Гремучий Коктейль 3

Глава 3

— Смиренно молю о прощении, господин! — согнувшийся в три погибели слуга дышал в ковер на полу купе поезда, везущего нас в Петербург.

— Ты заключил сделку с даймоном за моей спиной, Мао Хан, — процедил я, не покупаясь на этот восточный акт полной покорности, — Ты позволил ему овладеть своим телом. Подверг риску не просто жизни, а сами наши души. Но это… я бы мог простить. Не будь такой поступок полной и беспросветной глупостью! Как можно было довериться твари, что появилась рядом с тобой в доме!? Как можно было поверить её словам! К тому же, он оказался прав? Мы были на тот момент в смертельной опасности?!

Разнос я устраивал по делу, но решил не просвещать Мао Хана о истинной природе твари, сумевшей его обмануть… пусть и без каких-либо особых последствий. Амадей, как представился тип, посетивший нас в теле моего слуги, был натуральным демоном. Чем-то, о чем этот прекрасный мир знал очень мало.

Но знал другой. Точнее, знал лорд Алистер Эмберхарт.

— Прощение ничего нам не даст, Мао Хан. Как и изгнание или даже казнь, — вздохнул я, глядя на не подающего признаков жизни китайца, — Тебе нужно учиться. В первую очередь — учиться думать, во вторую — узнавать мир за пределами вырастившего себя клана. Понял?

— Д-да, господин!

Учиться, учиться и еще раз учиться. Так-то, если подумать, то слуга мне нафиг не нужен был с самого начала, да еще и полученный от одного из теневых кланов Китая. Чай не баре, штаны натянуть сами можем, а полы вымыть, если припрёт, мне не западло. Как и нанять приходящую служанку. Но, с другой стороны, очевидно преданного (или просто не ценящего свою жизнь) человека отталкивать не стоит. Не с нашим количеством проблем. Так что ждёт Мао Хана учеба трудная и разносторонняя, как и тренировки. Сам юный китаец не владел вообще никаким оружием, даже этим своим кунг-фу. С одной стороны логично, но с другой — какой из него тогда слуга ревнителя?

Поменявшись местами с несравненной Анной Эбигейловной, я пошёл в купе смотреть на Кристину. Жена изволила на меня дуться с момента, как я хамски и в лоб заявил всей её семье, что жизни им император точно не даст, если они не прекратят «капризничать». С точки зрения старых и заслуженных дворян подобное обвинение было более чем серьёзным, но они и сами обо всем давно догадывались. Упорствовали, да, но теперь поняли, что предел терпения у монарха видим и ощутим. Терновых терпели и посмеивались за их спинами? Да. Эпатажное поведение, как знак мягкого протеста? Тоже да. Но этому пришёл конец тогда, когда им было даровано княжество.

Шансы, что в новоявленном княжестве Дайхард не будет огромных проблем, для решения которых потребуется поддержка монарха — были ничтожны. Это понимали мы все.

— Нам нужно серьезно поговорить, — воспользовался я самым древним, грязным и женским приёмом, входя в купе, — Прямо сейчас.

Разговор выдался долгим и тяжелым для обоих. Суммарно у нас двоих была такая куча неприятностей, с которой вообще не живут, а стреляются после утренней чашки кофе. Может быть, даже в сортире. Неудовольствие императора, акаи-бата, Парадин, должником которого являюсь я, а кровником — моя жена. Демон по имени Амадей, о котором мы дали слово никому не говорить. Ревнитель, с которым мы будем проходить нашу сверхраннюю стажировку. Общество, как справедливо заметила моя жена, не готовое смириться с новым князем. Многие бы поняли князя Тернова, даже приняли со скрипом, но Дайхарда? Царапающего слух иноземного Дайхарда? Вряд ли.

— И еще Красовский! — хлопнул я в ладоши, вспоминая эксцентричного бандита-простолюдина, — Вряд ли он решит прервать наше знакомство. Всё перечислил? Есть что добавить?

— Есть, — нехотя сказала Кристина, отводя глаза в сторону, — Сильверхеймы. Точнее, Сильвия Сильверхейм.

— Что?! — поперхнулся я, вспоминая, как видел тогда еще Тернову, напряженно общающуюся с моей родственницей, — Это тебя как угораздило?

— Ей было кое-что нужно от меня. Очень нужно, — вздохнула девушка, — А я ей отказала. Не затаить обиду она не могла.

— И почему ты ей отказала?

— Она не мой император, — очень серьезно ответила сидящая у окна девушка.

— Мы либо будем разбираться с проблемами по мере их наступления, — подумав, ответил я, — либо свихнемся, пытаясь угадать, где и как что случится. Во всяком случае, стоит проинформировать Витиеватого и нашего будущего, гм, начальника. Авось убежит.

На том и порешили.

Возвращению в Питер я радовался как ребенок, только про себя. Москва, несмотря на то что особо побродить по ней не получилось, слишком уж ошеломляла. Мода на почти выпрыгивающие тебе в лицо сиськи кажется классной только первые полчаса, а потом просто всё замыливается перед глазами. С иномировыми гостями это сработало почти также — столица ошеломляла, она слишком уж серьезно била наотмашь по твоим органам чувств. Петербург, где женщины просто красили волосы в несколько цветов, был куда спокойнее.

Прибыв в родной дом, я тут же отправился через дорогу в академию, навестить дорогих моему сердцу друзей. Дорогих, потому что пришлось тащить с собой многое в качестве взяток — а именно большой пакет свежей, еще горячей сдобы, нехилый сверток с разными сластями, закупленными в Москве, и… ботинок. Один из пары, в которой я приехал в Питер.

Приготовления оказались совсем не напрасны.

Отпихнув взвизгнувшую Пиату, в раскрытую ей дверь попыталась пролезть широченная собачья морда с заранее распахнутой пастью, из которой вырывался жуткий хрип. Уронив на пол ботинок, я стал свидетелем, как ушибленный на всю голову бульдог хватает его голодной акулой, а затем с рычанием скрывается, под возмущенные звуки двух других обитателей этого места. Правда, войти я не успел, так как следующего «нападающего» почему-то больше интересовала не одуряюще пахнущий сдобой пакет, а вовсе даже я. Так что пришлось смотреть в глаза хозяину квартиры, имея на шее маленькую девушку-слугу, обнимающую меня за шею.

— Меня ж не было всего несколько дней! — неловко бурчал я, поддерживая предплечьем Пиату под её компактную, но довольно мягкую, задницу.

— Тебя очень долго не было! — компактный блондин, сидящий за заваленным бумагами и учебниками столом, явно был сердит, — Мне эти дни показались вечностью!

— О, ты тоже соскучился? — покачал я Пиатой, намекающе ухмыляясь другу.

— Век бы тебя не видать! — чуть не сплюнул тот, — Кейн, ты… у тебя квартира, Кейн! А я живу в собачьей будке! И по чьей вине в этой будке еще оказалась и собака, а?!

— Так я вместе с ней же ключи оставлял от квартиры? — недоуменно пожал плечами я, чувствуя, как объятие за шею стало чуток… покрепче, — Не знал же, можно тут держать животных или нет, поэтому…

— Пиата…, — змеей зашипел славный потомок Азовых, — Пиата…

— Тебе что, просто лень ходить было до моего дома?! — неожиданно понял я, щекой тыкая в ухо мелкой негодяйки, — Да?

Действительно, я оставил запасной комплект ключей, чтобы в случае, если Курва не потерпит школьная администрация, Константин мог легко вернуть его в родные пенаты, а затем лишь посылать служанку кормить и выгуливать бульдога. Только вот Пиата посылаться не любила и уж тем более — не любила посылаться на регулярной основе!

— Конечно же ей было лень! — не выдержав, вскочил хозяин самой ленивой, ехидной и вороватой из всех эйри Ларинена, — Ах ты мелкая дрянь!

Секунда — и моя шея свободна также, как и левая рука, в которой был довольно увесистый пакет сдобы, а по коридору раздается бодрый топоток ножек низшей эйри, решившей дать своему хозяину время на осмысление новых жизненных реалий. И всё это под утробно-чавкающие звуки чудовища, обожающего грызть мою обувь.

Утихомирить Константина оказалось непростой задачей, в основном потому, что источник уже неплохо пропитавшего комнату вкусного запаха был уворован мелкой негодяйкой, а сам вьюнош бледный и яростный оказался довольно голоден. Однако, несколько вытянутых из другой сумки пряников, привезенных мной из Москвы, оказались достаточной заменой свежей, но уже не доступной сдобе, так что в итоге через пять минут мы уже сидели за его рабочим столом, употребляя сладкое под чай. Под счастливые звуки продолжающего кушать бульдога, конечно же.

— Ну чего, как съездил? — ехидно спросил меня друг, чье настроение при каждом взгляде на Курва определенно ползло вверх. По причине скорого расставания, конечно же.

— Так себе, — протянул я, — Немножко поубивали людей с Красовским… эй, не плюйся чаем!

— Прости, мне тут послышалось что-то…, — прокряхтел вытирающий рот полотенцем блондин.

— Не знаю, что тебе послышалось, но повторю, — вздохнул я, — В общем, немножко постреляли с Красовским, позанимались магией, потом я отлично отдохнул в одном прекрасном московском клубе, поговорил с императором, пришлось еще немного пострелять и побродить, затем побывал в гостях у Терновых, ну а потом приехал обратно. Как-то так.

— Угу. «Поговорил с императором». Прелестно, — промычал потомок Истинного графа, — Что еще наврешь, хамло иностранное? Ты только это, аккуратнее ври, а то я всё-таки русский дворянин, так что это самое…

— Ага, — капнул ядом в ответ я, — Вот прямо с поезда к тебе прилетел на крыльях у любви и как давай врать!

— Не ну а чо? — не сдавался Азов, — Прямо такой с порога, мол, я там с его Императорским Величеством, божьей милостью сувереном земли Русской, Петром Третьим… «поговорил». Поговорили они!

— Лааадно, Его Величество изволил дать мне аудиенцию, так тебя устроит? — хрюкнул я, топя нос в кружке с чаем.

— Не устроит! С какого лешего меня это должно устроить?! — выкрикнул белобрысый аристократ, — Ты… ты хер с горы, Дайхард Кейн! Я помню, как ты на козырьке сидел, когда абитуриентов принимали! Из твоей одежи тряпку половую сочинить стыдно было б! И что ты с тех пор сделал?! Учился?! Я тоже учился! И всё! Так что нехрен тут брехать! Есть кому, вон, псине твоей! А я хочу, чтобы не было!

— Ты чего такой нервный? — удивился я, — Случилось чего? До тебя что, домогаться начали?

— Всё было нормально, пока ты не появился! И я не узнал, что оказался в очередной раз предан своей эйной! — надулся Азов, — Собака — раз! Пиата — два! И ты еще сидишь тут, жрешь гостинец, что сам приволок, и врешь, что императора видел!

— Дважды, — уточнил я, догрызая пряник.

— Угу, на личной аудиенции, — нашёл в себе еще токсинов Костя.

— На личной, — покивал я, вспоминая, как было дело, — Обе личные были. Личнее некуда.

— Да-да. А затем он пожаловал тебе, хрену иноземному да безродному, боярское звание, облобызал троекратно, да дочь боярскую в замуж выдал, — съехидствовал блондин-полукровка.

Я подавился. Азов спал с лица. Воцарилась тишина, в которой было слышно лишь утробное хрипение Курва и мой собственный кашель. Блондин, внезапно что-то понявший, выцвел до синевы и таращил глаза.

— Ну… почти угадал, — откашлялся я, — Вот прямо почти.

— Ч-что? — выдавил мелкий блондин, — Не лобызнули? Ой какая жалость.

— Да не, — гадко ухмыльнулся я, — Лобызнули. Когда во князья возводят, на присяге император лобызать изволит, положено та…

— Какие. Князья? — на Азова-младшего было страшно смотреть. Он так-то парень весьма эмоциональный, довести его милое (и плевое) дело, а уж после такого…

— Вестимо какие. Владетельные, — добил я друга до косоглазости и спёртого в зобу дыхания.

Всё. Готов. Относительно миниатюрный блондин сейчас представлял из себя статую самому себе на пике мук от многодневного запора. Вселенское непонимание не только надежно исказило черты морды лица моего товарища, но и переклинило извилины, причем, явно, наглухо.

— Ладно уж, не буду тебя мучить, — ухмыльнулся уже сделавший своё грязное дело я, — Слушай нормальную версию моего княжения.

Истинный аристократ очень быстро пришёл в себя, а в его глазах вместе с пониманием загорелась нехилая доля ехидства. Едко и мстительно заметив, что это не меня сделали князем, а подарили вместе с титулом Терновым, Константин удосужился удара по наглой морде нашаренной мной подушкой, но злорадства не убавил. Закончив изгаляться, он вскользь поинтересовался причинами моей хромоты, завистливо покивал, а затем… принялся выгонять меня. Ну или не меня, а сыто облизывающегося Курва, который, судя по всему, изрядно достал сына графа. Прямо до колик.

Еще бы он не достал. Держу пари, что у Константина туалеты дома больше, чем все эти апартаменты, а тут хрипящая, ворчащая и прожорливая скотина, которую еще и на местном газоне не выгуляешь, так как насрёт так, что куча выше травы будет…

— Идём, дружище, — обратился я к собаке, — Нас здесь не любят.

Бульдог, отряхнувшись (помотав своей толстой шкурой туда-сюда), подошёл ко мне, а затем, плотно прижав морду к закрытой штаниной икре, тягуче фыркнул. Нагнувшись, я погладил навязанного мне пса по широченной спине, на что тот, к моему вящему удивлению, завилял обрубком своего хвоста. Ты смотри, соскучился. И, что характерно, на обутую обувь не покушается!

Не успели мы с псом покинуть кампус, как нас нагнал сам Азов, бурча, что некие недогадливые князья в гости приходят без бутылки, которой хорошо бы отпраздновать избавление от сопящей, рычащей и пердящей твари, поэтому увы и ах, блондину придётся напрягаться и доставать нужное для празднования самому. Тем более что неверная, лживая и прожорливая служанка явно скоро не появится, ибо некто вопиюще непрозорливый накупил слишком много сдобы, которую мелкая сволочь жрать будет как минимум до завтра. И сожрёт, что характерно. Но это ничего, потому как благородному сыну великого графа ничего так не хочется, как побыть в тишине и пьяным. Помыслить, так сказать.

Шутливо перебраниваясь и подтрунивая друг на другом, мы прошли половину расстояния до ворот академии, как неожиданно…

— Опа…, — озадаченно проговорил я, наблюдая очень необычное зрелище.

— А, — вяло откликнулся Костя, останавливая тоже, — Хотел тебе рассказать, но потом.

Вполне себе живая и бодрая баронесса Ария фон Аркендорф шла к женскому общежитию во всей своей огненноволосой красе. Это уже было достаточно удивительным событием, так как эту девушку, которую я списал со счетов, давно должен был угробить её собственный даймон, но совсем не её продолжающаяся жизнедеятельность заставила меня застыть соляным столбом.

Она шла не одна!

Гордо вышагивающую улыбающуюся красавицу (!) окружало человек восемь студентов! Обоего пола! Они крутились возле неё, что-то спрашивали, она что-то отвечала, выглядело это вполне естественным общением вожака со свитой, от чего у меня почти отвалилась челюсть. Это вообще как?! Куда делась хмурая и дёрганная особа, вечно воюющая (и проигрывающая!) реальности?! А теперь вон, она свободно чешет себе по делам, окруженная подлизывающимися к ней студентами и, что куда интереснее, чувствует себя определенно на все сто сорок шесть процентов!

Свободная походка, покровительственные жесты, щедрые улыбки… Ария производила впечатление человека, у которого не просто поправились дела, а вообще всё в жизни невероятно зашибись! Даже Курв засмотрелся!

— Ну, если честно…, — протянул Азов-младший, — …то никто не знает, что с нашим лидером класса случилось. Просто раз! … и стала вот такой. Пришла с утра, люди к ней потянулись… и вот. Теперь наблюдаем такую картину. Каждый день.

— Удивительно и непонятно, — поставил вердикт я, — Но категорически плевать. Выжила и хорошо. Приободрилась и ладно. Всё равно мне с ней детей не крестить, даже не делать. Мы с Кристиной на днях уже практику начинаем.

— Кому расскажи — не поверят, — горько вздохнул за моей спиной приятель, — Приблуда из провинции иноземной, года не прошло, а уже во князьях, женат на Терновой, да еще и практику начинает. На первом курсе! Ты что, птицу удачи сожрал? Сырую и с перьями?!

— Дружище…, — я серьезно посмотрел в глаза приятелю, — У всего есть цена. И поверь мне, Азовище, я плачу вовсе не в свою пользу. Так что в этой ситуации больше всего, как ни странно, выигрываешь ты. Был в друзьях оборванец, а стал князь.

Развернулся и пошёл домой, злорадно слыша за спиной озадаченное «Азовище…». Так, наверное, еще никто не называл представителей этого Истинного рода.