Гриада (Художник Л. Смехов)

Побег из Трозы

Шародиск «приземлился» на той же самой полированной равнине, на которую некогда высадились и мы. Едва открылся люк, как меня подхватили поджидавшие здесь служители Кругов Многообразия. И снова меня усаживают в яйцевидный аппарат, как в первый день нашего прибытия на Гриаду. Но тогда я был почётным гостем, а теперь… узник или подсудимый?

Спустя полчаса аппарат пикирует в «воронку».

Меня запирают в треугольной комнате без окон, смутно брезжит поляризованный свет сквозь вещество одной из стен. Где-то Пётр Михайлович? Почему меня не привели к нему? А может быть, его уже нет в живых? От этих учёных варваров можно ожидать всего. Вероятно, больше не придётся увидеть зелёных равнин Заволжья…

Резкий стук прерывает мои мысли. В комнату врывается сноп яркого света. На пороге появляются три служителя.

— Пойдём, — безразличным голосом произносит один из них.

Молча едем по туннелям. «Неужели в Желсу?…» Лифт останавливается перед круглой дверью. «Очевидно, операционная, — в смятении думаю я. — Что делать? Внезапным ударом оглушить служителей и попытаться скрыться? Но как вырваться из Трозы? Как открыть «воронку убегания» (так я назвал туннель, по которому прошлый раз улетел на Острова Отдыха)?…»

Служитель открыл дверь, и мои страхи рассеялись: я узнал знакомый зал сектора биопсихологии. Меня, вероятно, ожидали, так как головы сидевших в центре зала биопсихологов в оранжево-синих одеяниях быстро повернулись ко мне. На возвышении сидели Югд, Люг и ещё трое незнакомых гриан. А среди оранжево-синих я увидел… академика Самойлова. Оттолкнув служителей, я подбежал к нему:

— Пётр Михайлович!… Как я рад!… Что они собираются делать с нами?…

Самойлов казался озабоченным. Он нахмурился и, сделав незаметный знак, тихо сказал:

— Говори на русском диалекте: гриане его не программировали и не смогут понять нас. Нависла серьёзная опасность… Элц поручил Югду совместно с биопсихологами решить нашу участь. В отношении тебя вопрос ясен: за нарушение так называемого «распорядка жизни» (здесь Пётр Михайлович саркастически усмехнулся) Круги приказали отправить тебя в южное полушарие Гриады, в рудники Жел-сы. Слышал о них?

— А что ожидает вас?

Сообщение академика я почему-то воспринял с полным спокойствием, так как давно приготовился к худшему.

Самойлов снова усмехнулся:

— За примерное поведение меня, возможно, не пошлют в Желсу, а используют для дальнейшего изучения мозговых процессов…

Биопсихологи внимательно прислушивались к нашему разговору.

— Но с меня тоже довольно, — вдруг сказал Пётр Михайлович. — Грианскую теорию пространства-времени я в основном познал. Весь необходимый материал собран в микрофильмах (он с удовлетворением погладил свои туго набитые карманы). Детальное изучение этих микрофильмов займёт теперь весь остаток моей жизни. Терпеть их эксперименты больше нет смысла. Будем думать о возвращении на Землю.

— Пожалуй, поздно, Пётр Михайлович. Теперь отсюда не выберешься…

— Выберемся, — уверенно говорит Самойлов.

Югд властно ударил по коленке тонким стержнем. Раздался мелодичный звон, воцарилась тишина.

— Круги Многообразия требуют обсудить вопрос о пришельцах с Земли. Беспокойный дикарь по имени Вектор (так в его произношении прозвучало моё имя), как бесполезный объект для исследований мозговой функции и нарушитель Великого Распорядка Гриады, немедленно будет отправлен в Желсу… Тебе. Люг (он повернулся к красноглазому биопсихологу), я поручаю сделать землянину операцию мозга… Через две недели, как только будут закончены решающие опыты.

Красноглазый, довольно осклабившись, кивнул головой. Две недели… У нас есть время обдумать план бегства. Да он уже фактически созрел в моей голове.

— Да, но на чём лететь? — возразил академик, когда я заговорил с ним о побеге.

— А это зачем? — показал я ему антигравитационный диск, который тщательно прятал от Познавателей, так же, как и радиотелеаппарат, переданный мне Джиргом. — Только я не знаю, поднимет ли он двоих…,

Самойлов, вероятно, окончательно уверовал в мою «гениальность» и крепко обнял меня.

— Это очень кстати, — взволнованно произнёс он. — Я знаю технические данные этого диска. Его грузоподъёмность — сто шестьдесят килограммов. Я вешу восемьдесят пять килограммов, а ты?

— Девяносто! — с отчаянием ответил я. — Если бы знать раньше, я бы срочно похудел…

— Ничего, — успокоил Самойлов, что-то напряжённо подсчитывая в уме. — Обычно в любых аппаратах бывает какой-то запас, значит, и в диске есть запас грузоподъёмности.

Я быстро настроил диск и, обхватив Самойлова, включил аппарат. Довольно медленно мы поднялись к потолку.

— Ну вот, видишь, — заметил Самойлов. — С трудом, но вытянет. А куда же мы полетим?

— Это предоставьте мне.

С видом заговорщика я извлёк радиотелеаппарат. Включил его и набрал условный шифр вызова. На миниатюрном экране заструились зеленоватые полосы. Прошла минута… другая… третья… Зеленоватые полосы побледнели, и сквозь дымку обрисовалось лицо Джирга. Он стоял на палубе незнакомого судна и озабоченно вглядывался в экран такого же, как у меня, радиотелеприёмника.

— Я слушаю тебя, брат… — услышал я ослабленный расстоянием взволнованный голос Джирга. — Что с тобой? Почему такой измученный вид? Где ты? Что я могу сделать для тебя?

В нескольких словах я рассказал, что произошло с нами, и попросил его укрыть нас у себя на судне. Джирг не удивился, а только сказал:

— Когда и где?

— Ожидай нас в том же районе, где мы с тобой расстались северо-западнее Дразы. Помнишь колонну радиомаяка?… О точном времени прибытия сообщу дополнительно.

— Хорошо, брат, — сказал Джирг. — Я буду ждать вас.

…Выслушав мой план, академик с сомнением покачал головой, но в конце концов признал, что лучшего в данном положении не придумаешь.

— Стоит попробовать, — заключил он. — Но ты забыл одну важнейшую деталь: удастся ли нам проскочить в выходной туннель Трозы?

— Я думаю, что гриане открывают его строго периодически, может быть, каждый час. Нужно найти один из тех каналов, которые входят в систему этой «воронки убегаиия» и по которому я тогда вылетел из Трозы, и там поджидать открытия туннеля.

— Нет, это не годится, — сказал Самойлов. — Выходной туннель открывается шесть раз в сутки, и то лишь по специальному коду, который хранится в Электронном Центре Трозы, Я случайно узнал этот код: Познаватели довольно наивно предполагают, что мы недалеко ушли по уровню развития от гидроидов. Поэтому я пользовался в Информ арии полной свободой и доступом ко всем его сокровищам Этот код хранится в пятьсот четвёртом слое среднего яруса Информария. Он здесь… — Самойлов похлопал себя по лбу.

— Как же использовать этот код? — спросил я.

— Очень просто: у тебя есть передатчик. Заложим шифр в генератор и излучим на промежуточный автомат, который расположен на крыше Кругов Многообразия. Тогда туннель откроется, но ненадолго… всего на пять минут, так как в Электронном Центре это обнаружат и тотчас закроют туннель. Мы должны вырваться из Трозы в эти пять минут.

— Понял, — сказал я, ещё раз мысленно поблагодарив судьбу за то, что она опять свела меня с Петром Михайловичем.

…Резкий толчок прервал мой беспокойный сон.

— Вставай, за нами пришли, — услышал я шёпот академика.

Я приподнял голову; в комнату входили Люг и два незнакомых служителя Кругов Многообразия.

— Следуйте за нами в Сектор Усовершенствования, — без всяких предисловий предложил биопсихолог.

…Нас поместили в двух смежных лабораторных комнатах и велели ожидать. Я понял, что пришло время действовать. Случай благоприятствовал нам: в потолке лаборатории оказался овальный люк, вероятно, вентиляционный. «Сколько времени в нашем распоряжении?» — лихорадочно думал я, прикрепляя к груди диск.

— Пётр Михайлович, скорее идите сюда. Пора!

Академик что-то мешкал.

— Ну, что вы там? — недовольно закричал я. — Скорей!…

Запыхавшийся Самойлов показался в дверях. Он торопливо засовывал в оттопырившийся карман какой-то прибор, вероятно, взятый в лаборатории. Я лишь развёл руками. В такой момент! Нет, он положительно неисправим!…

— Давай передатчик, — виновато сказал Самойлов.

Пока он настраивал передатчик, я тщательно запер обе наружные двери лаборатории.

— Теперь держитесь крепче за меня, — прошептал я Самойлову. Волнение сжало горло. Мы крепко обхватили друг друга, и я включил диск. Аппарат плавно и сравнительно легко поднял нас к отверстию люка. Мы очутились в широкой тёмной трубе. Куда она выведет нас? Мы поднимались всё выше и выше, изредка касаясь её гладких стенок. Вдруг я довольно чувствительно ударился головой обо что-то твёрдое.

Оказалось, что тут канал изгибался под прямым углом. Сразу стало светлее: где-то далеко впереди забрезжил свет.

Мы ползком стали пробираться по каналу.

— Скорее, скорее! — подгонял я академика.

Мы старательно двигали руками и ногами, пытаясь ползти так, как ползали в старицу наши предки на полях сражений.

Некоторое время в «трубе» слышны были лишь отчаянное пыхтение да проклятия, посылаемые кому-то академиком, не привыкшим передвигаться таким способом. «Скоро ли вернутся биопсихологи? — вертелась в голове тревожная мысль. — Через час или через пять минут? Скорей бы кончилась эта проклятая «труба».

Светлый круг впереди казался всё ещё бесконечно далёким. Я собрал последние силы и пополз ещё быстрее. Академик отставал.

— Не сдавайтесь, Пётр Михайлович! — подбадривал я его. — После отдохнём.

Он молчал и пыхтел.

— Фу!… Наконец-то… — выдохнул я с величайшим облегчением и осторожно высунул голову в отверстие. Сердце радостно забилось: люк выходил как раз к уступу здания Кругов Многообразия.

— Скорей! Ну, Пётр Михайлович! — громко шептал я.

Академик ещё полз где-то в темноте. От напряжения он тяжело дышал.

— Где автомат включения воронки? — тормошил я его.

— Там… подожди, я сейчас, — и он опустился на уступ.

Я видел, как Самойлов побледнел, и понял, что ему будет трудно держаться за меня во время полёта. Тогда я снял диск со своей груди и прикрепил его Самойлову. Потом для надёжности привязался к учёному ремнём и крепко обхватил его за плечи. Диск снова понёс нас по воздуху.

Через минуту мы поднялись на площадку самого высокого уступа здания. Взглянув вверх, я не увидел сквозь прозрачную крышу Трозы фиолетового неба и центра Галактики. По небосводу быстро мчались тяжёлые, хмурые тучи.

— Начинается Цикл Туманов и Бурь, — сказал отдышавшийся академик.

«Плохо это или хорошо?» — подумал я.

— Вот промежуточный автомат туннеля, — показал Самойлов на четырёхугольную пластмассовую коробку у карниза. — Смотри вверх…

Он излучил ритмичные сигналы, нажимая кнопки передатчика. Внутри автомата что-то защёлкало, загудело.

— Есть воронка! — радостно закричал я.

Поляроидная крыша медленно раздвигалась как раз над зданием Кругов, постепенно выпучиваясь вверх в виде широкого конуса.

Я перевёл рычажок диска на полную мощность. Словно жалуясь на непосильную нагрузку, аппарат тонко зажужжал, и мы по спирали поднялись к горлу воронки. Я с беспокойством смотрел на часы. С момента бегства прошло сорок пять минут. «Хватились нас или нет? Скорей бы…» Однако мы поднимались всё-таки медленно.

— Четыре минуты!… — прохрипел Самойлов — Через минуту туннель закроется! Скорей!… Или всё рухнет…

— Сдвигается! — испуганно воскликнул я, видя, как конус стал медленно сокращаться. Уже близко… Ещё миг! Мы еле успели пройти горло туннеля, как оно стало меньше слухового окна и с мягким шорохом сомкнулось. Внезапно я инстинктивно обернулся, как будто что-то толкнуло меня в спину. Сердце сжалось от страха: воронка туннеля открылась, и над ней показалась чёрная точка. Вскоре она превратилась в маленькую фигурку: кто-то гнался за нами.

— Пётр Михайлович, за нами погоня! — сказал я академику.

Тот встрепенулся и, ни слова не говоря, перевёл рычажок горизонтальной скорости в крайнее положение, от чего мы заметно ускорили полёт. Несколько минут фигурка не увеличивалась, но затем стала медленно догонять нас. Мы неслись в сгустившихся сумерках над помрачневшими лесами Гриады, едва не задевая за кроны деревьев. Аппарат сдавал: вероятно, сказывалась перегрузка Вскоре преследователь приблизился к нам настолько, что я смог рассмотреть его лицо. Это был красноглазый Люг! Почему он один? Очевидно, он первым догадался, каким путём мы ушли, и, пока снаряжалась погоня, бросился вдогонку за нами на свой страх и риск. Что ж… тем лучше для нас.

Люг что-то кричал и отчаянно жестикулировал, приказывая остановиться. Теперь нас разделяло расстояние в двадцать метров.

— Вижу радиомаяк! — воскликнул Пётр Михайлович. — Тот самый, о котором ты говорил Джиргу!

Я сверился с картой и радиокомпасом.

Люг, перестав жестикулировать, извлёк из кармана нечто вроде длинного стержня и направил в нашу сторону. Ослепительно блеснул короткий бледно-синий, почти прозрачный факел. К счастью, Люг промахнулся. Дикая ярость охватила меня. Я резко затормозил аппарат, так что Люг, поспешно перезаряжавший «раструб», чуть не налетел на нас. В тот момент, когда Познаватель поравнялся со мной, я схватил его за горло правой рукой. Лязгнули челюсти, и я услышал, как Люг захрипел. Я сжимал горло врага всё сильнее и сильнее…

Через минуту всё было кончено. Тогда я отцепил с груди мёртвого Люга антигравитационный диск, едва не вырвавшийся из рук, и тело грианина камнем пошло вниз.

С трудом прикрепив аппарат Люга, я освободил ремень, связывавший меня с академиком, уравнял скорости обоих дисков и взял Петра Михайловича за руку. Мы прибавили «ходу».

Под нами уже ревел океан. Башня радиомаяка осталась справа. В сумерках ничего нельзя было рассмотреть. Вдруг в полукилометре к югу вспыхнуло три оранжевых огонька. «Это Джирг», — подумал я.

Вот, наконец, и судно. Мы опустились на палубу.

…В эту «ночь» звёзды мерцали тускло и слабо. Цикл Туманов и Бурь вступал в свои права. Ядро Галактики затянуло непроницаемой мглой. Солнце еле просвечивало сквозь мглу. Даже мне, незнакомому с особенностями грианского климата, стало ясно, что стихии готовы разыграться. Самый неопытный человек понял бы это. Я вышел на палубу и столкнулся с Джиргом. Его лицо было так же хмуро, как и небо.

— Приближается ураган, — сказал он. — Я пять раз видел большую бурю на Фиолетовом океане: начало всегда такое. Начинается. Чувствуешь, жарища какая?

Я отёр со лба пот. Через час духота стала ещё невыносимее. Небо стало медно-красным с фиолетовым оттенком. Грозное море катило длиннейшие маслянистые волны. Вдруг зловещее медно-фиолетовое зарево исчезло. Стало темно. Джирг колдовал над инфразвуковым барометром, определяя центр урагана, неотвратимо надвигавшегося откуда-то из мрака.

Ураган налетел в два часа дня, когда прибор показывал всего шестьсот миллиметров ртутного столба (я перевожу грианские единицы атмосферного давления на земной язык). Океан почернел и зарябил белыми барашками.

Сперва это был просто очень свежий ветер, не набравший ещё полной силы. Мачта электромагнитного приёмника пронзительно гудела. Судно ускорило ход под напором усилившегося ветра. Он дул и дул, затихая на миг перед новыми, всё более яростными порывами. Нос корабля почти совсем скрылся под водой.

Судно швыряло, как щепку. Корпус, сделанный из неизвестного мне сплава, стал подозрительно потрескивать. Мы с академиком едва держались на ногах, крепко уцепившись за стойки пульта.

Гигантский вал с грохотом ударил в борт корабля. Раздался треск Джирг включил кормовой экран: оказывается, обрушился запасной приёмник энергии на юте. А вдруг рухнет центральный?… Назревало кораблекрушение. Неужели нам уготован конец в волнах чужого моря?…

Внезапно я расслышал удивлённый возглас Джирга. Он показывал на главный экран, который мерцал призрачным синеватым светом, совсем непохожим на обычный зелёный свет. В мерцании электронных струй на миг проступило незабываемое, никогда не виданное лицо. Оно смутно почему-то напоминало лицо статуи па фронтоне Энергоцентра. Прекрасные удлинённые глаза пристально разглядывали нас. Потом лицо исчезло. Это было как во сне… Пётр Михайлович в немом изумлении смотрел на меня, я — на него.

— Что это было? — растерянно прошептал я.

Академик молча пожал плечами. Затем стали твориться чудеса: водяные горы, с рёвом обрушивавшиеся на палубу, резко сбавили свой напор. Стрелка прибора, измерявшего силу поля тяготения, скакнула в конец шкалы и упёрлась в ограничитель. Мощные поля неведомой энергии сгущались вокруг корабля в большом радиусе, о чём ясно сигнализировал энергетический осциллограф. На экране погоды отчётливо рисовался центр урагана, направление и скорость его движения. Скопление извивающихся кривых линий, обозначавших центр урагана, вдруг покрылось мутными дрожащими пятнами, как будто его накрыли густой вуалью. Ураган внезапно стих, словно по мановению волшебника.

Не веря своим глазам, я видел как на горизонте лениво опадали последние волны разрушенного урагана. Прекратился бешеный вой ветра. Мы ничего не понимали. Хотя на горизонте ясно виднелись потрясающие воображение волны, вокруг судна примерно в четырёхкилометровом радиусе воцарился полный штиль. Океан стал гладким, как стекло. Этот круг штиля перемещался вместе с нами с той же скоростью, с которой мчался электромагнитный катер, — километров триста в час!

— Удивительно и непостижимо, — озадаченно сказал я. — Вероятно, мы наблюдаем какое-то странное явление природы, характерное для вашей планеты.

Но Джирг отрицательно покачал головой:

— За двадцать пять лет я не видел на океане ничего похожего. Хотя, может быть, термоядерные солнца Южной Гриады?…

Пётр Михайлович начал объяснять мне теорию атмосферных процессов на Гриаде, из которой я ничего не понял.

— А мне кажется, — перебил я его, — что это явление имеет прямую связь с появлением на нашем экране необычайного существа.

Джирг промолчал, всем своим видом показывая нежелание гадать о неизвестном.

— Посмотрите на курсовой указатель! — воскликнул он.

Я уже решил заранее ничему не удивляться. Но это было нелегко. Корабль почему-то несся на юго-запад, хотя Джирг последний раз направил его бег на северо-запад. Кроме того, он всё убыстрял ход, хотя Джирг совсем уменьшил приём электромагнитной энергии из экваториального пояса. Непонятная чудовищная сила тянула судно на юго-запад, и только на юго-запад. Создавалось впечатление, что мы попали в какой-то силовой коридор. Чтобы убедить в этом Джирга, я проделал опыт: подал «команду» электронному «рулевому» изменить курс на восток. Судно стало круто забирать к северу, но уже через секунду искатель курса тревожно зазвенел, мигая фиолетово-оранжевым глазом, и корабль самопроизвольно повернул на юго-запад.

Мы так утомились, что остаток дня и ночь спали как убитые, махнув рукой на загадочную силу, гнавшую нас на юго-запад. Всё равно мы были бессильны против неё.

…Меня разбудил яркий луч солнца. Я быстро поднялся на палубу и застыл в немом восторге. Фиолетовый океан, покорный и тихий, казался застывшим озером цвета густого сапфира. Наступило изумительно тёплое утро грианских тропиков. Вероятно, это был один из последних тихих дней перед сплошным сумраком Цикла Туманов и Бурь. Нежнейший бриз ласково касался моего лица. В двух милях к югу из воды вставали гигантские пальмы огромного острова. А за пальмами на фоне неба возвышалась серебристо-голубая гора, поражавшая глаз идеальной геометрической формой. Это был грандиозный шар, по размерам превосходящий, пожалуй, Эльбрус.

— Джирг! — позвал я. — Взгляни-ка на этот шар.

Джирг вышел из рубки, жмурясь от яркого солнца, и тихо проговорил?

— Да… он такой, как его описывала мне Виара: она видела однажды этот шар, когда её брал в экспедицию к острову Югд… Сам я никогда не заплывал в эту часть океана.

Силовой «канат», на котором «буксировался» наш корабль, резко уменьшил свою мощность. Скорость нашего движения упала почти до нуля. Тихим ходом мы приближались к загадочному острову, который уже давно занимал моё воображение.