Гравитация

Глава 14

Мама стоит в шаге от телевизора, прикрыв рот рукой. Её глаза приклеились к прямой трансляции атаки в деловом районе, затем ещё в двух городах, и прежде, чем я могу подумать, экран разделяется на десять частей.

Десять атак. Все сегодня. Все произошли одновременно.

Мама подходит ко мне, и мы обнимаем друг друга. Мы наблюдаем за атаками в тишине. Более пятидесяти людей погибло в течение десяти минут. Оперативники появляются из управленческих грузовиков на месте каждой атаки. Отсюда они выглядят слишком молодо. Они действительно юные: не старше двадцати пяти лет. Я никогда не понимала, почему в бой посылают молодых, но так всегда было и будет… если мы переживём это.

Стрельба, взрывы и крики вырывают меня из мыслей. Моё сердце пропускает удар, пока мы ждём, когда рассеется дым, ждём, чтобы увидеть, как много тел безжизненно лежит на земле, ждём, чтобы увидеть, чьи там тела: их или наши. Но мы не видим. Экран чернеет, а затем появляется сообщение о потере связи.

Входная дверь открылась и отец вошел в дом. Мы с мамой ждали, что он скажет об атаках. Его телефон зазвонил, когда он приблизился к нам, и отец поднял трубку. Несколько минут он кивает, а затем кладёт телефон обратно в кобуру.

— Они взорвали нашу внешнюю лабораторию. Всё наше исследование… Как они узнали? — произносит он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

— Какое исследование? — спрашивает мама.

Его голова резко поднимается.

— Композитная жизнь растений. Оно производит кислород и поглощает СО. Мы были готовы запустить финальную проверку. Как они узнали?

Композитная жизнь растений. Выходит, что слухи правдивы. Древние не только восходят от деревьев — они их и производят. Это объясняет существование посевных полей даже глухой зимой. Одно точно — они контролируют гораздо больше, чем я предполагала.

Снова звучит входная сигнализация, и Ло стремительно входит в комнату, лицо у него бледное и пустое.

— Всё в порядке? — спрашиваю я.

— Да, но можем мы… — он показывает жестом на внутренний дворик.

— Буквально секунду, Ари, — говорит мама, замечая, что мы уходим. — И далеко не уходи.

Я киваю и закрываю за нами двери во дворик. Когда мы поворачиваемся, то вижу Джексона и Маккензи. Ло делает выпад в их сторону, прежде чем я могу его остановить.

— Что вы здесь делаете?

Джексон начинает защищаться.

— Мы пытаемся помочь, Ло. Ты это знаешь.

— Я больше ничего не знаю, — Ло падает на стул. — Парочка Древних появилась возле моего дома, выжидая, подкрадываясь к нашему крыльцу. Я не подозревал маму, но что, если она это сделала?

Джексон качает головой.

— Не переживай, это было всего лишь представлением. Они хотели, чтобы все увидели их возможности. Они могут попасть к кому угодно, даже к президенту. Это тактика страха.

— Что ж, это работает, — говорю я. — Как предполагается, мы должны это остановить?

— Мы не можем сделать ничего, а он может, — Ло сердито смотрит на Джексона. — Пошли приказ. Ты знаешь, они тебя послушают.

— Меня? Я не Зевс. Приказы приходят сверху. Их никто не оспаривает. Единственное, что мы можем делать — реагировать. Нам нужна информация. Мне надо…

— Ты видел новости? — произносит Ло. — С чего бы нам с Ари пытаться остановить атаку против Древних? Это выглядит так, словно мы должны поддерживать восстание, а не стоять у него на пути.

Джексон переводит взгляд на меня, но я не могу ответить. Я согласна с Ло: мы не можем позволять им убивать наших людей. У нас с Ло есть ответственность. Мы — следующие лидеры. Люди могут быть слабым видом, но мы не можем сдаться без боя. Я скрещиваю руки, приготовившись высказаться, когда вмешивается Джексон.

— Вы так и не поняли, никто из вас. Это печально. И время истекает. Нам нужна стратегия. Сейчас.

Я иду к кромке леса, нуждаясь в дистанции для того, чтобы подумать. Кое-что здесь нелогично. Либо Джексон не знает всей ситуации, либо он что-то не договаривает. Я хочу ему доверять, и я, действительно, доверяю ему. Но я не доверяю Зевсу, который даёт Джексону указания. Я глубоко вдыхаю, когда слышу приближающиеся шаги. Ло подходит ко мне и оборачивает вокруг меня руку, смотря себе через плечо, прежде чем увести меня глубже в лес, за пределы слышимости наших потенциальных слушателей.

— Отказавшись от помощи, мы допустим войну. Я не могу это сделать, Ло.

— Я не уверен, что это так просто. И я убеждён, что передача им стратегии только ослабит нас ещё больше, и ничего более.

— Я знаю. Я начинаю сомневаться…

Шагов становится больше. Джексон.

— Сомневаться в чём? — выплёвывает он.

Я оборачиваюсь, всё моё разочарование выкипает на поверхность.

— Ничего из этого не имеет смысла! Почему мы должны отдавать вам стратегию? К чему хорошему это приведёт? Вы действительно думаете, что мы перестанем бороться прямо сейчас, когда вы убили наших людей? Мы не будем. Мы не успокоимся и не позволим вам победить.

Я вижу, как боль промелькнула на лице Джексона, но я не возьму свои слова обратно. Я не могу.

— Вы выбираете между выживанием и полным уничтожением вашего вида. Как вы не можете это увидеть? Это не честная борьба. Вы. Не можете. Выиграть.

Я начинаю углубляться в лес, так что ничего кроме деревьев и ветра не окружает нас.

— Возможно нет, — говорю я. — Но мы никогда не соглашались сотрудничать со своими врагами.

— Ты ненормальная? — кричит Джексон. — Ваш вид всегда сотрудничал со своими врагами. Они делали всё, в чём нуждались, чтобы выжить. В этом всё дело, Ари. Выживание. Не у кого больше силы или контроля. Я пытаюсь помочь вам остаться в живых.

— И откуда ты знаешь, что Зевс сдержит слово? Откуда ты знаешь, что он остановит атаки, узнав стратегию?

— Он всегда делает то, что говорит, как хорошее, так и плохое. Как минимум, он заслуживает доверие.

Ло становится напротив меня, приседая так, что теперь мы находимся на одном уровне глаз.

— Я ненавижу признавать это, но, Ари, я думаю, он прав. У нас будет время для борьбы. Но не уверен, что прямо сейчас. Нам надо давать Зевсу желаемое, тогда он остановиться. Затем мы решим, как двигаться дальше. Кроме того, у нас нет выбора. Это риск: сдержит он своё слово или ничего не сделает. В итоге, мы разорвёмся на части.

Если бы только я могла кричать. Ненавижу это. Я ненавижу этот план. Это идёт против цели моего существования, заставляя меня чувствовать, словно я сдаюсь, когда должна направлять войска в бой. Нас научили отдавать наши жизни, но как начать войну, если ты уже проиграл? Как отправлять людей на войну, когда они уже мертвы?

Я вздыхаю, долго и тяжело.

Я поворачиваюсь лицом к группе, смирившись со своим решением, потому что, как бы то ни было, я не тот человек, который берёт свои слова обратно. Слишком много вещей, которые надо рассмотреть, слишком много людей на грани риска, ничего не поделать, но надо продолжать двигаться дальше и надеяться на лучшее.

— Что я должна сделать? — говорю я.

Джексон поднимает взгляд, его злость и разочарование исчезают, как только он смотрит на моё лицо.

— Сделать то, что мы должны были сделать с самого начала. Разузнать стратегию.

Я киваю, чувствуя внезапную решительность, которую прежде никогда не ощущала. Потому что внутри я не уверена, что приняла правильное решение, помогая Джексону. Сейчас я знаю, что дело не столько в правильности решения, сколько в его важности, и я понимаю, что эта разница каким-то образом раскрепостила меня. Я восстановила контроль. И я готова делать то, что требуется для защиты своего вида.

Я останавливаю свой взгляд на Джексоне.

— Считай, это сделано.

Ло подходит и крепко меня обнимает.

— Ты можешь сделать это, — говорит он, прежде чем уйти, чтобы проверить свою маму. Я смотрю, как он удаляется, радуясь, что на моей стороне есть человек.

— Ты идёшь? — говорит Маккензи Джексону.

Он качает головой, ни разу не подняв взгляд, и я чувствую, как тяжёлые стены вокруг меня начинают понемногу разрушаться. Я не знаю, почему он оказывает на меня такой эффект. Мои глаза находят землю, и я пинаю грязь, оба из нас выглядят, как дети, отказывающиеся уступить первыми.

Маккензи направляется ко мне, её лицо полно негодования.

— Это не игра, человек. У нас здесь есть определённые роли. Наши люди, ваши люди, все рассчитывают, что мы это сделаем. Нет времени для этого… этого…

— О чём ты говоришь? — я практически кричу.

— Посмотри на него! — Маккензи указывает на Джексона. — Не видишь, что ты делаешь? Тебе всё равно?

Моя голова дёргается, слова покинули меня. Затем между нами становится Джексон, отодвигая Маккензи назад.

— Я в порядке, Кензи. Вернись к остальным. Оповести о наших находках.

— Но…

— Просто иди. Пожалуйста.

Боль заменяет злость, и за один прыжок она оказывается на соседнем дереве, исчезая с наших глаз.

И вот, мы остались наедине, Джексон и я, смотря друг на друга, и оба неуверенные в том, что сказать дальше. Я иду назад по направлению к дому, зная, что не должна задерживаться после того, как мама позовёт меня изнутри, и сажусь на качели, подвешенные под крышей.

Джексон останавливается напротив меня, достаточно близко, чтобы, наши колени соприкоснулись.

— Что сегодня произошло? Прошлой ночью всё было хорошо. Что произошло? Дело в атаках? Тебе кажется, словно я… — он пропускает руку через волосы.

Я смотрю на него, полностью поглощенная.

— Нет. Это не то. Это… я не знаю. Я просто чувствую себя слишком неуверенно.

— Мы получим стратегию, Ари. Не переживай. Мы получим её.

Я прочищаю горло и смотрю в сторону.

— Причина не в этом.

Казалось, мгновение он обдумывал это, а затем опустился на колени напротив меня так, что теперь наши глаза находились на одном уровне.

— Я помню, когда это произошло, — говорит он, проводя пальцем по большому шраму на моём левом колене. — Тебе было десять, и ты беспечно подошла к краю кровати с надетыми носками. Ты поскользнулась и стесала коленку об угол кровати.

— Как ты…?

— Пять швов, если я помню, — он поднимает брови.

— Но они были бесполезны, потому что утром все прошло. Я сказала своей маме, что у меня есть супер способности. Она позволила мне притворяться, будто я лечу её всю оставшуюся неделю, — улыбаюсь я мысленно, и понимаю. — Это был ты, не так ли?

— И этот, — говорит он, указывая на крошечный шрамик на моей брови. — Случилось год назад. Он беспокоил меня. Что ты делала на крыше? Ты поскользнулась и упала на большой дуб где-то здесь. Ты могла что-нибудь сломать, но обошлась лишь глубокой раной на руке.

— Почему ты это делал? Я имею в виду, лечил меня.

— Я всегда приглядывал за тобой.

Несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга, не зная, что ещё сказать. Война заваривается вокруг, связывая нас вместе, единственных людей, способных все остановить.