Вот, что сделало мой грех хуже, чем моя наивность. Я была ослеплена страхом.
Она умерла прежде, чем я вступила в спортивный зал, она лежала на спине на холодном линолеуме – прямо там, где я оставила ее. Ее глаза были открыты, волосы тонули в собственной луже крови. Еще один выстрел в воздух. Позже я узнала, что это был Ник, который выстрелил себе в рот в душевой. Не в этой душевой он подделал мою предсмертную записку, не в этой. Он подделал ее в душевой, которая была наверху.
Конечно, он не оставил бы Меган в живых. Она была единственным свидетелем, который смог бы доказать, что этот акт хаоса не был организован мной.
Это все, что я могу вспомнить. Я не помню крика или плача, или то, как я держала ее. Моя память проделала потрясающую работу по блокированию моментов, которые связаны с ней. Мне сказали, что позже, когда полиция нашла меня, она все еще была на полу. Я сидела за столом возле ее трупа, а ее кровь была на мне.
Я ждала смерти.
ГЛАВА 13
Когда я заканчиваю, то не думаю о своем преступлении. Я думаю о ней. Как я переживала, что у нее отняли жизнь. Не о тех, кто умер. Не о том, кого убила я.
Только о ней. Это доказательство того, что я всегда буду эгоистичным, злым человеком.
– Я возненавидел тебя так сильно, когда впервые услышал о тебе, – сказал Кейси. – Когда я узнал, что буду здесь с тобой, то не мог дождаться того, чтобы увидеть, как ты умрешь первая. У меня было такое чувство, что, когда люди думают о нас, они думают о тебе, что все мы были сумбурными и деструктивными, как ты, – он качает головой, прерывая свои мысли. – Я не был уверен, был ли зол, но знал, что был святым по сравнению с тобой.
– Я клянусь, Кейси, – мой голос дрожит на каждом слове. – Я все тебе рассказала. Я говорила правду.
– Я знаю. И ты не должна здесь находиться.
– Не говори так. – До него не дошло. – Я убила человека. Я дала им то, чего они хотели. Я так же виновна, как и Ник.
– Ты сплотила нас здесь. Ты брала на себя ведущую роль во всем, что мы тут делали, как группа, – его голос становится выше. – А то, что ты сказала мне, что думаешь, что виновна, как Ник…
– Это была моя…
– Нет! – он стремглав подбегает ко мне, нависая надо мной. – Ты сделала это по той причине, что любила ее, и ничто не изменит этого. Не Ник, не решение суда, не Передовой Центр. Никому не позволяй говорить иначе. Ты лучше, чем все это.
– Я ничто, – говорю я. Его губы находят мои.
Он груб, но не наносит мне вреда, требуя подчиниться ему. Он выдыхает мое имя с каждым поцелуем, его пальцы в моих волосах. Его рот дик и жаден, как будто он никогда не сможет насытиться мной, прежде чем у нас закончится время. Я впиваюсь ногтями в его спину.
Его губы тянутся к моему уху.
– Не смей хотя бы секунду думать, что ты заслуживаешь быть здесь.
Его щеки мокрые – я не знаю, виновата в этом я или он.
– Извини, – говорит он. – Я, вроде как, растерялся.
– Заткнись и поцелуй меня.
И он делает это. Он целует меня, пока мое лицо не высыхает и сам он не задыхается.
– А теперь я должен задуматься над этим? – спрашивает он. – Чувство, будто переживаю свой собственный кошмар снова.
Я знаю, как он себя чувствует.
***
Мы идем обратно в лагерь, рука об руку. Где– то глубоко внутри меня я чувствую себя уверенно, хотя не знаю почему. Я должна быть несчастной, вынуждая показывать свои сомнения насчет самой себя единственному человеку, о котором забочусь больше всего. Единственный человек, который, кажется, уважает мою темную сторону. Меган бы одобрила это, я знаю.
Я чувствую, Кейси это все, что я потеряла.
– Мне нужно в туалет, – он отпускает мою руку. – Встретимся в лагере.
Я киваю и продолжаю идти вдоль ручья, когда он уходит. Солнце сядет через несколько часов, и свет освещает все под углом, тени растягиваются, чтобы ночью развлекаться. Поэтому сначала я не вижу Гордона, потому что весь противоположный берег погружен в темноту.
Когда я замечаю его, то останавливаюсь и не издаю ни звука, заставляя себя быстро поверить в то, что вижу. Одна из рук Гордона прижимает Таннера к нему.
Я кричу имя Кейси.
Я напугана не так сильно, как должна была бы. Гнев сделал меня заложником – он думает, что в его руках все еще есть власть.
У Таннера полностью отсутствующий взгляд.
– Ты глупый, глупый парень, – кричу я. – Тратишь свое время на свои гребаные фантазии. Ты знаешь, что не можешь навредить ему.
На лице Гордона появляется дьявольское выражение. Я не могу одновременно наблюдать за ним и здраво мыслить, поэтому фокусируюсь на Таннере. Что он делает? Он не может быть парализован страхом – не нападения на Гордона в пещере.
Но его глаза не говорят мне ничего, кроме того факта, что он, возможно, сдался.
Где Кейси? Валери, Джас – они должны были услышать мой крик. Но никто не пришел.
– Сражайся с ним! – кричу я Таннеру.
Я собиралась броситься в воду, чтобы самой сражаться с Гордоном, когда Таннер открывает рот. Но вместо слов из его рта вытекает кровь.
Гордон отпускает его. Таннер падает на колени и плюхается вперед, из его спины торчит рукоятка ножа.
Нет.
Гордон делает взмах рукой перед собой и кланяется.
– Я надеюсь, мое появление было забавным.
Затем он убегает.
Я бросаюсь к ручью, пробираясь против течения. На берегу я падаю вперед, цепляясь за траву, ползу, чтобы добраться до него.
Лезвия растворяются в Передовом Центре. Это не что иное, как тщательно разработанная иллюзия.
Я хватаюсь за рукоятку и рывком вытаскиваю нож. Из спины Таннера я вытаскиваю целое гладкое лезвие, которое покрыто кровью.
Я не могу остановиться. Не могу не думать об этом парне, о теплой крови, которая течет из раны.
Нет больше времени. Я вскакиваю на ноги и бегу. Мое тело горит. Пламя охватило всю меня, но съело оболочку. Я больше ничего не чувствую. Я была в таком состоянии только раз, когда необходимость убить полностью выпотрошила меня.
Гордон медленный. Он добыча. Я настигну его прежде, чем он узнает, что я охочусь на него. Я перепрыгиваю через бревно и в середине прыжка дергаю его за волосы.
Он падает на спину. За то короткое время, прежде чем я вонзаю в него нож, я вижу первый проблеск ужаса в его глазах.
А затем он умирает.
Он прекращает существовать. Все залито кровью. Его грудь, мои руки. Я чувствую ее везде, как она вытекает на траву и землю.
Он ушел.
– Эвелин! – кричит Кейси.
– Забери меня, – я кричу, ни к кому не обращаясь. – Забери меня. Я готова умереть.
– Эв! – это Валери. Она близко.
Сразу трое из них толпятся вокруг меня, искаженные, размытые монстры. Они касаются меня, но я далеко.
Кто– то плачет. Возможно, это я. Нет, это Джас.
У меня сдают нервы. Я сжимаю руку в кулак и поднимаю его, но прежде чем успеваю ударить по мертвой груди Гордона, пальцы Кейси сжимаются вокруг моего запястья.
– Ты ублюдок! – кричу я. – Ты гребаный кусок дерьма!
Я борюсь с Кейси, пока силы не покидают меня, пока не осознаю, что сделала. Кого я убила, и кого убил он.
Кейси лбом прижимается к задней части моей шеи и плачет.
Я жду, пока он не затихает, прежде чем говорю хриплым голосом:
– Передовой Центр теперь уничтожит меня.
ГЛАВА 14
Таннер мертв. Гордон мертв.
Передовой Центр богат пороками. Не призраками наших преступлений, а едкими пороками.
Под зеленым небом мои руки кажутся черными.
– Гордон заслуживает смерти, – говорит Кейси.
Мы окружили тело Таннера. Валери перевернула его лицом верх, так, чтобы мы все могли попрощаться с ним. Я убираю челку со лба. Ничто за пределами моего разума не кажется реальным.
– Вы знаете, что Передовой Центр не думал, что так произойдет, – говорит Валери.
Вообще– то, я не знаю, о чем думал Передовой Центр. Оружие, как предполагалось, растворялось, когда владелец намеревался кого– то убить. Я думала, что Таннер собирался сделать это.
Или, по крайней мере, мы не должны умирать от рук нашего резидента– психопата.
Но с ним произошло наоборот. Он был всего лишь мальчишкой, мальчишкой, который извинялся за то, что сделал. Он не заслуживал смерти.
Мои слезы падают на мертвое тело Таннера. Он не смотрит на окружающий мир, он больше похож на ребенка. Испуганного ребенка.
– Иисус, – я прикрываю свой рот.
Передовой Центр должен был убить Гордона после того, как тот показал свое намерение убить Таннера во второй день нашего пребывания здесь.
Передовой Центр должен был убить меня.
Мой голос эхом разносится по воздуху, но никакого ответа не следует. Ярость разгорается во мне, моя кровь буквально кипит.
Где– то в глубине подсознания всплывает момент, когда Таннер спрашивал меня, как на эмоциональном уровне я связана с преступлением Кейси. Только тогда он сказал, что в нашем контракте есть пункт о неисправности Передового Центра. Отец Кейси бил лопатой Меган, но Меган возникла без наличия моего стола.
Я вызвала Меган, когда увидела лопату Кейси, и, сделав это, заставила часть Передового Центра прекратить свое функционирование.
– Что мы будем делать? Ждать? Мы будем сидеть, сложа руки, и ничего не делать? – плачет Джас. – Почему они не слышат нас? Почему не видят, что происходит?
Я пытаюсь успокоить себя.
– Я не знаю, но больше не можем здесь находиться. Мы должны заставить их услышать нас.
Я рассказываю Кейси, Валери и Джас свой план.
– Зеленая подсветка означает, что Центр неисправен, я уверена насчет этого, – доказываю я, когда вижу недоверие в их глазах. – Нам нужно выбраться отсюда прежде, чем кто– то еще умрет.
– Но откуда ты знаешь, что, заставляя машину работать с неисправностями, мы привлечем их внимание? – спрашивает Валери. – Откуда ты знаешь, смотрят ли они?
– Я не знаю, – смотрю вниз на Таннера.
Мы должны были сделать нечто подобное несколько часов назад, когда небо все еще не меняло свой цвет. Я должна была почувствовать, что что– то не так.
Каждый раз, когда я жду, люди умирают. Больше никакого ожидания.
– Мы больше ничего не можем сделать, – продолжаю я. – Я не собираюсь сидеть здесь и ждать.
Валери кивает в ответ. Я думаю, что правда в том, что мы больше не в безопасности. Было бы другое дело, если бы каждый был сам за себя, но мы в другом положении. Мы все были настолько глупы, что стали заботиться друг о друге.
– Давайте сделаем это, – Валери оставляет поцелуй на губах Джас.
– Я не…не могу, – говорит Джас.
– Ты должна.
– Я боюсь.
– Ради Таннера, – говорит Валери. – Ради Эвелин. Ради всех нас.
Кейси кивает и берет мою руку.
– Ради Таннера.
***
Это может не сработать. Я продолжаю напоминать себе, что это может не сработать.
Но мысль не остужает мой пыл. Мы составляем краткие планы, планы, которые не дают много возможностей, чтобы нас кто– нибудь услышал. Каждый из нас направляется к объекту нашего партнера. Мы находим его.
А затем мы увидим, что произойдет.
Я думаю, что Таннер верил в то, что объект Кейси, который выступал в роли спускового крючка, неисправен, потому что мы запутали его. Может быть, спусковой крючок посчитал мою вину аналогичной вине Кейси. Может быть, со временем я стала больше заботиться о нем и эмоционально прониклась его преступлением, как он сам, в результате чего оба наших чипа среагировали. В любом случае, я верю, что если найти спусковой крючок Кейси и направлю его ко мне, крючок Валери направиться к Джас, а крючок Джас – Валери, это может привести к массовой неисправности. Если мы сможем создать достаточное количество фейерверков, они должны будут обратить на нас внимание и вытащить отсюда.
Они обязаны сделать это.
Мой стол появлялся в двух местах. Мы не знаем, как добраться до того, что в пещере, поэтому Кейси направится ко второму, который мы нашли к западу от озера.
Он берет мое лицо в свои руки и целует меня, и я сжимаю ткань его рубашки, стараясь изо всех сил не дышать часто.
– Беги так быстро, как только можешь. Посмотри, что произойдет, и мы встретимся здесь, – он говорит это достаточно громко, чтобы Джас и Валери услышали. – И пока бежишь, молись всем богам, чтобы это сработало. Ты нужна мне, чтобы выбраться отсюда.
– Я не нужна тебе. Я не нужна тебе, Кейси. Ты будешь жить, независимо от того, выживу я или нет, и у тебя будет невероятная жизнь.
– Ты нужна мне, потому что я люблю тебя.
Он отпускает меня, и я стою здесь, ошеломленная. Он не позволяет мне ответить. Он в последний раз смотрит на Валери и Джас и берет меня за руку.
– Сделаем это.
В течение нескольких минут бега я сомневаюсь в себе. Кейси любит меня.
Я не могу думать об этом сейчас. Я не могу отвлекаться.
Просто продолжай говорить себе, что бояться нечего, Эв.
Если мы сможем сделать все вовремя, то выведем из строя Передовой Центр во всех нужных местах. И, может быть, я переживу это.
Я бегу. Я бегу так быстро, что не чувствую ног. Я стараюсь не отставать от Кейси, который бежит очень быстро и удерживает меня на ногах своей свободной рукой, когда я спотыкаюсь и царапаюсь о ветки на нашем пути.
Мы идем сквозь листву приблизительно милю. Когда достигаем части ручья, где в прошлый раз были с ребятами, мы отпускаем друг друга.
– Скоро увидимся, – говорит он.
Он поворачивается и делает несколько шагов, прежде чем я зову его по имени. Он останавливается.
– Я тоже тебя люблю.
Стоя ко мне спиной, он говорит:
– Даже не смей, блядь, умирать, Эвелин.
Я ничего не говорю, потому что не могу. Я продолжаю идти вниз по склону, направляясь к лопате. Лопата, может быть, моя единственная надежда. То, что я видела в последний раз, не причинит мне вреда. Но это не означает, что я не сломаюсь внутри.
Не думай о ней. Даже не думай о ее имени.
Пар от горячих источников струится в воздухе. Последние лучи солнечного света падают на лопату.
Я знаю, что это займет несколько минут, чтобы что– то показалось. Всхлип вырывается из моего горла.
Это не то, с чем ты не можешь справиться.
Я считаю проходящие секунды.
Ты был в аду и вернулся.
Ничего не происходит. Я смотрю на лопату, и ничего не происходит.
У меня начинают зудеть уши.
Это не сработало.
Я не знаю, что чувствовать. Часть меня так жаждала отомстить за Таннера и получить возможность освободить других, спасти Кейси – спасти себя. Так почему я чувствую облегчение?
Я сижу со скрещенными ногами на земле. Такой простой предмет. Символ жизни Кейси. Лопата, стол, кукла, ключи. Эти предметы будут всегда возвращать горе, напоминать о том, что мы сделали. Каждый раз, когда видим предмет. Даже если нам удастся сбежать из этого места, мы никогда не будем полностью свободны. Никто из нас.
Я знаю это.
Земля передо мной проваливается, повсюду летит грязь. Сначала я думаю, что это животное.
Я ползу вперед на руках и коленях, приближаясь к объекту телесного цвета, которые продолжает дергаться и что– то хватать. Растопыренные пальцы, мясистая ладонь.
Рука. Рука, которая тянется к небу. Кожа исчезает, обнажая гниющие мышцы и желтые кости.
Я отползаю назад и вскакиваю на ноги. Но не убегаю. Я слишком очарована тем, что происходит, земля расходится прямо передо мной. Грязь исчезает, зияющая черная дыра возникает вокруг того, что тянется и хватается за землю, гниющий локоть рассекает воздух.
Они прорастают как цветы, земля распадается вокруг них. Пальцы, руки, зеленая плоть ползут ко мне, пока их искромсанные, лысеющие головы не появляются на поверхности.
Я на кладбище, которое сама создала.
Стон срывается с моих губ, когда я отступаю назад. Появляется Джейсон Эрхарт, рана, проходящая через его глаз, гноится и кровоточит. На остальной поверхности виднеются наполовину съеденные лица моих жертв, которые от ярости скрипят зубами.
– Зомби. – Мои жертвы превратились в зомби. Они вернулись, чтобы съесть меня.
– Нет, – говорит кто– то из темноты. Я знаю, что это она, прежде чем она делает шаг вперед.
Я запомнила этот голос.
Она с важным видом идет ко мне, чем очень отличается от Меган. И она не ранена. Она выглядит такой же живой, какой была за день до смерти. Она проходит мимо лопаты, хватая рукоятку. Ее глаза блестят, она улыбается, и я вспоминаю.
Что я еще здесь делаю?
Большое количество рук и запястий тянутся в мою сторону.
– Зомби ползают, – она так же растягивает слова, как отец Кейси. Растягивает слова, которых вообще не должно быть. – Зомби хромают.
Как будто кто– то перемотал вперед окружающий мир. Всплески грязи летят по воздуху, а тела отрываются от земли и встают на четвереньки, как пауки. Изогнутые локти, изогнутые спины, стоят на скрюченных пальцах рук и ног. Все пятьдесят шесть.
– Закопай меня в землю, – она растягивает слова, – но я всё равно доберусь до тебя. Я всё ещё могу разорвать тебя.
Отец Кейси появляется на ее месте. И эта иллюзия не является пассивной.
Модуль не выключается.
Мы делали все не так. Я создала монстра.
Я бросаюсь вправо и перепрыгиваю через одного из призраков, женщины с глазами, свисающими из глазниц. Ее рука оборачивается вокруг моей ноги, и я падаю назад. Я пытаюсь вырваться, но уже слишком поздно. Они столпились вокруг меня, конечности ползут по земле. Некоторые пальцы тянут мои руки вниз, к холодным, костлявым рукам. Другие ногти запутываются в волосах, увлекая меня на землю.
Я кричу.
– Остановитесь, – скучающим тоном говорит Меган. И они слушаются. За исключением одного, который держит мои волосы. Мужчина без челюсти.
Они отходят назад, расчищая для нее путь. Ее мертвые глаза останавливаются на мне, и она поднимает лопату.
– Предполагается, что это я должна отправить ее в ад.
Меган поднимает лопату над своей головой.
Когда она ударяет меня, мои мышцы отказывают. Воздух не проникает в мои легкие. Я сворачиваюсь в клубок, пытаясь сохранить воздух в легких.
Лопата врезается в мою руку. В этот раз я ничего не чувствую, только покалывание, которое проходит через всю левую сторону.
Металл сталкивается с моими ребрами.
Я жду, пока она не попытается снова.
Потянувшись, я хватаю рукоятку лопаты. Мы боремся, но недолго. Я не могу быть застигнута врасплох – я не могу позволить страху овладеть мной и из– за этого быть покалеченной. Под действием адреналина я вырываю лопату из ее рук и вскакиваю на ноги. Мое тело пронзает боль от сломанных ребер.
– Ты не Меган, – я размахиваюсь со всей силы. Я чувствую давление, когда лопата опускается на ее голову, и весь мой мир рушится, но у меня нет времени, чтобы оплакивать это.
Когда она падает на землю, я размахиваюсь снова и снова, врезаясь в уже рыхлые мозги нападавших. Куски тканей и капли крови летят по воздуху. Мои жертвы, которые больше не должны страдать, визжат и воют.
Не мои жертвы.
Жертвы Ника.
Последний взмах очищает мне путь, и я бегу через тела и направляюсь к ближайшему заключенному. Испытание Валери произошло недалеко от нашего старого лагеря. Джас должна быть рядом. Я обязана предупредить ее.
Каждая из моих ран дает о себе знать. Ноги уже затекли, и я понятия не имею, как мне удается сохранить вертикальное положение.
Позади меня раздается рычание одного из мертвых. Меган – видение. Меган была права. Эти мертвые – не какие– то выдуманные монстры из мультфильма. Они являются творением высокотехнологичной тюрьмы.
Они не имеют границ.
Между каждым вздохом я слышу, как они разрывают землю. Безмолвные животные. Из какой части моего подсознания были созданы эти монстры?
У меня нет времени, чтобы обдумать мой собственный вопрос, потому что я бегу в неправильном направлении.
Я пытаюсь найти Джас, но бегу, блядь, в неправильном направлении.
Преступление Валери произошло на другой стороне лагеря. У меня в голове перевернутая карта. Я бегу в том направлении, откуда только что прибыла, направляясь к спусковому крючку Джас. Лучше, чем ничего.
Я теряю силу, мои легкие не выдерживают такой темп. Но я все еще могу слышать этих монстров позади себя, готовых взять реванш и попировать моей душой.
Преступление Джас произошло рядом со сгоревшим домом. После бесконечных минут сложного пути через лес, я выхожу на правильный путь.
Я рискую и поворачиваю голову. Их тени выскакивают из леса.
Я нашла Валери.
Я забываю, что убегаю от чего– то, когда вижу, что для нее создал Передовой Центр. Она сидит в окружении бревен, на которых ползает ребенок. Он визжит криком мучающегося младенца. И из его глаз течет кровь.
Она обнимает свои колени и даже не реагирует, когда видит меня. Звук замученного ребенка заполняет тишину.
Я не могу слышать свои собственные мысли.
Ее брюки порваны, ноги кровоточат.
– Я не могу двигаться! Он будет грызть мои ноги, пока от них ничего не останется, – ее глаза расширяются, и она кричит: – За тобой!
На долю секунды я думаю, что это мои гниющие жертвы догнали меня, пока свет от фар не освещает лес, останавливаясь на красных глазах младенца. Автомобиль набирает обороты. Я медленно оборачиваюсь, фары ослепляют меня достаточно, чтобы я видела только лицо за рулем.
Наши с Джас преступления перемешались. Ник готов раздавить меня.
– Вы издеваетесь надо мной.
Я и здесь создала иллюзии.
Мне не нужно было знать все физические детали преступления Кейси. Мне нужно было просто заботиться о нем, и вина от его преступления выросла во мне. Я беспокоюсь о Джас достаточно, чтобы и здесь перемешались иллюзии.
– Двигайся, Эв! – кричит Валери.
Ник собирается переехать меня. Он сказал, что вернется за мной. Я думаю, он пытается сдержать свое обещание.
Но я не позволю ему.
Я протягиваю руку, и Валери тянется вперед. Ник сбивает ребенка.
– Деревья! – кричу я. Он не сможет добраться до нас.
На наклонной плоскости Валери спотыкается, и я вместе с ней. Мы вместе катимся, лопата бьет меня по носу так сильно, что кровь хлещет из ноздрей. Когда мы останавливаемся, я тащу Валери в кусты, локти и колени погружаются в грязь, ветки царапают мое лицо. Мы прячемся за стволом, надеясь, что он достаточно широк, чтобы…
БУМ.
Земля содрогается, когда позади нас вспыхивает огонь, и Валери крепко держит меня. Я поворачиваю голову достаточно, чтобы увидеть, как оранжевые языки пламени охватывают металл, и человек выходит из огня.
– ВПЕРЕД! – кричу я.
Валери и я вскакиваем и бежим обратно в том направлении, откуда пришли, направляясь к монстрам из моей иллюзии.
Один из них атакует.
Не просто один из них. Мужчина, которого я застрелила. Джейсон.
Он ненастоящий.
Я размахиваюсь лопатой. После соприкосновения его голова взрывается, серое вещество летит во все стороны, так же, как оно вылетало из задней части его черепа в первый раз, когда я убила его.
Вот и мы совершаем одни и те же преступления, чтобы спасти свои задницы.
– Святое дерьмо! – кричит Валери.
Я останавливаюсь, встряхиваясь так сильно, что лопата падает на землю, и все внутри сжимается.
– Эв? Эв, что это?
– Может быть, мы заслужили это, – я так упорно борюсь со смертью. Я влюбилась, и это того стоит?
Я по– прежнему виновна, я как грех. И всегда им буду.
Валери хватает меня за плечи. Я слышу вопли ярости и муки гниющих жертв, которые скрываются в лесу.
– Никто не заслуживает этого, – говорит она. – Никто. – Может быть, я отдала ей все свои силы и возможности, потому что она внезапно становится такой же сильной, какой раньше была я, достаточно сильной, чтобы тащить меня назад, к нашему старому лагерю. Назад к тому месту, где Кейси и я выбрались из– под земли, где пятеро из нас провели несколько спокойных дней, понимая, что мы не были брошены в яму с враждебными преступниками. Что пятеро из нас являются в равной степени похожими людьми.
Небо вспыхивает зеленым.
Восьмой модуль, разъединение.
Яркое пламя исчезает позади нас.
– Сработало.
– Это, блядь, сработало! – Валери кричит и смеется.
Мы все еще можем сделать это. Мы можем покинуть это место сегодня вечером.
– Давай найдем Джас, – говорю я.
Она берет меня за руку, и мы бежим вверх по наклонной поверхности, туда, где был наш старый лагерь. Мои ноги горят и угрожают отказать.
Мы рядом с поляной, вокруг нас спокойно. Никаких пугающих иллюзий, никаких криков ужаса.
– Джас! – кричит Валери. Мы зовем ее по имени, пока не понимаем, почему она не отвечает.
– Нет, – отпустив мою руку, Валери бежит и падает на колени возле неподвижной девушки.
Она кричит.
Мир словно в тумане. Нечеткий. Я спотыкаюсь, идя к ним, кровь пульсирует в моих ушах. Я падаю на колени рядом с Джас, чьи глаза безжизненны и широко открыты от ужаса, кровавая петля вокруг ее шеи, ногти все в засохшей крови от попыток освободиться.
Другая половина петли висит свободно, рваные провода болтаются на воздухе. Они убили ее. Они убили самую невинную, которая винила себя.
Валери кричит, и я хватаю ее, прижимая к своей груди. Мы готовились к тому, что каждый из нас умрет последним. Но никакая подготовка не может помочь мне с этим – когда Джас умерла.
В конце концов, она хотела жить. Она хотела любить.
– Я сделала это.
– Нет, – рыдаю я.
– Я сделала это с ней!
Вопль умолкает, и тюрьма молчит. Передовой Центр остановился сегодня, чтобы дать нам время оплакать ее.
Полминуты скорби.
Все заполняет глубокий, яркий зеленый свет. Более глубокий, чем когда– либо прежде.
Земля, деревья вокруг нас, даже сумеречное небо. Зеленый свет отходит от всего и от ничего одновременно.
Громкий голос говорит нам: Процедура эвакуации в процессе. Пожалуйста, оставайтесь там, где вы находитесь.
Валери падает рядом с Джас.
Процедура эвакуации в процессе. Пожалуйста, оставайтесь там, где вы находитесь. Модуль один, разъединение.
Я прикасаюсь к холодным губам Джас, затем закрываю ее веки. Она прекрасна. Даже в зеленом свете она прекрасна.
Пожалуйста, оставайтесь там, где вы находитесь. Модуль два, разъединение.
– Найди Кейси, – Валери кладет свою голову на грудь Джас. – Ты найдешь его и приведешь сюда. – Ее голос дрожит. – Убедись, что они не забрали его тоже.
Кейси.
– Они сказали нам оставаться на местах.
– Когда тебя это останавливало?
… Модуль три, разъединение.
– Я буду в порядке, – шепчет она, прижимаясь щекой к Джас. – Иди.
– Валери…
– ИДИ.
… Модуль четыре, разъединение.
Я оставляю девушек на поляне и иду через зеленый мир. Голос продолжает говорить, что различные модули, какими бы они не были, выключаются.
ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ.
Мы разрушили Передовой Центр.
… Модуль семь, разъединение. КАНДИДАТЫ НЕ МОГУТ БЫТЬ ЭВАКУИРОВАНЫ, ПОКА ВСЕ МОДУЛИ НЕ выключатся. ПОЖАЛУЙСТА, ОСТАВАЙТЕСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ.
Я не слушаю требовательный голос. Тюрьма полностью поддалась суровому, чужому свету. Такое чувство, будто вернулись те времена, когда я бродила по второму месту, где появился мой стол. Мое подсознание должно было запомнить.
Когда я замечаю стол, я нахожу его, он сидит с опущенными плечами рядом с деревом, его лицо выглядит болезненно белым в свете эвакуации. Он с надеждой улыбается, когда я тянусь к нему, и медленно произносит мое имя.
Опустившись на колени, я отвожу его окровавленные руки подальше от его живота.
– Господи…
– Шшш, – говорит он.
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Тот парень выстрелил в меня… Я пытался убежать. Он хотел убить меня.
Кровь хлюпает, когда я прижимаю руку к ране, пытаясь остановить ее.
– Что произошло?
Модуль восемь, выключение.
Он кивает мне через плечо. Серебряная сфера лежит на траве.
– Превратилась в это.
– Оставайся со мной, – умоляю я. – Я была неправа. Мы не должны были делать это.
Джас мертва.
Кейси умирает под моими руками.
– Так неправа.
Зеленый свет выключается, и на лес опускаются сумерки. Я помогаю ему опуститься на землю. Он закрывает глаза.
Это не может быть правдой.
Я трясу его.
– Ты слышишь меня? Кейси. Кейси!
Его губы почти не шевелятся.
– Не плачь по мне. Просто держись.
Это конец. Горячая кровь течет по моим пальцам. Он теряет ее слишком много.
– Ты должна быть храброй, – он находит мою руку и сжимает ее.
Я плачу.
– Нет.
Я больше не хочу быть храброй. Я была одинока так долго и теперь должна вернуться к этому. Я слишком поздно поняла, что этот план был ошибкой. Без него моя жизнь на свободе будет одинокой. И я буду нести бремя за это место самостоятельно.
– Я не хочу быть храброй.
Я чувствую, что душа покидает меня. И сильнее прижимаю свою руку, как будто могу сохранить ему жизнь, уберечь от ухода. Его влажное, рваное дыхание слишком поверхностное.
– Пожалуйста, останься.
Мои руки скользят от его руки к его холодному запястью, и пульса нет.
– Кейси?
Прожектор освещает его белую, полупрозрачную кожу. Поднимается ветер, монстр сверху рычит так громко, что заглушает его слова.
– Я никогда не оставлю тебя, – его голос исчезает, и глаза тускнеют.
Я кричу его имя, мой голос не слышен из– за рева монстра.
Руки хватают меня за талию и дергают назад. Я кричу и брыкаюсь, пока перчатка, одетая на руки, не закрывает мой рот. Четыре фигуры в синей медицинской форме проносятся мимо меня и встают на колени вокруг него.
Человек, который держит меня, что– то втыкает в мою шею. Моя челюсть болит.
Все расплывается и становится темно.
ГЛАВА 15
Это место воняет латексом и дезинфицирующими средствами. Все вокруг меня размытое и белое. Белое – так неестественно. В природе нет таких ослепляющих чистых вещей. Я поворачиваю голову и изучаю свою руку с разбухшими венами, из запястья торчит игла, по которой в мое тело поступает прозрачная жидкость.
Это не Передовой Центр.
Вскоре приходит медсестра, возможно, та самая, которая ввела датчик в мою голову.
– Мисс Иббара, – говорит она. – Рада видеть, что вы проснулись.
Она подключает свой планшет к мониторам рядом со мной.
– Позвольте загрузить ваши данные, – проходит несколько секунд. – Замечательно. Похоже, что все в порядке.
Замечательно. Хорошо. Дрожащей рукою я вытираю слюну со своего подбородка.
– Я выбралась оттуда?
И вдруг я вспоминаю все. Неисправность. План, который должен был вытащить нас. Джас. Кейси.
Кейси.
Я начинаю задыхаться, когда возвращаются воспоминания, как он умирал у меня на руках. Это не должно было случиться таким образом. Одно глупое решение за другим, и я убиваю всех, кто когда– либо любил меня.
Он любил меня. Две гребаные недели, и он сказал, что любит меня. И я погубила его.
Слезы стоят у меня в глазах, и я хотела бы горевать, но наркотик действует, направляясь в мой организм, и ясный мир – ослепительно белый мир – по– прежнему в дымке, и слышно, как гудят машины.
– Остальные кандидаты были освобождены досрочно, поэтому ПЦ может быть оценен.
– Кандидаты?
Она наклоняет голову направо.
На противоположной стороне коридора Валери сидит на кровати, ее колени прижаты к груди. Она смотрит на кружку зеленого желе в своих руках.
Она не заметила, что я проснулась, пока моя медсестра не выходит из комнаты. Мы реагируем одновременно, вырывая капельницы из наших рук, и выпрыгиваем из больничных коек. Я чуть не падаю лицом вперед, когда мои ноги касаются линолеума. Она спотыкается и хватается за стенку.
Пошатываясь, мы хромаем друг к другу, и, когда встречаемся, я обвиваю ее руками и начинаю рыдать у нее на плече, увлекая за собой на пол.
Ее кожа липкая, и она пахнет, как я: дешевым мылом и пластиком.
– Мы сделали это, – я произношу слова, утыкаясь лицом в ее волосы.
Ее пальцы сжимают мой больничный халат, комкая ткань. Она задает немой вопрос, и я понимаю его, как будто она говорила вслух.
Почему это чувствуется таким небезопасным до сих пор?
– Все мертвы. – Ее лицо морщится, как будто это новость. Она не может держать себя в вертикальном положении и падает передо мной. Я наклоняюсь над ее рухнувшим телом, ее сломанной душой, когда она плачет, лежа на линолеуме.
Я убила их.
Мы должны были остаться в лагере. Я так отчаянно цеплялась за идею, что мы должны выбраться из Передового Центра, что мне никогда не приходило в голову, какие последствия могли бы быть из– за моего быстро придуманного плана. В реальном мире я должна была быть мертва, в то время как у Джас должен был быть еще один шанс. Я была той, кто снова и снова доказывала в Передовом Центре, что является убийцей.
Джас…Джас наконец– то захотела жить.
Я забрала у нее эту возможность.
И Кейси. Кейси умер.
Я думаю, ты поражена трагедией сейчас, сказал бы он.
Я кладу голову на спину Валери. Я грешник в самом чистом виде. Я собрала надежду в самых темных местах, чтобы потом уничтожить ее.
Я думаю, ты поражена трагедией сейчас.
Кейси был прав, но он слишком рано сказал это. Теперь, думаю, это так.
– Это все моя вина, – шепчу я.
Я сажусь, когда чувствую, что она выпрямляется подо мной. Ее глаза покраснели, но, так или иначе, после всего я все еще вижу решимость.
– Нет, Эвелин, – она берет мои руки в свои, когда ее слезы катятся по щеке. – Единственная вещь, в которой ты виновата, это то, что заботилась о нас настолько, что не хотела видеть, как мы умираем. Обещай мне, что ты никогда не будешь винить себя за их смерти. Ты не убивала их.
Она настойчиво сжимает мои руки.
– Они сделали это.
***
Мне вернули одежду, в которой я попала в тюрьму – цветочную кофту на пуговицах и джинсы, которые слишком велики для меня. Но они скоро подойдут мне.
Федеральный агент надевает мне титановый браслет на запястье, который будет отслеживать мое местонахождение. Может быть, я и выбралась из Передового Центра, но обстановка накалена. Я на испытательном сроке, пока события, которые произошли в ПЦ, не будут тщательно изучены. Затем у меня будет повторное слушание.
Я не знаю, за что меня будут судить, и не узнаю, пока не встречусь с чиновником ПЦ. Я могла бы снова пройти через испытание стрельбой, но вместо ПЦ, мой приговор будет отличаться. Может быть, в лучшую сторону, а может, в худшую.
Или преступления, которые я совершила в Передовом Центре, станут верхушкой моего приговора.
Единственное, что теперь может спасти меня – это данные о мыслях и эмоциях, хранящихся в ПЦ. Если Передовой Центр решит, что я невиновна, возможно, я не буду приговорена к смерти.
Но шансы не в мою пользу. Особенно после того, как я убивала людей в том месте, где должны были судить мою нравственность.
Единственное, что я могу сейчас делать – это наслаждаться моментами свободы, которые у меня есть.
Федеральная больница в Лос– Анджелесе имеет строгую политику на посетителей, поэтому я не видела маму с тех пор, как освободилась.
Валери и я выходим бок о бок на лужайку, где ждет моя семья. В одной руке мама держит букет цветов, а в другой – извивающегося Тодда. Она не может удержать его, когда он видит меня, поэтому отпускает его. Я опускаюсь на колени, и он врезается в меня.
Он смеется. Тодд смеется.
– Я никогда не отпущу тебя снова, хорошо? – я целую его в пухлую щечку снова и снова. – Никогда– никогда.
Он дергает меня за волосы:
– Мороженое.
Я ухмыляюсь.
– Каждый день.
Когда я встаю, мама крепко обнимает меня. Я не хочу, чтобы она что– нибудь говорила, потому что этого достаточно. Когда она пропитала своими слезами ткань моей рубашки, я шепчу, утыкаясь в ее волосы:
– Я люблю тебя.
Хлопает дверь машины. Люди бегут по траве, и молодая женщина вскрикивает. Я отстраняюсь от мамы и поворачиваюсь лицом к суматохе, где девушка с золотистыми волосами и лицом, как у Валери, бежит по траве. Она прыгает в объятия Валери. Сестры смеются и плачут, и ее близнец говорит:
– Ты сделала это. Я знала, что ты никогда не оставишь меня.
Лысеющий человек терпеливо ждет, пока девочки не закончат. Он несет на своих руках ребенка.
Когда Валери видит его, она мгновенно приходит в себя. Ее сестра берет ребенка, и мужчина говорит то, чего я совсем не ожидаю:
– Ты в порядке?
Ее лицо морщится, и она моментально превращается из двадцатипятилетней девушки в маленькую девочку.
– Нет, пап.
Он тянется и прижимает к себе дочь, его губы прижимаются к ее лбу. Она сжимает заднюю часть его рубашки, пока костяшки не начинают белеть. Это, должно быть, очень трудно для них, потому что она не в лучших отношениях со своими родителями, и они сомневались в течение месяца и ждали, ждали, ждали, надеясь.
Молясь.
Валери поворачивается к маленькому мальчику и протягивает руки, чтобы забрать его у сестры.
– Скажи привет своей тете, Чарли.
Он обнимает ее за шею, и Валери говорит:
– Он прекрасен, – уткнувшись носом в его белокурые локоны.
Мама хлопает меня по плечу, чтобы я обратила на нее внимание. Она протягивает мне мой планшет.
– Я встречалась с агентом, прежде чем прийти к тебе. Он загрузил какую– то информацию. Сказал, что тебе будет интересно взглянуть.
Я открываю файл. Читаю заголовок. Это информация обо всех смертях в Передовом Центре.
Мои руки дрожат от ярости. Как это жестоко для агента думать, что я должна переживать смерти моих сокамерников еще раз. Салем Рамирез возглавляет список. «Казнен» написано рядом с его именем.
Эрити Лин: Казнена.
Блейз Вилсон: Казнен.
Стелла Девереукс: Казнена.
Мои пальцы сжимают планшет, когда слезы выступают на моих глазах.
– Лжецы, – шепчу я.
Таннер Саито: Казнен.
Гордон Остайм: Убит в Центре.
Джасинда Глейзер: Умерла в результате неисправности.
Я переворачиваю страницу. Планшет выскальзывает из моих рук.
– Эвелин? – спрашивает моя мама.
Ничто не могло подготовить меня к этому.
Я падаю на колени и ничего не держу в себе, ничего. Каждый момент, проведенный с ним, всплывает в моей памяти. Его губы на моих, его руки, обернутые вокруг меня. То, как он начал произносить мое имя, когда союзники превращаются в нечто большее.
То, как он держал меня, когда умерла Меган.
Его выражение лица, когда он сказал, что любит меня.
Рыдания ломают меня, и я падаю на траву.
Валери находит меня. Должно быть, она просмотрела документ. Она должна знать, потому что, когда обнимает меня, тихо говорит:
– Боже мой, Эв.
– Боже мой.
– Боже мой.
***
Я должна быть всегда в сопровождении охранника, куда бы ни пошла. По крайней мере, это бесплатный федеральный охранник, но ему кажется, что я заставляю везде ходить за мной.
Общественность не слишком обрадовалась нашей свободе. Средства массовой информации сделали из нас монстров, уродов, которые злоупотребили системой и вышли живыми. И мир поверил в это.
Жизнь в страхе – это не совсем свобода. Но я предполагаю, что должна наслаждаться ею, по крайней мере, сейчас.
– Я могу найти для вас автомобиль, мисс Иббара, – предлагает мой охранник. Он носит черный костюм несмотря на то, что в Лос– Анджелесе 100 градусов. [16]Пот стекает по его красному лицу.
– Все нормально, спасибо. Тут недалеко.
После того, как мама принесла мне одежду и вещи, она и Тодд уехали на поезде домой. Я сказала ей, что побуду еще здесь, потому что мне надо кое– что сделать. Несколько незаконченных дел.
Ясень тянется к небу в центре небольшого, тенистого парка. Жертвы Передового Центра покоятся здесь, близко к лаборатории ПЦ и штаб– квартире. Нет никаких табличек, никаких признаков, которые позволяют идентифицировать, что это за место или что за люди. Правительство отказывается увековечивать зло. Но есть цветочные венки, записки и фотографии. Люди никогда не перестают любить.
Я стою на краю парка. Ветер играет с моими волосами и охлаждает пот на задней части моей шеи. Я собираюсь идти к дереву, когда позади меня раздается звуковой сигнал. Я оборачиваюсь. Валери сидит на месте водителя в Porsche, ее охранник – на пассажирском сидении. Она опускает свои авиаторы на кончик носа.
– Милая машинка, – говорю я.
– Благодарственный подарок от папы.
– За что?
– За то, что не умерла. Почему ты гуляешь пешком?
– Мне нужно было время, чтобы подумать.
– Ну, я уезжаю. Могу подвезти тебя.
Странно, что мы вот так случайно разговариваем.
– Я направляюсь в…
– Я знаю, куда ты направляешься, – говорит она. – Ты покинула холл больницы до такого момента, как корреспондент пришел, чтобы найти тебя. Они отвезли его домой.
– Домой?
– Это место выбрала его мама. Она подписала какие– то документы, и, бум, он принадлежит ей.
– В смысле домой, в Иллинойс?
Она смотрит на свои часы.
– Следующий поезд уходит через пятнадцать минут. Что скажешь?
***
Оба наших огромных охранника занимают заднее сидение Porsche Валери. Я почти сочувствую им. Почти.
Когда мы приезжаем на станцию, мой охранник, его зовут Джеймс, на самом деле издает вдох облегчения, прежде чем открыть дверь и вытянуть ноги.
Я прикасаюсь к плечу Валери.
– Когда я смогу увидеть тебя?
Она криво улыбается и качает головой.
– Не знаю. Может быть, постараюсь получить диплом, пока эти ублюдки не отвели нас в суд.
– Ты знаешь, если тебе что– нибудь нужно до этого…
– Поверь мне, Эв. Я буду звонить тебе каждую неделю до того дня, пока не умру, который может наступить очень скоро, согласно тому, как подчеркнуто вежливо со мной общался охранник все это время.
– Не шути так со мной.
– А если серьезно, – ее лицо смягчается, – скоро увидимся.
Я наклоняюсь и целую ее в щеку.
– Позвони мне, как приедешь домой, – я вылезаю из машины и закрываю за собой дверь, наклоняюсь и встречаюсь с ней взглядом, ее глаза стали намного серьезнее за последние несколько секунд.
– Дай мне знать, что пройдет в Иллинойсе. Это будет трудно.
– Я знаю.
***
В моем личном купе мы едем в абсолютной тишине. Я чувствую, что обязана хоть немного поговорить с Джеймсом. К счастью для меня, прямо тогда, когда собираюсь спросить у него, есть ли у него дети, звонит телефон, и он в течение оставшейся части поездки расхаживает в противоположной части купе, где я не могу его слышать. Я недолго смотрю в окно, где мелькают холмы. Наконец, достаю свой телефон и просматриваю газетные заголовки.
Несчастье Передового Центра
Звезда Смертной Казни
Машина Безнадёжности или Затруднения?
Секреты За Стенами ПЦ – Выявлены Глюки: Преступники
Нарушение Системы
Террорист Эвелин Иббара
Снова На Свободе: Ваши Дети В Безопасности?
Я касаюсь экрана, внезапно чувствуя усталость, хотя должна ощущать себя хорошо, потому что сыта, нормально отдохнула и одета в красивую одежду. В безопасном поезде. Я не могу игнорировать бабочек в своем животе, они настолько отвлекают, что мне не остается ничего другого, кроме как откинуть голову назад и закрыть глаза.
Когда мы прибываем на станцию округа Джефферсон четыре часа спустя, нас ждет автомобиль. Моя нога нервно стучит по полу, когда мы едем через сельскую местность. Проходит десять минут. Двадцать. Я спрашиваю у водителя, сколько еще ехать. Он отвечает:
– Почти приехали, – когда мы выезжаем на грунтовую дорогу.
Дом его мамы как будто из страны печенья, с цветочными горшками под подоконником и креслом– качалкой у крыльца. Это почти невыносимо. Перед домом огромный дуб и качели.
– Вы хотите, чтобы я подождал вас здесь, мисс Ибарра?
– Да, пожалуйста, – отвечаю я, наполовину отвлеченная, когда выскальзываю из машины и закрываю за собой дверь.
Ветер развевает подол моего сарафана. Я замираю перед памятником. Красивый, в белых пятнах крест прислонен к дереву. Одна роза столистная проходит через крюк в центре.
Мое горло сжимается, и я сглатываю.
Хлопает дверь. Я узнаю маму Кейси, вспоминая ее иллюзию в ПЦ. Она одета в темные джинсы и цветную блузку. Она красива и молода.
– Я не позвонила, – говорю я. – Извините.
– О, ничего, ничего, – она смотрит на крест, а затем обратно на меня. – Я ждала тебя. Пожалуйста, проходи.
Когда я поднимаюсь на крыльцо, она протягивает руку.
– Я… Спасибо. Извините, я не знаю вашего…
– Зови меня Стефани.
– Стефани. Приятно познакомиться с вами.
Она ведет меня внутрь. В доме пахнет сосновым маслом и лавандой, кухня необычна: с голубыми занавесками и круглым столом из грецкого ореха.
– Что– нибудь хочешь? Чай, лимонад?
– Нет, спасибо.
– Мне очень жаль, если мое бремя побеспокоило тебя, – говорит она. Я в замешательстве поднимаю брови. Она продолжает: – Люди не понимают. Он разрушил мою семью, – она смотрит через окно на крест, как бы разговаривая с ним. – Мой муж был ужасным человеком, но я не могу перестать любить его.
– Я понимаю, – говорю я.
– Я чувствую, что это так, – улыбаясь, она спрашивает: – Так ты готова увидеть его?
Мое лицо вспыхивает.
– Больше всего на свете.
Она кивает через плечо.
– Дальше по коридору.
Половицы скрипят подо мной, слышен шум новостей из последней комнаты. Я открываю дверь.
Сначала он не видит меня, сидит, опираясь спиной, на больничной койке, пинта мороженого стоит у него на коленях, большая ложка свисает из его рта. Он увлечен телевизором и не замечает меня так долго, что к тому времени, когда бросает на меня взгляд, слезы текут по моим щекам.
Кейси Харгрув: Извлечен с травмами
Ложка падает. Я задыхаюсь от смеха и вытираю свой нос.
– Они не сказали мне, что тебя увезли из больницы. Я ждала в ЛА, прежде чем Валери сказала мне, где ты.
Пауза затягивается между нами. Он смотрит на меня, видно, что выбит из колеи.
– Тебе нужна была операция?
– Эвелин. Какого черта ты делаешь на другой стороне комнаты?
Подбежав к нему, я беру его лицо в руки и целую. Я прижимаюсь своим лбом к его лбу, когда наши губы разъединяются.
– Я думала, что потеряла тебя.
Он усмехается.
– Большая часть меня все еще здесь. Пуля не задела мои жизненно важные органы. Хотя мое бедро сломано. Операция была дрянной.
– Это лучшая новость, которую я слышала за всю неделю.
– У тебя есть что– нибудь для калеки?
Я отстраняюсь.
Выражение его лица становится мягким.
– Ты как?
Я?
– Я в ужасе, – отвечаю я. Знаю, что не должна. Не сейчас. Только он должен иметь значение. Он жив и дышит у меня на руках. Это…это триумф.
И я знаю, для того, чтобы жить, действительно жить, я должна работать, чтобы сохранить это чувство в течение всей оставшейся жизни.
Две недели спустя
Дом
Есть две вещи, которых я боялась. Я не имею в виду чувство тревоги, которое ношу в себе, потому что каждый в мире хочет убить меня. Я имею в виду реальный страх, из– за которого у меня сводит живот, и из– за которого не могу спать по ночам. Первая мысль о том, что кто– то навредит Кейси и Валери. Нас показывают по всем телеканалам, говорят по радио, мы в Интернете. Большей частью в Интернете. Комментарии к статьям пестрят пытками и желаниями нашей смерти. Также есть теории заговора, но они, в основном, правдивы. Они про то, что мы сговорились, чтобы разрушить Передовой Центр, и в ходе этого убили невинную девушку.
Другая вещь, которая до полусмерти пугает меня – это мысль встретить Лиама.
У меня теперь новый номер телефона, но Лиам как– то узнал его. Может быть, его дала мама. Возможно, она думала, что этим помогает мне.
Когда я слышу его голос по телефону в первый раз, его голос спокойный. Чужой. И все же у меня перехватывает дыхание, горло сжимается, и я не могу произнести ни слова.
– Эв? Ты здесь?
Это не похоже на то, как я слышала его голос в тюрьме. Я заставила себя никак не реагировать, потому что думала, что он был нереальным. Но стены, которые я возвела, рушатся.
– Я здесь.
Долгое время он ничего не говорит. Я сижу на кухонном островке в доме моей мамы, держась за край гладкого мрамора так крепко, что суставы моих пальцев белеют.
– Мне нужно увидеть тебя, – говорит он мне.
***
Я не знаю, где было бы уместно встретить Лиама. Любое место, за исключение дома мамы, слишком многолюдно, но дом не может быть запятнан тем, что заставит меня чувствовать себя уязвимой. Но выбора нет.
Я решила подождать его во дворе. Босиком качаюсь на качелях. Помню, когда Лиам и я были еще в средней школе, мы делали это прямо под этим качелями, его тело над моим, и цепи скрипели над нашими головами.
Открываются деревянные ворота.
Он находит меня сразу же, как будто знал, что я буду здесь, на этих качелях.
Я встаю.
Он испуган, но и я тоже. Я медленно иду к нему, и когда пытаюсь обнять его, возвращается старый Лиам. Он прижимает меня к своей груди и целует в лоб.
– Боже мой, Эвелин. Я так сильно скучал.
Его руки скользят к моему подбородку и приподнимают его.
– Почему ты здесь? – спрашиваю я.
– В новостях сказали, что ты и двое других выживших состоите в заговоре против Передового Центра, потому что он неисправен.
– И ты веришь нам? – когда он кивает, я говорю: – Остальная часть вселенной думает, что мы сговорились сбежать.
Его губы находятся на опасно близком расстоянии от моих. Я знаю, что он хочет поцеловать меня. Я потратила пять лет, чтобы научиться читать по его глазам.
– Я сожалею, что когда– то сомневался в тебе. Я знаю тебя, Эвелин. Я знаю тебя лучше, чем кто– либо другой. Я совершил ошибку, что прислушался к мнению людей, которые не имеют ни малейшего понятия о том, кто ты. Я мог бы бороться усерднее за тебя во время суда. Я должен был.
– Это бы ни на что не повлияло.
– Это не означает, что я не облажался. Но я не повторю эту ошибку, не в этот раз. Я буду на твоей стороне, пока все не закончится. Я обещаю тебе, – он наклоняется, чтобы поцеловать меня.
– Подожди, – я задыхаюсь, делая наш назад.
Он хмурится в замешательстве.
Я не могу быть с кем– то, кто не понимает на что похоже, когда видишь человека, неважно, насколько он виновен, как его измельчают перед глазами. Я не могу быть с кем– то, кто не понимает на что похоже это чувство, когда на твоих руках очень много крови, и ты никогда не сможешь ее смыть.
И он может сказать, что совершил ошибку, оставив меня, но все– таки сделал это. Предстоящие месяцы будет сложнее, чем те, которые прошли. Я не думаю, что он готов безоговорочно любить меня, как хочет.
Это невозможно объяснить, не говоря уже о том, чтобы объяснить, что у меня появились чувства к убийце, которого я знаю всего лишь месяц.
Поэтому я говорю:
– Мне потребуется много времени, чтобы стать той девушкой, которой была. Мне нужно начать все сначала.
Он кивает. В моих словах нет ничего, с чем он мог бы поспорить.
Я не вру ему.
Но также не говорю правду.
Два месяца спустя
Вашингтон, округ Колумбия
Когда раны Кейси заживают достаточно, чтобы он мог выходить из дома, нас начинают допрашивать.
В конференц– зале округа Колумбия Валери, Кейси и я сидим на одном конце длинного отполированного стола. На другом конце – Джемма Бранам, создатель Передового Центра.
Она не оправдала мои ожидания. Ей, должно быть, около шестидесяти, с седыми волосами до плеч и лицом в форме сердца.
Двое ее подчиненных сидят по обе стороны от нее. Они все одеты в деловые костюмы.
В центре зависла в нескольких футах над полированным столом одна из сфер Передового Центра, которая называется бот. Боты – это вещи, которые делали иллюзии ощутимыми. Они также убили большинство из нас. Боты прятались во многих местах: под землей, в кронах деревьев, в щелях между валунами. Ближайший к кандидату бот активировался, когда кандидат видел его, либо свой спусковой крючок, который напоминал ему о преступлении. По активности мозга определяли, какие иллюзии бот будет создавать.
– Эвелин, пожалуйста, протяни руку, мне нужно твое запястье, – говорит Джемма. – Я обещаю, это не навредит вам.
Я хочу бросить ей вызов так же сильно, как мне любопытно. Когда я протягиваю свою руку, бот опускается вниз, на моей коже мигает красный свет. Я чувствую струйку теплой жидкости.
– Кровь, – говорит Джемма.
Волосы щекочут мою кожу, а затем появляется мягкая масса. Я думаю о том, как качала Меган в пещере.
– Бот может вызвать тысячи различных чувств и убить тысячью различными способами. Иногда простой лазерный луч выполняет этот трюк, но иногда нам нужно использовать больше радиоактивности, чтобы заставить кого– нибудь взорваться.
Она говорит это так легко. Мой живот скручивает.
ПЦ использовал множество видов ботов. Механические виноградные лозы и петли были ботами, а также щупальце, которое утащило меня на дно озера.
– Боты помогали нам создавать более сложные иллюзии, когда нам надо было, чтобы вы перешли в другое место. Мы не могли предоставить вам комфортные условия на слишком долгое время.
Из ниоткуда на столе появляется волна воды. Все мы подпрыгиваем на наших местах, пораженные.
Они затопили бассейн. Они затопили его, чтобы вытащить нас из дома, но вода даже не была реальной. Кейси и я переглядываемся. Он бледный.
– Как? – спрашиваю я. – Я до сих пор не могу поверить, что некоторые вещи не были реальными. Мои штаны были мокрыми в течение нескольких часов после того, как бассейн был затоплен.
Кровь отца Кейси засохла на моих руках, но я не говорю этого вслух.
– Ваш бот соединялся с чипом в вашем мозгу, чтобы заставить вас поверить в то, что вы видели и чувствовали, хотя этого не было на самом деле.
Идея соединения заставляла меня чувствовать себя беспомощной даже сейчас. Валери глумится над этим. Я думаю, она испытывает такие же чувства.
– Если иллюзии, которые тестировали нас, были вызваны определенными объектами, то что насчет иллюзий, которые заставляли нас перемещаться? Чем они были вызваны?
Джемма ухмыляется, и я хочу стереть с ее лица эту ухмылку.
– Не думайте, что вы были одни все время. Мы наблюдали за вами, и конкретные иллюзии были вызваны моими инженерами, которые физически пытались вас направить куда– то или вызвать более сильные эмоции, чтобы прочитать ваш чип.
– Вы наблюдали за нами? – шипит Валери. – Когда в Передовом Центре произошли неполадки, вы не сделали ничего, чтобы остановить это!
– О, мисс Крейн, не делайте вид, что не знаете, как работает эта технология, – перебивает Джемма. – ПЦ устроен гораздо сложнее, чем вы когда– нибудь сможете понять. Трое из вас подвергли свои жизни опасности и убили четвертую из– за вашего отказа слушать советы и вашего жалкого, деструктивного плана побега.
– Три человека умерли из– за вашей неполадки! – Валери встает, ее глаза пылают яростью. Я пинаю ее под столом. Правда заключается в том, что мы не должны говорить, что думали, что смерть Гордона и Таннера была по вине инженеров Передового Центра. У наших адвокатов нет достаточного количество компрометирующих доказательств, и они не хотят, чтобы Джемма была в курсе этого, чтобы они не смогли сказать, что они планировали изучить эти смерти.
Мой адвокат нашел патент на растворяющийся металл, которым можно было бы манипулировать с помощью нанотехнологий. Описание его возможностей полностью совпадает с тем, что мы видели в Передовом Центре. Но мы все еще ждем бумаги, которые помогут нам подтвердить, что это технология использовалась в Передовом Центре.
Если это так, то предупредительный сигнал тревоги посреди бирюзового неба означал, что технология потерпела неудачу, когда Гордон хотел зарезать меня ножом за несколько часов до начала, и инженеры пытались исправить это до того, как кандидат попытается убить кого– нибудь еще во время неисправности. По крайней мере, наши адвокаты могли утверждать, что нас должны были вытащить из Передового Центра в тот момент, а не после того, как все были убиты из– за ошибок.
Но Джемме наплевать на сказанное Валери. На самом деле, она еще больше подливает масла в огонь, допуская, что Валери права.
– Но две смерти уже были сочтены необходимыми, и неисправность не повлияла на выживание Таннера или Гордона. Мисс Глейзер,– она пальцем указывает на Валери, – была полностью вашей ошибкой.
– Как вы смеете?
Джемма поднимает бровь.
– Извини?
– Вы ведете себя так, будто неисправность началась, когда Кейси и я ввели бота в затруднение, – я качаю головой. – Но вы неправы. И прекрасно знаете, что неправы, если то, что сказали, было правдой. То, что инженеры наблюдали за нами.
Джемма хмурится и качает головой.
– Мисс Ибарра, я понятия не имею, о чем вы говорите.
Итак, эта игра будет проиграна.
– Стелла не должна была умереть. Я не думаю, что и Блейз должен был умереть, но я не была рядом с ним, поэтому не могу быть уверена. Но я находилась со Стеллой. Я видела вспышку зеленого света. Бот сжег ее живьем без всяких иллюзий. Единственная вещь, которую она делала, – умоляла своего парня поверить ей. Я видела, что произошло.
Джемма моргает, и ее губы растягиваются в обычной улыбке.
– Боюсь, что вы ошибаетесь. Стелла должна была умереть. Это есть в наших отчетах.
– Вы лжете.
– Нет, Эвелин. Вы просто не хотите видеть правду, – ее голос мягкий и музыкальный, и он заставляет меня ненавидеть ее еще больше.
– Как вы это докажете? – это первый раз, когда заговорил Кейси. Он гораздо спокойнее, чем Валери или я, но я виню в этом лекарства. Он по– прежнему испытывает много боли из– за своей операции. – Как вы будете доказывать, что то, что вы говорите, правда?
На лице Джеммы появляется другая усмешка. Она соединяет свои руки перед собой.
– Ну, из– за этого ужасного провала, вызванного вами троими, данные Передового Центра впервые будут перенесены в зал суда и изучены там.
– Как и должно быть, – сквозь зубы говорю я.
– Тогда вы все увидите, мисс Ибарра. Все, что было истинной, как вы думали, и что на самом деле было правдой. Каждый в зале будет видеть данные, содержащие опасный всплеск ваших эмоций, когда вы хладнокровно убили Гордона. Они увидят, что это была не просто самооборона, – ее плечи расслабляются. – И затем вы будете приговорены к смерти.
Кейси находит мою руку и крепко ее сжимает. Я думаю, что это для того, чтобы я набралась смелости, но это больше не нужно. Ярость наполняет мое тело, мою душу. Больше нет места для страха.
– И запомните мои слова: вы попадете в ад вместе со мной.
Предупреждающий голос Валери следует за моим:
– Считайте, что я тоже в деле.
Месяц спустя
Вашингтон, округ Колумбия
Валери и я сидим по обе стороны от Кейси в лимузине.
Мы замедляемся возле передней части зала суда. Я уже могу слышать крики безжалостной толпы.
Наше продуманное доказательство строится на опыте. Трое ненормальных. Мы будем бороться, используя знания о том, что Передовой Центр был неисправен с самого начала и что некоторые смерти произошли по вине ужасной, вышедшей из строя, системы.
Если наш план сработает, то мы, может быть, будем в состоянии остановить использование Передового Центра в «благих целях».
Я хочу привлечь к ответственности за Стеллу и Джас, но эта борьба затрагивает намного больше, чем их двоих. У меня были месяцы, чтобы подумать о каждом заключенном, казненном в Центре. Каждый раз, когда мои размышления возвращались к механике, я оставалась убеждена, что никто не заслуживает смерти от рук техники.
Даже Гордон.
Человеческому уму не просто достаточно умереть из– за машины. И я докажу это. В любом случае.
Этот процесс не будет похож на мой последний. Я не сдамся без боя.
Валери выходит первая, когда машина останавливается. Она одета в брюки и жакет с блузкой, которые расстегнуты, выставляя часть ее груди на всеобщее обозрение. В авиаторах она выглядит немного беспощадно.
Кейси одет в костюм, который сидит на нем идеально. Зеленый галстук подходит к его глазам. Он любезно принимает помощь Валери, которую она предлагает, когда он выходит из машины. Ему потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть, что у него теперь травмирована часть тела.
Я одета в серую блузку, юбку– карандаш и туфли– лодочки. Мои волосы собраны в пучок, солнцезащитные очки скрывают выражение моего лица.
Так или иначе, мы все идеально подходим друг другу. Когда я стою на тротуаре, то беру под руку Кейси.
Можно подумать, что после нескольких месяцев простоя, протестующие успокоились. Но у ворот перед зданием собралось, должно быть, около двухсот человек. Место действия похоже на железнодорожную станцию, что я покинула четыре месяца назад.
обличить ПЦ
выжившие до сих пор преступники
1 за прекращение 4:17
Фотографии моих жертв наклеены на стенды. Люди по– прежнему хотят, чтобы я заплатила за это. Но я ожидала этого.
– Вы готовы начать все сначала? – спрашивает Валери, и мы поднимаемся по ступеням к залу суда. Крики ненавистников и верующих стоят стеной, когда мы вместе идем, руку об руку друг с другом. Некоторые из них хотят политической справедливости. Некоторые хотят революцию. Другие, чтобы мир поверил, что нас справедливо рассудит Бог, когда мы умрем.
Я не знаю, что они все думают, когда видят нас, как мы поддерживаем друг друга. Но я знаю, насколько сильной это заставляет чувствовать себя.
В хаосе я слышу один четкий крик:
– Дафна! – кто– то кричит.
В любом случае, несмотря на полицию, одна маленькая девочка пролезает через толпу. Она, должно быть, одного возраста с Тоддом, одета в пурпурный сарафан и бежит ко мне с маргариткой в руке. Мать зовет ее по имени, но полиция не замечает ее.
– Дафна! Вернись!
Я сажусь на корточки, когда она подбегает ко мне. Она улыбается, прикусывая губу, и протягивает мне маргаритку. Ее корни все еще в грязи – она, должно быть, сорвала ее в федеральном саду. Она убегает, возвращаясь к матери, которая, кажется, испытывает облегчение от того, что я не убила ее дочь. Она держит в руках знак со стихом из Библии. Я не знаю, что это за стих, но не уверена, есть ли у нее сострадание ко мне, или она думает, что я должна гореть в аду.
Я встаю, крутя ярко– розовую маргаритку между пальцами, прежде чем оторвать стебель. Кейси и Валери окружают меня.
– Заправь мне ее в волосы, – говорю я Валери.
– Здесь? Сейчас?
Я киваю. Она поджимает губы, но не задает вопросов, забрав цветок. Я оборачиваюсь и смотрю на толпу, когда ее пальцы работают с моими волосами.
Передний ряд был свидетелем моего обмена с маленькой девочкой.
Они оценили то, что я сделала с цветком. Больше года мир оценивал каждый мой шаг. Две недели, когда даже мои мозговые волны были защищены от контроля. Мое время на сцене только начинается. Нет обратного пути. Никакого «начать сначала».
Только продолжение.
Валери заканчивает.
– Выглядишь прекрасно, – говорит Кейси.
Я беру его руку, и мы поднимаемся к дверям зала суда.
Об Авторе
Сара Хариан получила степень магистра изящных искусств, закончив Государственный университет Фресно в Калифорнии. В настоящее время она живет в Сьерра– Невада (восточная часть Калифорнии) вместе с мужем и собаками, и клянется, что никогда не будет жить ни в каком другом месте, кроме покрытых лесом гор, которые ее вдохновляют. Это ее первый роман.
Продолжение серии будет переводиться в нашей группе, следите за новостями!
https://vk.com/the_best_library
[1] Полиэфимры или полиэмстеры — высокомолекулярные соединения, получаемые поликонденсацией многоосновных кислот или их альдегидов с многоатомными спиртами. Известны природные (янтарь и др.) и искусственные полиэфиры.
[2] Джемффри Даммер — американский серийный убийца, жертвами которого стали 17 юношей и мужчин в период между 1978 и 1991 годами. *Flight Express, Inc. –грузовая авиакомпания, принадлежащая Bayside Capita.
[3] Здесь и далее ПЦ – это аббревиатура Передового Центра.
[4] Лямблии – один из самых распространенных видов протозойных паразитов в организме человека. Оказывают сильное токсическое воздействие на организм.
[5] Current 93 – All the Pretty Little Horses.
[6] Шрифт Брайля – рельефно– точечный тактильный шрифт, предназначенный для письма и чтения незрячими и плохо видящими людьми.
[7] 8 миль = 13 км.
[8] Гардения – комнатный цветок.
[9] Льюис Кэрролл – английский писатель, автор книг «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».
[10] Софтбол – командная спортивная игра с мячом, разновидность бейсбола на площадке меньших размеров.
[11] Яремные вены – несколько парных вен, располагающихся на шее и уносящих кровь от шеи и головы.
[12] КИИ – аббревиатура Калифорнийского института искусств.
[13] Биполярное расстройство – психическое расстройство, когда у больного наблюдаются быстрая смена симптомов мании (гипомании) и депрессии либо симптомы депрессии и мании одновременно (например, тоска со взвинченностью, беспокойством либо эйфория с заторможенностью).
[14] 75 градусов по Фаренгейту приблизительно равны 24 градусам по Цельсию.
[15] 60 градусов по Фаренгейту приблизительно равны 16 градусам по Цельсию
[16] 100 градусов по Фаренгейту – это, примерно, 38 градусов по Цельсию.