Граница смерти

24

– Ты действительно хочешь отправиться в одиночку на встречу с Эскобаром? – В ночной темноте низкий голос Ковальски прозвучал в мозгу Трэвена тише обычного. Для ночных операций они выбрали специальную частоту связи.

– Вообще-то я не буду чувствовать себя одиноким во время встречи, – напомнил ему Трэвен.

– Это верно, но все-таки куда лучше, когда кто-то прикрывает тебя, стоя рядом.

Взглянув на сигнал светофора, Трэвен перешел улицу. На нем были черный плащ, надетый поверх рубашки, джинсы и кроссовки. Оба пистолета лежали в карманах плаща, и детектив не застегивал его, несмотря на мелкий дождь, сыплющийся на город, и пронизывающий холод. «Чероки» он оставил в трех кварталах от дома Эскобара на случай, если машину заметит полицейский патруль. Трэвен все еще не знал, насколько внимательно следит за ним Канеоки, хотя и не сомневался в том, что слежка ведется. Больше всего возмущало его, что за ним, сержантом полиции, следят его же товарищи. И все-таки он не захотел отказываться от представившейся возможности.

– Если все пройдет так, как мы задумали, поддержки не понадобится.

– А если понадобится, будем считать, что тебе чертовски не повезло.

– Не беспокойся, все будет в порядке.

– Мне не следовало отпускать тебя одного.

– У тебя не было выбора.

– Да нет же, был.

Трэвен повернул за угол. Подошвы кроссовок шлепали по тротуару. Дождь усилился, посыпались крупные капли. Трэвен съежился, вспоминая о двух убитых женщинах.

– Чем сейчас занимается Эскобар? – спросил он, включив микрокристалл связи.

– У него вечеринка. Просто удивительно, что после тридцати лет работы на картель он все еще полон жизни. Этот сукин сын способен перепить любого из нас, а когда мы полностью отключимся, еще провозгласит тост за наше здоровье.

– Он знает, что Очоа арестован?

– Не имею представления. Мы не в состоянии прослушивать, что у него происходит, а сплетни на улицах о сеньоре Эскобаре стали за последнее время очень редкими и сдержанными. Тебе не кажется, что Эскобар ушел в тень, когда его молодой конкурент начал выдвигаться на первый план?

– Пожалуй, ты прав.

– Странно, но мы никогда раньше об этом не думали.

– Были слишком заняты текущими делами. Оглядываться назад всегда легче, да и проще делать выводы. – Трэвен посмотрел на небоскреб Хсинг. В дневное время он казался таким красивым – гигантское здание из бетона и цветного стекла, жильцы которого принадлежали к числу самых богатых людей Далласа. Однако ночью, когда верхние этажи терялись в темных тучах, окружающих их, подобно крепостному рву, небоскреб походил на зловещую крепость, пользующуюся темнотой в качестве одного из своих оборонительных сооружений.

– Когда ты в последний раз встречался с Эскобаром

лицом к лицу? – спросил Ковальски.

– Шестнадцать месяцев назад.

– Насколько я помню, в тот раз вы расстались отнюдь не друзьями.

– Верно.

– Он может прийти к выводу, что депортация из Соединенных Штатов не такая уж большая цена за твое убийство. Ты об этом подумал?

– Да. Но не стоит забывать, что Эскобар играет роль посла Колумбии в США, ему нравится здесь жить. Даллас стал для него таким же родным домом, как и Медельин, да и заниматься бизнесом здесь очень удобно.

– Не говоря об огромных доходах, к которым он привык.

– Совершенно верно. И это еще одна причина, по которой он не станет пытаться убить меня сегодня вечером.

Ковальски промолчал. Доводы Трэвена его явно не убедили.

Трэвен стоял напротив небоскреба Хсинг и думал о том, что даже если телохранители Эскобара еще не успели обратить на него внимания, то уж охранники здания наверняка взяли на заметку.

– Кого из своих парней направил сюда департамент по борьбе с наркотиками?

– Это не парень, а дама.

– Гибсон?

– Да.

– Она не возражала против сценария сегодняшней встречи?

– Нет, при условии, что мы обо всем поставим ее в известность. Она – настоящий профессионал, преследует Эскобара и его людей дольше нас с тобой. Я не говорил тебе о том, что мне удалось наконец узнать, сколько ей лет?

– Нет.

– Ты ведь знаешь, насколько косметическая хирургия, к которой прибегает департамент для омоложения своих сотрудниц, играющих роль роковых женщин, замедляет процесс старения. Оказалось, мы с тобой вполне могли бы в младенческом возрасте играть у нее на коленях.

– Не удивительно, что она до сих пор так и не поддалась на твои ухаживания.

– Но ведь в преодолении сопротивления и заключается вся прелесть обольщения дамы. Теперь, когда мне известен ее возраст, я усыплю Гибсон цветами и коробками шоколада. Сообщу, когда добьюсь успеха.

– Смотри только не вздумай болтать слишком много про свои победы, а то мне придется носить тебе цветы и шоколад в больницу. Может быть, ты сможешь пить шоколад через соломинку, а когда снимут повязку со сломанного носа, насладишься ароматом цветов.

Смех Ковальски был таким же резким и грубым, как пронизывающий ветер.

– Пора приступать к делу, – сказал Трэвен и, склонившись вперед, навстречу холодному ветру, перебежал через улицу.

Вживленный в голову микрокристалл связи он оставил включенным на передачу. Трэвен знал, что, оказавшись внутри здания, он будет чувствовать себя отрезанным от напарников, к которым привык за время проведения групповых операций. Кроме того, если режим работы кристалла связи не будет изменяться, то и охранные сирены внутри здания не включатся, и тогда Ковальски сможет вести магнитофонную запись всего разговора.

На другой стороне улицы он пошел шагом, все еще держа руки в карманах. Подойдя к входу, Трэвен нажал на кнопку, двери раздвинулись, и он вошел в вестибюль. Капли дождя стекали с плаща на покрытый ковром пол. Как только выяснилось, что отпечаток большого пальца Трэвена не принадлежит ни одному из жильцов, к нему поспешила пара охранников из службы безопасности небоскреба. Трэвен медленно, чтобы не встревожить охранников, достал руки из карманов и раскрыл бумажник, к которому был приколот золотой значок детектива.

– А документы у вас есть? – спросил один из них.

– Этого не требуется, – покачал головой Трэвен. – Я получил приглашение.

– От кого?

– От Эваристо Эскобара.

Сотрудники службы безопасности с сомнением переглянулись.

– Вы не будете возражать, если мы позвоним ему

и проверим?

– Ничуть.

Один из охранников остался в двух шагах от Трэвена, как то предписывали правила, а его партнер подошел к телефону внутренней связи небоскреба.

– Что мне доложить сеньору Эскобару – кто вы?

– Трэвен. Мик Трэвен.

Охранник что-то произнес в трубку, но так тихо, что Трэвен не слышал ни слова. На лице охранника появилось озадаченное выражение. Он повесил трубку.

– Сказал, чтобы вы поднимались прямо к нему.

Трэвен подошел к лифту, вошел в кабину и повернулся к охранникам, ожидая, что они введут необходимый цифровой код.

– Этот лифт не поднимет вас к Эскобару, – сказал охранник. – Один из его людей будет ждать в вестибюле на сорок седьмом этаже и проводит вас дальше.

Трэвен кивнул, и двери кабины закрылись. Он наблюдал за тем, как огонек перебегал по цифрам этажей со скоростью сердцебиения. Потные от волнения руки сжимали рукоятки крупнокалиберных пистолетов.

На сорок седьмом этаже раздался мелодичный звонок, двери кабины лифта открылись, и смуглая молодая женщина в вечернем платье пунцового цвета, демонстрируя ослепительную белозубую улыбку, вошла в кабину. Она обратилась к Трэвену по-испански, и он ответил ей на том же языке. Женщина провела серебряной карточкой по экрану сканирующего устройства, и лифт снова начал подниматься.

Трэвен восхитился ее вечерним платьем, расспросил о вечеринке в пентхаусе и вообще болтал не умолкая. Сейчас был момент, который больше всего беспокоил Ковальски, – в течение нескольких секунд Трэвен находился вне поля зрения. Звуки разговора, доносящиеся по открытому каналу связи, дадут полицейским понять, что с ним все в порядке. Несколько лет назад отдел по борьбе с наркотиками снял квартиру с окнами, выходящими на апартаменты Эскобара в здании напротив, и после длительных переговоров договорился о совместной оплате аренды с федеральными агентствами, проявляющими интерес к колумбийцу. С тех пор Эскобар находился под постоянным наблюдением и жил подобно золотой рыбке в аквариуме.

Лифт остановился, двери снова раздвинулись, и Трэвен оказался в вестибюле, полном тропических растений. Было тепло и влажно, словно в джунглях. Детектив вежливо отказался от предложения женщины снять плащ.

Она провела его по коридору к плавательному бассейну в северо-восточной части здания. Весь этаж представлял собой пентхаус и принадлежал Эскобару, а он превратил его в настоящий дворец.

Керамические плитки разных оттенков светло-пурпурного цвета украшали стены плавательного бассейна. В противоположных углах помещения находилось два бара, за их стойками стояли бармены, обслуживающие около тридцати гостей, большинство которых были прелестные женщины, одетые в купальные костюмы. На изготовление каждого из них ткани потребовалось не больше, чем на носовой платок. Трэвен пришел к выводу, что журнал «Спорте Иллюстрейтед» мог бы посвятить целый номер демонстрации купальных костюмов, представленных здесь.

Мраморные статуи обнаженных женщин стояли в вечном ожидании вокруг бассейна. Вдоль двух стен вытянулись ряды мраморных колонн. Противоположная стена была прозрачной, сделанной из пуленепробиваемого поляризованного стекла. На стеклянную крышу над головой лился дождь, потоки воды стекали по специально сконструированным желобам.

Сам Эваристо Эскобар – крупный мужчина с темной кожей, с заросшими черными волосами грудью и животом, одетый в темно-бордовый бархатный халат и сандалии – сидел в шезлонге на противоположной стороне зала. У него была большая круглая голова, огромная лысина, окруженная венчиком черных, коротко подстриженных волос. Большие усы под крючковатым сломанным носом. Глаза походили на отверстия, просверленные в голове тупым сверлом.

Представитель Медельинского картеля улыбнулся и жестом пригласил Трэвена подойти к нему.

Белокурая официантка в крошечном бикини, едва скрывающем пышные формы, колышущиеся при ходьбе, остановилась перед Трэвеном, держа в руках серебряный поднос, уставленный стаканами, и приветливо улыбнулась:

– Хотите что-нибудь выпить?

– Да, конечно. Как насчет апельсинового сока?

– Может быть, что-нибудь покрепче?

– Боюсь, тогда я не смогу сохранить воспоминания о вашей красоте.

Девушка смутилась, повернулась и исчезла в толпе полуголых гостей.

Трэвен поднялся по ступенькам, ведущим к шезлонгу Эскобара. Тут же трое мужчин в легких куртках и плавках направились к детективу с разных сторон, но Эскобар повелительным жестом отослал их обратно.

Он встал и указал Трэвену на стоящее рядом кресло. На лице представителя колумбийской наркомафии в США появилась широкая улыбка.

– Я обменялся бы с вами рукопожатием, сержант Трэвен, однако не уверен, какова будет ваша реакция. Мне хочется, чтобы наша встреча прошла как можно безболезненнее, а раненые чувства не будут содействовать этому.

Трэвен опустился на край кресла и окинул взглядом

плавательный бассейн и панораму освещенного города

за стеклянной стеной.

– Вы уже попросили принести что-нибудь?

– Да.

– Отлично. Мне не хочется, чтобы вы чувствовали себя еще более неловко, чем сейчас. – Эскобар взял стакан с фруктовым коктейлем со стоящего рядом столика и начал пить через соломинку.

Появилась блондинка с серебряным подносом, и стаканом апельсинового сока. Трэвен взял с подноса стакан.

– Можете не беспокоиться о том, что вам что-то подсыплют в стакан, – заметил Эскобар.

– Я знаю. Это не ваши методы.

Улыбка на лице колумбийца была искренней.

Как и в прошлом, Трэвен не мог подавить в себе чувство уважения к Эскобару. У представителя наркомафии было свое отношение к жизни, свои собственные законы, которых он никогда не нарушал. Такое поведение Эскобара выделяло его в обществе, члены которого не обращали, казалось, никакого внимания на существующие правила.

– Поскольку мы с вами руководствуемся совершенно различными принципами и стремимся к разным целям, – произнес Эскобар, – мне трудно предложить такой тост, за который нам можно было бы выпить.

– За прекрасную подачу Херва Уилкоксина, – поднял стакан Трэвен.

– Да, полагаю, у нас все-таки есть общие интересы, – засмеялся Эскобар.

– Сотрудники отдела по борьбе с наркотиками обычно занимают прекрасные места позади вашей ложи на стадионе, – ответил Трэвен. – Помню, мне доводилось присутствовать на отличных матчах по бейсболу, когда я следил за вами.

Эскобар отпил из своего стакана.

– Когда начнется новый бейсбольный сезон, я приглашу вас расположиться в моей ложе. Таким образом, вы сможете следить за мной, наслаждаясь кондиционированным воздухом.

– Боюсь, это не понравится моему боссу.

– Он так и не научился доверять вам?

– Он научился не доверять никому.

– Тогда что он скажет по поводу нашей сегодняшней встречи?

– Ничего – если не узнает о ней.

– Но вы пришли сюда, рискуя вызвать его неодобрение?

– Да.

Эскобар взял из коробки длинную зеленую сигару, предложил сигару и Трэвену – тот отказался, маленькими ножницами отрезал конец и закурил, выпуская огромные клубы серо-голубого дыма.

– Я слышал, вас перевели из отдела по борьбе с наркотиками.

– Да, это верно. – Трэвен посмотрел прямо в черные глаза Эскобара сквозь табачный дым.

– Вашего преемника еще не назначили?

– Скоро назначат.

– Тогда, раз вы больше не работаете в отделе по борьбе с наркотиками, чем вызвано ваше появление здесь?

– Луисом Очоа.

Эскобар покачал головой, стряхивая пепел в большую зеленую пепельницу.

– Не имею к этому ни малейшего отношения.

– Он служит у вас.

– Служил. В прошлом.

– Как случилось, что он ушел от вас? Эскобар выдохнул облако дыма:

– Это длинная история.

Трэвен развел руками, стараясь не отводить их далеко от карманов плаща.

– Сегодня вечером у меня много времени. Создалось впечатление, что Эскобар задумался.

– Вы помните наш последний разговор, сержант Трэвен?

– Да.

– С тех пор прошел один год четыре месяца и двенадцать дней. – Эскобар посмотрел на детектива откровенным взглядом, словно размышляя. – Тогда вы поклялись, что не пожалеете сил, чтобы выслать меня из страны, ликвидировать или посадить в тюрьму. И я поверил вам.

– Я по-прежнему придерживаюсь такой точки зрения.

– Верю. – Эскобар отпил из стакана, затем перевел взгляд на одетых в бикини красавиц, расхаживающих вокруг бассейна, глядя на них невидящими глазами. – Наш разговор состоялся после того, как вы потеряли одного из своих людей, погибшего от рук моих парней. Несмотря на возможности косметической хирургии, вы так и не избавились от шрама, оставшегося после полученного вами тогда ножевого ранения.

Трэвен молчал.

– Почему вы не согласились на операцию?

– Шрам служит напоминанием о том, как опасна легкомысленная самонадеянность.

– Горькое напоминание.

– Зато я многое понял.

– Да, похоже на это. С тех пор вы стали очень опасным противником.

Трэвен никак не отреагировал на слова Эскобара.

– Значит, я правильно полагаю, что сегодня вечером вы приняли все необходимые меры предосторожности?

– Надеюсь.

– И вот мы беседуем снова, – кивнул Эскобар.

– Да.

– Хотите, чтобы я помог вам?

– Мне кажется, мы можем помочь друг другу.

– И вы пойдете на такой шаг?

– Мне больше нравится враг, которого я знаю, чем неизвестный противник.

Эскобар засмеялся. Это был искренний смех. Он подозвал к себе одну из официанток и заказал еще по стакану сока.

– Господи, Трэвен, вы нравитесь мне. Честное слово, я буду жалеть, когда в одну прекрасную ночь вас убьют. Мне бы не хотелось стать свидетелем этого.

– Если вы станете свидетелем моей гибели, вас арестуют по обвинению в убийстве и самое меньшее вышлют из страны.

– Это верно.

Официантка принесла полные стаканы, забрала пустые и ушла.

Один из телохранителей Эскобара подошел к нему, наклонился и зашептал на ухо, указывая на что-то

пальцем.

Трэвен посмотрел в этом направлении и сразу заметил приближающегося к ним молодого мужчину.

Эскобар провел ладонью по лицу, и спокойное выражение с него мгновенно исчезло.

Молодой мужчина был худощав и смугл, длинные темные волосы падали на плечи. Тело покрыто многочисленными шрамами от ножевых и пулевых ранений. Его лицо искажала злобная гримаса. Он говорил с заметным акцентом.

– Так это, дядя, и есть тот самый полицейский, который причинил нам столько неприятностей?

– Прошу у вас извинения за поведение моего племянника, – произнес Эскобар, не глядя на Трэвена. – Он забывает, в чьем доме находится, и не знает, что благородный человек не убивает тех, кто находится под крышей его дома.

– Кому нужно твое благородство? Сидишь рядом с одним из тех людей, кто несет наибольшую ответственность за подрыв твоего влияния, и не собираешься ничего предпринимать. Твоя слабость ставит в неловкое положение всю нашу семью!

Телохранители быстро приблизились к Эскобару, но тот сделал жест рукой, и они послушно отошли. Он презрительно посмотрел на своего племянника:

– Значит, ты хотел бы убить его, Пабло? Убить здесь, в моем доме, и допустить, чтобы тебя арестовали, а меня выслали из страны и я навсегда утратил возможность управлять делами, лично наблюдая за всем, принимая непосредственное участие в решении возникающих проблем?

– Я могу поручить сделать это одному из моих людей. Тогда вышлют его, а не тебя. – Пабло не сводил с Трэвена взгляда, полного ярости.

Сердце Трэвена забилось чаще. Он пристально смотрел на младшего члена клана Эскобаров.

– Ты приехал сюда недавно, племянник, и многого не знаешь. В этой стране проблемы не всегда решаются с помощью ножа, пули или взрывчатки. Часто необходимо прибегать к хитрости и обману. Ты не умеешь пользоваться ни тем, ни другим.

Пабло потряс сжатым кулаком перед лицом пожилого колумбийца.

– Зато умею не склоняться перед этими людьми, не искать их благосклонности.

– Тогда, значит, ты еще больший дурак, чем я предполагал.

– Я могу убить его прямо сейчас и избавить тебя от него раз и навсегда. – Пабло сделал шаг вперед.

Трэвен поставил стакан на столик и сунул руку в карман плаща, не зная, как обернутся дела.

– Немедленно прекрати! – скомандовал Эскобар, повелительно подняв руку. – Еще один шаг, Пабло, и я сам застрелю тебя, пока мы все не погибли из-за твоей глупости.

Трэвен всмотрелся в красные от алкоголя глаза. Было очевидно, что парень колеблется, не зная, подчиниться или поступить по-своему.

– Неужели ты думаешь, что сержант Трэвен, хорошо зная меня, войдет в мой дом, – продолжал Эскобар, – не приняв каких-то мер, способных защитить его или по крайней мере уравнять шансы?

Пабло молчал.

– При первом же движении, – произнес Эскобар, обращаясь к телохранителям, – убейте его.

Пабло нервно моргнул.

– Сержант Трэвен, покажите этому несдержанному идиоту, что вас следует принимать всерьез, – сказал Эскобар и откинулся на спинку шезлонга, презрительно глядя на молодого мужчину.

Трэвен поднял вверх левую руку – правая была по-прежнему опущена в карман плаща и сжимала рукоятку пистолета – и подал сигнал.