплены между собой. Со временем составляющие элементы развеются по ветру, так сказать. И причем очень скоро. Может, день-два смогут просуществовать.

Но мой фрактал Плюшкина рад любому добру. В хозяйстве всё пригодится. У меня ни один огурец не пропадет. Пустим на переработку. Запускаю Гифер и с его помощью препарирую два новых фрактала, слабые элементы расщепляю и заполняю резервуар энергией для подпитки Эмулятора. В следующий раз не нужно будет голову ломать, с какими фракталами попрощаться, чтобы призвать силу Башлаша, к примеру. Так что Женя невольно сделал меня сильнее. Меньше париться буду, откуда бы взять энергию для трансформации в черно-золотого демона.

Клинок превращается обратно в руку, и Бестия, успокоившись, выдыхает:

— Я уже испугалась, не вернется, — ласково сжимает она мои пальцы.

— Боишься, нечем тебя будет ласкать? — ухмыляюсь.

Закусив губу, она отворачивается.

— И вовсе не поэтому, — но щечки краснеют.

Мои брови взлетают вверх под самым трагикомическим наклоном.

— А если бы я, правда, стал бы «Эдвард Руки-ятаганы», что тогда бы? — делаю грустное удрученное лицо. — Бросила бы?

— Не говори глупостей! — резко разворачивается обратно Бестия. — Ты что, хочешь меня обидеть? Какого обо мне мнения! Даже если от тебя останется только твоя нахальная улыбка и всего лишь один мизинец, ты останешься для меня единственным!

Серьезно смотрю ей в глаза, прищуриваюсь, будто катая ее слова в голове на предмет достоверности. Потом нагибаюсь к красотке и тихо говорю.

— Это потому что ты знаешь, насколько крутое удовольствие я могу доставить тебе этим мизинцем.

И моя, только что нахваленная, ухмылка всё же проскакивает.

— Ты нереальный идиот! — Бестия зарывается носиком мне в шею.

Тоже обнимаю ее, прижимаюсь губами к переносице, а сам всё думаю о Женьке. Блин, в одной команде с Аксюком мы, правда, могли бы весь ад остудить. Он наделял бы доходяг-демонов фракталами, я бы их мочил и всякие штукенции выделывал из расщепленной энергии. Гениальный Гифер мне на что? Жалко, Аксюк поехал крышей. Интересно, он специально не парился с вымесами и дал им легкие или «дымчатые» фракталы? Ну как ракеты-носители бывают: легкой, средней и повышенной грузоподъемности, так и Женя решил, что нафига создавать надежные долговечные конструкции одноразовым бойцам. Если так, то противник он, правда, серьезный, ибо соображает. Лучше бы он просто не умел делать прочные фракталы. Тогда какую бы серьезную фрактальную армию против меня ни забабахал, долго она не продержится в боевом состоянии. Фракталы распадутся, и демоны снова превратятся в песиков и кошек, которым он разослал воинский призыв.

Мда, Женя, одни вопросы с тобой. Совсем ты спятил или еще есть надежда? Даже Снежка не пожалел. При мысли о белом котике меня охватывает беспокойство.

— А кто убил Снежка? — спрашиваю громко.

— Я, — подает скрипучий голос Кот, ведущий машину. — А что?

Полный тревожных подозрений, вглядываюсь в слепца. Фу-ух, пронесло. Нет, его мутированные жива-«колодцы» не слетели, как случилось бы, укокошь он Высшего демона. Просто на астральном теле появилась легкая дымка из фрактальчика Снежка, которая через день-два развеется.

— Да ничего, кроме того, что пару дней от силы ты теперь можешь летать и стрелять лазерами из глаз. Ну, возможно, еще твоя векторная сила ослабла на время. Есть такое?

Кот молчит, видимо, прислушиваясь к себе. А, может, просто занят объездом препятствия на дороге. Вот интересно, только меня одного смущает, что у нас слепой за рулем? Если бы Али вел машину, я бы и то меньше переживал.

Глянув, как Крокодил ковыряется пальцем в ухе и кушает из носа козявки, передумываю — нет, не меньше.

— Есть, — отвечает наконец. — Радиус векторного охвата сократился на восемнадцать целых и пять десятых процента.

— Должно пройти, — беззаботно отмахиваюсь. Могло бы быть и хуже. Потеря способностей Кота сильно бы уменьшила боевой потенциал команды. — Попробуй завтра испытать новые способки. Вдруг понадобятся.

— Попробую, — отвечает слепец.

Когда возвращаемся в дворцовый ансамбль Версаля, цесаревича и остальных членов делегации уже разместили во Дворце Монарха. Поэтому с парковки мы направляемся туда. Еще издали огромное здание сверкает бронзовыми львами на стенах, окутанных звездным светом. Высокие окна, террасы, колоннады.

От той части, где находятся кухни, поднимается дымок. У распахнутых квадратных дверей, огромных, как крепостные ворота, в тени стоит служанка королевы Элизабет. Девушка подходит ко мне.

— Сэр Перун, — обращается она с поклоном. — Ее Величество велела передать вам, что безоблачной ночью, как сегодня, особенно прекрасный вид открывается на звезды с лоджии в левом крыле. Стоит полюбоваться.

Я оглядываю девушку — недешевое закрытое платье, русые волосы, схваченные в объемную косу, курносое личико.

— А Ее Величество не уточнила, в какое время лучше всего любоваться звездами?

— Между двумя и тремя часами ночи, — отвечает любезно девушка и утекает прочь.

Значит, к двум и пойду любоваться на синеволосую королевку под звездным небом. А сейчас меня ожидают цесаревич и София с Аяно.

Собрание происходит в кабинете, который Людовик выделил цесаревичу. Все уже в сборе. Обе девушки встречают меня радостными улыбками и вздохами облегчения. Конечно, как только мы покинули портовой пригород, позвонил японке и сообщили, что живы-здоровы. Но, видимо, ненаглядные боялись, что по дороге напорюсь на еще одну ловушку.

— Слава Сварогу, вымесы обломали клыки, — выдыхает Аяно. — Или рога. Или что у них там сегодня было?

— Да, клыки. Медвежьи, — киваю. — А еще ятаганы вместо рук и лазеры из кошачьих глаз.

— Звучит, как какой-то американский боевик про их супергероев в разноцветном трико, — замечает холодно Владимир. — Уверен, что это была ловушка, а не личная месть Мирела?

— Мирелу было уже не до мести, — я усаживаюсь в кожаное кресло с высокой спинкой. — Ему только человеческого мяса хотелось. Совсем с ума сошел. Да и объявился там один персонаж.

Подробно рассказываю о Жене Аксюке и его дарственных фракталах. Утаиваю только часть, где Женя сообщал, что это я изменил реальность, тем самым спася мир от Вторжения. Не нужно цесаревичу знать такие детали. София и так в курсе. Аяно потом раскрою. Сейчас главное совсем другое.

— Аксюки, значит, — задумчиво говорит Владимир. — Странно. Барон Ион, отец Евгения очень лоялен к престолу, часто выполнял мои поручения, а младший сын вот как выделился. Либо барон играет в двойные игры, чтобы возвысить род уже под вассалитетом Британии?

— Тут дело не в роде, — возражаю, а то цесаревича сейчас унесет по инерции с его консервативным боярским мышлением. — Здесь нужно мыслить не принятыми категориями. Вы, дворяне, привыкли ассоциировать себя со своим родом, трудиться на него, считать себя с ним единым целым. Дело же в самом Жене, только в нем. Демоны обработали парня, и теперь он оторван от Акскюков, да и вообще от русской нации. У пацана свои заскоки, а еще чудовищная сила.

Владимир хмурится, пытаясь понять услышанное. В его понимании дворянин — это птица, а род — ее гнездо. Птица может улететь на перезимовку, но всегда возвращается на гнездовую территорию. Верность к гнезду зашита в ее ДНК. С дворянами аналогично. Аристократ привязан к роду, род привязан к престолу. На этом зиждется незыблемость самодержавия — не только российского, но и английского, и любого другого. Поэтому монархи и не доверяют простолюдинам — у них нет рода, нет долговечного института поддержки единовластия. Поэтому Владимир и «не пускает живу в народ» — боится свержения. Очень не зря кстати. Хотя, те же китайцы умудрились создать подобный родам институт — школы кунг-фу, куда берут и князей, и свинопасов, лишь бы владели живой. Они в этих школах и учатся драться, и каждый день молятся своему императору, как богу. Гигантские кирпичные зомбикоробки похлеще проекта «Пересмешник». Зато, благодаря им, Китай способен выстоять даже против Орды.

Ну а Жене демоны порвали поводок, вот Владимиру и невдомек — как так? Ведь на этом держится его власть. Если так всем сдернут родовые ошейники, кто же его монархию защищать будет? Кто за Вову голову положит? Никто? Непорядок!

Аяно подает голос:

— Раз королева предупредила тебя о ловушке, выходит, ее подстроили британские делегаты. Значит, переговоры затеяны, только чтобы убрать Перуна?

— Не велика ли Перуну честь? — кривит губы Владимир. — Ради одного человека устраивать целое представление с канцлером, королевой и еще дюжиной высокопоставленных делегатов?

— Учитывая, что Перун спас всю Афганскую кампанию? — вскидывает брови японка. — Не знаю, Ваше Высочество.

Владимир смотрит на статную Аяно в черном мундире удрученным взглядом, говорящим: а ведь когда-то ты меня так же сильно боготворила.

— Я думаю всё же, что переговоры нелиповые, — замечает с дежурной улыбкой София. — Просто британцы захотели убить двух зайцев: сплотиться с Россией против Китая и убить Перуна. Если бы Элизабет не предупредила Перуна, мы бы до сих пор гадали, ловушка была подстроена канцлером или нет. Могли бы, конечно, без доказательств склониться к обвинительной версии. Но этот риск Белиш решился себе позволить.

— Вполне возможно, — соглашается Владимир.

— И что теперь? — спрашивает Аяно. — Возвращаемся в Москву?

— Зачем? — княгиня насмешливо улыбается, от чего японка хмурится. — Сейчас у нас отличный расклад. Белиш не знает, что мы знаем, что это его козни. В то же время Элизабет явно заинтересовалась Перуном.

— Точнее, его предложением о союзе, — поправляет Владимир.

София продолжает, никак не реагируя на замечание.

— Мы можем дальше играть в переговоры.

— Есть ли смысл? — Владимир с сомнением смотрит на Софию.

— Есть, — с нажимом я говорю. — Я попробую уломать Элизабет, чтобы она пустила нашу армию в Британию разделаться с вымесами. Ведь нас сдерживает только их ПВО и военно-воздушные силы, правильно понимаю?

— Не только, — Владимир качает головой. — Еще и то, что вторая такая же, как в Афгане, война нас оставит без войска. И тогда тот же Китай беспрепятственно отберет Сибирь — остановить его будет просто некому.

Ох уж, эти политические заморочки.

— Ну так и что теперь? — спрашиваю, хлопнув ладонью по подлокотнику. — Поджав хвосты, уберемся и забудем? А через три года вы неожиданно обнаружите под носом новый трафик «жива-смерти»? И снова потащимся в Афган или Пакистан? У гидры бесконечное число голов, но рубить нужно всего одну. И эта голова — британские вымесы.

Под моим напором Владимир опускает лицо и чешет переносицу.

— Если будем воевать не со всем британским войском, а только с дворянами-вымесами, эту войну мы потянем, — добавляет София. — Не думаете так, Ваше Высочество?

— Это был бы идеальный исход, — соглашается с ее доводом цесаревич.

— Вот и решено, милый, — поворачивается ко мне княгиня. — Уверена, Элизабет обязательно соблазнится тобой.

— Ты хотела сказать — предложением о союзе? — подозрительно смотрит на нее Аяно.

— Конечно, — широко улыбается София.

На этом и расходимся. Владимир остается в кабинете, Аяно уходит к себе, я же провожаю Софию до ее покоев, прежде чем отправиться смотреть на звезды с королевой Британии.

— Не зайдешь? — спрашивает меня княгиня уже на пороге спальни.

— Не могу, — качаю головой. — Скоро встреча с Элизабет.

— Вот, значит, как, — вздыхает София, будто бы огорченно. — Княгинь теперь тебе мало, на королев потянуло.

— Ну ты чего? — делаю шаг ближе. Убираю с точеного плеча пелену серебряных волос. Прижимаюсь губами к плечу. — Будущая главная жена, что еще за переживания?

Слышу хихиканье сверху:

— Попался.

Меня целуют в ухо. Понимаю, что развели.

— Ах ты, Гюрза! — кладу руки ей на ягодицы, крепко сжимаю. — Ну раз попался — принимай.

Подхватываю ее под попу, вскидываю выше. Она с писком хватает мои плечи, водопад белых волос накрывает сверху. София прижимается своими губами к моим. Я прижимаю ее спиной к стене. Целуемся глубоко, с языками.

Я уже готов спустить брюки, задрать Софии платье, сдвинуть ее трусики и стремительным рывком войти в свою нареченную, как после жаркого стона она неохотно отстраняется:

— Нет-нет…мне хорошо, но оставь запал для Элизабет.

— В смысле «оставь запал»? — чуть прикусываю ее шейку, и она громко стонет мне в ухо:

— В смысле соблазни ее!

Меня аж немного заискрило от такого желания своей невесты. Что ни говори, а круто, когда твоя подруга тебя не ревнует и даже готова делиться тобой с другими женщинами. Но только София вовсе не такая душка. Собственнический инстинкт у княгини силен, как у мужика. Сколько подковерных интриг я вскрыл прежде, чем она приняла Кали и других поляниц. А, значит, София неспроста затеяла подобную «благотворительность». Опять политика, чтоб ее!

Опускаю княгиню на ноги и отстраняюсь.

— Поясни-ка. Правильно понимаю, что ты хочешь, чтобы я соблазнил Элизабет? — уточняю, вдруг у меня включен фрактал очень старого Шарика и я ослышался. — Причем за пять минут беседы в дворцовом коридоре?

— Разве это проблема для тебя? — длинные пальцы Софии страстно гладят меня по груди, вызывая внутри жаркое пламя эйфории. — Примени на ней Яку. Ударь такой сильной волной, чтобы полностью приручить. Чтобы она стала твоей послушной марионеткой, — она жарко выдыхает. — Сделай своей, ради мира во всем мире.

Мои внутренности резко леденеют. Больше касания разгоряченной княгини меня не заводят. Работая на Третье отделение, София хорошо усвоила урок меньшего зла. Сколько невинных она погубила ментальным сканированием, чтобы выявить одного виновного?

— Ты понимаешь, что, если я раз бахну Якой по Элизабет, — холодно говорю, — то придется постоянно держать ее под психическим дурманом. Может, даже, всю жизнь. А иначе, когда она очнется и поймет, что устроила гражданскую войну под моим внушением, то уже войной может пойти на Россию.

— Да, это тяжелая жертва, — кивает София. — Но вынужденная.

От моего холодного тона ее запал тоже остудился, и она больше не прижимается ко мне. Лишь робко гладит по плечу.

— А как иначе, Перун? — смотрит она кристально-чистыми голубыми глазами. — Подчини Элизабет и используй ее, чтобы очистить Британию от вымесов. Всё просто. А затем женись на ней и стань британским королем.

У меня чуть глаз не выпадает.

— А это еще зачем?

— Итальянцы и другие приспешники инферно, — пожимает плечами София. — Будем воевать с ними с помощью британской армии. Контролируя Англию и Россию, ты сможешь очистить от влияния инферно всю Европу.

Как оказывается, всё просто. Надо только лишить воли одну синеволосую женщину.

Глава 24. Вопрос — ответ

— Как тебе мой план, милый? — спрашивает София, гордая собой.

Писец, бесчеловечный!

— Очень конструктивный, — всё же признаю.

От похвалы княгиня расцветает белозубой улыбкой.

— Значит, так и поступишь? Накроешь сегодня Якой королеву?

Качаю головой, прижимаюсь к ее лбу своим:

— Ни в коем случае, Соня.

Она обескураженно хлопает глазами. Целую свою кровожадную Гюрзу в губки и отстраняюсь.

— Но почему? — София берет меня пальчиками за рукав, умоляюще тянет к себе. — Это же отличный выход!

— Отличный? Подложить своего жениха в постель к другой? Притом, на регулярной основе? — усмехаюсь. — А мне казалось, ты еще та суперсобственница.

— Ну хватит! — топает она туфлей. — Конечно, мне это решение далось нелегко. Но ведь покоя нам не будет, пока навсегда не отвратим Вторжение! Если не решить всё сейчас, увязнем, как в болоте. Настанет вечная охота, ты застрянешь в своих битвах и вылазках на демонов, а мы с «сестрами» как на иголках будем сидеть. Никакого чувства безопасности! А я детей хочу и мужа рядом!

Как эпично закончила! Я аж восхитился.

— Мужа-короля, — уточняю с ухмылкой.

— Плевать на титул, — возражает София и тут же соглашается. — Но да, короля! Только потому, что корона поможет тебе спасти мир, о котором вообще-то ты и печешься.

— Не поможет, — обнимаю ее за плечи.

— Но… но почему? — она почти плачет.

— Потому что если я одурманю Элизабет, использую ее, чтобы объявить вне закона вымесов, и когда-нибудь это вскроется, то может обернуться еще большей бедой, — терпеливо объясняю. — Нам захотят отомстить, может, сама Элизабет, может, ее ближайшее окружение, может, даже все британцы. Тогда наши с тобой будущие дети точно не будут в безопасности. А мы лишимся правды.

— Черт! — ругается София, роняя слезы. — Какой же ты правильный!

— Какой есть, — глажу ее по растрепавшимся волосам.

— А вообще я рада, — сквозь плач признается княгиня. — Рада, что не придется делить тебя с этой лондонской сучкой.

— Вполне в твоем суперсобственническом стиле, — целую Гюрзу. — Эгоистка.

— Ну и пусть, — зарывается она носиком мне в шею.

На этом я оставляю Софию и направляюсь в левое крыло.

Элизабет первой добралась до просторной лоджии. Раскиданный на крытом балконе небольшой зимний сад приятно радует глаза цветущими орхидеями и плетениями экзотических лиан. За стеклянной оградой горят желтые звезды.

— Жарко, — произносит королева.

Элис, ее доверенная служанка, открывает окно. Внизу шуршат в кустах какие-то зверьки, ночной ветер треплет синие волосы королевы, забирается под тонкое домашнее платье.

— Вы рано, — слышит Элизабет за спиной нахальный мальчишеский голос.

Обернувшись, королева напарывается на раздевающий взгляд Перуна. Такое ощущение, что по-другому этот мясник-ребенок не умеет смотреть на женщин. Только вот так — разрывать глазами одежду в клочья. В их первую встречу Элизабет ощущала на себе такой же бесстыдный взгляд самца. Это бесило неимоверно, хоть низ живота, против ее воли, и наливался тяжестью.

— Очень уж было любопытно увидеть вас в полном здравии, — Элизабет пристально изучает смазливое лицо Перуна. У нее в голове не укладывается — как могут вместе сочетаться настолько хищное выражение и эта симпатичная мордашка?

— Тогда не буду разочаровывать, Ваше Величество, — кружится на месте Перун, разведя руки в стороны.

Элизабет чувствует злость за его озорство. Что он себе позволяет? Королева замечает, что все еще завороженно следит за хищно-милашной мимикой юного князя. Так, к черту! Королева отворачивается, не желая потакать странному желанию.

— Спасибо. Увидела. Вы свободны.

— Не думаю, — хмыкает этот опасный русский, приближаясь мягкими шагами. — Ловушку устроил Белиш?

Элизабет вертит головой в сторону двери.

— Не бойтесь. Нас не подслушивают, — говорит Перун. — Я бы заметил шпиона.

— Здесь могут быть скрытые жучки, — резонно замечает королева.

— Меня они не услышат, — отмахивается русский. — Фрактал Отвод. Может, в курсе.

— Я не знаток рас иномирян и их фракталов, — фыркает Элизабет.

Перун снова окидывает ее тяжелым взглядом, сканирующим сквозь одежду:

— Вы не уйдете, пока не ответите.

Элис удивленно вскрикивает что-то нечленораздельное. А у самой Элизабет неожиданно внутри всё обдает кипятком, колени теряют твердость. Стеклянная стена зимнего сада позади неё тихонько завибрировала от поднявшегося ветра.

— Звучит как угроза жизни правителя государства, — один Господь знает, какого неимоверного усилия стоило ей вскинуть правую бровь.

— Вот как? — фыркает Перун. — А как звучит то, что вымесы вырождаются?

— Категорично, мягко говоря, — сглатывает ком Элизабет.

Он делает еще шаг, теперь между ними не больше полуметра. Элиса уже готова бежать и звать охрану, но Элизабет качает служанке головой, хотя сама испытывает чисто женскую уязвимость перед сильным мужчиной. И это при том, что она — Полковой ледяного стиля Калех! Что за шуточки?!

— Сегодня я видел двух вымесов, и оба превратились в безумных монстров-каннибалов, — бросает Перун. — Ваш Белиш держал их на цепи, как неуправляемых животных. Хотите послушать мою версию?

— Извольте, — Элизабет украдкой смотрит на его решительный подбородок, на упрямые твердые губы.

— Вымесы изначально задумывались инферно как краткосрочный проект. Дары Хаоса не рассчитаны на долгий срок службы. Спустя всего десяток лет их носители начинают деградировать и скатываться до животного состояния. Мирел уже сошел с ума, Белиш чокнется позже, но каждый вымес, рано или поздно, обратится в неуправляемого зверя. Ваших подданных обманули. Им якобы вручили ключи от огромной силы, только изготовлены эти ключи из радиоактивного урана, вызывающего рак.

— Вам бы сочинять ужастики, — бормочет Элизабет, чувствуя, как в груди поднимается паника. — Зачем же инферно обманывать нас?

— Затем, чтобы вы не могли сопротивляться Вторжению, когда уничтожите жива-юзеров. Только сроки начала Вторжения, видимо, давно прошли, и вымесы начали «портиться».

— Вторжения? — хлопает глазами синеволосая королева.

— Вы серьезно не знаете? — русский мальчишка смотрит на королеву Англии как на дурочку. — Инферно хотят, чтобы иномиряне вторглись на Землю ордой и перебили всех людей. Типа, так Хаос получит проход в Высший мир.

— Куда? — Элизабет, правда, чувствует себя двоечницей на экзамене.

— Неважно, — отмахивается русский.

Она смотрит с подозрением на Перуна. Он вздыхает:

— Я вовсе не пытаюсь вам навешать на уши Доширака. Неужели Мирел единственный вымес, кто на ваших глазах сошел с ума?

Элезабет съеживается и становится маленькой растерянной девочкой. Потому что Перун прав. В последнее время у носителей Даров участились припадки безумия. На днях член Палаты лордов загрыз собственную любовницу. Еще раньше уважаемый пэр устроил бойню в собственном поместье. А за день до этого другой дворянин прямо на улицах Лондона обратился в демонскую форму, соответственно опять пострадали невинные подданные. Это не единственные случаи сумасшествия. На вопросы Элизабет Белиш отнекивался, что расследование проводится. Даже попытался указать как причину массовое отравление каким-то одинаковым продуктом. Обвинял в диверсии русские спецслужбы. Но сходили с ума только вымесы. И Элизабет подозревала канцлера во вранье.

Перун всё понимает по ее глазам.

— Вы представляете, что держите в стране бомбу замедленного действия? Когда все вымесы слетят с катушек, ваша старая добрая Англия превратится в скотобойню.

Элизабет отшатывается — слишком ярко представила возможную катастрофу. И все же она так легко не поведется на пугающие слова.

— Зачем же Белишу скрывать подобное?

— Скрывать от вас? — уточняет Перун. — Видимо, он еще надеется устроить Вторжение, тогда его хозяева-инферно сжалятся и не дадут сойти с ума. От вас же скрывается многое, в том числе и само Вторжение, задуманное инферно.

Инферно…Элизабет встречалась с Ауруксом, он производил впечатление мудрого учителя. Крылатый великан с внешностью светловолосого полубога. Словно библейский ангел, сошедший с расписных стен Сикстинской капеллы. Многие лорды и леди ему поддались, особенно слабые, неспособные подняться выше Воинов и Кметов. Дары Аурукса делали любого сильнее в разы. Энергии мортидо плевать на твои старания или их отсутствие, она любого одаривает мощью. Аурукс предлагал и Элизабет принять от него Дар Хаоса. Она находила причины для отказа. Основная — что королева не должна быть разобщена со своим народом.

А Перун, этот мальчишка, словно читает ее мысли:

— Почему вы не стали вымесом?

— Не ваше дело, — взбрыкивает Элизабет.

— У меня есть догадка, — усмехается Перун. — Вы не захотели прибегать к чужим подачкам. Вы ведь и так ледяной Полковой.

— Откуда вы знаете? — хлопает ресницами Элизабет. Ее жива-ранг является государственной тайной в целях безопасности жизни королевы.

— Вижу, — Перун с усмешкой показывает пальцем на свои нахальные глаза. — Так вот: вы достигли Полковоя сами, большим трудом и потом, а тут прилетает какой-то хрен с горы и предлагает забить на свои усилия и просто принять некий Дар. Ничего делать не надо, ни пахать, ни медитировать. Просто получай халявную силу, — Перун выразительно смотрит на нее. — Вы не считаете, что сила должна даваться легко. Вот почему вы отказались от Дара Хаоса, на самом деле.

Тяжелый, словно свинец, взгляд проходится по ее лицу, задерживается на спортивной фигуре, скрытой платьем с высоким воротником. «Он словно хочет съесть меня!» — вздрагивает Элизабет. Но теперь она понимает — Перун просто так ее изучает. Разглядывает, насколько прокачаны ее меридианы, смотрит, насколько глубоки «колодцы». Элизабет невольно чувствует гордость за свое развитое, в плане энергетики, тело. Хочется раскрыться, похвастаться перед единственным человеком, способным оценить ее старания собственными глазами. Ведь действительно же — она достигла Полковоя долгими тяжелыми тренировками. Да, Перун смотрит не без наглости. Но, видимо, это русский менталитет или особенность воспитания. Теперь же сам Перун производит впечатление сильного, разбирающегося в войстезе, мужчины.

А Элизабет ведь так необходимо именно твердое подспорье, крепкое мужское плечо, на которое можно опереться. На кого еще ей положиться? Белиш утаивает многое и строит козни за ее спиной. Окружающие аристократы либо тоже поддались обещаниям почившего Аурукса, либо не решатся вступить в конфликт с канцлером. Дворянская оппозиция не продержится и дня против вымесов.

Перун уже совсем близко, Элизабет даже ощущает его дыхание на своем лице. Дрожащая у стеночки Элис с ужасом смотрит на это кощунство.

— Пустите меня в Британию, Ваше Величество, — не просит, а требует Перун. — Я смету вымесов и сразу же вернусь обратно. Мне не нужны ваши земли.

Элизабет выдыхает — воздухом из его же легких.

— Я дам свой ответ завтра, — находит она в себе остатки благоразумия не отдать свое королевство без размышления. И пока еще способна бороться с сбой, быстренько шагает к выходу из балкона.

Рука Перуна заслоняет ей дорогу.

— Ваш Белиш может что-нибудь учудить уже завтра. Дайте положительный ответ сейчас, — с рыком произносит. — Что тут вообще думать?

Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет!

— Пропустите! Я сказала, что дам положительный ответ завтра! Что неясного?!

И Перун, к удивлению Элизабет, убирает руку. Вот так сразу.

— Завтра так завтра, — усмехается. — Тем более раз я знаю, чего конкретно ждать, почему бы и нет? Королевское слово ведь нерушимо.

Элизабет понимает, что ляпнула, и вспыхнув до корней синих волос, чего с ней давно не было, быстро ретируется с лоджии.

Трудный разговор заканчивается, и я ковыляю в свою спальню. Завалиться бы сейчас в постель. Только поспать, видимо, не судьба — у дверей меня ждет Аяно. Черный обтягивающий мундир с золотыми пуговицами, объемная коса, перекинутая на плечо. На мой вопросительный взгляд японка говорит:

— Кот рассказал о странных словах того Аксюка. О некоей переписи мира.

— Это подождет, — я обнимаю девушку за плечи поверх полковничьих погонов и увожу за собой в покои. — На сегодня у тебя осталось только одно задание, командир.

— Какое? — хлопает она ресницами.

— Усыпить меня, — впиваюсь ей в губы и заваливаюсь вместе с девушкой на заправленную кровать. Уже скользя губами по обнаженной шее японки, слышу ее протяжное:

— Та-а-ак точно!

А ранним утром снова медитирую на скамейке в одном из дворцовых парков. Пока Элизабет собирается с духом, чтобы дать мне проход в ее королевство, занимаюсь саморазвитием. Перед глазами весело журчит фонтанчик в форме дельфина.

— Мой любимый фонтан, — раздается бархатный женский голос над ухом. — Как здорово, что наши вкусы совпадают, князь Перун.

Поднимаю взгляд на Луизу Грассини, фаворитку французского короля.

Шикарная блондинка выглядит сногсшибательно. Лицо холеное, с идеальными пропорциями, ни морщинки. А ее обворожительная улыбка и упругий зад, обтянутый легким платьем, возбудит даже столетнего старика.

К счастью, свой голод я утолил только этой ночью, так что несильно заинтриговался вниманием анегелесы. Приходится встать со скамейки. Приличия, чтоб их.

— Чем могу помочь, маркиза? — осведомляюсь.

— Вы задаете мой вопрос, князь Артем, — поправляет меня Луиза. — Патрон велел помогать вам во всем. Абсолютно во всём. — добавляет, проведя розовым язычком по пухлым губам.

Прямо вторая Сербина. Шлепнуть, может, ее по булкам? Ладно, не будем отвлекаться, хоть ладонь и зачесалась. Эх, скучаю по своей пернатой.

— Отлично, вы вовремя, — невозмутимо киваю, к сожалению француженки. — Вы можете сформировать у Людовика мнение, что вымесы — зло и деграданты?

— Такое мнение у него уже присутствует, — кивает Луиза. — Вымесы — враги Небесного престола, поэтому я давно озаботилась данным вопросом. Но Людовик очень хорошо расположен к Элизабет, поэтому ни за что не тронет ее людей.

— Пускай так и остается — насчет Элизабет. Скоро, она сама отвернется от вымесов.

— Действительно? — округляет голубые глаза блондинка. — Вы смогли этого добиться за два дня?

— Надеюсь, что смог, — киваю. — Как только королева подтвердится, нужно будет оцепить вымесов и перебить их. Дворцовая полиция сама справится с такой задачей?

Глазки Луизы сверкают. Видимо, представляет, как ее патрон похвалит за удачный исход событий. Плюшки должны быть не маленькие. Все-таки вымести вымесов — это не фуфры-муфры, хе.

— Должна. Лучше это сделать ночью, когда охрана вымесов бодрствует посменно, — предлагает блондинка. — Меньше понесем потерь.

— Логично, — правда, соображает фаворитка. — Охрана цесаревича поможет полицейским.

— Было бы замечательно, — улыбается Луиза, а затем оглядывает свежее утреннее небо. — Но до ночи еще далеко. Не хотели бы вы посмотреть со мной пионовые цветники? — она с намеком оглаживает лиф платья. Пионы у француженки, правда, немаленькие. Четвертый размер, точно.

— Боюсь, Сербина огорчится, если узнает, что мы с вами вместе пионы смотрели, — вздыхаю.

— А мы ей не скажем, — сужает накрашенные глазки Луиза.

— И все же, вам лучше заняться вашим покровителем, — намекаю, чтобы шла обрабатывать Людовика. — Пусть он и пионы посмотрит, и заодно узнает о намечающемся.

— Поняла вас, — хмурит загорелый лобик Луиза. — Буду держать вас на связи.

— Благодарю.

Глава 25. Покатушки

Только спроваживаю Луизу заниматься делом, как из-за поворота тропинки возникает служанка Элис. Смотрит девушка на меня одновременно испуганно и с неодобрением.

В ее глазах я страшный русский, который ведет себя преступно вызывающе с самой королевой.

Тем больше удивляю служанку, когда я, согласно этикету, снова встаю со скамейки и приветливо киваю ей:

— Добрый день, леди Элис. Не правда ли, сегодня приятная погода? Не слишком жарко и не слишком холодно.

— З-здравствуйте, сэр Артем, — смущается девушка, видимо, ожидавшая, что я проигнорирую или вообще нарычу злобным голосом. — Да, вы правы, — берет себя в руки. — Королева передает, что в такую отличную погоду самое замечательное времяпровождение — кататься верхом.

— Время для самой приятной езды Ее Величество, конечно, указала? — с открытой улыбкой смотрю на служанку.

— Ровно в полдень, — отвечает, опустив глазки на дорожку под ногами.

— Премного благодарен, леди Элис, — беру ее ручку и нежно пожимаю хрупкие пальчики. Щеголяю манерами по полной программе. Совсем раскрасневшаяся девушка мямлит: «Не стоит» и неловко покидает фонтан. Напоследок, прежде чем скрыться за поворотом, Элис бросает на меня робкий взгляд. Не удержавшись, подмигиваю, и она, пискнув, убегает. С ухмылкой продолжаю медитации. Времени до обеда еще полно.

Спустя два часа иду к себе передаваться. Для конной прогулки частично одеваюсь в спецэкипировку коммандос — а именно черные плотные брюки. Обычная одежда не годится — сотрется на седле и ходи потом в дырявых брюках. Либо, еще хуже, натрет задницу. Хотя Гиба исцелит, но все равно ощущения не очень приятные. Наверх надеваю синее приталенное поло. Опыт в верховой езде у меня какой-никакой есть. Правда, не на обычных лошадях — на шестиногих красносполохах с огненными гривами. На такой же твари любил разъезжать Яка. Его красносполох была Высшей, а значит разумной и говорящей демоницей. Очень вероятно, что и любовницей Яки. Удобно — на ком ездишь, с тем и спишь, не слезая. Вот под копыта его любимицы я и сбросил Генерала Страха, ударив молнией в спину, когда та во всю прыть удирала от меня по каменной пустоши у притоков Дона.

Побродив по ансамблю, отыскиваю среди роскошных дворцов королевские конюшни. Захожу в огромные золоченые двери, под стать главным воротам в сказочный Царьград.

— Вы вовремя, князь, — белозубой улыбкой приветствует меня Луиза, фаворитка Людовика. На блондинке длиннополый редингот, обтягивающий тонкий стан, а также, белые бриджи и высокие сапоги с каблуком. Сам король тоже здесь, а еще Элизабет в черном кожаном костюме для верховой езды. Королева Англии бросает на меня долгий пристальный взгляд. Слишком долгий. Не будь наша прошлая встреча столь бурной на противоречивые эмоции, я бы подумал, что моей мордашкой любуются. Усмехаюсь — и Элизабет тут же отводит глаза.

— Его Величество Людовик с маркизой Грассини составят нам компанию, князь, — сообщает королева.

— Почту за честь, — больше мне ответить нечего. Может, даже так и к лучшему. Посмотрим, куда разговор выведет.

Король кивает с вежливой улыбкой. На Луизу он смотрит с безумным восхищением. Эх, знал бы мужик, что его фаворитка только этим утром себя мне предлагала, пообтесал бы свои рога. Но это не мое дело.

Помимо королевских персон и маркиз, здесь же суетятся конюхи. В стороне стоят четыре телохранителя, среди них два вымеса Элизабет. Веснушчатого Георга сегодня заменил лопоухий брюнет.

Конюшня изнутри представляет собой настоящие люкс-апартаменты. Повезло лошадкам. Мраморный пол, стойла из полированного черного дерева, воздух ароматизирован фруктовыми запахами, чтобы перебить запах овса и шерсти. Восемь лошадей уже запряжены. Топает копытом громадный иссиня-серый конь, которого двум конюхам едва хватает сил удерживать за поводья. Интересно, кому подсунут такого свирепого?

— Князь Артем, а этого красавца я заняла специально для вас, — ласковым голоском сообщает мне маркиза Луиза. В глазах француженки горит мстительный блеск. Вот же сучка! Раз на твои пионы не повелся, то решила свинью подложить!

Конь ржет, вырывая поводья из рук конюха. Другой конюх едва успевает ухватиться за уздцы, иначе бы животное уже рвануло в двери, снеся маркизу с королевой.

— По-моему, дорогая Луиза, ты перестаралась, — мягко замечает Людовик. — Гром — своенравный конь. Никому не дается. Я еще не отдал его на скотобойню только потому, что жалко такого красавца пускать на колбасу.

Гром? Клевое имя. Мне уже нравится этот конь.

— Ничего страшного, — возражает Луиза, смотря только на меня. — Неуправляемое животное для неуправляемого юноши, — она улыбается, показывая, что всего лишь пошутила, хотя глаза по-прежнему злые и хитрые. — Но, если князь Артем тоже испугался этого зверя, так и быть, дадим ему лошадку попокладистее.

— Я считаю, вы перестарались, Луиза, — холодно замечает Элизабет. — У нас не столько много времени на отдых, чтобы ждать, когда Артем подчинит вашего необъезженного жеребца. Нисколько не сомневаюсь, что князю это удастся, но через два часа очередной раунд переговоров с цесаревичем, и хотелось бы просто покататься.

От слов королевы Луиза перестает улыбаться и нервно поправляет выбившуюся светлую прядь из хвостика. Да, синеволосая Бетти только что уделала ее по всем фронтам, еще и мне дала причину не поддаваться на провокацию сисястой ангелесы. Элизабет бросает на меня взгляд, я благодарно улыбаюсь. Королева резко отворачивается.

— Прошу простить, — сдается маркиза. — Видимо, я правда, перестаралась.

— Благодарю за благоразумное уточнение, Ваше Величество, — обращаюсь к королеве. — Но беспокоиться не о чем. Приручить этого красавца не займет много времени.

— Кажется, вы меня не слышали, юный князь? — хмурится Людовик. — Этот конь неприручаем.

Вместо ответа подхожу к здоровому коню. Дотрагиваюсь до иссиня-черной гривы, в ответ жеребец испускает гневный пар из ноздрей. Огромная голова резко дергается ко мне, раскрывается широкая пасть. Но я перехватываю за уздцы, дергаю за них обратно, и мощные зубы клацают совсем рядом от моего лица.

— Перун! — слышу сдавленный вскрик Элизабет. Она прикрывает рот рукой, сама себе удивляясь.

— Минуту, Ваше Величество, — с ухмылкой бросаю назад.

Кусаться, значит, вздумал? Всматриваюсь в бешеные глазища жеребца. Сам напросился!

Дергая за уздцы, трясу из стороны в сторону голову Грома так, что он теряет ориентацию в пространстве. Жеребец пытается сопротивляться, отойти назад, натянув ремни оголовья, но снова резко дергаю вбок. Гром едва не заваливается на спину. С трудом устояв, он неуверенно перебирает по полу передними копытами. Взлохмаченная грива торчит во все стороны.

Глаза коня теперь не уверенны. Он делает еще одну попытку испугать меня — громко бьет копытом по каменному полу. Я, усмехнувшись, единым махом запрыгиваю коню на спину. Сжимаю коленями его ребра, и Гром, натужно крякнув, едва не подгибает ноги. Не с тем ты связался, жеребенок. Я оседлывал рыгающего лавой красносполоха. Меня не испугали его шесть выбивающих искры копыт. Что мне твои топташки?

Конь больше не делает попыток сопротивляться, только издает жалобное ржание. То-то же. Ведомый даже без повода, управляемый лишь ногами, Гром послушно подходит к застывшим зрителям. Я прохожу мимо уронившего челюсть Людовика и надувшей щеки Луизы. Смотрю сверху вниз на застывшую Элизабет.

— Ваше Величество, вы что-то хотели сказать? — спрашиваю. — Простите, что не смог отвлечься. Теперь я весь во внимании.

— Да, хотела, — приходит в себя королева. — «Будьте осторожны». Но, смотрю, это уже не актуально.

— Ошибаетесь — ваша забота для меня всегда актуальна. Спасибо, — делаю вежливый кивок, и Элизабет с розовыми щечками отступает к своей белоснежной кобыле.

Когда все, в том числе телохранители, залезают в седла, выскакиваем на обширные луга, прилегающие к дворцовому комплексу. Гром сходу обгоняет всех, даже мускулистого серого жеребца Людовика. Когда проношусь мимо Луизы, маркиза пытается привлечь мое внимание к своей соблазнительной фигурке, приподняв с седла ягодицы в белых бриджах. Пышности, конечно, достойные, но совсем не тянет смотреть на эту пакостницу, поэтому держу взгляд прямо перед собой. Расстроенная француженка еще больше надувает щеки, от чего, кажется, они сейчас лопнут как воздушный шарик.

Поскакав немного по зеленым угодьям, мы останавливаемся на пикник. Место кто-то заранее подготовил — прямо посреди бескрайнего зеленого моря скосили заросли, расставили дачные складные столики и стулья, разложили посуду с закусками и поставили стеклянный кувшин с морсом. Закуски закрыты прозрачными крышками, чтобы не обветрились.

— Прошу к столу, — доброжелательно указывает на «поляну» Людовик.

Привязав лошадей к жердям, тоже заботливо кем-то воткнутыми в землю для этого дела, королевские особы, маркиза и я усаживаемся за стол. Безопасников, в том числе и вымесов, отправляют погулять подальше, и они, не видя в безлюдном просторном луге подозрительных личностей, отчаливают.

Теперь я понимаю, к чему этот променад. «Жучков» на покошенной луговине точно нет, телохранителей тоже нашли повод сбагрить. Конечно, вымесов явно беспокоит мое приобщение к прогулке королевы. Но деваться некуда. Перетерпят, им недолго беспокоиться осталось. Как и дышать.

— Бетти, ты хотела обсудить мою военную помощь без лишних ушей? — спрашивает Людовик синеволосую женщину.

— Помощь, но не твою, Луи, — поправляет Элизабет и смотрит на меня немного невовремя — я как раз уминаю стащенный с тарелки бутерброд с маслом и черной икрой. — Князь Бесонов обязался расправиться с темными вымесами в моем королевстве.

Ответить не могу — рот забит, поэтому молча жую с умным видом: да, я такой вот, обязавшийся.

— Все-таки решила наконец расправиться с этой мерзостью? — цокает языком Людовик. — Похвально, Бетти. Но под князем Бесоновым ты, верно, имела в виду цесаревича Владимира, будущего императора России?

— Нет, — отрицательно качает головой Элизабет и смотрит прямо в мои удивленные глаза. — Я не пущу в Англию российскую армию. Таково мое условие, Артем. Вы согласны на него?

Сказать, что я удивился, ничего не сказать. Помощь принимает, но армию не пускает? Оксюморон какой-то.

— И кого же в таком случае вы пустите на Британские острова? — смотрю на королеву.

— Только вас, — Элизабет сама серьезность.

— Одного? — приподнимаю бровь.

— Нет, конечно, — смущается королева, бледные щеки покрываются красными пятнами. — Вы что, думаете, я хочу вашей смерти? Пропуск получат ваши дружина и вассалы.

Ммм…Только мои люди, значит. А хватит их, чтобы устранить всех вымесов? Допустим, тридцатитысячную армию я наскребу из бывших Домов Настьевых и Бородовых. Но людей у вымесов где-то под сто тысяч. Маловато нас. Правда, если к нам присоединятся британские дворяне-невымесы, то картинка уже получше.

— Это ваше последнее слово? — прищуриваю взгляд.

— Последнее, — упрямо поджимает губы Элизабет, но потом, словно опомнившись, решает пояснить. — Если армия другого государства — тем более России, вечного соперника Британии — пересечет наши границы, это назовут интервенцией или даже захватом. Вымесы развяжут настоящую информационную войну против короны. Меня обзовут предательницей, и многие в народе купятся на эти доводы. Начнется настоящая партизанская война. Тем более у меня самой нет полного доверия к Владимиру.

А ко мне, получается, есть? Интересненько.

— С российским императором понятно. А если вторгнется лишь один русский князь…? — молчанием предлагаю закончить мысль.

— Он не будете воспринят как вторженец, — поясняет Элизабет. — Лишь как мой младший союзник, которого я приобщу к английской знати за военную помощь. Такое иногда происходит, что дворянские рода присягают другому правителю, — я хмурюсь, и она поспешно добавляет. — Но присягать мне вы не обязаны! Если только сами захотите! Хоть я и обрадуюсь, если вы решите остаться рядом со мной. — Теперь Людовик с Луизой удивленно на нее смотрят, и Элизабет, зарумянившись под их взглядами, снова дополняет. — Я имела в виду — как подданый британской короны! Как мой рыцарь!

Задумываюсь. Конечно, интервенция предпочтительнее с чисто военной точки зрения. Но работаем с тем, что есть. Потому что Элизабет права — мне не нужна война со всем английским народом. Лишь выковырять из него вымесов.

— Окей, — соглашаюсь. — Принимаю ваше условие. Что-то еще?

Замечаю, как Элизабет нервно сжимает пальцы в кулак. Она сейчас в сильном напряжении — решается судьба ее страны, как-никак.

— Ничего, — выдавливает и смотрит на меня большими глазами. — Лишь обещайте, что покинете Англию после вычистки вымесов. Конечно, вы получите достойное денежное вознаграждение за военную операцию. После ее завершения обязуюсь покрыть ваши расходы плюс пятнадцать процентов сверху. А также, можем обговорить, какие торговые контракты мы можем заключить с вашим Домом…

— Ваше Величество, — тихо прерываю переволновавшуюся девушку. Она поднимает лицо. Глаза большие, испуганные.

Потянувшись через стол, мягко пожимаю ладонь Элизабет. Людовик хмурится от моей фамильярности, Луиза не сводит раздраженного ревнивого взгляда с наших сцепленных пальцев. Королева же покорно смотрит мне в глаза, вцепившись в мою руку, как утопающий в спасителя.

— Элизабет, — называю синеволосую девушку по имени. — Обещаю, что мои люди спасут твою страну от гнили под названием вымесы и вернутся обратно в Россию. Любой, кто из моих вассалов попробует бесчинствовать на твоей земле, умрет от Громовых когтей. Клянусь.

— Спасибо, — кивает Элизабет. — Мне нужно было это услышать от тебя.

Я отпускаю тонкую ручку королевы Британии и поворачиваюсь к Людовику:

— Ваше Величество, сегодня ночью нужно зачистить дворец от Белиша и его вымесов…

Лорд Джозеф Белиш сидит в выделенном ему небольшом кабинете во Дворце Монарха.

— Вот же дрянь! — со всей силы канцлер бьет кулаком по письменному столу. Самопроизвольно его рука оборачивается в когтистую черную лапу. Толстая деревянная столешница трескается и разлетается на две половины. — Тупая наглая стерва!

Как Джозефу повезло, что сегодня он догадался сменить Георга на охранника с обостренным слухом. А все потому, что канцлер заподозрил неладное, еще когда ночью Элизабет без охраны поднялась на лоджию в коридоре. Королеву заметили на обратном пути в свои покои. После этого Белиш решил подстраховаться. И не зря.

После конной прогулки Роберт, остроухий телохранитель, доложил о сговоре королевы с Перуном.

Чертовые русские! Чертова Элизабет!

— Рррр… сожру….- с рыком раздается из глотки Белиша.

С трудом он заставляет себя прийти в себя. Безумие уже подступает, а он еще не заслужил исцеление перед инферно.

Белиш закатывает рукав пиджака и смотрит на часы.

До очередных липовых переговоров еще два часа. После них дворцовая полиция возьмется за вымесов — делегатов и безопасников. Нужно ударить прежде.

Джозеф кивает своим мыслям. Да, так и поступлю. Велю Роберту, Георгу и прочим сожррр…убить Элизабет, а сам в это время с министром и послом отправлюсь в Париж. Улететь по воздуху не выйдет, но не зря в районе Сен-Мертен держат в рабочем состоянии один из порталов. Через ад Джозеф и вернется обратно в Лондон. А там уже объявит, что русские сорвали переговоры и убили Элизабет. Останется только найти послушную марионетку с королевской кровью в жилах. Но это дело десятое. Главное сейчас — самому спастись от Перуна.

Глава 26. В ад

— Надо же! Вы всё же решили заглянуть ко мне, князь Артем? — сдерживая победоносную улыбку, воркует Луиза Грассини.

Сдержавшись, чтобы не поморщиться, я коротко кланяюсь:

— Как видите.

— И в чем же причина? — задерживает она дыхание.

— Вы ослепительны, как можно устоять?

Маркиза застывает в дверях своих покоев, оглядывая меня из-под полуприкрытых век. Француженка оделась в легкое фиолетовое платье с расшитым цветочным узором и глубоким вырезом. Почти вся грудь, как на виду. После душа светлые волосы еще не до конца высохли и выглядели, как поток расплавленного золота, льющийся на голые округлые плечи.

— Зачем же вы все это время строили из себя недотрогу? — Луиза оскаливается, как волчица, почуявшая кролика.

— Думал устоять, — пожимаю плечами.

— А теперь? — в любопытстве она подается вперед.

— А теперь я повержен, — едва не закатываю глаза, но держусь. Помогало то, что хоть она была и не совсем в моем вкусе — не люблю хищные холодные огоньки в глазах, но несравненно прекрасна, эта блондинистая похотливая курица. Огромные, кристально-чистые, голубые глаза, алый нежный ротик, обсосавший не один десяток мужчин, ну и идеальное тело с роскошными, как сам золотой Версаль, бедрами, которое она умело подчеркивает, обнажая грудь и плечи.

Мой спектакль Луиза принимает за чистую монету. Ну, блин, пойми уже, что я просто шифруюсь и впусти к себе. У стен могут быть уши. Особенно меня напряг тот лопоухий вымес, что охранял Элизабет. Возможно, это только моя паранойя, но, казалось, что в лугах он слышал нас. Даже за километр до складного стола со стульями. Слишком сильно вытянулось его лицо — благодаря зрению Мурки я углядел его вскинутые брови и охреневшие глаза.

Крыло цесаревича слишком далеко от покоев Элизабет, а вот спальня Луизки аккурат в трех поворотах коридора. Отсюда я смогу услышать, если кто-то вторгнется к синеволосой королеве. Поэтому нужно поохранять издалека Элизабет до и после переговоров. А затем, с наступлением ночи, дворцовая полиция расправится с ее охраной и с английскими делегатами.

— На это нужна огромная смелость — признать свое поражение, — продолжает упиваться мнимой победой Луиза. — Не зря о вашей храбрости ходят удивительные слухи. Конечно, ни одна парижанка не устоит против искренней правды, — с хрипотцой произносит. — Увы, мне остается лишь распахнуть крепостные ворота, чтобы протянуть вам руку помощи.

Ох, сейчас у меня прямая кишка слипнется от этого словесного сиропа. Но нас тоже может подслушивать тот лопоухий вымес. Он совсем рядом, охраняет в коридоре двери Элизабет. Слышу его тихие переговоры со вторым телохранителем. Возможно, он еще и сквозь стены видит — кто этих вымесов знает? Нельзя дать лопоухому заподозрить, что комната Элизабет в моей слуховой досягаемости. Поэтому играю осла, соблазненного пышностями королевской фаворитки.

Но Луизе надо урвать свое здесь и сейчас. Она внезапно охватывает меня за шею и с грудным стоном впивается мне в губы. Даже не пытаюсь ответить, просто жду, когда она нацелуется, прислушиваясь к коридору, завешанному багровыми гобеленами. Губы у маркизымягкие, горячие, нежно пахнущие, их запах немного кружит голову.

— Ты удивителен, — шепчет Луиза. — Я так сильно тебя ждала. Уже потеряла всякую надежду.

Она снова хочет впиться мне в рот, но ее стоны и причмокивания заглушают звуки на крае слышимости. Отведя лицо от пухлых губ, я звонко хлопаю маркизу по ягодицами.

Вскрикнув, она удивленно смотрит на меня.

— Пустите уже внутрь, посмотреть на ваши пионы, — оправдываю свой поступок нетерпением, и для подтверждения сжимаю ее пышную пятую точку сквозь ткань платья.

— Да ты к тому же озорник! — тяжело дыша, с восхищением произносит Луиза, потирая зад. — У меня вся ягодица всмятку!

— Я сгораю от любви, — с усмешкой произношу.

— И я! Я боялась, что ты уже не придешь. Пойдем скорее.

Взяв мою руку, она наконец завлекает меня в свои покои. Оглядываю просторный будуар в светло-бежевых тонах. Луиза раскидывается на огромной кровати, разметав волосы по подушкам. Огромные голубые глаза смотрят на меня с вожделением. Я же всё внимание сосредотачиваю на коридоре. Слышу, как лопоухий ходит туда-обратно возле двери Элизабет, а его напарник протяжно зевает.

— Возьми же меня! — рука Луизы тянется к моей ширинке. Машинально делаю шаг назад.

— Вот так сразу? — хоть бы чай предложила для начала.

— Ничего-ничего, не переживай, — она по-своему понимает мой вопрос. Ее трясущиеся от нетерпения пальцы ловят меня за ремень брюк. — Ты молод и робок, — задыхаясь, ласково шепчет. — Это восхитительно, клянусь Небесным престолом!

Перехватываю ее за руки — будет невежливо бежать английской королеве на выручку со спущенными брюками. Да и неудобно.

Смотрю на Луизу сверху вниз. Голубые глаза лихорадочно блестят. Алый ротик приоткрыт. Возбужденно вздымающаяся высокая грудь почти вывалилась из выреза платья. Вдруг вспоминаю, как Сербина упрашивала меня не спать с маркизой. Почему-то не хочется отказывать пернатой в ее просьбе. Хотя, в любом случае вариант порезвиться с маркизой отпадает — ее стоны заглушат коридор.

— Ну? Так и будем стоять? — раздраженно спрашивает Луиза, для убедительности качнув окончательно вывалившимися из платья сиськами.

— Ваши пионы бесподобны, — усмехаюсь и отхожу к ближайшей к королевским покоям стене. — Но для моего букета цветы уже подобраны.

Сначала Луиза не понимает, потом красивое лицо искажает злость.

— Опять отвергаешь? Зачем же ты пришел?

Снаружи раздается топот десятков сапог.

— Просто посмеяться надо мной?! — Луиза никак не уймется.

А тем временем я улавливаю тихий звук, будто трескается дерево. Точнее — деревянная дверь. В опочивальню Элизабет.

Быстро подступаю к маркизе и закрываю ее ротик ладонью. Она испуганно хлопает глазами. Расшумелась, блин. Другой рукой достаю из кармана брюк мобильник, набираю Аяно и почти сразу сбрасываю. Она уже предупреждена, что я могу таким образом вызвать ее. Потому что, в случае покушения на королеву, счет времени пойдет на секунды.

Сразу после этого я выбегаю в коридор, на ходу бросив маркизе:

— Сиди, не высовывайся, вызови полицию.

Сам уже в коридоре, проношусь мимо багрово-золотых гобеленов так, что они взметаются и хлопают по каменным стенам, будто аплодируя моему спринту. Всё равно не успеваю — дверь в спальню королевы выбита, а мне дорогу заслоняет зоопарк вымесов. На моих руках вспыхивают Когти.

Воздух вокруг лица густеет, словно вода, я совершаю рывок прямо к тварям. Там, где я только что стоял, образовывается сернистое облако. Отравляющий газ тянет дымные щупальца за мной. Делаю рывок вбок, пропуская ядовитый смог мимо.

Падая, разрубаю уродливую голову попавшейся под Когти жабы-вымеса. Над головой проносится растопыренная худая лапа, едва не лизнув мою макушкудлинными, изогнутыми, словно крюки, когтями. Дергаю Когти вверх. Хрустят разрубленные кости. Сверху раздается истошный крик боли. Брызги крови падают мне на лицо. Отсеченная конечность отлетает в угол и шевелится там, будто живая.

При падении врезаюсь в еще одного клыкастого урода. Вместе с тварью валимся на пол. Успеваю врубить Холодец. Теперь все уроды в метре от меня замедлились. Это помогает вовремя отклонить голову от щелкающих, словно зубья капкана, челюстей. Кувыркнувшись, мощным пинком выталкиваю поваленного вымеса над своим телом. Бросок по дуге. Вдогонку швыряю шаровую молнию, и обратно вымес уже падает кучей поджаренной дымящейся шерсти. А я, выстрелив обеими ногами вверх, вскакиваю сразу в боевую стойку. Ухожу от крабьей клешни нового вымеса и, атаковав наискось, разрубаю твари позвоночник. За «крабом» прячется другой урод с мордой волка. Он явно хочет драпануть, но Холодец затормозил движения, и примороженный вымес лишь смотрит на меня обреченно. Новый взмах Когтей, снесенная волчья голова катится мне под ноги.

Больше мне дорогу никто не заслоняет, и я сигаю в распахнутую спальню спасать королеву Англии.

Элизабет спасло жизнь то, что она сообразила запереть дверь. Пока вымесы врывались внутрь, королева успела надеть доспех. Снопы пламени срываются с руки сира Чарльза. Огонь охватывает спальню, трещит, сгорая, роскошная кровать, плавится зеркало над туалетным столиком, превращается в пепел шкаф с любимыми платьями королевы.

Грустно улыбнувшись, Элизабет смотрит в оскаленные морды своих бывших верноподданных. Чудовищные головы Чарльза и Уилла покрываются огненными гривами.

Действительно, как проще всего победить ледяного Полковоя? Послать огненных вымесов пятого круга. Элизабет бы похлопала Белишу за верный ход. Да только кулаки ей сейчас пригодятся для последней битвы.

Вымесы шагают к своей королеве. Водопады огня с двух сторон обрушиваются на Элизабет, она пытается заслониться ледяными щитами от невыносимого жара. Вдобавок, тело королевы поверх ментального доспеха тоже покрывается ледяной броней. Вымесы с разных направлений стегают ее плетьми с огненным многоховостьем. Атаковать Элизабет не успевает, ей приходится уйти в глухую оборону.

Треск.

Треск.

Треск.

Щиты один за другим разлетаются на сверкающие осколки. За секунды от ее защиты остаются лишь тающие в огне белые огрызки. Новый огненный смерч бьет по самой Элизабет, и она падает, как блестящая льдина. Пол дрожит под ее телом. Ледяная броня распадается, доспех гаснет, огонь, пожирающий комнату, лижет тело королевы. Она зажмуривается, приготовившись к чудовищной предсмертной агонии.

Ничего не происходит.

Открыв глаза, Элизабет видит, как красные пламенные языки в бессилии пляшут на ее теле и лице. Как это возможно?

Две иссиня-белые вспышки едва не ослепляют королеву. Чарльз и Уил, окутанные молниями, с ором катятся к стене. В дверном проеме возникает Перун, с ног до головы залитый кровью. Быстрый рывок юноши — и, поднимавшийся было, Уил словно превращается в раскрывшийся цветок, двумя красными лепестками которого является разделенное пополам тело. Затем Перун лишь один раз тыкает Когтями в вытянутую морду Чарльза, и внутренности его пронзенного черепа брызгают на стену позади.

Покончив с вымесами, Перун устремляется к Элизабет. Обессиленная, она смотрит, как непобедимый мальчик поднимает ее на руки. Сосредоточенное лицо русского князя забрызгано красной кровью.

«Кровью моих рыцарей», — осознает Элизабет, но это откровение не вызывает в ней страха или ненависти. Наоборот, она чувствует умиротворение. Ее оберегают и защищают. Впервые мужчина смотрит на нее с такой заботой во взгляде. Сейчас она даже счастлива, несмотря ни на что — потому что ее держат те крепкие мужские руки, о которых Элизабет мечтает много лет.

Перун уносит ее из горящей комнаты, прижав девушку щекой к своему плечу. Лицо Элизабет марается кровью с его одежды, но ей плевать. Королева Великобритании, Ирландии и Британских Заморских Доминионов с тихим наслаждением вдыхает запах сражения, исходящий от русского князя Перуна.

Дальнейшая битва проходит в парижском районеСен-Жермен-де-Пре. Аяно с «зорями» села на хвост удирающему Белишу и следовала за канцлером до здания одно из его фирм. Бой японка навязала вымесам уже в самом небоскребе.

Я же присоединился, как только спас Элизабет. Прилетел на перепончатых крыльях и, похоже, пропустил немного. Горстка русских коммандос загоняет вымесов и их людей на широкую лестницу.

— Животина, не жрать! — как всегда кричит Ясна на Крокодила, и тот послушно сплевывает откушенную чудовищную голову вымеса.

— Перун, ты вовремя! — радостно улыбается мне Бестия, сжигая огненным вихрем обезьяну-британца. — Барбекю в самом разгаре!

— Ням-ням, — широко улыбаюсь, пуская сноп молний в дальние ряды.

— Как королева? — спрашивает Аяно, не отвлекаясь. С низким скользящим звуком ее катана разрезает доспех и глотку огневика-Кмета.

— В порядке, — я вонзаю Когти в подбрюшье попавшемуся под руку жива-юзеру. Выковыривая его селезенку, задумчиво выдаю. — Похоже, она влюбилась в меня.

Теперь все девушки — Аяно, Ясна, Бестия — оглядываются на меня. Почти одновременно «зорьки» вскрикивают:

— Опять?! Ну сколько можно?!

— Тебе нас что ли мало?!

— Может, тебе стоит оглянуться, возможно, счастье где-то рядом? — обиженно надувает щеки Ясна. — А не искать юбку за тридевять земель!

— Дамы, не отвлекаемся, — сурово говорю, а то развели курятник посреди битвы.

Девушки сразу же слушаются. Тем более, что враги активизировались и бросились в наступление.

Спустя минуту на ступенях у наших ног грудой лежат мертвецы. Раненые ползут, пытаясь подняться, как пьяные. Лестница затоплена в крови. Сквозь остатки врагов я пробиваюсь вниз, в подвал. За мной двигаются остальные «зори», справа и слева держатся сосредоточенные Бестия с Аяно. Британцы наступают с перекошенными от ужаса и обреченностью лицами. Рублю и сжигаю всех, не задумываясь.

— ВЫ. НИКТО, — оглушаю Якой.

Британцы вздрагивают и отступают, они с ужасом смотрят на мой окровавленный силуэт. Для многих это последнее, что они видят. Пол, потолки и стены охвачены огнем техник.

— Убейте его! — кричит один из королевских делегатов-предателей. — Вы британцы! Британцы!

— Нет, — хохочет раззадоренная Бестия, ее глаза блестят от возбуждения, щеки раскраснелись. — Вы ничто! Мой Перун — ваша мера! Сейчас он измерит вас и превратит в мертвецов!

Она сбивает огнем доспех с вражеского жива-юзера, но не убивает, а, схватив за грудки, целует в губы. Хотя с Бестией это одно и то же. Мертвый уже британец падает ей под ноги, и она, сплюнув на труп, двигается в толпу врагов.

Отступающие британцы приводят нас в обширные лаборатории. Мы добиваем оставшихся почти без сопротивления — страх лишил их сил. Летят отрубленные руки, кричат горящие заживо люди, брызгают в потолок фонтаны крови из рассеченных артерий. Ясна даже сделала вид, что не заметила, когда Али схрумкал-таки осьминожью голову вымеса.

Но Белиша и части делегатов мы не встретили. Куда делись, демонские морды?

Прочесываем лаборатории. У стены вздымается стальная арка, заполненная дрожащим красно-желтым светом. Я цокаю языком — теперь понятно, куда.

— Что это? — спрашивает Аяно.

— Портал в ад, — я шагаю к арке. — Оставайтесь здесь, скоро вернусь.

Чувствую, как мой рукав хватают.

— Возьми меня с собой, — смотрит мне в глаза Ясна, щеки ее розовеют. — Ну или кого сочтешь нужным…Не ходи один.

— Правильно, — кивает японка.

— Окей, — соглашаюсь. — Ясна и Али, со мной. Остальные охраняют портал, что бы ни случилось. Он наш единственный способ вернуться назад.

— Так точно, — Аяно поджимает губы, явно расстроенная, что ее не взял с собой. Но мне нужен сильный тыл, я вовсе не горю желанием оставаться в аду.

— За мной, — командую Крокодилу и рыжей девушке, вставшим позади.

И я вступаю в красно-желтый свет.

Ощущение, будто просто перешагнул порог комнаты. Только что стоял в разгромленной лаборатории, и вот уже кругом влажные стены небольшой пещеры. По грязному полу вьются толстые кабели, а под неровным потолком качаются сквозняком лампочки на проводах. У компьютеров стоят люди, среди них и Белиш, удивленный как никто другой.

— Перун? — испуганно крякает канцлер.

Но бриташка теперь волнует меня в последнюю очередь. Ибо за широким открытым гротом пещеры горят в темно-сером небе тысячи солнц. Под светилами пускает пар из ноздрей широкоплечий демон. Он сидит на огромном валуне. Сам демон мне знаком. Толстая серая кожа, накаченная атлетическая фигура, короткие черные волосы, квадратная морда, похожая на лицо неандертальца.

Генерал Башлаш, подперев мощный подбородок здоровым кулаком, смотрит прямо на меня. А точнее, на мои Когти. Узнал оружие Швара.

— Скажи, человек, — монстр угрожающе рычит громогласным басом, — что ты пожелал перед тем, как изменить реальность?