Грифон: Грифон торжествует (часть 2)

Глава 16 КЕРОВАН

Мне показалось, что передо мной встает черный, со шрамами, призрак из прошлого, словно повернулось вспять само время. Та, кто дала мне жизнь, но кто никогда не был моей матерью. Только теперь она стояла одна, без Роджера с его Силой, которую он так и не научился правильно использовать. И у нее не было жезла, этого символ власти, который исчез в небытие во время нашей последней схватки в прошлом. Тем не менее я поднял руку, словно щит, но не потому, что на запястье был браслет, который так хорошо служил мне.

И я начал говорить, но это были не столько мои мысли, сколько того, другого, кто пробуждался сейчас во мне и чьего присутствия — его сущности — я так боялся. И все же я не мог избавиться от мысли, что этот незваный гость добьется большего, чем вся наша отчаянная борьба, чтобы вышвырнуть Гончих Ализона из Долин.

Итак, произнося эти слова под властью какого-то колдовства, я собирал всю свою волю, концентрируясь на браслете, призывая на помощь всю его силу. Я не понимал, что говорю, что делаю, потому что только так можно было противостоять этой… этому существу. Ибо то была мертвая женщина, снова возвращенная к жизни злой силой… хотя в это я еще сам до конца не поверил.

В ответ на мою мольбу в эту иллюзию ударил луч света, но щит призрака оказался таким крепким, что свет не смог его пробить, и лишь пробежал по щиту, пытаясь проникнуть сквозь него и уничтожить это мертво-живое создание. Я видел, что она несет смертельную угрозу. Руки ее вздернулись, словно к запястьям крепились ниточки как у марионеток. И это было бессмысленно, потому что ей не мог помочь мой страх — ей, бывшей воплощением (или кем она должна была быть) ужаса и отвращения. Но мы никак не реагировали на это, не позволяли усилить ее таким вот образом, и она, вспыхнув, исчезла. Еще раз она стала жертвой свой давней ненависти. Но кто же хотел использовать ее так… и зачем?

Отвратительные черные отростки начали произрастать из ее рук. Но вдруг они остановились, не в силах продолжать плести свой узор. И я почувствовал внутри себя жалость. Неужели это все, на что способны силы Тьмы. Конечно, никто из истинных кудесников не призвал бы на помощь столь жалкого защитника.

Было ли это в действительности иллюзией самой Тефаны, остатками сохранившегося зла, еще раз обретшими видимую форму, поскольку как же сильна должна была быть ее ненависть, чтобы сохраниться и после самой смерти? А может, в Пустыне даже такой испорченный дар, как у нее, способен на это?

Только… она потерпела неудачу. Смерть поглотила ее во второй раз, и, быть может, именно огонь ее ненависти, вспыхнув ярким пламенем, сжег ее дотла. Она сгорала. Я еще долго наблюдал, как пылало ее подобие, не уверенный, что она не бросится на меня еще раз. Было ли это делом рук Галкура?.. Хотя, конечно, такие, как он, представляют собой куда более серьезную опасность.

Я вздрогнул, когда раздался голос Джойсан. Я совсем забыл о ней.

— Это была иллюзия… или нет, Керован? Ведь она… я же знаю, она мертва!

Не будь я настолько погружен в свои мысли, захваченный врасплох, то ответил бы с большей осторожностью, стараясь, чтобы это походило на правду.

— Она очень сильно ненавидела меня. Возможно — в этом краю Могущества — какая-то ее часть оставалась живой, и, собрав достаточно сил, чтобы…

— Разве может быть так, чтобы ненависть сохранялась после смерти? — я увидел, как Джойсан, пристально посмотрев на меня, вздрогнула.

Оболочка, в которую я был заключен после сегодняшнего ночного сна, треснула и отвалилась, когда я приготовился сражаться. Я подошел к ней и стиснул ее руки. Они дергают нас за ниточки, как марионеток, эти обладатели Могущества. Теперь мне не нужно было от них ничего — ни помощи, ни нападения. Я желал лишь сражаться против них — со всеми! Теперь я чувствовал — это единственный путь. Я должен сохранить в себе частицу реального мира — остаться Керованом. Джойсан была моим прибежищем. Моим прибежищем? Это что, яд Могущества уже прикоснулся ко мне, что я начал прикидывать, как бы использовать ее для своих целей.

Джойсан была настоящей. Она выражала любовь, а не ненависть, хотя я не мог ответить ей тем, что мог бы назвать истинной любовью. Я не использовал Джойсан… и не буду использовать! Я спорил с самим собой, но одновременно крепко прижимал ее к себе.

Тело Джойсан подходило к моему так же, как две половинки, соединившись, образуют единое целое. Я целовал ее во второй раз с тех пор, как узнал ее, и теперь осознавал, какая же в ней таится глубина мужества и силы духа. Она была такой прекрасной и преданной, о какой только может мечтать мужчина в этом мире обмана, загадок и темного зла.

Мы прижались друг к другу, и теперь я даже радовался появлению этого впавшего в ярость призрака моей матери. Потому что теперь мы были вместе — и сильнее любых тайных происков Пустыни.

Локон волос Джойсан упал ей на лило, и я поцеловал его с нежностью. Она снова положила руки мне на плечи, легкие, как перышки, но я ощутил их милое давление сквозь доспехи… и это ощущение останется со мною навсегда.

— Керован, — выдохнула она, — если из-за этой фальшивой иллюзии ты наконец-то оказался со мной, то, может быть, нам следует почаще подвергаться нападениям!

Еще раз я коснулся губами ее губ, надеясь, что она не сможет прочесть выражение моего лица. Потому что только на эти несколько мгновений я был вырван из потока времени и был человеком — целостным человеком. А теперь на меня вновь навалилось принуждение — хотя я и пытался с ним бороться, но на этот раз с еще более крепкими тисками. Я поцеловал ее… но чувство уже ушло.

Она быстро провела руками по моей груди и оттолкнулась, отскочив нам, потому что я сразу же разжал руки. Когда она посмотрела на меня, в ее глазах стояло беспросветное отчаяние, и я ощутил эту боль, хотя и не мог отвечать на ее чувство так, как я этого жаждал — да! — как я жаждал, даже будучи околдованным.

— Ты… ты снова покинул меня, — ее голос был совсем тихим, неровным, словно она вот-вот зарыдает, и одна только гордость удерживает ее от этого. — К чему все это? Что есть во мне такого, что тебе не по душе? — она свела свои обветренные и загорелые руки вместе жестом человека, доведенного до грани отчаяния. Розовое свечение ее кольца сменилось в этот момент серым.

Я повернулся, не в силах более глядеть на нее — с таким сверкающим взглядом, прелестными глазами и чертами лица. Тот, другой, что вел сейчас схватку со мной не на жизнь, а на смерть, сражался с таким упорством, что тело мое на мгновение оказалось парализованным. Но все это было безнадежно. Я был крепко-накрепко привязан к будущему, которого не понимал и не желал, и там, быть может, не окажется места даже для Джойсан, несмотря на все величие ее души.

— Это не твоя вина… не твоя! — резко сказал я. — Никогда не думай, что ТЫ потерпела неудачу, — позволить ей так думать было бы слишком жестоко с моей стороны. — Это моя вина — проклятье лежит на мне. Поверь этому, пожалуйста, поверь этому!

И снова я повернулся к ней лицом. Я хотел положить руки на плечи Джойсан и трясти, пока она не даст мне обещание, что сделает то, о чем я попрошу ее. Это была истинная правда — у меня нет ничего, что я мог бы дать ей, и я не буду, не буду принимать — пока она такая же бледная, как кольцо на ее руке — знаков любви от нее, которых сам не был способен дать ей. Она должна понять это!

— Я верю тебе, — ответила Джойсан. Она стояла, обессилено уронив руки, но выпрямившись и с поднятой головой, рыдая, но уже без того разрывающего душу взгляда. — Я верю тебе, да, верю. Но только я верю и в то, что где-то там, внутри тебя, все еще находится в плену мой лорд Янтарь, и ты еще вернешься ко мне.

Лорд Янтарь? Мгновение я пребывал в замешательстве, пока не прояснилась память. Этим именем Джойсан назвала меня при нашей первой встрече, когда она возглавляла своих людей, — тогда она принимала меня за одного из Прежних, зачем-то пришедшего к ним на помощь.

— Ты — это он, и ты — Керован, — продолжила Джойсан. — хотя ты также можешь быть и другим. Но в любом случае ничто не заставит меня покинуть тебя. Ты не сможешь принудить меня… не сможешь никогда!

Я не спорил с, ней. Я должен был принять во внимание ее несгибаемую волю, той же закалки, что и мой меч. И я так боялся — за нее. Мне хотелось умчаться вперед… бежать… но все равно я должен был признать ее правоту.

Мы сделали все приготовления на ночь, несмотря на то создание зла, которое материализовалось здесь. Чуть дальше впереди зиял пролом в стене, к которому устремлялась дорога — теперь скрывшаяся в тени, и у меня не было особого желания путешествовать по ней в сгустившихся сумерках. И вновь, не способный по-настоящему отдохнуть, я следил за появлением на ней отпечатков чьих-то ног, перемещавшихся как бы в тумане, так что создавалось впечатление, что по дороге идут множество людей, не видимых и не слышимых в этом мире. Сна не было ни в одном глазу. Фактически мне и не хотелось забыться в нем, с этим можно было подождать. Достаточно этих снов.

Но, похоже, и Джойсан не особенно была расположена к отдыху. Она присела рядом со мной и также стала следить за дорогой, одной рукой обхватив грифона в кристалле, крепко прижимая его к груди.

— Они идут… — наконец разорвала она долгое молчание, но произнесла эти слова почти что шепотом. — Интересно, живые эти невидимые существа, или же они заколдованы бесконечно путешествовать по этой дороге. Или они только призраки из прошлого?

Я удивился хотя и непонятно почему, что она тоже может видеть эти туманные отпечатки следов.

— Я думаю, — добавила Джойсан, — что они идут с какой-то миссией, хотя их время, их мир больше не являются нашими. Керован, — она так быстро переменила тему разговора, что этим испугала меня, и я ответил ей, чего не собирался делать, о чем твои сны? Может быть, они из другого мира или времени?

— Я не знаю. Я… — и тут словно какая-то рука крепко зажала мне рот и не дала говорить. Я не мог, даже если бы захотел, рассказать ей о том сне. Если это был сон.

— Керован! — она схватила мою руку, хотя старалась не прикасаться ко мне после того, как я закрыл перед ней свою душу. — Взгляни!

Она указывала вперед, в сторону пролома, через который вилась дорога, как белая лента между двумя высоченными глухими стенами. Там кроме сияющих в ночи символов, звезд и множества отпечатков ног можно было заметить еще кое-что.

Темные комки падали сверху с холмов прямо на дорогу, и в увеличивающемся количестве пятен я увидел проявление зла. Я тут же подумал о военных машинах, виденных мною в лагере Имгри, которые предназначались для швыряния камней в самую середину вражеской армии.

От самой дороги, в свою очередь, исходило сияние. Падение камней (резкие звуки ударов о дорогу) и комков земли продолжалось. Не было ли это попыткой засыпать дорогу, запечатать проход?

Я вскочил на ноги, одновременно наклоняясь, чтобы помочь встать Джойсан.

— Мы должны идти — и немедленно! — если дорогу засыплет, мы пропали! Снова чужое знание, которое не могло быть моим, всплыло у меня в голове, будто скрывалось там в ожидании этого момента.

Джойсан окинула меня твердым взглядом и кивнула.

— Если это должно быть сделано — что ж, так тому и быть! Оставим здесь наши сумки. Я поскачу на пони, а ты возьми Бьюрал.

Мы схватили бутыли с водой и часть припасов — то, что было поближе, оставляя остальное на произвол судьбы. Как и до этого, ни одна из лошадей не выказывала страха перед этой дорогой… поначалу. Впереди темные кучи нагромождались друг на друга, но это длилось недолго, так как вскоре эти завалы стали как бы растекаться грязными ручейками. Казалось, от прикосновения к дороге куски земли становились жидкими и потоком устремились к обочинам.

— Этот запах — запах фасов! — закричала Джойсан.

Я также почувствовал его, ту самую вонь, которая исходила от развороченной земли на лугу, где Джойсан угодила в ловушку, но только еще более отвратительную. Кобыла, издав громкое ржание, мотнула головой, ей ответил пони. Лошади упирались, но я заставлял, прилагая все силы, идти свою вперед. Джойсан не позволит своему пони повернуть назад; я слышал ее подбадривающие крики.

Упавшая земля ручейками стекала с поверхности дороги, в то время как вонь, напротив, буквально пропитала все вокруг. Я заметил движение на гребне скалы, намного выше стен пролома, хотя и не мог четко разглядеть фигуры существ, пытавшихся с таким бешенством преградить нам путь в горы. Они стали видны лучше, когда спустились пониже, пытаясь обрушить эти холмы. Похоже, им не удалось забаррикадировать дорогу, и теперь они решили попытаться схватить нас, как им уже однажды удалось, когда они поймали Джойсан в земляную ловушку, потому что только такого рода было их Могущество.

Передние копыта кобылы плюхнули по первому ручейку черной почвы, и она издала такой дикое ржанье, какого я еще никогда не слышал, а затем прыгнула вперед, словно наступила в груду горящих углей. Я услышал хлюпающий звук, когда она вырвалась из засасывающей земли. — Скачи — и поживее! — бросил я назад Джойсан и вытащил меч.

Ей не нужен был этот приказ, потому что она уже погоняла пони, ударяя его по крупу. Черные потоки уплотнились вокруг ног обеих лошадей, словно пытаясь, как трясина, затащить нас вниз. А затем я увидел, как грифон, заключенный в шар, начал светиться, все ярче и ярче. От него исходил луч яркого света. Пробудился и браслет на моем запястье, загоревшись холодным пламенем.

Джойсан сняла цепочку с шеи и начала размахивать шаром. Его сияющий свет разгорался все сильнее, и липкая черная грязь, сплошь покрывавшая дорогу перед нами начала уклоняться в сторону от этого сияния, как человек уклоняется, когда ему угрожает болезненный удар. Моя спутница сжала пони коленями, и конь успокоился, так же, как и моя кобыла, когда сияющий шар пронесся над ее головой. Моя леди двинулась вперед, и вместе с этой грязью уползали с ее пути и те земляные кучи и камни, которые все еще падали на дорогу, и, таким образом, мы шли в узком коридоре, где нам ничто не угрожало.

Я слышал вопли атакующих. Там, с холмов, по обе стороны от нас, где они до этого молча пробирались под прикрытием темноты, теперь раздавались гортанные крики. Их призрачные силуэты карабкались вверх. Я был уверен, что они послали вниз по обеим стенам другие группы, чтобы перехватить нас. Но только они не могли, не отваживались, не рисковали ступить на саму дорогу.

Оба наших коня покрылись потом; и этот противный животный запах смешался с вонью фасов. Лошади мотали головами, но продолжали уверенно скакать вперед, пока мы не достигли дальнего края земляного оползня.

Крики карабкавшихся по скалам усиливались. Я приготовился в скором будущем к атаке, когда фасы дойдут до полного отчаяния, что мы ускользаем. Джойсан по-прежнему размахивала шаром в воздухе, словно мячом. При его свечении я в одно мгновение четко разглядел существо, которое выбросило вперед, закрывая глаза от света, лапу, похожую на обрубок, издало пронзительный вопль и исчезло, вцепившись в стену, по которой стало карабкаться, как ящерица. Все тело его было в волосах, и в нашу сторону смотрели глаза, бледные диски, поблескивавшие из-под спутанной массы, покрывавшей его голову. А затем тьма поглотила и их.

Оказавшись в безопасности, где нам не угрожала бомбардировка камнями, наши кони тем не менее убыстрили свой ход, и мы не пытались сдерживать их стремительное бегство. Лучше побыстрее убраться подальше от этих фасов. Я надеялся, что они не смогут догнать нас, так как, если судить по силуэтам их тел, они не предназначены для долгого преследования.

Прямая как клинок меча, перед нами распростерлась дорога, залитая ярким светом, словно при полной луне. И это было очень кстати, так как сияние шара Джойсан стало угасать, в то время как с каждым шагом наших коней валуны и скалы с обеих сторон от нас вставали все выше и выше. Наверное, мы скакали по дну какой-то глубокой расщелины…

Глубокой расщелины? Я почувствовал, как по телу пробежал холодок — это же та самая расщелина, что была в моем сне! Только здесь я скакал по ее дну, а не парил над ней в небе. Я запрокинул голову и посмотрел назад. Теперь я видел ночное небо… бледные звезды в вышине… Казалось, что я пойман в ловушку, заточен в темницу. Я попытался глубоко вдохнуть, чтобы наполнить легкие воздухом, которого вдруг стало не хватать, словно я на самом деле оказался погруженным в ту жидкую землю, которая осталась позади.

Я взглянул на Джойсан и увидел, к моей тревоге, что ее тело валится вниз. Она держалась обеими руками, но не за импровизированные поводья, которые мы сделали для пони, а за гриву.

— Джойсан!

Я заставил кобылу подойти поближе. Услышав мой крик, она слегка приподняла голову, поворачиваясь побелевшим лицом ко мне. И я еле успел подъехать к ней, подхватить и удержать ее обмякнувшее тело, когда она с закрытыми глазами уже готова была выскользнуть из седла.

— Джойсан!

Я крепко держал ее рукой за талию, хотя пони фыркнул, когда моя кобыла слегка толкнула его, и попытался отпрыгнуть в сторону. Но мне каким-то образом удалось взять свою леди на руки и уложить головой на свое плечо, лицом к небу. Глаза ее по-прежнему были закрыты.

— Джойсан! — в третий раз закричал я, но теперь в полную мощь. Шар на ее груди больше не светился, даже хотя бы небольшим, тусклым свечением, указавшим бы на его деятельность. Не сжег ли он себя? Не привело ли это доблестное использование его силы, благодаря которому мы благополучно отразили атаку фасов, к тому, что энергия, которую можно было вызвать из него, исчерпалась полностью?

И Джойсан — что произошло с нею? Я вспомнил ее рассказ о том, как она заставила своей волей грифона вывести ее из подземной пещеры, и о том, что после этого она почувствовала себя чрезвычайно ослабевшей. Возможно, то, что она уже во второй раз за такой короткий срок использовала его, оказалось слишком большим испытанием для нее. Меня изводило собственное бессилие. Только благодаря одной Джойсан мы невредимыми выбрались из этой битвы с силами Тьмы… отнюдь не благодаря мне. И теперь мне следовало помочь ей… и ободрить…

— Джойсан!

Только после этого четвертого крика веки ее зашевелились. Она вздохнула, но ничего не сказала и не посмотрела на меня. Я не знал, как долго сможет кобыла нести двойной груз. Поэтому должен был слезть с нее и идти дальше пешком, поскольку стало ясно, что Джойсан не в состоянии теперь ехать на пони. Оставаться здесь, где над нами маячили очертания скал, было глупо. Фасы вполне могли повторить свою попытку, но на этот раз уже с успехом. Мы должны были выбраться из расщелины — если у нее только есть конец… С удивлением я глядел вперед, и мне все больше и больше становилось не по себе. Я привязал девушку к седлу кобылы — она весила так мало. Пони не выдержал бы моего веса, но у меня-то были крепкие копыта на ногах — ими я и воспользовался. Покрытие дороги было гладким и ровным. Я начал передвигаться рысцой, обнаружив, что легко поспеваю за кобылой. Пони трусил по другую сторону от меня, ибо я старался держаться поближе к Джойсан, боясь, что если веревки соскользнут, то она сразу упадет.

Казалось, она просто погрузилась в глубокий сон. Я смотрел то на нее, то на холмы по обе стороны дороги. И хотя я вслушивался в любые звуки, которые перекрывали стук копыт, но так ничего и не расслышал.

Вони больше не ощущалось. Однако я знал что сама земля подчиняется воле фасов, и от них вполне можно ожидать новой каверзы. Я не рисковал покидать дорогу. В ту ночь я так и не заснул. Я шел, как в старые времена, когда служил разведчиком и во время морозной пурги оказывался захваченным каким-нибудь шквалистым ветром, пытавшимся швырнуть мое жалкое тело на землю. Одеревеневшие ноги, устав от ходьбы, начали ныть. Через некоторое время я заметил, что кобыла перешла на ходьбу, тяжело дыша и фыркая, а пони, опустив голову, плелся, отстав от нас на три-четыре шага. Но все также упрямо следовал за нами.

Я огляделся затуманенными глазами. Холмы стали пониже. Теперь они не производили впечатления, будто простираются до небес. Я постоял так некоторое время, кобыла снова фыркнула. Порывшись в седле, я достал бутылку с водой и сделал глоток, совершенно не утолив жажду. Мы в такой спешке покинули лагерь, что это была вся наша вода. И Джойсан тоже нужно было напиться.

Я заставил кобылу двигаться дальше, но теперь она устало шагала, время от времени останавливаясь, пока я не дергал за поводья или шлепал по крупу. И я был так поглощен этим занятием, что не заметил, как кончилась ночь, и холмы по обе стороны дороги осветились сероватыми лучами зарождавшейся зари.

Вот так хромой тащил хромого, пока внезапно не обнаружил, что мы наконец-то вышли к концу этого разлома, поперек которого лежала долина и…

Дороги больше не было!

Я покачнулся, тупо уставившись вверх на скалистую стену горы, возвышавшейся как раз перед нами. И дорога упиралась прямехонько в нее, как будто всю эту гору перенесли с какого-то другого места и бросили здесь, чтобы перерезать нам путь.

Каким-то образом мне удалось спустить Джойсан вниз. Дальше дорога не было. Местность здесь была открытая, так что враг не мог незаметно к нам подкрасться и атаковать. Я совсем выдохся, как и кони. Невдалеке в этой долине протекал ручей, и здесь росла трава. Я уложил Джойсан, подсунув ей под голову сумку, и устроил ее как можно удобнее.

Лицо ее было бледным, тело лежало безвольно. Если она по-прежнему спала, то, должно быть, крепко. Лошадь отправилась к воде и погрузила морду в ручей. Рядом уже расположился пони. Я опустился рядом с Джойсан, положив обе руки на ее ладонь с кольцом. Голова моя стала клониться на бок, хотя я и знал, что должен охранять ее.

Однако я слишком устал, чтобы думать о будущем, за исключением того, что подъем этой горы вытянет из меня все силы. А попытаться подняться по ее отвесным склонам без пищи и помощи со стороны — нет, об этом не стоило даже мечтать.

Должно быть, вскоре моя голова поникла…

А потом…

Потребность — настоятельная потребность — охватила меня, заполнила и вытеснила из меня все, за что я так упорно цеплялся: ту часть Керована, которая была человеком… ту часть, которая тянулась к Джойсан… ту жизнь, о которой он знал. Я стал… другим…