Гроза 1940

22 июня 1941 года восточнее Лодзи

Разгрузка не заняла много времени. Опытные в разгрузке бронетехники железнодорожники часто поглядывали в светлеющее небо. Немцы, немного оправившись от майского разгрома, тревожили железнодорожные станции и разъезды, выбирая для этого предутренние часы. Но низкая облачность, срывающаяся мелким противным дождиком, надёжно укрывала их состав от любого любопытства с воздуха. А окружавший разъезд густой лес гарантировал от любопытства праздношатающихся поляков, которым вдруг стало интересно всё, что было связано с войсками Красной армии. Особенно если учесть, что любопытство это поддерживалось английскими фунтами, которые британское правительство, всё ещё не меняющее официальную антигерманскую риторику, но делающее всё возможное для поддержки Гитлера, щедро проливало над Польшей.

Самолётов Андрей не боялся. Две самоходные зенитки сопровождения могли вести огонь откуда угодно, в том числе и с железнодорожных платформ. Ну а после спуска на грешную землю, где к своей огневой мощи они могли добавить неплохую манёвренность и, самое главное умение вести прицельный огонь на ходу, ни один самолёт «"люфтваффе"» в соперники им не годился.

Глядя на них, Андрей испытывал гордость за свою работу. Ведь ЗСУ-234 были всего лишь упрощённым вариантом его «"Шилки"», лишенной электронной аппаратуры управления огнём, но с большим боезапасом. Тем более приятно, что Сталинградский тракторный завод уже начал серийное производство этих машин. И очень скоро германских асов, ждёт очень неприятный сюрприз. Вдвойне приятно было и то, что все эти хваленые «"эксперты"», так и не подтвердившие своих непревзойдённых характеристик, горели десятками, несмотря на все свои дутые «"победы"». Чем опровергали все похвальбы «"апологетов демократии"», доставших во времена Андрея всех, кто умел думать головой, а не задницей, главным мыслительным органом российского «"демократа"»,

Намного больше внимания отвлекла разгрузка ЗСУ-234Э, той самой «"Шилки"», которая и была главной задачей экспериментальной лаборатории, возглавляемой самим Андреем. Две огневые машины, командный пункт управления и локатор дальнего наведения сгружались следующими. Вслед за ними сошли бронетранспортёры и машины роты сопровождения, на их присутствии настоял сам Главнокомандующий, когда давал разрешение на эту командировку. Удивительно, что их с Сашкой вообще отпустили на фронт.

Всему виной была обнаруженная нашими наступающими войсками непонятная установка, в которой Андрей после недолгого анализа вынужден был признать в некоторой степени мифологическую, так как никто не видел действующего образца, механическую ЭВМ Конрада Цузе. Второй причиной была, найденная неподалёку радиолокационная станция немцев. Расположение не очень далеко друг от друга этих устройств и породило цепочку событий, которые привели к его появлению в этом месте.

После разгрузки машин боевого расчёта, торопливо отогнанных под защиту деревьев, сгрузили автомашины колонны сопровождения. Поезд тронулся, покидая разъезд. Командир охраны майор Ситников выстроил колонну в походный ордер и дал команду на движение. Андрей, едущий вместе с Сашкой в своей эмке в самом центре колонны, с некоторым удивлением рассматривал окружающий пейзаж. Сам он в Польше, ни в социалистической, ни в буржуазной никогда не был, но, оценивая вопли обиженных на «"пшеклентных москалей"» поляков, ожидал увидеть, если не преддверие рая, то, по крайней мере, развитую страну. То, что он увидел, опровергало ещё одну легенду «"демократии"». О «"нищей России"» пришедшей в «"богатую Европу"» грабить бедных поляков.

Конечно в России, вернее Советском Союзе, этого времени жили небогато, но не было той потрясающей нищеты, которая вскоре ему встретилась. Такого убожества ему не приходилось видеть даже во времена расцвета «"демократии"» на городских помойках.

Проследив за удивлённым взглядом напарника, Сашка хмыкнул, а затем пояснил:

– Не пугайся, тут можно и не такое увидеть. Польша и раньше особым богатством не блистала, а после того как здесь полтора года немцы похозяйничали вообще в нищету провалилась. Посмотрел ещё раз на индивида, так удивившего Андрея и добавил:

– Хотя вот этому я бы не поверил. Уж очень лохмотья показательные. А вот морда одежонке не соответствует – слишком чистая и сытая. И глаза чересчур внимательные.

По его команде машина свернула к обочине и притормозила. Тут же из следовавшей позади них полуторки выскочил лейтенант, подбежал к Сашке, выслушал его и, отдав приказ бойцам, направился к «"нищему"».

Пришлось Андрею ещё раз, а случаи были и не единожды, удивиться наблюдательности своего куратора. Ибо «"нищий калека"» резво отбросил свои костыли и со всех ног кинулся удирать. Но вскоре был настигнут, сбит с ног и связан. После обыска мнимого калеку закинули в кузов полуторки и колонна двинулась дальше.

– Неужели что–то пронюхали? – Встревожился Андрей.

– Вряд ли. – Успокоил его Сашка. – Уж очень работа не профессиональная. Какой–то местный придурок, решивший заработать марок, а может и фунтов. Англичане денег на противодействие нашей армии не жалеют. Наш МИД каждую неделю им протесты отсылает. А те только вежливо кланяются и отписки нам шлют. Мол правительству Британской империи об этих прискорбных случаях ничего не известно. А если «"подобное имело место быть"», то это всего лишь частная инициатива отдельных лиц.

– Следует ожидать, что следующим этапом «"частной инициативы"» будет массовая демобилизация английской армии, и столь же массовая отправка добровольцев в Европу для борьбы с «"красной угрозой"». – Прокомментировал Андрей.

Сашка согласно кивнул. Все эти дела были столь грубо сляпаны, что не оставляли никакого сомнения в истинных намерениях британского правительства. Опасаясь пока открыто выступить на стороне недавнего врага, англичане делали всё возможное для его тайной поддержки. Долго это, естественно, продолжаться не могло. Но немцы ещё держались, наступление Красной армии приостановилось и Черчилль оттягивал принятие окончательного решения, желая дождаться более решительных успехов одной из сторон.

Андрей не знал – была ли задержка наступления в Польше стратегическим манёвром Генштаба, или же наши войска действительно выдохлись. Нужно признать что армия пока не имеет серьёзного боевого опыта, генералы не могут проводить операции без ошибок и накладок. Это в его времени войска Жукова и Конева за три недели от Вислы до Одера прыгнули. Здесь же такие темпы пока не доступны. Хорошо хоть большую часть Польши взяли с обеими столицами. Хотя и в районе Кракова и вокруг Варшавы до сих пор идут жестокие бои.

Ну, с Краковом всё понятно. Потерянный немцами по глупости, и с такой же глупостью штурмуемый фашистскими войсками, один из красивейших в Европе, город постепенно превращается в груду развалин. Волны контрнаступлений обеих сторон прокатываются по его улицам и площадям с увеличивающейся с каждым разом ожесточённостью. Это, конечно, ещё не Сталинград – не дошли люди до той степени злобы – но уже что–то его напоминающее.

Однако, сомнения есть. Почему Рокоссовский, без труда отшвырнувший немцев при первой попытке штурма, позволил им войти на улицы города. От этой ситуации сильно смердело политикой, а именно желанием убедить англичан, что Германия ещё сильна. Жалко только город.

Но жалеть самих поляков Андрей не собирается. Столь быстрый переход на сторону бывшего врага вызвал такое удивление во всем мире, что немедленно был окрещён «"польским феноменом"». Из–за этого была даже попытка расформировать польские части, подчиняющиеся Красной армии. И только энергия генерала Берлинга спасла их от этого позора. Вот только чести освобождать свою страну их лишили, перебросив польский корпус в Литву на границу Восточной Пруссии.

А вот Варшавская операция никаких сомнений в политической подоплёке решения не вызывает. Жуков дал возможность польским отрядам войти в город, а затем стремительными фланговыми ударами замкнул его в кольцо, предоставляя гордым панам возможность принимать решение – или они пытаются отбить свою столицу у немцев самостоятельно, или идут на союз с Красной Армией. Суетные поляки, как всегда выбрали самое неожиданное, самое глупое и нелогичное решение. Они в полном составе перешли на сторону немцев. Исключение составили только немногочисленные сторонники коммунистов. Но с ними быстро и жестоко расправились их же соотечественники, развесив на столбах и деревьях вдоль центральных улиц. Такое развитие событий вызвало у советских генералов сначала шок, а затем вполне оправданную ярость. После этого Варшава и все дураки, вошедшие в неё, были обречены.

А поведение населения Польши окончательно и бесповоротно убедило всех бойцов Красной Армии, что они во вражеской стране.

«"А с врагами мы церемониться не собираемся!"» – сообщали на немецком и польском языках в рассыпаемых над Варшавой листовках окруженным остаткам немецкого гарнизона и отрядам генерала Ровецкого.

Но поляки ещё не поняли – какую они совершили глупость! Немцы держались, к Варшаве стремительно продвигался корпус Манштейна. Из далёкого Лондона доносились приветственные возгласы и заверения в несомненной поддержке. Радостные толпы орали польский гимн на улицах, которые глупые русские почему–то не обстреливали. Восторженные панёнки дарили поцелуи героям Польши и солдатам доблестного Вермахта. До позавчерашнего дня!

Когда стало ясно, что ловушка удалась, операция перешла в завершающую стадию. Остановив рвущиеся к Варшаве немецкие части корпуса Манштейна, Жуков приступил к заранее разработанному плану уничтожения вражеского гарнизона. Тысячи ракет и снарядов обрушились на обречённый город. Волны бомбардировщиков накатывались на него, сваливая свой смертоносный груз над всем, что хоть немного напоминало оборонительные позиции. Истребители сопровождения, разогнав немногочисленную авиацию Люфтваффе, штурмовали траншеи немецкого гарнизона и наспех наваленные из всякого хлама в первые дни мятежа баррикады польских ополченцев. Построить полноценную оборону великопольское воинство так и не собралось, несмотря на многочисленные требования немецкого командования.

Когда же на улицы двинулись танки и штурмовые группы десятой армии, началась агония. Из Лондона пришёл очередной приказ и Варшава запылала с разных концов. «"Не оставим «"москалям"» ничего!"» – вопили жолнежи и жгли всё, что могло гореть. Группы сапёров польского гарнизона взрывали здания, составлявшие гордость польского народа, пока хватало взрывчатки. Даже немцы взирали на это сумасшествие с удивлением.

Протрезвление у панов началось, когда они поняли, что им никто не препятствует в их вандализме. Пленные русские только смеялись и говорили одно и то же: «"Ваш город – вам и восстанавливать"». Безумство стало стихать к вечеру вчерашнего дня.

А сегодня утром, как сообщил им начальник станции разгрузки, в Варшаве начали сдаваться первые отряды поляков. Дисциплинированные немцы ждали приказа, но активное сопротивление тоже прекратили. Варшавская операция подошла к логическому концу.

Следовало ожидать, что и на других участках фронта должно произойти резкое изменение обстановки.

Хотя, куда дальше и резче. Ведь только в Польше советское командование сохраняло какую–то видимость паритета с противником.

Румыния полностью захвачена. Остатки румынской армии сейчас старательно разучивают «"Катюшу"» и готовятся к походам в качестве союзника русских войск. Прежде всего в Венгрию, к которой у «"кукурузников"» очень серьёзные претензии тысячелетней давности.

Венгрия, в свою очередь, столь же старательно стремится снискать расположение победителя, хоть и не успела открыто перебежать в его лагерь. Но Хорти можно понять. Гитлер тоже не собирается церемониться. И если Будапешт до сих пор не оккупирован немцами, то только потому, что русские не дают Германии возможности выделить для этого войска.

Болгария восторженно приветствует своих «"братушек"». Правда, это можно сказать только про простой народ. А вот вся элита, прикормленная в своё время немцами, старательно скрипит зубами и смотрит на запад. Но Черчиллю сейчас не до них. Попытка высадки десанта на Крите, идиотски потерянного полтора месяца назад, закончилась не то что поражением, лучше всего для этого подойдёт слово разгром. Но в «"демократической прессе"» не принято использовать столь крайние оценки, поэтому она скромно написала, что «"британские войска вынуждены были отступить"». Англичане храбро попытались повторить парашютный десант, проведённый немцами в начале мая, но не смогли достигнуть даже тех сомнительных успехов, которые достались на долю питомцев Штудента. Если, понёсшие потери, парашютисты 7 авиадивизии люфтваффе всё же сумели взять под контроль пару аэродромов, а немецкое командование перебросить горнострелковые дивизии, составлявшие основную ударную часть группы и завершить операцию, то английское командование свернуло свои действия сразу, как только стало ясно, что сброшенные на остров польские парашютные части угодили в ловушку. Оставив своего союзника на верную смерть, ибо немцы объявили польских солдат, воюющих после победного завершения компании тридцать девятого года, партизанами, и в плен их не брали. Немного больше повезло канадским и австралийским морским пехотинцам. Продержавшись почти трое суток они сложили оружие, потеряв более половины личного состава убитыми и ранеными.

Бои идут в Югославии, хотя Европа, контролируемая немцами, уже успела признать окончательный распад этой страны. Вот только не собираются признавать это решение цивилизованных народов «"дикие сербы"» и не менее дикие, с точки зрения просвещённого европейца, другие сторонники единства славянских народов, прежде всего русские.

Андрея всегда бесила эта мессианская уверенность европейцев, всех направлений и убеждений, в несомненном превосходстве над «"дикими русскими"».

Когда в его времени такой вот, очередной, мудак принимался просвещать его, «"дикого азиата"», о превосходстве «"европейской расы"», он зверел и ставил этого козла на место, не отказывая себе в развлечении продемонстрировать своё советское образование, до которого всем иностранным институтам ещё ползти и ползти. Удовольствие лицезреть как вытягивается морда обиженного в самых лучших чувствах «"просветителя"» того стоило.

Грешным делом он думал, что подобное поведение есть результат развала Советского Союза, да рабского поведения новой российской элиты, готовой пресмыкаться и предавать интересы родины за сомнительные права членства в многочисленных комиссиях и ассамблеях. Но оказалось, что Европа так относилась к России всегда! И в своё первое же посещение приёма иностранных послов в Кремле Андрей в очередной раз наткнулся на подобного индивида.

Знающий русский язык англосакс большая редкость. Чаще всего он специально подготовленный шпион и иногда экстравагантный чудак, который подобным образом пытается удивить людей своего круга. Мистер Джексон, как он представился при знакомстве, принадлежал именно ко второй группе, хотя честно пытался выполнять обязанности первой. Впрочем обязанности разведчика он, судя по всему, взвалил на себя только из желания развлечься. Конспиратор из него был никудышный. Даже Андрей с его малым опытом мгновенно идентифицировал его как представителя МИ-6.

Впрочем, через десять минут общения он столь же уверенно перенёс его в группу прикрытия настоящих агентов. Своим поведением мистер Джексон сильно напоминал экранного Джеймса Бонда. Такой же показной и ненастоящий. Так же пытался привлечь внимание к своей особе. Столь же картинно совершал непозволительные для настоящего разведчика глупости. И нёс всякую чушь. Но на довольно хорошем русском языке.

А ещё через десять минут ничего не значащего разговора, обо всём и ни о чём, Андрей столь же кардинально поменял мнение о собеседнике, и решил, что он и является настоящим агентом. Но настроенным на ловлю определённого вида носителей информации – светских бездельников и скучающих высокопоставленных жён и любовниц.

Обиделся тогда Андрей именно на то, что его отнесли к этой группе паразитов. И за свою обиду отомстил такой же поучающей как у англичанина речью, язвительной и приправленной всякими историческими фактами и аналогиями, опровергнуть и игнорировать которые подданный британской короны попросту не мог. Ибо речь в который раз пошла об истории, а вернее о личностях эту историю творящих. Не встретив от русского правоверной марксистской реакции о главенстве толпы в историческом процессе, британец решил зацепить его европейским представлением о знаковых фигурах русской истории. И начал с высказывания о кровожадности царя Ивана Грозного. На это Андрей с совершенно серьёзным и глубокомысленным видом подтвердил, что «"царь Иван, конечно, страшен, но куда ему «"мелкому пакостнику"» до настоящих злодеев того времени"». Удивлённый британец ждал продолжения. И Андрея понесло. Он доходчиво объяснил англичанину, что по количеству убиенных великий злодей Иван (около двух тысяч по панегирикам) не идёт ни в какое сравнение с просвещёнными владыками культурной Европы того времени. К примеру Генрихом Восьмым Английским – в правление которого в Англии было повешено, сожжено, четвертовано и просто закопано в землю около семидесяти тысяч человек. Или Карлом Пятым Испанским – который только в Нидерландах отправил в лучший мир больше ста тысяч своих подданных, это не считая многочисленных испанских аутодафе. Англичанин выпучивал глаза, возмущённо хватал воздух, но на каждую попытку возразить Андрей методично переходил к другой европейской державе того времени, чтобы опять найти «"вопиющие факты человеколюбия и добродетельности"» императоров, королей, герцогов и прочей правящей швали той эпохи.

Через полчаса этой отповеди едва не задыхающийся от смеха Сашка оттащил Андрея от своей жертвы. Красного же как рак англичанина увели сотрудники МИДа.

А батальонному комиссару Баневу после этого случая приказом самого наркома НКВД Берии было «"запрещено издеваться над иностранными дипломатами, даже если они откровенные идиоты"». Формулировка была именно такая!

Андрей повернулся к Сашке, но тот вовсю клевал носом. Сказывалась бессонная ночь разгрузки и скорого перехода дальше от ветки железной дороги, перешитой на российскую колею. Как ни мало у немцев самолётов, но они попрежнему стараются контролировать все стратегические объекты. И если не штурмовики, то разведчики с рассветом появятся обязательно. В их положении штурмовики или бомбардировщики даже предпочтительнее разведчика. Ни Юнкерсы, ни «"штуки"» от новых зениток не уйдут, а вот «"рама"» нагадить сможет очень сильно.

Андрей посмотрел на часы. Шесть тридцать утра. В его времени в этот час немецкие панцеры уже выкатывались на стратегические шоссе, чтобы устремиться по расходящимся направлениям в глубь Украины, Белоруссии и Литвы.

И то, что этого не произошло здесь наполняло Андрея гордостью. «"Накося выкуси"» всемирное буржуинство. Не будут «"советы"» вашим пушечным мясом. Не будет Советский Союз своё будущее укладывать в землю миллионами ради ваших прибылей. Не выйдет у вас делать бизнес на крови русских. Да и с немцев много не перепадёт. Ибо не будет затяжной войны на истощение. Год, максимум два, и вся Европа будет наша. И даже Англия за своим проливом не отсидится, если Красной армии понадобятся военные базы в Шотландии или Уэльсе. По крайней мере, он, Банев Андрей, приложит все усилия, чтобы всё закончилось именно так.

Андрей откинулся назад, закрыл глаза и постарался забыться, чувствуя как медленно проваливается в зыбкое марево сна.

Подполковник Зайцев в раздражении вышагивал вдоль борта бронетранспортера. Угораздило же этого водилу так распороть шину, что никакая подкачка не помогает. Сколько времени потеряли пока колесо меняли. А теперь оказывается, что у этого раздолбая запаска не накачана. Полчаса коту под хвост. Был соблазн бросить этот БТР на хрен и рвануть на машине, благо ехать всего ничего. Минут двадцать до этого городишки. Как его там, РаваМазовецка кажется. И только категорический запрет командному составу перемещаться по Польше без охраны удерживал его от этого опрометчивого шага. Надо было, как прежде, одеть форму капитана и ехать на свой страх и риск. Вот только надо признать, что риск всё–таки очень большой.

Поляки всё ещё не поймут, что немцы войну, по крайней мере в Польше, уже проиграли. И то что они ещё удерживают западные районы страны, всего лишь прихоть советского командования. Впрочем начавшееся три часа назад наступление скоро всё поставит на свои места. Проходящие над головой в сторону Лодзи армады самолётов впечатляли даже видавших всякое солдат его охраны. Вразумились и поляки окрестных хуторов. Всё время нахождения их отряда на этой дороге не было ни одного любопытствующего. Даже мальчишки не примчались посмотреть, что делают вблизи их домов русские жолнежи.

А самое большое удивление выпало на долю немецких лётчиков. Привыкнув за эти две недели относительного затишья к слабому противодействию советской авиации, они решили что русские выдохлись и сегодня храбро поднялись в воздух показать этим недочеловекам кто истинный хозяин неба. Как оказалось в последний раз! Ибо сегодня командование воздушных армий, не пускавшее до этого свои истребители в дело для сбережения моторесурса двигателей, наконец–то дало добро на взлёт всем полкам.

Час назад он был свидетелем того, как краснозвёздные «"ишаки"» и «"чайки"» рвали на части ровный, как на параде, строй немецких бомбардировщиков. А выше клубилось облако железных «"шмелей"» – это более современные истребители противоборствующих сторон выясняли кто из них лучше. И во все стороны из этой «"собачьей свалки"», как просторечиво называют свой бой лётчикиистребители, сыпались дымящие мессеры и яки. Выпрыгивали из занимающихся жарким бензиновым пламенем машин желающие уцелеть. Висели на куполах парашютов, зажмуривая глаза каждый раз когда мимо проскальзывал самолёт. И вздыхали облегчённо если тот не давал очередь по пытающемуся спастись лётчику. В небесах не было жалости к поверженному противнику. Убей его сегодня, или завтра он убьет тебя. Немцы обильно пожинали посеянный ими в первые дни войны ветер, который вернулся к ним назад ураганом. Гордые своим презрением к «"унтерменшам"» в первые дни войны, когда люфтваффе ещё считали себя сильнее, они безо всякой жалости палили по всем увиденным парашютам, гордясь своей арийской избранностью.

Протрезвление пришло поздно. Русские оказались не так слабы как хотелось. «"Избранная раса"» горела не хуже чем все другие. А самое главное, противник перенял методы германских асов. Отныне только один из трёх выбросившихся из горящей машины немецких лётчиков долетал до земли. Всех остальных безжалостно расстреливали в воздухе.

Эта статистика Виктору была очень хорошо известна. Не один раз ему приходилось присутствовать на беседах с приглашенными в особый отдел летунами. Каждый раз на требования особиста прекратить порочную практику уничтожения сбитого противника, лётчик, вне зависимости от звания и должности, надувался гневом и начинал перечислять кто из его звена, эскадрильи, полка не долетел до земли, потому что этим сверхчеловекам захотелось поупражняться в стрельбе. А почему он не имеет на это права?

Лётчики весело ухмылялись в глаза следователя, так как знали – завтра боевой вылет – а особиста вместо них в кабину не посадишь. А также они знали, что и их никто жалеть не будет. И следующий вылет может стать для него последним. Так стоит ли бояться штрафного батальона, в котором шанс выжить едва ли не выше чем в его полку.

К великому облегчению Виктора колесо бронетранспортёра было накачено и лейтенант, командир охраны, поспешил отрапортовать о готовности его подразделения. Но тут на дороге показалась отчаянно виляющая полуторка с бойцами в кузове. «"Нажрались пьяные"», – мелькнула в голове мысль, но была отброшена как только машина подъехала поближе. Левое колесо явно было вывернуто в сторону и то, что это транспортное средство ещё могло двигаться было несомненной заслугой водителя. Через несколько минут повреждённая машина поравнялась с их колонной, состоящей из «"эмки"» Виктора, бронетранспортёра сопровождения и грузовика с какими–то боеприпасами, который ему навязали на последней ночёвке. Из полуторки, увидев начальство, которому наконец–таки можно отрапортовать и, самое главное, переложить ответственность, выскочил старшина с петлицами артиллериста.

– Товарищ подполковник разрешите доложить. – Бойко затараторил старшина, опасаясь что его могут прервать. – В пяти километрах отсюда нами встречена колонна немецких танков, движущихся на запад.

– Старшина, Во–первых, надо представляться. – Виктор не один раз за этот месяц войны слышал всякие доклады. – А Во–вторых, доложите известные вам факты, а не предположения.

– Старшина Щедрин, командир взвода управления третьей батареи второго дивизиона 37 противотанкового полка 16 танковой бригады Второго танкового корпуса. – Бодро отрапортовал боец. – Откомандирован в расположение тыловых складов армии для получения запасных частей для орудий полка. Вчера встретил первых бойцов, которые сообщали мне о появлении частей противника, но не поверил им. – Старшина нехорошо ухмыльнулся, показывая своё отношение к рассказам тыловых вояк и продолжил. – В ходе проведённой утром разведки столкнулся с танками противника, в результате чего вынужден был отойти, так как противотанковых средств не имею.

– И что – все бойцы твои. – Поинтересовался Виктор.

– Никак нет, товарищ подполковник. – Старшина приобрёл нормальный вид. – Все бойцы подобраны мною на дороге. Большинство добровольно, некоторых пришлось останавливать силой. – Старшина вдруг остановился, не ляпнул ли он чего лишнего, и тут же продолжил. – Но все готовы идти в бой, если этого потребует обстановка.

– Вот и прекрасно, старшина. – Виктор поверил ему с самого начала, но окончательно убедила его разношерстность встреченного им отряда. Даже самым изощрённым диверсантам не придёт в голову объединять в своей диверсионной группе сапёров, связистов, медицинских работников и музыкантов. – Пересаживайтесь на наш грузовик. На вашем, как я вижу, далеко не уедешь.

Старшина козырнул, и быстро организовал перегрузку своего имущества на указанную машину, распределил своих бойцов. С разрешения лейтенанта отправил двух музыкантов и санитара в бронетранспортёр. Всё равно от них в предстоящем бою толка никакого, а то что бой будет он ничуть не сомневался. Женщинувоенврача посадили в эмку подполковника. Повреждённую полуторку согнали с дороги в поле в надежде потом вернуться и забрать.

Виктор в это время осматривал окрестности, выглядывая подходящее для засады место. Нужен был язык. Откуда взялись эти чёртовы танки? Сколько их? Куда движутся? Какие меры нужно предпринять?

Подходящее место обнаружилось не так далеко. Поворот дороги, узкой как и все в Польше, надёжно закрывался подходящим вплотную кустарником, постепенно переходящим в редколесье, за которым маячил самый настоящий лес.

Пять минут неторопливого движения и обе машины загнаны в лес. Бронетранспортёр выдвинут в кустарник, несколько срубленных берёзок и маскировочная сеть надёжно скрыли его от небрежного взгляда с дороги. Конечно, если присмотреться внимательно, то увидеть его не так уж сложно. Но кто сумеет внимательно смотреть с движущегося мотоцикла, а разведка танковой части непременно будет двигаться на них. Уставы в немецкой армии соблюдались свято. Можно было и не рисковать с БТРом, но его крупнокалиберный ДШК мог понадобиться в случае появления вместо мотоциклистов немецкого бронетранспортёра или броневика. Бойцы засады распределены по обе стороны от дороги. Огневая группа около бронетранспортёра, а группа захвата с противоположной стороны в непосредственной близости от кювета. Расторопный старшина Щедрин, нравившийся Виктору всё больше и больше, извлёк из своих запасов кусок прочного провода. Провод привязали к БТРу, протянули второй конец на другую сторону и поручили натягивать его двум самым крепким бойцам отряда. Осталось ждать гостей.

Немецкая разведка появилась через двадцать минут. На дороге показался одиночный мотоцикл, неторопливо двигавшийся в сторону их засады. Водитель и пулемётчик в коляске внимательно осматривали окрестности. Досадливо оглянувшись на подполковника лейтенант дал отмашку своим бойцам, если немцы заметят засаду придётся их убить. Пулемётчик с «"дегтярём"» поймал немцев на мушку, ожидая команды, но подполковник молчал, не торопился и лейтенант. Немцы всё ближе выкатывались к месту засады, нарастало напряжение. Заметят или нет?

Немецкий пулемётчик что–то сказал своему напарнику, тот кивнул и увеличил скорость. Судя по всему решили проскочить опасный участок. Именно этого от них и ждали. Мелькнула в воздухе натягиваемая проволока и немецводитель был отброшен назад, пулемётчик чудом извернувшийся в последний момент вылетел из коляски опрокинувшегося мотоцикла, и тут же был надёжно связан группой захвата. Не миновал этой участи и оглушённый водитель.

Допрос взятых немцев осложнился тем, что захваченный унтерофицер, водитель так и не смог отойти от удара об дорогу, старательно демонстрировал незнание любых других языков, кроме немецкого, который сам подполковник немного знал, но не в том объёме, что ему продемонстрировал пленный. Но тут ему на помощь пришёл старшина Щедрин.

– Товарищ подполковник, врёт собака. Врёт, как сивый мерин. – Поторопился высказать ему свои подозрения Щедрин. – Не немец он! Немецкий знает очень хорошо, лучше чем я, но не немец! Можете мне поверить!

– Да ты сам откуда немецкий знаешь? – Удивился подполковник Зайцев.

– Я, товарищ подполковник, под Саратовом родился. – Отмёл его сомнения старшина. – С немцами с детства встречаюсь. Отличить настоящего немца от любого, кто под него маскируется, сумею очень просто. Акцент скрыть трудно.

Старшина торопливо пролистал свою записную книжку, немного подумал и добавил:

– Скорее всего, он прибалт, а точнее литовец или латыш. У эстонцев акцент не такой.

– Откуда такая уверенность? – В очередной раз поразился старшине Виктор.

– Я, товарищ подполковник, перед войной в Прибалтике служил. – Пояснил ему Щедрин. – Приходилось с местным населением разговаривать. Русский язык редко кто знал, а вот немецкий очень многие хорошо понимали, вот и приходилось на нём договариваться.

Виктор всё это время искоса смотрел на пленного. А ведь тот напрягся! Значит старшина прав! Но тогда он и по русски понимает! Виктор демонстративно закрыл свой блокнот.

– А если он литовец, то подданный Советского Союза, а значит попадает под закон о предательстве. – Виктор повернулся к пленному унтерофицеру. – И должен быть расстрелян как изменник. Уведите его. – Закончил свою речь подполковник. Пленный унтерофицер тут же упал на колени:

– Господин офицер! – Взвыл он почти на чистом русском, чем несказанно порадовал всех, кто его допрашивал. – Не убивайте! Я расскажу всё!

Следующие пятнадцать минут прошли в приятной для Виктора беседе о составе прорывающихся немецких войск. Литовец, звали которого Видас, торопливо выкладывал всё, что знал о составе немецкой части. Сам он, по его клятвенным утверждениям, в неё попал совершенно случайно. Хотя как и все его соотечественники безбожно врал. Оглядываясь на солдат охраны, он старательно вспоминал всё, что по его мнению было интересно русским. Захлёбываясь словами, мешая русские слова с немецкими, литовскими и даже польскими, он спасал свою жизнь от расстрела, не догадываясь о том, что страшный «"приказ о предателях"» – выдумка ведомства Геббельса, предназначенный для удержания в рядах Вермахта тех подданных Советского Союза, которым не хватило ума не попадать в них.

А вести выложенные литовцем не радовали. Вырвавшись из Варшавского котла остатки немецких частей под командованием генерала Зейдлица шли к Лодзи. Хитрый лис Зейдлиц старательно путал следы, каждый день изменяя направление движения. И то что он повернёт сюда никто не ожидал. По крайней мере прорыв ожидался севернее, и именно там перекрывали дороги батальоны механизированных частей, участвующих в ликвидации Варшавского котла. Генерал он, судя по тому, что сумел сохранить даже танки, очень хороший. Если у немцев, действительно, до батальона танков, как сообщает пленный, то остановить их будет невероятно трудно. Но и пропускать на запад, в тылы развернувшихся для броска армий, нельзя.

Подполковник посмотрел на карту. Самый подходящий рубеж, на котором немцев можно попытаться остановить, как раз этот злополучный городок РаваМазовецка. И единственное место где можно найти бойцов для этого – тоже этот городок. Не перекрывать же дорогу десятком охраны, да сборным отделением старшины. Зайцев отдал команду. Машины выгнали на дорогу, один из бойцов охраны оседлал не слишком повреждённый, как выяснилось, мотоцикл. И колонна двинулась в прежнем направлении, прикрываясь с тыла переставленным на заднюю огневую точку бронетранспортёра пулемётом.

Подполковник размышлял, благо утомившаяся докторша старательно клевала носом и не мешала думать. Хоть и хороша была военврач третьего ранга, но никакого желания кадрить её у Виктора не возникло. Хватало других проблем. Один, пока не встреченный, представитель ставки чего стоил. Недаром ведь Виктору пришлось бросить все дела и мчаться ему навстречу. Личный приказ наркома требовал присутствия подполковника Зайцева в группе батальонного комиссара Банева. Виктор невольно покачал головой. На верхах, как всегда мудрят со званиями. Этот батальонный наверняка из тех, перед которыми и дивизионные комиссары навытяжку стоят. Ещё бы – личный представитель ставки. За что интересно такие звания дают, постарался удивиться подполковник, но тут же одёрнул себя. За то же, за что и звание личного представителя наркома НКВД.

Думать стоило о том, где этот батальонный комиссар сейчас, и как его из опасной зоны побыстрее выпроводить. Встреча должна была произойти в этом самом треклятом городке, оставалось надеяться, что комиссар со своим сопровождением успел туда проскочить до того, как немцы перекрыли дорогу. В противном случае можно сразу стреляться, или храбро бросаться под танк со связкой гранат. Что в принципе одно и то же.

Томительные минуты дороги закончились шлагбаумом и долговязым бойцом с винтовкой. Тот ошарашено смотрел на подлетевший к посту мотоцикл и колонну подтягивающихся машин, бронетранспортёра он пока не видел. Ещё больше его поразил спешащий к посту командир с петлицами старшего комсостава. Он уже хотел отдать честь и открыть шлагбаум, но вспомнив утренний нагоняй сержанта, дернул за верёвку протянутую в будку караула и перекинул винтовку.

– Стой, кто идёт. – Проорал он для порядка, косясь на проём двери. Наконец показался сержант и боец облегчённо вздохнул.

Подошедший командир оказался подполковником. Боец вытянулся во весь свой немалый рост и больше всего сейчас походил на журавля, оглядывающего своё болото. Рассмотрел петлицы и сержант и поторопился с докладом. Выслушав стандартный доклад об отсутствии происшествий, ну а когда они происходили, если, конечно, начальство их собственными глазами не увидело, Виктор отмахнулся. Ему сейчас не соблюдения уставных норм, которые уже были нарушены докладом незнакомому начальнику, видно сержант впечатлился величиной конвоя.

Его интересовало совсем другое. Несколько минут торопливых вопросов позволили вздохнуть спокойно. Конвой какого–то большого начальника в город проходил. Почему большого? Так одних машин в колонне полтора десятка. И три БТРа, а ещё какие–то новые танки. Почему новые? Так брезентами закрытые, кто же старую технику прятать будет. Наблюдательность сержанта стоила поощрения. В другой обстановке Виктор немедленно влепил бы ему несколько суток ареста за болтливость, но сейчас обрадованный новостями, только хлопнул удивленного сержанта по плечу и заспешил в свою машину. Спустя пару минут колонна втягивалась в ближайшую улицу, оставляя позади обескураженного сержанта и довольного бойца, уяснившего, что на этот раз он сделал всё как надо.

Искомая установка обнаружилась в здании местной гимназии. В одном из классов, где местные ученики постигали, судя по надписям на партах, трудности математики, и стояло то устройство, которое в конце двадцатого века в очередной раз подняло вопрос о приоритете в изобретении первого компьютера. Большой шкаф и ящик с встроенными цифровыми клавишами не оставляли никаких сомнений в предназначении этого аппарата. Андрей довольно потирал руки, «"кажется на этот раз действительно попалась крупная рыба"», вспомнилось присловье из знаменитого в его годы фильма. Осталось выяснить подробности обнаружения.

К великому счастью местное начальство не додумалось отправить дальше бойца, который всё это обнаружил. Его оставили при гарнизоне и уже скоро он весьма косноязычно рассказывал об истории нахождения этой комнаты. Выходило, что их рота прочесывала улицу города, брошенного немцами настолько стремительно, что в нём остались практически все тыловые подразделения, которые никто не посчитал нужным информировать об отступлении. «"Какое тут отступление, скорее уж бегство"», – самодовольно усмехнулся Андрей. Боец подробно перечисляя все события того дня, видать особисты старательно вытрясали из него душу все эти дни, не понимая, чего же именно с ним делать? То ли отпустить, то ли в штрафную роту отправить? И только приказ, пришедший с таких верхов, что и думать об этом страшно, разрешил все проблемы. Приказ гласил, что нашедших всё необычное нужно немедленно изолировать, но содержать в самом мягком варианте, до прибытия ответственных лиц. Наконец, ответственное лицо прибыло и обрадованный старлейособист поспешил догонять свой полк, правда, до этого пришлось пересказать все свои впечатления в непонятную штуку, названную какими–то гражданскими магнитофоном.

Боец не умел красиво говорить, но обладал очень хорошей памятью. Он старательно перечислил все заведения и жилые дома, пройденные им на этой улице. Андрей слушал всё это вполуха, спрятанный в столе диктофон запишет всё, потом и познакомимся с несущественными деталями. Внимательным он стал только когда речь зашла об осмотре гимназии.

– Дык, ничего здеся, товарищ батальонный комиссар, окромя этой железяки не было. – Поспешил его уверить боец. Немного подумал и добавил. – Ну рази, сторож тут ошивался.

– Какой сторож? – Поспешил зацепиться за вновь появившуюся ниточку Сашка, игравший на этом допросе роль второго следователя, хотя им до сих пор было непонятно, кто из них «"злой"», а кто «"добрый"» следователь, да и нужен ли в данном случае «"злой"». Но вот необходимость Сашки отвергать не стоило, так как он умел видеть те мелочи, которые Андрей в силу своего незнания реалий этого мира с лёгкостью пропускал.

– Дык, немецкий, какой же ишо? – удивился непонятливости командиров боец.

– А где этот сторож? – поспешил прервать его Сашка.

– А кажись, со мной в одном доме был. Видал я его один раз. – Огорошил их боец.

Пришлось мысленно извиниться перед особым отделом прошедшей вперёд стрелковой дивизии. Через несколько минут озадаченный боец охраны торопливо проталкивал в дверной проёма человека в замызганном рабочем комбинезоне. Был немец долговяз, сутул и подавлен, старательно опускал взгляд, пряча глаза и лицо от встречающих его командиров Красной армии. Нервно теребил руки, хотя их ему следовало бы спрятать подальше от всех любопытных взглядов, ибо его руки никак не могли принадлежать работяге, добывающему своё пропитание физическим трудом.

Андрей старательно вглядывался в лицо «"сторожа"», пытаясь вспомнить ту единственную фотографию Конрада Цузе, которую ему удалось однажды выдернуть из «"интернетовских дебрей"». Но никаких подробностей не вспоминалось. И тогда Андрей, усердно сохраняя спокойное выражение лица, сказал:

– Добрый день, господин Цузе, как вам условия содержания.

Немец вздрогнул, вычленив из фразы на незнакомом языке свою фамилию, но всё ещё на что–то надеясь повернулся к переводчику, ожидая что тот скажет совсем другое. Но чуда не произошло. И тогда понимая, что его раскрыли он выпрямился, расправил плечи и посмотрел на Андрея взглядом человека, осознающего цену себе.

– Ну вот и прекрасно, господин Цузе. – Расслабился Андрей. – Я думаю, что нам найдётся о чём с вами поговорить. Если, конечно, вы опять не начнёте изображать из себя сторожа. – Выдержав многозначительную паузу, которая должна была проявить реакцию собеседника, он убедился, что тот не собирается запираться, и продолжил. – Я хочу вам предложить быть с нами откровенными. Вы должны понять, что никто не считает вас военнопленным, а тем более не собирается применять к вам какие–либо меры репрессивного характера.

Заметив, что лейтенант–переводчик, подготовка которого предусматривала допросы военнослужащих, начинает спотыкаться на переводе интеллигентных пассажей Андрея инициативу в свои руки перехватил Сашка.

– Ты ему просто скажи, что пусть не боится. Никто его бить, а тем более расстреливать не будет. – Направил деятельность переводчика в новое русло куратор Андрея. – Поясни, что его машина по достоинству оценена руководством Советского Союза и предложи работу по той же специальности, но в Москве. Оценив Сашкины пояснения, Андрей добавил от себя:

– И скажи ему, что его деятельность не принесёт вреда Германии. Мы воюем с Гитлером, а не с немецким народом.

Так и не поняв, кто из этих двоих является большим начальством, переводчик старательно объяснил немцу всё, что от него хотят. К великой радости лейтенанта пленный и сам не собирался изображать из себя героя и с легкостью согласился на все предложенные ему условия.

Дальнейший разговор состоял из мало понятных переводчику, но вполне переводимых предложений о принципах работы установленной в комнате машины. Лейтенант волновался, выдавал несколько вариантов перевода услышанных фраз, но к его удивлению батальонный комиссар понимал всё с полуслова, даже сам предлагал различные версии непонятных переводчику слов, как будто знал их смысл заранее.

Глядя в удивлённые глаза немца и переводчика, ибо ему приходилось пополнять их речь многими очевидными для инженера Цузе, но совершенно неясными для армейского переводчика понятиями, Андрей добился того, что немец поверил ему окончательно. И вдобавок, как ему кажется, совершенно изменил своё мнение о советских комиссарах.

Содержательная беседа была прервана самим майором Ситниковым. Удивление Андрея с Сашкой тем, что командир охраны собственной персоной примчался сообщать свежие новости, усилилось после сообщения о подполковнике НКВД, разыскивающем старшего батальонного комиссара Банева. Это уже было серьёзно. Знать, кто на самом деле командует конвоем могли только в Москве.

Был представитель Ставки высок, худощав и даже красив, по крайней мере докторша, оставшаяся в машине встреченного ею подполковника, так как непонятно было куда ей идти, и теперь сопровождавшая его, засмотрелась на батальонного комиссара с явным интересом. Но самое главное, с точки зрения Виктора, был он для этой должности непозволительно молод. Ему свои три шпалы достались тяжёлым трудом и почти восемнадцатью годами службы. Как пришёл восемнадцатилетним оболтусом в далёком уже двадцать третьем году в роту ЧОНа, так и служил «"верой и правдой"» как «"медный чайник"». А этот красавчик едва тридцати лет от роду уже «"личный представитель Ставки"». Наверняка, чей–то высокопоставленный сынок.

С трудом скрывая раздражение, Виктор сообщил батальонному комиссару о прорыве немецкой части из Варшавского котла и предложил тому немедленно убираться из города пока на его окраины не вышли танки противника.

– Вынужден вас огорчить, подполковник, но покинуть город немедленно не имею никакой возможности. – Ответил тот с какой–то ленцой, и даже, как показалось Виктору, с усмешкой. – К тому же мне хотелось бы знать с кем я в данный момент разговариваю.

– Хочу вам напомнить, что вы разговариваете со старшим по званию! – Начал закипать Виктор, краем глаза улавливая, как отвернулся, пытаясь скрыть свою усмешку, сопровождающий представителя Ставки инженер-капитан.

– Ладно подполковник, не кипятись! – Миролюбиво ответил батальонный комиссар и протянул Виктору свои бумаги. – Немедленно сбежать я не имею никакой возможности. Мне надо здесь одну железяку со всей осторожностью демонтировать и погрузить, да так, чтобы мои инженеры в Москве смогли её обратно свинтить без ошибок. – Представитель Ставки выдержал паузу и добавил. – Надеюсь, ты понимаешь, что это требует времени.

Бумаги впечатляли. Кроме подтверждения личности стоящего перед ним батальонного комиссара и приказа исследовать и вывезти обнаруженное устройство, была там ещё одна бумага, от которой даже у видавшего виды подполковника Зайцева зашевелились волосы на голове. Она давала право личному представителю Ставки батальонному комиссару Баневу подчинять себе воинские части вплоть до дивизионного звена. Хотя подобная индульгенция была и у Виктора, но она не поднимала его власть выше уровня батальона.

Виктор неопределённо хмыкнул и протянул свои документы, в том числе и удостоверение личного представителя наркома НКВД. Пришёл черёд удивляться Баневу. Вернув бумаги, тот без прежней барственной лени извинился:

– Прости подполковник за представление, но я действительно не могу немедленно уехать. И не думаю, что это надо делать без разведки. Сейчас отправим бойцов прочесать дороги, а потом будем решать что делать.

Он развернулся к командиру своего конвоя, майор достал карту, батальонный комиссар начал уточнять по каким дорогам можно уйти из города.

Виктор тем временем рассматривал устройство, из–за которого затеян весь этот шум. Железный шкаф больше всего походил на телефонную АТС, ничего другого Виктору на ум не приходило. Но вряд ли из–за нового способа соединять телефоны прислали личного представителя Ставки. Ясно, что эта хрень представляет собой какое–то новое оружие. Но какое?

– Извини подполковник. – Прервал его размышления батальонный комиссар. – А где части прикрытия города? Здесь три госпиталя, раненых больше тысячи.

– Я и есть части прикрытия. – Ответил Виктор, решивший всё ещё на подъезде.

– И сколько у тебя людей? – Упорствовал Банев.

– Столько, сколько сумею собрать. – Огрызнулся Виктор.

– Майор отставить разведку дорог. – Повернулся батальонный комиссар к Ситникову. – Проведите осмотр местности на предмет организации обороны города, отправьте своего заместителя выяснить какие части есть в городе и переподчините их себе, если нет никого старше вас по званию. Если такие будут, направьте их ко мне. Майор козырнул и умчался исполнять.

Виктор медленно втянул в себя воздух, задержал дыхание и так же медленно выдохнул. Успокоиться почти удалось, по крайней мере он удержался от того, чтобы немедленно сорваться на мат.

– Товарищ батальонный комиссар, надеюсь вы понимаете что делаете. – Начал он с плохо скрываемой яростью. – Насколько я понимаю в ваши задачи не входит останавливать немецкие танки. И если вам поручено демонтировать и вывезти это устройство, значит вы должны это сделать.

– Товарищ подполковник, – ответил тот не менее официальным тоном, – у нашей группы также есть несколько других задач, выполнение которых требует моего личного присутствия.

Виктор резко развернулся и поспешил к выходу. У него есть и другие дела, кроме попыток поставить на место этого мудака. Оглянувшись на представителя Ставки, вслед нему поспешила и докторша.

– Зря ты с ним так. – Сказал Сашка как только подполковник вышел. – Вроде нормальный мужик.

– Да понимаю я. – Отмахнулся Андрей. – Но не можем мы удрать отсюда. Мы на данный момент в этом паршивом городишке самая боеспособная часть. Как мы в глаза тем мужикам смотреть будем, что тут полягут.

– Кто ж возражает. – Продолжил Сашка. – Вот только если ты погибнешь или в плен попадёшь, Верховный всех генералов в округе под трибунал отправит.

– Дорогой инженер-капитан, вы тоже представляете не меньшую ценность. – Съязвил Андрей. – Но хочу тебе напомнить, что нам ещё нужно зенитки в бою проверить.

– Да вряд ли немецкая авиация сюда доберётся.

– «"Шилка"» и по наземным целям неплохо в моё время работала. – Возразил ему Андрей. – Хоть неэлектронный вариант испробуем.

Прервав недолгое молчание в помещение ввалились инженеры научной группы, перебросились несколькими фразами с Андреем и Сашкой и приступили к исследованию машины Цузе, которую нужно было разобрать для погрузки. Озадаченный переводчик принялся переводить вопросы советских учёных немцу. Работа закипела. Андрей надел фуражку и заспешил к выходу.

Подъезжая к зданию комендатуры, Виктор с удивлением обнаружил в одном из дворов танк со знакомым номером. «"Неужели Банев, как он мог тут оказаться?"» – удивился Виктор и следом за этой мыслью пришла ещё одна о том, что представитель Ставки имеет такую же фамилию, как и этот знакомый ему танкист. Неужто родственники? Танкист ведь говорил, что тоже из Москвы.

Эмка Виктора свернула во двор комендатуры. Увидев начальство поспешил к нему с докладом дежурный сержант. Виктор отмахнулся от него и заспешил к коменданту.

Немолодой майор с рваным шрамом на правой щеке и значком за ХалхинГол выслушал внезапно свалившееся начальство спокойно, не торопясь с ответом, прошёлся по кабинету, поглаживая шрам. Наконец остановился напротив Виктора.

– В настоящий момент во вверенном мне населённом пункте находятся следующие подразделения. – Майор взял со стола свой планшет и продолжил. – Комендантская рота неполного состава. Сапёрный взвод. Зенитная батарея. Противотанковая батарея на переформировании. Другие мелкие тыловые и хозяйственные подразделения второго танкового корпуса.

– А танки? – спросил Виктор.

– Танков нет, по крайней мере на ходу. – Ответил майор и, подумав пару секунд, добавил. – В ремонтных мастерских есть несколько штук без двигателей.

– А в соседнем дворе танк стоит? – удивился Виктор.

– А этот! – Протянул майор. – Танк есть, но экипаж под следствием, на гауптвахте сидит.

– Где гауптвахта?

– Да здесь же в боковой пристройке. – Ответил майор.

Через пять минут, оставив озадаченного майора собирать своё немногочисленное воинство, Виктор заспешил на гауптвахту. Дежурный сержант, проводивший его до самых дверей, торопился объяснить вину проштрафившихся. Получалось, что танкисты оказались под арестом за драку учинённую в паре домов отсюда. Были изрядно навеселе, а потому, когда прибыл патруль, вместе со своими противниками принялись бить его. Всё бы ничего, но лейтенант, командир патруля, где–то в штабе корпуса родственника имеет. Раздул это дело до небес, пару синяков на лице превратились «"в нападение на командира при исполнении"», а это уже штрафной батальон. Вот и маются ребята под арестом. Майор, умный мужик – не то что некоторые, тормозит это дело как может, а вот замять не получается – сверху не дают.

В большой камере гауптвахты томилось бездельем шесть человек. Четверо танкистов и двое в мешковатой форме Осназа. Виктор даже присвистнул от такой удачи.

Сержант Банев, кемаривший вполглаза при виде знакомого ему начальства подскочил с докладом.

– Товарищ … подполковник. – Володька с трудом подавил своё удивление, обнаружив недавнего капитана с петлицами подполковника, и продолжил. – Вверенный мне экипаж находится под следствием за … драку.

– Дурак ты сержант. Нашёл время для драки. – Отреагировал Виктор, повернулся к начальнику караула. – Я забираю всех.

– А как же лейтенант Гринштейн? – Попытался возразить дежурный сержант.

– Передай лейтенанту, что свои обиды он может засунуть себе в задницу. – Ответил Виктор. – А если ему этого мало, то пусть ко мне придёт, я ему всё остальное объясню.

– Есть передать! – Взревел обрадованный сержант. Похоже лейтенант Гринштейн большой любовью среди своих подчинённых не пользовался. Во дворе Виктор ещё раз внимательно осмотрел освобождённых.

– По какому случаю пьянка была? – Спросил он у Банева.

– Ордена обмывали, товарищ подполковник. – Ответил тот виновато.

– Что у всего экипажа? – Удивился подполковник.

– Так точно, товарищ подполковник. – Подтвердил младший сержант стоящий рядом с Баневым. – У командира «"Красная звезда"», а у нас всех «"Слава"» третьей степени. Ещё за май.

– Ну этих–то я знаю. – Повернулся Виктор к осназовцам. – А вы кто такие?

– Старшина Чеканов и ефрейтор Панкратов. – Представился за двоих старшина. – Бойцы группы Осназа. Снайперская пара СВБК. Тоже ордена обмывали.

Держался старшина излишне спокойно, осознавая себе цену. В общем–то был прав. Его с напарником в любом случае отправят обратно в Осназ. Такими бойцами не разбрасываются. Тем более с такой специальностью. Снайперов большого калибра в пределах фронта можно по пальцам пересчитать. А вот у танкистов есть серьёзный шанс угодить в штрафную роту.

– Почему драку устроили? – спросил Виктор.

– Да не дрались мы, товарищ подполковник. – Ответил Банев. – Боролись вот со старшиной. А тут патруль.

– А в докладной начальника патруля написано, что вы устроили драку, а потом начали бить патруль.

– Мало ли чего там этот хмырь написал. – Пробурчал старшина. – Никого мы не били. Разве что ему по морде съездили… пару раз. Я слева, а сержант справа.

– За что? – Поинтересовался Виктор.

– А он с нас ордена полез срывать, штабная крыса. – Ответил старшина. – За это и получил.

– Есть кому подтвердить? – Виктор посмотрел на остальных.

– Всё так и было. – Ответил ему напарник снайпера, танкисты утвердительно закивали.

– Можно у патруля спросить. – Предложил Банев. – Не все ж там гниды, кто–нибудь правду и скажет.

– Спрошу, если живые останемся. – Пообещал Виктор. – В общем так бойцы. – Виктор провёл взглядом по строю, все невольно подтянулись. – Придётся нам повоевать. К городу идут немцы, порвавшиеся из под Варшавы. Не меньше полка, с танками и бронетранспортёрами. В город их пустить нельзя. Лица бойцов посуровели.

– Твоя задача Банев. Найдёшь несколько подходящих для засады мест и оттащишь туда из ремонтного батальона танки. Они в порядке, только двигателей на них нет. Передашь мой приказ командиру рембата, чтобы экипажи для них нашёл. Сам же у меня танковым резервом будешь – кроме тебя больше никого нет.

– Сколько у нас времени? – Спросил помрачневший сержант.

– Часа два, максимум три. – Ответил ему Виктор.

– Разрешите выполнять? – Спросил танкист, отдал честь и помчался со своим экипажем к танку.

– Старшина, твоя винтовка с тобой? – Повернулся Виктор к снайперу.

– Должна быть в комендатуре. – Ответил тот. – Я их предупредил, что оружие секретное. И если с ним что–нибудь произойдёт, то штрафным батальоном они не отделаются.

Виктор с уважением посмотрел на старшину. Пожалуй стоит переманить его в свою команду, если, конечно, повезёт выжить.

– Заберёте оборудование, найдёте себе позицию и работайте. Не мне вас учить, как это делается. Старшина молча козырнул и направился в комендатуру за своим оружием.

Виктор посмотрел на часы. Время неумолимо шло вперёд, приближаясь к тому роковому часу, когда на окраины города выкатятся немецкие панцеры. Если, конечно, Зейдлиц в очередной раз не поменяет направление движения.

Майор уже должен был собрать командиров подразделений на совещание. Пришло время для постановки задачи и им. Виктор поспешил в комендатуру.

Немецкий радиолокатор являл собой относительно жалкое зрелище и лично для Андрея не представлял никакой ценности, кроме музейной. Тем не менее был старательно изучен и разобран группой инженеров по радиолокаторам. Его соседство с вычислительной машиной оказалось чисто случайным, что окончательно успокоило Андрея и насторожило Сашку, которому по долгу службы следовало искать происки врага даже в самых невероятных случайностях.

Вычислительная машина Цузе уже была погружена на автомобиль вместе со всей сохранившейся документацией. Теперь бойцы торопливо закидывали в крытый кунг, на которых настоял Андрей, части радиолокатора и бумаги, бывшие при нём. Заполнив очередной грузовик его опломбировали и отогнали в Северо-Западную часть города, из которой ещё оставалась возможность прорваться, если немцы не поменяли основное направление удара. По крайней мере мотоцикл разведки сумел проскочить в этом направлении не меньше пятнадцати километров. Если бы не остающиеся в городе госпитали, Сашка заставил бы Андрея уйти отсюда. Но бросать на милость немецкого командования тысячу беспомощных людей! До самой смерти от такого позора не отмыться!

Понимал это Андрей, понимал и Сашка. Понимали все бойцы, сопровождавшего их конвоя. Молча занимали выделенный им майором Платовым, комендантом города, участок обороны на окраине города. Оборудовали очаги обороны, на сплошную линию траншей не было ни времени, ни людей. На самых удобных местах торопливо вгрызались в щебенистую городскую землю пулемётчики и расчёты трёх бронебоек, которые оказываются положены по штату их роте охраны. Нашлись у запасливого Ситникова и несколько гранатометов. Хоть и усовершенствованные РПГ-2 не чета первым пукалкам, из которых можно было только в упор бить, но и из них реальный шанс поджечь движущийся панцер есть метров с восьмидесяти. Если немцы подойдут к городским окраинам на такое расстояние, не дураки уже. После того, как в Люблине целый батальон остался дымить на городских улицах, куда бравые немецкие танкисты сдуру сунулись без поддержки пехоты.

Обнаружился в одном из бронетранспортёров даже станковый СПГ-16, но бойцы расчёта честно признались, что стреляли из него всего два раза.

Ревя дизелем протащилась мимо Андрея с Сашкой тридцать четвёрка ведя на тросах ещё одну, явно не ходовую. Ловко затащила ту в проём между домами, организуя танковую засаду. Отсоединив тросы танк двинулся в обратный путь, а экипаж засады начал маскировать свою машину.

Проезжая мимо них танк остановился, из башни выбрался, судя по всему, командир и соскочил на землю.

– Товарищ батальонный комиссар, разрешите обратиться. – Козырнул им сержант, как удалось разобрать из петлиц. И получив утвердительный кивок, продолжил. – Закурить не найдётся, три дня без курева. Сашка вынул из кармана свой «"Казбек"» и протянул танкисту:

– Как зовут тебя боец?

– Сержант Банев. – Радостно отрапортовал тот. – А родители Владимиром называли.

Сержант ловко взобрался на своего бронированного коня. Хлопнул по броне и танк тронулся. Из железного чрева на башню выбрались ещё два человека и танкисты с наслаждением закурили.

Сашка проводил взглядом тридцать четвёрку и повернулся к Андрею, обнаружив впавшего в ступор друга.

– Ты чего? – Толкнул он в бок Банева.

– Это мой дед! – Только и сумел выдохнуть тот.

Сашка ошарашено кинул взгляд на удаляющийся танк, на Андрея, почти прокричал:

– Так чего же ты?

– А что мы ему скажем? – Ответил Андрей странно спокойным голосом. – Здравствуй дедушка! Принимай внучка, который в полтора раза старше тебя. Как потвоему должен отреагировать на это заявление абсолютно нормальный человек?

– Зачем же сразу дед? – Проворчал Сашка. – Можно просто однофамильцем представиться. – Но понимая бесперспективность спора, только махнул рукой.

– Живы будем – тогда и поговорим. – Завершил едва начавшийся спор Андрей. – Пошли зенитки распределять.

Томительно текли минуты ожидания. Виктор, которому по негласному уговору передали верховенство в предстоящем бою, наблюдал в бинокль кромку недалёких зарослей, из которых выныривала ближайшая дорога. То что немцы не свернули уже было известно от вернувшейся разведки. Как и то, что отказавшийся прорываться из города батальонный комиссар тоже оказался прав. Остатки дивизии Зейдлица накатывались на город по трём дорогам, блокируя все возможности прорыва.

Торопливо отдавал последние приказания майор Платов, возглавляющий оборону данного участка, привычным жестом поглаживал шрам. Что–то обсуждал со старлеем артиллеристом. Комбат сводной батареи старший лейтенант Казаченко нервно кусал губы – два орудия из пяти выдвинуты на несколько сот метров вперёд и сейчас затаились – одно на окраинах ближайшего хутора, а второе у подножия поросшего диким кустарником холма. Бойцам отдан приказ бить только в упор и только по танкам. А там как бог даст. Стрелять или до расхода боеприпасов, или до первого танка добравшегося до позиции. Кто живой останется – отходить, ну а остальным вечная память.

Виктор вдруг подумал о том, как быстро они привыкли «"стоять насмерть"». Впрочем и немцы тоже. Столкнулись противники, стОящие друг друга. Сошлись сила на силу, стойкость на стойкость, дух на дух.

И режут друг друга без всякой жалости последние носители «"божественный искры Ария"», как бормотал полубезумный волхв полузабытых богов в исчезающем мареве прошлого трёхмесячной давности.

Тогда в уральской глуши Виктор выслеживал очередное звено бесконечной цепи сионистского заговора, раскинувшегося на всю необъятную Россию, протянувшего свои щупальца в сопредельные страны и в, вовсе уж экзотические для русского уха, заграничные государства и их колонии. Именно тогда к нему и пришёл этот кряжистый, как старый дуб, дед со спутанной седой бородой.

– Ты что ли тут за русских богов стоишь? – Спросил старик, окидывая капитана Зайцева пронзительным взглядом.

Виктор ненавидел всё «"длинногривое племя"» лютой ненавистью с того самого времени, как наглый поп отказался отпевать его отца, задавленного сорвавшейся с креплений чугунной болванкой, из–за того, что у них не хватило несколько копеек до требуемой им суммы.

– Шёл бы ты отсюда, покуда я караул не вызвал. – Выдохнул сквозь зубы Виктор.

– Ты капитан, или правильнее подполковник, не торопись. – Остановил его старец. – К служителям Чернобога, которых ты под именем христовых слуг знаешь, я никакого отношения не имею. Я служу истинным богам нашего народа.

– Это какие же у нас боги? – Удивился Виктор.

– Тяжко, что даже наследники истинного духа не помнят его предназначения. – Проворчал старик и махнул перед Виктором рукой.

Рука вспыхнула перед ним тысячами галактик, рванула вперёд миллионами звёздных ручейков, которые отразились в тёмном зеркале омута.

– Что ты там, Будята, видишь? – Проскрипел сзади голос Велимудра.

– Осилит нас Чернобог, нашлёт своих слуг, что крестом прикрываются, опутает князей земли нашей, наведёт порчу на потомков Ария, поднимет их друг на друга.

Спасительная рука отдёрнула его назад, давая время вдохнуть полную грудь воздуха. Виктор, который был и Будятой, окинул взглядом мрачную пещеру, освещённую только колышемся пламенем факелов. Взгляд поневоле скосился на омут, в котором сейчас отражался только ближайший факел, хотя только что он пронзал мироздание на тысячи лет вперёд.

– Так, что нам делать, Велимудр? – В очередной раз прокричал Будята, и Виктор очнулся.

– Ты Велимидр? – Спросил он, с опаской поглядывая на волхва.

– Светозар я. – Ответил тот, и, пододвинув к себе ближайший стул, сел напротив Виктора. – Потомок Велимудра и волхв в двести тридцатом поколении. А по документам Акуньшин Прохор Кузьмич – лесник в соседнем леспромхозе.

– Как в двести тридцатом? – Вздохнул Виктор, уяснив невероятную древность сказанного. – Это же почти шесть тысяч лет?

– А ты, поди, историю нашего народа только с Владимира-бастарда, которого сейчас как «"святого"» знают, считаешь? – Его посетитель усмехнулся. – Так то немцы триста лет назад придумали, чтобы себя выгородить. – Светозар помрачнел и добавил. – Если бы сами этот бред придумали – не так обидно было бы – чернобоговы слуги подсказали.

– А кто такой Будята? – Выдал Виктор выплывший из глубины сознания вопрос.

– Предок то твой, и ведун великий, на тысячу лет вперёд провидеть мог! – Ответствовал ему волхв. – Ты то тоже «"ведать"» можешь, хоть и не понимаешь дара своего. Оттого и находишь решения своих расследований, хотя другие это просто за удачу считают.

Хоть и не сразу поверил Виктор тогда этому странному старику, путающему современные и древние стили речи, вставляющему иногда слова, смысла которых он не понимал, но всё же к концу разговора сумели они уяснить главное – они нужны друг другу.

Вывел подполковника Зайцева из раздумий звук недалёкого разрыва. Кажется немцы, наконец–таки, вышли к окраинам города. Виктор взглянул на часы и невольно поморщился, три часа пополудни, слишком много светлого времени. Противник тоже не дурак, попытается прорваться до темноты. А наша задача – не допустить этого прорыва.

Виктор невольно взглянул по сторонам, но никого, кто мог бы претендовать на сторонне наблюдение в ближайшем окружении не наблюдалось.

Протрещал вдали пулемёт и из ближайшего леска вывернулись мотоциклы разведки немецкой дивизии. Вслед за ними высунулась морда бронетранспортёра. Остатки дивизии Зейдлица пошли на прорыв.