Гремучий Коктейль 5

Глава 16

Власть — страшная штука. Она позволяет частично ослабить поводок на шее собственных инстинктов. Разрешает проломить границы и барьеры, выстраиваемые человеком внутри и вне себя.

Томилина я сломал полностью. Старый служака, всю жизнь проболтавшийся в кабинетах и на приемах, не выдержал давления. Пренебрежение, куча отрезанных бестолковок, красиво сложенных перед ним, открытое хамство. Угрозы многочисленной семье Томилиных… хотя нет, не угрозы. Я буднично расписал зарвавшемуся деду, что имею право сделать со всей его родней в ответ на его движения по отношению ко мне. Он поверил. Одно дело, когда угрозы пусты, а другое — когда на тебя таращится множество мертвых глаз. Да, головы, как оказалось, рулят, если надо кого-то убедить. Варварство? Конечно. Альтернативой было только убить полицмейстера, испортив отношения с Синдикатом.

Затем мы с Пиатой просто ушли, оставив за спинами санаторий, где жизнь была лишь в палате Томилина и в одной из запертых комнат, куда мы затащили тех, кого трогать не было никакого смысла.

Последствия у резни такого калибра, конечно, были. Не сразу. Прошла почти неделя, прежде чем мне на разговорник позвонил сам государь, уже частично разобравшийся в вопросе. Петру Третьему очень сильно не понравились инициативы — ни устремления его жены, пытавшейся сколотить чуть ли не личную гвардию, ни мои, эту гвардию разогнавшего. Особо государя огорчило то, что в затеянной движухе не нашлось места ни ему, ни младшему сыну (а всем остальным членам семьи нашлось!), поэтому по шапке он бил всем виновникам отчаянно и свирепо.

Я отделался деньгами, выговором и серьезным внушением «ты заколебал резать людей в промышленных количествах!» (ситуацию с пожаром Петр выкупил моментально, привязав её ко мне), Андрею устроили смачный приватный скандал на тему, чтобы он там с Дайхардами ничего не крутил (плохому научится), императрица была вызвана в столицу (о чем я узнал постфактум), а Николаю, среднему сыну было обещано нечто такое, что теперь бедолага перемещался исключительно по территории академии строевым шагом, а ко всем известной троице почти-лысых девок не приближался и на пушечный выстрел. От чего те страдали и жались… к товарищу Молотову. Что порождало слухи и теории, отголоски которых заставляли принца вздрагивать и беситься.

Что касается господина Томилина, то за неделю с ним произошло много событий, часть из которых едва не отправила старика на тот свет. Большая часть из них была связана с Егором Оргазовым, главой большого семейства, не досчитавшегося недавно почти всех мужчин и парочки женщин. Отец жены главного полицмейстера был заодно и держателем неправедно нажитых Томилиным богатств, что вышло Егору боком. Прекрасно понимая, чем именно его будет шантажировать Оргазов, Томилин нанес упреждающий удар по тестю, послав людей арестовать Егора. За что — главный полицмейстер знал прекрасно, чай семья же, не чужие люди… Ну и до кучи Тайный Приказ теперь шерстил полицию так, что господин Томилин ел лекарства как конь и гадил под себя, потому как времени отойти в туалет у него явно не было.

— И как так вышло, что ты убил более полусотни человек, все об этом знают, но при этом мы вышли сухими из воды? — задумчиво поинтересовалась лежащая на мне в черном прозрачном пеньюаре княгиня.

— Потому что не было никаких людей, — пояснил я, лениво потягиваясь, — Несколько охранников Оргазовых не в счет, а остальные… государству выгодно сейчас сделать вид, что никто и не пытался создать отдельный отряд благородных дворян из беженцев.

— Почему?

— Потому рекрутов поджигали и убивали, милая. Конечно, это можно свалить на Синдикат, но, по сути-то, именно императрица пыталась покуситься на отрасль, находящуюся в ведении простолюдинов, причем, на какую! Кто бы не докопался до истины происходящего, любая версия окажется невыгодной для Руси. Поэтому помер дед Максим и помер, незачем былое ворошить.

— И… ты все это рассчитал? — приподнявшись, брюнетка с любопытством посмотрела на меня.

— Нет, — вздохнул я, — Видишь ли, милая, мы бедны на знакомых. Даже завести приличных друзей не можем, потому что нам нечего предложить таким людям. Ни сделок, ни совместных предприятий, разве что инвестиции? Но мы молоды, род маленький, скороспелки. Нам не дадут сделать серьезные инвестиции, пока что. Не заслуживаем доверия. Поэтому, как это не глупо, у нас с тобой оставалось два варианта — либо терпеть наезды дальше, и надеяться, что переживем следующее покушение, либо… сделать нечто громкое. Очень громкое. Скинуть шахматную доску на пол. Смешать карты и поджечь крупье.

— Переубивать кучу спящих людей…

— Сколько порталов ты уже закрыла, дорогая жена? — чуть грустно улыбаюсь я. Меня пихают в живот, бурча, что «это другое». Но намек понят.

Здесь, в этом мире, всё может выглядеть очень прилично. Даже простое бытовое убийство в таком просвещенном городе как Питер, считается редкостью. Однако, это лишь ширма. Перебив прибалтов, я не сделал с точки зрения большинства заинтересованных лиц совершенно ничего предосудительного. Ответил? Да. Страшно? Да. Но при этом все живы и здоровы. Ни полиция, ни простолюдины, ни аристократия Руси не пострадали от моей вылазки.

Посадить меня? Ну еще бы, конечно, есть за что! Столько трупов. Неспровоцированное нападение. Бездоказательно, разумеется, свидетелей никаких… кроме Томилина, который против меня злоумышлял ранее. Да и, в самом-то деле, чтобы князь собственноручно ходил мочить народ? Экий бред, право.

Что выходит? Два морга забиты «а был ли мальчиками», главный полицмейстер ожесточенно воюет с Оргазовыми и Тайным Приказом, императрица в столице, принцам дали по жопе, а мы… слегка должны денег монарху. Чуть-чуть.

— Двадцать⁈

Власть — страшная штука. Особенно когда она позволяет кому-то схватить тебя рукой за самое дорогое, а затем, обвив удлиняющимися волосами за шею, начать душить.

— Двадцать миллионов, Дайхард?!! — прорычала моя жена, — Мы ему должны двадцать⁈

— Императоры… сами назначают себе… взятки… — прохрипел убиваемый я, — А если они узнают, что некие… хитропопые… княгини… сделали себе… почти семьдесят «бегемотов»…

— Ой! — меня внезапно бросили убивать.

— Он, кстати, на твой фокус злился больше, чем на мой, — выдохнул я, потирая горло и пытаясь освободить еще кое-что, крепко сжимаемое тонкими пальчиками, — Ты своим недолгим парадом техники весь город на уши поставила.

— Как будто я специально!

— Специально или нет, но у нас есть армия. Пусть этого никто не понимает, кроме самого императора и еще десятка людей, но протащить в город армию — это не полтинник эстонцев ночью вырезать, дорогая. Впрочем, я уверен, что наличие этих «бегемотов» нас с тобой частично и спасло…

— Интересно… — внезапно задумалась вслух девушка, — А почему он захотел деньгами, а не доспехами? Мог же потребовать.

— Доспехи в карман не положишь, дорогая. К тому же, зная нашего многомудрого государя, я уверен, что определенные планы на них он уже состроил. Да… мне пора бежать. К гоблинам.

— Покидаешь расстроенную молодую жену на брачном ложе ради этих зеленых коротышек?

— Мы сегодня должны прибыть в город.

— Я бы хотела отправиться с тобой…

— Даже Пиату с собой не беру. Сама понимаешь почему.

Власть — страшная штука. Моя власть теперь пугает гарамонцев почти до истерии. Я не сделал ничего, чтобы вызвать эти страх и ненависть, но этим зеленым засранцам был преподан урок от самого мира. Обвинили они в нем, конечно, меня.

Впрочем, пришлось задержаться. Кристина Игоревна, строгая и чопорная, с вечно неподвижным на публике лицом, в супружеской кровати трансформируется в нечто иное, страстное, ласковое и жадненькое. Чему я только рад.

Гарамон меня встретил, как и всегда, угрюмой тишиной, влажностью, жужжанием насекомых и ненавидящими взглядами гоблинов, обслуживающими баржу. Как только я появился, то сразу же взошёл по трапу на борт судна, позволяя ему продолжить движение вверх по реке. Через час с небольшим из-за двери хмуро гаркнули: «Мы прибыли!». Выйдя из каюты, я внимательно осмотрел поселение на берегу, затем воды реки, бывшей чуть уже Волги, а затем предупредил, что при следующей попытке обмана это самое поселение, что я вижу на берегу, станет одним из самых больших в мире.

Гоблины решили подсунуть мне спешно застроенную деревню…

Настоящий город открылся только через час.

— Ах вы, паразиты… — с чистым восхищением выдохнул я, рассматривая гавань и порт, мало чем уступающие по техническому оснащению тем, что я видел в Петербурге.

Так и знал, что они сознательно пытаются скрыть уровень своего технического развития! Мы тогда очень тщательно изучали первые трофеи, снятые с гоблинских разведчиков. Сталь ножей и ружей была очень хороша, выделка была чрезвычайно качественной, мы никак не могли определить, являются ли предметы их быта качественной фабричной штамповкой или же продуктом культа личной занятости!

Здесь? Здесь сомнений уже не оставалось. Дымящие и парящие трубы, провода, восьмиэтажные дома, равные по высоте хрущевкам из моего прошлого мира. Фабрики, заводы, пароходы. Провода на столбах, которые не могут быть ничем иным, как тем самым пресвятым электричеством, дающим пинка человеческим цивилизациям.

— «Поздравляю. Ты поймал их с поличным. А теперь самый важный вопрос — что ты планируешь с ними делать, Дайхард Кейн?», — голос Алистера Эмберхарта вырвал меня из раздумий.

— «Бешеную собаку не пытаются оседлать, лорд. Но мне пригодятся её щенки»

— «Так вот что ты задумал…»

Власть — страшная штука. Она тебя отрывает от тех, у кого её нет, частенько делая тебя в глазах этих разумных злом. В пример можно привести себя, как контрактора, спасающего Гарамон от исчезновения в Пустоте. Миллиарды и миллиарды жизней зависят от меня, каждый день нашего договора с миром я дарю этим жизням лишний день существования. Я — добро? Безусловно. Многого ли я за это хочу? Ничтожную малость, которая, даже увеличенная в миллион раз, останется ничтожной. Совершенно незаметная величина для мира. Но гоблины Гарамона в данный момент меня считают чистейшей воды злом. С их точки зрения, я являюсь тираном и самодуром, держащим все существование их цивилизации на тонком волоске своей жизни.

Философия? Да. Но заниматься умственным трудом необходимо, когда ты слегка выпрыгнул из стереотипов и не можешь больше жить, руководствуясь тем набором установок, которые когда-то считал неотъемлемой частью своей жизни. Когда тебя сбивает трамвай по дороге на работу, то родственники закапывают тебя, немного грустят, вкусно кушают, а затем всё возвращается на круги своя. Если князь Дайхард склеит ласты, то это уже отразится на жизнях сотен людей и миллиардов гоблинов.

Поэтому и надо соответствовать.

Встречающую делегацию из нескольких десятков вооруженных зеленокожих возглавляла пожилая и полная достоинства особа, одетая в брючный костюм.

— Вам опасно ходить по улицам городов! — с ходу отрезала она, — Наши граждане могут напасть…

— Сделаете так, чтобы не напали, — равнодушно бросил я, — Это в ваших интересах, потому что моё путешествие по миру только начинается.

— Это… невозможно!

— Рот закрой, и приступай к выполнению приказа. Или передай его тем, кто займется им. Я не спрашиваю, что возможно, а что нет. Делаете как я говорю… или умираете, пытаясь выполнить приказ. Альтернатив нет, переговоры с вами я вести не собираюсь, торгов и условий не будет. Делаете как я говорю, делаете молча и быстро — и тогда никто не пострадает.

Оставив за спиной потерявшую дар речи гоблиншу и её охреневший эскорт, я отправился осматривать гавань. Меня интересовало всё — механизмы, краны, формы и марки судов, грузы, рабочие… всё! Без исключения! Другой мир, другая цивилизация, другая история! Не зеркальное отображение человеческой, а нечто иное!

Во второй раз, когда подкравшаяся сзади гоблинша попробовала со мной заговорить, она ощутила дуло револьвера, прижавшееся к её лбу. А заодно и дрожь земли под ногами, потому как мне было не лень обратиться к миру.

— Делайте, что сказано, гоблины.

Тяжелый и рискованный процесс приручения целой расы к простой мысли о том, что их трюки больше не пройдут, начался почти без шороховатостей.

Почти.

Пару раз за время прогулки по городу, мне пришлось сматываться от толп молодых безоружных гоблинов, с гневными криками идущих то ли меня убивать, то ли просто бить морду. Эскорт, встававший на пути этих горячих голов, пока еще не стрелял, но сильно грозился вскоре начать. Старуха, одёрнутая мной в самом начале, шла со своими стрелками молча, не сводя глаз с моей спины. Знакомство с достопримечательностями продолжалось.

Это было похоже на невидимую войну. За мной следили, пытаясь понять, что я делаю, а я, как мог, скрывал собственные мотивы, запутывая наблюдателей. Изначально выигрышная позиция и привела к тому, что через несколько часов я оказался в прекрасно развитом торговом квартале, где среди лавок и магазинов быстро обнаружил солидный живописный дом-лавку. Не простую, а книжную. В неё-то я и зашёл, заперев за собой дверь.

— ****?!! — удивленно прохрипел старый одноногий гоблин, едва не сверзившийся с приставной лестницы.

— Мне нужны карты мира и учебники. Все учебники. Немедленно, — объяснил я свою нужду, раскрывая в одном свободном закутке портал.

— ******⁈

— Учи язык быстрее, старый пень! А то я заберу все книги!

— Ни ныадо!! Шийто тьебе нюжно⁈

— Карты! Учебники! Немедленно!

— Сиййчиасс, сийчиас!

Лицо зеленой старушки, прижавшееся к стеклу снаружи и наблюдающей, как я закидываю книги в портал, было незабываемым. А ведь там, на Сердечнике, всего в двух шагах от моего дома живёт господин Азов. Знаете, что у него есть? Молодая привлекательная гоблинша, в которой он сейчас совершенно не испытывает нужды. Она гарамонский знает просто прекрасно…

Видимо, до пожилой гоблинши внезапно что-то дошло, на сморщенном зеленом лице возникло паническое выражение, но я уже заходил в свой портал, поблагодарив растерянного деда на прощанье и пообещав, что те, кто снаружи — с ним обязательно расплатятся.

Вернувшись к себе и кое-как сложив добытую литературу в стопки, я отправился к господину Азову за переводчицей с гоблинского.

— Костя… ты когда в последний раз спал? — осведомился я, глядя на друга.

Господин Азов, молодой и подающий надежды одиннадцатый сын графа Азова, выглядел… затраханным. Можно было бы сказать «истощенным» или «не выспавшимся», но по сути и делу? Да, именно затраханным, причем, явно не собирающимся на этом останавливаться. Глаза парня странно блестели, он облизывал сухие губы и напряженно сопел, глядя на меня.

— Нормально у меня всё! — сварливо отреагировал на заботу полуэйн, — Зеленка нужна? Забирай! Она замучила на нас коситься! Хоть мужика заводи! А ты сам при… ну в смысле не ты, но мужик для неё у тебя там найдется⁈ О, точно, китаец!

Ууу, данон… что-то Костя мне совсем не нравится.

— Ладно, сам разберешься, — тем временем бубнил он, направляясь к двери и явно собираясь её закрыть за моей спиной, — У нас тут… дела. Заняты мы. Да.

— Как скажешь, как скажешь дорогой… Туман диких грез!

— Кееееейн!!! Гаааа…

И заснувший Константин Азов оседает на паркет, а я, вытащив его из облака дыма телекинезом Фелиции, достаю разговорник и начинаю набирать номер его отца. За дверью тихо шушукаются низшие эйны, которые и сдали нашего героя-любовника. Ну или, проще говоря, нажаловавшись мне, что хозяин подозрительно сам не свой.

Власть — страшная штука. Власть над магией особенно. Ощущать себя простым человеком и ощущать себя тем, кто может крошить руками металл и испускать ими молнии — это две совершенно разные вещи. А есть еще и гримуары.

— Георгий Алексеевич? Здравствуйте. Нам нужно с вам срочно обсудить поведение вашего сына.

Мой разум гораздо старше тела. Сверстник бы ничего не понял в виду недостатка жизненного опыта, но я буду совершенно другим делом. Костя у нас красавчик, редкостный просто. В самом начале нашего знакомства я подвизался на том, что отгонял от него девок всеми возможными средствами. Наш полуэйн не очень похож на мужика, но зато смахивает на корейского идола, а от таких в моем мире девки ссали кипятком на дальность. Что это значит?

Правильно. Такие люди как наш Костя привыкли к женскому вниманию. Более того, Азова всю жизнь от этого внимания подташнивало. А тут, значит, моего не очень спортивного друга внезапно ввергают в многодневный секс-марафон? Оч-чень подозрительно. Необходимо проверить. Ну а дикий хаотический сон? Мелочи. От него пока все просыпались.

— Костенька! Что с тобой! — расталкивая эйн, к нам пробивается знакомая пухляшка, явно уже потерявшая три-четыре кило, если не больше.

— Мадемуазель! — не теряясь, я ловлю коротышку в охапку, а затем, усадив задом на паркет и слегка прицелившись, отправляю её скользить в еще не рассеявшееся облако магического дыма, — Пардон!

Это, уже, почти насилие, но разбираться я оставлю графа, уже спешащего сюда попутными родственными порталами.

А эти двое… ничего с ними не станется. Обоим никак не помешает выспаться.